Санкт-Петербургский Государственный Университет На правах рукописи ПЕЧЕРСКАЯ Наталия Викторовна
реклама
Санкт-Петербургский Государственный Университет На правах рукописи ПЕЧЕРСКАЯ Наталия Викторовна СПРАВЕДЛИВОСТЬ: СОЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА И ПРАГМАТИКА ПРЕДСТАВЛЕНИЙ Специальность 09.00.11 – Социальная философия АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук Санкт-Петербург - 2000 год Работа выполнена на факультете политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Научный руководитель кандидат социологических наук Здравомыслова Е.А. Официальные оппоненты доктор философских наук, профессор Ядов В.А. кандидат философских наук, доцент Иванов Н.Б. Ведущая организация Санкт-Петербургский Юридический институт Генеральной прокуратуры Российской Федерации Защита состоится « 2000 г. в » часов на заседании Диссертационного Совета К.063.57.38 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата философских наук в Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Менделеевскя линия, д.5, философский факультет, ауд. С диссертацией можно ознакомиться в научной Санкт-Петербург, . библиотеке им. А.М.Горького Санкт-Петербургского государственного университета. Автореферат разослан « » 2000 г. Ученый секретарь Диссертационного Совета кандидат философских наук, доцент Аполлонов В.А. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность исследования. Справедливость относится к числу базовых ценностных оснований любого общества. То постоянство, с которым вопрос о справедливости вновь и вновь возникает в человеческой истории, говорит о ее экзистенциальной значимости. Содержание этого понятия задает экономические, политические и правовые рамки функционирования социума. Будучи важнейшей категорией морали, правовых, религиозных, экономических учений, справедливость выступает одновременно и прежде всего как одна из основополагающих характеристик межындивидуального взаимодействия, отношений человека и общества, несет в себе глубокий социальный смысл. Содержание понятия справедливости не только отражает представления людей о желаемых свойствах социальной системы (этот ее аспект составляет сферу исследований прежде всего этики и политической философии), но и выступает как регулятор существующих социальных отношений, задавая, с одной стороны, основу стабильности социального порядка, а с другой стороны, определяя направленность эволюции общественных процессов. В этом двуедином качестве феномен справедливости является предметом исследования социальной философии. Стандарты справедливости выступают также критериями легитимности как уже существующих социальных отношений и институтов, так и деятельности по их преобразованию. Поэтому особо важное значение проблемы справедливости приобретают в эпоху крупных общественных трансформаций и социального напряжения, характеризующих жизнь и в современной России. Предполагает ли справедливость неравенство в доходах и собственности, требует ли справедливость компенсаторных действий со стороны государства для исправления этих неравенств, должны ли более удачливые сограждане обеспечивать минимально приемлемое существование тех, кто оказался «за бортом», справедлива ли смертная казнь и если да, то в каких случаях, и т.д.? Незавершенность и неразрешимость дебатов по этим проблемам определяются разнообразием и несоизмеримостью представлений о справедливости, задающих основные предпосылки, из которых исходят участники споров. Некоторые представления о справедливости основываются на признании индивидуальных заслуг, тогда как иные выдвигают на первый план принцип равенства; одни апеллируют к стандарту полезности, другие не допускают мысли, что принесение в жертву интересов отдельных людей можно компенсировать благоденствием общества в целом; одни отводят решающую роль в поддержании справедливого правопорядка государству, другие – залог справедливости видят в минимизации его функций и т.д.. В повседневной жизни различные значения справедливости сосуществуют и взаимодействуют в некотором равновесии. В переходные исторические эпохи развития это равновесие нарушается, происходит переопределение экономической и политической системы. Этот процесс требует оправдания, основанного на новой системе ценностей, создающей идеологическую поддержку инновациям, что предполагает апологетику одних значений справедливости и забвение других, а иногда и ориентацию на кардинально новые для данной социокультурной общности представления о справедливом. В то же время справедливость – это сложная система представлений с долгой и продолжающейся историей, воплощенная в существующих традициях и культуре. Смысл и понятие справедливости в каждом обществе всегда будет согласовываться с неформальными институтами типа традиций, обычаев, языка, в которых общество обычно воплощает неартикулированные значения справедливости. Такие значения являются частью наследия, которое выдержало испытание временем, и служит носителем для передачи из поколения в поколение стереотипов, формирующих различия между различными религиями, этническими и/или культурными группами и воспроизводящими ментальность людей. Эти значения приходят как результат традиции, а не рационального выбора. Мы не выбираем их, мы врастаем в них в процессе социализации, и эти значения – суть наше повседневное представление о справедливости, определяющее предпочтения и оценки в обыденных ситуациях, которые и составляют основную часть социальной жизни. Взаимодействие между различными представлениями о справедливости детерминирует в высокой степени уровень социальной стабильности общества. Вместе с тем, научная актуальность данного исследования предопределяется также и тем, что некритическое увлечение неолиберальными теориями (в частности, либертарианской теорией Хайека) в сочетании с дискредитацией уравнительной справедливости и ее официальной апологизации в период господства социалистических режимов привели к снижению интереса к понятию справедливости в отечественном обществоведении. «Вымыванию» темы «справедливости» из сферы современного российского научного дискурса способствовала недостаточная разработанность теоретических и методологических основ, позволяющих адекватно анализировать ценностные представления. Рассматриваемый в диссертации подход к анализу содержания ценностных представлений на примере представлений о справедливости, призван частично исправить