3724033_Anna_SHvellerMyach_i_skripkax

Мяч и скрипка
Журнал "Самиздат"
© Copyright Анна Швеллер
Рассказ: Проза
Оригинальные произведения
Аннотация:
Яой. Рассказ о любви двух совершенно разных парней и о том, как они пыталсиь
разобраться, что же им делать с этой любовью.
Мяч и скрипка.
Воронцова Анна.
*******
Я услышал голоса, сразу, как только покинул школьный двор. Три парня, даже не
боясь, что их могут увидеть учителя, накинулись на одного. Три бритоголовых, из тех, что
расплодились в последнее время, в черных кожаных куртках. На вид им было лет по
четырнадцать, не слишком здоровые. Они толкали худого паренька, я узнал его, тот
учился в параллельном классе. Он был тщедушным на вид, не сопротивлялся, к тому же
прижимал к груди футляр со скрипкой. Безобидный музыкант против трех злобных
скинов. Я просто не мог оставить все вот так. Безмерное чувство справедливости
заставило меня закипеть от праведной злости.
-Ну что скажешь, жидяра? - криво усмехнулся один из бритых парней.
Парень со скрипкой затравленно смотрел на них.
-Эй вы, придурки, - закричал я грозно, - вы чего к нему прицепились?
Бритоголовые посмотрели на меня, не отпуская свою жертву.
-Иди, иди, - сказал один из них, - тебя это не касается.
-Крутые, да? - усмехнулся я, - трое на одного. А слабо со мной подраться?
Не смотря на то, что их было трое, парни были не самыми смелыми, нападали только
кучками и на тех, кто послабее, моя же внушительная фигура баскетболиста и грозный
вид заставили их растеряться.
-Тебе оно надо? - не очень уверенно огрызнулся один скин.
-Пошли бы вы подальше, - сказал я зло.
Парня со скрипкой они сильно толкнули, тот упал на колени, не выпуская из рук
футляр. Я невольно восхитился, как он защищает свой инструмент. Скины двинулись на
меня, но пыл их остыл, когда я накостылял им по шее. Так-то, они только на вид грозные,
а на самом деле сопляки и трусы. Бритые поспешно удалились, а я им еще успел крикнуть
вслед, что если еще их увижу, то живого места не оставлю.
-Ты как, нормально? - спросил я у спасенного мной парня.
-Спасибо, - вымучено улыбнулся парень. Он отряхнул брюки. Я обратил внимания,
что его руки были чистыми, наверное, он их тоже берег, как и скрипку.
-Да не за что, - небрежно сказал я, разглядывая его.
Парень был немного пониже, чем я, черненький, смуглый, с короткими курчавыми
волосами, длинными баками на висках.
-Чего они к тебе привязались? - спросил я, кивая в сторону убежавших скинов.
-А ты не понял? - грустно спросил парень
Я покачал головой.
-Меня зовут Давид Бергман, - сказал он, - это тебе о чем-нибудь говорит?
-Чет Уиллс, - представился я, потом догадался, - ты еврей?
-Ну да, а эти типы страшно не любят евреев.
-Они придурки, - уверенно сказал я.
Давид кивнул, я понял, что ему-то от этого не легче.
-Я тебя знаю, - сказал он, - хотя, кто тебя не знает? Надежда школьной сборной.
Я усмехнулся:
-Да, ладно. А я что-то тебя не знаю. В каком ты классе?
-В "А", но естественно, что ты меня не знаешь. Я из тех, кто держится тихо.
-Ты музыкант? - я кивнул на футляр, который он крепко прижимал к груди, словно
ему еще угрожала опасность.
-Ага, скрипач. Поэтому для меня главное - беречь руки и скрипку. К тому же я не
умею драться.
Я согласно кивнул. Мы шли по улице, давно покинув школьный квартал. Оказалось,
что Давид живет на соседней улице, поэтому нам было по пути. Признаться, он меня
заинтересовал. Наверное, потому что я его раньше не знал, а я люблю новые знакомства.
До этого мне не приходилось общаться ни с одним скрипачом.
-Давно ты играешь? - спросил я, вовсе не из вежливости, мне действительно было
интересно, сколько можно играть на скрипке, пока не свихнешься.
-С пяти, значит - одиннадцать лет.
-И не надоело? Я хочу сказать, все кто играет на всяких классических инструментах,
обычно музыку забрасывают.
-Нет, мне нравится. Наверное, это стереотип - маленький еврейский мальчик со
скрипкой. Но мне действительно нравиться играть.
Мы разговорилась, как старые приятели, совсем не чувствовалось никакого барьера
в общении. Удивительно, но мне было интересно с этим незнакомым парнем, он так
отличался от всех моих друзей и знакомых.
-Вот и мой дом, - сказал Давид, кивая на красивый большой дом.
-Ого! - присвистнул я, - шикарно живете!
-Просто семья большая, - улыбнулся Давид.
Он от души пожал мне руку и сказал:
-Спасибо большое, Чет, что вступился за меня.
-Не за что. Если что - зови меня. Я этим бритоголовым быстро задницу надеру.
Давид улыбнулся и скрылся в дверях своего дома.
*******
Как мне надоело все это. Сколько себя помню, слышу эти слова, звучащие так
обидно и оскорбительно - "жид", "еврейская морда". Иногда я даже стыдился этого, к
немалому огорчению своей семьи. Но дальше обидных слов и недоброжелательных
взглядов никогда не заходило, а теперь, несколько недель назад появились эти проклятые
фашисты, которые мне прохода не дают. Обычные ребята, не слишком смелые, не
слишком умные. Вся их сила - в толпе, как бараны идут за тем, кто выкрикивает - бей,
круши! Это страшно. Видеть такой тупой фанатизм в простых парнях, которые живут с
тобой в одном районе, которые считают, что могут все и им все дозволено. Пока меня не
били, просто шпыняли - так несколько синяков, разбитые коленки. Тетушки волнуются,
спрашивают, что такое, но я же не тряпка и не плакса, чтобы жаловаться. Хотя врать я не
люблю, но пришлось придумать оправдание - учусь кататься на велосипеде. Что поделать,
я не из тех парней, что могут постоять за себя. Приходиться терпеть, прятаться, я не трус,
но я всего лишь миролюбивый музыкант, поэтому приходиться унижаться. Странно, что
этот парень, Чет, вступился за меня. Он крутой, звезда школьной баскетбольной команды,
мечта всех девчонок. Он не из тех, кто будет сбегать, если ему угрожает опасность. Я
всегда думал, что он не знает даже о моем существовании. Ведь Чет из тех парней,
которые имеют определенный круг друзей и не охотно кого-то пускают в эту элитную
группу. А вот он помог мне. Наверное, из чувства справедливости, желания помочь
слабому и беспомощному. Меня это не унизило, не задело, наоборот, стало приятно, что
есть такие люди, которые могут вступиться за кого-то. Я всегда так погружен в свои
мечты, что, наверное, со стороны выгляжу как чудик, который только и просит о помощи
всем своим видом.
Тетя Сара как всегда с беспокойством начала меня расспрашивать, где я задержался,
как только я переступил порог дома. Иногда мне хотелось, чтобы ее не оказалось дома,
когда я прихожу из школы. Просто уехала бы куда-нибудь на время. Я, конечно, ее очень
люблю, но эта опека меня утомляет. Не такой уж я беспомощный, каким кажусь. Но тетя
Сара всегда была рядом. Наверное, без ее хлопот и внимания дом перестал бы быть таким
родным и уютным. Вот только врать мне приходилось ей постоянно в последнее время, и
даже противно было. Но я знал, что охам и ахам конца не будет, если тетя Сара узнает,
что у меня неприятности. Еще всполошит всех родных, заставит переехать куда-нибудь.
Мне нужно думать не только о своей гордости, но и о том, как мои проблемы скажутся на
семье.
-Ты голодный, Давид? - заботливо спросила тетя Сара. Она всегда беспокоилась о
моем питании, считая, что я слишком худой. Что ж, может, она была права.
-Нет, тетя. Я лучше пойду заниматься.
-Иди, мальчик, занимайся, - с трепетом сказала тетя.
Мой музыкальный талант все считали божьим даром, поэтому мои занятия были
чуть ли не священны для всех. Когда я играл, никто не смел меня потревожить. И мне
нравилось это время. Я принадлежал только себя, своим мыслям, а не находился под
неусыпным вниманием многочисленных родственников.
Не могу описать, что я чувствую, когда касаюсь струн смычком. Это как полет,
невесомость. Будто музыка, которая разливается в воздухе, это река, и она несет меня
куда-то, качая на медленных волнах. Музыка была для меня чем-то непостижимым,
таинственным и вместе с тем - родным. Как я был благодарен моей маме, которая первая
разглядела во мне настоящий талант и сумела поддержать мои начинания.
Скрипка печально запела. Эту мелодию я сочинил в память о матери, и играл я ее
только, когда меня начинали мучительно терзать воспоминания о ней. В последнее время
это случалось слишком часто. Наверное, потому что она была единственной, с кем я
действительно мог поделиться всем, что творилось у меня на душе. Только она сумела бы
меня понять и поддержать. Только она была для меня настоящим другом. Единственным...
А сейчас только музыка была моим другом. Она понимала меня, а я - ее. Смычок
всегда был так послушен, словно сам знал, как и какие струны нужно задеть, чтобы
появилось волшебство. Полированное гладкое дерево приятно касалось подбородка, и в
этот момент я готов был играть вечно. Благо, что моя комната для занятий в мансарде
была хорошо изолирована, так что я никого не тревожил музыкой. Но разве может музыка
кому-то помешать?
+++++++++
Я ужасно вымотался после тренировки, поэтому как мешок с песком плюхнулся на
скамью в раздевалке.
-Эй, Чет, ты сегодня клево играл, - сказал Кевин, - на чемпионате мы им покажем!
В последние дни Кевин не мог ни о чем другом говорить, кроме предстоящего матча.
Я, конечно, тоже его ждал, но иногда просто хотелось сменить тему. Наверное, поэтому и
было приятно вчера поболтать с тем парнем, и ни о чем-нибудь, а о музыке! Сказать кому,
не поверят. Да, я обожаю баскетбол, но только на площадке, в остальное время мне
хочется думать и о других вещах. Но не все могут это понять.
-Надерем задницу школе Бенсона, - радостно орал Кевин под душем.
Я итак знал, что надерем, а потом еще и подеремся после игры, это уже как
традиция. Обидно, что игра превращается в какую-то разборку между группировками.
Мне все равно, сколько побед у нашей команды. Сколько задниц мы там надрали. Меня
волнует только игра, ее красота, ее азарт, скорость. Обожаю, когда тело легкое и быстрое,
сжимается или распрямляется в прыжке, как тугая пружина, когда мяч делает то, что
приказывают ему руки. Это стоит любых проигрышей. Игра для меня ценна только ради
нее самой, а не ради престижа, от которого я уже порядком устал. И обожание девчонок я
бы хотел получать не за это, а за свои личные качества. Наверное, я просто романтик.
Наверное, нужно принимать все таким, как есть.
Кевин еще трепался о чем-то, кажется о свиданиях. После баскетбола, девчонки его
любимая тема. Я, конечно, тоже люблю поговорить о девчонках, но только не с таким
пошляком, как Кевин. Он, похоже, не знает, что девушек нужно уважать, а не только...
После душа мои волосы еще не высохли, но было уже совсем тепло, настоящее лето,
мне нравилось, как теплый ветерок ласкал мои еще влажные волосы и лицо.
После занятий я отправился прямиком на баскетбольную площадку в парке. Моей
усталости как не бывало. Вот где настоящая игра! С этими ребятами я встречался только
здесь, просто так мы не общались, но это и не важно. Зато как они играют! Красиво,
честно, не за обожание и почести. Только ради удовольствия. И усталость после такой
игры была очень настоящей, но приятной. Я не спеша возвращался домой, подгоняя себя
уговорами, что уроки еще не сделаны, а завтра контрольная по химии и надо хотя бы
открыть учебник. Я всегда хожу пешком. Это и приятно и для здоровья полезно. Правда,
квартал у нас не безопасный, особенно по вечерам, но чего мне бояться? Я же парень
крутой.
Опять я увидел эту сценку, мне даже показалось, что это повтор. Только на этот раз
из губы Давида текла кровь. Довольный скин заехал ему кулаком по лицу. А бедный
парень только с ненавистью смотрел на них, прижимая к груди драгоценный футляр со
скрипкой. И есть же на свете такие беспомощные люди, которые сами не в силах постоять
за себя, а всякие уроды этим пользуются.
На этот раз мне тоже досталось, так что из носа кровь потекла, но и молодые
недоумки-фашисты без хорошего мордобоя не остались. И ничего, что я один, а их трое.
Давид протянул мне носовой платок и грустно улыбнулся.
-Опять тебе пришлось вступаться за меня.
-Ну и что? - я бодро улыбнулся, - музыканты народ утонченный, а скины - тупые. К
тому же это не только из-за тебя. У меня иногда просто руки чешутся прибить когонибудь из них.
-А я против насилия, - заявил Давид.
-Понятно, - кивнул я, - слушай, они что, к тебе все время цепляются?
-Но ведь я же все время жид, - горько усмехнулся Давид, - с этим ничего не
поделаешь.
Я согласно кивнул.
-А чего ты так поздно здесь делаешь?
-У меня были занятия по музыке, - объяснил Давид.
-Далековато что-то, - задумчиво заключил я.
Улица, по которой мы сейчас шли, находилась в нескольких кварталах от нашего.
-Зато преподаватель хороший.
-Слушай, тебе ведь так опасно ходить, - вдруг решил я, - я этих типов знаю. Они
иногда бывают очень злыми.
-Будто я их не знаю, - опять невесело усмехнулся Давид, - а что поделать?
-А твои родители как относятся к тому, что тебя дискриминируют?
-Слово-то какое! - улыбнулся парень, - думаешь, я такой нюня, что буду плакаться
родителям? Нет, я сам как-нибудь разберусь.
-Слушай, - решил я, - раз уж мы живем рядом, то можем вместе ходить, так
безопаснее.
Вот придумал, даже самому смешно стало. И Давид засмеялся.
-Ага, за ручку будем ходить, - съязвил он, - этим парням это еще больше понравится.
-Да что такого? - небрежно сказал я, - ты что всегда по одиночке ходишь? Никогда с
друзьями не ходил?
-У меня нет друзей, - печально произнес парень.
Такой тоски я не видел никогда. Даже не по себе стало. Как это, нет друзей? Даже не
с кем потрепаться, возвращаясь с занятий?
-Не то, чтобы вообще не было, - пояснил Давид, - ну, есть знакомые, приятели. Но
это, знаешь ли, не то. У всех свои дела.
-Тогда нам в срочном порядке нужно становиться друзьями, - выпалил я. Странно,
после небольшой драки у меня было какое-то легкое настроение.
-О, как просто, - усмехнулся Давид, - раз и все! Друзьями так не становятся.
-Нет, я все понимаю. Ну, не так что б друзья прямо до гроба, и в огонь и в воду друг
за друга. Но ты знаешь, я теперь чувствую себя в некоторой ответственности за тебя.
-Мы в ответе за тех, кого приручили?
Я кивнул. Как непонятно, с Давидом было так легко разговаривать. Он все понимал.
Наверное, именно так и становятся настоящими друзьями - встречают человека, который
понимает тебя, которому не нужно лишний раз что-то объяснять, доказывать.
-Ну ладно, - кивнул Давид, - мы вроде как пока знакомые. Это ведь первый шаг к
дружбе.
-Ага, большой и крепкой, - улыбнулся я, - так что? Будем ходить вместе и
прикрывать спины друг друга?
Давид кивнул, потом сказал с улыбкой.
-Наверное, я бы пошел с тобой в разведку, Чет.
*****
Как классно. Вот уж представить не мог, что смогу найти общий язык с самим Четом
Уиллсом. А он сам захотел, чтобы мы стали друзьями. Знаю, это звучит по-детски: "Давай
дружить и защищать друг друга". В конце концов, а почему нет. Да, я и Чет - это как небо
и земля. И что с того, друзьями порой становятся самые непохожие люди. По крайней
мере, это противное чувство неуверенности пропало.
Некоторые люди заводят друзей очень быстро, им не нужно долго знакомиться. Так
у Чета, наверное, и есть. Он общительный, и людям нравиться с ним общаться. А вот мне
всегда было трудно, мне казалось, что меня не понимают, что я не похож на обычных
людей. Всегда погружен в какие-то свои мечты. А люди всегда опасаются таких чудиков,
как я. Опасаются тех, кто не подходит под определение обычного человека. А я обычный?
Нет. И никто не обычный. Каждый человек особенный, если только он не пытается этого
скрыть. Вот Чет - он изо всех сил пытается быть обычным, этаким своим в доску рубахапарнем. А я-то знаю, по нему вижу, что такая привычная обыденность его не устраивает.
Наверное, он по природе бунтарь и способен выкинуть что-то, чего от него никто не будет
ожидать. А я не такой. Я хотел бы быть бунтарем, но не могу. Слишком я нерешителен, да
еще и люди, которые меня любят и верят в меня - разве могу я сделать что-то, что огорчит
их, не оправдает надежд. Нет, я слишком завишу от своей семьи, чтобы посметь сделать
что-то, что им не понравиться.
Странно, но в общении с Четом я как будто находил эту разрядку, словно делал чтото непохожее на меня, но в тоже время совсем безобидное. Чет действительно отличался
от ребят из привычной мне среды. Но, в конце концов, я жил не под стеклянным
колпаком, учился в обыкновенной школе. А там таких интеллигентиков, как я - раз два, и
обчелся. Надо же общаться и с реальными, как говориться, людьми.
-А чем ты кроме музыки-то занимаешь? - спросил меня Чет.
-Да почти ничем. У меня не много развлечений.
-А музыка для тебя что, развлечение или все-таки призвание?
Серьезный вопрос. Мне нравилось, что Чет часто задает серьезные вопросы. Это
что-нибудь да значит. Значит, не такой уж я ненормальный, каким уже привык себя
считать.
-Думаю, что все-таки призвание. А почему ты так спросил?
Чет пожал плечами.
-Не знаю. Я не слышал, как ты играешь. Но почему-то мне кажется, у тебя большой
талант. А талант - это ведь здорово. Это вызывает уважение и восхищение.
-Да, наверное. А твоя игра, разве не талант?
Чет фыркнул.
-Да ты что? Как такое можно сравнивать? То музыка, искусство. А то - баскетбол.
-Разве спорт не может быть искусством? - спросил я.
-Ну, это смотря как играть.
Наверное, со стороны это выглядело забавно, даже несколько подозрительно - будто
Чет провожал меня из школы, а потом еще с уроков музыки. Но это было не так. В школе
он вел себя со мной так, как со своим другом. Подозреваю, что его знакомые и приятели
недоумевали: "чего ты возишься с этим музыкантом?" или "с этим евреем?" Какая
разница. Большинство друзей Чета пустоголовые горы мышц, на которых только и
западают девчонки. Они думают, он покровительствует мне, чтобы польстить своему
самолюбию. Им просто не понять, что Чет не такой, что у него еще и мозги есть, и мысли
свои, которыми с кем-то хочется поделиться. Так, наверное, и получилось, что мы в лице
друг друга как бы обрели родственную душу. Это хорошо, когда тебя понимают. Такого
спокойствия я не чувствовал с тех пор, как умерла мама. И так хорошо, что теперь есть
человек, которому можно рассказать о наболевшем, может не обо всем, не сразу. Да
думаю, и у Чета есть те мысли, которыми он не со всяким может поделиться.
