См. полный текст - Научная библиотека
реклама
Социальная структура калмыцкого общества в 1771-1892 г.г. Калмыки после вхождения в состав России в течение длительного времени сохраняли свою внутреннюю структуру. Во второй половине XVII в. и до начала 70х годов XVIII в. общественный строй калмыков оставался неизменным. Но в 1771 г. большая часть калмыцкого народа, возглавляемая наместником ханства Убаши, покинула пределы Российской империи и ушла на свою историческую родину в Джунгарию (ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район Китайской Народной Республики). На берегах р. Волги осталась лишь малая часть некогда большого кочевого народа. Сразу после ухода большей части калмыков в Китай Калмыцкое ханство была ликвидировано. Одной из первых подверглась трансформации социальная структура калмыков. Начало изучению общественного строя калмыков было заложено в трудах авторов XVIII в. Среди них особо выделяется работа В.М. Бакунина, написанная в 1761 г. на основе документов КИД и впервые изданная лишь в 1939 г. [1]. Его работа дает представление о социальной структуре традиционно го калмыцкого общества. Со второй половины XVIII в. Академия наук стала организовывать экспедиции, участники которых проявили значительный интерес к изучению народов России, в том числе и калмыцкого [2-4]. Эти ученые оставили ценнейшие сведения «о народе калмыцком». Их внимание всегда привлекала социальная структура калмыцких кочевников. Наблюдения над культурой и бытом калмыков привели их к первым исследованиям сословных групп. В XIX в. русские ученые и представители интеллигенции России Н.И. Страхов, Н.А. Нефедьев, Ф.А. Бюллер, П.И. Небольсин [5-8] и др. продолжили изучение Калмыкии. В сферу их наблюдений неизбежно входило и социально-экономическое положение калмыцких сословий. К.И. Костенков в своем труде [9] установил, что калмыцкие сословия своими корнями уходят в древнюю историю монголов. Автор одним из первых обратил внимание на влияние российской администрации на социальные отношения. Он писал: «После бегства большей части калмыков из России в 177 году, правительство, предоставив нойонам управлять каждому своим улусом отдельно, начало вводить без всякого основания крепостное право у калмыков, тогда как при военно кочевом быте этого народа нойоны или родоправители не имели права владеть землею, тем менее людьми» [9, с. 43]. Этнограф И.А. Житецкий определяя общественное устройство калмыков, характеризовал взаимоотношения нойонов с подвластными «как патриархальнорабовладельческие с правом высшего сословия не только над имуществом, но и над жизнью простонародья». Здесь же он уравнивал зайсангов с русскими помещиками [10]. Освещение социальной истории калмыков невозможно представить без литературы советского периода. В 20-е годы XX в. профессор Нижневолжского университета Н.Н. Пальмов систематизировал и упорядочил сведения о социальной истории калмыцкого народа [11]. Крупнейшим совместным трудом историков и этнографов центра и Калмыкии стали «Очерки истории Калмыцкой АССР» в подготовке первого тома которых приняли участие Н.В. Устюгов, И.Я. Златкин, Е.Н. Кушева, Д.А. Чугаев, Т.И Беликов. У.Э. Эрдниев и многие другие российские и калмыцкие ученые [12]. В работе было дано подробное описание сословной структуры кочевого общества. В советской исторической науке при изучении социальных структур народов России ограничивались преимущественно проблемами изучения низших сословий, и потому нельзя не согласиться с мнением историка М.Г. Белявского, который в этом видел помеху «правильному пониманию ряда исторических событий и явлений» [13]. Только в последние десятилетия началось всестороннее изучение истории сословий России, в том числе и калмыцких. В современный период историк А.Н. Команджаев в своем исследовании [14] рассмотрел социально-экономическое положение калмыцких сословий. Социальные группы калмыков изучал и А.Г.