Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2010. № 4 Д.С. Панарина ФРОНТИР КАК ОДИН ИЗ ФАКТОРОВ И МИФОВ АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИИ В статье проводится сравнительный анализ понятий “фронтир” и “граница”, теорий фронтира по работам американских ученых Фр. Дж. Тёрнера, Р. Слоткина, П. Лимерик и французского исследователя А. де Токвиля. Автор не абсолютизирует фронтир, как это делают Тёрнер и Слоткин, и полагает, что он является одним из (но не единственным) факторов формирования американской нации и в то же время частью менталитета американцев. Ключевые слова: фронтир, граница, линейность, зональность, демократия. The paper gives a comparative analysis of the “frontier” and “border” phenomena based on works by such American scientists as Fr. J. Turner, R. Slotkin, P. Limerick and a French researcher A. de Tocqueville. In contrary to Turner and Slotkin the author doesn’t overemphasize frontier and sees it as one (but not the only) of the forming factors of American nation, as well as a part of American mentality. Key words: frontier, border, frontier-line, frontier-zone, democracy. Фронтир долгое время не выделялся специально из более широкого понятия и феномена границы. Четкое осознание только ему присущих аспектов содержания произошло к концу XIX в. в США – в ходе колонизации Северо-Американского континента. С тех пор изучение фронтира, как и границы, не прерывается. Их исследование переживает настоящий бум в условиях глобализации, тенденции к усилению трансграничных связей. Способствовал этому и распад СССР и Югославии: с появлением на их месте двух десятков независимых государств, ранее бывших частями централизованного целого, проблема пограничных пространств, их роли во взаимоотношениях между различными нациями заново актуализируется. Особый интерес представляет изучение фронтира в России (регион Сибири), имеющего не менее насыщенную историю, чем Запад США. Неслучайно появление работ, в которых сравниваются особенности освоения двух фронтиров1. I Для более полного понимания понятия “фронтир” следует отличать его от понятия “граница”. Последнее известно еще со времен Панарина Дарья Сергеевна – аспирант кафедры сравнительного изучения национальных литератур и культур факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; тел.: 8-906-788-97-93, e-mail: yahiko@rambler.ru 1 См.: Агеев А.Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров. М., 2005. 80 Геродота 2, но долго воспринималось только как цепь военных укреплений или предел распространения власти того или иного правителя. В этом понимании граница являлась политической категорией и разделяющей линией. Однако линейная, территориальная или социальная, граница в реальности была значительно менее непроницаемой, чем в теории, и обладала и политическим и символическим значением. Не раз было отмечено3: сам процесс демаркации порождает образ “другого” по ту сторону реально существующей или воображаемой линии, который отличен от образа “нас” и потому воспринимается как угроза “нашей” общности. Фронтир же понимается как соединяющая переходная зона взаимодействия двух или более культур и/или политических структур4. Исторически фронтир понимался по-разному. В XIV–XVI вв. понятие “фронтир” обозначало преграду нападению либо линии боевого порядка5. После Великих географических открытий постепенно меняется само содержание понятия “граница”. Предположительно именно в этот период его значение расширяется, и оно подразумевает не просто отграничивающую линию, а область взаимодействия и взаимовлияния народов, ее населяющих. В XIX–XX вв. “фронтир”, в отличие от понятия “граница”, рассматривается и как место, фиксируемое в пространстве, и как процесс, протяженный во времени, обретающий собственную мифологию и символизм. Такое видение стало возможным благодаря интеграции антропологии и культурологии с географией и историей. Появляется первая монументальная теория фронтира как мифа и феномена, формирующего особенности нации, ее идентичность и политические институты. Она воплотилась в статью “Значение фронтира в американской истории” (1893) под авторством американского ученого Фр. Джексона Тёрнера и породила “тёрнерианство” – ветвь приверженцев и критиков Тёрнера. Можно говорить о триединстве тёрнеровской концепции с двумя другими, ей неидентичными, но близкими по предмету концептуализации. Самостоятельная концепция границы как пространства была разработана историками школы Анналов на основе французского исторического опыта. Один их основателей этой школы, Л. Февр, утверждал, что изучение границы возможно посредством исследования ее связи с природой государства, которой и определя2 См.: Дюно Ж.