Зигмунд Фрейд ХРЕСТОМАТИЯ Зигмунд Фрейд ХРЕСТОМАТИЯ в 3 томах Том 1 Основные понятия, теории и методы психоанализа Москва Когито-Центр 2016 УДК 159.964.2 ББК 88 Ф 86 Все права защищены. Любое использование материалов данной книги полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается Перевод с немецкого А. М. Боковикова Фрейд Зигмунд Ф 86 Хрестоматия: в 3 т. Том 1: Основные понятия, теории и методы психоанализа. Пер. с нем. – М.: Когито-Центр, 2016. – 636 с. ISBN 978-5-89353-468-9 УДК 159.964.2 ББК 88 Хрестоматия содержит наиболее востребованные в учебном процессе работы основоположника психоанализа З. Фрейда и представляет собой сокращенный вариант его классического десятитомного собрания сочинений, известного как «Учебное издание». В первом томе собраны работы, раскрывающие проблемы бессознательного, сексуальности, страха и навязчивости, а также описывающие методы психоаналитического лечения. Данный том включает некоторые работы из дополнительного тома Учебного издания. © Боковиков А. М., 2007 © Когито-Центр, 2015 ISBN 978-5-89353-468-9 Содержание О введении понятия «нарцизм» (1914) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7 Влечения и их судьбы (1915) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .41 Вытеснение (1915) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .73 Бессознательное (1915). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .91 Печаль и меланхолия (1917 [1915]) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149 По ту сторону принципа удовольствия (1920) . . . . . . . . . . . . . . 171 Я и Оно (1923) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .235 Три очерка по теории сексуальности (1905) . . . . . . . . . . . . . . . .297 Торможение, симптом и тревога (1926 [1925]) . . . . . . . . . . . . . . .407 Характер и анальная эротика (1908) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 491 Воспоминание, повторение и проработка: Дальнейшие советы по технике психоанализа II (1914) . . . . . .501 Вопрос о дилетантском анализе: Беседы с посторонним (1926) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 513 Конечный и бесконечный анализ (1937) . . . . . . . . . . . . . . . . . . .593 О введении понятия «нарцизм» (1914) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1914 Jb. Psychoanalyse. т. 6, 1–24. 1918 S. K. S. N., т. 4, 78–112. (1922, 2Kе изд.) 1924 Лейпциг, Вена и Цюрих, Международное психоаналитичесK кое издательство. 35 страниц. 1925 G. S., т. 6, 153–187. 1931 Theoretische Schriften, 25–57. 1946 G. W., т. 10, 137–170. Идея написания данной статьи появилась в письмах Фрейда в иK юне 1913 года; первый ее вариант он завершил во второй половине сентября того же года, будучи в отпуске в Риме. Но только в конце февраля 1914 года он приступил к работе над окончательным варианK том статьи, который был завершен месяц спустя. Хотя в заглавии статьи Фрейд говорит о «введении» понятия «нарK цизм», к тому времени он уже употреблял этот термин в течение неK скольких лет. Эрнест Джонс (1962а, 322) сообщает, что на собрании Венского психоаналитического объединения 10 ноября 1909 года Фрейд сказал, что нарцизм — это необходимая переходная стадия между аутоэротизмом и объектной любовью. Примерно в это же вреK мя Фрейд подготовил для печати второе издание своих «Трех очерков по теории сексуальности» (1905d) (в предисловии указана дата «в деK кабре 1909 года»; так, например, в одно из этих изданий добавлена сноска (Studienausgabe, т. 5, с. 56, прим.) — пожалуй, самое раннее опубликованное упоминание этого нового термина, но при условии, что новое издание действительно появилось в первые месяцы 1910 года. Ибо в конце мая того же года вышла книга Фрейда, посвященK ная Леонардо (1910c), в которой есть гораздо более обстоятельное примечание о нарцизме (Studienausgabe, т. 10, с. 125). Упомянутая Фрейдом в начале данного очерка работа Ранка на эту тему появиK лась в 1911 году; сам Фрейд несколько позже обсуждал нарцизм и в других сочинениях, например, в разделе III анализа Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 184–188, а также в работе «Тотем и табу» (1912– 1913), Studienausgabe, т. 9, с. 376–378. Эта статья относится к важнейшим сочинениям Фрейда и может считаться поворотным пунктом в развитии его теорий. Фрейд подыK тоживает в ней свои прежние высказывания о нарцизме и обсуждает 41 9 место нарцизма в сексуальном развитии; но помимо этого он также занимается более глубокими проблемами отношений между Я и внеK шними объектами и впервые проводит различие между «либидо Я» и «объектным либидо». Далее — и это, пожалуй, самый важный аспект — он вводит понятия «ЯKидеала» и связанной с ним инстанции самоK наблюдения, то есть закладывает основы того, что позднее им было описано в работе «Я и Оно» (1923b) как «СверхKЯ». Наконец, в двух местах работы — в конце первого и в начале третьего разделов — он останавливается также на расхождениях с Адлером и Юнгом, котоK рые представляют главную тему опубликованной примерно в это же время «Истории психоаналитического движения» (1914d), написанK ной в первые месяцы 1914 года. Возможно, одной из причин написаK ния этой работы было желание Фрейда противопоставить понятие нарцизма в качестве альтернативы несексуальному «либидо» по Юнгу и «мужскому протесту» по Адлеру. Но это далеко не все рассматриваемые в работе темы, и поэтому неудивительно, что она кажется необычайно насыщенной, а ее рамK ки чуть ли не разрываются обилием материала. Очевидно, и сам Фрейд чувствовал это; Эрнест Джонс (1962а, 360) сообщает, что Фрейд был очень недоволен достигнутым результатом; а в одном письме АбраK хаму от 16 марта 1914 года Фрейд пишет: «Завтра я отошлю Вам “НарK цизм”, который родился в тяжких муках и обнаруживает все дефорK мации, присущие таким родам» (Freud, 1965а, S. 163). Как бы то ни было, эта работа требует и заслуживает интенсивK ного изучения; в ней содержатся наметки многих последующих идей Фрейда. Некоторые из них прослеживаются, например, в «Печали и меланхолии» (1917е), с. 209 и далее в этом томе, в главах VIII и IХ «Психологии масс» (1921с). Следует также упомянуть, что тема нарK цизма составляет основную часть 26Kй лекции Фрейда по введению в психоанализ (1916–1917). Дальнейшее развитие этих новых представK лений о структуре психики, наметки которых можно найти в данной работе, позднее побудило Фрейда пересмотреть некоторые изложенK ные здесь идеи; в частности, это относится к функционированию Я. В связи с этим следует отметить, что значение термина «Я» постепенK но изменялось. Вначале Фрейд использовал это понятие без особых уточнений — сегодня мы бы говорили о «самости». Но в своих поK здних работах он все же дал ему более точное, более узкое определеK ние. В этом смысле настоящее сочинение занимает промежуточную позицию. Более подробно данная тема рассматривается в «ПредислоK вии издателей» к работе «Я и Оно» (1923b), с. 293 и далее в этом томе. 42 10 I Термин «нарцизм» происходит из клинического описания; в 1899 году он был выбран П. Некке1 для обозначения такого поK ведения, при котором индивид обращается с собственным телом как с сексуальным объектом, то есть рассматривает его с сексуальK ным вожделением, поглаживает, ласкает до тех пор, пока благодаK ря таким действиям не достигает полного удовлетворения. В этой форме нарцизм имеет значение перверсии, поглотившей всю секK суальную жизнь человека, и поэтому к нему относятся также те ожидания, с которыми мы обычно приступаем к изучению всех перверсий. Затем в ходе психоаналитических наблюдений обратил на себя внимание тот факт, что отдельные черты нарциссического повеK дения обнаруживаются у многих людей, страдающих другими расK стройствами, например, согласно Задгеру, у гомосексуалистов; в конце концов возникло предположение, что распределение лиK бидо, обозначаемое как нарцизм, наблюдается в гораздо большем объеме и что, возможно, оно занимает определенное место в обычK ном сексуальном развитии человека2. К такому же предположеK нию приходишь в связи с трудностями, возникающими во время психоаналитической работы с невротиками, ибо складывается впечатление, что такое нарциссическое поведение создает одно из препятствий для возможности влиять на них. Нарцизм в этом смысK ле можно считать не перверсией, а либидинозным дополнением 1 [В одном из добавленных в 1920 году примечаний к «Трем очеркам» (1905d, Studienausgabe, т. 5, с. 122, прим. 3) Фрейд указывает, что в представK ленной здесь работе ошибочно назвал Некке создателем термина «нарцизм» и что, скорее, его авторство можно приписать Хэвлоку Эллису. Однако поK зднее сам Эллис в небольшой статье (1927) уточняет поправку Фрейда: на самом деле приоритет принадлежит им обоим — ему и Некке; им, Эллисом, выражение «narcissus#like» использовалось в 1898 году для описания опредеK ленной психической установки, тогда как Некке в 1899 году использовал термин «Narcismus» для описания сексуальной перверсии. В работе, посвяK щенной случаю Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 184, Фрейд объясняK ет свой выбор слова «нарцизм» вместо, возможно, более корректного, но менее благозвучного «нарциссизм».] 2 О. Rank (1911). 43 11 к эгоизму влечения к самосохранению, известную долю которого по праву приписывают каждому живому существу. Настоятельная потребность заняться вопросом о первичном и нормальном нарцизме появилась после того, как была предприK нята попытка соотнести представления о dementia praecox (КрепеK лин), или шизофрении (Блейлер), с положениями теории либидо. У больных, которых я предложил назвать парафрениками1, проK являются две фундаментальные особенности: мания величия и поK теря интереса к внешнему миру (к людям и вещам). Вследствие последнего из названных изменений на них невозможно повлиK ять с помощью психоанализа, и наши старания не помогают им исцелиться. Однако отстранение парафреника от внешнего мира требует более точного обозначения. Истерик и человек, страдаюK щий неврозом навязчивых состояний, в зависимости от тяжести своей болезни также утрачивают связь с реальностью. Однако анаK лиз показывает, что эротическое отношение к людям и вещам у них отнюдь не исчезло. Оно сохраняется у них в фантазии, то есть, с одной стороны, они заменяют реальные объекты воображаK емыми, взятыми из воспоминаний, или смешивают их; с другой стороны, они отказываются совершать моторные действия для доK стижения своих целей, касающихся этих объектов. Только к этоK му состоянию либидо следует отнести выражение «интроверсия либидо», которое Юнг употребляет без какихKлибо отличий2. ИнаK че обстоит дело у парафреника. По всей видимости, он действиK тельно отдалил свое либидо от людей и предметов внешнего мира, не заменив их другими в своей фантазии. Там, где затем такая замена происходит, она кажется чемKто вторичным и относящимK ся к попытке исцеления, благодаря которой либидо должно верK нуться к объекту3. Возникает вопрос: какова дальнейшая судьба либидо, лишенK ного объектов, при шизофрении? Здесь путь нам указывает мания величия при таких состояниях. Вероятно, она возникла за счет 1 [Об употреблении Фрейдом этого термина см. примечание издателей в конце 3Kго раздела анализа случая Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 198, прим. 1.] 2 [Ср. примечание в начале работы «О динамике переноса» (1912b), Studienausgabe, дополнительный том, с. 161–162, прим. 3.] 3 Ср. в этой связи дискуссию о «конце света» в анализе председателя судебной коллегии Шребера (1911[с, Studienausgabe, т. 7, с. 191–195]). Далее: Abraham, 1908. [См. также ниже с. 53.] 44 12 объектного либидо. Либидо, лишенное внешнего мира, стало обраK щенным на Я, в результате чего возникло поведение, которое мы можем назвать нарцизмом. Но сама мания величия — это не новое образование, а, как мы знаем, усиление и проявление состояния, которое уже существовало раньше. Тем самым мы приходим к поK ниманию нарцизма, существующего благодаря привлечению объекK тных катексисов, как вторичного, надстраивающегося над первичK ным, который завуалирован разного рода влияниями. Отмечу еще раз, что не хочу здесь разъяснять или углублять проK блему шизофрении — я просто подытоживаю то, что уже было сказано в других работах1, чтобы обосновать введение понятия нарцизма. Третий источник такого, как мне кажется, законного развиK тия теории либидо — это наши наблюдения за душевной жизнью детей и примитивных народов. У последних мы обнаруживаем черты, которые, будь они единичными, можно было отнести к маK нии величия: переоценку силы своих желаний и психических акK тов, «всемогущество мыслей», веру в волшебную силу слов, приK емы воздействия на внешний мир, «магию», которая предстает как последовательное использование этих напоминающих манию веK личия предпосылок2. Совершенно аналогичное отношение к внешK нему миру мы ожидаем встретить и у современного ребенка, разK витие которого нам гораздо менее ясно3. Таким образом, мы создаем представление об исходном либидинозном катексисе Я, который затем передается объектам. Но, в сущности, он сохраняK ется и относится к объектным катексисам как тело протоплазмаK тического организма к выпущенным им псевдоподиям4. В нашем исследовании, исходившем из невротических симптомов, эта часть распределения либидо вначале оставалась скрытой. Нам бросались в глаза лишь эманации этого либидо, объектные катексисы, котоK рые могут посылаться и снова отводиться обратно. В общемKто мы 1 [См. прежде всего труды, указанные в предыдущем примечании. Ниже, на с. 56, Фрейд действительно весьма обстоятельно освещает эту проблему.] 2 См. соответствующие разделы в моей книге «Тотем и табу» (1912– 1913). [Прежде всего они содержатся в третьей статье, Studienausgabe, т. 9, с. 371 и далее.] 3 См. Ferenczi, 1913а. 4 [Это и подобные сравнения Фрейд также использовал позднее во мноK гих местах, например, в 26Kй лекции по введению в психоанализ (1916– 1917), Studienausgabe, т. 1, с. 402. — Некоторые из вышеизложенных предK ставлений Фрейд в дальнейшем скорректировал. См. выше (с. 42) заключительную часть «Предварительных замечаний издателей».] 45 13 видим также противоречие между либидо Я и объектным либидо1. Чем больше потребляется одно, тем больше скудеет другое. ВысK шей фазой развития, до которой доходит последнее, нам представK ляется состояние влюбленности, которое, по нашему мнению, представляет собой отказ от собственной личности в пользу объекK тного катексиса и находит свою противоположность в фантазии (или самовосприятии) параноиков о конце света2. И, наконец, отK носительно разделения психических энергий мы заключаем, что вначале, в состоянии нарциссизма, они слиты и не различимы для нашего предварительного анализа; и только с катексисом объекта появляется возможность отделить сексуальную энергию, либидо, от энергии влечений Я3. Прежде чем продолжить, я должен затронуть два вопроса, коK торые ведут нас в самую сердцевину проблем, связанных с этой темой. ВоKпервых: как относится нарцизм, о котором мы здесь говорим, к аутоэротизму, описанному нами как раннее состояние либидо4? ВоKвторых: если мы приписываем Я первичный катекK сис либидо, то зачем вообще нужно отделять сексуальное либидо от несексуальной энергии влечений Я? Нельзя ли было бы избеK жать всех трудностей, вытекающих из разделения на энергию влеK чений Я и либидо Я, либидо Я и объектное либидо, если бы мы приняли за основу единую психическую энергию5? По поводу первого вопроса замечу: то, что изначально у индивида нет единK ства, сравнимого с Я, — это неизбежное предположение; Я должK но развиться. Аутоэротические же влечения изначальны; следоK вательно, к аутоэротизму должно добавиться нечто, новое психическое действие, чтобы сформировать нарцизм. Требование дать определенный ответ на второй вопрос должно вызвать у любого психоаналитика явное неудовольствие. Он защиK щается от чувства того, что заменяет наблюдение бесплодными теоK 1 [Этого различия Фрейд здесь касается впервые.] [См. прим. 3 на с. 44.] Существует два механизма такого конца света: когда весь катексис либидо устремляется на объект любви и когда он весь возвращается в Я. 3 [О развитии представлений Фрейда о влечениях см. ниже, на с. 81–83, «Предварительные замечания издателей» к работе «Влечения и их судьбы» (1915с).] 4 [См. второй из трех очерков Фрейда по теории сексуальности (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 88–89.] 5 [По поводу этого пассажа см. ниже, на с. 83, «Предварительные замечаK ния издателей» к работе «Влечения и их судьбы» (1915с).] 2 46 14 ретическими спорами, но не вправе уклониться от попытки дать объяснение. Разумеется, такие представления, как либидо Я, энерK гия влечений Я и так далее, не отличаются ни особой ясностью, ни богатством содержания; в качестве основы умозрительной теории таких отношений хотелось бы прежде всего иметь некое строго очерK ченное понятие. Но, на мой взгляд, в этом и состоит различие между умозрительной теорией и наукой, которая строится на толковании эмпирических данных. Последняя не будет завидовать преимущеK ствам умозрительных рассуждений — их гладким, логически безупK речным обоснованиям, — а охотно удовлетворится неясными, словK но исчезающими в тумане, непредставимыми основными идеями, которые она надеется яснее понять в ходе своего развития и, возможK но, готова даже заменить другими. То есть эти идеи не составляют фундамент науки, на котором все зиждется; такой фундамент скорее дает наблюдение. Они находятся не внизу, а на самом верху всего строения, и их можно заменить или вообще убрать без какогоKлибо ущерба. В наше время мы видим подобное в физике, основные возK зрения которой о материи, центрах силы, притяжении и т.д. вряд ли внушают меньше сомнений, чем соответствующие воззрения в псиK хоанализе1. Ценность понятий «либидо Я», «объектное либидо» заключаK ется в том, что они возникли в результате анализа интимных осоK бенностей невротических и психотических процессов. Разделение либидо на либидо, присущее Я, и либидо, которое привязывается к объектам, — это естественное продолжение первой гипотезы, разграничивающей сексуальные влечения и влечения Я. К такоK му разграничению меня побудил анализ чистых неврозов переноK са (истерии и невроза навязчивых состояний), и я знаю только, что все попытки объяснить эти феномены с помощью других средств потерпели полную неудачу. При полном отсутствии теории влечений, задающей некие ориK ентиры, позволительно или, лучше сказать, необходимо вначале проK верить какоеKнибудь предположение, последовательно развивая его до тех пор, пока оно не окажется несостоятельным или не оправдаетK ся. В пользу гипотезы об исходном разделении на сексуальные влеK чения и влечения Я — наряду с ее пригодностью для анализа невроK зов переноса — говорит очень многое. Я признаю, что сам по себе 1 [Эту же мысль Фрейд высказывает в самом начале своей работы «ВлечеK ния и их судьбы» (1915с), см. ниже с. 85.] 47 15 этот момент не был бы однозначным, ибо речь могла бы идти об индифферентной психической энергии1, которая становится либиK до только благодаря катексису объекта. Но такое разделение поняK тий, воKпервых, соответствует общепринятому разделению на голод и любовь. ВоKвторых, в его пользу говорят биологические соображеK ния. Индивид действительно ведет двойное существование — как самоцель и как звено в цепи, которой он служит вопреки или, во всяком случае, помимо собственной воли. Даже сексуальность он принимает за одно из своих намерений, тогда как, если смотреть с друK гой позиции, она представляет собой лишь придаток к его зародыK шевой плазме, которому он предоставляет свои силы в награду за удовольствие, будучи смертным носителем, возможно, бессмертной субстанции, подобно тому, как старший в роду — лишь временный владелец сохраняющегося и после его смерти имущества. Отделение сексуальных влечений от влечений Я отражало бы только эту двойK ную функцию индивида2. ВKтретьих, необходимо помнить о том, что все наши временные психологические данности когдаKнибудь нужно будет соотнести с их органическими носителями. Вполне веK роятно, что особые вещества и химические процессы оказывают влиK яние на сексуальность и содействуют тому, что индивидуальная жизнь продолжается в жизни рода3. Мы считаемся с такой вероятноK стью, заменяя особые химические вещества особыми психическими силами. Именно потому, что обычно я стараюсь оградить психологию от всего чуждого ей, в том числе и от биологического мышления, я хочу здесь открыто признать, что гипотеза об отдельных влечениK ях Я и сексуальных влечениях, то есть теория либидо, обоснована, по существу, биологически и лишь отчасти покоится на психолоK гической почве. Поэтому я буду также вполне последовательным и откажусь от этой гипотезы, если в результате психоаналитичесK кой работы как таковой появится другое, более пригодное предK положение, касающееся влечений. Но этого до сих пор не проK изошло. Вполне возможно, что сексуальная энергия, либидо — в глубочайшей основе и в конечном счете — лишь дифференцироK 1 [Эта идея вновь появляется в работе «Я и Оно» (1923b), см. ниже с. 85.] [Психологическое значение теории Вейсмана о зародышевой плазме Фрейд гораздо подробнее рассматривает в главе VI работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), см. ниже с. 270 и далее.] 3 [См. ниже на с. 94, прим. 3 к работе «Влечения и их судьбы» (1915с).] 2 48 16 ванный продукт общей энергии, которая действует в психике. Но такое утверждение большого значения не имеет. Оно относится к вещам, которые столь далеки от проблем, связанных с нашими наблюдениями, и в нем так мало познавательного содержания, что совершенно бессмысленно пытаться его оспаривать или испольK зовать. Пожалуй, это первичное тождество имеет столь же мало общего с нашими аналитическими интересами, как первичное родK ство всех человеческих рас — с доказательством родства с завещаK телем, которое требует ведомство по делам о наследии. С помоK щью всех этих умозрительных рассуждений мы ни к чему не приходим; поскольку не можем ждать, пока какаяKнибудь другая наука одарит нас выводами, касающимися теории влечений; гоK раздо целесообразнее попытаться узнать, как можно разгадать эту фундаментальную биологическую загадку благодаря синтезу псиK хологических феноменов. Мы будем иметь в виду возможность ошибки, но это не должно нас удерживать от последовательного прослеживания выбранной первой1 гипотезы о противоположноK сти влечений Я и сексуальных влечений, которая возникла у нас в результате анализа «неврозов переноса», с точки зрения возможK ности ее непротиворечивого и плодотворного развития, а также применения к другим поражениям, например к шизофрении. Разумеется, дело обстояло бы иначе, если бы было приведено доказательство того, что при объяснении последнего заболевания теория либидо уже потерпела фиаско. К. Г. Юнг (1912) высказал это утверждение, вынудив меня этим к данным рассуждениям, без которых я мог бы вполне обойтись. Я предпочел бы пройти до конK ца путь, проторенный в анализе случая Шребера, ничего не говоря о своих предположениях. Но утверждение Юнга, по меньшей мере, поспешно. Его доводы не очень убедительны. Сначала он ссылаетK ся на мое собственное свидетельство, что я сам изKза трудностей при анализе Шребера чувствовал себя вынужденным расширить поняK тие либидо, то есть отказаться от его сексуального значения и отожK дествить либидо с психическим интересом в целом. Все, что необK ходимо сказать для исправления такого неверного истолкования моих слов, уже привел Ференци в обстоятельной критической стаK тье, посвященной работе Юнга (1913b). Я могу только согласиться 1 [В изданиях до 1924 года: «выбранной первой». В последующих издаK ниях: «упомянутой первой», что не совсем понятно и, возможно, является опечаткой.] 49 17 с критиком и повторить, что нигде не заявлял о подобном отказе от теории либидо. Второй аргумент Юнга: нельзя полагать, что потеря нормальной функции реальности1 может вызываться только отвоK дом либидо, — это не аргументация, а декретирование; it begs the question2, решение предопределено и дискуссия становится излишK ней, ибо возможно ли это вообще и, если да, то каким образом, как раз и должно быть исследовано. В следующей своей крупной работе (1913 [339–340]) Юнг вплотную подошел к давно уже обозначенK ному мною решению: «При этом, однако, нам нужно еще учитыK вать — на что, впрочем, указывает Фрейд в своей работе о случае Шребера [1911c], — что интроверсия libido sexualis ведет к катексиK су “Я”, в результате чего, возможно, и проявляется тот эффект поK тери реальности. Это и в самом деле заманчивая возможность объясK нить таким образом психологию потери реальности». Но только Юнг не останавливается долго на этой возможности. Несколькими строками3 ниже он отмахивается от нее замечанием, что при таких условиях «возникла бы психология аскетического анахорета, но не dementia praecox». Насколько мало такое непригодное сравнение позволяет решить вопрос, становится ясным из замечания, что у такого анахорета, который «стремится искоренить всякий след секK суального интереса» (но только в общепринятом значении слова «сексуальный»), совершенно не обязательно проявится патогенное распределение либидо. Он может полностью потерять сексуальный интерес к людям, но сублимировать его в повышенный интерес к божественному, к природе, к животному миру, не допуская интроK версии либидо к своим фантазиям или его возвращения к своему Я. В этом сравнении, поKвидимому, исходно игнорируется возможK ное различие интересов, проистекающих из эротических и других источников. Кроме того, вспомним о том, что исследования швейK царской школы при всех их достоинствах дали объяснение только двум моментам в картине dementia praecox — существованию опреK деленных комплексов, встречающихся как у здоровых людей, так и у невротиков, и сходству фантазий больных с народными мифаK 1 [Эта формулировка принадлежит Жане (1909): «la fonction du rel». См. выше, на с. 19, вводные замечания к работе «Положения о двух принципах психического события» (1911b).] 2 [Спорный вопрос считается решенным (англ.).] 3 [Во всех предыдущих немецких изданиях здесь опечатка — вместо праK вильного слова «строками» стоит слово «страницами».] 50 18 ми. Но они не смогли пролить свет на механизм заболевания, и поK этому мы можем отвергнуть утверждение Юнга, что теория либидо потерпела фиаско при объяснении dementia praecox и, следовательK но, исчерпала себя в отношении и других неврозов. II Непосредственное изучение нарцизма, как мне кажется, невозK можно изKза особых сложностей. Главным подходом к нему останетK ся, пожалуй, анализ парафрений. Подобно тому, как неврозы переноK са позволили нам проследить либидинозные импульсы влечений, точно так же изучение dementia praecox и паранойи позволит нам понять психологию Я. И опять мы должны будем разгадать кажущуюся проK стоту нормального человека на основе искажений и огрубений в патоK логии. И тем не менее, чтобы приблизиться к пониманию нарцизма, у нас остаются открытыми некоторые другие пути, которые я хочу теперь описать по порядку: рассмотрение органической болезни, ипоK хондрии и любовной жизни полов. В оценке влияния органической болезни на распределение либидо я следую идеям, высказанным Ш. Ференци. Всем нам изK вестно и кажется совершенно естественным, что человек, котороK го мучают органическая боль и неприятные ощущения, теряет интерес к предметам внешнего мира, если они не касаются его страK даний. Более точное наблюдение показывает, что у него пропадает также и либидинозный интерес к объектам любви, он перестает любить, пока страдает. И пусть нас не смущает банальность этого факта, когда мы хотим дать его перевод в термины теории либидо. В таком случае мы бы сказали: больной возвращает катексисы либидо к своему Я, чтобы после выздоровления излучать их сноK ва. «Лишь в тесном дупле коренного зуба пребывает душа», — гоK ворит В. Буш о поэте, страдающем зубной болью1. Либидо и интеK ресы Я постигает при этом одна и та же судьба, и их снова нельзя отделить друг от друга. Известный эгоизм больных покрывает и то, и другое. Мы считаем его совершенно естественным, ибо не сомневаемся, что в такой ситуации будем вести себя точно так же. Исчезновение поKпрежнему весьма интенсивной готовности люK бить вследствие физических расстройств, внезапная ее замена полK 1 [«Balduin Bählamm», глава VIII.] 51 19 ным равнодушием находят соответствующее отображение в комеK диях. Как и болезнь, состояние сна также означает нарциссический отвод позиций либидо к собственной персоне, точнее, к желанию спать. Эгоизм сновидений вполне соответствует этим взаимосвязям1. В обоих случаях мы имеем дело не с чем иным, как с изменениями распределения либидо вследствие изменения Я. Ипохондрия, как и органическая болезнь, выражается в муK чительных и болезненных физических ощущениях и точно так же влияет на распределение либидо. Ипохондрик не обнаруживает интереса к объектам внешнего мира и не направляет на них либиK до (последнее проявляется особенно отчетливо), а сосредоточиваK ет и то, и другое на занимающем его органе. Здесь становится очеK видным различие между ипохондрией и органической болезнью: в последнем случае неприятные ощущения объясняются [органиK ческими] изменениями, которые можно выявить, а в первом слуK чае таких изменений нет. Но если бы мы решились сказать, что ипохондрия в чемKто права и органические изменения должны быть и в этом случае, то это отвечало бы другим нашим представK лениям о невротических процессах. В чем же тогда состояли бы эти изменения? Мы будем здесь руководствоваться наблюдением, что неприK ятные телесные ощущения, сходные с ипохондрическими, приK сутствуют и при других неврозах. Однажды я уже высказывал свое желание представить ипохондрию как третий актуальный невроз наряду с неврастенией и неврозом тревоги2. Наверное, не будет преувеличением сказать, что, как правило, и при других неврозах отчасти формируется ипохондрия. Нагляднее всего это проявляK ется, пожалуй, при неврозе тревоги и надстраивающейся на нем 1 [См. ниже на с. 192, работу «Метапсихологическое дополнение к теоK рии сновидений» (1917d).] 2 [Пожалуй, самое первое указание на это содержится в сноске в конце раздела II анализа Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 181, прим. 2. СлеK дующее короткое, но более определенное упоминание содержится в заклюK чительных замечаниях Фрейда к дискуссии об онанизме в Венском психоK аналитическом объединении (1912f). Позднее, в 24Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 378, он еще раз возвращаK ется к этой теме. Однако в еще более ранний период своего творчества Фрейд ставил вопрос об отношении между ипохондрией и другими «актуальными неврозами». См. раздел I (2) его первой работы, посвященной неврозу тревоK ги (1895b), Studienausgabe, т. 6, с. 29.] 52 20 истерии. Хорошо известный нам пример болезненноKчувствительK ного, в некотором смысле измененного, но не больного в обычном понимании органа — возбужденные гениталии. К ним притекает кровь, они разбухают, увлажняются и становятся источником разK нообразных ощущений. Если мы назовем деятельность части тела, состоящую в том, чтобы посылать в психику сексуально возбужK дающие раздражители, эрогенностью и если мы вспомним о том, что в соответствии с положениями теории сексуальности опредеK ленные части тела — эрогенные зоны — могут заменять гениталии и вести себя аналогично им1, то мы должны отважиться сделать здесь еще один шаг. Мы можем решиться рассматривать эрогенK ность как общее свойство всех органов, и тогда мы будем вправе говорить о ее повышении или снижении в определенной части тела. Каждое такое изменение эрогенности в органах может соK провождаться изменением либидинозного катексиса в Я. В таких моментах нам следовало бы искать то, что нами положено в основу ипохондрии и что может оказывать такое же воздействие на расK пределение либидо, как и материальное заболевание органов. Продолжая этот ход мыслей, мы заметим, что сталкиваемся с проблемой не только ипохондрии, но и других актуальных неK врозов, неврастении и невроза тревоги. Поэтому давайте здесь осK тановимся; в намерения нашего чисто психологического исследоK вания не входит переступать границы и так далеко вдаваться в область физиологического исследования. Следует только упоK мянуть вытекающую из этого гипотезу, что ипохондрия находитK ся с парафренией в таких же отношениях, в каких другие актуальK ные неврозы находятся с истерией и неврозом навязчивых состояний, то есть она зависит от либидо Я, как те зависят от объекK тного либидо. С точки зрения либидо Я ипохондрическая тревога представляет собой противоположность невротической тревоги. Далее, если мы уже знакомы с представлением, что механизм заK болевания и симптомообразования при неврозах переноса, то есть шаг вперед от интроверсии к регрессии, следует связать с застоем объектного либидо1, то мы должны также ближе познакомиться с представлением о застое либидо Я и связать его с феноменами ипохондрии и парафрении. 1 [Ср. «Три очерка по теории сексуальности» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 90.] 53 21 Разумеется, здесь наша любознательность заставляет нас заK дать вопрос: почему подобный застой либидо в Я должен ощуK щаться как неприятный? Я хотел бы ограничиться ответом, что неудовольствие в целом является выражением более высокого напряжения, то есть представляет собой некоторое количество материального события, которое здесь, как и везде, превращаетK ся в психическое качество неудовольствия; тем не менее решаюK щим моментом в развитии чувства неудовольствия является не абсолютная величина этого материального процесса, а, скорее, определенная функция этой абсолютной величины2. С этих поK зиций можно решиться подойти к вопросу о том, откуда вообще берется необходимость в душевной жизни выходить за границы нарцизма и направлять либидо на объекты3. Ответ, вытекающий из наших рассуждений, следующий: эта необходимость возниK кает тогда, когда либидинозный катексис Я достиг определенK ных пределов. Выраженный эгоизм защищает от заболевания, но в конце концов человек должен начать любить для того, чтоK бы не заболеть, и будет больным, если не может любить изKза отказа. Это похоже на то, как Г. Гейне изображает психогенез сотворения мира: Моих всех творческих порывов Болезнь — последняя причина; Творя сумел я исцелиться, Творя я стал здоров4. В нашем душевном аппарате мы прежде всего обнаружили одно средство, позволяющее справляться с возбуждениями, котоK рые в противном случае воспринимались бы как мучительные или 1 Ср. [первые страницы работы] «О типах невротического заболевания» (1912с) [Studienausgabe, т. 6, с. 219 и далее.] 2 [Этот комплекс вопросов гораздо подробнее обсуждается в работе «ВлеK чения и их судьбы» (1915с), см. ниже с. 82 и далее. Относительно употреблеK ния термина «количество» в первой части данного предложения см. «ПроK ект», написанный Фрейдом в 1895 году (1950а, часть I, первый раздел, «Первый главный тезис: количественный подход».] 3 [Гораздо более подробное обсуждение этой проблемы также можно найти в работе «Влечения и их судьбы» (1915с), см. ниже с. 104 и далее.] 4 [Эти слова поэт вкладывает в уста Бога. H. Heine, Neue Gedichte, «Schöp fungslieder», VII.] 54 22 оказывали бы патогенное воздействие. Психическая переработка имеет необычайное значение для внутреннего отведения возбужK дений, которые неспособны к непосредственному внешнему отK воду или для которых такой отвод в данный момент был бы нежеK лателен. Но для такой внутренней переработки вначале не важно, с какими объектами — реальными или воображаемыми — она соK вершается. Различие проявляется только позднее, когда обращеK ние либидо на нереальные объекты (интроверсия) привело к его застою. Аналогичная внутренняя переработка вернувшегося к Я лиK бидо приводит при парафрении к возникновению мании велиK чия; возможно, только после ряда разочарований застой либидо в Я становится патогенным и стимулирует процесс исцеления, коK торый производит впечатление болезни. Здесь я попытаюсь несколько углубиться в механизм парафреK ний и сопоставлю точки зрения, которые, на мой взгляд, уже сегодK ня заслуживают внимания. Отличие этих заболеваний от неврозов переноса я отношу к тому обстоятельству, что либидо, ставшее своK бодным в результате фрустрации, не остается фиксированным на объектах фантазии, а возвращается к Я; в таком случае мания велиK чия соответствует психическому преодолению этих количеств лиK бидо, то есть интроверсии на продукты фантазии при неврозах пеK реноса; вследствие осечки этой психической деятельности возникает ипохондрия при парафрении, гомологичная тревоге при неврозах переноса. Мы знаем, что эта тревога может смениться дальнейшей психической переработкой, то есть конверсией, реактивными обK разованиями, защитными образованиями (фобией). При парафреK нии вместо этого совершается попытка реституции, которой мы и обязаны бросающимися в глаза болезненными явлениями. ПоK скольку парафрения часто — если не в большинстве случаев — соK провождается лишь частичным отделением либидо от объектов, то в ее картине можно выделить три группы явлений: 1) сохранившиK еся нормальные или невротические явления (остаточные явления); 2) проявления болезненного процесса (отделение либидо от объекK тов, кроме того, мания величия, ипохондрия, аффективные наруK шения, все виды регрессии); 3) явления реституции, в результате которой по схеме при истерии (dementia praecox, истинной параK френии) или по схеме невроза навязчивых состояний (паранойи) либидо снова устремляется на объекты. Этот новый либидинозный катексис происходит с другого уровня и при других условиях по 55 23 сравнению с первичным1. Различие между возникшими в данном случае неврозами переноса и соответствующими образованиями нормального Я, поKвидимому, позволит нам получить самое глубоK кое понимание структуры нашего душевного аппарата. Третий подход к изучению нарцизма открывает нам любовK ная жизнь людей в ее различной дифференциации у мужчины и женщины. Подобно тому, как в наших наблюдениях объектное либидо вначале было закрытым либидо Я, точно так же при выбоK ре объекта ребенком (и подростком) мы сначала заметили, что свои сексуальные объекты он выбирает в соответствии со своими переK живаниями удовлетворения. Первое аутоэротическое сексуальное удовлетворение переживается в связи с жизненно важными фунK кциями, служащими самосохранению. Сексуальные влечения снаK чала примыкают к удовлетворению влечений Я и только позднее становятся независимыми от последних; но это примыкание проK является также и в том, что люди, имеющие дело с кормлением, охраной ребенка и уходом за ним, то есть в первую очередь мать или тот, кто ее заменяет, становятся его первыми сексуальными объектами. Наряду с этим типом и этим источником выбора объекK та, который можно назвать примыкающим2, аналитическое исслеK дование познакомило нас со вторым типом, встретить который мы никак не ожидали. Мы обнаружили — особенно четко у лиц, либидинозное развитие которых было нарушено, например, у изK вращенцев и гомосексуалистов, — что позднее они выбирают объект любви не по прообразу матери, а по прототипу собственK ной персоны. В качестве объекта любви они явно ищут самих себя, 1 [Некоторые дополнительные замечания по этому поводу см. ниже, на с. 174–175, в заключительной части работы «Бессознательное» (1915е).] 2 [Пожалуй, термин «примыкающий тип» в печатном виде появляется здесь впервые. И наоборот, представление о том, что ребенок через потребK ность в пище обретает свой первый сексуальный объект, можно найти еще в первом издании «Трех очерков по теории сексуальности» (1905d), Studien# ausgabe, т. 5, с. 125–126; однако два или три места, в которых там встречается термин «примыкающий тип», были добавлены лишь в издании 1915 года. Похоже, что введение этого понятия было подготовлено во второй работе Фрейда, посвященной психологии любви (1912d), там же, с. 200. Выражение «примыкающий» в аналогичном смысле употреблялось в начале 3Kго раздела анализа Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 185, однако гипотеза, лежаK щая в его основе, приведена не была. Следует заметить, что в данном контекK сте слово «примыкающий» обозначает отношение сексуальных влечений к влечениям Я, но не отношение ребенка к матери.] 56 24 обнаруживая тип выбора объекта, который следует назвать нар# циссическим. В этом наблюдении можно увидеть самый сильный мотив, склонивший нас к гипотезе о нарцизме. Мы не пришли к заключению, что люди четко делятся на две разные группы в зависимости от того, к какому типу выбора объекK та они принадлежат — нарциссическому или примыкающему, а скорее предполагаем, что каждому человеку открыты оба пути выбора объекта, причем он может предпочесть как тот, так и друK гой. Мы говорим, что у человека есть два первоначальных сексуK альных объекта — он сам и заботящаяся о нем женщина, предпоK лагая при этом, что у каждого человека существует первичный нарцизм, который при случае может оказывать доминирующее воздействие при выборе им объекта. Сравнение мужчины и женщины показывает, что по отношеK нию к типу выбора объекта у них наблюдаются фундаментальK ные, хотя, разумеется, и не регулярные различия. Абсолютная любовь к объекту по примыкающему типу, в сущности, характерK на для мужчины. Она обнаруживает поразительную сексуальную переоценку, которая, видимо, проистекает из первоначального нарцизма ребенка и, следовательно, соответствует переносу нарK цизма на сексуальный объект. Эта сексуальная переоценка споK собствует возникновению своеобразного состояния влюбленносK ти, напоминающего невротическую навязчивость, которое, таким образом, объясняется оскудением либидо у Я в пользу объекта1. Иначе происходит развитие у самого распространенного, вероятK но, самого чистого и настоящего типа женщины. Здесь в ходе пуK бертатного развития благодаря формированию дотоле латентных женских половых органов, поKвидимому, происходит усиление первоначального нарцизма, которое неблагоприятно сказывается на развитии настоящей, сопряженной с сексуальной переоценкой объектной любви. Особенно в том случае, когда в процессе своего развития женщина становится красивой, у нее возникает самодоK вольство, возмещающее ее социально ограниченную свободу в выK боре объекта. Строго говоря, такие женщины любят только самих себя, причем так же сильно, как их любит мужчина. Они и нуждаK 1 [К этой теме Фрейд снова возвращается при обсуждении состояния влюбленности в 8Kй главе «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 106–106.] 57 25 ются не в том, чтобы любить, а в том, чтобы быть любимой, и им нравятся мужчины, которые выполняют это условие. Значение этого типа женщин для любовной жизни людей следует оценить весьма высоко. Такие женщины наиболее привлекательны для мужчин, причем не только по эстетическим причинам, поскольку обычно они очень красивы, но и в силу любопытных психологиK ческих констелляций. Нетрудно заметить, что нарцизм человека обладает большой притягательной силой для тех людей, которые полностью отказались от собственного нарцизма ради объектной любви; очарование ребенка во многом основывается на его нарK цизме, самодовольстве и недоступности, равно как и очарование некоторых животных, например кошек и крупных хищников, которых словно ничего не заботит. И даже в художественных проK изведениях великий преступник и юморист увлекают нас той нарK циссической последовательностью, с которой они умеют отстраK нять от своего Я все, что его принижает. Мы словно завидуем тому, что они сохранили счастливое душевное состояние, неприступK ную позицию либидо, от которой сами мы давно уже отказались. Однако большая привлекательность нарциссической женщины не лишена и оборотной стороны; неудовлетворенность влюбленного мужчины, сомнения в любви женщины, сетования на загадочность ее души во многом объясняются этим несовпадением типов выбоK ра объекта. Наверное, нелишне будет заверить, что, изображая в таком виде женскую любовную жизнь, я далек от какогоKлибо стремлеK ния принизить женщину. Помимо того, что мне вообще чужды такие тенденции, я знаю также, что это развитие в различных наK правлениях соответствует дифференциации функций в необычайK но сложных биологических взаимосвязях; кроме того, я готов приK знать, что существует огромное множество женщин, которые любят по мужскому типу и обнаруживают соответствующую сексуальK ную переоценку. Но и у нарциссических, оставшихся холодными к мужчине женщин есть путь, который ведет их к полноценной объектной любви. В ребенке, который у них рождается, они соприкасаются с частью собственного тела как посторонним объектом, которому, основываясь на нарцизме, могут теперь подарить полноценную объектную любовь. Другим женщинам не надо дожидаться реK бенка, чтобы в своем развитии сделать шаг от (вторичного) нарK 58 26 цизма к объектной любви. До пубертата они сами ощущали себя мальчиками и отчасти развивались как мальчики; после того как с наступлением женской зрелости это устремление пропадает, у них сохраняется способность тянуться к мужскому идеалу, являющеK муся, собственно говоря, продолжением того мальчишеского суK щества, которым они сами когдаKто были1. Эти вскользь затронутые наблюдения завершит краткий обK зор способов выбора объекта. Человек любит: 1) по нарциссическому типу: а) такого, как он сам (самого себя), б) такого, каким он был когдаKто, в) такого, каким он хотел бы быть, г) человека, который прежде был частью его самого; 2) по примыкающему типу: а) кормящую женщину, б) защищающего мужчину и весь ряд замещающих их людей. Случай в) первого типа мы сможем объяснить лишь в ходе последующих рассуждений. [См. ниже с. 71.] Значение нарциссического объекта при гомосексуальности у мужчин необходимо будет рассмотреть в другом контексте2. Предполагаемый нами первичный нарцизм ребенка, составляK ющий одну из предпосылок нашей теории либидо, гораздо труднее распознать путем непосредственного наблюдения, нежели доказать логически, отталкиваясь от другого исходного пункта. РассматриK вая отношение нежных родителей к своим детям, необходимо поK нимать его как оживление и воспроизводство собственного нарK цизма, от которого они давно отказались. В этих чувственных отношениях, как известно, явно преобладает признак переоценки, который мы расценили как стигму нарцизма еще при рассмотрении выбора объекта. Так, например, существует потребность приписыK вать ребенку все совершенства, к чему при здравом наблюдении не 1 [Свои взгляды на женскую сексуальность Фрейд развивал в ряде более поздних работ, таких, как «Психогенез одного случая женской гомосексуальK ности» (1920е), «Некоторые психические последствия анатомического разлиK чия между полами» (1925j), «О женской сексуальности» (1931h), а также в 33Kй лекции «Нового цикла» (1933а).] 2 [Этот вопрос Фрейд затронул еще в 3Kм разделе своего очерка, посвяK щенного Леонардо (1910с), Studienausgabe, т. 10, с. 124 и далее.] 59 27 было бы никакого повода, а также скрывать и забывать все его неK достатки, с чем связано также и отрицание детской сексуальности. Но существует также склонность избавить ребенка от всех требоваK ний культуры, с которыми пришлось считаться собственному нарK цизму, и возродить у него претензии на давно уже отвергнутые приK вилегии. Ребенку должно быть лучше, чем его родителям, он не должен подчиняться необходимостям, которые царят в жизни. Ни болезнь, ни смерть, ни отказ от наслаждений, ни ограничение собK ственной воли не должны касаться ребенка; законы природы и обK щества к нему не относятся, он действительно должен стать центK ром и средоточием мироздания. His Majesty the Baby1 — таким взрослый человек когдаKто казался себе. Он должен исполнить неK исполненные желания родителей, стать вместо отца великим челоK веком, героем, дочь должна получить в мужья принца в качестве позднего вознаграждения матери. Самый уязвимый момент нарK циссической системы — жестоко попираемое реальностью бессмерK тие Я — сохраняется, найдя свое прибежище в ребенке. ТрогательK ная, по сути, такая детская родительская любовь — это не что иное, как возрожденный нарциссизм родителей, который при превращеK нии в объектную любовь совершенно открыто проявляет свою преK жнюю сущность. III Каким нарушениям подвержен первоначальный нарцизм реK бенка и какие реакции используются для их предотвращения, а также на какие пути он при этом оттесняется — все эти вопросы я хотел бы пока отложить как важный рабочий материал, который все еще ждет своего разъяснения. Наиболее важную его часть можK но выделить как «комплекс кастрации» (страх за пенис у мальчиK ка, зависть к пенису у девочки) и обсудить ее во взаимосвязи с влиK янием сексуального запугивания в раннем детстве. 1 [ПоKвидимому, намек на относящееся к эпохе правления Эдуарда VII известное в свое время изображение Королевской академии, снабженное этой надписью, где двое лондонских полицейских останавливают оживленное уличное движение, чтобы няня смогла перевезти через дорогу детскую коK ляску. Выражение «Его Величество Я» встречается в более ранней работе ФрейK да «Поэт и фантазирование» (1908е), Studienausgabe, т. 10, с. 176.] 60 28 Психоаналитическое исследование, которое обычно дает нам возK можность проследить судьбу либидинозных влечений, когда они, будучи изолированными от влечений Я, находятся к ним в оппоK зиции, позволяет нам сделать выводы о том времени и той психиK ческой ситуации, когда оба типа влечений проявляются в виде нарциссических интересов, пока еще действующих заодно в неK разделимом смешении. Из этой взаимосвязи А. Адлер [1910] соK здал свое понятие «мужской протест», который он объявляет чуть ли не единственной движущей силой образования характера и неK врозов, объясняя его не нарциссическим, то есть всеKтаки либиK динозным, стремлением, а социальной оценкой. С точки зрения психоаналитического исследования существование и значение «мужского протеста» признавалось с самого начала, но вопреки Адлеру отстаивалась его нарциссическая природа и происхождеK ние из «комплекса кастрации». Он относится к характерологичесK кому образованию, в развитии которого он участвует наряду с друK гими факторами, и совершенно непригоден для объяснения проблемы неврозов, где Адлер учитывает только то, каким обраK зом они служат интересам Я. Я считаю абсолютно невозможным поставить генез неврозов на узкую основу «комплекса кастрации», как бы сильно он ни проявлялся даже у мужчин среди других виK дов сопротивления лечению невроза. Наконец, мне также известK ны случаи неврозов, в которых «мужской протест», или — в нашем понимании — «комплекс кастрации», патогенной роли не играет или вообще отсутствует1. Наблюдение за нормальным взрослым человеком показываK ет, что его прежняя мания величия приглушена, а психические особенности, по которым мы судим о его детском нарцизме, сглаK 1 [В письме от 30 сентября 1926 года Леонардо Вайсу (которому мы блаK годарны за эти сведения) Фрейд пишет: «Ваш вопрос по поводу моего выскаK зывания во «Введении понятия “нарцизм”», бывают ли неврозы, при которых комплекс кастрации никакой роли не играет, приводит меня в замешательK ство. Не знаю, о чем я тогда думал. Сегодня, однако, я не смог бы назвать ни одного невроза, в котором не встречался бы этот комплекс, и уж во всяком случае сегодня я бы этой фразы не написал. Но пока обо всей этой области мы знаем еще слишком мало, и я предпочел бы не привязываться окончательно ни к одной странице» (Freud, 1970а; нем. изд., 1973, с. 70). — Другие критиK ческие замечания относительно представлений Адлера о «мужском протесте» содержатся в очерке «История психоаналитического движения» (1914d) и — более подробные — в работе «“Ребенка бьют”» (1919е), Studienausgabe, т. 7, с. 251–253.] 61 29 жены. Что сталось с его либидо Я? Должны ли мы предполагать, что все его количество израсходовано на объектные катексисы? Эта возможность явно противоречит всему ходу наших рассуждеK ний; но для другого ответа на этот вопрос мы можем также заимK ствовать сведения из психологии вытеснения. Мы уже знаем, что импульсы либидинозного влечения подK вергаются патогенному вытеснению, если они вступают в конфK ликт с культурными и этическими представлениями индивида. Под этим условием отнюдь не понимается, что человек обладает только интеллектуальным знанием о существовании этих предK ставлений; всякий раз здесь имеется в виду, что он считает их опK ределяющими для себя и подчиняется вытекающим из них требоK ваниям. Вытеснение, как мы сказали, исходит из Я; мы могли бы уточнить: из самоуважения Я. Те же впечатления, переживания, импульсы, желания, которые один человек допускает у себя или, по крайней мере, сознательно перерабатывает, отвергаются друK гим с полным негодованием или подавляются еще до их осознаK ния1. Но различие между ними как условие вытеснения легко обK лечь в выражения, которые позволяют его понять благодаря теории либидо. Мы можем сказать, что один соорудил в себе идеал, с коK торым он сверяет свое фактическое Я, тогда как другому такого образования идеала недостает. Таким образом, образование идеаK ла является условием вытеснения со стороны Я2. Этому идеалу Я принадлежит теперь та любовь к себе, котоK рой в детстве наслаждалось действительное Я. Нарцизм перемесK тился на это идеальное Я, которое, как и инфантильное, обладает всеми ценными совершенствами. Человек оказался здесь, как это всегда бывает в сфере либидо, неспособным отказаться от некогда испытанного удовлетворения. Он не хочет лишиться нарциссиK ческого совершенства своего детства, и если не смог сохранить его, то, сдерживаемый предостережениями, полученными в период своего развития, и побуждаемый собственными суждениями, он пытается вновь обрести его в форме ЯKидеала. То, что он проециK рует как свой идеал, есть замена утраченного нарцизма своего детK 1 [Некоторые другие замечания см. ниже, на с. 120, в работе о вытеснеK нии (1915d).] 2 [Комментарий к этому положению содержится в сноске к главе ХI рабоK ты «Психология масс и анализ Я» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 122, прим. 2.] 62 30 ства, в котором он сам для себя был идеалом1. Напрашивается мысль исследовать отношение этого образоK вания идеала к сублимации. Сублимация представляет собой проK цесс, происходящий с объектным либидо, который состоит в том, что влечение устремляется на другую цель, далекую от сексуальK ного удовлетворения; при этом акцент делается на отвлечении от сексуальной сферы. Идеализация представляет собой процесс, происходящий с объектом, в результате которого этот объект, не меняясь по существу, психически возвеличивается и превозноK сится. Идеализация возможна как в области либидо Я, так и в обK ласти объектного либидо. Например, сексуальная переоценка объекта представляет собой его идеализацию. Поскольку, стало быть, сублимация описывает то, что происходит с влечением, а идеK ализация — то, что происходит с объектом, в понятийном отношеK нии их следует отличать друг от друга2. Часто в ущерб пониманию образование ЯKидеала путают с субK лимацией влечения. Если ктоKто сменил свой нарцизм на почитаK ние высокого ЯKидеала, то это еще не означает, что ему удалась сублимация своих либидинозных влечений. Хотя ЯKидеал и треK бует такой сублимации, он не может вынудить к ней; сублимация остается особым процессом, начало которого может быть стимуK лировано идеалом, но его осуществление совершенно не зависит от этого стимулирования. Именно у невротиков можно обнаруK жить наивысшую разность напряжений между формированием ЯKидеала и степенью сублимации их примитивных либидинозK ных влечений, и в целом гораздо труднее заставить убедиться в неK целесообразном использовании своего либидо идеалиста, нежели простого и скромного в своих притязаниях человека. Отношение образования идеала и сублимации к причинам возникновения невроза также совершенно различное. Образование идеала, как мы уже слышали, повышает требования Я и является мощнейшим фактором, способствующим вытеснению; сублимация представK ляет собой выход из положения, когда требование может быть выполнено, не приводя к вытеснению1. Было бы неудивительно, если бы мы обнаружили особую псиK 1 [В изданиях до 1924 года здесь говорится «… есть лишь замена…»] [К вопросу идеализации Фрейд возвращается в 8Kй главе «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 105.] 2 63 31 хическую инстанцию, задача которой состоит в том, чтобы слеK дить за обеспечением нарциссического удовлетворения от ЯKидеK ала и с этой целью непрерывно наблюдать за фактическим Я, свеK ряя его с идеалом2. Если такая инстанция существует, то выявить ее для нас оказывается невозможным; мы можем только распозK нать ее как таковую, сказав себе: то, что мы называем своей сове# стью, отвечает этой характеристике. Признание этой инстанции позволяет нам понять так называемый бред соблюдения, или, верK нее, наблюдения, который столь ясно проявляется в симптоматоK логии параноидных заболеваний, но также может встречаться в каK честве самостоятельного заболевания или вкрапляться в невроз переноса. Тогда больные жалуются на то, что все их мысли извесK тны, за всеми их действиями наблюдают и надзирают; об их дейK ствиях эту инстанцию информируют голоса, которые — что хаK рактерно — говорят о них в третьем лице («сейчас она снова об этом думает», «сейчас он уходит»). Эта жалоба правильна, она отK ражает истину; такая сила, которая следит за всеми нашими намеK рениями, узнает их и критикует, действительно существует, приK чем у всех нас в обычной жизни. Бред наблюдения изображает ее в регрессивной форме, при этом раскрывает ее возникновение и причину, отчего больной и восстает против нее. Собственно говоря, стимул к образованию ЯKидеала, стражем которого назначена совесть, исходил из передаваемого через голос критического воздействия родителей, к которым с течением вреK мени примкнули воспитатели, учителя и все необозримое, не подK дающееся определению множество других лиц из внешнего окруK жения (окружающие люди, общественное мнение). Большие количества преимущественно гомосексуального лиK бидо были привлечены для образования нарциссического ЯKидеK ала, и они отводятся и удовлетворяются в процессе его сохранеK ния. Институт совести вначале был, по существу, воплощением 1 [Возможность взаимосвязи между сублимацией и превращением секK суального объектного либидо в нарциссическое Фрейд обсуждает в начале 3K й главы работы «Я и Оно» (1923b), см. ниже с. 318–319.] 2 [Позднее Фрейд разработал понятие СверхKЯ, которое представляет собой комбинацию этой инстанции и ЯKидеала. Ср. 11Kю главу «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 120 и далее, а также 2Kю главу работы «Я и Оно» (1923b), с. 288 и далее в этом томе.] 64 32 родительской, а в дальнейшем — общественной критики; этот же процесс повторяется при возникновении склонности к вытеснеK нию вследствие вначале внешнего запрета или препятствия. Теперь голоса, а также оставшаяся неопределенной масса повеK левавших людей вновь появляются при болезни, и тем самым регрессивно воспроизводится история развития совести. СопроK тивление же этой цензорской инстанции объясняется тем, что в соответствии с основным характером заболевания человек хоK чет избавиться от всех этих влияний, начиная с родительского, отводя от них гомосексуальное либидо. В регрессивном отобраK жении их совесть враждебно противостоит им в виде воздействия извне. Жалоба при паранойе показывает также, что самокритика соK вести, в сущности, совпадает по времени с самонаблюдением, на котором она основывается. Та же самая психическая деятельность, взявшая на себя функцию совести, стала также служить внутренK нему исследованию, которое поставляет философии материал для ее мыслительных операций. С этим, пожалуй, связан импульс к поK строению спекулятивных систем, который характерен для параK нойи1. Разумеется, если мы сможем выявить признаки деятельности этой критически наблюдающей инстанции, возросшей до совести и философской интроспекции, и в других областях, то это будет иметь для нас большое значение. К этим признакам я отношу то, что Г. Зильберер описал в качестве «функционального феномеK на» — одно из немногих дополнений к теории сновидений, ценK ность которого неоспорима. Как известно, Зильберер показал, что в состояниях между сном и бодрствованием можно непосредственK но наблюдать превращение мыслей в зрительные образы, но что при таких условиях зачастую изображается не содержание мысK лей, а состояние (готовности, усталости и т.д.), в котором нахоK дится борющийся со сном человек. Он также показал, что иногда 1 Только в качестве предположения добавлю, что с формированием и усиK лением этой наблюдающей инстанции, возможно, связано последующее поK явление (субъективной) памяти и восприятия времени, которое для бессозK нательных процессов не имеет никакого значения. [Дальнейшие пояснения по этому вопросу содержатся в работе «Бессознательное» (1915е), с. 157–160 в этом томе.] 65 33 заключительные части снов и фрагменты содержания сновидения означают не что иное, как самовосприятие человеком сна и проK буждения. Таким образом, он доказал участие самонаблюдения — в смысле паранойяльного бреда наблюдения — в образовании сноK видений. Это участие непостоянно; наверное, я и не обратил на него внимания потому, что в моих собственных снах оно особой роли не играет; у философски одаренных, привыкших к интросK пекции людей оно может быть очень отчетливым1. Вспомним, что образование сновидения, как мы обнаружиK ли, происходит под властью цензуры, вынуждающей к искажеK нию мыслей сна. Но под этой цензурой мы не имеем в виду каK куюKто особую силу — мы выбрали это слово для обозначения обращенной к мыслям сновидения стороны вытесняющих, влаK ствующих над Я тенденций. Внимательно рассмотрев структуру Я, в ЯKидеале и в динамических проявлениях совести мы сможем распознать также и цензора сновидений2. Если этот цензор хоть немного продолжает следить также и во время сна, то мы поймем, что условие его деятельности — самонаблюдение и самокритика — вносит свой вклад в содержание сновидения в виде таких замечаK ний, как «Сейчас он слишком сонный, чтобы думать», «Теперь он просыпается» и т. д.3 С этих позиций мы можем попытаться обсудить вопрос о чувK стве собственной значимости у нормального человека и у невротика. Чувство собственной значимости кажется нам прежде всего выражением величины Я, а то, из чего оно состоит, далее не учиK 1 [Г. Зильберер (1909 и 1912). В 1914 году, то есть в том же году, когда Фрейд написал данную работу, он добавил в «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 483–485, гораздо более подробное обсуждение этого явления.] 2 [Здесь, а также в начале следующего предложения и ниже, на с. 69, Фрейд употребляет личную форму «цензор» вместо обычно используемого слова «цензура». Ср. пассаж в «Толковании сновидений», на который указыK валось в предыдущем примечании (Studienausgabe, т. 2, с. 485 и прим. 1). Различие между обоими выражениями Фрейд поясняет в конце своей 26Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917): «Самонаблюдающая инK станция известна нам как цензор Я, как совесть; это та же самая инстанция, которая ночью осуществляет цензуру сновидения…» (Studienausgabe, т. 1, с. 413.)] 3 Я не могу здесь определенно сказать, способно ли отделение этой ценK зорской инстанции от остального Я психологически обосновать философсK кое разделение сознания и самосознания. 66 34 тывается. Все, чем владеет и чего достиг человек, всякий подтверK жденный опытом остаток примитивного чувства всемогущества помогает повысить чувство собственной значимости. Если мы введем наше разграничение сексуальных влечений и влечений Я, то должны будем признать за чувством собственK ной значимости особую внутреннюю зависимость от нарциссиK ческого либидо. При этом мы опираемся на два основных факта: что при парафрениях чувство собственной значимости повышеK но, а при неврозах переноса понижено и что в любовной жизни у нелюбимого человека чувство собственной значимости снижаK ется, а у любимого оно повышается. Мы отмечали, что цель при нарциссическом выборе объекта — быть любимым, и это дает удовлетворение1. Далее нетрудно заметить, что либидинозный катексис объекK тов не повышает чувство собственной значимости. Зависимость от любимого объекта действует уничижительно; кто влюблен — тот покóрен. Кто любит, тот, так сказать, лишился части своего нарцизма, и он может его сохранить лишь будучи любимым. Во всех этих отношениях чувство собственной значимости, поKвидиK мому, остается связанным с нарциссическим компонентом в люK бовной жизни. Ощущение бессилия, собственной неспособности любить вследствие душевных или телесных расстройств в значительной степени подрывает чувство собственной значимости. Здесь, по моему мнению, следует искать один из источников столь охотно проявляемых невротиками чувств неполноценности. Но главный источник этих чувств — обеднение Я, возникающее изKза чрезвыK чайно сильных катексисов, лишающих Я либидо, то есть поврежK дение Я вследствие сексуальных стремлений, которые уже не подK даются контролю. Адлер [1907] справедливо отметил, что ощущение собственK ной органической неполноценности стимулирует дееспособную душевную жизнь и посредством сверхкомпенсации ведет к повыK шению продуктивности. Но было бы большим преувеличением объяснять все высокие достижения этой первоначальной неполK ноценностью органов. Не у всех художников были дефекты зреK 1 [На эту тему Фрейд рассуждает в 8Kй главе в своей «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 136–137.] 67 35 ния, не все ораторы вначале заикались. Многие превосходные результаты были достигнуты благодаря исключительной одаренK ности органов. В этиологии неврозов органическая неполноценK ность играет второстепенную роль — примерно такую же, какую актуальное восприятие материала играет в образовании сновидеK ния. Невроз пользуется ею как предлогом, как и всякими другиK ми подходящими обстоятельствами. Но если поверить невротиK ческой пациентке, что она заболела изKза того, что некрасива, уродлива, непривлекательна, и поэтому ее никто не может полюK бить, то следующая больная, которая застревает в неврозе и отверK гает половую жизнь, хотя кажется привлекательной и пользуется успехом, доказывает обратное. Большинство истерических женK щин принадлежит к привлекательным и даже красивым предстаK вительницам своего пола, а, с другой стороны, многочисленные уродства, обезображенные органы и физические недостатки у предK ставителей низших слоев нашего общества никак не влияют на частоту невротических заболеваний в их среде. Отношение чувства собственной значимости к эротике (к лиK бидинозным катексисам объектов) можно сформулировать слеK дующим образом: необходимо различать два случая — сообразны ли Я любовные катексисы, или, наоборот, подверглись ли они вытеснению. В первом случае (при сообразном Я использовании либидо) любовь ценится подобно любой другой активности Я. Сама по себе любовь — как страдание, лишение — снижает чувK ство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает. В случае вытеснения лиK бидо любовный катексис воспринимается как неприятное уменьK шение Я, любовное удовлетворение невозможно, новое обогащеK ние Я возможно лишь посредством отведения либидо от объектов. Такое возвращение объектного либидо к Я, его превращение в нарK цизм, так сказать, опять представляет собой счастливую любовь1, а с другой стороны, также и реальная счастливая любовь соответK ствует первичному состоянию, в котором объектное либидо и лиK бидо Я неразличимы. Ввиду важности и неясности предмета, наверное, будет поK зволительно добавить здесь некоторые другие положения без соK 1 [В первом издании и только в нем вместо «представляет собой» стоит «создает»]. 68 36 блюдения строгой очередности. Развитие Я состоит в удалении от первичного нарцизма, коK торое вызывает интенсивное желание обрести его вновь. Это удаK ление происходит посредством смещения либидо на навязанный извне ЯKидеал, на удовлетворение благодаря осуществлению этоK го идеала. Одновременно Я создает либидинозные объектные катексиK сы. Ради этих катексисов, таких, как катексис ЯKидеала, оно осK кудевает и снова обогащается благодаря удовлетворению, полуK ченному от объектов, а также благодаря осуществлению идеала. Одна часть чувства собственной значимости первичная, она представляет собой остаток детского нарцизма, другая часть проK исходит из подтвержденного опытом всемогущества (осуществK ления ЯKидеала), третья часть — из удовлетворения объектного либидо. ЯKидеал поставил либидинозное удовлетворение от объектов в тяжелые условия, с помощью своего цензора1 заставляя откаK заться от некоторых его форм как от недопустимых. Там, где таK кой ЯKидеал не развился, упомянутое сексуальное стремление вхоK дит в состав личности без изменений в виде перверсии. Снова быть своим собственным идеалом даже в отношении сексуальных стремK лений, как это было в детстве, — вот чего люди желают добиться как высшего счастья. Влюбленность состоит в перетекании либидо Я на объект. Она обладает достаточной силой, чтобы устранить вытеснения и восK становить перверсии. Она возвышает сексуальный объект до секK суального идеала. Поскольку она происходит по объектному типу или типу примыкания на основе исполнения инфантильных усK ловий любви, можно сказать: то, что отвечает этим условиям любK ви, идеализируется. Сексуальный идеал может вступать с ЯKидеалом в любопытK ные отношения взаимопомощи. Там, где нарциссическое удовK летворение наталкивается на реальные препятствия, сексуальный идеал может использоваться для получения эрзацKудовлетвореK ния. В таком случае человек по типу нарциссического выбора объекта любит то, чем он был и чего лишился, или то, что обладает достоинствами, которыми он вообще не обладает (см. выше пункт 1 [См. прим. 2 на с. 66.] 69 37 в [с. 59]). Формула, соответствующая предыдущей, гласит: челоK век любит то, чего не хватает Я для достижения идеала. Этот слуK чай поддержки имеет особое значение для невротика, Я которого оскудевает изKза чрезмерных объектных катексисов и не в состояK нии осуществить свой идеал. В таком случае от расточительного расходования своего либидо на объекты он хочет вернуться к нарK цизму, выбирая себе сексуальный идеал по нарциссическому типу, который обладает недостижимыми для него достоинствами. Это и есть исцеление через любовь, которое он, как правило, предпочиK тает аналитическому. Более того, он не может поверить в другой механизм исцеления, с ожиданием этого он приступает к лечению и направляет это свое ожидание на персону лечащего его врача. Разумеется, этому плану исцеления препятствует неспособность больного любить вследствие его обширных вытеснений. Если в процессе лечения ему удалось оказать определенную помощь, то зачастую за этим следует непредвиденный результат — больной отказывается от дальнейшего лечения для того, чтобы сделать выK бор в любви и доверить дальнейшее выздоровление совместной жизни с любимым человеком. Таким исходом можно было бы удовлетвориться, не будь он чреват всеми опасностями тягостной зависимости от этого помощника в беде. От ЯKидеала важный путь ведет к пониманию психологии масс. Этот идеал, помимо индивидуального, имеет и социальный компонент, он также является общим идеалом семьи, сословия, нации. Кроме нарциссического либидо, он связал также большое количество гомосексуального либидо человека1, которое таким способом возвращается в Я. Неудовлетворенность изKза неосущеK ствления этого идеала высвобождает гомосексуальное либидо, которое превращается в сознание вины (социальный страх). СоK знание вины было первоначально страхом перед родительским наказанием, точнее сказать: перед утратой их любви; место родиK телей позднее заняла неопределенная масса товарищей. Таким обK разом, становится более понятным частое возникновение параK нойи вследствие обиды, переживаемой Я, невозможности удовлетворения в сфере ЯKидеала, а также совпадение образоваK 1 [Значение гомосексуальности для организации групп отмечалось еще в работе «Тотем и табу» (1912–1913), Studienausgabe, т. 9, с. 428; Фрейд также указывает на него в «Психологии масс» (1921с), там же, с. 116, прим. и с. 132.] 70 38 ния идеала и сублимации в идеале Я, прекращение сублимации и возможное преобразование идеалов при парафренических забоK леваниях. 71 Влечения и их судьбы (1915) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1915 Int. Z. ärztl. Psychoanal., т. 3 (2), 84–100. 1918 S. K. S. N., т. 4, 252–278. (1922, 2Kе изд.) 1924 G. S., т. 5, 443–465. 1924 Technik und Metapsychol., 165–187. 1931 Theoretische Schriften, 58–82. 1946 G. W., т. 10, 210–232. Фрейд приступил к написанию этой работы 15 марта 1915 года; это исследование было завершено вместе с последующим («ВытеснеK ние») 4 апреля. В самом начале необходимо обратить внимание на то, что в исK пользовании выражений «влечение» и «репрезентация влечения» Фрейд не всегда был последователен. На с. 91, ниже, он говорит о влечении, что оно предстает как «пограничное понятие между душевным и сомаK тическим, как психический репрезентант1 возникающих внутри тела и достигающих души раздражителей». Ранее он уже дважды давал сходK ные определения. Так, за несколько лет до этого в своем обсуждении случая Шредера (1911с), в конце раздела III он констатирует: «Мы поK ниманием влечение как пограничное понятие между соматическим и душевным, видим в нем психические репрезентанты органических сил…» (Studienausgabe, т. 7, с. 196). А в одном пассаже, который, вероятK но, был написан за несколько месяцев до представленной здесь работы и подготовлен к третьему изданию его «Трех очерков» (1905d) (оно вышK ло в 1915 году, но было снабжено предисловием от октября 1914 года), он описывает влечение как «психическую репрезентацию непрерывно текущих, интрасоматических источников раздражения… Таким обраK зом, влечение — это одно из понятий, разграничивающих душевное и телесное» (Studienausgabe, т. 5, с. 76). Эти три высказывания создают впечатление, что Фрейд не делал никакого различия между «влечениK ем» и его «психической репрезентацией». Очевидно, само влечение он рассматривал как психическую репрезентацию соматических сил. Но 1 Термин «репрезентант», который появляется здесь и в анализе Шредера (1911c), обычно используется в юриспруденции, в частности в конституционK ном праве. Во всех последующих цитатах, равно как и почти во всех поздних работах, Фрейд употребляет более абстрактную форму «репрезентация». 81 43 если мы теперь обратимся к последующим работам этой серии, склаK дывается впечатление, что в них он проводит четкое различие между влечением и его психической репрезентацией. Отчетливее всего это, пожалуй, проявляется в одном пассаже в работе «Бессознательное» (1915е с. 147 ниже): «Влечение никогда не бывает объектом сознания, им может быть только представление, которое его репрезентирует. Но и в бессознательном оно не может быть репрезентировано иначе, кроK ме как через представление... И если мы всеKтаки говорим о бессознаK тельном импульсе влечения или о вытесненном импульсе влечения… [то] имеем здесь в виду лишь импульс влечения, репрезентация котороK го бессознательна…» Эту же идею можно встретить и в других местах. Например, в работе «Вытеснение» (1915d, с. 117 ниже) Фрейд говорит о «психической репрезентации (представлении) влечения» и продолK жает: «… данная репрезентация отныне остается неизменной, и с нею связано влечение». Далее в этой работе (с. 122) он описывает репрезенK тацию влечения как «представление или группу представлений, котоK рые со стороны влечения катектированы определенной суммой псиK хической энергии (либидо, интереса)», и добавляет, «что наряду с представлением необходимо учитывать еще и нечто иное, репрезентиK рующее влечение…» Таким образом, в этой второй серии цитат влечеK ние рассматривается уже не как психическая репрезентация соматиK ческих импульсов, а, собственно, как нечто непсихическое. Эти явно различные представления о сущности влечения встречаются также и в более поздних сочинениях Фрейда, при этом преобладает второе. ВозK можно, это противоречие все же кажущееся, а не реальное, и ключ к разгадке заключается, быть может, в двусмысленности самого поняK тия — а именно пограничного понятия между соматическим и психиK ческим. Фрейд неоднократно высказывал неудовлетворенность состояK нием психологических знаний о влечениях. Так, совсем незадолго до этого в своей работе, посвященной нарцизму (1914c, с. 48 выше), он сетовал на «полное отсутствие теории влечений, задающей некие ориK ентиры». Позднее, например, в работе «По ту сторону принципа удоK вольствия» (1920g, с. 260 ниже) он также говорит о влечениях, что они представляют собой «самый важный, равно как и самый непонятный элемент психологического исследования». Данная работа представK ляет собой сравнительно раннюю попытку подробного рассмотреK ния данного предмета. Хотя многочисленные последующие сочинеK ния на эту тему скорректировали и дополнили ее в целом ряде моментов, тем не менее ее можно считать наиболее ясным изложеK нием того, что Фрейд понимал под влечениями и способами их возK действия. Разумеется, в ходе последующих рассуждений Фрейд измеK нил свои взгляды на классификацию влечений и представления об их 82 44 более глубоких детерминантах; однако данная работа остается незаK менимым исходным базисом для понимания всего последующего разK вития теории. Представляется уместным подытожить здесь те изменения, коK торым подверглись взгляды Фрейда на классификацию влечений. Как ни странно, в явной форме понятие «влечение» появилось в трудах Фрейда сравнительно поздно. В период работы с Брейером, в письмах Флиссу (1950а) и даже в «Толковании сновидений» (1900а) выражение «влечение» почти не встречалось. И только в «Трех очерках» (1905g) мы обнаруживаем обстоятельное и непосредственное описание «секK суального влечения» как такового; «импульсы влечения», один из терK минов, наиболее часто употребляемых Фрейдом позднее, появляетK ся, поKвидимому, в работе «Навязчивые действия и религиозные обряды» (1907b). Но это, собственно говоря, относится лишь к языко# вому аспекту; само собой разумеется, термин «влечение» уже сущеK ствовал раньше, хотя и обозначался поKдругому. Вместо влечений Фрейд преимущественно говорил о «возбуждениях», «об аффективK ных представлениях», «импульсах желаний», «эндогенных раздражиK телях» и т.д. Так, например, далее (с. 86) проводится различие между «раздражителем» как некой силой, действующей, подобно единовреK менному толчку, и влечением как постоянной энергией. Однако точK но такое же различие почти в тех же словах Фрейд проводил еще за двадцать лет до этого, разве что вместо «раздражителей» и «влечений» он говорил тогда об «экзогенных» и «эндогенных возбуждениях» 1 . Точно так же Фрейд далее (с. 86–87) указывает на то, что примитивK ный организм не способен избегать потребностей, исходящих от влеK чений, с помощью бегства, как он это может сделать в случае внеK шних раздражителей. И эту мысль Фрейд также уже высказывал за двадцать лет до этого, причем снова использовав термин «эндогенные раздражители». Речь идет о «Проекте» 1895 года (1950а), где в первом разделе части I («Первое основное положение: количественный подK ход») говорится, что эндогенные раздражители «возникают из телеK сных клеток и порождают главные потребности: голод, дыхание, секK суальность», но само слово «влечение» здесь пока еще нигде не упоминается. Конфликт, лежащий в основе психоневрозов, в этот ранний пеK риод иногда описывается как конфликт между «Я» и «сексуальносK тью», и хотя термин «либидо» встречается часто, оно понимается как проявление «соматического сексуального напряжения», которое Фрейд в свою очередь трактует как химический процесс. И только в 1 См. в конце раздела III первой работы Фрейда, посвященной неврозу тревоги (1895b), Studienausgabe, т. 6, с. 46. 83 45 «Трех очерках» (1905d) термин «либидо» expresses verbis вводится для обозначения сексуального влечения. «Я» как вторая сторона в конфK ликте оставалось неопределенным гораздо дольше. Оно в основном рассматривалось в связи с его функциями — в частности, с «вытеснеK нием», «сопротивлением» и «проверкой реальности», но о его струкK туре или динамике речь пока еще не шла1 (не считая очень ранней попытки в четырнадцатом разделе части I «Проекта» 1895 года (1950а) под названием «Введение понятия Я». Понятие «влечения к самосохK ранению» пока еще не упоминалось, за исключением косвенной взаK имосвязи с теорией, согласно которой либидо примыкает к ним на ранних стадиях развития2; очевидно, более веского основания, чтобы связать их с ролью, которую играет Я в качестве вытесняющей инK станции в невротическом конфликте, не существовало. Затем Фрейд в краткой работе, посвященной психогенному нарушению зрения (1910i), как бы неожиданно ввел термин «влечения Я» совершенно независимо, отождествляя их, с одной стороны, с влечениями к саK мосохранению, а с другой — с функцией вытеснения. Отныне этот конфликт всегда изображается как борьба между двумя видами влеK чений, либидинозными и влечениями Я. Вместе с тем введение концепции «нарцизма» создало дополниK тельные сложности. В своей работе об этой теории (1914c) Фрейд разK вивает идею о существовании «либидо Я» (или «нарциссического либиK до»), которое катектирует Я, и в противоположность «объектному либидо», катектирующему объекты (см. 46 выше). Однако один пассаж в той работе (там же), а также одно замечание в данной (с. 92–93) свиK детельствуют о том, что уже в то время его одолевало сомнение в праK вильности своей дуалистической классификации влечений. В анализе Шребера (1911с) он поKпрежнему категорически настаивал на необхоK димости проводить разграничение между «катексисами Я» и «либидо», между «интересами из эротических источников» и «интересами вообK ще», и к этому разграничению он возвращается, возражая Юнгу в раK боте, посвященной нарцизму (с. 49–50 выше). Выражение «интерес» встречается также и в данном сочинении (с. 105), а в 26Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917) «интересы Я», или просто «интеK ресы», постоянно противопоставляются «либидо». Тем не менее свойK 1 Ср. заключительную часть «Предварительных замечаний издателей» к работе о нарцизме (см. 42 выше), а также обсуждение «проверки реальносK ти» в «Предварительных замечаниях издателей» к работе «МетапсихологиK ческое дополнение к теории сновидений» (с. 189–190 ниже). 2 См., например, пассаж в «Трех очерках» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 88; однако фраза, где упоминается влечение к сохранению жизни, была все же добавлена только в 1915 году. 84 46 ства этих нелибидинозных влечений оставались непонятными. ПовоK ротным пунктом во фрейдовской классификации влечений стала рабоK та «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g). В главе VI этого сочинения он выражает неудовлетворенность своей прежней позициK ей и категорически заявляет: «Разумеется, это нарциссическое либидо являлось также выражением силы сексуальных влечений в аналитиK ческом смысле, которое с самого начала нужно было идентифицироK вать с санкционированными “влечениями к самосохранению”» (с. 276 и далее ниже). Однако он поKпрежнему считал, что, помимо либидиK нозных, существуют также объектные влечения, и, придерживаясь дуK алистической позиции, выдвинул в этой работе гипотезу о существоваK нии влечения к смерти. Развитие своих представлений о классификации влечений Фрейд излагает в обстоятельном примечании в конце главы VI работы «По ту сторону принципа удовольствия», с. 287 ниже; дальK нейшее обсуждение этой темы в свете новой структурной модели псиK хики составляет главу IV работы «Я и Оно» (1923h), ниже с. 329 и далее. В главе VI работы «Неудовлетворенность культурой» (1930а) Фрейд еще раз подробно обсуждает эту проблему, при этом впервые особое внимание уделяя агрессивным и деструктивным влечениям. До сих пор он не придавал им большого значения, за исключениям тех феномеK нов, где они (как, например, в садизме и мазохизме) слиты с либидиK нозными элементами; теперь он рассматривает эти влечения в чистом виде и объявляет их производными влечения к смерти1. Еще позднее обсуждение этой темы содержится во второй половине 32Kй лекции «Нового цикла» (1933а) и, наконец, последнее резюме — в главе II опубK ликованного уже после смерти Фрейда «Очерка психоанализа» (1940а [1938]). 1 В «Предварительных замечаниях издателей» к работе «НеудовлетвоK ренность культурой» развитие взглядов Фрейда на эту тему излагается более подробно (см. Studienausgabe, т. 9, с. 194 и далее). Некоторые замечания о деK структивном влечении и возможности его сублимации содержатся в двух письмах Фрейда принцессе Марии Бонапарт от 27 мая и 17 июля 1937 года. Важные в этой связи положения приведены в конце упомянутого примечаK ния (с. 196). 85 Мы часто слышали требование о том, чтобы наука строилась на ясных и строго определенных фундаментальных понятиях. В действительности ни одна наука не начинается с таких опредеK лений, даже самая точная. Правильное начало научной деятельноK сти состоит, скорее, в описании явлений, которые затем группиK руются, классифицируются и вводятся во взаимосвязи. Но уже при описании нельзя не применить к материалу некоторые абстK рактные идеи, которые берутся, конечно, не только из нового опыK та. Еще более необходимы такие идеи, — которые впоследствии становятся базисными понятиями науки, — при дальнейшей обK работке материала. Сначала они неизбежно характеризуются изK вестной степенью неопределенности; о четко очерченном их соK держании не может быть и речи. Пока они находятся в таком состоянии, об их значении договариваются, постоянно ссылаясь на эмпирический материал, из которого они вроде бы берутся, но который на самом деле им подчиняется. Строго говоря, они носят характер конвенций, но при этом главное то, что они все же не выбираются произвольно, а определяются важными взаимосвяK зями с эмпирическим материалом, которые, как полагают, разгаK даны еще до того, как их удается выявить и доказать. И только после основательного исследования данной области феноменов поK является также возможность более строго очертить ее основные научные понятия и последовательно изменять их таким образом, чтобы они стали пригодными в большом объеме и при этом неK противоречивыми. И тогда, возможно, настанет время, чтобы заK печатлеть их в определениях. Но прогресс познания не терпит такK же и закостенелости определений. Как блестяще показывает пример физики, содержание «базисных понятий», установленных в определениях, тоже подвергается постоянному изменению1. Такое общепринятое, пока еще довольно туманное базисное понятие, без которого мы, однако, не можем обойтись в психолоK гии, — понятие влечения. Попытаемся с разных сторон наполнить его содержанием. 1 [Аналогичные мысли Фрейд уже развивал в своей работе, посвященK ной нарцизму (1914с, с. 46–47 ниже.] 86 48 Сначала со стороны физиологии. Она дала нам понятие раз# дражителя и схему рефлекса, по которой раздражитель, действуK ющий на живую ткань (нервную субстанцию) извне, в результате действия отводится вовне. Это действие становится целесообразK ным благодаря тому, что избавляет раздраженную субстанцию от воздействия раздражителя, выводит ее из сферы этого воздействия. Как же относится «влечение» к «раздражителю»? Нам ничто не мешает подвести понятие влечения под понятие раздражитеK ля: влечение — это раздражитель для психики. Но сразу же остеK режемся отождествлять влечение и психический раздражитель. Несомненно, что для психики существуют и другие раздражитеK ли, а не только исходящие от влечений, — такие раздражители, которые во многом ведут себя как физиологические. Если, наK пример, на глаз падает яркий свет, то это не будет раздражитеK лем, относящимся к влечению; но таковым, пожалуй, будет суK хость слизистой оболочки глотки или разъедание слизистой оболочки желудка1. Итак, мы получили материал для разграничения раздражитеK лей, связанных с влечениями, и других (физиологических) раздраK жителей, воздействующих на психику. ВоKпервых, раздражитель, относящийся к влечению, исходит не из внешнего мира, а изнутри самого организма. Поэтому он действует на психику иначе и для своK его устранения требует иных действий. Далее: все самое важное для характеристики раздражителя заключено в предположении, что он действует как однократный толчок; в таком случае его можно также устранить однократным целесообразным действием; типичный приK мер — моторное бегство от источника раздражения. Разумеется, эти толчки могут повторяться и суммироваться, но в нашем понимании процесса и в условиях устранения раздражителя это ничего не меняK ет. Влечение же, наоборот, никогда не действует как одномоментная ударная сила — оно всегда действует как постоянная сила. Так как оно воздействует не извне, а изнутри тела, против него не в силах помочь также и бегство. Раздражитель, связанный с влечением, мы называем «потребностью»; то, что устраняет эту потребность, предK 1 Разумеется, при условии, что эти внутренние процессы являются оргаK нической основой потребностей — жажды и голода. 87 49 ставляет собой «удовлетворение». Его можно достичь только путем целесообразного (адекватного) изменения источника внутреннего раздражения. Представим себя на месте почти совершенно беспомощного, пока еще не ориентирующегося в мире живого существа, восприK нимающего раздражители своей нервной субстанцией1. Это сущеK ство очень скоро станет способным делать первые различия и ориK ентироваться. С одной стороны, оно будет ощущать раздражители, от которых сможет уклоняться с помощью мышечного действия (бегства), относя эти раздражители к внешнему миру. Но с другой стороны, оно будет ощущать и другие раздражители, против котоK рых такое действие остается бесполезным и которые, несмотря на это, сохраняют свой постоянный настойчивый характер; эти разK дражители представляют собой отличительный признак внутренK него мира, проявление инстинктивных потребностей. Таким образом, эффективность мышечной деятельности дает восприниK мающей субстанции живого существа отправную точку для разK граничения «внешнего» и «внутреннего»2. Итак, мы раскрываем сущность влечения сначала в его главK ных характеристиках — в происхождении источников раздражеK ния внутри организма, в проявлении в виде константной силы, и выводим из этого одну из других его особенностей — невозможK ность избавиться от него путем избегания. Однако в ходе этих 1 [Следующая гипотеза о поведении примитивного живого существа, наряду с постулатом о «принципе константности», лежащем в основе этого поведения, в аналогичной форме содержится уже в самых ранних психолоK гических работах Фрейда, например, в главе VII (разделы В и Е) «ТолковаK ния сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 538–540 и 568–570. Еще до этого она была сформулирована, правда, в неврологических терминах, в напиK санном в 1895 году и опубликованном уже после смерти автора «Проекте» (1950а, часть I, первый раздел: «Первый главный тезис: количественный подK ход»), а также — хотя и в кратком виде — в докладе Фрейда (1893b) об опубK ликованном вместе с Брейером «Предварительном сообщении» (1893а) и в предпоследнем абзаце работы, написанной на французской языке, об исK терических параличах (1893с). Фрейд еще раз вернулся к этой гипотезе в главах I и IV работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g, с. 231– 233 и 252–254 в этом томе и вновь обсуждал ее «В экономической проблеме мазохизма» (1924с, см. ниже с. 365 и далее). Ср. примечание на с. 90–91.] 2 [См. ниже, на с. 96 и далее. Позднее Фрейд еще раз обратился к этой теме в своей статье «Отрицание» (1925b, с. 400–401 в этом томе) и в главе I работы «Неудовлетворенность культурой» (1930а), Studienausgabe, т. 9, с. 197 и далее.] 88 50 рассуждений наше внимание должно было привлечь одно обстояK тельство, вынуждающее нас еще к одному признанию. Мы не тольK ко привносим в наш эмпирический материал определенные усK ловности в качестве базисных понятий, но и пользуемся некоторыми сложными предположениями, руководствуясь ими при анализе мира психологических явлений. Самое важное из этих предположений мы уже привели; нам остается лишь особо подK черкнуть его. По своей природе оно относится к биологии, опериK рует понятием тенденции (иногда целесообразности) и гласит: неK рвная система — это аппарат, наделенный функцией устранения доходящих до него раздражителей, низведения их до самого низK кого уровня, или, если бы это было возможно, желающий вообще не испытывать раздражений1. Пока не будем обращать внимания на неопределенность этой идеи и будем считать предназначением нервной системы, вообще говоря — преодоление раздражения. ТогK да мы увидим, насколько введение влечений усложняет простую физиологическую схему рефлекса. Внешние раздражители ставят только одну задачу — уклониться от них, и это осуществляется посредством мышечных движений, одно из которых в конце конK цов достигает цели и в таком случае в качестве целесообразного становится наследственным предрасположением. Раздражители, исходящие от влечений и возникающие внутри организма, с поK мощью этого механизма устранить нельзя. Следовательно, они предъявляют гораздо более высокие требования к нервной систеK ме, побуждают ее к сложным, тесно взаимосвязанным действиям, которые настолько изменяют внешний мир, что он делает возK можным удовлетворение внутренних источников раздражения; но прежде всего они заставляют ее отказаться от своей идеальной цели — держаться вдали от раздражителей, — постоянно поддерK живая неизбежный приток стимулов. Поэтому, пожалуй, мы моK жем заключить, что именно они, влечения, а не внешние раздраK жители, — настоящий двигатель прогресса, выведший бесконечно дееспособную нервную систему на современный уровень развиK тия. Разумеется, ничто не мешает предположить, что сами влечеK ния, по крайней мере отчасти, представляют собой отражение дейK ствия внешних раздражителей, которые в процессе филогенеза вызвали изменения в живой субстанции. 1 [Речь идет о «принципе константности». См. прим. 1 на с. 88.] 89 51 Если мы затем обнаружим, что деятельность даже самых выK сокоразвитых душевных аппаратов подчинена принципу удоволь# ствия, то есть автоматически регулируется ощущениями удоK вольствия и неудовольствия, то нам трудно будет отказаться от другого предположения, что эти ощущения отражают способ, которым осуществляется преодоление раздражения. Разумеется, в том смысле, что ощущение неудовольствия связано с усилением раздражения, а ощущение удовольствия — с его снижением. Но мы будем постоянно обращать внимание на значительную неоK пределенность этого предположения, пока нам не удастся разгаK дать, какого рода отношения существуют между удовольствием и неудовольствием, с одной стороны, и колебаниями величин раздражителей, воздействующих на душевную жизнь, — с друK гой. Разумеется, здесь возможны самые разнообразные и весьма непростые отношения1. Если мы обратимся к рассмотрению душевной жизни с биоK логической стороны, то «влечение» предстанет перед нами как 1 [Очевидно, что здесь задействовано два принципа. Один из них — «принцип константности» (см. выше, с. 88–89 и с. 88, прим. 1). В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), глава I (с. 233 в этом томе), Фрейд снова говорит о «предположении, что душевному аппарату присуща тенденция сохранять имеющееся в нем количество возбуждения на как можK но более низком уровне или, по крайней мере, константным». В этой же работе (с. 283) для обозначения этого принципа Фрейд вводит термин «принK цип нирваны». Второй принцип — это «принцип удовольствия», упоминаеK мый в тексте в самом начале абзаца, к которому относится данное примечаK ние. Он также еще раз формулируется в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (с. 231 ниже): «В психоаналитической теории мы без сомнеK ний предполагаем, что течение психических процессов автоматически регуK лируется принципом удовольствия… что оно… принимает такое направлеK ние, которое в конечном счете совпадает с уменьшением этого напряжения, то есть с избеганием неудовольствия или получением удовольствия». Таким образом, Фрейд, поKвидимому, предполагал, что два этих принципа тесно взаимосвязаны или даже тождественны. Так, например, еще в «Проекте» 1895 года (1950а, часть I, восьмой раздел, «Сознание») он писал: «Поскольку нам, несомненно, известна тенденция психической жизни к избеганию неудоволь# ствия, мы испытываем искушение отождествить ее с первичной инерционK ной тенденцией [то есть с тенденцией к избеганию возбуждения]». АналоK гичную точку зрения он отстаивает в главе VII, раздел Д, «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 568. И все же в вышеупомянуK том пассаже сквозит сомнение в том, что между обоими принципами сущеK ствуют тесные отношения. Это сомнение еще сильнее проявляется в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (см. ниже с. 231–232 и 289) и доK вольно подробно обсуждается в очерке «Экономическая проблема мазохизK 90 52 пограничное понятие между душевным и соматическим, психиK ческий репрезентант возникающих внутри тела и достигающих души раздражителей, мера рабочей нагрузки, возложенной на дуK шевное вследствие его связи с телесным1. Теперь мы можем рассмотреть некоторые термины, употребK ляемые в связи понятием влечения, какKто: напор, цель, объект, источник влечения. Под напором влечения понимают его моторный момент, сумK му энергии или меру требований к работе, которую он представK ляет. Свойство настойчивости представляет собой общую особенK ность влечений, более того, их суть. Любое влечение обладает известной долей активности; когда не совсем корректно говорят о пассивных влечениях, под этим следует понимать разве что влечеK ния с пассивной целью2. Целью влечения всякий раз бывает удовлетворение, котороK го можно достичь, только устранив состояние возбуждения в исK точнике влечения. Но даже если эта конечная цель для любого влечения остается неизменной, все же к одной и той же конечной цели могут вести различные пути, а потому у влечения могут поK явиться самые разные близлежащие или промежуточные цели, которые комбинируются или смешиваются друг с другом. Опыт позволяет нам говорить также о «целезаторможенных» влечениK ма» (1924с, с. 365 и далее в этом томе). В нем Фрейд полагает, что оба принK ципа могут быть и неидентичными, поскольку, без сомнения, существуют состояния возрастающего напряжения, которые исполнены удовольствия (например, сексуальное возбуждение); затем он высказывает предположение (которое уже подспудно содержится в обеих только что приведенных цитатах из работы «По ту сторону принципа удовольствия»), что качественное состоK яние удовольствия или неудовольствия связано с временным фактором (или ритмом) при изменении количественных характеристик раздражения. Он приK ходит к выводу, что оба принципа все же нельзя рассматривать как идентичK ные: принцип удовольствия представляет собой модификацию принципа нирваны. Принцип нирваны относится к «влечению к смерти», а его преобK разование в принцип удовольствия объясняется влиянием «влечения к жизK ни», или либидо.] 1 [См. обсуждение в «Предварительных замечаниях издателей» на с. 80–81.] 2 [Некоторые замечания об активной природе влечений содержатся в добавленной в 1915 году сноске в 4Kм разделе третьего из очерков Фрейда по теории сексуальности (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 123–124. — Критика Адлера за его неверное понимание «настойчивого» характера влечений предK ставлена в конце второго раздела части III анализа «маленького Ганса» (1909b), Studienausgabe, т. 8, с. 117–118.] 91 53 ях, когда вначале допускается следование процессов в направлеK нии удовлетворения влечения, но затем они тормозятся или отклоняются от цели. Можно предположить, что и с такими проK цессами связано частичное удовлетворение. Объект влечения — это объект, на котором или посредством которого влечение может достичь своей цели. Это самый изменK чивый элемент влечения, изначально с ним не связанный, а приK соединенный к нему только благодаря его свойству делать возK можным удовлетворение. Им может быть не только посторонний предмет, но и часть собственного тела. В зависимости от того, как в течение жизни складывается судьба влечения, он может сколько угодно меняться; такому смещению влечения выпадают самые важные роли. Бывает и так, что один и тот же объект служит удовK летворению нескольких влечений сразу; по А. Адлеру [1908], это случай скрещения влечений1. Особенно тесная привязанность влеK чения к объекту отмечается как его фиксация. Нередко она возниK кает в очень ранние периоды развития влечения, лишая его подK вижности и интенсивно сопротивляясь разъединению2. Под источником влечения понимают тот соматический проK цесс в органе или части тела, раздражитель которого репрезентиK руется в душевной жизни через влечение. Неизвестно, всегда ли этот процесс имеет химическую природу или он может соответK ствовать также высвобождению других, например механических, сил. Изучение источников влечения уже не относится к психолоK гии; хотя происхождение из соматического источника и представK ляет собой важнейшее свойство влечения, в душевной жизни мы узнаем его не иначе, как по его целям. Точного знания источниK ков влечения вовсе не требуется для психологического исследоваK ния. Иногда, исходя из целей влечения, можно с уверенностью судить о его источниках. Можно ли предположить, что различные влечения, исходяK щие из телесной сферы и воздействующие на психику, наделены также различными качествами и поэтому в душевной жизни веK дут себя поKразному в качественном отношении? Похоже, что для этого нет оснований; скорее, здесь можно удовлетвориться более 1 [Два примера этого Фрейд приводит в анализе «маленького Ганса» (1909b), Studienausgabe, т. 8, с. 93 и 107–108.] 2 [Ср. ниже с. 117.] 92 54 простой гипотезой, что все влечения в качественном отношении однородны и своим действием обязаны лишь присущей им степеK ни возбуждения, возможно, также определенным функциям этой количественной величины. То, чем отличаются друг от друга псиK хические проявления отдельных влечений, можно объяснить разK личием источников этих влечений. Однако, что означает проблеK ма качества влечения, может быть разъяснено лишь позднее, в другой связи1. Какие влечения можно установить и сколько? Несомненно, при этом остается большой простор для произвола. Нечего возраK зить, если ктоKто употребляет понятия влечения к игре, деструкK тивного влечения, влечения к общению в тех случаях, когда этого требует предмет и когда допустимо ограничение психологическоK го анализа. Однако не следует оставлять без внимания такой вопK рос: нельзя ли разложить эти, с одной стороны, весьма специалиK зированные мотивы влечений дальше в направлении источников влечения, так что только далее неразложимые первичные влечеK ния могут претендовать на определенное значение. Я предложил выделить две группы таких первичных влечеK ний — влечения Я, или влечения к самосохранению, и сексуальные влечения. Но эта классификация не имеет значения обязательного условия, в отличие, например, от гипотезы о биологической тенK денции душевного аппарата (см. выше [с. 88–89]); это всего лишь вспомогательная конструкция, которой нужно придерживаться лишь до тех пор, пока она оказывается полезной, и замена котоK рой другой конструкцией мало что изменит в результатах нашей работы по описанию и систематизации. Повод к такой классифиK кации дала история развития психоанализа, первым объектом коK торого стали психоневрозы, а именно их группа, обозначаемая как «неврозы переноса» (истерия, невроз навязчивых состояний), при исследовании которой выяснилось, что в основе любого такого заболевания следует искать конфликт между требованиями Я и сексуальности. И все же вполне возможно, что более глубокое изучение других невротических заболеваний (прежде всего нарK циссических психоневрозов — шизофрений) приведет к изменеK нию этой формулы и тем самым к появлению иной классификаK ции первичных влечений. Но в настоящее время эта новая формула 1 [Не ясно, какую «другую связь» Фрейд здесь имеет в виду.] 93 55 нам не известна, и мы не нашли также ни одного аргумента, котоK рый противоречил бы противопоставлению влечений Я и сексуK альных влечений1. Я вообще сомневаюсь, можно ли будет, основываясь на обK работке психологического материала, получить решающие укаK зания для разграничения и классификации влечений. В гораздо большей степени представляется необходимым в целях этой обK работки соотнести с материалом определенные гипотезы, касаK ющиеся жизни влечений, и было бы желательно, чтобы эти гиK потезы были заимствованы из другой области знаний и перенесены на психологию. То, что нам здесь дает биология, несомненно, не противоречит разделению на влечения Я и секK суальные влечения. Биология учит, что сексуальность нельзя приравнивать к другим функциям индивида, поскольку ее тенK денции не ограничиваются индивидом, а ее содержание составK ляет производство новых индивидов, то есть сохранение вида. Далее она показывает нам, что рядом друг с другом существуют два равноправных понимания отношений между Я и сексуальK ностью: согласно одному, главным является индивид, сексуK альность расценивается лишь как одна из его функций, а секK суальное удовлетворение — как одна из его потребностей; согласно другому, индивид представляет собой преходящий и бренный придаток к чуть ли не бессмертной зародышевой плазK ме, доверенной ему поколением2. Гипотеза, что сексуальная функция отличается от других телесных процессов особым хиK мизмом, насколько мне известно, лежит в основе биологичесK ких исследований Эрлиха3. Так как изучение половой жизни с позиции сознания сопряK жено с почти непреодолимыми трудностями, психоаналитичесK кое исследование психических нарушений остается главным исK 1 [См. «Предварительные замечания издателей» (с. 83).] [См. выше, прим. 1 на с. 49. Эту же точку зрения Фрейд отстаивает в начале 26Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 399. См. также главу VI работы «По ту сторону принципа удовольK ствия» (1920g), с. 273 и далее в этом томе.] 3 [Эту гипотезу Фрейд выдвинул еще в первом издании своих «Трех очерков» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 120, прим. Однако он отстаивал ее уже как минимум за десять лет до этого. См., например, в письмах Флиссу (1950a) написанный предположительно в 1895 году «Манускрипт I».] 2 94 56 точником наших знаний. Но в соответствии с ходом своего развиK тия психоанализ до сих пор мог давать нам более или менее удовK летворительные сведения только о сексуальных влечениях, поK скольку он мог наблюдать при психоневрозах, так сказать, изолированно лишь эту группу влечений. С распространением псиK хоанализа на другие невротические заболевания наши знания о влечениях Я, несомненно, также станут более основательными, хотя, наверное, не нужно ожидать, что в этой обширной исследуK емой области условия для наблюдения окажутся такими же благоK приятными. По поводу общей характеристики сексуальных влечений можно сказать следующее: они многочисленны, проистекают из разнообразных органических источников, действуют вначаK ле независимо друг от друга и только позднее объединяются в более или менее завершенный синтез. Цель, к которой стреK мится каждое из них, — получение удовольствия от органа 1; только после осуществленного синтеза они начинают служить функции продолжения рода и вместе с тем становятся общеизвеK стными как сексуальные влечения. При первом своем появлеK нии они вначале примыкают к влечениям к самосохранению, от которых затем постепенно отделяются, и при нахождении объекта следуют путями, которые указывают им влечения Я2. Часть их на всю жизнь остается присоединенной к влечениям Я, наделяя их либидинозными компонентами, которые в случае нормального функционирования легко не заметить и которые отчетливо проявляются только вследствие заболевания3. Они отличаются тем, что в значительной степени могут замещать друг друга и с легкостью менять свои объекты. Благодаря посK леднему свойству они способны к проявлениям, которые далеK ки от их первоначальных целевых действий (сублимация). 1 [Термин «удовольствие от органа» (то есть удовольствие, привязанное к определенному органу тела) Фрейд, поKвидимому, употребляет здесь вперK вые. Более подробно он обсуждает этот термин в 21Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 319 и далее. Разумеется, идея, лежащая в его основе, появилась значительно раньше; см., например, вступление к третьему очерку по теории сексуальности (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 112.] 2 [Ср. «О введении понятия “нарцизм”» (1914с), с. 56–57 в этом томе.] 3 [Там же, с. 52.] 95 57 Исследование вопроса о том, какие судьбы могут ожидать влечения в ходе развития и в течение жизни, нам придется ограK ничить более известными нам сексуальными влечениями. БлагоK даря наблюдению нам знакомы следующие судьбы влечений: — превращение в противоположность; — обращение против собственной персоны; — вытеснение; — сублимация. Поскольку я не собираюсь здесь обсуждать сублимацию1, а для вытеснения требуется особая глава [см. следующую работу, с. 115], нам остается лишь описать и обсудить два первых пункта. С учеK том мотивов, противодействующих непосредственному проявлеK нию влечений, судьбы влечений можно рассматривать как виды защиты от влечений. При ближайшем рассмотрении превращение в противополож# ность распадается на два различных процесса — на обращение влеK чения от активности к пассивности и на содержательную инвер# сию. Оба процесса по своей сути различны, и поэтому их следует обсудить отдельно. В качестве примеров первого процесса можно привести пары противоположностей садизм/мазохизм и желание разглядыK вать/эксгибиционизм. Инверсия касается только целей влечеK ния; вместо активной цели (мучить, разглядывать) появляется пассивная — чтобы тебя мучили, разглядывали. СодержательK ная инверсия происходит только в случае превращения любви в ненависть. Обращение против собственной персоны становится нам понятK ным, если принять во внимание то обстоятельство, что мазохизм — это садизм, обращенный против собственного Я, а эксгибиционизм включает в себя также разглядывание собственного тела. АналитиK ческие наблюдения не оставляют никакого сомнения в том, что мазохист наслаждается истязанием самого себя, а эксгибиционист — обнажением своего тела. Таким образом, главное в этом процессе — смена объекта при неизменной цели. 1 [Проблема сублимации уже затрагивалась в работе, посвященной нарK цизму (см. ниже с. 65–66); возможно, она была также темой одной из утраK ченных метапсихологических работ Фрейда. (См. «Предварительные примеK чания издателей», с. 76.)] 96 58 Между тем мы не можем не заметить, что в этих примерах обращение против собственной персоны и обращение от активноK сти к пассивности совпадают. Для прояснения этих отношений необходимо более основательное исследование. В случае пары противоположностей садизм/мазохизм процесс можно представить следующим образом. а) Сущность садизма состоит в насилии, проявлении силы по отношению к другому лицу как объекту. б) Этот объект отвергается и заменяется собственной персоK ной. Наряду с обращением против собственной персоны происхоK дит также трансформация активной цели влечения в пассивную. в) В качестве объекта снова подыскивается посторонний чеK ловек, который вследствие произошедшего изменения цели долK жен взять на себя роль субъекта1. Случай в — это, как правило, случай так называемого мазоK хизма. Здесь удовлетворение достигается также через первоначальK ный садизм, когда пассивное Я помещается в фантазии на свое прежнее место, предоставленное теперь постороннему субъекту2. Весьма сомнительно, чтобы могло быть также более непосредK ственное мазохистское удовлетворение. Первоначального мазоK хизма, который бы не возник описанным способом из садизма, поKвидимому, не бывает3. То, что допущение ступени б нелишне, вытекает, пожалуй, из поведения садистского влечения при неK врозе навязчивых состояний. Здесь происходит обращение проK тив собственной персоны без пассивности по отношению к новоK му лицу. Превращение достигает только ступени б. Желание мучить других превращается в самобичевание, самонаказание, но не в маK 1 [Хотя смысл этого тезиса в целом понятен, употребление слова «субъект», пожалуй, нужно пояснить. Как правило, термины «субъект» и «объект» употK ребляются в том значении, что «субъект» — это человек, у которого возникает импульс влечения (или иное психическое состояние), а «объект» — человек или предмет, на который этот импульс направлен. Однако здесь, поKвидиK мому, под «субъектом» подразумевается человек, который в данных взаимоK отношениях взял на себя активную роль, то есть действующий человек. Это значение становится еще более очевидным в аналогичном пассаже на с. 100, а также в других местах ниже.] 2 [См. предыдущее примечание.] 3 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] В последующих работах (см.: «ЭкоK номическая проблема мазохизма», 1924 [см, ниже с. 363–364]) в связи с проK блемами жизни влечений я объявил себя сторонником противоположной точки зрения. 97 59 зохизм. Активный глагол превращается не в страдательный залог, а в возвратный1. Понимание садизма затрудняется также тем обстоятельством, что это влечение наряду со своей общей целью (наверное, лучше сказать: в ее рамках), поKвидимому, стремится к совершенно осоK бой цели: наряду с унижением, триумфом — к причинению боли. Психоанализ показывает, что среди первоначальных целенаправK ленных проявлений влечения причинение боли, поKвидимому, никакой роли не играет. Садистский ребенок не принимает во внимание причинение боли и не преследует такой цели. Но если превращение в мазохизм однажды произошло, то боль вполне годится для того, чтобы представлять пассивную мазохистскую цель, ибо у нас есть все основания предполагать, что болевые, как и другие неприятные ощущения распространяются на сексуK альное возбуждение и вызывают состояние, исполненное удоK вольствием, изKза которого может понравиться и неудовольствие, доставляемое болью2. Если ощущение боли стало однажды мазоK хистской целью, то обратным путем может возникнуть и садисK тская цель — причинять боль, которой можно наслаждаться маK зохистским образом при идентификации себя со страдающим объектом. Разумеется, в обоих случаях человек наслаждается не самой болью, а сопровождающим ее сексуальным возбуждениK ем, и это особенно приятно садисту. Таким образом, наслаждеK ние болью первоначально является мазохистской целью, но оно может стать целью влечения только у человека, изначально предK расположенного к садизму. Полноты ради добавлю, что сострадание нельзя описывать как результат превращения влечения при садизме — его следует понимать как реактивное образование против влечения (о разлиK чии см. позднее3). 1 [Намек относится к направлению греческого глагола.] [См. пассаж во втором из «Трех очерков» (1905d), Studienausgabe, т. 3, с. 108–109.] 3 [Непонятно, к чему это должно относиться, ибо речь, видимо, снова идет об утерянной работе о сублимации. Правда, некоторые замечания на эту тему содержатся в работе «В духе времени о войне и смерти» (1915b), Studienausgabe, т. 9, с. 41. Но здесь они не могут иметься в виду, потому что указанная работа первоначально была опубликована в другом томе. В 1915 году (то есть в год выхода данной работы) в сноске, добавленной к «Трем очеркам» (1905d), Фрейд подчеркивает, что сублимацию и реактивное обраK 2 98 60 Несколько иные и более простые результаты дает исследоваK ние другой пары противоположностей — влечений, цель котоK рых — разглядывание и показывание себя (вуайеризм и эксгибиK ционизм на языке перверсий). И здесь тоже можно установить такие же ступени, что и в предыдущем случае: а) разглядывание как активность, направленная на посторонний объект; б) отказ от объекта, обращение влечения к разглядыванию на собственное тело, тем самым, превращение в пассивность и появление новой цели: быть разглядываемым; в) введение нового субъекта1, котоK рому человек показывает себя, чтобы тот его разглядывал. Едва ли есть сомнения в том, что активная цель возникает раньше пассивK ной, что разглядывание предшествует показыванию себя. Однако существенное отличие от случая садизма заключается в том, что во влечении к разглядыванию можно выявить еще более раннюю стуK пень, чем обозначенную буквой а. В самом начале влечение к разK глядыванию носит аутоэротический характер, хотя у него и есть объект, но оно находит его в собственном теле. И только позднее оно приходит (путем сравнения) к тому, чтобы заменить этот объект аналогичным объектом постороннего тела (ступень α). Эта предварительная ступень интересна тем, что из нее проистекают обе ситуации получающихся в результате пар противоположносK тей в зависимости от того, в каком месте происходит замена. СхеK му влечения к разглядыванию можно представить следующим обK разом: α) разглядывать самому половой орган позволить разглядывать свой половой орган β) самому разглядывать посторонний объект (активное желание разглядывать) χ) быть разглядываемым посторонним человеком в качестве собственного объекта (желание показывать, эксгибиционизм) зование следует рассматривать как два разных процесса (Studienausgabe, т. 5, с.86). — Другая точка зрения на происхождение сострадания представлена в анализе случая «Волкова» (1918b), Studienausgabe, т. 8, с. 201–202; однако он, по всей вероятности, был изложен в конце 1914 года, то есть за несколько месяцев до настоящей работы.] 1 [То есть действующего человека; см. прим. 1 на с. 97.] 99 61 Такой предварительной ступени нет у садизма, который с саK мого начала направлен на посторонний объект, хотя было бы не столь уж бессмысленно вывести ее из усилий ребенка стать хозяиK ном своих органов1. К обоим рассматриваемым здесь примерам влечений относитK ся замечание, что трансформация влечения через превращение активности в пассивность и обращение против собственной перK соны, собственно говоря, никогда не распространяется на влечеK ние в его полном объеме. Более позднее, активное направление влечения в известной мере сохраняется наряду с более ранним, пассивным, даже если процесс превращения влечения оказался весьма интенсивным. Единственно верное высказывание о влечеK нии к разглядыванию будет следующим: все ступени развития влечения — предварительная аутоэротическая ступень, а также его активная и пассивная конечная форма — существуют рядом друг с другом, и это утверждение становится очевидным, если взять за основу суждения не действия, продиктованные влечением, а меK ханизм удовлетворения. Впрочем, возможно, вполне обоснован еще и другой способ понимания и объяснения. Любое влечение можно разложить на отдельные, разделенные во времени и одинаK ковые в рамках (любого) временного отрезка всплески, которые ведут себя по отношению друг к другу подобно последовательным извержениям лавы. В таком случае можно представить себе, что самый первый, изначальный прорыв влечения остается без измеK нений и вообще не претерпевает никакого развития. При следуюK щем всплеске влечение с самого начала подвергается изменению, например, превращению в пассивность, вместе с этим новым каK чеством добавляясь к прежнему, и т. д. Если затем проследить импульс влечения с момента его возникновения до некоторой точK ки, то описанная последовательность всплесков даст нам картину определенного развития влечения. Тот факт, что в более поздний период развития наряду с имK пульсом влечения можно наблюдать его (пассивную) противопоK ложность, заслуживает меткого наименования амбивалентность2, которое было введено Блейлером. 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] См. примечание [1] на странице 91. [Термин «амбивалентность» был предложен Блейлером (1910; 1911, 43 и 305), но, по всей видимости, не использовался им в вышеуказанном значеK нии. Блейлер выделяет три вида амбивалентности: 1) аффективную, то есть 2 100 62 Развитие влечения станет более доступным нашему понимаK нию, если сослаться на историю развития влечения и перманентK ность промежуточных ступеней. Степень доказуемой амбиваленK тности, как показывает опыт, существенно меняется у индивидов, групп людей или рас. Значительную амбивалентность влечений у человека, живущего в наши дни, можно понимать как архаичесK кое унаследованное качество, поскольку у нас есть основание поK лагать, что доля непреобразованных активных импульсов в жизK ни влечений в первобытные времена была больше, чем ныне1. Мы привыкли называть раннюю фазу развития Я, во время которой сексуальные влечения удовлетворяются аутоэротически, нарцизмом, не разбирая вначале вопроса об отношении между нарK цизмом и аутоэротизмом. В таком случае о предварительной стуK пени влечения к разглядыванию, на которой его объектом бывает собственное тело, мы должны сказать, что оно относится к нарK цизму, представляя собой нарциссическое образование. Из него развивается активное влечение к разглядыванию, когда оно поK кидает нарцизм, однако пассивное влечение к разглядыванию фиксируется на нарциссическом объекте. Точно так же преобраK зование садизма в мазохизм означает возврат к нарциссическому объекту, тогда как в обоих случаях [то есть пассивного влечения к разглядыванию и мазохизма] в результате идентификации нарK циссический субъект заменяется другим, посторонним Я. Принимая в расчет сконструированную предварительную нарциссическую ступень садизма, мы приближаемся к более обK щему пониманию того, что судьбы влечений — обращение против собственного Я и превращение активности в пассивность — завиK сят от нарциссической организации Я и отмечены печатью этой фазы. Возможно, они соответствуют защитным попыткам, котоK колебание между любовью и ненавистью; 2) амбивалентность воли, то есть неспособность решиться на действие; 3) интеллектуальную амбивалентность, то есть колебание между противоположными точками зрения. В целом Фрейд использовал термин в первом значении. Ср., например, самое раннее место, где, насколько нам известно, он употребил его впервые, — в конце работы «О динамике переноса» (1912b), Studienausgabe, дополнительный том, с. 166, а также в данной работе (с. 102 и 109 ниже). Фраза в настоящем тексте — одно из немногих мест, где Фрейд употребляет этот термин в связи с активностью и пассивностью. Еще один пример такого непривычного использования терK мина — пассаж в разделе III истории болезни «Вольфсманна» (1918b), Studienausgabe, т. 8, с. 146.] 1 [См. «Тотем и табу» (1912–1913) Studienausgabe, т. 9, с. 356.] 101 63 рые на более высоких ступенях развития Я осуществляются с поK мощью других средств. [См. выше с. 94–95.] Вспомним здесь о том, что до сих пор мы обсуждали только две пары противоположностей: садизм — мазохизм и желание разгляK дывать — желание показывать себя. Это самые известные амбиваK лентно проявляющиеся сексуальные влечения. Другие компоненK ты более поздней сексуальной функции пока еще не доступны в достаточной мере анализу, чтобы их можно было обсудить аналоK гичным образом. В целом мы можем сказать о них, что они ведут себя аутоэротически, то есть их объект скрывается за органом, коK торый представляет собой их источник, и, как правило, совпадает с ним. Объектом влечения к разглядыванию, хотя вначале и предK ставляющим собой часть собственного тела, является все же не сам глаз, а при садизме органический источник — вероятно, дееспособK ная мускулатура — непосредственно указывает на другой объект, пусть даже и на собственном теле. В случае аутоэротических влечеK ний роль органического источника настолько важна, что, согласно интересному предположению П. Федерна (1913) и Л. Йекельса (1913), форма и функция органа определяют активность и пассивK ность цели влечения. Преобразование влечения в его (материальную) противопоK ложность1 наблюдается только в одном случае — при превращении любви в ненависть2. Так как два этих чувства особенно часто окаK зываются одновременно направленными на один и тот же объект, это сосуществование представляет собой также важнейший приK мер амбивалентности чувств. [См. прим. 2 на с.100.] Случай любви и ненависти становится особенно интересным благодаря тому обстоятельству, что он не подходит под наше опиK сание влечений. В теснейшей связи между двумя этими противоK положными чувствами и сексуальной жизнью сомневаться не приK ходится, но, разумеется, нельзя согласиться с пониманием любви как особым частичным влечением сексуальности, подобным всем остальным. Скорее, любовь необходимо рассматривать как выраK жение всего сексуального стремления, но и это оказывается не совсем верным, и неизвестно, как надо понимать материальную противоположность этого стремления. 1 [То есть содержательная инверсия влечения, ср. с. 95.] [В изданиях до 1924 года здесь говорилось о «превращении любви и не# нависти».] 2 102 64 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) Любовь способна не только на одну, но и на три противопоK ложности. Помимо противоположности любить — ненавидеть, имеется и другая: любить — быть любимым, и, кроме того, люK бовь и ненависть вместе взятые противопоставляются состоянию индифферентности или равнодушия. Из этих трех противоположK ностей вторая, то есть «любить — быть любимым», вполне соотK ветствует обращению от активности к пассивности и допускает такое же сведение к основной ситуации, как и в случае влечения к разглядыванию. Она означает: любить самого себя, что является для нас характеристикой нарцизма. В зависимости от того, происK ходит ли замена объекта или субъекта на посторонний, получается активное стремление любить или пассивное стремление быть люK бимым, последнее из которых остается близким нарцизму. Наверное, к пониманию различных противоположностей любви можно приблизиться, если вспомнить о том, что в душевK ной жизни вообще царят три полярности, противоположности: субъект (Я) — объект (внешний мир); удовольствие — неудовольствие; активный — пассивный. Противопоставление Я — неKЯ (внешнее), (субъект — объект), как мы уже упоминали [с. 87], невольно возникает у индивида уже в раннем возрасте благодаря тому опыту, что он может усмирить внеK шние раздражители мышечным действием, однако перед импульсаK ми влечений он беззащитен. Он остается суверенным прежде всего в интеллектуальной деятельности и создает базисную ситуацию для исследования, которую никакими стараниями изменить невозможK но. Полярность удовольствие — неудовольствие связана с рядом ощущений, огромное значение которых для определения наших дейK ствий (воля) уже подчеркивалось [см. с. 100]. Противоположность активный — пассивный не надо путать с противоположностью Я (субъект) — внешний мир (объект). Я ведет себя пассивно по отноK шению к внешнему миру, когда получает от него раздражители, акK тивно — когда реагирует на них. К активности совершенно особого рода по отношению к внешнему миру его вынуждают влечения, поK этому, выделив самое важное, можно сказать: ЯKсубъект пассивен к внешним раздражителям, активен благодаря своим собственным влечениям. Противоположность активный — пассивный впоследK ствии сливается с противоположностью мужской — женский, котоK рая до тех пор, пока это не произошло, психологического значения 103 65 не имеет. Слияние активности с мужественностью, пассивности с женственностью предстает перед нами как биологический факт; но оно отнюдь не столь регулярно, радикально и исключительно, как мы склонны предполагать1. Три психические полярности вступают между собой в важK нейшие соединения. Существует первичная психическая ситуаK ция, в которой две из них сталкиваются. Исходно, в самом начале душевной жизни, Я оказывается катектированным влечениями и отчасти способно удовлетворять свои влечения на самом себе. Мы называем это состояние нарцизмом, а возможность удовлетK ворения — аутоэротической2. В это время внешний мир (вообще 1 [Этот вопрос гораздо подробнее обсуждается в сделанном в 1915 году (то есть в год написания данной работы) примечании, которое Фрейд добаK вил к третьему из своих «Трех очерков по теории сексуальности» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 123–124.] 2 Как мы знаем, часть сексуальных влечений способна к такому аутоэроK тическому удовлетворению и, следовательно, может стать носителем описыK ваемого ниже развития [от первоначального «реального Я» в «наслаждающеK еся Я»] под властью принципа удовольствия. Сексуальные влечения, которые с самого начала предполагают объект, и потребности влечений Я, которые никогда нельзя удовлетворить аутоэротически, разумеется, нарушают это состояние [первичное нарциссическое состояние] и подготавливают дальK нейшее развитие. Более того, нарциссическая первозданность и не могла бы развиться, если бы каждое отдельное существо не прошло через стадию бес# помощности и опеки, когда его настоятельные потребности удовлетворялись за счет участия извне и тем самым задерживались в развитии. — [Это весьма насыщенное по содержанию примечание было бы, наверное, более понятK ным, если бы было приведено двумя или тремя абзацами позже. Пожалуй, его можно дополнить следующим образом. В своих «Положениях о двух принципах психического события» (1911b, с. 21 выше) Фрейд представил идею о превращении раннего «наслаждающегося Я» в «реальное Я». В следуK ющем пассаже настоящего текста он высказывает мнение, что в действительK ности существует еще более раннее, изначальное «реальное Я». Это изначальK ное «реальное Я» не переходит непосредственно в окончательное «реальное Я», а под влиянием господствующего принципа удовольствия заменяется «наслаждающимся Я». В примечании Фрейд перечисляет факторы, способK ствующие такому преобразованию, а также другие факторы, противодейK ствующие этому. Наличие аутоэротических либидинозных влечений обычK но стимулирует к отклонению развития в сторону «наслаждающегося Я»; и наоборот, неаутоэротические либидинозные влечения и влечения к самосохK ранению имеют тенденцию непосредственно переходить в окончательное «реальное Я» взрослого человека. По мнению Фрейда, последний вариант развития действительно имел бы место, если бы родители своей заботой о беспомощном младенце не удовлетворяли эту вторую группу влечений и, таким образом, искусственно не продлевали первичное состояние нарцизма и не способствовали формированию «наслаждающегося Я».] 104 66 говоря) не катектирован интересом и безразличен с точки зрения удовлетворения влечений. То есть в этот период ЯKсубъект сопряK жен с удовольствием, а внешний мир с равнодушием (иногда с источником неприятных раздражителей). Если мы определим любовь как отношение Я к источникам своего удовольствия, то ситуация, в которой оно любит только самого себя и равнодушно относится к миру, проясняет первую из противоположностей, в коK торых мы отыскали «любовь»1. Я не нуждается во внешнем мире, будучи аутоэротическим, но получает из него объекты вследствие переживаний, связанных с влечениями Я к самосохранению, и не может обойтись без того, чтобы в течение некоторого времени не воспринимать внутренK ние импульсы влечений как неприятные. Теперь при господстве принципа удовольствия в нем происходит дальнейшее развитие. Я вбирает в себя предложенные объекты, поскольку они являютK ся источниками удовольствия, интроецирует их (по выражению Ференци [1909]2), а с другой стороны, выталкивает из себя все, что внутри него становится поводом к переживанию неудовольствия (см. ниже [с. 154–155 и 192–193] механизм проекции). Таким образом, из первоначального реального Я, отделившеK го по верному объективному признаку внутреннее от внешнего3, оно превращается в ректифицированное наслаждающееся Я, коK торое свойство удовольствия ставит выше всех остальных. ВнеK шний мир распадается у него на ту часть, которая приносит удоK вольствие и которую оно принимает, и чуждое ему все остальное. От собственного Я оно отделило некую часть, которую извергает во внешний мир и воспринимает как враждебную. После такой перегруппировки обе полярности вновь восстанавливаются: ЯKсубъект связывается с удовольствием, внешний мир — с неудоK вольствием (с прежним безразличием). 