Проекты будущего в смутное время
реклама
1 ПРОЕКТЫ БУДУЩЕГО В СМУТНОЕ ВРЕМЯ Э.А.Азроянц Скрытая мудрость истории состоит в том, что действительно новое в нее чаще привносят не победители, а побежденные, не господа мира сего, а изгои. А.С.Панарин 1 К приведенному выше эпиграфу хотелось бы добавить еще одно наблюдение. Все новое при этом, как правило, возникает не в центре, а на периферии. Насколько верны подобные утверждения? Нет ли в них предвзятости ученого или человеческой зависти, что успех сопутствует другим? Об этом, видимо, судить не нам. Наша задача доказать объективность и убедить в основательности своей точки зрения. Обратим внимание для начала на три факта. Во-первых, для нашего времени и для развитых стран особенно заметны излишняя концентрация усилий на текущих насущных проблемах и беззаботное, несерьезное отношение к стратегическим последствиям своих действий (своей политики). Во-вторых, факт публичной политики единственной сверхдержавы — неоимперии, императивом которой стали гегемонистские претензии на право диктовать миру свои порядки, есть не что иное, как убедительный признак первой фазы грядущего кризиса, вхождение в зону бифуркационного процесса, грозящего катастрофой западной культуре. Достаточно очевиден концептуальный вакуум. Идеи и проекты, которыми руководствуются люди в своей деятельности, выработали свой ресурс; потенциал одряхлевшей мировоззренческой парадигмы исчерпан. На духовном «рынке» сплошной «дефицит». С арены истории в XX веке уходят не только фашизм, оставивший глубокие, кровавые шрамы в памяти людей, коммунизм, бездарно и жестоко 1 Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. М., 1998. С. 271. 2 исчерпавший свою привлекательную идею, но и классический капитализм с его либеральными ценностями, все более вырождающимися в свою противоположность. Характерной чертой настоящего времени, в котором еще не успели разобраться, определить его основные черты и тенденции, является пущенное в широкий оборот латинское словечко «post»: постмодернизм, постсоветский, постиндустриальный и т.п. И это «после», создавая видимость определенности, только «драпирует» события и затрудняет их осмысление. Возьмем, в частности, модное определение нашего времени, как «постмодерна». Когда это «после» началось? Что из себя представляет? Ответов нет, а «обертка» интригующая. В действительности очень похоже, что этот постмодерн выливается в не что иное, как в смуту нашего времени, в своеобразный системный декаданс модерна. Подтверждение тому мы находим в комплексном характере происходящих перемен и их всеохватности. Ученые и политики, отцы церкви и деятели искусства все чаще говорят о нравственности и духовном оскудении, превращении массовой культуры в «культуру смерти», о вырождении главных ценностных ориентиров и реальной угрозе демократии беспредельного либерализма, более того даже о кризисе мирового капитализма. Всеобщий восторг вчерашнего дня по поводу пирровой победы над коммунизмом и далеких перспектив североцентричного (читай, американоцентричного) мирового порядка, вскормивший мажорный аккорд футурологических проектов, достаточно круто сменился скепсисом на почве более глубокой переоценки драматических событий последнего акта XX века. Для образного объяснения этой ситуации можно «нарисовать» такую картину. Железный занавес между Западом и Востоком был своеобразной границей равновесия для противоположно направленных сил, а поскольку опираться можно только на то, что сопротивляется, постольку, когда была разрушена эта граница, Запад, как «пушечное ядро», по инерции противостояния «влетел» в деполяризованное пространство деморализованного общества. Этот эффект «разгерметизации» и вызвал аффект иллюзий, который после ближайшего рассмотрения сменился разочарованием. Но самое главное, что скрыл этот «праздничный фейерверк», — достижение цели, покорение мирового политического осьминога. 3 В этой связи представляется уместным обратить внимание на две характерные особенности развития системных процессов. Мы употребляем это словосочетание для того, чтобы подчеркнуть и форму (система), и динамику ее развития (процесс). Так вот, первой особенностью является тот факт, что достижение системой цели, т.