Митиров [15]. Таким образом, исследователи истории Калмыкии всегда обращали большое внимание на описание калмыцких сословий в разные исторические периоды. Однако следует признать, что авторам в недостаточной степени удалось исследовать место и роль привилегированных сословий в калмыцкой обществе, да никто и не ставил перед собою целей детального исследования положения калмыцкой знати в обществе. В настоящей статье делается попытка осветить вопросы общественного строя калмыцкого народа в конце XVIII - начале XX вв. Структура калмыцкого общества была довольно сложной. Исследователи отмечали наличие у калмыков сословий, но расходились в определении их числа и характера. Однако почти все они делили калмыцкое общество на два основных сословия: сословие светских и духовных феодалов - «цаган яста» (белая кость) и феодально зависимых простолюдинов - «хар яста» (черная кость). Категорию цаган яста, т.е. белую кость, составляли нойоны, зайсанги и члены их семей. Сюда же обычно относят и представителей буддийского духовенства: лам (высших духовных служителей), бакшей (учителей веры), гелюнгов (священников) и др. Чтобы лучше понять положение высшего сословия калмыков в социальной структуре, необходимо подробнее рассмотреть факторы, влияющие на их социальный статус, а именно улусы и аймаки. Основными административно-территориальными единицами Калмыкии того периода были улус, владение нойона, аймаки под управлением зайсангов и хотоны, во главе которых стояли хотонные аха (старосты). В. Бакунин, один из знатоков жизни и быта калмыков XVIII в., писал: «Калмыцкий народ разделяется на разные улусы, и каждый улус имеет особливое свое звание и нойона, а у каждого есть по несколько зайсангов, из которых каждый имеет особливый свой аймак так, как и российские дворяне, собственные свои деревни. В аймаках их бывает по несколько кибиток не по равному числу - в ином пять, десять и больше, а в ином и от несколько сот до тысячи и больше. По смерти же нойона улус каждого разделяется сыновьям его по частям, в том числе большому сыну против других его братьев достается несколько больше, и каждая такая часть называется потом особливым улусом, а то же чинится и по смерти зайсангов с их аймаками» [1, с. 34]. Примерно то же сообщали П.С. Паллас [3, ч. 1, с. 300], К. Костенков [9, с. 30-32] и другие исследователи. К началу XIX в. в Калмыкии установилось деление на девять улусов, которое просуществовало с небольшими изменениями до начала XX в. Калмыцкие улусы оформились как владения отдельных нойонских династий Джунгарского и Калмыцкого ханств. Багацохуровский, Икицохуровский, Харахусовский, ЭрдениКичиковский, Эркетеневский и Яндыковский улусы возникли как владения торгоутовских нойонов, потомков Аюки хана; Большедербетовский и Малодербетовский улусы - дербетовских нойонов, Хошеутовский - хошутовских нойонов [12, с. 226]. Нойоны, зайсанги и другие представители светской власти находились в вассальной зависимости от хана. После исчезновения ханства в 1771 г. нойоны сами стали непосредственно сноситься с русскими властями. Фактически после 1771 г. нойоныулусовладельцы по отношению к своим улусам получили все права, ранее принадлежавшие ханской власти. Нойоны (на калмыцком языке - властелин, господин, начальник, предводитель: от глагола «нойолху» - властвовать) были на самом верху иерархической лестницы, так как были владельцами улусов. Высокое социальное положение нойонов в калмыцком обществе было обусловлено их административными функциями. Нойоны располагали судебными органами и штатом специальных должностных лиц по административному управлению. К числу должностных лиц нойона относился зайсанг (цзайсанг – царевич-наследник). Зайсанги были управителями аймаков. По поводу происхождения сословия зайсангов Ф.И.Леонтович полагал, что оно являлось служилым сословием. Он делил их на знатных, владеющих аймаками, и служилых [16]. Барон Ф.А.