УПРАВЛЯТЬ ЯЗЫКАМИ

Управлять языками
О. Подлесных
Проблема языковой политики и в школьном образовании в России
существует не одно десятилетие. Итоги такой политики и ее основные
тенденции всесторонне обсуждались отечественными и зарубежными
учеными еще в 2008 г. в Москве на международная научная конференция
«Управлять языками. Проблема многоязычия в России и Советском
Союзе». Проблематика докладов охватывала различные аспекты языковой
политики Российской империи, Советского Союза и постсоветских
государств в широких исторических рамках – от второй половины XIX в.
до современности.
Работа первой секции «Языки и империя» началась с доклада
Виржини Симаниек «Белорусскость в зеркале чистой русскости: от
идеологической модели к политической практике», рассмотревшей на
материалах
опубликованных
исторических
и
лингвистических
исследований разработку и внедрение таких идеологических моделей как
«русское наречие» и «общерусский язык» в период с 1820-х по 1880-е гг.
В своем близком по тематике и региональному фокусу докладе
«Языковая политика Российской империи в Западном крае в 1850-1880-е
годы» Алексей Миллер отмечал, что в рассматриваемый им период
освобождение крестьян и ускорение процессов модернизации потребовали
резкого увеличения бюрократического аппарата (в том числе на
муниципальном и местном уровне, включая учителей) и особого внимания
к «проблеме идентичности и лояльности крестьянской массы, равно как и
к инструментам ее формирования – религии, языку, социальной политике».
В этой связи с новой остротой встали вопросы о языке функционирования
региональной бюрократии и об источниках ее пополнения, а также о
языках начального и среднего образования в различных провинциях
империи, о языках богослужения и книг «для народа», будь-то букварь или
молитвенник. Многие факты, упомянутые в докладе, могут послужить
иллюстрацией тезиса о том, что для понимания процесса принятия
решений в языковой политике Российской империи, равно как и для
понимания развития языковой ситуации в целом важно учитывать
ситуацию в соседних империях. По мнению автора доклада далеко не
всегда
власти
империи
при
регулировании
языковых
вопросов
руководствовались националистической логикой, то есть ставили целью
культурную и языковую ассимиляцию; нередко приоритетом имперской
власти становится лояльность, или утверждение такой версии локальной
идентичности, которая была бы совместима с лояльностью империи.
В заключающем работу первой секции докладе Диляры Усмановой
«Борьба за гражданские и языковые права в позднеимперской России:
публичные дебаты о статусе тюркских
языков в парламенте и
мусульманском сообществе» рассматривалась языковая проблема в период
обсуждения в Государственной думе законопроектов по народному
образования, самым дискутируемым аспектом которой стал вопрос о языке
преподавания. Именно в этом вопросе сталкивались основные взгляды на
то, какова должна быть функция и роль государственной инородческой
школы. Предметом ее рассмотрения стали также законопроекты о реформе
местного суда и вопрос о языке судопроизводства. Мусульманские
представители выступали за приближение судебной системы к населению
страны. Думские дискуссии и материалы периодической печати того
периода свидетельствует о том, что в мусульманской среде не было
единства
относительно
возможных
и
реальных
границах
сферы
использования национальных языков. Ряд общественных деятелей были
обеспокоены недостатком национальных кадров. Ситуация осложнялась
тем, что процесс становления национальных литературных языков еще не
был завершен. К этому можно добавить существовавшую в тот период
теоретическую неясность относительно того, что следует понимать под
языком, наречием и диалектом, каково соотношение этих понятий,
существует ли единый тюркский язык или нужно говорить о нескольких
самостоятельных родственных языках. Все это порождало острые дебаты
между сторонниками так называемого общетюркского литературного
языка (тюрки) и теми, кто отдавал предпочтение национальному
(«племенному») литературному языку.
Секцию «Языки и религия» составили доклады Михаила Долбилова
«Между
национальной
и
религиозной
идентичностью:
провал
русскоязычного богослужения в католической церкви белорусских
губерний
империи
(1860-е-1880-е
годы)»
и
Елены
Астафьевой
«Переговоры между Российской империей и Святым Престолом: о
введении русского языка в дополнительное богослужение католической
церкви в России», во многом перекликающиеся по тематике. В первом
докладе
рассматривались
мероприятия
по
введению
современного
русского (а не церковнославянского) языка в дополнительное католическое
богослужение в конце 1860-х гг. с точки зрения идеала имперской
веротерпимости и заботы реформистского государства о сознательной
религиозности
подданных.