1 [На с. 96 Фрейд перечисляет противоположности любви, причем в таK кой последовательности: 1) ненавидеть, 2) быть любимым и 3) испытывать равнодушие. В данном пассаже, а также ниже, на с. 107 и 110, он выбирает другую последовательность: 1) испытывать равнодушие, 2) ненавидеть и 3) быть любимым. Можно предположить, что в этой второй последоваK тельности равнодушие поставлено на первое место в силу того, что в развиK тии оно проявляется первым.] 2 [По всей видимости, сам Фрейд впервые употребляет здесь этот терK мин. Ср. примечание на с. 208.] 3 [См. выше с. 87 и прим. 2, а также дополнение издателей к прим. 2 на с. 104.] 105 67 С появлением объекта на ступени первичного нарцизма форK мируется и вторая противоположность любви — ненависть1. Как мы уже слышали, вначале объект приносится Я из внешK него мира влечениями к самосохранению, и нельзя не согласиться с тем, что и первоначальный смысл ненависти означает отношеK ние к постороннему, доставляющему раздражители внешнему миру. Индифферентность, возникшая сперва как предтеча ненаK висти, антипатии, представляет собой ее частный случай. ВнешK нее, объект, ненавистное в самом начале были идентичны. Если позднее объект оказывается источником удовольствия, то он стаK новится любимым, но вместе с тем присоединяется к Я, а потому для ректифицированного наслаждающегося Я объект опятьKтаки совпадает с чужим и ненавистным. Но теперь мы также замечаем, что подобно тому, как пара проK тивоположностей любовь — индифферентность отражает полярK ность Я — внешний мир, точно так же вторая противоположность любовь — ненависть2 воспроизводит связанную с первой полярK ность удовольствие — неудовольствие. После смены чисто нарK циссической ступени объектной ступенью удовольствие и неудоK вольствие означают отношение Я к объекту. Если объект становится источником ощущений удовольствия, то проявляется моторное стремление, благодаря которому объект приближается, присоединяется к Я; в таком случае мы ведем также речь о «притяK гательной силе» объекта, доставляющего удовольствие, и говорим, что «любим» этот объект. И наоборот, когда объект является исK точником неприятных ощущений, возникает тенденция увелиK чить дистанцию между ним и Я, повторить с ним первоначальную попытку сбежать от посылающего раздражения внешнего мира. Мы ощущаем «отталкивание» объекта и ненавидим его; затем эта ненависть может усилиться до склонности к агрессии против объекта, до намерения уничтожить его. В крайнем случае о влечении можно было сказать, что оно «любит» объект, к которому стремится для своего удовлетвореK ния. Но то, что влечение «ненавидит» объект, звучит для нас странK но, поэтому обратим внимание на то, что отношения3 любви и неK 1 [См. прим. 1 на предыдущей странице.] [См. прим. 2 на с. 102.] 3 [В первом издании в этом месте стояло слово «обозначения», которое, пожалуй, лучше передает смысл.] 2 106 68 нависти неприменимы к отношениям влечений к своим объекK там — они применимы только к отношениям всего Я к объектам. Изучение безусловно глубокого по своему смыслу словоупотK ребления показывает нам еще одно ограничение значения любви и ненависти. Об объектах, служащих сохранению Я, не говорят, что их любят, а подчеркивают, что нуждаются в них; выражают также отношения другого рода, употребляя слова, которые укаK зывают на весьма ослабленную степень любви, например: нраK виться, быть желанным гостем, находить приятным. Таким образом, слово «любить» все больше смещается в сфеK ру отношения Я к объекту, касающегося удовольствия в чистом виде, и в конечном счете закрепляется за сексуальными объектаK ми в узком значении слова, а также за такими объектами, которые удовлетворяют потребности сублимированных сексуальных влеK чений. Таким образом, отделение влечений Я от сексуальных влеK чений, которое мы навязали нашей психологии, согласуется с дуK хом нашего языка. Если мы не привыкли говорить, что отдельное сексуальное влечение любит свой объект, но находим самое адекK ватное употребление слова «любить» для обозначения отношения Я к своему сексуальному объекту, то это наблюдение показывает нам, что в этом смысле оно становится пригодным для использоK вания только после синтеза всех частичных сексуальных влечеK ний под приматом гениталий в целях функции продолжения рода. Примечательно, что в употреблении слова «ненавидеть» такая тесная связь с сексуальным удовольствием и сексуальной функK цией не проявляется, а решающее значение, поKвидимому, имеет только отношение неудовольствия. Я ненавидит, чувствует отвраK щение, преследует с намерением разрушить все объекты, которые становятся для него источником неприятных ощущений, незавиK симо от того, лишают ли они его сексуального удовлетворения или удовлетворения потребностей в самосохранении. Более того, можно утверждать, что соответствующие прототипы отношений ненависти берутся не из сексуальной жизни, а из борьбы Я за свое сохранение и утверждение. Любовь и ненависть, которые кажутся нам полными материK альными противоположностями, все же не находятся в простых отношениях друг с другом. Они возникли не из расщепления чегоK то первоначально единого, а имеют разное происхождение и проK шли свой собственный путь развития, прежде чем оформиться 107 69 в противоположности под влиянием отношений удовольствия и неудовольствия. Здесь перед нами встает задача сопоставить то, что мы знаем о происхождении любви и ненависти. Любовь происходит из способности Я аутоэротически удовK летворять часть своих импульсов влечений благодаря достижению удовольствия, получаемого от органов. Первоначально она являK ется нарциссической, затем переходит на объекты, которые были присоединены к расширившемуся Я, и выражает моторное стремK ление Я к этим объектам как источникам удовольствия. Она тесK но связывается с проявлениями более поздних сексуальных влечений, а после того как произошел их синтез, совпадает с секK суальным стремлением в целом. Предварительные ступени любви выступают в виде предварительных сексуальных целей в период, когда сексуальные влечения проходят свое сложное развитие. В каK честве первой из них мы обнаруживаем присоединение к себе или поглощение — вид любви, которая совместима с прекращением отдельного существования объекта, и поэтому ее можно назвать амбивалентной1. На более высокой ступени догенитальной анальK ноKсадистской организации2 стремление к объекту проявляется в форме стремления к овладению, которому безразлично, будет ли объект поврежден или уничтожен. Эта форма предварительной ступени любви по ее поведению в отношении объекта почти неоK тличима от ненависти. Только с возникновением генитальной организации любовь стала противоположностью ненависти. Ненависть как отношение к объекту древнее любви, она соотK ветствует первоначальному отторжению раздражающего внешнеK го мира со стороны нарциссического Я. Как выражение вызванK ной объектами реакции неудовольствия она постоянно находится в тесной связи с влечениями Я к самосохранению, и поэтому влеK чения Я и сексуальные влечения легко могут вступать в противоK речие, которое повторяет противоречие между ненавистью и люK бовью. Если влечения Я властвуют над сексуальной функцией, 1 [Первое опубликованное описание Фрейдом оральной фазы содержитK ся в абзаце, который он добавил в 1915 году в третьем издании «Трех очерков по теории сексуальности» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 103. Предисловие к этому изданию датировано октябрем 1914 года, то есть оно было подготовK лено за несколько месяцев до написания данной работы. См. также с. 203 и далее в этом томе.] 2 [См. прим. 2 на с. 102.] 108 70 как, например, на ступени анальноKсадистской организации, то они придают свойства ненависти также и цели влечения. Из истории возникновения и отношений любви нам станоK вится понятным, почему так часто она проявляется «амбивалентK но», то есть сопровождается импульсами ненависти к тому же саK мому объекту1. Ненависть, примешивающаяся к любви, отчасти проистекает из не полностью преодоленных предварительных стуK пеней любви; отчасти она объясняется реакциями отвержения со стороны влечений Я, которые в случае частых конфликтов между интересами Я и любви могут апеллировать к реальным и актуальK ным мотивам. Следовательно, в обоих случаях примешивающаяK ся ненависть восходит к источникам влечений к самосохранению. Если любовное отношение к некоему определенному объекту преK рывается, то нередко вместо него появляется ненависть, изKза чего у нас возникает впечатление превращения любви в ненависть. Через это описание мы приходим затем к пониманию того, что при этом мотивированная реальными причинами ненависть усиK ливается регрессией любви к предварительной садистской ступеK ни, в результате чего ненависть приобретает эротический харакK тер и обеспечивается непрерывность любовных отношений. Третья противоположность любви, превращение «любить» в «быть любимым», соответствует действию полярности активноK сти и пассивности, и ее следует рассматривать так же, как случаи влечения к разглядыванию и садизма2. Подытоживая, мы можем отметить, что судьбы влечений соK стоят, в сущности, в том, что импульсы влечения подвергаются воз# действию трех важных полярностей, господствующих в душевной жизни. Из этих трех полярностей активность/пассивность можно было бы назвать биологической полярностью, полярность Я/ внеK шний мир — реальной и, наконец, полярность удовольствие/неK удовольствие — экономической. Вытеснение как судьба влечения будет предметом следующеK го исследования3. 1 [См. прим. 2 на с. 100.] [Отношения между любовью и ненавистью Фрейд далее рассматривал в связи со своей гипотезой о влечении к смерти в главе IV работы «Я и Оно» (1923b), с. 307 и далее в этом томе.] 3 [См. следующую работу в этом томе.] 2 109 Вытеснение (1915) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1915 Int. Z. ärztl. Psychoanal., т. 3 (3), 129–138. 1918 S. K. S. N., т. 4, 279–293. (1922, 2Kе изд.) 1924 G. S., т. 5, 466–479. 1924 Technik und Metapsychol., 188–201. 1931 Theoretische Schriften, 83–97. 1946 G. W., т. 10, 248–261. В разделе I «Истории психоаналитического движения» (1914d) Фрейд заявил: «Теперь теория вытеснения представляет собой краеуK гольный камень, на котором держится все здание психоанализа». НаиK более подробно он изложил эту теорию в данной статье, а также в разK деле IV следующей работы под названием «Бессознательное» (с. 151 и далее). В историческом отношении понятие вытеснения восходит к исK токам психоанализа. В напечатанном виде оно впервые встречается в конце раздела II «Предварительного сообщения» Брейера и Фрейда (1893), которое составляет первую часть «Этюдов об истерии» (1895d). Термин «вытеснение» еще в начале ХIХ столетия использовал психоK лог Гербарт (1824), и, возможно, Фрейд познакомился с ним благодаK ря своему учителю Мейнерту, который был почитателем Гербарта 1. Однако сам Фрейд в процитированном выше отрывке из «Истории» категорически подчеркивает: «В теории вытеснения я, несомненно, был самостоятелен…» Процесс вытеснения, как он пишет в начале раздела III «Автобиографии» (1925d), «был новинкой, ничего подобK ного ему в душевной жизни известно не было». В сочинениях Фрейда есть несколько сообщений о том, как он пришел к этому открытию, например, в «Этюдах об истерии» (1895d), часть IV (см. Studienausgabe, дополнительный том, с. 62–63), а также в разделе I «Истории» (1914d). Во всех этих описаниях единодушно подчеркивается, что понятие вытеснения возникло в результате явлений сопротивления, наблюK давшихся в процессе терапии, которые, в свою очередь, стали понятK ными благодаря применению новой техники, а именно благодаря отказу от гипноза при катартическом лечении истерии. 1 См. ниже, с. 132. Подробное описание этих взаимосвязей дает Эрнест Джонс в своей биографии Фрейда (1960, 429 и далее). 113 75 Заметим, что в «Этюдах об истерии» для описания этого процесса фактически используется не термин «вытеснение», а выражение «заK щита». В тот ранний период Фрейд использовал оба понятия одинакоK во, почти как тождественные, хотя «защита», пожалуй, встречается неK сколько чаще. Однако вскоре Фрейд, как он отмечает в своей работе, посвященной сексуальности при неврозах (1906а), Studienausgabe, т. 5, с. 154, стал все чаще говорить о «защите», а не о «вытеснении». Так, например, в истории болезни «Раттенманна» (1900d) он рассматривал механизм «вытеснения» при неврозе навязчивых состояний, то есть смещение катексиса аффекта с предосудительного представления, в отK личие от полного изгнания представления из сознания при истерии, и говорил о «двух видах вытеснения» (Studienausgabe, т. 7, с. 64–65). В этом широком смысле термин используется также и в настоящей работе, например, в самом конце, когда Фрейд обсуждает различные механизмы вытеснения при отдельных формах психоневрозов. Вместе с тем представляется достаточно очевидным, что форма вытеснения, которую здесь в основном имеет в виду Фрейд, характерна для истерии; и лишь намного позднее, в главе ХI, раздел а (в), работы «Торможение, симптом и тревога» (1926d) (Studienausgabe, т. 6, с. 300 и далее) он предK ложил ограничить термин «вытеснение» этим специфическим мехаK низмом и «вернуться к старому понятию защиты» в качестве «общего обозначения для всех технических приемов,… которыми Я пользуется в своих конфликтах, при известных обстоятельствах ведущих к невроK зу». Значение этого различия он продемонстрировал позднее в разделе V работы «Конечный и бесконечный анализ» (1937с) (Studienausgabe, дополнительный том, с. 374 и далее). Фрейд постоянно занимался этой особой проблемой, пытаясь опK ределить, какая побудительная сила приводит в действие вытеснение, хотя в данной работе он ее практически не затрагивает. Кроме того, возник вопрос об отношениях между вытеснением и сексуальностью, на который Фрейд в ранний период давал разные ответы, о чем можно судить по многим местам в письмах Флиссу (1950а). Однако позднее он отказался от всяких попыток «сексуализировать» вытеснение. ПодробK но этот вопрос (включая критику взглядов Адлера) разбирается в посK леднем разделе работы «“Ребенка бьют”» (1919е), Studienausgabe, т. 7, с. 250 и далее. Еще позднее, в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d), в частности, в главе IV и на первых страницах 32Kй лекции «Нового цикла» (1933а), он снова затронул эту тему и высказал мысль, что тревога — в отличие от того, что он утверждал раньше, а также в настоящей работе, например, на страницах 124 и 125, — это не след# ствие вытеснения, а, скорее, одна из его движущих сил1. 1 Различие между вытеснением и «отрицанием» Я внешней реальности или ее части Фрейд впервые подробно рассматривает в своей работе под наK званием «Фетишизм» (1927е, см. ниже, с. 190). 114 76 Судьба импульса влечения может быть определена тем, что он наталкивается на сопротивление, которое хочет сделать его недейK ственным. Тогда при определенных условиях, подробное исслеK дование которых нам предстоит провести, он приходит в состояK ние вытеснения. Если бы речь шла о воздействии внешнего раздражителя, то, очевидно, самым подходящим средством было бы бегство. В случае же влечения бегство ничем помочь не может, потому что Я не может убежать от самого себя. Позднее будет найK дено хорошее средство против импульсов влечения в виде отверK гающего суждения (осуждения). Предварительная ступень осужK дения, чтоKто среднее между бегством и осуждением — это вытеснение, понятие которого до психоаналитических исследоK ваний не могло быть сформировано. Теоретически вывести возможность вытеснения непросто. Почему импульс влечения должна была постигнуть такая участь? Очевидно, здесь должно быть выполнено определенное условие, которое заключается в том, что достижение цели влечения вместо удовольствия вызывает неудовольствие. Но этот случай трудно себе представить. Таких влечений не бывает, удовлетворение влеK чения всегда исполнено удовольствием. Поэтому следует предпоK ложить наличие особых условий, какогоKто процесса, в результаK те которого удовольствие, получаемое от удовлетворения влечения, превращается в неудовольствие. Для лучшего разграничения вытеснения мы можем включить в обсуждение некоторые другие ситуации, связанные с влеченияK ми. Может случиться так, что внешний раздражитель, например, в результате того, что он разъедает и разрушает орган, становится внутренним и, таким образом, служит новым источником постоK янного возбуждения и возрастающего напряжения. Тем самым он приобретает большое сходство с влечением. Мы знаем, что ощуK щаем в подобном случае боль. Однако цель этого псевдовлечения состоит только в том, чтобы прекратить изменение органа и свяK занное с ним неудовольствие. Другого, непосредственного удоK 115 77 вольствия в результате прекращения боли получить нельзя. Боль также императивна; ее можно устранить только с помощью токK сических средств и психического отвлечения. Случай боли слишком мало очевиден, чтобы чемKто помочь для достижения нашего намерения1. Возьмем другой случай, когK да раздражение, проистекающее из влечения, например голод, осK тается неудовлетворенным. Тогда оно становится императивным, его нельзя ничем успокоить, кроме как с помощью действия, наK правленного на удовлетворение2, и оно поддерживает постоянное напряжение. Здесь не может быть и речи о чемKлибо похожем на вытеснение. Таким образом, вытеснения, разумеется, нет, если напряжеK ние, возникшее изKза неудовлетворения импульса влечения, стаK новится невыносимо большим. Какими средствами защиты от этой ситуации располагает организм, будет рассмотрено в другом конK тексте. Давайте лучше будем придерживаться клинического опыта, с которым мы сталкиваемся в психоаналитической практике. Он учит нас, что удовлетворение влечения, подлежащего вытеснению, вполне возможно и что оно всякий раз было бы исполнено удоK вольствия, но было бы несовместимо с другими требованиями и наK мерениями, то есть оно вызывало бы удовольствие в одном месте и неудовольствие — в другом. В таком случае условием вытеснеK ния становится то, что мотив неудовольствия приобретает больK шую силу, чем удовольствие от удовлетворения. Далее, психоанаK литический опыт работы с неврозами переноса заставляет нас сделать вывод, что вытеснение — это не некий существующий изначально защитный механизм, что оно может возникнуть не раньше, чем произойдет четкое разделение на сознательную и бесK сознательную душевную деятельность, и что сущность его состо# ит лишь в уклонении и отстранении от сознания1. Такое понимаK ние вытеснения следовало бы дополнить предположением, что до 1 [Боль и средства организма для преодоления боли рассматриваются в главе IV работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), с. 254–255 ниже. Эта тема была затронута еще в шестом разделе («Боль») части I «Проекта» (1950а [1895]); она также упоминается в заключительных абзацах работы «ТорможеK ние, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 307–308).] 2 [В первом разделе («Первое главное положение: количественный подK ход») части I «Проекта» (1950а [1895]) говорится: с помощью «специфичесK кого действия».] 116 78 этой ступени душевной организации с задачей защиты от побужK дений справляются другие судьбы влечений, такие, как превраK щение в противоположность и обращение против собственной персоны [ср. с. 109–110 выше]. Мы теперь считаем также, что вытеснение и бессознательное настолько соотносятся друг с другом, что нам придется отложить углубленное изучение сущности вытеснения, пока мы не узнаем больше о строении психических инстанций и отличии бессознаK тельного от сознательного. [См. следующую работу, с. 151 и далее.] Пока же мы можем лишь только чисто описательно сопоставить некоторые клинически установленные особенности вытеснения, рискуя без изменений повторить многое из того, что уже было сказано в другом месте. Итак, у нас есть основание предполагать наличие первичного вытеснения, первой фазы вытеснения, которая заключается в том, что психическая репрезентация влечения (представление)2 лишаK ется доступа к сознанию. Этим создается фиксация; соответствуK ющая репрезентация отныне остается неизменной, и с нею связаK но влечение. Это происходит изKза особенностей бессознательных процессов, которые будут обсуждаться позднее [см. с. 157–158]. Вторая ступень вытеснения, собственно вытеснение, касаетK ся психических дериватов вытесненной репрезентации или таK кого хода мыслей, который, происходя из других источников, оказался в ассоциативной связи с ними. Вследствие этой связи эти представления ждет та же участь, что и первично вытесненK ное. Следовательно, собственно вытеснение — это послеподавK ление3. Впрочем, было бы неправильно делать акцент только на отталкивании, действующем со стороны сознания на вытесняеK мое. Речь также идет о притяжении, которое первично вытесK ненное оказывает на все, с чем оно может вступить в ассоциативK ную связь. Вероятно, тенденция к вытеснению не достигла бы 1 [Модификация этой формулы приводится ниже на с. 174.] [См. «Предварительные замечания издателей» к предыдущей работе, с. 80–81.] 3 [Фрейд использует это понятие также при описании процесса в анализе Шребера (1911с; см. следующее примечание), а также в своей работе «БессозK нательное» (1915с; см. ниже с. 151 и 152). Однако, когда по прошествии двадцати с лишним лет, в третьем разделе «Конечного и бесконечного аналиK за» (1937с) Фрейд снова обратился к этой теме, он говорил о «послевытеснеK нии» (Studienausgabe, дополнительный том, с. 368.] 2 117 79 своей цели, если бы эти силы не взаимодействовали, если бы не было ранее вытесненного, готового принять то, что было отвергK нуто сознанием1. Под влиянием изучения психоневрозов, демонстрирующего нам важнейшие последствия вытеснения, мы склонны переоцеK нивать его психологическое содержание и слишком легко забываK ем, что вытеснение не препятствует тому, чтобы репрезентация влечения продолжала существовать в бессознательном, организоK вывалась, образовывала дериваты и вступала в ассоциативные свяK зи. Фактически вытеснение нарушает только связь с определенK ной психической системой, с сознанием. Психоанализ может показать нам еще нечто важное для поK нимания последствий вытеснения при психоневрозах. НаприK мер, то, что репрезентация влечения развивается беспрепятственK но и более содержательно, если благодаря вытеснению она лишена сознательного влияния. Она, так сказать, разрастается в темноте и находит крайние формы выражения, которые, если их перевоK дят и предъявляют невротику, не только кажутся ему чуждыми, но и пугают его мистификацией необычайной и опасной силы влечения. Эта обманчивая сила влечения есть результат его своK бодного проявления в фантазии и запруживания изKза отсутствия удовлетворения. То, что этот последний результат связан с выK теснением, указывает на то, в чем нам нужно искать его истинK ное значение. Но, еще раз возвращаясь к противоположному мнению, мы констатируем: совершенно неверно, что вытеснение не допускает в сознание все дериваты первично вытесненного2. Если они достаK точно отдалены от вытесненной репрезентации, будь то вследствие включения искажений или изKза множества вставленных промеK жуточных звеньев, доступ в сознание оказывается для них соверK шенно свободным. Получается, как будто сопротивление сознаK 1 [Правда, для описания двухступенчатого вытеснения в этом и предыK дущем абзаце есть несколько иная, более ранняя формулировка в третьем разделе анализа Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, с. 190–191 и в письме к Ференци от 6 декабря 1910 года (Jones, 1962а, 525–526). См. также сделанK ное в 1914 году дополнение к «Толкованию сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 523, прим. 2.] 2 [Тема, затронутая в этом абзаце, подробнее обсуждается в разделе VI работы «Бессознательное» (1915е, с. 1619 и далее в этом томе).] 118 80 ния является функцией их удаления от первично вытесненного. Применяя психоаналитическую технику, мы постоянно требуем от пациента продуцировать такие дериваты вытесненного, котоK рые вследствие своей отдаленности или искажения могут обойти цензуру сознания. Эти дериваты — не что иное, как мысли, котоK рые возникают при отказе по нашему требованию от любых соK знательных целевых представлений и всякой критики и из котоK рых мы восстанавливаем в сознании перевод вытесненной репрезентации. При этом мы наблюдаем, что пациент может соK здавать длинную вереницу таких мыслей, пока в этом процессе не натолкнется на мыслительное образование, в котором связь с выK тесненным проявляется настолько сильно, что ему приходится поK вторять свою попытку вытеснения. Также и невротические симптомы должны отвечать указанному условию, ибо они предK ставляют собой дериваты вытесненного, которое с помощью этих образований в конце концов отвоевало себе доступ к сознанию, в котором ему было отказано1. Насколько далеко должно зайти искажение и отдаление от вытесненного, прежде чем прекратится сопротивление сознания, в целом указать невозможно. При этом происходит тщательное взвешивание всех обстоятельств, процесс которого для нас скрыт, но о принципе действия которого можно догадаться. Речь идет о том, чтобы остановиться на определенном уровне интенсивносK ти катексиса бессознательного, при превышении которого оно бы добилось удовлетворения. Следовательно, вытеснение работает в высшей степени индивидуально; у каждого отдельного деривата вытесненного может быть своя особая судьба; чуть большее или чуть меньшее искажение приводит к изменению всего результата. В связи с этим также становится понятно, что предпочитаемые объекты людей, их идеалы, проистекают из тех же восприятий и переживаний, что и объекты, внушающие наибольшее отвращеK ние, и что первоначально они отличаются друг от друга лишь неK значительными модификациями. [Ср. с. 64.] Более того, может получиться так, — как мы это установили при образовании фетиK 1 [В немецких изданиях до 1924 года конец этой фразы выглядит так: «…которое с помощью этих образований добилось в конце концов отказанK ного ему доступа сознания». То есть с 1924 года словосочетание «доступа сознания» исправлено на «доступа к сознанию», в результате чего смыл предK ложения несколько изменился.] 119 81 ша1, — что первоначальная репрезентация влечения разделится на две части, одна из которых подверглась вытеснению, а оставшуюK ся часть — именно изKза ее внутренней связанности — постигла судьба идеализации. То же самое, к чему приводит большая или меньшая степень искажения, может быть также достигнуто, так сказать, на другом конце аппарата — через изменение условий возникновения удоK вольствия и неудовольствия. Были выработаны особые техничесK кие приемы, цель которых состоит в том, чтобы вызвать во взаиK модействии психических сил такие изменения, в результате которых то же самое, что обычно порождает неудовольствие, иногда также приносит и удовольствие; и всякий раз, когда такое техниK ческое средство приводится в действие, вытеснение обычно отK вергаемой репрезентации влечения прекращается. До сих пор эти технические приемы были более или менее точно прослежены только в отношении остроты2. Как правило, устранение вытесK нения — явление временное; вскоре оно возникает заново. Однако наблюдений подобного рода достаточно для того, чтоK бы обратить наше внимание на другие особенности вытеснения. Оно не просто, как только что говорилось, индивидуально, но и в значительной мере мобильно. Процесс вытеснения нельзя предK ставлять себе как некое однократное явление со стойким эффекK том, подобно тому, как умерщвляют нечто живое, которое отныне становится мертвым; напротив, вытеснение требует постоянных затрат энергии, без которых его результат оказался бы поставленK ным под сомнение, а потому понадобился бы новый акт вытеснеK ния. Мы можем себе представить, что вытесненное оказывает поK стоянное давление в направлении сознания, которому для сохранения равновесия необходимо непрерывно оказывать проK тиводействие3. Следовательно, сохранение вытеснения предполаK гает постоянную трату энергии, а прекращение этих затрат с экоK номической точки зрения означает сбережение сил. Впрочем, подвижность вытеснения находит свое выражение также и в псиK хических характеристиках состояния сна, благодаря которому стаK 1 [Ср. раздел 2 (А) первого из трех очерков Фрейда по теории сексуальноK сти (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 63–65 и примечания к нему.] 2 [См. главу II книги Фрейда об остроте (1905с).] 3 [Этот момент далее рассматривается ниже, на с. 151–152.] 120 82 новится возможным образование сновидений1. Вместе с пробужK дением вновь посылаются убранные катексисы вытеснения. Наконец, мы не должны забывать, что очень мало что сказали об импульсе влечения, констатировав, что он вытеснен. Он моK жет, невзирая на вытеснение, находиться в самых разных состояK ниях, быть неактивным, то есть катектированным лишь небольшим количеством психической энергии, или способным к активности, поскольку величина катектированной психической энергии меняется. Хотя следствием его активизации и не будет непосредственное устранение вытеснения, она может стимулироK вать все процессы, которые завершаются проникновением в соK знание окольными путями. В случае невытесненных дериватов бессознательного решающим моментом для судьбы отдельного представления часто оказывается степень активации или катекK сиса. Очень часто бывает так, что такой дериват остается невытесK ненным до тех пор, пока он репрезентирует незначительное колиK чество энергии, хотя его содержание вполне пригодно для того, чтобы вызывать конфликт с тем, что господствует в сознании. Однако количественный момент имеет решающее значение для возникновения конфликта; как только неприемлемое по сущеK ству представление усиливается сверх определенной меры, конфK ликт становится актуальным, и именно активация влечет за собой вытеснение. То есть увеличение энергетического катексиса дейK ствует в отношении вытеснения точно так же, как приближение к бессознательному, а его снижение — как отдаление от бессознаK тельного или как искажение. Мы понимаем, что в ослаблении неK приятного вытесняющие тенденции могут найти замену его выK теснению. В предыдущих рассуждениях мы рассматривали вытеснение репрезентации влечения и понимали под таковой представление или группу представлений, которые со стороны влечения катекK тированы определенной суммой психической энергии (либидо, интереса). Однако клинические наблюдения заставляют нас разK ложить на составляющие то, что мы понимали прежде как единое целое, ибо они показывают нам, что наряду с представлением неK обходимо учитывать еще и нечто иное, репрезентирующее влечеK 1 [Ср. «Толкование сновидений» (1900а), глава VII, раздел В, Studienaus# gabe, т. 2, с. 540–541, а также с. 194, ниже.] 121 83 ние, и что это другое постигает судьба вытеснения, которая может полностью отличаться от вытеснения представления. За этим друK гим элементом психической репрезентации закрепилось назваK ние суммы аффекта1; это соответствует влечению, поскольку посK леднее отделилось от представления и находит соответствующее выражение своему количеству в процессах, воспринимаемых как аффекты. Отныне, описывая случай вытеснения, мы должны буK дем по отдельности прослеживать то, что стало с представлением вследствие вытеснения и что произошло со связанной с ним энерK гией влечения. Нам бы очень хотелось сказать об обеих судьбах нечто общее. Мы также сможем сделать это, немного сориентировавшись. ОбK щая судьба представления, репрезентирующего влечение, едва ли может состоять в чемKто другом, кроме его исчезновения из сознаK ния, если оно раньше было осознанным, или в недопущении в соK знание, если оно намеревалось стать осознанным. Это различие уже не важно; оно сводится примерно к следующему: могу ли я выпроK водить нежелательного гостя из моей гостиной или из моей переK дней или, узнав его, вообще не впускать на порог квартиры2. Судьба количественного фактора репрезентации влечения, как показывает краткий обзор данных, полученных в психоанализе, может быть троякой: либо влечение подавляется полностью, так что нельзя найK ти никаких его признаков, либо оно проявляется в виде так или иначе качественно окрашенного аффекта, либо оно превращается в тревогу3. Две последние возможности ставят перед нами задачу рассмотреть превращение психических энергий влечений в аффек# ты, прежде всего в тревогу, как новую судьбу влечения. 1 [Это выражение восходит к периоду совместной работы с Брейером. См., например, последние абзацы статьи Фрейда, посвященной защитным невропсихозам (1894а).] 2 Это пригодное для процесса вытеснения сравнение можно также расK пространить на ранее упоминавшуюся особенность вытеснения. Мне следует лишь добавить, что запретную для гостя дверь должен охранять постоянный сторож, ибо в противном случае выпровоженный взломал бы ее. (См. выше [с. 120].) 3 [Изменившиеся представления Фрейда по этому последнему пункту изложены в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d), в частности, в конце главы IV, а также в главе ХI, раздел (б), см. Studienausgabe, т. 6, с. 253–254 и с. 298 и далее.] 122 84 Мы помним, что мотивом и целью вытеснения было не что иное, как избегание неудовольствия. Из этого следует, что судьба аффективной величины репрезентации гораздо важнее, чем судьK ба представления, и что именно этот момент является определяюK щим в оценке процесса вытеснения. Если вытеснению не удается предупредить возникновение ощущений неудовольствия или треK воги, то мы можем сказать, что оно потерпело неудачу, даже если оно достигло своей цели в части, относящейся к представлению. Разумеется, неудавшееся вытеснение будет вызывать у нас больK ший интерес, чем удавшееся, которое чаще всего оказывается неK доступным нашему исследованию. Мы хотим понять механизм процесса вытеснения и прежде всего узнать, существует ли только один механизм вытеснения или неK сколько, или, быть может, каждый психоневроз отличается своим собственным механизмом вытеснения. Однако в самом начале этоK го исследования мы сталкиваемся с осложнениями. Механизм выK теснения становится доступным нашему пониманию только тогда, когда мы делаем о нем вывод по результатам вытеснения. Если мы ограничим наблюдение результатами в части репрезентации, отноK сящейся к представлению, то узнаем, что вытеснение, как правило, создает замещающее образование. Каков механизм такого замещаK ющего образования, или здесь следует выделить несколько мехаK низмов? Мы также знаем, что вытеснение оставляет после себя симп# томы. Можем ли мы объединить замещающее образование и образование симптома, и если в целом дело обстоит именно так, совпадает ли механизм симптомообразования с механизмом вытесK нения? Пока с большой вероятностью можно говорить о том, что оба механизма существенно различаются, что не вытеснение как таковое создает замещающие образования и симптомы и что послеK дние как признаки возвращения вытесненного1 обязаны своим возK никновением совершенно другим процессам. ПоKвидимому, также имеет смысл сначала, до механизмов вытеснения, подвергнуть исK следованию механизмы образования симптомов и замещений. 1 [Понятие «Возвращение вытесненного» появляется уже в ранних сочиK нениях Фрейда. Оно встречается еще в разделе II его второй работы, посвяK щенной психоневрозам (1896b), а также в еще более раннем черновом вариK анте этой работы, который он отослал 1 января 1896 года Флиссу (1950а, манускрипт К).] 123 85 Очевидно, что умозрительным рассуждениям дальше здесь деK лать нечего, и их должен заменить тщательный анализ результатов вытеснения, наблюдаемых при отдельных неврозах. Но я предлаK гаю отложить и эту работу, пока мы не составим себе ясного предK ставления об отношениях между сознательным и бессознательным1. Но чтобы данное обсуждение не оказалось совершенно бесплодK ным, я хочу заранее оговорить слудующее: 1) механизм вытеснеK ния фактически не совпадает с механизмом или механизмами замеK щающего образования, 2) существуют очень разные механизмы замещающего образования и 3) у механизмов вытеснения есть, по крайней мере, одно общее — лишение энергетического катексиса (или либидо, если мы говорим о сексуальных влечениях). Ограничившись тремя самыми известными психоневрозами, я хочу показать на нескольких примерах, каким образом введенK ные здесь понятия находят применение при исследовании вытесK нения. Из тревожной истерии я выберу хорошо проанализироK ванный пример фобии животных2. Подвергающимся вытеснению импульсом влечения является либидинозное отношение к отцу, сочетающееся со страхом перед ним. После вытеснения этот имK пульс исчез из сознания, отец как объект либидо в нем уже не присутствует. В качестве замены в аналогичном месте находится животное, более или менее пригодное для того, чтобы стать объекK том страха. Образование, замещающее часть репрезентации влеK чения, связанную с представлением, возникло посредством смещения вдоль ассоциативной цепи, детерминированной опреK деленным образом. Количественный компонент не исчез, а переK местился в страх. Результат — страх перед волком вместо любовK ных притязаний к отцу. Разумеется, использованных здесь категорий недостаточно для объяснения даже самого простого слуK чая психоневроза. Всегда необходимо учитывать и другие точки зрения. Такое вытеснение, как в случае фобии животных, можно охаK рактеризовать как в принципе неудавшееся. Работа вытеснения 1 [Фрейд обращается к этой задаче в разделе IV своей статьи «БессознаK тельное» (1915е), с. 152 и далее в этом томе.] 2 [Разумеется, здесь имеется в виду история болезни «Вольфсманна» (1918b), которая, несмотря на то, что была опубликована только через три года после выхода в свет данной работы, к тому времени в основном была уже завершена.] 124 86 здесь состоит лишь в устранении и замене представления, тогда как избежать неудовольствия вообще не удалось. Поэтому работа невроза не прекращается, а продолжается в другом темпе, чтобы достичь ближайшей, более важной цели. Это приводит к возникK новению попытки к бегству, собственно фобии, многочисленных уклонений, которые должны исключить высвобождение тревоги. С помощью каких механизмов достигает цели фобия — с этим мы сможем познакомиться в специальном исследовании. [См. ниже с. 153 и далее.] Совершенно другую оценку процесса вытеснения нас заставK ляет дать картина настоящей конверсионной истерии. Самое примеK чательное здесь то, что иногда удается свести к нулю всю сумму аффекта. В таком случае больной демонстрирует по отношению к своим симптомам поведение, которое Шарко назвал «la belle indifférence des hystériques1». B других случаях это подавление не окаK зывается столь полным, часть неприятных ощущений связывается с самими симптомами, или не до конца удается избежать высвоK бождения тревоги, что в свою очередь приводит в действие мехаK низм образования фобии. Содержание представления, относящеK гося к репрезентации влечения, полностью устранено из сознания; в качестве замещающего образования — и одновременно симптоK ма — существует слишком сильная (в самых наглядных случаях соK матическая) иннервация то сенсорного, то моторного характера, в виде либо возбуждения, либо торможения. Чересчур иннервироK ванное место при ближайшем рассмотрении оказывается частью самой вытесненной репрезентации влечения, которая, словно поK средством сгущения, привлекла к себе весь катексис. Разумеется, и эти замечания также не охватывают полностью механизм конK версионной истерии; прежде всего, необходимо еще добавить моK мент регрессии, который будет рассмотрен в другом контексте2. Вытеснение [конверсионной] истерии можно расценивать как полностью неудавшееся, поскольку оно стало возможным только благодаря многочисленным замещающим образованиям; что же каK сается освобождения от суммы аффекта — собственно задачи вытесK нения, — то, как правило, оно означает полный успех. Процесс выK 1 [Прекрасное равнодушие истерика (фр.).] [По всей видимости, речь идет о пропавшей метапсихологической раK боте, посвященной конверсионной истерии. См. выше, на с. 76, «ПредислоK вие издателей».] 2 125 87 теснения при конверсионной истерии также завершается симптомоK образованием, и в отличие от тревожной истерии ему не нужно деK литься на два этапа или продолжаться неограниченно во времени. И опятьKтаки совершенно иначе выглядит вытеснение при третьем заболевании, которое мы привлекаем здесь для сравнеK ния, — при неврозе навязчивых состояний. Вначале здесь возникаK ет сомнение по поводу того, что же следует рассматривать в качеK стве репрезентации, подлежащей вытеснению, — либидинозное стремление или враждебное. Неуверенность проистекает из того, что в качестве предпосылки невроза навязчивых состояний высK тупает регрессия, вследствие которой вместо нежного стремления возникло садистское. Именно этот враждебный импульс против любимого человека и подлежит вытеснению. Эффект в первой фазе работы вытеснения совершенно иной, чем позднее. Сначала она имеет полный успех, содержание представления отклоняется, а аффект устраняется. В качестве замещающего образования возK никает изменение Я, усиление совестливости, которое едва ли можно назвать симптомом. Образование замещения и симптома в данном случае не совпадают. И здесь тоже можно узнать о мехаK низме вытеснения нечто новое. Оно, как всегда, привело к изъяK тию либидо, но для этой цели воспользовалось реактивным образованием в виде усиления противоположного чувства. СледоK вательно, у замещающего образования здесь тот же механизм, что и у вытеснения; в сущности, оно совпадает с ним, но отличается от симптомообразования во временнóм и понятийном отношении. Весьма вероятно, что весь этот процесс становится возможным вследствие амбивалентного отношения к подлежащему вытеснеK нию садистскому импульсу. Однако удачное вначале вытеснение не удерживается; в дальK нейшем процессе на передний план все больше выступает неудаK ча вытеснения. Амбивалентность, способствовавшая вытеснению посредством реактивного образования, является в то же время тем местом, где вытесненному удается вернуться. Исчезнувший аффект возвращается, превратившись в социальный страх, в страх совести, в беспрестанные упреки; отвергнутое представK ление находит замену посредством смещения, нередко смещаясь на самое несущественное, индифферентное1. Как правило, тенK 1 [Ср. раздел II (в) в анализе «Крысина» (1909d), Studienausgabe, т. 7, с. 97.] 126 88 денция к полному воссозданию вытесненного представления очевидна. Неудача в вытеснении количественного, аффективK ного фактора приводит в действие тот же механизм бегства поK средством уклонений и запретов, с которым мы познакомились при образовании истерических фобий. Однако отвержение предK ставления сознанием упорно сохраняется, потому что благодаря этому человек воздерживается от действия, то есть происходит моторное сдерживание импульса. Таким образом, работа вытесK нения при неврозе навязчивых состояний сводится к безуспешK ной и бесконечной борьбе. На основании приведенного здесь небольшого ряда сравнеK ний становится очевидным, что потребуются еще более обширные исследования, прежде чем можно будет надеяться понять процесK сы, связанные с вытеснением и образованием невротических симпK томов. Необычайное переплетение всех учитываемых моментов оставляет нам только один путь описания. Мы вынуждены выхK ватывать то одну, то другую точку зрения и прослеживать ее, исK пользуя материал, до тех пор, пока она не даст нам нечто важное. Каждая такая работа в отдельности сама по себе будет неполной, и мы не сможем избежать неясностей там, где она затронет еще не проработанные вопросы; но мы вправе надеяться, что в результате окончательного сопоставления нам удастся прийти к полному поK ниманию. 127 Бессознательное (1915) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1915 Int. Z. ärztl, Psychoanal., т. 3 (4), 189–203 и (5), 257–269. 1918 S. K. S. N., т. 4, 294–338. (1922, 2Kе изд.) 1924 G. S., т. 5, 480–519. 1924 Technik und Metapsychol., 202–241. 1931 Theoretische Schriften, 98–140. 1946 G. W., т. 10, 264–303. По всей видимости, написание этой работы заняло менее трех неK дель — она была подготовлена в период с 4 по 23 апреля 1915 года. В том же году текст был опубликован в двух номерах «Международного журK нала»; в первый вошли разделы с I по IV, во второй — разделы с V по VII. Однако в изданиях до 1924 года эта работа еще не была поделена на разделы; нынешние подзаголовки были представлены, скорее, в виде пометок на полях. Единственное исключение — выражение «топичесK кий подход», которое теперь присутствует в заглавии к разделу II; перK воначально оно находилось в этом разделе перед вторым абзацем, коK торый начинается словами: «В позитивном изложении…» (с. 142). В издании 1924 года в текст были внесены небольшие изменения. Если рассматривать группу из пяти метапсихологических сочиK нений, написанных Фрейдом в 1915 году, как его важнейшие теоретиK ческие труды, то настоящая работа, посвященная бессознательноK му, несомненно, может считаться их кульминационным пунктом. Для психоаналитической теории гипотеза о наличии бессознательK ных душевных процессов, разумеется, является основополагающей. Фрейд неустанно повторял аргументы, свидетельствовавшие в ее пользу, и оспаривал выдвигавшиеся против нее возражения. Более того, даже последний фрагмент теоретического изложения — начаK тая в 1938 году и оставшаяся незавершенной работа, которой он дал английское название «Some Elementary Lessons in PsychoKAnalysis» (1940b) — представляет собой новую попытку отстоять эту концепK цию. Однако с самого начала следует пояснить, что интерес Фрейда к данной гипотезе никогда не был философским — хотя, несомненK но, философские проблемы неизбежно с нею связаны. Его интерес 131 93 был, скорее, практическим. Он обнаружил, что без этой гипотезы неK возможно объяснить или даже просто описать многообразие явлеK ний, с которыми ему приходилось сталкиваться. Фактически эта гиK потеза впервые открыла ему доступ к необычайно плодотворной новой сфере научного познания. В тот ранний период в ближайшем окружении Фрейда не могло быть большого сопротивления этому представлению. Его непосредK ственные учителя — например, Мейнерт1 — находились, если они воK обще интересовались психологией, под влиянием теорий Дж. Ф. ГерK барта (1776–1841); в гимназии, где учился Фрейд, пользовались учебником по психологии, автор которого последовательно отстаивал принципы Гербарта (Jones, 1960, 432). Гипотеза о бессознательных дуK шевных процессах играла в теории Гербарта важную роль. И тем не менее на ранних стадиях своих психопатологических исследований Фрейд не сразу перенял эту гипотезу. Хотя, поKвидимому, он с самого начала признавал важность того аргумента, который подчеркивается на первых страницах данной работы, а именно что попытка ограниK чить душевные акты сознательными и смешать их с чисто соматичесK кими, неврологическими процессами, «нарушает психическую непреK рывность» и оставляет непонятные пробелы в цепочке наблюдаемых явлений. С этой проблемой можно было справиться двумя способами. Можно было бы оставить без внимания соматические процессы и выдK винуть гипотезу о том, что пробелы заполняются бессознательными душевными процессами; или можно было бы оставить без внимания сознательные душевные процессы и сконструировать чисто соматиK ческую цепочку, в которой нет разрывов и объясняются все наблюдаK емые факты. Эта вторая возможность была для Фрейда, научные интеK ресы которого с самого начала оказались связанными с физиологией, необычайно притягательной, что, без сомнения, подкреплялось идеяK ми Хьюлингса Джексона, о трудах которого Фрейд с восхищением отK зывался в своей монографии, посвященной афазиям (1891b). (Важный пассаж из этой работы опубликован в приложении Б, с. 177 ниже.) ТаK ким образом, вначале неврологический метод описания психопатолоK гических явлений был заимствован Фрейдом, и все, что им написано в период сотрудничества с Брейером, как уже было описано, основыK вается на этом методе. Его вдохновляла возможность создать «психоK логию» из чисто неврологического материала, и он посвятил этой «вирK туозной пьесе» многие месяцы 1895 года. Так, 27 апреля того же года он писал Флиссу (Freud, 1950а, письмо № 23): «В научном отношении мне приходится туго; я полностью помешался на “психологии для неK 1 Влияние, которое в этом отношении, возможно, оказал на Фрейда Эвальд Геринг, обсуждается далее в приложении А (с. 175–176 ниже). 132 94 вролога”, которая регулярно истощает все мои силы до тех пор, пока я и в самом деле не вынужден прерываться, чувствуя себя переутомленK ным. Я никогда еще не испытывал такой сильной увлеченности. И выйK дет ли чтоKнибудь из этого? Надеюсь, что да, но дело движется медленK но и с трудом». Через несколько месяцев из этого действительно чтоKто вышло — каркас, известный нам как «Проект психологии», рукопись которого он отослал Флиссу в сентябреKоктябре 1895 года. В этом удиK вительном произведении предпринята попытка описать и объяснить все нормальное и патологическое поведение человека, причем посредK ством сложной операции с двумя материальными единицами — нейроK ном и «текучим количеством», психической или физической энергией, которая более четко не была детализирована. Тем самым удалось полK ностью исключить необходимость постулировать те или иные сознаK тельные процессы: цепочка физических явлений была целостной и заK вершенной. Разумеется, было немало причин, по которым Фрейд так и не завершил «Проект» и в течение короткого времени отказался от саK мого этого подхода. Однако главная причина заключалась в том, что психолог Фрейд перегнал и сменил невролога Фрейда: становилось все более очевидным, что даже сложная аппаратура нейронной сисK темы была все еще слишком громоздка и груба, чтобы объяснить тонкие феномены, которые выявлялись в «психологическом аналиK зе» и которые можно было объяснить только на языке психических процессов. Интересы Фрейда действительно постепенно смещались в другую сторону. К моменту публикации работы об афазии уже проK шло два или три года после лечения случая фрау Эмми фон Н., а истоK рия ее болезни была описана более чем за год до написания «ПроекK та». В примечании к записи от 18 мая о течении этой болезни («Этюды об истерии», 1895d) выражение «в бессознательном» впервые появиK лось в печатном виде, и хотя теория, которую отстаивал Фрейд в своK ей части «Этюдов», пока еще выглядит абсолютно неврологической, психология и вместе с ней необходимая гипотеза о бессознательных душевных процессах неудержимо распространялись. Действительно, обоснование гипотезы о вытеснении при истерии и катартического метода лечения явно требовало психологического объяснения; ее неK врологическое обоснование в части II «Проекта» можно было дать только ценой акробатических усилий 1. Всего через несколько лет, в «Толковании сновидений» (1900а), произошла удивительная переK 1 Как ни странно, именно Брейер в разделе III (5) своей теоретической части в «Этюдах» (1895, 179–180) первым аргументированно выступил в заK щиту бессознательных представлений. 133 95 мена: в нем не только полностью исчезло неврологическое объяснеK ние психологии, но и большая часть того, что Фрейд выражал в «ПроK екте» на языке нервной системы, оказалось теперь обоснованным и гораздо более понятным, после того как он перевел это в психолоK гические термины. Теперь бессознательное было раз и навсегда прочK но закреплено. Однако следует еще раз повторить: то, что постулировал в этой работе Фрейд, не было просто метафизической единицей. То, к чему он пришел в главе VII «Толкования сновидений», было, так сказать, облечением метафизической единицы в плоть и кровь. Он впервые показал, что, собственно говоря, представляет собой бессознательK ное, как оно работает, чем отличается от других компонентов психиK ки и какие взаимоотношения с ними у него существуют. В следующей работе он обратился к этим основополагающим выводам, расширил и углубил их. Между тем на еще более ранней стадии выяснилось, что термин «бессознательный» был неоднозначным. За три года до этого в рабоK те, которую Фрейд написал на английском языке для «Общества исследования психики» (1912g), он тщательно проанализировал эту многозначность и провел различие между «описательным», «динамиK ческим» и «систематическим» употреблением этого слова. ПроведенK ный в ней анализ более подробный и точный, чем данный в настояK щей работе. (См. «Предварительные замечания издателей», выше, с. 28.) В разделе II, на с. 142 и далее в этом томе, он еще раз перечисляK ет указанные различия, но в несколько иной форме; в главе I работы «Я и Оно» (1923b) и еще более подробно в 31Kй лекции «Нового цикла» (1933а) он снова обращается к данному вопросу. То, что противопоK ложность «сознательного» и «бессознательного» не совпадает в точK ности с различиями между разными системами душевного аппарата, со всей определенностью отмечается ниже (с. 142), однако их взаимоK связи стали поKнастоящему понятными только после того, как в раK боте «Я и Оно» Фрейд ввел новую структурную модель психики. НеK смотря на неудовлетворительный результат критерия «сознательный или бессознательный», Фрейд постоянно отмечал (в частности, в двух местах настоящей статьи, с. 142 и 163, далее в работе «Я и Оно» и в «K Новом цикле»), что это различие — «единственный светоч во тьме глубинной психологии»1. 1 Заключительные слова главы I работы «Я и Оно» (см. ниже, с. 287). 134 Из психоанализа мы узнали, что сущность процесса вытеснеK ния состоит не в том, чтобы устранить, уничтожить представлеK ние, репрезентирующее влечение, а в том, чтобы удержать его от осознания. В таком случае мы говорим, что оно находится в состоK янии «бессознательного», и можем привести веские доказательK ства того, что даже будучи бессознательным, оно может оказывать воздействие, причем и такое, которое в конце концов достигает сознания. Все вытесненное должно оставаться бессознательным, но мы хотим уже с самого начала констатировать, что вытесненное не охватывает всего бессознательного. Бессознательное имеет боK лее широкий объем; вытесненное — это часть бессознательного. Каким образом мы можем прийти к пониманию бессознательK ного? Разумеется, мы знаем его лишь как сознательное, после того как оно подверглось превращению или переводу в сознательное. Психоаналитическая работа ежедневно позволяет нам убедиться в том, что такой перевод возможен. Для этого необходимо, чтобы анализируемый преодолел известные сопротивления, а именно те, которые в свое время путем удаления из сознания сделали его выK тесненным. 135 97 I ОБОСНОВАНИЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО Многие оспаривают наше право допустить бессознательное психическое и научно работать с этой гипотезой. Мы же можем привести против этого аргументы, что гипотеза о бессознательK ном необходима и легитимна и что мы располагаем многочисленK ными доказательствами существования бессознательного. Она необходима, поскольку в данных сознания очень много пробелов; и у здорового человека, и у больного часто бывают психические акты, объяснить которые можно лишь через другие акты, свидеK телем которых сознание, однако, не является. Сюда относятся не только ошибочные действия и сновидения здорового человека или все, что называется психическими симптомами и навязчивыми явлениями у больного, — мы из личного повседневного опыта знаем, что бывают невесть откуда взявшиеся мысли, а результаты раздумий порой приходят скрытыми от нас путями. Все эти соK знательные акты остались бы бессвязными и непонятными, если бы мы считали, что все данное нам в душевных актах должно быть пережито сознанием, и упорядочиваются в цепь очевидных взаиK мосвязей, если мы прибегнем к интерполяции выведенных бесK сознательных актов. Однако установление смысла и связи — вполK не законный мотив, который может вывести нас за рамки непосредственного опыта. Но если при этом еще оказывается, что, основываясь на гипотезе о бессознательном, нам удается успешно и целесообразно влиять на течение сознательных процессов, то в этом успехе мы получаем неопровержимое доказательство суK ществования того, что нами предполагалось. В таком случае необK ходимо принять ту точку зрения, что требовать, чтобы все происK ходящее в душевной сфере было известно также и сознанию, есть не что иное, как безосновательное самомнение. Можно пойти еще дальше и привести в доказательство сущеK ствования бессознательного психического состояния следующий факт: в любой момент сознание охватывает лишь малую часть соK держания, а потому большая часть того, что мы называем сознаK тельным знанием, и без того в течение самого длительного времени должна находиться в состоянии латентности, то есть психической бессознательности. Если принять во внимание все наши латентные 136 98 воспоминания, возражение против бессознательного становится совершенно непонятным. Далее, мы сталкиваемся с возражением, что эти латентные воспоминания уже нельзя называть психичесK кими, что они соответствуют остаткам соматических процессов, из которых снова может возникнуть психическое. На это напрашиваK ется ответ, что латентное воспоминание, напротив, представляет собой несомненный остаток психического процесса. Но еще важK нее уяснить себе, что это возражение основывается на невысказанK ном, но с самого начала фиксированном отождествлении сознательK ного с психическим. Это отождествление является либо petitio principii1, не допускающим вопроса о том, должно ли все психичесK кое быть также сознательным, либо делом условности, терминолоK гии. В последнем случае оно, как и любая условность, неопроверK жимо. Только остается открытым вопрос, настолько ли оно целесообразно, что к нему необходимо присоединяться. Можно ответить, что общепринятое отождествление психического с сознаK тельным совершенно нецелесообразно. Оно разрывает психичесK кую непрерывность, ввергает нас в неразрешимые трудности психофизического параллелизма2, его можно упрекнуть в безосноK вательной переоценке роли сознания, и заставляет нас преждевреK менно покинуть область психологического исследования, не давая никакой компенсации из других областей. И все же ясно, что вопрос о том, следует ли понимать неопроK вержимые латентные состояния душевной жизни как бессознаK тельные психические или как физические, грозит вылиться в слоK весный спор. Поэтому имеет смысл на первый план выдвинуть то, что нам точно известно о природе этих спорных состояний. В таK ком случае по своим физическим характеристикам они нам соверK шенно недоступны; никакое физиологическое представление, никакой химический процесс не может дать нам понятия об их сущности. С другой стороны, у них, несомненно, есть множество точек соприкосновения с сознательными душевными процессаK ми; проведя определенную работу, их можно превратить в сознаK тельные, заменить ими, и их можно описать с помощью всех тех 1 [Предвосхищение основания, вывод из недоказанного (разновидность логической ошибки) (лат.) — Примечание переводчика.] 2 [Очевидно, Фрейд сам некоторое время был склонен принимать эту теорию, на что, похоже, указывает отрывок в его книге об афазии (1891b, с. 56 и далее); см. приложение Б на с. 177–178 в этом томе.] 137 99 категорий, которые мы применяем к сознательным актам психиK ки: к представлениям, стремлениям, решениям и т.п. Более того, о некоторых этих латентных состояниях мы должны сказать, что они отличаются от сознательных только отсутствием сознания. Поэтому без колебаний мы будем подходить к ним как объектам психологического исследования и рассматривать их в самой тесK ной взаимосвязи с сознательными душевными актами. Упорное отрицание психического характера латентных душевK ных актов объясняется тем, что большинство обсуждаемых феноK менов не стало предметом исследования вне психоанализа. Тому, кто не знает патологических фактов, считает ошибочные действия нормальных людей случайностями и довольствуется старой мудK ростью, что мечты призрачны, остается только пренебречь некоK торыми загадками психологии сознания, чтобы оставить в стороK не гипотезу о существовании бессознательной психической деятельности. Впрочем, гипнотические эксперименты, особенно постгипнотическое внушение, наглядно доказали наличие и проK демонстрировали образ действия психического бессознательного еще до появления психоанализа1. Вместе с тем гипотеза о бессознательном вполне легитимна, поскольку, выдвигая ее, мы ни на шаг не отступили от своего обычK ного, считающегося корректным образа мыслей. Каждому из нас сознание передает знание только о собственных душевных состоK яниях; то, что и другой человек обладает сознанием, является выK водом per analogiam2, который делается на основе воспринимаеK мых высказываний и поступков другого, чтобы понять это его поведение. (Психологически правильнее, пожалуй, сказать, что мы без особых рассуждений приписываем любому другому челоK веку нашу собственную конституцию, следовательно, и наше соK знание, и что эта идентификация является предпосылкой нашего понимания.) Этот вывод — или эта идентификация — когдаKто распространился от Я на других людей, животных, растения, неK живую природу и на мир в целом и оказывался пригодным, пока сходство с индивидуальным Я было необычайно велико; но по 1 [В своем самом последнем обсуждении этой темы в оставшейся незаK вершенной работе «Некоторые элементарные уроки психоанализа» (1940h) Фрейд приводит доказательный материал, полученный в экспериментах по постгипнотическому внушению.] 2 [По аналогии (лат.).] 138 100 мере того, как остальное отдалялось от Я, этот вывод становился все более ненадежным. Наша современная критика уже сомневаK ется в наличии сознания у животных, отказывает в сознании расK тениям, а гипотезу о наличии сознания у неживого относит к миK стике. Но и там, где первоначальная склонность к идентификации выдержала критическую проверку — у близкого нам другого чеK ловека, — гипотеза о наличии сознания основывается на выводе и не может разделить непосредственную уверенность нашего собK ственного сознания. Психоанализ требует только, чтобы этот же метод умозаклюK чения применялся и к собственной персоне, конституциональной склонности к чему, однако, не существует. При таком подходе придется сказать, что все акты и проявления, которые я замечаю у себя, но не могу связать с остальной своей психической жизнью, должны расцениваться так, как если бы они принадлежали другоK му человеку, и должны найти объяснение через приписываемую ему душевную жизнь. Опыт также показывает, что те же самые акты, которые у самого человека не находят психического приK знания, он хорошо умеет истолковывать, то есть вводить в общую душевную взаимосвязь, у других людей. Наше исследование, очеK видно, изKза особого препятствия отвлекается здесь от собственK ной персоны и ощущает помехи ее действительному познанию. Этот метод умозаключения, примененный, несмотря на внутK реннее сопротивление, к собственной персоне, ведет здесь не к отK крытию бессознательного, а, правильнее сказать, к предположеK нию о наличии другого, второго, сознания, которое объединено у меня с известным мне сознанием. Однако здесь критика нахоK дит оправданный повод для некоторых возражений. ВоKпервых, сознание, о котором самому носителю ничего не известно, все же представляет собой нечто иное, чем чужое сознание, и возникает вопрос, заслуживает ли вообще обсуждения такого рода сознание, лишенное важнейшей характеристики. Тот, кто противился гиK потезе о наличии бессознательной психики, не сможет удовлетвоK риться заменой ее на бессознательное сознание. ВоKвторых, анализ указывает на то, что отдельные латентные душевные процессы, о которых мы делаем вывод, в значительной степени независимы друг от друга, словно между ними нет никакой связи и они ничего друг о друге не знают. Поэтому мы должны быть готовы допусK тить наличие у нас не только второго сознания, но и третьего, четK 139 101 вертого, возможно, бесконечного ряда состояний сознания, котоK рые неизвестны ни нам, ни друг другу. ВKтретьих, в качестве саK мого веского аргумента добавляется следующее: благодаря аналиK тическому исследованию нам известно, что часть этих латентных процессов обладает характеристиками и особенностями, которые кажутся нам чуждыми, даже невероятными, и которые явно проK тиворечат известным нам свойствам сознания. Поэтому у нас есть основание изменить вывод, относящийся к собственной персоне, в том смысле, что он доказывает не наличие у нас второго сознаK ния, а существование психических актов, лишенных сознания. Мы можем также отвергнуть термин «подсознательное» как некоррекK тный и вводящий в заблуждение 1. Известные случаи «double conscience» (расщепления сознания) отнюдь не противоречат наK шему мнению. Их можно точнее всего описать как случаи расK щепления душевной деятельности на две группы, при этом одно и то же сознание поочередно обращается то к одному, то к другому лагерю. В психоанализе нам не остается ничего другого, как объяK вить душевные процессы сами по себе бессознательными и сравK нить восприятие их сознанием с восприятием органами чувств внешнего мира2. Из такого сравнения мы даже надеемся извлечь пользу для наших научных выводов. Психоаналитическая гипоK теза о наличии бессознательной душевной деятельности кажется нам, с одной стороны, дальнейшим развитием примитивного аниK мизма, который повсюду демонстрировал нам подобия нашего сознания, а с другой стороны — продолжением предпринятой Кантом корректировки понимания нами восприятия внешнего мира. Подобно тому, как Кант предостерегал нас, что нельзя не учитывать субъективную обусловленность нашего восприятия 1 [В некоторых своих самых ранних сочинениях Фрейд сам использовал термин «subconscient», то есть «подсознательное», например, в написанной поKфранцузски работе, посвященной истерическим параличам (1983с), в «Этюдах об истерии» (1895d). Но уже в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 583, он возражал против употребления этого термина. В 19Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 294, он еще раз затрагивает эту тему; несколько подробнее он обсуждает ее в конце главы I «Вопроса о дилетантском анализе» (1926е), Studienausgabe, дополнительный том, с. 288–289.] 2 [Подробное обсуждение этой идеи содержится уже в главе VII раздела Е «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 583–585.] 140 102 и считать наше восприятие идентичным тому, что воспринимаK ется и не распознается, точно так же психоанализ предупреждает нас, что восприятие с помощью сознания нельзя ставить на месK то бессознательного психического процесса, являющегося его объектом. Как физическое, так и психическое необязательно в действительности будет таким, каким оно нам кажется. Но мы с удовлетворением готовы узнать, что корректировка внутренK него восприятия не представляет такой большой трудности, как корректировка внешнего, что внутренний объект менее нерасK познаваем, нежели внешний мир. 141 II МНОГОЗНАЧНОСТЬ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО И ТОПИЧЕСКИЙ ПОДХОД Прежде чем продолжить, констатируем важный, но вместе с тем создающий для нас затруднения факт, что бессознательность — это только признак психического, но этого отнюдь не достаточно для его характеристики. Существуют психические акты самого разноK го достоинства, которые все же совпадают по такому качеству, как бессознательность. Бессознательное, с одной стороны, включает в себя акты, которые просто являются латентными, некоторое вреK мя бессознательными, но которые в остальном ничем не отличаютK ся от сознательных, а с другой стороны — процессы, например выK тесненные, которые, будь они осознанными, должны были бы самым решительным образом отличаться от остальных сознательK ных процессов. Если бы отныне при описании разнообразных псиK хических актов мы полностью абстрагировались от того, сознательK ные они или бессознательные, и просто классифицировали их и соотносили друг с другом в зависимости от их отношения к влечеK ниям и целям, их содержания и принадлежности к одной из распоK ложенных друг над другом психических систем, то этим был бы положен конец всяким недоразумениям. Но это невозможно сдеK лать по разным причинам, и вместе с тем мы не можем избежать двусмысленности, употребляя слова «сознательный» и «бессознаK тельный» то в описательном смысле, то в систематическом, где они означают принадлежность к определенным системам и наличие опK ределенных свойств. Можно было бы еще сделать попытку избеK жать путаницы, дав выявленным психическим системам произвольK но выбранные названия, в которых сознательность не затрагивается. Но сначала следовало бы дать отчет в том, на чем основывается разK личие систем, и при этом нельзя было бы обойти стороной сознаK тельность, ибо она образует исходный пункт всех наших исследоK ваний 1 . Пожалуй, некоторую помощь мы можем ждать от предложения заменять, по крайней мере в письменной речи, сознаK ние буквами Сз, а бессознательное — соответствующим сокращеK нием Бсз, когда мы употребляем оба слова в значении систем2. 1 [Фрейд возвращается к этому на с. 163.] [Эти сокращения были введены Фрейдом еще в «Толковании сновидеK ний» (1900а); см. Studienausgabe, т. 2, с. 517 и далее.] 2 142 104 В позитивном изложении в качестве результата психоанализа мы укажем на то, что в целом психический акт проходит через две стадии состояний, между которыми вклинивается своего рода проK верка (цензура). В первой фазе он является бессознательным и отноK сится к системе Бсз; если во время проверки он отклоняется цензуK рой, то переход во вторую фазу для него заказан; тогда он называется «вытесненным» и вынужден остаться бессознательным. Но если он выдерживает эту проверку, то вступает во вторую фазу и принадлеK жит второй системе, которую мы назовем системой Сз. Однако его отношение к сознанию пока еще однозначно не определяется приK надлежностью к этой системе. Он еще не сознателен, но способен к осознанию (по выражению Й. Брейера)1, то есть при совпадении известных условий он может без особого сопротивления стать объекK том сознания. Учитывая эту способность к осознанию, мы называK ем систему Сз также «предсознательным». Если окажется, что осозK нание предсознательного определяется также известной цензурой, то мы будем разграничивать системы Псз и Сз более строго. [Ср. с. 162.] Пока же достаточно зафиксировать, что система Псз имеет такие же свойства, что и система Сз, и что строгая цензура несет свою службу при переходе от Бсз к Псз (или Сз). С принятием этих (двух или трех) психических систем психоK анализ еще на один шаг отдалился от описательной психологии сознания, дополнился новой постановкой вопроса и новым соK держанием. До сих пор он отличался от психологии прежде всего динамическим пониманием душевных процессов; теперь добавляK ется то, что он учитывает также психическую топику и, рассматK ривая любой психический акт, пытается показать, в рамках какой системы или между какими системами он происходит. ИзKза таK кого стремления он получил название глубинной психологии2. ДаK лее мы узнаем, что он может обогатиться также еще и другой точK кой зрения. [См. с. 152.] Если мы принимаем всерьез топику психических актов, то должны будем проявить интерес к одному неясному вопросу, возK никающему в этом месте. Если какойKнибудь психический акт (ограничимся здесь актом, носящим характер представления) пеK реходит из системы Бсз в систему Сз (или Псз), то должны ли мы 1 2 [См. «Этюды об истерии» (Breuer, Freud, 1895).] [От Блейлера (1914).] 143 105 предположить, что с этим перемещением связана новая фиксаK ция, так сказать, вторая запись данного представления, которая, таким образом, может содержаться в новой психической локальK ности и наряду с которой продолжает существовать первоначальK ная, бессознательная запись1? Или, скорее, мы должны полагать, что это преобразование состоит в изменении состояния, которое происходит с тем же материалом и с той же локальностью? Этот вопрос может показаться непонятным, но его необходимо задать, если мы хотим составить себе более определенное представление о психической топике, размерах психической глубины. Он сложK ный, потому что выходит за пределы чисто психологического и каK сается отношения душевного аппарата к анатомии. Мы знаем, что такие отношения, грубо говоря, существуют. Неопровержимый результат исследования заключается в том, что душевная деятельK ность связана с функцией мозга в такой степени, которая не сравK нится ни с каким другим органом. Еще дальше — и неизвестно, насколько — ведет открытие неравноценности частей мозга и их особая связь с определенными частями тела и видами умственной деятельности. Но все попытки исходя из этого разгадать локалиK зацию душевных процессов, все усилия вообразить, как представK ления накапливаются в нервных клетках, а возбуждения перемеK щаются по нервным волокнам, потерпели полную неудачу2. Такая же судьба постигла бы учение, которое попыталось бы, например, выявить анатомическое место системы Сз, сознательной душевK ной деятельности, в коре головного мозга, а бессознательные проK цессы поместить в субкортикальные части мозга3. Здесь зияет проK бел, заполнить который сейчас невозможно, да это и не входит в задачи психологии. Наша психическая топика пока не имеет ниK чего общего с анатомией; она относится к областям душевного апK 1 [Идея о том, что в психике представление может присутствовать более чем в одной «записи», впервые была высказана Фрейдом в письме Флиссу от 6 декабря 1896 года (Freud, 1950a, письмо № 52). Он обращается к этой гипотезе в связи с теорией памяти в главе VII, раздел Б, «Толкования сновиK дений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 515–516, и упоминает ее также в раздеK ле Е этой же главы (там же, с. 578), причем в формулировке, которая уже намечает вышеуказанную аргументацию.] 2 [Фрейд сам вплотную занимался вопросом о локализации функций мозга в своей работе об афазии (1891b).] 3 [Это Фрейд утверждал еще в предисловии к своему переводу работы Бернгейма «De la suggestion» (Freud, 1888–1889).] 144 106 парата независимо от их местоположения в теле, а не к анатомиK ческим локальностям. В этом отношении наша работа свободна и может вестись в соK ответствии с ее собственными потребностями. Будет полезно такK же помнить о том, что наши предположения претендуют прежде всего лишь на то, чтобы представлять собой ценность с точки зреK ния наглядного объяснения. Первая из двух рассматриваемых возK можностей, а именно, что сз фаза представления означает новую запись, находящуюся в другом месте, несомненно, является более приблизительной, но вместе с тем и более удобной. Второе предK положение о просто функциональном изменении состояния исходK но более вероятно, но оно менее пластично, им труднее оперироK вать. С первым, топическим, предположением связано топическое разделение систем Бсз и Сз и возможность того, что представление одновременно присутствует в двух местах психического аппарата; более того, если ему не чинит препятствий цензура, то оно постоK янно перемещается с одного места на другое, возможно, не теряя своего первого местоположения или записи. Это может показатьK ся странным, но опирается на впечатления из психоаналитичесK кой практики. Если сообщить пациенту вытесненное им в свое время предK ставление, которое было разгадано, то вначале это ничего не меняK ет в его психическом состоянии. Прежде всего это не устраняет вытеснения и его последствий, как того можно было бы ожидать, поскольку бессознательное ранее представление стало осознанK ным. Напротив, вначале происходит лишь новое отвержение выK тесненного представления. Но фактически теперь одно и то же представление находится у пациента в двух формах в разных месK тах его душевного аппарата; воKпервых, у него есть сознательное воспоминание об акустическом следе представления благодаря сообщению, воKвторых, как нам точно известно, наряду с этим он носит в себе в прежней форме бессознательное воспоминание о пеK режитом1. В действительности же вытеснение устраняется лишь после того, как сознательное представление, преодолев сопротивK 1 [Топическое разграничение сознательных и бессознательных содержаK ний дано в описании Фрейдом случая «маленького Ганса» (1909h), Studien# ausgabe, т. 8, с. 103–104, еще более подробно оно обсуждается в заключительK ных абзацах его статьи, посвященной технике психоанализа, «Начало лечения» (1913с), Studienausgabe, дополнительный том, с. 200 и далее.] 145 107 ление, вступает в связь с бессознательным следом воспоминания. И только благодаря осознанию последнего достигается успех. ТаK ким образом, при поверхностном рассуждении создается впечатK ление, что сознательные и бессознательные представления являK ются различными и в топическом отношении отдельными записями одного и того же содержания. Но в дальнейшем станоK вится ясно, что тождественность сообщения и вытесненного восK поминания пациента — лишь кажущаяся. Услышать и пережить — по своей психологической природе совершенно разные вещи, даже если их содержание одинаково. Поэтому вначале мы не можем сделать выбор между двумя обсуждаемыми возможностями. Возможно, позднее мы столкнемK ся с моментами, имеющими решающее значение для одной из них. Быть может, нам еще предстоит сделать открытие, что наша постаK новка вопроса была недостаточной и что различие между бессозK нательным и сознательным представлением следует определить совершенно иначе1. 1 [Эта тема снова затрагивается на с. 173.] 146 III БЕССОЗНАТЕЛЬНЫЕ ЧУВСТВА В предыдущей дискуссии мы ограничились представлениями и теперь можем задать новый вопрос, ответ на который должен помочь прояснить наши теоретические воззрения. Мы сказали, что существуют сознательные и бессознательные представления; но бывают ли также бессознательные импульсы влечений, чувK ства, ощущения, или на этот раз нет никакого смысла создавать такие словосочетания? Я действительно думаю, что противопоставление сознательK ного и бессознательного неприменимо к влечению. Влечение ниK когда не может стать объектом сознания, им может быть только представление, которое его репрезентирует1. Но и в бессознательK ном оно не может быть репрезентировано иначе, кроме как через представление. Если бы влечение не привязывалось к представлеK нию или не проявлялось как аффективное состояние, то мы ничеK го не могли бы знать о нем. И если мы всеKтаки говорим о бессозK нательном импульсе влечения или о вытесненном импульсе влечения, то это всего лишь простая неаккуратность в терминолоK гии. Мы здесь имеем в виду лишь импульс влечения, репрезентаK ция которого бессознательна, и ничего другого под этим не подраK зумевается. Можно было бы подумать, что так же легко дать ответ на вопK рос о бессознательных ощущениях, чувствах, аффектах. Ведь сущK ность чувства и состоит в том, что оно испытывается, то есть стаK новится известным сознанию. Таким образом, казалось бы, возможность бессознательности чувств, ощущений, аффектов полностью исключена. Но в психоаналитической практике мы привыкли говорить о бессознательной любви, ненависти, ярости и т. д. и считаем неизбежным даже такое странное словосочетание, как «бессознательное сознание вины» или парадоксальное выраK жение «бессознательный страх». Распространяется ли значение такого словоупотребления на «бессознательное влечение»? Положение вещей здесь действительно иное. Прежде всего может случиться так, что аффективный или эмоциональный имK 1 [См. «Предварительные замечания издателей» к работе «Влечения и их судьбы», с. 80–81 в этом томе.] 147 109 пульс воспринимается, но не распознается. Вследствие вытеснеK ния своей действительной репрезентации он вынужден вступить в связь с другим представлением и принимается сознанием за выK ражение последнего. Когда мы восстанавливаем истинную связь, мы называем первоначальный аффективный импульс «бессознаK тельным», хотя его аффект никогда не был бессознательным, а выK теснению подверглось только его представление. Употребление выражений «бессознательный аффект» и «бессознательное чувK ство» вообще указывает на судьбы количественного фактора имK пульса влечения, подвергшегося вытеснению (см. статью о вытесK нении [выше, с. 123–124.]). Мы знаем, что эта судьба может быть троякого рода; либо аффект сохраняется как таковой полностью или частично, либо он превращается в качественно другую сумму аффекта, прежде всего в тревогу, либо он подавляется, то есть его развитие вообще предотвращается. (Пожалуй, эти возможности еще легче изучать на примере работы сновидения, чем при невроK зах1.) Мы также знаем, что подавление развития аффекта и есть истинная цель вытеснения и что его работа остается незавершенK ной, если эта цель не достигается. Во всех случаях, когда вытеснеK нию удается затормозить развитие аффекта, мы называем «бесK сознательными» те аффекты, которые восстанавливаются при устранении работы вытеснения. Поэтому такому словоупотребK лению нельзя отказать в последовательности; но в сравнении с бессознательным представлением существует важное отличие, которое заключается в том, что после вытеснения бессознательное представление сохраняется в системе Бсз как реальное образоваK ние, тогда как бессознательному аффекту в ней соответствует тольK ко возможность образования, которой не позволили реализоватьK ся. Таким образом, строго говоря, хотя это словоупотребление остается безупречным, нет бессознательных аффектов, как бываK ют бессознательные представления. Но весьма возможно, что в сиK стеме Бсз есть аффективные образования, которые наряду с друK гими становятся сознательными. Все различие объясняется тем, что представления — это, по существу, катексисы следов воспоK минаний, тогда как аффекты и чувства соответствуют процессам отвода, конечные проявления которых воспринимаются как ощуK 1 [Важнейшие идеи, касающиеся аффектов, содержатся в «Толковании сновидений», раздел З главы VI, Studienausgabe, т. 2, с. 444–469.] 148 110 щения. При нынешнем состоянии наших знаний об аффектах и чувствах мы не можем выразить это различие более ясно1. Констатация того, что вытеснению иногда удается затормоK зить перевод влечения в аффективное выражение, представляет для нас особый интерес. Этот факт демонстрирует нам, что в норK ме система Сз владеет аффективностью, равно как и доступом к двигательной сфере, и повышает ценность вытеснения, покаK зывая, что ее следствием может быть не только недопущение в соK знание, но и препятствие как развитию аффекта, так и мотивироK ванию мышечной деятельности. Мы можем также сказать, используя обратную формулировку: пока система Сз властвует над аффективностью и двигательной сферой, мы называем психичесK кое состояние индивида нормальным. Между тем различие в отK ношении господствующей системы к двум близким друг другу реакциям, отводящим энергию, очевидно2. Если власть Сз над проK извольной моторикой имеет надежное основание, регулярно выK держивает натиск невроза и терпит поражение лишь при психозе, то в отношении развития аффектов власть Сз менее прочна. Еще в нормальной жизни можно видеть, как системы Сз и Бсз ведут постоянную борьбу за главенство в сфере аффектов, как разграK ничиваются определенные сферы влияния и происходит смешеK ние действующих сил. Значение системы Сз (Псз) с точки зрения доступов к высвоK бождению аффектов и к действиям также проясняет нам роль, которая выпадает на долю замещающего представления в возникK новении болезни. Возможно, что развитие аффекта исходит неK посредственно из системы Бсз; в этом случае он всегда носит хаK рактер тревоги, на который «обмениваются» все «вытесненные» аффекты. Но часто импульсу влечения приходится ждать, пока он не находит в системе Сз замещающего представления. В таком слуK чае эта сознательная замена содействует развитию аффекта, а каK 1 [Дальнейшее обсуждение этого вопроса содержится в главе II работы «Я и Оно» (1923h), с. 308 и далее в этом томе. Еще более четкое описание сущности аффектов Фрейд дает в 25Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 382–383, а также в главе VIII работы «Торможение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 273–274.] 2 Аффективность выражается в основном в моторном (секреторном, реK гулирующем сосуды) отводе энергии, ведущем к (внутреннему) изменению собственного тела, безотносительно внешнего мира; моторика — в действиK ях, предназначенных для изменения внешнего мира. 149 111 чественный характер аффекта определяется его природой. Мы утK верждали [с. 113], что при вытеснении происходит отделение афK фекта от его представления, после чего каждый из них идет навстречу своей судьбе. С описательной точки зрения это неоспоK римо; но реальный процесс, как правило, протекает так, что афK фект не проявляется до тех пор, пока ему не удается прорыв к ноK вому представительству в системе Сз. 150 IV ТОПИКА И ДИНАМИКА ВЫТЕСНЕНИЯ В итоге мы пришли к тому, что вытеснение, по существу, — это такой процесс, который происходит с представлениями на граK нице систем Бсз и Псз (Сз), и теперь можем попытаться описать этот процесс более подробно. При этом речь должна идти об изъя# тии катексиса, но возникает вопрос, в какой системе происходит изъятие и к какой системе относится изъятый катексис. Вытесненное представление остается в Бсз дееспособным; то есть оно должно было сохранить свой катексис. Изъятое должно представлять собой нечто иное. [См. ниже с. 173.] Возьмем слуK чай собственно вытеснения (послеподавления [с. 117]), которое совершается с предсознательным или даже уже осознанным предK ставлением; вытеснение здесь может состоять только в том, что представление лишается (пред)сознательного катексиса, относяK щегося к системе Псз. Тогда представление остается некатектиK рованным, или получает катексис из Бсз, или сохраняет бсз каK тексис, который у него уже был раньше. Следовательно, происходит изъятие предсознательного, сохранение бессознательK ного катексиса или замена предсознательного катексиса бессозK нательным. Заметим, кстати, что в основу этих рассуждений мы ненамеренно положили гипотезу, что переход из системы Бсз в следующую происходит не посредством создания новой запиK си, а через перемену состояния, изменение катексиса. ФункциоK нальная гипотеза без большого труда одержала верх над топичесK кой. [См. выше с. 143–145.] Однако этого процесса изъятия либидо1 недостаточно для того, чтобы прояснить другую особенность вытеснения. Нельзя понять, почему бы представлению, оставшемуся катектированным или снабженному катексисом со стороны Бсз, не возобновить попытки благодаря своему катексису проникнуть в систему Псз. В таком слуK чае с ним должно было бы повториться изъятие либидо, и все та же игра продолжалась бы бесконечно, но результатом не было бы выK теснение. Точно так же описанный механизм изъятия предсознаK тельного катексиса не сработал бы и в том случае, если бы речь шла о первичном вытеснении; ведь в этом случае есть бессознательное 1 [Об употреблении в данном месте выражения «либидо» см. с. 152.] 151 113 представление, которое еще не получило катексиса из Псз, а потому и не может его лишиться. Следовательно, здесь нам нужен другой процесс, который в перK вом случае [то есть в случае послеподавления] поддерживает вытесK нение, а во втором [то есть в случае первичного вытеснения] — обесK печивает его возникновение и поддержание, и мы можем найти его только в гипотезе о контркатексисе, благодаря которому система Псз защищается от натиска бессознательного представления. В чем выражается такой контркатексис, происходящий в системе Псз, мы посмотрим на клинических примерах. Именно он репрезентирует продолжительные затраты [энергии] на первичное вытеснение и вместе с тем обеспечивает его долговечность. Контркатексис — это единственный механизм первичного вытеснения; при собственK но вытеснении (послеподавлении) добавляется изъятие псз катекK сиса. Вполне возможно, что именно катексис, изъятый у представK ления, используется для контркатексиса. Заметим, как при описании психических феноменов мы постепенно пришли к использованию третьего (помимо динамиK ческого и топического) [с. 143], подхода — экономического, стреK мящегося проследить судьбы величин возбуждения и получить, по меньшей мере, сравнительную их оценку. Мы не сочтем несправедливым удостоить подход, представляющий собой завершение психоаналитического исследования, особого наиK менования. Я предлагаю назвать такое изложение метапсихоло# гическим1, если нам удастся описать этот процесс в его динамичес# ком, топическом и экономическом отношениях. Можно сказать заранее, что на нынешнем уровне наших знаний это удастся нам только отчасти. Давайте сделаем робкую попытку дать метапсихологическое описание процесса вытеснения в случае трех известных неврозов переноса. При этом мы можем заменить «катексис» на «либидо»2, ведь, как нам известно, речь идет о судьбах сексуальных влечений. 1 [Фрейд впервые употребил данный термин примерно за двадцать лет до этого в письме Флиссу от 13 февраля 1896 года (Freud, 1950а, письмо № 41). В сочинениях, которые Фрейд опубликовал за эти годы, этот термин встречается еще только один раз, а именно в «Психопатологии обыденной жизни» (1901b), глава ХII, раздел С. См. также некоторые дальнейшие замеK чания по этому поводу выше, в разделе «Об этом томе», с. 7–8.] 2 [Это Фрейд уже сделал тремя абзацами выше.] 152 114 Первая фаза процесса при тревожной истерии часто упускаетK ся из виду, возможно, и в самом деле не замечается, но при тщаK тельном наблюдении ее легко выделить. Она заключается в том, что появляется страх, но не ясно — страх перед чем. Можно предK положить, что в Бсз был любовный импульс, требовавший переK мещения в систему Псз; однако обращенный к нему из этой систеK мы катексис оказался изъятым на манер попытки к бегству, а бессознательный либидинозный катексис отвергнутого представK ления был отведен в виде тревоги. При повторении этого процесса предпринимается первый шаг к преодолению нежелательного разK вития тревоги1. Обращенный в бегство [бсз] катексис направляетK ся на замещающее представление, которое, с одной стороны, ассоK циативно связано с отвергнутым представлением, а с другой стороны, вследствие отдаленности от него избежало вытеснения (замена посредством смещения) [см. с. 125] и содействовало рациK онализации развития тревоги, пока еще не поддающейся тормоK жению. Теперь замещающее представление играет в системе Сз (Псз) роль контркатексиса, предохраняя от появления вытесненK ного представления в Сз; с другой стороны, оно является отправK ным пунктом тем более не поддающегося теперь торможению высK вобождаемого аффекта тревоги или ведет себя как аффект. Клиническое наблюдение показывает, например, что ребенок, страK дающий фобией животных, испытывает страх при двух условиях: воKпервых, когда усиливается вытесненный любовный импульс, и, воKвторых, когда воспринимается животное, внушающее страх. Замещающее представление ведет себя в одном случае как место перехода из системы Бсз в систему Сз, в другом случае — как самоK стоятельный источник развития тревоги. Распространение господK ства системы Сз обычно выражается в том, что первый способ возK буждения замещающего представления все больше уступает место второму. Возможно, в конечном итоге ребенок будет вести себя так, словно он совсем не расположен к отцу, полностью от него освободился и как будто действительно боится животного. Но тольK ко этот страх перед животным черпает силы из бессознательного источника, оказывается слишком сильным и не поддается возK действиям из системы Сз, выдавая этим свое происхождение из системы Бсз. 1 [Это «вторая фаза» процесса.] 153 115 Таким образом, контркатексис из системы Сз во второй фазе развития тревожной истерии привел к появлению замещающего образования. Этот же механизм вскоре находит новое применеK ние. Как мы знаем, процесс вытеснения еще не завершен и нахоK дит дальнейшую цель в задаче затормозить развитие тревоги, исK ходящего от этой замены1. Это происходит следующим образом: все близкие к замещающему представлению ассоциации катектиK руются особенно интенсивно, в результате чего могут проявить высокую чувствительность к возбуждению. Возбуждение какоK гоKнибудь места этой конструкции изKза связи с замещающим представлением должно дать толчок к развитию незначительной по интенсивности тревоги, которая теперь используется как сигK нал, чтобы через новую смену [псз] катексиса затормозить дальK нейшее развитие тревоги2. Чем дальше от внушающей страх замеK ны размещаются чувствительные и чуткие контркатексисы, тем точнее может функционировать механизм, который должен изоK лировать замещающее представление и не допускать к нему ноK вые возбуждения. Разумеется, эти меры предосторожности защиK щают только от возбуждений, которые поступают к замещающему представлению извне через восприятие, но не могут защитить от импульса влечения, который затрагивает замещающее представK ление изKза его связи с вытесненным представлением. Таким обK разом, они начинают действовать только тогда, когда замена взяK ла на себя функцию представительства вытесненного, и никогда не могут действовать абсолютно надежно. При любом усилении импульса влечения защитный вал вокруг замещающего представK ления должен отодвигаться чуть дальше. Вся конструкция, котоK рая аналогичным образом создается при других неврозах, носит название фобии. Бегство от сознательного катексиса замещающеK го представления выражается в избегании, отказах и запретах, по которым судят о тревожной истерии. Если окинуть взором весь 1 [«Третья фаза».] [Идея о том, что высвобождение небольшого количества неудовольK ствия служит «сигналом», чтобы воспрепятствовать развитию гораздо более сильного неудовольствия, содержится уже в «Проекте», написанном ФрейK дом в 1895 году (1950а, часть II, раздел «Нарушения мышления изKза аффекK та») и далее в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 571– 572. Разумеется, гораздо подробнее она обсуждается в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d), например, в главе ХI, раздел «А(б)», Studienausgabe, т. 6, с. 298 и далее.] 2 154 116 этот процесс, можно сказать, что третья фаза повторила в больK шем масштабе работу второй фазы. Система Сз защищается от акK тивирования замещающего представления посредством контркаK тексиса близких ассоциаций, подобно тому как раньше она защищалась посредством катексиса замещающего представления от появления вытесненного представления. Образование замены посредством смещения продолжалось таким же образом. НеобхоK димо также добавить, что прежде системе Сз принадлежало лишь небольшое место, служившее вратами для вторжения вытесненK ного импульса влечения, а именно замещающее представление, но что в конечном счете вся эта фобическая конструкция соответK ствует анклаву бессознательного влияния. Далее можно подчеркK нуть ту интересную точку зрения, что благодаря всему этому приK веденному в действие защитному механизму была достигнута внешняя проекция опасности, исходящей от влечения. Я ведет себя так, словно опасность развития тревоги угрожает ему не со стороK ны импульса влечения, а со стороны восприятия, и поэтому может реагировать на эту внешнюю опасность попытками бегства в форK ме фобических избеганий. В этом процессе вытеснению удается одно — до некоторой степени ограничить развитие тревоги, но только ценой больших жертв, а именно личной свободы. Однако попытки бегства перед требованиями влечений в целом бесполезK ны, а результат фобического бегства все же остается неудовлетвоK рительным. Значительная часть условий, выявленных нами при тревожK ной истерии, относится также и к двум другим неврозам, а потому мы можем ограничиться рассмотрением различий и роли контрK катексиса. При конверсионной истерии катексис вытесненного представления превращается в иннервацию симптома. В какой стеK пени и при каких обстоятельствах благодаря такому оттоку энерK гии в иннервацию дренируется бессознательное представление, в результате чего может прекратиться его давление на систему Сз, — этот и аналогичные вопросы лучше оставить для специальK ного исследования истерии1. Роль контркатексиса, исходящего из системы Сз (Псз), при конверсионной истерии понятна и проявK 1 [Возможно, это ссылка на пропавшую метапсихологическую работу о конверсионной истерии. (См. «Предисловие редактора» на с. 72.) — Фрейд затронул этот вопрос еще в «Этюдах об истерии» (1895d), а именно при анаK лизе случая «Фрейлин Элизабет фон Р.» в первой трети раздела «Эпикриз».] 155 117 ляется в симптомообразовании. Именно от контркатексиса завиK сит выбор того, на какой части репрезентации влечения может сконцентрироваться весь ее катексис. Эта выбранная для симптоK ма часть отвечает следующему условию: она точно так же выражаK ет желанную цель импульса влечения, как и стремление к защите или наказанию системы Сз; следовательно, она гиперкатектируK ется и поддерживается с двух сторон, подобно замещающему предK ставлению при тревожной истерии. Из этих отношений мы сразу же можем сделать вывод, что затраты энергии на вытеснение со стороны системы Сз не должны быть такими же по величине, как катектическая энергия симптома, ибо сила вытеснения измеряетK ся израсходованным контркатексисом, а симптом опирается не только на контркатексис, но и на сконденсированный в нем каK тексис влечения из системы Бсз. Что касается невроза навязчивых состояний, то к замечаниK ям, содержащимся в предыдущей статье [с. 127–128], мы бы добаK вили только, что здесь контркатексис системы Сз выступает на первый план наиболее ощутимо. Именно он, организованный в виде реактивного образования, обеспечивает первое вытеснение, и именно на нем позднее происходит прорыв вытесненного предK ставления. Можно предположить, что причина того, что работа вытеснения при тревожной истерии и неврозе навязчивых состоK яний оказывается менее удачной, чем при конверсионной истеK рии, заключается в преобладании контркатексиса и отсутствии отвода энергии1. 1 [Темы данного раздела снова обсуждаются Фрейдом в работе «ТормоK жение, симптом и тревога» (1926d). См. Studienausgabe, т. 6, в частности, с. 269–271, 282, прим., и с. 285–286.] 156 V ОСОБЫЕ СВОЙСТВА СИСТЕМЫ БСЗ Разграничение двух психических систем приобретает новое значение, если мы обратим внимание на то, что процессы, происK ходящие в одной системе, системе Бсз, проявляют такие свойK ства, которые не обнаруживаются в следующей более высокой системе. Ядро Бсз состоит из репрезентаций влечений, которые стреK мятся отвести свой катексис, то есть из побуждений. Эти импульK сы влечения скоординированы друг с другом, существуют рядом, не оказывая влияния друг на друга и не противореча друг другу. Когда одновременно активируются два побуждения, цель котоK рых кажется нам несовместимой, то оба этих побуждения не отдаK ляются друг от друга и не устраняют друг друга, а объединяются для образования промежуточной цели, компромисса. В этой системе нет отрицания, нет сомнения, нет степеней беK зопасности. Все это привносится только работой цензуры между Бсз и Псз. Отрицание представляет собой замену вытеснения боK лее высокого уровня1. В Бсз есть только в той или иной степени катектированные содержания. Господствует гораздо большая подвижность интенсивностей катексиса [в Бсз]. Благодаря процессу смещения одно представлеK ние может отдать всю сумму своего катексиса другому, благодаря процессу сгущения оно может вобрать в себя весь катексис многих других представлений. Я предложил рассматривать два этих проK цесса как признаки так называемого первичного психического про# цесса. В системе Псз господствует вторичный процесс2; там, где таK кой первичный процесс может разыгрываться на элементах системы Псз, он выглядит «комичным» и вызывает смех3. 1 [Ср. аналогичное определение в работе Фрейда «Положения о двух принципах психического события» (1911h), с. 17 выше, а также другие ссылK ки в следующем примечании.] 2 См. рассуждения в главе VII «Толкования сновидений» [1900а, Studienausgabe, т. 2. с. 559 и далее], которые основываются на идеях, развиваK емых Й. Брейером в «Этюдах об истерии» [Breuer, Freud, 1895]. 3 [Более подробно это рассматривается в книге Фрейда об остроте (1905с), в частности, во втором и третьем разделах главы VII, Studienausgabe, т. 4, с. 185 и далее.] 157 119 Процессы системы Бсз находятся вне времени, то есть они не упорядочены во времени, не меняются с течением времени, вообK ще не связаны со временем. Также и временные отношения связаK ны с системой Сз1. Столь же мало процессы Бсз считаются с реальностью. Они подчинены принципу удовольствия; их судьба зависит только от того, насколько они сильны и отвечают ли они требованиям регуK ляции удовольствия и неудовольствия2. Подытожим: непротиворечивость, первичный процесс (подвижK ность катексисов), вневременность и замена внешней реальности психической — таковы характеристики, которые мы вправе ожиK дать найти в процессах, относящихся к системе Бсз3. Бессознательные процессы становятся для нас познаваемыми только в условиях сновидения и неврозов, то есть когда процессы высшей системы Псз возвращаются на прежнюю ступень вследK ствие снижения (регрессии). Сами по себе они непознаваемы, даже неспособны существовать, поскольку на систему Бсз очень рано напластовывается система Псз, отрезающая доступ к сознанию 1 [Только в издании 1915 года в этом месте говорится «Псз». — ЗамечаK ния о «безвременности» бессознательного содержатся во многих работах ФрейK да. Наверное, самое раннее из них относится к 1897 году (Freud, 1950а, «РуK копись “M”»), где он заявляет: «Пренебрежение временным характером является существенным отличием деятельности в предсознательном и бесK сознательном». Косвенное упоминание содержится в «Толковании сновидеK ний» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 550; однако первым опубликованным в печати высказыванием, по всей видимости, была сноска, добавленная в 1907 году к работе «Психопатология обыденной жизни» (1901b). Еще одно, сдеK ланное мимоходом, указание содержится в примечании в работе, посвященK ной нарцизму (см. выше с. 67). В последующих сочинениях Фрейд также не раз возвращался к этой теме, прежде всего в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), с. 238 ниже, а также в 31Kй лекции «Нового цикла» (1933а).] 2 [Ср. раздел 8 работы «Положения о двух принципах психического соK бытия» (1911b), с. 23–24 в этом томе. Более детально принцип удовольствия рассматривается в следующей работе, с. 200 и далее.] 3 Упоминание о другом важном преимуществе Бсз мы оставим для иноK го контекста. [Фрейд обсуждает его в письме Георгу Гроддеку от 5 июня 1917 года (Freud, 1960а): «В моей статье о Бсз, которую Вы упоминаете, Вы найдеK те… незначительную пометку: “Упоминание о другом важном преимущеK стве Бсз мы оставим для иного контекста”. Я хочу раскрыть Вам то, что здесь было скрыто: утверждение, что бессознательный акт обладает интенсивным пластичным воздействием на соматические процессы, которое совершенно не свойственно акту сознательному».] 158 120 и к подвижности как таковой. Отвод энергии в системе Бсз через телесную иннервацию ведет к развитию аффекта, но, как мы уже слышали [с. 148–149], Псз оспаривает у нее и этот путь к разрядK ке. При нормальных условиях сама по себе система Бсз не могла бы произвести ни одного целесообразного мышечного действия, за исключением тех, что уже организованы в рефлексы. Полное значение описанных свойств системы Бсз могло бы стать нам ясным только в том случае, если бы мы сопоставили и сравнили их с особенностями системы Псз. Но это завело бы нас так далеко, что я предлагаю опять повременить и приступить к сравнению обеих систем только после оценки вышестоящей сиK стемы1. Здесь же упомянем только самое неотложное. Процессы системы Псз — причем не важно, осознаны ли они уже или только способны к осознанию — обнаруживают тенденK цию к торможению отвода катектированных представлений. Если процесс переходит с одного представления на другое, то первое представление сохраняет часть своего катексиса, и только незнаK чительный его компонент подвергается смещению. Смещения и сгущения, как при первичном процессе, исключены или сущеK ственно ограничены. Это обстоятельство побудило Й. Брейера предположить наличие двух разных состояний катектической энергии в душевной жизни — состояние тонически связанной энергии и состояние свободно подвижной энергии, стремящейся к отводу2. Я полагаю, что это разграничение до сих пор представK ляет собой наиболее глубокое понимание нами сущности нервной энергии, и не вижу, как можно без него обойтись. Настоятельной потребностью метапсихологического описания — но, возможно, пока еще слишком смелым предприятием — было бы продолжеK ние здесь этой дискуссии. Далее, на долю системы Псз выпадает создание возможности сообщения между содержанием представлений, благодаря чему они могут влиять друг на друга, временное их упорядочивание3, ввеK дение одной или нескольких цензур, проверка реальности и принK цип реальности. Также и сознательная память, поKвидимому, заK 1 [Вероятно, указание на пропавшую работу о сознании.] [Ср. прим. 2 на с. 157.] 3 [Указание на механизм, посредством которого Псз справляется с этим, содержится в работе Фрейда «Заметка о чудоKблокноте» (1925а), ниже, с. 395.] 2 159 121 висит от Псз1; ее следует строго отличать от следов воспоминаний, в которых фиксируются переживания Бсз, и она, вероятно, соотK ветствует особой записи, которую мы хотели было предположить при описании отношений между сознательными и бессознательK ными представлениями, но уже отказались от этого [см. с. 143 и даK лее]. В связи с этим мы найдем также средства для того, чтобы покончить с нашими колебаниями при обозначении высшей сисK темы, которую мы сейчас без определённого направления называK ем то Псз, то Сз. Будет уместным также предупреждение не обобщать прежK девременно то, что мы узнали здесь о распределении душевных функций между двумя системами. Мы описываем условия так, как они проявляются у зрелого человека, у которого система Бсз, строго говоря, функционирует лишь как предварительная ступень высшей организации. Какое содержание и какие отношения суK ществуют у этой системы в ходе индивидуального развития и каK ково ее значение у животного, — это должно быть не выведено из нашего описания, а исследовано самостоятельно2. Мы должны такK же быть готовы к тому, чтобы выявить у человека болезненные условия, при которых обе системы меняют содержание, а также свойства или сами меняются местами друг с другом. 1 [См. выше, прим. на с. 67. — Только в издании 1915 года в этом месте стоит «Сз».] 2 [Одно из немногих замечаний, сделанных Фрейдом о метапсихологии животных, содержится в конце главы I «Очерка о психоанализе» (1940а): «Эта общая схема психического аппарата будет относиться также к высшим жиK вотным, в психическом отношении сходным с человеком. СверхKЯ следует предполагать везде там, где, как у человека, был долгий период детской завиK симости. Безусловно необходимо предположить разделение на Я и Оно. Психология животных пока еще не взялась за интересную задачу, которая здесь возникает».] 160 VI СООБЩЕНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ СИСТЕМАМИ Однако было бы неверно представлять себе, что Бсз остается в покое, тогда как вся психическая работа совершается в Псз, что Бсз — это нечто, с чем уже было покончено, рудиментарный орган, остаточное явление развития. Или предполагать, что сообщение между двумя системами ограничивается актом вытеснения, когда Псз сбрасывает в пропасть Бсз все, что кажется ему помехой. СкоK рее, Бсз живо, способно развиваться и поддерживает с Псз множеK ство других отношений, в том числе и отношения кооперации. Обобщая, надо сказать, что Бсз продолжает свое существование в так называемых дериватах1, оно доступно воздействиям жизни, постоянно влияет на Псз и в свою очередь даже подвергается влиK яниям со стороны Псз. Изучение дериватов Бсз принесет нашим надеждам на схемаK тически четкое разделение между двумя психическими системами сильнейшее разочарование. Несомненно, это вызовет неудовлетK воренность нашими результатами и, вероятно, будет использоваK но для того, чтобы подвергнуть сомнению ценность нашего споK соба разделять психические процессы. Но мы выдвинем довод, что у нас нет другой задачи, кроме как перевести в теорию резульK таты наблюдений, и мы не берем на себя обязательства сходу соK здать безукоризненную теорию, подкупающую своей простотой. Мы принимаем ее сложности, пока они кажутся адекватными наK блюдению, и не отказываемся от надежды, что именно благодаря им мы придем к окончательному пониманию истинного положеK ния вещей, простому самому по себе, но отвечающему сложносK тям реальности. Среди дериватов бсз импульсов влечений описанного харакK тера есть такие, которые объединяют в себе противоположные определения. С одной стороны, они высокоорганизованны, неK противоречивы, обладают всеми свойствами системы Сз, и едва ли мы смогли бы отличить их от образований этой системы. С друK гой стороны, они бессознательны и не способны осознаваться. То 1 [См. «Вытеснение» (1915d), с. 118 выше.] 161 123 есть качественно они относятся к системе Псз, но фактически — к Бсз. Их происхождение остается решающим фактором в опредеK лении их судьбы. Их нужно сравнить с помесями человеческих рас, которые в общем и целом уже похожи на белых, но их цветное происхождение выдает та или иная бросающаяся в глаза черта, и поK этому они остаются исключенными из общества и не пользуются ни одной из привилегий белых. Таковы по своему характеру фанK тазии нормальных людей и невротиков, которые мы выявили в каK честве предварительной ступени образования снов и симптомов и которые, несмотря на свою высокую организацию, остаются выK тесненными и как таковые осознаваться не могут1. Они близко подступают к сознанию, не встречают помех, пока не обладают интенсивным катексисом, но отбрасываются, как только их каK тексис превышает определенный уровень. Точно такими же более высокоорганизованными дериватами Бсз являются замещающие образования, которым, однако, удается прорваться в сознание блаK годаря благоприятным условиям, например, благодаря совпадеK нию по времени с контркатексисом Псз. Когда в другом месте2 мы подробнее исследуем условия осозK нания, часть возникающих здесь проблем окажется для нас разреK шимой. Здесь нам представляется полезным противопоставить прежнему рассмотрению, исходящему из Бсз, подход, отталкиваK ющийся от сознания. Сознанию противостоит вся сумма психичесK ких процессов в качестве сферы предсознательного. Значительная часть этого предсознательного происходит из бессознательного, носит характер его дериватов и подлежит цензуре прежде, чем смоK жет стать осознанной. Другая часть Псз способна стать осознанK ной без цензуры. Здесь мы вступаем в противоречие с предыдуK щим предположением. При рассмотрении вытеснения мы были вынуждены поместить цензуру, определяющую осознание, межK ду Бсз и Псз [см. с. 132]. Теперь у нас напрашивается мысль о наK личии цензуры между Псз и Сз3. Но мы сделаем правильно, если 1 [Более подробно этот вопрос рассматривается в примечании, которое Фрейд в 1920 году добавил к разделу 5 третьего из своих «Трех очерков по теории сексуальности» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 129, прим. 2.] 2 [Вероятно, вновь указание на пропавшую работу о сознании.] 3 [См. выше, с. 143. Фрейд затронул этот вопрос еще в главе VII, раздел «Е», своего «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 582 и с. 585. Более подробно он обсуждает это ниже, на с. 164.] 162 124 не будем видеть в таком осложнении трудности, а предположим, что каждому переходу от одной системы к ближайшей более высоK кой, то есть каждому шагу вперед к более высокой ступени психиK ческой организации, соответствует новая цензура. Однако это опровергает гипотезу о непрерывном обновлении записей [см. с. 143–144]. Причину всех этих трудностей следует искать в том, что осозK нанность, единственное непосредственно данное нам свойство психических процессов, совсем не годится для разделения на сисK темы. [Ср. с. 142 выше.] Помимо того, что сознательное не всегда сознается, а иногда бывает и латентным, наблюдение показало нам, что многое из того, что обладает свойствами системы Псз, не осозK нается, и нам еще предстоит узнать, что осознание ограничено опK ределенными направлениями своего внимания1. Таким образом, сознание не находится в простых отношениях ни с системами, ни с вытеснением. Истина в том, что чуждым сознанию остается не только психически вытесненное, но и часть господствующих в наK шем Я побуждений, то есть сильнейшая функциональная протиK воположность вытесненного. По мере того как мы с большим труK дом продвигаемся к метапсихологическому пониманию душевной 1 [Местоимение «своего» относится, скорее всего, к Псз. Эта несколько непонятная фраза, наверное, была бы яснее, если бы мы располагали потеK рянной работой о сознании. Здесь особенно досадно, что существует этот пробел, поскольку можно предположить, что ссылка относится к рассмотреK нию функции внимания — темы, которая в более поздних работах Фрейда практически не проясняется. В «Толковании сновидений» (1900а) есть два или три места, кажущиеся важными в этом отношении: «…что процессы возбуждения в ней [в системе предсознательного] безо всякой задержки моK гут достигать сознания, если при этом выполнены определенные условия, например… известное распределение той функции, которую следует назвать вниманием» (Studienausgabe, т. 2, с. 517). «Осознание связано с привлечениK ем определенной психической функции, внимания» (там же, с. 563). СистеK ма Псз не только преграждает доступ к сознанию, — она также… распоряжаK ется передачей мобильной катектической энергии, часть которой знакома нам в форме внимания» (там же, с. 582). В отличие от незначительного колиK чества ссылок на эту тему в более поздних сочинениях Фрейда, в «Проекте» 1895 года внимание обсуждается очень подробно и выступает в качестве одK ной из важнейших действенных сил в душевном аппарате. (Freud, 1950a, в частности, первый раздел части III.) Фрейд связывает его здесь (как и в своих «Положениях о двух принципах психического события», 1911b, с. 18 выше) с функцией «проверки реальности». См. «Предварительные замечаK ния издателей» к работе «Метапсихологическое дополнение к теории сновиK дений» (с. 189–190 ниже), где разбирается связь внимания с системой В.] 163 125 жизни, мы должны научиться эмансипироваться от значения симK птома «сознательность»1. До тех пор, пока мы к нему привязаны, мы видим, как наши обобщения постоянно нарушаются исключениями. Мы видим, что дериваты Бсз2 осознаются в виде замещающих образований и симптомов, как правило, после больших искажений в сравнеK нии с бессознательным, но зачастую сохраняя многие свойства, требующие вытеснения. Мы обнаруживаем, что многие предсозK нательные образования остаются бессознательными, хотя, как нам кажется, по своей природе они вполне могут осознаваться. Вероятно, на них сказывается более сильное притяжение со стоK роны Бсз. Мы ориентированы на то, чтобы искать более значиK мое различие не между сознательным и предсознательным, а межK ду предсознательным и бессознательным. Бсз отвергается цензурой на границе с Псз, но его дериваты могут обойти эту цензуру, добиться высокой организации, дорасти в Псз до опреK деленной интенсивности катексиса, но затем, когда они превыK шают этот уровень и хотят проникнуть в сознание, они распозK наются как дериваты Бсз и снова подвергаются вытеснению на новой цензурной границе между Псз и Сз. Таким образом, перK вая цензура действует против самого Бсз, а последняя против его псз дериватов. Можно было бы подумать, что в ходе индивидуK ального развития цензура немного выдвинулась вперед. В ходе психоаналитического лечения мы приводим неопроK вержимое доказательство существования второй цензуры, распоK ложенной между системами Псз и Сз. Мы требуем от больного образовывать множество дериватов Бсз, обязываем его преодолеK вать возражения цензуры против осознания этих предсознательK ных образований и благодаря победе над этой цензурой проклаK дываем себе путь к устранению вытеснения, которое представляет собой продукт прежней цензуры. Добавим еще замечание, что суK 1 [Обсуждаемая в этом абзаце сложность еще энергичнее подчеркивается Фрейдом в конце главы I работы «Я и Оно» (1923b); затем в следующей главе этой работы он представляет новую структурную модель психики, в значиK тельной мере облегчившую ему описание ее функционирования. (Ср. с. 286– 287 ниже.)] 2 [Во всех прежних немецких изданиях здесь стоит «Псз». Как подтверK дилось при сравнении с оригинальной рукописью, речь идет об опечатке — следует читать «Бсз».] 164 126 ществование цензуры между Псз и Сз напоминает нам, что осозK нание является не просто актом восприятия, а, вероятно, также гиперкатексисом [ср. ниже с. 173], еще одним шагом вперед в разK витии психической организации. Обратимся теперь к вопросу о сообщении Бсз с другими сисK темами — не столько ради того, чтобы установить нечто новое, сколько ради того, чтобы не пропустить самого очевидного. У исK токов деятельности влечений системы сообщаются между собой самым активным образом. Часть возникших здесь процессов проK ходит через Бсз, словно через подготовительную ступень, и достиK гает наивысшего психического развития в Сз, другая часть задерK живается в качестве Бсз. Но Бсз затрагивают также переживания, исходящие из внешнего восприятия. В норме все пути от восприK ятия к Бсз остаются свободными; и только пути, ведущие дальше от Бсз, подлежат заграждению посредством вытеснения. Весьма примечательно, что Бсз одного человека может в обK ход Сз влиять на Бсз другого. Этот факт заслуживает более детальK ного исследования, особенно в направлении того, можно ли при этом исключить предсознательную деятельность, но в качестве описания он неоспорим1. Содержание системы Псз (или Сз) частично происходит из жизни влечений (благодаря содействию Бсз), частично — из восK приятия. Неясно, в какой степени процессы этой системы могут оказывать непосредственное воздействие на Бсз; изучение патоK логических случаев зачастую выявляет почти невероятную самоK стоятельность Бсз и его неподверженность посторонним влияниK ям. Полное расхождение стремлений, абсолютный распад обеих систем — это вообще характеристика болезненного состояния. Однако психоаналитическое лечение построено на влиянии на Бсз через Сз, и во всяком случае оно показывает, что оказать такое влияние, хотя и с трудом, всеKтаки можно. Как мы уже упоминали [с. 163–164], дериваты Бсз, служащие посредниками между двумя системами, прокладывают путь к достижению этого результата. Но мы вполне можем предположить, что спонтанно происходяK щее изменение Бсз под влиянием Сз — трудный и медленно протеK кающий процесс. 1 [Ср. для примера «Предрасположение к неврозу навязчивых состояK ний» (1913i), Studienausgabe, т. 7, с. 111–112.] 165 127 Кооперация между предсознательным и бессознательным, даже интенсивно вытесняемым импульсом, может произойти, если возникнет такая ситуация, что бессознательный импульс может в одинаковом направлении взаимодействовать с одним из господK ствующих стремлений. В этом случае вытеснение устраняется, а вытесненная активность допускается как подкрепление преднаK меренной активности Я. Для этой констелляции бессознательное становится сообразным Я, не меняя ничего другого в своем вытесK нении. При такой кооперации успех Бсз очевиден; и все же усиK лившиеся стремления ведут себя иначе, чем обычные, они позвоK ляют достичь особенно совершенных результатов и оказывают такое же противодействие возражениям, как, например, симптоK мы невроза навязчивых состояний. Содержание Бсз можно сравнить с психическими аборигенаK ми. Если у человека есть унаследованные психические образоваK ния, нечто аналогичное инстинкту животных, то это составляет ядро Бсз1. Позднее к нему добавляется то, что было устранено в ходе детского развития как неприемлемое и что по своей природе не должно отличаться от унаследованного. Резкое и окончательное разделение содержания обеих систем, как правило, происходит только с наступлением пубертата. 1 [Вопрос о наследственности психических образований Фрейд обсужK дал несколько позже в 23Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 361–362, а также при анализе случая «Вольфсманна» (1918b), Studienausgabe, т. 8, с. 209–210.] 166 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) VII РАСПОЗНАВАНИЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Бсз, пока черпаешь материал только из сведений о жизни во сне и неврозах переноса. Разумеется, это немного; изKза этого порой возникает ощущение неясности и запутанности и, главное, нет возможности соотнести Бсз с уже известной взаимосвязью или включить это Бсз в нее. И только анализ заболеваний, которые мы называем нарциссиK ческими психоневрозами, обещает дать нам понимание, благодаK ря которому загадочное Бсз станет для нас более близким, так скаK зать, осязаемым. С тех пор как появилась работа Абрахама (1908), повод к коK торой, по мнению добросовестного автора, дал я, мы пытаемся охарактеризовать dementia praecox по Крепелину (шизофрению по Блейлеру) ее отношением к противоположности между Я и объектом. При неврозах переноса (тревожной истерии и конK версионной истерии, неврозе навязчивых состояний) не было ниK чего такого, что бы выдвинуло эту противоположность на переK дний план. Хотя было известно, что недоступность объекта ведет к возникновению невроза и что невроз влечет за собой отказ от реального объекта, а также что изъятое у реального объекта лиK бидо возвращается к воображаемому объекту, а оттуда к вытесK ненному (интроверсия)1. Однако объектный катексис как такоK вой удерживается в этих случаях с большой энергией, а более тонкое исследование процесса вытеснения заставило нас предK положить, что объектный катексис в системе Бсз продолжает суK ществовать, несмотря на вытеснение, точнее, вследствие вытесK нения. [Ср. с. 119.] Ведь способность к переносу, которую мы в терапевтических целях используем при этих заболеваниях, предполагает сохранение объектного катексиса. И наоборот, по поводу шизофрении у нас возникло предполоK жение, что после процесса вытеснения изъятое либидо не ищет ноK вый объект, а отступает в Я, что, стало быть, объектные катексисы здесь исчезают и восстанавливается примитивное безобъектное соK 1 [Этот процесс описывается, в частности, в разделе а) работы Фрейда «О тиK пах невротического заболевания» (1912с), Studienausgabe, т. 6, с. 219–221.] 167 129 стояние нарцизма. Неспособность этих больных к переносу — в заK висимости от того, насколько распространен болезненный процесс, — вытекающая из этого их недоступность для терапии, присущее им отвержение внешнего мира, появление признаков гиперкатексиса собственного Я, уход в полную апатию — все эти клинические осоK бенности, поKвидимому, целиком согласуются с гипотезой об исчезK новении объектных катексисов. Что касается отношений между двуK мя психическими системами, то внимание всех наблюдателей привлекло к себе то обстоятельство, что при шизофрении сознательK но выражается многое из того, что при неврозах переноса нам еще только нужно выявить в Бсз при помощи психоанализа. Однако перK вое время не удавалось установить понятную связь между отношеK нием Я с объектом и соотношениями в сознании. Искомая связь, похоже, выявляется следующим непредвиK денным способом. При шизофрении, особенно на столь поучиK тельных начальных стадиях, наблюдаются многочисленные изK менения речи, причем некоторые из них заслуживают того, чтобы рассмотреть их с определенной точки зрения. Форма выражения часто оказывается предметом особой заботы, становится «изысK канной», «напыщенной». Построение фраз подвергается особой дезорганизации, в результате чего они становятся для нас непоK нятными, и мы считаем высказывания больных бессмысленныK ми. В содержании этих высказываний на передний план часто выдвигается отношение к органам тела или телесным иннервациK ям. К этому можно добавить, что в симптомах шизофрении, похоK жих на замещающие образования при истерии или при неврозе навязчивых состояний, отношения между заменой и вытесненK ным все же обнаруживают особенности, которые показались бы нам странными при обоих упомянутых неврозах. Доктор В. Тауск (Вена) предоставил в мое распоряжение неK которые свои наблюдения при начинающейся шизофрении, коK торые отличаются тем преимуществом, что больная пока еще сама желала дать объяснение своим речам1. На двух его примерах я поK кажу, какую точку зрения намереваюсь отстаивать; впрочем, я не сомневаюсь в том, что любому наблюдателю не составило бы труда привести такой материал в большом количестве. 1 [Работа, в которой также обсуждается эта пациентка, была опубликоваK на Тауском (1919) позднее.] 168 130 Одна из больных Тауска, девушка, попавшая в клинику после ссоры со своим возлюбленным, жалуется: Глаза неправильные, они закатаны. Она сама это объясняет, в связной речи выдвигая ряд упреков в адрес возлюбленного. «Она совсем не может понять его, он каждый раз выглядит поKдругому, он лицемер, закатывает глаза, он закатил ей глаза, теперь у нее закатившиеся глаза, это уже не ее глаза, она теперь смотрит на мир другими глазами». Высказывания больной по поводу своей непонятной речи имеют ценность анализа, поскольку содержат ее эквивалент в обK щепонятных выражениях; в то же время они разъясняют значение и происхождение шизофренического словообразования. СоглаK шаясь с Тауском, я подчеркиваю в этом примере то, что отношеK ние к органу (глазу) выступило как замена всего содержания [ее мыслей]. Шизофреническая речь имеет здесь ипохондрическую черту, она стала языком органа1. Другое сообщение той же больной: «Она стоит в церкви, вдруг ее толкают, она должна встать по#другому, как будто ее кто#то поставил, как будто ее поставили». К этому относится анализ нового ряда упреков в адрес возK любленного, «который вульгарен, который сделал ее, такую утонK ченную с малолетства, тоже вульгарной. Он сделал ее похожей на себя, заставив ее поверить, что превосходит ее; теперь она стала такой же, как он, потому что думала, что станет лучше, если будет похожа на него. Он притворялся, теперь она такая же, как и он (идентификация!), он ее подменил»2. Движение «встать поKдругому», — замечает Тауск, — это изобраK жение слова «подменить» и идентификации с возлюбленным. Я снова подчеркиваю превалирование того элемента из всего хода мыслей, который имеет своим содержанием телесную иннервацию (точнее, ее ощущение). Впрочем, в первом случае истеричка судорожно закатила бы глаза, во втором — действительно произвела бы толчок, вместо того чтобы почувствовать импульс к этому или ощущение этого, и в обоих случаях у нее не было бы сознательной мысли об этом и впоследствии она была бы не в состоянии эту мысль выразить. 1 [Ср. обсуждение Фрейдом ипохондрии в его работе о нарцизме (1914с), с. 53 и далее в этом томе.] 2 [Непереводимая игра слов: встать, поставить (stellen), притворяться (sich verstellen) и подменить (verstellen). — Примечание переводчика.] 169 131 В общем и целом эти два наблюдения свидетельствуют в польK зу того, что мы назвали ипохондрическим языком или языком органов. Но они напоминают также — и это кажется нам более важным — о другом положении вещей, которое можно подтверK дить бесконечным числом примеров, собранных, в частности в моK нографии Блейлера [1911], и свести к определенной формуле. При шизофрении слова подвергаются тому же процессу, который из скрытых мыслей сновидения делает образы сновидения и котоK рый был назван нами первичным психическим процессом. Они сгуK щаются и без остатка переносят друг на друга свои катексисы поK средством смещения; этот процесс может зайти так далеко, что подходящее благодаря своим многочисленным связям одноKединK ственное слово заменяет целую цепочку мыслей1. Работы БлейлеK ра, Юнга и их учеников содержат богатый материал в поддержку этого утверждения2. Прежде чем сделать вывод из таких впечатлений, упомянем еще одно тонкое, но кажущееся странным различие между замещаK ющими образованиями при шизофрении, с одной стороны, и при истерии и неврозе навязчивых состояний — с другой. Пациент, коK торого я в настоящее время наблюдаю, изKза плохого состояния кожи лица оказался лишен всех жизненных интересов. Он утверждает, что на лице у него угри и глубокие дыры, которые видны каждому. Анализ доказывает, что на своей коже он проигрывает комплекс кастрации. Сначала он без сожаления занимался своими угрями, выдавливание которых доставляло ему большое удовлетворение, потому что, как он говорит, при этом из них чтоKто брызгало. Затем он начал считать, что везде, где он удалял угри, возникала глубокая ямка, и он нещадно бранил себя за то, что изKза этой «постоянной возни с рукой» навсегда загубил свою кожу. Очевидно, что выдавK ливание содержимого угрей является для него заменой онанизма. Ямка, возникающая после этого по его вине, — это женские гениK талии, то есть исполнение спровоцированной онанизмом угрозы 1 [«Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 565.] Иногда работа сновидения обращается со словами как с вещами и тогда создает очень сходные «шизофренические» речи или словесные новообразоваK ния. [См. «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 297 и даK лее. В «Метапсихологическом дополнении к теории сновидений», с. 198–199 ниже, Фрейд, напротив, проводит различие между процессами сновидения и процессами при шизофрении.] 2 170 132 кастрации (или замещающей ее фантазии). Это замещающее обраK зование, несмотря на свой ипохондрический характер, имеет много общего с истерической конверсией. И все же возникает чувство, что здесь, должно быть, происходит нечто другое, что на такое замеK щающее образование истерия не способна, причем еще до того, как появляется возможность сказать, на чем это различие основано. Крохотную ямку, такую, как кожная пора, истерик едва ли превраK тит в символ вагины, которую он обычно сравнивает со всевозможK ными предметами, содержащими полость. Мы также считаем, что множество ямок будет удерживать его от того, чтобы использовать их как замену женских гениталий. То же самое относится к одному юному пациенту, о котором Тауск несколько лет назад сообщал в Венском психоаналитическом обществе. Обычно этот пациент вел себя в точности как человек, страдающий неврозом навязчивых состояний, часами совершал свой туалет и т.п. Но обращало на себя внимание то, что он безо всякого сопротивления мог рассказывать о значении своих затруднений. Когда, например, он надевал чулки, ему мешала идея, что он может растянуть петли ткани, то есть отK верстия, а каждое отверстие было для него символом женского поK лового отверстия. Такого также нельзя предполагать у невротика, страдающего навязчивостями. Такой больной (которого наблюдал Р. Райтлер), страдавший такими же затруднениями при надевании чулок, после преодоления сопротивлений нашел следующее объясK нение: нога — это символ пениса, а натягивание чулка — акт онаK низма, и он был вынужден постоянно надевать и снимать чулок отчасти для того, чтобы усовершенствовать картину онанизма, отK части, чтобы ее аннулировать. Если задать вопрос, что придает странный характер шизофреK ническому замещающему образованию и симптому, то в конце концов мы поймем: это преобладание словесных отношений над предметными. Между выдавливанием угря и эякуляцией из пеK ниса существует весьма незначительное предметное сходство, и еще меньшее — между многочисленными мелкими порами кожи и ваK гиной; но в первом случае оба раза чтоKто выбрызгивается, а ко второму случаю буквально относится циничная фраза: «Дырка есть дырка». Сходство словесного выражения, а не сходство обозначаK емых вещей продиктовало замену. Там, где они — слово и вещь — не совпадают, шизофреническое замещающее образование отлиK чается от такового при неврозах переноса. 