это положение и расширить методологический инструментарий в исследовании ценностных основ социального порядка. Таким образом, актуальность предлагаемой работы, в которой исследуется генезис и функционирование повседневных представлений о справедливости в России, определяется, с одной стороны, важностью изучения и необходимостью социально-философского осмысления повседневных представлений о справедливости как одного из базовых феноменов социального порядка, а с другой стороны, необходимостью поиска новых методологических подходов к исследованию этих представлений. Степень разработанности проблемы. Проблема справедливости в той или иной степени затрагивалась всеми крупными мыслителями, начиная с античных философов («Государство», «Законы» Платона, «Никомахова этика», «Политика», «Категории» Аристотеля). Их труды заложили основы понимания этого феномена в европейской традиции. В последующем социальные науки разработали целый арсенал теорий справедливости, по-разному трактующих соотношение личностных и структурных факторов в ее возникновении и воспроизводстве. Современное состояние социально-философского дискурса о справедливости определяют теории, представляющие справедливость как: - результат рационального дискурса, закрепленный в общественном договоре (классические контрактные теории и их современные интерпретации (см. ниже)); полезность (утилитаристские теории Д.Юма, И.Бентама, Дж.С.Милля, В.Парето, Г.Сиджвика и современных авторов) 1; - элемент общественного сознания (идеология), соответствующий определенному уровню развития производительных сил и производственных отношений (марксистские теории); - универсальную личностную мотивацию (психологические теории2); 1 Axelrod R. The Evolution of Cooperation. N.Y., 1984; Harsanyi J.C. Cardinal Welfare, Individualistic Ethics, and Interpersonal Comparison of Utility // Journal of Political Economy. V.63. 1955. P.309-321; Sen A. Collective Choice and Social Welfare. San-Francisco, 1970. 2 Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. М., 1994; Brickman P., Bryan J.H. Equity Versus Equality as Factors in Children’s Moral Judgments of Thefts, Charity and Third-Party Transforms // Journal of Personality and Social Psychology. V.34. 1976. P.737-761; Kolberg L. Moral Stages and Moralization: The Cognitive Development Approach // T.Liconf (Ed.) Moral Development and Behavior Theory, Research and Social Issues. N.Y., 1976; Folger R. Distributive and Procedural Justice: Combined Impact of Voice and Improvement on Experienced Inequity // Journal of Personality and Social Psichology. V.35. 1977. P.108115; The Justice Motive in Social Behavior: Adapting to Times of Scarity and Change. Ed. By Malvin J. Lerner and Sally C. Lerner. N.Y., London, 1979; Gilligan C. In a Different Voice: Psychological Theory and Women’s Development. Cambridge, London, 1982. - ценностное представление, разделяемое членами определенного сообщества (социологические теории (см. ниже)). Контрактные теории являются преобладающими в современных исследованиях феномена справедливости. Существо этих теорий, восходящих к сочинениям Т.Гоббса («Левиафан»), Дж.Локка («Два трактата о правлении»), Ж.-Ж.Руссо («Об общественном договоре»), составляет понимание справедливости как результата соглашения между рациональными индивидами. В отличие от классических подходов, современные интерпретации контрактных теорий, так называемые теории процедурной справедливости, делают акцент не на содержательном аспекте договора, а на соблюдении процедур выработки решений. В этом смысле справедливость относится к результату или решению, достигнутому благодаря правильно функционирующему механизму обсуждения, например, рефлективному равновесию (Дж.Ролз) или идеальной речевой ситуации (Ю.Хабермас). Среди современных зарубежных работ, отражающих чисто процедурный подход к справедливости в первую очередь следует назвать «Теорию справедливости» Дж.Ролза3, ставшего классиком этого направления и опиравшегося в своих построениях на идеи общественного договора Локка и Руссо и этику Канта. Поиски универсальных процедур сопровождают исследования и других видных ученых – Р.Нозика, Дж.Тибо, Л.Уолкера, Г.Левенталя, Ю.Хабермаса 4. Альтернативой контрактному подходу являются теории, настаивающие на социокультурной обусловленности нормативных оценок. Этот подход предполагает, что ценностные установки индивидов, находятся в прямой зависимости от их социальной среды. Проблема «принуждающего» характера ценностных суждений – центральная для данного подхода, который в целом можно назвать социологическим. Вопрос об осмысленности принятия индивидом этих суждений является демаркационной линией, разделяющей аксиологические теории этого типа на два направления: структурно-функционалистский подход, восходящий к Э.Дюркгейму (в дальнейшем он получил развитие в теориях Т.Парсонса и Р.Мертона)5, и «понимающий» подход, разработанный в трудах Э.Гуссерля, Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995. Хеффе О. Политика, право, справедливость. М., 1994; Dworkin R. The Original Position // Reading Rawls Critical Studies оf A Theory оf Justice. Oxford, 1985; Habermas J. Theory des kommunikative Handelns. Vol. 1, 2. Frankfurt/Main, 1981; Habermas J. Between Facts and Norms. Cambridge, 1996; Leventhal G.S. What Should Be Done with Equity Theory? // Social Exchange. N.Y., 1980; Nozik R. Anarchia, State and Utopia N.Y., 1974; Perelman Ch. Justice, Law, and Argument. Dordrechet, 1980.Thibaut J., Walker I. Procedurial Justice. Hullstade, 1975. 5 Дюркгейм Э. Разделение общественного труда. М., 1995; Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М., 1995; Parsons T. The Structure of Social Action. N.Y., 1937; Parsons T. Structural-Functional Analysis in Sociology // The Idea of Social Structure. N.Y., 1972; Merton R. 3 4 М.Вебера, А.Шюца и др. (в современной социальной философии эта традиция продолжается в работах П.Бергера, Т.Лукмана, Г.-Г.Гадамера и др.)6. В последние десятилетия заметен рост интереса к осмыслению основ морального порядка, в частности, справедливости, в рамках «понимающей» парадигмы. Среди работ, выполненных в этом ключе, можно отметить книги известных философов А.Макинтайра, М.Уолзера, М.