е. реализация ее целевой функции, это одновременно исчерпание идеи и утрата цели. Система некоторое время продолжает развиваться по инерции, «по памяти» системы, и за это время идет поиск и выбор. Система для своего дальнейшего развития должна обрести новую целевую функцию, которая, естественно, предполагает определенную структурную перестройку системы по составляющим элементам и комплексам взаимодействия. Обычно сама система как целое и ее элементы не в состоянии фиксировать исчерпанность целевой функции непосредственно в момент наступления этого состояния, а реагируют опосредованно уже через явления, характеризующие сбои в функционировании системы, которая при потере цели входит в состояние своеобразного целевого вакуума и нарастающего в связи с этим хаоса или, иначе говоря, в зону бифуркационного развития и фазового перехода. Второй особенностью выступает характер развития доминирующей тенденции системного процесса, обладающего преимущественным потенциалом. В силу избыточного давления этого преобладания доминирующая тенденция всегда наиболее агрессивна. Она пытается расширить среду своего проявления за счет ее трансформации в сторону собственной гомогенности. В том случае, если процесс трансформации (ассимиляции) идет медленней, чем расширение (захват) среды, система начинает утрачивать способность к эффективному управлению периферией. В результате возникают очаги сопротивления (интересы части противопоставляются интересам системы в целом), накапливается конфликтный потенциал, и начинаются процессы отторжения в той или иной форме дезинтеграции. Эта особенность процесса получает максимально благоприятную среду именно в том случае, когда, как мы отметили выше, система утрачивает цель и находится в фазовом переходе. Ярким подтверждением тому, по нашему 4 мнению, служит четко выраженная агрессивность доминирующей ветви западной культуры — американской культуры. Гомогенность тенденций и агрессивность той из них, которая доминирует, объясняет и характер многих из возникающих проектов будущего. В этом случае будущее вырастает из прошлого. Руками футурологов из прошлого выбрасывается одиозное, добавляется немножко фантазии, и в новом «макияже» такой конструкт выдается за проект будущего. Эту процедуру хорошо иллюстрирует А.И.Неклесса: «Социальная цель эры Модерна (или, по крайней мере, ее последнего этапа — эпохи Нового времени) — построение универсального сообщества, основанного на постулатах свободы личности, демократии и либерализма, научного и культурного прогресса, повсеместного распространения “священного принципа” частной собственности и рыночной модели индустриальной экономики. Логическая вершина подобного проекта — вселенское содружество национальных организмов, их объединение в рамках гомогенной социальной конструкции: глобального гражданского общества, существующего под эгидой коллективного межгосударственного центра. Подобный агрегат, постепенно перенимая функции национальных правительств, мог бы трансформировать их в дальнейшем в своего рода “региональные администрации”»2. Гомогенность тенденции и гомогенность развития отдельных элементов системы в многосложных взаимосвязях процесса в целом порождают многообразие, а не наоборот. В этой связи хотелось бы привести выдержку из работы Рыбакова, посвященной проблеме целого и части: «Тождественность частей целому в составе целого особенно важно иметь в виду, когда речь идет о сложных социальных системах, об обществах. Очень часто реформаторам, особенно российским, кажется, что стоит только взять “аргентинскую модель” за основу, к ней добавить немного экономического устройства Германии, демократическую систему США, особенности права Италии, своеобразие финансовой системы Японии и соединить все это на российской почве, так сразу же Россия зашагает вперед в деле построения рыночной экономики семимильными шагами так же быстро, как ранее СССР шагал в коммунизм. Но, 2 Неклесса А.И. Перспективы глобального развития и место Африки в новом мире // МЭиМО. 1995. № 8. С. 7. 5 увы, эти надежды никогда не сбудутся. Почему? Да потому, что здесь нарушен основной принцип тождества частей своему целому. Россия, как целое, совсем не то, что Франция, Германия, любое другое государство, так что весьма схожие части устройства ее структуры имеют все же иной смысл, нежели у других государств, даже если они и называются одинаково. После всего, что происходит с Россией, начиная с так называемой перестройки, то есть с 1985 года, нельзя не признать правоту слов русского философа И.А.