++++++++
Давид оказался классным парнем. Знаю, с виду он такой замухрышка, но чувствую,
что это тот человек, которому я смогу рассказать все-все. А он выслушает, да еще и
поможет. Я только в книжках читал про таких друзей, на которых можно по-настоящему
опереться, а в жизни как-то встречать не приходилось. Наверное, не каждый подойдет для
такой роли - друга. И звучит-то как, странно. В наше время какие могут быть верные
друзья, правильно? Есть приятели, с которыми ты учишься, играешь, выпиваешь, ходишь
на тусовки. А для души-то что? Где те верные друзья детства, с которыми мы мечтали о
невероятных приключениях? Повзрослели? Да нет, это ведь не от возраста зависит. А от
искренности людей по отношению друг другу. Иногда надоедает все, быть в центре
внимания. Хочется простого понимания, и вряд ли его найдешь там, где тебя считают
крутым парнем. Разве бывают проблемы у крутого парня, разве мучают его сомнения?
Нет. А меня мучают. Потому как я живу, расту, меняюсь. Не вечно же мне быть
безмозглым баскетболистом.
-Мам, ты веришь в дружбу? - невольно спросил я у матери.
-В настоящую дружбу? - мама подняла свои красивые брови, как делала, когда
задумывалась.
-Ну да, в крепкую мужскую дружбу.
-А то как же. Только пол тут ни при чем. Просто есть люди, на которых ты можешь
опереться в любой момент, и ты гордишься, что знаешь таких людей.
-Как Боб?
-Да, как дядя Боб. Если ему плохо, то я всегда стараюсь помочь, а когда проблемы у
меня - он всегда рядом. Вот так-то.
Мама определенно много знала о жизни. Она у меня вообще замечательная. Для
меня она самый близкий и дорогой человек. Я просто горжусь своей мамой. Мне все
равно, считают меня маменькиным сынком или нет. Я такой и есть. С мамой мы точно
настоящие
друзья.
Она
необыкновенно
понимающая.
Все
мои
проблемы
она
воспринимает как свои собственные. А еще она такая деятельная, активная, решительная,
умеет добиваться всего, что задумает. Иногда мне стыдно, что ей приходиться пахать,
чтобы обеспечить нас двоих, но она строго запретила мне работать, сказав, что я должен
уделять все время моим тренировкам. Она очень серьезно относится к моему увлечению
баскетболом и считает, что у меня есть будущее в большом спорте. Не могу с ней спорить.
Ее вера в меня очень помогает и вселяет уверенность.
Отца своего я не видел с шести лет. Мы о нем никогда не разговариваем. Я лишь
знаю, что она прогнала его. Помню, как он возвращался с работы, пьяный вдрызг,
усаживал меня к себе на колени, обдавая лицо дыханием, пропахшим дешевым виски, и
начинал разглагольствовать:
-Знаешь, Джеки, настоящему мужчине просто необходимо время от времени выпить.
Это святое...
Только это "время от времени" повторялось чуть ли не каждый день Я помню, какой
усталой и измученной была тогда моя мама, как она ругалась каждый день с отцом. Она
всегда держалась смело и уверенно, никогда не позволяла отцу себя ударить, унизить. Не
понимаю, как они смоги прожить вместе восемь лет. В один прекрасный день ей надоело
все это терпеть, и мама просто прогнала отца из дома. Потом они развелись, мы
переехали. И больше я о нем никогда не слышал, и даже рад был, что этот алкаш не будет
портить жизнь моей матери. Дядя Боб, муж сестры моей матери, тогда очень нам помог с
новым жильем, с работой для мамы. Он всегда был не просто родственником, но и
близким другом. Мама моя, получив свободу, словно расправила плечи. Она стала
спокойной, уверенной, даже помолодела, и теперь выглядела как двадцатилетняя девушка,
ну ничуть не вру. Нас с ней иногда принимают за парочку влюбленных, когда мы ходим
по улице, взявшись за руки. И меня гордость распирает от сознания, что это - моя мать!
Сейчас она работает секретарем в престижной фирме, работа ей нравиться, и получает
неплохо. Подозреваю, у нее роман с шефом, но она не говорит со мной об этом, может,
стыдится. Я просто хочу, чтобы она не растрачивала себя, а нашла стоящего мужика,
который будет ее ценить и уважать.
Мама готовила салат, а я пытался ухватить кусочек помидора из чашки. Она
шлепнула меня по руке.
-А ну-ка брысь. Нечего хватать из чашки, подожди, пока я приготовлю.
-Тебе помочь? - участливо спросил я.
Но мама как всегда отказалась.
-Тебя опасно подпускать к приготовлению еды. Не твое это дело.
-Мам, слушай, я познакомился с парнем. Он еврей, и его этим постоянно попрекают.
-И что?
-Ну, что, разве это плохо - быть евреем? Почему их так не любят?
-Не знаю, - мама задумалась, - иногда люди бывают очень жестоки. Иногда - просто
непримиримыми националистами. Почему-то многие не любят, когда кто-то не похож на
них.
-Но это же тупо, - возмутился я.
-Согласна. Но с этим ничего не поделаешь. А ты, оказывается, у меня такой
справедливый, Джек.
-Не называй меня Джек, - скривился я, - терпеть не могу это имя.
-Ну ладно, Чет, - поморщилась мама, а она не любила мое прозвище, - так что ты там
говорил о каком-то парне?
-А, его зовут Давид. Мы недавно познакомились. Его достают скинхэды, я уже два
раза их гонял. А он музыкант, понятное дело, постоять за себя не может.
-А ты, как Робин Гуд, защищаешь униженных и угнетенных, - пошутила мама.
-Ну не смейся, что такого.
-Нет, я не смеюсь. Это хорошо. Значит удалось мне в тебе воспитать порядочного и
честного человека. Так что за скинхэды, кто это?
-Да нацисты это. Придурки, - зло сказал я, - стадо баранов, вот они кто.
-Неужели такие типы сейчас есть? - удивилась мама.
-Ты как с луны свалилась. Да таких типов полно. У них в нашем районе своя
группировка.
Мама покачала головой, сокрушаясь о современным нравах. Иногда она казалась
мне чересчур наивной. Старалась видеть в людях только хорошее. Может это и неплохо,
но только странно, после ее-то непростой жизни.
Мало-мальски я сделал уроки. Учебный год подходил к концу, а я думать не мог об
учебе. Мне было жаль огорчать мать своими оценками, но ничего поделать не мог. Иногда
я действительно чувствовал себя тупым. Наверное, Давид учится хорошо. Может
попросить его со мной позаниматься. В конце концов, должны же друзья помогать друг
другу.
******
За ужином собралась вся наша большая семья - отец, дедушка Иосиф, тетя Сара, тетя
Ребекка, пришел дядя Аарон со своей женой Элен, дядя Натан, мой брат Исаак. Как всегда
мы прочитали молитву и приступили к еде. Даже ужин в нашей семье казался каким-то
ритуалом. Наша семья такая религиозная и традиционная, даже иногда это надоедает. Но
что я могу поделать, так уж у нас принято. Всегда так было. Не могу же я ослушаться.
Мне приходилось вести себя так и делать то, что от меня ожидали.
После ужина дедушка курил трубку и что-то рассказывал. Я помню, как в детстве
слушал со своими двоюродными братьями и сестрами его истории, в основном из
Талмуда. Дедушка был не просто религиозным. Он был жутким сионистом, и не любил
никого, особенно американцев. Мне кажется, это ничем не лучше того национализма, с
каким приходиться сталкиваться мне. Но я не спорил с дедушкой. Из уважения, может, из
жалости. Дедушка был таким старым, наверное, уже слабо соображал. Но я любил его
слушать. От его ровного голоса веяло спокойствием, непоколебимой уверенностью. Тетки
возились на кухне, отец со своими братьями обсуждали свои дела, наш семейный бизнес.
Предполагалось, что все перейдет и нам, но ни я, ни мой брат Исаак бизнесом не
интересовались. Да и кузены мои тоже. Но мне, по крайней мере, это было простительно,
ведь я музыкант. Исаак хотел стать юристом и сейчас учился в университете. Отец очень
нами гордился. И я был очень рад, что могу оправдать его надежды.
С Исааком мы не были особо близки, хотя он любил потрепаться о своей жизни в
общежитии. Папа бы очень удивился, узнав, что его сынок не такой уж скромный и
благообразный, каким казался на вид. Но я не думал его осуждать. В конце концов, Исаак
уже взрослый, ему самому решать, как жить, что делать. А Исаак любил гульнуть и
частенько мне докладывал о своих похождения. Да еще и ждал от меня ответной
откровенности. К сожалению, мне нечего было рассказать, даже если бы я хотел.
Сколько я себя помню, наша семья всегда держалась вместе, вместе ужинали,
ходили в синагогу, отмечали праздники. И в горе, и в радости. Думаю, это хорошо, что
есть на кого опереться в трудный момент. После смерти мамы, мы все еще сильнее
сблизились. Правда, иногда хотелось вырваться из этого размерного, привычного хода
вещей, но у меня бы на это решимости не хватило. Так что приходилось вести себя, как
примерному мальчику. Таким я и был всегда.
Чет попросил меня помочь ему по математике. Не знаю, почему он решил, что я в
ней разбираюсь, я, конечно, учусь хорошо, стараюсь, но больше из-за прилежности и
зубрежки, а не потому что понимаю. Он предложил пойти позаниматься в какое-то
спокойное место. Этим местом оказался берег небольшой речки, совсем недалеко от
города. Я удивился, потому что даже не знал о существовании такого места.
-Здесь мы в детстве строили запруду, - сказал Чет, - пытались рыбу ловить, он тут
уже сто лет ничего не водится.
-Интересно, как же тут можно заниматься математикой? - удивился я.
-А что? Тут спокойно, - невозмутимо сказал Чет.
-Спокойно, но неудобно. Мы что, будем сидеть на траве, а тетради на колени
положим?
-Да, так и сделаем, - Чет задумчиво посмотрел на речку, - сейчас бы искупаться.
-Холодно еще, - я поежился, глядя на воду, она казалась мне ледяной.
-Самое то, - уверенно заявил мой друг, стягивая с себя футболку.
-Ты, правда, решил купаться? - удивился я.
-Конечно, - Чет стянул кроссовки и носки и уже принялся за джинсы, - а ты не
хочешь искупаться?
-Нет, - покачал головой я, - я не такой закаленный.
Чет весело кинулся в воду и тут же закричал, как ошпаренный.
-Черт! Как холодно!
Я засмеялся, качая головой.
-Я же предупреждал.
Но парень еще поплескался, думаю, из упорства, потом влез, отряхиваясь.
-Не забрызгай меня, - раздраженно прикрикнул я.
Мне казалось, что математикой Чет совсем не хочет заниматься. Он присел под
дерево, сложив ноги по-турецки. Кожа его покрылась от холода пупырышками.
-Где ты успел так загореть? - спросил он меня.
-Я не загорал, я такой и есть.
-Странно, - удивился он, - а я все лето загораю, но никак не могу загореть.
-Мы будем сегодня заниматься? - напомнил я ему о цели нашего прихода сюда.
-Что-то не хочется. Слушай, а сыграй что-нибудь, - попросил он.
-Сыграть? - недоверчиво переспросил я.
-Ага, мне хочется послушать.
Я с сомнением посмотрел на него, а потом потянулся к своему футляру. Со скрипкой
я никогда не расставался. Я щелкнул замками и вытащил инструмент.
++++++++
Давид с таким трепетом достал скрипку, что я понял - она очень дорога ему. Нет, не
из-за стоимости инструмента, хотя наверняка он стоит очень много, просто для него эта
вещь действительно много значит, как для меня мой мяч. Я ожидал, что мелодия будет
красивой, но это мягко сказано. Мелодия была необыкновенной. Медленной, печальной.
Она вызывала в памяти какие-то приятные, но смутные образы, которые я никак не мог
разглядеть. Смычок летал над струнами, мне казалось, даже к ним не прикасаясь, а музыка
лилась отовсюду - из воздуха, из солнца, из воды. Лицо Давида было очень увлеченным
и... красивым. Да, именно красивым, вдохновленным. Я просто не мог не восхищаться.
Он, наверное, прислушивался к музыке, льющейся с небес, а потом передавал ее. Сейчас я
выглядел как очарованный ребенок, который впервые увидел Диснейленд. И я
действительно
впервые
слышал
так
близко
что-то
такое
красивое,
нежное,
непередаваемое, непонятное. Я восхищался в этот момент Давидом, тем, что он мог
создавать такое!
Музыка плавно оборвалась, стихая и теряясь в тишине. Мы немного посидели молча,
потом я с восторгом произнес.
-Красиво! Ничего такого я никогда не слышал. Правда.
-Я знаю, - улыбнулся Давид, - я мало кому это играю.
-Это ты сочинил?
Давид кивнул.
-Здорово! А как это возможно? Как это у тебя выходит?
-Что?
-Ну, как ты пишешь музыку, как играешь? Это сложно?
-Нет, это приятно, - лицо Давида стало озаренным и романтичным, - это так
естественно, как будто музыка создана для меня, а я для нее. Ты выглядишь потрясенным,
- усмехнулся он.
-Ну, это слабо сказано. Я обалдел!
-Я так и подумал!
Мы рассмеялись.
-Странно, никогда бы не подумал, что ты из тех, кому может нравится такая музыка,
- задумчиво произнес Давид.
-Я тоже так не думал, - улыбнулся я, - я никогда раньше такую и не слушал. Я
люблю рок. Но это..., - я не мог найти нужных слов, - это просто красиво. У тебя талант,
Давид.
-Как ты можешь это так уверенно говорить, если не разбираешься в такой музыке? удивился он.
-А я не знаю. Мне так кажется. Это я тебе как слушатель говорю. Если твоя музыка
производит такое впечатление, значит у тебя талант.
-Скоро я буду участвовать в конкурсе молодых музыкантов.
-Ух ты, - обрадовался я, - а у меня скоро важный мачт среди школьных сборных.
Будем друг за друга болеть.
-Это я могу за тебя болеть, - поправил Давид, - а в том конкурсе, в котором я буду
участвовать, болеть не нужно.
-Нужно, - уверенно заявил я, - раз конкурс, значит нужно болеть.
-Слушай, ты еще не окоченел? - спросил вдруг с беспокойством Давид.
Я понял, что дрожу. После холодной воды, ветер казался еще холоднее.
-А это что? - Давид указал на солдатский медальон у меня на шее - две
металлических пластинки на цепочке, - настоящие?
-Ага, - я повертел медальон в руках, - это мой счастливый талисман. Они моего
кузена, Билла, он служил в ВВС. А потом отдал их мне. Он пошел служить в полиции и
погиб два года назад при выполнении задания. Я их никогда не снимаю.
-Никогда, никогда? - удивился Давид, я кивнул, - даже?...
-Даже тогда, - ответил я, и мы рассмеялись.
-У меня тоже есть счастливый медальон.
Давид вытащил из-под рубашки шестиконечную звездочку на тонкой цепочке.
-Это что?
-Звезда Давида.
-В честь тебя? - спросил я.
-Нет, в честь древнего царя. Это иудейский символ.
-Как крест?
-Вроде того. Но не совсем.
-Ты такой религиозный? - удивился я.
-Не сказал бы. Просто его подарила мне мама, и он мне очень дорог. Она умерла, грустно добавил Давид.
-Извини, - неловко сказал я.
-За что? Ты разве виноват?
-Ну, просто заставил тебя говорить на грустную тему.
-Нет, все нормально.
Я поближе посмотрел на звезду. Она была серебряной, тоненькой, аккуратная
работа.
-Это тоже вроде талисмана, - сказал Давид, - я не сказал бы, что верю в ее силу.
Просто эта вещь мне дорога. Хотя на самом деле наша семья очень религиозная.
-А ты, значит, нет, - заключил я.
-Я верующий, но не настолько, как хотелось бы моим родным.
-Я тоже верующий, - сказал я, - но не сильно, в церковь не хожу. Зачем? Вера - это
ведь что-то личное.
-Странная у нас тема для разговора, - заключил Давид.
Я согласился.
-Давно я на такие серьезные темы ни с кем не разговаривал. Даже странно.
-Ты все-таки оденься, - беспокойно сказал Давид, - простудишься. Еще ведь не лето.
-Эх, скорее бы лето, - мечтательно произнес я, натягивая джинсы, - еще целый месяц
учиться.
-Да, а у тебя все в таком заброшенном состоянии. Ты собираешься думать об учебе?
Мы вообще-то математикой пытались заняться, - напомнил он.
-Что-то не хочется, - я не стал надевать футболку. Развалился на траве, заложив руки
за голову, и мечтательно посмотрел на небо, - сыграй еще что-нибудь.
Давид охотно кивнул.
-Что-нибудь классическое?
-Что-нибудь свое национальное, - улыбнулся я.
********
После занятий я отправился на школьную площадку, где ребята играли в баскетбол.
Я и раньше иногда смотрел на их игру. Но тогда еще не знал Чета. Теперь же я мог
уверенно сказать, что он мой друг. Но чувства, когда я смотрел на его игру, оставались
прежними. Это была смесь и зависти, и восхищения. Я любовался им, потому что и сам
хотел быть таким же - сильным, красивым, веселым и общительным. Все восхищенные
взгляды были направлены на Чета, и казалось, ему не нужно прилагать особого труда,
чтобы привлечь к себе внимания. У меня такого никогда не было, но в тайне я хотел.
Чет весь отдался игре, ловко двигался по площадке, словно летал, не касаясь
кроссовками бетона, оранжевый мяч слушался каждой его команды. Чет красиво уводил
его, умело подавал, забрасывал в корзину. И это единение, которое чувствовалось во всей
команде, ни с чем не сравнимое. Ребята действовали, как один организм, словно читая
мысли друг друга, заранее зная, что должен делать каждый. Все они были, как на подбор высокие, гибкие, хорошо развитые. От этого я сам себе казался ошибкой природы. На
трибунах кучками сидели восторженные девчонки, с обожанием глядя на голубоглазого
блондина, героя их грез - Чета Уиллса. Смутно, глубоко в душе я тоже этого хотел - этих
восхищенных взглядов и мечтательных вздохов, адресованных мне. Но, увы, я не из тех, о
ком грезят девчонки. Я не жалуюсь, и не особо переживаю. В свои шестнадцать я остаюсь
совершенно равнодушным к таким вещам, меня не мучают неудовлетворенные желания, и
даже сам удивляюсь такой своей апатии. Но внимание красивых девушек в любом случае
приятно, даже такому равнодушному к чувствам парню, как я. У Чета, наверное, проблем
с девушками не бывает. По слухам, он не меняет их, как перчатки, но и особым
постоянством не отличается. Хотя, я не склонен верить слухам, а с Четом разговоров о
женском поле у нас не было. Наверное, он приберегает меня для серьезных разговоров.
Потный и довольный Чет подошел ко мне, нас разделяла решетка, ограждающая
площадку.
-Привет, Давид, - ослепительно улыбнулся он. Если бы я сам не видел на лице этого
парня серьезного и задумчивого выражения, то думал бы, что он всю жизнь улыбается
такой голливудской улыбкой.
-Привет, - кивнул я, - ты хорошо играл.
-Хорошо? - сощурился он, - да я божественно играл, - Чет рассмеялся, - сегодня у нас
сплошные тренировки. Скоро матч.
Я согласно покачал головой. Теперь Чет много времени тренировался, готовясь к
предстоящему матчу, который имел для него большое значение.
-Будешь болеть за нас?