Оукшотта, в которых акцент сделан на глубокой социокультурной обусловленности феномена справедливости7. Исследования вопросов справедливости в отечественной литературе, можно условно разделить на два блока: работы, написанные до и после 1985 года. В первых из них превалирующим является нормативный подход к исследованию справедливости, которая рассматривалась как идеологическая категория, производная от уровня развития 8 производительных сил и производственных отношений . В качестве исключений можно назвать лишь несколько работ, в которых авторы, насколько это было возможно, пытались отойти от идеологических клише. Это монографии О.Г.Дробницкого, А.И.Титаренко, В.П.Тугаринова9, в которых вопрос о справедливости ставился в контексте задачи создания теоретических основ советской аксиологической школы. Ряд ученых (Л.Г.Гринберг, А.И.Новиков) освещали с критических позиций опыт зарубежных исследователей10. В книге З.А.Бербешкиной была предпринята попытка соотнесения анализа категории социальной справедливости с анализом социальных реалий11. Structural Analysis in Sociology // Approaches to the Study of Social Structure. N.Y., 1975; Merton R. On Theoretical Sociology. N.Y., 1967. 6 Гуссерль Э. Идеи чистой феноменологии. М., 1994; Вебер М. Избранное: образ общества. М., 1994; Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Köln, 1974; Зиммель Г. Избранное. В 2-х тт. М., 1996; Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. №2. 1988; Schütz A. The phenomenology of the Social World. Chicago, 1970; Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М., 1991; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995; Вебер М. Избранные произведения. М., 1990; 7 MacIntyre A. After Virtue: A Study In Moral Theory. London, 1981. (Русский перевод: Макинтайр А. После добродетели. М., 2000); MacIntyre A. Whose Justice? Which Rationality? Indianapolis, 1988; Oakeshott M. On Human Conduct. Oxford, 1975; Oakeshott M. Rationalism in Politics // Oakeshott M. Rationalism in Poloitics And Other Essays. Indianopolis, 1991; Walzer M. Spheres of Justice. A Defense of Pluralism and Equality. N.Y., 1983; Walzer M. Thick and Thin: Moral Arguments at Home and Abroad, Notre Dame. 1994. 8 Крутова О.Н. Справедливость. М., 1963; Пазенюк В.С. Социализм и справедливость. М., 1967. 9 Дробницкий О.Г. Понятие морали. М.,1974; Титаренко А.И. Структура нравственного сознания. М., 1974; Тугаринов В.П. Теория ценностей в марксизме. Л., 1968. 10 Гринберг Л.Г., Новиков А.И. Критика современных буржуазных концепций справедливости. Л., 1977; Гринберг Л.Г. Критика абсолютизации формально-логического подхода к справедливости: диалектический метод и этика. Тюмень, 1973; Дробницкий О.Г., Кузьмина Г.А. Критика современных буржуазных этических концепций. М., 1967. 11 Бербешкина З.А. Справедливость как социально-философская категория. М., 1983. Начало перестройки актуализировало проблему справедливости. Значительно возросло число публикаций, посвященных анализу социальноэкономического содержания справедливости, принципам распределения, соотношению полезности, эффективности и справедливости12. Одновременно наметился отход от сложившегося в предыдущие годы нормативного анализа справедливости. В 90-е гг. был осуществлен ряд эмпирических проектов по исследованию массовых представлений населения России о справедливости13. В качестве примера немногочисленных теоретических исследований последних лет в первую очередь следует отметить монографию Т.А.Алексеевой14, посвященную анализу «теории справедливости как честности» Дж.Ролза, и книгу В.В.Козловского, В.Г.Федоровой и А.И.Уткина15, в которой представление о справедливости и других базовых ценностях трактуется как определяющий фактор развития российского общества. Продвижение по пути социально-философского осмысления феномена справедливости в значительной мере зависит от использования познавательного потенциала наиболее плодотворных тенденций философской мысли XX века и, в частности, «прагматического поворота» в социальных науках. В этой связи наиболее адекватным исследуемым проблемам, на взгляд диссертанта, является обращение к философскому наследию Л.Витгенштейна. Цели и основные задачи исследования. Целью настоящей работы является социально-философский анализ генезиса и функционирования повседневных представлений о справедливости. Реализация этой цели предполагает решение следующих задач: 1) Анализ современного состояния социально-философского дискурса о справедливости. 2) Социально-философский анализ основных положений поздней философии Л.Витгенштейна и выявление сущности «прагматического поворота» в социальных науках. 3) Определение феномена справедливости в терминах поздней философии Л.Витгенштейна, методологического смысла и пределов рациональности прагматики справедливости. Колесников С.В., Усанов В.И. Справедливость социализма. М., 1986; Роговин В.З. Социальная справедливость и социалистическое распределение жизненных благ // Вопросы философии. №9. 1986; Здравомыслов А.Г. Утверждение социальной справедливости – важнейшая задача перестройки. М., 1987; Заславская Т.И. Человеческий фактор развития экономики и социальная справедливость // Коммунист. №13. 1989. и др. 13 См., в частности: Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании Россиян // ПОЛИС. №1-2. 1994. и др. 14 Алексеева Т.А. Справедливость: морально-политическая философия Джона Ролза. М., 1992. 15 Козловский В.В., Федорова В.Г., Уткин А.И. Модернизация от равенства к свободе. СПб., 1995. 12 4) Обоснование смыслообразующей роли языка в генезисе и механизмах воспроизводства представлений о справедливости. 5) Реконструкция генезиса представлений о справедливости путем анализа словоупотребления (на материале русской культуры XI – XX вв.). 