Ильина, который, размышляя о государственной форме, приходит к следующему выводу: «Каждый народ и каждая страна есть живая индивидуальность со своими особыми данными, со своей неповторимой историей, душой и природой. Каждому народу причитается поэтому своя, особая, индивидуальная государственная форма и конституция, соответствующая ему, и только ему. Нет одинаковых народов, и не должно быть одинаковых форм и конституций. Слепое заимствование и подражание нелепо, опасно и может стать гибельным». Логику этого рассуждения легко перенести на любую страну, да и на Мир в целом. Мир всегда был многообразен, но в силу штампов нашего мышления всегда казалось, что его не только можно, но и нужно загнать в некую общую схему. И такие схемы создавались, начиная с Платона до наших дней. XX век начался с материализации в России «бродившего по Европе призрака», а заканчивается Новым порядком американского «разлива». Президент США Дж. Буш в 1991 году заявил: «Это поистине замечательная идея — новый мировой порядок, в рамках которого народы могут объединяться друг с другом ради общей цели, для реализации единой устремленности человечества к миру и безопасности, свободе и правопорядку. Лишь Соединенные Штаты обладают необходимой моральной убежденностью и реальными средствами для поддержания его». Современный мир по способу организации своей жизнедеятельности значительно отличается от того мира, который выдумывает для себя человек. Особенно часто встречается настойчивое желание авторов ненавязчиво «путать» Мир с Западным миром, тем самым уже предполагая, как свершившееся, движение всех остальных вслед за собою. На самом деле мир — не караван, где один за другим идут взнузданные «верблюды истории». Да и влияние Запада с 6 целью копирования его моделей развития достаточно преувеличено. В мире сегодня действует несколько социально-политических и экономических моделей. Их характер, так же как и ареал распространенности, весьма различен. Эти функционирующие модели и их конкуренция, совершенно очевидно, являются трамплином для футурологических фантазий и потому каждая из них заслуживает своей отдельной характеристики. Первая, естественно, доминирующая сегодня в мире — западная модель. Хрестоматийными постулатами ее конструкции являются: христианская мораль; свобода личности; демократия; научный и культурный прогресс; священный принцип частной собственности; рыночная экономика. Западная модель имеет два реализованных варианта. Исторически первичный, сложившийся в Западной Европе и отразивший в себе всю сложность процесса формирования, и вторичный, так называемый американский вариант, связанный с особенностями формирования США — географическими, этническими, политическими, экономическими и культурными. Главные различия этих вариантов состоят в определении роли государства в экономике и его социальных обязательствах перед гражданами. Вторую модель обычно обозначают не собственным именем, а характером процесса — модернизация без вестернизации. Она предполагает расщепление доминирующей тенденции вестернизации таким образом, что отбирается культурно пассивная (безразличная) часть, а именно модернизация, которая переносится и вживляется в ту или иную традиционную культуру. Тому пример Япония, Таиланд, Сингапур, Южная Корея и т.п. Третью модель условно можно назвать традиционной, в которой уживается многоукладность и превалирует религиозная регламентация жизни. Эта модель наиболее распространена в странах исламской культуры, которая достаточно жестко сепарирует воспринимаемые ею элементы модернизации. Четвертая модель — это, как принято сегодня говорить, 7 мобилизационная, утратившая основную часть своих поклонников. Это страны с централизованной экономикой и тоталитарной властью. В чистом виде эта модель сегодня используется, пожалуй, только Кубой и Северной Кореей, поскольку то, что происходит в Китае и Вьетнаме, скорее всего выродится в некую гибридную, а может, и новую модель модернизации. И, наконец, пятое, о чем следует сказать, хотя это и не модель, а болезнь социума — дезинтеграционная деятельность в формах нелегального бизнеса, организованной преступности и терроризма. Их объединяет один главный признак — аморальность в ее предельном выражении как преступление против человечества. Среди названных моделей только две обладают ярко выраженной агрессивностью: западная — политикой вестернизации, и мобилизационная — стремлением к мировому коммунизму. Поскольку последняя исчерпала свой потенциал, то ее агрессивность сохраняется чисто теоретически и реальной силы не имеет, чего не скажешь о западной модели, еще полной сил и амбиций гегемона. Поэтому проблема вестернизации представляет самостоятельный интерес в контексте глобализации. Вестернизация подается под разными соусами — «открытое общество», «новый мировой порядок», «конец истории», «столкновение цивилизаций» и т.