-Я не болельщик, вообще-то.
-Да брось ты. Это же твоя школа, ты просто обязан болеть за нашу команду.
-Если хочешь, - неуверенно произнес я, - но только ради тебя.
-И на том спасибо, - опять во весь рот улыбнулся парень.
-Эй, Чет, ты че там застрял? - позвал его товарищ по команде.
-Ты извини, мне идти надо, - виновато сказал Чет.
-Конечно, конечно, - согласился я.
В такие моменты Чет казался мне очень далеким, посторонним. Но я знал, что он
очень ценит меня и уважает. Просто и его остальным друзьям тоже требовалось внимание
Чета.
+++++++
Я уговорил Давида пойти купаться. День был очень теплым, было бы обидно
упустить такую возможность. Я упорно не хотел дожидаться лета. Давид неуверенно
разделся, он стоял у воды, трогая ее кончиками пальцев, не решаясь войти в речку. Я уже
по пояс зашел в воду, глубже здесь и не было, и с интересом смотрел на него. Может в
этом есть что-то ненормальное, но, по-моему, все парни смотрят друг на друга, сравнивая
свои физические качества. Мы не видели ничего такого, чтобы "и на людей посмотреть и
себя показать". Давид был удивительно хорошо развит для музыканта. Я даже не ожидал.
Худощавый, это точно, но никак не дохляк. Скорее - стройный и грациозный. Ничуть не
хуже меня. В одежде он казался более хрупким, наверное, потому что носил аккуратные
белые рубашечки, жилетки. А сейчас казался вполне приличным парнем, такому не грех
девчонок покадрить.
-Ты чего возишься? - позвал я его, - лезь в воду скорее.
Давид медленно вошел в реку, задерживая дыхание. Все же, вода была еще очень
холодной.
Я подплыл к нему и стал шутливо брызгаться. Он смешно заслонялся руками.
-Хватит, - попросил он, смеясь, - холодно.
-Так ты не стой, плавай.
Долго плавать мы не стали. Давид вылез первым. Он упал на траву, растянулся,
раскинув руки и уткнувшись лицом в землю. Я присел рядом.
-Клевое место, - сказал он.
Я согласился.
-Помню, мы с ребятами в детстве летом отсюда не вылезали. Даже ночевали в
палатках на берегу. Такая романтика была.
Он посмотрел на меня из-под полу прикрытых век. Ресницы у него было длинные и
пышные. Он забавно ими хлопал, словно пытаясь стряхнуть капли воды.
-И куда же делась романтика? - спросил он.
-Не знаю, - я прилег на траву, - наверное, мы все выросли. А жаль. Детство - это
золотая пора. У меня было замечательное детство, полное открытие и приключений. Мы
были большими фантазерами и вечно что-то выдумывали, куда-то стремились, мечтали.
Помню, как-то, нам было лет по девять, мы пошли вверх по течению, вдоль берега. Кто-то
сказал, что эта река впадает в озеро. Мы отправились его искать. Рюкзаки взяли, палатки.
Настоящий поход устроили.
-Нашли озеро? - лениво спросил Давид, солнце его разморило, мне казалось, он
сейчас уснет.
-Нет, чуть в лесу не заблудились. А там оказались сплошные болота, а не озеро.
-Все равно, это здорово, - сказал Давид, - вам было весело и интересно, и вы верили
в свою затею.
-А ты? У тебя было веселое детство, или все время на скрипке пиликал?
Давид засмеялся.
-Да, наверное, больше пиликал. Я, конечно, играл с приятелями, кузенами, но таких
авантюр не устраивали. Мы были послушными мальчиками.
-Слушай, а тебе это не надоело? - спросил я его серьезно.
-Что именно?
-Быть таким примерным? Не хочется что-нибудь этакое выкинуть?
-Бывает, - Давид лег на бок и положил руку под голову, - но у меня смелости не
хватает. К тому же, не хочу огорчать свою многочисленную родню.
-Я бы свихнулся, если б у меня было столько нянек и опекунов.
-А я привык. Я всегда был несамостоятельным.
-Это не так плохо, - решил я, - значит, о тебе заботятся. И все-таки, сейчас такой
возраст, когда нужно делать то, что хочется, а жалеть потом.
Он задумчиво посмотрел на меня, словно размышляя над моими словами, но ничего
не сказал.
-Скоро твой концерт? - спросил я.
-Через неделю.
-Жду, не дождусь.
-Придется тебе надеть костюм и галстук, - предупредил он.
-Чего? - изумился я.
-А ты как думал? Там все интеллигентные и утонченные люди будут. А ты что,
собирался в джинсах и кроссовках заявиться?
-Нет, не думал об это как-то. Тогда на мой матч тебе придется надеть футболку и
джинсы, - решил я.
-Да, а еще кепку и кроссовки, - подхватил он.
Мы рассмеялись. Потом я предложил:
-Еще окунемся?
-Ну, уж нет, - замотал головой Давид.
-Пошли, - я угрожающе сдвинул брови, - а то я тебя сам в воду затащу.
-Только попробуй, - предупредил он и кинулся к воде.
В костюме и галстуке я чувствовал себя явно не в своей тарелке. Постоянно
поправлял неудобный предмет на шее. Мама мне так тщательно завязывала его утром,
довольная, что, наконец, я прилично оделся. Если б не ее старания, я бы давно его снял.
Все равно я не выглядел так аккуратно и строго, как народ вокруг. Некоторые типы даже
фраки надели, наверное, это конкурсанты. А женщины все в вечерних платьях.
Попадались хорошенькие девчушки, но я чувствовал себя слишком неуверенно, чтобы
разглядывать их.
Давид выглядел взволнованным, когда вышел на сцену. Он увидел кого-то в зале,
наверное, своих родных, кивнул им, улыбнулся. Потом уверенно прислонил скрипку к
плечу, прижался к ней подбородком, поднял смычок... Эта была та самая мелодия,
которую он играл на речке. Давид сомневался, стоит ли ее исполнять, но я его убедил, и
был очень этим горд. Сейчас она звучала немного иначе, но все равно великолепно. Мне
хотелось глаза закрыть, чтобы музыка играла прямо в голове. Но я сдержался. Вместо
этого смотрел на Давида. Он был таким одухотворенным, и это производило впечатление.
Я гордился им, на самом деле. Думал, какой у меня замечательный друг.
Необыкновенный, талантливый. Удивительный, красивый... Кажется, меня куда-то
понесло. Я, конечно, не мог отрицать, что Давид был красивым парнем, но меня, как его
друга это по-моему совсем не должно волновать. Это странно, но сейчас, когда я смотрел
на Давида, то чувствовал, будто вижу его впервые, словно мы и не были знакомы уже три
недели. Сейчас он был совершенно незнакомым, далеким, непонятным. Это меня
волновало, удивляло, пугало. Этот стройный и хрупкий парень, играющий на скрипке,
затрагивал какие-то незнакомые струны моей души. Я не знал, что это, мог только
подозревать... Это не очень мне нравилось...
-Привет, Чет, - довольный Давид подошел ко мне в просторном фойе, когда народ
уже начал расходиться.
-Привет, - улыбнулся я, глядя на его сияющее лицо, - и чего ты радуешься? Ты же не
победил?
-Ну и что, - пожал плечами Давид, - я играл свою музыку, а людям нравилось. Это
самое главное. Мне плевать, что я не получил приз.
Это было словно отзвуком моих собственных мыслей.
-Ты не согласен? - настойчиво спросил Давид.
Он пристально посмотрел на меня.
-Согласен. И все равно, ты играл лучше всех, я уверен.
-Спасибо за мнение. Только жюри с тобой не согласилось.
-Да пошли они, - небрежно ответил я, потом осекся, выжидая, не обиться ли Давид,
он не обиделся, только мягко улыбнулся, - все равно ты классно играл, - я похлопал его по
плечу.
-Мне надо идти, - виновато сказал Давид, - родственники ждут.
-Ладно, только теперь твоя очередь за меня болеть.
-Уж вы-то победите?
-Не сомневайся! - гордо сказал я.
******
Чет поторопился с заверениями, в финале их команда проиграла, но отрыв был всего два очка, которые противник заработал на последних секундах. Все равно наши
играли очень хорошо, мастерски. Немного не повезло, но ведь это игра! Чет был очень
доволен, ну еще бы - он забил двенадцать голов! Товарищи по команде хотели его даже на
руках качать, но он отказался, потому что они не выиграли. Какая-то смазливая девчонка
кинулась Чету на шею, принялась его целовать. Но он мягко отстранил ее, смеясь, говоря
"не сейчас". Потом баскетболисты и их болельщики отправились отмечать вместе с
победителями успешную игру в какой-то клуб. Чет позвал меня, но я отказался. Я
чувствовал себя неуютно и неуместно в этой компании. Друзья Чета снисходительно
улыбались, тоже звали меня.
-Да ладно, Давид, пойдем, развлечемся. Не вечно же тебе на скрипке пилить.
После этого идти с ними мне совсем расхотелось. Чет понимающе кивнул, обхватил
за талию свою подругу, и они отвалили. А я грустно поплелся домой. Сейчас мне было
как-то одиноко, опять я почувствовал себя лишним. Никогда мне не найти общего языка с
этими ребятами. Они в своем мире, а я в своем.
-Эй, юдэ, - услышал я грубый голос позади.
Даже оборачиваться не нужно было, я уже знал, кого там увижу. Здорового,
белобрысого коротко стриженого парня, в черной кожаной куртке. Он выглядел очень
злым, но держался спокойно, словно выжидал чего-то. Впрочем, недолго. Он не стал
ничего говорить, объяснять, ругаться. Просто надвинулся на меня и больно ударил
кулаком в живот, потом ногой...
Мне было так плохо, страшно. Я чувствовал себя раздавленным. Домой идти не
хотелось. Что скажет отец или тетя Сара, когда увидят меня в таком состоянии? Было не
так больно, как обидно. Когда придет конец этому кошмару? Неужели мне всю жизнь
придется это терпеть? Так несправедливо... Я хотел спрятаться куда-нибудь подальше,
чтобы меня никто не нашел. Если бы только Чет был рядом... При чем тут Чет? Я
разозлился на себя. Что он, моя нянька? Не может же он постоянно защищать меня. Он
мой друг, а не телохранитель. Нет, это мои проблемы. Мне с этим жить.
Домой я вернулся, когда стемнело. Позвонил из автомата, сказал отцу, что задержусь
у друга. А сам ходил несколько часов вокруг своего дома, ожидая, пока в нем погаснут все
огни. Потом на цыпочках пробрался внутрь и поскорее залез в ванную. На свое тело
смотреть даже не хотелось. Но вроде ничего сломано не было. Губы разбиты, бровь
рассечена, огромный синяк на животе, который жутко болел. Мне захотелось
расплакаться. Я не плакал с тех самых пор, как умерла мама. Слезы сами подступил к
глазам, не спрашивая, хочу я их или нет. Мне было тяжело, я был сейчас самым одиноким
человеком на свете...
+++++++
-Да что с тобой? - недовольно спросила Джил, она сидела передо мной на коленях на
полу машины, я развалился на заднем сиденье, - ты где сейчас? По-моему, точно не со
мной.
-Извини, Джил, - сказал я виновато, застегивая молнию на джинсах, - что-то я не в
настроении.
Джил недоверчиво посмотрела на меня.
-Да что такое, что я не так сделала?
-Ты тут ни при чем, - я ласково погладил ее по щеке, - просто что-то я устал после
игры. Хочется завалиться спать.
Джил обиженно надула губы и сказала:
-Тогда отвези меня домой.
-Детка, ну не злись.
-Я не злюсь, и не называй меня деткой.
Я видел, что она злиться. С Джил я встречался уже второй месяц и научился
угадывать ее настроения. Я видел, что она сердиться, но не мог ей ничего предложить.
Ощущал я себя погано, не знаю почему, чувствовалось, что что-то я не сделал, или
неправильно сделал. А тут еще и Джил обиделась. Я, конечно, ее не любил, но и обижать
не хотел. Все-таки она была моей девчонкой и очень мне нравилась. Только сегодня чтото не так пошло. Я отвез девушку домой. Да, машина Роя явно сегодня не понадобится. Я
положил голову на руль, пытаясь задуматься, что же произошло. Почему с Джил ничего
не вышло? Она как будто сегодня стало чужой и незнакомой для меня, и необыкновенно
раздражающей. Ее голос, ее ярко накрашенные губы... что-то не так...
И вот в чем штука... Я переживал из-за Давида. Некрасиво как-то получилось, будто
я его кинул. Но ведь прекрасно знал, что шумная тусовка - это не для него. И все равно,
мне казалось, что я его обидел. Как-то нехорошо вышло. Стоп... Неужели я так переживаю
из-за Давида, что даже возбудиться не смог? Это уж чересчур. Я тряхнул головой, отгоняя
дурацкие мысли. Странно он влияет на меня в последнее время, странно я воспринимаю
его, очень странно...
Мне чуть плохо не стало, когда я увидел его. В понедельник Давид не пришел в
школу. Я подумал, что случилось что-то или он заболел, потому что для Давида
немыслимо прогулять уроки. Я пошел к нему домой. Открыла сморщенная злобная на вид
тетка с подозрительным взглядом. Давид говорил, что это тетя Ребекка. Он мне
рассказывал обо всей своей семье. У них имена, прямо будто все из Библии взяты. Тетка
Давида недоверчиво посмотрела на меня. Потом покачала головой и тихо, будто боясь,
что кто-то посторонний услышит, сказала:
-Что-то случилось с ним. А Давид не говорит что. Ни мне, ни отцу, ни Саре. Мы
очень беспокоимся, кажется, у него неприятности. Поговори с ним, - уже просила она,
взгляд ее стал таким затравленным, умоляющим, - может тебе он расскажет, что
случилось.
Я поднимался по лестнице наверх, было нехорошо, какое-то неприятное подозрение
закралось в душу.
И вот я его увидел... Губы разбиты, покрыты еле зажившей корочкой, на виске
огромный синяк, а глаза такие печальные... первым моим желанием было обнять его и
успокоить, вторым - убить того, кто это сделал. Но сейчас я не стал задумываться и
удивляться этим порывам. Я сел на край кровати Давида, он сел напротив, на стул. Мы
некоторое время молча смотрели друг на друга, потом он виновато отвел взгляд.
-Кто это сделал? - выдавил я.
-Не знаю, - обречено ответил Давид, - я его впервые видел. Какой-то здоровяк. Мало
ли...
-Черт, - я вскочил с кровати, - я найду его и так отделаю...
-Чет, не кипятись, - посоветовал Давид, - чего ты так разошелся?
Я с непониманием смотрел на него. Потом, сам не знаю зачем, взял его за
подбородок и поднял его лицо.
-Но что он с тобой сделал... А я не смог тебе помочь.
-Не надо себя винить, Чет, - Давид недовольно высвободился из моих рук, - ты тут
не при чем.
-Я пообещал, что буду тебя защищать...
-Чет, это было глупо...
-Нет, не глупо, - оборвал его я, - для меня это очень важно.
-Ладно, Чет, - устало сказал Давид, - забудь. Подумаешь, побили. Как-нибудь
переживу.
Мне стало невыносимо, когда я увидел его покорную обреченность. Он уже
смирился и был готов терпеть. А я весь кипел. Но что тут можно сделать? Мир ведь не
изменить.
Но почему-то боль Давида отозвалась внутри моей собственной. Я как будто предал
его, подвел, не выполнил обещания. Я знаю, что он меня в этом и не думал винить. Но
зато я сам себя ругал.
Давида я не видел уже неделю. В это время я прошел через столько терзаний и
сомнений. Жаль, что его не было рядом и не с кем было поделиться, но в то же время хорошо, что не было... То, что произошло с ним заставило меня крепко задуматься.
Почему мне так хочется его уберечь? Почему так необходимо его защищать, откуда
взялось это покровительство? Чувство ответственности за него? Это жалость? Нет. Что
же? ... Ответ сам напрашивался, но я его упорно отметал. Это было неправильно и
непонятно. Хотелось поскорее увидеться с Давидом, чтобы во всем разобраться. Он
отлеживался дома. Я не заходил больше, но звонил каждый день. Он обижался, что я не
прихожу, но иначе я не мог... А что бы вы почувствовали, осознав однажды, что ваш
лучший друг стал для вас кем-то еще, кем-то более близким, значительным. Надо ли
говорить, что с тех пор я не то что на Джил, вообще ни на кого смотреть не мог. Какой из
этого следует вывод? Мне нравится Давид, потому что он занимательный, интересный,
чуткий, отзывчивый, слабый, нуждающийся во мне... потому что он необыкновенный,
таинственный, талантливый, красивый, одухотворенный, чистый, робкий... Я бесконечно
перебирал его достоинства, а потом замер, обомлев... Что же это получается? Я влюбился
в него? Это смешно? Он мой друг, я забочусь о нем, но это не значит... Почему-то, мысль
о том, что он тоже парень меня не смутила.
Получается, я педик?... Вот это уже интересно? Где это я дал слабину, позволив себе
увлечься Давидом? Разве раньше мне нравились парни? Конечно, я смотрел на своих
друзей в душе, но только чисто из интереса, лучше они, чем я или хуже. Ведь это ничего
не значит, верно? Никогда парни меня не возбуждали, если уж спускаться в более
низменную плоскость, а не говорить о чувствах. А Давид? Наверное, это всегда было во
мне, но проявилось только благодаря ему.
-Ты как? - спросил я его. Сегодня Давил впервые пришел в школу после "болезни".
-Да ничего, - он спокойно улыбался.
И что бы вы думали. Сердечко мое часто забилось. Я искал ответ на свой вопрос и
нашел - меня влекло к Давиду. Да, банально, пошло, грязно, порочно, как угодно.
После недельной "разлуки" я как будто заново на него посмотрел, Давид остался тем
же. Страшная травма его не подломила. А вот я уже по-другому смотрел на него. Не знаю,
влюбился я или нет, вот только хотелось прижать его к себе, никому не позволяя его
обидеть.
Я не гомик. Что со мной? Мне не нравятся парни... конечно, не нравятся. Только
Давид... Меня никогда не возбуждали голые парни. Но стоило мне увидеть, как две
пуговки на аккуратной белой рубашки Давида расстегнуты... Нет, мне это неинтересно...
У него такие необычные глаза, темно-карие, почти черные. И волосы черные, мелко
вьющиеся, мягкие на вид... И ресницы пушистые, и губы тонкие, почти сливающиеся с его
смуглой кожей... Он заставляет думать о морях средиземноморья, о теплом солнце, о
песке, где так приятно валяться... Значит, я гомик. Точно, самый настоящий. Меня влечет
к другому парню. Как еще это называется? Меня это не испугало, просто сильно удивило.
Удивило то, что мне просто хотелось быть рядом с Давидом, укрыть его от любой
опасности. А спать с ним?... Мне даже в голову такое не приходило. Хотя... кого я
обманываю?...
-Чет, что с тобой? Ты какой-то странный. Скрытный. Как улитка в раковине? удивленно спрашивал Давид.
Эх, приятель, если б ты только знал. Да, я смирился. Просто взял, да смирился. Ну не
кончать же жизнь самоубийством из-за того, что я голубой. Что в этом такого? Меня
другое больше всего волновало - как быть с Давидом? Должен ли он знать? Сможет ли он
понять? Принять? Ответить? В последнем я очень сомневался. Его воспитали в такой
религиозной семье, где, наверное, все разговоры о сексе под запретом. А уж
гомосексуализм - и подавно. Я решил, будь что будет. Пустил все своим ходом. Я не буду
гнать лошадей, но и сдерживаться не буду. Если уж что-то и выйдет, значит, так и должно
быть...