Бюллер считал, что зайсанги ведут свое происхождение от калмыков-простолюдинов, получивших свое звание за заслуги от далай-ламы, ханов или нойонов [17]. Несмотря на принадлежность зайсангов к высшему сословию, их жизнь всецело зависела от нойона. Так, по обычаю нойоны имели право отделить от своих подвластных аймаков некоторую часть и передать ее своему близкому родственнику или простолюдину за заслуги, возводя при этом его в звание зайсанга с правом передачи по наследству аймака или без этого права. По сообщению калмыцкого пристава Ваценко, «за важные преступления зайсангов владельцы имеют право отымать аймаки и отдавать их родственникам, а за неимением их - посторонним достойным людям. Продавать же аймаки, или по одиночке не имеют права, и сего не делают» [18]. Власть нойонов над простолюдинами была непререкаема. По мнению калмыков, нойоны происходили не от людей, от богов. Считалось, что «обмануть, оскорбить нойона все равно, что оскорбить бурхана» [19]. Власть представителей цаган- яста над албату была практически неограниченной. Так, П. Паллас указывал, что нойон мог «по своему изволению их подарить кому хочет, наказывать их телесно, велеть им носы и уши обрезать или другие члены обрубать, но только не явно умерщвлять» [20]. Зайсанги, несмотря на то, что составляли единую социальную группу, различались по своему происхождению. А.Г. Митиров выделяет три группы зайсангов по происхождению: некоторые зайсанги были «родовыми», т.е. владели аймаком по наследству на протяжении большого периода времени; другие зайсанги свой аймак получали за свои заслуги перед нойонами; третьи происходили из нойонов, которые лишились своего звания для получения аймака [21]. В подтверждение мы можем привести письмо малодербетовского нойона Менко Очир Тундутова от 3 марта 1844 г. к Главному попечителю, в котором он, среди прочего, сообщал, что в 1843 г. «зайсанг Хурманов в звание сие (зайсанга) возведен мною из Старшин за одобрительное управление, так как исконни сим званием усердные из Старшин были награждаемы владельцами». В 1856 г. хошеутовское улусное управление сообщало, что «своих подвластных, которые приносили особенную пользу обществу, отличались умом и не щадя жизни, с усердием и верностью исполняли порученности владельцев, то таковых возводили по нашему закону в зайсангское звание с потомством, наделяя их аймаками, о чем делались словесные приказы» [22]. В подтверждение легитимности своей власти над аймаком каждый зайсанг обычно имел грамоту, полученную от владельца, хотя она могла и не сохраниться. Когда в 1855 г. два малодербетовских зайсанга по каким-то причинам не оказались в поданых их владельцем списках зайсангов, то один из них, абганеровский аймачный зайсанг Джап Кутузов в доказательство своей принадлежности к зайсангскому сословию представил Малодербетовскому попечителю Добронравову данную «в 1834 году ... владельцем майором Э. Тундутовым и подписанную им самим и его печатью грамоту на желтой шелковой материи». Другой безаймачный зайсанг Зюнь Кобютова рода Шонкор Дорджиев, доказывал свое "зайсангское звание" грамотой, полученной в 1823 г. от нойона Э. Тундутова, «данную с приложением имянной его печати на имя отца моего Дорджи» [23]. Зайсангам прямо предписывалось ведение постоянного надзора за рядовыми кочевниками в целях предупреждения самовольных откочевок, бегства или их захвата неприятелем. В калмыцких улусах и аймаках существовал порядок, по которому каждый должен был проживать и кочевать в строго определенной местности и только в своем улусе. Данные указания вытекали из политики высшей знати по ограничению и полному пресечению свободы передвижений зависимого населения. Поэтому небрежность или халатность, проявленные при надзоре за албату расценивались как преступление, и виновные зайсанги подвергались штрафу. Безнадзорное и свободное передвижение масс албату затрудняло сбор податей с них, выполнение повинностей, сбор ополчения и ставило их под угрозу захвата другими нойонами-феодалами. Другой важной обязанностью зайсангов был сбор податей в пользу нойонов. Как свидетельствуют