фронтов поэты 2

Методико – библиографический отдел
70-летию Великой Победы посвящается
Бенефис фронтовых поэтов
1941 – 1945
Выпуск 2
Братск 2013
12+
Великая Отечественная война советского народа, которую он вёл на протяжении четырёх
долгих лет с германским фашизмом, отстаивая как независимость своей Родины, так и
существование всего цивилизованного мира, явилась новым этапом в развитии советской
литературы.
Предлагаем вашему вниманию второй выпуск бенефиса фронтовых поэтов, посвящённый
70–летию Победы в Великой Отечественной войне. Вплоть до мая 2015 года мы будем
знакомить вас с творчеством фронтовых поэтов, многие из которых незаслуженно забыты.
Давайте вспомним о поэзии, которая поднимала в бой, рождалась после боя и вдохновляла на
восстановление мирной жизни. Вспомним о фронтовиках, которые были истинными поэтами,
но, к сожалению, незаслуженно забыты. Не все поэты, с чьими произведениями мы вас
познакомим, вошли в антологию фронтовой поэзии. Есть и такие, которых мало кто знает или
вообще нигде не публиковались.
Александр ТВАРДОВСКИЙ
«Истинный поэтический дар предполагает глубокое
знание души своего народа…» - писал Александр
Трифонович Твардовский (21.06.1910 - 18.12.1971), и эта
верная мысль применима к творчеству самого поэта. Он
родился в деревне Загорье Смоленской области в семье
кузнеца, поклонника чтения. Юный Саша увлёкся русской
поэтической классикой и вскоре сам стал писать стихи. Первые
публикации молодого поэта в областной газете заметил Михаил
Исаковский и помог его литературному становлению. Первые
стихи в центральной печати появились в журнале «Октябрь» (1930). Точкой отсчёта Твардовский считал
выход поэмы «Страна Муравия» (1936), которая и сделала его имя известным в стране. В 1938 г. вышла
первая книга лирики о родной земле «Дорога», затем «Сельская хроника» (1939) и «Загорье» (1941).
В 1939 году А. Твардовский был призван в ряды Красной Армии и участвовал в
освобождении Западной Белоруссии. С началом войны с Финляндией, уже в офицерском
звании, был в должности спецкорреспондента военной газеты.
Во время Отечественной войны Твардовский создал поэму «Василий Тёркин» (1941-1945)
– яркое воплощение русского характера и общенародного патриотического чувства. Почти
одновременно с «Тёркиным» и стихами «Фронтовой хроники» начал законченную уже после
войны поэму «Дом у дороги» (1946). Много времени поэт уделял и военной публицистике – в
1974 г. выходит книга «Родина и чужбина».
В послевоенное время, не снижая работоспособности, Александр Твардовский создаёт
поэмы «За далью – даль» (1961), «По праву памяти» (опубликована в 1987), сборник «Из
лирики этих лет» (1959-1967). Выпускает книги «Статьи и заметки о литературе» (1961), «Поэзия
Михаила Исаковского», публикует материалы о творчестве С. Маршака, И. Бунина (1965).
Почти 20 лет он занимает пост редактора журнала «Новый мир». Становится лауреатом
Сталинских премий (1941, 1946, 1947), Ленинской (1961) и Государственной премии СССР
(1971).
Твардовский – единственный из русских поэтов XX века, отразивший в своих поэмах
трагический период жизни России за три четверти столетия. И сам прошёл мучительный путь от
любви к Сталину до ненависти к нему.
***
Я УБИТ ПОДО РЖЕВОМ
Когда пройдёшь путём колонн
В жару, и в дождь, и в снег,
Тогда поймёшь,
Как сладок сон,
Как радостен ночлег.
Когда путём войны пройдёшь,
Ещё поймёшь порой,
Как хлеб хорош
И как хорош
Глоток воды сырой.
Когда пройдёшь таким путём
Не день, не два, солдат,
Ещё поймёшь,
Как дорог дом,
Как отчий угол свят.
Когда – науку всех наук –
В бою постигнешь бой, Ещё поймёшь,
как дорог друг,
Как дорог каждый свой –
И про отвагу, долг и честь
Не будешь зря твердить.
Они в тебе,
Какой ты есть,
Каким лишь можешь быть.
Таким, с которым, коль дружить
И дружбы не терять,
Как говориться,
Можно жить
И можно умирать.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна, ни покрышки.
И во всём этом мире
До конца его дней –
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастёрки моей.
Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я – где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я – где крик петушиный
На заре по росе;
Я – ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где – травинку к травинке –
Речка травы прядёт,
Там, куда на поминки
Даже мать не придёт.
Летом горького года
Я убит. Для меня –
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Нашим прахом по праву
Овладел чернозём.
Наша вечная слава –
Невесёлый резон.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам всё это, живые,
Нам – отрада одна,
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю –
Наш ли Ржев наконец?
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть неслышен наш голос,
Вы должны его знать.
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было всё на кону.
Это грозное право
Нам навеки дано,
И за нами оно –
Это горькое право.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон
И хотя бы колёсами
К Волге вырвался он?
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мёртвому, - как?
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
И у мёртвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она –
Спасена.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За неё умирали.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле, на проверке
Выкликают не нас.
Мы – что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память –
Кто завидует ей?
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, -
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить…
Всё на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрёк
Этот голос наш мыслимый.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, Были мы наравне.
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу.
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой;
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мёртвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Я убит подо Ржевом
Тот – ещё под Москвой…
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
В городах миллионных,
В сёлах, дома – в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
О. товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жить завещаю –
Что я больше могу?
В нём, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Наше всё! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Всё отдав, не оставили
Ничего при себе.
Горевать – горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать - не хвастливо
В час победы самой.
И беречь её свято,
Братья, - счастье своё, В память воина-брата,
Что погиб за неё.
И ей, бывало, виделись во сне
Не столько дом и двор со всеми справами,
А взгорок тот в родимой стороне
С крестами под берёзами кудрявыми.
***
В краю, куда их вывезли гуртом,
Где ни села вблизи, не то что города,
На севере, тайгою запертом,
Всего там было – холода и голода.
Но непременно вспоминала мать,
Чуть речь зайдёт про всё про то, что
минуло,
Как не хотелось там ей помирать, Уж очень было кладбище немилое.
Кругом леса без края и конца –
Что видит глаз – глухие, нелюдимые.
А на погосте там – ни деревца,
Ни даже тебе прутика единого.
Так-сяк, не в ряд нарытая земля
Меж вековыми пнями да корягами,
И хоть бы где подальше от жилья,
А то – могилки сразу за бараками.
Такая то краса и благодать,
Вдали большак, дымит пыльца дорожная,
- Проснусь, проснусь, - рассказывала мать,А за стеною – кладбище таёжное…
Теперь над ней берёзы, хоть не те,
Что снились за тайгою чужедальнею.
Досталось прописаться в тесноте
На вечную квартиру коммунальную.
И не в обиде. И не всё ль равно,
Какою метой вечность сверху мечена.
А тех берёз кудрявых – их давно
На свете нету. Сниться больше нечему.
***
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны.
В том, что они – кто старше, кто моложеОстались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Сергей СМИРНОВ
Сергей Васильевич Смирнов (15(28).12.1912 – 01.02.1993) родился в Ялте (Крым). С началом
Первой мировой войны мать была призвана на военную службу, а Сергей вместе с отцом,
фотохудожником, вернулись на родину родителей – в деревню Глинино Рыбинского района
Ярославщины. После окончания школы в Рыбинске юноша,
движимый желанием стать
художником, приехал в 1932 г. в Москву, где был принят
проходчиком-изолировщиком на строительство станции метро
«Комсомольская». Здесь же, на стройке, Сергей почувствовал в себе
тягу к яркому слову. В многотиражке «Ударник Метростроя»
появились его первые поэтические публикации. В 1934 году он
поступает в Литературный институт им. М. Горького. В 1939 году
выходит его первая книга стихов «Друзьям», которую редактирует его
друг К. Симонов.
По состоянию здоровья Смирнов уходит на Военный завод № 22
(нынешний Космический центр им. Хруничева). С началом Великой Отечественной войны
помогает эвакуировать его в тыл. Чудом, его, негодного к службе, берут в знаменитую 8-ю
гвардейскую Панфиловскую дивизию в качестве «гвардии поэта». Так Сергей Васильевич с
осени 1942 года до декабря 1944 года прошёл военным путём от Холма Калининской области
до Литвы и заслужил орден Красной Звезды.
После войны поэт сотрудничает с газетами и журналами, издаёт книги «С добрым
утром!» (1948), «Откровенный разговор» (1951), «В гостях и дома» (1958), «Книга
посвящений» (1961), «Весёлый характер» (1963), «Сердце на орбите» (1965) и др., поэмы
«Русская красавица» (1959), «Светлана» (1963). За поэму «Свидетельствую сам» (1967)
получает Государственную премию РСФСР имени Горького. В течение тридцати лет ведёт
семинары в Литинституте.