******
С Четом творилось что-то непонятное. Он как будто избегал меня, винил себя за то,
что со мной случилось. Даже подойти близко боялся, будто я рассыплюсь. Это было
странно. Неужели его так сильно тронуло это, что он так переживал?
Родственникам я так и не сказал, что случилось, как они меня ни пытали. Просто
сказал - подрался. Конечно, они не поверили, особенно отец, он-то понимал, что драться
бы я не стал, просто меня избили. Но я сказал, что уже взрослый, да и мужчине самому
нужно разбираться со своими проблемами. Пришлось им с этим согласиться. Думали,
этого больше не повторится. Они же не знали, что я периодически подвергаюсь гонениям.
И все-таки я очень беспокоился за Чета. Он как-то изменился, только я не мог
понять, как. Смотрел на меня странно, внимательно, будто вглядывался. От вопросов
уклонялся. Я решил его не доставать. Может, у него проблемы, которыми он не может со
мной поделиться, хотя он говорил, что может рассказать мне то, что никому другому бы
не рассказал. Но значит тут что-то исключительное. Я не навязчивый, не привык
вмешиваться, если меня не просят.
-Чет, что такое? - все-таки я не выдержал и снова спросил.
Он с грустью посмотрел на меня. Пожалуй, в его глазах было еще что-то, только я не
понял. Неужели, я уже не его друг, может, ему надоело со мной возиться, я ведь такой
жалкий и беспомощный. Хотя он теперь всегда провожал меня с моих вечерних занятий,
стал еще осторожнее. Оглядывался постоянно, ожидая опасности с любой стороны. Мне
даже смешно немного было. Этот несчастный случай он воспринял более остро, чем я.
Ведь это было явным проявлением заботы. Тогда почему он стал таким отчужденным? Я
весь измучился этими вопросами, а ответа не находил. Решил, постепенно разберусь. Все
забудется, утрясется, Чет успокоится.
В субботу вся наша семья отправилась в синагогу. Не очень-то я это любил, но не
спорил. Конечно, молиться мне было не в тягость, но я не чувствовал необходимого
священного трепета, каковой должен непременно испытывать, вознося молитву. Раввин
говорил, что молитва - это общение с Всевышним, только мне не казалось, что он меня
слышит. Дедушка бы очень огорчился, узнав о моем прохладной отношении к религии, но
не мог же я притворятся, хотя ничего ему особо и не рассказывал. Делал то, чего от меня
требовали. Традиции есть традиции, их приходиться чтить, даже если не очень хочется.
Должно быть всем приходиться жить по каким-то правилам, не обязательным, но
необходимым. Тетя Сара все пыталась обратить мое внимание на хорошенькую девочку
Елизавету из порядочной семьи наших знакомых. С каких это пор она стала
подсматривать мне невесту? Мне вроде как рано еще. Или просто я об этом не думал?
Странное дело, я как-то совсем не обращал внимания на девчонок. Они мне,
конечно, нравились, но для своего возраста я воспринимал их довольно прохладно. А тут
даже тетя, такая старомодная и правильная, считает, что мне нужно уже подумать о
девушках, о свиданиях. Наверное, это правильно, в жизни ведь есть не только музыка. Но
почему-то, все, что привычно для обычного, нормального парня в моем возрасте, для меня
как-то далеко, не интересует меня. Я как будто живу в своем мирке, и смотрю на все через
толстое стекло. Странное ощущение. Просто после того, как Чет стал держаться
отчужденно, я стал тоже чувствовать себя чужаком для всех, как и раньше. Все что
творилось вокруг, мало меня интересовало. Что бы Чет ни говорил, но все же я чудик.
++++++++
Я с ума сходил. Наверное, не стоило допускать этого, а надо было бороться, как
только я почувствовал влечение к нему. Но я так спокойно и естественно это принял, что
теперь думать ни о ком другом не могу.
Я расстался с Джил, просто не мог ее больше видеть. Она стала скандалить,
обвиняла меня, что я ей воспользовался, а теперь кидаю. Но все было совсем наоборот.
Это она мной пользовалась, поднимала свой престиж в глазах подруг, встречаясь с самым
классным и красивым парнем. Это не мои слова, а тех девушек, которые были со мной.
Им нужен был только этот придуманный миф, а не я сам. Ни в одной девушке я не мог
найти тех качеств, которые мне хотелось бы видеть. Поэтому и расставался с ними часто,
поэтому и никогда им ничего не обещал. Мне понятна обида Джил, но не понятны ее
упреки.
Может, я неправильно поступил? Стоило забыться с ней, чтобы не думать о Давиде.
Но я позволил себе влюбиться в него и теперь только о нем и думал. Мне так хотелось
увидеть его. Он сказал, что с субботу они пойдут в синагогу, и я бродил вокруг в надежде
увидеть его. Увидел, но подойти не решился. Он был таким далеким в окружении родных,
и таким милым в своей ермолке. Захотелось немедленно схватить его и обнять.
Ну вот, я теперь по уши вляпался. Сам виноват. Позволил ему так глубоко запасть
мне в душу. Но Давид тут ни при чем, не нужно его обвинять, он-то ничего не знает о
моих низменных желаниях. Я старался держаться с ним, как прежде, чтобы он ничего не
заметил, но получалась холодность, и он переживал от моего невнимания, думая, что я
больше не хочу быть его другом. Хочу, очень хочу, но теперь уже не просто другом...
Прости меня, Давид.
Я не выдержал и позвал его в воскресенье на речку, надеялся, он не согласится, и
был очень счастлив, когда он сказал, что пойдет. Совсем спятил, Чет.
Давид лежал на траве рядом со мной, мы так и не брали покрывало. Берег был
покрыт очень мягкой молоденькой травой. Боже, как мне хотелось собрать с его губ
капельки воды. Надо было срочно отвлечься. Я стал рассказывать какую-то чепуху.
-Когда мне было десять лет, мой друг Сэм где-то отрыл карту сокровищ, которые
спрятаны в нашем городе.
-А откуда в нашем городе сокровища? - с удивленной улыбкой спросил Давид. Ему
всегда нравилось, когда я рассказывал о своих детских выходках.
-Их запрятал какой-то бандит. Я уже не помню его имя. Но его процесс был в то
время главной темой. Он грабил банки и ювелирные магазины. Его взяли, а награбленное
так и не нашли. А Сэм поклялся, что нашел в сарае этого парня карту, на которой указано,
где этот бандит зарыл сокровища. И мы уши распустили.
Давид прыснул.
-Ну вы даете, надо же было в такое поверить.
-Но мы же были детьми, а дети во все верят. Нам просто хотелось приключения. Как
в книжках.
-И что дальше было? - с интересом спросил Давид.
Он лежал на боку, подперев голову рукой. Я старался не смотреть на него, но его
голое, покрытое каплями воды тело, неизменно притягивало мой взгляд. Я сделал вид, что
рассматриваю траву, на маленьком пространстве между нами.
-Мы взяли лопаты, и пошли на старую свалку, где, судя по карте, были зарыты
сокровища. Тогда было такое жаркое лето. Мы потом обливались и от жары умирали, но
упорно копали. Хотелось бросить, плюнуть на все, но никто не хотел признаваться, что
идет на попятную. Мы бы так всю свалку перерыли, если б к вечеру там не появился
сторож.
Давид улыбнулся.
-Он вас нагнал?
-Не просто. Мы оттуда пулей вылетели, лопаты побросали. Сторож-то с ружьем был.
Сказал, что пристрелит нас, если мы еще туда сунемся. Так вот и закончились наши
эпохальные поиски.
Давид уже вовсю хохотал.
-Ничего смешного, - я сделал обиженное лицо, чтобы скрыть, как мне нравился его
смех.
Через некоторое время я ему признался:
-Я тебя видел вчера возле вашей церкви.
-Синагоги, - поправил Давид.
-У тебя был забавный вид в своей ермолке, тебе еще бы эти, - я покрутил у виска.
-Пейсы, - подсказал Давид.
-Ага. Как у деда твоего.
Он засмеялся.
-Я не такой ортодоксальный еврей, как мой дед. Я и ермолку-то только в синагогу
одеваю.
-Все равно, видок у тебя был клевый.
-Не издевайся, - надулся Давид.
-Я не издеваюсь, - сказал я виновато, - ну извини.
Мы молча смотрели в глаза друг другу, сейчас мне казалось, что он что-то чувствует,
но вроде он ничего не понял. Это и радовало меня, и огорчало. Я не знал, как мне
признаться ему. И молчать уже не мог. Его близость сводила меня с ума, я покоя не
находил. Даже злился на себя. Чет Уиллс, звезда школьной баскетбольной команды,
кумир всех девчонок влюбился в скромного еврейского скрипача и даже не знает, как ему
признаться. Я всегда в таких делах был решительным, никогда не терялся, но с Давидом
было все по-другому. А если бы все было как обычно, то он бы меня так не волновал.
-Ты какой-то странный в последние дни, - заметил Давид.
-Ты мне уже говорил, - недовольно сказал я.
-Говорил, но ты мне ничего не объяснил.
-С девушкой я расстался, - нашел я оправдание, не думаю, что самое удачное.
-А извини. Ты переживаешь, а я тут лезу.
Если б ты знал, из-за чего я переживаю, то не тебе нужно было б извиняться. Я с
трудом себя сдерживал, чтобы не коснуться его, черт! Это даже удивительно. Впервые
простая близость кого-то так сильно меня волновала. И не могу сказать, что это было
неприятно. Это было волнительно, необычно, странно. Даже хотелось продлить эту
неопределенность ради таких новых эмоций.
Домой мы возвращались уже поздно вечером, когда почти стемнело. В середине мая
ночи удивительные, теплые, ласковые, после дневной, почти летней жары. Я шел рядом с
Давидом, ощущая телом жар, исходящий от него - он здорово погрелся на солнышке и
загорел.
-Ты вообще думаешь учиться, скоро год закончится, - немного упрекнул меня Давид.
-Как раз сейчас такое время, когда учиться не хочется, - лениво признался я.
-А тебе, по-моему, никогда не хочется, так?
Я виновато улыбнулся.
-Следующий год выпускной, так что ты старайся, - посоветовал он.
Так приятно, что он волнуется о моем будущем.
-Ты решил, куда будешь поступать? - спросил я.
-В консерваторию, это уже точно, - сказал Давид, - я хочу стать профессиональным
музыкантом.
-Играть в театре?
-В театре или в опере. Это было бы здорово! А ты куда пойдешь учиться?
-Мне все равно, лишь бы там была баскетбольная команда.
Давид засмеялся.
-У тебя не голова, а баскетбольный мяч. Может тебе в НБА вступить?
-Я думал об этом, но это пока только мечта.
-Но ты хочешь серьезно заниматься спортом?
-Ага, - кивнул я, - тренер говорит, у меня большое будущее. Мама уже видит меня
звездой НБА. Говорит, когда я стану знаменитым, буду присылать ей пригласительные на
свои игры, а она будет сидеть в первом ряду и болеть за меня. Представляешь, этакая
старушка-болельщица.
Мы расхохотались. Сегодня я только и делаю, что заставляю Давида смеяться, все
бы хорошо, если б меня это так не мучило.
-Какая сладкая парочка, - услышал я позади неприятный голос.
Черт, ну надо же, опять нарвались на скинов. Меня это уже начало раздражать.
Ребята были не те, с которыми я уже дрался. Их было двое, но они были поздоровее,
позлее. Их улыбки не выражали ничего хорошего. Я посмотрел на Давида, он побледнел и
нервно сжал губы. Кажется, он узнал кого-то из этих парней. Наверное, того, кто его
избил. Я очень-очень разозлился. Этих типов я не боялся. Не такие уж они опасные,
какими кажутся, если умеешь постоять за себя. А я умел.
-Что, юдэ, нашел себе дружка? - противно рассмеялся один.
-Давид, отойди подальше, держись поближе к стене, - прошептал я.
-Ты хочешь с ними драться? - испугался он.
Я кивком заставил его отойти подальше.
-Слышь, приятель, - сказал мне скин, - тебя мы бить не будем, ты нам не нужен.
Видимо, моя англосаксонская внешность не вызывала у них неприязни, а может, мой
грозный и решительный вид не очень их вдохновлял. Я всегда считал, что скины - трусы.
Попался бы мне один, то сразу бы в штаны наложил. Да даже эти двое не очень уверены
сейчас.
-А не пошли бы вы, - сказал я, - или со мной деритесь, или катитесь отсюда.
-Защищаешь своего дружка, - мерзко хохотнул тот, что поменьше, - или подружку?
Это меня задело, словно искра в мозгу пробежала. Я кинулся на них. Сам не понял,
как моментально вырубил одного, потом повалил второго. Он вскочил, стал нападать на
меня. Яростно, но не очень удачно. Задел кулаком несколько раз по лицу, но мой удар
кулаком в грудь заставил его опять свалиться на землю.
-Педик чертов, - прохрипел он.
Меня как заклинило, я кинулся на него и с силой пнул ногой в живот.
-Зиг хайль, - с ненавистью произнес я.
-Чет, - испуганно подбежал ко мне Давид, - там еще, они сюда идут.
И точно, подкрепление неумолимо приближалось. Думать было некогда.
-Бежим! - я схватил Давида за руку и потянул за собой.
Я так в жизни не бегал. Преследователи почти не отставали, но и близко не
приближались. Надо было срочно отрываться. Давид уже задыхался. Он не привык к
таким физическим нагрузкам. Мы забежали в какую-то узкую щель между двумя старыми
кирпичными домами. Затаили дыхание. Давиду было тяжело, я видел, но он старался
вести себя тихо. Скины промчались мимо. Мы еще немного постояли, выжидая, когда
опасность минует. Но я уже и забыл о ней. Я смотрел на Давида, его веки был плотно
сжаты, а губы приоткрыты, он тяжело дышал, и его мягкое дыхание касалось моего лица.
Я больше не мог себя сдерживать, больше не мог соображать.
Я прижал ладони к стене по обе стороны от его плеч. Давид открыл глаза и
удивленно посмотрел на меня. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но это его испугало.
-Чет, ты чего?... - нерешительно произнес он.
Я не позволил ему договорить, просто воспользовался ситуацией, прижался к нему
губами и скользнул языком в приоткрытый рот. От изумления он замер, не двигаясь, не
дыша. Я осторожно и сильно его целовал, не ожидая ответа. Его губы были такими
нежными, сладкими, мне они казались карамелью, которая медленно таяла на моих губах.
И я чувствовал по его изумленному оцепенению, что это был его первый поцелуй. Как же
я был счастлив, что именно я поцеловал его впервые. Давид оттолкнул меня, очень
сильно, я ошеломленно посмотрел на него, когда ударился спиной о противоположную
стенку. Давид выскочил из проулка и побежал по улице. В смятении я не знал, что делать,
понимал ведь, что неправильно поступил. Но раздумывать не стал и кинулся за ним.
Поблизости находилась автобусная остановка, на которой я и заметил Давида. К
несчастью, автобус уже подъехал.
-Подожди, Давид! - крикнул я.
Он обернулся, увидел меня. Быстро вскочил в автобус, и тот успел закрыть двери
прежде, чем я подбежал. В окне я увидел укоряющее и сердитое лицо Давида...
*****
Мне казалось, сердце бьется так сильно, что сейчас разорвет грудную клетку. Я
спрятался с головой под одеяло. Щеки мои горели. Губы тоже. Я не мог поверить. Чет
поцеловал меня. Чет, мой друг, любимец всех девушек, поцеловал меня. Мне казалось,
меня предали. Как он мог? Это невероятно. Я впервые в жизни целовался, и целовался с
парнем! С Четом! Хотя, разве можно это так назвать? Я ведь не ответил на его поцелуй.
Не умел, не хотел, да я просто опешил и не знал, что делать. А теперь мне стало страшно.
Что теперь будет? Мы ведь не сможем больше быть друзьями. Как я ему в глаза
посмотрю? Да и как он посмеет подойти ко мне. Лучше выкинуть это из головы. Это
нехорошо, вот и все, что я знаю.
Чет, зачем ты так? Теперь ведь мы просто не сможем быть друзьями. Друзья не
целуются, парни не целуются, если только они не голубые. А я не голубой. Это очень,
очень неправильно. И если Чету нравятся парни, пусть поищет кого-то другого. Только не
меня. Я из порядочной, строгой, религиозной семьи, и я считаю, что гомосексуализм, это
плохо.
Нет, я не считаю так, просто это те непреложные истины, которые я всегда знал. И
так заведено в моей семье. А я поступаю так, как хочет моя семья. Да о чем я думаю? Я и
не собирался целоваться с ним, он сам меня поцеловал. Я не хотел. Но это не было
противно. И это был мой первый поцелуй. Как же так?...
-Давид, постой!
Я услышал голос Чета. Он не постыдился приблизиться ко мне в коридоре школы.
-Отстань от меня, Чет, - недовольно сказал я, отворачиваясь от него.
-Подожди, Давид, - попросил Чет. Он выглядел очень несчастным, но мне не было
его жаль, я злился.
-Чего тебе?
-Давай поговорим.
-Нет, я не хочу. После того, что... - я даже не мог об этом вслух сказать. К тому же,
вокруг было много народу, который то и дело смотрел на нас, - в общем, я не хочу с тобой
разговаривать.
-Не убегай, Давид, - закричал Чет.
Но я убежал, не слушая его.
++++++++
Какой же я дурак, идиот, отморозок... Не знаю, как себя назвать. Я сам все разрушил.
После того, что случилось, Давид видеть меня не хочет. Что он подумал обо мне?
Наверное, что это дурацкая шутка, издевательство. Он слушать меня не стал. А что бы я
ему сказал? Что не сдержался, что уже вторую неделю только об этом и думал, о том, что
хочу своего лучшего друга. Нет, не то. Я должен сказать, что люблю его. Именно так. Все
очень серьезно, я только сейчас понял, насколько. Он очень важен для меня.
Я ходил взад-вперед по раздевалке, погруженный в свои невеселые мысли.
-Чет, ты сегодня херово играл, - заметил Фил.
Я грустно посмотрел на него. Будто я сам не знаю. Какая может быть игра, когда
мысли мои прыгают, как мяч, и я не могу ни на чем сосредоточиться.
-Что случилось? У тебя проблемы? - Фил спросил это без особого участия, а я и не
собирался ему ничего отвечать.
В конце концов, матч позади, можно расслабиться и не думать какое-то время о
баскетболе. Сейчас нужно разобраться в своих отношениях с Давидом. Хотя, нет у меня с
ним никаких отношений.
Я догнал Давида, когда он возвращался из школы домой. Как всегда со своей
скрипкой. Такой милый. Он хотел убежать, но я его схватил и отвел подальше от
посторонних глаз. Давид яростно упирался.
-Ну-ка отпусти меня, - казалось, сейчас он замахнется своим футляром и опустит
мне его на голову.
Но он так не сделал, думаю, пожалел скрипку. Не меня же.
-Давид, я хочу тебе все объяснить, - сказал я очень серьезно, взяв его за плечи.
Он недовольно высвободился, но убегать не стал.
-Что объяснить? - хмуро глянул он исподлобья.
-То, что случилось вчера... я поцеловал тебя.
-Мне это не понравилось, - заметил Давид.
-Прости, это был порыв, я не сдержался.
-Тогда забудем об этом и все, - решил он.
-Нет, я не хочу, чтобы мы все забыли. Я хочу остаться друзьями.