источники, калмыцкие нойон ежегодно получали от своих албату в виде подати десятую часть от всего их скота. Кроме того, зайсанги в свою пользу также облагали податью рядовых кочевников своего аймака. При этом количество и размер]поборов не ограничивались. Зачастую подати, как это наблюдал И. Георги, дополнительно «собирались во время войны, княжеской свадьбы или когда правители малы улусов хотели жить попышнее... » [4, с. 7]. В случае, если аймачный зайсанг не справлялся со своими обязанностями или чем-то вызывал недовольство нойона, обычно вместо него избирали опекуна на аймачном сходе из числа самих калмыков-простолюдинов. Нойон в этот процесс, как правило не вмешивался, поскольку к тому времени он уже не всегда мог влиять на положение в собственном улусе. Однако опекун редко когда получал право стать аймачным зайсангом. Например, в 1871 г. после смерти Харахусовского аймачного зайсанга С. Эрдениева его аймак в количестве до 700 кибиток пришел в упадок. В результате просьбы Харахусовского владельца Дугарова Управление калмыцким народом предписало на аймачном сходе избрать опекуна аймака. На сходе «хотонные старосты и выборные старики ... единодушно положили для управления аймаком ... первого демчея нашего улуса калмыка Бата-Насун Зунгруева». В 1877 г. через 6 лет опекун был отстранен от управления в пользу родного брата покойного Л. Эрдениева [23]. С середины XIX в. российское правительство по-прежнему использовало административную улусо-аймачную систему калмыков. Фактически русская администрация заняла место и роль нойонов-улусовладельцев в калмыцком обществе, в подчинение которой автоматически перешли аймачные зайсанги, что можно заметить при рассмотрении в конце XIX в. сложившейся ситуации в калмыцких улусах. Из письма зайсанга Шарнут-Чоносова рода Сюке Зундуева, отправленного в 1891 г. в УКН, где он просил допустить его к управлению аймаком, после того как он был уволен по болезни, можно представить, что зайсанг сносился с администрацией подобно тому, как ранее сносился со своим нойоном [24]. Постепенно менявшиеся условия жизни калмыцкого народа в составе Российской империи после событий 1771 г. и более энергичное вмешательство в дела Калмыкии русского правительства внесли некоторые изменения в положение высшего светского сословия в обществе. В начале XIX в. русское правительство ввело в наследственное право калмыков понятие майората. Так, Положением об управлении калмыками 1834 г. (§14) запрещалось дробить улусы или аймаки между наследниками, а предписывало передавать их старшему в роду [17, 25]. Данный закон изменил социальную структуру калмыков, поскольку в обществе появилась прослойка нойонов, не владевших улусами, и заисангов, не владевших аймаками. Светская знать, аккумулировав всю полноту политической и экономической власти, составляла господствующее высшее сословие, однако численность его была велика. По имеющимся сведениям можно представить численный состав нойонов и заисангов за указанный период без учета лиц духовного звания. Так, по данным 1837 г. среди представителей знати было около 102 человек нойонского сословия и 1 054 чел. - зайсангов и членов их семей, а простолюдинов насчитывалось примерно 58 тыс. чел. К 1892 г., накануне отмены обязательных отношений, нойонов было 34 чел., зайсангов - 3 390 чел., простолюдинов - 130 тыс. чел. К 1914 г. нойонов было 32 чел., зайсангов - 2 101 чел., простолюдинов - 139 тыс. чел. [26, 27]. На основании этих данных можно сделать вывод, что общее число представителей высшей знати калмыцкого общества за весь исследуемый период не превышало двух процентов от всего населения. Поэтому, по нашему мнению, сословия калмыцких нойонов и зайсангов нельзя называть классами, а можно выделять, как социальные группы. Особое место в социальной структуре калмыков занимало духовенство. Следует отметить, что в реальности права и привилегии «цаган яста» принадлежали узкому кругу высшего духовенства, а не всем представителям духовного