6) Экспликация содержания повседневных представлений о справедливости («миры справедливости») путем анализа аргументации в практиках обвинения/оправдания (на материале 70-х гг.). Теоретические и методологические основы исследования. Методологическую основу работы составляет принцип единства исторического и логического и теоретические установки «прагматического поворота» в социальных науках. Этот подход, намеченный в поздней философии Витгенштейна, делающей упор на зависимость значения слов от их употребления в различных языковых играх, сближает лингвистические и социальные практики. Тем самым открывается возможность интерпретации социальных феноменов через призму анализа реального словоупотребления: их значение связывается с многомерной, упорядоченной системой смыслов, зарегистрированной в правильном словоупотреблении обыденного языка, что предполагает как синхронный анализ, так и исследование использования понятия в исторической ретроспективе. В этом русле важное значение для данной работы имели также общие и частные теоретические подходы, разработанные в трудах представителей «историко-понятийной» школы (Begriffsgeschichte)16, кембриджской школы концептного анализа17 и московско-тартусской семиотической школы18. Научная новизна работы. В диссертации впервые в отечественной науке проанализировано современное состояние социально-философского дискурса о справедливости. Диссертантом предложен и апробирован оригинальный метод исследования генезиса и функционирования представлений о справедливости с использованием методологии прагматического поворота (в частности, впервые реконструирована история зарождения и изменения представлений о справедливости в русской культуре с XI по начало XX в.). В исследовании выявлены основные стратегии легитимации суждений о справедливости в обыденной жизни, основной из которых является стратегия глобализации конфликта и мобилизации ресурсов. Разработанная и обоснованная в диссертации тематизация «миров справедливости» открывает новые 16 Koselleck R. Geschichtliche Grubdbegriffe. Historisches Lexikon zur politischsocialen Sprache in Deutschland. Stuttgart, 1972; Koselleck R. Vergangene Zukunft: Zur Semantil geschichtlichen Zeiten. Frankfurt/Main, 1979. 17 Skinner Q. The Foundations of Modern Political Thought. Cambridge, 1978. 18 Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. перспективы для анализа справедливости как одной из фундаментальных социально-философских проблем. Научная и практическая значимость исследования. Собранный и систематизированный в диссертации материал и основные выводы работы могут использоваться при разработке учебных курсов, книг и пособий по социальной философии, качественным методам социологических исследований, исторической антропологии и другим смежным дисциплинам. Примененный диссертантом метод анализа феномена справедливости может быть успешно использован при решении широкого круга научнопрактических задач, связанных с осмыслением базовых общественных ценностей и выработкой соответствующих экспертных рекомендаций. Основные положения, выносимые на защиту: - Прагматический подход, рассматривающий социальные феномены через призму языковых взаимодействий, позволяет избежать многих недостатков, присущих преобладающим в современном социальнофилософском дискурсе теориям справедливости. Не отрицая принудительного момента принятия социальных ценностей, этот подход исключает аналитическое противопоставление пассивного субъекта и объективно данного (предданного) и внешнего по отношению к нему социального мира. Социальная сущность справедливости может быть проанализирована и интерпретирована как процедурное соответствие имплицитным правилам в моральных практиках. - Повседневные представления о справедливости опираются на социально установленное множество имплицитных правил, воплощенных в различных значениях справедливости и транслируемых через язык. Однако принципиально важным является то, что такие множества правил начинают существовать в конкретные исторические периоды, при конкретных социальных обстоятельствах и не являются универсальными. - Не существует универсальных значений справедливости, которые не являлись бы внутренними по отношению к некоторой конкретной традиции или шире – «форме жизни». - Вследствие отсутствия нейтрального стандарта для сравнения и предпочтения какого-либо одного из значений справедливости, рациональные дебаты о ее сущности могут возникнуть только внутри одного из «миров справедливости». - Актуализация тех или иных значений справедливости в повседневной жизни всегда зависит от структуры системы взаимодействия и носит инструментальный характер. Предпочтение одних значений другим определяется прагматикой того или иного значения справедливости и направлено на разрешение определенных жизненных конфликтов. Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в опубликованных работах автора и выступлениях на аспирантских и междисциплинарных семинарах в Европейском университете в СанктПетербурге и двух конференциях Московского общественного научного фонда «Концептуализация политики и сопряженных аспектов человеческой деятельности» (Москва, 2000). Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 260 наименований. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается актуальность исследования, формулируются цели и задачи, выявляется научная новизна и практическая значимость исследования, раскрывается степень изученности темы, указываются методологические принципы разработки поставленной проблемы. В первой главе «Современный дискурс о справедливости: Джон Ролз или Майкл Уолзер?» диссертантом показано, что в современном социально-фило-софском дискурсе наиболее часто встречается оппозиция двух возможных перспектив в трактовке источников и механизмов воспроизводства феномена справедливости - это универсальнорационалистические теории, исходящие из первичной значимости разума как источника справедливости и партикуляристские теории, трактующие справедливость как элемент интернализованных коллективных представлений определенной социальной общности. Поиск универсалистами абсолютных оснований истинной справедливости, с одной стороны, и рассмотрение этих истин партикуляристами лишь как концептуальных схем, детерминирующих наше мышление, с другой, задают основное напряжение в спорах о справедливости. При всем многообразии современные универсальнорационалистические теории имеют единые историко-философские корни, уходящие в теории общественного договора Нового времени. Такой ракурс рассмотрения справедливости утвердился благодаря работе Джона Ролза “Теория справедливости” (1971), анализ содержания которой положен диссертантом в основу рассмотрения основных положений современных универсально-рационалистических теорий. Для современных интерпретаций теорий общественного договора характерен поиск в первую очередь универсальных процедур выработки справедливых решений, а не абсолютных значений субстанции справедливости. Выработка справедливого решения должна происходить в определенных условиях, обеспечивающих «принцип беспристрастности» суждения. Это может быть, например, идеальная речевая ситуация, разработанная Хабермасом или исходное положение за «занавесом неведения» Ролза. В