-Интересно, как мы можем быть друзьями после этого, - вспылил Давид.
-Давид, - я опять взял его за плечи, - я тебя люблю.
Он замер, широко открыл глаза с дрожащими ресницами. Такой удивленный
мальчик, я едва сдержался, чтобы опять его не поцеловать.
-Что? - только и смог выговорить он.
-Да, я знаю, это странно. Но я понял, что люблю тебя.
-Я не знал, что ты голубой, Чет, - нахмурился Давид.
-Я тоже не знал, пока не встретил тебя.
-О чем ты говоришь? - Давид опять скинул мои руки со свих плеч и отвернулся.
Только сейчас я заметил на его щеках легкий румянец. Я его смутил! Это значит, что
не так уж он злится, это его взволновало!
-Да, Давид, так и есть. Я встретил тебя и просто влюбился. Понимаю, это ново для
тебя, но и для меня тоже. Я никогда раньше не любил парней. Даже не смотрел на них...
Черт, - я понял, что говорю не то, что надо, - Давид, послушай. Прости меня. Давай все
забудем, пусть все будет, как раньше.
-Не будет уже так, - сказал он, румянец на его щеках не проходил, даже стал еще
ярче.
-Знаю, но обещаю, я больше не поцелую тебя. Этого больше не будет. Пожалуйста,
Давид, - я умоляюще посмотрел на него и взял за руку.
Он не убрал руку. Замер, затравленно посмотрел на меня.
-Нет, Чет.
И ушел. Я хотел кинуться за ним, но понял, что сейчас его бесполезно переубеждать.
Пусть успокоится немного. Подумает.
*****
Что же делать? Как быть? Я не хочу, чтобы мы с Четом вот так разошлись. Но и
оставить я все так не могу. Он все просил меня остаться друзьями. Но как мы можем быть
друзьями, если он меня любит. Абсурд. Чет любит меня. Я никогда не влюблялся, и в
меня не влюблялись. А Чет... Что делать? Не могу я быть с просто его другом, зная, что он
ко мне не равнодушен. Ведь это будет так тяжело для него. А я не хочу, чтобы ему было
плохо, не хочу, чтобы мы поссорились. Ведь он же не виноват, что влюбился в меня. Я не
хочу с ним расстаться...
Теперь, спустя три дня после того поцелуя, шок прошел, и я могу спокойно
разобраться в своих чувствах. Мне было приятно, не смотря на испуг, на странность
ситуации. Я чувствовал себя надежно рядом с ним, он защитил меня, и готов был всегда
вступаться. С ним было так спокойно, уютно. И этот поцелуй... Разве не хотелось бы мне
вновь его почувствовать? Вспомнить это ощущение, которое я так быстро выкинул из
памяти. Я хочу, чтобы Чет меня поцеловал опять. Я хочу, чтобы он по-прежнему был
рядом, чтобы мы могли смеяться и разговаривать о всякой всячине. Я всегда чувствовал
единение с ним. Он меня понимает. И он мне нравится. А теперь подумай, нравится ли он
просто, как друг или после признания Чета что-то изменилось. Мне стало приятно, что он
так серьезно к этому отнесся. Сказал: "я люблю тебя", не "хочу", не "Давид, меня к тебе
влечет", а "люблю". Это так трогательно, мило, приятно. Это так прекрасно, когда тебя
любят.
Стоп. О чем я думаю? Чет - парень, и я парень. Я тут распустил слюни, разнежился.
На какие-то романтичные бредни потянуло. Но это же мое первое серьезное ощущение в
жизни. Так хочется почувствовать себя нужным и любимым. Это ошибка судьбы. Почему
Чет парень? Это значит, что ничего не получится. Я не могу целоваться с парнем. Мне не
может нравиться парень. Как я мог допустить такую мысль? Размечтался.
Я не могу встречаться с парнем. Да если мой отец узнает... Что будет? Меня же из
дома выгонят. Что скажет дедушка, тетки? Давид - голубой. Они лучше забудут о моем
существовании, чем согласятся с таким. Ну почему все так несправедливо? Почему мне не
было противно, когда Чет меня поцеловал? Почему мне понравилось то, что он сказал?
Ведь если бы это вызвало во мне неприязнь, я бы и думать об этом не стал. Дело ту не в
моей нравственности, а в том, что моей семье это не понравится. Я всегда знал, что это грех. А теперь сам столкнулся. Что делать?
Все забыть. Выкинуть эти дурацкие мысли из головы. Не позволять больше Чету
говорить, что он меня любит. Не позволять себе даже думать о том, что такое возможно.
Ну, помечтал немного. С кем не бывает? Помечтал и хватит. Нужно мыслить трезво.
-Чет, послушай, - я робко посмотрел на него. Теперь его взгляд очень смущал меня.
Я не мог ни о чем думать, кроме его поцелуя, - я много думал о том, что ты сказал...
Чет с надеждой посмотрел на меня. Мы сидел на трибуне спортивной площадки.
Парни лениво кидали мяч, кажется, не смотрели на нас, но мне было неудобно, - мы
можем поговорить там, где никого нет?
Чет кивнул. Потом направился куда-то, я пошел за ним. Мы свернули за здание
школы. Здесь находились какие-то хозяйственные постройки, народ тут редко появлялся.
-Тут тебе будет удобно говорить? - спросил Чет.
Я кивнул, присел на ящик. Вся моя решимость куда-то пропала, когда я остался с
ним наедине. Теперь совсем не хотелось отталкивать его. Он был таким милым и
красивым. Раньше это не имело значения, а теперь мне нравилось то, что он такой
красивый, и высокий, светловолосый, голубоглазый.
-Чет, я много думал, - опять начал я, теряя слова, что я хотел сказать? Все из головы
вылетело, - это не из-за тебя. Ты мне нравишься, мне нравилось общаться с тобой, но...
Чет, ты парень, и я парень. Поэтому между нами ничего быть не может. И дружбы быть не
может...
-Почему? - Чет присел передо мной на корточки и посмотрел в глаза.
Лицо мое залилось чем-то горячим. И внутри все стало горячо, особенно когда Чет
осторожно взял мою ладонь.
-Как же мы можем дружить, если...
-Если ты краснеешь от моего прикосновения, - улыбнулся Чет.
Я уже совсем ничего не соображал. Хотел ведь сказать что-то резкое и решительное,
но голова отказывалась соображать, пока он держит мою руку. И тихонько гладит.
Почему я не останавливаю его?
-Давид, я боялся, что это вызовет у тебя отвращение, но ведь это не так?
Как же не так? Он все видит. Он видит, как я реагирую на него. Я краснел все
сильнее и ничего не мог поделать. Мой смущенный взгляд не ускользал от него.
-Давид, - мягко произнес Чет, - я ведь тебе тоже нравлюсь?
Я молча отвернулся. Но он все понял и без моего ответа.
-Давид, посмотри на меня, - позвал Чет.
Я не смог сопротивляться этому мягкому голосу и повернулся... я натолкнулся на его
губы. Он приоткрыл рот, ловя мое дыхание. Я закрыл глаза, потому что не мог больше
позволять видеть ему мое волнение. Его теплые губы заставляли меня дрожать всем
телом. Я неумело отвечал на его поцелуй. Он прижимался все сильнее, все теплее...
Голова кругом шла. Чет касался меня только губами, не пытаясь засунуть свой язык мне в
рот, как тогда, но я был бы не против. Потом он не хотя оторвался от моих губ. Я
облизнулся, чтобы еще немного подержать на губах ощущение от его поцелуя.
-Давид, - зашептал Чет мне в ухо, его руки нежно обняли меня за пояс, поглаживали
по спине. Ладони казались горячими, даже через одежду. Я изогнулся под его руками и
прижался лицом к плечу. Чет целовал мое ухо, шепча туда:
-Давид... Дэв...
Я таял, как мороженое. Он мог делать со мной все, что хотел, я не смел
сопротивляться. Никогда не чувствовал такой слабости, такой зависимости, но это было
приятно. Мне нравилось.
Потом меня что-то кольнуло. Я вскочил, вырываясь из рук Чета. Он удивленно
посмотрел на меня.
-Что такое, Давид?
Я совсем спятил. Сижу и целуюсь с парнем. Я собирался разом покончить с этой
странной ситуацией. А в итоге вновь позволил Чету себя поцеловать. От слабости в голове
мутилось, ноги подкашивались. Я убежал. Это единственное, что я смог сделать в этот
момент, чтобы опять не попасть во власть Чета.
++++++
Я сидел, не смея шелохнуться. Сказать, что я был ошеломлен - ничего не сказать.
Давид ответил на мой поцелуй! Я думал он ненавидит меня, а вышло совсем иначе. Он
стеснялся, боялся, был нерешителен, но ему нравилось. Правда, он опять убежал, но это
для него так непривычно. А для меня? Для меня это тоже было в новинку. Правда, у меня
уже имеется некоторый сексуальный опыт. А Давид, он совсем еще невинный, а я его
развращаю. Но как это приятно. Дэв... как это мне в голову пришло? Захотелось так его
назвать. Захотелось еще сильнее прижать его к себе и целовать, целовать, давить его
карамельные губы своими, до потери сознания. Он бы так и сделал - лишился чувств. Как
он дрожал, когда я его коснулся, как это взволновало его и испугало! Он чуть в обморок
не упал от восторга. Бедный мальчик, такой еще неопытный. Невинный. Давид. Это так
классно! Ты не представляешь. У меня такого давно не было - такой легкости от своих
чувств. Да и было-то однажды. Года три назад. Тогда понятно, я еще был глупым и
неопытным, влюбился до безобразия. А сейчас еще лучше. Кажется, что теперь мои
чувства более серьезные, более осмысленные, более правильные и настоящие. Ну, старина
Чет, влюбился как дурочка из сериала, и что теперь? Все зависит от Давида. Уж я-то его
не упущу!
*****
Я не знал, плакать или от счастья смеяться. Почему я не оттолкнул Чета? Почему все
мое тело отказалось слушаться меня, и слушалось его. Неужели я теперь так всегда буду
реагировать на его присутствие? Я потерял все остатки благоразумия. А теперь придется
расхлебывать. Куда я ввязался? Я влюбился в парня. Я не должен, знаю, но теперь я
понимаю, что значит потерять голову от любви. Я влюбился, впервые в жизни. Это такое
необыкновенное ощущение. Единственное, что я могу сделать, чтобы не потерять голову
от Чета - избегать его. Так и надо было поступить с самого начала, а не слушать его
признания в любви. Я же не знал, что тоже влюблюсь, просто потому что он
неравнодушен ко мне. Я ощутил себя самым важным человеком для него, и теперь Чет
стал для меня таким.
А как же отец? Что он скажет, если узнает? А если он не узнает? Я запутался. Ничего
ведь не было. Ну, подумаешь, два поцелуя. Да для такого парня, как Чет это вообще
ничего не значит. Это я - глупый романтик... Нет, я уверен, что для Чета это значит то же,
что и для меня. Может, даже больше. Нет, нет. Забыть это наваждение. Стряхнуть с себя.
Не видеть Чета, не слышать его приятный, нежный голос, не позволять ему касаться себя,
целовать... Какие у него губы! Я не знал, что парни так нежно могут целоваться, хотя, что
я вообще знал о поцелуях? Если бы не Чет, то я бы лет до двадцати ни разу не
поцеловался.
Дурак, какую чушь я несу. Какая разница, во сколько бы я поцеловался, но это бы
произошло с девушкой, наверняка, с моей невестой. А теперь. Я и раньше-то на девчонок
не особо смотрел, а теперь они вообще для меня перестали существовать. Я - голубой?
Так это называется? Если я влюбился в парня... Что же будет?
-Давид, ты опять от меня убегаешь? - недовольно спросил Чет.
Я всю неделю старательно от него скрывался, но в школе, да и в нашем маленьком
городе это трудно.
-Давид, что такое? Что с тобой опять?
Мы стояли в школьном коридоре. На нас смотрели друзья Чета, с которыми он
разговаривал, пока не подошел ко мне. От их взглядов мне было очень неуютно.
-Чет, давай не будем говорить об этом.
Он огляделся.
-Да, ты прав, сейчас это не очень удобно. Приходи после занятий на задний двор.
Он увидел, я просто уверен, увидел, как я покраснел. Как свекла. Почему я не могу
держать свои эмоции в себе, почему они все на моем лице? Он напомнил мне о том месте,
где мы целовались. Как я могу говорить с ним там?
-Я буду ждать тебя, - подмигнул Чет.
Не пойду. Я твердо решил. Но ноги сами понесли меня туда.
Чет засиял, когда увидел меня, кинулся, наверное, желая обнять. Но я выставил
вперед руки, как защиту.
-Нет, - твердо сказал я.
-Что нет? - удивленно спросил он.
-Не подходи. Чет, я пришел, чтобы сказать, что у нас ничего нет. Не думай, из-за
двух поцелуев, что мы парочка или еще что-то, - я старался говорить решительно, но
голос чуть не дрожал, - это ничего не значит.
Чет недоверчиво посмотрел на меня. Потом приблизился, сузив глаза. Вид у него
был явно сердитый.
-Как это не значит, Давид? Только ты мне не говори такое, я знаю, что это значит
для тебя многое, как и для меня. Я знаю, что нравлюсь тебе.
-Я просто позволил тебе меня поцеловать. Хотел узнать каково это, - соврал я.
Лицо Чета помрачнело.
-И как? Узнал? Как тебе?
Мне хотелось сказать, волшебно, великолепно, но я сказал:
-Никак.
Он не поверил. Конечно, ведь он чувствовал все мои эмоции, словно мысли читал.
Чет прижал меня к себе так крепко, что я думал, задохнусь. Он стал целовать меня очень
настойчиво и сильно, яростно, страстно. Я упирался в его грудь руками, но они
соскальзывали. Чет был сильным, он не позволил бы мне вырваться. А я уже не хотел...
-Никак? - переспросил Чет, оторвавшись от меня, - скажи, Давид, это ничего не
значит?
-Нет, Чет, это не то, что мне нужно.
-Хорошо, я дам то, что тебе нужно, - сказал он со злостью.
Я не понял ничего. Чет прижал меня к стенке и опустился на колени.
-Что ты хочешь сделать? - испугался я, уже все понимая.
++++++
Я был ужасно сердит на него, и еще я сильно его захотел. Захотел показать, что он
без меня не сможет, что только я могу заставить его почувствовать, что такое
наслаждение, страсть. Я знал, что он не будет сопротивляться. Захотелось сделать ему так
приятно, чтобы он запомнил навсегда, захотелось проучить его.
Я спустил его брюки одной рукой, а другой продолжал прижимать к стене, вначале
сильно, но потом он уже перестал отбиваться. Он был напуган и возбужден. Пылал от
стыда, так, что аж уши покраснели. Сейчас он был таким милым. Стеснялся своего
желания, горел, но я не думал давать ему пощады. Когда Давид перестал отбиваться, а мог
только стонать, я обнял его бедра, обхватив их ладонями, поглаживая, добавляя ему еще
больше удовольствия. Мне казалось, что я доведу его до обморока от переизбытка новых
эмоций. Я не смог удержаться и взглянул на него, снизу вверх. Давид прислонил голову к
стене, глаза закрыты, изо рта вырываются хриплые, тихие стоны. Я сам от себя такого не
ожидал. По крайней мере, у меня самого такой реакции не было.
-Давид, - позвал я, - Давид, ты в порядке?
Он открыл мутные глаза, посмотрел на меня так, будто не узнавал, потом опять
покраснел. До чего же он часто краснеет. Какой я гадкий, развращаю невинного мальчика.
Он торопливо натянул штаны.
-Скажи что-нибудь, - попросил я, - тебе понравилось?
-Это было очень гадко, Чет, очень-очень. Никогда бы не подумал, что ты
опустишься до такой непристойной низости.
И он ушел, оставил обалдевшего меня размышлять над смыслом его слов.
Ничего себе, гадко, непристойно. Да, конечно, это не так невинно, как поцелуй, но
что б низко - это уже чересчур. Да где его воспитывали, в монастыре? Убить бы этих
консервативных воспитателей. Если он считает, что удовольствие это гадко и низко, то я
не знаю... Надо срочно его в этом переубеждать. Я понял, он считает, что все это
безнравственно. Нужно показать Давиду, все то, что доставляет удовольствие - хорошо,
если ему было приятно, значит, никак не гадко. А что ему было приятно, я могу с
уверенностью сказать. Этот вкус на моем языке, он теперь целый день продержится. Надо
же, как мне понравилось! Вот что ты уже делаешь, Чет! Смешно. У меня ведь тоже такое
впервые. Ну уж нет, Давид. Мы с тобой еще совершим много приятных открытий. Я тебя
заставлю получать удовольствия, хочешь ты этого или нет.
*****
Никогда бы не подумал, что Чет опустится до такого. Он казался таким чистым и
искренним, а то, что он делал, это так непристойно. Чего он добился. Заставил меня
почувствовать похоть, самые низменные желания. А после этого еще о любви говорит. Не
любовь ему нужна, а секс. Это слово вызвало во мне странное смятение. Вот значит что
такое зов плоти. Бабушка всегда говорила, что это грех, нужно противится таким
желаниям. Говорила она это моему брату, а не мне. Ему было тогда тринадцать, а мне
десять. Да, она застала его за чем-то непристойным. Чем-то, чего я никогда не делал. Я не
знал этого раньше. Физические желания были для меня просто ничего незначащими
словами. Я никогда не видел эротических снов, пошлых журналов, не занимался ничем в
ванной. Мне просто не было до этого дела. Я был совсем не развитым в этом смысле
подростком. А теперь Чет сумел пробудить дремавшее во мне желание, заставил испытать
что-то неприличное, и вместе с тем приятное. Нет, безумное, восхитительное. Это было
так непристойно, я никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации, да еще с
парнем. Чет, зачем ты сделал это со мной? Зачем заставил ощутить это наслаждение.
Теперь я только об этом и думаю, теперь я этого безумно хочу. И боюсь, и ненавижу себя.
Разве можно потакать своим страстям? Нужно держать себя в руках, не позволять Чету
вытворять со мной такие вещи. Сколько раз я уже пытался покончить с этим, но он имеет
на меня какое-то необъяснимое чувственное влияние. Он ведь сделал это специально,
зная, что доставит мне удовольствие, которого я захочу еще. Плоть слаба, тело не может
сопротивляться таким желаниям. И я не могу. Я слабею рядом с ним. Я умираю, когда я
без него...
Как я теперь должен поступить, куда деваться? Хоть в школу не ходи. А уже конец
года. Я не могу думать об учебе, когда во мне бушуют такие страсти. Опять придется
прятаться от него, и опять он меня найдет, а я не смогу сопротивляться. Чет, какая же ты
все-таки скотина. Но я тебя люблю. И хочу. Сам не знаю, чего. Того, что запретно, того, о
чем я даже думать не должен.
*****
Опять мне пришлось бегать за Давидом, я прямо, как назойливый поклонник. А что
мне остается, если иначе я с ним увидеться не могу. Приходится выслеживать, поджидать
после школы. Я затянул его за угол бакалейного магазина, когда он проходил мимо. Он
стал кричать и отбиваться. Я обнял его довольно сильно, и зажал рот ладонью. Давид
испуганно и грозно смотрел на меня, сверкая темными глазами.
-Ты теперь все время будешь от меня убегать? - спросил я с улыбкой.
-Отцепись от меня, Чет, - вырывался Давид.
Я его отпустил. Но он не убежал, смотрел на меня удивленно, но и сердито.
-Давид, давай разберемся в наших отношениях...