сословия. Обычно высшее ламство пополнялось почти исключительно выходцами из среды светских феодалов, главным образом младших сыновей нойонов и зайсангов, которые имели мало шансов занять место светских правителей. Будучи иерархами буддийской церкви, дети из аристократических родов многое приобретали. Они становились обладателями огромных стад и получали к себе во владение сотни, а то и тысячи подвластных простолюдинов - шабинеров. Ламы пользовались большим влиянием в государстве и в народных массах, которые «великие им дачи чинят, - писал В. Бакунин, - и коленопреклонением почитают, да и в прочем их, а паче ламу (верховного в ханстве) или хутухту за меньших богов своих считают. И для того вообще у всех калмыцких и мунгальских народов в духовной чин с охотою вступают нойоны и зайсанги» [1, с.56]. Сословие зависимых простолюдинов можно разделить на группы: албату, шабинеры. Албату (алба - повинность, албату - несущий повинности) составляли самое многочисленное сословие и несли основное бремя повинностей в пользу светской знати. Они пасли скот феодалов, вносили натуральный и денежный оброк, несли воинские и подводные повинности, платили чрезвычайные дополнительные подати продовольствием. Помимо албана, калмыки-простолюдины несли ряд других повинностей. Они должны были рубить дрова, содержать прислугу, поставлять на стол нойона или зайсанга чай, резать скот на продовольствие аристократии, давать скот для доения молока. Устойчивость патриархальных пережитков в калмыцком кочевом обществе вела к строгому соблюдению знаков особенного почтения со стороны калмыцкого населения по отношению к своей аристократии и к установленным обычаем приношениям - в дни праздников, по случаю родов, свадеб или похорон в семьях нойонов и зайсангов. Калмыки-простолюдины могли освобождаться от несения покибиточного сбора (албана), если они исполняли какие-либо другие обязанности в пользу своего нойона или зайсанга. В ревизских сказках, поданных в 1816 г. нойоном Убаши, указывалось, что из всех его 55 подвластных кибиток «четыре кибитки находятся при пастьбе моего скота, две кибитки у меня во услужении, а две занимают должность старосты» [28]. После 1771 г. правительство, дав нойонам неограниченные права в управлении улусами, начало вводить в калмыцких кочевьях элементы русского крепостного права. Так, указом Сената от 27 июня 1785 г. № 3517 было подтверждено, что нойоны имеют право продавать или дарить своих подвластных калмыков [9, с. 343]. Нойоны продавали своих подвластных так часто, что купля, продажа и закрепощение калмыков стали производиться в больших размерах. Это привело к тому, что правительство было вынуждено в 1808 г. назначить обязательное время служения калмыков тем лицам, которые приобрели их путем покупки или обмена, в 1819 г. ограничило права владельцев на купленных ими калмыков 25-летним возрастом калмыков и, наконец, в 1825 г. полностью запретило продажу калмыков [29]. Но нельзя ставить знак равенства между русскими крепостными крестьянами и калмыками-простолюдинами. В вопросах управления простые калмыки имели большое влияние на своих аймачных зайсангов, а в случае недовольства могли даже покинуть своего нойона. К примеру, в 1807 г. во время раздела Малодербетовского улуса сложилась ситуация, когда от нойона О. Хапчукова к нойону Э. Тундутову откочевали 236 киб., а от Тундутова откочевало 800 киб. К Хапчукову [30 Основной повинностью этой категории населения был так называемый албан, покибиточный сбор, уплачиваемый скотом или деньгами. Поскольку в первой половине ХIX в Калмыцкую степь все более проникали товарные отношения, а часть рядовых калмыков не имела скота и добывала средства существования работой на рыбных и соляных промыслах, то преобладала денежная форма покибиточного сбора. В начале XIX в. размер албана не был строго фиксированным и зависел от произвола владельца или зайсанга, что приводило к многочисленным злоупотреблениям и разорению подвластно населения. Упадок