171 133 Сопоставим этот выявленный факт с гипотезой, что при шиK зофрении объектные катексисы исчезают. В таком случае мы долK жны модифицировать формулировку: катексис словесных предK ставлений объектов сохраняется. То, что мы можем назвать сознательным объектным представлением, теперь распадается для нас на словесное представление и предметное представление1, котоK рое состоит в катексисе, если не непосредственных образов воспоK минания о предметах, то, по меньшей мере, отдаленных и произоK шедших от них следов воспоминаний. Теперь нам сразу становится ясным, чем сознательное представление отличается от бессознательK ного [см. с. 146]. И то, и другое не являются, как мы полагали, разными записями одного и того же содержания в разных психиK ческих местах или разными функциональными состояниями каK тексиса в том же самом месте — сознательное представление вклюK чает в себя предметное представление плюс соответствующее словесное представление, а бессознательное представление состоит только из предметного. Система Бсз содержит предметные катекK сисы объектов, первые и настоящие объектные катексисы; система Псз возникает, когда это предметное представление гиперкатектиK руется благодаря связи с соответствующими ему словесными предK ставлениями. Именно такие гиперкатексисы, как мы можем предK положить, приводят к появлению более высокой психической организации и содействуют замене первичного процесса господK ствующим в Псз вторичным процессом. Мы также можем теперь точно сказать, в чем именно отказывает вытеснение при неврозах переноса отвергнутому представлению [см. с. 163]: в переводе в слоK ва, которые должны оставаться связанными с объектом. В таком случае необлеченное в слова представление или негиперкатектироK ванный психический акт остается в Бсз в виде вытесненного. 1 [В «Печали и меланхолии» (ниже, с. 223) Фрейд для выражения «предK метное представление» употребляет синоним «вещественное представление»; этот термин он использовал еще раньше, а именно в «Толковании сновидеK ний» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 297, а также в своей книге об остроумии (1905с), Studienausgabe, т. 4, с. 113. — Таким образом, он уже «в духе» провоK дил различие между «словесными представлениями» и «предметными», когK да писал эти более ранние сочинения; это различение, несомненно, можно датировать исследованиями афазии, проведенными Фрейдом. В своей моноK графии на эту тему (1891b) он детально останавливается на этом, но испольK зует несколько иную терминологию. Важный пассаж из этой работы привеK ден в приложении В (с. 180 и далее в этом томе).] 172 134 Я должен обратить внимание на то, как давно мы уже облаK дали знанием, благодаря которому нам сегодня становится поK нятной одна из самых удивительных особенностей шизофрении. На последних страницах опубликованного в 1900 году «ТолкоK вания сновидений» отмечается, что мыслительные процессы, то есть более отдаленные от восприятия акты катексиса, сами по себе не обладают качеством , являются бессознательными и приK обретают способность стать осознанными только благодаря свяK зи с остатками словесных восприятий1. В свою очередь словесK ные представления происходят от чувственных восприятий точно так же, как и предметные представления, поэтому возникает вопK рос, почему объектные представления не могут осознаваться блаK годаря их собственным остаткам восприятия. Но, вероятно, проK цесс мышления осуществляется в таких системах, которые настолько удалены от изначальных остатков восприятия, что в них больше ничего не остается от их качеств и для осознания требуется усиление новыми качествами. Кроме того, благодаря связи со словами могут наделяться качеством также такие катекK сисы, которые от самих восприятий никакого качества получить не могли, потому что они просто соответствуют отношениям межK ду объектными представлениями. Такие отношения, ставшие поK нятными только благодаря словам, являются главной составляK ющей наших мыслительных процессов. Мы понимаем, что связь со словесными представлениями еще не совпадает с осознанием, а лишь создает возможность для этого, то есть, что она характеK ризует только одну систему — систему Псз2. Однако тут мы замеK чаем, что этими рассуждениями мы уходим от нашей непосредK ственной темы и попадаем в самую гущу проблем предсознательного и бессознательного, которые мы считаем цеK лесообразным отложить до отдельного обсуждения3. 1 [«Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 584–585. См. там же, с. 547. На самом деле Фрейд изложил эту гипотезу еще раньше, а именно в своем (хотя и неопубликованном) «Проекте» 1895 года (1950а, примерно в начале первого раздела части III). Он также упоминает ее в своей работе «Положения о двух принципах психического события» (1911b), см. выше с. 20.] 2 [Фрейд снова обратился к этой теме в начале главы II работы «Я и Оно» (1923b), см. ниже с. 309.] 3 [Вероятно, это снова является указанием на неопубликованную работу о сознании. См., однако, с. 200–201 ниже.] 173 135 В случае шизофрении, которой мы здесь касаемся лишь в той мере, в какой нам это кажется необходимым для общего распознаK вания Бсз, нам приходится усомниться в том, имеет ли вообще процесс, названный здесь вытеснением, чтоKнибудь общее с выK теснением при неврозах переноса. Формулировка, что вытеснеK ние — это процесс, происходящий между системами Бсз и Псз (или Сз), результатом которого является отдаление от сознания [с. 116], несомненно, нуждается в корректировке, чтобы можно было вклюK чить в нее случай dementia ргаесох и других нарциссических забоK леваний. Однако попытка к бегству Я, выражающаяся в изъятии сознательного катексиса, в качестве общего признака [двух этих классов неврозов] всеKтаки остается. Насколько основательнее и радикальнее совершается эта попытка к бегству, это бегство Я при нарциссических неврозах, становится ясным даже из самого поK верхностного рассуждения. Если при шизофрении это бегство состоит в изъятии катексиK са влечений из мест, которые репрезентируют бессознательное объектное представление, то, пожалуй, покажется странным, что часть этого же объектного представления, относящаяся к системе Псз (соответствующие ему словесные представления), должна подK вергнуться гораздо более интенсивному катексису. Скорее можно было бы ожидать, что словесное представление как предсознательK ный компонент должно выдержать первый удар вытеснения и что оно становится абсолютно недоступным катексису после того, как вытеснение продолжалось вплоть до бессознательных предметных представлений. Однако понять это сложно. Получается, что каK тексис словесного представления к акту вытеснения не относится, а представляет собой первую из попыток исцеления или выздоK ровления, которые столь явно преобладают в клинической картиK не шизофрении1. Эти усилия направлены на то, чтобы обрести заK ново потерянные объекты, и вполне возможно, что с этой целью больной прокладывает путь к объекту через его словесную часть, но при этом он вынужден довольствоваться словами вместо предK метов. Ведь наша душевная деятельность как таковая осуществK ляется в двух противоположных направлениях: либо от влечений 1 [См. часть III проведенного Фрейдом анализа Шребера (1911с), Studienausgabe, т. 7, в частности, с. 193–194 и 198. Еще одна попытка шизофK ренического восстановления обсуждается ниже, на с. 186.] 174 136 через систему Бсз к сознательной мыслительной работе, либо под воздействием извне через систему Сз и Псз — к бессознательным катексисам Я и объектов. Этот второй путь, несмотря на произоK шедшее вытеснение, должно быть, остается проходимым и отчасK ти открыт для попыток невроза вновь обрести объекты. Когда мы мыслим абстрактно, нам угрожает опасность упустить из виду отK ношения между словами и бессознательными предметными предK ставлениями, и нельзя отрицать, что тогда наше философствование приобретает по содержанию и форме выражения нежелательное сходство с методом работы больных шизофренией1. С другой стоK роны, можно попытаться охарактеризовать образ мышления шиK зофреников: они обходятся с конкретными вещами так, словно они абстрактные. Если мы действительно распознали Бсз и верно определили отличие бессознательного представления от предсознательного, то наши исследования должны привести нас из многочисленных друK гих мест к такому пониманию. 1 [Эту точку зрения Фрейд изложил еще в конце второго эссе в книге «Тотем и табу» (1912–1913), Studienausgabe, т. 9, с. 363.] 175 ПРИЛОЖЕНИЕ А ФРЕЙД И ЭВАЛЬД ГЕРИНГ [К числу преподавателей, работы которых Фрейд изучал в студенK ческие годы, принадлежал также физиолог Эвальд Геринг (1834–1918), который, как мы узнаем от Джонса (1960, 265), однажды предложил моK лодому человеку место ассистента в Праге; вероятно, это было примерK но в 1882 году, когда Фрейд еще работал в Физиологическом институте у Брюкке; Геринг приехал в Прагу в 1870 году в качестве ординарного профессора. Примечание, написанное Фрейдом примерно пятьдесят лет спустя, на которое обратил внимание Эрнст Крис (1956), пожалуй, указывает на то, что Геринг оказал некоторое влияние на представления Фрейда о бессознательном. (Ср. выше, с. 132.) В 1880 году Сэмюель БатK лер опубликовал книгу под названием «Бессознательная память» и вклюK чил в нее перевод доклада, прочитанного Герингом в 1880 году, под наK званием «О памяти как общей функции организованной материи», с содержанием которого Батлер был в основном согласен. Затем в 1923 году в Англии вышла книга Израэля Ливайна, озаглавленная «БессознаK тельное»; в 1926 году появился немецкий перевод этой работы, сделанK ный Анной Фрейд. Однако раздел, написанный Сэмюелем Батлером (часть I, § 13), Фрейд перевел сам. Хотя автор, Ливайн, упоминает докK лад Геринга, он все же уделяет больше внимания идеям Батлера, а не Геринга, и здесь (с. 34–35 немецкого перевода) Фрейд добавил следуюK щее примечание:] «Немецкий читатель, которому вышеупомянутый доклад Геринга известен как творение великого мастера, разумеется, далек от того, чтобы выдвигать на передний план рассуждения Батлера. Между тем у Геринга можно найти меткие замечания, которые признают за физиK ологией право принятия бессознательной душевной деятельности: “Кто мог бы после этого надеяться, что сумеет распутать тысячекратные переплетения в ткани нашей внутренней жизни, если они происходят только в сознании? — […] Такие цепочки бессознательных материальK ных нервных процессов, к которым в конечном счете добавляется звеK но, сопровождаемое сознательным восприятием, назвали рядами предK ставлений и бессознательными умозаключениями, и с точки зрения физиологии это тоже можно обосновать. Ибо психология довольно часто упускала из виду душу, если не желала фиксироваться на ее бесK сознательных состояниях”» [Hering, 1870, 11 и 13.]1. 1 [В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g) еще одна ссылка на Эвальда Геринга свидетельствует о том, что его представления повлияли также на теорию Фрейда о дуалистическом разделении влечений. См. ниже, с. 275–276.] 176 138 ПРИЛОЖЕНИЕ Б ПСИХОФИЗИЧЕСКИЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ [Выше (с. 132) уже отмечалось, что на ранние представления ФрейK да об отношениях между психикой и нервной системой значительное влияние оказал своими идеями Хьюлингс Джексон. Особенно это проK является в следующем пассаже, взятом из его монографии об афазиях (1891b, 56–58). Интересно также сравнить последние тезисы на тему латентных воспоминаний с более поздней позицией Фрейда.] После этого отступления возвратимся к пониманию афазии и вспомK ним о том, что на основе теории Мейнерта возникло предположение, согласно которому речевой аппарат состоит из различных корковых ценK тров, в клетках которых содержатся словесные представления, и эти центры разделяются не имеющей функции корковой областью и соедиK няются белыми волокнами (ассоциативным пучком). Теперь вначале можно задать вопрос, корректна и допустима ли вообще гипотеза подобK ного рода, которая отсылает представления в клетки. Думаю, нет. В отличие от стремления прежних медицинских эпох локализоK вать в определенных участках мозга все душевные способности поK добно тому, как они разграничиваются в лексиконе психологии, долK жно было показаться большим шагом вперед, когда Вернике заявил, что можно локализовать только самые простые психические элеменK ты, отдельные чувственные представления, а именно в центральном окончании периферических нервов, которое восприняло впечатлеK ния. Но не совершают ли, в сущности, ту же самую принципиальную ошибку, когда пытаются теперь локализовать сложное понятие, всю душевную деятельность или один психический элемент? ПравомерK но ли погружать нервное волокно, которое на всем своем протяжеK нии представляло собой всего лишь физиологическое образование и подвергалось физиологическим модификациям, одним его концом в психическое, а этот конец наделять представлением или образом восK поминания? Если «воля», «интеллект» и т.п. признаны искусственно образованными психологическими понятиями, которым в физиолоK гическом мире соответствуют очень сложные отношения, то разве известно с большей определенностью о «простом чувственном предK ставлении», что оно есть нечто иное, чем такое искусственно образоK ванное понятие? Вероятно, цепочка физиологических процессов в нервной систеK ме не находится в отношениях каузальности с психическими процесK сами. Физиологические процессы не прекращаются, как только начались психические; напротив, физиологическая цепочка продолK жается, разве что каждое ее звено (или отдельные звенья) с какогоKто 177 139 определенного момента соответствует психическому феномену. Тем самым, психическое выступает как параллельный процесс физиолоK гического («a dependent concomitant»)1. Мне прекрасно известно, что ученых, взгляды которых я здесь оспариваю, нельзя подозревать в том, что, не имея на то оснований, они пошли бы на такое изменение научного подхода2. Очевидно, они имели в виду только следующее: видоизменение нервных волокон — относящееся к физиологии — при чувственном возбуждении создает другое видоизменение в центральных нервных клетках, которое теK перь становится физиологическим коррелятом «представления». Поскольку они могут сказать о представлении гораздо больше, чем о неизвестных видоизменениях, которые пока еще не удалось охаK рактеризовать физиологически, они пользуются эллиптическим выK ражением: в нервной клетке локализовано представление. Однако это сразу же приводит к смешению двух вещей, у которых нет между соK бой никакого сходства. В психологии простое представление являетK ся для нас чемKто элементарным; мы можем четко отделить его от его соединений с другими представлениями. Таким образом, мы приK ходим к предположению, что и его психологический коррелят, видоK изменение, которое исходит от возбужденных, оканчивающихся в центре нервных волокон, является чемKто простым, и его можно локализовать в определенном пункте. Разумеется, такой перенос не совсем оправдан; свойства этого видоизменения должны определятьK ся сами по себе и независимо от его психологического коррелята 3. Что же является физиологическим коррелятом простого или поK вторяющегося представления? Очевидно, отнюдь не нечто неподK вижное, а чтоKто, носящее характер процесса. У этого процесса есть локализация, он исходит из особого места коры головного мозга и отK туда распространяется по всей коре или вдоль особых путей. Если 1 [«Зависимое сопутствующее обстоятельство» (англ.). — Это выражение принадлежит Хьюлингсу Джексону.] 2 [То есть перешли от физиологического способа рассмотрения к психоK логическому.] 3 Хьюлингс Джексон строгоKнастрого предостерегал от такого смешения физического с психическим в речевом процессе: «In all our studies of diseases of the nervous system we must be on our guard against the fallacy, that what are physical states in lower centres fine away into psychical states in higher centres; that for example, vibrations of sensory nerves become sensations, or that somehow or another an idea produces a movement» (1878, 306). [«Во всех наших исследованиях заболеваK ний нервной системы мы должны остерегаться ошибки — полагать, что фиK зические состояния в низших центрах утончаются, переходя в психические состояния в высших центрах; что, например, колебания чувствительных неK рвов становятся ощущениями или что тем или иным образом идея порожK дает движение».] 178 140 этот процесс произошел, то в пораженной им коре головного мозга он оставляет после себя видоизменение, возможность воспоминаK ния. Весьма сомнительно, чтобы это видоизменение точно так же соответствовало чемуKто психическому; наше сознание не обнаруK живает ничего такого, что с психической стороны могло бы оправK дать название «латентный образ воспоминания». Но всякий раз, когK да опять создается то же самое состояние коры, в виде образа воспоминания вновь возникает психическое… 179 ПРИЛОЖЕНИЕ В СЛОВО И ПРЕДМЕТ [Создается впечатление, что заключительный раздел статьи ФрейK да «Бессознательное» имеет свои корни в ранней монографии об афаK зиях (1891b). Поэтому здесь, наверное, будет интересно представить отрывок из той работы, который, хотя и не прост для понимания, может все же пролить свет на гипотезы, лежащие в основе некоторых более поздних представлений Фрейда. Кроме того, данный отрывок интересен еще и тем, что Фрейд совершенно непривычно для нас предстает в нем ученым, говорящим профессиональным языком «акаK демической» психологии конца ХIХ столетия. Процитированному здесь фрагменту предшествует целый ряд отрицающих и подтверждаK ющих анатомических и физиологических аргументов, в конечном счеK те приведших Фрейда к той гипотетической схеме неврологических функций, которую он затем описывает как «речевой аппарат». ОднаK ко следует отметить, что между используемой здесь терминологией и словоупотреблением в статье «Бессознательное» существует важK ное и, пожалуй, сбивающее с толку различие. То, что он здесь называK ет «объектным представлением», в работе «Бессознательное» назыK вается «предметным представлением»; и наоборот, под тем, что в «Бессознательном» обозначается термином «объектное представK ление», понимается комплекс, состоящий из «предметного представK ления» и «словесного представления». В процитированном далее отK рывке этот комплекс пока еще названия не имеет. В оригинальном немецком издании приведенный фрагмент находится на с. 74–81.] Теперь мы хотим посмотреть, какие гипотезы потребуются нам для объяснения нарушений речи на основе такого строения речевого аппарата, другими словами, что дает нам изучение нарушений речи для понимания функции этого аппарата. При этом мы хотим по возK можности отделить друг от друга психологическую и анатомическую стороны предмета. В психологии единицей речевой функции является «слово», комK плексное представление, состоящее из акустических, зрительных и кинестетических элементов. Знанием об этом составе мы обязаны патологии, которая показывает нам, что при органических поражеK ниях в речевом аппарате происходит распад речи на эти составляюK щие. Таким образом, мы готовы к тому, что выпадение одного из этих элементов словесного представления окажется важнейшим признаK ком, который позволит нам сделать вывод о локализации заболеваK 180 142 ния. Обычно приводят четыре компонента словесного представлеK ния: «звуковой образ», «зрительный образ букв», «образ речевой моK торики» и «образ движений при письме». Однако этот состав окажетK ся еще более сложным, если рассмотреть вероятный ассоциативный процесс при осуществлении отдельных речевых функций. (1) Мы учимся говорить, ассоциируя «образ звучания слова» с «чув# ством словесной иннервации». Сказав слово, мы приобрели «представ# ление о речевой моторике» (центростремительные ощущения от оргаK нов речи), а потому в смысле моторики «слово» определено для нас двояким образом. Из двух определяющих элементов, первый — предK ставление о словесной иннервации — в психологическом отношеK нии, поKвидимому, имеет самое ничтожное значение, более того, мы вообще можем оспорить его наличие как психического фактора. Кроме того, после произнесения слова мы получаем его «звуковой образ». До тех пор, пока наша речь не особенно развита, этот второй звукоK вой образ нужен первому лишь ассоциативно и ему не подобен1. На этой ступени (речевого развития ребенка) мы пользуемся самостояK тельно созданным языком, при этом мы ведем себя, как люди, страK дающие моторной афазией, ассоциируя различные незнакомые звучания слов с однимKединственным словом, созданным самостояK тельно. (2) Мы учимся языку других людей, стараясь по возможности уподобить продуцированный нами самими звуковой образ тому, что дало повод к речевой иннервации. Так мы учимся «повторять за дру# гими». Затем при «взаимосвязанной речи» мы упорядочиваем слова, благодаря иннервации ожидая следующего слова до тех пор, пока звуK ковой образ или представление о речевой моторике (или то и другое) не достигнет предыдущего слова. Поэтому надежность нашей речи кажется сверхдетерминированной, и мы можем легко переносить выпадение того или иного определяющего момента. Между тем таK ким отсутствием корректировки со стороны второго звукового обраK за и образа речевой моторики объясняются некоторые особенносK ти — физиологической и патологической — парафазии. (3) Мы учимся читать по складам, соединяя зрительные образы букв с новыми звуковыми образами, которые между тем должны нам напоминать об уже известных звучаниях слов. Звуковой образ, обоK значаемый буквами, мы сразу же произносим, так что буква опятьK 1 [Второй звуковой образ — это образ слова, которое мы произносим сами; первый (упомянутый в начале абзаца) звуковой образ — это образ слоK ва, которому мы подражаем.] 181 143 таки, поKвидимому, определяется двумя звуковыми образами, которые совпадают, и двумя моторными представлениями, соответствующиK ми друг другу. (4) Мы учимся читать, по определенным правилам соединяя последовательность представлений о словесных иннервациях и о реK чевой моторике, которые мы получаем при произнесении отдельK ных букв, в результате чего возникают новые моторные словесные представления. После того как последние были произнесены, блаK годаря образу звучания этих новых словесных представлений мы обK наруживаем, что оба образа речевой моторики и звучания слова, полученные нами таким способом, нам давно известны и идентичK ны образам, которые использовались при произнесении. Мы ассоK циируем эти речевые образы, полученные при чтении по складам, со значением, которое придавалось первичным звучаниям слова. Теперь мы читаем с пониманием. Если первоначально мы говорили не на литературном языке, а на диалекте, то теперь мы должны сверхассоциировать образы речевой моторики и образы звучания, полученные при чтении по складам, со старыми; тем самым мы обуK чаемся новому языку, что облегчается сходством диалекта и письK менной речи. Из этого описания обучения чтению видно, что оно представK ляет собой сложный процесс, которому должно соответствовать повторяющееся колебание ассоциативного направления. Далее, мы готовы к тому, что нарушения чтения при афазии должны возниK кать самым разным способом. Определяющим для выпадения зриK тельного элемента при чтении будет просто нарушение чтения букв. Составление букв в слово происходит при переносе на речевой путь, следовательно, при моторной афазии оно будет отсутствовать. ПоK нимание прочитанного происходит только посредством звуковых образов, полученных при произнесении слов, или посредством обK разов речевой моторики, возникших при говорении. СледовательK но, это оказывается такой функцией, которая выпадает не только при моторной, но и при акустической афазии, кроме того, функциK ей, которая не зависит от чтения. Самонаблюдение показывает кажK дому, что существует несколько видов чтения, из которых тот или иной не связан с пониманием прочитанного. Если я читаю коррекK туру и при этом намерен уделить особое внимание зрительным обK разам букв и другим шрифтовым символам, то смысл прочитанноK го ускользает от меня настолько, что для стилистических исправлений мне потребуется специально прочесть ее еще раз. Если я читаю книгу, которая меня заинтересовала, например роман, то я не замечу никаких опечаток, и может случиться так, что в моей 182 144 голове ничего не останется от имен действующих там персонажей, кроме беспорядочной вереницы и воспоминания о том, длинные они или короткие, и что они содержат запоминающиеся буквы х или z. Если мне нужно читать вслух и при этом уделять особое вниK мание звуковым образам своих слов и интервалам между ними, то я снова рискую слишком мало заботиться о смысле, и стоит мне устать, как я начинаю читать так, что другой человек, возможно, еще чтоKто и поймет, но сам я уже не знаю, что прочитал. Это феномены распределенного внимания, которые именно здесь слеK дует рассмотреть, поскольку понимание прочитанного происхоK дит только таким длинным окольным путем. То, что о таком пониK мании уже не может быть и речи, если сам процесс чтения вызывает трудности, станет ясным по аналогии с нашим поведением при обучении чтению, и мы должны остерегаться считать отсутствие такого понимания признаком прерывания пути. Чтение вслух нельзя считать другим процессом по сравнению с чтением про себя, разве что оно помогает отвлечь внимание от сенсорной части проK цесса чтения. (5) Мы учимся писать, воспроизводя зрительные образы букв посредством образов иннервации руки, пока не возникают такие же или похожие зрительные образы. Как правило, образы написанного лишь подобны образам прочитанного и сверхассоциированны, поK скольку мы читаем типографский шрифт и учимся писать рукописK ным шрифтом. Письмо оказывается относительно более простым процессом, который не так легко нарушить, как чтение. (6) Можно предположить, что и в дальнейшем мы осуществляем отдельные речевые функции по тем же ассоциативным путям, по коK торым мы им обучились. При этом могут совершаться сокращения и замещения, но не всегда легко сказать, каковы они по своей прироK де. Их значение умаляется еще и тем замечанием, что в случаях оргаK нического поражения речевой аппарат, вероятно, в определенной стеK пени повреждается в целом и становится вынужденным вернуться к первоначальным, надежным и более обстоятельным формам ассоK циации. При чтении у людей, обладающих соответствующим навыK ком, несомненно, сказывается влияние «зрительного образа слова», и поэтому отдельные слова (имена собственные) могут быть прочиK таны также без разбора по буквам. Итак, слово — это комплексное, состоящее из указанных обраK зов представление, или, выражаясь иначе, слову соответствует сложK ный ассоциативный процесс, в котором указанные элементы визуK ального, акустического и кинестетического происхождения вступают в связь друг с другом. 183 145 Вместе с тем слово получает свое значение благодаря соединеK нию с «объектным представлением»1, по крайней мере, если мы огK раничим свое рассмотрение существительными. Само объектное представление — это опятьKтаки ассоциативный комплекс, состояK щий из самых разных визуальных, акустических, тактильных, кинеK стетических и прочих представлений. Кроме того, мы знаем из фиK лософии, что объектное представление ничего другого не содержит, что видимость «вещи», о различных «свойствах» которой говорят те чувственные впечатления, возникает только благодаря тому, что при перечислении чувственных впечатлений, которые мы получили от предмета, мы учитываем также возможность наличия целого ряда новых впечатлений в той же самой ассоциативной цепочке (Дж. С. Милль) 2. Следовательно, объектное представление не кажется нам закрытым, едва ли способным быть закрытым, тогда как слоK весное представление кажется нам чемKто закрытым, хотя и споK собным к расширению. Утверждение, которое мы теперь должны сделать на основании патологии речевых нарушений, сводится к тому, что словесное пред# ставление своим чувствительным концом (посредством звуковых обра# зов) привязано к объектному представлению. Тем самым мы приходим к тому, чтобы предположить наличие двух классов нарушений речи: (1) афазии первого порядка, вербальной афазии, при которой наруK шены лишь ассоциации между отдельными элементами словесного представления, и (2) афазии второго порядка, асимволической афа# зии, при которой нарушена ассоциация словесных и объектных предK ставлений. Я использую название «асимволия» в другом значении, а не в том, которое вошло в употребление после Финкельнбурга3, поскольку, на мой взгляд, отношение между словесным [представлением] и объектK ным представлением скорее заслуживает наименования «симвоK лический», нежели отношение между объектом и объектным предK ставлением. Нарушения распознавания предметов, которые Финкельнбург объединяет названием «асимволия», я бы предложил называть «агнозией». Тогда было бы возможно, что агностические наK рушения, которые могут возникать только при двухсторонних обK ширных поражениях коры головного мозга, влекут за собой также 1 [«Предметное представление» в статье «Бессознательное»(с. 172 и далее выше).] 2 J. St. Mill, Logik I, глава III, и An Examination of Sir William Hamilton’s Philosophy [1865]. 3 По Шпамеру (1876). [Этот термин был введен Финкельнбургом (1871).] 184 146 нарушение речи, поскольку все стимулы к спонтанной речи происхоK дят из области объектных ассоциаций. Такие нарушения речи я бы назвал афазиями третьего порядка или агностическими афазиями. Клиника действительно познакомила нас с несколькими случаями, которые требуют такого понимания... Объектные ассоциации акустические тактильные визуальные образ прочитанного образ написанного слово образ звучания образ движения Рис. 8 [Изображение работы афазии] Психологическая схема словесного представления Словесное представление проявляется как закрытый комплекс представлений, объектное представление, напротив, как открытое. Словесное представление связано с объектным представлением не всеми своими составными частями, а только звуковым образом. Из объектных ассоциаций только визуальные представляют объект поK добно тому, как звуковой образ представляет слово. Связи звукового образа слова с объектными ассоциациями, отличными от визуальK ных, на рисунке не представлены. 185 Печаль и меланхолия (1917 [1915]) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1917 Int. Z. ärztl. Psychoanal., т. 4 (6), 288–301. 1918 S. K. S. N., т. 4, 356–377. (1922, 2Kе изд.) 1924 G. S., т. 5, 535–553. 1924 Technik und Metapsychol., 257–275. 1931 Theoretische Schriften, 157–177. 1946 G. W., т. 10, 428–446. Как мы знаем от Эрнеста Джонса (1962a, 388–389), тему настоK ящей работы Фрейд изложил ему еще в январе 1914 года, а 30 декабK ря того же года он выступил с соответствующим докладом перед Венским психоаналитическим объединением. Первый вариант стаK тьи Фрейд подготовил в феврале 1915 года. Он направил его АбрахаK му, который ответил длинными комментариями; среди них оказаK лось важное указание на то, что существует связь между меланхолией и оральной фазой развития либидо (см. ниже, с. 218–219). (См. письK мо Абрахама от 31 марта и ответ Фрейда от 4 мая 1915 года; оба письK ма опубликованы в книге: Freud, 1965a, 206 etc., 211–212.) ПодготовK ка окончательного варианта была завершена 4 мая 1915 года, но эта работа, как и написанное до нее «Метапсихологическое дополнение к теории сновидений» (1917d), была опубликована только два года спустя. Вместе с тем еще задолго до этого (предположительно в январе 1895 года) Фрейд послал Флиссу рукопись, в которой попытался подK робно объяснить меланхолию (под которой он всегда понимал то, что сегодня мы назвали бы депрессивными состояниями), однако в чисто неврологических терминах (Freud, 1950a, рукопись «G»). Эта попытка была не особенно плодотворной, но вскоре она сменилась психологическим рассмотрением меланхолии. Менее чем через два года мы встречаем один из самых примечательных примеров предвиK дения Фрейда — в рукописи, также посланной Флиссу, которая озагK лавлена «Заметки III». Эта рукопись, датированная 31 мая 1897 года, содержит, помимо прочего, первое указание на эдипов комплекс (Freud, 1950a, рукопись «N»). Данный пассаж, который настолько насыщен по содержанию, что в отдельных местах остается неясным, заслуживает того, чтобы процитировать его полностью: 207 151 «Враждебные импульсы против родителей (желание, чтобы они умерли) точно так же являются неотъемлемым компонентом невроK за. Сознательно они обнаруживаются в виде навязчивого представлеK ния. При паранойе им соответствует самое худшее в мании преследоK вания (патологическое недоверие властителей и монархов). Порой эти импульсы вытесняются, когда пробуждается сострадание к родиK телям изKза их болезни, смерти. Тогда выражение печали заключается в том, чтобы упрекать и обвинять себя в их смерти (так называемые меланхолии) или истерически, посредством идеи об искуплении, наK казывать себя теми же [болезненными] состояниями, которые были у них. Происходящая при этом идентификация, как видно, представK ляет собой не что иное, как способ мышления, и делает нелишним поиск мотива» (там же, с. 221). От дальнейшего развития хода мыслей, намеченного в общих чертах в этом пассаже, в применении к меланхолии Фрейд, поKвидиK мому, тогда полностью отказался. И действительно, это состояние вплоть до настоящей работы почти нигде не упоминается, за исклюK чением нескольких замечаний в рамках дискуссии о самоубийстве, сделанных в выступлениях перед Венским психоаналитическим объеK динением (1910g), где Фрейд подчеркивал важность сравнения меK ланхолии и нормальной печали, однако саму эту психологическую проблему, заключенную в ней, объявил пока еще неразрешимой. То, что Фрейд вновь обратился к этой теме, разумеется, было связано с введением понятий нарцизма и ЯKидеала. В этом отношеK нии данную работу можно рассматривать как продолжение статьи о нарцизме, которую Фрейд написал годом ранее (1914c). Если в той работе он описал действие «критической инстанции» в случаях параK нойи (см. выше, с. 66–67), то теперь он видит действие этой инстанK ции также при меланхолии. Однако значение данной работы выходит за рамки объяснения механизма и картины отдельного патологичесK кого состояния, хотя это и не было понято сразу. То есть содержаK щийся в ней материал привел к дальнейшим рассуждениям о «критиK ческой инстанции», которые появились в главе XI «Психологии масс» (1921c), Studienausgabe, т. 9, с. 120 и далее, а они в свою очередь привеK ли к гипотезе о СверхKЯ в работе «Я и Оно» (1923b), а также к новой трактовке чувства вины. На другом уровне эта работа также потребовала пересмотра поK нятия идентификации. Фрейд, поKвидимому, вначале был склонен рассматривать идентификацию в тесной связи с оральной или канниK бальской фазой развития либидо и, пожалуй, даже как зависящую от нее. Так, в работе «Тотем и табу» (1912–1913), Studienausgabe, т. 9, с. 426, по поводу отношения сыновей к отцу первобытной орды он писал: «Теперь в акте поедания они осуществляли идентификацию с 208 152 ним...» Точно так же в пассаже, который он добавил к своим «Трем очеркам» в третьем издании (опубликованном в 1915 году, но напиK санном за несколько месяцев до настоящей работы), он охарактериK зовал оральноKканнибальскую фазу как «прототип того, что позднее в качестве идентификации будет играть столь значимую психическую роль». (Studienausgabe, т. 5, с. 103.) В данной работе он говорит об идентификации (ниже, с. 216) как о «предварительной ступени выбоK ра объекта», как о первом «способе, которым Я выделяет объект», и продолжает: «Ему хотелось бы поглотить этот объект, а именно в соответствии с оральной или каннибальской фазой развития либиK до, путем пожирания»1. Таким образом, если Абрахам и указывал на значение оральной фазы для меланхолии, то Фрейд уже был подготовлен к этому; ибо он еще раньше интересовался этим, о чем свидетельствуют соответствуK ющие рассуждения в истории болезни «Вольфсманна» (1918b), котоK рая была написана осенью 1914 года и в которой важнейшую роль играет оральная фаза. (См. Studienausgabe, т. 8, с. 217–218.) Через неK сколько лет, в работе «Психология масс и анализ Я» (1921c), Studienausgabe, т. 9, с. 98 и далее, Фрейд снова возвращается к подробK ному освещению темы идентификации в продолжение дискуссии данK ной работы; между тем представления Фрейда, поKвидимому, измеK нились или, быть может, просто прояснились. Идентификация, как утверждается в ней, — это процесс, который предшествует объектноK му катексису и отличается от него, хотя затем вновь говорится: «Она ведет себя как производная первой оральной фазы...» Такое понимаK ние идентификации постоянно подчеркивается также во многих боK лее поздних сочинениях Фрейда, например, в работе «Я и Оно» (1923e), глава III, где Фрейд пишет, что идентификация с родителями «поK видимому, не является следствием или результатом катексиса объекK та, эта идентификация прямая, непосредственная и более ранняя, чем любой объектный катексис». (См. с. 320 ниже.) Тем не менее сам Фрейд позднее определенно считал самым важK ным результатом настоящей работы описание процесса того, как каK тексис объекта при меланхолии заменяется идентификацией. В главе III работы «Я и Оно» (с. 317 и далее в этом томе) он утверждает, что этот процесс не ограничивается меланхолией, а, скорее, является униK 1 Термин «интроекция» в этой работе не встречается, хотя Фрейд уже использовал его в другом контексте в первой из этой группы метапсихологиK ческих работ (выше, с. 98). Возвращаясь в упомянутой выше главе «ПсихоK логии масс» к теме идентификации, он неоднократно использовал понятие «интроекция», и оно также появляется, хотя и не очень часто, в последуюK щих сочинениях Фрейда. 209 153 версальным. По его мнению, такие регрессивные идентификации во многом представляют собой основу того, что мы называем «характеK ром» человека. Но еще более важным было его указание на то, что самые ранние из этих регрессивных идентификаций — те, которые происходят от крушения эдипова комплекса, — занимают совершенK но особое место в душевной жизни, образуя ядро СверхKЯ. 210 После того как сновидение послужило нам нормальным обK разцом нарциссических душевных расстройств, мы попытаемся прояснить сущность меланхолии, сравнив ее с обычным аффекK том печали. Но на этот раз нам надо заранее сделать признание, которое должно предостеречь от переоценки результата. МеланK холия, понятийное определение которой шатко также и в описаK тельной психиатрии, встречается в разнообразных клинических формах, объединение которых в единое целое представляется неоK боснованным, а некоторые из них напоминают скорее соматиK ческие, нежели психогенные поражения. Помимо впечатлений, имеющихся в распоряжении любого наблюдателя, наш материал ограничивается небольшим числом случаев, психогенная приK рода которых не подлежит никакому сомнению. Таким образом, мы с самого начала отказываемся от притязаний на всеобщее знаK чение наших результатов и утешаем себя тем соображением, что с помощью своих нынешних средств исследования мы вряд ли можем обнаружить чтоKнибудь, что было бы нетипично — если не для всего класса поражений, то, по крайней мере, для небольK шой группы. Сопоставление меланхолии и печали представляется обосноK ванным в связи с общей картиной обоих состояний1. Поводы к их возникновению под влиянием жизненных обстоятельств — там, где они вообще ясны — тоже совпадают. Печаль — это, как правиK ло, реакция на потерю любимого человека или занявшей его место абстракции, какKто: родины, свободы, идеала и т. д. При одинакоK вых воздействиях у иных людей, которых мы поэтому подозреваK ем в предрасположенности к болезни, вместо печали проявляется меланхолия. Примечательно также и то, что нам никогда не приK 1 Также и Абрахам, которому мы обязаны самым важным из немногоK численных аналитических исследований этого предмета, исходил из этого сравнения (1912). [Сам Фрейд рассматривал эту связь еще в 1910 году и даже раньше. (См. выше на с. 194–195 «Предварительные замечания издателей».)] 211 155 ходит в голову рассматривать печаль как болезненное состояние и обращаться к врачу за помощью, хотя она сопровождается серьK езными отклонениями от обычного образа жизни. Мы уповаем на то, что через какоеKто время сумеем ее преодолеть, и считаем, что беспокоиться изKза этого нецелесообразно и даже вредно. В психическом отношении меланхолия отличается очень боK лезненным дурным настроением, потерей интереса к внешнему миру, утратой способности любить, торможением всякой дееспоK собности и снижением чувства собственной значимости, которое выражается в самообвинениях, самобичеваниях, усиливающихся до бредового ожидания кары. Эта картина станет для нас более поK нятной, если учесть, что печаль обнаруживает точно такие же черK ты, кроме единственной; нарушения чувства собственной значиK мости при ней не возникает. В остальном это то же самое. Тяжелая печаль, реакция на утрату любимого человека, содержит упомянуK тое болезненное настроение, потерю интереса к внешнему миру (поK скольку он не напоминает об умершем), потерю способности выбK рать какойKлибо новый объект любви (что означало бы замену оплакиваемого), отход от всякой деятельности, которая не связана с памятью об умершем. Нетрудно понять, что это торможение и ограK ничение Я являются выражением исключительного проявления печали, при этом для других намерений и интересов ничего больше не остается. Собственно говоря, такое поведение не кажется нам патологическим только потому, что мы очень хорошо знаем, как его объяснить. Мы также одобрим такое сравнение, где печальное настроеK ние называется «болезненным». Его правомерность, вероятно, стаK нет для нас очевидной, если мы сумеем охарактеризовать боль экоK номически1. В чем состоит работа, которую совершает печаль? Я думаю, что не будет никакой натяжки, если изобразить ее следующим обраK зом. Проверка реальностью показала, что любимого объекта больK ше не существует, и теперь требуется отвлечь все либидо от связей с этим объектом. В ответ на это возникает понятное сопротивлеK ние — очень часто приходится наблюдать, что человек неохотно поK кидает позицию либидо даже тогда, когда уже маячит замена. Это сопротивление может быть таким интенсивным, что происходит 1 [См. выше с. 116, прим. 1.] 212 156 отход от реальности, и объект удерживается с помощью галлюциK наторного психозаKжелания (см. предыдущую статью). Нормой же является то, что победу одерживает принятие реальности. Однако эта задача не может быть выполнена сразу. Она решается в каждом отдельном случае с большими затратами времени и катектической энергии, при этом утраченный объект продолжает существовать психически. Каждое отдельное воспоминание или ожидание, в коK торых либидо было привязано к объекту, ослабевает, катектируетK ся поKдругому, и в нем происходит растворение либидо1. Почему этот компромиссный результат осуществления принципа реальноK сти так болезнен, экономически обосновать совсем не просто. ПриK мечательно, что это болезненное неудовольствие кажется нам соK вершенно естественным. Фактически же по завершении работы печали Я снова становится свободным и ничем не стесненным2. Применим теперь к меланхолии то, что мы узнали о печали. В ряде случаев очевидно, что она тоже может быть реакцией на утрату любимого объекта; при иных поводах можно обнаружить, что утрата носит, скорее, воображаемый характер. Допустим, объект не умер реально, но он потерян как объект любви (наприK мер, в случае покинутой невесты). В других случаях человек счиK тает, что нужно признать такую утрату, но не может ясно понять, что было утрачено, и тем скорее можно предположить, что и больK ной тоже не может осознать, что же именно он потерял. Более того, такой случай возможен также тогда, когда утрата, послужившая причиной меланхолии, известна больному, когда он знает, кого, но не знает, что он при этом потерял. Таким образом, напрашиваK ется мысль так или иначе связать меланхолию с недоступной соK знанию утратой объекта в отличие от печали, при которой в утрате ничего неосознанного нет. Мы обнаружили, что при печали заторможенность и безразлиK чие полностью объясняются работой печали, которая поглощает Я. Сходная внутренняя работа будет также следствием неизвестной утK раты при меланхолии, и именно ею объясняется присущая меланхоK лии заторможенность. Меланхолическая заторможенность произвоK 1 [Это представление, похоже, встречается еще в «Этюдах об истерии» (1895d): процесс, аналогичный вышеизложенному, описывается в начале «Эпикриза» случая « «Фрейлин Элизабет фон Р.».] 2 [Экономические аспекты этого процесса обсуждаются ниже, на с. 222–223.] 213 157 дит на нас впечатление таинственности лишь потому, что мы не моK жем понять, чем же настолько поглощены больные. Меланхолик деK монстрирует нам еще нечто такое, чего нет при печали, — необычайK ное принижение чувства своего Я, грандиозное оскудение Я. При печали мир становится пустым и жалким, при меланхолии таким бывает само Я. Больной характеризует свое Я как недостойное, недеK еспособное и морально предосудительное, он упрекает, ругает себя и ожидает изгнания и наказания. Он унижается перед любым челоK веком, жалеет всех своих близких за то, что они связаны с таким недостойным человеком, как он. У него нет суждения о перемене, которая с ним произошла, и он распространяет свою самокритику на прошлое; он утверждает, что лучше никогда и не было. Картина таK кой — преимущественно моральной — мании уничижения дополняK ется бессонницей, отказом от пищи и в высшей степени удивительK ным в психологическом смысле преодолением влечения, которое заставляет все живое держаться за жизнь. Было бы бесполезно с позиций науки, да и терапии противоK речить больному, предъявляющему такие обвинения против своK его Я. Должно быть, он в чемKто прав и описывает нечто, что ведет себя так, как ему кажется. Ведь с некоторыми его словами нам приходится сразу же безоговорочно согласиться. Он действительK но так безучастен, так неспособен к любви и к работе, как говорит. Но, как мы знаем, это вторичный феномен, следствие внутренK ней, неизвестной нам, сопоставимой с печалью работы, изнуряюK щей его Я. В случае некоторых других самообвинений он тоже нам кажется правым и просто острее других, не подверженных меланK холии, понимающим истину. Когда он с усилившейся самокриK тикой изображает себя ничтожным, эгоистичным, неискренним, несамостоятельным человеком, который всегда стремился только к тому, чтобы скрыть слабости своего существа, он, пожалуй, досK таточно близок к тому, что нам известно о самопознании, и мы лишь спрашиваем себя, почему нужно сначала заболеть, чтобы дойти до этой истины. Ведь не вызывает сомнения, что тот, кто пришел к подобной самооценке и высказывает ее перед другиK ми — оценке, подобной той, что держит наготове для себя и для других принц Гамлет1, — тот болен, независимо от того, говорит 1 «Use every man after his desert, and — who shall “scape whipping?» («Гамлет», акт II, 2Kя сцена). [«Если с каждым обходиться по заслугам, кто уйдет от порки?» (Пер. Б. Пастернака). — Примечание переводчика.] 214 158 он правду или в той или иной мере несправедлив по отношению к себе. Нетрудно также заметить, что между степенью самоуничиK жения и его реальными основаниями, по нашему мнению, нет соK ответствия. Прежде порядочная, трудолюбивая и верная своему долгу жена при меланхолии будет говорить о себе не лучше, чем и в самом деле никчемная; более того, у первой, возможно, даже больше шансов заболеть меланхолией, чем у второй, о которой и мы тоже не могли бы сказать ничего хорошего. В конце концов, наше внимание должно привлечь то, что меланхолик ведет себя не совсем так, как обычный человек, терзаемый раскаянием и самоK обвинениями. У него нет стыда перед другими, который прежде всего характеризовал бы это последнее состояние, или, по меньK шей мере, он проявляется не столь явно. У меланхолика можно было бы выделить чуть ли не противоположную черту — назойлиK вую общительность, которая находит удовлетворение в компроK метации таким человеком себя самого. Следовательно, не важно, прав ли меланхолик в своем болезK ненном самоуничижении, когда эта критика совпадает с оценкой других. Видимо, речь скорее идет о том, что он верно описывает свою психологическую ситуацию. Он утратил уважение к самому себе и, должно быть, небезосновательно. Но тогда мы оказываемK ся перед противоречием, которое загадывает нам трудноразрешиK мую загадку. По аналогии с печалью нам пришлось сделать выK вод, что он потерял объект; из его высказываний следует, что речь идет о потере своего Я. Прежде чем заняться этим противоречием, остановимся ненаK долго на понимании конституции человеческого Я в том виде, как она проявляется в болезненном состоянии меланхолика. Мы увиK дим, как одна часть его Я противопоставляется другой, критически ее оценивает, превращает, так сказать, в объект. Все последующие наблюдения подтверждают наше подозрение, что отколовшаяся здесь от Я критикующая инстанция может проявить свою самостоK ятельность и при других обстоятельствах. Мы и впрямь найдем осK нование отделить эту инстанцию от остального Я. То, с чем мы здесь столкнулись, есть инстанция, обычно называемая совестью; мы причислим ее, вместе с цензурой сознания и проверкой реальносK тью, к важнейшим институтам Я1 и гдеKнибудь также найдем докаK 1 [См. предыдущую статью, с. 201–202.] 215 159 зательства того, что она может заболеть сама по себе. Картина боK лезни при меланхолии характеризуется прежде всего моральным недовольством собственным Я в сравнении с другими замечанияK ми: физические недостатки, уродство, бессилие, социальная неполK ноценность значительно реже становятся предметом самооценки; лишь обнищание занимает привилегированное место среди опасеK ний и утверждений больного. Далее к разъяснению ранее [в конце предпоследнего абзаца] указанного противоречия приводит наблюдение, которое совсем не трудно сделать. Если терпеливо выслушивать разнообразные самообвинения меланхолика, то в конце концов невозможно отK делаться от впечатления, что зачастую самые сильные среди них очень мало относятся к его собственной персоне, но с незначиK тельными изменениями применимы к другому человеку, котороK го больной любит, любил или должен был бы любить. Всякий раз, когда изучаешь положение дел, это предположение подтверждаK ется. Таким образом, ключ к пониманию картины болезни появK ляется только в том случае, если самообвинения трактовать как упреки в адрес объекта любви, которые перекладываются с него на собственное Я. Жена, вслух жалеющая своего мужа за то, что он связался с таK кой нерадивой женщиной, желает, собственно говоря, обвинить в нерадивости мужа, что бы под этим ни подразумевалось. Не слеK дует слишком удивляться тому, что некоторые настоящие самообK винения вкраплены в обвинения, бьющие рикошетом; они могут пробиваться вперед, потому что способствуют маскировке других и препятствуют пониманию действительного положения вещей, ведь они происходят из «за» и «против» в любовной ссоре, приведK шей к утрате любви. Также и поведение больных становится теK перь намного понятнее. Их жалобы [Klagen] — это обвинения [Anklagen], в соответствии со старым значением слова1; они не стыK дятся и не скрываются, потому что все уничижительное, сказанK ное ими про себя, в сущности относится к комуKто другому; и они далеки от того, чтобы проявлять перед своим окружением смиреK ние и покорность, которые подобали бы таким недостойным осоK бам. Скорее, они в высшей степени мучительны, всегда как будто 1 [В немецком языке оба эти слова однокоренные. — Примечание пере# водчика.] 216 160 обижены и словно столкнулись с огромной несправедливостью. Все это возможно лишь потому, что реакции в их поведении поK прежнему исходят из душевной констелляции сопротивления, которая затем в результате определенного процесса была преобраK зована в меланхолическую подавленность. В таком случае не составит труда реконструировать этот проK цесс. Произошел выбор объекта, либидо было связано с опредеK ленным человеком; под влиянием реальной обиды или разочаро# вания со стороны любимого человека это отношение к объекту было поколеблено. Результатом стало не нормальное отвлечение либидо от этого объекта и его смещение на новый объект, а нечто иное, поKвидимому, требующее нескольких условий для своего осуществления. Катексис объекта оказался не очень устойчивым, он прекратился, но свободное либидо не сместилось на другой объект, а вернулось в Я. Но там оно не нашло никакого применеK ния, а служило только идентификации Я с потерянным объекK том. Тень объекта упала таким образом на Я, которое могло быть теперь оценено особой1 инстанцией как объект, как покинутый объект. Таким образом утрата объекта превратилась в утрату Я, а конфликт между Я и любимым человеком — в раздор между критикой, направленной на Я, и Я, изменившимся вследствие идентификации. О некоторых предпосылках и результатах такого процесса можно догадаться сразу. С одной стороны, должна существовать сильная фиксация на объекте любви, но, с другой стороны, в проK тиворечии с этим — низкая сопротивляемость объектного катекK сиса. Это противоречие, по меткому замечанию О. Ранка, поKвиK димому, требует того, чтобы выбор объекта происходил на нарциссической основе, а потому объектный катексис, когда возK никают препятствия, может регрессировать к нарцизму. В таком случае нарциссическая идентификация с объектом становится заK меной любовного катексиса, и в результате этого любовные отноK шения, несмотря на конфликт с любимым человеком, не нужно прекращать. Такая замена объектной любви идентификацией — важный механизм при нарциссических заболеваниях; недавно К. Ландауэр (1914) сумел его обнаружить в процессе лечения одK ного случая шизофрении. Он, разумеется, соответствует регрессии 1 [В первом издании (1917) это слово отсутствовало]. 217 161 от некоторого типа выбора объекта к первоначальному нарцизму. В другом месте мы показали, что идентификация — это предвариK тельная ступень выбора объекта и первый, амбивалентный в своK ем выражении, способ выделения объекта со стороны Я. Ему хотеK лось бы поглотить этот объект, а именно в соответствии с оральной или каннибальской фазой развития либидо, путем пожирания1. К этой взаимосвязи Абрахам, пожалуй, по праву сводит отказ от приема пищи, который встречается в тяжелой форме меланхолиK ческого состояния2. Напрашивающийся вывод из теории, согласно которому предрасположенность к меланхолическому заболеванию или его части объясняется преобладанием нарциссического типа выбора объекта, к сожалению, пока еще не подтвержден исследованием. Во вступлении к данной статье я признал, что эмпирический маK териал, на котором строится это исследование, не соответствует нашим требованиям. Если бы мы сочли, что наблюдения согласуK ются с нашими выводами, то регрессию от объектного катексиса к нарциссической оральной фазе либидо, не колеблясь, отнесли бы к характеристике меланхолии. Идентификации с объектом отK нюдь не редки и при неврозах переноса; более того, это известный механизм симптомообразования, особенно при истерии. Но мы можем усмотреть различие между нарциссической и истеричесK кой идентификацией в том, что в первом случае объектный катекK сис ликвидируется, тогда как во втором случае он сохраняется и оказывает влияние, которое обычно ограничивается отдельныK ми действиями и иннервациями. ВсеKтаки также и при неврозах переноса идентификация есть выражение общности, которая моK жет означать любовь. Нарциссическая идентификация — более ранняя, и она открывает нам доступ к пониманию не столь хороK шо изученной истерической идентификации3. Таким образом, меланхолия заимствует одну часть своих свойств у печали, а другую часть — у процесса регрессии от нарK 1 [См. выше с. 109. См. также «Предварительные замечания издателей», с. 208–209.] 2 [Абрахам первым обратил внимание Фрейда на эту гипотезу в своем письме от 31 марта 1915 года. (Ср. Freud, 1965a, S. 208.)] 3 [Общая тема идентификации еще раз рассматривается Фрейдом в главе VII «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 98 и далее. Ранее истеK рическая идентификация обсуждалась в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 165–166.] 218 162 циссического выбора объекта к нарцизму. С одной стороны, как и печаль, она представляет собой реакцию на реальную утрату объекта любви, но, с другой стороны, она обременена таким условием, которого нет при нормальной печали или которое — если оно доK бавляется — превращает ее в патологическую. Утрата объекта любви — прекрасный повод для того, чтобы выявить и показать амбивалентность любовных отношений1. Там, где есть предрасK положенность к неврозу навязчивых состояний, конфликт амбиK валентности придает печали патологическую форму и заставляет ее выражаться в виде самообвинений: ты сам повинен в утрате объекта любви, то есть хотел этого. На примере таких депрессий при неврозе навязчивых состояний после смерти любимого челоK века мы видим, к чему приводит сам по себе конфликт амбиваK лентности, если при этом не происходит регрессивного изъятия либидо. Поводы к меланхолии чаще всего не ограничиваются ясK ным случаем потери вследствие смерти и охватывают все ситуаK ции обиды, пренебрежения и разочарования, изKза которых в отK ношения может быть привнесено противоречие между любовью и ненавистью или усилиться существующая амбивалентность. Этому конфликту амбивалентности, то скорее реального, то скоK рее конститутивного происхождения, нельзя не придавать значеK ния как одной из предпосылок развития меланхолии. Если люK бовь к объекту, от которой нельзя отречься, тогда как сам объект потерян, нашла спасение в нарциссической идентификации, то по отношению к этому эрзацKобъекту проявляется ненависть — его бранят, унижают, заставляют страдать и получают от этого страK дания садистское удовлетворение. Несомненно, доставляющее удоK вольствие самоистязание при меланхолии означает, как и соотK ветствующий феномен при неврозе навязчивых состояний, удовлетворение садистских тенденций и тенденций к ненависти2, которые были направлены на объект и на этом пути обратились против собственной персоны. При обоих поражениях больным обычно все еще удается окольным путем через самонаказание отоK мстить первоначальным объектам и мучить своих любимых через посредство болезненного состояния, после того как они впали в боK 1 [Значительная часть того, о чем здесь идет речь, подробно обсуждается в главе V работы «Я и Оно» (1923b). (См. ниже с. 339 и далее.)] 2 Об их различии см. статью «Влечения и их судьбы» [(1915c), с. 108–110 в этом томе]. 219 163 лезнь, чтобы избавиться от необходимости показывать им свою враждебность непосредственно. Человека, который вызвал у больK ного расстройство чувств и на которого направлено его болезненK ное состояние, обычно следует искать в ближайшем окружении больного. Таким образом, любовный катексис меланхолика, наK правленный на его объект, постигла двоякая участь; одной частью он регрессировал к идентификации, а другая его часть под влияK нием конфликта амбивалентности была возвращена на более близK кую ему ступень садизма. Только этот садизм позволяет нам раскрыть загадку склонK ности к самоубийству, изKза которой меланхолия становится столь интересной и столь опасной. В качестве первичного состояния, из которого происходит жизнь влечений, мы выявили столь грандиK озную любовь Я к себе, а в страхе, возникающем при угрозе жизK ни, освобождается такое огромное количество нарциссического либидо, что мы не можем понять, каким образом это Я может соK гласиться на самоуничтожение. Хотя нам давно известно, что ни один невротик, который не обращает на себя импульс к убийству другого, не испытывает намерений самоубийства, оставалось неK понятным, вследствие взаимодействия каких сил этот импульс может осуществиться на деле. Анализ же меланхолии показывает, что Я может убить себя только тогда, когда в результате возвращеK ния объектного катексиса оно может обращаться с собой как с объK ектом, когда оно может направить на себя враждебность, относяK щуюся к объекту и представляющую собой первоначальную реакцию Я на объекты внешнего мира. (См. «Влечения и их судьK бы» [выше, с. 106].) Так, хотя при регрессии от нарциссического выбора объекта этот объект был устранен, он оказался сильнее, чем само Я. В двух противоположных ситуациях — сильнейшей влюбленности и самоубийства — объект одолевает Я, пусть даже и совершенно разными способами1. В таком случае напрашивается еще мысль вывести одну броK сающуюся в глаза особенность меланхолии [см. выше с. 202] — возникновение страха обнищания — из вырванной из своих взаиK мосвязей и регрессивно преобразованной анальной эротики. 1 [Последующие рассуждения на тему самоубийства содержатся в работе «Я и Оно» (1923b), глава V, а также на последних страницах статьи «ЭконоK мическая проблема мазохизма» (1924с), см. ниже с. 341–342 и 376–378.] 220 164 Меланхолия ставит перед нами и другие вопросы, ответы на которые от нас отчасти ускользают. То, что по прошествии опреK деленного времени она проходит, не оставляя после себя явно выK раженных сильных изменений, — это свойство она разделяет с пеK чалью. Там мы выявили [с. 211–212 выше], что для тщательного осуществления требования проверки реальностью необходимо время, и после этой работы Я высвобождает свое либидо от утраK ченного объекта. Мы можем предположить, что в период меланK холии Я занимается аналогичной работой; экономическое пониK мание хода событий как здесь, так и там отсутствует. Бессонница при меланхолии, пожалуй, доказывает закостенелость состояния, невозможность осуществить необходимое для наступления сна общее изъятие катексисов. Меланхолический комплекс ведет себя, как открытая рана, со всех сторон притягивает к себе катектичесK кую энергию (которую в случае неврозов переноса мы называем «контркатексисы») и опустошает Я до полного оскудения1; он моK жет легко сопротивляться желанию Я спать. Вероятно, в регулярK ном ослаблении состояния в вечернее время проявляется соматиK ческое, психогенно не объяснимое обстоятельство. К этим рассуждениям добавляется вопрос, достаточно ли утраты Я без вниK мания к объекту (чисто нарциссической обиды Я), чтобы создать картину меланхолии, и не может ли непосредственное токсичесK кое оскудение либидо Я приводить к известным формам заболеK вания. Самая необычная и наиболее нуждающаяся в объяснении осоK бенность меланхолии состоит в ее склонности превращаться в симK птоматически противоположное состояние мании. Как известно, не всякую меланхолию постигает такая участь. Некоторые случаи протекают с периодическими рецидивами, в интервалах между которыми можно выявить разве что весьма незначительный оттеK нок мании, либо его нет вообще. В других случаях происходит то постоянное чередование меланхолических и маниакальных фаз, которое нашло выражение в циклическом помешательстве. Эти случаи, наверное, можно было бы не подвергать психогенному 1 [Это сравнение с открытой раной (проиллюстрированное двумя рисунK ками) содержится уже в весьма сложном для понимания разделе VI ранних заметок Фрейда о меланхолии (Freud, 1950а, рукопись «G», написанная предK положительно в январе 1895 года). См. также «Предварительные замечания издателей», с. 207.] 221 165 объяснению, если бы благодаря психоаналитической работе не удавалось устранить многие такие заболевания посредством тераK певтического воздействия. Таким образом, не только позволительK но, но и даже необходимо распространить аналитическое объяснеK ние меланхолии также и на манию. Не могу обещать, что эта попытка окажется полностью удовK летворительной. Речь идет, скорее, не более чем о возможности неK которой первой ориентации. Здесь в нашем распоряжении две отK правные точки, первая — психоаналитическое впечатление, вторая — можно, пожалуй, сказать: общий экономический опыт. ВпечатK ление, о котором уже говорили многие исследователиKпсихоаналиK тики, состоит в том, что содержание мании ничем не отличается от содержания меланхолии, что оба болезненных состояния борются с одним и тем же «комплексом», которому при меланхолии Я, вероK ятно, уступает, тогда как при мании Я преодолевает его или отодвиK гает в сторону. Опыт дает нам другую точку опоры: во всех состояK ниях радости, восторга, триумфа, которые демонстрирует нам обычная картина мании, можно распознать ту же самую экономиK ческую обусловленность. Речь здесь идет о воздействии, в резульK тате которого большие, долго сохранявшиеся или ставшие привычными психические затраты в конце концов оказываются излишними и поэтому готовыми к разнообразному применению и к отводу. Например: когда какойKнибудь бедняк, выиграв больK шую сумму денег, внезапно избавляется от хронической заботы о хлебе насущном, когда продолжительная и тяжелая борьба в конце концов заканчивается успехом, когда человек становится способK ным одним махом покончить с гнетущей нуждой, долго продолK жавшимся лицемерием и т.п. Все подобные ситуации отличаются приподнятым настроением, признаками отвода радостного аффекK та и повышенной готовностью к разного рода действиям, совсем как при мании и в полную противоположность депрессии и заторK моженности при меланхолии. Можно рискнуть сказать, что мания есть не что иное, как такой триумф, разве что от Я опятьKтаки остаK ется скрытым то, что оно сумело преодолеть и изKза чего оно торжеK ствует. Видимо, алкогольное опьянение, относящееся к этому же ряду состояний — поскольку оно характеризуется весельем — можK но объяснить себе точно так же; речь здесь, вероятно, идет о достигK нутом токсическим способом устранении затрат на вытеснение. Неспециалист охотно сочтет, что в таком маниакальном настроеK 222 166 нии человек так подвижен и предприимчив потому, что он «в таком хорошем настроении». Разумеется, эту ошибочную связь следует исключить. Просто было выполнено то упомянутое экономичесK кое условие в душевной жизни, и поэтому человек, с одной стороK ны, пребывает в столь веселом настроении, а с другой стороны, ниK чем не стеснен в поступках. Если объединить оба признака1, то получим: при мании Я долK жно было преодолеть утрату объекта (или печаль по утрате, или сам объект) и теперь получило в свое распоряжение всю сумму контркатексиса, который болезненное страдание при меланхолии перенесло с Я на себя и связало [см. с. 220]. Несомненно, человек, одержимый манией, тоже демонстрирует нам свое освобождение от объекта, от которого он страдал, набрасываясь, словно изголоK давшийся, на новые объектные катексисы. Это объяснение звучит убедительно, но, воKпервых, оно еще слишком неопределенное, а воKвторых, вызывает больше новых вопросов и сомнений, чем мы можем разрешить. Мы не будем укK лоняться от их обсуждения, даже если не можем надеяться с его помощью внести ясность. ВоKпервых: нормальная печаль тоже преодолевает утрату объекK та и, пока существует, точно так же абсорбирует всю энергию Я. Почему при ней экономическое условие для фазы триумфа по ее истечении не воспроизводится хотя бы в виде намека? Я считаю невозможным ответить на это возражение сразу. Оно обращает наше внимание на то, что мы не можем даже сказать, какими экономиK ческими средствами печаль решает свою задачу [ср. с. 212]; но здесь, возможно, поможет одна догадка. По каждому отдельному воспоK минанию и по каждой ситуации ожидания, свидетельствующим о том, что либидо привязано к утраченному объекту, реальность выK носит свой вердикт: объект больше не существует, а Я, словно поK ставленное перед вопросом, хочет ли оно разделить эту участь, блаK годаря сумме нарциссических удовлетворений решает «остаться в живых» и расторгнуть свою связь с пропавшим объектом. Можно представить себе, что это расторжение происходит настолько медK ленно и постепенно, что по окончании работы необходимые для него затраты рассредоточены2. 1 [«Психоаналитическое впечатление» и «общий экономический опыт».] До сих пор экономическая точка зрения в психоаналитических работах почти не учитывалась. В качестве исключения следует выделить статью В. ТаK уска «Обесценивание мотива вытеснения вследствие компенсации» (1913). 2 223 167 Заманчиво начать искать путь к описанию меланхолической работы исходя из предположения о работе печали. Здесь нам в перK вую очередь мешает неуверенность. До сих пор мы пока еще не учитывали топическую точку зрения и не затрагивали вопроса о том, в каких психических системах и между какими системами совершается работа меланхолии. Какие психические процессы заK болевания продолжают разыгрываться после устранения бессозK нательных объектных катексисов, а какие — после их замены иденK тификацией в Я? Можно быстро сказать и легко написать, что «либидо покидаK ет бессознательное (вещное) представление1 объекта». Но на саK мом деле это представление основывается на бесчисленных отдельK ных впечатлениях (их бессознательных следах), и истечение этого либидо не может быть кратковременным процессом — это, несомK ненно, процесс длительный, постепенно развивающийся, как при печали. Начинается ли он во многих местах одновременно или имеет какуюKто четкую последовательность, определить непросK то; при анализе часто можно установить, что активировано то одно, то другое воспоминание, а у одинаково звучащих, утомляющих своей монотонностью жалоб всеKтаки каждый раз находится ноK вое бессознательное обоснование. Если объект не имеет для Я таK кого большого значения, подкрепленного тысячекратными свяK зями, то и его утрата не может стать причиной печали или меланхолии. Таким образом, свойство отдельных проявлений отK слаивания либидо в равной мере можно приписать и меланхолии, и печали; вероятно, оно основывается на одинаковых экономиK ческих отношениях и служит одним и тем же тенденциям. Но, как мы узнали [с. 218–219], содержание меланхолии — нечто большее, нежели обычная печаль. При ней отношение к объекту непростое, оно осложняется конфликтом амбивалентK ности. Амбивалентность бывает либо конституциональной, то есть присущей всем любовным отношениям этого Я, либо она происK текает именно из тех переживаний, которые приносят с собой угK розу утраты объекта. Поэтому по своим побуждениям меланхолия может значительно выходить за пределы печали, которая, как праK вило, вызывается только реальной утратой, смертью объекта. СлеK довательно, при меланхолии ведется множество отдельных поединK 1 [Ср. «Бессознательное» (1915е), примечание издателей на с. 171 выше.] 224 168 ков за объект, в которых борются друг с другом ненависть и люK бовь; первая — чтобы избавить либидо от объекта, вторая — чтобы вопреки натиску утвердить позицию либидо. Эти отдельные поK единки мы не можем поместить ни в какую другую систему, кроK ме как в Бсз, в царство реальных следов воспоминаний (в протиK воположность словесным катексисам). Там же совершаются попытки избавления от печали, но в данном случае нет никаких препятствий тому, чтобы эти процессы продолжали следовать обычным путем через Псз к сознанию. Этот путь закрыт для рабоK ты меланхолии, возможно, вследствие множества причин или их взаимодействия. Сама по себе конститутивная амбивалентность относится к вытесненному; травматические переживания, связанK ные с объектом, возможно, активировали другое вытесненное. Таким образом, все в этих амбивалентных поединках исключено из сознания, пока не наступает характерный для меланхолии исK ход. Он, как мы знаем, заключается в том, что находившийся под угрозой катексис либидо в конце концов покидает объект, но тольK ко затем, чтобы вернуться на место Я, из которого он исходил. Таким образом, благодаря своему бегству в Я любовь избежала уничтожения. После этой регрессии либидо процесс может стать осознанным и репрезентируется сознанию как конфликт между частью Я и критической инстанцией. Таким образом, то, что сознание узнает о работе меланхолии, не составляет ее существенную часть, не является также и тем, что, по нашему мнению, может повлиять на избавление от недуга. Мы видим, что Я унижает себя и проявляет ярость по отношению к сеK бе, и так же мало, как и больной, понимаем, к чему это может привести и как это можно изменить. Такую заслугу мы можем скорее приписать бессознательной части работы, поскольку межK ду работой меланхолии и работой печали нетрудно увидеть важK ную аналогию. Подобно тому, как печаль побуждает Я отказаться от объекта, объявляя объект мертвым и предлагая Я в виде награK ды остаться в живых [см. с. 231], точно так же каждый отдельный конфликт амбивалентности ослабляет фиксацию либидо на объекK те, обесценивая его и унижая, словно убивая. Есть вероятность того, что процесс заканчивается в Бсз, будь то после того, как улегK лась ярость, или после того, как объект оказался отвергнутым как не имеющий ценности. Мы не знаем, какая из двух этих возможK ностей постоянно или преимущественно ведет к исчезновению 225 169 меланхолии и как это завершение влияет на дальнейшее течение случая. Возможно, Я при этом наслаждается тем, что может приK знать себя лучшим, превосходящим объект. Даже если бы мы допустили такое понимание работы меланK холии, оно все же не может дать нам того, ради чего мы предприK няли ее объяснение. Наши ожидания вывести экономические усK ловия возникновения мании после завершения меланхолии из амбивалентности, которая властвует над этим заболеванием, могK ли бы опираться на аналогии из различных других областей; но есть один факт, с которым необходимо считаться. Из трех предK посылок меланхолии — утраты объекта, амбивалентности и регK рессии либидо в Я — два первых мы вновь обнаруживаем в навязчивых упреках после случаев смерти. Там именно амбиK валентность, несомненно, представляет движущую пружину конK фликта, и наблюдение показывает, что по его завершении от триумфа, присущего маниакальному настроению, ничего не осK тается. Поэтому обратимся теперь к третьему моменту как к единK ственно действенному. То накопление поначалу связанной каK тектической энергии, которая высвобождается по завершении меланхолической работы и содействует проявлению мании, долK жно быть связано с регрессией либидо к нарцизму. Конфликт в Я, который меланхолия меняет на борьбу за объект, должен дейK ствовать подобно болезненной ране, которая требует чрезвычайK но высокого контркатексиса. Но здесь опятьKтаки будет целесоK образно остановиться и отложить дальнейшее объяснение мании до тех пор, пока мы не придем к пониманию экономической приK роды сначала физической, а затем и аналогичной ей душевной боли1. Ведь мы уже знаем, что взаимосвязь запутанных душевK ных проблем заставляет нас прерывать всякое исследование и осK тавлять его незавершенным, пока на помощь ему не смогут прийK ти результаты другого исследования2. 1 [См. выше с. 116, прим. 1.] [Дополнение, сделанное в 1925 году:] См. дальнейшее обсуждение проK блемы мании в работе «Психология масс и анализ Я» (1921с) [Studienausgabe, т. 9, с. 121–124]. 2 226 По ту сторону принципа удовольствия (1920) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1920 Лейпциг, Вена и Цюрих, Международное психоаналитическое издательство, 60 страниц. 1921 2Kе изд., в том же издательстве, 64 страницы. 1923 3Kе изд., в том же издательстве, 94 страницы. 1925 G. S., т. 6, 189–257. 1931 Theoretische Schriften, 178–247. 1940 G. W., т. 13, 1–69. Фрейд подготовил множество дополнений для второго издания этой работы, несколько новых для третьего издания, а также для варианта, вошедшего в «Собрание сочинений». В настоящем издаK нии важные дополнения отмечаются в примечаниях к тексту и датиK руются. Как известно из переписки Фрейда, в марте 1919 года он пристуK пил к работе над первым вариантом эссе «По ту сторону принципа удовольствия», а в мае сообщил о ее окончании. В том же месяце он завершил статью «Зловещее» (1919h), в которой в одном абзаце кратK ко подытоживается самое главное в настоящей работе. Фрейд говоK рит там о «навязчивом повторении» как феномене, который проявK ляется в поведении детей и в ходе психоаналитического лечения; он предполагает, что эта навязчивость возникает в силу внутренней приK роды влечений и достаточно сильна, чтобы не считаться с принциK пом удовольствия. (Тем не менее «влечение к смерти» там пока еще не упоминается.) Фрейд добавляет, что он уже завершил подробное изложение этой темы. Работа «Зловещее», содержащая это резюме, была опубликована осенью 1919 года, тогда как эссе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд задержал еще на год. В начале 1920 года он снова приступил к работе над ним, в мае и июне еще раз отредактировал это сочинение и, наконец, завершил его в середине июля. Оно было опубликовано в начале декабря 1920 года. В ряду метапсихологических сочинений Фрейда работу «По ту сторону принципа удовольствия» можно рассматривать как вступлеK ние к заключительной фазе в развитии его представлений. Еще до этоK го Фрейд обратил внимание на клинический феномен «навязчивого повторения»; здесь же он приписывает этому явлению характер влеK 229 173 чения, и здесь он также впервые представляет новое деление на эрос и влечение к смерти, которое в полностью разработанном виде появK ляется в «Я и Оно» (1923b). Кроме того, в работе «По ту сторону принципа удовольствия» мы обнаруживаем первые наметки новой структурной модели психики, которая является определяющей для всех более поздних трудов Фрейда. Наконец, здесь впервые подробно обсуждается проблема деструктивности, которая затем стала заниK мать все большее место в его теоретических сочинениях. Нельзя не заметить, что многочисленные аргументы данного обсуждения взяK ты из его более ранних метапсихологических статей, таких, как «ПоK ложения о двух принципах психического события» (1911e), «Введение понятия “нарцизм”» (1914c) и «Влечения и их судьбы» (1915c). Но что особенно бросается в глаза — близкое родство некоторых разделов, содержащихся в начале данной работы, с «Проектом психологии» (1950a), который Фрейд написал в 1895 году, то есть за 25 лет до эссе «По ту сторону принципа удовольствия». 230 I В психоаналитической теории мы без всяких сомнений предK полагаем, что течение психических процессов автоматически реK гулируется принципом удовольствия. То есть мы считаем, что оно стимулируется неприятным напряжением и затем принимает таK кое направление, которое в конечном счете совпадает с уменьшеK нием этого напряжения, другими словами — с избеганием неудоK вольствия или получением удовольствия. Рассматривая изучаемые нами психические процессы с учетом такой последовательности, мы привносим в свою работу экономическую точку зрения. Мы полагаем, что описание, которое наряду с топическим и динамиK ческим моментами пытается оценить еще и экономический, буK дет самым полным из всех, которые мы можем сегодня себе предK ставить, и оно заслуживает того, чтобы быть отмеченным под названием метапсихологического1. При этом для нас не представляет интереса исследование того, насколько мы с введением принципа удовольствия приблизились или присоединились к определенной, исторически сложившейся философской системе. К таким умозрительным предположениям мы приходим через описание и учет фактов, получаемых в нашей области благодаря повседневным наблюдениям. Приоритет и ориK гинальность не относятся к целям, которые стоят перед психоанаK литической работой, а впечатления, лежащие в основе установлеK ния этого принципа, настолько ярки, что едва ли возможно упустить их из виду. Напротив, мы были бы весьма признательны философской или психологической теории, которая смогла бы поK казать нам, в чем состоит значение столь императивных для нас ощущений удовольствия и неудовольствия. К сожалению, ничего 1 [См. раздел IV работы «Бессознательное» (1915с), с. 151 и далее в этом томе.] 231 175 приемлемого нам здесь не предлагают. Это самая темная и недоK ступная область душевной жизни, и если мы не можем обойтись без того, чтобы ее не затронуть, то, по моему мнению, самое вольное предположение будет и самым лучшим. Мы решились соотнести удовольствие и неудовольствие с количеством имеющегося в дуK шевной жизни — и не связанного какKлибо — возбуждения1 таким образом, что неудовольствие соответствует увеличению, а удовольK ствие — уменьшению этого количества. При этом мы не имеем в виK ду простое соотношение между интенсивностью ощущений и изменениями, к которым они относятся, менее же всего — в соотK ветствии со всеми данными психофизиологии — прямую пропорK циональность; вероятно, решающий момент для ощущения — это степень уменьшения или увеличения во времени. Возможно, здесь был бы полезен эксперимент; нам, аналитикам, едва ли целесообK разно углубляться в эти проблемы, пока у нас нет возможности руK ководствоваться абсолютно надежными наблюдениями2. Но мы не можем оставаться равнодушными, видя, что такой проницательный исследователь, как Г. Т. Фехнер, отстаивает точK ку зрения на удовольствие и неудовольствие, в сущности совпаK дающую с той, к которой нас приводит психоаналитическая раK бота. Положение Фехнера, высказанное в его небольшом сочинении «Некоторые идеи об истории возникновения и развития организмов», 1873 (раздел ХI, дополнение, с. 94), сфорK мулировано следующим образом: «Поскольку сознательные поK буждения всегда находятся в связи с удовольствием или неудоK вольствием, можно подумать, что удовольствие и неудовольствие также находятся в психофизической взаимосвязи с условиями стабильности и нестабильности; и это позволяет обосновать разK виваемую мной в другом месте гипотезу, что всякое психофизиK ческое возбуждение, переступающее порог сознания, в известK ной мере связано с удовольствием, когда оно, перейдя известную 1 [Представления о «количестве» и «связанном» возбуждении, которые пронизывают все творчество Фрейда, пожалуй, наиболее подробно рассматK риваются в раннем «Проекте» (1950а [1895]). См., в частности, подробное объяснение термина «связанный» в конце первой трети части III «Проекта». См. также с. 244–245 ниже.] 2 [Этот момент еще раз упоминается ниже, на с. 289, и затем рассматриK вается в статье «Экономическая проблема мазохизма» (1924с), с. 365 и далее в этом томе. См. также седьмой раздел («Проблема качества») в части I «ПроK екта» (1950а [1895]).] 232 176 границу, приближается к полной стабильности, и в известной мере с неудовольствием, когда оно, также переходя известную границу, от него отклоняется; вместе с тем, между обеими граниK цами, которые можно назвать качественным порогом удовольK ствия и неудовольствия, существует известная область эстетиK ческой индифферентности...»1 Факты, побудившие нас поверить в господство принципа удовольствия в душевной жизни, также находят свое выражение в гипотезе, что душевному аппарату присуща тенденция сохраK нять имеющееся в нем количество возбуждения на как можно более низком уровне или, по крайней мере, константным. Это та же самая мысль, только представленная в другой формулировке, ибо если работа душевного аппарата направлена на удержание количества возбуждения на низком уровне, то все, что может его повысить, должно ощущаться как нечто нефункциональное, то есть как неприятное. Принцип удовольствия выводится из принK ципа константности; но в действительности принцип константK ности был выведен из тех же фактов, которые заставили нас выдK винуть гипотезу о принципе удовольствия2. При более подробном обсуждении мы обнаружим также, что эта предполагаемая нами тенденция душевного аппарата относится в качестве частного случая к указанному Фехнером принципу стремления к стабиль# ности, с которым он связывал ощущения удовольствия и неудоK вольствия. Однако тогда нам придется отметить, что говорить о господK стве принципа удовольствия над течением душевных процессов, по существу, было бы неверно. Будь это так, подавляющее большинK ство наших душевных процессов должно было бы сопровождаться удовольствием или вести к удовольствию, тогда как весь наш обычK ный опыт активно противоречит этому. Поэтому дело может обK стоять только так, что в душе существует устойчивая тенденция к 1 [Ср. «Проект» (1950а [1895]), часть I, конец восьмого раздела («СознаK ние»). — Термин «эстетический» употреблен здесь в старом значении «отноK шения к ощущению или восприятию».] 2 [«Принцип константности» восходит к истокам психологических исK следований Фрейда. См. выше пояснения издателей к работе «Влечения и их судьбы» (1915с), с. 83, прим. 1, с. 90–91, прим. См. также «Предисловие издателей» к работе «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 17–18.] 233 177 проявлению принципа удовольствия, которой, однако, противоK стоят некие другие силы или условия, а потому конечный результат не всегда может соответствовать тенденции к удовольствию. Ср. замечание Фехнера по аналогичному поводу (1873, 90): «Однако тем самым стремление к цели еще не означает достижения цели, и вообще цель достижима только в приближении...» Если мы теK перь зададимся вопросом, какие обстоятельства могут не допустить осуществления принципа удовольствия, то снова вступим на наK дежную и известную почву и для ответа на этот вопрос сможем в большом объеме привлечь свой аналитический опыт. Первый случай такого торможения принципа удовольствия известен нам как закономерный. Мы знаем, что принцип удовольK ствия присущ первичному режиму работы душевного аппарата и что для самоутверждения организма среди трудностей внешнего мира он с самого начала оказывается непригодным и даже во многом опасK ным. Под влиянием влечений Я к самосохранению он сменяется принципом реальности1, который, не оставляя конечной цели досK тижения удовольствия, все же предполагает и осуществляет отсрочK ку удовлетворения, отказ от различных возможностей такового и доK пущение на какоеKто время неудовольствия на длинном окольном пути к удовольствию. Принцип удовольствия еще долгое время остается методом работы с «трудновоспитуемыми» сексуальными влечениями, и снова и снова получается так, что он, будь то под влиянием последних или в самом Я, побеждает принцип реальносK ти во вред всему организму. Между тем несомненно, что замена принципа удовольствия принципом реальности объясняет нам лишь незначительную часть неприятных переживаний, к тому же не самых сильных. Другой, не менее закономерный источник неудовольствия — это конфликты и расщепления в душевном аппарате в то время, когда Я совершает свое развитие до более сложных форм организации. Почти вся энерK гия, наполняющая этот аппарат, происходит от привнесенных имK пульсов влечений, но не все они допускаются на одинаковые фазы развития. Вместе с тем отдельные влечения или компоненты влечеK ний по своим целям или требованиям постоянно оказываются неK совместимыми с остальными и не могут объединиться во всеобъемK 1 [См. «Положения о двух принципах психического события» (1911h), с. 16 и далее в этом томе.] 234 178 лющее единство Я. В таком случае в результате процесса вытеснения они отделяются от этого единства, задерживаются на низших ступеK нях психического развития и прежде всего отсекаются от возможноK сти удовлетворения. Если затем им удается — а это очень легко проK исходит с вытесненными сексуальными влечениями — окольными путями достичь непосредственного или замещающего удовлетвореK ния, то этот результат, который обычно представляет собой возможK ность для получения удовольствия, воспринимается Я как неудоK вольствие. Вследствие старого конфликта, оканчивающегося вытеснением, принцип удовольствия вновь прорывается, причем именно в тот момент, когда определенные влечения работали над тем, чтобы, соблюдая этот же принцип, получить новое удовольствие. Детали процесса, благодаря которому вытеснение превращает возK можность удовольствия в источник неудовольствия, пока еще недоK статочно понятны или недоступны для ясного изложения, но, неK сомненно, всякое невротическое неудовольствие подобного рода — это удовольствие, которое не может ощущаться как таковое1. Оба указанных здесь источника неудовольствия далеко не исK черпывают всего многообразия наших переживаний неудовольK ствия, но об остальной их части можно, поKвидимому, с полным основанием утверждать, что их наличие не противоречит господK ству принципа удовольствия. Ведь неудовольствие, которое мы чаще всего испытываем, — это неудовольствие, связанное с восK приятием, либо восприятие напора неудовлетворенных влечений, либо внешнее восприятие, каким бы оно ни было — мучительным само по себе или вызывающим в душевном аппарате неприятные ожидания, которые расцениваются им как «опасность». Реакция на требования этих влечений и угрозы, в которой, собственно, и выражается деятельность душевного аппарата, может корректK но управляться принципом удовольствия или модифицирующим его принципом реальности. Поэтому, видимо, нет надобности признавать продолжающееся ограничение принципа удовольK ствия, и все же именно исследование психической реакции на внеK шнюю опасность может дать новый материал и привести к новой постановке обсуждаемой здесь проблемы. 1 [Дополнение, сделанное в 1925 году:] Главное, пожалуй, заключается в том, что удовольствие и неудовольствие как сознательные ощущения связаK ны с Я. [Это более подробно обсуждается в начале 2Kй главы работы «ТормоK жение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 237–238.] 235 II Уже давно было описано состояние, возникающее после сильных механических сотрясений, столкновений поездов и других несчастных случаев, связанных с угрозой для жизни, за которым закрепилось название «травматический невроз». Ужасная, совсем недавно окончившаяся война привела к поK явлению огромного множества таких заболеваний и, по крайK ней мере, положила конец искушению сводить их к органиK ческому повреждению нервной системы под воздействием механической силы1. Картина состояния при травматическом неврозе приближается к истерии по богатству сходных моторK ных симптомов, но, как правило, превосходит ее очень резко выраженными признаками субъективного страдания, приK мерно такими же, как при ипохондрии или меланхолии, и проK явлениями всеобъемлющей общей слабости и расстройства психических функций. До сих пор не было достигнуто полноK го понимания ни военных неврозов2, ни травматических неK врозов мирного времени. В случае военных неврозов казалось, что вопрос, с одной стороны, проясняется, но вместе с тем и осложняется тем обстоятельством, что одна и та же картина болезни иногда возникала3 без содействия грубой механичесK кой силы; в обычном травматическом неврозе выделяются две особенности, на которых нам удалось построить свои рассужK дения: воKпервых, основное значение в этиологии, поKвидиK мому, приходилось на момент неожиданности, испуга, и воK вторых, одновременно полученное повреждение или ранение чаще всего противодействовало возникновению невроза. ИсK пуг, тревога, боязнь неверно употребляются как синонимы; их легко разграничить по их отношению к опасности. Тревога означает известное состояние ожидания опасности и пригоK товление к ней, даже если она неизвестна; боязнь предполагаK ет определенный объект, которого боятся; испугом же, подK 1 Ср. «К вопросу о психоанализе военных неврозов» со статьями ФеренK ци, Абрахама, Зиммеля, Э. Джонса (1919) [к которым Фрейд написал предисK ловие (1919d]. [См. также опубликованную уже после смерти автора работу «Заключение по вопросу о лечении электричеством больных военным неK врозом» (1955с [1920]).] 2 [Слово «полного» было добавлено в 1921 году.] 3 [Только в первом издании здесь говорится «могла возникать»] 236 180 черкивая момент неожиданности, называют состояние, в коK тором человек оказывается при возникновении опасности, когда он к ней не подготовлен. Я не думаю, что тревога может вызвать травматический невроз; в тревоге есть нечто защищаюK щее от испуга, и, следовательно, от невроза, вызываемого испугом. К этому тезису мы вернемся позднее [см. с. 257–258]1. Изучение сновидения мы можем рассматривать как самый надежный путь к исследованию глубинных душевных процессов. Сновидения при травматическом неврозе обнаруживают такую особенность, что они снова и снова возвращают больного к ситуаK ции произошедшего с ним несчастного случая, от чего он каждый раз просыпается в испуге. Большого удивления это не вызывает. Считается, что это как раз и есть доказательство силы впечатлеK ния, произведенного травматическим переживанием, что оно поK стоянно навязывается больному даже во сне. Больной, так скаK зать, психически фиксирован на этой травме. Такие фиксации на переживании, которое вызвало болезнь, давно известны при исK терии. Брейер и Фрейд в 1893 году2 утверждали: истерические больK ные в большинстве своем страдают от реминисценций. Также и в случае военных неврозов исследователи, например, Ференци и Зиммель, смогли объяснить некоторые моторные симптомы фикK сацией на моменте травмы. Однако мне не известно, чтобы люди, страдающие травматиK ческим неврозом, в состоянии бодрствования много времени удеK ляли воспоминанию о несчастном случае. Скорее, они стараются о нем не думать. Если ктоKто принимает как само собой разумеюK щееся, что сновидение ночью снова возвращает их в ситуацию, сдеK лавшую их больными, то он не понимает сущности снов. Ей скорее соответствовал бы показ больному картин из того времени, когда 1 [Сам Фрейд отнюдь не всегда придерживался проведенного здесь разK граничения. Чаще всего он использовал слово «Angst», чтобы охарактеризоK вать состояние страха без какогоKлибо отношения к будущему. Вполне вероK ятно, что здесь мы впервые сталкиваемся с различием, которое Фрейд провел в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d) между страхом как реакK цией на травматическую ситуацию — это, пожалуй, тождественно тому, что он здесь называет «испугом» — и тревогой как предупредительным сигналом о приближении такого события. См. также использование выражения «треK вожная готовность» на с. 256 ниже.] 2 [«О психическом механизме истерических феноменов» (1893а), в конK це раздела I. Ср. также статью Фрейда с тем же названием (1893b), Studienausgabe, т. 6, с. 20 и далее.] 237 181 он был здоров, или картин ожидаемого выздоровления. Чтобы сноK видения травматических невротиков не ввели нас в заблуждение по поводу тенденции сна к исполнению желания, нам остается разве что заключить, что в этом состоянии функция сновидения, подобK но многому другому, также оказалась подорванной и отклоненной от своих целей, или мы должны были бы вспомнить о загадочных мазохистских тенденциях Я1. Теперь предлагаю оставить темную и мрачную тему травмаK тического невроза и обратиться к изучению принципа действия психического аппарата на примере одного из его самых ранних нормальных проявлений. Я имею в виду детскую игру. Различные теории детской игры лишь недавно были сопоставK лены и оценены с аналитических позиций З. Пфайфером в журнале «Imago» (V/4) [1919]; я могу здесь отослать читателя к этой работе. Авторы этих теорий пытаются разгадать мотивы игры детей, не выдвигая при этом на передний план экономическую точку зреK ния, получение удовольствия. Не намереваясь охватить все эти проK явления в целом, я воспользовался представившейся мне возможK ностью разъяснить первую самостоятельно созданную игру одного мальчика в возрасте полутора лет. Это было больше чем мимолетK ное наблюдение, ибо на протяжении нескольких недель я жил под одной крышей с этим ребенком и его родителями, и прошло доK вольно много времени, прежде чем мне раскрылся смысл этого заK гадочного и постоянно повторявшегося действия. Ребенок отнюдь не опережал других в своем интеллектуальK ном развитии; в полтора года он говорил лишь несколько понятK ных слов и, кроме того, произносил множество многозначительK ных звуков, которые были понятны окружающим. Однако он был в хорошем контакте с родителями и единственной служанкой, и его хвалили за «примерный» характер. Он не беспокоил родителей по ночам, добросовестно соблюдал запреты трогать некоторые вещи и заходить в определенные комнаты и, самое главное, никогда не плакал, когда мать покидала его на несколько часов, хотя и был нежно привязан к матери, которая не только сама кормила ребенK ка, но и ухаживала за ним и заботилась о нем безо всякой постоK ронней помощи. У этого милого ребенка была лишь одна нескольK ко неприятная привычка, а именно: забрасывать все маленькие 1 [Последние одиннадцать слов были добавлены в 1921 году. См. также «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 525 и далее.] 238 182 предметы, которые попадали ему в руки, далеко от себя в угол комнаты, под кровать и т. д., так что поиск и собирание его игруK шек зачастую бывали нелегкой работой. При этом он с выражениK ем интереса и удовлетворения издавал громкое протяжное «оKоKоK о», которое, по единодушному мнению матери и наблюдателя, было не просто междометием, а означало «прочь». В конце концов я заK метил, что это игра и что ребенок использовал все свои игрушки лишь для того, чтобы поиграть с ними в игру, которую можно было бы назвать «Уходи». Однажды я сделал наблюдение, которое подтвердило мои догадки. У ребенка была деревянная катушка с намотанной на нее бечевкой. Ему никогда не приходило в голоK ву, например, таскать ее за собой по полу, то есть поиграть в теK лежку, но он с большой ловкостью, держа катушку за веревочку, бросал ее за край своей кроватки, в результате чего она там исчезаK ла; при этом он произносил свое многозначительное «оKоKоKо», а затем снова вытаскивал катушку за бечевку из кровати, приветK ствуя на этот раз ее появление радостным «вот». В этом и заключаK лась вся игра — в исчезновении и возвращении, из которых обычK но удавалось наблюдать только первое действие. Оно само по себе без устали повторялось в качестве игры, хотя большее удовольK ствие, несомненно, было связано со вторым актом1. Теперь толкование игры напрашивалось само собой. Она была связана с большим культурным достижением ребенка — с осущеK ствленным им самим отказом от влечения (отказом от удовлетвореK ния влечения), то есть с тем, что он не сопротивлялся уходу матери. Но он словно вознаграждал себя за это, самостоятельно разыгрывая с доступными ему предметами подобное исчезновение и возвращеK ние. Для аффективной оценки этой игры, разумеется, безразличK но, изобрел ли ребенок ее сам или усвоил ее по чьемуKлибо примеK ру. Наш интерес будет сосредоточен на другом моменте. Уход матери не мог быть для ребенка приятным или хотя бы безразличным. Как 1 Это толкование потом было полностью подтверждено дальнейшим наK блюдением. Однажды, когда мать вернулась после нескольких часов отсутK ствия, мальчик приветствовал ее сообщением: «Беби о#о#о#о», которое внаK чале осталось непонятным. Однако вскоре выяснилось, что во время этого долгого одиночества ребенок нашел способ, как можно исчезнуть самому. Он обнаружил свое отражение в большом зеркале на подставке, достававшем почти до пола, а затем приседал на корточки, чтобы отражение уходило «прочь». [Об этом же эпизоде — речь идет о внуке Фрейда — уже сообщалось в «ТолK ковании сновидений», Studienausgabe, т. 2, с. 444–445, прим.] 239 183 же согласуется с принципом удовольствия тот факт, что он повтоK ряет эту мучительную для себя игру? На это могут ответить, что уход должен быть сыгран как предварительное условие для радостK ного возвращения, что в последнем, собственно, и состоял смысл игры. Но этому противоречило бы то наблюдение, что первое дейK ствие, уход, разыгрывалось само по себе, причем несравненно чаще, чем вся сцена, доведенная до приятного конца. Анализ такого единичного случая не дает надежного решения; если посмотреть беспристрастно, складывается впечатление, что реK бенок сделал это переживание предметом своей игры по совсем друK гим мотивам. Играя, сначала он был пассивен, событие задело его за живое, и теперь он берет на себя активную роль, повторяя это собыK тие в виде игры, несмотря на то, что оно было неприятным. Это стремK ление можно было бы отнести к влечению к овладению, которое не зависит от того, было ли воспоминание само по себе приятным или нет. Но можно поискать и другое толкование. Выбрасывание предK мета, в результате чего он исчезает, может быть удовлетворением поK давленного в жизни импульса мести матери за то, что она ушла от ребенка, и тогда может иметь значение своенравия: «Да, иди прочь, ты мне не нужна, я сам тебя отсылаю». Этот же ребенок, которого я наблюдал в возрасте полутора лет во время его первой игры, годом позже имел обыкновение бросать на пол игрушку, на которую он сердился, и говорить при этом: «Иди на войну!» Ему тогда рассказыK вали, что его отсутствующий отец находится на войне, и он совсем не жалел об отсутствии отца, а демонстрировал самые явные признаки того, что он не хотел, чтобы ктоKто помешал ему единолично облаK дать матерью1. Мы знаем и о других детях, что они могут выражать сходные враждебные побуждения, швыряя предметы вместо людей2. Здесь возникает сомнение, может ли стремление психически перераK ботать нечто производящее сильное впечатление, полностью им овK ладеть, проявиться первично и независимо от принципа удовольK ствия. Ведь в обсуждаемом здесь случае ребенок мог бы повторять в игре неприятное впечатление лишь потому, что с этим повторениK ем связано получение другого, но непосредственного удовольствия. 1 Когда ребенку было пять лет и девять месяцев, его мать умерла. ТеK перь, когда она действительно ушла «прочь» (оKоKо), мальчик не проявлял печали. Но за это время родился другой ребенок, пробудивший в нем сильK нейшую ревность. 2 Ср. «Детское воспоминание из “Вымысла и правды”» (1917b). 240 184 Дальнейшее прослеживание детской игры также не устраняет этих наших колебаний в выборе между двумя объяснениями. Мы видим, что дети повторяют в игре все, что произвело на них больK шое впечатление в жизни, что при этом они могут отреагировать это сильное впечатление и, так сказать, стать хозяевами положеK ния. Но, с другой стороны, достаточно ясно, что вся их игра нахоK дится под влиянием желания, доминирующего в этом возрасте: быть большими и вести себя как взрослые. Можно также наблюK дать, что неприятный характер переживания не всегда делает его непригодным для игры. Если доктор осматривал у ребенка горло или произвел небольшую операцию, то это пугающее переживаK ние, несомненно, станет содержанием следующей игры, но при этом нельзя не заметить, что ребенок получает удовольствие из другого источника. Переходя от пассивности переживания к акK тивности игры, он доставляет товарищу по игре ту неприятность, которая произошла с ним самим, и таким образом он мстит челоK веку, которого тот замещает1. Тем не менее из этих рассуждений следует, что предположение о наличии особого влечения к подражанию в качестве мотива игры — излишне. Кроме того, напомним, что игра артистов и подражаK ние взрослых, которое, в отличие от поведения ребенка, рассчитано на зрителя, доставляет последнему, например, в трагедии, самые болезненные впечатления, и все же может восприниматься им как высшее наслаждение2. Таким образом, мы убеждаемся, что и при господстве принципа удовольствия существует достаточно средств и способов, чтобы сделать само по себе неприятное переживание предметом воспоминания и психической переработки. Пусть этиK ми случаями и ситуациями, завершающимися в итоге получением удовольствия, занимается эстетика, руководствующаяся экономиK ческим принципом; для наших целей они ничего не дают, ибо предK полагают существование и господство принципа удовольствия и не свидетельствуют о действенности тенденций, находящихся по ту сторону принципа удовольствия, то есть тенденций, более ранних по происхождению и независимых от него. 1 [Это наблюдение упоминается также в разделе III работы «О женской сексуальности» (1931b), Studienausgabe, т. 5, с. 285.] 2 [Работа на эту тему, написанная предположительно в 1905 или 1906 году, была опубликована под названием «Психопатические персонажи на сцене» уже после смерти Фрейда (1942а; Studienausgabe, т. 10, с. 161 и далее).] 241 III Двадцать пять лет интенсивной работы привели к тому, что ближайшие цели психоаналитической техники сегодня стали соK всем другими, чем были в начале. Раньше врачKаналитик мог стреK миться только к тому, чтобы разгадать скрытое бессознательное, привести его в связный вид и сообщить больному об этом в подхоK дящее время. Психоанализ был прежде всего искусством толковаK ния. Поскольку терапевтическая задача этим не решалась, вскоре появилась новая цель — вынудить больного к подтверждению конK струкции его собственными воспоминаниями. В этих усилиях осоK бое внимание уделялось сопротивлениям больного; теперь искусK ство заключалось в том, чтобы как можно быстрее раскрыть их, продемонстрировать их больному и, поKчеловечески повлияв на него (здесь есть место для суггестии, действующей как «перенос»), подK вигнуть его к отказу от сопротивлений. Но затем становилось все более ясно, что поставленной цели — осознания бессознательного — нельзя полностью достичь и этим способом. Больной не может вспомнить всего, что было им вытеснеK но, причем, пожалуй, как раз самого важного, и поэтому не убеждаK ется в правильности сообщенной ему конструкции. Скорее, он выK нужден повторять вытесненное в качестве нынешнего переживания, вместо того чтобы вспоминать его, как того бы хотелось врачу, как часть прошлого1. Это воспроизведение, проявляющееся с упорством, достойным лучшего применения, всегда имеет своим содержанием часть инфантильной сексуальной жизни — эдипова комплекса и его ответвлений — и постоянно проигрывается в области переноса, то есть в отношении к врачу. Если в процессе лечения дело зашло так далеко, то можно сказать, что прежний невроз теперь сменился ноK вым неврозом переноса. Врач старался как можно больше ограниK чить сферу этого невроза переноса, как можно глубже проникнуть в воспоминания и как можно меньше допускать повторение. ОтноK 1 См. «Дальнейшие советы по технике психоанализа. II. Воспоминание, повторение и проработка» (1914g). [Studienausgabe, дополнительный том, с. 207 и далее. — В этой же работе содержится раннее указание на «навязчивое поK вторение», которое относится к главным темам настоящей работы (См. также «Предварительные замечания издателей», выше, с. 215). Термин «навязчиK вое повторение» в особом значении, в котором он используется несколькими строками ниже, встречается также и в той работе.] 242 186 шение, которое устанавливается между воспоминанием и воспроизK ведением, в каждом случае различается. Как правило, врач не может избавить анализируемого от этой фазы лечения; он должен дать ему заново пережить часть забытой жизни и позаботиться о том, чтобы сохранилась некоторая степень превосходства, благодаря которому мнимая реальность всеKтаки снова и снова распознается как отражеK ние забытого прошлого. Если это удается, то достигается убеждение больного и зависящий от этого терапевтический эффект. Чтобы сделать понятнее это «навязчивое повторение», которое проявляется в ходе психоаналитического лечения невротиков, нужно прежде всего избавиться от заблуждения, будто при преK одолении сопротивлений имеешь дело с сопротивлением «бессозK нательного». Бессознательное, то есть вытесненное, не оказывает вообще никакого сопротивления усилиям лечения, ведь оно само стремится лишь к тому, чтобы вопреки оказываемому давлению прорваться в сознание или добиться отвода с помощью реального действия. Сопротивление лечению исходит из тех же высших слоK ев и систем душевной жизни, которые в свое время произвели вытеснение. Но поскольку, как известно из опыта, мотивы соK противления и даже оно само во время лечения сначала бывают бессознательными, мы должны подыскать более целесообразную форму выражения. Мы избежим неясности, если будем противоK поставлять друг другу не сознательное и бессознательное, а тесно примыкающее к ним Я1 и вытесненное. Многое в Я, несомненно, само является бессознательным, а именно то, что можно назвать ядром Я2; лишь незначительную часть его мы охватываем назваK нием предсознательное3. После этой замены чисто описательного выражения выражением систематическим или динамическим мы можем сказать, что сопротивление анализируемых исходит из их Я4, и тогда нам сразу же становится ясно, что «навязчивое повтоK 1 [Ср. рассмотрение этого вопроса в «Предисловии издателей» к работе «Я и Оно» (1923b), с. 293 и далее в этом томе.] 2 [Это утверждение скорректировано в одном из примечаний в работе «Я и Оно», см. ниже с. 317, прим. 2.] 3 [В данной формулировке это предложение появилось в 1921 году. В перK вом издании (1920) говорится: «Многое в Я может быть даже бессознательK ным; вероятно, лишь часть его мы охватываем названием предсознатель# ное».] 4 [Более подробное и несколько иное описание источников сопротивлеK ния содержится в главе ХI работы «Торможение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 295 и далее.] 243 187 рение» следует приписать вытесненному бессознательному. Оно, вероятно, не могло проявиться до тех пор, пока идущая ему наK встречу работа лечения не ослабила вытеснения1. Нет никакого сомнения, что сопротивление сознательного и предсознательного Я служит принципу удовольствия, ведь оно стремится избавить от неудовольствия, которое возникло бы при высвобождении вытесненного, и наши усилия направлены на то, чтобы, обращаясь к принципу реальности, добиться допущения такого неудовольствия. Но в каком отношении к принципу удоK вольствия находится навязчивое повторение, проявление силы выK тесненного? Очевидно, что большая часть того, что позволяет заново пережить навязчивое повторение, должно принести Я неK удовольствие, ибо оно способствует проявлению вытесненных влечений, но это неудовольствие, как мы уже отмечали, не протиK воречит принципу удовольствия; будучи неудовольствием для одной системы, оно вместе с тем становится удовлетворением для другой2. Однако тот новый и удивительный факт, который нам нужно теперь описать, заключается в том, что навязчивое повтоK рение воспроизводит также и такие прошлые переживания, котоK рые не содержат возможности удовольствия, которые и тогда не могли быть удовлетворением даже тех импульсов влечения, котоK рые с тех пор были вытеснены. Ранний расцвет инфантильной сексуальной жизни был обреK чен на гибель изKза несовместимости ее господствовавших желаK ний с реальностью и недостаточности развития ребенка. Он закончился в связи с самыми неприятными поводами и сопроK вождался глубокими болезненными переживаниями. Потеря любK ви и неудачи оставили после себя нарциссический шрам — стойK кое нарушение чувства собственного достоинства, которое по моему опыту и по мнению Марциновского (1918), составляет одну из главных причин «чувства неполноценности», часто встречаюK щегося у невротиков. Сексуальная пытливость ребенка, которого 1 [Дополнение, сделанное в 1923 году:] В другом месте [1923с; Studienausgabe, дополнительный том, с. 264–267] я поясняю, что во время лечения здесь на помощь навязчивому повторению приходит именно «влиK яние суггестии», то есть глубоко коренящаяся в родительском комплексе уступчивость по отношению к врачу. 2 [Ср. аллегорическое использование Фрейдом сказки о трех желаниях в начале 14Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 219–220 и 222.] 244 188 ограничивает его физическое развитие, к удовлетворительному результату не привела; отсюда впоследствии жалобы: «Я не могу ни с чем справиться, мне ничего не удается». Нежная привязанK ность, как правило, к родителю противоположного пола, иссякла от разочарования, напрасного ожидания удовлетворения или ревK ности при рождении нового ребенка, которое недвусмысленно указывало на неверность любимого или любимой; собственная, с трагической серьезностью предпринятая попытка самому проK извести такого ребенка, постыдным образом не удалась; уменьK шение нежности, ранее проявлявшейся к малышу, повышенные требования в воспитании, строгие слова, а иной раз и наказание в конечном счете раскрыли ему в полном объеме выпавшее на его долю пренебрежение. Существует несколько типичных, постоянK но повторяющихся типов явлений, разрушающих любовь, харакK терную для этого детского возраста. Все эти нежелательные поводы и болезненные аффективные состояния повторяются и с большим искусством оживляются невроK тиком при переносе. Невротики стремятся прервать незаконченное лечение, они умеют снова создать у себя впечатление, что ими преK небрегают, вынуждают врача к резким словам и к холодному обраK щению, они находят подходящие объекты для своей ревности, замеK няют страстно желанное ими в младенчестве дитя намерением или обещанием большого подарка, который в большинстве случаев быK вает столь же мало реальным, как и тот. Тогда ничто из всего этого не могло принести удовольствия; следовало бы1 предположить, что теK перь это вызвало бы меньше неудовольствия, если бы проявилось в виде воспоминания или в сновидениях, а не приняло форму новоK го переживания. Разумеется, речь идет о действии влечений, котоK рые должны были привести к удовлетворению, но знание о том, что и тогда вместо этого они тоже вызывали только неудовольствие, ниK какой пользы не принесло. И тем не менее они повторяются; какаяK то сила вынуждает их к этому. То же самое, что психоанализ показывает на примере феномеK нов переноса у невротиков, можно найти и в жизни людей, которые невротиками не являются. В этом случае создается впечатление, что 1 [В первом издании этот абзац завершается так: «…следовало предполоK жить, что сегодня это должно было бы вызвать меньше неудовольствия, если бы проявилось в виде воспоминания, чем если бы приняло форму нового переживания. Однако какаяKто сила вынуждает к последнему».] 245 189 их преследует судьба, что в их переживании есть некая демоничесK кая черта, и психоанализ с самого начала считал, что такая судьба большей частью создается ими самими и предопределяется влияK ниями раннего детства. Принуждение, которое при этом проявляK ется, не отличается от «навязчивого повторения» у невротиков, хотя эти люди никогда не обнаруживали признаков невротического конK фликта, разрешившегося образованием симптомов. Так, например, известны люди, у которых любые человеческие отношения заканK чиваются одним и тем же: благодетелям, которых через какоеKто время в озлоблении покидает каждый из их питомцев, какими бы разными они ни были, словно им суждено изведать всю горечь неK благодарности; есть мужчины, у которых любая дружба кончается тем, что друг их предает; есть другие люди, которые в своей жизни очень часто возвеличивают другого человека, возводя его в ранг большого личного или даже общественного авторитета, а затем спуK стя какоеKто время сами низвергают этот авторитет, чтобы замеK нить его новым; есть влюбленные мужчины, у которых любое неK жное отношение к женщине проходит одни и те же фазы и приводит к одинаковому концу, и т. д. Мы мало удивляемся этому «вечному повторению одного и того же», если речь идет об активном поведеK нии данного человека и если мы находим в его характере постоянK ную черту, которая должна выражаться в повторении одних и тех же переживаний. Гораздо большее впечатление на нас производят те случаи, где такой человек переживает нечто, казалось бы, пассив# но, не оказывая со своей стороны никакого воздействия, и все же повторяет все время одну и ту же судьбу. Вспомним, например, исK торию женщины, которая выходила замуж три раза подряд, и все ее мужья через короткое время заболевали, а ей приходилось ухажиK вать за ними до самой их смерти1. Самое волнующее поэтическое изображение такой судьбы дал Тассо в романтическом эпосе «Gerusalemme liberata» [«Освобожденный Иерусалим»]. Герой этоK го произведения Танкред, сам того не ведая, убил свою возлюбленK ную Клоринду, когда она сражалась с ним в доспехах вражеского рыцаря. После ее похорон он попадает в зловещий заколдованный лес, повергающий войско крестоносцев в ужас. Там он разрубает мечом высокое дерево, но из раны дерева струится кровь, и голос 1 Ср. в этой связи меткие замечания в статье К. Г. Юнга «Значение отца для судьбы индивида» (1909). 246 190 Клоринды, душа которой переселилась в дерево, обвиняет его, что он снова ранил возлюбленную. Основываясь на таких наблюдениях за поведением пациентов при переносе и за судьбой людей, мы осмелимся выдвинуть предK положение, что в душевной жизни действительно существует наK вязчивое повторение, выходящее за рамки принципа удовольствия. Теперь мы склонны отнести к этому принуждению сновидения травматических невротиков и побуждение ребенка к игре. Правда, мы вынуждены признаться себе, что лишь в редких случаях можем осмыслить влияния навязчивого повторения в чистом виде без соK действия прочих мотивов. В случае детской игры мы уже отмечали, какие иные толкования допускает ее возникновение. Навязчивое повторение и непосредственное исполненное удовольствия удовK летворение влечения, поKвидимому, соединились в ней в единое целое. Феномены переноса, очевидно, служат сопротивлению со стороны настаивающего на вытеснении Я; навязчивое повторение, которое лечение хотело поставить себе на службу, так сказать, переK тягивает на свою сторону Я, которое хочет придерживаться принK ципа удовольствия1. В том, что можно было бы назвать навязываеK мой судьбой, многое, как нам кажется, становится понятным благодаря рациональному объяснению, и поэтому необходимости в выделении нового таинственного мотива не ощущается. НаименьK шее подозрение вызывают, пожалуй, сновидения о несчастных слуK чаях, но при ближайшем рассмотрении приходится все же признать, что и в других примерах положение вещей не объясняется влияниK ем известных нам мотивов. Остается достаточно материала, подK тверждающего гипотезу о навязчивом повторении, и оно кажется нам более ранним, более элементарным, более связанным с влечеK ниями, чем оставленный им в стороне принцип удовольствия. Но если в душевной жизни существует такое навязчивое повторение, то нам очень хотелось бы чтоKнибудь знать о том, какой функции оно соответствует, при каких условиях может проявляться и в каK ких отношениях оно находится с принципом удовольствия, котоK рый мы до сих пор считали главенствующим в течении процессов возбуждения в душевной жизни. 1 [В изданиях до 1923 года эта часть предложения звучит так: «…навязK чивое повторение, так сказать, призывается на помощь Я, которое хочет приK держиваться принципа удовольствия».] 247 IV То, что теперь последует, — это умозрительное рассуждение, часто далеко идущее, которое каждый человек в зависимости от своK ей собственной установки или принимает, или оставляет без вниK мания. Итак, мы предпримем попытку последовательной разраK ботки одной идеи из любопытства, желая узнать, куда она приведет. Психоаналитическое умозрительное рассуждение опирается на впечатление, полученное при исследовании бессознательных проK цессов, что сознание может быть не самой общей характеристикой душевных процессов, а только их особой функцией. В метапсихоK логических терминах оно утверждает, что сознание – это функция особой системы, которую называют Сз1. Поскольку сознание поK ставляет в основном восприятия возбуждений, поступающих из внешнего мира, а также ощущения удовольствия и неудовольствия, которые могут проистекать лишь изнутри душевного аппарата, сиK стеме В–Сз2 можно отвести пространственное положение. Она долK жна находиться на границе внешнего и внутреннего, быть обраK щенной к внешнему миру и охватывать другие психические системы. Тогда мы замечаем, что этим предположением не сказали ничего рискованного, нового, а только присоединились к локалиK зирующей анатомии мозга, которая помещает «место» сознания в коK ру головного мозга, во внешний, покрывающий слой центрального органа. Анатомии мозга нет нужды задумываться над тем, почеK му — выражаясь анатомически — сознание размещено именно на поверхности мозга, вместо того чтобы надежно укрываться гдеKниK будь в самых его глубинах. Возможно, мы продвинемся дальше, рассмотрев возникновение такой ситуации с точки зрения нашей системы В–Сз. Сознание — не единственная особенность, которую мы приK писываем процессам в этой системе. Мы опираемся на впечатлеK ния своего психоаналитического опыта, предполагая, что все проK 1 [См. «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 578 и даK лее, а также «Бессознательное» (1915е), раздел II, выше, с. 142 и далее в этом томе.] 2 [Система В (система восприятия) впервые была описана Фрейдом в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 513 и далее. В боK лее поздней метапсихологической работе о сновидениях (1917d) он утвержK дал, что система В совпадает с системой Сз. См. выше, с. 200 и далее.] 248 192 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) цессы возбуждения в других системах оставляют в них стойкие следы в качестве основы памяти, то есть следы воспоминаний, ничего общего с осознанием не имеющие. Зачастую они бывают наиболее сильными и прочными, если оставляющий их после себя процесс так и не доходит до сознания. Но нам трудно поверить, что такие длительные следы возбуждения возникают также в сисK теме В–Сз. Если бы они все время оставались сознательными, то очень скоро ограничили бы пригодность этой системы к восприяK тию новых возбуждений1; в другом случае, если бы они были бесK сознательными, то поставили бы перед нами задачу объяснить существование бессознательных процессов в системе, функциоK нирование которой обычно сопровождается феноменом сознания. Своей гипотезой, которая отсылает осознание в особую систему, мы, так сказать, ничего бы не изменили и ничего бы не выиграли. Даже если это и нельзя считать соображением, имеющим обязаK тельную силу, оно все же может подвигнуть нас к предположеK нию, что осознание и оставление следа в памяти в одной и той же системе несовместимы друг с другом. Мы могли бы сказать, что в системе Сз процесс возбуждения осознается, но не оставляет длиK тельного следа; все его следы, на которые опирается воспоминаK ние, должно быть, возникают в близлежащих внутренних систеK мах при распространении на них возбуждения. В этом смысле разработана и та схема, которую я в 1900 году включил в умозриK тельный раздел своего «Толкования сновидений»2. Если подумать о том, как мало мы знаем из других источников о возникновении сознания, то тезис, что сознание возникает на месте следа воспо# минания, по меньшей мере следует расценить как в известной мере определенное утверждение. Таким образом, система Сз отличается той особенностью, что процесс возбуждения, в отличие от всех остальных психических систем, не оставляет в ней после себя длительного изменения ее 1 Это полностью соответствует рассуждениям Й. Брейера в теоретичесK ком разделе «Этюдов об истерии» ([Breuer, Freud] 1895 [Taschenbuchausgabe, 149 etc.]). [Сам Фрейд обсуждал эту тему в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 514–515; еще раньше он подверг ее детальному расK смотрению в «Проекте» 1895 года (1950а), часть I, в разделе «Границы конK такта». Наконец, он еще раз вернулся к ней в работе о «чудоKблокноте» (1925а), с. 390 и далее в этом томе.] 2 [Studienausgabe, т. 2, с. 515.] 249 193 элементов, а, так сказать, растрачивается впустую в феномене осозK нания. Такое отклонение от общего правила нуждается в объяснеK нии через одно обстоятельство, относящееся исключительно к этой системе, и этим обстоятельством, которого лишены другие систеK мы, вполне может быть открытое, незащищенное положение сисK темы Сз, ее непосредственное столкновение с внешним миром. Представим себе живой организм в его самом упрощенном виде как недифференцированный пузырек, содержащий некую возбудимую субстанцию; тогда его обращенная к внешнему миру поверхность дифференцирована в силу самого своего положения и служит органом, воспринимающим раздражение. Эмбриология как повторение филогенеза и в самом деле показывает, что центK ральная нервная система возникает из эктодермы и что серая кора головного мозга поKпрежнему остается производной примитивK ной поверхности, которая путем наследования могла перенять ее важные качества. В таком случае вполне можно было бы допусK тить, что изKза непрекращающегося наступления внешних разK дражителей на поверхность пузырька его субстанция до опредеK ленной глубины подвергается постоянному изменению, а потому процесс возбуждения на поверхности протекает иначе, чем в более глубоких слоях. Так образовалась кора, которая в конце концов оказалась настолько прожженной воздействием раздражителей, что стала предоставлять самые благоприятные условия для восK приятия раздражителей и на дальнейшую модификацию уже не способна. Если перенести это на систему Сз, то это означало бы, что ее элементы более не способны к длительному изменению при прохождении возбуждения, поскольку в смысле такого воздейK ствия они и так уже модифицированы до предела. Но в таком слуK чае они способны дать начало сознанию. В чем состоит изменение субстанции и процесса возбуждения в ней — на этот счет могут быть разные представления, которые в настоящее время не поддаK ются проверке. Можно предположить, что, переходя от одного элемента к другому, возбуждение должно преодолеть сопротивK ление, и что это уменьшение сопротивления оставляет стойкий след возбуждения (прокладка пути); в системе Сз такого сопроK тивления при переходе от одного элемента к другому уже не возK никает1. С этим представлением можно соотнести разграничение 1 [Эта точка зрения обозначается уже в «Проекте» 1895 года (1950а), часть I, вторая половина третьего раздела («Границы контакта»).] 250 194 Брейером бездействующей (связанной) и свободно перемещаюK щейся катектической энергии в элементах психических систем1; в таком случае элементы системы Сз обладали бы не связанной, а только способной к свободному отводу энергией. Но я думаю, что об этих отношениях пока лучше высказаться как можно более неопределенно. И тем не менее благодаря этим умозрительным рассуждениям мы бы так или иначе связали возникновение соK знания с положением системы Сз и с особенностями процесса возK буждения, которые ему можно приписать. Но нам нужно обсудить и еще коеKчто, находящееся в живом пузырьке с его воспринимающим раздражители корковым слоем. Эта частица живой субстанции находится посреди заряженного сильK нейшей энергией внешнего мира, и она бы погибла под действием его раздражителей, если бы не была снабжена защитой от раздра# жающего воздействия. Она получает эту защиту благодаря тому, что ее наружная поверхность отказывается от своей характерной для живого организма структуры, становится в известной степени неорганической и действует теперь как особая оболочка или мембK рана, не пропускающая раздражители, то есть пропускает лишь неK большую по интенсивности часть энергий внешнего мира дальше в близлежащие, оставшиеся живыми слои. Эти слои, находящиеся под защитой от раздражающего воздействия, теперь могут посвяK тить себя восприятию пропущенных количеств раздражения. СвоK им отмиранием внешний слой избавил от такой же участи все более глубокие слои, по крайней мере до тех пор, пока не поступают наK столько сильные раздражители, что они прорывают защиту от разK дражающего воздействия. Для живого организма защита от раздраK жающего воздействия представляет собой чуть ли не более важную задачу, чем восприятие раздражителей; он снабжен собственным запасом энергии и должен прежде всего стремиться к тому, чтобы уберечь свои особые формы преобразования энергии от уравниваK ющего, то есть разрушающего влияния чересчур интенсивных энерK гий, действующих извне. Восприятие раздражителей служит прежK де всего намерению узнать направление и характер внешних раздражителей, и для этого должно быть достаточно брать из внешK него мира небольшие пробы, пробовать их в незначительных колиK 1 «Этюды об истерии» Брейера и Фрейда (1895). [См. раздел 2 теоретичесK кой части Брейера, в частности, примечание в начале указанного раздела (Taschenbuchausgabe, 156). Ср. также прим. 2 выше, на с. 232.] 251 195 чествах. У высокоразвитых организмов воспринимающий коркоK вый слой прежнего пузырька давно отодвинулся в глубину оргаK низма, но его компоненты остались на поверхности непосредственK но под общей защитой от раздражающего воздействия. Это — органы чувств, содержащие приспособления для восприятия специфичесK ких воздействий раздражителей, но, кроме того, снабженные осоK быми устройствами для новой защиты от слишком больших колиK честв раздражения и для сдерживания неподобающих видов раздражения1. Для них характерно то, что они перерабатывают лишь совсем незначительные количества внешнего раздражения, провоK дят, так сказать, только выборочную проверку внешнего мира; наK верное, их можно сравнить со щупальцами, которые протягиваютK ся к внешнему миру, ощупывают его, а затем снова от него отстраняются. Здесь я позволю себе вкратце затронуть тему, которая заслуK живает самого основательного обсуждения. Тезис Канта, что вреK мя и пространство — необходимые формы нашего мышления, сеK годня может стать предметом дискуссии, основывающейся на определенных психоаналитических данных. Мы узнали, что сами по себе бессознательные душевные процессы — «вневременные»2. Это прежде всего означает, что они не упорядочены во времени, что время ничего в них не меняет и что представление о времени нельзя к ним применить. Это — негативные свойства, которые можно ясно представить себе только через сравнение с сознательK ными душевными процессами. ПоKвидимому, наше абстрактное представление о времени целиком определяется принципом дейK ствия системы В–Сз и соответствует самовосприятию последней. При таком функционировании системы мог наметиться другой способ защиты от раздражающего воздействия. Я знаю, что эти утверждения кажутся очень туманными, но мне придется пока ограничиться такими намеками3. 1 [Ср. «Проект» 1895 года (1950а), часть I, пятый и девятый разделы («Количественная проблема» и «Функционирование аппарата»).] 2 [См. раздел V работы «Бессознательное» (1915е), с. 157–158 в этом томе.] 3 [Вопрос о происхождении представления о времени Фрейд снова затK рагивает в конце своей «Заметки о “чудоKблокноте”» (1925а). В этой работе далее обсуждается также и «защита от раздражающего воздействия»; см. с. 393 и 394 ниже.] 252 196 Ранее мы заявляли, что живой пузырек оснащен защитой от раздражающего воздействия внешнего мира. До этого мы устаноK вили, что близлежащий его корковый слой должен быть диффеK ренцирован в качестве органа, воспринимающего внешние разK дражители. Но этот чувствительный корковый слой, будущая система Сз, получает также возбуждения изнутри; положение этой системы между внешним и внутренним и различия условий для воздействия с одной и с другой стороны становятся решающими факторами в работе системы и всего душевного аппарата. СущеK ствует защита от внешних воздействий, которая в значительной степени снижает влияние поступающего возбуждения; защита от воздействия внутренних раздражителей невозможна1, возбуждеK ние более глубоких слоев распространяется непосредственно и в полном объеме на всю систему, при этом определенные осоK бенности его прохождения вызывают ряд ощущений удовольствия и неудовольствия. Вместе с тем возбуждения, возникающие изK нутри, по своей интенсивности и по другим качественным харакK теристикам (например, по своей амплитуде) будут более адекватны принципу действия этой системы, чем раздражения, поступаюK щие из внешнего мира2. Однако этими обстоятельствами решаюK щим образом определяются два момента: воKпервых, преобладаK ние ощущений удовольствия и неудовольствия, которые служат индикатором процессов, происходящих внутри аппарата, над всеK ми внешними раздражителями, и, воKвторых, направленность поK ведения в отношении таких внутренних возбуждений, которые ведут к чрезмерному усилению неудовольствия. Отсюда возниK кает склонность относиться к ним так, словно они действуют не изнутри, а извне, чтобы можно было применить к ним охранные средства защиты от раздражающего воздействия. Таково происK хождение проекции, которой принадлежит столь важная роль в возK никновении патологических процессов. У меня создалось впечатление, что благодаря последним расK суждениям мы приблизились к пониманию господства принципа удовольствия; но мы не разъяснили те случаи, которые противоK речат ему. Поэтому сделаем еще один шаг вперед. Такие внешние 1 [Ср. «Проект» 1895 года (1950а), часть I, начало десятого раздела («ψKфункK ции»).] 