общем, требования процедурной справедливости сводятся к 1) равенству участников; 2) отсутствию у участников скрытых мотивов; 3) открытости доступа в дискутирующее сообщество. С точки зрения рационалистов, такая модель предполагает рациональное оправдание, разворачивающееся на базе независимых критериев и формирующее абсолютные суждения об истинном и ложном в рамках полностью эксплицитных позиций. Их оппоненты - сторонники партикуляризма - утверждают, что для того, чтобы оценивать ситуацию в терминах «справедливо – несправедливо» мы должны уже иметь некоторые стандарты, задающие наши предпочтения. Некто, воплощающий идеал свободного рационального существа, не имеет никаких оснований выбирать между различными способами жизни. С их точки зрения, индивид не может определить смысла действия вне ситуации, которая ставит перед ним определенные цели, направлена на удовлетворение определенных интересов, то есть содержит мотив для рационального действия. Поэтому требование рационального выбора в условиях идеальной речевой ситуации или за «занавесом неведения» утрачивает основание. Ключевым моментом в критике партикуляристами универсальнорационалистических подходов к понятию справедливости является то, что принципы рациональности не являются универсальными и неизменными способами человеческого мышления и поведения. Различные культуры включают различные стандарты рациональности, выражающиеся в верности определенным имплицитным правилам, которые выучиваются или неосознанно усваиваются, возможно, даже создаются, но не открываются. Решение проблемы о первичной значимости той или иной рефлексии для нашей жизни опирается на более фундаментальное убеждение, находящееся “за” рациональностью, и это неосознанное убеждение – часть нашего способа жизни. Рациональность, и в частности рациональность морали, есть лишь ограниченный способ прояснить согласованность этого способа жизни. Источник справедливости надо искать не в логических построениях разума, а в опыте, определяющем наше восприятие мира. В диссертации показано, что универсальная процедура выработки справедливого решения, предложенная столь авторитетным мыслителем как Ролз, базируется на неосознанном предпочтении способов мышления и действия, характерных для вполне определенного контекста, а именно для сообщества, разделяющего либерально-демократические взгляды. Поэтому консенсус, к которому приходят участники «рефлективного равновесия» Ролза – это не согласие мнений рациональных субъектов, а согласие их форм жизни. Тем самым устраняется декларируемый Ролзом ценностнонейтральный характер его процедурной теории справедливости, а следовательно, под вопросом оказывается и ее универсальность. Точка зрения партикуляристов, утверждающих что суждения относительно справедливости являются локальными суждениями, которые имеют ценность только внутри определенного общества, анализируется автором на основе идеи сфер справедливости М.Уолзера19. В основе теоретических построений Уолзера лежит метаэтическое утверждение о релятивизме справедливости в его нормативной теории «сложного равенства», базирующейся на двух центральных тезисах: Тезисе Сфер и Тезисе Недоминирования. Тезис Сфер подразумевает, что социальные блага - благосостояние, безопасность, должность, образование, признание и т.д. - разделяются на “сферы”, управляемые различными принципами дистрибутивной справедливости; эти принципы определяют приемлемое неравенство в каждой сфере. Тезис Недоминирования утверждает, что эти принципы и детерминируемые ими сферы сосуществуют в социальном пространстве в форме плюралистического равенства: неравенство в одной сфере не должно определять неравенство в других сферах. Тем самым утверждается автономность сфер и принципов справедливости, их несопоставимость и несводимость. Уолзер приходит к заключению, что справедливость зависит от разделяемых социальных значений, укорененных в определенной культуре. Эти значения или наши представления об определенных благах, доминирующих в каждой из сфер, несопоставимы, потому что нам не хватает общей (в предельном случае – кросскультурной) шкалы благ, в которой их можно расположить в иерархическом порядке, исходя из предпочтений, то есть блага с их социальными значениями являются “межкультурно” несопоставимыми, и, более того, они несопоставимы и между собой. Таким образом, мы не можем использовать теорию сложного равенства как нормативную теорию кроме как изнутри (внутри) системы социальных значений, порожденных конкретной культурой. 19 Walzer M. Spheres of Justice. A Defense of Pluralism and Equality. N.Y., 1983. На основе социально-философского анализа двух основных теоретических подходов к пониманию справедливости диссертант делает вывод о том, что оба подхода сталкиваются с существенными трудностями: универсалисты наталкиваются на невозможность внеконтекстуального обоснования принципов справедливости; сторонники партикуляристов рискуют попасть в апории «сильного» релятивизма, исключающего возможность сознательного морального выбора, к тому же у партикуляристов отсутствует адекватный их установкам метод «схватывания» множественных социальных значений этого ценностного понятия. Использование методологических подходов прагматического поворота, рассматривающего социальные отношения через призму языковых взаимодействий, позволяет, с точки зрения диссертанта, в значительной мере избежать этих трудностей. Во второй главе «Прагматический поворот и поздняя философия Людвига Витгенштейна» раскрывается сущность «прагматического поворота» в социальных науках с помощью анализа базовых понятий поздней философии Витгенштейна: «языковые игры», «формы жизни» и «следование правилу». В первом параграфе «Предшественники прагматического поворота» кратко излагаются идеи основоположников прагматизма – Ч.Пирса и У.Джеймса. Согласно воззрениям прагматизма, понимание - это не познание истины мира, а вера -, готовность или привычка действовать тем или иным образом. Такой подход предполагал отказ от Аристотелевской традиции понимания истины как соответствия высказывания или теории объективному положению. Джеймс формулирует новое, прагматическое понимание истины: это успешность или работоспособность идеи, ее полезность для достижения той или иной цели, возникающей в процессе человеческой деятельности; истина как абстракция не имеет смысла вообще, идея или значение имеет смысл только в конкретных человеческих ситуациях. Объективность значения была заменена социально принятым верованием. В дальнейшем идеи прагматизма были развиты применительно к теории значения. Именно с такой трактовкой прагматизма, как правило, и связывают прагматический поворот в социальных науках. «Прагматика» в этом смысле имеет дело с обстоятельствами, при которых слово или выражение используется. На социальные отношения переносятся категории лингвистических отношений. Факты словоупотребления становятся главным критерием истины. Прагматический поворот в социальных науках объединил основные идеи философского прагматизма Ч.