-Ф., Ариньон Ж.-П. Понятие “граница” у Прокопия Кесарийского и Константина Багрянородного // Византийский временник. 1982. Т. 43. С. 64. URL: http://www.hist.msu.ru/ Byzantine/BB%2043%20%281982%29%2064.pdf 3 См., например: Ethnic Groups and Boundaries. The Social Organization of Culture Differences / Ed. F. Barth. Boston, 1969. 4 См.: Рибер А. Меняющиеся концепции и конструкции фронтира: сравнительно-исторический подход // Новая имперская история постсоветского пространства: Сб. статей / Под ред. И.В. Герасимова и др. Казань, 2004. С. 199. 5 Там же. С. 200. 81 6 ВМУ, лингвистика, № 4 ется политическое и военное значение данного термина6. Еще одна часть триединства – символическая география; она подразумевает изучение процесса построения ментальных границ на основе отношения к “чужому”7. С ранних времен в сознании народов возникали разделительные линии, противопоставлявшие друг другу миры “своего” и “чужого”, формировавшие модели мировосприятия типа “Запад – Восток”. На научной основе большинство из них было создано, критиковалось в Западной Европе, США. Концепция Тёрнера – центральный элемент “триптиха” – обозначает фронтир местом складывания нового общества8, представляет его в качестве динамичной границы-линии, смещающейся в глубь осваиваемой территории, и в качестве не чисто географического или политического, но и социального явления – зоны освоения. Применительно к конкретным случаям сложно четко разделить линейную и зональную характеристики границы. Линейные политические и административно-территориальные разделители не всегда совпадают с культурно-этническими и символическими элементами, т.е. с зональностью границы. С нашей точки зрения, понятие “граница” содержит следующие аспекты: 1) линия, обозначающая пределы военного завоевания; 2) контур определенной территории; 3) линия, фиксирующая политические пределы суверенного государства; 4) линия взаимодействия и символического (в том числе ментального) противопоставления антиподов; 5) фронтир как зона с постоянно меняющимися условиями существования и развития общества, охватывающая сразу несколько аспектов. Для более полного понимания различий между границей-линией и границей-зоной приведем несколько исторических примеров. До появления термина “фронтир” границы понимались как “военные объекты или стены, означавшие пределы распространения государственного суверенитета”9, и как линии, очерчивающие территорию частной собственности. Но уже Римская и Китайская империи наделяли границу символическим значением барьера между цивилизацией и варварами. Несмотря на антагонизм римлян и ханьцев по отношению к образу “другого”, страх перед “неразвитой культурой”, в пограничной зоне наблюдалось постоянное взаимодействие людей и идей, ощущалось взаимовлияние культур. Не всегда это было выгодно “цивилизованной” нации. Так, существует точка зрения, что падение Западной Римской империи – следствие обоюдного приспо6 Febvre L. Frontier: The Word and the Concept // A New Kind of History from the Writings of Lucien Febvre / Ed. P. Burke. L., 1973. P. 208–218. 7 См.: Рибер А. Указ. соч. С. 201. 8 См.: Тёрнер Фр.Дж. Фронтир в американской истории. М., 2009. С. 14. 9 Рибер А. Указ. соч. С. 204. 82 собления римлян и варваров друг к другу, т.е. взаиморазрушения целостности их общностей10. Налицо совмещение на одной территории границ двух типов – 1) политической и 2) символической. Другой пример – Франция XIX в., где государственная граница проходила по контуру естественной (природной) и национальной (культурной) границы, включая в себя элементы зональности. После революции 1789–1793 гг. она постепенно обрела вид четко фиксированной линии, отражающей идеологическую, языковую и экономическую однородность очерчиваемой ею территории. Еще один тип границы, выделенный Дж. Фр. Тёрнером, – тип границы подвижной, фронтир в современном его понимании. Можно дать несколько логических определений такой границы. С политикогеографической точки зрения это будет постоянно передвигающаяся вперед полоса поселений, жители которых осваивают и цивилизуют на первичном уровне дикие земли; с социально-антропологической – зона смешения и взаимодействия двух или более народностей, одна из которых обычно представлена менее развитым (“варварским”) аборигенным населением. С социокультурной точки зрения фронтир – территория, на которой формируются новая общность и новое общество. Происходит это на основе