п. По существу, это череда «костюмов», которые меняют «артисты» истории в спектакле «Вестерн». И сценарии написаны ими. Среди авторов «вестернов», естественно, большинство американцев (З.Бжезинский, Дж.Грум, Р.Ксохееты, Д.Митрани, Дж.Най, Ф.Фукуяма, С.Хантингтон и др.). Из этой группы мы выбрали четырех, взгляды которых, по нашему мнению, характеризуют почти весь спектр высказываемых точек зрения. Это, во-первых, «очарованный либерал» Френсис Фукуяма, во-вторых, «политический экстремист» Збигнев Бжезинский, в-третьих, «консервативный оптимист» Самуэль Хантингтон и, наконец, в-четвертых, антифундаменталист Джордж Сорос. «Восторженный либерализм» Начнем с восторженной эсхатологии оптимизма Френсиса Фукуямы, приведя для характеристики его кредо всего четыре цитаты из известной статьи 8 «Конец истории?»3. 1. «В XX в. развитой мир опустился в пучину насилия в результате соперничества либерализма вначале с остатками абсолютизма, затем с большевизмом и фашизмом и, наконец, с современным марксизмом, который угрожал привести нас к апокалипсису ядерной войны. Однако столетие, которое началось в полной уверенности в конечной победе западной либеральной демократии, на исходе как будто возвращается на круги своя: не к концу идеологии или конвергенции капитализма и социализма, как предсказывалось ранее, а к безусловной победе экономического и политического либерализма. Триумф Запада, западной идеи очевиден, в первую очередь, из-за полного крушения всех альтернатив западному либерализму»4. 2. «Мы наблюдаем, по-видимому, не просто конец “холодной войны” или какого-то особого этапа послевоенной истории, а конец истории, как таковой: т.е. конечный пункт идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии, как конечной формы управления человеческим обществом»5. 3. «Если допустить, что фашистская и коммунистическая альтернативы либерализму мертвы, остались ли еще идеологические соперники? … На ум приходят две возможности — религия и национализм»6. 4. «Конец истории будет очень грустным временем. На место борьбы за признание, готовности рисковать жизнью ради совершенно абстрактной цели, мировой идеологической борьбы, требующей мужества, бесстрашия, воображения и идеализма, придут экономические расчеты, бесконечные утрясания технологических проблем, озабоченность окружающей средой и удовлетворением изощренных потребительских запросов. В пост исторический период не будет ни искусства, ни философии, а лишь постоянные хлопоты по поддержанию порядка в музее человеческой истории… Возможно, сама перспектива столетней скуки в конце истории послужит толчком к тому, чтобы начать историю с начала»7. Фукуяма Ф. Конец истории // США — экономика, политика, идеология. 1990. № 5. Там же. С. 39. 5 Там же. С. 39–40. 6 Там же. С. 50. 7 Там же. С. 54. 3 4 9 Итак, что в «сухом остатке»? Полная и окончательная победа западной либеральной демократии: альтернативные варианты развития исчерпаны, соперников нет, универсальная идеология и порядок один на всех, нет философии и искусства, есть общество будничных потребителей, скучно устраивающих свой быт. Конец истории? Нет, это конец человечеству. Так чему же так рад Ф.Фукуяма?! Но вернемся к его мотивации сделанных выводов. Начнем с небольшого отступления по поводу идеологического насилия над либерализмом в начале XX века со стороны абсолютизма, а затем большевизма и фашизма. В истории реально происходило нечто иное, чем то, о чем говорит автор. Борьба с абсолютизмом закончилась в XIX веке, когда западные либерал–демократы сами испугались разбуженных своими лозунгами сил. Прекрасную иллюстрацию этого состояния евролибералов дает наш соотечественник, очевидец событий. Анализируя события французской революции 1948 г., А.И.