Пирса и У.Джеймса с идеями феноменологии Э.Гуссерля, феноменологической социологии А.Шюца и лингвистической прагматики. Его методология включает в себя несколько базовых положений этих теорий: 1) отказ от репрезентативного понимания процессов познания, утверждение глубокой контекстуальности наших знаний о мире и о себе самих; 2) обращение к повседневности, к «жизненному миру» как основе конституирования и конструирования действительности человеком; 3) внимание к обыденному языку – как основному транслятору «типичных схем опыта»; 4) рассмотрение языка как деятельности. Во втором параграфе «Язык как деятельность (концепция языковых игр)» рассматривается концепция «языковых игр» Витгенштейна. Витгенштейн полагал, что многие традиционные проблемы философии могут быть решены анализом того, как люди используют язык, а для этого необходимо вернуть слова от метафизического к повседневному употреблению. Многочисленные парадоксы, связанные с поиском единственно истинных значений исчезнут лишь в том случае, если мы сможем преодолеть представление, будто язык всегда служит одной цели – передавать мысли. Язык создает объекты, ценности, явления, а не отражает их независимо от нашего восприятия. Истина – это свойство нашего использования языка, а не мира. Устраняя различие между высказыванием и действием, снимая различие между языком как системой знаков и подлежащей означиванию реальностью, перенося фокус исследования на использование языка в контекстах практической деятельности, Витгенштейн вводит новое, концептуально важное понятие - понятие “языковых игр”. Термин “языковая игра” не имеет у Витгенштейна единого четко сформулированного определения. У “языковых игр”, подчеркивает Витгенштейн, не может быть общего им всем набора признаков, их следует классифицировать по принципам семейного подобия, то есть как описание цепочки взаимосвязанных и пересекающихся по отдельным признакам игр. Но есть единое требование, которое проходит через все описания - это рассмотрение человеческого языка как деятельности. Обобщая различные высказывания Витгенштейна, можно сказать, что под языковой игрой Витгенштейн понимал устойчивые способы словоупотребления, то есть «единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен»20. Наше использование слов, а следовательно, языковые игры, не остается неизменным, а определяется изменениями социальных и 20 ФИ. §7. исторических условий. Это обстоятельство вводит в рассмотрение еще одно базовое для прагматического подхода понятие – концепцию «форм жизни». Третий параграф «Концепция форм жизни» посвящен анализу концепции «форм жизни» Витгенштейна. Н.Гир выделил несколько основных интерпретаций данного понятия21: 1) подход, рассматривающий формы жизни как языковые игру; 2) культурно-исторический подход – способ жизни или стиль жизни; 3) естественно-историческая теория или органический подход. Однако ни один из трех подходов, перечисленных Гиром, не отражает сущности понятия «форм жизни» адекватно текстам Витгенштейна. В понятии «формы жизни» воплощается единство всех трех подходов. Человеческая жизнь проявляет повторяющиеся образцы, регулярности, специфические способы делания, чувства и действия, говорения и взаимодействия. Так как они являются образцами, регулярностями, конфигурациями, Витгенштейн называет их формами, и поскольку они являются образцами человеческого существования, он называет их формами жизни. Такой подход к понятию «форм жизни» помогает уловить смысл, в котором можно говорить о конвенциональности концепции языка (языковых игр) у Витгенштейна. Значение наших понятий – это не чисто вербальная проблема. Природа понятий зависит от нашей жизни. Когда Витгенштейн говорит, что наши языковые игры определяют наше бытие в мире, задавая границы того, что может быть познано, то эти границы не носят у него произвольного характера, а задаются «формами жизни». Каждая "языковая игра" выражает определенную «форму жизни» - как безусловное, неподдающееся оценке извне основание и необходимый контекст понимания смысла человеческих, как лингвистических, так и нелингвистических действий. Любой знак, действие имеют значение лишь в контексте употребления, в определенной «форме жизни». Но тогда, как ограниченность индивидуального “присутствия” преодолевается протяженностью социальных отношений во времени и в пространстве? Витгенштейн утверждает, что люди действуют, а следовательно, и говорят не как попало, а в соответствии с некоторыми парадигмами. Действие, в том числе и языковое должно определяться некоторыми критериями, образцами: на место регулирующей способности абстрактного объекта или ментального образца Витгенштейн ставит регулирующую силу правила данного вида деятельности или языковой игры. В четвертом параграфе анализируется «Понятие следования правилу», которое также не получило однозначной трактовки у 21 Gier N. Wittgenstein and Fenomenology: A Comparative Study of the Later Wittgenstein, Husserl, Heidegger and Merleau-Ponty. Albany, 1981. Р. 19. Витгенштейна. Исходя из контекста его работ, правило можно рассматривать как грамматику форм жизни, социально задаваемый масштаб действия - призму, которая стоит между социумом и реальностью. Правила не имеют оснований, их невозможно ни рационально вывести из некоего множества фактов, ни рационально опровергнуть. Любое утверждение, оценку мы производим на основе какого-либо "масштаба". А масштаб и есть правила в рамках определенной языковой игры. Они определяют, что означает "быть истинным" для предложений или действий, устанавливая условия их проверки и обоснования. Но прилагать те же условия к самим правилам бессмысленно - это было бы подобно измерению линейки. В связи с этим встает вопрос о соотношении правила и реальности. Витгенштейн утверждает, что говорить о правилах как о свидетельствах истины