адаптации друг к другу наций и народностей на фронтире (с ассимиляцией части из них) и под влиянием различных внешних факторов – природных, политических, экономических и др. При выраженном историческом подходе к изучению феномена “фронтир” можно встретить схожие определения, выстроенные в хронологическом порядке и соотнесенные с конкретной эпохой11. II Примером, наиболее отвечающим нашему определению, представляется феномен фронтира на Диком Западе США. Под Диким Западом мы подразумеваем определенную территорию, пусть и в постоянно смещающихся границах. Тёрнер показывает, как по мере продвижения фронтира менялось его расположение в пространстве12. В момент прибытия “Мэйфлауэра” фронтир проходил по Атлантическому побережью (граница с Европой); в XVII в. – по плато Пидмонт (так называемая линия водопадов); в XVIII в. – по Аллеганским горам; в первую четверть XIX в. – по долине Миссисипи; в середине 10 Whittaker C.R. Frontiers of the Roman Empire. A Social and Economic Study. Baltimore, 1994; Сыма Цянь. Исторические записки. Т. VIII. М., 2002. Гл. 110. 11 См., например: Furniss E. Imagining the Frontier: Comparative Perspectives from Canada and Australia // Dislocating the Frontier: Essaying the Mystique of the Outback / Eds D.B. Rose, R. Davis. Canberra, 2005. P. 30. 12 Тёрнер Фр.Дж. Указ. соч. С. 16–18, 21. 83 XIX столетия – по Миссури; в конце XIX – начале XX в. это пояс Скалистых гор и прилегающих к ним засушливых земель. Тёрнер не просто описал фронтир, но и способствовал его мифологизации. Неслучайно в дальнейшем его концепция не раз была оспорена учеными из разных областей науки. Сейчас налицо тенденция к переходу от претендовавших на нейтральность объективистских позиций к осознанно-критическим, подчеркнуто субъективным взглядам на фронтир. Можно даже сказать, что одной из основных черт новой истории американского Запада является развенчание мифа о фронтире и его исключительности для США, хотя его влияние на общественное сознание американцев остается очень сильным, а концепция Тёрнера сохранила большое значение для компаративных исследований границы и для американистики в целом. Смешение Тёрнером значений границы как линии и как целого региона до сих пор остается инновационным, стимулирует появление новых теорий. Его тезис о границе как месте и процессе порождает замену пространственного определения границы на культурологическое, которое все более отчетливо проявляется в американской историографии. Под влиянием антропологии тёрнеровское видение границы как линии между дикостью и цивилизацией преобразовалось в концепцию фронтира – контактной зоны. Социологи и историки внесли свой вклад в критику тёрнеровской концепции, противопоставив его чрезмерному акценту на воспитываемый границей индивидуализм свидетельства о наличии на фронтире социального коллектива и его важного значения. (Впрочем, это признавал отчасти и сам Тёрнер.) Экологи же развенчали представление о жизни на фронтире в гармонии с природой, показав печальные для биоценозов последствия массового истребления и “переноса видов животных”, которыми сопровождалось продвижение границы13. Из критики тёрнеровской теории складываются новые тенденции в изучении фронтира как термина и феномена. Например, П. Лимерик характеризует термин как националистический, расистский и этноцентричный14, а феномен – как конкретный регион в условных границах от Миссисипи до побережья Тихого океана15. Лимерик спорит и с тёрнеровским утверждением о завершении существования фронтира, отстаивая точку зрения, что его территория до сих 13 Cronon W., Miles G., Gitlin J. Under an Open Sky: Rethinking America’s Western Past. N.Y., 1992. 14 Limerick P.N. What on Earth Is the New Western History? // Trails: Towards a New Western History / Eds P. Limerick, C. Milner II, Ch. Rankin. Lawrence; Kansas, 1991. P. 85. 15 Если не отвлекаться на фиксации фронтира в разные периоды, Дикий Запад, по Тёрнеру, – это пространство от Аллеганских гор до Тихого океана (см.: Тёрнер Фр. Дж. Указ. соч. С. 222). 84 пор остается самобытным регионом страны16. Кроме того, для нее и других современных американских историков фронтир – это “место встречи” общностей, различающихся не столько стадиально (цивилизация versus дикость), сколько культурно. И не двух только общностей – покоренного аборигенного населения и его покорителей, а сразу нескольких, представленных также испаноамериканцами, афроамериканцами, китайцами и т.