2 [Ср. «Проект» 1895 года (1950а), часть I, вторая половина четвертого раздела («Биологическая точка зрения»).] 253 197 возбуждения, которые достаточно сильны, чтобы прорвать защиK ту от раздражающего воздействия, мы называем травматически# ми. Я думаю, что понятие травмы предполагает именно такую связь с обычно действенным предотвращением возбуждения. ТаK кое событие, как внешняя травма, несомненно, вызовет существенK ное нарушение в энергетике организма и приведет в действие все средства защиты. Но принцип удовольствия при этом оказываетK ся пока не у дел. Переполнения душевного аппарата большими количествами раздражения сдержать уже невозможно; скорее, теперь возникает другая задача — справиться с возбуждением, псиK хически связать массы вторгшихся раздражителей, чтобы затем свести их на нет. Вероятно, специфическое неудовольствие от физической боли есть следствие того, что защита от раздражающего воздействия была до некоторой степени прорвана. В таком случае от этого места пеK риферии к центральному психическому аппарату устремляется непрерывный поток возбуждений, которые в обычных условиях могли поступать только изнутри аппарата1. Какую же реакцию психики мы можем ожидать в ответ на этот прорыв? Со всех стоK рон мобилизуется катектическая энергия, чтобы в месте прорыва и вокруг него создать соответственно высокие энергетические катексисы. Создается сильнейший «контркатексис», ради котоK рого оскудевают все остальные психические системы, в результаK те чего существенно парализуется или ослабляется обычная псиK хическая деятельность. На таких примерах мы пытаемся научиться применять свои метапсихологические гипотезы к прототипам поK добного рода. Таким образом, из этого обстоятельства мы делаем вывод, что даже высококатектированная система способна восK принимать вновь поступающую энергию, преобразовывать ее в находящийся в состоянии покоя катексис, то есть психически «свяK зывать» ее. Чем выше собственный находящийся в покое катекK сис, тем больше будет и его связывающая сила; и наоборот, чем ниже собственный катексис, тем меньше система будет способна к восприятию поступающей энергии2, тем разрушительнее должны 1 Ср. «Влечения и их судьбы» (1915с) [и «Проект» 1895 года (1950а), часть I, шестой раздел («Боль»)]. [Ср. также приложение «В» к работе «ТормоK жение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 305 и далее.] 2 [Ср. «принцип невозбудимости некатектированных систем» в примечаK нии к метапсихологической работе о сновидении (1917d), выше, с. 202–203.] 254 198 быть последствия такого прорыва защиты от раздражающего возK действия. На это мнение можно было бы возразить, что усиление катексиса вокруг места прорыва гораздо проще объяснить непосK редственным распространением поступающих раздражений, но это возражение будет неверным. Будь это так, у душевного аппарата произошло бы только усиление энергетических катексисов, а паK рализующий характер боли и оскудение всех других систем остаK лись бы необъясненными. Даже очень энергичные отводные дейK ствия боли не противоречат нашему объяснению, ибо они совершаются рефлекторно, то есть без посредничества психичесK кого аппарата. Неопределенность всех наших рассуждений, котоK рые мы называем метапсихологическими, объясняется, разумеетK ся, тем, что мы ничего не знаем о природе процесса возбуждения в элементах психических систем и не чувствуем себя вправе выдK вигать на этот счет какиеKлибо предположения. Таким образом, мы всегда оперируем некоей большой неизвестной величиной, коK торую переносим в каждую новую формулу. Чтобы этот процесс осуществлялся с разными в количественном отношении энергияK ми — это требование, которое легко допустить; вполне вероятно также, что он характеризуется также больше, чем одним качеством (например, в виде амплитуды); новое в этом то, что мы принимаем во внимание идею Брейера о том, что речь здесь идет о двух форK мах наполнения энергией [см. выше с. 251–252], и поэтому следуK ет различать свободно текущий, стремящийся к отводу катексис и катексис психических систем (или их элементов), находящийся в состоянии покоя. Пожалуй, мы остановимся на предположении, что «связывание» проникающей в душевный аппарат энергии соK стоит в переводе ее из свободно текущего состояния в состояние покоя. Я думаю, что можно сделать смелую попытку объяснить обычK ный травматический невроз как последствие обширного прорыва защиты от раздражающего воздействия. Тем самым, казалось бы, будет восстановлено в своих правах старое, наивное учение о шоке, находящееся, поKвидимому, в противоречии с более поздней и психологически более взыскательной теорией, в которой этиоK логическое значение приписывается не воздействию механичесK кой силы, а испугу и угрозе жизни. Но эти противоречия не являются непримиримыми, а психоаналитическое понятие травK матического невроза не тождественно наиболее грубой форме теоK 255 199 рии шока. Если последняя объясняет сущность шока непосредK ственным повреждением молекулярной или даже гистологичесK кой структуры нервных элементов, то мы стремимся понять его эффект исходя из прорыва защиты от раздражающего воздействия и из возникающих из этого задач. Момент испуга сохраняет свое значение и для нас. Его условие — отсутствие тревожной готовноK сти1, включающей в себя гиперкатексис систем, которые восприK нимают раздражение в первую очередь. Вследствие такого пониK женного катексиса системы не в состоянии как следует связывать поступающие количества возбуждения, и тем проще проявиться последствиям прорыва защиты от раздражающего воздействия. Таким образом, мы видим, что тревожная готовность вместе с гиK перкатексисом воспринимающей системы представляют собой последний рубеж защиты от раздражающего воздействия. Для исK хода целого ряда травм различие между неподготовленными сисK темами и системами, подготовленными благодаря гиперкатексиK су, может быть решающим моментом; начиная с определенной силы травмы это различие, наверное, никакого значения уже не имеет. Если сновидения травматических невротиков регулярно возвращают больных в ситуацию несчастного случая, то этим, раK зумеется, они не служат исполнению желания, галлюцинаторное осуществление которого при господстве принципа удовольствия стало функцией сновидения. Но мы можем предположить, что они тем самым выполняют другую задачу, которая должна быть решеK на прежде, чем начнет проявлять свою власть принцип удовольK ствия. Эти сновидения пытаются задним числом справиться с разK дражением, порождая страх, отсутствие которого стало причиной травматического невроза. Таким образом, они дают нам возможK ность понять функцию душевного аппарата, которая, не противоK реча принципу удовольствия, все же не зависит от него и, видимо, предшествует стремлению к получению удовольствия и избегаK нию неудовольствия. Итак, здесь сначала будет уместно признать исключение из того тезиса, что сновидение есть исполнение желания. Страшные сны таким исключением не являются, как я не раз подробно покаK зывал, так же как и «сновидения о наказании», ибо они лишь ставят на место исполнения предосудительного желания полагаK 1 [См. прим. 1 на с. 237 выше.] 256 200 ющееся за это наказание, и, таким образом, являются исполнениK ем желания чувствующего себя виновным сознания, реагируюK щего на отвергнутое влечение1. Однако вышеупомянутые сновиK дения травматических невротиков уже нельзя рассматривать с точки зрения исполнения желания, точно так же, как и встречаK ющиеся в ходе психоанализа сновидения, которые воспроизводят воспоминания о психических травмах детства. Скорее они повиK нуются тенденции к навязчивому повторению, которая подкрепK ляется в анализе желанием, вызванным «суггестией»2, воскресить забытое и вытесненное. Таким образом, функция сновидения, закK лючающаяся в устранении поводов к прерыванию сна путем исK полнения желаний мешающих порывов, также не является первоK начальной; оно могло справиться с ними только после того, как вся душевная жизнь признала господство принципа удовольствия. Если же существует нечто «по ту сторону принципа удовольствия», то будет логичным также допустить период, предшествующий тенK денции сновидения к исполнению желания. Это не противоречит его более поздней функции. Но если эта тенденция однажды была нарушена, возникает следующий вопрос: возможны ли и вне анаK лиза такие сны, которые в интересах психического связывания травматических впечатлений следуют тенденции навязчивого поK вторения? На это вполне можно дать утвердительный ответ. О «военных неврозах», насколько это название означает больK ше, нежели просто связь с поводом недуга, я в другом месте говоK рил, что они вполне могли бы быть травматическими неврозами, возникновению которых способствует конфликт Я3. Факт, упоK мянутый на с. 222, что одновременное грубое повреждение, вызK ванное травмой, уменьшает шансы на возникновение невроза, уже не будет непонятным, если вспомнить о двух обстоятельствах, осоK бо подчеркиваемых в психоаналитическом исследовании. ВоKперK вых, что механическое сотрясение нужно признать одним из исK точников сексуального возбуждения (ср. замечания о воздействии 1 [См. «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 531–532, и раздел IХ в работе Фрейда «Заметки о теории и практике толкования сновиK дений» (1923с), Studienausgabe, дополнительный том, с. 267 и далее.] 2 [С 1923 года выражение «вызванным “суггестией”» употребляется вмеK сто прежней формулировки «не бессознательным».] 3 «О психоанализе военных неврозов», введение (1919d). 4 [Studienausgabe, т. 5, с. 106–107.] 257 201 тряски и езды по железной дороге в «Трех очерках по теории секK суальности»)4, и, воKвторых, что болезненное и лихорадочное соK стояние, пока оно длится, оказывает сильное влияние на распреK деление либидо. Таким образом, механическая сила травмы высвобождает определенное количество сексуального возбуждеK ния, которое оказывает травматическое воздействие изKза недоK статочной тревожной готовности, а одновременное телесное поK вреждение связало бы избыток возбуждения посредством нарциссического гиперкатексиса пострадавшего органа (см. «О введении понятия “нарцизм”» [(1914c), выше, с. 51]). ИзвестK но также, хотя это и недостаточно использовалось в теории либиK до, что такие тяжелые нарушения в распределении либидо, как поражения при меланхолии, могут на какоеKто время устраняться интеркуррентным органическим заболеванием, более того, даже состояние полностью развившейся dementia praecox в аналогичK ных условиях способно к временной инволюции. 258 V Отсутствие у коркового слоя, воспринимающего раздражиK тели, защиты от воздействия внутренних возбуждений, видимо, приводит к тому, что эти перемещения раздражения приобретают большее экономическое значение и часто дают повод к экономиK ческим нарушениям, которые можно сравнить с нарушениями при травматических неврозах. Самые обильные источники такого внутреннего возбуждения — так называемые влечения организма как репрезентанты всех проистекающих изнутри тела, возникаюK щих внутри организма и перенесенных на душевный аппарат сиK ловых воздействий, самый важный, равно как и самый непонятK ный элемент психологического исследования. Наверное, не будет слишком смелым предположение, что имK пульсы, исходящие от влечений, по своему типу относятся не к свяK занным, а к свободно подвижным, стремящимся к отводу нервным процессам. Самое главное, что мы знаем об этих процессах, мы поK черпнули из изучения сновидений. Причем мы обнаружили, что проK цессы в бессознательных системах коренным образом отличаются от процессов в (пред)сознательных системах, что в бессознательном каK тексисы легко могут полностью переноситься, смещаться, сгущатьK ся, что могло бы давать только ошибочные результаты, если бы это происходило на предсознательном материале, и что проявляется в знаK комых нам странностях явного содержания сновидения, после того как предсознательные следы дневных впечатлений подверглись пеK реработке по законам бессознательного. Этот вид процессов, протеK кающих в бессознательном, в противоположность вторичному проK цессу, характерному для нашей обычной жизни в состоянии бодрствования, я назвал «первичным» психическим процессом. ПоK скольку все импульсы влечений оказывают воздействие на бессозK нательные системы, вряд ли будет чемKто новым утверждение, что они следуют первичному процессу; с другой стороны, мало что треK буется для отождествления первичного психического процесса со своK бодно подвижным катексисом, а вторичного процесса — с изменеK ниями связанного или тонического катексиса по Брейеру1. В таком случае задача более высоких слоев душевного аппарата состояла бы 1 Ср. раздел VII, «Психология процесса сновидения», в моем «ТолковаK нии сновидений» [(1900а), глава VII, раздел Д, Studienausgabe, т. 2, с. 559 и далее]. [Ср. также «Этюды об истерии» Брейера и Фрейда, 1895, раздел 2 теоретической части, написанной Брейером (Taschenbuchausgabe, 155–163).] 259 203 в связывании возбуждения, проистекающего от влечений, при досK тижении им первичного процесса. Неудача такого связывания вызK вала бы поражение, аналогичное травматическому неврозу; только после произошедшего связывания принцип удовольствия (и его моK дификация в принцип реальности) мог бы беспрепятственно устаK новить свою власть. Но до тех пор душевному аппарату предстояло бы сначала решить другую задачу — справиться с возбуждением или связать его, что хотя и не противоречит принципу удовольствия, но независимо от него и отчасти даже его не учитывает. Проявления навязчивого повторения, описанные нами на примере душевной деятельности в раннем детском возрасте, а такK же событий в рамках психоаналитического лечения, в большой степени отличаются инстинктивным, а там, где они находятся в противоречии с принципом удовольствия, «демоническим» хаK рактером. В детской игре мы, кажется, понимаем, что ребенок поK вторяет даже неприятное переживание потому, что благодаря своK ей активности он более основательно справляется с сильным впечатлением, чем это возможно при пассивном переживании. Похоже, что каждое новое повторение совершенствует это самоK обладание, к которому он стремится, и даже в случае приятных переживаний ребенок не может удовлетвориться этими повтореK ниями и будет непреклонно настаивать на идентичности этого впечатления. Предопределено, что эта характерная особенность впоследствии исчезнет. Острота, услышанная во второй раз, не производит почти никакого впечатления, театральное представK ление никогда не окажет во второй раз того воздействия, которое оно произвело в первый; более того, взрослого трудно заставить еще раз перечитать книгу, которая ему очень понравилась, вскоре после первого прочтения. Новизна всегда будет условием получеK ния удовольствия. Ребенок же без устали будет требовать от взросK лого повторения показанной ему или сыгранной вместе с ним игры, пока тот в изнеможении не откажется от этого, и если ему расскаK зали интересную историю, он снова и снова будет хотеть услыK шать эту историю вместо новой; он непреклонно настаивает на полной идентичности повторения и исправляет всякое изменеK ние, которое позволяет себе рассказчик, даже если тот хотел заслуK жить таким способом одобрение ребенка1. Причем здесь нет никаK 1 [Ср. некоторые замечания по этому поводу в конце шестого раздела главы VII книги Фрейда об остроумии (1905с), Studienausgabe, т. 4, с. 210.] 260 204 кого противоречия принципу удовольствия; очевидно, что это поK вторение, обретение заново идентичности, само по себе означает источник удовольствия. И наоборот, становится ясным, что у анаK лизируемого человека принуждение повторять в ситуации переK носа события своего детства в любом случае выходит за рамки принK ципа удовольствия. При этом больной ведет себя совсем как ребенок, демонстрируя нам, что вытесненные следы воспоминаK ний о его очень давних переживаниях находятся у него в несвяK занном состоянии и даже до известной степени не способны к втоK ричному процессу. Благодаря этому отсутствию связанности они также обладают способностью, присоединяясь к остаткам дня, обK разовывать фантазиюKжелание, которая изображается в сновидеK нии. Это же навязчивое повторение очень часто выступает для нас как препятствие в терапевтической работе, когда в конце лечения мы хотим добиться полного отделения больного от врача, и можно предположить, что смутная тревога у людей, не знакомых с аналиK зом, которые боятся пробудить чтоKлибо, что, по их мнению, лучK ше оставить спящим, — это, по существу, страх перед появлением такого демонического принуждения. Но каким образом связаны между собой влечения и принужK дение к повторению? Здесь напрашивается мысль, что мы напали на след некоторой общей, до сих пор четко не распознанной — или, по крайней мере, явно не подчеркивавшейся1 — характерисK тики влечений, быть может, даже вообще всей органической жизK ни. Влечение, следовательно, можно было бы определить как прису# щее живому организму стремление к восстановлению прежнего состояния, от которого под влиянием внешних мешающих сил этому живому существу пришлось отказаться, своего рода оргаK ническая эластичность, или — если угодно — выражение инертK ности в органической жизни2. Такое понимание влечений кажется странным, ибо мы приK выкли усматривать в них момент, побуждающий к изменению и развитию, а теперь должны признать полностью противоположK ное — выражение консервативной природы живого. С другой стоK роны, нам вскоре приходят на ум примеры из жизни животных, 1 [Слова, выделенные тире, были добавлены в 1921 году.] Не сомневаюсь, что подобные предположения о природе «влечений» уже не раз высказывались. 2 261 205 которые, поKвидимому, подтверждают историческую обусловленK ность влечений. Когда некоторые рыбы во время нереста отправляK ются в далекий и трудный путь, чтобы метать икру в определенных водоемах, удаленных на значительные расстояния от их обычных мест обитания, они, по мнению многих биологов, лишь возвращаK ются на старые места, где когдаKто обитал их вид и которые они с течением времени сменили на другие. То же самое относится и к пеK релетам птиц; но от поисков дальнейших примеров нас вскоре изK бавит напоминание, что феномены наследственности и факты эмбK риологии дают нам прекрасные доказательства органического навязчивого повторения. Мы видим, что зародыш живущего сейK час животного вынужден в своем развитии повторить — пусть даже в беглом сокращении — структуры всех тех форм, от которых проK исходит это животное, вместо того чтобы кратчайшим путем быстK ро прийти к своему окончательному внешнему виду. Мы можем лишь в весьма незначительной степени объяснить это обстоятельK ство механически и не вправе оставлять в стороне историческое объяснение. И точно так же далеко в историю мира животных проK стирается способность к репродукции, благодаря которой утерянK ный орган заменяется другим, полностью ему идентичным. Конечно, нельзя не учитывать напрашивающегося возражеK ния, что помимо консервативных влечений, вынуждающих к повK торению, есть также другие — побуждающие к обновлению и проK грессу; впоследствии мы также должны будем включить это в свои рассуждения1. Но прежде нам кажется заманчивым проследить все выводы из предположения, что все влечения стремятся восстаноK вить прежнее состояние. Пусть то, что при этом получится, покаK жется «глубокомысленным» или прозвучит мистически, но мыKто знаем, что не заслуживаем упрека в стремлении к чемуKто подобK ному. Мы хотим получить надежные результаты исследования или основанной на них идеи, и наше желание — лишь придать им хаK рактер достоверности2. Таким образом, если все органические влечения консервативK ны, приобретены исторически и направлены на регрессию, на восK 1 [Часть предложения после точки с запятой была добавлена в 1921 году.] [Дополнение, сделанное в 1925 году:] Не следует упускать из виду, что дальнейшее представляет собой развитие до крайности заостренной идеи, которая позднее, при рассмотрении сексуальных влечений, будет ограничена и скорректирована. 2 262 206 становление прежнего состояния, то успехи органического развиK тия мы должны отнести на счет внешних, мешающих и отвлекаюK щих влияний. С самого начала элементарное живое существо не хотело бы изменяться, при неизменных условиях всегда повторяK ло бы лишь один и тот же жизненный путь. Но в конечном счете именно история развития нашей Земли и ее отношения к Солнцу должна была наложить свой отпечаток на развитие организмов. Консервативные органические влечения восприняли каждое из этих навязанных изменений жизненного пути и сохранили их для повторения; таким образом, они должны были создать обманчиK вое впечатление о силах, стремящихся к изменению и прогрессу, тогда как они простоKнапросто стремятся достичь старой цели и старыми, и новыми способами. На эту конечную цель всякого органического стремления также можно было бы указать. Если бы целью жизни было некое состояние, прежде никогда еще не достигавшееся, то это противоречило бы консервативной природе влечений. Скорее всего, этой целью должно быть старое исходное состояние, в котором некогда пребывало живое существо и к коK торому оно стремится вернуться любыми окольными путями разK вития. Если мы примем в качестве не знающего исключений факK та тот опыт, что все живое умирает в силу внутренних причин, возвращается к неорганическому, то мы можем только сказать: цель всякой жизни есть смерть, и, возвращаясь к прежней идее: неживое существовало раньше живого. КогдаKто под воздействием неких сил, которые пока еще соK вершенно невозможно представить себе, в неодушевленной маK терии были пробуждены свойства живого. Возможно, это был процесс, аналогичный и послуживший образцом другому проK цессу, который позднее привел к возникновению сознания в определенном слое живой материи. Напряжение, возникшее в неживой дотоле материи, стремилось прийти к равновесию; таK ково было первое влечение — влечение вернуться к неживому. Жившая в то время субстанция могла легко умереть, ее жизненK ный путь, вероятно, был короток, а его направление определяK лось химической структурой молодой жизни. Наверное, на проK тяжении долгого времени живая субстанция создавалась снова и снова и так же легко умирала, пока внешние определяющие воздействия не изменились настолько, что вынудили субстанK цию, перед которой поKпрежнему стояла задача выживания, к еще 263 207 большим отклонениям от первоначального жизненного пути и ко все более сложным окольным путям для достижения цели смерK ти. Эти окольные пути к смерти, надежно закрепленные консерK вативными влечениями, дают нам сегодня картину жизненных явлений. Если придерживаться идеи об исключительно консерK вативной природе влечений, то к другим предположениям о проK исхождении и цели жизни прийти невозможно. В таком случае так же странно, как и эти выводы, звучит то, что можно сказать о больших группах влечений, стоящих, по нашему мнению, за жизненными проявлениями организмов. Идея о существовании влечений к самосохранению, которые мы признаем за любым живым существом, удивительным обK разом противоречит предположению о том, что вся жизнь, опK ределяемая влечениями, служит достижению смерти. С этой точки зрения теоретическое значение влечения к самосохранеK нию, влечений к власти и к признанию существенно ограничиK вается; это парциальные влечения, предназначенные для обесK печения организму собственного пути к смерти и недопущения других возможностей возвращения к неорганическому состояK нию, кроме внутренне ему присущих. Таким образом, отпадает загадочное, ни с чем не связанное стремление организма утверK дить себя наперекор всему миру. Остается признать, что оргаK низм лишь хочет умереть поKсвоему; также и эти защитники жизни первоначально были пособниками смерти. При этом возK никает парадокс — живой организм самым энергичным обраK зом сопротивляется воздействиям (опасностям), которые могK ли бы ему помочь достичь своей цели жизни кратчайшим путем (так сказать, путем короткого замыкания), но это поведение характеризует как раз чисто инстинктивное стремление в проK тивоположность интеллектуальному1. Но задумаемся — ведь этого не может быть! Совсем в другом свете предстают сексуальные влечения, которым в учении о неK врозах отведено особое место. Не все организмы подчинены внешK нему принуждению, побуждавшему их развиваться все дальше и дальше. Многим вплоть до настоящего времени удавалось удерK 1 [В изданиях до 1925 года к этому месту дается следующее примечание: «Ср., кстати, сделанную позднее корректировку этого экстремального предK ставления о влечениях к самосохранению».] 264 208 живаться на своей низкой ступени; еще и сегодня живут если не все, то все же многие существа, которые, должно быть, аналогичK ны предшествующим формам высших животных и растений. И точно так же не все элементарные организмы, из которых соK стоит сложное тело высшего живого существа, проходят весь путь развития до своей естественной смерти. Некоторые из них, наK пример, зародышевые клетки, вероятно, сохраняют, первоначальK ную структуру живой субстанции и через какоеKто время отделяK ются от организма, наделенные всеми унаследованными и вновь приобретенными задатками влечений. Возможно, именно эти два качества и позволяют им существовать самостоятельно. ОказавK шись в благоприятных условиях, они начинают развиваться, то есть повторять весь цикл, которому они обязаны своим существоK ванием, и это завершается тем, что опятьKтаки одна часть их субK станции продолжает свое развитие до конца, тогда как другая в каK честве нового зародышевого остатка начинает развитие с самого начала. Таким образом, эти зародышевые клетки противодействуK ют умиранию живой субстанции и достигают того, что должно показаться нам потенциальным бессмертием, хотя это, возможно, означает лишь продление смертного пути. Для нас необычайно важен тот факт, что эта функция зародышевой клетки укрепляетK ся или вообще становится возможной лишь благодаря слиянию с другой клеткой, похожей на нее, но все же отличной от нее. Влечения, заботящиеся о судьбах этих элементарных организK мов, которые живут дольше отдельного существа, стремящиеся поместить их в надежное место, пока они беззащитны перед разK дражителями внешнего мира, обеспечивающие их встречу с друK гими зародышевыми клетками и т. д., образуют группу сексуальK ных влечений. Они консервативны в том же смысле, что и другие, воспроизводя прежние состояния живой субстанции, но они конK сервативны в большей степени, оказываясь особенно устойчивыK ми к внешним воздействиям, и, кроме того, еще в более широком смысле, сохраняя саму жизнь на долгие времена1. Они, собственK но, и есть влечения к жизни; в том, что они противодействуют намерению других влечений, по своей функции ведущих к смерK 1 [Дополнение, сделанное в 1923 году:] И все же именно их мы можем рассматривать как внутреннюю тенденцию к «прогрессу» и к более высокому развитию! (См. ниже [с. 269–270].) 265 209 ти, проявляется противоречие между ними и прочими влеченияK ми, значение которого уже давно было признано в теории невроK зов. Это похоже на колебательный ритм в жизни организмов; одна группа влечений стремится вперед, чтобы как можно скорее досK тичь конечной цели жизни, другая группа на известном этапе этоK го пути устремляется назад, чтобы начиная с определенного пункта проделать путь снова и тем самым увеличить его продолжительK ность. Но даже если сексуальность и различие полов в начале жизK ни наверняка не существовали, то все же остается возможным, что влечения, которые впоследствии стали обозначаться как сексуK альные, действовали изначально, и их противоборство с «влечеK ниями Я» началось именно тогда, а не в какоеKто более позднее время1. Но теперь давайте впервые вернемся назад, чтобы спросить, не лишены ли основания все эти умозрительные заключения. ДейK ствительно ли не существует, если не считать сексуальных влече# ний2, других влечений как таковых, которые стремятся восстаноK вить прежнее состояние, и нет ли таких влечений, которые стремятся к состоянию, еще никогда не достигавшемуся? В оргаK ническом мире я не знаю ни одного надежного примера, который противоречил бы предложенной нами характеристике. РазумеетK ся, в мире животных и растений нельзя констатировать всеобщего влечения к высшему развитию, хотя фактически такое направлеK ние развития остается неоспоримым. Но, с одной стороны, это, скорее, всего лишь вопрос нашей оценки, когда одну ступень разK вития мы объявляем более высокой, чем другую, а с другой стороK ны, наука о живых существах показывает нам, что более высокое развитие в одном очень часто достигается или возмещается за счет регресса в другом. Кроме того, существует достаточно видов жиK вотных, ранние формы которых позволяют нам говорить, что их развитие скорее приняло регрессивный характер. Более высокое, равно как и регрессивное, развитие может быть результатом влиK яния внешних сил, вынуждающих к приспособлению, и роль влеK 1 [Дополнение, сделанное в 1925 году:] Из данного контекста должно стать понятным, что «влечения Я» здесь рассматриваются лишь как предварительK ное название, связанное с первыми понятиями, введенными в психоаналиK зе. [См. ниже с. 277–278 и с. 286, прим.] 2 [Эти пять слов стали выделяться типографским способом только с 1921 года.] 266 210 чений в обоих случаях, возможно, ограничивается тем, что они закрепляют вынужденное изменение в качестве внутреннего исK точника удовольствия1. Наверное, многим из нас трудно будет отказаться от веры в то, что в самом человеке живет влечение к совершенствованию, котоK рое привело его на современную высоту духовных достижений и этической сублимации и от которого можно ждать, что оно обесK печит его развитие до сверхчеловека. Но я лично не верю в сущеK ствование такого внутреннего влечения и не вижу способа сохраK нить эту приятную иллюзию. Мне кажется, что все прежнее развитие человека объясняется так же, как и развитие животных, а наблюдаемое у небольшой части людей неустанное стремление к дальнейшему совершенствованию легко можно объяснить поK следствием вытеснения влечений, на котором и зиждется все саK мое ценное в человеческой культуре. Вытесненное влечение ниK когда не перестает стремиться к своему полному удовлетворению, которое состоит в повторении первого переживания удовлетвореK ния; замещающих образований, реактивных образований и субK лимаций недостаточно, чтобы устранить его сдерживающее напряжение, а вследствие расхождения между полученным и треK буемым удовольствием при удовлетворении возникает побуждаK ющий момент, который не позволяет останавливаться ни на одK ной из создавшихся ситуаций, а, по словам поэта, «вперед влечет неудержимо» (Мефистофель в «Фаусте», [4Kя сцена], «Кабинет Фауста»). Путь назад к полному удовлетворению, как правило, прегражден сопротивлениями, сохраняющими вытеснение, и, таK ким образом, не остается ничего иного, как продвигаться в друK гом, пока еще свободном направлении развития, правда, без персK пективы завершить процесс и достичь цели. Процессы при образовании невротической фобии, которая, по существу, есть не что иное, как попытка к бегству от удовлетворения влечения, слуK жат нам образцом возникновения этого мнимого «влечения к соK 1 Ш. Ференци пришел к возможности такого же понимания другим путем («Ступени развития чувства действительности», 1913a, 137): «Если последовательно довести до конца этот ход мыслей, то нужно признать идею о наличии инерционной или даже регрессивной тенденции, господствуюK щей также и в органической жизни, тогда как тенденция поступательного развития, приспособления и т. д. актуализируется лишь в ответ на внешние раздражители». 267 211 вершенствованию», которое мы, однако, не можем приписать всем человеческим индивидам. Хотя динамические условия для него существуют повсюду, экономические условия способствуют возK никновению этого феномена, поKвидимому, лишь в редких слуK чаях. Однако следует в нескольких словах указать на вероятность того, что стремление эроса объединять органическое во все больK шие единицы заменяет не признаваемое нами «влечение к соверK шенствованию». Вкупе с воздействиями вытеснения оно могло бы объяснить феномены, приписываемые последнему1. 1 [Этот добавленный в 1923 году абзац подводит к описанию эроса в слеK дующей главе, с. 277 и далее.] 268 VI Наш предыдущий вывод, устанавливающий полную протиK воположность между «влечениями Я» и сексуальными влеченияK ми, сводя первые к смерти, а последние — к продолжению жизни, несомненно, во многих отношениях не удовлетворит нас самих. Добавим к этому, что о консервативном или, точнее, регрессивK ном характере влечений, соответствующем навязчивому повтореK нию, мы могли говорить, собственно, только в случае первых влечений. Ибо, согласно нашему предположению, влечения Я восK ходят к оживлению неживой материи и стремятся восстановить состояние неживого. Сексуальные влечения ведут себя совершенK но иначе — очевидно, что они воспроизводят примитивные состоK яния живого существа, но цель, к которой они стремятся всеми возможными средствами, состоит в слиянии двух определенным образом дифференцированных зародышевых клеток. Если этого соединения не происходит, зародышевая клетка умирает подобно всем остальным элементам многоклеточного организма. Только при этом условии половая функция может продлевать жизнь и придавать ей видимость бессмертия. Какое же важное событие в ходе развития живой субстанции повторяется благодаря полоK вому размножению или его предтече — копуляции двух индивиK дов среди одноклеточных1? На это мы ничего ответить не можем, и поэтому мы восприняли бы с облегчением, если бы все наши мыслительные построения оказались ошибочными. Тогда протиK вопоставление влечений Я (к смерти2) и сексуальных влечений (к жизни) отпало бы само собой, тем самым и навязчивое повтореK ние тоже утратило бы приписываемое ему значение. Поэтому вернемся к одному из затронутых нами предполоK жений, ожидая, что его можно будет полностью опровергнуть. Основываясь на этой предпосылке, мы далее сделали вывод, что все живое в силу внутренних причин должно умереть. Мы так бесK печно высказали это предположение именно потому, что оно таK ковым нам не кажется. Мы привыкли так думать, наши поэты 1 [В дальнейшем Фрейд, говоря об одноклеточном живом существе, использует обозначения «одноклеточные» или «простейшие».] 2 [В опубликованных работах Фрейда этот термин здесь появляется впервые.] 269 213 подкрепляют нас в этом. Возможно, мы решились на это потому, что подобное верование дает утешение. Если суждено самому умеK реть и перед тем потерять своих любимых, то лучше уж подчиK ниться неумолимому закону природы, величественной áíáã÷ç [неK обходимости], чем случайности, которой можно было бы избежать. Но, быть может, эта вера во внутреннюю закономерность смерти — тоже всего лишь иллюзия, нами созданная, «чтобы вынести тяK готы бытия»1? Во всяком случае, эта вера не изначальна, первоK бытным народам идея «естественной смерти» чужда; они объясняK ют каждую смерть влиянием врага или злого духа. Поэтому для проверки этого верования обратимся к биологической науке. Поступив таким образом, мы, возможно, будем удивлены тем, насколько мало согласия между биологами в вопросе о естественK ной смерти, да и само понятие смерти у них растекается. Факт опK ределенной средней продолжительности жизни, по крайней мере у высших животных, свидетельствует, разумеется, о смерти от внутренних причин, но то обстоятельство, что отдельные крупK ные животные и гигантские деревья достигают очень большого возраста, который до сих пор оценить невозможно, опятьKтаки сводит на нет это впечатление. Согласно прекрасной концепции В. Флисса [1906], все жизненные проявления организмов — коK нечно, также и смерть — связаны с наступлением определенных сроков, в которых выражается зависимость двух живых субстанK ций — мужской и женской — от солнечного года. Однако наблюK дения, свидетельствующие о том, насколько легко и в какой стеK пени под влиянием внешних сил могут измениться — особенно в растительном мире — во временнóм аспекте проявления жизни (ускориться или затормозиться) не укладываются в жесткие форK мулы Флисса и, как минимум, заставляют усомниться в единоK властии установленных им законов. Наибольший интерес вызывает у нас та трактовка, которую вопрос о продолжительности жизни и о смерти организмов полуK чил в работах А. Вейсмана (1882, 1884, 1892 и др.). Этому исследоK вателю принадлежит идея о разделении живой субстанции на смерK тную и бессмертную половины; смертная половина — это тело в узком значении слова, то есть сома; только она одна подвержена естественной смерти, зародышевые же клетки потенциально бесK 1 [Шиллер, «Мессинская невеста», акт I, 8Kя сцена.] 270 214 смертны, поскольку при известных благоприятных условиях они способны развиться в новый индивид или, выражаясь иначе, окK ружить себя новой сомой1. Что нас здесь привлекает, так это неожиданная аналогия с наK шим собственным пониманием, к которому мы пришли соверK шенно иным путем. Вейсман, рассматривающий живую субстанK цию с морфологической точки зрения, выявляет в ней составную часть, подверженную смерти — сому, тело, — независимо от пола и наследственности, а также бессмертную часть, а именно зародыK шевую плазму, которая служит сохранению вида, размножению. Мы рассматривали не живую материю, а действующие в ней силы, и пришли к разграничению двух видов влечений — одних влечеK ний, которые хотят привести жизнь к смерти, и других, сексуальK ных, влечений, которые постоянно стремятся к обновлению жизK ни. Это выглядит как динамическое следствие морфологической теории Вейсмана. Но видимость многозначительного совпадения исчезает, как только мы обращаемся к решению Вейсманом проK блемы смерти. Ибо Вейсман допускает различие смертной сомы и бессмертной зародышевой плазмы только у многоклеточных организмов, тогда как у одноклеточных животных индивид и клетK ка, служащая продолжению рода, не различаются2. То есть он счиK тает одноклеточные организмы потенциально бессмертными, смерть наступает только у многоклеточных. Правда, эта смерть высших живых существ — естественная, то есть смерть в силу внутK ренних причин, но она не основывается на исходных свойствах живой субстанции3, не может пониматься как абсолютная необK ходимость, обусловленная сущностью жизни4. Смерть — это скоK рее свойство целесообразности, проявление адаптации к внешним условиям жизни, поскольку после разделения клеток тела на сому и зародышевую плазму неограниченная продолжительность жизK ни индивида стала бы совершенно нецелесообразной роскошью. С возникновением у многоклеточных этой дифференциации смерть стала возможной и целесообразной. С тех пор сома высших живых существ в силу внутренних причин к определенному вреK мени отмирает, одноклеточные же остались бессмертными. И наK 1 Weismann, 1884. Weismann, 1882, 38. 3 Weismann, 1884, 84. 4 Weismann, 1882, 33. 2 271 215 оборот, размножение не возникло лишь с появлением смерти, скоK рее, оно представляет собой первичное свойство живой материи, как и рост, от которого оно произошло, и жизнь на земле с самого начала оставалась непрерывной1. Нетрудно убедиться, что признание естественной смерти для высших организмов мало чем помогает нашему делу. Если смерть — это всего лишь позднее приобретение живых существ, то тогда влечения к смерти, которые восходят к самому началу жизни на земле, можно и не рассматривать. Тогда многоклеточные все же могут умирать по внутренним причинам, от недостатков своей дифференциации или несовершенства обмена веществ; для вопK роса, который нас занимает, это интереса не представляет. НесомK ненно, такое понимание смерти и ее происхождения для привычK ного мышления человека также гораздо ближе, чем странное предположение о «влечениях к смерти». Дискуссия, последовавшая за формулировками Вейсмана, на мой взгляд, ни в одном направлении ничего определенного не дала2. Некоторые авторы вернулись к точке зрения Гёте (1883), который видел в смерти прямое следствие размножения. Гартман характеризует смерть не появлением «трупа», отмершей части жиK вой субстанции, а определяет ее как «завершение индивидуальноK го развития». В этом смысле смертны и простейшие, смерть всегда совпадает у них с размножением, но этим она в известной степени оказывается завуалированной, поскольку субстанция животноK гоKродителя может быть непосредственно переведена в молодых индивидовKдетей3. Вскоре после этого интерес исследователей обратился к эксK периментальной проверке постулируемого бессмертия живой субK станции у одноклеточных. Американец Вудрафф выращивал ресK ничную инфузориюKтуфельку, которая размножается делением на два индивида, и прослеживал это деление до 3029Kго поколеK ния, на котором он прервал свой опыт; каждый раз он изолировал один из продуктов деления и помещал его в свежую воду. Этот поздний потомок первой туфельки был так же свеж, как его праK родительница, без какихKлибо следов старения или дегенерации. 1 Weismann, 1884, 84–85. Ср. Max Hartmann, 1906; Alex. Lipschütz, 1914; Franz Doflein, 1919. 3 Hartmann, 1906, 29. 2 272 216 Этим, если считать такие количества доказательными, казалось, было экспериментально подтверждено бессмертие простейших1. Другие исследователи пришли к иным результатам. Мопа, Калкинс и др. в противоположность Вудраффу обнаружили, что и эти инфузории после определенного числа делений также стаK новятся слабее, уменьшаются в размере, теряют часть своей оргаK низации и в конце концов умирают, если не подвергнутся опредеK ленному освежающему воздействию.. Следовательно, после фазы возрастного распада простейшие умирают точно так же, как и высK шие животные, в противоположность утверждениям Вейсмана, который считает смерть более поздним приобретением живых оргаK низмов. В результате сопоставления этих исследований мы выделяем два факта, на которые, поKвидимому, можно опереться. ВоKперK вых: если эти организмы в момент, когда у них еще не проявляются возрастные изменения, способны слиться друг с другом, «копулиK ровать» — после чего через некоторое время они снова разъединяK ются, — то они избегают старения, они «омолодились». Но эта коK пуляция, пожалуй, — лишь предтеча полового размножения высших существ; она пока еще не имеет ничего общего с увеличением численности, ограничивается смешением субстанций двух индиK видов (амфимиксис по Вейсману). Однако освежающее влияние копуляции можно также заменить определенными раздражающиK ми средствами, изменением состава питательной жидкости, повыK шением температуры или встряхиванием. Вспомним знаменитый опыт Ж. Лёба, который определенными химическими раздражитеK лями вызывал в яйцах морского ежа процессы деления, обычно возK никающие только после оплодотворения2. ВоKвторых: все же вполне вероятно, что инфузории приходят к естественной смерти вследствие своих собственных жизненных процессов, ибо расхождение между данными Вудраффа и других исследователей возникает изKза того, что Вудрафф помещал кажK дое новое поколение инфузорий в свежую питательную жидкость. Если бы он этого не делал, то наблюдал бы такие же возрастные изменения у поколений, как и другие исследователи. Он пришел к выводу, что этим организмам вредят продукты обмена веществ, 1 2 Об этом и следующем см. Lipschütz, 1914, 26, 52 etc. [Этот эксперимент впервые был проведен в 1899 году, ср. Loeb, 1909.] 273 217 которые они отдают окружающей жидкости, а затем сумел убедиK тельно доказать, что только продукты собственного обмена веK ществ оказывают воздействие, ведущее к смерти поколения. Ведь те же самые организмы, которые непременно погибали, скопивK шись в своей собственной питательной жидкости, прекрасно развивались в растворе, перенасыщенном продуктами распада отK даленного родственного вида. Таким образом, инфузория, предоK ставленная самой себе, умирает естественной смертью изKза несоK вершенства удаления продуктов собственного обмена веществ; но, может быть, и все высшие животные умирают, в сущности, вследK ствие такой же неспособности. Возможно, здесь возникнет сомнение, целесообразно ли было вообще искать решение вопроса о естественной смерти в изучении простейших. Примитивная организация этих живых существ, быть может, скрывает от нас важные условия, которые есть также и у них, но выявляются только у высших животных, у которых они нашли морфологическое выражение. Если мы осK тавим морфологическую точку зрения, чтобы встать на динамиK ческую, то нам вообще может стать безразличным, доказуема или недоказуема естественная смерть простейших. Субстанция, впосK ледствии признанная бессмертной, никак не отделена у них от смертной. Силы влечений, стремящиеся перевести жизнь в смерть, могут действовать у них с самого начала, и все же их эффект может настолько перекрываться сохраняющими жизнь силами, что непосредственное доказательство их наличия станоK вится очень сложным. Однако мы слышали, что наблюдения биоK логов позволяют сделать предположение о наличии таких внутK ренних процессов, ведущих к смерти, также и в отношении простейших. Но если даже простейшие оказываются бессмертK ными в понимании Вейсмана, то его утверждение, что смерть — это позднее приобретение, сохраняет свою силу лишь для явных проявлений смерти и не исключает гипотезы о процессах, ведуK щих к смерти. Наши ожидания, что биология с легкостью опроK вергнет гипотезу о влечениях к смерти, не оправдались. Мы моK жем продолжать обсуждать такую возможность, если у нас будут для этого основания. И все же поразительное сходство предлоK женного Вейсманом деления на сому и зародышевую плазму с наK шим делением на влечения к смерти и влечения к жизни сохраK няется и вновь приобретает значение. 274 218 Остановимся вкратце на этом строго дуалистическом пониK мании инстинктивной жизни. Согласно теории Э. Геринга о проK цессах в живой субстанции, в ней непрерывно протекают два рода процессов противоположного направления, один созидающий, ассимилирующий, другой — разрушающий, диссимилирующий1. Осмелимся ли мы признать в этих двух направлениях жизненных процессов действие двух наших импульсов влечений — влечений к жизни и влечений к смерти? Но есть нечто другое, чего нам не утаить: нежданноKнегаданно мы зашли в гавань философии ШоK пенгауэра, для которого смерть есть «собственно результат» и, слеK довательно, цель жизни2, а сексуальное влечение — воплощение воли к жизни. Попытаемся сделать еще один смелый шаг. По общему мнеK нию, объединение многочисленных клеток в один жизненный союз, то есть многоклеточность организмов, стало средством увеK личения продолжительности их жизни. Одна клетка служит соK хранению жизни другой, и клеточное государство может продолK жать жить, даже если отдельные клетки вынуждены отмирать. Мы уже слышали, что копуляция, временное слияние двух одноклеK точных, поддерживает жизнь обеих клеток и омолаживает их. В таK ком случае можно было бы сделать попытку перенести теорию либидо, разработанную в психоанализе, на отношения клеток межK ду собой и представить себе, что именно жизненные или сексуальK ные влечения, действующие в каждой клетке, делают своим объекK том другие клетки, частично нейтрализуют их влечения к смерти, то есть стимулируемые ими процессы, и таким образом сохраняют им жизнь, тогда как другие клетки делают то же самое для них, а третьи жертвуют собой для осуществления этой либидинозной функции. Сами зародышевые клетки вели бы себя абсолютно «нарK циссически», как мы привыкли обозначать это в теории неврозов, когда весь индивид целиком сохраняет свое либидо в Я и совсем не расходует его на катексис объектов. Зародышевые клетки нужK даются в своем либидо, в деятельности своих жизненных влечеK 1 [Ср. Hering, 1878, 77 etc. — В приложении А к работе «БессознательK ное», с. 176, содержатся некоторые указания на то, что физиолог Эвальд ГеK ринг, возможно, также повлиял на формирование у Фрейда понятия бессоK знательного.] 2 «О мнимой намеренности в судьбе индивида» [1851], Großherzog Wilhelm ErnstKAusgabe, т. 4, с. 268. 275 219 ний для самих себя, чтобы иметь запас для своей последующей великолепной созидательной деятельности. Наверное, и клетки злокачественных новообразований, разрушающих организм, такK же можно охарактеризовать в том же самом смысле как нарциссиK ческие. Ведь патология готова считать их зародыши рожденными вместе с ними и признать за ними эмбриональные свойства1. ТаK ким образом, либидо наших сексуальных влечений совпало бы с Эросом поэтов и философов, объединяющим все живое. Здесь у нас есть повод проследить постепенное развитие нашей теории либидо. Вначале анализ неврозов переноса заставил нас проK вести различие между «сексуальными влечениями», которые наK правлены на объект, и другими влечениями, которые мы понимали только отчасти и предварительно обозначили как «влечения Я»2. Среди них в первую очередь следовало признать влечения, служаK щие самосохранению индивида. Какие еще надо было провести разK личия — никто не знал. Никакие знания не были бы столь важны для обоснования правильной психологии, как приблизительное понимание общей природы и некоторых особенностей влечений. Но ни в одной из областей психологии мы не пребывали в таком неведении. Каждый устанавливал столько влечений, или «основK ных влечений», сколько ему хотелось, и распоряжался ими, как древнегреческие натурфилософы своими четырьмя стихиями: воK дой, землей, огнем и воздухом. Психоанализ, который не мог обойK тись без гипотезы о влечениях, сначала придерживался популярноK го разделения влечений, прообразом которого являются слова о «любви и голоде». По крайней мере, такое разделение не было новым актом произвола. Оно во многом обогатило анализ психоK неврозов. Однако понятие «сексуальность» — и вместе с ним поняK тие сексуального влечения — пришлось расширить, пока оно не стало включать в себя многое из того, что не укладывалось в функK цию размножения, и это вызвало немало шума в строгом, аристокK ратическом или просто ханжеском мире. Следующий шаг был сделан, когда психоанализ постепенно сумел приблизиться к психологическому понятию «Я», которое сначала стало известным ему лишь как вытесняющая, осуществK 1 [Два последних предложения были добавлены в 1921 году.] [См., например, описание упомянутого противопоставления в статье Фрейда, посвященной психогенному нарушению зрения (1910i), Studien# ausgabe, т. 6, с. 209–211.] 2 276 220 ляющая цензуру инстанция, способствующая созданию защитK ных построений и реактивных образований. Правда, критичные и другие дальновидные умы уже давно возражали против ограK ничения понятия либидо как энергии сексуальных влечений, наK правленных на объект. Но они не соизволили сообщить, откуда у них взялось это лучшее понимание, и не сумели вывести из него чтоKлибо пригодное для анализа. В ходе дальнейших более тщаK тельных психоаналитических наблюдений обратило на себя вниK мание то обстоятельство, что очень часто либидо отводится от объекта и направляется на Я (интроверсия); а, изучая развитие либидо у ребенка на самых ранних стадиях, психоаналитики приK шли к выводу, что Я представляет собой истинный и изначальK ный резервуар либидо1, которое из него затем распространяется на объект. Я было причислено к сексуальным объектам и сразу же было признано самым важным из них. Таким образом, если либидо пребывало в Я, то оно называлось нарциссическим2. РаK зумеется, это нарциссическое либидо было также выражением силы сексуальных влечений в аналитическом смысле, которые пришлось идентифицировать с признаваемыми с самого начала «влечениями к самосохранению». В результате первоначальное противопоставление влечений Я и сексуальных влечений оказаK лось недостаточным. Часть влечений Я была признана либидиK нозной; в Я — вероятно, наряду с другими — действовали и секK суальные влечения, и все же мы вправе сказать, что старая формулировка, согласно которой психоневроз основывается на конфликте между влечениями Я и сексуальными влечениями, не содержит ничего, что можно было бы сегодня отвергнуть. РазK личие двух видов влечений, которое первоначально так или инаK че рассматривалось как качественное, теперь следует трактовать иначе, а именно с топической точки зрения. В частности, невроз переноса — главный объект исследования в психоанализе — осK тается следствием конфликта между Я и либидинозным объектK ным катексисом. 1 [Эта гипотеза подробно обсуждается в работе Фрейда о нарцизме (1914с), раздел I (с. 43 и далее в этом томе). См. также более позднее примечание Фрейда в главе III работы «Я и Оно» (1923b), где это утверждение корректиK руется и вместо Я в качестве «огромного резервуара либидо» выступает Оно (см. ниже с. 319, прим. 1).] 2 «О введении понятия “нарцизм”» (1914с) [см. выше с. 43 и далее]. 277 221 Либидинозный характер влечений к самосохранению тем боK лее следует подчеркнуть теперь, когда мы отваживаемся сделать следующий шаг — признать сексуальные влечения сохраняющим все в этом мире эросом, а нарциссическое либидо Я вывести из количеств либидо, которыми связаны между собой клетки сомы. Но теперь перед нами неожиданно возникает такой вопрос: если влечения к самосохранению тоже имеют либидинозную природу, то тогда, может быть, нет вообще никаких других влечений, кроK ме либидинозных? Во всяком случае, других не видно. Но тогда нужно признать правоту критиков, которые с самого начала подоK зревали, что психоанализ объясняет все исходя из сексуальности, или таких новаторов, как Юнг, которые, не долго думая, стали употреблять термин «либидо» для обозначения «движущей силы» вообще. Разве не так? Однако к такому результату мы не стремились. Ведь, мы, скоK рее, исходили из строгого разделения на влечения Я = влечения к смерти и сексуальные влечения = влечения к жизни. Более того, мы были готовы [см. с. 248–249] причислить относящиеся к Я так называемые влечения к самосохранению к влечениям к смерти, но затем [с. 261], внося исправления, от этого отказались. Наше пониK мание с самого начала было дуалистическим, и сегодня, после того как мы стали обозначать эти противоположности не как влечения Я и сексуальные влечения, а влечения к жизни и влечения к смерK ти, оно стало еще более строгим, чем прежде. И наоборот, теория либидо Юнга — монистическая; то, что свою единственную двиK жущую силу он назвал либидо, могло повергнуть нас в замешательK ство, но в дальнейшем влиять на нас не должно1. Мы предполагаем, что в Я, кроме либидинозных2 влечений к самосохранению, дейK ствуют и другие влечения; мы должны суметь их показать. К сожаK лению, анализ Я так мало продвинулся вперед, что привести это доказательство для нас действительно будет сложно. Однако либиK динозные влечения Я могут быть особым образом связаны с другиK ми влечениями Я, пока еще нам незнакомыми3. Еще до того, как мы ясно распознали нарцизм, в психоанализе уже существовало 1 [Это и предыдущее предложения были добавлены в 1921 году.] [Слово «либидинозных» было добавлено в 1921 году.] 3 [Только в первом издании часть предложения после запятой выглядит так: «...связаны, по выражению А. Адлера, “скрещены” с другими влеченияK ми Я, пока еще нам незнакомыми».] 2 278 222 предположение, что «влечения Я» привлекли к себе либидинозные компоненты. Но это пока еще весьма неясные возможности, с коK торыми оппоненты едва ли будут считаться. Досадно, что до сих пор анализ сумел доказать лишь наличие либидинозных влечений [Я]. Но мы не хотели бы подвести этим рассуждением к выводу, что других влечений не существует. При нынешней неясности теории влечений мы вряд ли постуK пим правильно, если отвергнем какуюKлибо идею, сулящую нам объяснение. Мы исходили из принципиальной противоположноK сти между влечениями к жизни и смерти. Сама объектная любовь демонстрирует нам вторую такую полярность — полярность любK ви (нежности) и ненависти (агрессии). Если бы нам удалось свяK зать две эти полярности между собой, свести одну полярность к другой! Мы уже давно выявили садистский компонент сексуK ального влечения1; он, как мы знаем, может стать самостоятельK ным и в виде перверсии определять все сексуальное стремление человека. Он проявляется также в качестве доминирующего парK циального влечения в одной из — как я их назвал — «догенитальK ных организаций». Но как можно вывести садистское влечение, нацеленное на причинение вреда объекту, из сохраняющего жизнь эроса? Не напрашивается ли предположение, что этот садизм, в сущности, и является влечением к смерти, которое под влияниK ем нарциссического либидо было оттеснено от Я и поэтому проявK ляется лишь как направленное на объект? В таком случае оно наK чинает служить сексуальной функции; на оральной стадии организации либидо обладание объектом любви еще совпадает с уничтожением объекта, позднее садистское влечение отделяется и, наконец, на ступени примата гениталий в целях продолжения рода берет на себя функцию насильственного овладения сексуK альным объектом, если этого требует совершение полового акта. Более того, можно было бы сказать, что вытесненный из Я садизм показал путь либидинозным компонентам сексуального влечения; позднее они устремляются к объекту. Там, где первоначальный садизм не подвергается ограничению и слиянию, возникает извеK стная в любовной жизни амбивалентность любви и ненависти2. 1 «Три очерка по теории сексуальности», начиная с 1Kго издания 1905 года. [Studienausgabe, т. 5, с. 67 и далее.] 2 [Уже здесь намечается идея Фрейда о «смешении влечений», обсуждаK емая в главе IV работы «Я и Оно» (1923b). См. ниже с. 329–331.] 279 223 Если позволительно сделать такое предположение, то этим было бы выполнено требование привести пример — хотя и смеK щенного — влечения к смерти. Правда, это понимание лишено всякой наглядности и производит прямоKтаки мистическое впеK чатление. Нас можно заподозрить в том, что мы любой ценой исK кали выход из затруднительного положения. В таком случае мы можем сослаться на то, что такое предположение не ново, что мы уже делали его раньше, когда о какомKлибо затруднении еще не было и речи. В свое время клинические наблюдения заставили нас сделать вывод, что комплементарное садизму парциальное влечеK ние мазохизма следует понимать как обращение садизма на собK ственное Я1. Однако обращение влечения с объекта на Я — это принципиально не что иное, как обращение от Я на объект, котоK рое здесь обсуждается как новое. Тогда мазохизм, обращение влеK чения против собственного Я, на самом деле был бы тогда возвраK щением к более ранней фазе, регрессией. В одном пункте данное ранее определение мазохизма нуждается в исправлении как слишK ком узкое; мазохизм может быть — что я раньше оспаривал — и перK вичным2. Однако вернемся к сексуальным влечениям, служащим соK хранению жизни. Еще из исследования простейших мы узнали, что слияние двух индивидов без последующего деления, копуляK ция, после которой они вскоре отделяются друг от друга, оказываK ет укрепляющее и омолаживающее воздействие на обоих (см. выше [с. 275], Lipschütz [1914]). В последующих поколениях у них нет дегенеративных проявлений, и они кажутся способными сопроK тивляться дальше вредоносным воздействиям собственного обK мена веществ. Я думаю, что это наблюдение можно взять за обраK 1 Ср. «Три очерка по теории сексуальности» [Studienausgabe, т. 5, с. 68] и «Влечения и их судьбы» (1915с) [с. 90 и далее в этом томе]. 2 В одной весьма содержательной и глубокой работе, которая, к сожалеK нию, не вполне для меня ясна, Сабина Шпильрейн предвосхитила значиK тельную часть этих умозрительных рассуждений. Она называет садистские компоненты сексуального влечения «деструктивными» (1912). А. Штерке (1914) попытался другим способом отождествить понятие либидо с биологиK ческим понятием импульса к смерти, выведенным теоретически. (Ср. также: Rank, 1907.) Все эти усилия, как и попытки в тексте, свидетельствуют о стремK лении к ясности, пока еще не достигнутой в теории влечений. [Собственное описание деструктивного влечения, сделанное Фрейдом позднее, составляет содержание главы VI работы «Неудовлетворенность культурой» (1930а).] 280 224 зец также и для эффекта полового совокупления. Но каким обраK зом слияние двух мало чем отличающихся друг от друга клеток приводит к такому обновлению жизни? Пожалуй, опыт, в котоK ром копуляция у простейших организмов заменяется воздействиK ем химических и даже механических раздражителей1, позволяет уверенно утверждать: это происходит благодаря притоку новых количеств раздражения. Это вполне согласуется с предположениK ем, что жизненный процесс индивида в силу внутренних причин ведет к выравниванию химических напряжений, то есть к смерти, тогда как объединение с индивидуально отличающейся живой субстанцией эти напряжения увеличивает, вводит, так сказать, новые жизненные различия, которые затем должны быть изжиты. Для такого различия должны, разумеется, существовать один или несколько оптимумов. То, что мы выявили в качестве доминируK ющей тенденции душевной жизни, возможно, всей нервной деяK тельности, стремление к уменьшению, сохранению постоянного уровня, устранению внутреннего напряжения, вызываемого разK дражителями (принцип нирваны, по выражению Барбары Лоу [1920, 73]), то есть тенденции, которая выражается в принципе удовольK ствия2, — и составляет один из наших сильнейших мотивов, засK тавляющих нас поверить в существование влечений к смерти. Однако мы все еще ощущаем, что нашему ходу мыслей сильK но мешает то, что именно для сексуального влечения мы не можем доказать той характерной особенности навязчивого повторения, которая в самом начале подтолкнула нас к поиску влечений к смерK ти. Хотя область процессов эмбрионального развития чрезвычайK но богата такими проявлениями повторения; обе зародышевые клетки, служащие для полового размножения, и история их жизK ни сами являются лишь повторениями начала органической жизK ни; но главное в процессах, вызванных сексуальным влечением, — это все же слияние двух клеточных тел. Только благодаря ему у высших живых существ обеспечивается бессмертие живой субK станции. Иными словами, мы должны объяснить возникновение поK лового размножения и происхождение сексуальных влечений в цеK 1 Lipschütz (1914). [Ср. выше с. 231 и далее. Эта тема обсуждается далее в работе «ЭконоK мическая проблема мазохизма» (1924с), с. 365 и далее в этом томе.] 2 281 225 лом — задача, которой посторонний человек, наверное, испугаетK ся и которую до сих пор еще не удалось решить даже специалистам в этой области. Поэтому из всех противоречащих друг другу свеK дений и мнений в самом сжатом виде выделим то, что согласуется с нашим ходом мыслей. Одна из этих точек зрения лишает проблему размножения ее таинственной прелести, изображая размножение как частное проK явление роста (размножение посредством деления, пускания росK тков, почкования). В соответствии с трезвым дарвиновским подходом возникновение размножения при помощи дифференK цированных в половом отношении зародышевых клеток можно было бы представить так, что преимущество амфимиксиса, когдаK то проявившееся при случайной копуляции двух простейших, закрепилось в последующем развитии и стало использоваться в дальнейшем1. Таким образом, «пол» возник не очень давно, и чрезвычайно сильные влечения, которые приводят к совокупK лению, повторяют при этом то, что когдаKто произошло случайно и с тех пор закрепилось как полезное свойство. Здесь, как и в проблеме смерти [см. с. 276], возникает вопрос, не следует ли признать за простейшими только то, что они покаK зывают, и можно ли допустить, что те процессы и силы, которые становятся очевидными только у высших живых существ, также сначала возникли у них. Упомянутое понимание сексуальности мало чем способно помочь нашим намерениям. На него можно возразить, что оно предполагает существование влечений к жизK ни, действующих уже в простейших живых существах, ибо в проK тивном случае копуляция, противоборствующая естественному течению жизни и затрудняющая задачу отмирания, не закрепиK лась бы и не усовершенствовалась, а избегалась. Следовательно, если мы не хотим отказаться от гипотезы о влечениях к смерти, то к ним с самого начала нужно присоединить влечения к жизни. Но надо признать, что мы здесь имеем дело с уравнением с двумя неK известными. Все, что мы обычно находим в науке о происхождеK 1 Хотя Вейсман (1892) отрицает это преимущество: «Оплодотворение отнюдь не означает омоложения или обновления жизни, в нем вообще нет необходимости для продолжения жизни, оно представляет собой не что иное, как приспособление, делающее возможным смешение двух разных наследствен# ных тенденций». Вместе с тем результатом такого смешения он считает увелиK чение разнообразия живых существ. 282 226 нии сексуальности, столь незначительно, что эту проблему можно сравнить с темнотой, в которую не проник даже луч гипотезы. Правда, в совсем другой области мы встречаем такую гипотезу; однако она настолько фантастична — разумеется, это скорее миф, нежели научное объяснение, — что я не отважился бы здесь ее приK вести, не отвечай она именно тому условию, к выполнению котоK рого мы стремимся. В ней влечение выводится как раз из потреб# ности в восстановлении прежнего состояния. Разумеется, я имею в виду теорию, которую Платон развиваK ет в «Пире» устами Аристофана и которая объясняет не только проK исхождение полового влечения, но и его важнейшие вариации в отK ношении объекта. «КогдаKто наше тело было не таким, как теперь, а совсем друK гим. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, — мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки обоих». Все у этих людей было двойK ным; то есть у них было четыре руки и четыре ноги, два лица, срамных частей тоже было две и т. д. А затем Зевс решил разделить каждого человека на две половины, «как разрезают айву перед варK кой варенья… И вот когда целое существо было таким образом рассечено пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались в страст# ном желании срастись…»1 1 [Дополнение, сделанное в 1921 году:] Я благодарен проф. Генриху ГомK перцу (Вена) за следующие указания на происхождение этого мифа ПлатоK на, которые я частично воспроизведу его словами: «Я хотел бы обратить внимание на то, что, в сущности, эта же теория уже содержится в «УпаниK шадах». В «БрихадKАраньяка упанишаде», I, 4, 3 (Deussen, «60 Upanischads des Weda», с. 593), где описывается происхождение мира из Атмана (СамоK сти, или Я) говорится: «...Но и у него (Атмана, Самости, или Я) тоже не было радости, поэтому нет у человека радости, когда он один. Тогда он возжелал о втором. Он был таким же большим, как мужчина и женщина, когда они обнялись. Это свою Самость он разделил на две части: из них получились супруг и супруга. Потому тело в Самости подобно половине, так именно объяснил это Яджнявалкья. Потому это пустое пространство здесь заполняется женщиной». «БрихадKАраньяка упанишада» — самая древняя из всех упанишад, и ни один из компетентных исследователей не датирует ее позднее 800 года до Р. Х. На вопрос, возможна ли хотя бы косвенная зависимость Платона от этих представлений индусов, в противоположность господствующему мнению я не стал бы отвечать категорическим отрицанием, поскольку такую возможK ность нельзя, пожалуй, отвергать и в отношении учения о переселении душ. Такая зависимость, которую описали, прежде всего, пифагорейцы, едва ли 283 227 Должны ли мы, следуя указанию поэтаKфилософа, отважиться сделать предположение, что, живая субстанция оказалась при оживK лении раздробленной на мелкие части, которые с тех пор посредK ством сексуальных влечений стремятся к воссоединению? Что эти влечения, в которых находит свое продолжение химическое сродK ство неживой материи, постепенно через царство простейших преK одолевают трудности, которые создает этому стремлению внешний мир, полный опасных для жизни раздражителей, вынуждая к обраK зованию защитного коркового слоя? Что эти раздробленные частиK цы живой субстанции в результате становятся многоклеточными и в конечном счете передают зародышевым клеткам влечение к восK соединению, достигшее самой высокой концентрации? Я думаю, что здесь самое время прерваться. Но только сначала надо добавить несколько слов критичесK кого рассуждения. Меня могли бы спросить, убежден ли я сам, и если да, то насколько, в истинности развиваемых здесь предпоK ложений. Я ответил бы, что и сам не убежден и не склоняю к вере других. Точнее: я не знаю, насколько верю в них. Мне кажется, что аффективный момент убеждения вообще не должен здесь приK ниматься в расчет. Ведь можно предаваться некоему ходу мыслей, прослеживать его до конца исключительно из научной любознаK тельности, или, если угодно, в роли advocatus diaboli1, который сам черту все же не продается. Я не отрицаю, что третий шаг, предK принимаемый здесь мной в теории влечений, не может претендоK вать на такую же достоверность, как первые два, то есть расширеK ние понятия сексуальности и введение понятия нарцизма. Эти новшества представляли собой непосредственный перевод наблюK дений в теорию, и они содержат в себе не больше источников ошиK бок, чем это неизбежно бывает в подобных случаях. Вместе с тем утверждение о регрессивном характере влечений также основываK поставила бы под сомнение значимость совпадения идей, поскольку Платон не стал бы заимствовать такое восточное предание, которое передавалось из поколения в поколение, не говоря уже о том, что он не стал бы придавать ему такого значения, если бы оно ему самому не казалось правдоподобным. В статье К. Циглера «Становление человека и мира» (1913), в которой планомерно исследуется развитие данной идеи до Платона, она сводится к вавилонским представлениям. [Фрейд ссылался на миф Платона еще в своих «Трех очерках» (1905d), Studienausgabe, т. 5, с. 48.] 1 [Адвоката дьявола (лат.). — Примечание переводчика.] 284 228 ется на материале наблюдений, а именно на фактах навязчивого повторения. Правда, я, может быть, переоценил их значение. Но в любом случае разработка этой идеи невозможна иначе, как пуK тем многократного комбинирования фактического материала с чиK сто умозрительным, при удалении от наблюдения. Как известно, конечный результат тем менее надежен, чем чаще при построении теории это проделывается, но о степени недостоверности сказать ничего нельзя. При этом можно удачно угадать или впасть в поK стыдное заблуждение. Так называемой интуиции я мало доверяю в такой работе; то, что мне доводилось на этот счет наблюдать, казалось мне скорее результатом известной беспристрастности интеллекта. Но, к сожалению, мы редко бываем беспристрастныK ми, когда дело касается важных вещей, великих проблем науки и жизни. Я думаю, что каждым здесь движут внутренние глубоко обоснованные пристрастия, которым он своими умозрительными рассуждениями невольно потакает. При столь веских основаниях для недоверия, пожалуй, не остается ничего другого, кроме сдерK жанной благосклонности к результатам собственной работы мысK ли. Поспешу лишь добавить, что подобная самокритика отнюдь не обязывает к особой терпимости по отношению к противопоK ложным взглядам. Можно быть непреклонным и отвергать теоK рии, которым противоречат уже первые шаги и наблюдения в проK цессе анализа, и все же при этом знать, что правильность отстаиваемых теорий — только предварительная. В оценке наших умозрительных рассуждений о влечениях к жизни и к смерти нас мало смущает то обстоятельство, что мы встречаем здесь так много странных и незримых процессов — например, что одно влечение оттесняется другим, или что оно обращается от Я к объекту и т. п. Это происходит только изKза того, что мы вынуждены оперироK вать научными терминами, то есть собственным образным языK ком психологии (точнее, глубинной психологии). В противном случае мы вообще не смогли бы описать соответствующие процесK сы, более того, не могли бы даже их воспринять. Вероятно, недоK статки нашего описания исчезли бы, если бы вместо психологиK ческих терминов мы могли использовать физиологические или химические. Хотя и они тоже относятся к образному языку, но к давно нам знакомому и, возможно, более простому. С другой стороны, мы должны хорошо понимать, что ненаK дежность наших умозрительных рассуждений существенно возK 285 229 росла изKза необходимости обращаться к биологической науке. Биология — это поистине царство неограниченных возможносK тей, мы можем ждать от нее самых поразительных разъяснений, и невозможно предугадать, какие ответы она через несколько деK сятков лет даст на поставленные вопросы. Возможно, как раз таK кие, что все наше искусственное построение из гипотез рухнет. Если это так, то нас могут спросить, зачем приниматься за работу, подобную представленной в этом разделе, и зачем о ней сообщать. Что ж, не могу отрицать, что некоторые аналогии, сопоставления и взаимосвязи показались мне заслуживающими внимания1. 1 В заключение несколько слов для пояснения нашей терминологии, коK торая в ходе данного изложения претерпела определенное изменение. Что таK кое «сексуальные влечения», нам было известно из их отношения к полу и функции размножения. Мы сохранили это название и тогда, когда данные психоанализа заставили нас отказаться жестко связывать их с размножением. С введением понятия нарциссического либидо и распространением понятия либидо на отдельную клетку сексуальное влечение превратилось у нас в эрос, стремящийся соединять и удерживать вместе части живой субстанции, а сами сексуальные влечения предстали как часть эроса, обращенная на объект. Из логики наших умозрительных рассуждений следует, что этот эрос действует с самого начала жизни и выступает как «влечение к жизни» в противоположK ность «влечению к смерти», возникшему с оживлением неорганической матеK рии. Мы пытаемся разрешить загадку жизни, выдвигая гипотезу о существоK вании этих двух влечений, испокон веков борющихся друг с другом. [Дополнение, сделанное в 1921 году:] Менее очевидно, пожалуй, превращение, которое преK терпело понятие «влечения Я». Сначала мы называли так все не очень хорошо известные нам направления влечений, которые можно отделить от сексуальK ных влечений, направленных на объект, и противопоставили влечения Я секK суальным влечениям, выражением которых является либидо. Впоследствии мы подошли к анализу Я и обнаружили, что часть влечений Я также имеет либидинозную природу и что в качестве объекта они избрали собственное Я. Таким образом, эти нарциссические влечения к самосохранению теперь слеK довало причислить к либидинозным сексуальным влечениям. ПротивопосK тавление влечений Я и сексуальных влечений трансформировалось в противоK поставление влечений Я и влечений к объекту, причем и те, и другие носят либидинозный характер. Но затем вместо него появилось новое противопосK тавление — либидинозных влечений (направленных на Я и на объект) и других влечений, которые относятся к Я и которые, наверное, можно выявить в дестK руктивных влечениях. В результате умозрительных рассуждений эта противоK положность преобразуется в другую — противоположность влечений к жизни (эрос) и влечений к смерти. 286 VII Если такое общее свойство влечений действительно заключаK ется в том, что они стремятся восстановить прежнее состояние, то не приходится удивляться, что в психической жизни так много проK цессов осуществляется независимо от принципа удовольствия. Это свойство передается каждому парциальному влечению и в каждом случае связано со стремлением вернуться к определенной точке на пути развития. Но все, над чем принцип удовольствия еще не власK тен, не обязательно должно изKза этого находиться в противоречии с ним, и задача, состоящая в том, чтобы определить отношение инK стинктивных процессов навязчивого повторения к господству принK ципа удовольствия, пока не разрешена. Мы установили, что одна из самых ранних и самых важных функций душевного аппарата заключается в том, чтобы «связыK вать» поступающие к нему импульсы влечения, заменять господK ствующий в них первичный процесс вторичным, превращать их свободно подвижную катектическую энергию в преимущественK но бездействующую (тоническую). Во время этого преобразоваK ния о развитии неудовольствия говорить нельзя однако принцип удовольствия этим не упраздняется. Преобразование служит скоK рее принципу удовольствия; связывание — это подготовительный акт, благодаря которому устанавливается и обеспечивается госK подство принципа удовольствия. Разграничим функцию и тенденцию более строго, чем мы это делали до сих пор. В этом случае принцип удовольствия буK дет тенденцией, служащей функции, которой надлежит сделать так, чтобы душевный аппарат вообще был лишен возбуждения, или поддерживать количество возбуждения в нем постоянным и на как можно более низком уровне. Пока еще мы не можем с уверенностью выбрать ни одну из этих формулировок, однако заметим, что определенная таким образом функция стала бы чаK стью всеобщего стремления всего живого вернуться к покою неK органического мира. Все мы знаем, что величайшее из доступK ных нам удовольствий — удовольствие от полового акта — связано с моментальным угасанием сильнейшего возбуждения. Связывание же импульса влечения было бы подготовительной функцией, которая должна подводить возбуждение к окончаK тельной разрядке в удовольствии, получаем при отводе. 287 231 В этом же контексте возникает вопрос, могут ли ощущения удовольствия и неудовольствия равным образом создаваться как связанными, так и несвязанными процессами возбуждения. Не подлежит сомнению, что такие несвязанные, первичные процесK сы дают гораздо более интенсивные ощущения в обоих направлеK ниях гораздо более интенсивные, чем связанные, ощущения втоK ричного процесса. Первичные процессы также более ранние по времени; в начале психической жизни других процессов и не быK вает, и мы можем сделать вывод, что, если бы принцип удовольK ствия не действовал уже в них, то он вообще не мог бы возникнуть в процессах более поздних. Таким образом, мы приходим к неK простому, по сути, выводу, что в начале психической жизни стремK ление к удовольствию выражается гораздо сильнее, чем впоследK ствии, но не столь безудержно; очень часто бывают прорывы, с которыми ему приходится мириться. В более зрелый период госK подство принципа удовольствия обеспечено гораздо надежнее, но обуздать его столь же мало возможно, как и другие влечения в цеK лом. Во всяком случае то, что вызывает ощущения удовольствия и неудовольствия в процессе возбуждения, во вторичном процесK се, должно быть, присутствует точно так же, как и в первичном процессе. Здесь было бы уместно продолжить исследования. Наше соK знание сообщает нам изнутри не только об ощущениях удовольK ствия и неудовольствия, но и о своеобразном напряжении, которое само по себе опятьKтаки может быть приятным или неприятным. Какие это энергетические процессы — связанные или несвязанK ные, — которые мы должны разграничивать на основе своих ощуK щений, или же ощущение напряжения связано с абсолютной величиной, возможно, уровнем катексиса, тогда как ряд удовольK ствие–неудовольствие указывает на изменение величины катекK сиса в единицу времени1? Нам также бросается в глаза тот факт, что влечения к жизни гораздо больше связаны с нашим внутренK ним восприятием, нарушая покой, непрерывно принося с собой напряжение, избавление от которого ощущается как удовольствие, тогда как влечения к смерти, скорее всего, выполняют свою рабоK 1 [Ср. выше с. 231–232. Эти вопросы Фрейд затрагивал еще в «Проекте» 1895 года (1950а), например, в части I, восьмом разделе («Бессознательное»), и в начале части III.] 288 232 ту незаметно. Похоже на то, что принцип удовольствия прямоK таки находится в услужении у влечения к смерти; но вместе с тем он оберегает от внешних раздражителей, которые обоими видами влечений расцениваются как опасности, особенно же от усиления возбуждения, исходящего изнутри и мешающего справляться с заK дачами жизни. К этому добавляются бесчисленные другие вопроK сы, ответить на которые сейчас невозможно. Надо набраться терK пения и дождаться новых средств и поводов для исследования. Надо быть также готовым оставить тот путь, по которому какоеK то время шел, если, похоже, он не ведет ни к чему хорошему. ТольK ко такие верующие, которые требуют от науки замены упраздK ненного катехизиса, поставят в вину исследователю развитие или даже изменение его взглядов. Впрочем, по поводу медленного проK движения нашего научного знания пусть нас утешит поэт (РюкK керт в «Макамы Харири»1): К чему не долететь, надо добраться хромая. Хромота не грех, как утверждает Писание. 1 [Заключительные строки из стихотворения «Два гульдена» в переводе на немецкий Рюккерта «Превращений Абу Сеида из Серуга или Макамы Харири» (1826 и 1837, два тома) Макамы аль Харири.] 289 Я и Оно (1923) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1923 Лейпциг, Вена и Цюрих, Международное психоаналитическое издательство, 77 страниц. 1925 G. S., т. 6, 351–405. 1931 Theoretische Schriften, 338–391. 1940 G. W., т. 13, 237–289. Эта книга вышла во второй половине апреля 1923 года; однако работал над ней Фрейд по меньшей мере с июля предыдущего года (Jones, 1962b, 124). 26 сентября 1922 года Фрейд выступил на 7Kм МежK дународном психоаналитическом конгрессе в Берлине — последнем, в котором он принял участие, — с коротким докладом под названием «КоеKчто о бессознательном», где уже вырисовывалось содержание книги. Текст этого доклада так и не был опубликован; однако той же осенью вышло резюме, подготовленное, по всей видимости, самим Фрейдом (1922f). «Я и Оно» — последняя из крупных теоретических работ Фрейда. В ней содержится описание структуры психики, а также способов ее функционирования, которое на первый взгляд кажется новым и даже революционным. И действительно, все психоаналитические работы, появившиеся после публикации этого очерка, несомненно, носят ее отпечаток, во всяком случае в терминологическом отношении. Но несмотря на все эти новые представления и оригинальный синтез, мы можем, как это часто бывало с нововведениями Фрейда, обнаруK жить зачатки его идей в более ранних, порой даже в самых ранних работах. Предшественниками представленной здесь общей модели псиK хики были «Проект» 1895 года (Freud, 1950), седьмая глава «ТолковаK ния сновидений» (1900а) и метапсихологические статьи 1915 года. В каждом из этих сочинений обсуждаются связанные друг с другом вопросы, касающиеся структуры и функционирования психики, одK нако с различными акцентами на том или ином аспекте проблемы. То исторически обусловленное обстоятельство, что психоанализ возK ник в результате изучения истерии, вскоре привело к гипотезе о выK теснении (или, выражаясь более общо: о защите) как одной из психиK ческих функций, а оттуда к топической гипотезе — представлению о психике как состоящей из двух частей: вытесненного и вытесняюK 293 237 щего. Разумеется, с этими гипотезами было тесно связано такое качеK ство, как «сознание», и вытесненную часть психики без труда можно было приравнять к «бессознательному», а вытесняющую — к «сознаK нию». Более ранние представленные Фрейдом графические изобраK жения психики, содержащиеся в «Толковании сновидений» (Studien# ausgabe, т. 2, с. 514–517) и в письме Флиссу от 6 декабря 1896 года (Freud, 1950a, письмо №52), демонстрируют соответствующее пониK мание. И эта внешне простая основная схема уже лежала в основе всех более ранних теоретических представлений Фрейда: с функциоK нальной точки зрения сила, содержащаяся в вытеснении, стремится проложить путь к активности, но в этом ей препятствует вытесняюK щая сила; со структурной точки зрения «бессознательному» протиK востоит «Я». Однако вскоре возникли сложности. Оказалось, что слово «бесK сознательный» использовалось в двояком значении: в «описательK ном» (когда психическому состоянию приписывали лишь опредеK ленное качество) и в «динамическом» (когда психическое состояние наделяли определенной функцией). Такое различие, хотя и в других терминах, проводилось еще в «Толковании сновидений» (Studien# ausgabe, т. 2, с. 582–583). Еще более строго Фрейд констатировал его в работе, написанной на английском языке для «Общества исследоK вания психики» (1912g, с. 31–32 выше). Однако с самого начала опреK деленную роль играло также другое, менее ясное представление (как это отчетливо проявляется в графических изображениях), а именно о «системах», или «инстанциях», в психике. Это предполагало топиK ческое, или структурное, разделение психики, которое опиралось бы еще на нечто иное, чем просто функция, разделение на составK ные части, которым можно было бы приписать множество различK ных признаков и способов функционирования. Без сомнения, поK добное представление так или иначе уже было передано понятием «бессознательное», которое появилось очень рано (см. «ПредвариK тельные замечания издателей» к статье «Бессознательное», см. выше, с. 123). Само понятие «системы» как таковое было использовано в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 513 и даK лее. Формулировки, с помощью которых оно там вводится, сразу же вызывают пространственные, топические представления, хотя Фрейд предостерегает и от их буквального понимания. Приводится множеK ство таких «систем» (система памяти, система восприятия и т. п.), в том числе и «бессознательное» (там же, с. 517), которое «упрощеK ния ради» обозначается как «система Бсз». В тех более ранних пассаK жах под этой бессознательной системой очевидно имелось в виду только вытесненное, пока мы не доходим до заключительного разK дела «Толкования сновидений» (там же, с. 579 и далее), где затем 294 238 появляются наметки более широкого понимания. В последующие годы этот вопрос сначала не затрагивался, пока не появилась уже упоминавшаяся статья, написанная Фрейдом для «Общества исслеK дования психики» (1912g), где (наряду с четкой дифференциацией описательного и динамического употребления термина «бессознаK тельный») в заключительных фразах указывается еще и на третье, «систематическое» применение термина. Следует отметить, что в этом пассаже (выше, с. 38) Фрейд предлагает использовать сокраK щение «Бсз» только для «бессознательного» в этом «систематичесK ком» понимании. Вначале все кажется очень простым, и все же, как ни странно, картина в метапсихологической работе «БессознательK ное» (1915e) снова становится нечеткой. В разделе II этой статьи (с. 142 и далее в этом томе) речь идет уже не о трех, а только о двух способах употребления термина «бессознательный». «ДинамичесK кого» понимания термина не стало; вероятно, оно стало частью «систематического» 1 , которое поKпрежнему должно было обознаK чаться как «Бсз», хотя теперь «бессознательное» стало включать в сеK бя также вытесненное. В конце концов в главе I данной работы (а также в 31Kй лекции «Нового цикла», 1933a) Фрейд вернулся к тройK ной дифференциации и классификации, хотя в конце главы он, возK можно, по ошибке использует сокращение «Бсз» для всех трех видов «бессознательного» (ниже, с. 307). Однако теперь возник вопрос, можно ли вообще применительно к системе использовать обозначение «бессознательный». В структурK ной модели психики «Я» с самого начала четко отделялось от «бесK сознательного». А теперь казалось, что и части Я также нужно описыK вать как «бессознательные». На это Фрейд указывал еще в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), а именно в тезисе, котоK рый в первом издании звучит следующим образом: «Многое в Я, видиK мо, само является бессознательным2; вероятно, лишь часть его мы охватываем названием предсознательное». Во втором издании, годом позже, Фрейд изменил эту формулировку: «Многое в Я, несомненно, само является бессознательным… лишь незначительную часть его мы охватываем названием предсознательное3. Этот вывод и его обоK снование с еще большим акцентом излагаются в главе I настоящей работы. 1 В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), выше, с. 243, оба термина, поKвидимому, отождествляются. 2 [То есть не только в описательном, но и в динамическом значении.] 3 См. выше, с. 243. Уже в первой фразе своей второй работы, посвященK ной защитным невропсихозам (1896b), Фрейд недвусмысленно говорил о том, что психический механизм защиты является «бессознательным». 295 239 Таким образом, стало очевидно, что ни в отношении «бессознаK тельного», ни в отношении «Я» признак «сознательности» не мог поK мочь в построении структурной модели психики. Поэтому в данном контексте Фрейд отказался от него как от отличительного признака: быть «сознательным» следовало отныне рассматривать только как свойство, которое было присуще или не присуще психическому соK стоянию. Таким образом, все, что осталось от термина, — это его прежнее «описательное» значение. Новая терминология, которую Фрейд ввел теперь, внесла необычайную ясность и открыла путь к дальнейшим клиническим достижениям. И все же она отнюдь не означала кардинального изменения его представлений о структуре и функциях психики, поскольку у трех указанных сейчас единиц, Оно, Я и СверхKЯ (две из них, правда, под другими названиями), уже была долгая история, которую есть смысл проследить. Термин «Оно», как объяснил сам Фрейд (ниже, с. 312), был заимK ствован непосредственно у Георга Гроддека, врача, практиковавшего в БаденKБадене, который как раз в то время обратился к анализу; его очень интересным идеям весьма симпатизировал Фрейд. Сам ГродK дек, видимо, перенял понятие «Оно» у своего учителя Эрнста ШвеK нингера (1830–1924), известного в свое время немецкого врача. ОднаK ко Фрейд указывает также на то, что это выражение, без сомнения, восходит к Ницше. Во всяком случае Фрейд вкладывал в этот термин другое, более точное значение, нежели Гроддек. Отныне стало возK можным термины «бессознательное», «Бсз» и «систематическое бесK сознательное»1, использование которых было определено очень неK точно, прояснить и отчасти заменить понятием «Оно». Что касается «Я», то здесь положение гораздо менее ясно. РазуK меется, этот термин употреблялся задолго до Фрейда; однако точный смысл, который он придавал ему в своих более ранних сочинениях, все же не совсем однозначен. Во всяком случае, можно выделить два основных значения: в одних случаях термин «Я» используется для того, чтобы отличить самость одного человека в целом (возможно, включая его тело) от другого; в других случаях он обозначает опредеK ленную часть психики, которая характеризуется особыми качестваK ми и функциями. В этом последнем значении Фрейд использует терK мин в своем подробном описании «Я» в раннем «Проекте» 1895 года 1 После данной работы сокращение «Бсз» исчезает вплоть до двух поK здних упоминаний в 31Kй лекции «Нового цикла» (1933a), Studienausgabe, т. 1, с. 509, и в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1939a), статья III, часть I (Д), Studienausgabe, т. 9, с. 5–13, где оно, как ни странно, употребляется в «описательном» значении. Правда, Фрейд продолжал исK пользовать термин «бессознательное» как синоним «Оно», хотя и все реже. 296 240 (1950a, часть I, четырнадцатый раздел, «Введение понятия “Я”»); и в этом же значении он использует его также в своей «анатомии Я» в данной работе. Однако в некоторых его трудах, написанных в этом временном интервале, прежде всего в связи с концепцией нарцизма, «Я» скорее соответствует «самости». Вместе с тем не всегда удается четко разграничить два этих значения слова1. Однако не подлежит сомнению, что после стоящей особняком попытки подробно проанализировать структуру и способ функциоK нирования Я (в «Проекте» 1895 года) Фрейд на протяжении почти пятнадцати лет не затрагивал эту тему. Тогда его интересовали исK ключительно бессознательное и влечения, прежде всего сексуальные, а также роль, которую они играют в нормальном и аномальном псиK хическом поведении. То, что при этом не менее важную роль играют вытесняющие силы, отнюдь не осталось без внимания Фрейда. НаK против, он постоянно указывал на это. Однако тогда более подробK ное исследование этих сил было отложено. В тот момент ему было достаточно дать им емкое название «Я». В 1910 году появляются два признака наметившегося изменеK ния. В работе, посвященной психогенным нарушениям зрения (1910i), пожалуй, впервые упоминаются «влечения Я» (Studien# ausgabe, т. 6, с. 209–210), в которых функции вытеснения связываются с функциями самосохранения. Другим, еще более знаK менательным моментом стала гипотеза о нарцизме, впервые предK ставленная в 1909 году и приведшая к подробному исследованию Я и его функций в разнообразных взаимосвязях — например, в очерK ке о Леонардо (1910c), анализе Шребера (1911c), «Положениях о двух принципах психического события» (1911b), самой работе о нарцизK ме (1914c), а также в метапсихологической статье «БессознательK ное» (1915e). В этой последней работе Фрейд делает еще один шаг в развитии своих представлений: то, что до сих пор описывалось как Я, теперь становится «системой Сз (Псз)» 2. Эта система стала предшественницей «Я» в новой, исправленной терминологии, коK торая, как мы видели, оказалась избавленной от сбивающей с толK ку связи со свойством «сознания». 1 В работе «Неудовлетворенность культурой» (1930a), глава I (Studienaus# gabe, т. 9, с. 198), есть место, где Фрейд недвусмысленно приравнивает «Я» к «самости». А в рамках обсуждения моральной ответственности индивида за свои сновидения (1925i) Фрейд проводит четкое различие между двумя споK собами употребления термина «Я». 2 Эти сокращения, (как и сокращение «Бсз») восходят к «Толкованию сновидений» (1900а, Studienausgabe, т. 2, с. 517). Между тем все они (в «сисK тематическом» значении) содержатся также в письмах Флиссу; см. письмо №64 и манускрипт N, то и другое от 31 мая 1897 года (Freud, 1950a). 297 241 Все функции системы Сз (Псз), которые перечисляются в «БесK сознательном», выше, с. 159, включают в себя такие действия, как цензура, проверка реальности и пр., которые отныне все вместе приписываются «Я»1. Из исследования этих функций, а именно споK собности к самокритике, вытекают, должно быть, особенно важK ные выводы. Самокритика и связанное с нею «чувство вины» уже давно привлекали к себе внимание Фрейда, прежде всего в связи с неврозом навязчивости. Его тезис, что навязчивости — это «преK образованные, возвращающиеся из вытеснения упреки» изKза секK суального удовольствия, испытанного в детстве, подробно предK ставлен в разделе II второй работы «Защитные невропсихозы» (1896e), после того как еще несколько раньше Фрейд в общих черK тах изложил его в письме Флиссу. Уже тогда в неявной форме суK ществовало предположение, что самообвинения тоже могут быть бессознательными, о чем потом со всей определенностью говориK лось в работе «Навязчивые действия и религиозные обряды» (1907b, Studienausgabe, т. 7. с. 18). Однако механизм этих самообвинений как таковой удалось прояснить только благодаря введению конK цепции нарцизма. В разделе III работы, посвященной нарцизму (1914c), Фрейд прежде всего выдвигает гипотезу, что у взрослого человека детский нарцизм заменяется верностью построенному в нем самом идеалу Я. Далее он излагает мысль, что, возможно, существует некая «особая психическая инстанция», задача котоK рой — наблюдать за актуальным Я и соизмерять его с идеалом Я или ЯKидеалом (поKвидимому, Фрейд использует эти названия как тожK дественные; выше, с. 66). Он приписал этой инстанции множество функций, например, функции обычной совести, цензуры сновидеK ний и определенных паранойяльных бредовых представлений. ЗаK тем в работе «Печаль и меланхолия» (1917e) он возложил на эту инстанцию ответственность за патологические формы печали (выше, с. 201) и подчеркнул, что она представляет собой нечто отK дельное от остального Я. Еще более четко эта мысль проводится в «Психологии масс» (1921c). Тем не менее следует указать на то, что в этой работе разграничение самого «ЯKидеала» и «инстанции», которая должна следить за осуществлением этого ЯKидеала, проK пало: теперь эта «инстанция» обозначается как «ЯKидеал» (Studienausgabe, т. 9, с. 102–103). «СверхKЯ» 1 впервые выступает как эквивалент «ЯKидеала» (ниже, с. 296), хотя позднее преобладает асK пект предостерегающей или запрещающей инстанции. ФактичесK ки после книги «Я и Оно» и двух или трех непосредственно следуюK 1 В работе «Расщепление Я в защитном процессе» (1940e [1938], см. ниже, с. 419 и прим. 4, содержится несколько замечаний о «синтетической» функции Я. 298 242 щих за нею более коротких работ «ЯKидеал» как технический терK мин почти полностью исчезает из сочинений Фрейда. Лишь однажK ды он появляется в нескольких предложениях 31Kй лекции «НовоK го цикла» (1933а), Studienausgabe, т. 1, с. 503, однако в смысле первоначального разделения: «важная функция», которая припиK сывается СверхKЯ, — это функция «носителя ЯKидеала, с которым себя соизмеряет Я»; почти в тех же словах понятие ЯKидеала было введено в работе, посвященной нарцизму (см. выше, с. 60). Однако это разделение может показаться искусственным, если обратиться к описанию Фрейдом возникновения СверхKЯ. Это опиK сание (в главе III), несомненно, составляет ту часть настоящей книK ги, которая по своему значению приближается к главному тезису о разделении психики на три части. Фрейд утверждает, что СверхKЯ возникает в результате преобразования самых ранних объектных каK тексисов ребенка в идентификациях; оно занимает место эдипова комплекса. Этот механизм (замены объектного катексиса идентиK фикацией и интроекцией прежнего объекта) впервые был привлечен Фрейдом (в его очерке о Леонардо, 1910c) для объяснения опредеK ленного типа гомосексуализма, а именно когда мальчик заменяет любовь к матери, идентифицируя себя с ней (Studienausgabe, т. 10, с. 125). Затем в работе «Печаль и меланхолия» (1917е, с. 217 выше) он также применил эту идею к состояниям депрессии. Дальнейшее боK лее подробное обсуждение различных видов идентификации и интK роекций последовало в главах VII, VIII и XI «Психологии масс» (1921c), однако только в настоящей работе Фрейд пришел к окончаK тельному выводу о происхождении СверхKЯ из самых ранних объекK тных отношений ребенка. Прочно зафиксировав свое новое понимание «анатомии психиK ки», Фрейд смог теперь обратиться к вытекающим из него выводам. Он делает это уже в последующем разделе настоящей работы, расK сматривая отношение отдельных частей психики к двум видам влечеK ний, а также взаимодействие компонентов психики, уделяя особое внимание чувству вины. Многие из этих вопросов, особенно послеK дний, послужили поводом к написанию других работ, которые появиK лись после этой одна за другой. Это, например, «Экономическая проK блема мазохизма» (1924c), две работы, посвященные неврозу и психозу (1924b и е) (все они вошли в данный том), «Крушение эдипова компK лекса» (1924d) и работа «Некоторые психические последствия анатоK 1 Джонс (1962b, 334, прим.) замечает, что этот термин еще раньше исK пользовал Мюнстерберг (1908), но в несколько ином значении; он считает весьма маловероятным, что Фрейд знал это место. 299 243 мического различия полов» (1925j), наконец, еще более важное сочиK нение «Торможение, симптом и тревога» (1926d), которое вышло в свет немного позже. Затем последовало дальнейшее детальное обK суждение СверхKЯ с интересным исследованием правильного испольK зования терминов «СверхKЯ», «совесть», «чувство вины», «потребK ность в наказании» и «раскаяние» в главах VII и VIII работы «Неудовлетворенность культурой» (1930a). 300 [ПРЕДИСЛОВИЕ] Нижеследующие рассуждения продолжают ход мыслей, наK чатый в моем сочинении «По ту сторону принципа удовольствия» (1920[g]), к которым я сам, как там упоминается1, относился с изK вестным благожелательным любопытством. Они продолжают эти идеи, связывают их с различными фактами аналитического наK блюдения, пытаются сделать из такого объединения новые вывоK ды, но не заимствуют новые данные из биологии и поэтому нахоK дятся ближе к психоанализу, чем мой труд «По ту сторону...». Они носят скорее характер синтеза, нежели умозрительного заключеK ния, и, по всей видимости, ставят перед собой высокую цель. Но я знаю, что они останавливаются на самом общем, и с этим ограK ничением вполне согласен. При этом они затрагивают вещи, которые до сих пор предмеK том психоаналитической проработки еще не были, и поэтому не могут не затронуть некоторые теории, выдвигавшиеся непсихоаK налитиками или психоаналитиками до их отхода от психоанализа. Обычно я всегда был готов признать свои обязательства перед друK гими работниками, но в данном случае я не чувствую себя обремеK ненным необходимостью такой признательности. Если до сих пор психоанализ не воздал должного некоторым вещам, то это случаK лось не потому, что он не замечал их заслуг или отрицал их значеK ние, а потому, что он следует определенным путем, который еще не привел так далеко. И, наконец, когда он к ним подошел, он воспринимает эти вещи иначе, чем остальные. 1 [См. выше с. 286.] 301 245 I СОЗНАНИЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ В этом вступительном разделе не будет сказано ничего ноK вого, и нельзя избежать повторения того, о чем говорилось раньK ше. Разделение психического на сознательное и бессознательное — это основная предпосылка психоанализа, и только благодаря ей он имеет возможность понять и подвергнуть научному исследоваK нию патологические процессы душевной жизни, столь же повсеK местные, сколь и важные. Иначе говоря, психоанализ не может помещать сущность психического в сознание, а должен рассматK ривать сознание как качество психического, которое может доK бавляться или не добавляться к другим качествам. Если бы я мог представить себе, что все, кто интересуется псиK хологией, прочтут написанное, то был бы готов и к тому, что уже на этом месте часть читателей остановится и не последует далее, ибо здесь первый шибболет1 психоанализа. Большинству филоK софски образованных людей идея психического, которое не являK ется сознательным, столь недоступна, что кажется им абсурдной и опровергаемой простой логикой. Я думаю, это происходит тольK ко изKза того, что они никогда не изучали относящихся к этому феноменов гипноза и сновидения, которые — не говоря уже о паK тологических явлениях — вынуждают к такому пониманию. ОдK нако их психология сознания также не способна решить проблеK мы сновидения и гипноза. Быть сознательным — это прежде всего чисто описательный термин, который апеллирует к самому непосредственному и надежK ному восприятию. Далее, опыт показывает нам, что психический элемент, например представление, обычно не бывает сознательным в течение долгого времени. Характерно, скорее, то, что состояние сознания быстро проходит; представление, в данный момент сознаK тельное, в следующее мгновение таковым уже не будет, но при изK вестных, легко создаваемых условиях опять может стать сознательK ным. Каким оно было в промежутке, мы не знаем; мы можем сказать, 1 [Шибболет (евр. «колос», Кн. Судей, ХII, 6) — в переносном смысле означает «особенность», «отличие». — Примечание переводчика.] 302 246 что оно было латентным, имея в виду при этом, что оно все время было способно к осознанию. Если мы скажем, что оно было бессозна# тельным, то тоже дадим верное описание. В таком случае это бесK сознательное совпадает с латентным и способным к осознанию. Впрочем, философы возразили бы нам: «Нет, термин “бессознаK тельное” здесь неприменим; пока представление пребывало в соK стоянии латентности, оно вообще не было чемKто психическим». Но если бы мы стали уже здесь возражать им, то затеяли бы словесK ную перепалку, которая бы никакой пользы не принесла. Однако к термину или понятию бессознательного мы пришли другим путем — через переработку опытных данных, в которых определенную роль играет душевная динамика. Мы узнали, то есть вынуждены были признать, что существуют интенсивные душевK ные процессы или представления — здесь прежде всего в расчет приK нимается количественный, то есть экономический, момент, — коK торые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и другие представления, а также и такие последствия, которые опятьKтаки могут осознаваться как представления, но сами по себе они не осознаются. Нет необходимости повторять здесь подробно то, о чем уже и так часто говорилось1. Достаточно будет сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не могут быть сознательными потому, что этому противодействует определенная сила, что в противном слуK чае они могли бы стать осознанными и что тогда мы бы увидели, как мало они отличаются от прочих общепризнанных психических элементов. Эта теория становится неопровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую силу и сделать данные представления осознанными. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, вызK вавшая и поддерживавшая вытеснение, во время аналитической работы ощущается нами как сопротивление. Таким образом, понятие бессознательного мы получаем из учеK ния о вытеснении. Вытесненное представляет для нас образец бесK сознательного. Но мы видим, что есть два вида бессознательного — латентное, но все же способное к осознанию, и вытесненное, котоK 1 [См, например, «Некоторые замечания о понятии бессознательного в психоанализе (1912g), с. 33–36 выше.] 303 247 рое сразу и само по себе сознательным стать не может. Наше пониK мание психической динамики не может не оказать влияния на терK минологию и описание. Латентное содержание, бессознательное только в описательном, но не в динамическом смысле, мы называK ем предсознательным; название «бессознательное» мы ограничиваK ем динамически вытесненным бессознательным; таким образом, у нас теперь есть три термина: «сознательный» (сз), «предсознательK ный» (псз) и «бессознательный» (бсз), смысл которых уже не являетK ся чисто описательным. Мы предполагаем, что Псз находится гоK раздо ближе к Сз, чем Бсз, а раз Бсз мы назвали психическим, то с еще меньшими сомнениями поступим так и в случае латентного Псз. Но не лучше ли нам оставаться в согласии с философами и не отделить ли Псз, как Бсз, последовательным образом от сознательK ного психического? Тогда философы предложили бы нам описать Псз и Бсз как два вида или две ступени психоидного, и согласие было бы установлено. Однако следствием этого были бы бесконечK ные затруднения при описании, а единственно важный факт, что эти психоиды почти во всех прочих пунктах совпадают с общепризK нанным психическим, был бы оттеснен на задний план изKза преK дубеждения, возникшего в те времена, когда просто об этих психоK идах или самого важного о них еще не знали. Теперь мы можем удобно обращаться с тремя нашими термиK нами: сз, псз и бсз, но только не будем забывать, что в описательном значении существуют два вида бессознательного, а в динамическом — только один1. В некоторых случаях при описании этим различиK ем можно пренебречь, но для других целей оно, разумеется, необхоK димо. Мы все же в целом привыкли к этой двойственности бессозK нательного и хорошо уживались с ней. Но избежать ее, насколько я вижу, нельзя; разделение на сознательное и бессознательное — это, в конце концов, вопрос восприятия, на который можно отвеK тить «да» и «нет»; сам же акт восприятия не дает нам никаких сведеK ний о том, по какой причине чтоKто воспринимается или не восK принимается. Нельзя жаловаться на то, что динамическое в своем проявлении находит только двусмысленное выражение2. 1 [Некоторые комментарии к этому тезису содержатся в приложении I к данной работе, см. с. 348 ниже.] 2 Ср. «Замечания о понятии бессознательного» [1912g, с. 27 и далее в этом томе. Ср. также разделы I и II метапсихологической статьи «БессознательK ное» (1915с), с. 125 и далее в этом томе.] 304 248 Однако в ходе дальнейшей психоаналитической работы выK ясняется, что и эти различия недостаточны, неудовлетворительK ны в практическом отношении. Из наиболее важных ситуаций, которые свидетельствуют об этом, стоит выделить следующую как решающую. Мы сформировали у себя представление о связK ной организации душевных процессов в личности и называем эту организацию Я личности. Это Я связано с сознанием, оно владеет подступами к системе подвижности, то есть к отводу возK Здесь заслуживает внимания недавняя перемена в критике бессознаK тельного. Иные исследователи, признающие данные психоанализа, но не желающие признавать бессознательное, получают сведения, опираясь на тот неоспоримый факт, что и в сознании — как феномене — можно распознать целый ряд градаций интенсивности или отчетливости. Подобно тому, как есть сознательные процессы, которые очень ярки, резки, отчетливы, точно так же мы сталкиваемся и с другими, слабыми, едва заметными; а слабее всего сознаются именно те процессы, которые психоанализ хочет назвать неподхоK дящим, по мнению критиков, словом «бессознательные». Но они всеKтаки тоже являются осознанными или находятся «в сознании», и их в полной мере можно сделать осознанными, если уделить им достаточно внимания. Поскольку на решение в этом вопросе, зависящем либо от традиции, либо от эмоциональных моментов, можно повлиять аргументами, по этому поводу можно отметить следующее: указание на шкалу отчетливости сознаK ния ни к чему не обязывает и имеет не большую доказательную силу, чем, например, аналогичные тезисы: «Существует множество градаций освещеK ния — от самого резкого, слепящего света до приглушенного, слабого проK блеска, следовательно, темноты вообще не бывает». Или: «Существуют разK ные степени жизненной силы, следовательно, смерти не бывает». Эти положения до некоторой степени могут быть не лишены смысла, но в пракK тическом отношении они неприемлемы, как это тотчас становится очевидK ным, если захочется вывести из них определенные заключения, например: «Следовательно, свет зажигать не надо», или: «Следовательно, все организK мы бессмертны». Далее, отнесением незаметного к категории сознательного достигается только то, что психическое вообще лишается своей единственK ной непосредственной достоверности. Сознание, о котором ничего не извеK стно, кажется мне гораздо более абсурдным, чем бессознательное душевное. И, наконец, такое приравнивание незаметного к бессознательному осущеK ствлялось, очевидно, без учета динамических отношений, которые были опK ределяющими для психоаналитического понимания. Ибо при этом остались неучтенными два факта; воKпервых, то, что очень трудно уделить достаточно внимания такому незаметному — для этого требуются большие усилия; воK вторых, если это и удалось, то все, что прежде было незаметным, не узнается теперь сознанием, а довольно часто кажется ему совершенно чужим, протиK воположным и наотрез отвергается им. Таким образом, сведение бессознаK тельного к мало заметному и незаметному — лишь производная предубеждеK ния, для которого идентичность психического с сознательным раз и навсегда установлена. 305 249 буждений во внешний мир; это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы, которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений. От этого Я исхоK дят также вытеснения, благодаря которым известные душевные стремления должны исключаться не только из сознания, но такK же из других областей влияния и действий. То, что было устранеK но вследствие вытеснения, противопоставляется в анализе Я, и перед анализом стоит задача устранить сопротивление, оказыK ваемое Я изучению вытесненного. Во время анализа мы наблюK даем, что больной испытывает затруднения, когда мы ставим перед ним определенные задачи; его ассоциации отказывают, когда они должны приблизиться к вытесненному. В таком слуK чае мы говорим ему, что он находится во власти сопротивления, но он ничего об этом не знает, и даже когда по своему чувству неудовольствия он должен был догадаться, что теперь в нем дейK ствует сопротивление, он не может назвать его или указать на него. Но так как сопротивление, несомненно, исходит из его Я и относится к нему, мы оказываемся в непредвиденной ситуаK ции. В самом Я мы обнаружили нечто такое, что тоже является бессознательным, ведет себя прямо как вытесненное, то есть окаK зывает сильное воздействие, само при этом не осознаваясь, а для его осознания требуется особая работа. Следствием этого опыта для психоаналитической практики является то, что мы попадем в бесконечное множество неясностей и затруднений, если будем придерживаться привычных способов выражения и захотим, к примеру, свести невроз к конфликту между сознательным и бессознательным. Исходя из наших представлений о структурных соотношениK ях душевной жизни, вместо этого противопоставления мы должK ны ввести другое: противопоставление между связным Я и откоK ловшимся от него вытесненным1. Однако следствия для нашего понимания бессознательного еще более значительны. Динамическое рассмотрение привело нас к первой корректировке, структурное понимание дает нам втоK рую. Мы видим, что Бсз не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное является бсз, но не все Бсз есть выK тесненное. Также и часть Я — Бог весть, какая важная часть Я, — 1 Ср. «По ту сторону принципа удовольствия» [(1920g), с. 243 выше.] 306 250 должна быть и, несомненно, является бсз1. И это Бсз в Я не латенK тно в смысле Псз, иначе его нельзя было бы активизировать, не сделав сз, а его осознание не доставляло бы таких больших трудноK стей. Таким образом, если мы видим необходимость постулироK вать наличие третьего, не вытесненного Бсз, мы должны признать, что характер бессознательности теряет для нас значение. Он стаK новится многозначным качеством, не допускающим далеко идуK щих и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее мы не должны пренебрегать им, так как в конце концов такое свойство, как сознательность или бесK сознательность, — единственный светоч во тьме глубинной псиK хологии. 1 [Эту точку зрения Фрейд отстаивал не только в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (там же), но и еще раньше в очерке «БессознательK ное» (1915е), с. 163–164 выше.] 307 II Я И ОНО В исследованиях патологии мы слишком односторонне сосреK доточились на изучении вытесненного. Нам хотелось бы больше узнать о Я с тех пор, как мы знаем, что и Я может быть бессознаK тельным в собственном смысле слова. Единственной точкой опоK ры при проведении наших исследований до сих пор был признак сознательности или бессознательности; в конце концов мы увиK дели, насколько он может быть многозначным. Все наше знание всегда связано с сознанием. Также и с Бсз мы можем познакомиться, только делая его сознательным. Но постойK те, как это возможно? Что значит: сделать нечто сознательным? Как это может произойти? Мы уже знаем, на что должны для этого опереться. Мы говоK рили, что сознание — это поверхность душевного аппарата, то есть в качестве функции мы отнесли его к некой системе, которая проK странственно является первой по отношению к внешнему миру. Впрочем, пространственно не только в смысле функции, но на этот раз и в смысле анатомического разделения1. Эту воспринимаK ющую поверхность необходимо принять за исходный пункт такK же и в нашем исследовании. Сразу оговорим, что сз все восприятия, приходящие извне (чувK ственные восприятия) и изнутри — то, что мы называем ощущениями и чувствами. Но как обстоит дело с теми внутренними процессами, которые мы — предварительно и неточно — можем назвать мыслиK тельными процессами? Достигают ли эти процессы, происходящие гдеKто внутри аппарата как смещения психической энергии на пути к действию, поверхности, где возникает сознание? Или сознание доK ходит до них? Мы видим, что это одна из трудностей, которые возниK кают, когда всерьез собираешься применить пространственное, топи# ческое представление о душевном событии. Обе возможности в равной мере немыслимы, здесь должно быть чтоKто третье2. В другом месте3 я уже высказывал предположение, что дейK ствительное различие между бсз и псз представлениями (мысляK 1 См. «По ту сторону принципа удовольствия» [(1920g), см. выше, с. 251.] [Более подробное обсуждение этой мысли содержится во втором раздеK ле работы «Бессознательное» (1915е), с. 143–146 в этом томе.] 3 «Бессознательное» (1915 [e, с. 173 и далее в этом томе]). 2 308 252 ми) состоит в том, что в первом случае материал остается неизвесK тным, тогда как в случае псз представления добавляется связь со словесными представлениями. Здесь впервые предпринята попытK ка указать для систем Псз и Бсз признаки, отличные от отношения к сознанию. Следовательно, вопрос: «Каким образом чтоKто стаK новится сознательным?» — целесообразнее задать в форме: «КаK ким образом чтоKто становится предсознательным?» И ответом было бы: «Через связь с соответствующими словесными представK лениями». Эти словесные представления — остатки воспоминаний, когK даKто они были восприятиями и, как все остатки воспоминаний, могут снова становиться осознанными. Но прежде, чем мы проK должим обсуждать их природу, выскажем зародившуюся у нас новую мысль: сознательным может стать только то, что когдаKто уже было сз восприятием, и что, помимо чувств, стремится изнутK ри стать сознательным; оно должно совершить попытку перейти во внешние восприятия. Это становится возможным благодаря следам воспоминаний. Мы полагаем, что остатки воспоминаний содержатся в систеK мах, которые непосредственно соприкасаются с системой В (= вос# приятие) — Сз, а потому их катексисы легко могут изнутри расK пространяться на элементы этой системы1. Здесь сразу появляется мысль о галлюцинации, а также о том, что самое живое воспомиK нание всегда можно отличить и от галлюцинации, и от внешнего восприятия2, но столь же быстро становится очевидным, что при воскрешении воспоминания в системе памяти сохраняются каK тексисы, тогда как не отличимая от восприятия галлюцинация, видимо, возникает тогда, когда катексис не только частично расK пространяется от следа воспоминания на ВKэлемент, но и полносK тью на него переходит. Словесные остатки происходят в основном от акустических восприятий3, и этим, так сказать, определяется особое чувственK 1 [Ср. главу VII, раздел Б «Толкования сновидений» (1900а), Studienaus# gabe, т. 2, с. 514–515.] 2 [Эта идея была высказана Брейером в подготовленном им теоретичесK ком разделе в «Этюдах об истерии» (1895); см. «Метапсихологическое дополK нение к теории сновидений» (1917d), выше с. 199 и прим. 1.] 3 [Основываясь на данных из патологии, Фрейд пришел к этому выводу в своей монографии об афазиях (1891b, там же, 92–94). См. в этой связи содержащуюся в ней диаграмму, которая воспроизводится в приложении «В» к статье «Бессознательное», с. 176 выше.] 309 253 ное происхождение системы Псз. Зрительными компонентами словесного представления как вторичными, приобретенными блаK годаря чтению, можно пока пренебречь, равно как и двигательK ными образами слова, которые у всех людей за исключением глуK хонемых играют роль подкрепляющих знаков. Ведь слово, собственно говоря, — это остаток воспоминания об услышанном слове. Мы не вправе забывать, например упрощения ради, о значеK нии остатков оптических воспоминаний о предметах или отриK цать, что осознание мыслительных процессов возможно через возK вращение к зрительным остаткам, и многие люди, поKвидимому, предпочитают такой способ. Представление о своеобразии этого зрительного мышления можно получить из изучения сновидений и исследования предсознательных фантазий, проведенного Я. ВаK рендонком1. Мы узнаем, что при этом большей частью осознается только конкретный материал мысли, но отношениям, которые прежде всего характеризуют мысль, зрительного выражения дать нельзя. Следовательно, мышление в образах — это лишь весьма несовершенное осознание. Кроме того, оно ближе к бессознательK ным процессам, чем вербальное мышление, и, несомненно, в онтоK и филогенетическом отношении древнее последнего. Итак — возвращаясь к нашей аргументации, — если именно таков путь, по которому нечто само по себе бессознательное стаK новится предсознательным, то на вопрос, каким образом нечто вытесненное мы делаем (пред)сознательным, следует ответить: создавая аналитической работой такие псз промежуточные звенья. Таким образом, сознание остается на своем месте, но и Бсз не подK нялось до Сз. Если отношение внешнего восприятия к Я совершенно очеK видно, то отношение внутреннего восприятия к Я требует особого исследования. ИзKза этого вновь возникает сомнение в том, дейK ствительно ли правильно относить все сознательное к поверхносK тной системе восприятиеKсознание (В#Сз). Внутреннее восприяK тие дает ощущения о процессах, происходящих в самых разных, разумеется, также и в самых глубоких слоях душевного аппарата. Они мало известны, а их лучшим образцом можно считать ряд 1 [Ср. книгу Варендонка (Varendonck, 1921), к которой Фрейд написал предисловие (1921b).] 310 254 удовольствиеKнеудовольствие. Они являются более древними, более элементарными, чем ощущения, проистекающие извне, и моK гут возникать также в состояниях помутненного сознания. Об их большом экономическом значении и его метапсихологическом обосновании я уже говорил в другой работе1. Эти ощущения имеK ют множественную локализацию, как и внешние восприятия, и могут поступать одновременно с разных сторон и при этом иметь разные, также и противоположные качества. Ощущения с характером удовольствия не содержат в себе ниK чего императивного, и наоборот, это качество в высшей степени присуще ощущениям неудовольствия. Они требуют изменения, отвода, и поэтому мы истолковываем неудовольствие как повыK шение, а удовольствие как снижение энергетического катексиса2. Если мы назовем то, что осознается как удовольствие или неудоK вольствие, количественноKкачественно «другим» в душевном проK цессе, то возникает вопрос: может ли такое другое осознаваться на месте или его надо подвести к системе В? Клинический опыт свидетельствует о последнем. Он покаK зывает, что это «другое» ведет себя словно вытесненный импульс. Оно может проявлять побудительные силы, при этом Я принужK дения не замечает. Только сопротивление принуждению, задержK ка реакции отвода сразу же позволяет осознать это другое как неK удовольствие. Подобно напряжению, вызванному потребностями, также и боль — нечто среднее между внешним и внутренним восK приятием — может оставаться бессознательной; она ведет себя как внутреннее восприятие даже тогда, когда происходит от внешнего мира. Таким образом, остается верным, что чувства и ощущения также становятся сознательными только благодаря тому, что досK тигают системы В; если переход прегражден, то они не возникают в виде ощущений, хотя соответствующее им «другое» в процессе возбуждения остается тем же. Упрощенно и не совсем правильно мы говорим в таком случае о бессознательных ощущениях, придерK живаясь аналогии с бессознательными представлениями, которая не вполне обоснованна. Различие заключается в следующем: чтоK бы довести бсз представление до Сз, сначала нужно создать для него связующие звенья, тогда как для ощущений, передающихся 1 2 [«По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), с. 254–255 выше.] [Там же, с. 231–232 выше.] 311 255 непосредственно, необходимость в этом отпадает. Иными словаK ми, различие между Сз и Псз в случае ощущений не имеет смысла, Псз здесь выпадает, ощущения бывают или сознательными, или бессознательными. Даже когда они связываются со словесными представлениями, они не обязаны им своим осознанием — они становятся сознательными непосредственно1. Теперь роль словесных представлений становится совершенK но ясной. Благодаря их содействию внутренние мыслительные процессы превращаются в восприятия. Тем самым как будто подK тверждается тезис: все знание происходит от внешнего восприяK тия. При гиперкатексисе мысли действительно воспринимаются словно извне и поэтому считаются верными. После такого разъяснения отношений между внешним и внутK ренним восприятием и поверхностной системой В–Сз мы можем приступить к расширению своих представлений о Я. Мы видим, что оно исходит из системы В как своего ядра и прежде всего охваK тывает Псз, опирающееся на остатки воспоминаний. Но, как мы узнали, Я тоже бывает бессознательным. Теперь, я думаю, мы получим большую пользу, если последуK ем инициативе одного автора, который напрасно по личным моK тивам заверяет, что ничего общего со строгой высокой наукой не имеет. Я говорю о Г. Гроддеке, который постоянно подчеркивает, что то, что мы называем нашим Я, в основном ведет себя в жизни пассивно, и, по его выражению, нас «оживляют» неизвестные, не поддающиеся управлению силы2. Все мы испытывали те же самые впечатления, хотя они и не овладевали нами настолько, что исK ключали все остальное, и мы должны отвести идее Гроддека надK лежащее место в структуре науки. Я предлагаю воздать ей должK ное, обозначив инстанцию, исходящую из системы В, которая вначале бывает псз, понятием Я, а остальное психическое, в котоK ром она продолжается и которое ведет себя как бсз, — по примеру Гроддека, — Оно3. Мы скоро увидим, можно ли извлечь из такого представлеK ния пользу для описания и понимания. Теперь индивид для нас — 1 [См. раздел III работы «Бессознательное» (1915е), с. 147–148 выше.] Г. Гроддек, «Книга об Оно» (1923). [См. «Предисловие издателей» на с. 296.] — Сам Гроддек, вероятно, последовал примеру Ницше, который часто употреблял это грамматическое выражение для обозначения безличного и, так сказать, природноKнеобходиK мого в нашей сущности. 2 3 312 256 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) это психическое Оно, непознанное и бессознательное, на поверхK ности которого покоится Я, развившееся из системы В как ядра. Если мы хотим дать графическое изображение, то можно добаK вить, что Я не охватывает Оно целиком, а только постольку, поK скольку система В образует его [Я] поверхность, то есть примерно так, как зародышевый диск расположен в яйце. Я не отделено строK го от Оно и внизу с ним сливается. Но и вытесненное сливается с Оно, являясь лишь его частью. Вытесненное отделено от Я только с помощью сопротивлений, сопровождающих вытеснение, и может сообщаться с ним через Оно. Мы сразу видим, что почти все разграничения, описанные нами на основании данных патологии, относятся только к — единK ственно нам известным — поверхностным слоям душевного аппаK рата. Мы могли бы представить эти отношения в виде рисунка1, который служит лишь для наглядности изображения и не претенK дует на особое истолкование. Добавим только, что на Я как бы надет «слуховой колпак», причем, по свидетельству специалистов в области анатомии мозга, только на одну сторону, так сказать, набекрень2. Легко убедиться, что Я — это часть Оно, измененная под непосK редственным воздействием внешнего мира и при содействии В–Сз, своего рода продолжение дифференциации поверхности. Я старается 1 [Ср. несколько отличающуюся диаграмму в конце 31Kй лекции «Нового цикла» (1933а), Studienausgabe, т. 1, с. 515. Совершенно другое графическое изображение в «Толковании сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 517, а также предшествующее ему изображение в письме Флиссу от 6 декабря 1896 года (Freud, 1950а, письмо № 52) касаются как функции, так и структуры.] 2 [Здесь Фрейд, возможно, имел в виду высший мозговой акустический центр, речевой центр Вернике, расположенный в мозгу и играющий опредеK ленную роль в понимании речи. Ср. выше, прим. 3 на с. 309.] 313 257 также донести до Оно влияния и намерения внешнего мира, стремится заменить принцип удовольствия, безраздельно властвующий в Оно, принципом реальности. Восприятие играет для Я такую же роль, каK кая в Оно отводится влечениям. Я репрезентирует то, что можно наK звать разумом и рассудительностью, в противоположность Оно, соK держащему страсти. Все это совпадает с общеизвестными популярными разграничениями, но такое утверждение также следует считать праK вильным только для усредненного или идеального случая. Функциональная важность Я выражается в том, что в обычных условиях оно распоряжается доступом к подвижности. Так, по отK ношению к Оно Я похоже на всадника, который должен обуздать превосходящую по силе лошадь, с той только разницей, что всадK ник пытается это сделать собственными силами, а Я — взятыми взаймы. Это сравнение можно продолжить. Как и всадник, оно не хочет расстаться с лошадью, зачастую ему не остается ничего другоK го, как вести ее туда, куда хочется ей; так и Я обычно превращает волю Оно в действие, словно это была его собственная воля1. Помимо влияния системы В, на возникновение Я и его отделеK ние от Оно, поKвидимому, повлиял еще один момент. Собственное тело и прежде всего его поверхность — это как раз то место, из которого могут исходить одновременно внешние и внутренние восK приятия. С помощью зрения оно воспринимается как другой объект, но на уровне осязания дает ощущения двоякого рода, одни из котоK рых могут быть приравнены внутреннему восприятию. В психоK физиологии было в достаточной мере объяснено, каким образом собственное тело выделяется из мира восприятий. Похоже, что боль при этом также играет определенную роль, а способ, которым чеK ловек при сопровождающихся болью заболеваниях получает знаK ние о своих органах, является, пожалуй, прототипом того, как у неK го вообще возникает представление о собственном теле. Я прежде всего телесно, оно представляет собой не только неK кое существо, имеющее поверхность, но и само есть проекция этой поверхности2. Если подыскать ему анатомическую аналогию, то 1 [Сравнение со всадником и лошадью содержится также в 31Kй лекции «Нового цикла» (1933а), Studienausgabe, т. 1, с. 514.] 2 [«I. e. the ego is ultimately derived from bodily sensations, chiefly from those springing from the surface of the body. It may thus be regarded as a mental projection of the surface of the body, besides, as we have seen above, representing the superficies of the mental apparatus». «То есть Эго в конечном счете происходит от телесных 314 258 скорее всего его можно идентифицировать с «человечком с мозгом» анатомов, который в коре мозга стоит на голове, вытягивает пятки кверху, глядит назад, а на левой стороне, как известно, у него нахоK дится речевая зона. Отношению Я к сознанию неоднократно отдавалось должK ное, и все же здесь следует вновь описать некоторые важные факты. Привыкшие во все привносить социальную или этиK ческую оценку, мы не удивимся, услышав, что кипение низK ших страстей происходит в бессознательном, но ожидаем, что душевные функции тем проще найдут надежный доступ к соK знанию, чем выше они оцениваются. Однако здесь психоанаK литический опыт нас разочаровывает. С одной стороны, у нас есть доказательства, что даже тонкая и трудная интеллектуальK ная работа, обычно требующая напряженного размышления, может совершаться бессознательно, не доходя до сознания. ТаK кие случаи не вызывают никаких сомнений, они происходят, например, в состоянии сна и выражаются в том, что человек непосредственно после пробуждения знает решение трудной математической или иной задачи, над которой он тщетно бился накануне 1. Однако гораздо более странное впечатление производит друK гой опыт. В ходе своих анализов мы узнаем, что есть люди, у котоK рых самокритика и совесть, то есть чрезвычайно ценная работа души, являются бессознательными и оказывают чрезвычайно важK ное воздействие, будучи бессознательными; тот факт, что при анаK лизе сопротивление остается бессознательным, — отнюдь не единK ственная ситуация такого рода. Но новый опыт, вынуждающий нас, несмотря на все критическое понимание, говорить о бессозна# ощущений, главным образом, ощущений, проистекающих из поверхности тела. Таким образом, оно может быть расценено как психическая проекция поверхности тела, кроме того, как мы видели выше, из ощущений, репрезенK тирующих поверхность психического аппарата». — Это примечание, напиK санное в оригинале на английском языке, впервые встречается в переводе, опубликованном в 1927 году в Лондоне (The Ego and the Id), где оно отмечено как принадлежащее Фрейду. Во всех прежних немецких изданиях это приK мечание отсутствует; его немецкая версия не сохранилась.] 1 Как раз о таком факте мне сообщили совсем недавно, причем в качестве возражения против моего описания «работы сновидения». [Ср. «Толкование сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 87 и 538.] 