Однако
при
первых
же
проявлениях
недовольства заменой польского языка русским со стороны паствы эти
меры были переведены на рельсы узко понятой деполонизации «исконно
русского края». Автор доклада обратил внимание на отсутствие единства у
имперской администрации в отношении данного проекта. Некоторые из
высокопоставленных
чиновников
признавали
практику
внедрения
русского языка насилием над религиозной совестью населения и
проводили параллель между этими действиями и гипотетической
возможностью замены церковнославянского языка в православном
богослужении русским литературным языком. С этой точки зрения,
попытка ввести русский язык в стенах католических храмов, при всех
деструктивных последствиях (да и бесплодности по части ассимиляции
католиков-белорусов),
положительно
отразилась
на
постепенном
переосмыслении принципов конфессиональной политики и подготовила
почву
для
отказа
от
упрощенных
просветительских
рецептов
«рационализации» религиозности подданных.
Елена Астафьева рассмотрела один из сюжетов общей политики
относительно богослужебных языков в период правления Александра II,
который по совету таких русских националистов как М. Катков, пытался
оставить
секулярную
логику,
выстроенную
на
объединении
конфессиональных и национальных принципов, и ввести богослужение на
русском языке в католической церкви в России. В докладе подробно
рассматривалась аргументация обеих сторон, влияние «польской партии»
на мнение Святого Престола и действовавшие стереотипы в отношениях
между православной Россией и католическим Западом.
Существующие связи между языковой и этнической идентичностью
сделали большинство из представленных на конференции докладов
интересными
для
этнографов.
Не
имея
возможности
подробно
остановиться на всех докладах и сопровождавших их дискуссиях,
перечислим ниже лишь те из них, концепции и материалы которых
оказались непосредственно связанными с некоторыми из современных
областей исследования, таких как исследования идентичности, языковых
прав меньшинств, принципов этнической политики. Доклады на эти темы
звучали на секциях «Образование и языки», «К какому лингвистическому
плюрализму?», «Реформы орфографии».
В своем докладе «Русский язык или тюркские языки? Языки и
политика в сфере образования в Башкирской Республике в 1950-60-е годы»
Ксавье Лё Торривеллек рассмотрел концепцию русификации в контексте
широких социальных и культурных перемен, затронувших многие регионы
страны на рубеже 1950-х и 1960-х гг., и в их числе – влияние ускоренной
урбанизации на процессы языковой адаптации меньшинств, а также
изменения
в
языковой
политике
этого
периода,
коснувшиеся
национальных школ, в частности, реформы 1958 г. Его доклад содержал
также детальный исторический экскурс, в котором суммировались
основные этапы языковой политики в период с конца XIX по 1938-39 гг.,
когда число языков, на которых велось преподавание в начальной школе,
достигло 70. В этот же период, после постановления ЦК от 13 марта 1938
г. об обязательном преподавании русского языка обозначился курс на
двуязычие
меньшинств,
который
преобладал
в
течение
всего
рассматриваемого докладчиком периода. На рубеже 1950-60-х гг. сельское
население Башкирии говорило по преимуществу на тюркских языках, в то
время как русский язык преобладал в городах. В докладе была приведена
подробная статистика школьного образования в автономии. Например,
докладчик отметил, что в 1951-52 учебном году из 5142 школ Башкирии
52% были национальными.
Влада Баранова в докладе «Преподавание калмыцкого языка в
Республике Калмыкия в период с начала 1960-х до 2000 г.» на примере
этой республики рассмотрела влияние языкового сдвига на эффективность
преподавания миноритарного языка. Почти все носители малых языков РФ
столкнулись с этой проблемой, однако, несмотря на постоянные
выступления лингвистов, составители программ почти никогда не
учитывают, что дети не владеют «титульным» языком. Необходимость
использовать в национальной школе методики обучения второму языку
неоднократно обсуждалась, однако это не привело к изменению программ
и
учебных
пособий.