Песни Сергея Смирнова – «Давай сегодня встретимся», «Назначай поскорее свидание»,
«Песня пожарного», «Вот ведь ты какая!», «Не говори мне до свидания» - пела вся страна. У
него были умные и благодарные читатели, обожавшие его лирику и сатиру.
Гибель СССР, государства, которому он истово служил, Смирнов пережил ненадолго. Он умер
1 февраля 1993 года в своей московской квартире.
ХОТЕЛОСЬ БЫ
Хотелось бы и мне назло обстрелам
Увидеть как закончилась война,
Тебя найти на этом свете белом
И захмелеть от встречи и вина.
Хотелось бы узнать на самом деле:
За что всех больше бьёмся только мы,
За что друзья так страшно поредели
И так свежи могильные холмы?
Хотелось бы дышать неутомимо…
И я доволен собственной судьбой:
Мне кажется, что смерть
промчится мимо
И мы ещё увидимся с тобой!
КОТЕЛОК
Обронил во время похода
Котелок на одной из дорог.
Налетевшая сзади подвода
Исковеркала весь котелок.
Пострадал неизменный товарищ.
Превратился в бесформенный ком.
Это значило – пищу не сваришь,
Не согреешь себя кипятком.
Котелок никуда не годится,
Но его я исправил, как мог.
И задумали мы убедиться –
Подведёт или нет котелок.
Первым делом картошку сварили –
В котелке разварилась она.
После этого чай смастерили –
Котелок осушили до дна.
И в наплыве табачного дыма
Сделал вывод бывалый стрелок,
Что для воина всё достижимо,
Лишь бы только варил котелок.
И поезд, скорость набирая,
НАША АРТИЛЛЕРИЯ
Не грозы бесшабашная сила
Бушевала с утра до утра:
Это ты дальнобойно басила,
Нашей русской пехоты сестра!
До десятого пота потела
Как пылинки сметала дубы.
Сколько вражеских дзотов взлетело
От добротной твоей молотьбы!
Через горы, леса и долины,
Сквозь ненастье, снега и бои
Ты до серых развалин Берлина
Докатила колёса свои!
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ
Гремит железо третьи сутки.
Вагоны ходят ходуном.
И вдруг смолкают смех и шутки Друзья, Россия за окном.
Полей величие немое.
Река. Село на берегу…
Не здесь ли памятной зимою
Мы жили в дымчатом снегу?
…Нам старшина поднёс по чарке.
Бутыль пуста в его руке.
Поёт гармонь московской марки
О Волге матушке-реке.
На «отлично» учиться,
Бросает дым на грудь земли
И нет земле конца и края…
А мы пешком её прошли.
НАТАША
Ах, Наташа, Наташа,
Ещё не вчера ли
Подходящее имя
Тебе выбирали,
С необычными справками
Шли в учрежденья,
Чтоб скорее твоё
Узаконить рожденье.
Сколько званий
Присвоила ты домочадцам!
Молодой человек
Стал отцом величаться,
А отец молодого
Того человека
Сразу в деды шагнул,
Не прожив и полвека.
Стала бабушкой мама,
А дочь её – мамой.
Стал двоюродным братом
Мальчишка упрямый.
Ты пришла в относительно
мирное время.
Подрастай, егоза, да знакомься со всеми!
Поднимайся скорее
На резвые ножки
И шагай от стола
По ковровой дорожке.
Для тебя возле дома
На детской площадке
Встали тополи
Послевоенной посадки.
Если в детстве с тобой
Ничего не случится,
Ты, во-первых, должна
У СЕБЯ ДОМА
Во-вторых, не играть
На родительских нервах,
В-третьих…
Ладно… Пожалуйста,
Помни «во-первых»!..
Не заметишь, Наташа,
Как станешь невестой.
Но по-прежнему к знаньям
Любовь свою пестуй.
Ибо знанья,
Согласно теперешним данным,
Для невесты являются
Лучшим приданым!
Понимаешь,
отец не имеет в излишке
Ни добра в сундуке,
Ни рублей на сберкнижке.
Но державу
на тысячи вёрст
протяженьем
Он считает своим
Основным сбереженьем!
Распростёрлась она,
Себе равных не зная,
От Курильской гряды
До холмов на Дунае.