Герцен в своей работе «С того берега» писал: «Либералы долго играли, шутили с идеей революции и дошутились до 24 февраля. Народный ураган поставил на вершину колокольни и указал им, куда они идут и куда ведут других; посмотревши на пропасть, открывающуюся перед их глазами, они побледнели; они увидели, что не только то падает, что они считали за предрассудок, но и все остальное, что они считали за вечное и истинное; они до того перепугались, что одни уцепились за падающие стены, а другие остановились кающимися на полдороги и стали клясться всем прохожим, что они этого не хотели». И чуть дальше: «Либералы всех стран со времен Реставрации звали народы на низвержение монархически-феодального устройства во имя равенства, во имя слез несчастного, во имя страданий притесненного, во имя голода неимущего; они радовались, гоняя до упаду министров, от которых требовали неудобоисполнимого, они радовались, когда одна феодальная подставка падала за другой, и до того увлеклись, наконец, что перешли собственные желания. Они опомнились, когда из-за полуразрушенных стен явился — не в книгах, не в парламентской болтовне, не в филантропических разглагольствованиях, а на самом деле пролетарий, работник с топором и черными руками, голодный и 10 едва одетый…»8. (62, с. 266-267) О том, что из этих событий либерализм извлек уроки, говорят факты. Крушение монархий остановилось, был выбран путь буржуазно-монархического устройства. Поэтому в Европе сегодня монархий больше, чем во всем остальном мире: Королевство Бельгии, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Королевство Дании, Королевство Испании, Княжество Лихтенштейн, Великое Герцогство Люксембург, Королевство Нидерландов, Королевство Норвегии, Королевство Швеции. Таким образом, в начале XX века абсолютизм никакой угрозы для либерализма не представлял, и пучина идеологического насилия стала продуктом развития самой либеральной демократии. XX век начался не с уверенности в победе западной либеральной демократии, а с подготовки «большой драки» за раздел мира. Две коалиции встали в боевую позицию: германо-австро-итальянский тройственный союз и Антанта (сердечное соглашение), после присоединения к ней России — тройственный англофранко-российский союз. Первая мировая война, начатая этими государствами, своими жестокими последствиями подготовила беспрецедентные условия для исторического рождения двух внекультурных идеологий. В 1917 г. в России побеждает большевизм, а несколько позже в ряде других стран — фашизм (дуче в Италии в 1922 г., фюрер в Германии — в 1933 г., каудильо в Испании — в 1936 г.). Мы неслучайно назвали коммунизм и фашизм внекультурными идеологиями. Они по своему характеру интернациональны, поскольку не имеют традиционных корней ни в одной культуре мира. Они выросли не из культуры, не из истории, это плод теоретического ума. Как ни парадоксально, но подтверждение такой позиции мы находим у классика одной из этих идеологий В.И.Ленина. В своей известной работе «Что делать?» он писал: «Мы сказали, что социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть принесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т.е. убеждение в необходимости 8 Герцен А.И. С. 266–267. 11 объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов»9. К слову говоря, то, что имел в виду В.И.Ленин в отношении социалдемократического сознания, как привнесенного извне, очень актуально и для современных апологетов либерализма, которые таким же способом хотят внедрить «либеральное сознание» во все мировые культуры. Трудно пройти, не «зацепившись» за «колючки» идеологического штампа современного марксизма, который угрожал апокалипсисом ядерной войны. Угроз достаточно было с обеих сторон. Либерализм «играл мускулами» и пугал весь мир не меньше, чем марксизм. Но как ни странно, именно «напуганный» либерализм первый создал атомную бомбу и первый обрушил ее на людей в городах Хиросима и Нагасаки. Как гласит русская пословица, если сказал «а», то говори и «б». Заявление Ф.Фукуямы о разрушении всех альтернатив Западу и о достижении конечного пункта идеологической эволюции человечества кроме как несерьезным не назовешь, тем более он сам себе противоречит рассуждением о религии и национализме качестве возможных противников. Вообще говоря, разговор о конце идеологии, с нашей точки зрения, весьма опасен, но одновременно и симптоматичен. Опасен потому, что человек без идеологии десоциален и обречен на животное существование. Симптоматичен, поскольку, по Ф.Фукуяме, пост история — это потребительская культура, без идеологии, философии, искусства. В ней можно найти много схожего с реалиями западной цивилизации. «Неизбежной ценой универсалистских претензий стал двойной стандарт, — вынужден признать С.