315 259 тельном чувстве вины1, озадачивает нас еще больше и задает нам новые загадки, особенно если мы постепенно начинаем догадыK ваться, что такое бессознательное чувство вины играет решающую в экономическом отношении роль в большом числе неврозов и создает сильнейшее препятствие на пути к выздоровлению2. Если вернуться к нашей оценочной шкале, то мы должны сказать: не только самое глубокое, но и самое высокое в Я может быть бессозK нательным. Таким образом нам словно демонстрируется то, что мы ранее говорили о сознательном Я, а именно: прежде всего это телесное Я. 1 [Эта формулировка содержится еще в работе Фрейда «Навязчивые дейK ствия и религиозные отправления» (1907h), Studienausgabe, т. 7, с. 18. Однако наметки этой идеи относятся к гораздо более раннему периоду, в частности, их можно найти в разделе II первого очерка Фрейда, посвященного защитK ным психоневрозам (1894а).] 2 [См. в этой связи с. 338 и далее в этом томе.] 316 III Я И СВЕРХKЯ (ЯKИДЕАЛ) Если бы Я было только частью Оно, изменившейся под влияK нием системы восприятия, то есть представителем реального внешK него мира в психике, то все было бы просто. Но здесь добавляется нечто иное. Мотивы, побудившие нас предположить наличие в Я еще одK ной ступени — дифференциации внутри самого Я, — которую можно назвать Я#идеалом или Сверх#Я1, уже были разъяснены в других местах. Эти мотивы обоснованны 2. То, что эта часть Я имеет менее прочные отношения с сознанием, — новость, нужK дающаяся в объяснении. Здесь нам придется сделать небольшое отступление. Нам удаK лось разъяснить болезненные страдания при меланхолии благодаK ря предположению, что в Я восстанавливается утраченный объект, то есть объектный катексис заменяется идентификацией3. Но тогK да мы еще не понимали всего значения этого процесса и не знали, как часто он встречается и насколько он типичен. Позднее мы поK няли, что такая замена играет важную роль в образовании Я и вноK сит существенный вклад в формирование того, что человек назыK вает своим характером4. 1 [См. «Предисловие издателей», выше, с. 297–299.] «О введении поняK тия “нарцизм”» [(1914c), с. 39 и далее в этом томе], «Психология масс и анаK лиз Я» [1921c]. 2 Только то, что функцию проверки реальности я приписал этому СверхKЯ, представляется ошибочным и нуждается в исправлении. [См. «ПсиK хология масс и анализ Я» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 107 и прим., а также «Предварительные замечания издателей» к метапсихологической статье о сноK видениях (1917d), с. 190 выше.] Если бы проверка реальности оставалась собственной задачей Я, то это вполне соответствовало бы его отношениям с миром восприятий. — Также и более ранние, весьма неопределенные высK казывания о ядре Я теперь необходимо скорректировать в том смысле, что ядром Я следует признать только систему В–Сз. [В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g) Фрейд назвал бессознательную часть Я его ядром (выше, с. 243); а в своей более поздней работе, посвященной юмору (1927d), ядром Я он назвал СверхKЯ (см. Studienausgabe, т. 4, с. 280).] 1 «Печаль и меланхолия» [(1917e), выше, с. 217.] 2 [Некоторые ссылки на другие работы, в которых Фрейд обсуждает вопK рос формирования характера, содержатся в примечании в конце работы «ХаK рактер и анальная эротика» (1908b), Studienausgabe, т. 7, с. 30.] 317 261 Изначально, в примитивной оральной фазе развития индиK вида, объектный катексис и идентификацию, пожалуй, не разлиK чить1. Позднее можно только предположить, что объектные каK тексисы исходят из Оно, которое ощущает эротические стремления как потребности. Я, вначале пока еще слабое, получает знание об объектных катексисах, поддается им или пытается защититься от них через процесс вытеснения2. Если человеку приходится или становится необходимым поK кинуть такой сексуальный объект, то взамен нередко происходит изменение Я, которое, как и при меланхолии, следует описать как укрепление объекта в Я; дальнейшие подробности этой замены нам пока неизвестны. Возможно, благодаря такой интроекции, которая представляет собой своего рода регрессию к механизму оральной фазы, Я облегчает или делает возможным отказ от объекK та. Возможно, эта идентификация вообще и есть то условие, при котором Оно отказывается от своих объектов. Во всяком случае, этот процесс — особенно в ранних фазах развития — встречается очень часто, и мы можем предположить, что характер Я является осадком катексисов объектов, от которых пришлось отказаться, что он содержит историю этих объектных выборов. Разумеется, с самого начала следует допустить наличие шкалы сопротивляеK мости, то есть того, насколько характер человека отвергает или принимает эти влияния из истории выборов эротических объекK тов. Думается, что у женщин, имевших большой любовный опыт, легко можно выявить в чертах характера остатки их объектных катексисов. Надо учитывать также одновременность объектного катексиса и идентификации, то есть изменение характера еще до того, как произошел отказ от объекта. В этом случае изменение характера может оказаться более продолжительным, чем катексис объекта, и в известном смысле его законсервировать. 1 [Ср. главу VII работы «Психология масс и анализ Я» (1921с), Studien# ausgabe, т. 9, с. 98.] 2 Интересную параллель замене выбора объекта идентификацией содерK жат вера первобытного человека в то, что свойства съеденного животного перейдут к тому, кто его съел, и основанные на ней запреты. Как известно, эта вера служит также одним из обоснований каннибализма и проявляется в целом ряде обычаев тотемной трапезы вплоть до святого причастия. [Ср. «Тотем и табу» (1912–1913).] Следствия, которые здесь приписываются оральK ному овладению объектом, полностью относятся и к последующему выбору сексуального объекта. 318 262 Согласно другой точке зрения, это преобразование выбора эротического объекта в изменение Я также представляет собой способ, благодаря которому Я может овладеть Оно и углубить свои отношения с ним, правда, ценой значительной уступчивости его переживаниям. Принимая черты объекта, Я, так сказать, навязыK вает себя Оно в качестве объекта любви, старается возместить Оно его потерю, говоря: «Смотри, ты можешь любить и меня, ведь я так похоже на объект». Превращение объектного либидо в нарциссическое либидо, которое здесь происходит, очевидно, приводит к отказу от сексуK альных целей, к десексуализации, то есть к своего рода сублимаK ции. Более того, возникает вопрос, заслуживающий более подробного рассмотрения, а именно: не является ли это общераспK ространенным путем к сублимации, не совершается ли всякая субK лимация при содействии Я, которое сначала превращает сексуальK ное объектное либидо в нарциссическое, чтобы затем, быть может, поставить ему другую цель1? Позднее мы еще обсудим вопрос, не может ли это превращение повлиять на судьбы влечений и поK другому, например, повлечь за собой расслоение различных сливK шихся друг с другом влечений2. Мы отклоняемся от цели, однако не можем не остановить свое внимание на какоеKто время на объектных идентификациях Я. Если они берут верх, становятся слишком многочисленными, чеK ресчур сильными и несовместимыми друг с другом, то можно ожиK дать патологического результата. Дело может дойти до расщеплеK ния Я, когда отдельные идентификации изKза сопротивлений изолируются друг от друга, и, возможно, тайна случаев так назыK ваемой множественной личности как раз и заключается в том, что отдельные идентификации попеременно привлекают к себе соK знание. Даже если до этого не доходит, все же возникает вопрос конфликтов между различными идентификациями, на которые 1 Теперь, после отделения Я от Оно, огромным резервуаром либидо в том значении, в каком оно рассматривается в работе «О введении понятия “нарцизм”» [1914c, с. 47 выше], следует признать Оно. Либидо, поступаюK щее в Я благодаря описанным идентификациям, создает его «вторичный нар# цизм». [Эта точка зрения обсуждается далее на с. 357–358.] 2 [К теме, рассматриваемой в этом абзаце, Фрейд возвращается ниже, на с. 357 и 365. Концепция смешения и расслоения влечений обсуждается на с. 330–331.] 319 263 распадается Я, — конфликтов, которые в конечном счете отнюдь не всегда можно охарактеризовать как патологические. Какую бы форму ни приобрело последующее сопротивлеK ние характера влияниям отвергнутых объектных катексисов, воздействие первых идентификаций, произошедших в самом раннем возрасте, будет всеобщим и стойким. Это возвращает нас к возникновению ЯKидеала, ибо за ним скрывается первая и самая важная идентификация индивида — идентификация с отцом в личное доисторическое время1. Она, поKвидимому, не является следствием или результатом катексиса объекта, эта идентификация прямая, непосредственная и более ранняя, чем любой объектный катексис 2 . Однако кажется, что выборы объекта, относящиеся к первому сексуальному периоду и касаK ющиеся отца и матери, при нормальном ходе событий приводят к подобной идентификации и тем самым усиливают первичK ную идентификацию. Тем не менее эти отношения настолько сложны, что возникаK ет необходимость описать их подробнее. Эта сложность обусловK лена двумя моментами — треугольной конструкцией эдиповых отношений и конституциональной бисексуальностью индивида. Упрощенно формирование эдипова комплекса у ребенка мужK ского пола можно представить следующим образом: уже в самом раннем возрасте у него возникает в отношении матери объектный катексис, исходным пунктом которого является материнская грудь, и этот катексис служит образцовым примером выбора объекта по типу примыкания3; отцом же мальчик овладевает поK средством идентификации. Некоторое время два этих вида отноK шений существуют параллельно, пока в результате усиления секK 1 Наверное, осторожнее было бы сказать «с родителями», ибо до четкого понимания половых различий, отсутствия пениса, отец и мать не расцениваK ются поKразному. Из истории одной молодой женщины мне недавно довеK лось узнать, что после того как она заметила у себя отсутствие пениса, она полагала, что этот орган отсутствует не у всех женщин, а только у тех, кого она считала неполноценными. По ее мнению, у ее матери он сохранился. [Ср. примечание к работе «Инфантильная генитальная организация» (1923е), Studienausgabe, т. 5, с. 240, прим. 2.] Ради простоты изложения я буду говоK рить только об идентификации с отцом. 2 [См. начало главы II «Психологии масс» (1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 98.] 3 [См. работу о нарцизме (1914с), с. 53 и далее в этом томе.] 320 264 суальных влечений к матери и понимания того, что отец представK ляет собой помеху для этих влечений, не возникает эдипов компK лекс1. Теперь идентификация с отцом приобретает оттенок вражK дебности и обращается в желание устранить отца, чтобы занять его место у матери. Отныне отношение к отцу становится амбиваленK тным; как будто амбивалентность, с самого начала содержавшаяся в идентификации, теперь стала явной. Амбивалентная установка к отцу и исключительно нежное объектное стремление к матери составляют у мальчика содержание простого, позитивного эдипоK ва комплекса. При разрушении эдипова комплекса объектный катексис маK тери должен быть устранен. Вместо него могут произойти две вещи: либо возникнет идентификация с матерью, либо усилится иденK тификация с отцом. Последний исход мы обычно рассматриваем как более естественный, он позволяет в известной мере сохранить нежное отношение к матери. Таким образом, благодаря крушеK нию эдипова комплекса2 укрепилась бы мужественность в харакK тере мальчика. Совершенно аналогичным образом 3 эдипова установка маленькой девочки может вылиться в усиление ее иденK тификации с матерью (или возникновение таковой), которая опK ределяет женские черты характера ребенка. Эти идентификации не соответствуют нашему ожиданию4, ибо они не вводят в Я потерянный объект; но и такой результат тоже бывает, причем у девочек его наблюдать проще, чем у мальчиков. Из анализа очень часто можно узнать, что маленькая девочка, вынужденная отказаться от отца как объекта любви, проявляет теперь свою мужественность и идентифицируется не с матерью, а с отцом, то есть с потерянным объектом. При этом очевидно, что многое зависит от того, достаточно ли сильны ее мужские задатки, в чем бы они ни состояли. 1 Ср. «Психология масс и анализ Я» ([1921c] там же). [Ср. работу Фрейда под тем же названием (1924d), в которой он расK сматривает эту проблему более подробно.] 3 [От представления о том, что разрешение эдипова комплекса у девочек и мальчиков происходит «совершенно аналогичным образом», Фрейд неK много позднее отказался. См. «Предварительные замечания издателей» к раK боте «Некоторые психические последствия анатомического различия полов» (1925i), Studienausgabe, т. 5, с. 254–256.] 4 [Ср. описание на с. 318 в этом томе.] 2 321 265 Таким образом, разрешение эдиповой ситуации в идентифиK кации с отцом или матерью у обоих полов зависит, поKвидимому, от относительной силы соответствующих задатков. Это один из способов, которым бисексуальность вмешивается в судьбу эдиK пова комплекса. Еще более важен другой способ. А именно: создаK ется впечатление, что простой эдипов комплекс вообще не являK ется наиболее распространенным; скорее, он соответствует некоторому упрощению или схематизации, которая, однако, доK вольно часто остается оправданной на практике. Чаще всего в ходе тщательного исследования выявляется более полный эдипов комK плекс, который бывает двоякого рода — позитивным и негативK ным, в зависимости от первоначальной бисексуальности ребенка; то есть мальчику не только присущи амбивалентная установка по отношению к отцу и продиктованный нежными чувствами объекK тный выбор матери, но вместе с тем он ведет себя как девочка — проявляет нежную женскую установку по отношению к отцу и соK ответствующую ревнивоKвраждебную — к матери. ИзKза этого вмешательства бисексуальности становится очень сложно прослеK дить отношения между примитивными выборами объекта и иденK тификациями и еще труднее — доходчиво описать их. Возможно также, что амбивалентность, выявленную в отношении к родитеK лям, следовало бы целиком свести к бисексуальности, и что она не возникает, как я описывал выше, из идентификации вследствие установки соперничества1. Я думаю, мы поступим правильно, допустив существование полного эдипова комплекса вообще и у невротиков особенно. ДаK лее, аналитический опыт показывает, что во множестве случаев та или иная составная часть его исчезает, не оставляя заметных слеK дов; в результате получается ряд, на одном конце которого нахоK дится нормальный, позитивный, а на другом конце — обратный, 1 [Убежденность Фрейда в значении бисексуальности простирается в даK лекое прошлое. Например, в первом издании «Трех очерков» (1905d) он пиK сал: «Я …думаю, что без учета бисексуальности едва ли можно прийти к пониманию фактически наблюдаемых сексуальных проявлений у мужчины и женщины». (Studienausgabe, т. 5, с. 124.) Но еще раньше в письме Флиссу (который оказал на него значительное влияние в этой области) есть место, посвященное бисексуальности, которое, по существу, предвосхищает вышеK упомянутый пассаж (Freud, 1950а, письмо № 113 от 1 августа 1899 года): «…бисексуальность! По поводу которой ты, несомненно, прав. Я также приK выкаю понимать любой сексуальный акт как некий процесс, происходящий между четырьмя индивидами».] 322 266 негативный эдипов комплекс, средние же звенья отображают полK ную форму комплекса с неодинаковым участием обоих компоK нентов. При разрушении эдипова комплекса четыре содержащихK ся в нем стремления будут сочетаться таким образом, что из них получится одна идентификация с отцом и одна — с матерью. ИденK тификация с отцом удержит материнский объект позитивного комплекса и одновременно заменит отцовский объект обратного комплекса; нечто подобное происходит при идентификации с маK терью. В различной силе выражения обеих идентификаций отраK зится неравенство обоих половых задатков. Таким образом, можно предположить, что самый общий итог сексуальной фазы, в которой властвует эдипов комплекс, — это от# ражение в Я этих двух каким#то образом согласованных между собой идентификаций. Это изменение Я сохраняет свое особое положение, оно противостоит другому содержанию Я в качестве Я#идеала или Сверх#Я. Однако СверхKЯ — это не просто осадок первых выборов объекK та со стороны Оно, СверхKЯ имеет также значение энергичной реK акции против них. Его отношение к Я не исчерпывается призывом «Ты должен быть таким же (как отец)», оно включает также запрет: «Таким (как отец) ты не смеешь быть, то есть ты не вправе делать всего, что делает отец; коеKчто остается только за ним». Эта двойK ственность ЯKидеала объясняется тем, что ЯKидеал использовался для вытеснения эдипова комплекса, более того, своим возникновеK нием он как раз и обязан такому повороту. Очевидно, вытеснение эдипова комплекса было непростой задачей. Поскольку родители, особенно отец, воспринимаются как помеха осуществлению эдиK повых желаний, инфантильное Я укрепилось, чтобы совершить это вытеснение, создав само в себе такое же препятствие. В известной мере эти силы были заимствованы им у отца, и это заимствование представляет собой акт, имеющий чрезвычайно важные последK ствия. СверхKЯ сохранит характер отца, и чем сильнее был эдипов комплекс, чем стремительнее (под влиянием авторитета, религиозK ного учения, образования и чтения) происходило его вытеснение, тем строже СверхKЯ позднее будет повелевать Я в виде совести, возK можно, в виде бессознательного чувства вины. Откуда оно черпает силы для такого господства, откуда берется его принудительный характер, выражающийся в форме категорического императива, — на этот счет я позже выскажу [с. 337] одно предположение. 323 267 Еще раз рассмотрев описанное здесь возникновение СверхKЯ, мы должны будем признать, что оно является результатом влияK ния двух в высшей степени важных биологических факторов — длительной беспомощности и зависимости человека в детстве и наK личия у него эдипова комплекса, который мы свели к прерываK нию либидинозного развития в латентный период и, таким обраK зом, к двухфазному началу сексуальной жизни у человека1. Согласно психоаналитической гипотезе, последняя, поKвидимому, специK фически человеческая особенность предстает как унаследованное в ходе культурного развития качество, к возникновению котороK го привел ледниковый период2. Таким образом, в отделении СверхKЯ от Я нет ничего случайного, оно отражает самые важные черты индивидуального развития и развития вида; более того, приK давая влиянию родителей устойчивое выражение, оно увековечиK вает существование факторов, которым обязано своим происхожK дением. Психоанализ бесчисленное количество раз упрекали в том, что ему нет дела до высшего, морального, надличного в человеке. Этот упрек был несправедлив вдвойне — и в историческом, и в методиK ческом отношении. ВоKпервых, потому, что моральным и эстетиK ческим тенденциям в Я с самого начала приписывался импульс к выK 1 [По настоятельному указанию Фрейда в опубликованный в 1927 году перевод, который был сделан Джоан Ривьер, была включена несколько измеK ненная версия данного отрывка. Однако до сих пор эти исправления не были внесены ни в одно из немецких изданий. В пересмотренной Фрейдом редакK ции (немецкого текста которой не существует) он звучит следующим обраK зом: «If we consider once more the origin of the superKego as we have described it, we shall recognize that it is the outcome of two highly important factors, one of a biological and the other of a historical nature; namely, the lengthy duration in man of his childhood helplessness and dependence, and the fact of his Oedipus complex, the repression of which we have shown to be connected with the interruption of libidinal development by the latency period and so with the diphasic onset of man’s sexual life». («Если мы еще раз рассмотрим возникновение СверхKЯ, как мы его описали, то должны будем признать, что оно является результатом влияния двух в высшей степени важных факторов, один из которых имеет биологиK ческую, а другой — историческую природу; а именно длительной беспомощK ности и зависимости человека в детстве и наличия у него эдипова комплекса, вытеснение которого, как было нами показано, связано с прерыванием либиK динозного развития в латентный период и, таким образом, с двухфазным началом сексуальной жизни у человека».)] 2 [Эта идея была выдвинута Ференци (1913а). Еще более определенно Фрейд поддержал ее в конце главы Х работы «Торможение, симптом и тревоK га» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 293–294.] 324 268 теснению; воKвторых, потому, что никто не хотел признавать, что психоаналитическое исследование не могло выступить как филоK софия, с полной и завершенной научной системой, а должно было шаг за шагом прокладывать себе путь к пониманию душевных проK блем посредством аналитического разбора нормальных и анормальK ных феноменов. Нам не нужно было разделять трепетное беспоK койство о наличии высшего в человеке, пока мы должны были заниматься изучением вытесненного в душевной жизни. Теперь, осмелившись приступить к анализу Я, мы можем ответить всем тем, кто, испытав потрясение своего нравственного сознания, сетоK вал, что должно же быть в человеке высшее существо: «Разумеется, и это высшее существо — ЯKидеал или СверхKЯ, репрезентация наK шего отношения к родителям. Будучи маленькими детьми, мы знаK ли этих высших существ, восхищались ими, боялись их, а позднее приняли в самих себя». Таким образом, ЯKидеал представляет собой наследие эдипова комплекса и вместе с тем выражение сильнейших побуждений Оно и важнейших судеб его либидо. Создав такой идеал, Я одолело эдипов комплекс и одновременно подчинило себя Оно. Если Я, в сущносK ти, — это репрезентант внешнего мира, реальности, то СверхKЯ проK тивостоит ему как поверенный внутреннего мира, Оно. Конфликты между Я и идеалом в конечном счете будут отражать — к этому мы теперь уже подготовлены — противоположности реального и психиK ческого, внешнего мира и мира внутреннего. То, что биология и судьбы человеческого вида создали и остаK вили после себя в Оно, перенимается Я благодаря образованию идеала и индивидуально заново в нем переживается. В силу самой истории своего образования ЯKидеал имеет самую тесную связь с тем, что было приобретено индивидом в филогенезе, его архаическим наK следием. То, что в отдельной душевной жизни относилось к самым глубоким слоям, благодаря образованию идеала становится наиK высшим в душе человека в значении наших оценок. Однако было бы напрасным трудом стараться локализовать ЯKидеал хотя бы анаK логичным образом, как Я1, или подогнать его под одно из тех сравK нений, с помощью которых мы пытались изобразить отношения между Я и Оно. 1 [Соответственно, на диаграмме на с. 313 СверхKЯ не представлено. И наK оборот, оно появляется на более поздней диаграмме в 31Kй лекции «Нового цикла» (1933а), Studienausgabe, т. 1, с. 515.] 325 269 Легко показать, что ЯKидеал удовлетворяет всем требованиK ям, которые предъявляются к высшему существу в человеке. В каK честве замены стремления к отцу оно содержит в себе зародыш, из которого образовались все религии. Суждение о собственной неK состоятельности при сравнении Я со своим идеалом вызывает то смиренное религиозное ощущение, на которое ссылается страстно верующий. В ходе дальнейшего развития роль отца продолжали играть учителя и авторитеты; их заветы и запреты сохранили свою власть в ЯKидеале и теперь осуществляют моральную цензуру в виK де совести. Напряженные отношения между требованиями совесK ти и поступками Я ощущаются как чувство вины. Социальные чувства основаны на идентификациях с другими людьми, возниK кающих изKза сходства ЯKидеала. Религия, мораль и социальное чувство — эти главные содерK жания высшего в человеке1 — первоначально составляли единое целое. Согласно гипотезе, изложенной в работе «Тотем и табу»2, филогенетически они были приобретены на основе отцовского комплекса; религия и моральные ограничения — благодаря преK одолению собственно эдипова комплекса, социальные чувства — в силу необходимости преодолеть сохранявшееся соперничеK ство между представителями молодого поколения. Во всех этих моральных приобретениях мужской пол, поKвидимому, шел во главе; перекрестное наследование сделало их также достоянием женщин. И сегодня социальные чувства у отдельного человека поKпрежнему возникают как надстройка над импульсами ревK нивого соперничества между сестрами и братьями. Поскольку враждебные побуждения нельзя удовлетворить, возникает иденK тификация с первоначальным соперником. Наблюдения за умеK ренными гомосексуалистами подтверждают предположение, что и эта идентификация представляет собой замену основанного на нежных чувствах выбора объекта вместо агрессивноKвраждебной установки3. Однако с упоминанием филогенеза возникают новые проблеK мы, от разрешения которых хотелось бы осторожно уклониться. 1 Наука и искусство оставлены здесь в стороне. [Freud, 1912–1913, Studienausgabe, т. 9, с. 430 и далее.] Ср. «Психология масс и анализ Я» [(1921с), Studienausgabe, т. 9, с. 111–112]. — «О невротических механизмах при ревности, паранойе и гоK мосексуализме» [(1922b), Studienausgabe, т. 7, с. 227]. 2 3 326 270 Но ничего не поделаешь, следует отважиться на попытку ответа, даже если опасаешься, что она разоблачит недостаточность всех наших усилий. Вопрос таков: кто в свое время приобрел религию и нравственность на основе отцовского комплекса — Я первобытK ного человека или его Оно? Если это было Я, то почему мы не говорим просто о наследовании в Я? Если это было Оно, то как это согласуется с характером Оно? Или, может быть, нельзя переноK сить дифференциацию на Я, СверхKЯ и Оно на такие ранние вреK мена? Или надо честно признаться, что все представление о проK цессах Я ничего не дает для понимания филогенеза и неприменимо к нему? Ответим сначала на то, на что ответить проще всего. ДиффеK ренциацию на Я и Оно мы должны признать не только у первоK бытных людей, но и у гораздо более простых живых существ, поK скольку она является необходимым выражением влияния внешнего мира. Возникновение СверхKЯ мы только что вывели из тех переживаний, которые привели к тотемизму. Вопрос о том, кому достались те знания и приобретения — Я или Оно, — вскоре отпадает сам собой. Следующее соображение говорит нам, что Оно не может пережить или испытать внешнюю судьбу, кроме как чеK рез Я, которое замещает у него внешний мир. Однако о прямом наследовании в Я все же говорить нельзя. Здесь открывается проK пасть между реальным индивидом и понятием вида. Кроме того, нельзя слишком жестко подходить к различию между Я и Оно, нельзя забывать, что Я представляет собой наиболее дифференK цированную часть Оно [см. с. 293]. Сначала кажется, что пережиK вания Я оказываются потерянными для наследования, но если они достаточно часто и интенсивно повторяются у многих следующих друг за другом поколений людей, то они, так сказать, превращаK ются в переживания Оно, впечатления которых закрепляются блаK годаря наследованию. Таким образом, наследственное Оно закK лючает в себе остатки бесчисленных существований Я, и когда Я черпает свое СверхKЯ из Оно, оно, пожалуй, лишь вновь обнаK руживает более давние формы Я, их воскрешая . Из истории возникновения СверхKЯ становится понятным, что ранние конфликты Я с объектными катексисами Оно могут продолжаться в конфликтах с их наследником — СверхKЯ. Если Я плохо удается преодоление эдипова комплекса, то его проистеK кающий из Оно энергетический катексис вновь проявляется в реK 327 271 активном образовании ЯKидеала. Тесная связь этого идеала с бсз импульсами влечений позволяет разгадать загадку, почему сам идеал большей частью может оставаться бессознательным, недоK ступным для Я. Борьба, бушевавшая в более глубоких слоях и не прекратившаяся в результате быстрой сублимации и идентифиK кации, продолжается, как на картине Каульбаха «Битва гуннов», в более высокой сфере1. 1 [Речь идет об изображении битвы при Шалоне, в которой в 451 году римляне и вестготы победили Аттилу. Вильгельм фон Каульбах (1805–1874) сделал ее сюжетом фрески, первоначально предназначавшейся для Нового музея в Берлине. На картине мертвые воины продолжают сражаться на небеK сах, согласно легенде, которая восходит к жившему в шестом веке неоплатоK нику Дамаскиосу.] 328 IV ДВА ВИДА ВЛЕЧЕНИЙ Мы уже говорили, что, если разделение нами психического суK щества на Оно, Я и СверхKЯ означает шаг вперед в нашем познании, то оно должно также стать средством более глубокого понимания и лучшего описания динамических отношений душевной жизни. Мы уже также выяснили [см. с. 314–315], что Я находится под особым влиянием восприятия, и в целом можно сказать, что восприятия имеK ют для Я то же значение, что и влечения для Оно. Но при этом Я подK вергается воздействию влечений точно так же, как и Оно; ведь Я — это лишь наиболее модифицированная часть Оно. Недавно (в работе «По ту сторону принципа удовольствия» [1920g]) я изложил свои представления о влечениях; я буду здесь их придерживаться, и они будут положены в основу дальнейшего обK суждения. Я говорил, что следует различать два вида влечений, одни из которых — сексуальные влечения, или эрос, — гораздо более очеK видны и более доступны изучению. Они охватывают не только ниK чем не стесненное сексуальное влечение как таковое и производные от него целезаторможенные и сублимированные импульсы влечеK ния, но и влечение к самосохранению, которое мы должны припиK сать Я и которое мы в начале аналитической работы с полным осноK ванием противопоставили сексуальным объектным влечениям. Рассмотрение второго вида влечений было сопряжено для нас с трудK ностями; в конце концов мы пришли к тому, чтобы рассматривать садизм в качестве его репрезентантов. На основе теоретических расK суждений, опирающихся на биологию, мы выдвинули гипотезу о суK ществовании влечения к смерти, перед которым стоит задача привесK ти органическое живое в безжизненное состояние, тогда как эрос преследует цель усложнить жизнь путем объединения рассеянных частиц живой субстанции и, разумеется, сохранить ее при этом. Оба влечения ведут себя в самом строгом смысле слова консервативно, стремясь восстановить состояние, нарушенное возникновением жизK ни. Таким образом, возникновение жизни стало причиной продолK жения жизни и вместе с тем стремления к смерти, а сама жизнь — борьбой и компромиссом между двумя этими стремлениями. Вопрос о происхождении жизни остается космологическим, а на вопрос о цеK ли и назначении жизни можно дать дуалистический ответ1. 1 [См. ниже, прим. 2 на с. 335.] 329 273 Каждому из этих двух видов влечений присущ особый физиK ологический процесс (синтез и распад), в каждой части живой субK станции действуют оба влечения, но все же в неравных пропорциях, и поэтому одна субстанция может стать основным представителем эроса. Пока совершенно невозможно представить себе, каким обраK зом влечения обоих этих видов соединяются, смешиваются, обраK зуют друг с другом сплавы; но гипотеза о том, что это происходит регулярно и в больших масштабах, в нашем контексте неопроверK жима. В результате соединения элементарных одноклеточных организмов и превращения их в многоклеточные живые существа удалось нейтрализовать влечение к смерти отдельной клетки и при помощи особого органа отвести деструктивные импульсы во внеK шний мир. Этим органом была мускулатура, а влечение к смерK ти — вероятно, все же только частично — выразилось в виде дест# руктивного влечения, направленного против внешнего мира и других живых существ1. Если мы приняли представление о смешении двух видов влеK чений, то напрашивается также мысль о возможности — более или менее полного — их расслоения2. Садистский компонент секK суального влечения можно рассматривать как классический приK мер целесообразного смешения влечений, а садизм, ставший саK мостоятельным, то есть перверсию, — как образец расслоения, правда, не доведенного до крайности. В таком случае нам станоK вится понятной огромная область фактов, которая в таком свете еще не рассматривалась. Мы узнаем, что деструктивное влечение регулярно служит эросу в целях разрядки, догадываемся, что эпилептический приступ представляет собой продукт и признак расслоения влечений3, и начинаем понимать, что среди последK ствий многих тяжелых неврозов, например невроза навязчивых состояний, особое внимание должно быть уделено расслоению влечений и проявлению влечения к смерти. Обобщая это, мы хотели бы предположить, что сущность регрессии либидо, наK 1 [Фрейд возвращается к этому в работе «Экономическая проблема мазоK хизма» (1924с), с. 369 в этом томе.] 2 [Ср. выше, с. 319. Сказанное в дальнейшем по поводу садизма уже было обозначено в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), выше, с. 291–292.] 3 [Ср. более позднюю работу о приступах у Достоевского (1928b).] 330 274 пример, от генитальной к анальноKсадистской фазе, основываK ется на расслоении влечений, и, наоборот, условие прогресса от ранней к окончательной генитальной фазе — добавление эротиK ческих компонентов1. Возникает также вопрос, не следует ли поK нимать регулярно встречающуюся амбивалентность, усиление которой мы так часто обнаруживаем при конституциональной предрасположенности к неврозу, как результат расслоения; но только она настолько исконна, что ее следует рассматривать, скоK рее, как не произошедшее смешение влечений. Разумеется, нас будут интересовать вопросы, нельзя ли найти содержательные отношения между предполагаемыми образованиK ями Я, СверхKЯ и Оно, с одной стороны, и двумя видами влечеK ний — с другой; далее, можем ли мы указать принципу удовольK ствия, господствующему над душевными процессами, прочную позицию в отношении обоих видов влечений и психических дифK ференциаций. Но прежде чем мы приступим к обсуждению этого вопроса, необходимо покончить с одним сомнением, направленK ным против самой постановки проблемы. Хотя в существовании принципа удовольствия нет никаких сомнений, а разделение Я осK новано на клинических фактах, разграничение двух видов влечеK ний не кажется достаточно надежным, и, возможно, факты клиK нического анализа откажутся от своих притязаний. Такой факт, видимо, существует. Для противоположности между двумя видами влечений мы можем ввести полярность любK ви и ненависти2. Ведь репрезентацию эроса нам найти несложно, и наоборот, мы очень довольны, что для труднопостижимого влеK чения к смерти можем указать представителя в деструктивном влечении, путь которому показывает ненависть. Клинические наблюдения свидетельствуют о том, что ненависть не только на удивление регулярно сопровождает любовь (амбивалентность), не только зачастую предшествует ей в человеческих отношениях, но также и о том, что ненависть при разнообразных условиях превраK щается в любовь, а любовь — в ненависть. Если это превращение 1 [К этому вопросу Фрейд также возвращается в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 258.] 2 [В связи с дальнейшими рассуждениями см. более раннее обсуждение отношений между любовью и ненавистью в работе «Влечения и их судьбы» (1915с), с. 106–110 выше, а также более позднее обсуждение в главах V и VI «Неудовлетворенности культурой» (1930а).] 331 275 представляет собой нечто большее, чем просто временная послеK довательность, то есть чередование, то становится очевидным, что такое основополагающее различие, как между эротическими влеK чениями и влечениями к смерти, предполагающее противоположK но протекающие физиологические процессы, оказывается лишенK ным почвы. Тот случай, когда одного и того же человека сначала любят, а затем ненавидят, или наоборот, если он дал к этому поводы, к наK шей проблеме, очевидно, не относится. Равно как и другой слуK чай, когда еще не проявившаяся влюбленность сначала выражаетK ся как враждебность и склонность к агрессии, ибо при объектном катексисе мог предшествовать деструктивный компонент, а затем к нему добавился эротический. Но нам известны многие случаи из психологии неврозов, в которых гипотеза о превращении наK прашивается сама собой. При paranoia persecutoria1 больной извеK стным образом защищается от слишком сильной гомосексуальK ной привязанности к определенному человеку, в результате чего этот самый любимый человек становится преследователем, проK тив которого направлена зачастую опасная агрессия больного. Мы вправе заключить, что в предшествующей фазе любовь превратиK лась в ненависть. При возникновении гомосексуальности, но также десексуализированных социальных чувств, как совсем недавно показало аналитическое исследование, существуют порождающие склонность к агрессии сильные чувства соперничества, и только после их преодоления ранее ненавидимый объект становится люK бимым или предметом идентификации2. Возникает вопрос, можK но ли предполагать в этих случаях непосредственное превращение ненависти в любовь. Ведь речь здесь идет о чисто внутренних изменениях, к которым изменившееся поведение объекта неприK частно. Однако аналитическое исследование процесса при паранойK яльном превращении знакомит нас с возможностью существоваK ния другого механизма. При нем с самого начала существует амK бивалентная установка, и превращение совершается путем реактивного смещения катексиса, когда эротический импульс лишается энергии и передается враждебной энергии. 1 2 [Мания преследования (лат.).] [См. выше, прим. 3 на с. 326.] 332 276 Не совсем то же самое, но нечто похожее происходит при преK одолении враждебного соперничества, ведущем к гомосексуализK му. Враждебная установка не имеет перспектив получить удовK летворение, поэтому — по экономическим мотивам — она сменяется любовной установкой, которая предоставляет больше шансов на удовлетворение, то есть возможностей для отвода. ТаK ким образом, ни в одном из этих случаев нам не следует предполаK гать, что происходит непосредственное превращение ненависти в любовь, которое было бы несовместимо с качественным разлиK чием обоих видов влечений. Однако мы замечаем, что, рассматривая этот другой механизм превращения любви в ненависть, мы невольно сделали другое предK положение, заслуживающее того, чтобы его огласили. Мы рассуK дили так, как будто в душевной жизни — неизвестно, в Я или в Оно, — существует некая перемещаемая энергия, которая, будуK чи сама по себе индифферентной, может присоединиться к качеK ственно дифференцированному эротическому или деструктивноK му импульсу и усилить его общий катексис. Без предположения о такой способной к смещению энергии мы вообще обойтись не можем1. Вопрос только в том, откуда она берется, кому она приK надлежит и что она означает. Проблема качества импульсов влечений и их сохранения при различных судьбах влечений пока еще далеко не прояснена и в наK стоящее время едва разработана. В парциальных сексуальных влеK чениях, особенно хорошо доступных наблюдению, можно устаK новить некоторые процессы, вписывающиеся в те же рамки; например, то, что парциальные влечения в известной степени соK общаются друг с другом, что влечение, проистекающее из особого эрогенного источника, может отдавать свою интенсивность для усиления парциального влечения из другого источника, что удовK летворение одного влечения заменяет удовлетворение другого и т. п., и это должно придать нам смелость, чтобы выдвинуть гиK потезы определенного рода. В данной дискуссии я тоже могу предложить только гипотеK зу, но не доказательство. Представляется вполне вероятным, что эта способная к смещению и индифферентная энергия, действуK 1 [Это утверждение Фрейд высказал еще в своей работе, посвященной нарцизму (1914с), с. 47 выше.] 333 277 ющая, пожалуй, в Я и в Оно, происходит из запаса нарциссичесK кого либидо, то есть является десексуализированным эросом. Ведь эротические влечения вообще кажутся нам более пластичными, более способными к отклонению и смещению, чем деструктивK ные влечения. В таком случае без натяжки можно далее предполоK жить, что это способное к перемещению либидо трудится на службе принципа удовольствия, чтобы избежать застоя и облегчить отK вод. При этом нельзя не заметить некоторого безразличия к тому, каким путем происходит отвод, если он вообще происходит. Мы знаем эту черту как характерную для процессов катексиса в Оно. Она встречается при эротических катексисах, при этом в отношеK нии объекта развивается своеобразное равнодушие, особенно при переносах в анализе, которые должны совершаться, не важно, на какого именно. Недавно Ранк [1913] привел прекрасные примеK ры того, как невротические реакции мести направляются не на того человека. При таком поведении бессознательного вспоминаK ется забавный анекдот о том, как пришлось повесить одного из трех деревенских портных, потому что единственный в деревне кузнец совершил преступление, заслуживающее смертной казни1. То есть наказание должно быть в любом случае, даже если человек невиновен. На такое же свободное обращение мы впервые обратиK ли внимание при смещениях первичного процесса в работе сновиK дения. Как здесь объекты, так в интересующем нас случае пути отвода принимаются во внимание лишь во вторую очередь. НаK стаивать на большей точности в выборе объекта, а также пути отK вода — это было бы похоже на Я. Если эта энергия смещения представляет собой десексуалиK зированное либидо, то ее можно назвать также сублимированной, ибо она поKпрежнему придерживалась бы главной цели эроса — соединять и связывать, служа установлению того единства, котоK рым (или стремлением к которому) характеризуется Я. Если мы включим мыслительные процессы в широком смысле слова в эти смещения, то это значит, что и мыслительная работа совершается благодаря сублимации эротической энергии. 1 [Эта история, которую Фрейд особенно высоко ценил, приводится в поK следней главе его книги об остроте (1905с), Studienausgabe, т. 4, с. 191, а также в 11Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 182.] 334 278 Здесь мы снова сталкиваемся с ранее упомянутой [с. 319] возK можностью того, что сублимация регулярно происходит при содейK ствии Я. Мы помним и другой случай, когда это Я осуществляет первые и, разумеется, также более поздние объектные катексисы Оно благодаря тому, что принимает в себя их либидо и связывает с изменением Я, вызванным идентификацией. Конечно, с этим преK вращением [эротического либидо] в либидо Я связан отказ от секK суальных целей — десексуализация. Во всяком случае, так мы поK лучаем представление об одной важной функции Я в его отношении к эросу. Таким способом овладевая либидо объектных катексисов, выставляя себя единственным объектом любви, Я десексуализируK ет или сублимирует либидо Оно, действует вопреки намерениям эроса, начинает служить импульсам враждебных влечений. Я приK ходится примириться с другой частью объектных катексисов Оно, так сказать, соучаствовать. О другом возможном следствии этой деятельности Я мы поговорим позднее [с. 343]. Тут необходимо сделать важное дополнение к теории нарцизK ма. В самом начале все либидо скапливается в Оно, в то время как Я пока еще лишь формируется или слабо. Оно направляет часть либидо на эротические объектные катексисы, после чего усиливK шееся Я пытается овладеть этой частью либидо и навязать себя Оно в качестве объекта любви. Таким образом, нарцизм Я являетK ся вторичным, лишенным объектов1. Снова и снова опыт показывает нам, что импульсы влечений, которые нам удается проследить, раскрываются как производные эроса. Если бы не было представлений, изложенных в работе «По ту сторону принципа удовольствия», и в конечном счете идеи о саK дистских дополнениях к эросу, то нам было бы трудно придержиK ваться основной дуалистической концепции2. Но поскольку мы вынуждены это сделать, у нас должно возникнуть впечатление, что влечения к смерти в основном безмолвны, а шум жизни больK шей частью исходит от эроса3. 1 [Этот вопрос рассматривается в приложении II к данной работе, с. 349.] [Последовательность, с которой Фрейд придерживается дуалистичесK кого разделения влечений, проявляется в его пространном примечании в конK це главы VI работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), см. выше, с. 287. См. также исторический обзор в «Предварительных замечаниях издателей» к работе «Влечения и их судьбы» (1915с), см. выше, с. 82–85.] 3 [Ведь, по нашему мнению, направленные вовне деструктивные влечеK ния через посредство эроса отвлеклись от собственного «я».] 2 335 279 А борьба против эроса! Невозможно отказаться от мысли, что принцип удовольствия служит для Оно компасом в борьбе против либидо, которое создает помехи течению жизни. Если в жизни господствует принцип константности (в понимании Фехнера1), который тогда должен бы быть соскальзыванием в смерть, то именK но требования эроса, сексуальных влечений, в виде потребностей, обусловленных влечениями, препятствуют понижению уровня и создают новое напряжение. Оно, руководствуясь принципом удовольствия, то есть восприятием неудовольствия, защищается от них разными способами. Сначала — как можно быстрее уступая требованиям недесексуализированного либидо, следовательно, борясь за удовлетворение непосредственных сексуальных стремK лений. И в гораздо больших масштабах — избавляясь от сексуальK ных субстанций в одной из форм такого удовлетворения, в которой соединяются все частичные требования, причем эти сексуальные субстанции представляют собой, так сказать, насыщенные носиK тели эротического напряжения2. Выброс сексуальных веществ в поK ловом акте в известной степени соответствует разделению сомы и зародышевой плазмы. Отсюда сходство состояния после полноK го сексуального удовлетворения с умиранием, а у низших животK ных — совпадение смерти с оплодотворением. Эти существа умиK рают при размножении, поскольку после исключения эроса в результате удовлетворения влечение к смерти получает свободу действия для осуществления своих замыслов. Наконец, Я, как мы уже знаем, облегчает Оно работу преодоления, сублимируя комK поненты либидо как такового и его цели. 1 [Ср. «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), см. выше с. 232–233.] [Фрейд обсуждает свои взгляды на роль «сексуальных субстанций» в разK деле 2 третьего из своих очерков по теории сексуальности (1905d), Studien# ausgabe, т. 5, с. 117–120.] 2 336 V ЗАВИСИМОСТИ Я Пусть сложность и хитросплетения материала послужат опK равданием, что ни один из подзаголовков не совпадает полностью с содержанием главы и что мы снова и снова возвращаемся к пройK денному, собираясь изучать новые связи. Так, мы уже не раз говорили, что Я большей частью образуетK ся из идентификаций, которые сменяют утраченные катексисы Оно; что первые из этих идентификаций постоянно ведут себя как особая инстанция в Я, в виде СверхKЯ противопоставляют себя Я, тогда как позднее окрепшее Я может проявлять большую устойчивость к таким влияниям, обусловленным идентификациK ями. СверхKЯ обязано своим особым положением в Я (или по отK ношению к Я) — моменту, который следует оценить с двух стоK рон; воKпервых, это первая идентификация, которая произошла, пока Я еще было слабым, воKвторых, СверхKЯ является наследниK ком эдипова комплекса и, следовательно, ввело в Я самые величеK ственные объекты. К более поздним изменениям Я оно в известK ной мере относится так, как первичная сексуальная фаза детства — к дальнейшей сексуальной жизни после пубертата. Будучи досK тупным всем более поздним влияниям, СверхKЯ, тем не менее, на протяжении всей жизни сохраняет характер, полученный вследK ствие своего происхождения от отцовского комплекса, то есть споK собность противопоставлять себя Я и справляться с ним. СверхK Я — это памятник былой слабости и зависимости Я, и оно продолжает властвовать также над зрелым Я. Подобно тому, как ребенок был вынужден повиноваться своим родителям, точно так же Я подчиняется категорическому императиву своего СверхKЯ. Однако происхождение от первых объектных катексисов Оно и, следовательно, от эдипова комплекса означает для СверхKЯ еще нечто большее. Это происхождение, как мы уже отмечали [с. 325 и далее], связывает СверхKЯ с филогенетическими приобретенияK ми Оно и делает его новым воплощением прежних образований Я, оставивших свой след в Оно. Таким образом, СверхKЯ всегда наK ходится рядом с Оно и в отношении Я может быть его представиK телем. СверхKЯ глубоко погружено в Оно, но зато больше отдалеK но от сознания, нежели Я1. 1 Можно сказать, что психоаналитическое или метапсихологическое Я тоже стоит на голове, как и анатомическое, то есть как «мозговой человечек» [см. с. 315]. 337 281 Эти отношения мы оценим лучше всего, обратившись к извеK стным клиническим фактам, которые давно уже не представляют собой ничего нового, но поKпрежнему ждут своей теоретической разработки. Есть люди, которые ведут себя во время аналитической рабоK ты весьма необычно. Если их обнадежить и выразить удовлетвоK рение ходом лечения, они кажутся недовольными, а их самочувK ствие, как правило, ухудшается. Вначале это можно принять за упрямство и старание доказать врачу свое превосходство. Позднее приходишь к более глубокому и более верному пониманию. УбежK даешься не только в том, что эти люди не выносят похвалы и приK знания, но и в том, что на успехи лечения они реагируют превратK но. Любое частичное решение проблемы, следствием которого должно было быть улучшение или временное исчезновение симпK томов (а у других людей так и происходит), вызывает у них немедK ленное усиление недуга, их состояние во время лечения ухудшаетK ся, вместо того чтобы улучшиться. Они проявляют так называемую негативную терапевтическую реакцию. Нет сомнения, что чтоKто в них сопротивляется выздоровлеK нию, что его приближения боятся как некой опасности. Говорят, что у этих людей берет верх не воля к выздоровлению, а потребK ность в болезни. Если проанализировать это сопротивление обычK ным образом, исключить из него желание поступать наперекор врачу и фиксацию на выгодах от болезни, то все же очень многое еще остается, и это оказывается сильнейшим препятствием для выздоровления, более сильным, чем уже известная нам нарциссиK ческая недоступность, негативное отношение к врачу или застреK вание на выгодах от болезни. В конце концов приходишь к пониманию, что речь идет, так сказать, о «моральном» факторе, о чувстве вины, которое находит свое удовлетворение в болезненном состоянии и не желает отказаться от наказания в виде страдания. На этом маK лоутешительном объяснении можно окончательно остановитьK ся. Но это чувство вины у больного безмолвствует, оно не говоK рит ему, что он виновен, он чувствует себя не виноватым, а больным. Это чувство вины выражается лишь в виде с трудом уменьшаемого сопротивления исцелению. Кроме того, особенK но трудно убедить больного, что это и есть мотив его застреваK ния в болезни; он будет придерживаться более понятного объясK 338 282 нения, что аналитическое лечение — неподходящее средство и не может ему помочь1. То, что здесь было описано, соответствует самым крайним проявлениям, но в меньшем масштабе может приниматься в расK чет в отношении очень многих, возможно, всех более тяжелых слуK чаев невроза. Более того, возможно, именно этот фактор — повеK дение ЯKидеала — решающим образом определяет тяжесть невротического заболевания. Поэтому мы не хотели бы уклоняться от некоторых других замечаний о проявлении чувства вины в разK личных условиях. Нормальное, осознанное чувство вины (совесть) не представK ляет для толкования никаких затруднений; оно основано на наK пряжении между Я и ЯKидеалом, является выражением осуждеK ния Я со стороны его критической инстанции. Пожалуй, недалеки от этого и известные чувства неполноценности у невротика. В двух хорошо знакомых нам формах патологии чувство вины сознается чересчур интенсивно; ЯKидеал проявляет в них особую строгость и зачастую проявляет ярость и жестокость по отношению к Я. 1 Аналитику нелегко бороться с таким препятствием, как бессознательK ное чувство вины. Напрямую с ним ничего поделать нельзя, а косвенно — остается только постепенно раскрывать больному его бессознательно вытесK ненные обоснования, причем оно постепенно превращается в сознательное чувство вины. Особый шанс оказать влияние возникает, если это бсз чувство вины заимствовано, то есть является результатом идентификации с другим человеком, который когдаKто был объектом эротического катексиса. Такое принятие на себя чувства вины часто бывает единственным, едва заметным остатком утраченных любовных отношений. Сходство с процессом, харакK терным для меланхолии, здесь очевидно. Если удастся раскрыть за бсз чувK ством вины этот прошлый объектный катексис, то зачастую терапевтическая задача оказывается блестяще разрешена, в противном случае исход терапевK тических усилий отнюдь не гарантирован. В первую очередь он зависит от интенсивности чувства вины, которой терапия нередко не может противопоK ставить равную по величине противоположную силу. Возможно, также и от того, допустит ли аналитик, чтобы больной поставил его на место своего ЯK идеала, с чем связано искушение играть в отношении больного роль пророK ка, спасителя души, избавителя. Поскольку правила анализа решительно противятся такому использованию личности врача, надо честно признаться, что здесь возникает новое ограничение воздействию анализа, который не делает болезненные реакции невозможными, а должен предоставить Я больK ного свободу принимать те или иные решения. [Фрейд возвращается к этой теме в своей работе «Экономическая проблема мазохизма» (1924с), с. 371– 372 в этом томе, где он рассматривает различие между бессознательным чувK ством вины и моральным мазохизмом. См. также главы VII и VIII очерка «Неудовлетворенность культурой» (1930а).] 339 283 Наряду с этим сходством обоих состояний — невроза навязчивосK ти и меланхолии — в поведении ЯKидеала существуют не менее важные различия. При неврозе навязчивости (определенных его формах) чувство вины становится очень назойливым, но перед Я оправдаться не моK жет. Поэтому Я больного сопротивляется предположению, что оно в чемKто виновно, и требует от врача, чтобы тот укрепил его в отверK жении этого чувства вины. Было бы неблагоразумно пойти у него на поводу, ибо это было бы безрезультатным. Далее, анализ показываK ет, что на СверхKЯ оказывают влияние процессы, которые остались для Я неизвестными. И в самом деле можно обнаружить вытесненK ные импульсы, на которых основывается чувство вины. СверхKЯ знало здесь о бессознательном Оно больше, чем Я. Еще более сильное впечатление о том, что СверхKЯ овладело сознанием, создается при меланхолии. Но здесь Я не осмеливается возражать, оно признает себя виновным и подчиняется наказаниK ям. Мы понимаем это различие. При неврозе навязчивости речь шла о предосудительных импульсах, которые остались вне Я; при меланхолии же объект, к которому относится гнев СверхKЯ, был принят в Я посредством идентификации. То, что при этих двух невротических заболеваниях чувство вины достигает такой исключительной силы, далеко не так очеK видно, но главная проблема такой ситуации все же в другом. Мы отложим ее обсуждение, пока не разберем другие случаи, в котоK рых чувство вины остается бессознательным. [Ср. с. 341.] Его все же можно найти в основном при истерии и состояниях истерического типа. О механизме продолжающейся бессознательK ности здесь легко догадаться. Истерическое Я защищается от неK приятного восприятия, грозящего ему со стороны критического СверхKЯ, тем же способом, каким оно привыкло защищаться от невыносимого для него объектного катексиса, то есть путем выK теснения. Следовательно, причина того, что чувство вины остаетK ся бессознательным, заключается в Я. Мы знаем, что, как правиK ло, Я совершает вытеснения по заданию и поручению своего СверхKЯ; но в данном случае Я пользуется тем же оружием против своего сурового хозяина. Как известно, при неврозе навязчивости преобладают феномены реактивного образования; здесь [при исK терии] Я удается лишь держать на расстоянии материал, к котороK му относится чувство вины. 340 284 Можно пойти дальше и отважиться сделать предположение, что большáя часть чувства вины обычно должна быть бессознаK тельной, поскольку возникновение совести тесно связано с эдиK повым комплексом, который принадлежит бессознательному. Если бы ктоKнибудь захотел выступить в защиту того парадоксального тезиса, что нормальный человек не только гораздо аморальнее, чем полагает, но и гораздо более моральный, чем знает, то психоK анализ, на данных которого основана первая половина этого утK верждения, не возражает и против второй половины1. Для нас было неожиданностью обнаружить, что усиление этоK го бсз чувства вины может сделать человека преступником. Но это, без сомнения, именно так. У многих, особенно юных преступниK ков, можно установить наличие сильнейшего чувства вины, котоK рое существовало до преступления, то есть было не его следствиK ем, а мотивом, словно, если бы удалось связать это бессознательное чувство вины с чемKто реальным и актуальным, это ощущалось бы как облегчение2. Во всех этих отношениях СверхKЯ проявляет свою незавиK симость от сознательного Я и свою тесную связь с бессознательK ным Оно. Теперь, с учетом того значения, которое мы придаем [с. 309–310] предсознательным остаткам слов в Я, возникает воK прос: не состоит ли СверхKЯ, если оно бсз, из таких словесных предK ставлений, или из чего оно состоит в противном случае? Скромным ответом будет утверждение, что СверхKЯ также не может отрицать своего происхождения из услышанного, ведь оно — часть Я и остаK ется доступным сознанию благодаря этим словесным представлеK ниям (понятиям, абстракциям), но катектическая энергия поставK ляется этим содержаниям СверхKЯ не из слухового восприятия, обучения, чтения, а из источников в Оно. Вопрос, ответ на который мы отложили [см. с. 340], звучит так: как получается, что СверхKЯ проявляется в основном в виде чувства вины (точнее: в виде критики; чувство вины — это восK 1 Этот тезис только кажется парадоксом; он означает всего лишь, что природа человека как в добре, так и во зле выходит далеко за пределы того, что он про себя думает, то есть того, что известно его Я благодаря сознательK ному восприятию. 2 [Эта проблема (наряду с другими указаниями) подробно обсуждается в части III статьи Фрейда «Некоторые типы характера из психоаналитической практики», Studienausgabe, т. 10, с. 252–253.] 341 285 приятие в Я, соответствующее этой критике) и при этом проявляK ет в отношении Я такую чрезвычайную суровость и строгость? Если мы обратимся сначала к меланхолии, то обнаружим, что неоK бычайно сильное СверхKЯ, захватившее сознание, свирепо и с таK кой беспощадной яростью набрасывается на Я, как будто овладеK ло всем имеющимся у индивида садизмом. В соответствии с нашим пониманием садизма мы бы сказали, что в СверхKЯ отложился и обратился против Я деструктивный компонент. То, что теперь господствует в СверхKЯ, является, так сказать, чистой культурой влечения к смерти, и ему в самом деле часто удается довести Я до смерти, если только до этого оно не защитилось от своего тирана, превратившись в манию. Точно так же болезненны и мучительны упреки совести при определенных формах невроза навязчивости, но ситуация здесь менее очевидна. Необходимо отметить, что, в противоположность меланхолии, больной неврозом навязчивости, в сущности, никогда не совершит шаг к самоубийству, он, так сказать, невосприимчив к опасности самоубийства, гораздо лучше от нее защищен, чем исK терик. Мы понимаем, что именно сохранение объекта гарантирует безопасность Я. При неврозе навязчивости в результате регрессии к догенитальной организации стало возможным превращение люK бовных импульсов в агрессивные импульсы, направленные против объекта. Здесь опятьKтаки деструктивное влечение освободилось и хочет уничтожить объект, или, по крайней мере, кажется, что таK кое намерение существует. Я этих тенденций не приняло, оно соK противляется им с помощью реактивных образований и мер предоK сторожности; они остаются в Оно. Но СверхKЯ ведет себя так, словно за них ответственно Я, и вместе с тем показывает нам с той серьезностью, с которой оно преследует эти разрушительные намеK рения, что речь идет не о видимости, вызванной регрессией, а о саK мой настоящей замене любви ненавистью. Неспособное противоK стоять тому и другому, Я тщетно защищается от требований смертоносного Оно, равно как и от упреков карающей совести. Ему едваKедва удается сдержать только самые грубые действия того и другого, итогом становится сначала бесконечное самоистязание, а в ходе дальнейшего развития — систематическое мучение объекK та, где это доступно. Опасные влечения к смерти подвергаются индивидом обраK ботке разным способом, частично обезвреживаются посредством 342 286 смешения с эротическими компонентами, частично отводятся вовK не в форме агрессии, но большей частью они, разумеется, беспреK пятственно продолжают свою внутреннюю работу. Но как полуK чается, что при меланхолии СверхKЯ может стать своего рода местом скопления влечений к смерти? С точки зрения ограничения влечений, то есть морали, можно сказать: Оно полностью аморально, Я старается быть моральным, СверхKЯ может стать гиперморальным и в таком случае столь жеK стоким, каким может быть только Оно. Примечательно, что чем больше человек ограничивает свою агрессию, направленную вовK не, тем строже, то есть агрессивнее, он становится в своем ЯKидеале. При обычном рассмотрении кажется, что дело обстоит наоборот — в требованиях ЯKидеала можно увидеть мотив для подавления агK рессии. Но факт остается таким, каким мы его выразили: чем больK ше человек овладевает своей агрессией, тем больше усиливается склонность его идеала к агрессии против его Я1. Это похоже на смещение, обращение против собственного Я. Уже всеобщая, обычK ная мораль носит характер чегоKто жестко ограничивающего, строK го воспрещающего. Отсюда и проистекает концепция неумолимо карающего высшего существа. Теперь я не могу далее разъяснять эти отношения, не введя нового предположения. Ведь СверхKЯ возникло благодаря иденK тификации с образом отца. Каждая такая идентификация носит характер десексуализации или даже сублимации. Похоже, что при таком превращении происходит также и расслоение влечений [см. с. 319]. После сублимации эротический компонент уже не обладаK ет энергией, чтобы связать всю добавившуюся деструкцию, и он высвобождается в виде склонности к агрессии и разрушению. Можно сказать, что в результате этого расслоения идеал вообще приобретает такую черту, как строгость и суровость повелительK ного долженствования. Остановимся еще немного на неврозе навязчивости. Здесь отношения иные. Расслоение любви, приведшее к агрессии, возK никло не благодаря работе, произведенной Я, а представляет соK бой следствие регрессии, произошедшей в Оно. Однако этот проK 1 [Об этом парадоксе Фрейд снова высказался в работе «Экономическая проблема мазохизма» (1924с), с. 381 ниже; еще более подробно он рассмотрел этот вопрос в главе VI очерка «Неудовлетворенность культурой» (1930а), Studienausgabe, т. 9, с. 252 и далее.] 343 287 цесс распространился с Оно на СверхKЯ, которое теперь усиливает свою строгость по отношению к невинному Я. Однако в обоих случаях Я, овладевшее либидо благодаря идентификации, терпит за это наказание со стороны СверхKЯ в виде примешанной к либиK до агрессии. Наши представления о Я начинают проясняться, а его различK ные отношения приобретать четкость. Теперь мы видим Я в его силе и в его слабостях. Ему поручены важные функции; в силу своих отношений с системой восприятия оно устанавливает вреK менную последовательность душевных процессов и подвергает их проверке на реальность1. Благодаря включению мыслительных процессов Я отсрочивает моторную разрядку и владеет доступами к подвижности2. Правда, последнее влияние имеет, скорее, форK мальный, чем фактический характер; можно сказать, что Я в отK ношении действия играет роль конституционного монарха, без санкции которого ничто не может стать законом, но который соK рок раз подумает, прежде чем наложить вето на предложение парK ламента. Я обогащается благодаря всему жизненному опыту, поK лученному извне; Оно же является его другим внешним миром, который Я стремится подчинить себе. Я отнимает либидо у Оно, превращает объектные катексисы Оно в образования Я. С помоK щью СверхKЯ оно непонятным пока еще для нас образом черпает силы из накопившегося в Оно опыта древности [см. с. 327]. Существуют два пути, по которым содержание Оно может проникнуть в Я. Один из них прямой, другой ведет через ЯKидеал, и, наверное, для некоторых видов психической деятельности моK жет оказаться решающим то, по какому из двух путей они послеK дуют. Я развивается от восприятия влечений к овладению ими, от повиновения влечениям к торможению влечений. В этой работе активное участие принимает ЯKидеал, который отчасти представK ляет собой реактивное образование против процессов влечений Оно. Психоанализ — это инструмент, который должен способK ствовать Я в поступательном завоевании Оно. Но, с другой стороны, мы видим это же Я как несчастное сущеK ство, находящееся в тройном подчинении и поэтому страдающее от 1 [Ср. «Бессознательное» (1915с), с. 159 выше.] [Ср. «Положения о двух принципах психического события» (1911b), с. 20 выше, и «Отрицание» (1925h), ниже, с. 403. В обоих местах имеются и другие ссылки.] 2 344 288 тройной опасности — со стороны внешнего мира, либидо Оно и строгости СверхKЯ. Три рода страха соответствуют этим трем опасK ностям, ибо страх есть выражение отступления перед опасностью. В качестве пограничного существа Я хочет посредничать между миK ром и Оно, сделать Оно послушным миру, а своими мышечными действиями сделать так, чтобы мир воздал должное желаниям Оно. В сущности, Я ведет себя, как врач в процессе аналитического лечеK ния — считаясь с реальным миром, Я предлагает себя Оно в качеK стве объекта либидо и хочет направить на себя его либидо. Я не только помощник Оно, но и его покорный слуга, добивающийся любви своего господина. По возможности Я старается оставаться в согласии с Оно, покрывает его бсз повеления своими псз рационаK лизациями, изображает видимость повиновения Оно требованиям реальности, даже если Оно осталось жестким и неуступчивым, пыK тается замять конфликты Оно с реальностью и, по возможности, со СверхKЯ. Я изKза своего положения посередине между Оно и реK альностью слишком часто поддается искушению быть угодливым, оппортунистическим и лживым, примерно как государственный муж, который при всем своем благоразумии хочет заслужить благоK склонность общественного мнения. Между двумя видами влечений Я не ведет себя беспристрастK но. Своей работой идентификации и сублимации оно помогает влечениям к смерти в Оно преодолеть либидо, рискуя при этом само стать объектом влечений к смерти и погибнуть. В целях окаK зания помощи Я само должно было наполниться либидо, благодаK ря этому само становится представителем эроса и теперь хочет жить и быть любимым. Но поскольку вследствие его сублимирующей работы появK ляется расслоение влечений и освобождаются агрессивные влечеK ния в СверхKЯ, своей борьбой против либидо оно подвергает себя опасности жестокого обращения и смерти. Если Я страдает или даже гибнет от агрессии СверхKЯ, то его судьба подобна судьбе протистов, погибающих от продуктов разложения, которые они сами создали1. Таким продуктом разложения в экономическом смысле нам кажется действующая в СверхKЯ мораль. 1 [Эти микроскопически маленькие организмы Фрейд упоминает в раK боте «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), выше, с. 275–276. Сегодня, наверное, вместо «протистов» мы сказали бы «простейшие».] 345 289 Среди зависимостей Я самая интересная, пожалуй, — это заK висимость от СверхKЯ. Ведь Я представляет собой самый настоящий очаг страха1. Подвергаясь тройной опасности, Я вырабатывает рефлекс бегства; при этом Я убирает свой собственный катексис от восприятия угK розы или от оцениваемого так же процесса в Оно и расходует его в виде страха. Позднее эта примитивная реакция сменяется возвеK дением защитных катексисов (механизм фобий). Нельзя указать, что именно пугает Я во внешней опасности или опасности, исхоK дящей от либидо в Оно; мы знаем, что это или поражение, или уничтожение, но выяснить аналитически этого нельзя2. Я просто следует предостережению принципа удовольствия. И наоборот, можно сказать, что скрывается за страхом Я перед СверхKЯ, за страхом совести. От высшего существа, ставшего ЯKидеалом, когK даKто исходила угроза кастрации, и этот страх кастрации и есть, вероятно, то ядро, вокруг которого скапливается страх совести, именно страх кастрации продолжается в виде страха совести. Звучная фраза: «Любой страх — это, в сущности, страх смерK ти», — едва ли имеет смысл; во всяком случае, ее нельзя обосноK вать3. Скорее, мне кажется правильным отделить страх смерти от страха объекта (реальности) и от невротического страха либидо. Он ставит перед психоанализом сложную проблему, ибо смерть — это абстрактное понятие негативного содержания, для которого нельзя найти соответствия в бессознательном. Механизм страха смерти может состоять только в том, что Я в значительной степени избавляется от своего нарциссического либидинозного катексиK са, то есть отказывается от самого себя, как обычно отказывается от другого объекта в случае страха. Я думаю, что страх смерти раK зыгрывается между Я и СверхKЯ. 1 [Все, что в дальнейшем говорится по теме страха, следует понимать с учетом пересмотренных Фрейдом представлений, которые изложены в раK боте «Торможение, симптом и тревога» (1926d); в ней продолжено рассмотK рение большинства затронутых здесь вопросов.] 2 [Представление о «поражении» Я встречается уже в ранних сочинениях Фрейда. См., например, упоминание в части II его первой работы, посвяK щенной защитным невропсихозам (1894а). Оно также играет важную роль в его рассмотрении механизма неврозов в рукописи К от 1 января 1896 года из переписки с Флиссом (Freud, 1950а). Здесь есть явная взаимосвязь с «травмаK тической ситуацией», описанной в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d).] 3 [Ср. Stekel, 1908, 5.] 346 290 Нам знакомо появление страха смерти при двух условиях, которые, впрочем, вполне аналогичны условиям развития других форм страха: как реакция на внешнюю опасность и как внутренK ний процесс, например, при меланхолии. Возможно, невротичесK кий случай снова поможет нам понять случай реальный. Страх смерти при меланхолии допускает лишь одно объяснеK ние: Я отказывается от самого себя, так как чувствует, что СверхKЯ его ненавидит и преследует вместо того, чтобы любить. СледоваK тельно, жить для Я равносильно быть любимым, быть любимым со стороны СверхKЯ, которое также и здесь выступает представителем Оно. СверхKЯ выполняет ту же функцию защиты и спасения, как раньше отец, а позднее — провидение или судьба. Но тот же вывод должно сделать и Я, когда находится в огромной реальной опасноK сти, преодолеть которую собственными силами ему кажется невозK можным. Я видит, что все охраняющие силы его покинули, и поK зволяет себе умереть. Впрочем, это поKпрежнему та же ситуация, которая лежала в основе первого великого страха рождения1 и детK ского страхаKтоски — страха разлуки с защищающей матерью2. Таким образом, на основе этих рассуждений страх смерти, как и страх совести, можно понимать как переработку страха кастраK ции. Ввиду большого значения чувства вины для возникновения неврозов нельзя также отвергать, что в тяжелых случаях обычный невротический страх усиливается вследствие развития страха межK ду Я и СверхKЯ (страха кастрации, страха совести, страха смерти). У Оно, к которому мы в заключение возвращаемся, нет средств доказать Я любовь или ненависть. Оно не может сказать, чего хоK чет; у него не возникло единой воли. В нем борются эрос и влечеK ние к смерти; мы слышали, какими средствами одни влечения заK щищаются от других. Мы могли бы изобразить это так, как будто Я находится во власти безмолвных, но могущественных влечений к смерти, которые пребывают в покое и по знакам, подаваемым принципом удовольствия, пытаются утихомирить возмутителя спокойствия — эрос; но мы опасаемся, что при этом роль эроса мы все же недооцениваем. 1 [О происхождении этой идеи см. «Предварительные замечания издатеK лей» к работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d), Studienausgabe, т. 6, с. 231–232.] 2 [Здесь вводится понятие страха разлуки, которое обсуждается в работе «Торможение, симптом и тревога», Studienausgabe, т. 6, с. 290.] 347 ПРИЛОЖЕНИЕ I ОПИСАТЕЛЬНОЕ И ДИНАМИЧЕСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ Из двух предложений на с. 284 и 285 выше у читателя может возникнуть недопонимание. На эту возможность обратил внимаK ние Джеймс Стрейчи благодаря личному сообщению Эрнеста Джонса, который просматривал переписку Фрейда. 28 октября 1923 года, через несколько месяцев после появления данного труK да, Шандор Ференци писал Фрейду: «...Все же я позволю себе один вопрос... так как без Вашего ответа мне не понять один пункт ВаK шего “Я и Оно”... На с. 131 утверждается следующее: “...в описаK тельном значении существуют два вида бессознательного, а в диK намическом — только один”. Но так как на с. 12 Вы пишете, что латентное бессознательное является бессознательным лишь опиK сательно, но не в динамическом значении, я подумал, что как раз динамический способ рассмотрения требует выделения двух виK дов Бсз, тогда как описание знает только Сз и Бсз». Если посмотреть внимательно, то два этих высказывания все же не противоречат друг другу: тот факт, что латентное бессознаK тельное является бессознательным лишь в описательном смысле, отнюдь не означает, что только оно представляет собой единственK ный вид бессознательного в описательном смысле. В 31Kй лекции «Нового цикла» (1933a) есть отрывок, написанный Фрейдом приK мерно через десять лет после настоящего сочинения, в котором вся эта аргументация повторяется в очень похожих выражениях. В нем не раз поясняется, что в описательном смысле бессознательным являются как предсознательное, так и вытесненное, но что в диK намическом смысле термин «бессознательное» ограничен вытесK ненным (Studienausgabe, т. 1, с. 507–510). Впрочем, в более поздних изданиях своего труда Фрейд не изменил пассаж, предложенный Ференци для обсуждения. ДетаK ли из соответствующей переписки между Фрейдом и Ференци, а также подробную аргументацию Джеймса Стрейчи читатель найK дет в «Стандартном издании», т. 19, 60–62. 1 Первого немецкого издания. В настоящем издании оба предложения находятся на с. 303 и 304 соответственно. 348 292 ПРИЛОЖЕНИЕ II ОГРОМНЫЙ РЕЗЕРВУАР ЛИБИДО С этим вопросом, который упоминается в первом примечаK нии на с. 298 и более подробно обсуждается на с. 312–313, связано одно серьезное затруднение. ПоKвидимому, образ «огромного резервуара» впервые встреK чается в разделе, добавленном Фрейдом к третьему изданию своих «Трех очерков» (1905d), которое было подготовлено осенью 1914 года, но опубликовано только в 1915 году. Этот пассаж звучит следующим образом: «Нарциссическое либидо, или либидо Я, предстает перед нами как огромный резервуар, из которого посыK лаются объектные катексисы и в который они снова втягиваются, как нарциссический либидинозный катексис Я в виде первичноK го состояния, реализованного в раннем детстве, которое лишь приK крывается более поздними излучениями либидо, но в сущности сохраняется позади них» (Studienausgabe, т. 5, с. 122). Однако это же представление Фрейд уже выразил раньше с поK мощью другого, особенно охотно употреблявшегося им сравнеK ния, которое иногда используется попеременно, а иногда одноK временно с «огромным резервуаром»1. Этот более ранний пассаж встречается в работе о нарцизме (1914c), то есть он появился в наK чале того же 1914 года (выше, с. 45): «Таким образом, мы создаем представление об исходном либидинозном катексисе Я, который затем передается объектам. Но, в сущности, он сохраняется и отK носится к объектным катексисам как тело протоплазматического организма к выпущенным им псевдоподиям». Оба эти сравнения встречаются вместе в научноKпопулярной статье («Трудность психоанализа», 1917a, первая половина рабоK ты), написанной в конце 1916 года для одного венгерского журнаK ла: «Я — это огромный резервуар, из которого изливается предK назначенное для объектов либидо и в который оно снова поступает от объектов... Чтобы сделать наглядными эти отношения, вспомK ним о протоплазматическом организме, вязкую субстанцию коK торого испускают псевдоподии (ложноножки)…» 1 В рудиментарной форме это сравнение появляется уже в третьей статье сочинения «Тотем и табу», которое было опубликовано в начале 1913 года (Studienausgabe, т. 9, с. 377). 349 293 Протоплазматический организм снова упоминается в 1917 году, в 26Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917), обK раз резервуара — в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), с. 278–279 выше: «Психоаналитики пришли к выводу, что Я — это истинный и изначальный резервуар либидо, которое затем распространяется из него на объект». Очень похожий пассаж Фрейд включил в энциклопедичесK кую статью, написанную им летом 1922 года (1923a, в разделе «Нарцизм» во второй части). Несколько позже было введено поK нятие «Оно» и произведена внешне радикальная корректировка прежних высказываний. «Теперь, после отделения Я от Оно, огK ромным резервуаром либидо… следует признать Оно», и далее: «В самом начале все либидо скопилось в Оно, тогда как Я пока еще лишь формируется или слабо. Часть либидо Оно испускает на эроK тические объектные катексисы, после чего усилившееся Я пытаK ется овладеть этой частью либидо и навязать себя Оно в качестве объекта любви. Таким образом, нарцизм Я является вторичным, лишенным объектов» (с. 319, прим. 1, и с. 334–335, выше). Эта новая позиция кажется совершенно понятной и поэтому приводит в некоторое замешательство, когда в «Автобиографии» (1925d [1924], вторая половина раздела V) наталкиваешься на слеK дующее предложение, написанное всего лишь около года спустя: «...на всю жизнь Я остается огромным резервуаром либидо, из которого посылаются объектные катексисы, в которое либидо может снова вернуться от объектов»1. Хотя эта фраза появляется в контексте исторического ретросK пективного взгляда на развитие психоаналитической теории, тем не менее Фрейд не указывает на корректировку своих представлеK ний в работе «Я и Оно». И, наконец, мы встречаем такой же пасK саж в одной из последних работ Фрейда, в главе II написанного в 1938 году «Очерка психоанализа» (1940а): «Трудно чтоKлибо скаK зать о поведении либидо в Оно и в СверхKЯ. Все, что мы об этом знаем, относится к Я, в котором изначально скопилась вся сумма имеющегося в распоряжении либидо. Мы называем это состояние абсолютным первичным нарцизмом. Он сохраняется до тех пор, пока Я не начинает вкладывать в представления об объектах энерK гию либидо, преобразовывать нарциссическое либидо в объектK 1 Почти такое же высказывание встречается в 32Kй лекции «Нового цикK ла» (1933a), Studienausgabe, т. 1, с. 536. 350 294 ное. На протяжении всей жизни Я остается огромным резервуаK ром, из которого либидинозные катексисы отсылаются к объекK там и в который они снова возвращаются подобно тому, как ведет себя протоплазматическое тело с его псевдоподиями». Свидетельствуют ли эти более поздние пассажи о том, что Фрейд снова отверг представления, сформулированные в настояK щей работе? Это трудно себе представить, и существуют два моK мента, которые, пожалуй, могли бы способствовать примирению двух этих внешне противоречащих друг другу высказываний. Первый из них не столь важен. Сравнение с «резервуаром» само по себе неоднозначно: резервуар можно понимать как цистерну для воды или как источник водоснабжения. Не составляет большого труда использовать образ резервуара в двояком значении — как в отношении Я, так и в отношении Оно, и приведенные пассажи (прежде всего примечание на с. 319 выше) уточняют, какой именK но образ имел в виду Фрейд. Второй момент более важен. В «Новом цикле лекций», всего через несколько страниц после пассажа, на который ссылается наше примечание на с. 328, Фрейд в связи с обсуждением мазохизK ма пишет (Studienausgabe, т. 1, с. 538): «Если также и в отношении деструктивного влечения справедливо, что Я (но мы здесь, скоK рее, имеем в виду Оно, всего человека) первоначально заключает в себе все импульсы влечения...» Конечно, часть предложения, заключенная в скобки, указыK вает на первоначальное состояние, в котором Оно и Я пока еще не дифференцированы1. В «Очерке» есть похожее, еще более опредеK ленное замечание, а именно за два абзаца до процитированного места: «Мы представляем себе исходное состояние так, что вся имеющаяся в распоряжении энергия эроса, которую мы отныне будем называть либидо, находится в пока еще недифференцироK ванном ЯKОно...» Если мы понимаем это как суть теории Фрейда, то тогда кажущееся противоречие его высказываний исчезает. Это «ЯKОно» первоначально является «огромным резервуаром либиK до» в значении цистерны. Даже тогда, когда произошла диффеK ренциация, Оно продолжает оставаться цистерной; но как только оно начинает посылать катексисы (объектам или выкристаллизоK вавшемуся теперь Я), оно, кроме того, работает также как источK 1 Этой точки зрения Фрейд постоянно придерживался. 351 295 ник обеспечения. То же самое относится и к Я, ибо оно представK ляет собой цистерну для нарциссического либидо, а также в некоK тором смысле источник обеспечения для объектных катексисов. Между тем эта последняя точка зрения поднимает следуюK щий вопрос, в отношении которого Фрейд в разное время, очеK видно, занимал разную позицию. В работе «Я и Оно» (см. выше с. 334–335), как уже цитировалось, говорится: «В самом начале все либидо скапливается в Оно»; затем: «Часть либидо Оно исK пускает на эротические объектные катексисы, после чего усиK лившееся Я пытается овладеть этой частью либидо и навязать себя Оно в качестве объекта любви. Таким образом, нарцизм Я явK ляется вторичным...» Однако в «Очерке» утверждается, что именK но в Я «изначально скопилась вся сумма имеющегося в распоряK жении либидо. Мы называем это состояние абсолютным первичным нарцизмом». И далее: «Он сохраняется до тех пор, пока Я не начинает вкладывать в представления об объектах энергию либидо...» В этих двух формулировках рассматриваются, несомK ненно, два разных процесса. В первом объектные катексисы изобK ражаются как исходящие непосредственно от Оно и достигаюK щие Я лишь косвенно; во втором все либидо должно поступать от Оно к Я и лишь косвенно достигать объектов. Два эти процесK са не кажутся несовместимыми; по крайней мере, можно себе представить, что встречаются оба; однако по этому поводу Фрейд ничего не говорит. 352 Три очерка по теории сексуальности (1905) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1905 Лейпциг и Вена, Дойтике. II + 83 страницы. 1910 2Kе расширенное изд., в том же издательстве. III + 87 страниц. 1915 3Kе расширенное изд., в том же издательстве. VI + 101 страK ниц. 1920 4Kе расширенное изд., в том же издательстве. VIII + 104 страK ницы. 1922 5Kе изд. без изменений., в том же издательстве. VIII + 104 страK ницы. 1924 G. S., т. 5, 1–119. (Расширенное.) 1925 6Kе изд. (по G. S.), Лейпциг и Вена, Дойтике. 120 страниц. 1942 G. W., т. 5, 27–145. (Перепечатка 6Kго изд.) 1987 G. W., дополнительный том, 739. (Только предисловие ко втоK рому изданию.) Без сомнения, «Три очерка по теории сексуальности» наряду с «Толкованием сновидений» являются самым значительным и ориK гинальным вкладом Фрейда в науку о человеке. ИзKза того как эти очерки до сих пор публиковались на немецком языке, далеко неK просто определять, какой эффект они на самом деле имели при своK ем первом появлении. Дело в том, что в течение двадцати лет в посK ледовательности различных изданий они постоянно изменялись и дополнялись автором гораздо больше, чем другие его работы, за исключением разве что «Толкования сновидений»1. От всех более ранних немецких изданий настоящее издание отличается в одном важном отношении: хотя оно основывается на шестом издании 1925 года, последнем из опубликованных при жизни Фрейда (которому также соответствуют варианты, содержащиеся в «Собрании сочинеK ний» и «Собрании трудов»), теперь оно снабжено всеми важными дополнениями, которые были сделаны после первой редакции, и соK ответствующими датами2. Кроме того, в нем в примечаниях издатеK лей в своей первоначальной формулировке содержатся особенно 1 Фрейд сам прокомментировал это обстоятельство и возможные разноглаK сия, которые могли изKза этого появиться в тексте, в статье «Инфантильная генитальная организация» (1923e); см. ниже, с. 237. 2 Только во втором издании (1910) Фрейд отмечал добавленные сноски звездочками, но изменения в тексте никак не обозначал. (См. предисловие ко второму изданию, ниже, с. 43.) 299 39 интересные пассажи, которые были опущены или существенно изK менены в более поздних изданиях. Таким образом читателю предоK ставляется возможность получить более ясное представление о том, какие изменения вносились в эти очерки по мере развития ФрейK дом своих представлений. Многие, наверное, с удивлением обнаружат, что все разделы, посвященные сексуальным теориям детей и догенитальной органиK зации либидо (о том и другом речь идет во втором очерке), были добавлены только в 1915 году, то есть через десять лет после первой публикации книги. К этому же году относится и включенный в треK тью статью раздел, посвященный теории либидо. Менее удивительно то, что дальнейшее развитие биохимии (1920) привело к необходиK мости переформулировать раздел, в котором идет речь о химичесK ких основах сексуальности. Скорее следует удивляться обратному, ибо первоначальная формулировка этого абзаца, который теперь приведен в сноске, свидетельствует о необычайной дальновидносK ти соответствующих представлений Фрейда, а также о том, сколь незначительными фактически оказались необходимые изменения. (С. 120.) Несмотря на последующие многочисленные дополнения, сдеK ланные после первой публикации, книга в основных чертах была подK готовлена уже к 1905 году; ее истоки можно проследить даже еще дальше. После публикации писем Флиссу (Freud, 1950а) во всех детаK лях можно установить, с какого времени и каким образом Фрейд заK нимался данной проблемой; здесь же нам будет достаточно обрисоK вать это в общих чертах. К всеобъемлющему исследованию темы сексуальности Фрейда побудили клинические наблюдения, касавK шиеся значения сексуальных факторов сначала для возникновения невроза тревоги и неврастении, а затем психоневрозов. Первое вреK мя, в начале девяностых годов, он подходил к ней с точки зрения физиологии и химии. Например, свою нейрофизиологическую гиK потезу о процессах сексуального возбуждения и отвода напряжения он рассматривает в первой статье, посвященной неврозу тревоги (1895b, Studienausgabe, т. 6, с. 43). Фрейд стал уделять особое внимаK ние химическим основам сексуальности по меньшей мере с этого вреK мени. Он полагал, что этими побуждениями во многом обязан ФлисK су, что проявляется, помимо прочего, в его ассоциациях по поводу знаменитого сновидения об инъекции Ирме, приснившегося летом 1895 года («Толкование сновидений», Studienausgabe, т. 2, с. 135–136). Фрейд также был обязан Флиссу указаниями на родственную проK блему бисексуальности (см. ниже, с. 55, прим.), которую он позднее рассматривал как «решающий момент» (с. 124), хотя последние предK ставления Фрейда о принципе действия этого фактора в конечном счете привели его к расхождению с Флиссом. В сообщениях Фрейда 300 40 Флиссу, относящихся к 1896 году, мы находим первое упоминание об эрогенных зонах и их связи с перверсиями, а также — и в этом проявK ляются признаки более психологически ориентированного подхоK да — обсуждение вытесняющих сил отвращения, стыда и морали. Но хотя уже в 1896 году очень многие элементы теории сексуK альности присутствовали в идеях Фрейда, заключительный штрих пока еще не был сделан. Фрейд с самого начала подозревал, что факторы, служащие причиной истерии, восходят к детскому возраK сту; к началу 1895 года у него уже было наготове законченное объясK нение истерии, в котором он исходил из травматического воздейK ствия сексуального соблазнения в раннем детстве. Однако до 1897 года он рассматривал инфантильную сексуальность исключительно как «дремлющий» фактор, который мог пробудиться только при вмешательстве взрослого, причем с катастрофическими последствиK ями. И только летом 1897 года Фрейд ощутил необходимость откаK заться от теории соблазнения. Об этом событии он сообщил в письK ме Флиссу от 21 сентября (письмо № 69)1, а открытие им эдипова комплекса, случившееся примерно в это же время в процессе самоK анализа (письма № 70 и № 71 от 3 и 15 октября), неизбежно привеK ло его к пониманию того, что сексуальные импульсы обычно оказыK вают свое действие уже у самого маленького ребенка и ни в какой внешней стимуляции не нуждаются (см., например, письмо № 75 от 14 ноября). Благодаря этому выводу разрабатываемая Фрейдом теория сексуальности фактически была завершена. Тем не менее прошло еще несколько лет, прежде чем он сам поK настоящему примирился с собственным открытием. Так, например, в одном пассаже в работе «Сексуальность в этиологии неврозов» (1898а) он высказывается о сексуальной жизни и сексуальных переK живаниях детей поKпрежнему весьма противоречиво (см. с. 31 выше). С другой стороны, уже в первом издании «Толкования сновидений» (1900а) он совершенно определенно говорит о наличии сексуальK ных желаний также и у обычных детей (см., например, обсуждение эдипова комплекса в главе V, Studienausgabe, т. 2, с. 260 и далее). Очевидно также, что теория сексуальности в основных чертах уже была разработана, когда (в начале 1901года) он описывал историю «Доры» (ср. 1905e, Studienausgabe, т. 6, с. 85 и 125, прим. 2). Несмотря на это, Фрейд не спешил публиковать свои результаK ты. 11 октября 1899 года, незадолго до выхода в свет «Толкования сновидений», он писал Флиссу (письмо № 121): «Ближайшей преK 1 Об отказе от теории соблазнения впервые открыто сообщается в данной работе в коротком пассаже и в сноске (с. 96–97), а вскоре после этого он был более подробно обоснован во второй работе Фрейда о роли сексуальности в этиологии неврозов (1906a, ниже, с. 151 и далее). 301 41 емницей книги о сновидениях могла бы стать теория сексуальносK ти», а спустя три месяца, 26 января 1900 года (письмо № 128): «К теK ории сексуальности накапливается материал, который ждет, когда его сумеет разжечь воспламеняющая искра». Однако эта искра долK гое время никак не желала вспыхивать. Кроме небольшого эссе «О сновидении» и «Психопатологии обыденной жизни», которые появились в 1901 году, в течение пяти следующих лет Фрейд не опубK ликовал ничего значительного. Но затем в 1905 году он издал сразу три важнейших произведеK ния: книгу об остроте, «Три очерка» и историю болезни «Доры» (1905e). Установлено, что последняя работа большей частью была написана еще за четыре года до этого, в 1901 году, но опубликована только в октябреKноябре 1905 года. Над двумя другими книгами Фрейд работал одновременно. Эрнест Джонс (1962a, с. 25) сообщаK ет, что Фрейд положил обе рукописи на два рядом стоявших стола и «в зависимости от настроения писал то на одном, то на другом». Обе книги и вышли почти одновременно; точные даты не установK лены, но совершенно точно, что они появились как минимум за четыре месяца до выхода в свет истории болезни «Доры». Во всех более ранних немецких изданиях в первом очерке проK нумерованы только разделы; да и то до 1924 года номерами была снабжена лишь первая его половина. В настоящем издании для удобK ства от начала до конца пронумерованы также разделы второго и третьего очерков. 42 ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ 1 Автор, не обманывающий себя относительно пробелов и неясK ностей этого небольшого сочинения, все же воспротивился искуK шению включить в него результаты исследований последних пяти лет и при этом разрушить его единый документальный характер. Поэтому он воспроизводит первоначальный дословный текст с неK значительными изменениями и довольствуется добавлением неK скольких сносок, которые отличаются от более старых примечаний стоящим спереди знаком *2. Впрочем, его заветная мечта — чтобы эта книга побыстрее устарела, когда новое, которое она когдаKто принесла, становится всеми воспринятым, а недостаточное, котоK рое встречается в ней, заменяется более правильным. Вена, декабрь 1909 года. ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ Наблюдая в течение десятилетия за тем, как принимается эта книга и какое воздействие она оказывает, я хотел бы снабдить третье издание несколькими замечаниями, направленными против неверного ее понимания и невыполнимых требований, которые к ней предъявляются. Поэтому прежде всего следует подчеркнуть, что все, о чем здесь говорится, вытекает из повседневного врачебноK го опыта, который должны углубить и сделать научно значимыми результаты психоаналитического исследования. «Три очерка по теK ории сексуальности» не могут содержать ничего другого, кроме поK ложений, которые вынужден принять или позволяет подтвердить психоанализ. Поэтому исключено, что их когдаKнибудь удастся расK ширить до «теории сексуальности», и совершенно понятно, что неK которых важных проблем сексуальной жизни они вообще не касаK ются. Но не следует думать, что эти пропущенные главы обширной 1 2 [Это предисловие начиная с 1920 года было опущено.] [Во всех последующих изданиях звездочек снова не стало.] 303 43 темы остались для автора неизвестными или что он пренебрег ими как второстепенными. Зависимость этого труда от психоаналитического опыта, побуK дившего к его написанию, проявляется не только в выборе, но и в расположении материала. Повсюду соблюдается определенный порядок следования; вначале оговариваются случайные моменты, диспозиционные моменты отодвигаются на задний план, а онтогеK нетическое развитие принимается во внимание прежде, чем филоK генетическое. В анализе случайные моменты играют главную роль, ему удается их преодолеть почти без остатка; диспозиционные же моменты проявляются позади них как нечто такое, что пробуждаетK ся вследствие переживания, но оценка которого выходит далеко за пределы области работы психоанализа. Такая же зависимость господствует в отношениях между онтоK и филогенезом. Онтогенез можно рассматривать как повторение филогенеза, поскольку он не меняется изKза более нового пережиK вания. Филогенетические задатки проявляются позади онтогенеK тического процесса. Но, в сущности, предрасположение представK ляет собой осадок более раннего переживания вида, к которому добавляется новое переживание отдельного существа как сумма слуK чайных моментов. Наряду с полной зависимостью от психоаналитического исслеK дования я должен подчеркнуть в качестве особенности этой моей работы преднамеренную независимость от биологического исслеK дования. Я старательно избегал привносить научные предположеK ния из общей сексуальной биологии или из сексуальной биологии отдельных видов животных в исследование, которое позволяет нам изучить сексуальную функцию человека с помощью техники психоK анализа. Правда, моя цель была — узнать, что можно открыть средствами психологического исследования в области биологии чеK ловеческой сексуальной жизни; мне удалось указать на связи и совK падения, выявившиеся при этом исследовании, но я не мог позвоK лить сбить себя с толку, если в некоторых важных пунктах психоаналитический метод приводил к выводам и результатам, коK торые существенно отличались от тех, что опирались исключительK но на биологию. В этом третьем издании я сделал много вставок, но отказался обозначать их, как в предыдущих изданиях, особыми пометками. В настоящее время прогресс научной работы в нашей области заK медлился, тем не менее нельзя было обойтись без некоторых доK 304 44 полнений к этому сочинению, чтобы оно продолжало оставаться в контакте с вновь появившейся психоаналитической литературой1. Вена, октябрь 1914 года. ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ После того как схлынули паводки военного времени, можно с удовлетворением констатировать, что интерес к психоаналитичесK кому исследованию в нашем огромном мире не угас. Но не все части учения постигла одинаковая судьба. Чисто психологические полоK жения и изыскания психоанализа, касающиеся бессознательного, вытеснения, конфликта, который ведет к болезни, выгоды от болезK ни, механизмов симптомообразования и др., пользуются все больK шим признанием и принимаются во внимание даже принципиальK ными противниками. Граничащая с биологией часть учения, основы которой изложены в этом небольшом сочинении, продолжает вызыK вать ничуть не меньше возражений и даже побудила коеKкого, кто в свое время интенсивно занимался психоанализом, отойти от него и встать на новую точку зрения, которой роль сексуального фактора в нормальной и нездоровой душевной жизни опять ограничивается. И все же мне трудно предположить, что эта часть психоаналиK тического учения отдалилась от действительности, которую требуK ется объяснить, намного больше, чем первая. Воспоминания и все повторные исследования говорят мне, что она возникла в результаK те таких же тщательных и непредвзятых наблюдений, и объяснение указанной диссоциации в общественном признании не доставляет трудностей. ВоKпервых, описанные здесь начальные стадии сексуK альной жизни человека могут подтвердить только такие исследоваK тели, которые обладают достаточным терпением и техническим мастерством, чтобы довести анализ до первых детских лет пациенK та. Часто для этого отсутствует даже возможность, поскольку враK чебная деятельность требует внешне более быстрого излечения больK 1 [Только в издании 1915 года в этом месте имеется следующая сноска:] После второго издания (1910) в том же году А. А. Брилл опубликовал в НьюKЙорке английский перевод, а в 1911 году Н. Осипов в Москве — русский. [При жизни Фрейда затем появились переводы на венгерский (1915), итальянский (1921), исK панский (1922), французский (1923), польский (1924), чешский (1926) и японский (1931) языки.] 305 45 ного. Другие же — не врачи, — применяющие психоанализ, вообK ще не имеют доступа к этой области и возможности составить сужK дение, на которое не влияли бы их собственные антипатии и преK дубеждения. Если бы люди умели учиться, непосредственно наблюдая за детьми, то эти три очерка вообще могли бы остаться ненаписанными. Необходимо, однако, напомнить о том, что нечто из содержаK ния этого сочинения, а именно акцент на значении сексуальной жизни для всего, что делается людьми, и предпринятая здесь поK пытка расширить понятие сексуальности, с давних пор порождало сильнейшие мотивы сопротивления психоанализу. Испытывая поK требность в полнозвучных лозунгах, дошли до того, что стали говоK рить о «пансексуализме» психоанализа и делать ему бессмысленK ный упрек, будто он объясняет «все» сексуальностью. Этому можно было бы удивляться, будь мы способны сами забыть воздействие аффективных моментов, которые приводят людей в замешательство и делают их забывчивыми. Ведь философ Артур Шопенгауэр уже давно показал людям, насколько их действия и желания предопреK деляются сексуальными стремлениями — в обычном смысле слоK ва, — и мир читателей все же не смог полностью выкинуть из головы столь захватывающее напоминание! Что же касается «расширения» понятия сексуальности, которое становится необходимым благодаK ря анализу детей и так называемых извращенцев, то да позволено будет напомнить всем тем, кто с высоты своей точки зрения с преK зрением смотрит на психоанализ, как близко расширенная сексуK альность психоанализа смыкается с Эросом божественного ПлатоK на (См. Nachmansohn, 1915). Вена, май 1920 года. 46 I СЕКСУАЛЬНЫЕ ОТКЛОНЕНИЯ 1 Факт половой потребности у человека и животного в биологии выражают гипотезой о «половом влечении». При этом следуют анаK логии с влечением к принятию пищи, голодом. В народном языке обозначения, соответствующего слову «голод», не имеется; в качеK стве такового наука пользуется словом «либидо»2. Популярное мнение содержит вполне определенные представK ления о природе и свойствах этого полового влечения. Должно быть, в детстве оно отсутствует, появляется примерно к пубертату и в свяK зи с процессами созревания, выражается в явлениях неодолимого притяжения, которое один пол оказывает на другой, а его цель соK стоит в половом соединении или, по крайней мере, в таких дейK ствиях, которые находятся на пути к нему. Но у нас имеются все основания усмотреть в этих характеристиK ках весьма неверное отображение действительности; если присмотK реться к ним пристальнее, то они оказываются полными заблуждеK ний, неточностей и поспешных выводов. Введем два термина: если мы назовем человека, от которого исходит половое притяжение, сексуальным объектом, а действие, к которому подталкивает влечение, сексуальной целью, то научно установленные факты говорят нам о том, что в отношении обоих — сексуального объекта и сексуальной цели — имеются многочисленK ные отклонения, отношение которых к условной сексуальной норK ме требует детального исследования. 1 Данные, содержащиеся в первой статье, почерпнуты из известных публиK каций фон КраффтаKЭбинга, Молля, Мёбиуса, X. Эллиса, фон ШренкаKНотK цинга, Лёвенфельда, Эйленбурга, И. Блоха, М. Хиршфельда и из работ в ежегодK нике «Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen», который издается последним. Поскольку у них приведена и прочая литература по этой теме, я могу воздержатьK ся от подробных ссылок. [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Результаты, полуK ченные в ходе психоаналитического исследования инвертированных, основываK ются на сообщениях И. Задгера и на собственном опыте. 2 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Единственно пригодное слово в неK мецком языке «Lust» [удовольствие], к сожалению, двусмысленно и обозначает как ощущение потребности, так и удовлетворение. [См. прим. на с. 117.] 307 47 (1) ОТКЛОНЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО СЕКСУАЛЬНОГО ОБЪЕКТА Популярной теории полового влечения больше всего соответK ствует поэтический вымысел о разделении человека на две половиK ны — мужчину и женщину, — стремящиеся снова соединиться в любK ви1. Поэтому большой неожиданностью будет услышать, что есть мужчины, сексуальный объект которых — не женщина, а мужчина, и есть женщины, для которых сексуальным объектом является не мужчина, а женщина. Таких лиц называют противоположноKсексуK альными или, лучше сказать, инвертированными, а сам факт — инK версией. Число таких лиц весьма значительно, хотя точное его опK ределение сопряжено с трудностями2. (А) Инверсия Данные люди ведут себя в различных направлениях совершенно поKразному. (а) Они абсолютно инвертированы, то есть их сексуальный объект может быть только одного с ними пола, тогда как противоположный пол никогда не бывает для них предмеK том полового желания, а оставляет их холодными или даже вызывает у них сексуальное отвращение. В таком случае вследствие отвращеK ния мужчины неспособны совершить нормальный половой акт или при его совершении не испытывают никакого наслаждения. (б) Они амфигенно инвертированы (психосексуальные гермафK родиты), то есть их сексуальный объект может принадлежать как к одному с ними, так и к противоположному полу; следовательно, у инверсии отсутствует свойство исключительности. (в) Они случайно инвертированы, то есть при определенных внешних условиях, среди которых на первом месте стоят недоступK ность нормального полового объекта и подражание, они могут изK брать сексуальным объектом лицо одного с ними пола и в половом акте с ним получить удовлетворение. ПОВЕДЕНИЕ ИНВЕРТИРОВАННЫХ 1 [Это, несомненно, намек на «Пир» Платона и изложенную там теорию АриK стофана. Фрейд упоминает ее еще раз гораздо позднее, а именно в шестой главе работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), Studienausgabe, т. 3, с. 266.] 2 Об этих трудностях, а также попытках выяснить относительное число инверK тированных см. работу М. Хиршфельда в «Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen» (1904). 308 48 Далее, инвертированные демонстрируют различное поведение в своем суждении об особенности своего полового влечения. Одни принимают инверсию как нечто совершенно естественное, так же, как нормальный человек — направленность своего либидо, и энерK гично отстаивают ее равноправие с нормальной направленностью. Другие же восстают против факта своей инверсии и ощущают ее как болезненную навязчивость1. Другие вариации касаются временных отношений. Либо харакK терное свойство инверсии существует у индивида с давних пор, наK сколько хватает его воспоминаний, либо оно обратило на себя вниK мание у него только в определенный момент до или после пубертата2. Эта особенность либо сохраняется на всю жизнь, либо временами исчезает, либо представляет собой отдельный эпизод на пути нормального развития; более того, она может проявиться только в позднем возрасте по истечении длительного периода норK мальной половой деятельности. Наблюдалось также периодичесK кое колебание между нормальным и инвертированным сексуальK ным объектом. Особенно интересны случаи, в которых либидо меняется в смысле инверсии после того, как был приобретен тягоK стный опыт с нормальным сексуальным объектом. В целом эти различные ряды вариаций существуют независимо друг от друга. Относительно крайней формы обычно можно предK положить, что инверсия существовала с очень раннего возраста и что данный человек свыкся с этой особенностью. Многие авторы отказались бы объединить в одну группу переK численные здесь случаи и предпочли бы подчеркивать различия, а не общее в этих группах, что связано с предпочитаемой ими форK мой оценивания инверсии. Но как ни верны такие разделения, все же нельзя не заметить, что существует множество переходных стуK пеней, и поэтому образование рядов напрашивается чуть ли не само собой. 1 Такое сопротивление навязчивости инверсии может составить условие, благоприятствующее терапевтическому воздействию посредством суггестии или психоанализа [слова «или психоанализа» были добавлены в 1910 году]. 2 С разных сторон справедливо подчеркивалось, что автобиографические сведения инвертированных о времени возникновения их склонности к инверсии недостоверны, поскольку они могли вытеснить из памяти проявления своих геK теросексуальных ощущений. [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Психоанализ подтвердил это подозрение в отношения ставших ему доступными случаев инK версии и коренным образом изменил их анамнез благодаря устранению детской амнезии. 309 49 Первая оценка инверсии выразилась ПОНИМАНИЕ в представлении, что она является врожK ИНВЕРСИИ денным признаком нервной дегенераK ции, и это согласовывалось с тем фактом, что врачиKнаблюдатели впервые натолкнулись на нее у нервнобольных или у лиц, произвоK дивших подобное впечатление. В этой характеристике содержатся два указания, которые следует рассмотреть независимо друг от друK га: врожденность и дегенерация. Относительно дегенерации необходимо выдвинуть ряд возражений, которые касаK саются употребления этого слова во всех случаях без разбора. Вошло в обычай причислять к дегенерации всякого рода болезненные проK явления, которые не имеют непосредственно травматического или инфекционного происхождения. Предложенное Маньяном подразK деление дегенератов содействовало тому, что даже в самых совершенK ных формах нервной деятельности не исключается возможность исK пользования понятия дегенерации. При таких обстоятельствах позволительно спросить, какая польза и какое новое содержание соK держит заключение, выраженное словом «дегенерация». ПредставK ляется более целесообразным не говорить о дегенерации в случаях, (1) когда нет одновременно нескольких серьезных отклонений от нормы; (2) когда работоспособность и жизнеспособность в целом сильK но не пострадали1. То, что инвертированные не являются дегенератами в этом исK тинном смысле, вытекает из нескольких фактов. (1) Инверсия встречается у людей, которые не обнаруживают никаких иных серьезных отклонений от нормы. (2) Она также встречается у людей, работоспособность которых не нарушена, более того, которые отличаются особенно высоким интеллектуальным развитием и этической культурой2. (3) Если не принимать во внимание пациентов из своей враK чебной практики и попытаться охватить более широкую область, то ДЕГЕНЕРАЦИЯ 1 С какой осторожностью необходимо ставить диагноз дегенерации и сколь несущественное практическое значение он имеет, можно заключить из рассужK дений Мёбиуса (1900): «Если окинуть взором обширную область вырождения, которую мы здесь отчасти осветили, то сразу становится видно, что постановка диагноза “вырождение” имеет весьма малую ценность». 2 С выразителями идеи «уранизма» следует согласиться в том, что некотоK рые из самых выдающихся людей, о которых у нас вообще есть сведения, были инвертированными, возможно, даже абсолютно инвертированными. 310 50 в двух направлениях наталкиваешься на факты, которые не позвоK ляют трактовать инверсию как признак дегенерации. (а) Нужно иметь в виду, что у древних народов на вершине разK вития их культуры инверсия была частым явлением, чуть ли не инK ститутом, наделенным важными функциями; (б) Она чрезвычайно распространена у многих диких и примиK тивных народов, между тем как понятие дегенерации принято ограK ничивать высокой цивилизацией (И. Блох); даже среди цивилизоK ванных народов Европы климат и раса оказывают огромное влияние на распространение инверсии и на отношение к ней1. Врожденность, совершенно естественно, приписывали только первому, самому крайнему классу инвертированных, основываясь при этом на завеK рении этих людей, что ни в один период жизни другой направленK ности полового влечения у них не проявлялось. Уже сам факт сущеK ствования двух других классов, особенно третьего [«случайно» инвертированных], трудно соединить с идеей о врожденном харакK тере инверсии. Отсюда склонность сторонников этого мнения отK делить группу абсолютно инвертированных от всех других и как следK ствие — отказ от общеупотребительного понимания инверсии. Соответственно, в ряде случаев инверсия имеет врожденный харакK тер, в других случаях она может возникать иным способом. Противоположность этому мнению составляет другое, согласK но которому инверсия предстает приобретенной особенностью поK лового влечения. Оно основывается на том, что (1) у многих инвертированных (в том числе и у инвертированK ных абсолютно) можно выявить сексуальное впечатление, оказавK шее на них влияние в раннем возрасте, последствием которого окаK зывается сохраняющаяся гомосексуальная склонность; (2) у многих других людей можно выявить внешние благоприK ятствующие и сдерживающие влияния жизни, в тот или иной периK од приведшие к фиксации инверсии (исключительное общение с лицами того же пола, общность во время войны, содержание в тюрьK мах, опасности гетеросексуальных отношений, целибат, половая слаK бость и т. д.); ВРОЖДЕННОСТЬ 1 При рассмотрении инверсии патологическая точка зрения отделена от антропологической. Это изменение остается заслугой И. Блоха (1902–1903), который настоятельно подчеркивал факт распространения инверсии в древних культурах. 311 51 (3) от инверсии можно избавиться при помощи гипнотического внушения, что было бы удивительным при ее врожденном характере. С этих позиций можно вообще оспаривать существование врожK денной инверсии. Можно возразить (Xэвлок Эллис [1915]), что при более детальных расспросах в случаях, отнесенных к врожденной инверсии, наверное, тоже было бы выявлено событие в раннем детK стве, определившее направленность либидо, событие, которое проK сто не сохранилось в сознательной памяти человека, но которое он мог бы припомнить при соответствующем воздействии. По мнеK нию этих авторов, инверсию можно, пожалуй, считать лишь часто встречающейся вариацией полового влечения, которая предопреK деляется множеством внешних жизненных обстоятельств. Этой внешне достигнутой таким образом уверенности кладет конец возражение, что многие люди, несомненно, испытывают таK кие же сексуальные влияния (в том числе в ранней юности: соблазK нение, взаимный онанизм), но не становятся изKза этого инвертиK рованными или не остаются такими надолго. Таким образом, напрашивается предположение, что альтернатива «врожденный– приобретенный» либо является неполной, либо не охватывает все условия, имеющиеся при инверсии. Ни предположением, что инверсия являK ется врожденной, ни другим предположеK нием, что она приобретается, сущность инверсии не объясняется. В первом случае необходимо выяснить, что в ней является врожденным, если не присоединиться к самому грубому объяснению, что у человека уже при рождении имеется связь полового влечения с одним определенным сексуальным объектом. В другом случае встает вопрос, достаточно ли разнообразных случайK ных влияний, чтобы объяснить приобретение инверсии, не допуская того, что нечто в самом индивиде не идет навстречу этим влияниям. В соответствии с предыдущими нашими рассуждениями отрицание этого последнего момента недопустимо. ОБЪЯСНЕНИЕ ИНВЕРСИИ С тех пор как появились работы Фрэнка ПРИВЛЕЧЕНИЕ Лидстона [1889], Кьернана [1888] и ШеK БИСЕКСУАЛЬНОСТИ валье [1893], для объяснения возможK ности сексуальной инверсии приводят рассуждения, содержащие новое возражение популярному мнению. Согласно этому мнению, человек может быть либо мужчиной, либо женщиной. Но наука знает случаи, в которых половые особенности кажутся стертыми и изKза 312 52 этого определение пола становится затруднительным, прежде всего в области анатомии. Гениталии этих людей сочетают мужские и женK ские признаки (гермафродитизм). В редких случаях оказываются сформированными оба половых аппарата одновременно (истинный гермафродитизм); чаще всего имеет место обоюдная недоразвиK тость1. Однако самое важное в этих ненормальностях то, что они неожиK данным образом облегчают понимание нормального строения. ИзK вестная степень анатомического гермафродитизма присуща, собственK но, и норме; у каждого нормально сформированного индивида мужского или женского пола имеются следы аппарата противопоK ложного пола, которые либо продолжают существовать, не выполняя никакой функции, в качестве рудиментарных органов, либо сами были преобразованы для осуществления других функций. Точка зрения, вытекающая из этих давно известных анатомиK ческих фактов, представляет собой представление об изначальной бисексуальной предрасположенности, которая в ходе развития изK меняется на моносексуальность с незначительными рудиментарK ными остатками противоположного пола. Напрашивалась мысль перенести это представление на психиK ческую область и понимать инверсию в различных ее проявлениях как выражение психического гермафродитизма. Чтобы решить воK прос, требовалось лишь постоянное совпадение инверсии с душевK ными и соматическими признаками гермафродитизма. Однако это ожидание не оправдалось. Отношения между предпоK лагаемым психическим и легко доказуемым анатомическим гермафK родитизмом нельзя представлять себе столь близкими. То, что встреK чается у инвертированных, — это зачастую снижение полового влечения вообще (Xэвлок Эллис [1915]) и легкая анатомическая недоразвитость органов. Зачастую, но отнюдь не всегда или хотя бы в большинстве случаев. Таким образом, нужно признать, что инверсия и соматичесK кий гермафродитизм в целом независимы друг от друга. Далее, придавалось большое значение так называемым вторичK ным и третичным половым признакам и подчеркивалось, что они часто встречаются у инвертированных (X. Эллис [там же]). И в этом тоже есть много верного, но нельзя забывать, что вторичные и треK тичные половые признаки вообще весьма часто встречаются у проK 1 Ср. последние подробные описания соматического гермафродитизма: ТаK руффи (1903) и работы Нойгебауэра в нескольких томах ежегодника «Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen». 313 53 тивоположного пола, намекая тем самым на гермафродитизм, хотя при этом сексуальный объект в смысле инверсии не изменился. Психический гермафродитизм нашел бы воплощение, если бы наряду с инверсией полового объекта по меньшей мере происходиK ло изменение прочих душевных свойств, влечений и черт характера в направлении, характеризующем противоположный пол. Однако подобную инверсию характера можно встретить с некоторой регуK лярностью только у инвертированных женщин; у мужчин с инверK сией сочетается полнейшее душевное мужество. Если настаивать на существовании душевного гермафродитизма, то необходимо добаK вить, что в его проявлениях в различных областях отмечается лишь незначительная взаимная обусловленность. Впрочем, это же отноK сится и к соматическому гермафродитизму; согласно Хальбану1, отдельные случаи недоразвитости органов и вторичные половые признаки встречаются в целом независимо друг от друга. Учение о бисексуальности в его самой грубой форме сформулиK ровано одним из представителей инвертированных мужчин: женсK кий мозг в мужском теле. Но мы не знаем особенностей «женского мозга». Замена психологической проблемы анатомической являетK ся столь же бессмысленной, как и неправомерной. Объяснение, предложенное фон КраффтомKЭбингом, кажется сформулированK ным более точно, чем объяснение Ульриха, но в сущности ничем от него не отличается. КраффтKЭбинг считает [1895, 5], что бисексуK альное предрасположение обеспечивает индивида как мужскими и женскими мозговыми центрами, так и соматическими половыми органами. Эти центры развиваются только к пубертатному периоду, по большей части под влиянием независимых от них по своим заK даткам половых желез. Но к мужским и женским «центрам» отноK сится то же, что и к мужскому и женскому мозгу, и, кроме того, нам совсем неизвестно, вправе ли мы допустить для половых функций наличие отдельных участков мозга («центров»), таких же, как, наK пример, для речи2. 1 J. Halban (1903). См. там также литературу по данному вопросу. Первым, кто привлек для объяснения инверсии бисексуальность, поKвидиK мому, был (согласно реферативному обзору в шестом томе «Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen») Э. Глей, который еще в январе 1884 года опубликовал статью («Les aberrations de l’instinct sexuel») [«Отклонения сексуального инстинкта] в «Revue philosophique». Примечательно, впрочем, что большинство авторов, сводящих инK версию к бисексуальности, придают значение этому моменту не только в отношеK нии инвертированных, но и всех нормальных людей и, следовательно, понимают инверсию как результат нарушенного развития. Так, например, Шевалье (1893). 2 314 54 Тем не менее после всех этих рассуждений остаются в силе две мысли: что и при объяснении инверсии необходимо учитывать бисексуальное предрасположение, разве что мы не знаем, в чем, кроме анатомического формообразования, состоит это предрасK положение, и что речь идет о нарушениях, которые касаются разK вития полового влечения. Теория психического гермафродиK тизма предполагает, что сексуальK ный объект инвертированных проK тивоположен сексуальному объекту нормальных людей. ИнвертиK рованный мужчина, подобно женщине, не может устоять перед очаK рованием, исходящим от мужских качеств души и тела, он сам себя ощущает женщиной и ищет мужчину. И хотя это верно в отношении целого ряда инвертированных, все же далеко не составляет общего свойства инверсии. Не подлеK жит сомнению, что большая часть инвертированных мужчин сохраняет психический характер мужественности, обладает сравнительно немногочисленными вторичными признаками проK тивоположного пола и в своем половом объекте ищет, в сущности, женские психические черты. Будь это поKдругому, то осталось бы непонятным, для чего проституированные мужчины, предлагаюK щие себя инвертированным, — сегодня, как в древности — во всех СЕКСУАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ ИНВЕРТИРОВАННЫХ КраффтKЭбинг (1895[10]) говорит о том, что имеется множество наблюдений, «из которых следует по меньшей мере возможное существование этого второго центра (неразвившегося пола)». Некий доктор Ардуин («Женский вопрос и сексуальные промежуточные ступени») во втором томе ежегодника «Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen» (1900) выдвигает положение: «В каждом человеке имеются мужсK кие и женские элементы (ср. этот ежегодник, т. I, 1889; «Объективный диагноз гомосексуальности» доктора M. Хиршфельда, с. 8–9 и далее), только — соответK ственно принадлежности к тому или другому полу — одни несоразмерно более развиты, чем другие, если речь идет о гетеросексуальных людях…» Для Г. Германа (1903) не подлежит сомнению, «что в каждой женщине содержатся мужские зароK дыши и свойства, в каждом мужчине — женские» и т. д. [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Затем, в 1906 году, В. Флисс заявил о своем праве собственности на идею бисексуальности (в смысле двуполости). [Дополнение, сделанное в 1924 году:] В непрофессиональных кругах положение о человеческой бисексуальности расцеK нивается как достижение рано умершего философа О. Вейнингера, который полоK жил эту идею в основу весьма спорной книги (1903). Приведенные выше сведения должны показать, сколь малообоснованна была эта претензия. [Тем, что сам Фрейд признавал значение бисексуальности, он прежде всего был обязан Флиссу (ср. с. 124, прим. 1). Однако он не разделял мнения Флисса, что бисексуальностью можно объяснить вытеснение. См. обсуждение Фрейдом этого вопроса в работе «“Ребенка бьют”» (1919е, Studienausgabe, т. 7, с. 251).] 315 55 внешних проявлениях копируют одежду и манеры женщин; ведь такое подражание должно было бы оскорблять идеал инвертироK ванных. У греков, у которых среди инвертированных встречаются самые мужественные мужчины, ясно, что не мужественный харакK тер мальчика, а его телесное приближение к женщине, а также его женские душевные качества — робость, сдержанность, потребность в наставлении и посторонней помощи — разжигали любовь мужK чины. Как только мальчик становился взрослым, он переставал быть сексуальным объектом для мужчины и сам становился любиK телем мальчиков. Следовательно, сексуальным объектом в этом случае, как и во многих других, является не тот же пол, а соединеK ние качеств обоих полов, компромисс между душевным стремлеK нием к мужчине и стремлением к женщине при сохранении услоK вия мужественности тела (гениталий), так сказать, отражение собственной бисексуальной природы1. 1 [Эти последние шесть слов были добавлены в 1915 году. — Дополнение, сделанное в 1910 году:] Хотя психоанализ до сих пор не дал объяснения происK хождению инверсии, он все же открыл психический механизм ее возникновения и существенно расширил спектр рассматриваемых вопросов. Во всех исследованK ных случаях мы установили, что лица, ставшие впоследствии инвертированныK ми, в первые годы своего детства прошли через стадию весьма интенсивной, но кратковременной фиксации на женщине (большей частью на матери), после преодоления которой они идентифицируют себя с женщиной и выбирают самих себя в качестве сексуального объекта, то есть, исходя из нарцизма, ищут молодых и похожих на них самих мужчин, которых хотят любить так, как любила их мать. Далее, мы часто обнаруживали, что якобы инвертированные отнюдь не были безразличными к очарованию женщины, а постоянно транспонировали на мужK ской объект возбуждение, вызванное женщиной. Таким образом, они всю свою жизнь воспроизводили механизм, посредством которого у них возникла инверK сия. Их навязчивое стремление к мужчине оказывалось обусловленным их бесK покойным бегством от женщины. [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Психоаналитическое исследование со всей решительностью противится попыткам отделить гомосексуалистов от других людей как особого рода группу. Изучая также другие сексуального возбуждения, а не только открыто проявляющие себя, оно узнает, что все люди способны выбиK рать объект одного с ними пола и совершают его также и в бессознательном. Более того, прикрепления либидинозных чувств к лицам того же пола играют как фактоK ры нормальной душевной жизни не меньшую, а как движущие силы заболевания бульшую роль, чем относящиеся к противоположному полу. Скорее, психоаналиK зу кажется первичной независимость выбора объекта от пола объекта, одинаково свободная возможность располагать мужскими и женскими объектами, как это можно наблюдать в детском возрасте, в примитивных состояниях и во времена древней истории; и из этого первичного состояния в результате ограничения в ту или другую сторону развивается нормальный или инвертированный тип. С точки зрения психоанализа, также и исключительный сексуальный интерес мужчины к женщине является проблемой, нуждающейся в объяснении, а не чемKто само соK 316 56 Более определенными являются отношения у женщины, где активно инвертированные особенно часто обладают соматическиK ми и душевными свойствами мужчины и требуют женских качеств от своего сексуального объекта, хотя и здесь, при более близком знакомстве, может выявиться бóльшая пестрота отношений. Важный факт, которого необходимо придерживаться, состоит в том, что сексуальная цель при инверсии нельзя назвать единообразной. У мужчин половое сношение per anum [через задний проход] отнюдь не совпадает с инверсией; мастурбация также часто составляет исключительную цель, а ограничения сексуальной цели — вплоть до одних только излияний чувств — встречаются здесь СЕКСУАЛЬНАЯ ЦЕЛЬ ИНВЕРТИРОВАННЫХ бой разумеющимся, что имеет своим основанием химическое притяжение. ОконK чательное решение, касающееся выбора сексуального поведения, приходит тольK ко после пубертата и является результатом целого ряда пока еще необозримых факторов, отчасти имеющих конституциональную природу, отчасти случайных. Разумеется, некоторые из этих факторов могут оказаться настолько сильными, что оказывают влияние на результат в своем смысле. В целом же многочисленK ность определяющих моментов находит свое отражение в многообразии исходных пунктов явного сексуального поведения людей. У людей инвертированного типа всегда можно установить преобладание архаической конституции и примитивных психических механизмов. Самыми существенными их признаками предстают ценK ность нарциссического выбора объекта и сохранение эротического значения аналь# ной зоны. Но мы ничего не приобретем, если на основании таких конституциональK ных свойств будем отделять крайние типы инвертированных людей от остальных. То, что обнаруживается у таких крайних типов в качестве якобы достаточного обоснования их ненормальности, можно также обнаружить, разве что менее выK раженное, в конституции переходных типов и у внешне нормальных людей. РазK личия в результатах могут носить качественный характер: анализ показывает, что различия в условиях только количественные. Среди случайных влияний на выбор объекта мы сочли достойным внимания фрустрацию (сексуальное запугивание в детстве) и указали также на то, что важную роль играет наличие обоих родителей. Отсутствие сильного отца в детстве нередко благоприятствует инверсии. Наконец, можно выдвинуть требование, чтобы инверсию сексуального объекта строго отдеK ляли от смешения половых признаков у субъекта. Известная степень независимоK сти очевидна и в этом отношении.[Дополнение, сделанное в 1920 году:] Целый ряд важных идей по вопросу об инверсии выдвинул Ференци (1914). Ференци справедK ливо порицает тот факт, что под названием «гомосексуальность», которое он хочет заменить более удачным словом «гомоэротика», мешают в одну кучу множество совершенно разных, неравноценных как в органическом, так и психическом отK ношении состояний, поскольку всех их объединяет общий симптом инверсии. Он требует строгого различения по крайней мере между двумя типами: субъектным гомоэротиком, который чувствует и ведет себя как женщина, и объектным гомоэро# тиком, который вполне мужественен и лишь заменил женский объект объектом одного с ним пола. Первого он признает истинной «промежуточной сексуальной ступенью» в понимании М. Хиршфельда, второго — менее удачно — он называет невротиком, страдающим навязчивостью. Сопротивление склонности к инверK сии, а также возможность психического влияния принимаются в расчет только в 317 57 даже чаще, чем при гетеросексуальной любви. Также и у женщин секK суальные цели инвертированных разнообразны; среди них предпочтеK ние, поKвидимому, отдается прикосновению слизистой оболочкой рта. Хотя мы не чувствуем себя в состоянии удовлетвориK тельно объяснить возникновение инверсии на основе имеющегося до сих пор материала, мы можем, однако, заметить, что в этом исследовании пришли к пониманию, которое может оказаться для нас важнее, чем решение поставленной выше задачи. Мы обращаем внимание на то, что представляли себе связь сексуK ального влечения с сексуальным объектом слишком тесной. Опыт соприкосновения со случаями, которые считаются ненормальныK ми, нам показывает, что между сексуальным влечением и сексуальK ным объектом имеется спайка, которую мы рискуем не заметить при единообразии нормальных форм, где влечение вроде бы приносит с собой и объект. Поэтому мы вынуждены ослабить в наших мыслях связь между влечением и объектом. По всей вероятности, половое влечение сначала не зависит от объекта и, наверное, не обязано своим возникновением его раздражителям. ВЫВОДЫ отношении объектного гомоэротика. После признания этих двух типов можно также добавить, что у многих лиц обнаруживается смешение некой меры субъектK ной гомоэротики с некоторой долей объектной гомоэротики. В последние годы работы биологов, в первую очередь Эйгена Штейнаха, пролили яркий свет на органические условия гомоэротики, а также половых признаков в целом. С помощью экспериментального метода кастрации с последующей пересадK кой половых желез противоположного пола у разных млекопитающих удалось превратить самцов в самок и наоборот. Превращение коснулось более или менее полно соматических половых признаков и психосексуального поведения (то есть субъектной и объектной эротики). В качестве носителя этой предопределяющей пол силы рассматривается не та часть половой железы, которая образует половые клетки, а так называемая интерстициальная ткань органа («пубертатная железа»). В одном случае удалась перемена пола также у мужчины, лишившегося яичек вследствие туберкулезного заболевания. Он вел себя в половой жизни поK женски, как пассивный гомосексуалист, и у него наблюдались очень отчетливо выраженные женские половые признаки вторичного характера (особенности волосяного покрова, отсутствие растительности на лице, отложение жира на груди и на бедрах). После имплантации крипторхического человеческого яичка этот мужчина стал вести себя поKмужски и направлять свое либидо нормальным образом на женщину. Одновременно исчезли соматические женские признаки (A. Lipschütz, 1919 [356–357]). Было бы неправомерно утверждать, что благодаря этим прекрасным опыK там учение об инверсии ставится на новую основу, и преждевременно ожидать от них чуть ли не пути к общему «излечению» гомосексуальности. В. Флисс спраK ведливо подчеркивал, что эти экспериментальные опыты не обесценивают учеK ния об общем бисексуальном предрасположении высших животных. Более того, мне кажется вероятным, что дальнейшие исследования подобного рода дадут непосредственное подтверждение предполагаемой бисексуальности. 