Развернулась под солнцем
И в дыме-тумане
От Гольфстрима
До синих ущелий Тянь-Шаня.
Ты получишь её,
Как хозяйство хозяйка,
Как безбрежную даль
Острокрылая чайка.
И живи на здоровье,
Просторно и ярко,
Если будешь достойна
Такого подарка!
Как смешно!
Давно ли, завывая,
Смерть меня искала невпопад.
А теперь читаю на трамвае
Надпись: «Осторожно. Листопад!»
И не шутки ради, а скорее
Привыкаю вновь нормально жить,
Я в зеркальном зале брадобрею
Говорю: - Побрить и освежить!
Наготове адресная книга,
И, сердечным другом становясь,
Мне тебя отыскивает мигом
Хорошо налаженная связь.
Прихожу, пускаю тучу дыма,
Что со мной – не понимаю сам.
Ты мне стала так необходима,
Как попутный ветер небесам!
Милая, не пышно ты одета,
Не богат костюм защитный мой, Пехотинец, обойдя полсвета,
Налегке пожаловал домой.
Что для нас трофеи-самокаты,
Разные шелка да зеркала,
Если на ладони у солдата
Вся судьба Отечества была!
Вот он я, в пилотке и шинели.
В нашу пользу кончены бои.
И Москва-красавица не мне ли
Посвящает празднества свои!
Если смерть ушла, как таковая,
Если я вернулся невредим,
Значит, будем жить, не уставая,
И себя в обиду не дадим!
Михаил ЛУКОНИН
Наследник классической традиции, Михаил Кузьмич Луконин
(29.10.1918-04.08.1976) привнёс в поэзию современные ритмы и
особую стать. Наставник поэтов Павел Антокольский так
охарактеризовал пришедшего с войны молодого Михаила:
«…острохудой, имеющий в облике то особенное выражение отваги
и жизненной силы, которое отличало всех молодых людей, с
победой вернувшихся с фронта. Я восхищался им и верил в него…».
Детство Луконина было трудным: вначале тяжёлая болезнь,
потом ранняя смерть отца. Вскоре мать с тремя детьми из села
Быковы Хутора переезжает в Сталинград (Царицын), где он учится в
фабрично-заводской школе и печатает свои первые стихи в
многотиражке Сталинградского тракторного завода. В 1938 году выходит его первый
сборник «Разбег». Способного юношу заметили и пригласили в Литературный институт в
Москве.
Воздух тех лет дышал предощущением Второй мировой: « Снова теплятся для разрух //
Два очага войны», - писал его друг Алексей Недогонов. И когда вспыхнула советскофинляндская война, Михаил Луконин, как и его друзья-литинститутовцы, стал стрелком
лыжного батальона. Увиденная сердцем трагедия вылилась стихами. Так Луконин принял
крещение поэзией.
Великую Отечественную войну он встретил корреспондентом, был ранен, воевал в
Сталинграде. Его книга «Сердцебиение» (1947) содержит немало стихотворений, дышащих
атмосферой сражений и госпиталей. И вместе с тем они глубоко лиричны, ибо направлены
от сердца к сердцу.
Мирная жизнь требовала резкого переключения сил на восстановление порушенного
войной. И Луконин находит в себе душевную энергию для создания поэмы «Рабочий день»
(1948): о родном заводе и его людях, бывших фронтовиках, самоотверженных на трудовом
фронте так же, как на огненном. За это произведение в 1949 году поэт получил Сталинскую
премию.
Далее следуют книги: «Лирика» (1950), «Дорога к миру» (1951), «Стихи дальнего
следования» (1956), «Признание в любви» (1960), «Поэма возвращения» (1962), «Клятва»
(1962), сборник статей «Товарищ поэзия» (1963), новая книга стихов «Преодоление» (1964),
поэма «Обугленная граница» (1968), сборники «Необходимость» (1969, Государственная
премия СССР за 1973 г.), «Передовая» (1973).
СОЛДАТ
А были дни и ночи – стали даты,
Нас разделив на мёртвых и живых.
Читают постаревшие солдаты
Воспоминанья маршалов своих.
Листают, возвращаются и – дальше…
Сон не идёт
При тишине любой.
Ага, деревня помнится на марше,
А вот ещё – а дальше первый бой,
Передовая – это нам известно,
А здесь траншея, правильно, была,
Здесь ночевали сумрачно и тесно,
Здесь ранило – отметина цела.
