Надежда Ивановна ЗАКРЯЧЕНКО

В тылу
Половина Победы
Все меньше дней остается до великого праздника – 65-летия со дня Победы
советского народа в войне с германским фашизмом. Чествовать будут участников
войны как победителей в этой страшной бойне. Но без тыла не было бы победы.
Неслучайно маршал Жуков сказал: «Тыл – это половина победы. Даже больше». Тыл
жил трудно, порою голодно и даже опасно, когда бомбили города. Но к фронту шли
составы с продовольствием, обмундированием (летним и зимним), с медикаментами и
главное – с вооружением, которое производилось на предприятиях в тылу. Все военные
годы люди работали без отпусков, часто без выходных, руководствуясь призывами:
«Все для фронта, все для победы!», «Фронт и тыл едины».
Особенно тяжело в тылу приходилось тем, кто вынужден был покинуть родные места,
родное жилище, покинуть все нажитое ими и их предками, чтобы не оказаться в плену у
врага или не быть вывезенным в Германию.
С первых дней войны началась массовая эвакуация населения. Демонтировались
предприятия, угонялся скот. Целые составы шли на восток – за Волгу, в республики Средней
Азии. А в тех местах подобного массового нашествия никто не ожидал. Надо было
предоставить площади для поступавшего оборудования. Срочно находили полуразрушенные
здания, неиспользуемые большие сараи, и там устанавливались станки и другое
оборудование. Одновременно достраивали стены и укрепляли потолки тех зданий. В
результате все завертелось и заработало. Не зря на медалях, которыми награждали
тружеников тыла, значилось «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны
1941-1945 гг.»
Вскоре уже с востока на запад пошли составы с продукцией, в которой так нуждался
фронт. Конечно, были где-то и сбои, и срывы сроков, но все преодолевалось, тыл не подвел.
Так что справедливы слова Г.А. Жукова, что тыл – это половина Победы.
Мне сейчас 92 года. Много прожито, много пережито.
…В Уральске оказалось очень много эвакуированных, поэтому с жильем было трудно. Нам
выделили комнату в двухкомнатной квартире. В большой проходной комнате жили хозяйка,
ее дочь и внук. Муж приходил ночью с работы, я уходила ночью на работу. Нам трудно было
не беспокоить хозяев, и мы чувствовали себя неловко. В конце концов, нам предложили
«отдельное жилье» – летнюю кухню в одном из дворов. Это был маленький домишко, стены
из досок в один слой, между досками – зазоры шириной в палец. Летом еще ничего, а с
приходом холодов… Как ни затыкали зазоры – все равно не помогало.
Вскоре меня направили на работу на фабрику, где делали валенки для фронта. Я с другими
эвакуированными женщинами работала в заготовительном цехе. Этот цех представлял из
себя длинный сарай, без окон, но с электролампочками на потолке и с большими воротами.
Ворота распахивались во всю ширину, когда подъезжали телеги с сырьем – с тюками,
набитыми чаще всего овечьей шерстью.
Вдоль всего сарая сидели женщины на опрокинутых ящиках. Эти ящики были нашим
ежедневным рабочим местом на десять часов. Перед каждой из нас стояла какая-то тара,
куда мы сбрасывали отходы, а сбоку – другая посудина для очищенной шерсти. К ногам
каждой работницы бригадир клал тюк с привезенной шерстью, развязывал веревки – и все:
работай, перебирай сырье. Казалось бы, все просто. Берешь из тюка клочок шерсти и
начинаешь ее перебирать. Но, боже мой, чего только в этой шерсти не было: еще не
засохшая моча, горошины кала, грязная солома, кусочки настоящей грязи! В руках должна
была остаться только относительно чистая распущенная шерсть. Ее уносили в отделение, где
стояли мойки. Промытую чистую шерсть доставляли в сушилки, а дальше – уже в цех со
станочным оборудованием. Там и валяли валенки. Заказы для фронта росли. Фабрика
работала круглые сутки.
Во время этой, казалось бы, легкой работы наши ноги были постоянно согнуты в коленях,
работали мы одними руками. Привезут, бывало, сырье. Открываются створки огромных
ворот. Холодный зимний ветер врывается в помещение и окутывает нас холодной волной.
Пока разгружают телегу, мы жмемся от холода. Не успеют разгрузить одну, а у ворот стоит
уже следующая телега. Продолжается та же процедура, и ветер гуляет по всему сараю…
Больше всего страдали суставы ладоней. Пальцы мерзли, краснели, набухали, болели. Если
приходила шерсть из старых запасов, то она была настолько сухая, что, разбирая ее, мы
дышали противной вонючей пылью. А если поступала свежая шерсть, то она почти всегда
была мокрой и подмерзшей. Перебирать ее было еще труднее, пальцы становились мокрыми,
от холода немели. Хотелось выпрямиться, опереться о спинку стула. Не получалось –
сидели-то на ящиках. А когда вставали с них, то ноги, застывшие в одной и той же позе, не
расправлялись…Приходила со смены – в буквальном смысле слова валилась на кровать и тут
же засыпала. А в десять вечера опять надо было идти по заснеженному городу через
базарную площадь на работу.
Так прошла вторая зима и весна военной поры. В июле 1943 года мужа направили в
Дагестан на завод № 182 в город Каспийск, и я поехала туда с ним.
Н.И.КРЮКОВА.
Надежда Ивановна Крюкова (Закряченко) родилась 21 марта 1918 года на Украине в
Днепропетровской области. В годы Великой Отечественной войны трудилась в тылу в
Сталинградской области и в Казахстане.
После Победы окончила Симферопольский пединститут. В Горьковском
политехническом институте работала преподавателем немецкого языка с 1959 по 1974
годы, до выхода на заслуженный отдых.