скотоводства и обнищание широких слоев калмыков-простолюдинов побудили русское правительство вмешаться во взаимоотношения между калмыцкими нойонами зайсангами и феодально зависимым населен ем. В 1834 г. был фиксирован размер покибиточного сбора (албана): с кибитки полагалось взимать по 28 руб. 50 коп. ассигнациями. Эта сумма распределялась следующим образом: 25 руб. поступало владельцу улуса, 2 руб. аймачному зайсангу и 1 руб. 50 коп. - на содержание Калмыцкого управления. После проведения денежной реформы 1839 г. размер албана был переведен на серебро, и с кибитки стали собирать по 8 руб. 15 коп. серебром в год. Владельцу из этой суммы полагалось 7 руб. 14 коп., зайсангу - 57 коп., 44 коп. шло на содержание Калмыцкого управления [27, с. 23]. Шабинеры несли практически те же тяготы, что и албату, но только в пользу духовенства. Возникновение этой социальное группы связано с обычаем калмыцких нойонов делать крупные пожертвования в польз) буддийской церкви. Они дарили духовенств) скот и своих подвластных людей. Эти люди становились собственностью церкви и назы вались шабинеры, т.е. послушники. Албату, шабинеры составляли низшее социальное сословие калмыцкого общества – хар-ясн (черная кость) В социальной структуре калмыков присутствовали также группы, не относящиеся ни к одной из вышеназванных в силу их не определенного социального статуса. В российской историографии эти социальные группе получили название полупривилегированных, Рассматривая их, надо отметить институт «дарханов». В эту социальную группу попадали люди, которые за особые заслуги перед нойоном или за совершение какоголибо общественно значимого деяния освобождались целиком или частично от податей, повинностей, а нередко и от власти зайсанга. Например, в ревизских сказках от 1816 г. по Багацохуровскому казенному улусу среди податных калмыков особо выделялись «уволенные от повинностей владельцем (нойоном А. Дондуковым) шесть кибиток» [31]. Они были родственниками духовного лица ламы Ценбел Бакши, которому Дондуков, видимо, так выражал свое уважение. Они могли свободно кочевать в составе любого аймака в пределах своего улуса или даже вне его, если это было обговорено в увольнительном письме. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы не позволяют уловить разницу в положении дархана и эркетена (возможно, это синонимы), и в дальнейшем мы будем говорить только о дарханах, подразумевая, что все сказанное относится и к эркетенам (не путать с жителями Эркетеневского улуса). И еще одно предварительное замечание: положение дарханов, эркетеней и в какой-то мере кетченеров (котечинеров) отличалось в некоторых моментах существенно, от положения остальной массы рядового населения. Вот почему мы сочли возможным отнести их к полупривилегированным слоям. Тем не менее, указанные категории по происхождению, по общему социальному положению и возможности резкого изменения их статуса принадлежали, без сомнения, к простолюдинам. Дарханы освобождались не только сами лично, но часто со всей семьей и родственниками, которых могло набраться до десяти и более кибиток. Пожалование дарханом могло быть ограничено определенными условиями. Многие дарханы освобождались от податей. Другая полупривилегированная социальная группа - это кетченеры. Кетченерами в калмыцком обществе именовались группы людей, которые изначально исполняли роль дружинников при нойонах. К XIX в. нойонов перестали призывать на военную службу и надобность в их охранительных функциях стала отпадать, после чего их обязанности при нойонах трансформировались в сторону обслуживания его домашних нужд, т.