д. Фронтир воспринимается не как вал западной экспансии, а скорее как мультикультурное пространство, постепенно изменяющееся в процессе взаимодействия его различных составляющих17. Можно по-разному относиться к такой “ревизии”, но не вызывает сомнений, что фронтир имел разное значение для разных этнических групп, образовавших “плавильный котел” американского общества. В современном историческом дискурсе США выделяется Р. Слоткин, подвергший критическому анализу саму идею фронтира. В своем капитальном исследовании он обстоятельно рассмотрел процесс создания мифа о фронтире, его отражение в литературных трудах – автобиографиях XVIII в., дамских романах и романах о пионерах XIX в., а также в первых ковбойских шоу, современных голливудских фильмах и в политическом дискурсе XIX–XX вв. В мифе о фронтире Северная Америка у него предстает неосвоенной свободной территорией, на которой можно построить рай на земле руками белых колонистов. Коренное население Американского континента видится не просто как нечто, с чем не стоит считаться, а как дикий корень Зла, а Добро олицетворяет просвещенная европейская цивилизация, “делегировавшая” своих деятельных посланцев за океан. Поэтому процесс освоения фронтира – это переход от Зла к Добру путем подчинения индейцев и природы цивилизации, техническому прогрессу и абсолютной воле Бога. Основной нарратив мифа о фронтире – “возрождение через насилие” – определяет американскую идентичность, что в дальнейшем подтверждается через акты политической и военной агрессии со стороны США и через “культурную” составляющую голливудских фильмов о борьбе и победе методами насилия18. Критикуется и тезис Тёрнера об исключительной роли фронтира в становлении американской демократии. III Вопрос о формировании и развитии американской демократии центральный в концепции Тёрнера. Но такое же положение он за16 Limerick P.N. Op. cit. P. 70–71. Furniss E. Op. cit. P. 27. 18 Slotkin R. Regeneration through Violence: the Mythology of the American Frontier, 1600–1860. Oklahoma, 2000. P. 11–14. 17 85 нимает в другом, до сих пор эвристичном памятнике исторической мысли – в знаменитой книге французского историка А. де Токвиля “Демократия в Америке”. Представляется необходимым сравнить эти две авторитетные интерпретации американской демократии. Американский историк открывает главу, посвященную вкладу Запада в американскую демократию, отсылкой на тенденцию “строить демократию” исходя из теоретических установок, т.е. “сверху” и силами правительств. Тёрнер считает, что настоящую демократию можно создать только усилиями народа, “снизу”. Его основную мысль можно сформулировать так: американская демократия зародилась не на “Мэйфлауэре” и не на страницах Конституции США, а на фронтире благодаря наличию в свободном доступе огромной территории неосвоенных земель, которые являлись главным устремлением американцев. В подтверждение Тёрнер упоминает о выступлениях (за 100 лет до принятия Декларации независимости) мелких фермеров в Виргинии против возрастающего контроля со стороны правительства штата, которое все больше подпадало под влияние крупных плантаторов19. Итак, Тёрнер выстраивает логическую цепочку формирования демократии, исходя из фактора наличия свободных земель. Не будь их, не возникли бы ни “американская мечта”, ни стремление на личностном уровне к максимальной свободе и независимости, к социальному и правовому равенству, к отрицанию классовых институтов и власти государства. Индивидуализм пионеров не препятствовал демократии и не способствовал классовой дифференциации в силу того, что неосвоенных земель в то время хватало на всех, а степень успеха в их освоении определялась трудовыми усилиями конкретных людей. Поэтому главную проблему США Тёрнер видел в сохранении в стране демократии после “закрытия фронтира”. Он считал, что приближение уникальной американской демократии к европейским демократическим моделям будет серьезной потерей20, ибо американская демократия не просто создала новое общество, но и выработала идеалы жизни, на которых многие поколения воспитывались и созревал американский тип личности. Как и любое другое общество, американцы не могут жить без идеалов и высшей цели. Американское общественное сознание не хочет отказаться от идеи создания свободного счастливого общества для своей страны, а в будущем – для всего мира посредством распространения на него американской демократии. В основании же этой идеи лежат, если верить Тёрнеру, идеалы пионеров, в значительной степени ставшие идеалами нации21: 1) идеал открытия и завоевания 19 См.: Тёрнер Фр.Дж. Указ. соч. С. 211–212. Там же. С. 221–222, 226–227. 21 Там же. С. 229–234. 