Докладчик
отметила
непоследовательность
республиканской языковой политики 1990-2000-х гг., по крайней мере, в
сфере
среднего
образования.
Парадоксальным
образом,
школьное
преподавание калмыцкого языка оказывается слишком важным символом,
поддерживающим механизм этнической самоидентификации, чтобы
заниматься частными задачами языкового планирования – разработкой
методик обучения калмыцкому как второму языку. Участники языкового
планирования – методисты, преподаватели и другие заинтересованные
лица – оказались не в состоянии совместить в школе функции поддержки
этнической идентичности и сохранения языка, и отказались от второй
задачи. Основываясь на идеологии восстановления языка, участники
языкового
планирования,
тем
не
менее,
используют
стратегии
предшествующего периода и ассимиляторские программы.
На секции «Реформы орфографии» один из докладов (Володымыр
Кулык. Орфография и идентичность: медийная кампания по поводу
планируемой реформы украинского правописания в 2000-2001 годах) был
представлен нашим украинским коллегой из Института политических и
этнонациональных исследований Национальной Академии наук Украины.
Упомянутая орфографическая реформа была призвана, по оценке автора
доклада, «очистить» национальный язык, «загрязненный» влияниями
бывших правителей – одна из мер языкового планирования, принимаемых
постимперскими элитами во многих странах мира. Подобно другим
подобным мерам, она была направлена не только на сам язык, но также –
или даже в первую очередь – на его носителей: ее инициаторы стремились
повлиять на языковую и национальную идентичности членов общества,
подорвать их связь с бывшей империей и за счет этого обеспечить
преданность новому государству.
Интенсивность критической кампании украинских медиа против
планируемой правительством орфографической реформы, вероятной
политической
целью
которой
было
стремление
дискредитировать
правительственного инициатора реформы Жулынского и, опосредованно,
его покровителя Ющенко, побудило автора доклада предполагать наличие
политического
заказа
со
стороны
украинских
олигархов.
Хотя
сопротивление олигархических сил вызывала, прежде всего, социальноэкономическая деятельность правительства, для многих его оппонентов
неприемлемой была и его ориентация на повышение роли украинского
языка в обществе, в контексте которой они могли воспринимать и
инициативу реформирования орфографии. Оппозиция к реформе носила,
по его мнению, главным образом идеологическо-культурный характер, и
журналисты не только реализовывали чужие установки, но и высказывали
собственное мнение. Для большого числа людей предстоящая реформа
правописания была проявлением тревоги по поводу вероятного изменения
их языковой практики и среды, а, следовательно, и этнокультурной
идентичности.
Последний день конференции был отведен работе секции «К какому
лингвистическому
плюрализму?»,
открывшейся
докладом
Сильвии
Серрано «Языковая политика в постсоветской Грузии и упадок русского
языка в системе образования». Она отметила, что в Грузии существовали
более благоприятные, чем во многих бывших советских республиках
условия для подержания русского языка как языка межнационального
общения. Этнические меньшинства, для которых русский язык был
единственным общим языком, составляли в этой республике по данным
переписи населения 1989 г. приблизительно треть населения. Однако
именно в Грузии русский язык был наиболее быстро вытеснен из
большинства сфер общественной жизни. Этот парадокс, по мнению автора,
объясняется ролью языка в национальном самосознании. В постсоветской
Грузии, категория "нация"
–
наследство
советской национальной
политики, определяет структуру политической и общественной жизни.
"Титульная нация" пытается обеспечить себе монополию легитимности в
процессе строительства независимого государства. Сосуществование
разных национальных групп рассматривается как угроза для грузинского
национального самоопределения. Как последствие детерминистского
представления о процессе становления национального государства и
полиэтничный
состав
населения
воспринимается
как
последствие
имперского строя, либо как свидетельство незавершенности процесса
образования нации. В таких рамках лингвистический плюрализм не
представляется
становится
сталкивается
возможным,
целью
с
языковой
рядом
и
вытеснение
политики.