е. по существу они превратились в дворовую прислугу. Кетченеры служили нойонам с рождения и до самой смерти. Они служили чаеварителями, котлодержателями, поварами, птичниками, конюхами, казначеями, охранниками и др. Подобный штат имели дети нойонов не только мужского пола, но и женского. В начале XIX в. калмыцкий пристав Ваценко писал, что «калмыцкие владельцы управляют своими улусами, состоящими из аймаков, кои простираются наиболее до 300 кибиток и из собственных крестьян, абганерами называемых - на правах помещичьих» [18, л. 14; 32]. Здесь, упоминая собственных крестьян под названием абганеры, пристав имел в виду как раз кетченеров. Котечинеры по закону и обычаям не платили податей, а многие из них не имели зайсангов и не входили в состав аймаков. В более ранние времена если не все котечинеры, то большая их часть обязана была сопровождать нойона в военном походе, являясь его телохранителями или чем-то вроде дружины. П. Небольсин сообщал, что «в старые времена, при сборах с ним на войну, часть котечинеров, по выбору нойона, ходила вместе с ним молиться в хурул, и там давала клятвы и обеты быть верными и непоколебимо преданными сподвижниками и защитниками нойона и его семейства» [8, с. 45]. После 1771 г. котечинеры стали превращаться в домашнюю челядь или ремесленников. Нет особых сомнений, что процесс трансформации котечинеров начался после ликвидации ханства, но и здесь положение их отличалось от основной массы простолюдинов, но только до конца XIX в. В конце XIX в. серьезно подорвал основы социальной структуры утвержденный 16 марта 1892 г. закон «Об отмене обязательных отношений между отдельными сословиями калмыцкого народа», который освобождал калмыков- простолюдинов от власти нойонов и зайсангов. Так, первая статья закона гласила «Калмыкампростолюдинам даровать все личные права, представленные общими законами империи свободным сельским обывателям, отменив навсегда право калмыцких нойонов – улусовладельцев, мелких владельцев и родовых зайсангов на подвластных им калмыков, а равно взимание с последних денежного сбора, установленного статьею 713 Устава о земских повинностях» [33]. Теперь нойоны и зайсанги были освобождены от всех обязанностей по управлению улусами и аймаками. Место нойонов заняли улусные попечители и их помощники, а место зайсангов – избираемые на аймачных сходах аймачные старшины. Таким образом, проведенное исследование позволило сделать следующие выводы: - деление калмыцкого общества на два основных сословия: светских и духовных феодалов - «цаган яста» (белая кость) и феодально зависимых простолюдинов «хар яста» (черная кость) является обоснованным; вмешательство правительства вносили изменения в положение калмыцких сословий. Так, например, в начале XIX в. правительство ввело в наследственное право калмыков понятие майората, что привело к появлению в обществе прослойки не владевших улусами нойонов и безаймачных зайсангов; - с середины XIX в. российское правительство определило место и роль нойоновулусовладельцев в калмыцком обществе, в подчинение которой перешли аймачные зайсанги.; - источником пополнения высшего духовенства калмыков были почти исключительно светские феодалы, главным образом младшие сыновья нойонов и зайсангов, которые имели мало шансов занять место светских правителей; - после 1771 г. правительство, дав нойонам неограниченные права в управлении улусами, начало вводить в калмыцких кочевьях элементы русского крепостного права. Это привело к массовой продаже нойонами своих подвластных. Однако при этом простые калмыки долгое время сохраняли определенные права и в случае недовольства могли даже покинуть своего нойона. В 1825 г. правительство было вынуждено полностью запретить продажу калмыков; - упадок скотоводства и обнищание широких слоев калмыков-простолюдинов побудили русское правительство зафиксировать размер покибиточного сбора (албана), который раньше никак не регулировался; - в XIX в. произошло увеличение социальной группы шабинеров, что связано с обычаем калмыцких нойонов делать крупные пожертвования в пользу буддийской церкви; - в социальной структуре калмыков присутствовали группы, которые не относились к ни одной из обозначенных социальных групп в силу их неопределенного социально го статуса; после ликвидации ханства полупривилегированное сословие котечинеров стало превращаться в домашнюю челядь или ремесленников. В итоге к концу XIX в. положение котечинеров ничем не отличалось от положения основной массы простолюдинов, т.