Читают… Удивительно солдату,
Как в Ставке, так – в далёком далеке,
Его дороги наносил на карту
Верховный сам, с карандашом в руке.
Как от Генштаба и до рядового,
До сердца, замеревшего в груди,
Летело, долетало слово в слово –
Заветное: «В атаку выходи!»
А на груди не так уж и светило,
С подвозом трудно – шли в снегу, в грязи.
Немыслимо, чтобы на всех хватило
медалей,
нам снаряды подвози!
Разглядывают карты битв великих:
К Берлину – стрел стальные острия.
Вот где-то тут, в кровавых этих
бликах,
Находят точку, - вот она моя!
Трёхвёрстку бы достать – другое дело,
Масштаб не тот, а то бы и нашли
Свою травинку в прорези прицела,
Свою кровинку на комке земли.
Вперёд, вперёд.
В жарыни и метели
Бегом за танком, - не жалея ног!
Затягивали ватники потуже,
Четыре года жизни – год за годом,
Бежали в шапках – звёздочкой вперёд.
Четыре года спали без подушек,
Из котелков кидали что-то в рот.
МОИ ДРУЗЬЯ
Четыре года смерти – день за днём.
Во имя мира всем земным народам
Бежали, опоясаны огнём.
Всё, что свершили, - памятно и свято!
Навеки будут рядом, без конца –
Могила неизвестного солдата и
Счастье победившего бойца!
МАМА
Я маму не целовал давно...
Маленьким был –
Целовал, душил,
С улицы жаловаться спешил,
Потом торопливо мужать решил.
Думал: «Мужество! Вот оно!»
Думал: «Мужество это вот:
Прийти домой и сказать:
«Пока!
Я на войну!.."
Улыбнуться слегка,
И повернуться спиной к слезам,
К зовам маминым, - на вокзал!»
Женщина вырастила меня.
Морщины уже на лицо легли.
Губы сомкнуты. Отцвели.
Но много в глазах моего огня.
Вот фотокарточка.
Изо дня в день
Я думаю о тебе,
Моей колыбели, моей судьбе Женщине, вырастившей меня.
Я маму не целовал давно…
Только бы мне возвратиться лишь!
Мама, если меня простишь
Сердцем маминым решено:
Я расцелую тебя одну,
Сердце послушаю, обниму,
Слёзы вытру, в лицо взгляну…
Перед тем, как уйти на войну.
Шли письма от неё. Он пел и плакал,
Письмо держал у просветлённых глаз.
Госпиталь. Всё в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Запеленав нас туго в одеяла
И подтрунив над тем, как мы малы,
Нагнувшись, воду по полу гоняла
Сестра… А мы глядели на полы,
И нам в глаза влетала синева,
Звенящая, с размытыми краями.
Вода, полы… Кружилась голова.
Слова кружились:
«Друг, какое нынче?
Суббота? Вот не вижу двадцать дней».
Пол в голубой воде, а воздух дымчат.
Послушай, друг…
И всё о ней, о ней.
Несли обед. Из ложек нас кормили.
Завидует танкист ослепший мне
И говорит про то, как двадцать дней
Не видит. И – о ней, о ней, о ней.
- А вот сестра.
Ты письма продиктуй ей!
- Она не сможет, друг,
Тут сложность есть.
- Какая сложность!
Ты о ней не думай…
- Вот ты бы взялся?
- Я?
- Ведь руки есть?!
- Я не могу!
- Ты сможешь!
- Слов не знаю!
- Я дам слова…
- Я не любил…
- Люби!
Я взял перо.
А он сказал: - Родная!
Я записал.
Он: - Думай, что убит.
«Живу!» - я записал.
Он: - Ждать не надо!
А я у правды всей на поводу,
Водил пером: «Дождись, моя награда…»
Он: - Не вернусь…
А я: «Приду! Приду!»
Теперь меня просила вся палата:
– Пиши! – их мог обидеть мой отказ.
- Пиши!
- Но ты же сам сумеешь, левой!
- Пиши!
- Но ты же видишь сам!
- Пиши!
Госпиталь. Всё в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Где это всё? Ни звука, ни души…
А я? А я молчать уже не в праве.
Порученные мне, горят слова.
– Пиши! – диктуют мне они.
Сквозная
Летит строка.
– Пиши о нас! Труби!
- Я не могу..
- Ты сможешь…
– Слов не знаю..
– Я дам слова! Ты только жизнь люби!
Составитель: гл. библиограф ЦГБ Райс Ж.В.
МБУК «ЦБС г. Братска»