-Нет у нас никаких отношений, - крикнул он.
-Как это нет? - опешил я.
-Ничего не было, - буркнул он.
-Ни фига себе, - возмутился я, - ты спустил мне в рот, и говоришь, что ничего не
было.
Давид больно стукнул меня по плечу.
-Не смей так со мной разговаривать. Не смей говорить всякие гадости.
-Ах, ну извините. Нежный, утонченный мальчик, грубые слова ранят ваш слух, язвительно сказал я, - какой же ты чувствительный, Давид.
Я прижал его к стене всем телом и стал гладить через материю брюк. Давид
вырывался, но моя ладонь оказывала на него волшебный эффект, через несколько минут
он уже мягко стонал в мох руках.
-Послушай, Давид, - зашептал я ему в ухо, - ты не можешь отрицать, что тебя влечет
ко мне. Нет смысла бороться. Не нужно. Позволь мне показать тебе, что такое неземное
удовольствие.
-Не надо, Чет, - хрипло попросил он.
-Давид, - я прижался губами к его виску, - Давид, я люблю тебя, не нужно меня
бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Почему ты не хочешь позволить мне сделать
тебе приятно?
-Но это нехорошо, Чет, - слабо возразил он, все еще чувствуя мою руку.
-Забудь ты об этих предрассудках, Давид. Это хорошо, это очень хорошо. Обещаю,
тебе понравится. Не отталкивай меня.
-Я не могу, Чет, я боюсь. Что будет с нами?
-Обещаю, ничего плохого. Я смогу тебя защитить, - я прижался губами к его мягким
волосам, - не бойся, Давид.
-Выходит, что мы голубые, - нахмурился он.
-Выходит, - подтвердил я.
-Скины не любят голубых не меньше, чем евреев.
-Да пошли они.
Давид отстранился от меня.
-А я еврей, да еще и голубой.
-Давид, нельзя же всю жизнь их бояться. Их это только подстегивает. Не можешь же
ты всю жизнь прятаться от них, и от себя. Это то, чего ты боишься?
-Да, - кивнул он, - боюсь, что кто-то узнает.
-Никто не узнает, - уверил его я, - если только мне не придется вылавливать тебя в
людных местах.
Давид недовольно посмотрел на меня.
-Решай, Давид, хочешь ты этого или нет. Сегодня моей матери не будет ночью дома.
Я буду тебя ждать.
Он удивленно заморгал, потом со стыдом отвернулся. Я вышел из нашего укрытия и
направился на баскетбольную площадку. Настроение у меня улучшилось. Теперь я точно
уверен, что он от меня без ума. А если не придет, что ж, значит, он не тот, с кем я могу
быть. Но я был уверен, что он не сможет устоять. В первый раз всегда страшно, Давид, но
ты сумеешь найти в себе смелость, я уверен. Ты на самом деле смелый мальчик,
необыкновенный. Давид, ты мой мальчик. Мой сладкий мальчик. Не отказывайся от меня,
Дэв.
-Ты чего такой довольный? - спросил меня Кевин.
-Я влюбился, - выпалил я.
-Ого, в кого?
-Ты все равно не знаешь.
Я подумал, что мог бы и сказать, но для Давида это слишком. Не спеши, Чет, не
спеши.
Он пришел. Я весь вечер волновался, даже сомневаться начал. А вдруг он струсит.
Но Давид пришел. Правда, выглядел он недовольно, будто я его заставил. Наверное, так и
было, сыграл на его желании. Но это для его же блага.
-Заходи, - я открыл широко дверь.
Он неуверенно вошел.
-Хочешь пива? - спросил заботливый хозяин Чет.
-Я не пью, - хмуро ответил он.
-Может, колы?
Давид покачал головой. Что-то не нравилось мне его настроение.
-Давид, я тебя не заставляю. Если хочешь, можешь уйти.
-Ты же знаешь, что я не смогу уйти, - сказал он недовольно.
-Почему же? - поинтересовался я.
-Потому что тогда между нами будет все кончено.
-А разве между нами что-то есть? - поддел я.
-Ты же знаешь, что есть, - крикнул Давид. Мне нравилось, как он горячился, - ты
заставил меня испытать оргазм, впервые в жизни. Думаешь, для меня это ничего не
значит.
Я довольно улыбнулся. Странно было слышать от него слово "оргазм".
Я прижал его к себе, очень бережно, успокаивающе погладил по спине.
-Давид, - прошептал я, - ты этого хочешь?
Он молчал.
-Давид...
Молчит.
-Дэв...
-Хочу.
-Пойдем, - я взял его за руку и повел к лестнице, ведущей на второй этаж.
-А твоя мама точно не придет? - с опаской спросил Давид. Он был очень напряжен.
-Нет, она уехала в командировку. Приедет только завтра, к обеду.
-Чет, - прошептал Давид и прижался ко мне, - мне немного страшно.
-Не бойся, милый, - ласково сказал я, целуя уголок его рта.
-Милый, - улыбнулся Давид.
Я поцеловал эту волшебную улыбку...
******
Чет заставил меня лечь на кровать и начал медленно целовать. Он не спешил, хотя я
понимал, что это дается ему большими усилиями. Он осторожно снимал с меня одежду,
не переставая прикасаться губами к шее. Его теплые губы были такими нежными,
настойчивыми, влажными. Не знаю, чего я хотел больше, чтобы он перестал разжигать
меня, или продолжал эти ласки.
Я опомнился, когда он полностью раздел меня и стал внимательно рассматривать.
Под его пристальным взглядом я чуть не растерял остатки решимости. Его глаза почти
физически прожигали мою кожу, пробегая пытливым взглядом по всему телу. Я видел его
желание и восхищение, но все равно, очень стеснялся.
-Только никаких шуток про обрезание, - смущенно предупредил я.
-Я об этом и не думал, - серьезно сказал Чет.
Я знал, что он не врет и не собирается поддевать меня, но все равно, его взгляд
раздевал меня еще сильнее, чем это возможно. Потом я понял, что он уже все видел. Это
меня смутило до невозможности. Мне казалось, что Чет видит во мне краснеющую
девицу, но ничего не мог с собой сделать. Все это вгоняло меня в краску. Я закрыл глаза,
когда Чет склонился надо мной. Он целовал мою грудь, шею, живот... Я пытался
сосредоточиться на ощущении, которое вызывало во мне прикосновение медальона Чета.
Это отвлекало меня от смущающих, непристойных мыслей. Медальоны опустились мне
на грудь. Было приятно ощущать прикосновение холодного металла к горячей коже. Было
больно, страшно, странно, тепло... холодные пластинки постепенно нагревались,
ритмично поднимаясь и опускаясь на мою грудь, поднимаясь и опускаясь...
+++++
Давид отвернулся к стенке и внимательно рассматривал ее, водил пальцем по
геометрическому рисунку на обоях. Похоже, он опять был чем-то недоволен и уже
раскаивался. Ну что я не так сделал? Ведь он так славно стонал и корчился в моих
объятиях, а теперь лежит зубами к стенке и молчит.
-Давид, - осторожно позвал я, - что с тобой?
Он лег на спину, глядя в потолок. Я не мог понять, какие чувства отражались на его
лице. Он был задумчив и скрытен. Потом посмотрел на меня. Как-то странно, мне стало
не по себе. Сощурил глаза.
-Значит, теперь я уже не девственник? - спросил он.
Такого вопроса я как-то не ожидал.
-Ну, это как посмотреть... - неловко произнес я.
-Тогда надо все до конца довести, пора поменяться местами, - сказал он и навалился
на меня, вцепившись в мои губы злым, яростным поцелуем.
Он был рассерженным и страстным, специально пытался причинить мне боль. Я не
ожидал от него такой силы, но мне было хорошо. Постепенно его злость прошла, он стал
нежным и ласковым, таким, каким я его и любил.
Утомившись, он прижался к моей груди и заснул. Я же глаз не мог сомкнуть. Это
было похоже на легкий шок. Не только у Давида, но и меня все было сегодня впервые.
Потому что таких ощущений раньше не было. А Давид, этот неопытный, стыдливый
мальчик довел меня до такого состояния, которого не могли вызвать самые страстные и
искушенные девчонки. Я осторожно гладил его плечи. Даже на них блестел пот.
Утром я проснулся от того, что Давид пытался перелезть через меня, чтобы встать с
постели. Я схватил его за локти, прижимая к себе и не давая вырваться.
-Чет, пусти, - недовольно сказал он.
На его щеке остался отпечаток от моего кулона - он всю ночь проспал на моей груди.
А теперь рвется куда-то, да еще и злиться, будто ничего этого не было. Мне уже кажется,
это его стиль - вначале получать удовольствие, а потом сбегать, да еще и меня обвинять во
всем. Я нехотя отпустил его. Давид сел на край кровати и стал поднимать с пола одежду.
Он по-прежнему молчал. Я не мог отвести глаз от его спины с торчащими позвонками и
лопатками. Рука моя прошлась по позвоночнику, спускаясь к пояснице. Он сладко
изогнулся, когда я погладил низ его спины. Эту точку я нашел вчера, когда обнимал его за
талию, пока он лежал на мне. Очень чувствительная зона. Давид стряхнул мою руку. Он
быстро оделся. И ушел. Даже не сказав мне ничего, даже не обернувшись.
Я чувствовал себя отвратительно, будто меня трахнули и выбросили. Только не
Давид. Я привык, что мной девчонки пользовались для своих целей, но не он. Ведь Давид
не такой. Опять на него что-то нашло. Ну что такое, Давид? Почему ты все время бежишь
от меня и от себя? Зачем прячешься от своих желаний?
-Прости, что ушел вчера, - виновато произнес Давид, - я испугался.
-Чего? - удивился я.
-Того, что мне было так хорошо. Того, без чего я теперь жить не смогу.
-И не надо, - мягко улыбнулся я.
Мы пришли на речку после занятий. Нужно было делать уроки, но я легко на них
наплевал, Давид последовал моему примеру. Я притащил с собой мяч, потому что
рассчитывал сегодня поиграть. Но Давид несколько изменил мои планы. Рядом лежала его
скрипка в раскрытом футляре. Он только что сыграл мне красивую классическую
мелодию. Я понял, почему влюбился в него, только когда вновь увидел и услышал, как он
играет. Я влюбился в эти прикрытые глаза, озаренное лицо, тонкие волшебные пальцы,
колдующие смычком. Давид был неземным созданием, непохожим на то, к чему я привык,
и я потянулся к нему, как к волшебству.
Мяч и скрипка. Так странно смотрятся вместе эти предметы и так красиво. В этом
весь он и весь я. Мой мяч, похожий на большой апельсин. Мне нравится его упругая
тяжесть. Он так легко слушается моей руки, получаются такие точные броски. Скрипка
Давида, лакированное дерево, дикая вишня. Грациозные изгибы, утонченная форма. Эти
вещи так похожи на нас, и так не похож друг на друга. Как я и Давид. Я быстрый и
ловкий, Давид - утонченный и восторженный.
-Чет, это ведь прозвище. Тебя на самом деле зовут Джек, - задумчиво произнес
Давид.
-Я не люблю это имя. Мне больше нравится Чет.
-Да, тебе подходит.
-Давид, мы могли мы с тобой встречаться.
-В нашем маленьком городке? Тут же все знают про всех.
-Не будем встречаться открыто. Ты же понимаешь, что по отдельности мы теперь
быть не можем.
Давид вздохнул.
-Хочешь, я тебе еще поиграю?
Я кивнул. Как он умел уходить от ответов.
Давид теперь уже не мог отрицать, что любит меня, кроме того, он не отрицал свое
физическое влечение. Он смирился с этой своей странностью. Не боялся, но умолял меня,
не открывать наших отношений. Он не хотел, чтобы кто-то знал. Боялся новых нападок,
непонимания семьи. Я согласился, с условием, что больше он не будет меня избегать. Он
согласился. И я нагло пользовался этим, зажимая его по углам, подлавливая, где только
возможно, подвергая своим быстрым жадным ласкам. Иногда это ему нравилось, иногда
он злился. Но опасность только подогревает кровь. Проходя мимо по коридорам школы, я
всегда пытался коснуться его, дотронуться до руки, или недвусмысленно погладить
пониже спины, естественно, чтобы никто не заметил. Иногда нас палили, но это как-то не
всплывало. Пару раз - сторож в котельной, куда мы спускались на большой перемене.
-Только поцеловаться, - предупредил Дэв.
Я согласно кивнул. Когда мы спустились в подвал, я жадно кинулся на него, никак
не мог насладиться его поцелуем, мял его губы, смакуя их сладкий вкус. Он был таким
нежным, таким трепетным, осторожным, каждый шорох его пугал. Мои руки забрались в
его штаны, он стал отбиваться, как всегда покраснев. А я обожаю его малиновые уши.
-Не надо, Чет, не здесь, - просил он.
-Эй вы, - послышался старческий голос, сторож выполз из своего укрытия и зашипел
на нас, - чем это вы тут занимаетесь? А ну, проваливайте...
Давид как ужаленный выскочил. Потом два дня трясся.
-Он нас выдаст.
-Не выдаст, - убеждал его я, - этот старпер уже и забыл все, а ты еще боишься.
Через четыре дня мне опять удалось уговорить Давида спуститься в подвал. И на
этот раз нам не повезло. Я уже на коленях стоял, когда опять приперся сторож и нагнал
нас, по-моему, он ничего так и не понял.
Иногда мне страшно хотелось, чтобы все вышло наружу. Я бы ничего не стал
отрицать. Наоборот, гордо бы ходил, держа Давида за руку, приводя в смятение наш
тихий городок. Но Давид до смерти этого боялся. И мне приходилось довольствоваться
урывками.
Иногда, правда, удавалось уговорить прийти его ко мне домой после занятий. Тогда
он был спокойным и ласковым. Я обожал его таким. Он льнул ко мне, ничего не опасаясь,
и я сполна пользовался его нежностью. После того первого раза, Давид ни разу не
выступал в активной роли, предпочитал предоставлять это мне. Он всегда был немного
пассивным. Наверное, это правильно. Он слабый, я сильный. Я делал только то, что
нравилось ему.
С самого начала я сделал все, чтобы побороть его сексуальную скованность,
привитую строгим воспитанием. Мне бы не хотелось, когда я был с Давидом, чувствовать,
будто сплю с женой после десяти лет брака. Он позволял мне все, при этом страшно
стыдясь. Он не терпел пошлого и неприличного, а я старательно пытался поменять его
взгляды на эти понятия.
*****
Вот я и стал любовником Чета. Я сопротивлялся из всех сил, но не смог с собой
бороться. Я не чувствовал себя из-за этого виноватым. Но и особой радости не было. Я все
время чего-то опасался. Вдруг кто-то узнает, все выплывет наружу? Что будет? Мне
казалось, Чет не очень-то об этом заботиться и иногда специально неосторожен. Легко
ему. Он мог бы все открыть. Ему нечего бояться. Это мне надо опасаться, что узнают мои
родные. Я боялся, что семья меня осудит. Без них я ничего не смогу в жизни. Они моя
опора и поддержка. Но Чет, он такой родной, я так его люблю. Даже не знаю, как быть. Но
его ситуация не огорчает. Ему нравиться хватать меня, тискать. Иногда это даже
раздражает. Но сопротивляться Чету я не могу. Он полностью мною управляет, знает все
мои желания, о которых я не подозревал. Оказывается, я могу быть очень развращенным,
стоит только поверить Чету, что желаний не стоит стыдиться. А потом я от стыда сгораю,
вспоминая, что мы вытворяли в постели. Но мы не только любовники. По-прежнему мы
друзья. И это самое ценное. Я делюсь с ним всем, он отвечает мне. Полное
взаимопонимание. Иногда, правда, возникают разногласия, на сексуальной почве - не
могу же я потакать всем его желаниям, иначе совсем развращусь. Во мне, в отличие от
него, остался стыд. Я боюсь этого, потому что секс стал так много значить для меня. И все
благодаря Чету, он занялся моим сексуальным воспитанием. Что я могу с ним поделать.
Он такой импульсивный, взбалмошный, всегда действует по воле чувств. А мой
рациональный еврейский разум иногда просто противиться против такого безумного
отрицания любых правил. Чет так изменил меня. Я теперь без него жить не могу. Люблю
его, бешусь, когда его нет рядом, или когда он флиртует с какими-нибудь девицами. Он
делает это нарочно, чтобы я ревновал. А я виду не подаю, что меня это волнует, и тогда он
злиться. Обожаю, когда он называет меня Дэв. Это так лично, так интимно. Только он
знает это имя, и никто другой, потому что я принадлежу только ему.
Я люблю разговаривать с Четом в постели, уютно прижимаясь к его телу. Мне тогда
очень спокойно, я не оглядываюсь, ничего не опасаюсь. И весь мир принадлежит нам
двоим. Я живу в этой сказке, отгородившись от реальности. Это Чет думает, что я все
время насторожен, но ему только кажется, на самом деле, я совсем утратил бдительность.
+++++
Дэв прижался ко мне всем телом, поджав под себя ноги и положив голову мне на
плечо. Я обнял его одной рукой и тихонько гладил по спине. Он перебирал своими
музыкальными пальчиками цепочку на моей шее. Вот такие моменты были для меня
самыми ценными, пожалуй, более важными, чем самые страстные ласки. Тогда я ощущал,
что мы принадлежим друг другу. Его мысли были моими, мои - его.
-Ну расскажи еще что-нибудь, - просил Дэв, ему нравилось слушать все, чтобы я ни
рассказывал.
-Что рассказать-то?
-Да хоть что, мне все интересно, - Давид прильнул ко мне еще сильнее. В такие
мгновения хотелось не болтать, а заниматься любовью. Но Дэв хотел поговорить.
-Как я в первый раз напился? Хочешь послушать?
-Ага, - закивал он головой.
-Мне было двенадцать, да точно. Кейт стащил у отца бутылку виски и мы решили
распить ее на четверых. А надо сказать, виски штука крепкая. Короче, нас так подкосило,
что мы, шатаясь, ходили по городу и держались друг за друга. Еще и песни пели. Ума не
приложу, как мы никому не помешали, и никто полицию не вызвал. Потом мы где-то все
потерялись. Я свалился на газон перед домом миссис Уилш, ну, ты ее знаешь. Такая
безобидная старушка. А меня вырвало на ее газон. Мне потом так стыдно было, но я
быстренько свалил с места преступления. Никто и не узнал, что это я был.
Давид вовсю хохотал.
-Какая гадость! Признайся, Чет, все эти истории, ты их выдумываешь?
-Нет, конечно, - возмутился я, - все это - чистая правда.
-Так все смешно и здорово, как из книжки.
-Просто у меня было насыщенное детство, и мне не приходилось, как некоторым
сухарям, целыми днями пиликать гаммы.
-Кого это назвал сухарем? - сдвинул брови Давид, - я тебе сейчас покажу.
Он свалил меня на постель, и мы стали шутливо бороться. Естественно, я победил. Я
уселся верхом на свою жертву, удерживая его за запястья. Давид, смеясь, пытался
вырваться. Потом мы замерли, глядя прямо в глаза друг другу, и одновременно кинулись
целоваться. Я закрывал губы Давида своими, глотая его стоны. Потом накинулся на его
шею, плечи, спускаясь все ниже и ниже, по животу, лаская гладкую смуглую кожу.
-Чет, не надо, - слабо попросил стыдливый Давид.
Но иногда я просто не слушал его возражений...
-Тебе нравится меня смущать? - спросил он, когда я, наконец, успокоившись, прилег
на его плече.