Хантинггон — Демократия поощряется, но не в том случае, когда она приводит к власти исламских фундаменталистов; нераспространение ядерного оружия обязательно для Ирана и Ирака, но не для Израиля; свободная торговля подается эликсиром экономического роста, но не в случае торговли сельскохозяйственными товарами; гражданские права являются проблемой в отношениях с Китаем, но не с Саудовской Аравией; агрессия 9 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 30. 12 против богатого нефтью Кувейта встречает массированный отпор, но не агрессия против не имеющих нефти боснийцев»10. В эту стратегию логически вписываются созданные НАТО прецеденты применения силы без санкции Совета Безопасности ООН. Таким образом, деюре Североатлантический Союз перешел ту черту, за которой начинается нарушение международного права и Устава ООН. Хороший пример приводит «Независимая газета», предлагая список потенциальные жертв «правосудия» НАТО, который строится из логики альянса. Ниже мы приводим целиком этот список: (35). Страна Босния Великобритания Грузия Израиль Индонезия Испания Китай Латвия Марокко Мексика Россия 10 Хантингтон С. Основания для удара Массовые нарушения прав национальных меньшинств, репрессии. Массовые нарушения прав ирландцев, репрессии в отношении активистов — борцов за независимость Ольстера, массовые полицейские операции. Массовые нарушения прав абхазского и осетинского населения, репрессии, нарушение пяти резолюций СБ ООН. Массовые нарушения прав палестинцев, оккупации независимого Государства Палестина, юга Ливана, Голанских высот на территории Сирии, нарушение резолюций СБ ООН № 181,242,338,425. Массовые нарушения прав меньшинств в самопровозглашенной Республике Молукка, репрессии против мирного населения. Массовые нарушения прав баскского меньшинства, проведение карательных операций против басков. Массовые нарушения прав местного населения в Тибете и в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, карательные операции с большим числом жертв среди мирного населения. Массовые нарушения прав русскоязычного меньшинства, нарушение рекомендаций ОБСЕ. Массовые нарушения прав сахарцев, ведение боевых действий против мирного населения, насильственное присоединение Западной Сахары, нарушение резолюций СБ ООН № 690 и 809. Массовые нарушения прав человека, ведение боевых действий против мирного населения в штате Чьяпас со значительным числом жертв. Массовые нарушения прав человека, репрессии, карательные операции, ведение боевых действий против мирного населения 13 Руанда Турция Хорватия Югославия в Чечне, приведших к массовым жертвам Массовые нарушения прав человека, репрессии, геноцид (убийство миллиона человек), притеснение беженцев народности хуту. Массовые нарушения прав курдов, карательные операции против мирного населения, нарушение резолюций СБ ООН (последние 1178 и 1179), оккупация Северного Кипра, вторжение на территорию Ирака. Репрессии против сербов, ликвидация само провозглашенной Республики Сербская Краина в результате массированного наступления, приведшего к гибели сотен и бегству тысяч человек. Массовые нарушения прав албанцев, карательные операции против мирного населения, приведшие к гибели около 1500 человек, нарушение резолюций СБ ООН № 1167 и 1199. Потребительская культура, общество потребления, с нашей точки зрения, — результат, которым нужно не гордиться, но которого следует стыдиться. Потребительская культура, как ни странно, подразумевает не культуру потребления, а нечто обратное — безграничность потребностей и пресыщение ими, деформацию божественной структуры человека и превращение его в создание с гипертрофированным желудком, тремя извилинами в голове и бесчувственным сердцем. Еще один момент. Когда Ф.Фукуяма говорит о конце идеологии, о конце истории, об универсализации западной либеральной демократии как конечной форме развития человечества, так и хочется задать вопрос: А чем же либерализм лучше марксизма с его коммунизмом как универсальным «светлым будущим» для всего Мира? Та же экспансия, та же трансплантация чужеродного тела, так же против воли, так же из лучших побуждений. История повторяется. Поэтому, когда начинают говорить о конце истории, о каких-то универсальных схемах, надо полагать, что это от незнания и бессилия перед многообразием этой «остановленной» истории (не хотелось бы думать о предвзятости).