е. с утратили свой полупривилегированный статус; - в XIX в. сохранялся институт дарханов - людей, освобожденных от податей. Итак, в конце ХУП1-Х1Х вв., после ликвидации Калмыцкого ханства в результате целенаправленных действий российской ; администрации в социальной структуре калмыков произошли большие изменения, а в результате принятия закона от 16 марта 1892 полностью уничтожена вся прежняя социальная структура калмыков. ЛИТЕРАТУРА 1. Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, и поступки их ханов и владельцев. Элиста, 1995. 2. Лепехин И. Дневные записки путешествия доктора Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1768 г. и 176 СПб., 1771; 3. Паллас П. С. Путешествия по разным провинциям Российской империи. Ч. 1. СПб., 1773; Ч. 3. СПб., 1788. 4. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Ч. 4. СПб., 1799. 5. Страхов Н.И. Нынешнее состояние калмыцкого народа с присовокуплением калмыцких законов. СПб., 1810г. 6. Нефедьев Н.А. Подробные сведения о волжских калмыках собранные на месте Н. Нефедьевым. СПб., 1834. 7. Бюллер Ф.А. Инородцы Астраханской губернии //Отечественные записки. 1846. Отд. 2. Т. 47, 48, 49. 8. Небольсин П.И. Очерки быта Хошеутовского улуса. СПб., 1852. 9. Костенков К.И. Исторические и статистические сведения о калмыках, кочующих в Астраханской губернии с картою Калмыцкой степи. СПб., 1870. 10. Житецкий И.А. Астраханские калмыки. Астрахань, 1892. И. Пальмов Н.Н. Очерки истории калмыцкого на] да за время его пребывания в пределах России. Астрахань, 1922; Он же. Этюды по истории волжских калмыков. Ч. 1-5. Астрахань, 1926-1932. 12. Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. М, 1967. 13. Белявский М.Г. Классы и сословия феодального общества России в свете ленинского наследия// Вестник Московского университета. Сер. История. 1970. № 2. С. 66. 14. Команджаев А.Н. Хозяйство и социальные отношения в Калмыкии в конце Х1Хначале XX вв. Элиста, 1999. 15. Митиров А.Г. Ойраты - калмыки: века и поколения. Элиста, 1999. 16..Леонпювич Ф.И. К истории права русских инородцев. Калмыцкое право. Ч. 1. Одесса, 1880. 17.Н.Бюллер Ф. Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородцы. Их история и настоящий быт // Отечественные записки. 1846. Отд. 2. Т. 47. С. 59. 18. Национальный архив Республики Калмыкия (далее НАРК). Ф. 1. Оп. 1. Д.161. Л.14 об. 19. Житецкий И.А. Очерки быта Астраханских калмыков. М., 1893. С. 41. 20.Паллас П.С. Собрание исторических сведений о монгольских народах. СПб., 1795. С. 299. 21.НАРК. Ф. 6. Оп. 1, Д. 74. Л. 3, 22; 22.НАРК. Ф. 16. Оп. 1. Д. 20. Л. 61, 66. 23.НАРК. Ф. 9. Оп. 2. Д. 15. Л. 7; Бентковский И.Р. Одна из причин, задерживающих развитие коннозаводства в Большедербетовском улусе //Сборник статистических сведений о Ставропольской губернии. Вып. 1. Ставрополь, 1868. С. 121. 24.НАРК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 125. Л. 48. 25.Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗ РИ). Т. X. № 7560 а. 26.Материалы для статистики Российской империи, издав аемы е при стати сти ческ ом отдел ен ии Сов ета Ми н и стер ств а Вн утр ен н и х Д ел. СП б ., 1839. С. 7; Бурчинова Л.С. Источниковедческие вопросы изучения истории Калмыкии. Элиста, 1980. С. 81. 27.Команджаев А.Н Хозяйство и социальные отношения в Калмыкии в XIX - пер. пол. XX вв. Элиста, 1999. С. 247. 28.НАРК Ф. 9. Оп. 2. Д. 10. Л. 123. 29.ПСЗ РИ. Т. XXX, XXXVII. № 30, 528. 30.НАРК. Ф. 1. Оп. 2. Д. 106. Л. 18. 31.НАРК. Ф.-9. Оп. 2. Д. 10. Л. 205. 32.Батмаев ММ. Такой у нас обычай // Элистинские новости. 1990. 25 авг. 34. ПСЗ РИ. Т. XII. № 8429. С.1. Статья выполнена в рамках гранта РГНФ№ 06-01-91821 а/% «Монгольские народы: этногенез и этническая история». Научная мысль Кавказа. Северо-Кавказский научный центр высшей школы. Спецвыпуск № 3, 2006.- С. 30-37.