-Мне нравится делать тебе приятно, - сказал я, целуя его мокрый от пота лоб.
Сегодня мама опять поехала в командировку, что-то она в них зачастила. Дэв
остался у меня на ночь. Мы немного побезумствовали на кухне, а потом перебрались в
мою комнату. Ему здесь очень нравилось.
-Теперь ты мне что-нибудь расскажи, - попросил я.
-Нечего мне рассказывать, у меня нет таких интересных историй, как у тебя, я же
сухарь, - надулся Давид.
-Ну расскажи про какой-нибудь свой обычай, у вас же есть какие-нибудь традиции,
обряды, которые вы храните.
-Есть такой обычай, когда мальчикам исполняется тринадцать лет и один день, для
них устраивают праздник, который называется бар-мицва, "сын завета".
-Именно тринадцать лет и один день? - переспросил я.
-Да, это особый возраст. Вроде как человек уже становится взрослым и
самостоятельным. Он теперь сам отвечает перед Богом за свои поступки, грехи.
Мальчиков приводят в синагогу, там они возносят молитву, их допускают к Торе, это
такая священная книга, и они читают отрывок.
-Что, на еврейском?
-На иврите, это древний язык.
-И ты его знаешь? - удивился я.
-Немного, в основном, молитвы.
-Здорово, что вы так храните все свои традиции, - восхитился я.
-Иногда я от этого устаю, - признался Давид, - но я люблю наши праздники.
-И вы едите мацу на Пасху?
-Конечно, - улыбнулся Давид.
-У нас есть такая дразнилка - скины съели всю мацу. А что это такое?
-Это такая лепешка из неперебродившего теста, национальное блюдо. Оно
символизирует тот хлеб, который ели евреи, совершив исход из Египта.
-А какое отношение это имеет к воскрешению Христа?
-Иудеи не верят в Христа. У нас и у христиан совершенно разная Пасха, - объяснил
Давид.
-Надо же, - усмехнулся я, - а я ничего такого не знаю. Какой я не просвещенный.
-Если тебе это неинтересно и не нужно, тогда зачем тебе это знать?
-Ты такой умный, столько всего знаешь, - опять с восхищением произнес я, - я себя
таким тупым рядом с собой чувствую.
-Ну, знаешь, у меня тоже рядом с тобой много комплексов появляется, но я же не
говорю о них.
-Каких еще комплексов? - удивился я.
-Ну, моя внешность. Рядом с тобой я чувствую себя ошибкой природы, - смущенно
сказал Давид.
Я с удивлением посмотрел на него, потом обнял и улыбнулся.
-Не сочиняй, Дэв, ты самый лучший.
-Спасибо, - нежно прошептал он мне в ухо.
Как я люблю его целовать. Его поцелую так сладко таят под моими губами. Я просто
голову теряю от него. Давид все увереннее и увереннее отвечал на мои поцелуи. Когда мы
оторвались друг от друга, он стыдливо спрятал лицо в мою шею, обдавая ее своим легким
дыханием.
-Не хочешь принять душ вместе? - предложил я.
Он шутливо шлепнул меня по спине.
-Перестань заставлять меня краснеть. Мне даже взгляд твой трудно выдержать без
смущения, а ты говоришь - в душ.
-Какой ты у меня скромненький, - поддразнил я.
Когда я пришел из душа, он уже спал. Давид лежал на животе, раскинув руки.
Одеяло сбилось набок, и он предстал передо мной во всей красе. В темноте его кожа
казалась еще темнее. Я лег рядом с ним и положил голову на его поясницу, любуясь
красивыми округлостями передо мной. Его тело медленно поднималось и опускалось,
повинуясь ритмичному дыханию сна. Под эти успокаивающие колебания я и заснул.
Но Давид не всегда был таким милым. Иногда он просто злил меня своим
поведением. Стыдил меня, обвинял в пошлости, избегал, у него, видите ли, совесть
просыпалась. Приходилось применять активные ласки, чтобы эта совесть потихоньку
засыпала. С ним было сложно, но я бы не променял Давида ни на кого другого. Когда мы
переплетали пальцы, занимаясь любовью, я уже не ощущал себя каким-то отдельным
существом, мы как будто становилось чем-то единым. И я все больше и больше понимал,
что хочу вот так же, сцепив пальцы, ходить с ним по улице. Я ничуть не стыдился, и если
бы не возражения Давида, то ничего бы не стал скрывать. Я пытался войти в его
положение, понять, почему он так опасается огласки, но мне казалось, что со всем можно
справиться вместе.
*****
Я все больше и больше думал о том, что будет, если все выплывет наружу. Я знаю,
что меня никто не поймет. Более того, для моей семьи это будет настоящий удар.
Пожалуй, только мама бы смогла понять меня, а может и нет. А отец, дед? Да для них это
будет настоящий позор.
Я решил поговорить с братом. Он не был таким скованным, как я, но и гнев родных
на него не обрушивался. Мне казалось, он вообще, ничего не боится.
-Исаак, ты думаешь, как наши отнеслись бы к гомосексуализму? - осторожно
спросил я.
Он странно посмотрел на меня, но не удивился.
-Им бы это не понравилось. Знаешь, что я тебе скажу, Давид, послушай, это дельный
совет. Ты можешь делать все, что хочешь, расслабляться с парнями, хоть спать с ними, но
только тайком. Если ты захочешь о чем-то открыто заявить, то сразу лишишься семьи.
Для отца нет ничего хуже, чем нарушение морали. Да это для них просто дикость.
Я мрачно смотрел на него.
-Если у тебя появились такие мысли, Давид, значит это неспроста. Знаешь, мы с
парнями тоже любим расслабиться в компании, но нельзя относиться к этому серьезно.
Увлечение есть увлечение. Но нельзя позволять ему превратиться во что-то большее.
Исаак не расспрашивал меня ни о чем. Вообще-то, ему не было до меня дела, но
брату нравилась роль умудренного опытом наставника. Я даже не удивился его
спокойному отношению к этому, и тому, что он "любит расслабляться с парнями", что он
имел в виду? И он не удивился моим расспросам. Только его советы мне не помогли, а
заставили еще больше мучиться. Как быть? Неужели нам всю жизнь придется прятаться с
Четом? Или все-таки моя семья сможет это принять из-за любви ко мне? Или отец скажет:
"выбирай, или ты больше не будешь моим сыном, если хочешь и дальше продолжать эту
порочную связь, или мы обо всем забываем, а ты больше никогда не видишься с этим
парнем". Отец вполне мог так сказать. Он человек строгий, решительный, никогда его
слова с делом не расходятся. Я не хочу потерять Чета, но и семью свою тоже не могу
потерять. Они же все для меня. Моя опора, мои корни. Они столько для меня сделали.
Меня с детства так воспитывали, что семья для человека это самое важное в жизни, я так и
считаю. А с Четом ведь у нас не может быть семьи. Почему тогда, когда я с ним, весь
другой мир исчезает, и я уже не думаю о проблемах? А потом наедине с собой они на
меня наваливаются всей своей массой и хотят раздавить. Я боюсь того, что может
случиться. Боже, если кто-то узнает... Да еще эти нацисты, я конечно, их не боюсь, но
будет неприятно, если еще и это добавится. Я знаю, что все это неправильно, но не хочу с
этим соглашаться. Чет, мне не следовало влюбляться в тебя. Это так плохо, так
неправильно...
+++++
Я зашел в гости к своему кузену Рою. Мы с ним не были такими близкими друзьями,
как с Биллом. Тот, хоть и был меня на много старше, но всегда воспринимал очень
серьезно. Я так переживал, когда Билл погиб. С Роем такой близости не было, но
потрепаться мы могли о чем угодно. Вернее, это он мне обо всем рассказывал. Я же
откровенничал, только если считал, что могу так поступить. О Давиде я бы ему ни за что
не рассказал, не потому что он с отвращением отнесется или позабавиться. Просто
разнесет на весь город, Рой трепло, совсем не умеет секреты хранить.
У Роя есть друг - Гарри. И если Рой относится ко мне шутливо и снисходительно,
как к младшему братишке, то Гарри воспринимает вполне серьезно и испытывает
уважение. Гарри был действительно стоящим парнем, ему бы я не побоялся, что угодно
доверить.
-Гарри, у тебя было с парнем? - спросил я.
Мы с ним пили пиво на заднем дворе дома Роя. Мой братец куда-то уехал, наверное,
еще купить выпивки. Так даже лучше было, он иногда такой надоедливый.
-С парнем? - Гарри усмехнулся, - знаешь, по пьяни дурили, ну, в общем, как-то
пришлось на спор отсосать, но это глупости, а что б всерьез- то не было. Меня это как-то
не привлекает. Хотя у нас в колледже этим делом балуются. А что?
-В общем, я встречаюсь с парнем, - выпалил я.
-Что так? Устал от девчонок? - усмехнулся он.
-Просто влюбился.
-Ого, а чего все тайком? - удивился Гарри, - ты же крутой парень, я думал, ты бы не
стал ничего скрывать, а в открытую бы заявил о своей ориентации?
-Он не хочет. Боится, что семья не примет. Да еще и скины его достают.
-Скины достают? - удивился Гарри, - а чего?
-Он еврей. Вот они ему и не дают жизни.
-Скины на самом деле уроды. Они же тупые, только в толпе держатся, как стадо
баранов. А своих мозгов-то нет. Понавешают на себя свастики, всякие немецкие
выражения выкрикивают, даже не понимая их.
-Ага, я б немецкий выучил только за то, что на нем разговаривал Гитлер, перефразировал я какое-то выражение.
-Им надо просто показать, кто на самом деле крутой парень. Знаешь, не ожидал от
тебя, - удивленно улыбнулся Гарри, - что это делается? Если такие парни как ты - педики,
то что делать бедным девчонкам? - шутливо посетовал он.
-Становится лесбиянками, - сказал я.
В общем, я решил, что нам с Давидом пора что-то решать. Поскольку наши
отношения стали очень серьезными, то нельзя больше ограничиваться простыми
перепихами. Надо как-то отстаивать свои отношения. Со всякими гомофобами я
разберусь, это не проблема, главное - это семья Давида. Он опасается, что они от него
откажутся. Но он же у них любимый ребенок, не думаю, что это так сильно повлияет. Моя
мама, как мне кажется, не будет возражать. Может, ей это и не понравится, но уж точно
любить она меня не перестанет.
В коридоре школы было людно, но мне удалось сунуть в руку Давида записку. Я
попросил его прийти в туалет на уроке. Больше не мог ждать, хотелось поговорить с ним
серьезно. Я, признаться, боялся его реакции. Вдруг он однажды скажет: "моя семья все
узнала, и они запретили нам видеться". Такое может быть. Черт, ну почему он такой
несамостоятельный, нерешительный. Давно бы уже все выяснил. Поставил свою семью
перед фактом - я встречаюсь с парнем и ничего не собираюсь менять. Так нет же, все
боится, прячется. Пора с этим кончать. Может, я и произвожу впечатление ветреного
парня, но сейчас мне нужны нормальные, серьезные отношения, а не просто секс.
Я смотрел в окно, когда дверь хлопнула, и Давид зашел в туалет.
-Что случилось, Чет? - беспокойно спросил он.
-Хотел тебя увидеть, - я улыбнулся.
Давид нахмурился.
-Что за шутки. Я ненадолго пришел, говори, зачем ты меня позвал.
Я обнял его. Давид стал возражать.
-Чет, если кто-то зайдет.
-Но сейчас же уроки.
-Ну и что, кто-то может отпроситься в туалет.
-Ладно, - я его отпустил, - Дэв, я понял, что мы ведем себя глупо. Почему мы
должны прятаться? Мы любим друг друга, давай встречаться в открытую. Пусть все знают
о наших чувствах.
Давид нахмурился.
-Чет, ты с ума сошел. Я понимаю, что для тебя все так легко. Но я уже сто раз
говорил, что так не могу.
-Дэв, ты меня любишь? - спросил я строго.
-Ты же знаешь, что люблю, - тихо произнес он.
Я взял его за плечи.
-Ты хочешь, чтобы мы были вместе?
-Хочу... но, Чет, пожалуйста, давай оставим все, как есть, прошу тебя. Мне итак
тяжело. Не усложняй все.
Я так и знал. Дэв, трусишка. Я хотел, чтобы все было по-настоящему.
-Ладно, - кивнул я, голос мой звучал сердито, - ладно.
-Ты злишься? - он несчастно сдвинул губы.
-Нет, не злюсь. Пусть все будет, как раньше. Хочешь прятаться, будем прятаться.
Завтра я возьму машину, и мы поедем вечером в парк, - произнес я решительно.
-Зачем? - испугался он.
-Трахаться в машине, - ответил я, - раз ты хочешь так, то и получай.
-Но, Чет, зачем ты так? - обиделся Давид, - я люблю тебя.
-Да, а мне кажется, что просто спишь со мной. Господи, все меня считали
непостоянным и несерьезным. Но вот я захотел настоящих отношений, а ты
сопротивляешься. Что ж, будет все по правилам - задние сидения машин, подвалы,
туалеты, - мрачно сказал я и прижался к его губам.
Поцелуй получился болезненным и злым. Давид вырвался и убежал. Я этого и
ожидал, но знал, что он вернется.
Странно, пока мы целовались, мне показалось, что хлопнула дверь. Мне даже
хотелось, чтобы нас застукали. Тогда не надо будет больше прятаться.
*****
На Чета я сильно обиделся. Что это такое, за кого он меня принимает? За шлюху?
Трахаться в машине. Не поеду я с ним никуда, хотя я всегда шел за ним, куда бы он меня
ни звал. Но сейчас мне не хотелось. Но я все равно ждал, когда он приедет. С ним все так
непонятно, он вызывает во мне какие-то противоречивые чувства, наверное, как и я в нем.
Мы любим друг друга безумно, но иногда я просто не могу его выносить. Он требует от
меня невозможного. Сколько раз я просил его понять меня. И все равно он поступает, как
захочет. Я так не могу. Почему серьезные отношения не могут храниться в тайне, что он
хочет показать, вытащив все наружу? Покрасоваться перед друзьями, вызвать шок у
жителей нашего городка? Ему нравится вести себя вызывающе. Ему нравится быть
независимым и уверенным. Этого мне всегда не доставало. Но почему он пренебрегает
моими чувствами ради этих своих прихотей? Любовь ведь это взаимопонимание. А мне
кажется, иногда он просто не хочет меня понимать. Нет, Чет, так нельзя.
Он хочет меня обидеть своими выходками, чтобы я почувствовал, что поступаю
неправильно. Стыдит меня. Как он мог обвинить меня в том, что он мне нужен только для
постели? Знает же, что это не так. Как он грубо сегодня поступил со мной, пользуясь моей
слабостью. Просто приказал мне поехать с ним, а я не могу отказаться. Пытаюсь заставить
себя быть твердым, но не могу. Думаю, что все-таки я поеду.
+++++
-Не хочешь покурить? - спросил Эд, подсаживаясь ко мне на скамейку.
-Я не курю, берегу здоровье. Не хочу получить рак легких, - сказал я.
-Да ладно тебе, - махнул рукой Эд и закурил.
Настроение у меня было паршивое, как всегда, после таких вот разговоров с
Давидом. Я сидел на трибуне после тренировки, домой идти не хотелось.
-Что у тебя с этим парнем? - спросил Эд.
Я не сразу сообразил, о чем он спрашивает.
-С каким парнем?
-С Бергманом.
-Как понять, что у нас? - я сделал вид, что не допер.
-Я видел вас в туалете.
Я не смотрел на Эда, ничего не говорил.
-Вы целовались, - продолжал Эд, - это ведь значит, что между вами что-то есть,
верно?
-Верно, - кивнул я.
-Так вы встречаетесь? - поинтересовался он.
Эд мог рассказать о том, что увидел всей школе, но мог и хранить этот секрет до
самой смерти, все зависит от того, как серьезно он воспримет это. Думаю, если я буду
умолять его не рассказывать, он поступит наоборот. Я решил убедить его, что для меня
важно его молчание.
-Да, - я по-прежнему не смотрел на него.
-А почему ты прячешься по туалетам? Трусишь?
Я постарался сказать как можно более небрежно:
-Слушай, тут такое дело. Я бы ничего не скрывал, но Давид меня попросил.
Понимаешь, у него семья очень строгая, с предрассудками. Да еще и скины его достают,
сам понимаешь, он же еврей. А так вообще жизни не дадут.
-Так в чем же дело? - удивился Эд, - надо собраться нам всем вместе, да набить им
морду. И все.
Я улыбнулся Эду, почувствовав прилив благодарности. Оказывается, он может быть
очень отзывчивым и понимающим.
-Думаешь, мы позволим обижать твоих друзей, - широко улыбнулся Эд, - пусть твой
Давид ничего не боится. А предкам не надо ничего говорить, да и все. Я вон тоже, когда с
Мэри Джейсон встречался, предки ее ругали, следили за ней, запрещал со мной видеться.
А вы мне все помогали. Помнишь, вы чего только не выдумывали, чтобы нам помочь.
Теперь тебе нужна помощь, так разве ж мы не поможем? На что еще нужны друзья?
-Спасибо за поддержку, - сказал я, растрогавшись.
Эд хлопнул меня по плечу.
-Не бойся, все будет круто. Но ребятам рассказать надо. А то что же, тут такие вещи
происходят, а друзья ничего не знают.
-Давиду это не понравится, - сказал я с сомнением.
-А мы его и спрашивать не будем. Я же вас застукал, так что теперь не отвертитесь.
-Как ты ненавязчиво предлагаешь свою помощь, - усмехнулся я.
-Нет, Чет, ну ты даешь. Чем тебя бабы-то не устраивают? Чего тебя на парней
потянуло?
-А я почем знаю?
Раньше на свидания я брал машину Роя, но сейчас взял тачку матери. Мне не
хотелось садить Давида в ту машину, где побывали все мои девчонки и девчонки Роя.
-У тебя свидание? - спросила мама.
-Да, свидание.
Может рассказать все матери? Хотя, она моими похождениями не интересуется. Но
ведь сейчас все по-другому. Все-таки я ей ничего не сказал. После нашего разговора с
Давидом в туалете, я уже просто не понимал, что между нами. Он сам не знает, что ему
нужно, а я не понимаю, могу ли я ему это дать.
Я остановил машину неподалеку от его дома, подождал немного. Он пришел. Все
равно пришел. Только что это меняет?
-Поехали, куда ты там собирался, - хмуро сказал Давид.
Его настроение очень и очень меня не устраивало. Я собирался это изменить.
*****
Чет уселся ко мне на колени. На переднем сиденье было тесно и неудобно. Но я
совсем об этом не думал. Голова моя отказывалась соображать. А тело мое само решало,
что ему нужно, безвольно сдаваясь Чету, когда он начал целовать мою шею. Не смотря на
то, что я был зол и обижен на него, не смотря на то, что я собирался отказать ему, я
принимал его ласки. Чет страстно проводил языком по моей коже, заставляя меня дрожать
и стонать. Этому я не мог противиться. Чет уже начал расстегивать ремень на моих
брюках. Похоже, что мне так и не удастся избежать его ласки. Я хотел его сегодня, как
никогда. Из-за злости на него моя страсть только раскалилась...
В окошко кто-то постучал. Я вздрогнул. Чет продолжал целовать и покусывать мою
шею, ничего не замечая. Я тоже был, как в тумане от желания, но не мог не понять, что
кто-то смотрел в окошко.
-Чет, - толкнул я его.
-Что? - Чет нехотя оторвался.
В окне я увидел лицо старика, наверное, сторожа.