318 58 (Б) Неполовозрелые и животные как сексуальные объекты Если лица, сексуальные объекты которых не принадлежат к полу, который пригоден для этого в норме, то есть инвертированные люди, предстают наблюдателю совокупным множеством индивидов, в осK тальных отношениях, быть может, вполне полноценных, то случаи, в которых сексуальными объектами избираются неполовозрелые лица (дети), с самого начала кажутся единичными отклонениями. Только как исключение единственными сексуальными объектами являются дети; по большей части они оказываются в этой роли, когда малодушный и ставший импотентом индивид снисходит до такого суррогата или импульсивное (неотложное) влечение не моK жет в данный момент завладеть более подходящим объектом. Тем не менее то, что половое влечение допускает так много вариаций и такое унижение своего объекта, проливает свет на природу; голод, который гораздо энергичнее придерживается своего объекта, поK зволил бы это только в самом крайнем случае. Аналогичное замечаK ние относится к отнюдь не редко встречающемуся, особенно среди сельского населения, половому сношению с животными, причем половая притягательность переходит здесь границы вида. Из эстетических соображений это, как и другие тяжелые отклоK нения полового влечения, хочется приписать душевнобольным, но такое недопустимо. Опыт показывает, что у последних не наблюдаK ется иных нарушений полового влечения, чем у здоровых людей, у целых рас и сословий. Так, сексуальное злоупотребление детьми с неимоверной частотой встречается у учителей и воспитателей проK сто потому, что им для этого предоставляются самые благоприятK ные возможности. Разве что у душевнобольных соответствующее отK клонение проявляется в усиленной форме, или, что особенно важно, достигло степени исключительности и заняло место нормального сексуального удовлетворения. Это удивительное отношение сексуальных вариаций к шкале «здоK ровье — душевная болезнь» заставляет задуматься. Я бы сказал, что нуждающийся в объяснении факт является указанием на то, что поK буждения в сфере половой жизни относятся к таким, которые и в преK делах нормы хуже всего подчиняются высшим видам душевной деяK тельности. Кто в какомKлибо отношении является ненормальным — в социальном, этическом смысле, — тот, по моему опыту, всегда ненорK мален и в своей сексуальной жизни. Однако многие ненормальны в секK суальной жизни, но по всем другим пунктам соответствуют среднему человеку, лично участвуют в человеческом культурном развитии, слаK бым местом которого остается сексуальность. 319 59 В качестве самого общего результата этих рассуждений мы бы остановились все же на понимании того, что при огромном множеK стве условий и у удивительно большого числа индивидов тип и ценK ность сексуального объекта отступают на задний план. СущественK ным и постоянным в сексуальном влечении является нечто иное1. (2) ОТКЛОНЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО СЕКСУАЛЬНОЙ ЦЕЛИ Нормальной сексуальной целью считается соединение генитаK лий в акте, называемом совокуплением, который ведет к ослаблеK нию сексуального напряжения и к временному угасанию сексуальK ного влечения (удовлетворению, аналогичному насыщению при голоде). И тем не менее уже в самом нормальном сексуальном проK цессе бросаются в глаза элементы, развитие которых ведет к отклоK нениям, которые были описаны как перверсии. Речь идет об известK ных промежуточных (лежащих на пути к совокуплению) отношениях к сексуальному объекту, таких, как ощупывание и разглядывание, признаваемых в качестве временных сексуальных целей. Эти дейK ствия, с одной стороны, сами связаны с удовольствием, с другой стороны, они усиливают возбуждение, которое должно продолжатьK ся до достижения конечной сексуальной цели. Одно определенное из этих прикосновений, взаимное прикосновение слизистых обоK лочек губ, то есть поцелуй, у многих народов (в том числе и высокоK культурных) приобрело высокую сексуальную ценность, хотя имеюK щиеся при этом в виду части тела не относятся к половому аппарату, а образуют вход в пищеварительный тракт. Это и есть те моменты, которые позволяют установить связь между нормальной сексуальK ной жизнью и перверсиями и которые также пригодны для классиK фикации последних. Перверсии представляют собой либо а) выход за анатомические границы областей тела, предназначенных для поK лового соединения, либо б) задержки на промежуточных отношеK ниях к сексуальному объекту, которые в норме должны быстро преK одолеваться на пути к конечной сексуальной цели. 1 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Самое главное различие между любовK ной жизнью в древнем мире и нашей состоит, пожалуй, в том, что античный мир делал акцент на самом влечении, а мы переносим его на объект влечения. ДревK ние чествовали влечение и были готовы облагородить им даже малоценный объект, тогда как мы презираем осуществление влечения как такового и позволяем его оправдать лишь достоинствами объекта. 320 60 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) (А) Выход за анатомические границы Психическая оценка, которую получает секK ПЕРЕОЦЕНКА суальный объект в качестве желанной цели СЕКСУАЛЬНОГО сексуального влечения, лишь в самых редких ОБЪЕКТА случаях ограничивается его гениталиями, она распространяется на все его тело и имеет тенденцию включать в себя все ощущения, исходящие от сексуального объекта. Такая же переK оценка распространяется на психическую область и проявляется как логическое ослепление (слабость суждения) по отношению к душевным свойствам и совершенствам сексуального объекта, а также как легковерная готовность согласиться с суждениями, исходящими от последнего. Таким образом, доверчивость любви становится важным, если не первоначальным источником авторитета1. Именно эта сексуальная переоценка так плохо соотносится с огK раничением сексуальной цели соединением одних только генитаK лий и содействует выдвижению других частей тела в качестве сексуK альной цели2. Значение фактора сексуальной переоценки лучше всего изучать у мужчины, любовная жизнь которого единственно доступна исслеK дованию, тогда как любовная жизнь женщины — отчасти вследствие культурных искажений, отчасти вследствие конвенциональной скрытK ности и неискренности женщин — покрыта непроницаемым мраком1. 1 Не могу отказаться здесь от того, чтобы не напомнить о доверчивой податK ливости гипнотизируемых перед гипнотизером, которая заставляет меня предK положить, что сущность гипноза следует усматривать в бессознательной фиксаK ции либидо на персоне гипнотизера (при посредстве мазохистских компонентов сексуального влечения). [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Ш. Ференци связал это свойство внушаемости с «родительским комплексом». (1909.) [Отношение гипнотизируемого к гипнотизеру Фрейд еще раз обсуждает намного позднее в работе «Психология масс и анализ Я» (1921с).] 2 [Следующее примечание (последнее предложение которого вновь добаK вилось) и абзац в тексте выше, к которому оно относится, были переработаны в 1920 году и приобрели данную, несколько измененную форму:] Между тем неK обходимо заметить, что сексуальная переоценка происходит не при всех мехаK низмах выбора объекта и что в дальнейшем мы познакомимся с другим, более непосредственным объяснением сексуальной роли других частей тела. Момент «жажды возбуждения», который привлекается Хохе и И. Блохом для объяснеK ния распространения сексуального интереса на другие части тела, отличные от гениталий, как мне кажется, не заслуживает такого значения. Различные пути, по которым направляется либидо, с самого начала относятся друг к другу как сообщающиеся сосуды, И, кроме того, необходимо принимать в расчет феномен коллатерального течения. [Ср. с. 78.] 3 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] В типичных случаях у женщины отсутK ствует «сексуальная переоценка» мужчины, но она почти всегда присутствует по отношению к ею рожденному ребенку. 321 61 Использование рта как сексуальноK го органа считается перверсией, если губы (язык) одного человека приходят в соприкосновение с гениK талиями другого, но не в том случае, когда прикасаются друг к другу слизистые оболочки губ обоих людей. В последнем исключении состоит присоединение к норме. Кто исK пытывает отвращение как к перверсиям к иным употребительным практикам, существующим, наверное, с доисторических времен чеK ловечества, тот поддается при этом явной брезгливости, которая заK щищает его от принятия такой сексуальной цели. Но граница этой брезгливости нередко чисто условна; кто страстно целует губы красиK вой девушки, тот, возможно, лишь с отвращением сможет воспользоK ваться ее зубной щеткой, хотя нет оснований предполагать, что полость его собственного рта, которая ему не противна, чище, чем ротовая полость девушки. Здесь внимание обращается на момент брезK гливости, которая препятствует либидинозной переоценке сексуальK ного объекта, но которая, в свою очередь, может преодолеваться лиK бидо. В отвращении хотелось бы усмотреть одну из сил, которые привели к ограничению сексуальной цели. Как правило, на генитаK лии их действие не распространяется. Однако нет сомнения в том, что и гениталии другого пола сами по себе могут быть предметом отвращения и что такое поведение относится к характеристике всех истеричных больных (главным образом женщин). Силе сексуального влечения нравится утверждать себя в преодолении этого отвращеK ния. (См. ниже [с. 66].) СЕКСУАЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СЛИЗИСТОЙ ОБОЛОЧКИ РТА И ГУБ Еще отчетливее, чем в предыдущем слуK чае, становится ясным при использовании заднего прохода, что именно отвращение ставит на эту сексуальную цель клеймо перK перверсии. Но не следует истолковывать как пристрастие с моей стороны замечание, что обоснование этого отвращения тем, что эта часть тела служит выделению и соприкасается с самым отвратительK ным — с экскрементами, — не намного убедительней обоснования истеричными девушками своего отвращения к мужским гениталиK ям: они, мол, служат для мочеиспускания. Сексуальная роль слизистой оболочки заднего прохода отнюдь не ограничивается половым сношением между мужчинами, ее предK почтение не имеет ничего характерного для инвертированных чувств. Напротив, педерастия у мужчины, поKвидимому, обязана своей роK СЕКСУАЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАДНЕГО ПРОХОДА 322 62 лью аналогии с половым актом с женщиной, тогда как при сношеK нии инвертированных сексуальной целью скорее всего является взаK имная мастурбация. Распространение сексуальной цели на другие части тела во всех своих вариациях не представляет собой ничего принципиK ально нового, ничего не добавляет к нашему знанию о половом влеK чении, которое проявляет в этом только свое намерение овладеть сексуальным объектом по всем направлениям. Но наряду с сексуK альной переоценкой при выходе за анатомические границы проявK ляется второй момент, необычный для общедоступного знания. ОпK ределенные части тела, такие, как слизистая оболочка рта и заднего прохода, постоянно используемые в этих практиках, словно преK тендуют на то, чтобы к ним относились как гениталиям и соответK ствующим образом с ними обращались. Нам еще предстоит узнать, что это притязание оправдывается развитием сексуального влечеK ния и что оно реализуется в симптоматике некоторых болезненных состояний. Совершенно особое впечатление НЕПРИГОДНАЯ ЗАМЕНА производят те случаи, в которых СЕКСУАЛЬНОГО нормальный сексуальный объект ОБЪЕКТА — ФЕТИШИЗМ заменяется другим, имеющим к неK му отношение, но совершенно непригодным для того, чтобы служить нормальной сексуальной цели. В соответствии с принципами класK сификации мы, наверное, поступили бы более правильно, если бы упоK мянули эту необычайно интересную группу отклонений полового влеK чения еще тогда, когда речь шла об отклонениях в отношении сексуального объекта, но мы отложили это до того момента, когда поK знакомились с моментом сексуальной переоценки, от которого зависят эти явления, связанные с отказом от сексуальной цели. Заменой сексуального объекта становится часть тела, в целом весьK ма мало пригодная для сексуальных целей (нога, волосы), или неодуK шевленный объект, имеющий бесспорное отношение к лицу, проK буждающему сексуальные чувства, чаще всего к его сексуальности (предметы одежды, постельное белье). Эта замена вполне правомерK но приравнивается к фетишу, в котором дикарь воплощает своего бога. Переход к случаям фетишизма с отказом от нормальной или изK вращенной сексуальной цели составляют случаи, в которых, чтобы достигнуть сексуальной цели, требуется присутствие в сексуальном объекте фетишистского условия (определенного цвета волос, одежK ды и даже физического недостатка). Ни одна другая соприкасающаяся ЗНАЧЕНИЕ ДРУГИХ ЧАСТЕЙ ТЕЛА 323 63 с патологией вариация сексуального влечения не вызывала у нас такого большого интереса, как эта, изKза странности вызываемых ею явлений. Известное принижение стремления к нормальной секK суальной цели является здесь, поKвидимому, предпосылкой для всех случаев (исполнительная слабость полового аппарата)1. Связь с норK мой опосредуется через психологически необходимую переоценку сексуального объекта, которая неизбежно переносится на все, что с ним ассоциативно связано. Поэтому известная степень такого феK тишизма всегда присуща нормальной любви, особенно на тех стаK диях влюбленности, когда нормальная сексуальная цель кажется недостижимой или ее осуществление невозможным. Достань платочек мне с ее груди, Подвязку хоть на память мне найди!2 Патологическим случай становится только тогда, когда стремK ление к фетишу фиксируется, выходя за это условие, и занимает место нормальной цели; далее, когда фетиш теряет связь с опредеK ленным лицом, становится единственным сексуальным объектом. Таковы вообще условия перехода просто вариаций полового влечеK ния в патологические отклонения. Как впервые утверждал Бине [1888], а затем было доказано мноK гочисленными примерами, в выборе фетиша проявляется сохраняK ющееся влияние сексуального впечатления, полученного чаще всеK го в раннем детстве, что можно сравнить с вошедшей в поговорку «прилипчивости» первой любви у нормального человека («on revient toujours а ses premiers amours3»). Такое происхождение особенно очеK видно в случаях исключительной фетишистской обусловленности сексуального объекта. Со значением ранних сексуальных впечатлеK ний мы еще встретимся в другом месте [с. 144]4. 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Эта слабость соответствует конститу# циональным условиям. Психоанализ доказал влияние сексуального запугивания в раннем детстве как акцидентного условия, оттесняющего от нормальной секK суальной цели и побуждающего к ее замене. 2 [Гёте, «Фауст», часть I, 7Kя сцена. Перевод Н. Холодковского.] 3 [Первая любовь всегда помнится (фр.). — Примечание переводчика.] 4 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Более основательное психоаналитиK ческое исследование привело к правомерной критике утверждения Бине. Все относящиеся к этому наблюдения имеют своим содержанием первое столкновеK ние с фетишем, при котором тот уже вызывает сексуальный интерес, хотя из сопутствующих обстоятельств невозможно понять, каким образом он овладел этим интересом. Кроме того, все эти «ранние» сексуальные впечатления прихоK дятся на возраст после пятогоKшестого года, тогда как психоанализ заставляет усомниться в том, могут ли в таком позднем возрасте вновь образовываться патоK 324 64 В других случаях к замене объекта фетишем привела символиK ческая связь мыслей, которая большей частью данным человеком не осознается. Пути этих ассоциаций не всегда можно с уверенностью доказать (нога является древним сексуальным символом уже в мифах1, «мех» обязан своей ролью фетиша ассоциации с волосяном покровом на mons veneris2); тем не менее и эта символика, поKвидимому, не всегда оказывается независимой от сексуальных переживаний детства3. (Б) Фиксации на временных сексуальных целях Все внешние и внутренние условия, коK ВОЗНИКНОВЕНИЕ торые затрудняют или отдаляют досK НОВЫХ НАМЕРЕНИЙ тижение нормальной сексуальной цели (импотенция, высокая цена сексуального объекта, опасность полоK вого акта), поддерживают, вполне естественно, склонность к тому, чтобы задержаться на подготовительных актах и образовывать из них новые сексуальные цели, которые могут занять место нормальK логические фиксации. Истинное положение вещей заключается в том, что за первым воспоминанием о появлении фетиша лежит пройденная и забытая фаза сексуального развития, которая заменяется фетишем, словно «покрывающим воспоминанием», остатком и осадком которого и является фетиш. Поворот этой фазы, приходящейся на первые детские годы, в сторону фетишизма, как и выбор самого фетиша, обусловлены конституционально. 1 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Соответственно ботинок или домашK няя туфля является символом женских гениталий. 2 [Венерин бугор (лат.). — Примечание переводчика.] 3 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Психоанализ восполнил один из имевшихся пробелов в понимании фетишизма, указав на значение утраченного вследствие вытеснения копрофильного обонятельного удовольствия для выбора фетиша. Нога и волосы — это сильно пахнущие объекты, которые становятся фетишами после отказа от ставших неприятными обонятельных ощущений. В перверсии, соответствующей фетишизму ноги, сексуальным объектом являK ется лишь грязная, дурно пахнущая нога. Другой материал для объяснения фетишистского предпочтения ноги вытекает из инфантильных сексуальных теK орий. (См. ниже [с. 101].) Нога заменяет недостающий пенис у женщины. [До# полнение, сделанное в 1915 году:] В некоторых случаях фетишизма ноги удалось доказать, что направленное первоначально на гениталии влечение к разглядыва# нию, стремившееся подобраться к своему объекту снизу, вследствие запрета и выK теснения задержалось на своем пути и поэтому зафиксировалось на ноге или на ботинке как фетише. При этом женские гениталии, соответственно инфантильK ным ожиданиям, представлялись в фантазии как мужские. [Значение вытеснеK ния обонятельного удовольствия Фрейд также упоминает в анализе «Крысина» (1909d), Studienausgabe, т. 7, с. 102, далее подробно в двух длинных примечаниK ях в работе «Неудовлетворенность культурой» (1930а; Studienausgabe, т. 9, с. 229– 230, прим., и с. 235–236, прим. 2). О фетишизме речь идет прежде всего в статье Фрейда на эту тему (1927е; Studienausgabe, т. 3, с. 379–388).] 325 65 ных. При ближайшей проверке всегда оказывается, что наметки внешне самых странных из этих новых намерений все же имеются уже при нормальном сексуальном процессе. Известная доля ощупывания необходиK ма — во всяком случае человеку — для доK стижения нормальной сексуальнойцели. Также общеизвестно, какой источник удовольствия, с одной стороK ны, и какой приток новой энергии, с другой стороны, достигается благодаря ощущениям от прикосновения к коже сексуального объекта. Поэтому задержку на ощупывании, если только половой акт вообще продолжается, вряд ли можно причислить к перверсиям. Аналогично обстоит дело с разглядыванием, происходящим в конечном счете из ощупывания. Оптическое впечатление возникаK ет тем же путем, которым чаще всего пробуждается либидинозное возбуждение и на проходимость которого — если допустим такой телеологический подход1 — рассчитывает племенной отбор, побужK дая сексуальный объект развиваться в красивый. Прогрессирующее вместе с культурой сокрытие тела пробуждает сексуальное любопытK ство, которое стремится к тому, чтобы разоблачением скрытых часK тей дополнить сексуальный объект, но оно может отвлечься на худоK жественные цели («сублимироваться»), если удается отвлечь его интерес от гениталий и направить его на форму тела в целом2. ЗадерK жка на этой промежуточной сексуальной цели сексуально подчеркK нутого разглядывания в известной степени присуща большинству норK мальных людей, более того, она дает им возможность направить известную сумму своего либидо на высшие художественные цели. И наоборот, страсть к разглядыванию становится перверсией, а) если она ограничивается исключительно гениталиями, б) если она связана с преодолением отвращения (вуайерист: человек, подглядывающий за другим, когда тот отправляет выделительные функции), в) если она вытесняет нормальную сексуальную цель, вместо того чтобы подготовить к ее достижению. Последнее особенно выражено у ОЩУПЫВАНИЕ И РАЗГЛЯДЫВАНИЕ 1 [Эта вставка была добавлена в 1915 году. Ср. прим. на с. 94.] [Это, поKвидимому, первое появившееся в печатном виде употребление выражения «сублимировать». Он также встречается в истории болезни «Доры», которая хотя и была написана раньше, но опубликована позже, чем настоящая работа (см. Studienausgabe, т. 6, с. 125 и 181). Этот термин подробнее обсуждается ниже, на с. 85–86. — Дополнение, сделанное в 1915 году:] Мне кажется несомненK ным, что понятие «красивого» коренится в сексуальном возбуждении и первонаK чально означает то, что возбуждает сексуально («прелести»). С этим связано то, что сами гениталии, вид которых вызывает сильнейшее сексуальное возбуждеK ние, мы, собственно, никогда не находим «красивыми». 2 326 66 эксгибиционистов, которые, если мне позволено будет сделать выK вод на основании ряда анализов1, показывают свои гениталии для того, чтобы в качестве ответной услуги увидеть гениталии другого2. При перверсии, стремление которой состоит в разглядывании и показывании себя, проявляется весьма необычная особенность, которая будет занимать нас еще больше при следующем отклонеK нии. Дело в том, что сексуальная цель проявляется при этом в двух формах — в активной и пассивной. Силой, противостоящей стремлению к разглядыванию, а иногK да и устраняющей его, является стыд (как прежде — отвращение). Склонность причинять боль сексуальноK САДИЗМ И му объекту и ее противоположность, эти МАЗОХИЗМ наиболее часто встречающиеся и самые важные перверсии, в двух ее формах, активной и пассивной, были названы фон КраффтомKЭбингом садизмом и мазохизмом (пассивK ная форма). Другие авторы [например, ШренкKНотцинг (1899)] предпочитают более узкое обозначение «алголагния», подчеркиваK ющее удовольствие от боли, жестокость, тогда как в названиях, выбK ранных КраффтомKЭбингом, на передний план выдвигаются всякоK го рода унижение и покорность. Корни активной алголагнии, садизма, легко можно выявить в нормальном поведении. Сексуальность большинства мужчин обK наруживает примесь агрессии, стремления покорять, биологичесK кое значение которого, пожалуй, состоит в необходимости преодоK левать сопротивление сексуального объекта еще и другим способом, а не только посредством ухаживания. В таком случае садизм соответствовал бы ставшему самостоятельным, чрезмерK ным агрессивному компоненту сексуального влечения, выдвинувK шемуся на главное место благодаря смещению3. 1 [В изданиях до 1924 года в этом месте говорится: «одногоKединственного анализа».] 2 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Анализ выявляет у этой перверсии — как и у большинства других — неожиданное разнообразие ее мотивов и значеK ний. Например, навязчивый эксгибиционизм в значительной мере зависит от комплекса кастрации; он снова и снова подчеркивает целостность собственных (мужских) гениталий и воспроизводит детское удовлетворение по поводу отсутK ствия члена у женщин. [Ср. с. 101.] 3 [В изданиях 1905 и 1910 годов в этом месте текст содержал также два следующих предложения: «С такой же определенностью можно вывести по меньK шей мере один из корней мазохизма. Он происходит из сексуальной переоценки как неизбежного психического последствия выбора сексуального объекта». С 1915 года два этих предложения были опущены, а вместо них добавлены два следуюK щих абзаца.] 327 67 В обычном словоупотреблении понятие садизма колеблется от просто активной, а затем насильственной установки по отношению к сексуальному объекту до исключительной связи удовлетворения с его подчинением и жестоким с ним обращением. Строго говоря, только последний крайний случай имеет право называться перверсией. Аналогичным образом обозначение «мазохизм» охватывает все пассивные установки по отношению к сексуальной жизни и к сексуK альному объекту, крайним выражением которых является связь удовK летворения с переживанием сексуальным объектом физической или душевной боли. Мазохизм как перверсия, поKвидимому, больше отK далился от нормальной сексуальной цели, чем его противоположK ность; сначала следует выразить сомнение, появляется ли он первичK но и не возникает ли он регулярно скорее вследствие преобразования садизма1. Нередко можно видеть, что мазохизм представляет собой не что иное, как продолжение садизма, обращенного против собK ственной персоны, которая вначале занимает место сексуального объекта. Клинический анализ крайних случаев мазохистской перK версии приводит к взаимодействию целого ряда моментов, которые преувеличивают и фиксируют первоначальную пассивную сексуальK ную установку (комплекс кастрации, сознание вины). Преодолеваемая при этом боль присоединяется к отвращению и стыду, которые противопоставлялись либидо в качестве сопротивK лений2. Садизм и мазохизм занимают особое место среди перверсий, поскольку лежащая в их основе противоположность активности и пассивности относится к общим характерным особенностям сексуK альной жизни. То, что жестокость и половое влечение теснейшим образом взаиK мосвязаны, вне всякого сомнения, доказывает история человеческой культуры, но при объяснении этой взаимосвязи никто не пошел дальK ше подчеркивания агрессивного момента либидо. По мнению некотоK рых авторов, эта примешивающаяся к половому влечению агрессия является, в сущности, остатком каннибальского вожделения, то есть 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Дальнейшие рассуждения, которые опирались на определенные предположения относительно структуры душевноK го аппарата и действующих в нем видах влечений, существенно изменили мое суждение о мазохизме. Я пришел к признанию первичного — эрогенного — мазоK хизма, из которого развиваются две последующие формы — женский и мораль# ный мазохизм. В результате обращения неизрасходованного в жизни садизма против собственной персоны возникает вторичный мазохизм, который добавляK ется к первичному. (См. «Экономическая проблема мазохизма», 1924с.). 2 [Этот короткий абзац присутствовал уже в первом издании (1905); и наK оборот, два предыдущих, а также следующий добавились только в 1915 году.] 328 68 в ней задействован аппарат овладения, служащий удовлетворению другой, в онтогенетическом отношении более древней важной поK требности1. Также утверждалось, что всякая боль сама по себе содерK жит возможность ощущения удовольствия. Мы хотим ограничиться впечатлением, что объяснение этой перверсии отнюдь не может счиK таться удовлетворительным и что при этом, возможно, соединяются несколько душевных стремлений, создавая один эффект2. Самая поразительная особенность этой перверсии заключаK ется, однако, в том, что ее активная и ее пассивная формы постоK янно встречаются вместе у одного и того же лица. Кто испытывает удовольствие от того, что причиняет другим боль в сексуальном отношении, тот также способен испытывать наслаждение от боли, которая может у него возникать от половых отношений. Садист — это всегда одновременно и мазохист, хотя активная или пассивная сторона перверсии у него может быть выражена сильнее и предK ставлять собой его преобладающую сексуальную деятельность3. Мы видим, таким образом, что некоторые из извращенных наK клонностей регулярно проявляются как пары противоположностей, чему с учетом приводимого далее материала можно приписать больK шое теоретическое значение4. Кроме того, очевидно, что существоваK ние пары противоположностей садизмKмазохизм нельзя непосредK ственно вывести из примешивания агрессии. Напротив, следовало бы попытаться связать такие одновременно существующие протиK воположности с объединенной в бисексуальности противоположноK стью мужского и женского, для которой в психоанализе часто можно ввести противоположность активного и пассивного5. 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Ср. в этой связи последующее сообщеK ние [с. 103–104] о догенитальных фазах сексуального развития, в котором подK тверждается этот взгляд. 2 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Из приведенного последним исследоK вания [см. прим. 1 на с. 68] вытекает основанное на происхождении влечения особое положение пары противоположностей садизм–мазохизм, благодаря коK торому она выделяется из ряда других «перверсий». 3 Вместо многочисленных доказательств для подтверждения этого я только процитирую место из Xэвлока Эллиса ([1913, 119; 1Kе изд.:] 1903): «Все известные случаи садизма и мазохизма, даже приведенные фон КраффтомKЭбингом, всегда имеют следы (как уже доказали Колин Скотт и Фере) обеих групп явлений у одK ного и того же индивида». 4 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Ср. последующее упоминание «амбиK валентности» [с. 104–105]. 5 [Второго придаточного предложения в изданиях 1905 и 1910 годов еще нет. В издании 1915 года было добавлено следующее придаточное предложение: «значение которой в психоанализе сведено к противоположности активного и пасK сивного». В 1924 году оно было заменено нынешним текстом.] 329 69 (3) ОБЩЕЕ О ВСЕХ ПЕРВЕРСИЯХ Врачи, изучавшие сначала перверсии на ярко выраженных примерах и при особых условиях, разумеется, были склонны приK писать им характер болезни или дегенерации точно так же, как при инверсии. Между тем здесь легче, чем там, отклонить это мнение. Повседневный опыт показывает, что большинство этих отклонений, по крайней мере наименее выраженные из них, образуют редко отK сутствующую составную часть сексуальной жизни здоровых людей, и считаются ими нормальными наравне с другими интимностями. Там, где этому благоприятствуют обстоятельства, также и нормальK ный человек может на какоеKто время заменить нормальную сексуK альную цель такой перверсией или предоставить ей место наряду с первой. Пожалуй, у любого здорового человека имеется то или иное дополнение к нормальной сексуальной цели, которое можно наK звать перверсией, и самой по себе такой распространенности достаK точно для того, чтобы показать нецелесообразность употребления укоризненного наименования «перверсия». Именно в области секK суальной жизни сталкиваешься с особыми, в настоящее время, собK ственно говоря, неразрешимыми трудностями, когда пытаешься провести четкую границу между простой вариацией в пределах фиK зиологической области и болезненными симптомами. Тем не менее у некоторых из этих перверсий качество новой секK суальной цели таково, что требует особой оценки. Известные перK версии настолько удаляются по своему содержанию от нормы, что мы не можем не объявить их «болезненными», особенно те, в котоK рых сексуальное влечение при преодолении сопротивлений (стыда, отвращения, ужаса, боли) проявляется в вызывающих изумление дейK ствиях (лизание кала, глумление над трупами). Но и в этих случаях нельзя с уверенностью ожидать, что преступниками всякий раз окаK жутся лица с иного рода тяжелыми отклонениями или душевнобольK ные. Также и здесь не уйдешь от факта, что люди, которые в остальных отношениях ведут себя нормально, только в области сексуальной жизни, находясь во власти самого безудержного из всех влечений, проявляют себя как больные. И наоборот, за явной неK нормальностью в других жизненных отношениях всякий раз на задK нем плане обнаруживается ненормальное сексуальное поведение. В большинстве случаев мы можем обнаружить болезненный хаK рактер перверсии не в содержании новой сексуальной цели, а в ее отношении к норме. Если перверсия появляется не наряду с нормой (нормальными сексуальной целью и объектом), где благоприятные ВАРИАЦИЯ И БОЛЕЗНЬ 330 70 условия содействуют нормальному, а неблагоприятные ему преK пятствуют, а когда при любых условиях она вытесняет и замещает нормальное; таким образом, в исключительности и фиксации перK версии мы чаще всего усматриваем основание расценивать ее как болезненный симптом. Возможно, именно в самых отвратительK ных перверсиях следует признать наиK большее участие психики в превращении сексуального влечения. Здесь совершаетK ся определенная душевная работа, у которой, несмотря на ее ужасK ный результат, нельзя отнять значения идеализации влечения. ВсеK могущество любви нигде, пожалуй, не проявляется так сильно, как в этих ее заблуждениях. Самое высокое и самое низкое повсюду тесK нейшим образом связаны в сексуальности («с небес в преисподнюю»1). ПСИХИЧЕСКОЕ УЧАСТИЕ ПРИ ПЕРВЕРСИЯХ При изучении перверсий мы пришли к поK ниманию того, что сексуальное влеK чение вынуждено бороться с сопротивлением со стороны опредеK ленных душевных сил, среди которых отчетливее всего проявляютK ся стыд и отвращение. Можно предположить, что эти силы задейK ствованы в сдерживании влечения в пределах, считающихся нормальными, и если они развились у индивида раньше, чем сексуK альное влечение достигло своей полной силы, то, возможно, именK но они и задали определенное направление его развитию2. Далее мы заметили, что некоторые из исследованных перверK сий становятся понятными только при совпадении нескольких моK тивов. Если они допускают анализ — разложение, — то это значит, что по своей природе являются составными. Это может послужить нам указанием на то, что и само сексуальное влечение, вероятно, не представляет собой нечто простое, а состоит из компонентов, котоK рые снова отделяются от него в перверсиях. Таким образом, клиниK ка привлекла наше внимание к слияниям, утратившим свое выражеK ние в однообразном нормальном поведении3. ДВА РЕЗУЛЬТАТА 1 [Гёте, «Фауст», Пролог в театре.] [Дополнение, сделанное в 1915 году:] С другой стороны, эти сдерживающие сексуальное развитие силы — отвращение, стыд и мораль — нужно рассматриK вать как исторический осадок внешних торможений, которые сексуальное влеK чение испытало в психогенезе человечества. Можно наблюдать, что в развитии отдельного человека они появляются в свое время чуть ли не спонтанно, следуя указаниям воспитания и влиянию извне. 3 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] По поводу развития перверсий заранее отмечу, что есть основание предполагать, что до их фиксации, точно так же, как при фетишизме, имелись зачатки нормального сексуального развития. До сих 2 331 71 (4) СЕКСУАЛЬНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ У НЕВРОТИКОВ Важное дополнение к знанию о сексуальK ном влечении у людей, по крайней мере очень близко стоящих к нормальным, можно получить из источниK ка, к которому можно подступиться лишь определенным способом. Существует лишь одно средство, позволяющее получить основательK ные и не вводящие в заблуждение сведения о половой жизни так называемых психоневротиков (при истерии, неврозе навязчивых соK стояний, так называемой неврастении, несомненно, при dementia praecox и паранойе1), а именно если подвергнуть их психоаналитиK ческому исследованию, которым пользуется предложенный Й. Брейером и мной в 1893 году метод лечения, названный тогда «катартическим». Я должен предпослать или повторить из других публикаций, что эти психоневрозы, насколько богат мой опыт, возникают под воздействием сил сексуального влечения. Я не имею в виду, что энерK гия сексуального влечения дополняет силы, поддерживающие болезK ненные явления (симптомы), а категорически утверждаю, что этот компонент является единственно постоянным и самым важным энергетическим источником невроза, а потому сексуальная жизнь данных лиц выражается либо исключительно, либо преимущественK но, либо только частично в этих симптомах. Симптомы, как я это указывал в другом месте2, отражают сексуальное поведение больных. Доказательством этого утверждения послужило мне возрастающее в течение двадцати пяти3 лет количество психоанализов истеричесK ких и других неврозов, о результатах которых по отдельности я дал — и еще буду давать — подробный отчет в других работах4. Психоанализ устраняет симптомы истериков исходя из предK положения, что эти симптомы являются заменой — так сказать, ПСИХОАНАЛИЗ пор аналитическому исследованию удавалось в отдельных случаях показать, что и перверсия является осадком развития эдипова комплекса, после вытеснения которого вновь проявляется самый сильный по своим задаткам компонент секK суального влечения. 1 [До 1915 года вместо этих последних пяти слов стояло лишь «вероятно, также при паранойе».] 2 [«Фрагмент анализа одного случая истерии» (1905е, Studienausgabe, т. 6, с. 179).] 3 [В издании 1905 года здесь стояло «в течение десяти лет»; в каждом новом издании вплоть до 1920 года это число возрастало.] 4 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Это будет лишь уточнением, но не ограничением данного положения, если я изменю его следующим образом: неK рвные симптомы основываются, с одной стороны, на притязаниях либидинозных влечений, а с другой стороны — на требованиях Я, то есть на реакции против них. 332 72 транскрипцией — ряда аффективно катектированных душевных процессов, желаний и стремлений, которым вследствие особого психического процесса (вытеснения) отказано в доступе к осущеK ствлению посредством осознанной психической деятельности. Эти мыслительные образования, удерживаемые в состоянии бессозK нательного, стремятся найти выражение, сообразное их аффекK тивной ценности, достичь отвода, и они находят его при истерии посредством процесса конверсии в соматических феноменах — как раз в истерических симптомах. При искусном, проведенном с исK пользованием особых приемов обратном превращении симптомов аффективно катектированные представления, ставшие теперь осознанными, позволяют получить самые точные сведения о приK роде и происхождении этих ранее бессознательных психических образований. Таким образом стало известно, что симпK томы представляют собой замену стремK лений, заимствующих свою энергию из источников сексуального влечения. В полном согласии с этим наK ходится все, что мы знаем о характере истериков, взятых здесь в каK честве образца всех психоневротиков, до их заболевания и о повоK дах к этому заболеванию. В истерическом характере можно распознать некоторую долю сексуального вытеснения, выходящую за пределы нормы, усиление сопротивлений сексуальному влечеK нию, известных нам в виде стыда, отвращения и морали, и своего рода инстинктивное бегство от интеллектуальных занятий сексуK альной проблемой, в результате которого в наиболее ярких случаях вплоть до наступления половой зрелости сохраняется полное секK суальное неведение1. Эта существенная для истерии черта характера нередко оказыK вается незаметной для грубого наблюдения изKза наличия второго конституционального фактора истерии — чересчур выраженного сексуального влечения; но психологический анализ всякий раз умеет его раскрывать и разрешать противоречивую загадочность истерии путем выявления пары противоположностей — слишком сильной сексуальной потребности и чрезмерного отрицания сексуальности. РЕЗУЛЬТАТЫ ПСИХОАНАЛИЗА 1 «Этюды об истерии», 1895. (Брейер и Фрейд.) Й. Брейер говорит о своей пациентке, к которой впервые применил катартический метод: «Сексуальный момент был удивительно неразвит». [Речь идет о пациентке Анне О., история болезни которой среди описаний случаев в «Этюдах» приводится первой.] 333 73 Для предрасположенного к истерии человека повод к заболеK ванию возникает тогда, когда вследствие продолжающегося собK ственного созревания или внешних жизненных условий он всеK рьез соприкасается с реальными сексуальными требованиями. В таком случае из конфликта между натиском влечения и протиK водействующим отвержением сексуальности находится выход в болезнь, который не разрешает конфликт, а пытается избежать его путем превращения либидинозных стремлений в симптомы1. Если истеричный человек, к примеру мужчина, заболевает от каK когоKнибудь банального эмоционального проявления, от конфK ликта, в центре которого не имеется сексуального интереса, то таK кое исключение — только кажущееся. Психоанализ всякий раз может тогда доказать, что именно сексуальный компонент конфK ликта сделал возможным заболевание, не позволив душевным проK цессам совершаться нормальным образом. Добрая часть критики этих моих положений, поK жалуй, объясняется тем, что сексуальность, из коK торой я вывожу психоневротические симптомы, отождествляют с нормальным сексуальным влечением. Но психоK анализ учит еще большему. Он показывает, что симптомы отнюдь не возникают (по крайней мере, исключительно или преимущеK ственно) только за счет так называемого нормального сексуального влечения, а представляют собой конвертированное выражение влеK чений, которые были бы названы извращенными (в широком смысK ле), если бы их можно было проявить непосредственно в воображаK емых намерениях и в поступках без отвлечения от сознания. Таким образом, симптомы отчасти образуются за счет ненормальной сексуK альности; невроз — это, так сказать, негатив перверсии2. В сексуальном влечении психоневротиков можно выявить все отклонения, которые мы изучили в качестве вариаций нормальK ной и выражений болезненной сексуальной жизни. (а) У всех невротиков (без исключения) в бессознательной дуK шевной жизни имеются побуждения к инверсии, к фиксации лиK НЕВРОЗ И ПЕРВЕРСИЯ 1 [К этой теме Фрейд затем обращается в работе «О типах невротического заболевания» (1912с).] 2 [Эта мысль содержится также в истории болезни «Доры» (1905е, Studienaus# gabe, т. 6, с. 125).] Ясно сознаваемые фантазии извращенных людей, которые при благоприятных обстоятельствах обращаются в действия, бредовые опасения параноиков, во враждебном смысле проецируемые на других, и раскрываемые психоанализом бессознательные фантазии истериков, стоящие за их симптомаK ми, по содержанию совпадают до малейших деталей. 334 74 бидо на лицах того же пола. Без детального обсуждения невозможK но должным образом оценить значение этого момента для формиK рования картины болезни; я могу только заверить, что бессознаK тельная склонность к инверсии всегда присутствует, и именно она во многом помогает объяснить, в частности, мужскую истерию1. (б) В качестве моментов, приводящих к образованию симптомов, у психоневротиков можно выявить наличие в бессознательном всеK возможных склонностей к выходу за анатомические границы, а среди них с особой частотой и интенсивностью те, при которых ролью гениK талий наделяется слизистая оболочка рта и заднего прохода. (в) Совершенно исключительную роль среди факторов, приK водящих к образованию симптомов, при психоневрозах играют парциальные влечения2, которые проявляются в основном в паK рах противоположностей и с которыми мы познакомились как с носителями новых сексуальных целей, — влечение к разглядыK ванию и выставлению себя напоказ, а также активно и пассивно выраженное влечение к жестокости. Вклад последнего необходим для понимания характера страдания, доставляемого симптомом, и почти всегда он определяет некоторые особенности социальноK го поведения больных. Благодаря этой связи жестокости с либидо осуществляется превращение любви в ненависть, нежных побужK дений во враждебные, которые характерны для целого ряда неK вротических случаев и даже, как представляется, для паранойи. Интерес к этим результатам возрастает еще больше изKза некоK торых особенностей фактического положения вещей3. (α) Там, где в бессознательном обнаруживается такое влечеK ние, которое способно составлять пару с противоположностью, постоянно можно выявить действие и этой противоположности. 1 Очень часто психоневроз сочетается с явной инверсией, при этом гетероK сексуальная направленность становится жертвой полного подавления. СообK щая, что впервые я обратил внимание на неизбежную всеобщность склонности к инверсии у психоневротиков благодаря личным высказываниям В. Флисса из Берлина, я лишь отдаю должное побуждению, выпавшему на мою долю, после чего я обнаружил ее в отдельных случаях. [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Этот недостаточно оцененный факт должен был бы оказать решающее влияние на все теории гомосексуализма. 2 [Термин «парциальные влечения» впервые появляется здесь в напечатанK ном виде; и наоборот, как таковое это понятие было введено выше, на с. 71.] 3 [В изданиях до 1920 года перечислялись три такие «особенности». В отноK шении первой, в дальнейшем опущенной, говорилось: «Среди бессознательных последовательностей мыслей при неврозах не встречается ничего, что соответK ствовало бы склонности к фетишизму; данное обстоятельство, пожалуй, пролиK вает свет на психологическую особенность этой хорошо изученной перверсии».] 335 75 То есть любая «активная» перверсия сопровождается своим «пасK сивным» дополнением; кто в бессознательном эксгибиционист, тот одновременно и вуайерист, кто страдает от последствий выK теснения садистских побуждений, у того находится и другое подK крепление симптомов из источников мазохистской наклонносK ти. Полное соответствие с поведением «позитивных» перверсий, разумеется, очень важно. Однако в картине болезни доминируK ющую роль играет та или другая из противоположных наклонK ностей. (β) В более выраженном случае психоневроза лишь изредка встречается развитым единственное из этих извращенных влечений, чаще всего обнаруживается их большее количество и, как правило, — следы всех; но отдельное влечение по своей интенсивности не завиK сит от развития других. Также и здесь изучение позитивных перверK сий выявляет их точную противоположность. (5) ПАРЦИАЛЬНЫЕ ВЛЕЧЕНИЯ И ЭРОГЕННЫЕ ЗОНЫ 1 Если сопоставить то, что мы узнали из исследования позитивK ных и негативных перверсий, то напрашивается мысль свести их к ряду «парциальных влечений», которые, однако, не представляK ют собой нечто первичное, а допускают дальнейшее разложение2. Под «влечением» мы понимаем прежде всего не что иное, как псиK хическую репрезентацию непрерывно текущих, интрасоматичесK ких источников раздражения, в отличие от «раздражения», которое вызывается отдельными и поступающими извне возбуждениями. Таким образом, влечение — это одно из понятий, разграничиваюK щих душевное и телесное. Самым простым и напрашивающимся 1 [Это, поKвидимому, первое появление в печати термина «эрогенные зоны». Он встречается в одном из пассажей в разделе I истории болезни «Доры» (1905е, Studienausgabe, т. 6, с. 126), которая предположительно была написана еще в 1901 году. Очевидно, термин создан по аналогии с обозначением «истерогенная зона», который уже был общеупотребительным.] 2 [С этого места и до конца данный абзац датирован 1915 годом. В двух первых изданиях (1905 и 1910 годов) в этом месте стояли два следующих предлоK жения: «Наряду с несексуальным самим по себе “влечением”, происходящим из источников моторных импульсов, в них [парциальных влечениях] выделяют вклад органа, принимающего раздражители (кожи, слизистой оболочки, органа чувств). Последний следует обозначить здесь как эрогенную зону, как тот орган, возбуждеK ние которого придает влечению сексуальный характер». Скорректированная формулировка относится к тому времени, когда Фрейд писал работу «Влечения и их судьбы» (1915с), в которой данная тема исследуется подробно.] 336 76 предположением о природе влечений было бы то, что сами по себе они никаким качеством не обладают, а могут приниматься во вниK мание только в качестве меры рабочей нагрузки на душевную жизнь. То, что отличает друг от друга влечения и наделяет их особыми свойK ствами, — это их отношение к своим соматическим источникам и к своим целям. Источником влечения является возбуждающий процесс в неком органе, а ближайшая цель влечения состоит в устK ранении этого раздражения органа1. Дальнейшая предварительная гипотеза в теории влечений, от которой мы не можем уклониться, гласит, что от органов тела постуK пают двоякого рода возбуждения, обусловленные различием их хиK мической природы. Один из этих видов возбуждения мы обозначаK ем как специфически сексуальный, а данный орган — как «эрогенную зону» исходящего от него парциального сексуального влечения2. В случае извращенных наклонностей, при которых сексуальK ное значение придается ротовой полости и заднепроходному отверK стию, роль эрогенной зоны вполне очевидна. Во всех отношениях она выступает как часть полового аппарата. При истерии эти части тела и исходящие от них тракты слизистой оболочки становятся местом появления новых ощущений и изменений иннервации — более того, процессов, которые можно сравнить с эрекцией3, — соK вершенно так же, как настоящие гениталии под влиянием возбужK дения, возникающего при нормальных половых процессах. Значение эрогенных зон как побочных аппаратов и суррогаK тов гениталий наиболее отчетливо среди всех психоневрозов проK является при истерии; но это не должно означать, что им можно пренебрегать при других формах заболевания. Оно здесь лишь менее заметно, потому что при них (неврозе навязчивых состояK ний, паранойе) образование симптомов происходит в областях дуK шевного аппарата, более удаленных от центров, отвечающих за управление телом. При неврозе навязчивых состояний больше бросается в глаза значение импульсов, которые создают новые секK суальные цели и кажутся независимыми от эрогенных зон. И все 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Теория влечений — это самая важная, но вместе с тем и самая сырая часть психоаналитической теории. В своих более поздних работах («По ту сторону принципа удовольствия», 1920g, «Я и Оно», 1923b) я занимался дальнейшей разработкой теории влечений. 2 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Нелегко здесь обосновать эти гипотеK зы, почерпнутые из исследования определенного класса невротических заболеK ваний. Но с другой стороны невозможно сказать чтоKлибо веское о влечениях, не упомянув эти предположения. 3 [Слова во вставке были добавлены в 1920 году.] 337 77 же при разглядывании и эксгибиционизме глаз соответствует эроK генной зоне; когда речь идет о таких компонентах сексуального влечения, как боль и жестокость, такую же роль играет кожа, коK торая в отдельных участках тела дифференцировалась в органы чувств и модифицировалась в слизистую оболочку в качестве эроK генной зоны κατ εξοχην1. (6) ОБЪЯСНЕНИЕ КАЖУЩЕГОСЯ ПРЕОБЛАДАНИЯ ИЗВРАЩЕННОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ ПРИ ПСИХОНЕВРОЗАХ В результате предшествовавших рассуждений сексуальность психоневротиков, возможно, оказалась представлена в ложном свеK те. Может показаться, что изKза своих врожденных особенностей психоневротики в сексуальном поведении очень приблизились к изK вращенным людям и настолько же отдалились от нормальных. Но вполне возможно, что конституциональное предрасположение этих больных помимо чрезмерной степени сексуального вытеснения и чрезвычайной силы сексуального влечения заключает в себе еще и необычайную склонность к перверсии в самом широком смысле слова; однако исследование более легких случаев показывает, что последнее предположение не обязательно или что, по крайней мере при оценке болезненных эффектов, необходимо вычесть воздейK ствие одного фактора. У большинства психоневротиков заболеваK ние возникает только после наступления пубертата под влиянием требований нормальной половой жизни. Против этого в первую очередь и направляется вытеснение. Или же заболевания возникаK ют позднее, когда либидо получает отказ в удовлетворении норK мальным путем. В обоих случаях либидо ведет себя как поток, главK ное русло которого запружено; оно заполняет коллатеральные пути, остававшиеся прежде свободными. Тем самым и кажущаяся столь большой (хотя и негативная) склонность психоневротиков к перK 1 Здесь нужно вспомнить положение Молля, который разделяет сексуальK ное влечение на влечения к контректации и детумесценции. Контректация ознаK чает потребность в прикосновении к коже. [Влечение к детумесценции было описано Моллем (1898) как стремление к разрядке напряжения посредством толчкообразных движений полового органа, влечение к контректации — как стремление вступить в соприкосновение с другим человеком. Он считал, что в развитии индивида последний импульс появляется позже, чем первый (см. также ниже, с. 87, прим. 2).] 338 78 версиям может быть обусловлена коллатеральным течением, или, во всяком случае, это коллатеральное течение должно усилиться. Но факт заключается в том, что сексуальное вытеснение как внутK ренний фактор должно быть поставлено в один ряд с теми внешниK ми факторами, которые, подобно ограничению свободы, недоступK ности нормального сексуального объекта, опасности нормального полового акта и т. д., вызывают перверсии у индивидов, которые в противном случае, возможно, остались бы нормальными. В отдельных случаях неврозов дело может обстоять поKразноK му; один раз определяющим является врожденная величина извраK щенной наклонности, в другой раз — ее коллатеральное усиление вследствие оттеснения либидо от нормальной сексуальной цели и сексуального объекта. Было бы неправильно конструировать противоположность там, где имеются отношения кооперации. Наиболее яркие проявления невроза имеют место тогда, когда конK ституция и переживание действуют сообща в одном направлении. Резко выраженная конституция сможет, пожалуй, обойтись без поддержки со стороны жизненных впечатлений, сильное потряK сение в жизни вызовет, пожалуй, невроз и при средней конституK ции. Впрочем, эти положения в той же мере касаются этиологиK ческого значения врожденного и случайно пережитого также и в других областях. Если предпочесть гипотезу, что особенно выраженная склонK ность к перверсиям все же относится к особенностям психоневроK тической конституции, то появляется перспектива выделить — в заK висимости от врожденного преобладания той или иной эрогенной зоны, того или иного парциального влечения — многообразие таK ких конституций. Соответствует ли врожденному предрасположеK нию к перверсиям особое отношение к выбору определенной форK мы заболевания, — это, как и многое другое в этой области, пока еще не исследовано. (7) ССЫЛКА НА ИНФАНТИЛИЗМ СЕКСУАЛЬНОСТИ Доказательством того, что извращенные побуждения являK ются факторами, ведущими к образованию симптомов при псиK хоневрозах, мы чрезвычайным образом увеличили число людей, которых можно было бы причислить к извращенным. Дело не только в том, что сами невротики представляют собой очень мноK гочисленный класс людей, — необходимо также учесть, что неK 339 79 врозы во всех своих формах сплошными рядами постепенно пеK реходят в здоровье; ведь мог же Мёбиус с полным основанием утверждать, что все мы немного истеричны. Тем самым вследK ствие невероятного распространения перверсий мы вынуждены допустить, что и предрасположение к перверсиям не является редK кой особенностью, а должно быть частью конституции, считаюK щейся нормальной. Мы слышали, что вопрос о том, сводятся ли перверсии к врожK денным условиям или возникают благодаря случайным переживаK ниям, как это предполагал Бине в отношении фетишизма [см. с. 64], является спорным. Теперь мы можем предложить его решение: раK зумеется, в основе перверсий лежит нечто врожденное, но нечто такое, что является врожденным у всех людей, что в качестве наследK ственных задатков колеблется в своей интенсивности и ждет усилеK ния благодаря влияниям жизни. Речь идет о врожденных, закрепK ленных в конституции корнях сексуального влечения, развившихся в одном ряде случаев до настоящих носителей сексуальной деятельK ности (перверсии), в других случаях подвергающихся недостаточK ному подавлению (вытеснению), в результате чего они могут обходK ным путем — в виде симптомов болезни — привлечь к себе значительную часть сексуальной энергии, тогда как в наиболее блаK гоприятных случаях благодаря действенному ограничению и иной переработке, минуя обе крайности, развивается так называемая нормальная сексуальная жизнь. Но далее мы скажем, что предполагаемую конституцию, обK наруживающую зачатки всех перверсий, можно выявить лишь у ребенка, хотя все влечения у него могут проявляться только с умеK ренной интенсивностью. Если же нам напрашивается формулиK ровка, что невротики сохранили у себя инфантильное состояние сексуальности или к нему вернулись, то нам следует обратить свой интерес к сексуальной жизни ребенка и проследить за игрой влиK яний, определяющих процесс развития детской сексуальности вплоть до его исхода в перверсии, неврозе или нормальной полоK вой жизни. 80 II ИНФАНТИЛЬНАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ Популярное мнение о половом влечении состоит в том, что в детстве оно отсутствуK ет и пробуждается только в период жизK ни, называемый пубертатом. Но это не простое, а чреватое последK ствиями заблуждение, поскольку именно оно прежде всего повинно в нашем нынешнем незнании основных условий сексуальной жизни. Обстоятельное исследование сексуальных проявлений в детстве, веK роятно, открыло бы нам существенные черты полового влечения, показало бы его развитие и образование из различных источников. Примечательно, что авторы, занимающиеся объяснением свойств и реакций взрослого индивида, уделяли гораздо больше внимания доисторическому времени, жизни предков, то есть приK писывали гораздо больше влияния наследственности, чем другому доисторическому времени, которое приходится уже на индивидуK альное существование человека, а именно детство. Однако следоK вало бы подумать, что влияние этого периода жизни легче понять и что оно с большим основанием должно привлекать к себе вниK мание, чем влияние наследственности1. Хотя в литературе встреK чаются случайные замечания о преждевременных проявлениях сексуальности у маленьких детей, об эрекции, мастурбации и даже о напоминающих коитус попытках, но только как об исключиK тельных процессах, как о курьезах или как об отталкивающих примерах ранней испорченности. Насколько я знаю, ни один авK тор не имел четкого представления о закономерностях сексуальK ного влечения в детстве, и в многочисленных сочинениях о развиK тии ребенка глава «Сексуальное развитие» чаще всего отсутствует2. ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ ИНФАНТИЛЬНЫМ 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Невозможно также правильно оценить долю, причитающуюся наследственности, не оценив по достоинству долю, приK надлежащую детству. 2 Высказанное здесь утверждение мне самому показалось потом настолько смелым, что я решил проверить его, еще раз просмотрев литературу. В результате этой проверки я оставил его без изменений. Научная проработка телесных и дуK шевных феноменов сексуальности в детском возрасте находится еще в зачаточном состоянии. Один автор, С. Белл (1902 [327]), утверждает: «I know of no scientist, who has given a careful analysis of the emotion as it is seen in the adolescent» [«Я не знаю ни одного ученого, который дал бы обстоятельный анализ эмоции в том виде, как она выглядит у подростка» (англ.). — Примечание переводчика.] Соматические сексуK 341 81 Причину этого удивительного пренебреK жения я усматриваю, с одной стороны, в конвенциональных соображениях, с которыми авторы считаются вследствие своего собственного восK питания, с другой стороны — в психическом феномене, который до сих пор не поддавался объяснению. Я имею в виду своеобразK ную амнезию, которая у большинства людей (но не у всех!) покрыK вает их раннее детство до шестого или восьмого года жизни. До сих пор нам не приходило в голову удивляться факту такой амнеK зии, хотя у нас имеются веские причины для этого. Ибо нам расK сказывают, что в эти годы, о которых мы позднее ничего не сохраK нили в памяти, кроме нескольких непонятных отрывков воспоминаний, мы живо реагировали на впечатления, что умели поKчеловечески выражать горе и радость, проявляли любовь, ревK ность и другие страсти, которые нас сильно тогда волновали, что мы даже делали высказывания, которые отмечались взрослыми как доказательства нашего понимания и пробуждающейся споK собности суждения. И обо всем этом, став взрослыми, сами мы ничего не знаем. Почему наша память так отстает от других наших душевных функций? Ведь у нас есть основание полагать, что ни в какой другой период жизни она не была более восприимчива и способна к воспроизведению, чем именно в годы детства1. ИНФАНТИЛЬНАЯ АМНЕЗИЯ альные проявления до пубертата привлекли внимание только в связи с явлениями вырождения и как признаки вырождения. Глава о любовной жизни детей отсутK ствует во всех описаниях психологии этого возраста, которые я прочел, например, в известных трудах Прейера [1882], Болдуина (1895), Пере (1886), Штрюмпеля (1899), Карла Грооса (1904), T. Хеллера (1904), Салли (1895) и др. Самое лучшее представление о нынешнем положении вещей в этой области получаешь из журK нала «Детские ошибки» (с 1896 года). И все же убеждаешься, что существование любви в детском возрасте открывать больше не нужно. Пере (1886 [272 и далее]) выступает в ее защиту, у К. Грооса (1899) упоминается как нечто общеизвестное, «что некоторым детям уже в очень раннем возрасте доступны сексуальные побужK дения, и они испытывают желание прикасаться к лицам противоположного пола» (с. 326); самый ранний случай проявления половых любовных побуждений (sex# love) в серии наблюдений С. Белла (1902 [330]) относился к ребенку в возрасте двух с половиной лет. В этой связи см. также работу Хэвлока Эллиса «Половое чувство» (перевод Курелла), 1903, приложение, II [приложение Б]. [Дополнение, сделанное в 1910 году:] После появления широко задуманного труда Стэнли Холла (1904) вышеупомянутое суждение о литературе по детской сексуальности становится уже недействительным. Недавно появившаяся книга А. Молля (1909) не дает повода к подобной модификации. См. зато: Блейлер (1908). [Дополнение, сделанное в 1915 году:] В книге доктора г. фон ХугKХелльмут (1913) в достаточной мере учтен сексуальный фактор, которым доселе пренебрегали. 1 Одну из проблем, связанных с детскими воспоминаниями, я попытался решить в статье «О покрывающих воспоминаниях» (1899а). [Дополнение, сделан# ное в 1924 году:] Ср. «Психопатология обыденной жизни» (1901b), глава IV. 342 82 С другой стороны, мы должны предположить или можем убедиться благодаря психологическому исследованию, провеK денному над другими, что те же самые впечатления, которые мы позабыли, тем не менее оставили после себя глубочайшие следы в нашей душевной жизни и оказали решающее влияние на наше дальнейшее развитие. Речь, следовательно, идет вовсе не о действительном разрушении детских впечатлений, а об амK незии, подобной той, которую мы наблюдаем у невротиков в отK ношении более поздних переживаний и сущность которой соK стоит просто в недопущении в сознание (вытеснении). Но какие силы осуществляют это вытеснение детских впечатлений? Кто разрешил бы эту загадку, тот объяснил бы, пожалуй, и истериK ческую амнезию. И все же не упустим случая подчеркнуть, что существование инфантильной амнезии создает новую точку соприкосновения межK ду душевным состоянием ребенка и психоневротика. Прежде [с. 80] мы уже встречались с другой точкой соприкосновения, когда нам напрашивалась формулировка, гласящая, что сексуальность психоK невротиков сохранилась на детской позиции или вернулась к ней. Не следует ли в конце концов и саму инфантильную амнезию опятьK таки связать с сексуальными побуждениями детства! Впрочем, идея связать инфантильную амнезию с истеричесK кой — нечто большее, чем просто остроумная игра мысли. ИстеK рическая амнезия, служащая вытеснению, объясняется только тем обстоятельством, что индивид уже обладает богатством воспомиK наний, которыми он не может сознательно распоряжаться и котоK рые теперь по ассоциативной связи притягивают к себе то, на что действуют со стороны сознания отталкивающие силы вытеснеK ния1. Без инфантильной амнезии, можно сказать, не было бы исK терической амнезии. Я полагаю, что инфантильная амнезия, превращающая у кажK дого человека его детство, так сказать, в доисторическое время и скрывающая от него начало его собственной половой жизни, поK винна в том, что детскому возрасту в целом не придают значения в развитии сексуальной жизни. Единичный наблюдатель не может 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Механизм вытеснения нельзя понять, если принимать во внимание только один из этих двух взаимодействующих проK цессов. Сравнением может послужить способ, которым туриста поднимают на вершину большой пирамиды в Гизе; с одной стороны, его подталкивают, а с друK гой — тянут. [Ср. Фрейд, «Вытеснение» (1915d).] 343 83 восполнить возникший таким образом пробел в нашем знании. В 1896 году1 я уже подчеркивал значение детских лет для возникK новения некоторых важных феноменов, зависящих от половой жизни, и с тех пор не переставал выдвигать на передний план инK фантильный момент в сексуальности. [1] СЕКСУАЛЬНЫЙ ЛАТЕНТНЫЙ ПЕРИОД ДЕТСТВА И ЕГО ПРОРЫВЫ Чрезвычайно часто встречающиеся проявления в детстве сексуK альных побуждений, якобы противоречащих правилам и возникаюK щих как исключение, а также раскрытие доселе бессознательных детK ских воспоминаний невротиков позволяют набросать примерную картину сексуального поведения в детском возрасте2. Кажется несомненным, что новорожденный появляется на свет, обладая зачатками сексуальных побуждений, которые в течение каK когоKто времени продолжают развиваться, но затем все больше и больK ше подвергаются подавлению, которое в свою очередь прерывается изKза закономерных скачков в сексуальном развитии и может задерK живаться вследствие индивидуальных особенностей. О закономерK ности и периодичности этого осциллирующего хода развития ничеK го в точности не известно. Вместе с тем представляется, что сексуальная жизнь детей в возрасте приблизительно трех или четыK рех лет выражается в форме, доступной для наблюдения3. 1 [Например, в конце раздела I статьи, в которой рассматривается этиология истерии (1896с, Studienausgabe, т. 6, с. 63).] 2 Последний материал может быть использован благодаря правомерному ожиданию, что детские годы будущих невротиков не могут существенно отлиK чаться от детских лет будущих здоровых людей, они различаются только в отноK шении интенсивности и отчетливости. [Последняя часть предложения после запятой была добавлена в 1915 году.] 3 Возможную анатомическую аналогию с постулируемым мной поведением инфантильной сексуальной функции содержит открытие Байера (1902), что внутK ренние половые органы (матка) новорожденных, как правило, больше, чем у детей старшего возраста. Однако мнение по поводу такой инволюции после рожK дения, которую Хальбан установил и в отношении других частей генитального аппарата, окончательно не сложилось. Согласно Хальбану (1904), этот процесс обратного развития после нескольких недель внеутробной жизни оканчивается. [Дополнение, сделанное в 1920 году:] В свою очередь авторы, рассматривающие интерстициальную часть половой железы как орган, определяющий пол, в реK зультате анатомических исследований пришли к выводу о существовании инK фантильной сексуальности и сексуального латентного периода. Я приведу цитаK ту из упомянутой на с. 58 книги Липшютца о пубертатной железе: «Гораздо более будет соответствовать фактам, если сказать, что созревание половых признаков, как оно происходит в пубертате, основывается лишь на существенно ускоренK ном протекании процессов, которые начались значительно раньше, — по нашеK 344 84 В этот период полной или только частичной лаK СЕКСУАЛЬНЫЕ тентности создаются душевные силы, которые ТОРМОЖЕНИЯ позднее в виде препятствий встают на пути сексуK ального влечения и как плотины суживают его направление (отвраK щение, чувство стыда, эстетические и моральные идеальные требоваK ния). В случае культурного ребенка создается впечатление, что соK оружение этих плотин — продукт воспитания, и, несомненно, воспитание во многом этому содействует. На самом деле это развитие обусловлено органически, зафиксировано наследственно и иногда может происходить совсем без содействия воспитания. Воспитание отнюдь не выходит за пределы отведенной ему сферы влияния и огK раничивается только тем, что следует за органически предопредеK ленным, придавая ему более четкое и глубокое выражение. Какими средствами создаются эти констK РЕАКТИВНОЕ рукции, столь важные для последующей ОБРАЗОВАНИЕ личной культуры и соответствия норме? И СУБЛИМАЦИЯ Вероятно, за счет самих инфантильных сексуальных побуждений, приток которых, следовательно, не преK кратился и в этот латентный период, но энергия которых — полноK стью или большей частью — отводится от сексуального использоK вания и поставляется для других целей. Историки культуры, поKвидимому, согласны с предположением, что благодаря такому отклонению сил сексуального влечения от сексуальных целей и направлению их на новые цели — процессу, заслуживающему название сублимации, — приобретаются важнейшие компоненты для всех культурных свершений. Мы бы добавили, что такой же процесс развертывается в развитии отдельного индивида, и помеK щаем его начало в сексуальный латентный период детства1. му мнению, еще в эмбриональной жизни» (1919, 168). «То, что до сих пор просто называлось пубертатом, вероятно, представляет собой только вторую большую фазу пубертата, которая начинается в середине второго десятилетия… Детский возраст от рождения до начала второй большой фазы можно было бы назвать “промежуточной фазой пубертата”» (там же, с. 170). Это подчеркнутое в рефеK рате [книги Липшютца] Ференци (1920) согласование анатомических данных с психологическим наблюдением нарушается лишь указанием на то, что «первый кульминационный пункт» развития сексуального органа приходится на ранний эмбриональный период, тогда как ранний расцвет детской сексуальной жизни следует отнести к третьему и четвертому году жизни. Полного совпадения во времени анатомического формирования и психического развития, конечно, не требуется. Данные исследования были проведены на половой железе человека. Поскольку у животных латентного периода в психологическом смысле не бываK ет, было бы важно знать, можно ли выявить и у других высших животных такие же анатомические данные, на основании которых авторы предполагают наличие двух кульминационных пунктов сексуального развития. 1 Название «сексуальный латентный период» я также заимствую у В. Флисса. 345 85 Также и относительно механизма такой сублимации можно отважиться сделать предположение. Сексуальные побуждения этих детских лет, с одной стороны, не могут найти себе применеK ния, поскольку функции продолжения рода появляются позже, что и составляет главную особенность латентного периода, с друK гой стороны, они сами по себе являются извращенными, то есть исходят из эрогенных зон и руководствуются влечениями, котоK рые при данном направлении развития индивида могут вызывать только ощущения неудовольствия. Поэтому они пробуждают проK тивоположные душевные силы (реактивные побуждения), сооруK жающие упомянутые психические плотины — отвращение, стыд и мораль, — для действенного подавления такого неудовольствия1. Не обманывая себя относительно гипоK тетической природы и недостаточной ясK ности нашего понимания процессов детK ского латентного периода, или периода отсрочки, вернемся к действительности и укажем, что такое примеK нение детской сексуальности представляет собой идеал воспитания, от которого развитие индивида, как правило, в какомKлибо месте отступает и зачастую в значительной степени. Время от времени прорывается какаяKто часть сексуальных проявлений, которая не поддалась сублимации, или на протяжении всего латентного периK ода сохраняется некая сексуальная деятельность вплоть до усиливK шегося прорыва сексуального влечения в пубертате. Воспитатели ведут себя, если они вообще обращают внимание на детскую сексуK альность, точно так, как будто они разделяют наши взгляды на обK разование моральных защитных сил за счет сексуальности и как будто знают, что сексуальное поведение ребенка не поддается восK питанию, ибо они преследуют все сексуальные проявления ребенK ка как «пороки», не будучи в состоянии чтоKлибо с ними поделать. Но у нас все основания направить свой интерес на эти внушающие воспитателям страх феномены, потому что мы ждем от них объясK нения первоначальной формы полового влечения. ПРОРЫВЫ ЛАТЕНТНОГО ПЕРИОДА 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] В обсуждаемом здесь случае сублимаK ция сил сексуального влечения осуществляется путем реактивного образования. В целом, однако, сублимацию и реактивное образование в понятийном отношеK нии можно отделять друг от друга как два различных процесса. Сублимация может также происходить благодаря другим и более простым механизмам. [ДальK нейшее теоретическое обсуждение сублимации содержится в разделе III работы Фрейда, посвященной нарцизму (1914с), а также во многих местах эссе «Я и Оно» (1923b, главы III, IV и V).] 346 86 [2] ПРОЯВЛЕНИЯ ИНФАНТИЛЬНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ По мотивам, которые станут понятны позднее, среK ди проявлений инфантильной сексуальности мы хотим взять в качестве образца сосание, которому венгерский детK ский врач Линднер посвятил превосходный научный трактат (1879). Сосание, которое появляется уже у младенца и может продолK жаться вплоть до зрелого возраста или сохраняться всю жизнь, соK стоит в ритмически повторяющемся сосущем прикосновении ртом (губами), причем цель принятия пищи исключена. Часть самих губ, язык, любой другой участок кожи, который можно достать, даже большой палец ноги, используются как объекты сосания. ПоявляK ющееся при этом стремление хватать выражается посредством одK новременного ритмического дерганья за мочку уха и может воспольK зоваться для этой же цели частью тела другого человека (чаще всего ухом). Сосание сопровождается полным поглощением внимания, ведет к засыпанию или даже к моторной реакции, напоминающей оргазм1. Нередко сосание сочетается с потирающим прикосновеK нием к определенным чувствительным участкам тела, груди, наружK ных гениталий. Таким путем многие дети приходят от сосания к маK стурбации. Сам Линднер2 ясно понимал и безоговорочно подчеркивал сексуальную природу этих действий. В детском возрасте сосание часто приравнивается к другим сексуальным «дурным привычK кам» ребенка. Со стороны многих детских врачей и невропатолоK гов высказывалось энергичное возражение против такого пониK мания, которое отчасти основывается на смешении «сексуального» и «генитального». Это возражение поднимает сложный, но неизK бежный вопрос, по каким общим характеристикам мы намерены распознавать сексуальные проявления ребенка. Я думаю, что взаK имосвязь явлений, которая нам стала понятной благодаря психоK аналитическому исследованию, позволяет нам считать сосание СОСАНИЕ 1 Уже здесь проявляется то, что сохраняет свое значение в течение всей жизни: сексуальное удовлетворение представляет собой наилучшее снотворное средство. Большинство случаев нервной бессонницы объясняется сексуальной неудовлетворенностью. Известно, что бессовестные няньки усыпляют плачуK щих детей поглаживанием их гениталий. 2 [Этот абзац был добавлен в 1915 году, а именно вместо абзаца, содержавK шегося в изданиях 1905 и 1910 годов, в котором на данном примере детского сексуального поведения критиковались воззрения Молля (ср. выше, с. 78, прим.).] 347 87 выражением сексуальности и именно на ее примере изучать важK ные свойства инфантильной сексуальной деятельности1. Мы обязаны разобрать этот пример подробK но. В качестве наиболее бросающейся в глаза особенности этого сексуального поведения подчеркнем, что влечеK ние не направлено на других людей; оно удовлетворяется на собK ственном теле, оно является аутоэротическим, если употребить удачное выражение, введенное Xэвлоком Эллисом [1898]2. Далее очевидно, что поведение сосущего ребенка определяется поисками — уже пережитого и теперь всплывающего в памяти — удовольствия. Благодаря ритмическому сосанию участков кожи или слизистой оболочки он в самом простом случае получает удовлетK ворение. Нетрудно также догадаться, по каким поводам ребенок впервые приобрел опыт этого удовольствия, которое теперь он стремится испытать снова. Первая и самая важная для жизни реK бенка деятельность — сосание материнской груди (или ее суррогаK тов) — должна была уже познакомить его с этим удовольствием. Мы сказали бы, что губы ребенка вели себя как эрогенная зона, а раздражение теплой струей молока, пожалуй, и было причиной ощущения удовольствия. Сначала удовлетворение от эрогенной зоны соединялось с удовлетворением потребности в пище. СексуK альная деятельность сначала опирается на функции, служащие сохранению жизни, и только позже становится от них независиK АУТОЭРОТИЗМ 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Некий доктор Галант в 1919 году в журнале «Neurolog. Zentralblatt» № 20 под названием «Сосание» опубликовал исповедь одной взрослой девушки, которая не отказалась от этой детской форK мы сексуальной деятельности, и описывает удовлетворение от сосания как совершенно аналогичное сексуальному удовлетворению, в частности от поцеK луя возлюбленного. «Не все поцелуи похожи на сосание; нет, нет, далеко не все! Невозможно описать, как приятно становится во всем теле от сосания; просто уносишься из этого мира, становишься совершенно удовлетворенной и безмятежно счастливой. Это удивительное чувство; не хочется ничего, кроме покоя, который не должен нарушаться. Это несказанно прекрасно: не чувствуK ешь ни боли, ни страданий и, ах, уносишься в другой мир». 2 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Впрочем, X. Эллис определил терK мин «аутоэротический» несколько иначе — в смысле возбуждения, вызванK ного не извне, а происходящего изнутри. Для психоанализа значение имеет не происхождение, а отношение к объекту. [Во всех изданиях до 1920 года это примечание звучало следующим образом: «Х. Эллис лишь искажает смысл найденного им термина, когда причисляет всю истерию и мастурбацию в ее полном объеме к феноменам аутоэротизма».] 1 [Это предложение добавилось в 1915 году. Ср. раздел II работы Фрейда о нарцизме.] 348 88 мой3. Кто видел, как ребенок, насытившись, отпадает от груди, с раскрасневшимися щеками и блаженной улыбкой погружается в сон, тот должен будет признать, что эта картина в значительной степени сохраняется и в последующей жизни в качестве выражеK ния сексуального удовлетворения. Теперь потребность в повтореK нии сексуального удовлетворения отделяется от потребности в принятии пищи; это отделение становится необходимым, когда появляются зубы, и пища уже не только всасывается, но и пережеK вывается. Ребенок не пользуется посторонним объектом для сосаK ния — он предпочитает участки собственной кожи, потому что она ему удобнее, потому что это делает его независимым от внешнего мира, овладеть которым он пока еще не способен, и потому что подобным образом он, так сказать, создает себе вторую, хотя и меK нее ценную, эрогенную зону. Неполноценность этой второй зоны позднее будет его побуждать искать аналогичные части — губы другого человека. («Жаль, что я не могу поцеловать сам себя», — хотелось бы ему это истолковать.) Не все дети сосут. Можно предположить, что к этому приходят те дети, у которых конституционально усилено эрогенное значение губ. Если оно сохраняется, то эти дети, становясь взрослыми, делаются любителями поцелуев, склонны к извращенным поцелуям или, будуK чи мужчинами, привносят с собой сильный мотив для пьянства и куK рения. Если же к этому добавляется вытеснение, то они будут ощущать отвращение к еде и страдать истерической рвотой. В силу общности зоны губ вытеснение переносится на влечение к пище. Многие1 мои пациентки, страдающие нарушениями, связанными с принятием пищи, истерическим комом, сжатием в горле и рвотой, были в детK стве энергичными сосунками. На примере сосания мы могли уже познакомиться с тремя важK ными особенностями проявления инфантильной сексуальносK ти. Оно возникает по образцу жизненно важных телесных функций2, пока еще не знает сексуального объекта, является ауто# эротическим и его сексуальная цель находится во власти эроген# ной зоны. Заранее скажем, что эти характеристики сохраняют свое значение и для большинства других проявлений инфантильных сексуальных влечений. 1 [В первом издании вместо «многие» стояло «все».] [Эта характеристика была добавлена в 1915 году; поэтому в более ранних изданиях в предыдущем предложении Фрейд говорит не о «трех», а о «двух» особенностях.] 2 349 89 [3] СЕКСУАЛЬНАЯ ЦЕЛЬ ИНФАНТИЛЬНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ Из примера сосания можно взять еще коеK что для характеристики эрогенных зон. Это участок кожи или слизистой оболочки, на котором раздражения известного рода вызывают ощущения удоK вольствия определенного качества. Не подлежит сомнению, что вызыK вающие удовольствие раздражения связаны с особыми условиями; эти условия нам неизвестны. Среди них некую роль должен играть ритмиK ческий характер, сама собой напрашивается аналогия с щекотанием. Менее определенным кажется вопрос, следует ли называть «особенK ным» характер этого ощущения удовольствия, вызванного раздражеK нием, понимая под этой особенностью именно сексуальный момент. В вопросах удовольствия и неудовольствия психология еще настолько плутает в потемках, что самое осторожное предположение будет и наиK лучшим. Позднее, возможно, нам встретятся доводы, которые, поKвиK димому, подтверждают особое качество ощущения удовольствия. Эрогенное свойство может быть исключительным образом связаK но с отдельными частями тела. Как показывает пример сосания, сущеK ствуют предрасположенные эрогенные зоны. Но этот же пример покаK зывает, что и любой другой участок кожи или слизистой оболочки может выступать в качестве эрогенной зоны, то есть он, должно быть, обладает для этого известной способностью. Следовательно, качество раздражителя имеет большее значение для возникновения ощущения удовольствия, нежели особенности участка тела. Сосущий ребенок ищет по всему своему телу и выбирает для сосания какоеKлибо место, которое затем благодаря привычке становится предпочтительным; если при этом он случайно наталкивается на предрасположенное место (грудной сосок, гениталии), то преимущество, разумеется, остается за ним. Совершенно аналогичная способность к смещению воспроK изводится затем в симптоматике истерии. При этом неврозе вытесK нение наиболее затрагивает собственно генитальные зоны, и эти зоны передают свою раздражимость остальным эрогенным зонам, котоK рыми в зрелом возрасте обычно пренебрегают и которые в таком слуK чае начинают себя вести совершенно как гениталии. Но, кроме того, в точности как при сосании, любая другая часть тела может быть наделена возбудимостью гениталий и стать эрогенной зоной. ЭроK генные и истерогенные зоны имеют те же самые свойства1. ХАРАКТЕРИСТИКИ ЭРОГЕННЫХ ЗОН 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Дальнейшие рассуждения и другие 350 90 Сексуальная цель инфантильного влечеK ИНФАНТИЛЬНАЯ ния состоит в том, чтобы получить удовK СЕКСУАЛЬНАЯ ЦЕЛЬ летворение благодаря соответствующеK му раздражению так или иначе выбранной эрогенной зоны. Это удовK летворение должно быть пережито до этого, чтобы оставить после себя потребность в его повторении, и мы можем быть готовы к тому, что природа создала надежные приспособления, чтобы это пережиK вание удовлетворения не предоставлять воле случая1. Со способом, благодаря которому достигается эта цель в отношении зоны губ, мы уже познакомились; речь идет об одновременной связи этой части тела с принятием пищи. Другие подобные приспособления нам еще встретятся в качестве источников сексуальности. Состояние потребK ности в повторении удовлетворения выдает себя двояким образом: своеобразным чувством напряжения, которое само по себе носит характер неудовольствия, и центрально обусловленным, спроецироK ванным на периферические эрогенные зоны ощущением зуда или раздражения. Поэтому сексуальную цель можно также сформулиK ровать следующим образом: заменить ощущение, спроецированK ное на эрогенные зоны, таким внешним раздражителем, который устранит ощущение раздражения, вызвав ощущение удовлетвореK ния. Этот внешний раздражитель будет состоять в основном в маK нипуляции, аналогичной сосанию2. В полном согласии с нашими физиологическими знаниями бывает так, что потребность пробуждается также периферически в результате действительного изменения в эрогенной зоне. Разве что это кажется несколько странным, поскольку один раздражиK тель для своего устранения, похоже, нуждается в другом раздраK жителе в этом же месте. наблюдения заставляют приписать свойство эрогенности всем частям тела и внутренним органам. Ср. с этим нижесказанное о нарцизме [с. 121–122]. 1 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] В биологических рассуждениях едва ли возможно избежать обращения к телеологическому образу мышления, хотя изK вестно, что в отдельных случаях нельзя быть застрахованным от ошибки. [Ср. примечание на с. 94.] 2 [Это описание того, каким образом определенное сексуальное желание возникает на основе «переживания удовлетворения», лишь представляет собой конкретное применение общей теории Фрейда, касающейся механизма желаK ния, которая обсуждается в главе VII, разделе В «Толкования сновидений» (1900а, Studienausgabe, т. 2, с. 538 и далее). Сама эта тема связана с представлениями Фрейда о «проверке реальности», которую, например, он рассматривает в своей работе «Отрицание» (1925h).] 351 91 [4] ПРОЯВЛЕНИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ В ВИДЕ МАСТУРБАЦИИ1 Мы можем только порадоваться, что после того как на основаK нии однойKединственной эрогенной зоны разобрались, что такое влечение, нам предстоит узнать уже не так много важного о сексуальK ном поведении ребенка. Наиболее отчетливые различия относятся к необходимым для удовлетворения действиям, которые для зоны губ состояли в сосании и которые в зависимости от положения и свойств других зон должны замениться другими мышечными действиями. Анальная зона, подобно зоне губ, по своеK му положению вполне пригодна для того, чтобы содействовать присоединению сексуK альности к другим функциям тела. Эрогенное значение этой части тела следует представлять себе первоначально очень большим. Затем блаK годаря психоанализу не без удивления узнаешь, какие преобразоваK ния обычно происходят с исходящими из нее сексуальными возбужK дениями и как часто у этой зоны остается на всю жизнь значительная доля генитальной раздражимости2. ИзKза очень частых в детские годы кишечных расстройств у этой зоны нет недостатка в интенсивных разK дражениях. Энтериты в столь нежном возрасте делают детей, как приK нято выражаться, «нервными»; при возникающем позднее невротиK ческом заболевании они оказывают существенное влияние на симптоматическое выражение невроза, в распоряжение которого они предоставляют всю сумму кишечных расстройств. Принимая во вниK мание оставшееся, по крайней мере в измененной форме, эрогенное значение зоны заднего прохода, не следует также пренебрегать геморK роидальными влияниями, которые старая медицина считала столь важK ными при объяснении невротических состояний. Дети, которые используют эрогенную раздражимость анальK ной зоны, выдают себя тем, что задерживают каловые массы до тех пор, пока они, скопившись в большом количестве, не вызывают сильные мышечные сокращения и при прохождении через задний ИСПОЛЬЗОВАНИЕ АНАЛЬНОЙ ЗОНЫ 1 См. в этой связи весьма содержательную, но по своим идеям большей частью не имеющую четкой ориентации литературу об онанизме, например, работу Роледера (1899) [Дополнение, сделанное в 1915 году:], далее 2Kй выпуск «Дискуссий Венского психоаналитического объяснения», «Онанизм», Висбаден, 1912 [в частности, собственные статьи Фрейда (1912f)]. 2 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Ср. статьи «Характер и анальная эроK тика» [Дополнение, сделанное в 1920 году:] и «О превращении влечений, в частноK сти анальной эротики» (1917с). 352 92 проход раздражают слизистую оболочку. При этом наряду с боK лезненными ощущениями возникают и сладострастные. Одним из вернейших признаков будущей странности характера или неK рвности является упорное нежелание младенца очистить кишечK ник, когда его сажают на горшок, то есть когда это угодно няне, и его стремление осуществлять эту функцию по своему усмотреK нию. Ему, конечно, не важно, что пачкается его постель; он заK ботится только о том, чтобы не лишиться удовольствия при деK фекации. Воспитатели опятьKтаки подозревают верное, когда называют дурными детей, которые «берегут» эти отправления. Содержимое кишечника1, выступающее раздражителем сексуK ально чувствительной поверхности слизистой оболочки и ведущее себя как предтеча другого органа, которому предстоит вступить в действие только по прошествии фазы детства, имеет для младенца и другое значение. Оно воспринимается им как собственная часть тела, представляет собой «первый подарок», через выдачу которого может выражаться уступчивость маленького существа по отношеK нию к своему окружению, а через отказ это сделать — упрямство. Вместо «подарка» оно затем получает значение «ребенка», который, согласно одной из инфантильных сексуальных теорий [см. ниже, с. 101], приобретается через еду и рождается через кишечник. Сдерживание фекальных масс, которое сначала является предK намеренным, чтобы использовать их для мастурбационного, так скаK зать, раздражения зоны заднего прохода или употребить по отношеK нию к воспитателям, впрочем, представляет собой одну из причин запоров, столь часто возникающих у невропатов. Все значение анальK ной зоны отражается в факте, что встречается лишь малое число неK вротиков, у которых не было бы своих особых копрологических обыK чаев, церемоний и т. п., тщательно ими скрываемых2. 1 [Данный абзац был добавлен в 1915 году. Более подробно эта тема расK сматривается в статье, упомянутой в предыдущем примечании.] 2 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] В одной работе, которая чрезвычайно углубляет понимание нами значения анальной эротики (1916), Лу Андреас СалоK ме указала на то, что история первого запрета, предъявленного ребенку, запрета получать удовольствие от анальной функции и ее продуктов, имеет решающее значение для всего его развития. По этому поводу маленькое существо должно впервые почувствовать враждебный его влечениям окружающий мир, научиться отделять свое собственное существо от этого чуждого мира, а затем осуществить первое «вытеснение» своих возможностей получения удовольствия. Отныне «анальK ное» остается символом всего того, что необходимо отбросить, устранить из жизK ни. Требуемому позднее отделению анальных процессов от генитальных препятK ствуют близкие анатомические и функциональные аналогии и отношения между ними. Генитальный аппарат остается по соседству с клоакой, а «у женщины даже лишь позаимствованным» [Фрейд цитирует здесь Лу АндреасKСаломе]. 353 93 Настоящее мастурбационное раздражение анальной зоны при помощи пальца, вызванное центрально обусловленным или пеK риферически подкрепляемым зудом — отнюдь не редкое явление у детей старшего возраста. Среди эрогенных зон детского тела ИСПОЛЬЗОВАНИЕ имеется одна, которая, несомненно, не ГЕНИТАЛЬНОЙ ЗОНЫ играет первую роль и не может также быть носительницей самых ранних сексуальных побуждений, но коK торой уготована важная роль в будущем. У мальчика и у девочки она имеет отношение к мочеиспусканию (головка пениса, клитор), и у перK вого она покрыта слизистым мешком, а потому не испытывает недоK статка в раздражениях секретами, которые уже в раннем возрасте могут вызывать сексуальное возбуждение. Сексуальные проявления этой эроK генной зоны, относящейся к действительным половым органам, обраK зуют начало более поздней «нормальной» половой жизни. Вследствие анатомического положения, наводнения секретаK ми, умывания и вытирания при гигиеническом уходе за телом и вследствие определенных случайных возбуждений (таких, как пеK ремещение кишечных паразитов у девочек) становится неизбежK ным, что ощущение удовольствия, которое способны давать эти части тела, обращает на себя внимание ребенка уже в младенческом возрасте и пробуждает потребность в его повторении. Если окинуть взглядом совокупность имеющихся условий и принять во внимаK ние, что гигиенические мероприятия едва ли могут воздействовать иначе, чем загрязнение, то нельзя будет отказаться от мнения, что через младенческий онанизм, которого вряд ли избегает хоть один индивид, устанавливается будущий примат этой эрогенной зоны в половой деятельности1. Действие, устраняющее раздражение и даK ющее удовлетворение, состоит в потирающем прикосновении руK кой или в несомненно рефлекторно обусловленном надавливании рукой или сомкнутыми бедрами. Последний прием гораздо чаще применяется девочкой. У мальчика предпочтение руки уже указыK 1 [В изданиях 1905 и 1910 годов заключительная часть этого предложения звучала следующим образом: «то едва ли можно не распознать намерение природы через младенческий онанизм, которого вряд ли избегает хоть один индивид, устаноK вить будущий примат этих эрогенных зон в половой деятельности». ТелеологичесK кий момент в этом аргументе в пользу всеобщей распространенности детского онаK низма подвергся резкой критике со стороны Рудольфа Райтлера во время дискуссий на эту тему в Венском психоаналитическом объединении в январе 1912 года (Diskussionen, 1912, 92–93). В своей дискуссионной речи (там же, 134; Freud, 1912f) Фрейд признал, что выразился неудачно; он пообещал изменить данное место в последующих изданиях. Таким образом, в январе 1915 года оно было заменено приведенной здесь версией. См. выше, с. 66 и прим. 1, а также с. 91 и прим. 1.] 354 94 вает на то, какой важный вклад в мужскую сексуальную деятельK ность когдаKнибудь внесет влечение к овладению1. Если я укажу2, что следует различать три фазы инфантильной мастурбации, то это лишь будет способствовать большей ясности. Первая относится к младенческому периоду, вторая — к кратковреK менному расцвету сексуальной деятельности в возрасте около четыK рех лет и только третья соответствует пубертатному онанизму, котоK рый зачастую расценивается как единственный. ПоKвидимому, спустя короткое время млаK денческий онанизм исчезает, однако его неK прерывное продолжение до пубертата может оказаться первым существенным отклонеK н и е м от развития, к которому стремится культурный человек. Однажды в детские годы после периода младенчества, обычно до четвертого года жизни, сексуальное влечение этой генитальной зоны вновь пробужK дается и затем какоеKто время сохраняется до нового подавления или продолжается непрерывно. Возможные обстоятельства чрезвычайно разнообразны, и их можно выяснить только путем детального анаK лиза отдельных случаев. Но все частности этой второй фазы инфанK тильных проявлений сексуальности оставляют после себя глубочайK шие (бессознательные) следы впечатлений в памяти человека, определяют развитие его характера, если человек остается здоровым, и симптоматику его невроза, если он заболевает после достижения ВТОРАЯ ФАЗА ДЕТСКОЙ МАСТУРБАЦИИ 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Необычные технические приемы при занятии онанизмом в более поздние годы, поKвидимому, указывают на влияние преодоленного запрещения онанировать. 2 [Этот абзац был добавлен в 1915 году. В том издании добавились также заглавие следующего абзаца и вставка «обычно до четвертого года жизни» его второго предложения. Кроме того, в первом предложении этого абзаца слова «с наступлением латентного периода», содержавшиеся в изданиях 1905 и 1910 гоK дов, заменены словами «спустя короткое время». Наконец, в тех двух первых изданиях следующий абзац начинался словами: «Сексуальное возбуждение возK вращается в детские годы (более общее определение времени пока еще не удаK лось) либо…» Причина всех этих сделанных в 1915 году изменений, очевидно, состояла в необходимости провести более четкое различие между первой и втоK рой фазами инфантильной сексуальной деятельности и несколько точнее датиK ровать вторую фазу «примерно четвертым годом жизни».] 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Почему сознание вины невротиков постоK янно, как это еще недавно признал Блейлер [1913], связывается с воспоминаниями о занятии онанизмом, чаще всего в пубертатный период, — этот вопрос ждет своего исчерпывающего аналитического объяснения. [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Самым грубым и самым важным фактором такой обусловленности является, возK можно, тот факт, что онанизм представляет собой осуществление всей инфантильK ной сексуальности и поэтому способен взять на себя с нею связанное чувство вины. 355 95 половой зрелости3. В последнем случае этот сексуальный период заK бывается, свидетельствующие о нем бессознательные воспоминания смещаются; я уже упоминал, что хотел бы связать также и нормальK ную инфантильную амнезию с этой инфантильной сексуальной деK ятельностью. Благодаря психоаналитическому исследованию удаетK ся довести забытое до сознания и устранить этим давление, проистекающее из бессознательного психического материала. Сексуальное возбуждение младенческоK го возраста возвращается в указанные детские годы либо в виде центрально обусловленного раздражения, напоминаK ющего зуд, которое требует онанистического удовлетворения, либо в виде процесса, сходного с поллюцией, который аналогично поллюK ции в зрелом возрасте приводит к удовлетворению без какихKлибо действий. Последний случай чаще встречается у девочек, а также во второй половине детства; его обусловленность не совсем понятна, и, поKвидимому, зачастую — но не всегда — его предпосылкой является период более раннего активного онанизма. Симптоматика этих секK суальных проявлений очень бедна; вместо пока еще неразвитого поK лового аппарата, как правило, дает о себе знать мочеиспускательный аппарат, так сказать, в качестве его опекуна. Большинство так назыK ваемых заболеваний мочевого пузыря этого времени являются секK суальными заболеваниями; enuresis nocturna1, если оно не представK ляет собой эпилептического припадка, соответствует поллюции. Для нового появления сексуальной деятельности решающее значение имеют внутренние причины и внешние поводы; в случаK ях невротического заболевания те и другие можно угадать по форK ме симптомов и полностью их раскрыть посредством психоаналиK тического исследования. О внутренних причинах мы поговорим позднее; случайные внешние поводы приобретают к этому времеK ни большое и неослабевающее значение. Во главе стоит влияние соблазнения, изKза которого ребенок преждевременно становится сексуальным объектом и при оставляющих глубокое впечатление обстоятельствах знакомится с удовлетворением генитальных зон, которое он затем чаще всего вынужден возобновлять с помощью онанизма. Такое влияние может исходить от взрослых или от друK гих детей; не могу не признать, что в моей статье 1896[c] года «Об этиологии истерии» я переоценил его частоту или значение, хотя тогда я еще не знал, что индивиды, оставшиеся нормальными, в детK ские годы могли иметь такие же переживания, и поэтому оцениK вал соблазнение выше, чем факторы сексуальной конституции ВОЗВРАЩЕНИЕ МЛАДЕНЧЕСКОЙ МАСТУРБАЦИИ 1 [Ночное недержание мочи (лат.). — Примечание переводчика.] 356 96 и развития1. Само собой разумеется, чтобы пробудить сексуальK ную жизнь ребенка, не требуется соблазнения, и такое пробуждеK ние может происходить спонтанно по внутренним причинам. Поучительно, что под влиянием соK ПОЛИМОРФНО блазнения ребенок может стать поK ИЗВРАЩЕННАЯ лиморфно извращенным, что его ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ можно склонить к всевозможным извращениям. Это свидетельствует о том, что он приносит с собой такую способность в своем предрасположении; совершение тех или иных действий потому встречает так мало сопротивления, что дуK шевные плотины против сексуальных излишеств — стыд, отвраK щение и мораль — в зависимости от возраста ребенка пока еще не воздвигнуты или находятся в стадии образования. В этом отношеK нии ребенок ведет себя так, как средняя нецивилизованная женK щина, у которой сохраняются такие же полиморфно извращенK ные наклонности. При обычных условиях такая женщина может оставаться сексуально нормальной, но под руководством умелого соблазнителя приобретает вкус ко всякого рода перверсиям и приK держивается их в своей сексуальной деятельности. Такое же поK лиморфное, то есть инфантильное, предрасположение использует затем проститутка в своей профессиональной деятельности, а при огромном количестве проституированных женщин и таких, котоK рым следует приписать склонность к проституции, хотя они изK бегли этой профессии, становится окончательно невозможным не признать в таком предрасположении ко всем перверсиям нечто общечеловеческое и первоначальное. Впрочем, влияние соблазнения не помоK гает выявить первоначальные условия полового влечения, а только запутывает наше его понимание, преждевременно предоставляя ребенку сексуK альный объект, в котором инфантильное сексуальное влечение пока ПАРЦИАЛЬНЫЕ ВЛЕЧЕНИЯ 1 [См. подробное изложение этих выводов Фрейда в его второй работе, посвященной роли сексуальности при неврозах (1906а, ниже, с. 152).] Xэвлок Эллис в приложении к своему научному трактату «Половое чувство» (1903 [приK ложение Б]) привел множество автобиографических сообщений людей, которые впоследствии в основном остались нормальными, об их первых сексуальных поK буждениях в детстве и о поводах к ним. Разумеется, эти сообщения страдают тем недостатком, что не содержат сведений о доисторическом периоде половой жизK ни, скрытом инфантильной амнезией, который может быть дополнен только при помощи психоанализа индивида, ставшего невротиком. Но тем не менее они ценны во многих отношениях, и расспросы подобного рода вынудили меня к упомянутой в тексте модификации моих этиологических предположений. [См. также ниже, с. 172.] 357 97 не нуждается. Между тем мы должны признать, что детская сексуK альная жизнь при всем господстве эрогенных зон проявляет компоK ненты, для которых с самого начала в качестве сексуальных объектов принимаются во внимание другие люди. Компонентами подобного рода являются находящиеся в известной независимости от эрогенK ных зон влечения к разглядыванию и показыванию себя и к жестоK кости, которые только позднее вступают в тесную связь с генитальK ной жизнью1, но уже в детские годы проявляют себя как поначалу отделенные от эрогенной сексуальной деятельности, самостоятельK ные стремления. Маленький ребенок вначале бесстыден и в опредеK ленные ранние годы проявляет недвусмысленное удовольствие от обнажения своего тела, особенно подчеркивая свои половые органы. Противоположность этой считающейся извращенной наклонности, интерес к разглядыванию половых органов других людей, проявляK ется, вероятно, в несколько более поздние годы, когда препятствие в виде чувства стыда уже достигло некоторого развития2. Под влияK нием соблазнения вуайеристская перверсия может приобрести больK шое значение для сексуальной жизни ребенка. И все же из моих исK следований детского возраста здоровых людей и невротических больных я должен сделать вывод, что влечение к разглядыванию может проявиться у ребенка как спонтанное выражение сексуальноK сти. Маленькие дети, внимание которых направлено на собственные гениталии — по большей части при мастурбации, — обычно делают дальнейший шаг без посторонней помощи и проявляют живой интеK рес к гениталиям своих товарищей по играм. Поскольку возможK ность удовлетворить такое любопытство появляется в основном лишь при удовлетворении обеих выделительных потребностей, такие дети становятся вуайеристами, усердно подглядывают за другими во вреK мя мочеиспускания или дефекации. После наступившего вытеснеK ния этих наклонностей интерес к разглядыванию гениталий других людей (своего или противоположного пола) сохраняется в виде муK чительного навязчивого стремления, которое затем в ряде невротиK ческих случаев снабжает значительной энергией, присущей влечеK нию, образование симптомов. Еще более независимо от обычной, связанной с эрогенными зонами сексуальной деятельности у ребенка развивается компоK нент жестокости сексуального влечения. Детскому характеру воK 1 [«Сексуальной жизнью» в изданиях 1905 и 1910 годов.] [Данное предложение датировано 1920 годом. В более ранних изданиях эта мысль подчеркивается еще сильнее. Тема эксгибиционизма у маленьких детей довольно подробно обсуждалась в «Толковании сновидений» (1900а), глава V, раздел Г (а) (Studienausgabe, т. 2, с. 249–250).] 2 358 98 обще присуща жестокость, поскольку препятствие, удерживаюK щее влечение к овладению от причинения боли другим, то есть способность к состраданию, развивается сравнительно поздно. Как известно, основательный психологический анализ этого влечения пока еще не удался; мы можем предположить, что импульсы жесK токости происходят от влечения к овладению и проявляются в секK суальной жизни в такое время, когда гениталии еще не получили своего более позднего значения. Они властвуют в фазе сексуальK ной жизни, которую мы в дальнейшем опишем как догенитальK ную организацию1. Дети, отличающиеся особой жестокостью по отношению к животным и товарищам, как правило, справедливо вызывают подозрение в интенсивной и преждевременной сексуK альной деятельности эрогенных зон, и при совпадении с преждевK ременной зрелостью всех сексуальных влечений эрогенная сексуK альная деятельность, поKвидимому, все же первична. Отсутствие ограничений, обусловленных состраданием, угрожает тем, что эта возникшая в детстве связь жестоких влечений с эрогенными в дальнейшей жизни окажется нерасторжимой. В качестве эрогенной причины пассивного влечения к жестоK кости (мазохизма) болезненное раздражение кожи ягодиц известK но всем воспитателям со времен исповеди [«Confessions»] ЖанK Жака Руссо. Они правильно вывели из этого требование, что телесного наказания, чаще всего относящегося именно к этой чаK сти тела, не должно иметь места у всех детей, у которых вследствие последующих требований культурного воспитания либидо может быть оттеснено на коллатеральные пути2. 1 [Последние полтора предложения в своей нынешней форме появились в 1915 году. В изданиях 1905 и 1910 годов они звучали следующим образом: «Мы можем предположить, что импульсы жестокости проистекают из независимых от сексуальности источников, но благодаря анастомозу [поперечному соединению] способны вступить в раннюю связь с источниками того и другого. Вместе с тем наблюдение показывает, что между сексуальным развитием и развитием влечеK ний к разглядыванию и жестокости существуют влечения, которые вновь ограK ничивают утверждаемую независимость обоих влечений».] 2 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] К вышеизложенным положениям об инфантильной сексуальности я пришел в 1905 году в основном благодаря резульK татам психоаналитического исследования взрослых. В то время непосредственные наблюдения над ребенком не могли быть в полной мере использованы и дали только отдельные указания и ценные подтверждения. С тех пор благодаря аналиK зу отдельных случаев нервных заболеваний в нежном возрасте удалось прийти к непосредственному пониманию инфантильной психосексуальности. Я могу с удовK летворением указать на то, что непосредственное наблюдение полностью подK твердило выводы психоанализа и тем самым дало хорошее доказательство надежK ности этого метода исследования. Кроме того, «Анализ фобии пятилетнего 359 99 [5] ИНФАНТИЛЬНОЕ СЕКСУАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ1 Примерно в это же время, когда сексуK альная жизнь ребенка достигает своего первого расцвета, в возрасте от трех до пяти лет, у него также появK ляются зачатки той деятельности, которой приписывают влечение к знанию или исследованию. Влечение к знанию нельзя ни отнести к элементарным компонентам влечений, ни подчинить исключиK тельно сексуальности. Его поведение, с одной стороны, соответK ствует сублимированному способу овладения, с другой стороны, оно задействует энергию стремления к разглядыванию. Но его отK ношение к сексуальной жизни является особенно важным, ибо мы узнали из психоанализа, что влечение к знанию у детей неK предвиденно рано и неожиданно интенсивно притягивают к себе сексуальные проблемы, и, возможно, оно даже пробуждается ими. ВЛЕЧЕНИЕ К ЗНАНИЮ Исследовательской деятельностью у реK бенка движут не теоретические, а пракK тические интересы. Угроза условиям его существования изKза реK ального или предполагаемого появления нового ребенка, страх потерять в связи с этим событием заботу и любовь заставляют его задуматься и делают проницательным. Соответственно истории ее возникновения первая проблема, которая его занимает, — это не вопрос о различии полов, а загадка: откуда берутся дети?2 С неK большим искажением, которое легко поправить, это также загадK ка, которую задавала фиванская Сфинкс. Факт существования двух полов ребенок сначала принимает без сопротивления и раздуK ЗАГАДКА СФИНКС мальчика» (1909b) научил коеKчему новому, к чему не были подготовлены психоK анализом, например, тому, что сексуальная символика, изображение сексуального посредством несексуальных объектов и отношений начинается с первых же лет овладения речью. Далее мое внимание обращали на отсутствие приведенного выше описания, в котором в интересах наглядности различие в понятиях обеих фаз аутоэротизма и объектной любви излагается как разделенное также во времени. Однако из упомянутых анализов (а также из сообщений Белла, см. выше, с. 81–82, прим.) становится очевидным, что в возрасте от трех до пяти лет дети способны совершать вполне отчетливый, сопровождающийся сильными аффектами выбор объекта. [Только в издании 1910 года эта сноска оканчивается указанием на сексуK альные исследования и сексуальные теории детей, а также на работу Фрейда, посвященную этой теме (1908с); см. ниже, с. 171 и далее.] 1 [Весь раздел о сексуальных исследованиях у ребенка впервые появился в 1915 году.] 2 [В более поздней работе (1925j; см. ниже, с. 261, прим. 1) Фрейд скоррекK тировал это высказывание; оно не имеет силы для девочки и не всегда также относится к мальчикам.] 360 100 мий. Мальчику совершенно естественно предположить, что таK кие же гениталии, как его собственные, имеются у всех известK ных ему людей, и ему невозможно соотнести отсутствие таковых с его представлением об этих других людях. Мальчик стойко придерживается этого убеждения, упорно защищаK ет его от противоречий, возникаюK щих вследствие наблюдения, и отказывается от него только после тяжелой внутренней борьбы (комплекс кастрации). Замещающие образования этого утраченного пениса у женщины играют важK ную роль в образовании различных перверсий1. Предположение о наличии у всех людей одинаковых (мужсK ких) гениталий представляет собой первую из удивительных и чреватых последствиями инфантильных сексуальных теорий. РеK бенку мало проку с того, что биологическая наука оправдывает его предрассудки и признает женский клитор соответствующей заменой пениса. Маленькая девочка не впадает в подобное отриK цание, когда видит иначе устроенные гениталии мальчика, готова это тут же признать, и у нее просыпается зависть к пенису, достиK гающая кульминации в желании также быть мальчиком, которое впоследствии имеет большое значение. КОМПЛЕКС КАСТРАЦИИ И ЗАВИСТЬ К ПЕНИСУ Многие люди могут четко припомнить, ТЕОРИИ РОЖДЕНИЯ как интенсивно в предпубертатный пеK риод интересовались вопросом, откуда берутся дети. АнатомичесK кие решения звучали тогда совершенно поKразному: они появляK ются из груди, или их вырезают из живота, или пупок открывается, чтобы их пропустить2. О соответствующем исследовании в ранние детские годы вне анализа вспоминают лишь в редких случаях; оно давно подверглось вытеснению, но его результаты были совершенK но аналогичными. Детей получают оттого, что едят чтоKто опредеK ленное (как в сказке), и они рождаются через кишечник, как при дефекации. Эти детские теории напоминают о приспособлениях, встречающихся в животном мире, в частности о клоаке у типов, стоящих ниже млекопитающих. 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] У нас есть все основания говорить о комплексе кастрации у женщин. Дети как женского, так и мужского пола создаK ют теорию, что женщина также вначале имела пенис, который затем был утраK чен в результате кастрации. Приобретенное в конце концов убеждение, что женK щина не обладает пенисом, нередко оставляет после себя у индивида мужского пола стойкое пренебрежительное отношение к противоположному полу. 2 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Богатство сексуальных теорий в эти более поздние детские годы гораздо больше. В тексте приведены лишь немногие их примеры. 361 101 Если дети в столь нежном возрасте стаK САДИСТСКОЕ новятся свидетелями полового сношения ПОНИМАНИЕ между взрослыми, к чему дает повод ПОЛОВОГО АКТА убеждение взрослых, что маленький реK бенок пока еще не может понять ничего сексуального, то они моK гут истолковать сексуальный акт только как своего рода избиение или насилие, то есть в садистском смысле. Психоанализ позволяет нам также узнать, что такое впечатление в раннем детстве во мноK гом способствует предрасположению к последующему садистскоK му смещению сексуальной цели. В дальнейшем дети много заниK маются проблемой, в чем может состоять половое сношение или, как его понимать, что означает быть замужем или женатым, и чаще всего ищут раскрытие этой тайны в общности с функциями мочеK испускания или испражнения. В целом о детских сексуальных теориях ТИПИЧНАЯ НЕУДАЧА можно сказать, что они являются отобраK ДЕТСКОГО жением собственной сексуальной констиK СЕКСУАЛЬНОГО туции ребенка и, несмотря на их приK ИССЛЕДОВАНИЯ чудливые заблуждения, свидетельствуют о большем понимании сексуальных процессов, чем это можно было бы предполагать у их создателей. Дети воспринимают также изменения при беременности у матери и умеют их правильно исK толковать; басня про аиста очень часто рассказывается слушатеK лям, которые относятся к ней с глубоким, но по большей части немым недоверием. Но поскольку детскому сексуальному исслеK дованию остаются неведомы два элемента, роль оплодотворяюK щего семени и существование женского полового отверстия, — впрочем, именно те пункты, в которых инфантильная организаK ция пока еще отстает, — усилия инфантильных исследователей все же регулярно остаются бесплодными и заканчиваются отказом, который нередко оставляет после себя стойкое ослабление влечеK ния к знанию. Сексуальное исследование в эти ранние детские годы всегда проводится в одиночестве; оно означает первый шаг к самостоятельной ориентировке в мире и ведет к значительному отчуждению ребенка от окружающих его людей, которые прежде пользовались полным его доверием. 362 102 [6] ФАЗЫ РАЗВИТИЯ СЕКСУАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ1 До сих пор в качестве характерных особенностей инфантильK ной сексуальной жизни мы подчеркивали, что в сущности она являK ется аутоэротической (находит свой объект на собственном теле) и что ее отдельные парциальные влечения, в целом несвязанные и независимые друг от друга, стремятся к получению удовольствия. Завершением развития является так называемая нормальная сексуK альная жизнь взрослого человека, в которой получение удовольствия стало служить функции продолжения рода, а парциальные влечеK ния под приматом однойKединственной эрогенной зоны образоваK ли прочную организацию для достижения сексуальной цели с поK сторонним сексуальным объектом. Изучение с помощью психоанализа торK можений и нарушений в этом процессе развития позволяет нам выявить зачатK ки и предварительные ступени такой организации парциальных влеK чений, которые составляют своего рода сексуальный режим. Эти фазы сексуальной организации обычно протекают ровно, выдаK вая себя разве что в виде намеков. И только в патологических слуK чаях они активируются и становятся заметными для поверхностK ного наблюдения. Организации сексуальной жизни, в которых генитальные зоны еще не начали играть свою главенствующую роль, мы хотим назвать догенитальными. До сих пор мы познакомились с двумя такими организациями, которые напоминают, так сказать, возK врат к раннему животному состоянию. Первой такой догенитальной сексуальной организацией явK ляется оральная, или, если хотите, каннибальская. Сексуальная деK ятельность еще не отделена здесь от принятия пищи, противопоK ложности внутри ее еще не дифференцированы. Объект одной деятельности является одновременно и объектом другой, сексуK альная цель состоит в поглощении объекта, прототипе того, что позднее в качестве идентификации будет играть столь значимую психическую роль. Как остаток этой фиктивной, навязанной нам патологией фазы организации можно рассматривать сосание, при котором сексуальная деятельность, отделенная от деятельности, ДОГЕНИТАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ 1 [Также и весь этот раздел впервые появился в издании 1915 года. Очевидно, в настоящем пассаже впервые признается оральная организация как таковая.] 363 103 связанной с принятием пищи, отказалась от постороннего объекK та ради объекта на собственном теле1. Вторая догенитальная фаза — это анально#садистская органиK зация. Здесь уже образовалась противоположность, которая прониK зывает сексуальную жизнь; но ее пока еще нельзя назвать мужской и женской — она должна называться активной и пассивной. АктивK ность появляется благодаря действующему преимущественно через мускулатуру влечению к овладению, а эрогенная слизистая оболочK ка кишечника проявляет себя как орган с пассивной сексуальной целью; для обоих стремлений имеются объекты, которые, однако, не совпадают. Наряду с этим другие парциальные влечения ведут себя аутоэротическим образом. Следовательно, в этой фазе уже можно выявить сексуальную полярность и посторонний объект. ОрганизаK ция и подчинение функции продолжения рода пока отсутствуют2. Эта форма сексуальной организации моK жет уже сохраняться всю жизнь и постоK янно притягивать к себе значительную часть сексуальных проявK лений. Преобладание садизма и роль клоаки, которую играет анальK ная зона, придают ей ярко выраженный архаичный характер. ДруK гая ее особенность заключается в том, что пары противоположных влечений сформированы примерно одинаковым образом, их соK отношение, по удачному выражению Блейлера, называется амби# валентностью. Предположение о догенитальных организациях сексуальной жизни основывается на анализе неврозов, и едва ли его можно понять без связи с этим знанием. Мы можем рассчитывать, что продолжение аналитической работы даст нам еще больше сведеK ний о строении и развитии нормальной сексуальной функции. Чтобы дополнить картину инфантильной сексуальной жизни, необходимо иметь в виду, что зачастую или регулярно уже в детские годы совершается выбор объекта, который мы представили как хаK рактерный для пубертатной фазы развития, а именно таким образом, АМБИВАЛЕНТНОСТЬ 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Об остатках этой фазы у взрослых невротиков см. работу Абрахама (1916). [Дополнение, сделанное в 1924 году:] В боK лее поздней работе (1924) Абрахам разделил как эту оральную, так и более поK зднюю анальноKсадистскую фазу на две подкатегории, для которых характерно различное отношение к объекту. 2 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Абрахам (в упомянутой последней стаK тье) обращает внимание на то, что задний проход образуется из первичного рта эмбриона, что представляется своего рода биологическим прототипом психосекK суального развития. 364 104 что все сексуальные стремления направляются на единственного чеK ловека, с помощью которого они хотят достичь своих целей. В таком случае это является наибольшим приближением к окончательной форме сексуальной жизни после пубертата, какое только возможно в детские годы. Отличие от последней состоит лишь в том, что объеK динения парциальных влечений и подчинения их примату генитаK лий в детстве не происходит, а если и происходит, то лишь в очень неполной мере. Установление этого примата, служащего продолжеK нию рода, является, следовательно, последней фазой, которую секK суальная организация проходит в своем развитии1. Можно считать типичным событием, что выбор объекта происходит двувременно, в два2 приема. Первый выбор начинает совершаться в возрасте между двумя и пятью годами, а в латентK ный период приостанавливается или даже регрессирует; он отлиK чается инфантильной природой своих сексуальных целей. Второй выбор совершается с наступлением пубертата и определяет оконK чательную форму сексуальной жизни. Факт двувременного выбора объекта, который по существу своK дится к воздействию латентного периода, становится, однако, чрезK вычайно важным для нарушения этого конечного состояния. РеK зультаты инфантильного выбора объекта проявляются в более поздний период; они либо сохраняются в том же виде, либо обновK ляются ко времени пубертата. Вследствие развития вытеснения, происходящего между двумя этими фазами, ими, однако, невозK можно воспользоваться. Их сексуальные цели ослабились, и теперь они представляют собой то, что мы можем охарактеризовать как нежное течение сексуальной жизни. Только психоаналитическое исследование может выявить, что за этой нежностью, почитанием и уважением скрываются старые, ставшие теперь непригодными ДВУВРЕМЕННЫЙ ВЫБОР ОБЪЕКТА 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Позднее (1923) я сам изменил это описание в том отношении, что после двух стадий догенитальной организации я включил в детское развитие третью фазу, которая уже заслуживает наименоваK ния генитальной, имеет сексуальный объект и демонстрирует некую степень конвергенции сексуальных стремлений на этот объект, но отличается от окончаK тельной организации в одном важном пункте. А именно она знает только один вид гениталий — мужские. Я назвал ее фаллической ступенью организации («ИнK фантильная генитальная организация», [1923e; см. ниже, с. 237 и далее]). СоK гласно Абрахаму [1924], ее биологический прототип — индифферентное для обоих полов, одинаковое генитальное предрасположение эмбриона. 2 [Еще в 1915 году в этом месте говорилось «три»; изменение на «два» проK изошло в 1920 году. См. также конец прим. 1 на с. 126.] 365 105 сексуальные стремления инфантильных парциальных влечений. Выбор объекта в пубертатный период должен отказаться от инфанK тильных объектов и возобновиться как чувственное течение. НеK совпадение обоих течений довольно часто приводит к тому, что не может быть достигнут один из идеалов сексуальной жизни — объеK динение всех желаний в одном объекте1. [7] ИСТОЧНИКИ ИНФАНТИЛЬНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ В стремлении проследить происхождение сексуального влечеK ния мы до сих пор полагали, что сексуальное возбуждение возниK кает: а) как подражание удовлетворению, пережитому в связи с друK гими органическими процессами; б) благодаря соответствующему раздражению периферических эрогенных зон; в) как выражение некоторых не совсем понятных нам по своему происхождению «влеK чений», таких, как влечение к разглядыванию и влечение к жестоK кости. Психоаналитическое исследование, возвращающееся к детK ству от более позднего периода, и одновременное наблюдение над ребенком открывают нам и другие постоянные источники сексуK ального возбуждения. Наблюдение над детьми имеет тот недостаK ток, что оно имеет дело с объектами, которые можно с легкостью неверно истолковать; психоанализ затрудняется тем, что он может прийти к своим объектам и своим выводам только долгими обходK ными путями; однако в своем взаимодействии оба метода достигаK ют достаточной степени надежности своих научных выводов. При исследовании эрогенных зон мы уже обнаружили, что эти участки кожи простоKнапросто обладают повышенной возбудимоK стью, которая в известной степени присуща всей поверхности кожи. Поэтому мы не будем удивлены, узнав, что известным видам обK щей раздражимости кожи следует приписать весьма отчетливые эроK генные воздействия. Среди них мы подчеркиваем прежде всего темK пературные раздражения; возможно, таким образом нам станет также понятным терапевтический эффект теплых ванн. Далее мы должны здесь присоединить сексуальное возбуждение, создаваемое ритмическими механическими сотрясеK ниями тела, среди которых необходимо выделить три вида воздейK ствия раздражителей: на чувственный аппарат вестибулярных нервов, МЕХАНИЧЕСКИЕ ВОЗБУЖДЕНИЯ 1 [Оба течения подробно рассматриваются во второй статье Фрейда, посвяK щенной психологии любовной жизни (1912d); см. ниже с. 200–206.] 366 106 на кожу и на глубокие части (мышцы, суставной аппарат). ИзKза возK никающих при этом ощущений удовольствия важно подчеркнуть, что мы, не делая различий, можем постоянно использовать понятия «сексуальное возбуждение» и «удовлетворение», и это делает нас обяK занными в дальнейшем поискать этому объяснение [см. с. 116–117]. Доказательством появления удовольствия, вызываемого известныK ми механическими сотрясениями тела, служит, следовательно, тот факт, что дети очень любят пассивные игрыKдвижения, такие, как качание и подбрасывание, и непрерывно требуют их повторения1. Как известно, чтобы усыпить беспокойных детей, регулярно испольK зуется убаюкивание. Сотрясения при езде в экипаже и позднее по железной дороге оказывают такое завораживающее воздействие на детей старшего возраста, что по крайней мере все мальчики хоть раз в жизни хотят стать кучерами и кондукторами. К тому, что происхоK дит на железной дороге, они обычно проявляют загадочный необыK чайно большой интерес, а в возрасте, когда усиливается деятельность фантазии (незадолго до пубертата), это становится у них ядром чисто сексуальной символики. Принуждение связывать поездку по железK ной дороге с сексуальностью исходит, очевидно, из приятного хаK рактера двигательных ощущений. Если затем к этому добавляется вытеснение, обращающее в противоположность столь многое из того, чему дети оказывают предпочтение, то эти же люди, подрастая или став взрослыми, реагируют на качание тошнотой, ужасно устают от поездки по железной дороге или проявляют склонность к приступам страха во время поездки и защищаются от повторения неприятного переживания с помощью страха перед железной дорогой. Затем здесь добавляется — пока еще непонятный — факт, что в результате совпадения испуга и механического сотрясения возK никает тяжелый истериформный травматический невроз. По крайK ней мере можно предположить, что эти влияния, которые при неK большой интенсивности становятся источниками сексуального возбуждения, воздействуя в чрезмерном количестве, вызывают глубокое расстройство сексуального механизма или химизма2. Известно, что активная мышечная деяK МЫШЕЧНАЯ тельность является потребностью для реK ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ бенка, от удовлетворения которой он получает необычайное удовольствие. Имеет ли это удовольствие нечто общее с сексуальностью, включает ли оно само сексуальное 1 Некоторые люди могут припомнить, что, качаясь на качелях, непосредK ственно ощущали как сексуальное удовольствие столкновение движущегося возK духа с гениталиями. 2 [Слова «или химизма» были добавлены в 1924 году.] 367 107 удовлетворение или может стать поводом к сексуальному возбужK дению, — это может стать предметом критических рассуждений, которые будут направлены, пожалуй, и против ранее высказанноK го утверждения, что удовольствие от ощущений пассивного двиK жения воздействует сексуальным образом или вызывает сексуK альное возбуждение. Но факт заключается в том, что, по рассказам многих людей, первые признаки возбуждения в своих гениталиях они ощутили во время драки или борьбы с товарищами; однако в этой ситуации помимо общего мышечного напряжения оказываK ет воздействие еще и соприкосновение с участками кожи противK ника. Склонность к мышечной борьбе с определенным человеK ком, как и к словесной борьбе в более поздние годы («Милые бранятся — только тешатся»), относится к явным признакам наK правленного на него выбора объекта. В том, что мышечная деяK тельность способствует сексуальному возбуждению, можно было бы усмотреть одну из причин садистского влечения. Для многих индивидов инфантильная связь между дракой и сексуальным возK буждением является одним из определяющим факторов предпоK читаемой впоследствии направленности их полового влечения1. Меньшему сомнению подлежат остальK ные источники сексуального возбуждеK ния ребенка. Благодаря непосредственK ному наблюдению, равно как и последующему исследованию, легK ко установить, что все более интенсивные аффективные процесK сы, даже возбуждения, вызванные испугом, распространяются на сексуальность, что, впрочем, может способствовать пониманию патогенного влияния таких душевных переживаний. У школьниK ка страх перед экзаменом, напряжение, вызванное трудноразреK шимой задачей, могут существенно повлиять на прорыв сексуальK ных проявлений и на отношение к школе, поскольку при таких обстоятельствах довольно часто возникает чувство раздражения, заставляющее прикасаться к гениталиям, или процесс, похожий на поллюцию, со всеми его приводящими в замешательство поK следствиями. Поведение детей в школе, задающее учителям вдоK АФФЕКТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ 1 [Дополнение, сделанное в 1910 году:] Анализ случаев невротического расK стройства ходьбы и страха пространства устраняет сомнение в сексуальной приK роде удовольствия, получаемого от движения. Как известно, современное кульK турное воспитание в большом объеме использует спорт для отвлечения молодежи от сексуальной деятельности; правильнее было бы сказать, что оно заменяет сексуальное удовольствие удовольствием от движения и оттесняет сексуальную деятельность к одному из ее аутоэротических компонентов. 368 108 воль загадок, вообще следует соотнести с зарождающейся сексуK альностью школьников. Сексуально возбуждающее воздействие некоторых неприятных самих по себе аффектов — тревоги, боязK ливости, страха — у большого числа людей сохраняется также и в зрелой жизни и, пожалуй, служит объяснением того, почему так много людей стремятся испытать подобные ощущения, если только определенные побочные обстоятельства (принадлежность к иллюзорному миру, чтение, театр) не притупляют серьезность ощущения неудовольствия. Если бы можно было допустить, что интенсивные болезненK ные ощущения оказывают такое же эрогенное воздействие, осоK бенно если боль приглушена какимKнибудь привходящим обстоK ятельством или удерживается дольше, то в этом отношении заключалась бы одна из основных причин садомазохистского влеK чения, многообразный и сложный состав которого мы, таким обK разом, начинаем постепенно понимать1. Наконец, совершенно очевидно, что следствием концентрации внимания на интеллектуальной работе и умственноK го напряжения в целом у многих молодых и более зрелых людей является сопутствующее сексуальное возбуждение, которое, поK жалуй, необходимо считать единственной настоящей причиной нервных расстройств, которым обычно дают весьма сомнительK ное объяснение, сводящееся к умственному «переутомлению»2. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ РАБОТА Если теперь после этих сообщенных опытов и указаний, коK торые не являются ни полными, ни окончательными, мы окинем взором источники детского сексуального возбуждения, то смоK жем предугадать или выявить следующие общие свойства: поKвиK димому, все делается для того, чтобы привести в действие процесс сексуального возбуждения, сущность которого, правда, стала для нас весьма загадочной. Об этом прежде всего заботятся более или менее непосредственным образом возбуждения чувствительных поверхностей (кожи и органов чувств) и самым непосредственK ным образом — раздражающие воздействия на определенные учаK стки тела, которые называются эрогенными зонами. В этих исK точниках сексуального возбуждения решающее значение имеет 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] (Так называемый «эрогенный мазоK хизм» [см. с. 68, прим. 1].) 2 [Некоторые замечания Фрейда на эту тему содержатся в его более ранней работе «Сексуальность в этиологии неврозов» (1898а), см. выше, с. 23.] 