Мордовцева Надежда Георгиевна

Мордовцева
Надежда Георгиевна
Военная судьба алтайской девушки
Из личных воспоминаний
– В 1941 году Алтайскому краю приказали из
каждого района послать на фронт по 10 человек:
пять девушек и пять юношей. Вместе с ними
отправилась и я.
Сначала нас послали на курсы военных
радистов в Ташкент. После обучения двадцать
алтайских девушек были отправлены во Вторую
ударную армию под командованием генерала
Власова в 92-ю дивизию, 13-й батальон связи.
Целый день нам пришлось догонять дивизию: как
только доедем до места, оказывается, что она
вперед ушла. В это время в дивизии понесли
большие потери и ждали пополнения, а вместо
солдат им послали 20 необученных, не умеющих
держать винтовку девчонок. В теории мы, конечно,
все это изучали, но на практике не тренировались. Поэтому радости у солдат
было мало. Наша дивизия была в крупных боях, задача стояла – не
подпустить вражеские полки к Ленинграду.
В 1942 году наша армия глубоко врезалась в оборону противника и
оказалась в окружении. Прорвать его было невозможно. Я несколько раз
ходила с подразделениями на прорыв этого окружения. В один из таких
походов была ранена: разбито колено и контужена. Так я попала в плен.
Сначала в полусознательном состоянии меня повезли в Эстонию, в
город Нарва. Там находился большой лагерь военнопленных. Несколько
месяцев я пролежала в местном лазарете. За мной ухаживали девушки из
нашей дивизии: лечили, делали повязки, доставали таблетки.
Из Нарвы нас всех собрали в Польше в городе Хэлме. Там предложили
идти работать на военный завод. Вызывали всех по одному и предлагали
подписать декларацию. Согласно документу, мы должны были согласиться
честно и добросовестно работать на великую Германию, не устраивать
саботажи,
не
вредить,
беспрекословно
подчиняться
немецкому
командованию. Я от такой подписки отказалась. Как я могла пойти
выпускать снаряды, пули для немцев, когда у меня два брата были на
фронте? Всего 54 человека из 200 отказались подписываться.
Нас тогда повезли в Польшу, в город Люблен. Там находился большой
концлагерь смерти Майданек. Встретили нас надзирательницы в черных
плащах: в одной руке револьвер, в другой – резиновая плетка. Начали нас
хлестать по голове, глазам и куда попадут. Потом дали по бумажному мешку,
приказали складывать одежду и отправили в санпропускник. Это был узкий
коридор с несколькими душевыми установками: в одной тек кипяток, в
другой – холодная вода. Надо было успеть так пробежать в другое отделение,
чтобы не ошпариться.
На всех надели полосатые платья, рваные чулки, деревянные колодки и
белые платочки. И погнали нас в канцелярию. Месяц мы должны были
просидеть в карантинном бараке. Он был битком набит женщинами из
разных стран. Большинство из них были гражданские. При этом в Европе
шла пропаганда, что коммунисты – это звери с хвостом и рогами. Поэтому
весть о том, что прибыли красноармейки, разошлась быстро. Как только мы
зашли в барак, женщины шарахнулись так, что сразу угол у прохода
освободился. Не успели мы еще туда пройти, как прибежала старшая по
бараку – немка и ее помощники. Выхватили у нас двух девушек и начали
стричь. А у нас были четыре отчаянные девушки, они отобрали подруг и
сказали, что если еще хоть одну надумают стричь, то мы старшей и
остальным помощникам не только волосы, но и скальп с головы снимем. За
три года, которые я пробыла в концлагерях, нас ни разу не стригли. Это была
первая победа.
Условия были жестокие: туалет открывали только утром и вечером,
спали на трехъярусных кроватях, при этом в постели было столько блох, что
ощущали, как будто горим. Из-за таких условий мы решили написать
заявление коменданту лагеря. У нас многие говорили по-немецки, среди
девушек были и врачи, и комиссары, и редакторы крупных газет – все
грамотные. Написали, что «требуем, чтобы дали всем ложки, туалеты были
открыты круглосуточно, разрешили дезинфицировать спальню и вытрясти
постели». Наши требования выполнили.
Иногда нас выгоняли из барака и потехи ради заставляли бегать вокруг
барака, выполнять приказы: лечь, встать, бежать, лечь. Когда женщина
падала, к ней подходил немец, брал за горло или волосы и начинал бить до
тех пор, пока голову не размозжит. Это были так называемые военные
занятия.
Каждый день мы стояли на перерасчете. Пока всех пересчитают, а нас
было несколько тысяч, проходило два-три часа. Если кого-то не досчитаются,
начинают снова. Так в любую погоду. Из Майданека нас увезли в
Равенсбрюк (Германия). Там был большой женский концлагерь, где
повторилось всё то же самое: плен, борьба за человеческое достоинство, за
жизнь.
Освободили нас, когда советские войска уже стали подступать к
Берлину. 14 апреля ночью всех вывели, разрешили взять с собой только
одеяла. Шел мокрый снег, дул ветер. В лагере находилось 12 тысяч женщин.
По дорогам Германии нас водили без пищи десять дней. Довели до какого-то
сарая, загнали всех в него. Когда утром мы вышли из сарая, увидели, что
немцев нет. Что делать, куда бежать – не известно. Мы не знали, где
находимся. Недалеко проходил лесок, из которого выбежали двое советских
солдат. Мы им сказали, что мы – узницы. Так нас освободили.