20 86 в борьбе с природой и дикостью; 2) идеал личного развития, свободного от социального и правительственного ограничения; 3) идеал демократии. Идеальные представления о счастливом будущем помогали пионерам переносить тяготы фронтирной жизни, а впоследствии сформировали особый тип индивидуума – “self-made man”. Это человек, живущий по принципу полной ответственности за себя и семью, выстраивающий жизнь собственными усилиями в рамках жесткой конкуренции. Но американские индивидуализм и соревновательность, по Тёрнеру22, всегда соседствовали с идеей гражданского общества и блага народа. Концепция Тёрнера выглядит вполне логичной. Однако ей присуща некоторая умозрительность построений: часто они недостаточно подтверждаются фактами. Более того, автор как будто принимает за аксиому, что демократия – это непременно благо, в особенности же благо – американская демократия, согласно Тёрнеру принципиально отличающаяся от “ложных” демократий Европы. Посмотрим теперь, как трактует понятие “демократия” Токвиль. Основополагающим фактором формирования и развития демократии он называет социальное равенство, которое создалось в Америке с начала ее освоения. Немаловажную роль играет и всеобщее благосостояние: оно сохраняет в обществе условия для равенства. Здесь мнение Токвиля совпадает с концепцией Тёрнера: Токвиль признает роль свободных земель в развитии США, хотя и не выдвигает этот фактор на первое место. Французский мыслитель говорит о демократии как об общественном строе, из которого вытекает форма правления, имеющая в основе своей народовластие23. Причины формирования демократии в Америке и в американской нации в том виде, в каком она являлась в его время и во многом остается сейчас, Токвиль видел в следующем24: 1. Первые волны эмигрантов в Северную Америку говорили на одном языке и были знакомы с понятиями свободы и прав человека; 2. Основная масса эмигрантов была примерно равна по своему положению; 3. Немногочисленная американская аристократия не достигла той степени консолидации и влияния в обществе, какими обладала аристократия в Европе; 4. Слабый контроль со стороны правительства метрополии позволил зачаткам самоуправления на местах развиваться и процветать; 5. Стремление реализовать свою идею счастливой жизни подготовило почву для рождения свободного общества и свободного индивида и идеалов демократии. 22 Там же. С. 222–225. См.: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 56–59, 214–220. 24 Там же. С. 44, 48. 23 87 Наконец, Токвиль выделяет две противоположные тенденции, мирно объединенные в США, – приверженность религии и дух свободы. Иммигрантов “сдерживали оковы определенных религиозных верований, но они были свободны от любых политических предрассудков”25. В итоге они получили внутреннюю свободу и прочный фундамент закона и нравов, гармонично дополнявших друг друга. Суммируя все приведенные выше суждения, мы приходим к выводу, что наличие свободных земель сыграло значительную роль в формировании американской нации. Однако данный фактор нельзя абсолютизировать: он не был главным в развитии США. Необходимо учитывать и другие факторы, приведенные выше. Список литературы Агеев А.Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров. М., 2005. Дюно Ж.-Ф., Ариньон Ж.-П. Понятие “граница” у Прокопия Кесарийского и Константина Багрянородного // Византийский временник. 1982. Т. 43. Рибер А. Меняющиеся концепции и конструкции фронтира: сравнительно-исторический подход // Новая имперская история постсоветского пространства: Сб. статей / Под ред. И.В. Герасимова и др. Казань, 2004. Сыма Цянь. Исторические записки. Т. VIII. М., 2002. Тёрнер Фр. Дж. Фронтир в американской истории. М., 2009. Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. Barth F. Ethnic Groups and Boundaries. The Social Organization of Culture Differences. Boston, 1969. Cronon W., Miles G., Gitlin J. Under an Open Sky: Rethinking America’s Western Past. N.Y., 1992. Febvre L. Frontier: The Word and the Concept // A New Kind of History from the Writings of Lucien Febvre / Ed. P. Burke. L., 1973. Furniss E. Imagining the Frontier: Comparative Perspectives from Canada and Australia // Dislocating the Frontier: Essaying the Mystique of the Outback / Eds D.B. Rose, R. Davis. Canberra, 2005. Limerick P.N. What on Earth Is the New Western History? // Trails: Towards a New Western History / Eds P. Limerick, C. Milner II, Ch. Rankin. Lawrence; Kansas, 1991. Slotkin R. Regeneration through Violence: the Mythology of the American Frontier, 1600–1860. Oklahoma, 2000. 25 Там же. С. 53.