369 109 качество раздражений, хотя и момент интенсивности (при боли) не совсем безразличен. Но, кроме того, в организме имеются приK способления, вследствие которых в качестве побочного явления в целом ряде внутренних процессов возникает сексуальное возK буждение, как только интенсивность этих процессов переходит известные количественные границы. То, что мы назвали парциK альными сексуальными влечениями, либо непосредственно проK исходит из этих внутренних источников сексуального возбуждеK ния, либо составляется из тех вкладов, которые вносят эти источники и эрогенные зоны. Возможно, в организме не происK ходит ничего более значительного, что отдавало бы свои компоK ненты для возбуждения сексуального влечения. В настоящее время мне кажется невозможным сделать эти общие положения более ясными и надежными, и я возлагаю за это ответK ственность на два момента: воKпервых, на новизну всего способа расK смотрения и, воKвторых, на то обстоятельство, что сущность сексуальK ного возбуждения нам совершенно неизвестна. И все же я не хотел бы отказаться от двух замечаний, сулящих нам открыть вид вдаль. а) Если прежде мы видели возможность обосновать многообразие врожденных сексуальных конституций различным развитием эрогенных зон, то же самое мы можем попытаться проделать и теперь с привлечением непосредK ственных источников сексуального возбуждения. Мы можем предK положить, что, хотя эти источники обеспечивают притоки у всех индивидов, не у всех людей они одинаково сильны и что предпочK тительное развитие отдельных источников сексуального возбужK дения способствует дальнейшей дифференциации различных секK суальных конституций1. [Ср. с. 79.] РАЗЛИЧНЫЕ СЕКСУАЛЬНЫЕ КОНСТИТУЦИИ б) Оставляя фигуральный способ выраK жения, которого мы так долго придержиK вались, говоря об «источниках» сексуальK ного возбуждения, мы можем прийти к предположению, что все соединительные пути, ведущие от других функций к сексуальноK ПУТИ ВЗАИМНОГО ВЛИЯНИЯ 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Неизбежное следствие из предыдущих рассуждений заключается в том, что каждому индивиду необходимо приписать оральную, анальную, уретральную и т. д. эротику и что констатация соответствуK ющих им душевных комплексов не означает суждения о ненормальности или неврозе. Различия, отделяющие нормальное от ненормального, могут состоять только в относительной силе отдельных компонентов сексуального влечения и в их использовании в процессе развития. 370 110 сти, должны быть проходимыми и в обратном направлении. Если, например, общее для обеих функций обладание зоной губ являетK ся причиной того, что при приеме пищи возникает сексуальное удовлетворение, то тот же самый момент позволяет нам понять нарушения, связанные с приемом пищи, когда нарушены эрогенK ные функции общей зоны. Если нам известно, что концентрация внимания способна вызывать сексуальное возбуждение, то напраK шивается предположение, что, воздействуя тем же путем, но тольK ко в обратном направлении, состояние сексуального возбуждения влияет на способность управлять вниманием. Значительная часть симптоматики неврозов, которую я вывожу из нарушений сексуK альных процессов, выражается в нарушении других, не сексуальK ных телесных функций, и это непонятное до сих пор влияние стаK новится менее загадочным, если оно представляет собой лишь дополнение к тем влияниям, которые испытывает на себе произK водство сексуального возбуждения1. Но те же пути, по которым сексуальные нарушения распроK страняются на прочие телесные функции, у здорового человека должны служить и другой важной функции. Силы сексуального влечения должны привлекаться по ним для достижения других, не сексуальных целей, то есть должна происходить сублимация сексуальности. В заключение необходимо признать, что об этих путях, несомненно, имеющихся и, вероятно, проходимых в обоK их направлениях, пока нам известно очень мало достоверного. 1 [Фрейд вновь обратился к этому вопросу, рассматривая нарушения зреK ния, в своей работе «Психогенное нарушение зрения с позиции психоанализа» (1910i, Studienausgabe, т. 6, с. 210–212).] 111 III ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ПУБЕРТАТА С наступлением пубертата начинаются изменения, которые должны перевести инфантильную сексуальную жизнь в ее окончаK тельную нормальную форму. До сих пор сексуальное влечение было преимущественно аутоэротическим, теперь оно находит сексуальK ный объект. Доселе оно действовало, исходя из отдельных влечеK ний и эрогенных зон, которые независимо друг от друга в качеK стве единственной сексуальной цели искали определенного удовольствия. Теперь появляется новая сексуальная цель, для доK стижения которой взаимодействуют все парциальные влечения, тогда как эрогенные зоны подчиняются примату генитальной зоны1. Поскольку новая сексуальная цель наделяет оба пола очень разными функциями, их сексуальное развитие существенно расK ходится. Развитие мужчины более последовательно и более досK тупно нашему пониманию, тогда как у женщины наступает даже своего рода инволюция. Нормальность половой жизни обеспечиK вается только точным совпадением двух течений, направленных на сексуальный объект и на сексуальную цель, — нежного и чувK ственного2, — из которых первое вмещает в себе все, что остается от раннего инфантильного расцвета сексуальности3. Это похоже на прокладку туннеля с двух сторон. Новая сексуальная цель состоит у мужчины в разгрузке полоK вых продуктов; она отнюдь не чужда прежней цели — достижению удовольствия, напротив, наибольшее количество удовольствия связано именно с этим конечным актом сексуального процесса. Сексуальное влечение начинает теперь служить функции продолK жения рода; оно становится, так сказать, альтруистическим. ЧтоK бы это превращение удалось, в данном процессе необходимо счиK таться с исходными задатками и всеми особенностями влечений. 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] В приведенном в тексте схематическом описании подчеркиваются различия. То, в какой степени инфантильная сексуK альность своим выбором объекта и образованием фаллической фазы приближаK ется к окончательной сексуальной организации, отмечалось выше на с. 104–105. [Выражение «и образованием фаллической фазы» добавилось только в 1924 году.] 2 [Последние три слова были добавлены в 1915 году.] 3 [Последняя часть предложения после слова «чувственного» добавилась в 1920 году.] 372 112 Как в любом другом случае, когда в организме должны создаK ваться новые связи и соединения, образующие сложные механизK мы, так же и здесь возникает возможность болезненных нарушеK ний изKза отсутствия этих преобразований. Все болезненные нарушения половой жизни с полным правом можно рассматриK вать как препятствия развитию. [1] ПРИМАТ ГЕНИТАЛЬНЫХ ЗОН И ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ Перед нашими глазами ясно открываются исходный пункт и конечная цель описанного хода развития. Опосредствующие пеK реходы во многих отношениях нам еще непонятны; мы должны будем разрешить в них не одну загадку. Важной характеристикой процессов пубертата считается то, что больше всего бросается в глаза, — явное увеличение в размерах внешних гениталий, которое в латентный период детства проявK лялось благодаря относительной задержке роста. Одновременно развитие внутренних гениталий настолько продвинулось вперед, что они оказываются способными поставлять половые продукты или воспринимать их для образования нового существа. Таким образом, в готовом состоянии имеется необычайно сложный апK парат, который ждет, когда им воспользуются. Этот аппарат должен быть приведен в действие, и наблюдение позволяет нам выяснить, что раздражения могут достигать его треK мя путями: из внешнего мира через возбуждение уже известных нам эрогенных зон; из внутренних органов (эти пути нам еще предK стоит исследовать) и из душевной жизни, которая сама представK ляет собой «камеру хранения» внешних впечатлений и «приемK ный пункт» внутренних возбуждений. Всеми тремя способами вызывается одно и то же — состояние, которое называется «сексуK альным возбуждением» и проявляется через признаки двоякого рода, душевные и соматические. Душевные признаки состоят в своеобразном чувстве напряжения чрезвычайно настойчивого хаK рактера; среди разнообразных телесных изменений на первом меK сте стоит ряд изменений гениталий, имеющих несомненный смысл — готовности, приготовления к половому акту. (Эрекция мужского органа, увлажнение влагалища.) 373 113 С характером напряжения при сексуальном СЕКСУАЛЬНОЕ возбуждении связана проблема, разрешение коK НАПРЯЖЕНИЕ торой настолько же трудно, насколько велико ее значение для понимания сексуальных процессов. Несмотря на господствующее в психологии различие мнений по этому поводу, я настаиваю на том, что чувство напряжения должно носить в себе характер неудовольствия. Для меня является определяющим, что такое чувство приносит с собой стремление к изменению психичесK кой ситуации, побуждает к действию, что совершенно чуждо сущK ности испытываемого удовольствия. Но если причислить напряжеK ние при сексуальном возбуждении к неприятным чувствам, то сталкиваешься с фактом, что оно, несомненно, переживается как приятное. Повсюду к напряжению, вызванному сексуальными проK цессами, примешивается удовольствие; даже при подготовительK ных изменениях в гениталиях становится отчетливым своего рода чувство удовлетворения. Как связаны между собой это неприятK ное напряжение и это ощущение удовольствия? Все, что связано с проблемой удовольствияKнеудовольствия, касается одного из самых болезненных мест современной психолоK гии. Мы попытаемся как можно больше узнать об этом из условий имеющегося перед нами случая и уклонимся от того, чтобы подхоK дить к проблеме во всей ее полноте1. Сначала посмотрим на то, каK ким способом эрогенные зоны приспосабливаются к новому порядку. Им принадлежит важная роль в возникновении сексуK ального возбуждения. Самый отдаленный, наверное, от сексуальK ного объекта орган — глаз — в условиях ухаживания за объектом чаще всего становится способным прельщаться тем особым качеK ством возбуждения, повод к которому в сексуальном объекте мы называем красотой. Поэтому достоинства сексуального объекта называются также «прелестями» [ср. с. 66, прим. 2]. С этим раздраK жением, с одной стороны, уже связано удовольствие, с другой стоK роны, его следствием является усиление или возникновение, если оно отсутствует, сексуального возбуждения. Если добавляется возK буждение другой эрогенной зоны, например ощупывающей руки, то получается такой же эффект: с одной стороны, ощущение удоK вольствия, вскоре усиливающееся благодаря удовольствию от подK готовительных изменений, с другой стороны — дальнейшее усилеK ние сексуального напряжения, которое вскоре переходит в самое отчетливое неудовольствие, если ему не позволяется доставлять дальK 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Ср. попытку решения этой проблемы во вступительных замечаниях в моей статье «Экономическая проблема мазохизK ма», 1924с). 374 114 нейшее удовольствие. Более ясен, пожалуй, другой случай, когда, например, у сексуально невозбужденного человека прикосновениK ем раздражают эрогенную зону, допустим, кожу на груди у женщиK ны. Это прикосновение уже вызывает чувство удовольствия, но вместе с тем оно как ничто другое способно пробудить сексуальное возбуждение, требующее усиления удовольствия. То, каким обраK зом получается, что ощущаемое удовольствие вызывает потребность в еще большем удовольствии, как раз и составляет проблему. Однако роль, которая достается при этом эрогенным зонам, ясна. То, что относилось к одной из них, относится ко всем. Все они используются для того, чтобы благодаря соответствующему раздражению принести изK вестное количество удовольствия, приводящего к усилению напряK жения, которое в свою очередь должно дать необходимую моторную энергию, чтобы довести половой акт до завершения. Предпоследняя его часть опятьKтаки состоит в соответствующем раздражении эроK генной зоны, самой генитальной зоны на головке члена, при помоK щи наиболее подходящего для этого объекта — слизистой оболочки влагалища, и под влиянием удовольствия, которое обеспечивает это возбуждение, на этот раз рефлекторным путем приобретается моторK ная энергия, которая обеспечивает выведение половых веществ. Это последнее удовольствие является наиболее интенсивным и по своеK му механизму отличается от предыдущего. Оно всецело вызывается разрядкой, полностью представляет собой удовольствие от удовлетK ворения, и с ним на какоеKто время угасает напряжение либидо. Мне кажется вполне правомерным зафиксировать это отлиK чие в сущности удовольствия, возникающего вследствие возбужK дения эрогенных зон, от удовольствия, вызванного опорожнениK ем сексуальных веществ, дав им соответствующие названия. Первое подходящим образом можно назвать предварительным удо# вольствием в противоположность конечному удовольствию, или удовольствию от удовлетворения, сексуальной деятельности. В таK ком случае предварительное удовольствие представляет собой то же самое, что могло доставлять, хотя и в меньшей степени, инфанK тильное сексуальное влечение; конечное удовольствие является новым, то есть, вероятно, оно связано с условиями, возникшими только с наступлением пубертата. Формула новой функции эроK генных зон теперь такова: они используются для того, чтобы поK средством получаемого от них, как в инфантильной жизни, предK варительного удовольствия содействовать достижению большего удовольствия от удовлетворения. МЕХАНИЗМ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО УДОВОЛЬСТВИЯ 375 115 Недавно мне удалось объяснить другой пример из совершенK но другой области психического события, в котором также достиK гается больший эффект удовольствия благодаря менее значительK ному ощущению удовольствия, действующему при этом как соблазнительная премия. Там также имелась возможность расK смотреть сущность удовольствия более подробно1. Однако взаимосвязь предварительноK ОПАСНОСТИ го удовольствия с инфантильной секK ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО суальной жизнью подтверждается паK УДОВОЛЬСТВИЯ тогенной ролью, которая может выK пасть на его долю. Из механизма, в который вошло предварительное удовольствие, очевидно, возникает опасность для возможности досK тижения нормальной сексуальной цели; она возникает тогда, когда в какомKнибудь месте подготовительных сексуальных процессов предK варительное удовольствие становится слишком сильным, а присуK щий ему компонент напряжения — слишком незначительным. ТогK да сила влечения, необходимая для продолжения сексуального процесса, пропадает, весь путь сокращается, данное подготовительK ное действие занимает место нормальной сексуальной цели. Как поK казывает опыт, этот вредный случай обусловлен тем, что данная эроK генная зона или соответствующее парциальное влечение уже в инфантильной жизни в необычайной степени способствовали поK лучению удовольствия. Если добавляются еще и моменты, содейK ствующие фиксации, то в дальнейшей жизни легко возникает наK вязчивость, препятствующая включению этого предварительного удовольствия в новую взаимосвязь. Таков фактически механизм многих перверсий, которые представляют собой остановку на подK готовительных актах сексуального процесса. Нарушения функции сексуального механизма, возникающего по вине предварительного удовольствия, избежать проще всего, если примат генитальных зон предначертан уже в инфантильной жизK ни. Для этого, поKвидимому, действительно принимаются меры во второй половине детства (от восьми лет до пубертата). В эти годы генитальные зоны ведут себя уже так, как в период зрелости, они становятся местом ощущений возбуждения и подготовительных изK 1 См. мой появившийся в 1905 году научный трактат «Острота и ее отношеK ние к бессознательному» [в конце главы IV, Studienausgabe, т. 4, с. 129–130]. «Предварительное удовольствие», полученное благодаря техническим приемам остроты, используется для того, чтобы высвободить большее удовольствие вследK ствие устранения внутренних торможений. [В более поздней статье, посвященK ной процессу поэтического творчества (1908е) Фрейд приписал аналогичный механизм эстетическому удовольствию (Studienausgabe, т. 10, с. 179).] 376 116 менений, если ощущается какоеKлибо удовольствие вследствие удовK летворения других эрогенных зон, хотя этот эффект пока еще остаK ется бесцельным, то есть не способствует продолжению сексуальK ного процесса. Таким образом, уже в детские годы наряду с удовольствием от удовлетворения имеется известное количество сексуального напряжения, хотя менее постоянного и менее значиK тельного, и теперь мы можем понять, почему при обсуждении исK точников сексуальности мы могли с таким же правом сказать, что данный процесс и приносит сексуальное удовлетворение, и вызыK вает сексуальное возбуждение. [Ср. с. 106–107] Мы замечаем, что на пути к познанию сначала представляли себе различия инфанK тильной и зрелой сексуальной жизни чрезмерно большими, и теK перь задним числом вносим корректировку. Не только отклонения от нормальной сексуальной жизни, но и нормальные ее формы опK ределяются инфантильными проявлениями сексуальности. [2] ПРОБЛЕМА СЕКСУАЛЬНОГО ВОЗБУЖДЕНИЯ У нас осталось совершенно необъясненным, откуда берется секK суальное напряжение, возникающее при удовлетворении эрогенK ных зон одновременно с удовольствием, и в чем состоит его сущK ность1. Напрашивающееся предположение, что это напряжение возникает какимKто образом из самого удовольствия, не только само по себе весьма неправдоподобно, оно также несостоятельно, поK скольку при самом большом удовольствии, связанном с опорожнеK нием половых продуктов, не создается никакого напряжения; наK против, всякое напряжение прекращается. Поэтому удовольствие и сексуальное напряжение могут быть связаны только косвенным образом. Помимо факта, что обычно только освоK РОЛЬ СЕКСУАЛЬНЫХ бождение от сексуальных веществ клаK ВЕЩЕСТВ дет конец сексуальному возбуждению, имеются еще и другие основания связать сексуальное напряжение с сексуальными продуктами. При воздержанной жизни половой 1 Весьма поучительно, что немецкий язык учитывает упомянутую в тексте роль подготовительного сексуального возбуждения, которое одновременно дает некоторое удовлетворение и создает некоторое количество сексуального напряK жения, употреблением слова «Lust» [удовольствие]. «Lust» имеет двоякий смысл и обозначает как ощущение сексуального напряжения (Ich habe Lust = я хотел бы, я ощущаю стремление), так и удовлетворение. [Ср. с. 47, прим. 2] 377 117 аппарат через различные, но не беспорядочные периоды освобожK дается по ночам во время галлюцинаторного представления во сне полового акта, сопровождающегося ощущением удовольствия, от сексуальных веществ, и в отношении этого процесса — ночной поллюции — трудно отказаться от мнения, что сексуальное наK пряжение, которое умеет найти короткий галлюцинаторный путь для замены акта, является функцией накопления семени в резерK вуарах для половых продуктов. В этом же смысле опыт указывает на относительную истощаемость сексуального механизма. При опустошенных запасах семени не только невозможно осуществK ление полового акта, но и пропадает также раздражимость эрогенK ных зон, соответствующее возбуждение которых не может вызK вать удовольствия. Таким образом, попутно мы узнаем, что известная степень сексуального напряжения требуется даже для возбуждения эрогенных зон. Стало быть, напрашивается предположение, которое, если я не ошибаюсь, распространено довольно широко, что накопление секK суальных веществ создает и поддерживает сексуальное напряжение, поскольку давление этих продуктов на стенки их резервуаров дейK ствует как раздражение на спинальный центр, состояние которого воспринимается высшими центрами, и в таком случае в сознании появляется известное ощущение напряжения. Если возбуждение эроK генных зон усиливает сексуальное напряжение, то это может происK ходить только изKза того, что эрогенные зоны находятся в анатомиK ческой связи с этими центрами, повышают тонус возбуждения в них, при достаточном сексуальном напряжении приводят в действие поK ловой акт, а при недостаточном — стимулируют производство полоK вых веществ1. Слабость этого учения, которого придерживается, например, фон КраффтKЭбинг в своем описании сексуальных процессов, состоит в том, что, созданное для объяснения половой деятельности зрелого мужчины, оно мало учитывает троякого рода условия, которым оно также должно дать объяснение. Эти условия относятся к ребенку, к женщине и к кастрату мужского пола. Во всех трех случаях не может быть и речи о накоплении половых продуктов в таком же смысле, как у мужчины, что затрудняет простое применение схемы; однако надо сразу признаться, что можно найти сведения, позволяющие упорядоK чить также и эти случаи. Как бы то ни было необходимо предостеречь от того, чтобы приписывать фактору накопления половых продуктов функции, на которые он, поKвидимому, не способен. 1 [Эту гипотезу Фрейд обсуждал еще раньше в разделе III своей первой рабоK ты, посвященной неврозу страха (1895b, Studienausgabe, т. 6, в частности с. 43).] 378 118 То, что сексуальное возбуждение моK ОЦЕНКА ВНУТРЕННИХ жет быть в значительной степени неK ПОЛОВЫХ ОРГАНОВ зависимым от производства половых веществ, показывают наблюдения над кастратами мужского пола, у которых иногда операция не наносит ущерба либидо, хотя праK вилом является противоположное поведение, которое и служит поводом к операции. Кроме того, давно известно, что болезни, приводящие к прекращению производства мужских половых клеK ток, оставляют неповрежденными либидо и потенцию теперь уже стерильного индивида1. Поэтому отнюдь не удивительно, как это представляет К. Ригер [1900], что потеря мужских половых желез в зрелом возрасте может не оказать никакого влияния на душевK ное состояние индивида. Кастрация, произведенная в нежном возK расте, до пубертата, хотя и приближается по своему воздействию к устранению половых признаков, однако при этом кроме потери половых желез как таковых следовало бы также учитывать свяK занную с их исчезновением задержку развития других факторов. Опыты над животными с удалением половых ХИМИЧЕСКАЯ желез (яичек и яичников) и соответственно ваK ТЕОРИЯ рьирующей пересадкой новых таких органов у позвоночных животных (см. цитированный труд Липшютца [1919, см. выше], с. 84–85) наконецKто отчасти пролили свет на происхожK дение сексуального возбуждения и при этом еще более оттеснили на задний план значение возможного накопления клеточных половых продуктов. С помощью эксперимента (Э. Штейнах) стало возможK ным превратить самца в самку и, наоборот, самку в самца, при этом психосексуальное поведение животного менялось в соответствии с соматическими половыми признаками и одновременно с ними. Но это определяющее пол влияние следует приписать не той части полоK вой железы, которая производит специфические половые клетки (сперматозоиды и яйцеклетки), а ее интерстициальной ткани, котоK рая поэтому выделяется авторами как «пубертатная железа». Вполне возможно, что дальнейшие исследования покажут, что обычно «пуK бертатная железа» может определять оба пола, чем было бы анатомиK чески обосновано учение о бисексуальности высших животных, и уже сейчас можно предположить, что она — не единственный орган, имеющий отношение к производству сексуального возбуждения и поK ловых признаков. Во всяком случае это новое биологическое открыK тие примыкает к тому, что мы уже раньше узнали о значении щиK 1 [Это предложение было добавлено в 1920 году]. 379 119 товидной железы для сексуальности. Мы можем теперь считать, что в интерстициальной части половой железы создаются особые химиK ческие вещества, которые усваиваются кровотоком и заряжают опK ределенную часть центральной нервной системы сексуальным наK пряжением, как мы знаем о таком превращении токсического раздражения в особое раздражение органа с помощью других ввеK денных ядовитых веществ, которые для тела являются чуждыми. КаK ким образом возникает сексуальное возбуждение в результате разK дражения эрогенных зон при прежнем заряде центральных аппаратов и какие смешения чисто токсических и физиологических раздражеK ний получаются при этих сексуальных процессах, даже если это расK сматривать только гипотетически, — говорить об этом сегодня неK своевременно. В этом представлении о сексуальных процессах нам достаточно придерживаться как существенного предположения о наK личии особых веществ, возникающих в результате обмена сексуальK ных веществ1. Ибо эта кажущаяся произвольной гипотеза подкрепK 1 [Весь абзац до этого места в настоящей форме датирован 1920 годом. В перK вом издании (1905), а также в двух следующих вместо него имелся следующий пассаж: «Истина заключается в том, что о сущности сексуального возбуждения — с тех пор как мы понимаем, что переоценивали половые железы в этом значении — мы не способны дать никаких сведений, причем прежде всего не потому, что не знаем, с каким органом или с какими органами связаны характеристики пола. После того как удивительные открытия познакомили нас с важной ролью половой железы для сексуальности, мы можем предположить, что знание существенных факторов половых свойств пока еще от нас скрыто. У кого есть потребность восK полнить этот огромный пробел в нашем знании с помощью предварительного предположения, тот, опираясь на действенные вещества, которые были выявлены в щитовидной железе, придет к примерно следующему представлению: в результаK те соответствующего раздражения эрогенных зон, в точности как при других обK стоятельствах, когда возникает сексуальное возбуждение, разлагается общераспроK страненное в организме вещество, продукты распада которого создают раздражитель, специфический для репродуктивных органов или с ними связанноK го спинального центра, как мы знаем о таком превращении токсического раздраK жения в особое раздражение органа с помощью других введенных ядовитых веK ществ, которые для тела являются чуждыми. Обсуждать (даже только гипотетически) смешения чисто токсических и физиологических раздражений, которые получаK ются при этих сексуальных процессах — задача несвоевременная. Впрочем, я не настаиваю на этой особой гипотезе и готов тотчас от нее отказаться в пользу другой, если только сохранится ее главное свойство — акцент на сексуальном химизме». Примечательно, сколь незначительны оказались изменения, которые пришлось сделать Фрейду в своей гипотезе после открытия половых гормонов — открытия, которое он фактически предвосхитил, причем не в 1905, а по меньшей мере в 1896 году, как это следует из двух его писем Флиссу от 1 марта и 2 апреля 1896 года (Freud, 1950a, письма № 42 и № 44). Также и во второй его работе, посвященной роли сексуальности в неврозах, он подчеркивал значение химичесK кого фактора (1906а, см. ниже, с. 156); эту работу он опубликовал примерно в одно время с первым изданием «Трех очерков»).] 380 120 ляется крайне важными фактами, на которые мало обращали внимаK ния. Неврозы, которые можно свести только к нарушениям сексуK альной жизни, демонстрируют огромное клиническое сходство с феноменами интоксикации и абстиненции, возникающими в реK зультате обычного введения ядовитых веществ (алкалоидов), вызыK вающих удовольствие. [3] ТЕОРИЯ ЛИБИДО 1 С этими предположениями о химической основе сексуальноK го возбуждения хорошо согласуются наши вспомогательные гиK потезы, которые мы создали себе для того, чтобы лучше понять психические выражения сексуальной жизни. Мы ввели понятие либидо как количественно меняющейся энергии, которой можно измерить процессы и преобразования в области сексуального возK буждения. Это либидо — в силу его особого происхождения — мы отличаем от энергии, которую следует положить в основу душевK ных процессов в целом, и, таким образом, наделяем ее также осоK быми качественными характеристиками. Отделяя либидинозную от другой психической энергии, мы выражаем предположение, что сексуальные процессы организма отличаются от процессов пиK тания особым химизмом. Анализ перверсий и психоневрозов приK вел нас к пониманию того, что это сексуальное возбуждение поK ставляется не только так называемыми половыми частями, но и всеми органами тела. Следовательно, мы создаем представление о неком количестве либидо, психическое представительство котоK рого мы называем либидо Я, а его продукция — уменьшение или увеличение, распределение и смещение — должна позволить нам объяснить наблюдаемые психосексуальные феномены. Однако аналитическому исследованию это либидо Я станоK вится доступным только тогда, когда оно нашло психическое приK менение в виде катексиса сексуальных объектов, то есть стало объектным либидо. Мы видим тогда, что оно концентрируется2 на объектах, фиксируется на них или оставляет эти объекты, перехоK дит с них на другие и с этих позиций направляет сексуальную деятельность индивида, которая ведет к удовлетворению, то есть 1 [Весь этот абзац за исключением трех последних предложений появился в 1915 году. Он в значительной мере основывается на работе Фрейда, посвященK ной нарцизму (1914с).] 2 [Здесь, как и в других местах, где Фрейд говорит о том, что либидо конценK трируется на «объектах» или отвлекается от «объектов», он, разумеется, имеет в виду представления об объектах, а не объекты как таковые.] 381 121 частичному и врéменному угасанию либидо. Психоанализ так наK зываемых неврозов переноса (истерии и невроза навязчивых соK стояний) позволяет нам получить здесь четкое представление. Относительно судеб объектного либидо мы можем также узK нать, что, будучи отвлеченным от объектов, оно сохраняется своK бодным в особых состояниях напряжения и в конце концов возK вращается к Я, в результате чего снова становится либидо Я. Либидо Я — в противоположность объектному либидо — мы наK зываем также нарциссическим либидо. Из психоанализа, словно через границу, переступить которую нам не дозволено, мы глядим в водоворот нарциссического либидо, и у нас создается представK ление об отношениях того и другого1. Нарциссическое либидо, или либидо Я, предстает перед нами как огромный резервуар, из котоK рого посылаются объектные катексисы и в который они снова втяK гиваются; нарциссический либидинозный катексис Я — как перK вичное состояние, реализованное в раннем детстве, которое лишь прикрывается более поздними испусканиями либидо, но, в сущK ности, сохраняется позади них. Задача теории либидо невротических и психотических расK стройств должна состоять в выражении всех наблюдаемых феноK менов и выявленных процессов в терминах экономики либидо. Нетрудно догадаться, что при этом судьбам либидо Я будет придаK ваться большее значение, особенно там, где речь идет об объяснеK нии более глубоких психотических расстройств. В таком случае трудность заключается в том, что средство нашего исследования, психоанализ, пока дает нам надежные сведения только о превраK щениях объектного либидо2 и не может непосредственно отделить либидо Я от других действующих в Я энергий3. Поэтому4 дальK нейшее развитие теории либидо возможно пока только путем умозK рительных рассуждений. Но мы откажемся от всех завоеваний прежних психоаналитических наблюдений, если по образцу К. Г. Юнга дадим понятию либидо испариться, отождествив его с движущей психической энергией в целом. 1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Это ограничение уже не имеет своей прежней силы с тех пор, как психоанализу в большей степени стали доступны нарушения, отличающиеся от «неврозов переноса». 2 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] См. предыдущее примечание. 3 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] См. «О введении понятия “нарцизм”» (1914с) [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Термин «нарцизм» был создан не Некке, как там по ошибке указано, а X. Эллисом. [Сам Эллис подробно рассмотK рел этот вопрос позднее (1927) и пришел к выводу, что эта честь принадлежит им обоим.] 4 [Остальная часть абзаца была добавлена в 1920 году.] 382 122 Отделение импульсов сексуального влечения от других и тем самым ограничение понятия либидо этими первыми получают суK щественное подкрепление со стороны изложенной выше гипотеK зы об особом химизме сексуальной функции. [4] ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ Известно, что только с наступлением пубертата происходит строгое разделение мужского и женского характера; эта противоK положность как никакая другая оказывает затем решающее влияK ние на весь образ жизни людей. Однако мужские и женские задатки хорошо заметны уже в детском возрасте; развитие сдерживающих факторов сексуальности (стыда, отвращения, сострадания и т. д.) происходит у девочки раньше и встречает меньше сопротивления, чем у мальчика; склонность к сексуальному вытеснению предK ставляется в целом большей. Там, где дают о себе знать парциальK ные влечения сексуальности, они предпочитают пассивную форK му. Однако аутоэротическая деятельность эрогенных зон у обоих полов одинакова, и вследствие этого соответствия возможность половых различий в том виде, как они устанавливаются после пуK бертата, в детстве отсутствует. Учитывая проявления сексуальноK сти в виде аутоэротики и мастурбации, можно было бы выдвинуть тезис, что сексуальность маленьких девочек носит вполне мужK ской характер. Более того, если бы мы сумели наделить понятия «мужской» и «женский» более определенным содержанием, то можно было бы отстаивать также и утверждение, что либидо регуK лярно и закономерно имеет мужскую природу, кому бы оно — мужчине или женщине — ни принадлежало и независимо от своеK го объекта, будь то мужчина или женщина1. 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Необходимо отдавать себе отчет в том, что понятия «мужской» и «женский», содержание которых обычному человеку кажется столь недвусмысленным, в науке относятся к самым запуK танным, и их следует разделять по меньшей мере по трем направлениям. Слова «мужской» и «женский» употребляют то в смысле активности и пас# сивности, то в биологическом, а затем и в социологическом смысле. Первое из трех этих значений является важным, и оно используется большей частью в психоанализе. Именно в этом значении выше в тексте либидо обозначается как мужское, ибо влечение всегда активно, даже тогда, когда оно поставило перед собой пассивную цель. Второе, биологическое, значение мужского и женского допускает самое ясное определение. Мужское и женское характеK ризуется здесь наличием семенных клеток либо яйцеклеток и обусловленных ими функций. Активность и ее побочные проявления, более сильное развиK 383 123 С тех пор как я познакомился с точкой зрения на бисексуальK ность1, я считаю этот момент в данном случае определяющим и дуK маю, что без учета бисексуальности едва ли можно прийти к пониманию фактически наблюдаемых сексуальных проявлений у мужчины и женщины. Несмотря на это, я могу добавить лишь следующее: также и у ребенка женского пола ведущая эрогенная зона расположеK на в клиторе, то есть она является гомолоK гичной мужской генитальной зоне на головке полового члена. Все, что мне удалось узнать о мастурбации у маленьких девочек, относиK лось к клитору, а не к частям внешних гениталий, имеющим больK шое значение для последующих генитальных функций. У меня саK мого существуют сомнения в том, что под влиянием соблазнения девочка может прийти к чемуKлибо иному, кроме мастурбации клиK тора, разве что в совершенно исключительном случае. Так часто встреK чающаяся именно у маленьких девочек спонтанная разрядка сексуK ального возбуждения выражается в подергиваниях клитора, а частые его набухания позволяют девочке правильно и без указаний оценить сексуальные проявления противоположного пола, просто перенося на мальчиков ощущения от собственных сексуальных процессов. Кто хочет понять превращение маленькой девочки в женщиK ну, тот должен проследить дальнейшую судьбу этой возбудимосK ти клитора. Пубертат, сопровождающийся у мальчика стремительK ным вторжением либидо, у девочки характеризуется новой волной вытеснения, которым затрагивается как раз клиторальная сексуK альность. При этом подвергается вытеснению известная часть мужской сексуальной жизни. ВЕДУЩИЕ ЗОНЫ У МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ тие мускулатуры, агрессия, бóльшая интенсивность либидо, как правило, сочетаются с биологической мужественностью, но не связаны с ней непреK менно, ибо имеются виды животных, у которых этими свойствами наделеK ны, скорее, женские особи. Третье, социологическое, значение получает свое содержание благодаря наблюдению над действительно существующими мужK скими и женскими индивидами. Эти наблюдения у людей показывают, что ни в психологическом, ни в биологическом смысле чистой мужественности или женственности не встречается. Напротив, каждый отдельный человек обнаK руживает смешение своих биологических половых признаков с биологичесK кими чертами противоположного пола и соединение активности и пассивноK сти, поскольку эти характерные психические особенности, с одной стороны, зависят от биологических, но, с другой, от них независимы. [Последующее обсуждение этого вопроса содержится в работе «Недомогание культуры» (1930а), Studienausgabe, т. 9, с. 235–236, прим. 2.] 1 [Только в 1905 году в этом месте указано также: «(благодаря В. ФлисK су)». Ср. конец примечания на с. 55 выше.] 384 124 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) Усиливающееся сдерживание сексуальности девушки, обусK ловленное пубертатным вытеснением, служит стимулом для лиK бидо мужчины и вынуждает его к активизации своих функций; с повышением либидо усиливается тогда и сексуальная переоценK ка, которая в полной мере проявляется лишь в отношении откаK зывающей, отрицающей свою сексуальность женщины. Тогда клитор, сам возбуждаясь во время позволительного, наконец, поK лового акта, выполняет роль проводника этого возбуждения к соK седним женским органам, подобно тому как используют сосноK вые щепки, чтобы зажечь не так легко воспламеняющиеся дрова. Нередко, чтобы произошел этот перенос, требуется определенное время, в течение которого молодая женщина лишена чувствительK ности. Эта анестезия может стать постоянной, если клиторальная зона отказывается передать свою способность возбуждаться, что подготавливается активной деятельностью в детской жизни. ИзK вестно, что анестезия женщин часто лишь кажущаяся, локальная. Они нечувствительны у входа во влагалище, но отнюдь не при стимуляции клитора или других зон. К этим эрогенным причиK нам анестезии присоединяются затем еще и психические, также обусловленные вытеснением. Если перенос эрогенной раздражимости от клитора во вход во влаK галище удался, то это означает, что у женщины произошла смена ее веK дущей зоны для последующего полового поведения, тогда как у мужчиK ны с детства сохраняется одна и та же зона. В этой смене ведущей эрогенной зоны, а также во всплеске вытеснения в пубертате, в резульK тате которого, так сказать, устраняется инфантильная мужественность, кроются основные причины особой предрасположенности женщины к неврозу, в частности к истерии. Следовательно, эти условия самым тесным образом связаны с сущностью женственности1. [5] НАХОЖДЕНИЕ ОБЪЕКТА В то время как благодаря процессам полового созревания усK танавливается примат генитальных зон, а появление эрекции мужK ского полового члена властно указывает на новую сексуальную 1 [Впоследствии Фрейд исследовал процесс развития сексуальности у женK щин при описании истории болезни одной гомосексуальной женщины (1920а; Studienausgabe, т. 7, с. 257 и далее), при обсуждении последствий анатомического различия между полами (1925j), в своей статье о женской сексуальности (1931b; обе статьи представлены в данном томе, с. 257 и далее, с. 275 и далее) и в 33Kй лекции «Нового цикла» (1933а; Studienausgabe, т. 1, с. 544 и далее).] 385 125 цель — на проникновение в полость тела, возбуждающее гениK тальную зону, с психической стороны совершается процесс наK хождения объекта, подготовка к которому велась с самого раннего детства. Когда первоначальное сексуальное удовлетворение еще было связано с приемом пищи, сексуальный объект сексуального влечения находился вне собственного тела — в материнской груK ди. Влечение лишилось его лишь позднее, возможно, как раз в то время, когда ребенок стал способным формировать общее предK ставление о человеке, которому принадлежит доставляющий ему удовлетворение орган. Как правило, половое влечение становится затем аутоэротическим, и только по завершении латентного периK ода восстанавливается первоначальное отношение. Не без веского основания сосание ребенком груди матери стало образцом всех люK бовных отношений. Нахождение объекта — это, по существу, наK хождение заново1. Но от этих первых и самых важных секK суальных отношений даже после отделеK ния сексуальной деятельности от приема пищи остается важная часть, подготовK ляющая выбор объекта, то есть помогаюK щая восстановить утраченное счастье. Весь латентный период ребеK нок учится любить других людей, которые помогают ему в его бесK помощности и удовлетворяют его потребности, в точности по обK разцу и в продолжение его младенческих отношений к кормилице. Наверное, захочется воспротивиться отождествлению нежных чувств и уважения, которые ребенок проявляет к тем, кто о нем заботится, с половой любовью; но я полагаю, что более точное псиK хологическое исследование, вне всякого сомнения, сумеет устаноK вить эту тождественность. Общение ребенка с человеком, который за ним ухаживает, является для него непрерывным источником секK суального возбуждения и удовлетворения через эрогенные зоны, тем более что последний — как правило, это все же мать — сам одаK СЕКСУАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ В МЛАДЕНЧЕСКОМ ВОЗРАСТЕ 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Психоанализ показывает, что имеются два пути нахождения объекта: воKпервых, описанный в тексте, который соверK шается с опорой на образцы раннего детства, и, воKвторых, нарциссический, котоK рый ищет собственное Я и заново находит его в другом человеке. Этот послеK дний путь имеет особенно большое значение для патологических исходов, но к обсуждаемой здесь проблеме не относится. [Этот вопрос далее обсуждается во второй половине раздела II работы Фрейда о нарцизме (1914с; Studienausgabe, т. 3, с. 53–58). Данный абзац, написанный в 1905 году, похоже, не согласуется с примечаниями, относящимися к этой теме на страницах 105 и 136, добавленK ными в 1915 и 1920 годах соответственно.] 386 126 ривает ребенка чувствами, происходящими из собственной сексуK альной жизни, ласкает его, целует и убаюкивает и совершенно отK четливо заменяет им полноценный сексуальный объект1. Мать, веK роятно, испугалась бы, если бы ей разъяснили, что всеми своими нежностями она пробуждает сексуальное влечение своего ребенка и подготавливает его будущую интенсивность. Она считает свои действия проявлением асексуальной «чистой» любви, поскольку тщательно избегает вызывать в гениталиях ребенка больше возK буждения, чем это необходимо при уходе за ним. Но, как мы знаем, половое влечение пробуждается не только раздражением генитальK ной зоны; то, что мы называем нежностью, неминуемо однажды окажет воздействие и на генитальные зоны. Если бы мать лучше понимала важную роль влечений для всей душевной жизни, для всех этических и психических проявлений, то и после таких объясK нений она не стала бы себя укорять. Она лишь выполняет свою задачу, обучая ребенка любить; он должен стать дельным человеK ком с энергичной сексуальной потребностью и осуществить в своK ей жизни все, к чему подталкивает человека влечение. Избыток родительской нежности может, разумеется, навредить, ускорив секK суальное созревание, кроме того, это делает ребенка «избалованK ным», неспособным в дальнейшей жизни временно отказаться от любви или довольствоваться меньшим ее количеством. То, что реK бенок оказывается ненасытным в своем требовании родительской нежности, — один из вернейших признаков будущей нервозности; с другой стороны, именно невропатические родители, в большинK стве своем склонные к чрезмерной нежности, чаще всего пробужK дают своими ласками предрасположение ребенка к невротическому заболеванию. Впрочем, из этого примера видно, что у невротичесK ких родителей имеются более непосредственные пути передать свое нарушение детям, чем по наследственности. Сами дети с ранних лет ведут себя так, ИНФАНТИЛЬНАЯ как будто их привязанность к тем, кто за ТРЕВОГА ними ухаживает, носит характер сексуK альной любви. Первоначально тревога детей представляет собой не что иное, как выражение того, что им недостает любимого чеK ловека; поэтому любого чужака они встречают с тревогой; они боятся темноты, потому что в ней не видно любимого человека, и успокаиваются, если в темноте могут взять его за руку. ВоздейK 1 Те, кому это мнение покажется «кощунственным», пусть прочтут поK чти совпадающую по смыслу трактовку отношений между матерью и ребенK ком у Xэвлока Эллиса. («Половое чувство», с. 16.) 387 127 ствие всяких детских страшилок или жутких историй нянек переK оценивается, когда их делают повинными в том, что они вызываK ют боязливость детей. Дети, склонные к боязливости, восприниK мают только такие истории, которые на других детей никакого впечатления не производят; а к боязливости склонны лишь дети с чрезмерным, или преждевременно развитым, или ставшим по причине изнеженности претенциозным сексуальным влечением. При этом ребенок ведет себя, как взрослый, превращая свое либиK до в тревогу, будучи неспособным дать ему удовлетворение, а в свою очередь взрослый, став вследствие неудовлетворенного либидо неK вротичным, ведет себя в своей тревоге, как ребенок, начинает боK яться, оставаясь один, то есть без человека, в любви которого он уверен, и желает успокоить эту свою тревогу самыми детскими мерами1. Если нежность родителей к ребенку ОГРАНИЧЕНИЕ счастливо избежала того, чтобы преждевK ИНЦЕСТА2 ременно, то есть до появления физичесK ких условий пубертата, пробудить его сексуальное влечение с такой силой, что психическое возбуждение явным образом прорывается к генитальной системе, то она может исполнить свою задачу — руководить этим ребенком в зрелости при выборе сексуального объекта. Несомненно, ребенку легче всего избрать сексуальными объектами тех лиц, которых он любит с детства, так сказать, приK глушенным либидо3. Но благодаря отсрочке сексуального созреK вания появилось время, чтобы наряду с другими сексуальными торможениями соорудить преграды для инцеста, воспринять в себя 1 Объяснением происхождения детской тревоги я обязан одному трехлетK нему мальчику; однажды я услышал, как он просил, находясь в темной комнате: «Тетя, поговори со мной; я боюсь, потому что очень темно». Тетя ему ответила: «Что тебе с того? Ведь ты меня не видишь». «Ну и что, — ответил ребенок, — когда ктоKнибудь говорит, становится светло». То есть он боялся не изKза темноK ты, а потому что ему недоставало любимого человека, и мог обещать успокоитьK ся, как только получит доказательство его присутствия. [Дополнение, сделанное в 1920 году:] То, что невротическая тревога происходит из либидо, представляет собой продукт его превращения, относится, следовательно, к нему, как уксус к вину, является одним из самых значительных результатов психоаналитического исследования. Дальнейшее обсуждение этой проблемы см. в моих «Лекциях по введению в психоанализ» [25Kя лекция] (1916–1917), где, пожалуй, также не дано окончательного объяснения. [Свои окончательные представления, свяK занные с проблемой тревоги, Фрейд изложил в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926d) и в 32Kй лекции «Нового цикла» (1933а).] 2 [В издании 1924 года этот подзаголовок был, вероятно, по ошибке опущен.] 3 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Ср. с этим сказанное на с. 105 о выборе объекта у ребенка: «нежное течение». 388 128 те моральные предписания, которые категорически исключают при выборе объекта любимых в детстве людей, близких родственK ников. Соблюдение этих границ — это прежде всего культурное требование общества, которое должно бороться с поглощением семьей интересов, необходимых ему для создания более высоких социальных единиц, и поэтому всеми средствами старается ослаK бить у каждого отдельного человека, особенно у юноши, связь с семьей, имеющую решающее значение только в детстве1. Но выбор объекта сначала совершается в представлении, и поK ловая жизнь только созревающих молодых людей едва ли может происходить гдеKто еще, кроме как в фантазиях, то есть в представK лениях, не предназначенных для исполнения2. В этих фантазиях 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Ограничение инцеста принадлежит, вероятно, к историческим завоеваниям человечества и, подобно другим моK ральным табу, зафиксировано у многих индивидов органическим унаследоваK нием. (Ср. мое сочинение «Тотем и табу», 1912–1913.) И все же психоаналитиK ческое исследование показывает, с какой силой отдельный человек в период своего развития борется с искушениями инцеста и как часто он предается им в фантазиях и даже в реальности. [Мысль о «страхе инцеста» в печатном виде здесь изложена впервые.] 2 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] Фантазии пубертатного времени приK соединяются к оставленному в детстве инфантильному сексуальному исследоK ванию и, пожалуй, отчасти относятся к латентному периоду. Они могут остаK ваться полностью или по большей части бессознательными и поэтому зачастую не поддаются точной датировке. Они имеют большое значение для возникновеK ния разнообразных симптомов, прямоKтаки представляя собой их предвариK тельные ступени, то есть создавая формы, в которых находят свое удовлетвореK ние вытесненные компоненты либидо. Таковы и источники ночных фантазий, которые осознаются в виде сновидений. Сновидение — это часто не что иное, как оживление таких фантазий под влиянием и в связи с дневным раздражитеK лем, оставшимся из жизни в бодрствовании («дневные остатки»). [См. главу VI, раздел I «Толкования сновидений» (1900а; Studienausgabe, т. 2, с. 474).] Среди сексуальных фантазий пубертатного времени выделяются несколько, которые отличаются всеобщей распространенностью и значительной независимостью от переживаний отдельного человека. Таковы фантазии о подглядывании за полоK вым сношением родителей, о соблазнении в раннем детстве любимыми людьK ми, об угрозе кастрации [ср. обсуждение «первичных фантазий» в 23Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917); Studienausgabe, т. 1, с. 359–362)], фанK тазии о материнской утробе, содержание которых — пребывание и даже пережиK вания в утробе матери, и так называемый «семейный роман», в котором подраK стающий юноша реагирует на различие своего отношения к родителям сейчас и в детстве. Близкую связь этих фантазий с мифом для последнего примера показал О. Ранк в своем сочинении «Миф о рождении героя», 1909. [См. также работу самого Фрейда о «семейном романе» (1909с; Studienausgabe, т. 4, с. 223 и далее) и длинное примечание в истории болезни «Крысина» (1909d; Studienausgabe, т. 7, с. 72–74, прим. 2).] Справедливо говорят, что эдипов комплекс — это ядерный комплекс неврозов, что он представляет собой основную часть содержания невроза. 389 129 у всех людей снова проявляются инфантильные склонности, теK перь усиленные соматически, а среди них с закономерной частотой и на первом месте — в большинстве случаев уже дифференцированK ное благодаря половому притяжению сексуальное влечение ребенK ка к родителям, сына к матери и дочери к отцу1. Одновременно с преодолением и оставлением этих явно инцестуозных фантазий достигается один из самых значительных, но и самых болезненных результатов психической деятельности пубертатного времени — осK вобождение от авторитета родителей, благодаря которому создается столь важное для культурного прогресса противопоставление ноK вого и старого поколений. На каждой из остановок на пути развиK тия, который должны пройти индивиды, некое их число застреваK ет, и, таким образом, имеются также люди, никогда не сумевшие освободиться от авторитета родителей и не изъявшие обратно у них свои нежные чувства или сделавшие это только отчасти. В больK шинстве случаев это девушки, которые, к радости родителей, соK храняют полностью свою детскую любовь далеко за пределами пуK бертата, и тут весьма поучительно обнаружить, что в последующем браке этим девушкам недостает способности дарить своим мужьям надлежащее. Они становятся холодными женами и остаются сексуK ально анестетическими. Из этого следует, что внешне несексуальK ная любовь к родителям и половая любовь питаются из одного и того же источника, то есть первая лишь соответствует инфантильной фиксации либидо. Чем больше приближаешься к глубоким нарушениям психоK сексуального развития, тем отчетливее выступает на передний план значение инцестуозного выбора объекта. У психоневротиков вследK В нем достигает кульминации инфантильная сексуальность, которая своим последействием оказывает решающее влияние на сексуальность взрослого человека. Перед каждым новорожденным встает задача преодолеть эдипов комплекс; кто с ней не справится, тот обречен на невроз. Успех психоаналиK тической работы все яснее показывает это значение эдипова комплекса; его признание стало тем шибболетом [евр. «колос», Кн. Судей, ХII, 6 — в переK носном смысле означает «особенность», «отличие». — Примечание переводчи# ка.], который отделяет сторонников психоанализа от его противников. [Дополнение, сделанное в 1924 году:] В другом сочинении («Травма рождеK ния», 1924) Ранк возвел привязанность к матери к эмбриональному доисториK ческому времени и, таким образом, показал биологическую основу эдипова комплекса. В отличие от вышесказанного он выводит ограничение инцеста из травматического впечатления от тревоги, возникающей при рождении. [См. главу Х работы «Торможение, симптом и тревога» (1926d); Studienausgabe, т. 6, с. 289–291.] 1 Ср. рассуждения о неизбежном роке в сказании об Эдипе («Толкование сновидений», 1900а [глава V, раздел Г (β), Studienausgabe, т. 2, с. 265–268]). 390 130 ствие отвержения сексуальности вся психосексуальная деятельK ность, направленная на нахождение объекта, или большая часть ее остается в бессознательном. Для девушек с чрезмерной потребносK тью в нежности и с таким же страхом перед реальными требованиK ями сексуальной жизни непреодолимым искушением становится, с одной стороны, желание осуществить в жизни идеал асексуальK ной любви, с другой стороны — скрыть свое либидо под нежносK тью, которую они могут проявлять без упреков к себе, сохранив на всю жизнь инфантильную, оживленную в пубертате склонность к родителям или братьям и сестрам. Психоанализ, выслеживая при помощи симптомов и других болезненных проявлений бессознаK тельные мысли и переводя эти мысли в сознание, без труда может показать таким людям, что они в общепринятом смысле слова влюб# лены в этих своих близких родственников. Также и в тех случаях, когда человек, бывший прежде здоровым, заболел после неудачноK го любовного опыта, в качестве механизма такого заболевания можK но гарантированно раскрыть возвращение его либидо к предпочиK таемым в детстве людям. ПОСЛЕДЕЙСТВИЕ ИНФАНТИЛЬНОГО ВЫБОРА ОБЪЕКТА Также и тот, кто счастливо избежал инцестуозной фиксации своего либидо, не избавлен полностью от ее влияния. Отчетливым отголоском этой фазы разK вития является первая серьезная влюбленность молодого человека, как это часто бывает, в зрелую женщину, влюбленность девушки в немолодого, обладающего авторитетом мужчину, которые могут оживить у них образ матери и отца1. При более свободной опоре на эти образцы происходит, пожалуй, вообще всякий выбор объекта. Прежде всего мужчина ищет объект под влиянием сохранившегося в памяти образа матери, во власти которого он находится с самого раннего детства; с этим полностью согласуется то, что мать, если она жива, противится подобной своей замене и встречает ее с вражK дебностью. При таком значении детских отношений к родителям для последующего выбора объекта легко понять, что всякое наруK шение этих сложившихся в детстве отношений выражается в тяжеK лейших последствиях для сексуальной жизни после наступления зрелости; также и ревность любящих никогда не бывает лишена инфантильных корней или, по крайней мере, инфантильного подK крепления. Ссоры между самими родителями, несчастливый брак 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] См. мою статью «Об особом типе выбора объекта у мужчины» (1910h) [с. 187 и далее в этом томе.] 391 131 обусловливают сильнейшее предрасположение к нарушению секK суального развития или невротическому заболеванию детей. Инфантильная склонность к родителям является, пожалуй, саK мым важным, но не единственным из следов, которые, будучи обновK ленными в пубертате, указывают затем путь к выбору объекта. Другие склонности такого же происхождения позволяют мужчине, поKпреK жнему опираясь на свое детство, выстроить более одного сексуального ряда, создать совершенно разные условия для выбора объекта1. Задача, возникающая при выборе объекK ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ та, состоит в том, чтобы не «упустить» ИНВЕРСИИ противоположный пол. Она, как известK но, разрешается не без некоторых пробных попыток. Первые поK буждения после пубертата довольно часто — без особого, впроK чем, вреда — ведут по ложному пути. Дессуар [1894] справедливо обратил внимание на закономерность восторженной дружбы юношей и молодых девушек с подобными себе. Наибольшую силу, защищающую от стойкой инверсии сексуального объекта, несомненно, представляет собой притягательность противопоK ложных половых признаков друг для друга; для объяснения данK ного факта в контексте этих рассуждений ничего сказать невозK можно2. Но самого по себе этого фактора недостаточно для того, чтобы исключить инверсию; к нему добавляются всевозможные подкрепляющие моменты. Прежде всего сдерживающий автоK ритет общества; там, где инверсия не расценивается как преступK ление, можно увидеть, что она полностью соответствует сексуK альным наклонностям многих индивидов. Далее, относительно мужчины можно предположить, что детское воспоминание о неK жности матери и других лиц женского пола, кому он ребенком был вверен, активно содействует тому, чтобы направить его выK бор на женщину3, тогда как пережитое в раннем детском возрасте 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Бесчисленные особенности любовK ной жизни человека, а также навязчивость самой влюбленности вообще можно понять только через возвращение к детству и как его остаточное воздействие. 2 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Здесь уместно сослаться на безусK ловно фантастическое, но весьма остроумное сочинение Ференци («Опыт теории генитальности», 1924), в котором половая жизнь высших животных выводится из биологической теории развития. 3 [Остальная часть этого предложения и два следующих предложения относятся к 1915 году. В изданиях 1905 и 1910 годов вместо этого говориK лось: «Тогда как девушка, которая и без того с пубертатом вступает в период вытеснения, побуждениями соперничества удерживается от любви к лицам того же пола».] 392 132 сексуальное запугивание со стороны отца и отношение к нему как сопернику отвлекают от лиц того же пола. Но оба этих моK мента относятся также и к девушке, сексуальная деятельность которой находится под особым присмотром матери. Таким обраK зом, возникает враждебное отношение к собственному полу, окаK зывающее решающее влияние на выбор объекта в том смысле, который признается нормальным. Воспитание мальчиков мужK чинами (рабами в античном мире), поKвидимому, способствует гомосексуализму; распространенность инверсии у нынешней знаK ти, пожалуй, становится несколько более понятной по причине использования мужской прислуги и меньшей личной заботы маK терей о своих детях. У некоторых истериков бывает так, что изKза отсутствия в раннем детстве одного из родителей (вследствие смерK ти, развода, отчуждения) оставшийся родитель привлекает к себе всю любовь ребенка, в результате чего создается условие, опреK деляющее пол человека, выбираемого в дальнейшем в качестве сексуального объекта и вместе с тем содействующее возникноK вению постоянной инверсии. 133 РЕЗЮМЕ Теперь самое время попытаться подытожить изложенное. Мы исходили из отклонений полового влечения в отношении объекта и его цели и столкнулись с вопросом, проистекают ли они из врожK денных задатков или приобретаются под влиянием того, что происK ходит в жизни. Ответ на этот вопрос вытекает из нашего понимаK ния особенностей полового влечения у психоневротиков — многочисленной группы людей, недалеко отстоящей от здоровых, и это понимание мы получили благодаря психоаналитическому исK следованию. Мы установили, что у этих людей в качестве бессознаK тельной силы можно выявить склонность ко всем видам перверсий, которая проявляется как фактор, способствующий образованию симптомов, и могли утверждать, что невроз — это своего рода негаK тив перверсии. Ввиду известного нам теперь большого распростраK нения склонности к перверсиям мы пришли к выводу, что предрасK положение к перверсиям представляет собой общее первоначальное предрасположение полового влечения человека, из которого вследK ствие органических изменений и психических торможений в проK цессе созревания развивается нормальное сексуальное поведение. Мы надеемся, что сумеем выявить первоначальные задатки в детсK ком возрасте; среди сил, ограничивающих направление сексуальK ного влечения, мы выделили стыд, отвращение, сострадание и соK циальные конструкции морали и авторитета. Таким образом, в каждом зафиксированном отклонении от нормальной половой жизни мы должны были усматривать частичную задержку в развиK тии и инфантилизм. Нам пришлось выдвинуть на передний план значение вариаций первоначальных задатков, а также предполоK жить, что между ними и жизненными влияниями существуют отK ношения кооперации, а не противоположности. С другой стороK ны, нам казалось, что, поскольку первоначальные задатки должны быть комплексными, само половое влечение — как нечто состояK щее из многих факторов — при перверсиях, так сказать, распадаетK ся на свои компоненты. Таким образом, перверсии предстали, с одK ной стороны, задержками, с другой стороны — диссоциациями нормального развития. Оба вывода объединились в предположеK нии, что половое влечение взрослого человека образуется благодаK ря соединению многочисленных побуждений детской жизни в едиK ное целое — в одно стремление с однойKединственной целью. 394 134 Мы также добавили объяснение преобладания извращенных наклонностей у психоневротиков, истолковав их как на коллатеK ральное заполнение побочных путей при преграждении основного русла вследствие вытеснения, и обратились затем к рассмотрению сексуальной жизни ребенка1. Мы сочли прискорбным, что детсK кому возрасту отказывали в сексуальном влечении и что нередко наблюдаемые проявления сексуальности у ребенка описывали как явления, отклоняющиеся от общего правила. Нам, скорее, казаK лось, что ребенок появляется на свет с зачатками сексуальной деK ятельности и уже при приеме пищи испытывает сексуальное удовK летворение, которое затем он постоянно старается воссоздать в хорошо всем известной деятельности «сосания». Однако сексуK альная деятельность ребенка не развивается равномерно, как друK гие его функции, а после короткого периода расцвета — в возрасте от двух до пяти лет2 — наступает так называемый латентный периK од. Производство сексуального возбуждения в это время отнюдь не прекращается, а продолжается и дает запас энергии, которая большей частью используется на другие, не сексуальные цели, а именно, с одной стороны, на передачу сексуальных компоненK тов социальным чувствам, с другой стороны (посредством вытесK нения и реактивного образования), на создание последующих секK суальных ограничений. Таким образом, силы, предназначенные удерживать сексуальное влечение в определенных рамках, создаK ются в детском возрасте за счет извращенных по большей части сексуальных побуждений и при содействии воспитания. Другая часть инфантильных сексуальных побуждений избегает такого применения и может выразиться в виде сексуальной деятельносK ти. В таком случае можно узнать, что сексуальное возбуждение ребенка проистекает из различных источников. Прежде всего возK никает удовлетворение благодаря соответствующему чувственноK му возбуждению так называемых эрогенных зон, в качестве котоK рых может выступать, вероятно, любой участок кожи и любой орган чувств, возможно, любой орган3, между тем как существуют известные строго очерченные эрогенные зоны, возбуждение коK 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] Это относится не только к «негативно» проявляющимся при неврозе извращенным наклонностям, но и к позитивным, собственно так и называемым перверсиям. Эти последние объясняются, следоK вательно, не просто фиксацией инфантильных наклонностей, но и регрессией к ним вследствие преграждения других путей сексуального течения. Поэтому позитивные перверсии также доступны психоаналитической терапии. 2 [Последние семь слов впервые добавлены в 1915 году. Однако в том издании говорится: «в возрасте от трех до пяти лет», и только с 1920 года — «от двух…»] 3 [Слова «возможно, любой орган» были добавлены в 1915 году.] 395 135 торых благодаря определенным органическим приспособлениям обеспечено с самого начала. Далее сексуальное возбуждение возK никает как своего рода побочный продукт при целом ряде процессов в организме, как только они достигают определенной интенсивности, особенно при всяких более сильных душевных переживаниях, даже неприятных по своей природе. Возбуждения из всех этих источников еще не объединились, а преследовали кажK дое в отдельности свою цель, которая состоит лишь в получении известного удовольствия. Следовательно, в детском возрасте поK ловое влечение не центрировано и вначале1 является безобъектK ным, аутоэротическим. Еще в детские годы начинает обращать на себя внимание эроK генная зона гениталий — либо, подобно любой другой зоне, давая удовлетворение в ответ на соответствующее чувственное раздражеK ние, либо в результате того, что вместе с удовлетворением из других источников не совсем понятным способом одновременно вызываK ется сексуальное возбуждение, которое особым образом связано с геK нитальной зоной. Нам приходится сожалеть, что не удалось достаK точно объяснить отношения между сексуальным удовлетворением и сексуальным возбуждением, а также между деятельностью гениK тальной зоны и остальными источниками сексуальности. Благодаря изучению2 невротических нарушений мы заметили, что в детской сексуальной жизни с самого начала можно выявить зачатки организации сексуальных компонентов влечений. В первой, очень ранней, фазе на переднем плане находится оральная эротика; вторая из этих «догенитальных» организаций характеризуется преK обладанием садизма и анальной эротики, и только в третьей фазе (коK торая у ребенка развивается лишь до примата фаллоса3) сексуальная жизнь определяется также участием собственно генитальных зон. Затем в качестве одного из самых неожиданных результатов мы вынуждены были констатировать, что этот ранний расцвет инK фантильной сексуальной жизни (от двух до пяти лет) включает в себя также выбор объекта со всеми его богатыми душевными проявлеK ниями4, а потому связанную с ним соответствующую ему фазу, неK смотря на недостаточное объединение отдельных компонентов влеK чения и на ненадежность сексуальной цели, надо расценивать как важную предтечу последующей окончательной сексуальной оргаK низации. 1 [Слова «не центрировано и вначале» появились в 1920 году.] [Этот и два следующих абзаца добавились в 1924 году.] 3 [Часть предложения, заключенная в скобки, добавилась в 1924 году.] 4 [Ср. конец прим. 1 на с. 126.] 2 396 136 Факт двувременного начала сексуального развития у человека, то есть прерывание этого развития латентным периодом, показался нам достойным особого внимания. Он, поKвидимому, содержит в себе одно из условий способности человека к развитию высшей культуK ры, но также и его предрасположения к неврозу. У родственных чеK ловеку животных, насколько мы знаем, ничего подобного не наблюK дается. Источники происхождения этой человеческой особенности следовало бы искать в древнейшей истории человечества. Какую меру сексуальной деятельности в детском возрасте можK но считать нормальной, невредной для дальнейшего развития, — этого мы сказать не могли. Сексуальность проявлялась в основном в виде мастурбации. Затем благодаря наблюдениям мы установили, что внешние воздействия соблазнения могут привести к преждевK ременным прорывам латентного периода вплоть до его устранения и что при этом половое влечение ребенка оказывается фактически полиморфно извращенным; далее, что любая подобная ранняя секK суальная деятельность приводит к тому, что ребенок становится менее доступным влиянию воспитания. Несмотря на недостаточность наших знаний об инфантильK ной сексуальной жизни, мы должны были сделать попытку изуK чить ее изменения, произошедшие после наступления пубертата. В качестве определяющих мы выбрали два таких изменения — подчинение всех прочих источников сексуального возбуждения примату генитальных зон и процесс нахождения объекта. Оба они уже были подготовлены в детской жизни. Первое происхоK дит благодаря механизму использования предварительного удоK вольствия, причем обычно самостоятельные сексуальные акты, связанные с удовольствием и возбуждением, становятся подгоK товительными актами для новой сексуальной цели — опорожнеK ния половых продуктов, достижение которой при огромном удоK вольствии кладет конец сексуальному возбуждению. При этом мы должны были учитывать дифференциацию половых существ на мужчин и женщин и обнаружили, что для становления женK щины необходимо новое вытеснение, устраняющее некоторую часть инфантильной мужественности и подготовляющее женщиK ну к смене ведущей генитальной зоны. Наконец, мы обнаружиK ли, что при выборе объекта человек руководствуется наметивK шейся в раннем детстве и обновленной к пубертату сексуальным расположением к своим родителям и лицам, которые осуществK ляли уход за ним, и направленным — вследствие возникшему тем временем ограничению инцеста — на сходных с ними людей. 397 137 Наконец, добавим, что в переходном периоде пубертата соматиK ческие и психические процессы развития какоеKто время друг с другом не связаны и протекают параллельно, пока с прорывом интенсивного любовного побуждения к иннервации гениталий не устанавливается требуемое в норме единство любовной функK ции. Каждый шаг на этом длинном пути разK ФАКТОРЫ, вития может стать местом фиксации, НАРУШАЮЩИЕ любой стык в этом запутанном соединеK РАЗВИТИЕ нии может стать поводом к диссоциации полового влечения, как мы это уже рассмотрели на различных приK мерах1. Нам остается еще дать обзор различных мешающих развиK тию внутренних и внешних моментов и добавить, в каком месте механизма возникает проистекающее от них нарушение. То, что мы тут приводим в одном ряду, может, разумеется, быть неравноK ценным, и мы должны считаться с трудностями при установлении значимости отдельных моментов. На первом месте здесь следует назвать КОНСТИТУЦИЯ И врожденное различие сексуальной кон# НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ ституции, которое, вероятно, имеет решающее значение, но о котором, разумеется, можно сделать выK вод только по его более поздним проявлениям, да и то не всегда с большой уверенностью. Мы понимаем под ним преобладание того или другого из разнообразных источников сексуального возбуждения и полагаем, что такое различие задатков в любом случае должно выраK жаться в конечном результате, даже если оно может остаться в предеK лах нормы. Разумеется, допустимы также такие вариации первонаK чального предрасположения, которые неизбежно и без дальнейшего содействия должны привести к образованию ненормальной сексуальK ной жизни. Их можно назвать «дегенеративными» и рассматривать как на выражение наследственного отягощения. В связи с этим я долK жен указать на удивительный факт. Больше чем у половины подвергK нутых мной психотерапевтическому лечению тяжелых случаев истеK рии, невроза навязчивых состояний и т. д. мне с несомненностью удалось выявить у отцов перенесенный до брака сифилис, будь то суK хотка спинного мозга, прогрессивный паралич или другое установK 1 [Еще одну проблему возможной взаимосвязи места фиксации с типом невроза, проблему «выбора невроза», Фрейд в этих «Очерках» не рассматривает, хотя ею давно уже занимался. Он затрагивает ее во второй своей работе, посвяK щенной роли сексуальности в этиологии неврозов (1906а), которая появилась почти в одно время с «Очерками» (см. ниже, с. 153 и прим.).] 398 138 ленное в анамнезе сифилитическое заболевание. Я особо подчеркиK ваю, что дети, становящиеся затем невротиками, не имеют никаких телесных признаков наследственного сифилиса, и поэтому ненормальK ную сексуальную конституцию можно было рассматривать как посK ледний отголосок сифилитического наследия. Как я ни далек от того, чтобы трактовать происхождение от сифилитических родителей как постоянное или необходимое этиологическое условие невропатичесK кой конституции, я все же считаю обнаруженное мной совпадение неслучайным и не лишенным значения. Наследственные условия позитивно извращенных людей не так хорошо известны, потому что такие люди умеют уклоняться от расK спросов. И все же есть основание предполагать, что к перверсиям относится то же, что и к неврозам. Нередко в одной семье перверсия и психоневроз распределяются таким образом, что члены семьи мужского пола (или один из них) являются позитивно извращенK ными, а женского пола — соответственно присущей им склонности к вытеснению — негативно извращенными, истеричными; это слуK жит хорошим доказательством выявленной нами сущностной свяK зи между обоими нарушениями. Между тем нельзя отстаивать точку зреK ДАЛЬНЕЙШАЯ ния, будто зачатками различных компоK ПЕРЕРАБОТКА нентов в сексуальной конституции одноK значно предопределяется формирование сексуальной жизни. НаK против, обусловленность этим не ограничивается, и в зависимости от судьбы сексуальных течений, проистекающих из отдельных исK точников, возникают дальнейшие возможности. Эта дальнейшая переработка является, очевидно, окончательным определяющим фактором, тогда как одинаковая по описанию конституция может привести к трем разным конечным исходам. [1] Если все врожденK ные задатки сохраняются в их относительной пропорции, которая считается ненормальной, и в процессе созревания усиливаются, то конечным результатом может оказаться извращенная сексуальная жизнь. Анализ таких ненормальных конституциональных задатK ков пока еще недостаточно разработан, но все же нам уже известны случаи, которые легко находят свое объяснение с помощью подобK ных гипотез. Авторы рассуждают, к примеру [ср. с. 53–54], о целом ряде фиксационных перверсий, полагая, что их необходимым усK ловием является врожденная слабость сексуального влечения. В этой форме данное положение мне кажется несостоятельным, но оно приK обретает смысл, если имеется в виду конституциональная слабость одного фактора сексуального влечения — генитальной зоны, котоK 399 139 рая впоследствии выполняет функцию объединения отдельных форм сексуальной деятельности в целях продолжения рода. В таK ком случае это требуемое в пубертате объединение должно не удатьK ся, и самый сильный из остальных компонентов проявится в виде перверсии1. [2] Другой конечный результат возникаK ет тогда, когда в ходе развития отдельK ные особенно сильные врожденные компоненты подвергаются проK цессу вытеснения, о котором нужно помнить, что он не тождественен упразднению. При этом соответствующие возбуждения вызываютK ся как обычно, но изKза психического сдерживания не достигают своей цели и оттесняются на разнообразные другие пути, пока не проявляются в виде симптомов. Результатом может стать почти норK мальная половая жизнь — по большей части ограниченная, — но доK полненная психоневротическим заболеванием. Именно эти случаи стали нам хорошо знакомы благодаря психоаналитическому исслеK дованию невротиков. Сексуальная жизнь таких людей началась так же, как жизнь извращенных, значительная часть их детства заполнеK на извращенной сексуальной деятельностью, которая иногда проK стирается далеко за период созревания; затем по внутренним причиK нам — по большей части еще до пубертата, а в иных случаях даже после него — происходит инверсия вытеснения, и отныне вместо перK версии возникает невроз, хотя прежние побуждения не исчезают. Припоминается поговорка «В юности потаскуха, в старости святоK ша», разве что юность проходит здесь слишком быстро. Эту смену перверсии неврозом в жизни одного и того же человека, как и укаK занное прежде распределение перверсии и невроза между различныK ми членами одной семьи, необходимо соотносить с пониманием того, что невроз — это негатив перверсии. ВЫТЕСНЕНИЕ [3] Третий исход при ненормальных конK ституциональных задатках становится возможным благодаря процессу сублимации, при котором сверхсильK ным возбуждениям, происходящим из отдельных источников секK суальности, открывается возможность оттока и применения в друK гих областях, в результате чего благодаря самим по себе опасным наклонностям существенно повышается психическая работоспособK СУБЛИМАЦИЯ 1 [Дополнение, сделанное в 1915 году:] При этом часто видишь, что в пубертате сначала устанавливается нормальное сексуальное течение, которое, однако, вследствие своей внутренней слабости терпит крушение при первых внешних препятствиях, а затем сменяется регрессией к извращенной фиксации. 400 140 ность. Здесь можно обнаружить один из источников художественK ной деятельности, и в зависимости от того, является ли такая сублиK мация полной или неполной, анализ характера высокоодаренных, имеющих особые художественные задатки людей откроет различK ное соотношение частей в смеси работоспособности, перверсии и невроза. Разновидностью сублимации, пожалуй, является подавK ление посредством реактивного образования, которое, как мы обнаK ружили, возникает у ребенка уже в латентный период, чтобы в блаK гоприятном случае сохраняться всю жизнь. Добрая часть того, что мы называем «характером» человека, построена на материале секK суальных возбуждений и состоит из фиксированных с детства влеK чений, из того, что достигнуто благодаря сублимации, и из тех конK струкций, которые предназначены для эффективного подавления извращенных побуждений, признанных неприемлемыми1. Таким образом, общее извращенное сексуальное предрасположение детK ства можно расценивать как источник целого ряда наших добродеK телей, поскольку оно дает толчок к их формированию посредством реактивных образований2. По сравнению с высвобождением сексуальносK ПЕРЕЖИТОЕ ти, усилениям вытеснения и сублимациям, приK СЛУЧАЙНО чем внутренние условия двух последних процесK сов нам совершенно неизвестны, все остальные влияния далеко уступают по своему значению. Кто причисляет вытеснения и субK лимации к конституциональным задаткам, рассматривает их как жизненные проявления этих предрасположений, тот, однако, вправе утверждать, что конечная форма сексуальной жизни — это прежде всего результат врожденной конституции. Между тем ни один рассудительный человек не будет оспаривать, что в таком взаимодействии факторов остается также место для модифицируK ющих влияний того, что было случайно пережито в детстве и позK 1 [Дополнение, сделанное в 1920 году:] В случае некоторых черт характера была даже выявлена взаимосвязь с определенными эрогенными компонентами. Так, упрямство, скупость и аккуратность происходят из применения анальной эротики. Честолюбие определяется ярко выраженным предрасположением, отK носящимся к уретральной эротике. [См. работу Фрейда «Характер и анальная эротика» (1908b; Studienausgabe, т. 7, с. 29–30).] 2 Такой знаток людей, как Э. Золя, изображает в La joie de vivre [«Радости жизни»] девушку, которая в радостном самоотречении приносит в жертву любиK мым людям все, чем обладает и на что могла бы претендовать, свое имущество и свои жизненные желания, ничем себя за это не вознаграждая. В детстве эта девушка находилась во власти ненасытной потребности в нежности, которая обращалась в жестокость, если ею пренебрегали ради когоKто другого. 401 141 же. Действенность1 конституциональных и акцидентных фактоK ров в их отношении друг к другу оценить не так уж просто. В теоK рии всегда склонны переоценивать значение первых; в терапевтиK ческой практике подчеркивают важность последних. Ни в коем случае не следует забывать, что между обоими существует отноK шение кооперации, а не исключения. Конституциональный моK мент должен дожидаться переживаний, которые его проявят, акK цидентный момент нуждается в опоре на конституцию, чтобы оказать свое действие. Для большинства случаев можно предстаK вить себе так называемый «дополнительный ряд»2, в котором сниK жение интенсивности одного фактора уравновешивается повыK шением интенсивности другого; но нет никакой причины отрицать существование крайних случаев на концах ряда. Психоаналитическому исследованию соответствует еще больK ше, если среди акцидентных моментов отвести привилегированное положение переживаниям раннего детства. В таком случае один этиK ологический ряд распадается на два, которые можно назвать пред# располагающим и окончательным. В первом конституция и акциK дентные переживания детства действуют совместно, подобному тому как во втором — предрасположение и более поздние травматичесK кие переживания. Все моменты, нарушающие сексуальное развиK тие, оказывают свое воздействие таким образом, что вызывают рег# рессию, возвращение к прежней фазе развития. Мы продолжаем выполнять здесь нашу задачу — перечислять факторы, которые, как нам стало известно, влияют на сексуальное развитие, будь то действующие силы или просто их проявления. Таким моментом является спонтанная ранняя сексуальная зрелость, которую можно, несомненно, доказать в этиологии по крайней мере неK врозов, хотя самой по себе ее так же недостаточно, чтобы вызвать невроз, как и других моментов. Она выражается в прерывании, сокращении или прекращении инфантильного латентного периоK да и становится причиной расстройств, вызывая сексуальные проK явления, которые, с одной стороны, изKза отсутствия торможения РАННЯЯ ЗРЕЛОСТЬ 1 [Остальная часть этого абзаца и весь следующий были добавлены в 1915 году.] 2 [В 1915 году Фрейд употребил выражение «этиологический ряд», которое в 1920 году было заменено «дополнительным рядом». ПоKвидимому, это последK нее понятие он впервые использовал в 22Kй лекции по введению в психоанализ (1916–1917, Studienausgabe, т. 1, с. 341). Несколькими строчками ниже Фрейд не исправил прежнее выражение.] 402 142 сексуальности, с другой стороны, вследствие неразвитой генитальK ной системы могут носить только характер перверсий как такоK вых. Эти наклонности к перверсии могут такими и оставаться или же после произошедших вытеснений становиться движущими сиK лами невротических симптомов; во всех случаях ранняя сексуальK ная зрелость затрудняет желательный в дальнейшем контроль над сексуальным влечением со стороны высших душевных инстанK ций и усиливает навязчивый характер, который и без того приобK ретают психические представительства влечения. Зачастую ранняя сексуальная зрелость сопровождается прежK девременным интеллектуальным развитием; как таковая она встречается в истории детства самых значительных и дееспособK ных индивидов; тогда она, поKвидимому, не действуетстоль паK тогенно, как в тех случаях, когда проявляется изолированно1. Точно так же, как раннюю зрелость, необходиK ВРЕМЕННЫЕ мо учитывать и другие моменты, которые можK МОМЕНТЫ но объединить с ранней зрелостью в качестве «временных» факторов. ПоKвидимому, филогенетически предопK ределено, в какой последовательности активируются отдельные импульсы влечения и как долго они могут проявляться, пока не подвергнутся влиянию вновь появившегося импульса влечения или типичному вытеснению. Однако как в этой временнóй посK ледовательности, так и в ее продолжительности, поKвидимому, имеются вариации, которые оказывают определяющее влияние на конечный результат. Не может быть безразлично, появляется ли какоеKнибудь течение раньше или позже, чем противоположK ное ему течение, ибо воздействие вытеснения нельзя отменить: временнóе отклонение в составе компонентов всякий раз привоK дит к изменению результата. С другой стороны, особенно интенK сивно проявляющиеся импульсы влечения зачастую протекают удивительно быстро, например, гетеросексуальная привязанность тех, кто впоследствии становится открытыми гомосексуалистаK ми. Самые сильные стремления, возникающие в детском возрасK те, не оправдывают опасения, что они постоянно будут преоблаK дать в характере взрослого; можно также ожидать, что они исчезнут, уступив место своей противоположности. («Последние заморозки царят недолго».) Чем можно объяснить такую временK 1 [См. некоторые замечания по этому вопросу в истории болезни «маленьK кого Ганса» (1909b, в начале третьего раздела главы III) (Studienausgabe, т. 8, с. 118–119). Следующий абзац был добавлен в 1915 году.] 403 143 ную спутанность процессов развития, мы не способны указать даже предположительно. Здесь открывается вид на целый ряд более глуK боких биологических, возможно, также исторических проблем, на боевую дистанцию к которым мы пока еще не приблизились. Значение всех ранних сексуальных проK УСТОЙЧИВОСТЬ явлений возрастает благодаря психичесK кому фактору неизвестного происхождения, который, однако, как психологический феномен в настоящее время можно описать лишь предварительно. Я имею в виду повышенную устойчивость или способность к фиксации этих впечатлений сексуальной жизни, коK торую в дополнение к фактическим данным необходимо учитыK вать у будущих невротиков так же, как у извращенных людей, поскольку такие же преждевременные сексуальные проявления у других лиц не запечатлеваются так глубоко, чтобы навязчиво требовать повторения и предписывать сексуальному влечению его пути на всю жизнь. Возможно, объяснение этой устойчивости отK части заключено в другом психическом моменте, без которого мы не можем обойтись, рассматривая причины неврозов, а именно в большем значении, которое в душевной жизни достается следам воспоминаний в сравнении с недавними впечатлениями. Этот момент, очевидно, зависит от интеллектуального развития, и знаK чимость его возрастает с уровнем личной культуры. В противопоK ложность этому дикаря характеризовали как «несчастное дитя момента»1. ИзKза антагонистических отношений между культуK рой и свободным сексуальным развитием, последствия которых можно проследить в образе нашей жизни, на низших ступенях культуры или общества столь малое, а на высших столь большое значение имеет то, как протекала сексуальная жизнь ребенка. Только что упомянутые психические моменты ФИКСАЦИЯ содействуют случайно пережитым побуждеK ниям детской сексуальности. Последние (прежде всего соблазнеK ние другими детьми или взрослыми) дают материал, который при помощи первых может зафиксироваться в виде стойкого нарушеK ния. Значительная часть наблюдаемых впоследствии отклонений от нормальной сексуальной жизни у невротиков, равно как и у изK 1 Возможно, что повышение устойчивости также представляет собой реK зультат особенно интенсивных соматических сексуальных проявлений в ранние годы. [То, что Фрейд описывает как «устойчивость» или «способность к фиксаK ции», в другом месте он называет также «клейкостью либидо». См., например, 22Kю и 28Kю лекции по введению в психоанализ (1916–1917), Studienausgabe, т. 1, с. 341 и 437.] 404 144 вращенных людей, с самого начала была определена впечатленияK ми якобы свободных от сексуальности периодов детства. Причины этих отклонений распределяются между предрасK положением конституции, ранней зрелостью, свойством повышенK ной устойчивости и случайной стимуляцией сексуального влечения в результате постороннего влияния. Однако неудовлетK ворительный вывод, вытекающий из этих исследований нарушеK ний сексуальной жизни, сводится к тому, что мы слишком мало знаем о биологических процессах, в которых состоит сущность сексуальности, чтобы из разрозненных установленных нами факK тов создать теорию, достаточную для понимания как нормы, так и патологии. 145 Торможение, симптом и тревога (1926 [1925]) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ИЗДАТЕЛЕЙ Издания на немецком языке: 1926 Лейпциг, Вена и Цюрих, Международное психоаналитическое издательство. 136 страниц. 1926 G. S., т. 11, 21–115. 1931 Neurosenlehre und Technik, 205–299. 1948 G. W., т. 14, 111–205. Эта книга была написана в июле 1925 года, в декабре того же года переработана еще раз, а в феврале следующего опубликована. ОбK суждаемые в ней темы представляют собой широкое поле, разбитое на многочисленные участки, и имеются признаки того, что Фрейду стоило немалых трудов собрать их в единое целое. Так, например, один и тот же предмет в разных местах нередко обсуждается очень похожими словами. Несмотря на важные побочные темы, в центре, несомненно, стоит проблема тревоги. Эта проблема постоянно инK тересовала Фрейда с самого начала его психологических исследоваK ний, а его взгляды на определенные аспекты тревоги с течением времени существенно изменились. Поэтому, наверное, будет небеK зынтересно в общих чертах обрисовать историю некоторых наибоK лее важных таких изменений. (а) Тревога как преобразованное либидо Фрейд впервые соприкоснулся с проблемой тревоги при исслеK довании «актуальных неврозов»; самые ранние размышления на эту тему содержатся в его первой работе о неврозе страха (1895b), в данK ном томе с. 27 и далее. Все еще находясь под сильным влиянием неK врологических исследований, Фрейд прилагал все свои силы к тому, чтобы в физиологических терминах выразить также и психологичесK кие факты. Опираясь на идеи Фехнера, он постулировал, в частности, «принцип константности», согласно которому нервная система обK ладает тенденцией редуцировать имеющуюся сумму возбуждения или, по меньшей мере, сохранять ее постоянной. После того как им было сделано клиническое наблюдение, что в случаях невроза страха всеK 2409 28 гда можно было констатировать также нарушения отвода сексуальK ного напряжения, ему казался совершенно естественным вывод, что накопившееся возбуждение стремится проложить путь вовне посредK ством преобразования в тревогу. Он это рассматривал как чисто фиK зический процесс без какихKлибо психических детерминант. Но тревога, встречающаяся при фобиях и неврозах навязчивосK ти, с самого начала представляла особую проблему, ибо в этих случаK ях нельзя было исключать участия психических факторов. Однако также и здесь Фрейд дал тревоге сходное объяснение. Правда, причи# на накопления не отведенного возбуждения при психоневрозах — псиK хическая: вытеснение. Но что касается дальнейших событий, то все происходит так же, как при актуальных неврозах: накопленное возK буждение (или либидо) непосредственно преобразуется в тревогу. Этого представления Фрейд придерживался примерно тридцать лет и неоднократно его высказывал. Так, например, в 1920 году в приK мечании к четвертому изданию «Трех очерков по теории сексуальноK сти» (1905d) (глава «Нахождение объекта» в третьем очерке) он поK прежнему писал: «То, что невротическая тревога происходит из либидо, представляет собой продукт его превращения, относится, следоваK тельно, к нему, как уксус к вину, является одним из самых значительK ных результатов психоаналитического исследования». И только в предK ставленной здесь работе Фрейд отказался от столь долго отстаиваемой теории. Теперь он рассматривал тревогу уже не как преобразованное либидо, а как протекающую по определенной схеме реакцию на ситуK ации опасности. Но даже и здесь он поKпрежнему утверждал (см. с. 281): вполне возможно, что в случае невроза страха «именно излишек неK использованного либидо находит свой отвод в развитии тревоги». НеK сколько лет спустя он отказался и от этого последнего остатка старой теории. В «Новом цикле лекций по введению в психоанализ» (1933a), 32Kя лекция (Studienausgabe, т. 1, с. 528), он писал, что также и при неврозе страха возникающая тревога является реакцией на травматиK ческую ситуацию: «То, что само либидо превращается при этом в треK вогу, мы больше уже утверждать не будем». (б) Реальный страх и невротическая тревога Независимо от своей теории, что невротическая тревога представK ляет собой исключительно преобразованное либидо, Фрейд с самого начала упорно придерживался мнения, что между тревогой как реакK цией на внешние опасности и тревогой, возникающей в ответ на опасK ность со стороны влечения, существует тесная связь. Это отчетливо выражено в первой работе, посвященной неврозу страха (1895b), с. 46 выше. Фрейд развивал эту позицию, прежде всего в связи с фобиями, во многих более поздних работах, например, в 25Kй лекции (1916–1917). 2410 29 И тем не менее до тех пор, пока Фрейд придерживался взгляда, что при актуальных неврозах тревога возникает непосредственно из либидо, утверждать тождественность тревоги в двух этих случаях было сложно. Когда он отказался от этого представления и ввел различие между авK томатической тревогой и тревогой как сигналом, ситуация проясниK лась, и уже не было никакого основания для того, чтобы усматривать родовое отличие невротической тревоги от реальной. (в) Травматическая ситуация и ситуация опасности Непосредственным детерминантом автоматической тревоги явK ляется возникновение травматической ситуации с ядерным пережиK ванием беспомощности, которую испытывает Я в связи с накоплениK ем возбуждения внешнего или внутреннего происхождения и которое оно не может переработать (см. с. 277–278 и с. 303 ниже). Тревога «как сигнал» — это ответ Я на угрожающую травматическую ситуацию. Такая угроза создает ситуацию опасности. Опасности, исходящие изK нутри, меняются с фазами развития жизни (с. 286–287), однако они имеют общую особенность, а именно отделение от объекта любви, утрату объекта любви или потерю его любви (с. 290), которые могут привести к накоплению от неисполненных желаний и тем самым к K переживанию беспомощности. Специфическими опасностями, споK собными порождать травматическую ситуацию в разном возрасте, являются: рождение, утрата материнского объекта, утрата пениса, потеря любви объекта, потеря любви СверхKЯ. (г) Тревога как сигнал Применительно к неудовольствию в целом это представление можно обнаружить уже в очень ранних идеях Фрейда; оно восходит к периоду его дружбы с Флиссом и тесно связано с мнением ФрейK да, что мышление благодаря своей деятельности редуцирует развиK тие аффекта до того минимума, который необходим для вызывания сигнала. В работе «Бессознательное» (1915e) это представление приK меняется уже к тревоге; точно так же в 25Kй лекции по введению в психоанализ о состоянии «тревожной готовности» говорится, что оно поставляет «сигнал», чтобы предупредить возникновение сильK ной тревоги (Studienausgabe, т. 1, с. 382). Отсюда уже нетрудно было перейти к предельно ясному изложению этой темы в настоящей раK боте (в которой, впрочем, сначала это понятие опятьKтаки вводится как сигнал «неудовольствия», с. 238, и только затем как сигнал «треK воги»). 2411 30 (д) Тревога и рождение Чем же определяется форма, в которой возникает тревога? ТакK же и этот вопрос обсуждается уже в ранних работах Фрейда. Сначала Фрейд рассматривал (в соответствии со своим пониманием тревоги как преобразованного либидо) наиболее явные симптомы тревоги — сбившееся дыхание и сердцебиение — как элементы коитуса, котоK рые, поскольку нормальные пути отвода возбуждения преграждены, проявляются в изолированной, обостренной форме. Ср. первую раK боту, посвященную неврозу страха (с. 46 выше) и историю болезни «Доры» (1905d [1901], с. 149 выше). Неясно, как все это согласуется с общими представлениями Фрейда об аффективном выражении, коK торые в конечном счете, несомненно, восходят к Дарвину. В »ЭтюK дах об истерии» (1895d) он вспоминает теорию Дарвина, что выражеK ние душевных переживаний «состоит из первоначально рациональных и целесообразных действий». Гораздо позднее, в 25Kй лекции (Studien# ausgabe, т. 1, с. 383), он снова поднимает этот вопрос и подчеркивает, что «ядром» аффекта, по его мнению, является «повторение опредеK ленного значимого переживания». Он возвращается к объяснению, которое он нашел для истерических припадков (1909а, с. 201–202 данK ного тома), что они представляют собой оживления детских пережиK ваний. В качестве заключения он добавляет: «Стало быть, истеричесK кий припадок сопоставим с новообразованным индивидуальным аффектом, нормальный аффект — с выражением общей, ставшей наследием истерии». В настоящей работе он почти в тех же словах повторяет эту теорию (с. 239 и с. 274). Какую бы роль ни играла эта теория аффекта в ранних объяснеK ниях Фрейдом форм тревоги, она в любом случае оставалась важной для его нового объяснения, которое им впервые было дано в примеK чании, добавленном ко второму изданию (1909) «Толкования сновиK дений» [1900а, в конце главы VI (Д)]. Он упоминает фантазии о жизни в материнской утробе и продолжает (выделяя курсивом): «Впрочем, акт рождения представляет собой первое переживание тревоги и вместе с тем источник и прообраз аффекта тревоги». От этой гипотезы он так никогда и не отказался. Он отвел ей значительное место в первой раK боте, посвященной психологии любви (1910h). Также и в 25Kй лекции (там же) рассматривается взаимосвязь между тревогой и рождением, равно как и в работе «Я и Оно» (1923b), где Фрейд ближе к концу говоK рит о «первом состоянии огромной тревоги при рождении». Тем саK мым мы подошли к тому времени, когда была опубликована книга Отто Ранка «Травма рождения» (1924). Эта книга представляет собой нечто гораздо большее, чем проK сто заимствование объяснения, найденного Фрейдом для форм треK воги. Напротив, Ранк утверждает, что все последующие приступы треK 2412 31 воги — это попытки «отреагировать» первоначальную травму рождеK ния. Аналогичным образом Ранк объясняет все неврозы, при этом он попутно развенчивает эдипов комплекс и предлагает реформу теK рапевтической техники с целью преодоления травмы рождения. ПерK вое время в своих публикациях Фрейд позитивно оценивал книгу Ранка. Однако в представленной здесь работе он радикально и оконK чательно меняет свою точку зрения. Вместе с тем отклонение взгляK дов Ранка побудило Фрейда пересмотреть свои собственные воззреK ния, и в результате появилась работа «Торможение, симптом и тревога». 232 I При описании патологических феноменов наше словоупотребK ление позволяет нам различать симптомы и торможение, но больK шого значения этому различию оно не придает. Если бы нам не встречались случаи болезни, о которых мы должны сказать, что они демонстрируют только торможения, но не симптомы, и если бы нам не захотелось узнать, в чем состоит условие этого, то мы едва ли проявили бы интерес к разграничению понятий торможения и симптома. То и другое не взросли на одинаковой почве. Торможение имеK ет особое отношение к функции и не обязательно означает нечто патологическое, также и нормальное ограничение функции можно назвать ее торможением. И наоборот, симптом — это обязательно признак болезненного процесса. Поэтому симптомом может быть также и торможение. В таком случае словоупотребление поступает следующим образом: о торможении говорится там, где налицо проK стое снижение функции, а о симптоме — там, где речь идет о неоK бычном ее изменении или о новообразовании. Во многих случаях кажется, что позитивная или негативная сторона процесса выделяK ется произвольно, а его результат обозначается как симптом или как торможение. Все это действительно малоинтересно, и постаK новка вопроса, из которой мы исходили, оказывается малопродукK тивной. Поскольку в понятийном отношении торможение столь тесно связано с функцией, можно прийти к идее исследовать различные функции Я на предмет того, в каких формах выражается их нарушеK ние при отдельных невротических патологиях. Для этого сравниK тельного исследования мы выберем сексуальную функцию, приняK тие пищи, локомоцию и профессиональную работу. a) Сексуальная функция подвергается самым разнообразным нарушениям, большинство из которых демонстрирует свойство проK стых торможений. Их можно объединить понятием психической импотенции. Осуществление нормального сексуального акта предK полагает очень сложную последовательность событий, и нарушение 2414 33 может произойти в любом ее месте. У мужчины главные станции торможения таковы: отвращение либидо от начала процесса (псиK хическое неудовольствие), отсутствие физической подготовки (отK сутствие эрекции), сокращение акта (ejaculatio praecox), которое точно так же можно описать как позитивный симптом, удерживаK ние его от естественного завершения (отсутствие эякуляции), ненаK ступление психического эффекта (ощущения удовольствия при оргазме). Другие нарушения возникают изKза связи функции с осоK быми условиями извращенной или фетишистской природы. Мы не можем обойти стороной отношение торможения к тревоге. Некоторые торможения, очевидно, представляют собой отказы от функции, поскольку при их осуществлении развилась бы тревога. Непосредственный страх перед сексуальной функцией часK то встречается у женщины; мы относим его к истерии; точно так же защитный симптом отвращения, который первоначально возникаK ет как последующая реакция на пассивно пережитый половой акт, позднее появляется при его представлении. Также и большое колиK чество навязчивых действий оказываются мерами предосторожносK ти и предотвращения сексуального переживания, то есть имеют фоK бическую природу. Здесь мы не очень далеко продвигаемся в своем понимании; можно только отметить: для того чтобы нарушить функцию, исK пользуются очень разные методы: l) простое отвращение либидо, которое, поKвидимому, скорее всего приводит к тому, что мы назыK ваем торможением в чистом виде, 2) ухудшение осуществления функK ции, 3) его затруднение вследствие особых условий и его модифиK кация в результате отвлечения на другие цели, 4) его предупреждение при помощи защитных мер, 5) его прерывание посредством развиK тия тревоги, когда никаких других помех больше не существует, наK конец 6) последующая реакция, выражающая протест против этого и стремящаяся отменить случившееся, если функция все же стала осуществляться. б) Самым частым нарушением функции приема пищи являетK ся отвращение к еде изKза отведения либидо. Нередко также встреK чается усиление аппетита; навязчивое стремление принимать пищу, обусловленное страхом перед голодной смертью, исследовано неK достаточно. В качестве истерической защиты от приема пищи нам известен симптом рвоты. Отказ от приема пищи вследствие страха относится к психотическим состояниям (бред отравления). в) Локомоция при некоторых невротических состояниях торK мозится неудовольствием от ходьбы и ощущением слабости в ногах 2415 34 при ходьбе, истерическое ограничение пользуется моторным параK личом двигательного аппарата или создает специализированное устранение этой его функции (абазия). Особенно характерны заK труднения локомоции в результате включения определенных услоK вий, при невыполнении которых появляется страх (фобия). г) Торможение в работе, которое так часто в качестве изолироK ванного симптома становится объектом лечения, демонстрирует нам уменьшение удовольствия, или снижение качества работы, или реактивные проявления, такие, как утомление (головокружение, рвота), если человека заставляют продолжать работать. Истерия вынуждает прекращение работы через создание органических и функциональных параличей, наличие которых несовместимо с выполнением работы. Невроз навязчивости нарушает работу вследK ствие постоянного отвлечения и потери времени изKза включаюK щихся приостановок и повторений. Мы могли бы распространить этот обзор и на другие функции, но не вправе ожидать, что при этом достигнем большего. Мы не вышли бы за поверхность явлений. Решимся поэтому принять точK ку зрения, которая в понятии торможения уже не оставляет много загадочного. Торможение — это выражение ограничения функции Я, которое само может иметь самые разные причины. Некоторые из механизмов этого отказа от функции и общая его тенденция нам хорошо известны. В специализированных торможениях распознать тенденцию легче. Если игра на пианино, письмо и даже ходьба подвергаются невротическому торможению, то анализ показывает нам, что приK чина этого — чрезмерная эротизация органов, задействованных в осуществлении данных функций, то есть пальцев и ног. В общем и целом мы пришли к пониманию того, что функция Я какогоK либо органа повреждается, если возрастает его эрогенность, сексуK альное значение. В таком случае он ведет себя так, — если позвоK лить себе несколько гротескное сравнение, — как кухарка, которая не хочет больше трудиться у плиты, потому что хозяин дома встуK пил с нею в любовные отношения. Если процесс писания, состояK щий в том, из трубки вытекает жидкость на часть белой бумаги, приобрел символическое значение коитуса, или если ходьба стала символической заменой тяжелой поступи по телу землиKматери, то тогда то и другое, писание и ходьба, не совершаются, потому что дело обстоит так, как если бы выполнялось запретное сексуK альное действие. Я отказывается от этих причитающихся ему функK 2416 35 ций, чтобы не предпринимать нового вытеснения, чтобы избежать конфликта с Оно. Другие торможения происходят, очевидно, на службе самонаK казания, в том числе и в профессиональной деятельности. Я не моK жет делать эти вещи, поскольку они принесли бы ему пользу и усK пех, что запрещено строгим СверхKЯ. Тогда Я отказывается и от этих достижений, чтобы не оказаться в конфликте с Сверх#Я. Более общие торможения Я подчиняются другому, простому, механизму. Если Я обременено психической задачей особой тяжесK ти, например, печалью, широкомасштабным подавлением аффекK та, необходимостью сдерживать постоянно возникающие сексуальK ные фантазии, то тогда имеющаяся в его распоряжении энергия настолько оскудевает, что оно вынуждено ограничивать ее затраты сразу во многих местах, подобно спекулянту, который иммобилизоK вал свои деньги в разного рода предприятиях. Недавно мне довеK лось наблюдать поучительный пример такого интенсивного общего торможения у одного больного неврозом навязчивости, который впадал в парализующую усталость, длившуюся от одного до нескольK ких дней, по таким поводам, которые определенно должны были бы вызывать приступ ярости. Отсюда должен быть найден также путь к пониманию общего торможения, которым характеризуются депрессивные состояния, в том числе самое тяжелое из них — меK ланхолия. Итак, в заключение о торможениях можно сказать, что они представляют собой ограничения функций Я, обусловленные либо осторожностью, либо оскудением энергии. Теперь нетрудно понять, чем торможение отличается от симптома. Симптом уже нельзя опиK сать как процесс, происходящий в Я. 236 II Основные черты симптомообразования давно изучены и, надо надеяться, обсуждены неопровержимым образом1. Симптом — это признак и замена не состоявшегося удовлетворения влечения, реK зультат процесса вытеснения. Вытеснение исходит от Я, которое, возможно, по поручению СверхKЯ, не хочет участвовать в катексиK се влечения, стимулируемом в Оно. Вследствие вытеснения Я достигает того, что представление, которое было носителем нежелательного побуждения, удерживается от осознания. Анализ часто доказывает, что оно сохранялось в качестве бессознательноK го образования. Пока все было ясно, но вскоре начинаются неразK решенные трудности. В наших предыдущих описаниях процесса при вытеснении энерK гично подчеркивался успех удержания от сознания2, но в других пунктах допускалось сомнение. Возникает вопрос: какова судьба импульса влечения, активированного в Оно, который нацелен на удовлетворение? Ответ не был прямым, он гласил, что в результате процесса вытеснения ожидаемое удовольствие, получаемое при удовлетворении, превращается в неудовольствие, и в таком случае мы оказались перед проблемой, каким образом неудовольствие моK жет быть результатом удовлетворения влечения. Мы надеемся проK яснить положение вещей, указав на то, что процесс возбуждения, намеревавшийся произойти в Оно, вследствие вытеснения вообще не осуществляется, что Я удается его приостановить или отклонить. В таком случае загадка «превращения аффекта» при вытеснении отпадает сама собой3. Но тем самым мы признали за Я, что оно способно оказывать такое значительное влияние на процессы в Оно, и должны понять, в результате чего для него становится возможным такое удивительное проявление власти. 1 [См., например, «Три очерка по теории сексуальности» (1905d), очерк I (4), в частности третий абзац; Studienausgabe, т. 5, с. 72–73.] 2 [Ср. утверждение в начале работы «Вытеснение» (1915d), Studienausgabe, т. 3, с. 108.] 3 [Этот вопрос обсуждается в истории болезни «Доры» (1905е), выше, с. 106.] 2418 37 Я думаю, что это влияние выпадает на долю Я вследствие его тесных отношений с системой восприятия, которые даже составляK ют его сущность и стали причиной его дифференциации от Оно. Функция этой системы, которую мы назвали В–Сз, связана с феноK меном сознания1; она воспринимает не только внешние, но и внутK ренние возбуждения и посредством ощущений удовольствия и неуK довольствия, которые поступают оттуда, пытается управлять всем ходом психического события в духе принципа удовольствия. Мы склонны изображать Я как бессильное перед Оно, но если Я протиK вится осуществлению влечения в Оно, то ему нужно лишь дать сиг# нал неудовольствия2, чтобы достичь своего намерения с помощью чуть ли не всемогущей инстанции принципа удовольствия. Если эту ситуацию на мгновение рассмотреть изолированно, то мы моK жем проиллюстрировать ее примером из другой сферы. В некотоK ром государстве определенная клика сопротивляется введению неK кой меры, выполнение которой отвечало бы наклонностям массы. Затем это меньшинство завладевает прессой, обрабатывает с ее поK мощью суверенное «общественное мнение» и таким образом добиK вается того, что намеченное решение не выполняется. В ответ на это появляются дальнейшие вопросы. Откуда беретK ся энергия, которая используется для создания сигнала неудовольK ствия? Здесь нам путь указывает идея о том, что защита от нежелаK тельного процесса внутри происходит по схеме защиты от внешнего раздражителя и что Я вырабатывает тот же способ защиты от внутK ренней угрозы, что и от внешней. При внешней опасности органиK ческое существо предпринимает попытку бегства, оно прежде всего лишает катексиса восприятие опасного; позднее оно обнаруживает в качестве более эффективного средства совершение мышечных дейK ствий, благодаря которым восприятие опасности, даже если ее не отвергают, становится невозможным, то есть оно предпринимает попытку удалиться из сферы действия опасности. К такой попытке бегства можно приравнять и вытеснение. Я лишает (предсознательK ного) катексиса подлежащую вытеснению репрезентацию влечения3 и использует его для высвобождения неудовольствия (тревоги). ПроK блема, каким образом при вытеснении возникает тревога, не может быть простой; тем не менее мы вправе придерживаться идеи, что 1 [Ср. работу «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), Studienausgabe, т. 3, с. 234.] 2 [См. «Предварительные примечания издателей», с. 230.] 3 [То есть то, что репрезентирует в психике влечение.] 2419 38 Я является непосредственным местом тревоги, и отказаться от прежK него представления, согласно которому катектическая энергия выK тесненного побуждения автоматически превращается в тревогу. Если когдаKто раньше я и выразился именно так, то я давал феноменолоK гическое описание, а не метапсихологическое. Из сказанного проистекает новый вопрос: возможно ли с экономической точки зрения, чтобы простой процесс отвлечения и отвода, такой, как при отступлении предсознательного катексиса Я, мог порождать неудовольствие или тревогу, которая, согласно наK шим предположениям, может быть лишь следствием повышенного катексиса. Я отвечаю, что эта причинная связь не должна объясK няться экономически — при вытеснении тревога не создается заноK во, а воспроизводится в качестве аффективного состояния по имеюK щемуся образу воспоминания. Вместе со следующим вопросом о происхождении этой тревоги — как и аффектов вообще — мы поK кидаем, однако, неопровержимую психологическую почву и встуK паем в смежную область физиологии. Аффективные состояния вклюK чаются в душевную жизнь в виде осадков давних травматических переживаний и пробуждаются в аналогичных ситуациях, словно симK волы воспоминания1. Я думаю, что не был неправ, приравняв их к поздно и индивидуально приобретенным истерическим припадK кам и рассматривая их как нормальные прототипы последних2. У чеK ловека и родственных ему существ акт рождения как первое индиK видуальное переживание тревоги, поKвидимому, придает выражению аффекта тревоги характерные черты. Однако мы не должны переK оценивать эту взаимосвязь и, признавая ее, оставлять без внимания то, что аффективный символ для ситуации опасности является биоK логической необходимостью и что он был бы создан в любом слуK чае. Я считаю также неправомерным предполагать, что при каждой вспышке тревоги в душевной жизни происходит нечто равносильK ное воспроизведению ситуации рождения. Совершенно не ясно, сохраняют ли истерические припадки, которые первоначально явK ляются такими травматическими репродукциями, эту особенность в течение долгого времени. В другом месте я отмечал, что большинство вытеснений, с котоK рыми нам приходится иметь дело в терапевтической практике, являK ются случаями последующего вытеснения3. Они предполагают ранее 1 2 3 [См. прим. 3, с. 54.] [См. «Предварительные примечания издателей», с. 231, а также ниже, с. 274.] [Это обсуждается в работе «Вытеснение» (1915d, Studienausgabe, т. 3, с. 109.] 2420 39 произошедшие первичные вытеснения, которые оказывают свое приK тягательное влияние на новую ситуацию. Об этих задних планах и предварительных ступенях вытеснения пока еще слишком мало изK вестно. Можно легко попасть в опасное положение, переоценивая роль СверхKЯ при вытеснении. В настоящее время нельзя точно скаK зать, приводит ли, скажем, появление СверхKЯ к разграничению перK вичного вытеснения и последующего. Во всяком случае первые — весьма интенсивные — вспышки тревоги происходят до дифференK циации СверхKЯ. Вполне возможно, что количественные моменты, такие, как чрезмерная сила возбуждения и прорыв защиты от раздраK жителей, являются ближайшими причинами первичных вытеснений. Упоминание защиты от раздражителей, подобно ключевому слову, возвращает нас к мысли о том, что вытеснения возникают в двух различных ситуациях, а именно — когда нежелательный имK пульс влечения пробуждается вследствие внешнего восприятия и когда он возникает внутри без такой провокации. К этому разлиK чию мы вернемся позднее [с. 294]. Однако защита от раздражитеK лей существует только от внешних раздражителей, но не от внутK ренних требований влечения. Пока мы изучаем попытку бегства Я, мы оставляем в стороне симптомообразование. Симптом возникает из импульса влечения, поврежденного вытеснением. Когда Я благодаря восприятию сигK нала неудовольствия достигает своего намерения — полностью подавить импульс влечения, мы ничего не знаем о том, как это проK исходит. Мы учимся только на случаях, которые можно охарактериK зовать как не удавшееся — в той или иной степени — вытеснение. Тогда в общем виде ситуация предстает следующим образом: хотя импульс влечения вопреки вытеснению нашел себе замену, в этой замене он все же оказывается чахлым, смещенным, затормоK женным. Он также уже не проявляется и в виде удовлетворения. Если он осуществляется, то никакого ощущения удовольствия не возникает, зато это осуществление приняло характер навязчивости. Но при таком низведении процесса удовлетворения до симптома вытеснение показывает свою власть еще и в другом пункте. Процесс замены по возможности будет держаться в стороне от отвода поK средством подвижности; также и там, где это не удается, он должен исчерпаться в изменении собственного тела и не может распросK траниться на внешний мир; ему запрещено обратиться в действие. Мы понимаем, что при вытеснении Я функционирует, испытывая на себе влияние внешней реальности, и поэтому результат процесса замены отделяет от этой реальности. 2421 40 Я распоряжается доступом к сознанию, равно как и переходом к действию, направленному против внешнего мира; в вытеснении оно проявляет свою власть в двух направлениях. Репрезентации влеK чения приходится почувствовать одну сторону выражения его силы, самому импульсу влечения — другую. Здесь уместно спросить себя, как это признание могущественности Я согласуется с описанием положения того же самого Я, данным нами в очерке «Я и Оно». В нем мы изобразили зависимость Я от Оно и от СверхKЯ, его бессилие и готовность проявлять страх в отношении того и другого, разоблаK чили его с большим трудом сохраняемое высокомерие1. С тех пор это мнение нашло большой отклик в психоаналитической литераK туре. Многочисленные голоса настойчиво подчеркивают слабость Я перед Оно, рационального перед демоническим в нас, и собираK ются сделать этот тезис опорным столбом психоаналитического «мировоззрения». Разве понимание принципа действия вытеснеK ния не должно было как раз аналитика удержать от столь крайней пристрастности? Я вообще против фабрикации мировоззрений2. Я предоставK ляю это делать философам, которые, по собственному признанию, считают неосуществимым странствие по жизни без такого бедекеK ра3, дающего сведения обо всем. Примем смиренно презрение к нам, с которым на нас свысока взирают философы с позиции своей боK лее высоких потребностей. Поскольку мы не можем отречься и от своей нарциссической гордости, поищем утешение в мысли, что все эти «путеводители по жизни» быстро устаревают, что именно наша близоруко ограниченная мелочами работа как раз и делает необхоK димыми их новые издания и что даже самые современные из этих бедекеров представляют собой попытки заменить старый, столь удобный и совершенный катехизис. Мы точно знаем, как мало свеK та доныне сумела пролить наука на загадки этого мира; все громоK гласные заявления философов ничего не могут в нем изменить, и только терпеливое продолжение работы, подчиняющей все треK бованию достоверности, постепенно может создать перемену. КогK да путник в темноте распевает песни, он этим отрицает свою боязK ливость, но светлее от этого не делается. 1 [«Я и Оно» (1923b), глава V.] [Ср. более подробное обсуждение Фрейдом этой проблемы в последней лекции «Нового цикла» (1933а), Studienausgabe, т. 1, с. 586 и далее.] 3 [Путеводитель, изданный фирмой «Бедекер». — Примечание переводчика]. 2 241 III Вернемся к проблеме Я1. Видимость противоречия возникает изKза того, что мы слишком жестко воспринимаем абстракции и из сложного положения вещей выхватываем единственно то одну, то другую сторону. Отделение Я от Оно представляется обоснованным, оно напрашивается нам в силу определенных отношений. Но, с другой стороны, Я идентично Оно, является лишь особо диффеK ренцированной его частью. Если мысленно мы противопоставляем эту часть целому, или между ними действительно произошел разK лад, то слабость этого Я для нас становится очевидной. Но если Я связано с Оно и от него неотделимо, то обнаруживается его сила. Отношение Я к СверхKЯ является сходным; во многих ситуациях они для нас слиты; чаще всего мы можем различить их только тогда, когда между ними возникло напряжение, произошел конфликт. В случае вытеснения решающее значение приобретает тот факт, что в отличие от Оно Я представляет собой организацию; организоK ванная часть Оно как раз и есть Я. Было бы совершенно необосноK ванным представлять себе Я и Оно как два разных военных лагеря; с помощью вытеснения Я стремится подавить часть Оно, теперь остальное Оно приходит на помощь атакованной части и мерится своей силой с Я. Такое часто бывает, но это, разумеется, не является исходной ситуацией вытеснения; как правило, вытесняемый имK пульс влечения остается изолированным. Если акт вытеснения поK казал нам силу Я, то в чемKто он доказывает также его бессилие и неспособность повлиять на отдельный импульс влечения Оно. Ибо процесс, который вследствие вытеснения привел к симптому, утK верждает теперь его существование вне организации Я и независиK мо от нее. И не только он один — также и все его производные пользуK ются этой же привилегией, можно сказать: экстерриториальностью, и там, где они ассоциативно встречаются с частями организации Я, еще неизвестно, не перетянут ли они их к себе и не распространятK 1 [А именно к противоречию между его силой и его слабостью по отношеK нию к Оно.] 2423 42 ся ли благодаря этому выигрышу за счет Я. Давно нам знакомое сравнение рассматривает симптом как инородное тело, непрерывK но поддерживающее возбуждения и реактивные явления в ткани, в которую он включен1. Хотя представляется, что благодаря симпK томообразованию защитная борьба с нежелательным импульсом влеK чения завершается; насколько нам известно, такое возможно скоK рее всего при истерической конверсии, но, как правило, ход событий иной; после первого акта вытеснения следует продолжительный или никогда не заканчивающийся эпилог — борьба с импульсом влечеK ния находит свое продолжение в борьбе с симптомом. Эта вторичная защитная борьба показывает нам два лика — с противоположным выражением. С одной стороны, в силу самой своей природы Я вынуждено предпринимать нечто такое, что мы должны расценивать как попытку восстановления или примирения. Я — это организация, оно основывается на свободном сообщении и возможности взаимного влияния среди всех его составных частей, его десексуализированная энергия обнаруживает свое происхождеK ние также в стремлении к соединению и унификации, и это приK нуждение к синтезу все более усиливается по мере развития Я. ТаK ким образом, становится понятным, почему Я пытается также устранить чуждость и изолированность симптома, используя все возможности так или иначе привязать его к себе и благодаря такой связи включить его в свою организацию. Мы знаем, что уже само такое стремление влияет на акт симптомообразования. КлассичесK кий тому пример — те истерические симптомы, которые стали для нас понятными как компромисс между потребностью в удовлетвоK рении и в наказании. Исполняя требования СверхKЯ, такие симпK томы с самого начала составляют часть Я, но с другой стороны, они означают позиции вытесненного и места их вторжения в организаK цию Я; они, так сказать, являются пограничными станциями со смешанным катексисом. Построены ли таким образом все первичK ные истерические симптомы — этот вопрос заслуживает тщательK ного исследования. В дальнейшем Я ведет себя так, словно рукоK водствуется соображением: симптом уже налицо и не может быть устранен; теперь это означает — свыкнуться с такой ситуацией и изK влечь из нее как можно большую выгоду. Происходит приспособлеK ние к чуждой Я части внутреннего мира, представленной симптоK мом, подобно тому как обычно оно осуществляется Я в отношении 1 [Это сравнение появляется в докладе, посвященном истерическим феноK менам (1893h), выше с. 20.] 2424 43 реального внешнего мира. Поводов к этому всегда хватает. Наличие симптома может привести к известному ограничению дееспособK ности, которым можно удовлетворить требование СверхKЯ или отK клонить притязание внешнего мира. Таким образом, симптом постепенно наделяется функцией представительства важных интеK ресов, он приобретает значение для самоутверждения, все сильнее срастается с Я, становится все более ему необходимым. Только в совсем редких случаях процесс заживления инородного тела моK жет повторить нечто похожее. Значение этого вторичного приспоK собления к симптому можно и преувеличить, сказав, что Я вообще обзавелось симптомом только ради того, чтобы воспользоваться его выгодами. В таком случае это столь же верно или столь же ошибочK но как и тогда, когда утверждают, что человек, раненый на войне, позволил прострелить себе ногу лишь для того, чтобы жить затем, не работая, на свою пенсию по инвалидности. Другие формы симптома — при неврозе навязчивости и параK нойе — приобретают большую ценность для Я потому, что приносят ему не выгоду, а нарциссическое удовлетворение, которого в противном случае оно лишено. Системные образования больных неврозом навязK чивости льстят их самолюбию благодаря иллюзорному представлению, будто они — особенно порядочные и совестливые люди, лучше, чем другие; бредовые образования при паранойе предоставляют проницаK тельности и фантазии этих больных поле деятельности, которое им нелегко заменить. В результате всех этих упомянутых отношений поK является то, что нам известно как (вторичная) выгода от болезни, поK лучаемая при неврозе1. Она приходит на помощь стремлению Я вклюK чить в себя симптом и усиливает фиксацию последнего. Когда мы затем пытаемся оказать аналитическое содействие Я в его борьбе с симптоK мом, то обнаруживаем, что эти примирительные связи между Я и симпK томом действуют на стороне сопротивления и что устранить их непроK сто. Оба метода, используемые Я против симптома, действительно находятся в противоречии друг к другу. Другой метод носит менее благоприятный характер, он проK должает направление вытеснения. Тем не менее представляется, что мы не вправе упрекать Я в непоследовательности. Я миролюбиво и хотело бы присоединить к себе симптом, включить его в свой анK самбль. Нарушение исходит от симптома, который как истинная замена и потомок вытесненного побуждения продолжает играть его 1 [См. важное (добавленное в 1923 году) примечание к описанию случая «Доры», с. 118–119 выше, а также комментарий редактора в конце этой сноски.] 2425 44 роль, снова и снова возрождает его претензию на удовлетворение и, таким образом, заставляет Я вновь подавать сигнал неудовольствия и прибегать к защите. Вторичная защитная борьба с симптомом многообразна, разK вертывается на разных аренах и пользуется самыми разными средK ствами. Мы не сможем сказать о ней многого, если не сделаем предK метом исследования отдельные случаи симптомообразования. При этом у нас будет возможность остановиться на проблеме тревоги, которая, как мы давно уже ощущаем, словно подкарауливает на задK нем плане. Рекомендуется исходить из симптомов, которые создает истерический невроз; к условиям симптомообразования при невроK зе навязчивости, паранойе и других неврозах мы пока еще не подгоK товлены. 245 IV Первым случаем, который мы рассмотрим, будет инфантильK ная истерическая фобия животных, то есть, к примеру, несомненно типичный во всех основных чертах случай страха лошадей у «маK ленького Ганса»1. Уже при первом взгляде нам становится ясно, что условия реального случая невротического заболевания оказываютK ся гораздо более сложными, чем мы ожидаем, когда оперируем абK стракциями. Необходима некоторая работа, чтобы разобраться, в чем состоит вытесненное побуждение, что является его заменой в виде симптома, где дает о себе знать мотив вытеснения. Маленький Ганс отказывается выходить на улицу, так как испыK тывает страх перед лошадью. Таков сырой материал. Что же в этом симптом: развитие тревоги, выбор объекта тревоги, или отказ от свободного передвижения, или чтоKто из этого одновременно? Где удовлетворение, от которого он отказывается? Почему он вынужден от него отказаться? Напрашивается ответ, что в этом случае не так много загадочK ного. Непонятный страх перед лошадью — это симптом, неспособK ность выходить на улицу — проявление торможения, ограничение, возлагаемое на Я, чтобы не пробудить симптом тревоги. ПравильK ность объяснения последнего пункта можно увидеть сразу, а потому в ходе дальнейшего обсуждения это торможение будет оставлено без внимания. Однако первое беглое знакомство со случаем отнюдь не знакомит нас с действительным выражением предполагаемого симптома. Как мы узнаем при более детальном опросе, речь идет вовсе не о неопределенном страхе перед лошадью, а об определенK ном тревожном ожидании: лошадь его укусит2. Правда, это содерK жание стремится избежать осознания и замениться неопределенK ной фобией, в которой присутствуют только страх и его объект. Является ли, скажем, это содержание ядром симптома? Мы не продвинемся ни на шаг, пока не привлечем к рассмотреK нию всю психическую ситуацию малыша в том виде, как она расK l 2 См. «Анализ фобии одного пятилетнего мальчика» [1909b]. [Studienausgabe, т. 8, с. 27.] 2427 46 крывается нам во время аналитической работы. Он находится в ревK нивой и враждебной эдиповой позиции в отношении отца, котороK го, если не учитывать мать как причину раскола, он все же искренне любит. Стало быть, налицо амбивалентный конфликт, вполне обоK снованная любовь и не менее правомерная ненависть, обе направK ленные на одного и того же человека. Его фобия должна представK лять собой попытку решения этого конфликта. Такие амбивалентные конфликты встречаются очень часто, мы знаем другое типичное его решение. При нем чрезмерно усиливается одно из двух борющихся между собой побуждений, как правило, нежное, другое же исчезает. Только избыток и навязчивость нежности нам выдают, что эта устаK новка отнюдь не единственная, что она постоянно должна быть наK стороже, чтобы подавлять свою противоположность, и позволяет нам реконструировать ход событий, который мы описываем как выK теснение посредством реактивного образования (в Я). Случаи, поK добные случаю маленького Ганса, не демонстрируют нам никаких признаков такого реактивного образования; имеются, очевидно, различные способы разрешения амбивалентного конфликта. Между тем коеKчто другое мы установили со всей определенноK стью. Импульс влечения, который подлежит вытеснению, представK ляет собой враждебный импульс, направленный против отца. АнаK лиз привел нам доказательство этого, проследив происхождение идеи о кусающейся лошади. Ганс увидел, как упала лошадь, как упал и поранился его товарищ, с которым они играли в «лошадку»1. АнаK лиз дал нам право реконструировать у Ганса желаниеKпобуждение, гласившее: пусть отец упадет, ушибется, как лошадь и товарищ. Связь с одним установленным отъездом2 позволяет предположить, что желание устранить отца нашло также менее боязливое выражеK ние. Однако такое желание равноценно намерению устранить его самого, смертоносному импульсу эдипова комплекса. От этого вытесненного импульса влечения пока еще не ведет путь к его замене, предполагаемой нами в фобии лошадей. Упростим теK перь психическую ситуацию маленького Ганса, убрав инфантильный момент и амбивалентность; допустим, что он — юный слуга в неком доме, который влюблен в хозяйку и радуется известным выражениям благосклонности с ее стороны. Сохраняется то, что он ненавидит более сильного хозяина дома и хотел бы его устранить; в таком случае самым естественным следствием этой ситуации будет боязнь мести 1 2 [Там же, с. 47 и с. 74.] [Там же, с. 31.] 2428 47 со стороны этого господина, и по отношению к нему разовьется соK стояние страха — точно такое же, как фобия лошадей маленького ГанK са. Это означает, что мы не можем назвать страх при этой фобии симK птомом; если бы маленький Ганс, влюбленный в свою мать, обнаружил страх перед отцом, то мы были бы не вправе приписывать ему невроз, то есть фобию. Мы имели бы дело с совершенно понятK ной аффективной реакцией. Единственное, что делает ее неврозом, — другая черта, замена отца лошадью. Стало быть, именно это смещеK ние и создает то, что имеет право называться симптомом. Это и есть тот другой механизм, который позволяет покончить с амбивалентK ным конфликтом без помощи реактивного образования. [Ср. с. 247.] Такое смещение становится возможным или облегчается благодаря тому обстоятельству, что в этом нежном возрасте пока еще очень легK ко оживить унаследованные следы тотемистического мышления. Пропасть между человеком и животным поKнастоящему еще не оцеK нена и, несомненно, не подчеркивается с такой силой, как позже. Взрослый человек, которого любят, но и боятся, поKпрежнему стоит в одном ряду с большим животным, которому поKразному завидуют, но от которого также предостерегают, потому что оно может стать опасным. Стало быть, амбивалентный конфликт разрешается не на том самом человеке, а, так сказать, окольным путем — посредством того, что одному из его побуждений в качестве заменяющего объекта подсовывается другое лицо. Это нам более или менее ясно, но в другом пункте анализ фобии маленького Ганса нас полностью разочаровал. Искажение, в котором состоит симптомообразование, затрагивает вовсе не [психическую] репрезентацию (содержание представления) вытесняемого импульK са влечения, а нечто совсем отличающееся от нее, которое соответK ствует лишь реакции на действительно нежелательное. Наше ожидаK ние скорее нашло бы удовлетворение, если бы у маленького Ганса вместо страха перед лошадью развилась склонность жестоко обраK щаться с лошадями, бить их, или отчетливо проявилось желание наблюдать, как они падают, калечатся, возможно, в конвульсиях окоK левают (подергивание ног)1. Нечто подобное и в самом деле обнаруK живается во время его анализа, но отнюдь не стоит на переднем плане в неврозе, и — что удивительно — если бы у него в качестве основноK го симптома действительно развилась такая враждебность, только наK правленная против лошади вместо отца, мы бы вообще не считали, что он болен неврозом. Стало быть, чтоKто здесь не так — либо в наK 1 [Там же, с. 48.] 