-А ну проваливайте отсюда, извращенцы.
-Да пошел ты, - сказал ему Чет, возвращаясь к своему занятию.
Но я так не мог. От испуга все внутри сжалось. Я оттолкнул Чета от себя.
-Да что такое?
-Я так не могу, - возразил я.
Чет с недовольным лицом уселся за руль.
-Что с тобой, Давид?
-Я не могу здесь... Пожалуйста, отвези меня домой.
Он видел, что я потерял всю охоту. Чет покорно завел машину.
Я вылез из автомобиля.
-Давид, - позвал Чет, - не уходи, пожалуйста. Я согласен, что поехать в парк было не
самой удачной идеей.
-Это было плохой идеей. Это не для меня.
-Дэв, не уходи. Ну хочешь, я отвезу тебя туда, где нас никто не побеспокоит.
-Нет, Чет, я не хочу.
-Ну почему? - жалобно спросил он.
-Это ужасно. Я не могу делать это в машине.
Я начинал нервничать. Ситуация вызывала у меня раздражение.
-Дэв, ну что с тобой?
-Я устал, Чет, устал обжиматься по машинам, углам, еще где-то. Я чувствую себя так
унизительно, похабно.
-Подожди, не уходи. Я тоже не хочу так. Мы можем встретиться там, где ты хочешь.
-Нет, Чет. Я лучше пойду.
И я ушел. Мне было очень неприятно. Я так ужасно себя не чувствовал, даже когда
сторож в школьной котельной пару раз нас заставал. Я чувствовал себя вещью, годной
только для того, чтобы тискать по углам, и ведь знал, что сам виноват. Но все это было так
пошло. Ненавижу пошлость. Почему Чет позволяет такое, зачем делает все эти грязные
вещи? Ведь он меня любит, а относится, как к развлечению на одну ночь. Ему нравятся
такие приключения. Он привык, должно быть, так обращаться со своими девушками,
которых потом бросал. Но я не такой. Если ему нравиться такие случайные встречи, то
пусть поищет кого-то другого, а не пользуется мною. Я хочу внимательного, нежного
обращения.
-Давид, ну давай поговорим, - попросил он.
Я пришел к нему домой. Опять. Вечно я совершаю одну и ту же ошибку. Он сказал,
что разговор должен быть серьезным, и я клюнул на это. В своей комнате он усадил меня
на колени и крепко сжал ладонями бедра, не позволяя мне встать.
-Я не отпущу тебя, пока мы не поговорим. Дэв, что тебя вчера так расстроило?
Я обиженно отвернулся. Его нежные руки чувствовались даже через одежду, словно
я был раздет.
-Я не хочу, чтобы ты со мной обращался, как со шлюхой.
-Не понравилось? А ведь я хотел по-другому. Я тебе говорил. Но ты сам выбрал
тайные встречи. Теперь ты понял, что это такое?
-Но ведь раньше так не было, - возразил я, - ты звал меня к себе домой. И все было
замечательно. Я не хочу встречать урывками.
-Я тоже не хочу, Дэв, мне тоже не нравиться обжиматься по углам.
-Почему мы не можем встречаться у тебя?
-Тебе так будет удобнее?
-Да, здесь безопасно, и я уверен, что здесь нас никто не увидит...
Как я обманулся, беспечно поверив в это. Ничего не слышал, захваченный руками
Чета, лежащими на моих бедрах.
-Джек, ты дома? - дверь распахнулась и на пороге появилась молодая женщина, мать
Чета. Она замерла, увидев нас.
Все внутри у меня оборвалось. Я вскочил с коленей Чета и убежал, не оборачиваясь.
+++++
-Ты ничего не скажешь? - спросил я у матери, спустившись вслед за ней на кухню.
Она разбирала пакеты с покупками.
-Сегодня я закончила работать пораньше...
-Мам?
-Что я должна сказать? - удивилась она.
-Ну, ты приходишь домой и видишь, как у твоего сына на коленях сидит другой
парень. Должна же ты что-то сказать.
-Я просто опешила, - сказала мама, слабо улыбаясь.
-Тебя это шокировало? - осторожно спросил я, страшно волнуясь.
-Просто это было неожиданно.
-Но, тебе не было противно это видеть?
-Думаю, что нет. Я просто не знала...
-Теперь знаешь, твой сын - голубой. Что ты чувствуешь? - мне было очень важно
услышать, что скажет мама.
-Очень приятный мальчик. Кажется, я его испугала.
-Мам, ты не ответила, - перебил я.
-Джек, что изменилось? Я ведь не буду к тебе из-за этого по-другому относиться.
Моему сыну нравятся парни, - она усмехнулась, - что ж, наверное, нужно переживать както. Но я не собираюсь. Ты ведь сам знаешь, что делаешь?
Я вздохнул и оперся локтями на стол. Если б я знал...
-Странно, первое, что мне пришло в голову, когда я вас увидела - вы неплохо
смотритесь вместе.
Я нервно усмехнулся.
-Да уж.
-Что-то не так?
Я молчал, не глядя на маму.
-Ты его любишь?
-Люблю, в том-то и дело.
-А он?
-Все так сложно, - сказал я грустно.
-Расскажи, в чем дело, Джеки, - попросила мама, - я попытаюсь помочь тебе.
-Все так запутано. Мы любим друг друга, но Давид бегает от меня. Он всего боится,
не верит, что я смогу его защитить. Я уже измучился. Он сам не знает, чего хочет.
Наверное, стоило расстаться с ним, но я не могу.
Я так обречено сказал об этом, что вызвал у мамы сочувственный взгляд. Она мягко
обняла меня.
-Не знаю, что там у вас происходит. По-моему, тебе стоит разъяснить все между
вами. Поговори с этим парнем. Выясни, если он действительно тебя любит, то будет тебе
доверять. А если нет, что ж - наверное, его чувства не так искренни.
Я с нежностью посмотрел на маму. Какая она у меня все-таки классная. Ну кто бы
еще так отреагировал, узнав, что сын голубой. А она не только спокойно все восприняла,
но еще и пытается мне помочь, разобраться в чувствах.
-Поговори с ним.
-Я пытался, но ты нас потревожила.
-Вы точно говорить собирались? Мне так не показалось.
-Ну, мам...
-Ты очень сильно его любишь? - спросила она с пониманием.
-Очень-очень.
-Тогда поставь условие: или он с тобой, или нет.
-Так категорично? - нахмурился я.
-Да, так и нужно поступать. Нельзя допускать мягкости, это приведет только к
непониманию. В отношениях все должно быть четко и ясно, нельзя допускать
недомолвок, двусмысленностей.
-Ты так хорошо разбираешься в чувствах, почему же сама не нашла себе парня? усмехнулся я.
-У меня слишком жесткие требования. Джек, - сказала она чуть позже, - ты меня
удивил.
-Ты не сердишься? - спросил я с надеждой.
-Нет, - покачала головой мама, - почему я должна сердится? У тебя самого есть
голова на плечах, ты знаешь, что тебе нужно. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.
-Спасибо, мама, - я опять крепко обнял ее.
-О, Джек, как ты мог выкинуть такое? - шутливо возмутилась она.
*****
В последнее время я только и слышу от Чета: "Давид, нам нужно серьезно
поговорить". Почему-то эти серьезные разговоры не получаются. Теперь я понял, что
нигде не могу чувствовать себя спокойно.
-Что сказала твоя мама? - спросил я у Чета.
-Обрадовалась, - сказал он.
-Ты шутишь? - не поверил я.
-Нет, серьезно. Она спокойно отнеслась. Она у меня понимающая. Просто
замечательная. Мама посоветовала мне поговорить с тобой, спокойно и серьезно.
-Чет, сколько можно уже говорить? - сказал я с раздражением.
Эти разговоры запутывают еще больше, и ничего не решают.
-Есть одно место, где тебе понравится, обещаю.
-На реке? - спросил я.
-Нет, еще лучше. Хочешь увидеть?
Я согласился. Мне уже было все равно. Я сам не знал, куда это нас заведет, что
будет. Я уже ничего не понимал. Ситуация была до безобразия нелепой и странной.
Хотелось прийти хоть к какому-то постоянству. Поэтому я согласился на этот разговор.
Мне было нелегко, и Чет весь измучился. Как я хотел на все плюнуть и беззаботно любить
его, но я боялся.
Чет привел меня в маленький, но уютный домик на дереве на заднем дворе его дома.
-Кто его построил? - изумленно спросил я.
-Мы с пацанами лет шесть назад. Видишь, как он крепкий, до сих пор держится.
В домике было тесно, но уютно. Невозможно было выпрямиться во весь рост,
поэтому мы уселись на матрас, постеленный на полу.
-Нравится? - спросил Чет с интересом.
-Да. Неужели вы сами все это сделали?
-Конечно. Это был наш штаб. А вы разве не делали в детстве домик на дереве? - я
отрицательно покачал головой, - странно, я думал, все дети его делают.
-Здесь очень хорошо, - похвалил я.
-Да, классно. Я тут летом раньше ночевал.
Этот детский домик действовал на меня успокаивающе. Было так хорошо сидеть
рядом с Четом. Наверное, я сошел с ума, но сейчас я был готов сделать так, как хотел он сказать всем, что мы любим друг друга, чтобы обрести уверенность и такой вот уютный
покой. Я прижался к нему и положил голову на плечо.
-Ты хотел поговорить, - напомнил я, блаженно закрывая глаза.
Чет прижался губами к моим волосам.
-Я хотел сказать, что люблю тебя, - сказал он шепотом.
-Я тоже люблю тебя.
Чет нежно обнял меня за плечи, поглаживая. Его рука спускалась и поднималась по
спине, заставляя меня жмурится от удовольствия. Я льнул к нему сильнее, хотелось
прижаться к этой мужественно фигуре, чтобы быть в безопасности, чтобы забыть о
глупых страхах.
-Чет, - позвал я, - помоги мне раздеться.
Он с удивлением посмотрел мне в глаза и улыбнулся, потом стал осторожно
расстегивать мою рубашку. Этой ночью я не хотел думать о своих проблемах.
+++++
Я проснулся, но глаза не открывал, вспоминая, что произошло. Я хотел поговорить с
Давидом, причем очень решительно. Нужно было догадаться, что в этом романтичном
месте я не смогу сосредоточится. Да еще и Дэв был необычайно ласков, когда он положил
голову мне на плечо и прижался, я уже и забыл, что хотел сказать. А когда он попросил
его раздеть, я окончательно потерял контроль.
-Мальчики, просыпайтесь, - услышал я крик матери снизу.
Я немного пошевелился. Давид, лежащий на моей груди, не давал мне двигаться
свободнее. Я погладил его позвоночник, спускаясь к его чувствительной зоне на пояснице.
Он никогда не мог противиться такому прикосновению, выгибался, как котенок, и чуть не
мурчал от удовольствия. Вот и сейчас он изогнулся и потянулся.
- Так хорошо? - спросил я, не переставая гладить его спину кончиками пальцев.
-Да, очень, - прошептал он.
-Удивляюсь, как этот домик выдержал, все, что тут произошло ночью? - шутливо
сказал я.
Давид поднял голову.
-Чет, ты ужасный пошляк.
-Тебе было хорошо? - спросил я.
-Разве можно такое спрашивать? - возмущенно спросил он, щеки порозовели от
стеснения, - будто сам не знаешь, - он отвел взгляд.
Я притянул его лицо к своему, взяв за подбородок.
-А мне было очень, очень хорошо, - сказал я, любуясь его красными ушами.
-Чет, прекрати... - захихикал он.
Но я, не обращая, внимания на его слабые протесты, продолжал нашептывать ему на
ухо неприличные вещи.
-Это было очень приятно, Дэв, такого удовольствия я никогда не испытывал, да еще
столько раз...
-Чет, - возмущался Дэв, - хватит, зачем об этом говорить?
-Да, - согласился я, - я тоже предпочитаю действовать, - он не успел возразить, я
легонько укусил его за нижнюю губку, потом ласково поцеловал, так что он не мог не
ответить.
-Мама ждет нас к завтраку, - сообщил я.
Я ожидал, что сейчас он просто сгорит от стыда, но Давид лег мне на грудь и сказал.
-Она у тебя замечательная.
-Да, самая лучшая.
-Она похожа на мою маму, - грустно сказал Дэв.
-Ты очень по ней скучаешь? - спросил я сочувственно, хотя знал, что вопрос глупый.
-Да, мне ее так не хватает. Она бы меня поняла и во всем поддержала.
Я крепко обнял его.
-Ничего, малыш, все будет в порядке.
Мне показалось, что он всхлипнул, и я погладил его по спине, желая утешить.
Потом он поднял голову и недовольно посмотрел на меня.
-Мне, знаешь ли, не нравится, что ты называешь меня малыш. Мы с тобой одного
возраста.
-Малыш, - поддразнил я его.
-Сам такой, - огрызнулся Дэв.
-Мы пойдем завтракать?
-А можно еще немного полежать? - попросил он, - мне так хорошо.
К завтраку мы спустились только через полчаса. Мама стояла у плиты и что-то
жарила. Давид неловко посмотрел на нее и сел за стол. Вся его игривость куда-то пропала.
Теперь он не знал, куда деться от смущения. Я же просто забавлялся. Похоже, маме тоже
было неловко. Ну еще бы, ведь она понимала, чем занимался ее сын с другим парнем
ночью в домике на дереве.
-Доброе утро, мальчики, - мягко улыбнулась мама.
-Доброе утро, миссис Уиллс, - едва улыбнулся Давид.
Она растерянно посмотрела на меня.
-Привет, - я чмокнул ее в щеку.
-Садитесь скорее завтракать, а то в школу опоздаете.
Я еле смех сдерживал. Ну и кто из них сильнее смущается, мама или Дэв?
-Что ты хочешь, Давид? - заботливо спросила она, - я не знаю, что ты любишь,
поэтому приготовила яичницу с беконом и гренки.
-Нет, бекон мне нельзя. Я не ем свинину, - сказал Давид, стараясь держаться
увереннее, - а гренки я очень люблю.
-Конечно, наливай кофе, а я сейчас тебе положу гренок.
Этот завтрак был самым запоминающимся впечатлением за последние дни, я понял,
что хочу встречать так каждое утро - с Дэвом и мамой. Может, нам с ним пожениться?
-Джек, вы поговорили? - спросила мама, когда я собирался уходить.
Тут я вспомнил, что, отдавшись утреннему счастью, позабыл о выяснении
отношений.
Давид ушел в школу раньше меня, конечно, как он мог допустить, что мы придем
вместе.
После уроков я пытался найти его, и увидел, как он заходил в туалет. Я кинулся к
нему. Давид тщательно мыл руки в раковине. Иногда я просто поражаюсь его
аккуратности.
-Привет, - улыбнулся он, увидев меня.
Я решил не рисковать, схватил его за руку и затащил в одну из кабинок.
-Чет, ты совсем обалдел? - изумленно вытаращил глаза Дэв.
-Тише, - я прижал палец к его губам, - Дэв, слушай меня очень внимательно.
Мой серьезный и решительный тон удивил его. Я сам был взволнован, потому что
решил выяснить все раз и навсегда и именно сейчас. Может, место не самое подходящее,
но если я сейчас не скажу все, то и в другой раз не смогу.
-Дэв, послушай меня. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Нам хорошо вместе. Нам
нравиться заниматься любовью, разговаривать, бродить по городу, купаться в реке, я
обожаю твою музыку...
-Чет, к чему ты клонишь? - беспокойно спросил Давид, - мы расстаемся?
-Это предстоит решить тебе. Я много думал, мучился, и моя мама дала мне совет,
которым я решил воспользоваться. Это прозвучит, как ультиматум, наверное, но тебе
придется выбирать. Мне надоело таиться, притворяться. Целоваться урывками,
обниматься в подвале. Это не то, чего я хочу, уверен, и ты тоже. Нужно решить раз и
навсегда, и это должен сделать ты. От тебя зависит наше будущее.
-Сколько пафоса, Чет.
-Помолчи, Давид, не перебивай меня, - резко сказал я, срываясь. Момент был очень
важным и напряженным, и его ирония мне совсем ни к чему, - выбирай, Давид, или мы
встречаемся с тобой, по-настоящему, не пряча нашу любовь. Или ты остаешься со своими
страхами и сомнениями. Пора стать самостоятельным, пора расстаться с предрассудками.
Хватит оправдывать угрозами семьи. Мне кажется, они не так страшны, как ты их
рисуешь. Давид, если ты и дальше будешь прятаться, то нам лучше разойтись. Если ты
любишь меня по-настоящему, то сможешь решить, что для тебя действительно важно.
Подумай и реши. Я буду ждать. Этот разговор должен был состояться давно, но я жалел и
щадил тебя. Но ты парень, Давид, не нужно все время пользоваться жалостью. Пора
принимать решения. Я все сказал.
Ошеломленный Давид хлопал глазами и испуганно смотрел на меня. Он был сейчас
таким уязвимым, что я с трудом подавил в себе желание обнять его и защитить. Но
хватит. Нельзя опекать его все время. Я тоже заслуживаю внимания и заботы.
-Решай, - сказал я резко и вышел из кабинки.
*****
Я так замер, что несколько мгновений даже не дышал. Все произошло так быстро. Я
опомниться не успел. Я подошел к раковине и сполоснул лицо холодной водой. Я даже не
удивился, просто все случилось очень неожиданно. Я все время ждал, что так и будет. Чет
не из тех парней, которому можно голову морочить. Ему нужна определенность,
стабильность. А я только и мог хныкать. Пора становиться мужчиной, Давид. Чет прав, он
слишком долго терпел, давно надо было так поступить, но он щадил меня. А я
прикрывался семьей, оправдывался. Семья - это семья, а Чет - это Чет. Я люблю его. А
отец, дед, тетки, дяди... Если они меня осудят, значит, они далеки от меня. Если они меня
действительно любят и уважают, то все поймут. Я просто убеждал себя, что я все
потеряю. Но мои родные не смогут разом вычеркнуть меня из своей жизни, а вот Чета я
могу потерять навсегда. Нет, я не могу. Не хочу. Он мой первый. Мой единственный.
Самый главный, самый хороший. Чет открыл для меня замечательную жизнь, выходящую
за привычные рамки. Я не могу потерять тебя, Чет.
Я вышел из туалета и быстро пошел по коридорам школы, торопясь, чтобы не
потерять зыбкую решимость. Майское солнце ослепило меня. На улице было так хорошо
и тепло. Я удивился, что в такой напряженный момент, я могу замечать такие вещи. Но
мне стало легко. Я принял решение, и это принесло спокойствие в мою душу. Как же
долго я мучился, а все так просто, оказывается.
Чет сидел на трибунах площадки со своими друзьями. Тем лучше - у меня не будет
шанса для отступления, обратного пути. Чет смеялся, разговаривая с парнями, но я видел,
что он тревожен и напряжен. Потом он увидел меня. Не думаю, что мое решение написано
на моем лице, потому что Чет не понял ничего. Он вопросительно посмотрел на меня,
сдвигая брови. Я решительно подошел к скамейкам.
Парни удивленно посмотрели на меня. Я представил, как сейчас вытянутся их лица,
и это, как ни странно, взбодрило меня и придало уверенности.
Я приблизился к Чету, который с непониманием на меня смотрел. Возвысился над
ним, поднял его лицо, взяв за подбородок, как часто делал он, заставляя меня смотреть в
его глаза, когда я пытался отвернуться и избежать ответов на его вопросы. Пришло время
дать тебе ответ, Чет. Я склонился к нему и поцеловал в горячие губы...