бессмысленно; они предшествуют всякому определению истинности и соответствия реальности. Истинность правил в том, что они - не подлежащие нарушению нормативы, а вовсе не в том, что в них ухвачена реальность. Правила выучивают из случаев, из использования слов в определенных контекстах. В этом смысле они зависят от «проживания реальности», и в этом смысле наш опыт реальности предшествует языку и правилам (или грамматике). Но поскольку осваивая правила, мы «выучиваем», что будем считать различными обстоятельствами - правила предшествуют реальности. Они предшествуют не столько тому, что мы можем испытывать на опыте, а тому, что мы можем сказать (и потому, что мы можем узнать) относительно нашего опыта и о мире вообще. В заключении параграфа «следование правилу» определяется как процедурное соответствие имплицитным принципам, исторически сложившимся в рамках определенной формы жизни. Мир, как совокупность всевозможных, в том числе и социальных фактов, не просто отражается в нашем языке. Скорее он конституирует себя через правилосообразные языковые игры для определенного сообщества взаимодействующих интерпретаторов, включенных в определенную форму жизни. Исторически определенное семантическое многообразие языка создает базу для выбора (задает пространство свободы), который может осуществить отдельный человек, пользующийся языком, но в то же время накладывает на этот выбор определенные ограничения, детерминируемые социальными конвенциями. Третья глава «Прагматика справедливости» посвящена анализу понятия справедливости с позиций прагматического поворота в социальных науках в терминах поздней философии Витгенштейна. В первом параграфе «Справедливость как следование правилу в моральных практиках» справедливость определяется как процедурное соответствие имплицитным правилам в моральных практиках. Это определяет две существенные характеристики справедливости: во-первых, укорененность понятия «справедливого» в различных практиках22 исключает возможность существования универсального принципа – общего правила справедливости. С другой стороны, конвенциональность правил, ограничивает возможность существования бесконечного многообразия справедливостей. Однако, это не означает, что мы можем отождествлять справедливость и следование правилу: мы можем говорить о справедливости в терминах правилосообразного действия лишь в практиках особого рода – моральных практиках. Иначе справедливость приравнивалась бы к правильности, что было бы не верно. Определению моральных практик посвящена основная часть параграфа. Возможность спецификации этих практик, по мнению диссертанта, связана с рассмотрением вопроса интенциональности в следовании правилу. Следующие характеристики являются необходимыми чертами моральных практик: наличие общего блага; общественные санкции за нарушение правила; наличие потенциальной возможности обоснования. Следует особо подчеркнуть, что эти черты только в совокупности характеризуют моральные практики. Поскольку типичной чертой моральных практик является их связь с определенным типом речевых действий – ситуациями оправдания/обвинения, их подавляющее большинство является языковыми играми. Следовательно, справедливость можно рассматривать как элемент языковой игры свойственной определенной форме жизни. Такой подход утверждает, что наши представления о справедливости не только передаются, но и создаются в процессе использования языка. Поэтому анализ содержания разделенных в данной форме жизни значений справедливости может быть проведен с помощью анализа реального словоупотребления, которому посвящен второй параграф «Справедливость как элемент языковых игр». В рамках концепции языковых игр смысл справедливости не является некоей абстракцией. Наши представления о «справедливом» не являются отражением объективных сущностей или универсальных принципов. Мир не содержит справедливость как некий объект, на который можно указать или Под практикой здесь понимается исторически сложившаяся совокупность принятых в определенной культуре типичных (и поэтому непроблематичных для участников) способов деятельности (в том числе и языковых), расположенных в пространствено-временной сетке и организованных вокруг социальной потребности. 22 усмотреть его сущность, в то же время человеческий мир не лишен ее. Справедливость - это понятие, вписанное в определенную форму жизни определенного сообщества. Это понятие существует как элемент языковых игр, правила которых (их грамматика) конституируется практикой человеческого существования. Именно языковые игры содержат накопленный поколениями опыт справедливости, структурируя наши возможности высказываний о справедливом и несправедливом, и представления о справедливых поступках. Следовательно, факты словоупотребления становятся главным средством анализа значений представлений о справедливости, разделяемых сообществом. Методология социально-философского анализа представлений о справедливости включает не только анализ обыденного словоупотребления «здесь и сейчас», но и исследование использования понятия, взятое в исторической ретроспективе. Рассмотрение представлений о справедливости как элемента языковых игр состоит из двух частей. В разделе 3.2.1 «Метаморфозы справедливости: историко-этимологический анализ понятия справедливости (XI – начало XX века)” проводится анализ генезиса понятия справедливости в русской культуре. В данной части исследования автор ставил перед собой следующие задачи: 1) Установление примерного времени вхождения данного слова в русский язык и формулировка гипотез о причинах возникновения понятия; 2) Описание динамики изменения значения слова в связи с динамикой социокультурных процессов. Историко-этимологический анализ показал, что хотя слово “справедливость” единично фиксируется уже в русскоязычных источниках позднего XVI века, в лексику русского языка оно включается скорее в XVII в. Что касается языка, из которого оно было почерпнуто - чешский или польский, мы все же больше склоняемся к версии заимствования из польского. Во-первых, именно XVII век был временем активного влияния полонизмов на лексический состав русского языка, что объяснялось польской интервенцией в XVII веке. Во-вторых, все первые упоминания слова “справедливость”, найденные нами, встречаются в документах, относящимся к русско-польским отношениям. Немаловажным является и свидетельство Ал.Брюкнера, указывающее на “польский след” в появлении слова “справедливость” на Руси23. 