2429 48 шем понимании вытеснения, либо в нашей дефиниции симптома. Конечно, нам сразу бросается в глаза: если бы маленький Ганс дейK ствительно проявлял такое отношение к лошадям, то свойство преK досудительного, агрессивного импульса влечения вытеснение нисK колько бы не изменило — изменился бы только его объект. Несомненно, бывают случаи, когда вытеснение совершает лишь это и не более того; однако при возникновении фобии маленького Ганса произошло нечто большее. Насколько большее — об этом мы догадываемся из другой части анализа. Мы уже слышали, что маленький Ганс в качестве содержания своей фобии указал на страх быть укушенным лошадью. Позднее мы пришли к пониманию происхождения другого случая фобии животных, в котором животным, внушавшим страх, был волк, точK но так же имевший значение замены отца1. Вслед за сновидением, который удалось прояснить посредством анализа, у этого мальчика развивался страх быть проглоченным волком, подобно одному из семерых козлят в сказке2. То, что отец маленького Ганса по достоK верным источникам играл с ним «в лошадку»3, несомненно, стало определяющим для выбора животного, внушавшего страх; точно так же вполне вероятно, что отец моего русского, проанализированноK го только на третьем десятке лет, в играх с малышом притворялся волком и в шутку угрожал его съесть4. С тех пор мне встретился треK тий случай — молодой американец, у которого, правда, фобия животных не сформировалась; но как раз благодаря такой недостаче данный случай помогает понять другие. Сексуальное возбуждение этого моего пациента воспламенилось от прочитанной ему фантасK тической детской истории об одном арабском вожде, который преK следует человека, состоящего из съедобной субстанции («человека из имбирного хлеба»), чтобы его съесть. Он идентифицировал себя самого с этим съедобным человеком, в вожде легко было распознать замену отца, и эта фантазия стала первым основанием аутоэротиK ческой деятельности. Представление же о том, что отец может съесть ребенка, — типичное древнее достояние детства; аналогии из миK фологии (Кронос) и жизни животных общеизвестны. Несмотря на такие послабления, это содержание представлеK ния для нас столь необычно, что мы можем допустить его у ребенка 1 «Из истории одного инфантильного невроза». [Там же, с. 149 и далее.] 3 [Там же, с. 107.] 4 [Там же, с. 152.] 2 2430 49 лишь с большой долей скепсиса. Мы также не знаем, действительK но ли оно означает то, что выражает внешне, и не понимаем, как оно может стать предметом фобии. Однако аналитический опыт дает нам необходимые сведения. Он нам показывает, что представK ление «быть съеденным отцом» — это регрессивно пониженное выK ражение пассивного нежного побуждения, жаждущего любви от отца как объекта в смысле генитальной эротики. Прослеживание истоK рии случая1 не допускает никакого сомнения в правильности этого толкования. Правда, генитальное побуждение больше не обнаруK живает никаких своих нежных намерений, если выражается на языK ке оставшейся позади стадии перехода от оральной организации либидо к садистской. Впрочем, идет ли речь только о замене [псиK хической] репрезентации регрессивным выражением или о действиK тельном регрессивном понижении генитально направленного поK буждения в Оно? Решить это, поKвидимому, совсем не просто. История болезни русского «Волкова» [Wolfsmann]2 со всей опредеK ленностью свидетельствует в пользу последней, более серьезной возK можности, ибо после решающего сновидения он ведет себя «скверK но», как мучитель, садистским образом, и вскоре после этого у него развивается настоящий невроз навязчивости. Во всяком случае мы приходим к пониманию того, что вытеснение — не единственное средство, которым располагает Я для защиты от нежелательного импульса влечения. Если ему удается добиться регрессии влечения, то этим, в сущности, ему наносится больший вред, чем могло бы нанести вытеснение. Иногда, правда, за первоначальной регрессиK ей может последовать вытеснение. Положение вещей у »Волкова» и несколько более простое у маK ленького Ганса пробуждают и другие разные мысли, но к двум неоK жиданным выводам мы приходим уже сейчас. Нет сомнения в том, что импульс влечения, вытесненный при этих фобиях, — это вражK дебный импульс, направленный против отца. Можно сказать, что он вытесняется процессом превращения в противоположность; вмеK сто агрессии против отца появляется агрессия — месть — отца проK тив собственной персоны. Поскольку такая агрессия и без того коK ренится в фазе садистского либидо, она нуждается лишь в известном понижении до оральной ступени, которая у Ганса обозначается чеK рез «быть укушенным», а у русского — через «быть съеденным». Но, 1 [Русского пациента.] [«Wolfsmann» в буквальном переводе с немецкого означает «волчий человек», что аналогично в русском языке фамилии Волков. — Примечание переводчика.] 2 2431 50 кроме того, анализ со всей определенностью позволяет установить, что одновременно подвергся вытеснению еще и другой импульс влеK чения, по своему значению противоположный нежному пассивноK му чувству к отцу, которое уже достигло уровня генитальной (фаллиK ческой) организации либидо. Для конечного результата процесса вытеснения последний, поKвидимому, даже более важен; он подверK гается продолжающейся регрессии и начинает оказывать определяK ющее влияние на содержание фобии. Стало быть, там, где мы шли по следам только одного вытеснения влечения, мы должны приK знать соединение двух таких процессов; оба рассматриваемых поK буждения — садистская агрессия против отца и нежноKпассивное отношение к нему — образуют пару противоположностей; более того, если мы правильно оцениваем историю маленького Ганса, то видим, что благодаря образованию его фобии был также устранен нежный объектный катексис матери, о котором содержание фобии ничего не говорит. В случае Ганса — у русского это проявляется гоK раздо менее отчетливо — речь идет о процессе вытеснения, котоK рый затрагивает почти все компоненты эдипова комплекса, вражK дебное и нежное чувства к отцу и нежное — к матери. Для нас, пожелавших изучать только простые случаи симптомоK образования вследствие вытеснения и с этой целью обратившихся к самым ранним и, казалось бы, самым понятным неврозам детства, это — нежелательные осложнения. Вместо одногоKединственного вытеснения мы обнаружили нагромождение таковых и, кроме того, нам пришлось иметь дело с регрессией. Возможно, мы увеличили путаницу тем, что к обоим имеющимся в нашем распоряжении аналиK зам фобии животных — маленького Ганса и «Волкова» — попытались подойти с одной меркой. Теперь нам бросаются в глаза определенные различия между ними. Только о маленьком Ганса с определенностью можно сказать, что благодаря своей фобии ему удается разделаться с обоими основными побуждениями эдипова комплекса — агрессивK ным в отношении отца и чересчур нежным в отношении матери; неK жное чувство к отцу, несомненно, также имеется, оно играет опредеK ленную роль при вытеснении своей противоположности, но нельзя доказать ни того, что оно было достаточно сильным, чтобы спровоK цировать вытеснение, ни того, что после этого оно было устранено. Ганс представляется вполне нормальным мальчиком с так называеK мым «позитивным» эдиповым комплексом. Возможно, что моменK ты, которых мы недосчитываемся, имелись и у него, но мы не можем их выявить, сам материал наших наидетальнейших анализов страдаK ет пробелами, наша документация неполная. У русского дефект 2432 51 в другом месте; его отношение к объекту женского пола нарушено ранним соблазнением1, пассивная, женственная сторона у него очень выражена, а анализ его сновидения о волке выявляет не так много преднамеренной агрессии против отца, но зато приносит самые неK двусмысленные доказательства того, что вытеснение затрагивает пасK сивное, нежное отношение к отцу. Также и здесь могут быть задейK ствованы другие факторы, но они не выступают на передний план. Если, несмотря на эти различия обоих случаев, которые чуть ли не приближаются к противоположности, конечный результат фобии почти одинаков, то объяснение этого должно прийти к нам с другой стороны; мы получаем его из второго результата нашего небольшого сравнительного исследования. Мы считаем, что знаем движущую силу вытеснения в обоих случаях, и видим, что ее роль подтверждается тем течением, которое принимает развитие обоих детей. В том и другом случае оно одинаково и обусловлено страхом перед угрозой кастраK ции. Из страха кастрации маленький Ганс отказывается от агрессии против отца; его страх, что лошадь его укусит, без натяжки можно дополнить страхом, что лошадь откусит ему гениталии, его кастрируK ет. Однако из страха кастрации также и маленький русский отказыK вается от желания быть любимым в качестве сексуального объекта отца, ибо он понял, что подобные отношения возможны лишь при условии, что он пожертвует собственными гениталиями, которые отличают его от женщины. Обе формы эдипова комплекса, нормальK ная, активная, равно как и инвертированная, разбиваются о компK лекс кастрации. Хотя страх русского быть съеденным волком не соK держит указания на кастрацию, поскольку в результате оральной регрессии эта идея значительно отдалилась от фаллической фазы, тем не менее анализ сна делает всякое другое доказательство излишK ним. Полный триумф вытеснения заключается также и в том, что во внешнем проявлении фобии уже ничего не указывает на кастрацию. Здесь мы имеем неожиданный результат: движущей силой вытеснения в обоих случаях является страх кастрации; содержаK ние страха — быть укушенным лошадью и съеденным волком — является искаженной заменой содержания — быть кастрированK ным отцом. Это содержание, собственно говоря, и подверглось вытеснению. У русского оно было выражением желания, которое не могло устоять против сопротивления со стороны мужественноK сти, у Ганса — выражением реакции, которая превратила агрессию в ее противоположность. Однако аффект тревоги при фобии, коK 1 [Там же, с. 139 и далее.] 2433 52 торый и составляет ее сущность, происходит не из процесса выK теснения и не из либидинозных катексисов вытесненных побужK дений, а из самого вытесняемого; тревога при фобии животных — это преобразованный страх кастрации, то есть реальная тревога, то есть страх перед действительно угрожающей опасностью или опасK ностью, оцениваемой как реальная. Здесь тревога порождает выK теснение, а не вытеснение — тревогу, как я думал раньше. Об этом неприятно думать, но это отрицать — ничем не помоK жет; я часто отстаивал тезис, что вследствие вытеснения репрезенK тация влечения искажается, смещается и т. п., а либидо импульса влечения превращается в тревогу1. Исследование фобий, которое прежде всего было призвано доказать этот тезис, его не подтверждаK ет; оно, скорее, прямо ему противоречит. Страх при фобиях животK ных — это страх кастрации Я, страх при менее изученной агорафоK бии, поKвидимому, является страхом перед искушением, который генетически должен быть связан со страхом кастрации. БольшинK ство фобий, насколько нам это сегодня известно, объясняется таK ким страхом Я перед требованиями либидо. При этом первопричиK ной и стимулом к вытеснению всегда является тревожная установка Я. Тревога никогда не проистекает из вытесненного либидо. Если раньше я бы довольствовался утверждением, что после вытеснения вместо ожидаемого выражения либидо проявляется некоторая стеK пень тревоги, то и сегодня я бы ни в чем не отказался от своих слов. Описание является верным, и между силой вытесняемого побуждеK ния и интенсивностью возникающей в результате тревоги, пожалуй, существует утверждаемое соответствие. Но признаюсь: я надеялся дать нечто большее, чем просто описание; я предполагал, что выяK вил метапсихологический процесс непосредственного превращения либидо в тревогу; сегодня я уже не могу этого придерживаться. РаньK ше я также не мог указать, как совершается подобное превращение. Откуда я вообще почерпнул идею этого превращения? Из изуK чения актуальных неврозов в то время, когда мы были еще далеки от того, чтобы проводить различие между процессами в Я и проK цессами в Оно2. Я обнаружил, что при определенных видах сексуK альной практики, таких, как coitus interruptus, фрустрированное 1 [См., например, работу Фрейда «Вытеснение» (1915d; Studienausgabe, т. 3, с. 115–116), где упоминается также и случай «Волкова». Дальнейшее изложение этой проблемы содержится в дополнении А, раздел б, с. 298 и далее, ниже, а также в «Предварительных замечаниях издателей», выше, с. 229–230.] 2 [См. самую раннюю работу Фрейда, посвященную неврозу тревоги (1895b), с. 27 и далее в этом томе.] 2434 53 возбуждение, вынужденное воздержание, то есть всякий раз, когда сексуальное возбуждение встречает помехи на пути к удовлетвореK нию или отклоняется от него, возникают вспышки тревоги и создаK ется общая тревожная готовность. Поскольку сексуальное возбужK дение является выражением либидинозных импульсов влечения, не кажется смелым предположить, что под воздействием таких нарушений либидо превращается в тревогу. Это наблюдение остаK ется в силе еще и сегодня; с другой стороны, нельзя отрицать, что либидо процессов Оно подвергается нарушению под воздействиK ем вытеснения; то есть поKпрежнему может быть верным то, что при вытеснении тревога образуется из либидинозного катексиса импульсов влечения. Но как объединить этот вывод с другим, что тревога при фобиях — это тревога Я, возникает в Я, не происходит от вытеснения, а порождает вытеснение? Это представляется проK тиворечием, и разрешить его будет нелегко. Не такKто просто свеK сти оба источника тревоги к одномуKединственному. Можно поK пытаться это сделать, предположив, что в ситуации нарушенного коитуса, прерванного возбуждения, воздержания Я чует опасносK ти, на которые реагирует тревогой, но ничего не может с ними поK делать. С другой стороны, предпринятый нами анализ фобий, поK видимому, поправки не допускает. Non liquet!1 1 [«Не ясно» (лат.) — старая судебная формулировка, когда доказательный материал не был убедительным.] 254 V Мы хотели изучить симптомообразование и вторичную борьбу Я с симптомом, но, очевидно, с выбором фобий промахнулись. ТреK вога, преобладающая в картине этих нарушений, предстает теперь нами как осложнение, скрывающее истинное положение вещей. Существует много неврозов, при которых нет и малейшего следа тревоги. Такова, например, истинная конверсионная истерия, саK мые тяжелые симптомы которой проявляются без примеси тревоK ги. Уже этот факт должен был бы предостеречь нас от того, чтобы устанавливать слишком жесткую связь между тревогой и симптомоK образованием. Обычно фобии настолько близки к конверсионным истериям, что я считал правомерным отнести их к последним в каK честве «тревожной истерии». Однако пока еще никто не сумел укаK зать на условие, которое определяет, какую форму примет данный случай — конверсионной истерии или фобии, то есть условия разK вития тревоги при истерии никто не выяснил. Наиболее часто встречающиеся симптомы конверсионной исK терии — двигательный паралич, контрактура, непроизвольное дейK ствие или непроизвольная разрядка, боль, галлюцинация — все это либо постоянно сохраняющиеся либо перемежающиеся процессы катексиса, что создает объяснению новые трудности. В сущности, об этих симптомах можно сказать не так много. Посредством анаK лиза можно узнать, какое нарушенное течение возбуждения они заменяют. Чаще всего оказывается, что они сами участвуют в нем, как будто вся их энергия сконцентрировалась на какойKто его части. Боль присутствовала в ситуации, в которой произошло вытеснение; галлюцинация была тогда восприятием, двигательный паралич — это защита от действия, которое нужно было совершить, но было заторможено в той ситуации, контрактура обычно представляет соK бой перемещение намеченной тогда мышечной иннервации в друK гое место, судорожный припадок — выражение аффективной вспышK ки, которая лишилась нормального контроля со стороны Я. В совершенно необычной степени изменчиво ощущение неудовольK ствия, сопровождающее появление симптомов. При постоянных, смещенных на подвижность симптомах, таких, как параличи и конK 2436 55 трактуры, оно чаще всего полностью отсутствует, Я относится к ним, так сказать, безучастно; при перемежающихся симптомах и симпK томах сенсорной сферы, как правило, возникают отчетливые ощуK щения неудовольствия, которые в случае болевого симптома могут чрезмерно усиливаться. В этом многообразии очень трудно выявить фактор, который обусловливает такие различия и вместе с тем поK зволяет единообразно их объяснить. При конверсионной истерии малозаметна также и борьба Я с однажды возникшим симптомом. Только в том случае, если болевая чувствительность части тела стала симптомом, она получает возможность играть двойную роль. БолеK вой симптом возникает точно с такой же определенностью, если это место затрагивают извне, как и тогда, когда представляемая им патогенная ситуация ассоциативно активируется изнутри, а Я приK бегает к мерам предосторожности, чтобы воспрепятствовать проK буждению симптома посредством внешнего восприятия. На чем осK новывается особая непроницаемость симптомообразования при конверсионной истерии, мы догадаться не можем, но она дает нам мотив тотчас покинуть бесплодную область. Мы обращаемся к неврозу навязчивости, ожидая узнать здесь больше о симптомообразовании. В целом симптомы невроза навязK чивости — двоякого рода и имеют противоположную тенденцию. Это либо запреты, меры предосторожности, покаяния, то есть симптомы негативного содержания, либо, наоборот, замещающие удовлетвореK ния, очень часто представленные в символическом облачении. Из этих двух групп негативная, защитная, наказывающая является более старой; однако при продолжительном болезненном состоянии верх берут удовлетворения, оставляющие не у дел всю защиту. Если запрет удается связать с удовлетворением, в результате чего требования или запреты, первоначально порождающие защиту, приобретают также значение удовлетворения, для чего очень часто используются искусK ственные соединительные пути, то это будет триумфом симптомообK разования. В этом достигнутом результате проявляется склонность к синтезу, которую мы уже приписали Я. В крайних случаях больной добивается того, что большинство его симптомов приходят к первоK начальному значению, в том числе и те, что приобрели значение пряK мой противоположности, — свидетельство власти амбивалентности, которая, мы не знаем почему, играет такую важную роль в неврозе навязчивости. В самом грубом случае симптом является двувременK ным [см. с. 263], то есть за действием, осуществляющим определенK ное предписание, непосредственно следует второе, которое его устраK 2437 56 няет или отменяет, хотя пока оно еще не решается осуществить нечто ему противоположное. Из этого беглого обзора симптомов навязчивости тотчас возниK кают два впечатления. ВоKпервых, что здесь ведется постоянная борьба с вытесненным, которая все больше складывается не в пользу вытесK няющих сил, и, воKвторых, что Я и СверхKЯ принимают здесь осоK бенно активное участие в симптомообразовании. Пожалуй, невроз навязчивости — это самый интересный и самый благодарный объект аналитического исследования, но как проблема поKпрежнему еще не побежденный. Если мы хотим глубже проникK нуть в его сущность, то должны признать, что не можем пока избежать сомнительных гипотез и недоказанных предположений. Исходная ситуация невроза навязчивости, наверное, не отличается от ситуации при истерии, — речь идет о необходимой защите от либидинозных требований эдипова комплекса. Кроме того, при любом неврозе наK вязчивости, поKвидимому, обнаруживается низший слой очень рано сформировавшихся истерических симптомов1. Но затем дальнейшее формообразование в решающей степени изменяется благодаря конK ституциональному фактору. Генитальная организация либидо оказыK вается слабой и маловыносливой. Если Я начинает осуществлять свое защитное стремление, то в качестве первого результата оно достигает того, что генитальная организация (фаллической фазы) целиком или частично отбрасывается на более раннюю анальноKсадистскую ступень. Этот факт регрессии остается определяющим для всего последующего развития. Можно принять во внимание и другую возможность. Быть может, регрессия есть следствие не конституционального, а вреK меннóго фактора. Она становится возможной не потому, что гениK тальная организация либидо оказывается слишком слабой, а поK тому, что сопротивление Я началось слишком рано, еще в период расцвета садистской фазы. Также и в этом пункте у меня нет одноK значного решения, однако аналитическое наблюдение эту гипоK тезу не подтверждает. Скорее оно указывает на то, что при повороK те к неврозу навязчивости фаллическая ступень уже достигнута. Также и возраст, когда возникает этот невроз, более поздний, чем в случае истерии (второй детский период, после наступления лаK тентного времени), а в одном случае очень позднего развития этоK го нарушения, который мне удалось изучить, выяснилось, что усK 1 [Пример этого содержится в анализе «Волкова», Studienausgabe, т. 8, с. 191.] 2438 57 ловие для регрессии и возникновения невроза навязчивости было создано реальным обесцениванием дотоле исправной генитальK ной жизни1. Метапсихологическое объяснение регрессии я ищу в «расслоеK нии влечений», в разобщенности эротических компонентов, котоK рые с началом генитальной фазы добавились к деструктивным каK тексисам садистской фазы2. Принуждение к регрессии означает первый успех Я в защитK ной борьбе с требованиями либидо. Соответственно мы отделяем здесь более общую тенденцию «защиты» от «вытеснения»3, являюK щуюся лишь одним из механизмов, которыми пользуется защита. Пожалуй, еще яснее, чем в нормальных случаях и в случаях истеK рии, при неврозе навязчивости в качестве движущей силы защиты выявляется комплекс кастрации, а в качестве того, от чего защищаK ются, — стремления эдипова комплекса. Теперь мы оказываемся в начале латентного периода, который характеризуется крушением эдипова комплекса, созданием или консолидацией СверхKЯ и сооK ружением в Я этических и эстетических барьеров. При неврозе наK вязчивости эти процессы выходят за пределы нормы; к разрушению эдипова комплекса добавляется регрессивное понижение либидо, СверхKЯ становится особенно строгим и черствым, Я, повинуясь СверхKЯ, развивает сильнейшие реактивные образования в виде добK росовестности, сострадания, чистоплотности. С непреклонной, а потому не всегда нужной строгостью осуждается искушение к продолжению детского онанизма, который теперь опирается на регрессивные (анальноKсадистские) представления, но все же реK презентирует непобежденную часть фаллической организации. Внутреннее противоречие заключается в том, что именно изKза заK интересованности в сохранении мужественности (изKза страха касK трации) предотвращается всякое проявление этой мужественносK ти, но также и это противоречие при неврозе навязчивости просто усиливается, оно присуще уже нормальному способу устранения эдипова комплекса. Каждый избыток содержит в себе зародыш своK его самоустранения, и это относится также к неврозу навязчивости, 1 См. «Предрасположение к неврозу навязчивости» [1913i; этот случай обK суждается в самом начале работы, см. Studienausgabe, т. 7, с. 111–112]. 2 [В начале главы IV работы «Я и Оно» (1923b) Фрейд предполагает, что условием продвижения от анальноKсадистской фазы к генитальной является «добавление эротических компонентов»; Studienausgabe, т. 3, с. 309.] 3 [Это подробно обсуждается в дополнении А (в), с. 300 и далее ниже.] 2439 58 поскольку как раз подавленный онанизм в форме навязчивых дейK ствий принуждает все больше приближаться к удовлетворению. Реактивные образования в Я у больных неврозом навязчивосK ти, которые мы распознаем как преувеличения нормальных образоK ваний характера, мы можем представить в качестве нового механизK ма защиты наряду с регрессией и вытеснением. При истерии они, поKвидимому, отсутствуют или гораздо более слабые. Таким обраK зом, оглядываясь назад, мы приходим к догадке относительно того, чем характеризуется защитный процесс истерии. По всей видимосK ти, он ограничивается вытеснением, поскольку Я отворачивается от нежелательного импульса влечения, отдает его на откуп процессу в бессознательном и в дальнейшей его судьбе больше не участвует. Хотя абсолютным правилом это не является, ибо мы знаем случай, когда истерический симптом вместе с тем означает исполнение треK бования наказывающего СверхKЯ, но может служить описанием обK щей особенности поведения Я при истерии. Можно просто принять как факт, что при неврозе навязчивости образуется такое строгое СверхKЯ, или можно подумать о том, что фундаментальной особенностью этого нарушения является регресK сия либидо, и попытаться связать с нею также и свойство СверхKЯ. Ведь СверхKЯ, происходящее от Оно, действительно не может уклоK ниться от произошедших там регрессии и расслоения влечений. Было бы неудивительно, если бы со своей стороны оно стало более суроK вым, жестоким и черствым, чем при нормальном развитии. В латентный период главной задачей, поKвидимому, становитK ся защита от искушения занятия онанизмом. Эта борьба порождает ряд симптомов, которые типичным образом повторяются у самых разных людей и в целом носят характер церемониала. Приходится весьма сожалеть, что они до сих пор еще не обобщены и систематиK чески не проанализированы; будучи самыми ранними продуктами невроза, они скорее всего могли бы пролить свет на использованK ный здесь механизм симптомообразования. Они уже демонстрируK ют черты, которые столь пагубным образом проявятся в последуюK щем тяжелом заболевании, отражаясь на отправлениях, которые позднее должны совершаться автоматически, — на отходе ко сну, на умывании и одевании, на локомоции, и выражаясь в виде склонноK сти к повторению и пустой трате времени. Почему так происходит, пока еще совсем не понятно; при этом заметную роль играет сублиK мация анальноKэротических компонентов. Пубертат представляет собой решающий этап в развитии неK вроза навязчивости. Обрушенная в детстве генитальная организаK 440 259 ция снова теперь проявляется с огромной энергией. Но мы знаем, что сексуальное развитие в детстве задает также направление его новому началу в годы полового созревания. Стало быть, с одной стоK роны, будут вновь пробуждаться агрессивные импульсы раннего вреK мени, с другой стороны, более или менее значительная часть новых либидинозных побуждений — в неблагоприятных случаях все они целиком — должна вступить на путь, предначертанный регрессией, и проявиться в виде агрессивных и деструктивных намерений. Вследствие такой маскировки эротических стремлений и сильных реактивных образований в Я теперь продолжает вестись борьба с сексуальностью под флагом этики. Изумленное Я противится жеK стоким и насильственным требованиям, которые ему в сознание поK сылает Оно, и при этом не подозревает, что борется с эротическими желаниями, в том числе и с теми, которые в противном случае изK бежали бы его отпора. Чрезмерно строгое СверхKЯ тем энергичнее настаивает на подавлении сексуальности, поскольку она приняла столь отталкивающие формы. Таким образом, при неврозе навязK чивости конфликт обостряется в двух направлениях: отвергающее стало нетерпимым, отвергаемое — невыносимым; и то и другое под влиянием одного обстоятельства — регрессии либидо. На некоторые наши предположения можно было бы возразить, что нежелательное навязчивое представление в общем осознается. Однако нет сомнения в том, что прежде оно подверглось процессу вытеснения. В большинстве случаев точное содержание агрессивK ного импульса влечения для Я вообще не известно. Значительная часть аналитической работы как раз и заключается в том, чтобы сдеK лать его осознанным. То, что проникает в сознание, — это, как праK вило, лишь искаженная замена, либо расплывчатая и смутная, как во сне, либо ставшая неузнаваемой благодаря своему абсурдному облачению. Даже если вытеснение не «обгрызло» содержание имK пульса агрессивного влечения, тем не менее оно, несомненно, устраK нило ему сопутствующий аффективный характер. Таким образом, агрессия предстает перед Я не как импульс, а как простое, по словам больных, «содержание мысли», которое должно охлаждать1. Самое странное, что этого все же не происходит. Аффект, сэкономленный при восприятии навязчивого предK ставления, проявляется в другом месте. СверхKЯ ведет себя так, как 1 [См. в связи с этой проблемой начало теоретической части истории болезK ни «Крысина» (1909d), Studienausgabe, т. 7, с. 83 и далее; ср. также сноску ФрейK да, там же, с. 44, прим. 1.] 2441 60 будто никакого вытеснения не произошло, как будто агрессивное побуждение известно ему в его истинном виде и с его полным афK фективным характером, и обращается с Я, основываясь на этом предK положении. Я, с одной стороны, считающее себя невиновным, с другой стороны, вынуждено испытывать чувство вины и нести отK ветственность, чего не может себе объяснить. Загадка, которая нам задается этим, не так сложна, как поначалу кажется. Поведение СверхKЯ совершенно понятно, противоречие в Я доказывает нам только то, что посредством вытеснения Я отгородилось от Оно и в то же время осталось полностью доступным влияниям СверхKЯ1. СлеK дующему сомнению: почему Я не пытается избежать истязающей критики со стороны СверхKЯ, — кладет конец сообщение, что в цеK лом ряде случаев так действительно и происходит. Встречаются такK же неврозы навязчивости совершенно без сознания вины; наскольK ко мы понимаем, Я избавляется от ее восприятия посредством нового ряда симптомов, покаяний и ограничений в качестве самоK наказания. Но вместе с тем эти симптомы означают удовлетвореK ние мазохистских импульсов влечения, которые точно так же усиK лились в результате регрессии. Разнообразие проявлений невроза навязчивости столь грандиK озно, что никакими усилиями еще не удалось создать связующий синтез всех их вариаций. Исследователи стремились выделить тиK пичные отношения, при этом всегда беспокоясь о том, чтобы не упустить другие, не менее важные закономерности. Я уже описал общую тенденцию симптомообразования при неврозе навязчивости. Она нацелена на создание за счет отказа все большего пространства для замещающего удовлетворения. Те же самые симптомы, которые первоначально означали ограничения Я, позднее благодаря склонности Я к синтезу также принимают значение удовлетворений, и нет никаких сомнений в том, что поK следнее значение постепенно становится более действенным. РеK зультатом этого процесса, который все больше приближается к полK ной неудаче первоначального защитного стремления, становится крайне стесненное Я, вынужденное искать своего удовлетворения в симптомах. Смещение соотношения сил в пользу удовлетворения может привести к внушающему тревогу конечному исходу в виде паK ралича воли Я, которое, каждый раз принимая решение, находит примерно одинаково сильные стимулы как с одной, так и с другой 1 Ср. Reik, 1925, с. 51. 2442 61 стороны. Слишком острый конфликт между Оно и СверхKЯ, котоK рый с самого начала играет главную роль в нарушении, может наK столько распространиться, что ни одно из отправлений неспособK ного к посредничеству Я не может избежать вовлечения в этот конфликт. 262 VI В этой борьбе можно наблюдать два вида симптомообразующей деятельности Я, которые заслуживают особого внимания, поскольку являются очевидными заменителями вытеснения и поэтому могут преK красно разъяснить его тенденцию и технику. Вероятно, также и появK ление этих вспомогательных и замещающих техник мы можем расцеK нивать как доказательство того, что осуществление самого вытеснения наталкивается на определенные трудности. Если иметь в виду, что при неврозе навязчивости Я в гораздо большей степени представляет соK бой место действия симптомообразования, чем при истерии, что это Я крепко держится за свою связь с реальностью и сознанием и при этом использует все свои интеллектуальные средства, более того, что мысK лительная деятельность гиперкатектирована и эротизирована, то, наK верное, такие вариации вытеснения станут нам более понятными. Двумя указанными техниками являются отмена и изоляция1. Первая имеет большую область применения и восходит к далекому прошлому. Она представляет собой, так сказать, негативную магию и хочет с помощью моторной символики «развеять» не только поK следствия некоего события (впечатления, переживания), но и само это событие. Выбором этого последнего выражения указывается на то, какую роль эта техника играет не только в неврозе, но и в магиK ческих действиях, народных обычаях и в религиозном церемониаK ле. В неврозе навязчивости отмена вначале встречается при двувреK менных симптомах [см. с. 255–256], где второй акт устраняет первый, как будто ничего не произошло, хотя на самом деле случилось и то и другое. В намерении отмены навязчивый невротический церемониал имеет свой второй источник. Первым является предохранение, осмотрительность, с тем чтобы не проK изошло, не повторилось нечто определенное. Различие нетрудно увидеть; меры предосторожности рациональны, «устранения» посредством отмены иррациональны, они имеют магическую природу. Разумеется, следует предположить, что этот второй источK 1 [Обе техники Фрейд упоминает в анализе «Крысина» (1909d), Studien# ausgabe, т. 7, с. 93 и прим. 2, и с. 98–99.] 444 263 ник является более древним, происходит из анимистического отK ношения к внешнему миру. Свой оттенок нормального стремлеK ние к отмене находит в решении относиться к событию как «non arrivé»1, но тогда человек ничего против него не предпринимает, его не заботит ни событие, ни его последствия, тогда как в неврозе он пытается устранить, вытеснить посредством моторики само проK шлое. Этой же тенденцией можно также объяснить столь часто встреK чающееся в неврозе принуждение к повторению, при осуществлеK нии которого в таком случае совпадают всячески противоречащие друг другу намерения. То, что не произошло тем способом, каким должно было бы произойти сообразно желанию, отменяется благоK даря повторению другим способом, для чего тут добавляются разK ного рода мотивы, вынуждающие задерживаться на этих повторах. В дальнейшем течении невроза часто обнаруживается тенденция отменять травматическое переживание как симптомообразующий мотив первого ранга. Таким образом мы неожиданно приходим к пониманию новой, моторной, техники защиты или, как мы моK жем сказать здесь с меньшей неточностью, — вытеснения. Другой из новых описываемых техник является изоляция, приK сущая неврозу навязчивости. Она точно так же относится к моторK ной сфере и состоит в том, что после нежелательного события, равно как и после значимой в смысле невроза собственной деятельности, вклинивается пауза, в которой ничего уже не может происходить, не осуществляется никакого восприятия и никакого действия. Это странное на первый взгляд поведение вскоре нам выдает свою связь с вытеснением. Мы знаем, что при истерии травматическое впечатK ление может подвернуться амнезии; при неврозе навязчивости это зачастую не удается, переживание не забывается, но оно лишается своего аффекта, а его ассоциативные связи подавляются или обрыK ваются, в результате чего оно оказывается, так сказать, изолированK ным и в процессе мыслительной деятельности не воспроизводится. В этом случае эффект от такой изоляции является точно таким, как при вытеснении с амнезией. Стало быть, эта техника воспроизвоK дится в изоляциях невроза навязчивости, но при этом также моторK но усиливается в магическом намерении. Тем, что так разделяется, является именно то, что ассоциативно соединяется, моторная изоK ляция должна гарантировать прерывание связи в мышлении. ПроK тотипом подобной методы невроза служит нормальный процесс концентрации. Тому, что нам кажется значимым как впечатление, 1 [Не прибывшему (фр.).] 2445 64 как задача, не должны мешать одновременные требования других мыслительных функций или форм мыслительной деятельности. Но уже и у нормального человека концентрация используется для того, чтобы отстранять не только малосущественное, к делу не относящеK еся, но и прежде всего неподходящее противоположное. Как самая большая помеха воспринимается то, что первоначально составляло единое целое и в процессе развития оказалось разобщенным, наK пример, проявления амбивалентности отцовского комплекса в отK ношении к Богу или импульсы органов выделения при любовных возбуждениях. Таким образом, при управлении ходом мыслей Я обычно приходится выполнять большую работу по изоляции, и мы знаем, что при использовании аналитической техники мы должны приучить Я временно отказываться от этой обычно совершенно опK равданной функции. Все мы на опыте узнали, что больному неврозом навязчивости особенно тяжело соблюдать основное психоаналитическое правиK ло. Вероятно, вследствие напряженного конфликта между СверхKЯ и Оно его Я является более бдительным, а изоляции — более остK рыми. Во время мыслительной работы ему приходится защищаться от слишком многого — от вмешательства бессознательных фантаK зий, проявления амбивалентных стремлений. Я не может позволить себе расслабиться и постоянно находится в состоянии боевой гоK товности. Это принуждение к концентрации и изоляции оно заK тем подкрепляет магическими действиями, нацеленными на изоK ляцию, которые становятся столь необычными в виде симптомов и столь важными в практическом отношении, но сами по себе они, разумеется, бесполезны и носят характер церемониала. Но пытаясь воспрепятствовать ассоциациям, связи в мыслях, оно соблюдает одно из самых древних и самых фундаментальных велений невроза навязчивости — табу прикосновения. Если задаться вопросом, почему избегание прикосновения, контакта, заражения играет такую важную роль в неврозе и становится содержанием столь сложных систем, то находится ответ, что прикосновение, физичесK кий контакт — это ближайшая цель как агрессивного, так и нежноK го объектного катексиса1. Эрос хочет прикосновения, ибо стремитK ся к объединению, устранению пространственных границ между Я и любимым объектом. Но и деструкция, которая до изобретения дальK нобойного оружия могла осуществляться только с ближней дистанK 1 [Ср. «Тотем и табу» (1912–1913), например, Studienausgabe, т. 9, с. 319– 322, 325, 362.] 446 265 ции, должна предполагать телесное соприкосновение, рукоприK кладство. Дотронуться до женщины — в словоупотреблении стало эвфемизмом для использования ее как сексуального объекта. Не прикасаться к члену является дословным текстом запрета на аутоK эротическое удовлетворение. Поскольку невроз навязчивости внаK чале подвергал преследованию эротическое прикосновение, а заK тем после регрессии — прикосновение, замаскированное под агрессию, ничего другого не могло стать для него в такой мере преK досудительным и пригодным для того, чтобы оказаться в центре системы запретов. Изоляция же — это устранение возможности контакта, средство уберечь предмет от всякого прикосновения, и есK ли невротик изолирует также впечатление или деятельность с поK мощью паузы, то он дает нам возможность символически понять, что он не хочет позволить одним мыслям вступить в ассоциативное соприкосновение с другими. Таковы наши исследования симптомообразования. Едва ли стоK ит их подытоживать, они бедны результатами и остались неполныK ми, к тому же они принесли мало нового, чего уже не было известно раньше. Привлекать к рассмотрению симптомообразование при других нарушениях, отличающихся от фобий, — при конверсионK ной истерии и неврозе навязчивости — было бы бесперспективно; об этом слишком мало известно. Но также уже из сопоставления трех этих неврозов возникает серьезная проблема, которую нельзя больше откладывать. Для всех трех исходом является разрушение эдипова комплекса, во всех, как мы предполагаем, движущей силой сопротивления Я выступает страх кастрации. Но только в фобиях такой страх проявляется, он признается. Что стало с ним в двух друK гих формах, каким образом Я удалось уберечься от этого страха? Проблема еще более осложняется, если учесть только что упомянуK тую возможность, что тревога возникает вследствие, так сказать, сбраживания из самого либидинозного катексиса, нарушенного в процессе развития, и далее: установлено ли, что страх кастрации представляет собой единственную движущую силу вытеснения (или защиты)? Если принять во внимание неврозы у женщин, то в этом придется усомниться, ибо, хотя комплекс кастрации у них можно констатировать со всей определенностью, о страхе кастрации при уже произошедшей кастрации в истинном смысле говорить все же нельзя. 266 VII Вернемся к инфантильным фобиям животных, эти случаи мы все же понимаем лучше всех остальных. Итак, Я должно здесь высK тупить против либидинозного объектного катексиса Оно (катексиK са позитивного или негативного эдипова комплекса), поняв, что, если ему уступить, то это чревато угрозой кастрации. Мы уже это рассмотрели и находим еще один повод развеять сомнение, оставK шееся от этого первого обсуждения. Должны ли мы у маленького Ганса (то есть в случае позитивного эдипова комплекса) предполоK жить, что защиту Я вызывает нежное побуждение к матери или агK рессивное против отца? В практическом отношении это представK ляется безразличным, особенно потому, что оба побуждения обусловливают друг друга, но этот вопрос интересен в теоретичесK ком отношении, поскольку чисто эротическим может считаться только нежное течение к матери. Агрессивное течение в сущности зависит от деструктивного влечения, и мы всегда полагали, что при неврозе Я защищается от требований либидо, а не от других влечеK ний. На самом деле мы видим, что после образования фобии неK жная привязанность к матери словно исчезла, с нею основательно покончило вытеснение, в агрессивном же побуждении осуществиK лось (замещающее) симптомообразование. В случае «Волкова» дело обстоит проще: вытесненное побуждение действительно является эротическим, женственным отношением к отцу, и на нем осущестK вляется также симптомообразование. Чуть ли не постыдно, что после столь долгой работы нам поK прежнему трудно понять самые фундаментальные условия, но мы решили ничего не упрощать и ничего не утаивать. Если мы не моK жем ясно видеть, то желательно хотя бы четко видеть неясности. Что нам здесь мешает, так это, очевидно, шероховатости в разрабаK тываемой нами теории влечений. Сначала мы проследили органиK зации либидо от оральной ступени через анальноKсадистскую к геK нитальной и при этом все компоненты сексуального влечения приравняли друг к другу. Позднее садизм предстал перед нами как представитель другого влечения, противоположного эросу. Новое понимание двух групп влечений, похоже, разрушает прежнюю конK 448 267 Powered by TCPDF (www.tcpdf.org) струкцию последовательных фаз организации либидо. Однако нам не требуется заново искать информацию, которая поможет выйти из этого затруднительного положения. Она уже давно имеK ется в нашем распоряжении и гласит, что мы всегда имеем дело со сплавами обоих влечений в различных количественных соотноK шениях, а не с импульсами влечений в чистом виде. Таким обраK зом, садистский объектный катексис вправе трактоваться также как либидинозный, организации либидо не нуждаются в пересK мотре, агрессивный импульс против отца точно так же может быть объектом вытеснения, как и нежный к матери. Тем не менее в каK честве материала для последующих рассуждений мы оставляем в K стороне возможность того, что вытеснение — это процесс, котоK рый имеет особое отношение к генитальной организации либидо, что Я прибегает к другим методам защиты, когда ему приходится защищаться от либидо на других ступенях организации, и проK должим: случай, такой как маленького Ганса, не дает нам никакоK го решения; хотя агрессивный импульс здесь устраняется с помоK щью вытеснения, но уже после того, как была достигнута генитальная организация. На этот раз мы не хотим оставить без внимания отношение к тревоге. Мы говорили, что как только Я распознало угрозу кастраK ции, оно подает сигнал тревоги и посредством инстанции удовольK ствия и неудовольствия не совсем понятным образом приостанавK ливает угрожающий процесс катексиса в Оно. Одновременно происходит образование фобии. Страх кастрации получает другой объект и искаженное выражение: быть укушенным лошадью (съеK денным волком) вместо оказаться кастрированным отцом. ЗамещаK ющее образование имеет два очевидных преимущества, воKпервых, оно позволяет избежать амбивалентного конфликта, ибо отец одK новременно является любимым объектом, и, воKвторых, оно позвоK ляет Я остановить развитие страха. Страх при фобии, собственно говоря, является факультативным, он возникает только тогда, когда его объект становится предметом восприятия. Это совершенно праK вильно; только тогда, собственно, налицо ситуация опасности. От отсутствующего отца не нужно и опасаться кастрации. Но отца устраK нить нельзя; он появляется всегда, когда того пожелает. Но если его заменить животным, то, чтобы избавится от опасности и страха, нужно лишь избежать его вида, то есть присутствия животного. ПоK этому маленький Ганс ограничивает свое Я, он продуцирует тормоK жение — не выходить из дому, чтобы не встретиться с лошадьми. Маленький русский делает это еще удобнее; то, что он не берет больK 2449 68 ше в руки определенную книжку с картинками, едва ли является для него отказом. Если бы злая сестра снова и снова не показывала ему в этой книге картинку со стоящим на задних лапах волком, он мог бы чувствовать себя защищенным от своего страха1. КогдаKто раньше я приписал фобии характер проекции, поK скольку она заменяет внутреннюю опасность, исходящую от влечеK ний, внешней воспринимаемой опасностью. Это дает то преимуK щество, что от внешней опасности можно защититься бегством и уклонением от восприятия, тогда как от опасности, возникаюK щей изнутри, бегство не помогает2. Нельзя сказать, чтобы мое замеK чание было неверным, но оно остается поверхностным. Само по себе требование влечения опасности не представляет, а становится ею лишь потому, что приносит с собой настоящую внешнюю опасK ность, опасность кастрации. Стало быть, при фобии одна внешняя опасность, по существу, лишь заменяется другой. То, что при фобии Я может избежать тревоги с помощью уклонения или симптома торK можения, вполне согласуется с той точкой зрения, что эта тревога представляет собой лишь аффективный сигнал, а в экономической ситуации ничего не изменилось. Таким образом, тревога при фобии животных — это аффективK ная реакция Я на опасность; опасность, о которой здесь сигнализиK руется, — опасность кастрации. За исключением того, что содержание тревоги остается бессознательным и осознается лишь в искажении, никакого другого отличия от реальной тревоги, обычно проявляеK мой Я в ситуациях опасности, не существует. Полагаю, что это же понимание окажется правомерным и в отK ношении фобий взрослых людей, хотя материал, который перераK батывается неврозом, здесь гораздо богаче и, кроме того, к симптоK мообразованию добавляется ряд моментов. Но в сущности он тот же самый. Больной агорафобией ограничивает свое Я, чтобы избеK жать опасности, проистекающей от влечения. Эта опасность — исK кушение уступить своим эротическим вожделениям, изKза чего он снова, как в детстве, может накликать опасность кастрации или неK что аналогичное ей. В качестве простого примера я приведу случай молодого мужчины, у которого развилась агорафобия, потому что он опасался уступить соблазнам проституток и в наказание зараK зиться сифилисом. 1 [Studienausgabe, т. 8, с. 136.] [См. описание фобий в разделе IV работы «Бессознательное» (1915с, Studienausgabe, т. 3, с. 141–143). Ср. также «Предварительные замечания издатеK лей», с. 230–231 выше.] 2 2450 69 Мне хорошо известно, что многие случаи обнаруживают более сложную структуру и что многие другие вытесненные импульсы влечения могут вылиться в фобии, но они играют исключительно вспомогательную роль и чаще всего связываются с ядром невроза лишь впоследствии. Симптоматика агорафобии осложняется тем, что Я не довольствуется только отказом; оно добавляет к нему чтоK то еще, чтобы обезопасить ситуацию. Этой добавкой обычно являK ется временная регрессия в детские годы (в крайнем случае до матеK ринской утробы, в те времена, когда человек был защищен от опасностей, которые угрожают сегодня), и она выступает условиK ем, при котором можно обойтись без отказа. Таким образом, больK ной агорафобией может выйти на улицу, если его, как маленького ребенка, сопровождает человек, которому он доверяет. Это же соK ображение может ему также позволить выходить одному, если тольK ко он не отдаляется на определенное расстояние от своего дома, не идет в те места, которые плохо знает и где он не известен людям. В выборе этих предопределений проявляется влияние инфантильK ных моментов, которые властвуют над ним посредством его невроK за. Совершенно ясным, даже без такой инфантильной регрессии, является страх оставаться в одиночестве, который, по существу, долK жен помочь избежать искушения заняться онанизмом в уединении. Условием этой инфантильной регрессии, разумеется, выступает вреK менное отдаление от детства. Как правило, фобия возникает после того, как при определенK ных обстоятельствах — на улице, на железной дороге, в одиночеK стве — был пережит первый приступ тревоги. Затем тревога изгоняK ется, но снова возникает каждый раз, когда не удается соблюсти защищающее условие. Механизм фобии оказывает добрую службу как средство защиты и обнаруживает явную склонность к стабильK ности. Продолжение защитной борьбы, которая теперь направляK ется против симптома, происходит часто, но не обязательно. То, что мы узнали о страхе при фобиях, можно применить и к неврозу навязчивости. Ситуацию невроза навязчивости нетрудно свести к ситуации фобии. Движущей силой всего послеK дующего симптомообразования здесь, очевидно, является страх Я перед СверхKЯ. Враждебность СверхKЯ — это ситуация опасносK ти, которую Я должно избежать. Здесь отсутствует всякая видиK мость проекции, опасность полностью интернализирована. Но если мы спросим себя, чего опасается Я со стороны СверхKЯ, то напраK шивается мысль, что наказание СверхKЯ представляет собой дальK нейшее развитие наказания в виде кастрации. Подобно тому как СверхKЯ выступает в качестве обезличенного отца, так и страх касK 2451 70 трации, угрожавший с его стороны, превратился в неопределенный социальный страх или страх совести1. Но этот страх скрыт, Я его избегает, выполняя возложенные на него приказания, предписаK ния и покаянные действия. Если ему в этом препятствуют, то сразу же возникает крайне неприятное чувство, в котором мы можем увиK деть эквивалент тревоги, который сами больные приравнивают к страху. Стало быть, наш вывод гласит: тревога — это реакция на ситуацию опасности; она не возникает, если Я предпринимает неK кие действия, чтобы избежать ситуации или от нее уклониться. ТеK перь можно было бы сказать, что симптомы создаются с целью изK бежать развития тревоги, но это не позволяет заглянуть глубоко. Правильнее сказать: симптомы создаются, чтобы избежать ситуа# ции опасности, о которой сигнализирует развитие тревоги. Но этой опасностью в рассмотренных до сих пор случаях была кастрация или нечто производное от нее. Если тревога — это реакция Я на опасность, то напрашивается мысль трактовать травматический невроз, столь часто возникающий после перенесенной смертельной опасности, как прямое следствие страха за жизнь или страха смерти, пренебрегая зависимостями Я [с. 241] и кастрацией. Именно так и поступало большинство исK следователей травматических неврозов последней войны2, которые торжественно возвещали, что теперьKде получено доказательство того, что невроз может порождаться угрозой влечению к самосохранению без какогоKлибо участия сексуальности, а потому нет надобности счиK таться с психоаналитическими гипотезами, усложняющими проблеK му. В самом деле, приходится весьма сожалеть, что не имеется ни одного пригодного для использования анализа травматического неK вроза. Не изKза возражения против этиологического значения сексуK альности, ибо оно давно устранено введением понятия «нарцизм», благодаря которому либидинозный катексис Я ставится в один ряд с объектными катексисами и подчеркивается либидинозная прироK да влечения к самосохранению, а потому, что изKза отсутствия этих анализов мы упустили ценнейшую возможность получить важные сведения об отношениях между тревогой и симптомообразованием. Если исходить из всего того, что нам известно о структуре простых неврозов повседневной жизни, то совершенно невероятно, чтобы неK вроз мог возникнуть без участия более глубоких бессознательных слоев психического аппарата только благодаря объективному факту 1 [Наиболее подробное обсуждение этих вопросов содержится в главах VII и VIII работы «Неудовлетворенность культурой» (1930а).] 2 [Первой мировой войны.] 2452 71 угрозы. Однако в бессознательном не имеется ничего, что могло бы наполнить содержанием наше понятие уничтожения жизни. КастраK ция становится, так сказать, мыслимой благодаря ежедневному опыK ту отделения содержимого кишечника и вследствие пережитой поK тери при отнятии от материнской груди1; однако ничего похожего на смерть никогда не переживалось и не оставляло после себя следа, поK добного беспомощности, который может быть обнаружен. Поэтому я придерживаюсь предположения, что страх смерти нужно понимать как аналог страха кастрации и что ситуация, на которую реагирует Я, — это угроза быть брошенным СверхKЯ на произвол судьбы и тем самым остаться без защиты от всевозможных опасностей2. Кроме того, надо иметь в виду, что при переживаниях, которые приводят к травK матическому неврозу, пробивается защита от внешних раздражитеK лей, и в душевный аппарат попадают слишком большие количества возбуждения [ср. с. 240], и поэтому здесь имеется вторая возможK ность того, что тревога как аффект не только выступает сигналом, но и порождается вновь вследствие экономических условий ситуации. Благодаря последнему замечанию, что регулярно повторявшиK мися потерями объекта Я оказалось подготовленным к кастрации, мы пришли к новому пониманию тревоги. Если до сих пор мы расK сматривали ее как аффективный сигнал опасности, то теперь, поK скольку речь так часто идет об угрозе кастрации, она представляется нам реакцией на потерю, на отделение. Какие бы разные доводы ни выдвигались против этого заключения, нам все же должно броситься в глаза одно весьма удивительное соответствие. Первым событием, вызывающим у человека тревогу, является рождение; объективно оно означает отделение от матери и может быть приравнено кастрации матери (в соответствии с равенством ребенок = пенис). Теперь было бы весьма удовлетворительно, если бы тревога как символ отделения повторялась при каждом последующем отделении, но, к сожалению, использованию этого соответствия препятствует то, что рождение субъективно не переживается как отделение от матери, поскольку всецело нарциссическому плоду мать как объект совершенно не изK вестна. Другое сомнение будет гласить, что аффективные реакции на отделение нам известны и что мы ощущаем их как боль и печаль, но не как тревогу. Вспомним, однако, что при обсуждении печали мы тоже не могли понять, почему она столь болезненна3. 1 [См. добавленное в 1923 году примечание к истории болезни «маленького Ганса», Studienausgabe, т. 8, с. 15.] 2 [Ср. последние абзацы работы «Я и Оно» (1923b), Studienausgabe, т. 3, с. 324–325, а также ниже, с. 280.] 3 [К этой теме Фрейд возвращается в дополнении В, ниже с. 305 и далее.] 272 VIII Самое время поразмыслить. Мы, очевидно, пытаемся прийти к выводу, который раскроет нам сущность тревоги, к альтернативе «илиKили», которая отделяет правду о ней от заблуждения. Но сдеK лать это сложно, понять тревогу не просто. До сих пор мы не полуK чили ничего, кроме противоречий, между которыми без предубежK дения сделать выбор было невозможно. Теперь я предлагаю поступить иначе; мы хотим беспристрастно собрать воедино все, что мы можем сказать о тревоге, и при этом отказаться от ожидания нового синтеза. Итак, прежде всего тревога — это нечто ощутимое. Мы называK ем ее аффективным состоянием, хотя и не знаем, что такое аффект. Как ощущение она носит самый очевидный характер неудовольK ствия, но этим ее качество не исчерпывается; не всякое неудовольK ствие мы можем назвать тревогой. Существуют и другие ощущения с характером неудовольствия (напряжение, боль, печаль), и помиK мо этого качества неудовольствия тревога должна иметь также друK гие свойства. Вопрос: сумеем ли мы таким образом прийти к пониK манию различий между этими разными аффектами неудовольствия? Тем не менее из ощущения тревоги мы можем нечто извлечь. ПоKвидимому, присущий ей характер неудовольствия имеет особый оттенок; это трудно доказать, но, вполне вероятно, в этом не было бы ничего необычного. Но помимо этого с большим трудом обособляеK мого свойства мы воспринимаем в тревоге более определенные телеK сные ощущения, которые относим к конкретным органам. ПоскольK ку физиология тревоги нас здесь не интересует, будет достаточно, если мы выделим отдельные репрезентанты этих ощущений, то есть наиболее часто встречающиеся и самые отчетливые изменения в органах дыхания и в сердечной деятельности1. Они служат нам доK казательствами того, что моторные иннервации, то есть процессы отвода, участвуют в общем проявлении тревоги. Стало быть, в резульK тате анализа тревоги выявляются 1) специфический характер неудоK вольствия, 2) действия, связанные с отводом, 3) их восприятие. 1 [Ср. одно место в первой работе Фрейда, посвященной неврозу тревоги (1895b), с. 30 выше.] 2454 73 Уже пункты 2 и 3 демонстрируют нам отличие от сходных соK стояний, например, от печали и боли. У них отсутствуют моторные проявления; там же, где они налицо, они, несомненно, представляK ют собой не составные части целого, а последствия или реакции. Стало быть, тревога — это особое состояние неудовольствия, котоK рое сопровождается действиями, направленными на отвод по опреK деленным путям. Основываясь на наших общих представлениях1, мы будем считать, что в основе тревоги лежит усиление возбуждеK ния, которое, с одной стороны, создает характер неудовольствия, а с другой стороны, облегчается благодаря упомянутым отводам. Однако это чисто физиологическое обобщение едва ли нас удовлетK ворит; мы склонны предположить, что здесь присутствует историK ческий момент, прочно связывающий между собой ощущения и инK нервации тревоги. Другими словами, состояние тревоги — это воспроизведение переживания, содержавшего условия такого усиK ления раздражителей и отвода по определенным путям, благодаря чему свойственное тревоге неприятное ощущение приобретает свой специфический характер. У человека таким переживанием, выстуK пающим в качестве прототипа, нам представляется рождение, и поK этому мы склонны видеть в состоянии тревоги воспроизведение травмы рождения. [Ср. с. 239–240.] Этим мы не утверждали ничего, что предоставило бы тревоге привилегированное положение среди аффективных состояний. Мы полагаем, что и другие аффекты являются репродукциями давних жизненно важных, возможно, доиндивидуальных событий, и в каK честве общих, типичных, врожденных истерических припадков мы сопоставляем их с позднее и индивидуально приобретенными приK ступами истерического невроза, происхождение и значение котоK рого как символа воспоминания нам стали понятными благодаря анализу. Конечно, было бы очень желательно суметь доказать праK вильность этой точки зрения для ряда других аффектов, от чего мы сегодня весьма далеки2. Сведение тревоги к событию рождения должно защитить себя от напрашивающихся возражений. Вероятно, тревога — это реакK ция, присущая всем организмам, во всяком случае всем высшим, рождение же переживается только млекопитающими, и еще вопK 1 [Сформулированных, например, на самых первых страницах работы «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), Studienausgabe, т. 3, с. 217–221.] 2 [Вероятно, эта мысль восходит к работе Дарвина «Expression of the Emotions» (1872). См. «Предварительные замечания издателей», с. 322 выше, в которых содержатся дальнейшие комментарии.] 2455 74 рос, имеет ли оно у всех них значение травмы. Стало быть, сущеK ствует тревога без прототипа рождения. Но это возражение выходит за границы между биологией и психологией. Именно потому, что тревога должна выполнять биологически важную функцию как реK акция на состояние опасности, у разных живых существ она может быть обустроена поKразному. Мы также не знаем, имеет ли она у жиK вого существа, далеко стоящего от человека, такое же содержание в ощущениях и иннервациях, что и у него. Стало быть, ничего не мешает предположить, что у человека тревога избирает в качестве своего прототипа процесс рождения. Если таковы структура и происхождение тревоги, то следуюK щий вопрос гласит: в чем состоит ее функция? При каких поводах она репродуцируется? Ответ кажется естественным и напрашиваюK щимся. Тревога возникла как реакция на состояние опасности, теK перь она репродуцируется всякий раз, когда опять возникает такое же состояние. Но в этой связи следует коеKчто заметить. По всей вероятносK ти, иннервации первоначального состояния тревоги точно так же имели смысл и были целесообразны, как и мышечные действия при первом истерическом припадке. Если вы хотите объяснить истериK ческий припадок, то нужно лишь найти ситуацию, в которой данK ные движения были компонентами оправданного действия. Так, вероятно, при рождении направленность иннервации на органы дыхания подготавливала работу легких, а ускорение сердцебиения должно было противодействовать интоксикации крови. Эта целеK сообразность, разумеется, пропадает при последующем воспроизK ведении состояния тревоги как аффекта, точно так же, как ее недоK стает при повторном истерическом припадке. Таким образом, если индивид попадает в новую опасную ситуацию, то вполне может окаK заться нецелесообразным, что вместо того чтобы выбрать реакцию, адекватную нынешней ситуации, он ответит состоянием тревоги, реакцией на более раннюю опасность. Однако целесообразность проявляется снова, если распознается приближение опасной ситуK ации, о которой сигнализируется возникновением тревоги. В таком случае тревога может быть тут же погашена более пригодными мераK ми. Таким образом, сразу выделяются две возможности возникноK вения тревоги: в одном случае, в новой опасной ситуации, нецелеK сообразной тревоги, в другом — целесообразной, для сигнализации об этой ситуации и для ее предотвращения. Но что такое «опасность»? В акте рождения существует объекK тивная опасность для сохранения жизни; мы знаем, что это означаK 2456 75 ет в реальности. Но в психологическом отношении это совершенK но ни о чем нам не говорит. Опасность рождения пока еще не имеK ет психического содержания. Разумеется, в отношении плода мы не вправе предполагать ничего, что какимKлибо образом приблиK жается к знанию о возможности исхода в уничтожении жизни. Плод не может заметить ничего другого, кроме колоссального наK рушения в экономике нарциссического либидо. Большие суммы возбуждения проникают к нему, порождают новые ощущения неK удовольствия, некоторые органы привлекают к себе повышенные катексисы, что является своего рода прелюдией вскоре начинаюK щего объектного катексиса; что из этого найдет себе применение в качестве метки «ситуации опасности»? К сожалению, мы слишком мало знаем о душевной конституK ции новорожденного, чтобы непосредственно ответить на этот вопK рос. Я даже не могу ручаться за пригодность только что данного опиK сания. Легко сказать, что новорожденный будет повторять аффект тревоги во всех ситуациях, напоминающих ему о событии рождеK ния. Но остается главный вопрос: в результате чего и в ответ на что оно вспоминается? Нам едва ли остается чтоKлибо другое, кроме как изучить разK ные поводы, при которых младенец или ребенок немного постарше проявляет готовность к развитию тревоги. Ранк в своей книге «ТравK ма рождения» (1924) предпринял весьма энергичную попытку докаK зать связь самых ранних фобий ребенка с впечатлением о событии рождения, но я не могу счесть ее удачной. Ему можно предъявить упрек двоякого рода: воKпервых, что он основывается на предполоK жении, будто при рождении ребенок воспринял определенные чувK ственные впечатления, в частности зрительного характера, возобK новление которых может вызвать воспоминание о травме рождения и, таким образом, реакцию тревоги. Это предположение совершенK но бездоказательно и весьма неправдоподобно; трудно поверить, что ребенок сохранил от процесса рождения какиеKлибо другие ощуK щения, кроме тактильных и общих. Стало быть, если позднее он обнаруживает страх перед маленькими животными, которые исчеK зают в норах или из них выходят, то Ранк объясняет эту реакцию через восприятие некой аналогии, которую, однако, ребенок замеK тить не может. ВоKвторых, при оценке этих последующих ситуаций, которые вызывают тревогу, Ранк по своему усмотрению считает дейK ственным воспоминание о счастливом внутриутробном существоK вании или о его травматическом нарушении, чем вносит в истолкоK вание произвол. Отдельные случаи этой детской тревоги прямо 2457 76 противоречат применению принципа, введенного Ранком. Если ребенок оказывается в темноте и одиночестве, то мы должны были бы ожидать, что он с удовлетворением примет такое воссоздание внутриутробной ситуации, и если тот факт, что он реагирует на нее тревогой, сводится к воспоминанию о нарушении этого счастья в результате рождения, то натяжку этого объяснения уже нельзя не заметить1. Я должен сделать вывод, что самые ранние детские фобии не допускают непосредственного сведения их к впечатлению, полученK ному от акта рождения, и до сих пор они вообще не поддавались объясK нению. Наличие известной тревожной готовности у младенца являK ется несомненным. Нельзя сказать, что она сильнее всего выражена сразу после рождения, а затем постепенно идет на убыль; напротив, она бросается в глаза только позднее с прогрессом душевного развиK тия и сохраняется на протяжении определенного периода детства. Если такие ранние фобии распространяются за пределы этого времеK ни, то следует заподозрить невротическое расстройство, хотя их отK ношение к более поздним явным неврозам детства для нас отнюдь не является ясным. Только немногочисленные случаи детских проявлений тревоги нам понятны; их мы и должны будем придерживаться. Это когда ребенок остается один, оказывается в темноте и когда вместо близK кого ему человека (матери) обнаруживает постороннего. Эти три случая сводятся к одномуKединственному условию — отсутствию любимого (желанного) человека. Отныне, однако, путь к понимаK нию тревоги и к объединению противоречий, которые, похоже, с ним связаны, становится свободным. Конечно же, образ воспоминания о желанном человеке интенK сивно — вначале, наверное, галлюцинаторно — катектирован. Но успеха это не имеет и, по всей видимости, это страстное желание преобразуется в тревогу. ПрямоKтаки складывается впечатление, что эта тревога является выражением беспомощности, как будто пока еще совершенно неразвитое существо не знает, как лучше всего поK ступить с этим полным страстного ожидания катексисом. Таким образом, тревога проявляется реакция на отсутствие объекта, и у нас невольно возникают аналогии, что также и страх кастрации имеет своим содержанием отделение от высоко ценимого объекта и что первоначальная тревога («первичная тревога» при рождении) возникла при отделении от матери. 1 [Теория Ранка обсуждается дальше на с. 289 и далее.] 2458 77 Следующее соображение выводит за пределы этого акцентиK рования на потере объекта. Если младенец нуждается в восприяK тии матери, то всеKтаки лишь потому, что он уже из опыта знает, что мать без промедления удовлетворяет все его потребности. ТаK ким образом, ситуация, которую он расценивает как «опасность» и от которой он хочет быть застрахованным, — это ситуация неK удовлетворенности, усиления напряжения, порождаемого потреб# ностью, перед которым он бессилен. Я думаю, что с этой точки зрения все расставляется по местам; ситуация неудовлетворенносK ти, в которой величины раздражителей, не находящих психичесK кого применения и отвода, достигают уровня неудовольствия, должна быть для младенца аналогом переживания при рождении, повторением ситуации опасности; общим для того и другого явK ляется экономическое нарушение вследствие усиления раздражиK телей, требующих устранения; стало быть, этот момент и является собственно ядром «опасности». В обоих случаях возникает реакK ция тревоги, которая оказывается целесообразной также и у млаK денца, поскольку направленность отвода на дыхательную и голоK совую мускулатуру теперь содействует тому, что подзывается мать, подобно тому, как прежде эта реакция стимулировала работу легK ких для устранения внутренних раздражителей. Ничего другого, кроме этой характеристики опасности, ребенку не требуется поK мнить о своем рождении. С приобретением опыта, что внешний объект, понятный благоK даря восприятию, может положить конец опасной ситуации, напоK минающей о рождении, содержание опасности с экономической сиK туации смещается на ее условие — потерю объекта. Теперь отсутствие матери становится опасностью, при возникновении которой младеK нец подает сигнал тревоги еще до того, как возникла опасная эконоK мическая ситуация. Это изменение означает первый большой шаг вперед в обеспечении самосохранения, вместе с тем оно включает в себя переход от автоматического и невольного нового возникновеK ния тревоги к преднамеренному ее воспроизведению в виде сигнала опасности. В обоих значениях — как автоматического феномена, так и спасительного сигнала — тревога предстает продуктом психичесK кой беспомощности младенца, которая выступает естественным экK вивалентом его биологической беспомощности. Бросающееся в глаза совпадение, что и тревога при рождении, и тревога младенца признает условие отделения от матери, в психологическом истолK ковании не нуждается; биологически его довольно просто объясK 2459 78 нить тем фактом, что мать, вначале удовлетворявшая все потребноK сти плода устройствами своего тела, продолжает выполнять эту же функцию — отчасти другими средствами — и после родов. ВнутриK утробная жизнь и первое детство в гораздо большей степени предK ставляют собой континуум, нежели позволяет предполагать бросаK ющаяся в глаза цезура1 акта рождения. Психический материнский объект заменяет ребенку биологическую ситуацию у зародыша. Поэтому мы не вправе забывать, что во внутриутробной жизни мать не была объектом и что никаких объектов тогда не существовало. Легко увидеть, что в этих условиях нет никакого пространства для отреагирования травмы рождения и что другой функции тревоK ги, кроме сигнала к избеганию ситуации опасности, нельзя обнаруK жить. Условие тревоги, связанное с потерей объекта, сохраняется отчасти и дальше. Также и следующее изменение тревоги — возникаK ющий в фаллической фазе страх кастрации — представляет собой страх отделения, и он связан с тем же условием. Здесь опасностью выступает отделение от гениталий. Кажущийся полноправным ход мыслей Ференци [1925] позволяет нам здесь отчетливо распознать линию взаимосвязи с более ранними содержаниями опасной ситуаK ции. Высокая нарциссическая оценка пениса может быть обусловлеK на тем, что обладание этим органом содержит гарантию воссоединеK ния с матерью (заменой матери) в акте коитуса. Лишение этого члена фактически означает повторное отделение от матери, то есть опасK ность снова оказаться беспомощным перед неприятным напряжениK ем, которое порождает потребность (как при рождении). Однако потребность, усиления которой боятся, — это теперь специализироK ванная потребность генитального либидо, а не любая, как в младенK ческом возрасте. Я здесь добавлю, что фантазия о возвращении в теK ло матери представляет собой замену коитуса у импотентов (лиц, заторможенных угрозой кастрации). С позиции Ференци можно скаK зать, что индивид, который для возвращения в тело матери хотел заK менить себя своим генитальным органом, теперь [в этой фантазии] регрессивно заменяет этот орган всей своей персоной2. Прогресс в развитии ребенка — возрастание его независимости, более резкое разделение душевного аппарата на несколько инстанK ций, появление новых потребностей — не может не влиять на содерK 1 [В стихосложении: пауза, делящая строку на части; в музыкальном исполK нении: очень короткая пауза между двумя фразами или завершенными разделаK ми. — Примечание переводчика.] 2 [Фрейд обсуждал эти фантазии еще в анализе «Волкова» (1918b), Studienausgabe, т. 8, с. 212–214.] 460 279 жание ситуации опасности. Мы проследили его изменение от потеK ри материнского объекта до кастрации и видим, что следующий шаг обусловлен властью СверхKЯ. С обезличиванием родительской инK станции, от которой исходила угроза кастрации, опасность станоK вится менее определенной. Страх кастрации развивается в страх соK вести, в социальный страх. Теперь уже не так просто указать, чего опасается страх. Формулировка: «отделения, исключения из толK пы», — относится только к той более поздней части СверхKЯ, развивK шейся при опоре на социальные образцы, но не ядра СверхKЯ, котоK рое соответствует интроецированной родительской инстанции. Вообще говоря, то, к чему Я относится как к опасности и на что отвеK чает сигналом тревоги, — это то, что СверхKЯ будет им недовольно, накажет его или перестанет любить. Последним изменением этого страха перед СверхKЯ мне представляется страх смерти (жизни), страх перед проекцией СверхKЯ в силы судьбы [ср. с. 272]. КогдаKто раньше я придавал известное значение описанию, что катексис, изъятый при вытеснении, начинает использоваться в каK честве отвода тревоги1. Сегодня мне это кажется едва ли достойным изучения. Различие заключается в том, что прежде я полагал, что в каждом случае тревога автоматически возникает вследствие экоK номического процесса, тогда как нынешнее понимание тревоги как сигнала, преднамеренно подаваемым Я с целью оказать влияние на инстанцию удовольствия–неудовольствия, делает нас независимыK ми от этого экономического принуждения. Разумеется, это отнюдь не противоречит предположению, что для пробуждения аффекта Я использует энергию, высвободившуюся как раз благодаря ее изъяK тию при вытеснении, но стало несущественным, с какой частью энергии это происходит2. Другой однажды высказанный мною тезис нуждается здесь в перепроверке в свете нашего нового понимания. Имеется в виду утверждение, что Я представляет собой истинное место тревоги3; я думаю, что оно окажется верным. Собственно говоря, у нас нет причины приписывать СверхKЯ какоеKлибо проявление тревоги. Но если речь идет о «тревоге Оно», то здесь нужно не возразить, а поK править неловкое выражение. Тревога — это аффективное состояK ние, которое, разумеется, может ощущать только Я. Испытывать тревогу, как Я, оценивать опасные ситуации Оно, которое не являK 1 [См., например, раздел IV работы «Бессознательное» (1915e), Studien# ausgabe, т. 3, с. 141.] 2 [Ср. «Предварительные замечания издателей», с. 230–231 выше.] 3 [Оно содержится в работе «Я и Оно» (1923b), Studienausgabe, т. 3, с. 323.] 2461 80 ется организацией, не может. И наоборот, очень часто случается так, что в Оно подготавливаются или осуществляются процессы, которые дают Я повод для развития тревоги; в действительности такой тревогой Я, порождаемой отдельными процессами в Оно, вероятно, мотивируются самые ранние вытеснения, а также больK шинство всех более поздних. Мы здесь опятьKтаки с веским осноK ванием различаем два случая: когда в Оно происходит нечто, что активирует для Я одну из ситуаций опасности и побуждает этим подать сигнал тревоги для торможения, и другой случай, когда в K Оно создается ситуация, аналогичная травме рождения, в которой Я автоматически приходит к реакции тревоги. Оба случая можно приблизить друг к другу, если подчеркнуть, что второй случай соK ответствует первой, изначальной ситуации опасности, первый же — одному из более поздних вытекающих из нее условий возK никновения тревоги. Или, если соотнести с действительно имеюK щимися патологиями: второй случай реализуется в этиологии акK туальных неврозов, первый же остается характерным для психоневрозов. Теперь мы видим, что нам не нужно обесценивать собранные ранее факты, их просто необходимо соотнести с более новыми свеK дениями. Нельзя отрицать, что при воздержании, произвольном нарушении в развитии сексуального возбуждения, его отклонении от психической переработки1 тревога возникает непосредственно из либидо, то есть восстанавливается то состояние беспомощности Я перед огромным напряжением, создаваемым потребностью, коK торое, как при рождении, выливается в развитие тревоги, причем снова имеется безразличная, но естественная возможность того, что именно излишек неиспользованного либидо находит свой отвод в развитии тревоги2. Мы видим, что на почве этих актуальных неK врозов особенно легко развиваются психоневрозы, то есть, пожаK луй, что Я предпринимает попытки избежать тревоги, которую оно научилось в течение какогоKто времени сохранять во взвешенном состоянии и связывать с помощью симптомообразования. ВероятK но, анализ травматических военных неврозов, название которых охK ватывает, однако, весьма разнообразные нарушения, выявил бы, что многие из них имеют свою долю в особенностях актуальных невроK зов. [Ср. с. 271.] 1 [Это выражение встречается в разделе III первой работы, посвященной неK врозу тревоги (1985h), с. 44 выше; весь данный абзац воспроизводит то описание.] 2 [Ср. сходное замечание в конце предпоследнего абзаца; см. также «ПредK варительные замечания издателей», с. 230 выше.] 2462 81 Представляя развитие различных ситуаций опасности из перK воначального прототипа рождения, мы были далеки от того, чтоK бы утверждать, что каждое последующее условие возникновения тревоги простоKнапросто отменяет более раннее. Разумеется, проK гресс в развитии Я содействует обесцениванию и устранению боK лее ранней ситуации опасности, и поэтому можно сказать, что опK ределенному периоду развития присуще соответствующее условие возникновения тревоги. Опасность психической беспомощности подходит жизненному периоду незрелости Я, точно так же, как опасность потери объекта — несамостоятельности первых лет детK ства, опасность кастрации — фаллической фазе, страх перед СверхK Я — латентному периоду. Однако все эти ситуации опасности и усK ловия возникновения тревоги могут продолжать существовать рядом друг с другом и побуждать Я также и в более поздние, а не в соответствующие периоды, к реакциям тревоги, или же сразу несколько из них могут проявлять свою действенность. ВозможK но, существуют также и более тесные отношения между действенK ной ситуацией опасности и возникающим вслед за нею неврозом1. 1 С разделением Я и Оно должно было также произойти новое оживление нашего интереса к проблемам вытеснения. До сих пор нам было достаточно принимать во внимание стороны процесса, обращенные к Я, — недопущение в сознание и к подвижности и образование замен (симптомов); относительно самого вытесненного импульса влечения мы предполагали, что он продолжает существовать в бессознательном и сохраняется неизменным неопределенно долK гое время. Теперь интерес обращается к судьбам вытесненного, и мы предполаK гаем, что такое неизменное и неизменяемое дальнейшее существование не являK ется само собой разумеющимся или даже обычным. Первоначальный импульс влечения непременно тормозится вытеснением и отклоняется от цели. Но соK храняется ли место его прикрепления в бессознательном и оказался ли он резиK стентным к изменяющим и обесценивающим влияниям жизни? То есть сущеK ствуют ли поKпрежнему старые желания, о более раннем существовании которых нам сообщает анализ? Ответ кажется естественным и надежным: вытесненные старые желания должны продолжать существовать в бессознательном, поскольK ку мы обнаруживаем действенными их производные, симптомы. Но он недостаK точен, он не позволяет сделать выбор между двумя возможностями, С одной стороны, старое желание действует теперь только через своих потомков, котоK рым оно передало всю энергию своего катексиса; с другой стороны, существует возможность того, что само желание сохраняет активность. Если судьбой ему было уготовано исчерпать себя в катексисе своих потомков, то остается еще треK тья возможность, что в процессе развития невроза оно было оживлено регрессиK ей, каким бы несвоевременным в настоящий момент оно ни было. Не нужно считать эти рассуждения праздными; многое в явлениях болезненной, равно как и нормальной, душевной жизни, поKвидимому, нуждается в подобной постановK ке вопроса. В моем исследовании, посвященном крушению эдипова комплекса, я обращал внимание на различие между простым вытеснением и действительK ным устранением старого импульсаKжелания. 2463 82 Когда в более ранней части этих исследований мы наталкиваK лись на значение угрозы кастрации при разных невротических наK рушениях, мы предупреждали себя не переоценивать этот момент, поскольку у женского пола, несомненно, в большей степени предK расположенного к неврозу, он все же не мог быть решающим. [Ср. с. 266.] Теперь мы видим, что нам не грозит опасность объявить страх кастрации единственной движущей силой защитных процесK сов, ведущих к неврозу. В другом месте1 я разъяснил, как развитие маленькой девочки направляется комплексом кастрации к нежноK му объектному катексису. Именно у женщины ситуация опасносK ти, связанная с потерей объекта, поKвидимому, осталась наиболее действенной. Мы вправе внести небольшое изменение в условие развития у нее тревоги, которое состоит в том, что речь уже идет не об отсутствии объекта или реальной его потере, а о потере любви со стороны объекта. Поскольку представляется несомненным, что исK терия имеет большее сродство с женственностью, точно так же, как невроз навязчивости — с мужественностью2, напрашивается предK положение, что условие возникновения тревоги, связанное с потеK рей любви, при истерии играет аналогичную роль, что и угроза каK страции при фобиях, а страх перед СверхKЯ — при неврозе навязчивости. 1 [См. второю половину работы, посвященной анатомическим половым различиям (1925j), Studienausgabe, т. 5, с. 259–266.] 2 [См. прим. 1 на с. 80 выше.] 283 IX Теперь остается только обсудить отношения между симптомоK образованием и развитием тревоги. На этот счет, поKвидимому, широко распространены два мнеK ния. В одном случае саму тревогу называют симптомом невроза, в другом полагают, что между ними существует гораздо более тесная связь. Согласно этому мнению, все симптомообразование предприK нимается лишь для того, чтобы избежать тревоги; симптомы связыK вают психическую энергию, которая в противном случае была бы отведена в виде тревоги, а потому тревога представляет собой главK ный феномен и основную проблему невроза. По меньшей мере частичную правоту второго утверждения можK но подтвердить убедительными примерами. Когда больного агораK фобией, которого сопровождали на улице, оставляют на ней одноK го, он продуцирует приступ тревоги; когда больному неврозом навязчивости не позволяют умыть руки после соприкосновения, он становится добычей невыносимой тревоги. Таким образом, очевидK но, что намерением, а также результатом условия сопровождения и навязчивого умывания было предотвращение подобных вспышек тревоги. В этом смысле также и всякое торможение, которому подK вергается Я, можно назвать симптомом. Раз мы свели развитие тревоги к ситуации опасности, мы предK почтем говорить, что симптомы создаются ради того, чтобы Я сумело избежать ситуации опасности. Если воспрепятствовать симптомоK образованию, то действительно возникает опасность, то есть воссозK дается ситуация, аналогичная рождению, в которой Я ощущает себя беспомощным перед непрерывно усиливающимся требованием влеK чения, стало быть, первое и изначальное условие возникновения треK воги. С наших позиций связь между тревогой и симптомом оказыK вается менее тесной, чем предполагалось, изKза того, что между двумя моментами мы вставили ситуацию опасности. В дополнение мы моK жем также сказать, что развитие тревоги приводит к началу симптоK мообразования, более того, является его необходимой предпосылK кой, ибо если бы Я не расшевелило под воздействием развивающейся тревоги инстанцию удовольствия–неудовольствия, то оно было бы не в силах остановить угрожающий процесс, который был подготовK 2465 84 лен в Оно. При этом становится очевидной тенденция снизить до минимума развитие тревоги, использовать тревогу лишь как сигнал, ибо в противном случае неудовольствие, которым угрожает влечеK ние, лишь ощущалось бы в другом месте, что в соответствии с намеK рением принципа удовольствия не было бы успехом, но все же доK вольно часто случается при неврозах. Таким образом, действительным успехом симптомообразоваK ния является устранение ситуации опасности. СимптомообразоваK ние имеет две стороны; одна, которая остается для нас скрытой, производит в Оно ту модификацию, посредством которой Я избеK гает опасности; другая, обращенная к нам, показывает, что именно, то есть какое замещающее образование, было создано им вместо подвергшегося воздействию процесса влечения. Однако мы должны были выразиться корректнее, приписав заK щитному процессу то, что мы только что сказали о симптомообразоK вании, и употребить само название «симптомообразование» как сиK ноним замещающего образования. Тогда становится ясно, что защитный процесс аналогичен бегству, благодаря которому Я уклоK няется от угрожающей извне опасности, что он представляет собой именно попытку бегства от опасности, которую порождает влечение. Сомнения в правомерности такого сравнения помогут нам в дальK нейшем разъяснении. ВоKпервых, можно возразить, что потеря объекK та (потеря любви со стороны объекта) и угроза кастрации точно так же являются опасностями, которые угрожают извне, как, скажем, дикое животное, то есть не как опасности влечения. Но это все же разные случаи. Волк может на нас напасть, как бы мы по отношению к нему себя ни вели; но любимый человек не лишит нас любви, кастK рация не будет нам угрожать, если мы не будем лелеять в себе опредеK ленные чувства и намерения. Таким образом, эти импульсы влечеK ния становятся условиями внешней опасности и вместе с тем опасными сами по себе; мы можем теперь бороться с внешней опасK ностью с помощью мер, используемых против внутренних опасносK тей. При фобии животных опасность, поKвидимому, поKпрежнему полностью воспринимается как внешняя, точно так же она подвергаK ется внешнему смещению и в симптоме. При неврозе навязчивости она интернализирована значительно больше, одна часть страха пеK ред СверхKЯ, которая представляет собой социальный страх, поKпреK жнему репрезентирует внутреннюю замену внешней опасности, друK гая часть, страх совести, непременно является эндопсихической1. 1 [Здесь Фрейд большей частью еще раз анализирует аргументы, которые он привел в своих метапсихологических работах «Вытеснение» (1915d) и «БессоK знательное» (1915е, прежде всего в разделе IV); см. Studienausgabe, т. 3, с. 114–115 и с. 141–143.] 466 2 85 Второе возражение таково: ведь при попытке бегства перед лицом угрожающей внешней опасности единственное, что мы деK лаем, это увеличиваем дистанцию между собой и тем, что угрожаK ет. Мы ведь не защищаемся от опасности, не пытаемся ничего в ней изменить, как в другом случае, когда набрасываемся с дубиной на волка или стреляем в него из ружья. Однако защитный процесс, поKвидимому, делает нечто большее, чем просто соответствует поK пытке бегства. Он вмешивается в угрожающий процесс влечения, некоторым образом подавляет его, отклоняет его от цели и тем саK мым делает его безопасным. Это возражение кажется неопроверK жимым, мы должны с ним считаться. Мы полагаем, что существуK ют защитные процессы, которые с полным основанием можно сравнить с попыткой бегства, тогда как при других Я обороняется гораздо активнее, предпринимает энергичные контрмеры. Если сравнение защиты с бегством вообще не нарушается тем обстояK тельством, что Я и влечение в Оно являются частями одной и той же организации, а не раздельными существами, как волк и ребеK нок, и, следовательно, каждая форма поведения Я должна также влиять на процесс влечения, его видоизменяя. Благодаря изучению условий возникновения тревоги мы должны были увидеть поведение Я при защите, так сказать, в рациональном преображении. Каждая ситуация опасности соотK ветствует определенному периоду жизни или фазе развития душевK ного аппарата и кажется для нее правомерной. Маленький ребенок действительно не оснащен для того, чтобы психически справляться с большими суммами возбуждения, поступающего снаружи или изнутри. К определенному времени жизни его главный интерес соK стоит в том, чтобы люди, от которых он зависит, не лишили его своей нежной заботы. Если мальчик воспринимает могущественK ного отца как соперника, сознает свои агрессивные чувства к нему и сексуальные намерения по отношению к матери, то у него имеK ются все основания для того, чтобы его бояться, а страх перед собK ственным наказанием благодаря филогенетическому усилению может выразиться в виде страха кастрации. Со вступлением в соK циальные отношения страх перед СверхKЯ, совесть, становится неK обходимостью, отсутствие этого момента — источником серьезных конфликтов и опасностей и т. д. Но именно с этим связана новая проблема. Попробуем аффект тревоги на некоторое время заменить друK гим, к примеру, аффектом боли. Мы считаем совершенно нормальK ным, что девочка в четыре года горько плачет, если у нее сломалась 2467 86 кукла, в шесть лет — если учительница делает ей замечание, в шестK надцать лет — если любимый человек о ней не заботится, в двадцать пять лет — если она, возможно, хоронит ребенка. Каждое из этих условий возникновения боли имеет свой срок и исчезает с течением времени; последние, окончательные, затем сохраняются всю жизнь. Но нам бросилось бы в глаза, если бы эта девушка, будучи женой и маK терью, расплакалась изKза поломки фарфоровой безделушки. Но именно так и ведут себя невротики. В их душевном аппарате давно сформировались все инстанции, необходимые для того, чтобы справK ляться с раздражителями в пределах широких границ, они достаточK но взрослые, чтобы самостоятельно удовлетворять большинство своK их потребностей, им давно известно, что кастрация уже не применяется в качестве наказания, и все же они ведут себя так, как если бы поKпрежнему существовали давние опасные ситуации, они придерживаются всех прежних условий возникновения тревоги. Ответ на это получится несколько многословным. Прежде всеK го необходимо разобраться в положении дел. В большом числе слуK чаев старые условия возникновения тревоги действительно отпадаK ют после того, как они уже породили невротические реакции. Страхи самых маленьких детей перед одиночеством, темнотой и чуK жими людьми, которые в целом можно назвать нормальными, в более поздние годы чаще всего проходят; дети, как говорят о неK которых других детских нарушениях, их «перерастают». Столь часто встречающимся фобиям животных уготована такая же судьK ба, многие конверсионные истерии детских лет не находят продолжения позднее. Церемониал в латентном периоде — это неоK бычайно часто встречающееся явление, но только очень незначиK тельный процент этих случаев позднее развивается в полноценK ный невроз навязчивости. Детские неврозы — насколько наш опыт позволяет судить о городских детях белой расы, подчиняющихся высшим культурным требованиям, — вообще являются обычныK ми эпизодами развития, хотя им поKпрежнему уделяется слишK ком мало внимания. Нет недостатка в признаках детского невроза и у взрослого невротика, тогда как далеко не все дети, которые их обнаруживают, будут невротиками также и впоследствии. Стало быть, в ходе созревания условия возникновения тревоги должны были быть устранены, а ситуации опасности утратить свое значеK ние. Вместе с тем некоторые из этих ситуаций опасности в послеK дующие периоды сохраняются благодаря тому, что они видоизмеK няют условие возникновения тревоги сообразно времени. Так, например, страх кастрации сохраняется под маской фобии сифиK 2468 87 лиса, после того как человек узнал, что хотя кастрация уже не явK ляется обычным наказанием за удовлетворение сексуальных приK хотей, но зато свобода влечения чревата тяжелыми заболеванияK ми. Другие условия возникновения тревоги вообще не обречены на гибель, а должны сопровождать человека всю жизнь, как, наK пример, условие возникновения страха перед СверхKЯ. В таком слуK чае невротик отличается от нормального человека тем, что он чрезK мерно усиливает реакции на эти опасности. В конечном счете также и взрослость достаточной защиты от возвращения первоначальK ной травматической ситуации, которая порождает тревогу, не преK доставляет; для каждого человека можно было бы провести границу, за которой его душевный аппарат не справляется с колиK чествами возбуждения, требующими отвода. Эти небольшие поправки не могут поколебать обсуждаемый здесь факт, что в своем отношении к опасности очень многие люди остаются инфантильными и не справляются с утратившими силу за давностью лет условиями возникновения тревоги; оспаривать это — означало бы отрицать факт невроза, ибо такие людей как раз и зоK вутся невротиками. Но как такое возможно? Почему не все неврозы являются эпизодами развития, которые заканчиваются с достижеK нием следующей фазы? Откуда берется момент продолжительносK ти в этих реакциях на опасность? Откуда преимущество, которое аффект тревоги, поKвидимому, имеет перед всеми другими аффектаK ми, состоящее в том, что она сама по себе вызывает реакции, котоK рые как аномальные обособляются от других и как нецелесообразK ные противопоставляются течению жизни? Другими словами, мы неожиданно снова оказываемся перед так часто задававшимся вопK росомKзагадкой, откуда берется невроз, что выступает его послеK дним, особым мотивом? После многолетних аналитических усиK лий эта проблема встает перед нами нетронутой, как в самом начале. 288 X Тревога — это реакция на опасность. Вместе с тем нельзя отK клонять идею, что, если аффект тревоги может добиться исключиK тельного положения в психической экономике, то это связано с самой сутью опасности. Но опасности являются общечеловечесK кими, одинаковыми для всех индивидов; в чем мы нуждаемся и чем не располагаем, — это момент, делающий нам понятным отK бор индивидов, которые вопреки своим особенностям могут подK чинить аффект тревоги нормальному психическому функциониK рованию, или определяющий, кто должен потерпеть неудачу в этом задании. Я вижу перед собой две попытки раскрыть подобный момент; разумеется, любая такая попытка вправе рассчитывать на благожелательный прием, поскольку сулит помощь в мучительK ной потребности. Обе попытки дополняют друг друга, берясь за проблему с противоположных концов. Первая более десяти лет назад была предпринята Альфредом Адлером1; он утверждает, сводя все к выделенному им внутреннему ядру, что в преодолении задачи, поставленной опасностью, неудачу терпят те люди, которым неполноценность их органов доставляет слишком большие трудности. Если бы изречение Simplex sigillum veri2 выдержало проверку временем, то такое решение нужно было бы приветствовать как избавление. Но наоборот, за истекшее десяK тилетие критика доказала полную несостоятельность этого заявлеK ния, которое, ко всему прочему, оставило не у дел все изобилие выK явленных психоанализом фактов. Вторую попытку в 1933 году предпринял Отто Ранк в своей книге «Травма рождения». [См. выше, с. 232 и 276–277.] Было бы несправедливо приравнивать ее к попытке Адлера в другом какомK либо пункте, помимо того, который здесь нами выделен, ибо она остается на почве психоанализа, идеи которого она развивает, и ее следует расценить как законное усилие, направленное на решение аналитических проблем. Рассматривая эту взаимосвязь между инK 1 2 [См., например, Adler, 1907.] [«Простота — печать истины» (лат.).] 2470 89 дивидом и опасностью, Ранк отходит от слабости органов индиK вида и указывает на изменчивую интенсивность угрозы. Процесс рождения представляет собой первую опасную ситуацию, а проK изведенный им экономический переполох становится прототиK пом реакции тревоги; мы только что [с. 277 и далее] проследили линию развития, которая связывает эту первую ситуацию опасноK сти и условие возникновения тревоги со всеми более поздними, и при этом увидели, что все они сохраняют нечто общее, поскольK ку в известном значении все они означают отделение от матери, сначала только в биологическом смысле, затем в смысле непосредK ственной потери объекта, а позднее опосредствованной косвенK ным образом. В выявлении этой важной взаимосвязи состоит бесK спорная заслуга конструкции Ранка. Травма рождения поражает отдельных индивидов с разной интенсивностью, с силой травмы варьирует интенсивность реакции тревоги, и, согласно Ранку, от этой начальной величины развившейся тревоги как раз и зависит, сможет ли индивид когдаKнибудь с нею справиться, каким он буK дет — невротическим или нормальным. Частная критика положений Ранка в нашу задачу не входит, мы должны лишь проверить, пригодны ли они для решения наK шей проблемы. Формулировка Ранка, что невротиком становится тот, кому изKза силы травмы рождения никогда не удается ее полK ностью отреагировать, в теоретическом отношении является крайK не спорной. Совершенно не известно, что здесь подразумевается под отреагированием травмы. Если понимать это буквально, то можно прийти к необоснованному выводу, что невротик тем больK ше приближается к выздоровлению, чем чаще и интенсивнее восK производит аффект тревоги. ИзKза этого противоречия с действиK тельностью в свое время я отказался от теории отреагирования, игравшей столь важную роль в катарсисе. Акцент на изменчивой силе травмы рождения не оставляет места для правомерного этиоK логического притязания наследственной конституции. Ведь она представляет собой органический момент, который по отношеK нию к конституции выступает случайностью и сама зависит от многих влияний, которые следует назвать случайными, например, от своевременного оказания помощи при родах. Теория Ранка воK обще оставила без внимания конституциональные, равно как и фиK логенетические факторы. Если же захочется указать на значение конституции, скажем, посредством модификации, что дело скоK рее в том, насколько эффективно индивид реагирует на разную интенсивность травмы рождения, то эта теория лишается своего 2471 90 значения, а вновь введенный фактор ограничивается второстепенK ной ролью. Но в таком случае решение об исходе в неврозе лежит в другой, опять неизвестной области. Тот факт, что процесс рождения человека не отличается от процесса рождения других млекопитающих, в то время как особое предрасположение к неврозу является его привилегией перед животными, едва ли согласуется с теорией Ранка. Однако главным возражением остается то, что она висит в воздухе, вместо того чтобы опираться на надежные наблюдения. Не существует никаких достоK верных исследований того, совпадают ли тяжелые и затянувшиеся роды несомненным образом с развитием невроза, или хотя бы: обK наруживаются ли у родившиеся таким образом детей более продолK жительные или более выраженные феномены ранней детской треK вожности, чем у других детей. Если признать, что ускоренные и легкие для матери роды могут иметь для ребенка значение тяжеK лых травм, то тем более сохраняет законную силу требование, что роды, которые ведут к асфиксии, должны, безусловно, считаться чреватыми указанными последствиями. Достоинством утверждаK емой Ранком этиологии, поKвидимому, является то, что она предK посылает момент, доступный проверке на эмпирическом материK але; до сих пор такая проверка фактически не проводилась, а потому оценить значение этой этиологии невозможно. И наоборот, я не могу присоединиться к мнению, что теория Ранка противоречит признаваемому до сих пор в психоанализе этиK ологическому значению сексуальных влечений; ибо она касается только отношения индивида к ситуации опасности и оставляет отK крытой возможность того, что тот, кто не смог справиться с первоK начальными опасностями, также и в ситуациях сексуальной опасK ности, которые возникают впоследствии, должен терпеть неудачу и вследствие этого оттеснятся в невроз. Стало быть, я не думаю, что попытка Ранка дала нам ответ на вопрос о подоплеке невроза, и я думаю, что пока еще невозможно решить, насколько велик ее вклад в решение этого вопроса. Если результаты исследований влияния тяжелых родов на предраспоK ложение к неврозам окажутся негативными, то этот вклад придетK ся расценить как незначительный. Имеется большое опасение, что потребность в ощутимой и единой «последней причине» нервозK ности так и останется неудовлетворенной. Идеальным случаем, по которому, наверное, еще и сегодня тоскует медик, была бы баK цилла, которую можно выделить и вывести в чистом виде, и приK вивка которой у каждого индивида вызывает одинаковое поражеK 2472 91 ние. Или несколько менее фантастическое: описание химичесK ких веществ, введение которых продуцирует и устраняет опреK деленные неврозы. Но вероятность не говорит в пользу таких решений проблемы. Психоанализ ведет к менее простым, менее удовлетворительK ным выходам из положения. Я должен здесь лишь повторить давно известное, не добавив ничего нового. Если Я удалось защититься от опасного импульса влечения, например, благодаря процессу вытесK нения, то хотя Я и затормозило и повредило эту часть Оно, но вмеK сте с тем предоставило ему также некоторую независимость и в чемK то отказалось от собственного суверенитета. Это следует из природы вытеснения, которое, по существу, представляет собой попытку бегства. Вытесненное теперь «отвержено», исключено из большой организации Я, подчинено лишь законам, которые госK подствуют в области бессознательного. Если же теперь ситуация опасности изменяется, изKза чего Я не имеет мотива для защиты от нового импульса влечения, аналогичного вытесненному, то поK следствия ограничения Я становятся явными. Новый процесс разK вития влечения совершается под влиянием автоматизма, — я предK почитаю говорить: навязчивого повторения — он шествует теми же путями, что и ранее вытесненный, словно преодоленная ситуаK ция опасности поKпрежнему существует. Таким образом, фиксиK рующим моментом в вытеснении является навязчивое повтореK ние бессознательного Оно, которое обычно прекращается только благодаря функции Я, обладающей свободой движения. Иногда Я удается снова разрушить барьеры вытеснения, которые оно само и воздвигло, вновь обрести свое влияние на импульс влечения и упK равлять новым процессом развития влечения с учетом изменивK шейся ситуации опасности. Очень часто ему это не удается и оно не может отменить свои вытеснения. Для исхода этой борьбы реK шающее значение могут иметь количественные соотношения. В иных случаях у нас складывается впечатление, что решение явK ляется вынужденным, регрессивное притяжение вытесненного импульса и сила вытеснения настолько велики, что новое побужK дение может следовать только навязчивому повторению. В друK гих случаях мы ощущаем вклад другого взаимодействия сил, приK тяжение вытесненного прототипа усиливается отталкиванием со стороны реальных трудностей, которые противостоят другому процессу развития возобновленного импульса влечения. То, что это является процессом фиксации на вытеснении и соK хранения уже не актуальной ситуации опасности, находит свое подK 2473 92 тверждение в скромном самом по себе факте аналитической тераK пии, который, однако, в теоретическом отношении едва ли можно переоценить. Если в анализе мы оказываем помощь Я, которая деK лает его способным устранить свои вытеснения, то оно снова обреK тает власть над вытесненным Оно и может позволить импульсам влечения протекать так, как если бы старые ситуации опасности больше не существовали. То, чего мы этим достигаем, вполне соглаK суется с остальной сферой власти нашего врачебной деятельности. Как правило, в процессе терапии мы вынуждены довольствоваться тем, чтобы быстрее, надежнее, с меньшими затратами приводить к позитивному результату, который при благоприятных условиях был бы получен спонтанно. Предыдущие рассуждения нам показывают, что именно коли# чественные соотношения, которые можно вывести только путем умоK заключения, но нельзя выявить непосредственно, определяют то, закрепятся ли прежние ситуации опасности, сохранятся ли вытесK нения Я , найдут ли детские неврозы свое продолжение или нет. Из факторов, имеющих отношение к возникновению неврозов, создаK ющих условия, при которых мерятся друг с другом психические силы, по нашему мнению, выделяются три — биологический, филогенеK тический и чисто психологический. Биологический фактор — проK должительная беспомощность и зависимость маленького ребенка. Внутриутробное существование человека по сравнению с таковым большинства животных сравнительно коротко; он попадает в мир более неподготовленным, чем они. ИзKза этого необычайно усилиK вается влияние реального внешнего мира, в раннем возрасте подK крепляется отделение Я от Оно, повышается значение опасностей внешнего мира и ценность объекта, который единственно может защитить от этих опасностей и заменить потерянную внутриутробK ную жизнь. Стало быть, этот биологический момент порождает перK вые ситуации опасности и создает потребность быть любимым, коK торая никогда уже не оставит человека. Второй, филогенетический, фактор был нами только выведен; к этому предположению нас подвел весьма удивительный факт лиK бидинозного развития. Мы считаем, что сексуальная жизнь человеK ка не развивается непрерывно с самого начала до достижения зреK лости, как у большинства близких ему животных, а после первого раннего расцвета вплоть до пятого года жизни подвергается затем энергичному прерыванию, после чего снова начинается с пубертаK том и связывается с инфантильными зачатками. Мы полагаем, что в судьбах человеческого рода должно было произойти нечто важK 2474 93 ное1, что в качестве исторического осадка оставило после себя таK кое прерывание сексуального развития. Патогенное значение этого момента определяется тем, что большинство требований влечения детской сексуальности воспринимается Я как опасности, от котоK рых оно защищается, изKза чего более позднее сексуальные побужK дения в пубертате, которые должны быть сообразными Я, рискуют попасть под влияние инфантильных образцов и вслед за ними подK вергнуться вытеснению. Здесь мы наталкиваемся на самую непосK редственную этиологию неврозов. Поразительно, что ранний конK такт с требованиями сексуальности действует на Я точно так же, как преждевременное соприкосновение с внешним миром. Третий, или психологический, фактор нужно искать в несоверK шенстве нашего душевного аппарата, которое связано как раз с его разделением на Я и Оно; стало быть этот фактор в конечном счете тоже сводится к влиянию внешнего мира. Считаясь с реальными опасностями, Я вынуждено обороняться от известных импульсов влечений Оно, относиться к ним как к опасностям. Однако Я не может защищаться от внутренних опасностей, порождаемых влечеK ниями, столь же действенным образом, как от части чуждой ему реальности. Будучи тесно связанным с самим Оно, Я может защиK титься от опасности, порождаемой влечением, только ограничив свою собственную организацию и смирившись с симптомообразоK ванием как компенсацией за нанесенный влечению вред. Если впосK ледствии напор отвергнутого влечения возобновляется, то для Я возникают все те трудности, которые нам известны в виде невроK тического недуга. Дальше этого, как мне кажется, в своем понимании сущности и причин возникновения неврозов мы пока не продвинулись. 1 [В главе III работы «Я и Оно» (1923b) Фрейд ясно дает понять, что он имеет в виду эпоху ледникового периода. Эта мысль еще раньше была сформулиK рована Ференци (1923).] 294 XI ДОПОЛНЕНИЯ В ходе этих рассуждений были затронуты различные темы, коK торые нам прежде пришлось оставить, а теперь должны быть собраK ны вместе, чтобы получать то внимание, на которое они вправе преK тендовать. А ВИДОИЗМЕНЕНИЯ РАНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕННЫХ ВЗГЛЯДОВ a) Сопротивление и контркатексис Важная часть теории вытеснения заключается в том, что оно не представляет собой однократный процесс, а предполагает длительные затраты [энергии]. Если бы не они, вытесненное влечение, непрерывK но получающее притоки из своих источников, в следующий раз проK ложило бы тот же путь, с которого оно было оттеснено, вытеснение потерпело бы неудачу или было бы вынуждено повторяться неопредеK ленно часто1. Таким образом, из непрерывной природы влечения выK текает требование к Я обеспечивать свое защитное действие продолK жительными затратами. Это действие, направленное на защиту вытеснения, и является тем, что во время терапевтической работы мы ощущаем как сопротивление. Сопротивление предполагает то, что я назвал контркатексисом. Такой контркатексис становится ощутиK мым при неврозе навязчивости. Он проявляется здесь как изменение Я, как реактивное образование в Я, вследствие усиления той установK ки, которая противоположна направленности влечения, подлежащего вытеснению (сострадание, добросовестность, чистоплотность). Эти реK активные образования невроза навязчивости представляют собой преK увеличения совершенно нормальных черт характера, развившихся в латентный период. Гораздо труднее обнаружить контркатексис при 1 [Ср. одно место в работе «Вытеснение» (1915d), Studienausgabe, т. 3, с. 111–112.] 2476 95 истерии, где соответственно теоретическим ожиданиям он точно так же необходим. Также и здесь очевидна определенная степень изменеK ния Я вследствие реактивного образования, и при некоторых условиях оно настолько заметно, что привлекает к себе внимание в качестве осK новного симптома состояния. Таким способом решается, например, амбивалентный конфликт при истерии, когда ненависть к любимому человеку подавляется избытком нежности к нему и беспокойством. Однако в качестве отличия от невроза навязчивости следует подчеркK нуть, что такие реактивные образования не обнаруживают общей приK роды черт характера, а ограничиваются совершенно конкретными отK ношениями. Например, истерическая больная, с чрезмерной нежностью обращающаяся со своими детьми, которых, в сущности, она ненавидит, не будет изKза этого в целом добрее остальных женщин и даже не будет более ласковой с другими детьми. Реактивное образоK вание истерии крепко держится за определенный объект и не подниK мается до общей диспозиции Я. Для невроза навязчивости характерно как раз подобное обобщение, ослабление объектных отношений, обK легчение смещения при выборе объекта. Другая разновидность контркатексиса, поKвидимому, более соK ответствует особенностям истерии. Вытесненный импульс влечения может активироваться (заново катектироваться) с двух сторон: воK первых, изнутри благодаря усилению влечения из его внутренних источников возбуждения, воKвторых, извне благодаря восприятию объекта, который был бы желателен для влечения. Истерический контркатексис направлен тут преимущественно вовне против восK приятия опасности, он принимает форму особой бдительности, коK торая благодаря ограничениям Я избегает ситуаций, в которых должK но было бы возникнуть восприятие, и позволяет лишить это восприятие внимания, если оно все же возникло. Не так давно франK цузские авторы (Лафорг [1926]) дали этому продукту истерии особое название «скотомизация»1. Еще больше, чем при истерии, эта техниK ка контркатексиса бросается в глаза при фобиях, интерес которых сосредоточен на том, чтобы как можно больше удалиться от возможK ности восприятия, внушающего тревогу. Противоположность в напK равленности контркатексиса между истерией и фобиями, с одной стороны, и неврозом навязчивости — с другой, представляется важK ной, даже если она не является абсолютной. Это заставляет нас предK положить, что между вытеснением и внешним контркатексисом, равK 1 [Фрейд подробнее обсуждает этот термин в своей более поздней работе «Фетишизм» (1927е) в связи с понятием отрицания.] 2477 96 но как и между регрессией и внутренним контркатексисом (измеK нением Я вследствие реактивного образования), существует внутK ренняя взаимосвязь. Впрочем, защита от восприятия, внушающего тревогу, является общей задачей невроза. Различные требования и запреты невроза навязчивости должны служить этой же цели. КогдаKто раньше1 мы выяснили, что сопротивление, которое нам приходится преодолевать в анализе, оказывает Я, придерживаK ющееся своих контркатексисов. Я трудно обращать внимание на восK приятия и представления, избегать которых до сих пор было его предписанием, или признать своими побуждения, совершенно проK тивоположные тем, что знакомы ему как его собственные. Наша борьба с сопротивлением в анализе основывается на таком его поK нимании. Мы делаем сопротивление осознанным, если, как это часто бывает, оно является бессознательным изKза своей связи с самим вытесненным; мы противопоставляем ему логические аргументы, если оно было или стало осознанным, сулим Я выгоду и вознагражK дение, если оно откажется от сопротивления. Таким образом, в сопротивлении Я ничего нельзя поставить под сомнение или опK ровергнуть. И наоборот, возникает вопрос: сводится ли к нему одK ному положение вещей, с которым мы сталкиваемся в анализе. Мы на опыте убеждаемся, что Я поKпрежнему трудно отменять вытеснеK ния даже после того, как оно вознамерилось отказаться от своих сопротивлений, и назвали фазу напряженных усилий, следующую за таким похвальным намерением, «проработкой». Тут имеются все основания признать динамический момент, делающий необходиK мым и естественным такую проработку. Все дело в том, что после устранения сопротивления Я необходимо еще преодолеть силу наK вязчивого повторения, привлекательности бессознательных образK цов для вытесненного процесса влечения, и мы не имеем ничего против того, чтобы обозначить этот момент как сопротивление бес# сознательного. Не будем досадовать на такие корректировки; они желательны, если хотя бы частично содействуют нашему понимаK нию, И в них нет ничего постыдного, когда они не опровергают, а обогащают прежнюю точку зрения, ограничивают, возможно, изK битые места и расширяют слишком узкое понимание. Нельзя считать, что благодаря этой корректировке мы получиK ли полный обзор разновидностей сопротивлений, встречающихся нам в анализе. Напротив, при дальнейшем углублении в проблему мы замечаем, что должны преодолевать пять видов сопротивления, 1 [В главе I работы «Я и Оно» (1923b), Studienausgabe, т. 3, с. 286–287.] 2478 97 которое проистекает с трех сторон, а именно от Я, Оно и СверхKЯ, причем Я оказывается источником трех форм, различающихся по своей динамике. Первым их этих трех сопротивлений Я является только что рассмотренное сопротивлениеKвытеснение [см. с. 295 и далее], о котором меньше всего можно сказать чтоKлибо новое. От него обособляется сопротивлениеKперенос, имеющее ту же природу, но в анализе проявляющееся поKдругому и гораздо отчетливее, поK скольку ему удалось установить отношение с аналитической ситуаK цией или с личностью аналитика и тем самым вновь, так сказать, освежить вытеснение, которое нужно было лишь вспомнить. Также сопротивлением Я, но совершенно другим по характеру, является сопротивление, которое проистекает из выгоды от болезни и осноK вывается на включении симптома в Я [ср. с. 244]. Оно соответствует нежеланию отказаться от удовлетворения или облегчения. ЧетверK тую разновидность сопротивления — сопротивление Оно — мы тольK ко что сделали ответственной за необходимость проработки. Пятое сопротивление, сопротивление Сверх#Я, выявленное последним, саK мое непонятное, но не всегда самое слабое, по всей видимости, проK исходит от сознания вины или потребности в наказании; оно проK тивится любому успеху и, следовательно, также выздоровлению посредством анализа1. б) Тревога как результат преобразования либидо Представленное в этой статье понимание тревоги несколько отK личается от того, которое мне казалось обоснованным раньше. Прежде я рассматривал тревогу как общую реакцию Я при условиях неудоK вольствия, пытался каждый раз оправдать ее появление экономичесK ки2 и предполагал, опираясь на исследование актуальных неврозов, что либидо (сексуальное возбуждение), которое отвлекается от Я или не используется, находит непосредственный отвод в форме тревоги. Нельзя не заметить, что эти различные определения не вполне соK впадают, во всяком случае не вытекают с необходимостью друг из друга. Кроме того, создалось впечатление, что тревога и либидо особенно тесно взаимосвязаны, что опятьKтаки не гармонировало с общим свойK ством тревоги как реакции неудовольствия. 1 [Это обсуждается в работе «Я и Оно» (1923b; Studienausgabe, т. 3, с. 316).] [Слово «экономически» присутствует только в первом издании (1926). Во всех последующих немецких изданиях оно, без сомнения, по ошибке отсутствует.] 2 2479 98 Возражение против такого понимания проистекало из тенK денции сделать Я единственным местом тревоги, то есть было одним из следствий опробованного в «Я и Оно» расчленения дуK шевного аппарата. В соответствии с прежним пониманием напраK шивалась мысль рассматривать либидо вытесненного импульса влечения как источник тревоги; согласно новому пониманию, напротив, ответственность за появление этой тревоги следовало возложить на Я. Стало быть, речь идет о тревоге Я или страхе пеK ред влечением (Оно). Поскольку Я оперирует десексуализированK ной энергией, в нововведении тесная связь между тревогой и лиK бидо была также ослаблена. Я надеюсь, что мне удалось хотя бы разъяснить противоречие, четко очертить контуры неопределенK ности. Напоминание Ранка, что аффект тревоги, как и я сам вначале утверждал1, есть следствие процесса рождения и повторение переK житой тогда ситуации, вынудило к повторной проверке проблемы тревоги. С его собственным пониманием рождения как травмы, соK стояния тревоги как последующей реакции отвода, каждого нового аффекта тревоги как попытки все более полно «отреагировать» травK му я не мог далее соглашаться. Возникла необходимость, отталкиваK ясь от реакции тревоги, проследить скрывающуюся за нею ситуа# цию опасности. С введением этого момента появились новые подходы к рассмотрению проблемы. Рождение стало прототипом всех более поздних ситуаций опасности, возникших в новых условиях, которые связаны с изменением формы существования и продолжеK нием психического развития. Но и его собственное значение также ограничилось этим отношением к опасности, выступающим в качеK стве прототипа. Тревога, пережитая при рождении, стал теперь обK разцом аффективного состояния, которому пришлось разделить судьK бу других аффектов. Либо она воспроизводилась автоматически в ситуациях, которые были аналогичны исходным ситуациям, в каK честве иррациональной формы реакции, после того как она была цеK лесообразной в первой ситуации опасности. Либо Я получило власть над этим аффектом и воспроизводило его само, пользовалось им как предупреждением об опасности и как средством для того, чтобы выK зывать вмешательство механизма удовольствия–неудовольствия. Биологическое значение аффекта тревоги получило причитающееся по праву, поскольку тревога была признана общей реакцией на ситуK ацию опасности; роль Я как места тревоги была подтверждена тем, 1 [См. «Предварительные замечания издателей», с. 231–232.] 2480 99 что Я была отведена функция продуцировать аффект тревоги исхоK дя из своих потребностей. Стало быть, в дальнейшей жизни по своеK му происхождению тревога бывает двоякого рода, одна тревога — невольная, автоматическая, всякий раз экономически оправданная, если создалась ситуация опасности, аналогичная той, что была при рождении, другая — продуцируемая Я, когда такая ситуация лишь угрожает, и необходимая для того, чтобы ее избежать. В этом втором случае Я подвергалось тревоге словно прививке, чтобы благодаря ослабленному началу болезни избежать неослабленного нападения. Как будто оно живо представляло себе ситуацию опасности при неK сомненной тенденции ограничить это неприятное переживание наK меком, сигналом. То, каким образом при этом поочередно развиваK ются различные ситуации опасности, оставаясь при этом генетически друг с другом связанными, уже было детально показано [с. 277–280]. Возможно, нам удастся чуть больше понять тревогу, если мы обраK тимся к проблеме соотношения между невротической и реальной треK вогой [с. 302 и далее]. Ранее утверждавшееся непосредственное преобразование лиK бидо в тревогу теперь стало для нас менее важным. Если мы все же принимаем его в расчет, то должны выделить несколько случаев. Для тревоги, которую Я провоцирует в виде сигнала, о подобном преобK разовании речи не идет; точно так же, как и во всех ситуациях опасK ности, которые побуждают Я приступить к вытеснению. ЛибидиK нозный катексис вытесненного импульса влечения находит, как это наиболее отчетливо видно при конверсионной истерии, иное приK менение, нежели преобразование в тревогу и отвод в виде тревоги. И наоборот, при дальнейшем обсуждении ситуации опасности мы будем наталкиваться на тот случай развития тревоги, который, наK верное, следует трактовать иначе. в) Вытеснение и защита В связи с обсуждением проблемы тревоги я снова ввел поняK тие — или, выражаясь скромнее: термин, — которым я исключиK тельно пользовался в начале моих исследований тридцать лет назад и который я позднее оставил. Я имею в виду термин «защитный процесс»1. Впоследствии я заменил его понятием вытеснения, но отношение между ними оставалось неопределенным. Теперь я дуK 1 См.: «Защитные невропсихозы» [1894a]. 3481 00 маю, что имеет смысл вернуться к старому понятию защиты, если при этом оговорить, что он должен быть общим обозначением для всех технических приемов, которыми пользуется Я в своих конфK ликтах, при известных обстоятельствах ведущих к неврозу, тогда как «вытеснение» останется обозначением определенного такого метоK да защиты, который стал нам лучше известен прежде всего благодаK ря направлению наших исследований. Хочется также обосновать чисто терминологическое новоK введение: оно должно быть выражением нового способа рассмотреK ния или расширения наших взглядов. Вводя заново понятие защиты и ограничивая понятие вытеснения, мы считаемся с фактом, котоK рый давно был известен, но благодаря нескольким новым находкам приобрел дополнительное значение. Свои первые сведения о вытесK нении и симптомообразовании мы получили в результате исследоK вания истерии; мы увидели, что воспринимаемое содержание возK буждающих переживаний, представляемое содержание патогенных мыслительных образований забываются и исключаются из воспроK изведения в памяти, и поэтому признали в удержании от сознания главную особенность истерического вытеснения. Позднее мы изуK чали невроз навязчивости и обнаружили, что при этом заболевании патогенные события не забываются. Они остаются осознанными, но «изолируются» пока еще непонятным образом, в результате чего доK стигается примерно тот же результат, что и вследствие истерической амнезии. Но различие достаточно велико, чтобы оправдать наше мнеK ние, что процесс, посредством которого невроз навязчивости устраK няет требование влечения, не может быть таким, как при истерии. Дальнейшие исследования нам показали, что при неврозе навязчиK вости под влиянием сопротивления Я происходит регрессия импульK сов влечения к более ранней фазе развития либидо, которая хотя и не делает вытеснение излишним, но, очевидно, действует в том же духе, что и вытеснение. Далее мы увидели, что также и контркатексис, предполагаемый при истерии, при неврозе навязчивости в качестве реактивного изменения Я играет особенно важную роль при защите Я, мы обратили внимание на процесс «изоляции» (ее технику мы пока еще указать не можем), который создает себе непосредственное симптоматичное выражение, и на процедуру «отмены», которую можK но назвать магической; в ее защитной тенденции не приходится соK мневаться, но сходства с процессом «вытеснения» она уже не имеет. Эти данные являются достаточным основанием для того, чтобы сноK ва ввести старое понятие защиты, которое может охватить все эти процессы с одинаковой тенденцией — защитой Я от требований влеK 3482 01 чения, — и отнести к нему вытеснение в качестве частного случая. Значение такого наименования повышается, если принять во вниK мание возможность того, что в результате более детальных исследоK ваний мы сумеем выявить тесную взаимосвязь между особыми форK мами защиты и определенными заболеваниями, например, между вытеснением и истерией. Далее мы надеемся выявить другую сущеK ственную зависимость. Вполне может быть так, что до четкого раздеK ления на Я и Оно, до образования СверхKЯ, душевный аппарат пользуется другими методами защиты, чем по достижении этих этаK пов организации. Б ДОПОЛНЕНИЕ К ТРЕВОГЕ Аффект тревоги демонстрирует несколько особенностей, исK следование которых сулит дальнейшее разъяснение. Тревога имеK ет несомненное отношение к ожиданию; это боязнь чегоKто. Ей присуще свойство неопределенности и безобъектности; если она находит объект, правильное словоупотребление само изменяет ее название, в таком случае заменяя ее страхом. Далее, помимо своего отношения к опасности тревога имеет иную связь с невK розом, над объяснением которой мы давно уже трудимся. ВозниK кает вопрос, почему не все реакции тревоги являются невротиK ческими, почему многие из них мы считаем нормальными; наконец, нуждается в основательной оценке различие реальной и невротической тревоги. Давайте исходить из последней задачи. Наш шаг вперед состоK ял в сведении реакции тревоги к ситуации опасности. Если мы проK изведем такое же изменение при рассмотрении проблемы реальной тревоги, то ее решение будет для нас простым. Реальная опасность — это опасность, которая нам известна, реальная тревога — это тревоK га, возникающая в связи с такой известной опасностью. НевротиK ческая тревога — это боязнь опасности, которую мы не знаем. СтаK ло быть, невротическую опасность необходимо вначале обнаружить; анализ нам показал, что ею является опасность, исходящая от влеK чения. Доводя до сознания эту неизвестную для Я опасность, мы стираем различие между реальной и невротической тревогой и моK жем обращаться с последней, как с первой. При реальной опасности мы развиваем две реакции, эффективK ную, вспышку тревоги, и защитное действие. Вероятно, при опасK ности, исходящей от влечения, будет происходить то же самое. Мы 3483 02 знаем случай целесообразного взаимодействия обеих реакций, когK да одна подает сигнал для возникновения другой, но также и нецеK лесообразный случай, случай парализующей тревоги, когда одна реакция распространяется за счет другой. Бывают случаи, в которых свойства реальной тревоги и невроK тической тревоги проявляются в смешанном виде. Опасность извесK тна и реальна, но страх перед ней слишком велик, больше, чем он должен быть по нашей оценке. В этом преувеличении выдает себя невротический элемент. Но эти случаи ничего принципиально ноK вого не добавляют. Анализ показывает, что с известной реальной опасK ностью связывается неизвестная опасность, исходящая от влечения. Мы идем дальше, если не довольствуемся также и сведением тревоги к опасности. В чем суть ситуации опасности, каково ее знаK чение? Очевидно, оценка нашей силы в сравнении с ее величиной, признание нашей беспомощности перед нею, материальной бесK помощности в случае реальной опасности, психической беспомощK ности в случае опасности, исходящей от влечения. При этом в своK ем суждении мы руководствуемся полученным опытом; ошибаемся ли мы в этой оценке, для результата это не имеет значения. Назовем такую пережитую ситуацию беспомощности травматической; в таK ком случае у нас есть веские основания отделить травматическую ситуацию от ситуации опасности. Когда такая травматическая ситуация беспомощности не переK жидается, а предвидится, ожидается, это является важным шагом вперед в нашем самосохранении. Ситуация, в которой содержится условие такого ожидания, называется ситуацией опасности, в ней подается сигнал тревоги. Это означает: я ожидаю, что возникнет ситуация беспомощности, или нынешняя ситуация напоминает мне об одном из ранее пережитых травматических событий. ПоэтоK му я предвосхищаю эту травму, хочу вести себя так, как если бы она уже была налицо, пока еще есть время ее предотвратить. СледоваK тельно, с одной стороны, тревога — это ожидание травмы, с другой стороны — повторение ее в смягченном виде. Обе особенности, коK торые обратили на себя наше внимание в тревоге, имеют, стало быть, разное происхождение. Их отношение к ожиданию связано с ситуK ацией опасности, их неопределенность и безобъектность — с травK матической ситуацией беспомощности, которая предвосхищается в ситуации опасности. После развития ряда «тревога — опасность — беспомощность (травма)» мы можем подытожить: ситуация опасности — это узнанK ная, припомненная, ожидаемая ситуация беспомощности. Тревога 3484 03 представляет собой первоначальную реакцию на беспомощность при травме, которая затем воспроизводится в ситуации опасности в каK честве сигнала о помощи. Я, которое пассивно пережило травму, теK перь активно повторяет ее в ослабленном виде в надежде самостояK тельно управлять событиями. Мы знаем, что ребенок ведет себя точно так же по отношению ко всем неприятным ему впечатлениям, восK производя их в игре; этим способом, переходя от пассивности к акK тивности, он пытается психически справиться с жизненными впеK чатлениями1. Если в этом состоит смысл «отреагирования» травмы, то против этого ничего нельзя возразить. Однако решающим являK ется первое смещение реакции тревоги с ее происхождения в ситуаK ции беспомощности на ее ожидание, на ситуацию опасности. Затем происходят дальнейшие смещения с опасности на условие опасносK ти, на потерю объекта и ее уже упомянутые модификации. «Изнеживание» маленького ребенка имеет нежелательным следствием то, что опасность потери объекта — объекта как защиK ты от всех ситуаций беспомощности — становится чрезмерной по сравнению со всеми другими опасностями. Стало быть, оно соK действует пассивности в детстве, которой присущи моторная, а также психическая беспомощность. До сих пор у нас не было повода рассматривать реальную тревогу иначе, чем невротическую тревогу. Различие нам известно; реальной опасностью угрожает внешний объект, невротическая тревога возниK кает вследствие требования влечения. Поскольку это требование влеK чения представляет собой нечто реальное, то и невротическую треK вогу можно признать как реально обоснованную. Мы поняли, что видимость особенно тесной взаимосвязи между тревогой и неврозом объясняется тем, что Я с помощью реакции тревоги точно так же заK щищается от опасности влечения, как от внешней реальной опасноK сти, но это направление защитной деятельности изKза несовершенK ства душевного аппарата оканчивается неврозом. Мы также убедились, что требование влечения часто становится (внутренней) опасностью лишь потому, что его удовлетворение повлекло бы за соK бой внешнюю опасность, то есть потому, что эта внутренняя опасK ность репрезентирует внешнюю. С другой стороны, также и внешняя (реальная) опасность долK жна быть интернализирована, чтобы стать значимой для Я; она должна быть узнана в отношении к пережитой ситуации беспоK 1 [Ср. «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), Studienausgabe, т. 3, с. 226–227.] 3485 04 мощности1. Инстинктивное познание угрожающих извне опасK ностей, поKвидимому, не дано человеку или же дано только в очень умеренной степени. Маленькие дети непрерывно делают вещи, которые ставят под угрозу их жизнь, и именно поэтому не могут обойтись без защищающего объекта. В отношении к травK матической ситуации, против которой человек беспомощен, внеK шняя и внутренняя опасности, р