препятствий:
миноритарных
Однако
такая
необходимостью
языков
политика
учитывать
фактическую ситуацию и обеспечить сосуществование с меньшинствами,
остро осознанную после потери контроля над территориями Южной Осети
и Абхазии, а также необходимостью соблюдения международных
обязательств для интеграции в Совет Европы. Эти противоречивые
требования влияют на языковую политику, и сказываются на отношении к
русскому языку. С одной стороны, русский язык воспринимается как язык
бывшей империи, и тем самым, как угроза. С другой стороны, русский
язык был лишен поддержки, предоставленной миноритарным языкам, как
языкам групп, национальное становление которых поощряла советская
национальная политика. В результате, русский язык оказался особенно
уязвимым. Автор отметила, что в сельской местности грузинский язык
вытесняет миноритарные языки и становится доминирующим. Таким
образом, постепенно исчезает двуязычие русскоязычного и грузинского
населения, а также многоязычие других групп. Эта тенденция обусловлена
изоляцией этих групп, и в свою очередь, усиливает их разобщение.
Меньшинства более склонны развивать связи со своими за границей или
эмигрировать, нежели предпринимать усилия для поддержания контактов
с группами, с которыми их разделяет языковый барьер. Наряду с этим
наблюдается усиление роли грузинского языка, которое сторонники
политики грузинификации связывают с консолидацией независимого
государства. Однако, эта связь не очевидна: в отсутствии эффективного
механизма
управления
многоязычием,
расширение
употребления
грузинского языка приводит к исключению большой части населения из
общественной жизни, усиливает тенденцию к атомизации разных групп и
препятствует становлению правового государства.
В докладе Ольги Подлесных «На излете мобилизации: языковые
реформы в республиках Поволжья в начале 2000-х гг. (по материалам
полевых исследований 2000-2001 гг.)» на материалах собранных в
результате полевых исследований в Башкирии, Татарстане, Мордовии,
Удмуртии и Чувашии экспертных интервью, статистических материалов
по преподаванию языков меньшинств в школах, а также проведенного
анализа нормативных актов федерального и республиканского уровней в
области защиты языковых прав была проведена оценка языковой ситуации
в тот момент, когда основные кампании мобилизации вокруг языковых
прав уже завершились принятием нового языкового законодательства.
Встречи с экспертами позволили отметить ряд уязвимых моментов в
реализации языковых прав титульного населения и проживающих на
территориях
этих
республик
меньшинств.
Правоту
экспертов
подтверждают статистические сведения о школьном образовании на
языках меньшинств и некоторые данные о наличии и объеме средств
массовой информации, публикуемых на этих языках.
В содержательном докладе Оливье Феррандо «Язык обучения
среднеазиатских меньшинств: между гражданственной и этнической
логикой, возобновление интереса к русскому языку» автор сравнил ход
языковых реформ в трех постсоветских государствах Средней Азии –
Киргизии, Таджикистане и Узбекистане. Доклад был основан на
сведениях, полученных автором из архивов, публикаций и собственных
полевых исследований периода 1999-2007 гг., когда ему удалось взять
многочисленные интервью у чиновников министерств образования,
представителей местных властей в тех регионах, где находились школы на
языках меньшинств, а также у школьных учителей и родителей. Автор
пришел к выводу, что, хотя реформы во всех трех сравниваемых
государствах во многом похожи, их темпы и успешность оказались
различными. Узбекистану как наиболее богатому государству региона,
удалось достаточно успешно завершить орфографическую реформу
(переход с кириллицы на латиницу) и опубликовать серию новых
учебников на языках меньшинств. Из-за нехватки ресурсов, как
финансовых, так и кадровых, Киргизия пока продолжает осуществлять
аналогичные реформы при поддержке международных организаций.
Таджикистан во многом по причине гражданской войны и преодоления ее
последствий
оказался
в
аутсайдерах.
На
региональном
уровне
меньшинствам удалось определять политику в сфере школьной реформы в
Киргизии и Таджикистане (в Узбекистане ее диктовало государство). Не
все родители, однако, поддержали активистов движений за обучение на
родных
языках.
В
ряде
регионов
значительная
часть
родителей
ориентирована прагматически. Индивидуальные стратегии оказались
весьма разнообразными: узбекские меньшинства под давлением властей
были вынуждены обучаться на узбекском; узбеки Киргизстана нередко
посылают своих детей в киргизские группы, в то время как таджики
Киргизстана предпочитают учить детей узбекскому или русскому для
более эффективного использования возможностей рыночной экономики.