23 Brueckner Al. Slownik etimologiczny jezuka polskiego: Wiedza Powszechna. Warszawa, 1970. С. 510. На наш взгляд, появление в русском языке слова «справедливость» (в русском языке существовали слова “правость”, “правда”, “правота”, и т.д.) обусловливалось главным образом потребностями кодификации и унификации законодательства, возросшими в период формирования единого централизованного государства (конец XV – XVI вв.). Судебники конца XV - XVI веков знаменовали сдвиг в сторону секуляризации и рационализации права. Право выступает уже не как Божья воля, проявлявшаяся, например, в поединках или жребии, а как порождение Божьей власти, олицетворенной в персоне царя и записанной в законах. Новый смысл и формы права требовали и эквивалентной происходившим изменениям лексики. Слова, связанные с термином “правда”, хотя и имели прямые коннотации с судопроизводством, но по своей семантике были близко связаны с нормами обычного права. Историко-этимологический анализ показывает, что придя на Русь в XVII в. в своем «юридическом» значении, воплощая новые практики унифицированного и кодифицированного законодательства, за три века своей «русской истории» «справедливость» превратилось в многозначное понятие. В XIX в. оно становится предметом понятийно-аргументативного обсуждения, объектом философской рефлексии представителей разнообразных течений общественной мысли, то есть попадает в пространство социально-философского дискурса. Именно эта черта, определив специфику метаморфоз понятия по сравнению с XVII и XVIII вв., задала вектор дальнейшей судьбы «справедливости» в России. К началу ХХ в. семантическое поле представлений о справедливости включало в себя следующие основные значения: справедливость как истина, справедливость как правильность, естественная справедливость, юридическая справедливость, распределительная справедливость, революционная справедливость и религиозно-нравственная справедливость. Постепенно эти значения все более обособлялись, входя в конфронтацию друг с другом. Каждое значение в ходе своего развития преобразовалось в отдельный универсальный и самодостаточный «мир справедливости» - рационально обоснованную систему идей со своими теоретиками, принципами и критериями справедливого и несправедливого. Диссертантом было выделено семь исторически сложившихся «миров справедливости» в соответствии с основными значениями. В следующем разделе «Миры справедливости: стратегии обвинения и оправдания» анализируется, как исторически сформировавшиеся представления о справедливости воспроизводятся на современном уровне повседневных социальных взаимодействий. Диссертант рассмотрел (и проиллюстрировал документаль-ным материалом) определенные ситуации, которые играют важную роль в повседневной социальной жизни – ситуации споров. В повседневной жизни справедливость в обществе функционирует как бы автоматически, как нерефлексируемое чувство соответствия правилам в моральных практиках. Вопрос о справедливости того или иного действия, поступка возникает лишь в случае разрыва обыденного, привычного хода событий - нарушения правила, - когда люди, вовлеченные в обычные взаимодействия осознают, что что-то идет не так. Эти случаи - “ситуации поломки”. Применительно к теме данного исследования ситуации поломки это ситуации несправедливости. Важной чертой поведения индивида в таких ситуациях является его публичный характер. Индивид должен выразить свое недовольство другим индивидом, включаясь, таким образом, в языковую игру оправдания/обвинения. Оправдания/обвинения не могут быть какими угодно. Индивиды, стремящиеся доказать валидность своих притязаний на справедливость должны ориентироваться на смысловые конвенции, общие для участников спора. Эти ситуации провоцируют экспликацию наших моральных интуиций, содержащих критерии, тождественные общим для данного сообщества императивам справедливости, и вербализованную апелляцию к этим императивам. Данные императивы справедливости - «миры справедливости» отражают не нормативные правила и процедуры, ведущие к справедливости, а описывают повседневные представления о справедливости, базирующиеся на неформальных правилах, укорененных в традициях и верованиях определенной формы жизни. С помощью анализа языка аргументации в практиках оправдания/обвинения, используя методику Болтанского и Тевено, автор выделил шесть «миров справедливости» - «гражданский мир», «домашний мир», «мир естественных прав», «мир заслуг», «производственный мир» и «мир творчества». Эти миры характеризуют в своей совокупности повседневные представления о справедливости, сложившиеся к концу 70-х годов. Для каждого из них характерна своя, несовместимая с другими “грамматика бытия”. Поэтому между мирами нет и не может быть гармонии. Логика аргументации, основания, используемые в одном мире, непонятны и неприемлемы в другом. Ситуация несправедливости - это и есть столкновение этих различных принципов, когда стороны руководствуются в своей деятельности различными основаниями и говорят на языках разных миров. В этой модели миры справедливости соотносятся не с различными социальными группами, а с различными ситуациями. Представленные выводы дополняет анализ различных способов аргументации, в ходе которого были определены устойчивые стратегии обвинения и оправдания, обладающие наибольшей легитимной силой. Основной стратегией, характерной как для ситуаций обвинения, так и для оправдания, является стратегия глобализации конфликта и мобилизации ресурсов. Кроме нее были выявлены еще три стратегии: “разоблачения”, “переопределения” и “компромисса”. В Заключении диссертации подводятся итоги исследования и излагаются основные выводы. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора: 1. Печерская Н.В. Проблема «следования правилу» в творчестве Л.Витгенштейна // Проблемы социального и гуманитарного знания. Вып.1. СПб., 1999. С.438-460. 2. Печерская Н.В. Справедливость в контексте поздней философии Л.Витгенштейна. СПб: Европейский Дом, 2000. 54 с. 3. Pecherskaya N. Phenomenology of Justice: the Everyday Meaning of Justice in Soviet Russia // VIII-th Biennial Conference of the International Society for Justice Research – Social Justice and Social Exclusion, Book of Abstract, TelAviv, September 2000. (0.1 п.л.). Подписано в печать 16.11.2000. Отпечатано в ЕУСПб СПб, Гагаринская ул. 3 Усл. печ. л. 1,16 л. Тираж 100 экз. Заказ № 41.