Оглавление: 1. «БОЛЬШИЙ КАК МЕНЬШИЙ…» Об одном из ярких откровений христианства (философский аспект) 2. Жизнь человека внутри и вне православных ценностей (нравственнофилософские аспекты) «БОЛЬШИЙ КАК МЕНЬШИЙ…» Об одном из ярких откровений христианства (философский аспект) Христианская традиция воспринята отечественным православием как великая Божественная благодать, как нравственная основа жизнестроения. Ибо речь идёт о являющейся сущности бытия России в отношении к царству Божию, к тому великому состоянию духовно-нравственного единения людей, через которое деятельно сотворяется людьми ответ земной Божьей благодати. Царство нравственное, священное, перманентно становящееся в земном бытии, неотрывно соседствует с царством мирским. Последнее в своих внешних атрибутах неуклонно следует традиции цезарей. Мирской цезаризм пронизывает многие стороны российского быта. Замешан он, как правило, на суетной любви к славе человеческой, окаменяющей людские сердца [1]. Но более всего проявляется цезаризм в стремлении превознести над другими своё надменное «Я», подчинить другие «Я» своим прихотям. Произрастает такой цезаризм повсюду, где можно поставить предел инициативе чужой воли, причём часто это делается там, где воплощается сама суть естественных человеческих прав. Естество, например, понимает, что нельзя выталкивать больного старца из тепла и уюта в ночь на поединок с вихрем, громом, тьмой (как у Шекспира в «Короле «Лире»). Ведь к огню пускают греться даже собаку своего врага. Воля дочерей это старца, пронизанная цезаризмом, тем не менее, творит вопиющую несправедливость. Подобное ущемление прав чужой воли невольно обнаруживает проблему неравенства. Не того неравенства, которое не вызывает сомнений. Например, юноша не равен старцу: у одного – молодость и будущее, у другого – прошлое, но мудрость. Или того неравенства, когда здоровый человек, несомненно, сильнее, продуктивнее больного. Речь идёт о другом – искусственном неравенстве, в рамках которого естественное право человека на участие в регулятивных (жизненных, профессиональных, общественных) процессах переходит в руки как бы исключительных лиц. В данном отношении, несомненно, большое значение для нынешних поколений людей имеет откровение, вошедшее в мировую культуру из христианской традиции. Откровение это прямо противопоставлено и влечению к надменной славе, и стремлению к цезаризму: «А вы не так, - советует Иисус Христос своим апостолам, но кто из вас больший, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» [2]. То есть в среде людей, избранных в качестве беззаветных служителей Божественным истинам, в принципе не должно быть начальственных лиц, отрицается любая борьба за первенство. Это великое откровение подготовлено иными, ему сопутствующими. Исключает всякую тягу к первенству, утверждает последовательное соблюдение меры равенства со всеми другими людьми следующая заповедь: «Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Данная Божественная истина – не какое-то рядовое суждение в ряду других: «…ибо в этом закон и пророки» [3]. То есть последующим поколениям, в частности живущим ныне, следует воспринять данные идеи как наиглавнейшее Божественное предписание. Философия столь же чутка к соблюдению меры внутреннего, духовнонравственного равенства. Конфуций считал, что есть высказывание, которому нужно следовать всю жизнь: чего себе не пожелаешь, того не делай и другим. В том же ключе высказывался и Фалес: лучшая жизнь та, когда мы не делаем сами того. Что осуждаем у других. А через века И.Кант в рамках поиска критерия самоопределения человека в кругу других людей твёрдо обозначил следующую позицию: норма соответствия собственных дел мере отношения других к тебе самому – категорический императив. Так в Божественных откровениях, в философии и жизни вызревало и продолжает вызревать, разносторонне проникая в человеческие отношения, стремление к естественно-правовому равенству. Сами люди относятся к естественно-правовому равенству с любовью. Ею освящены празднично-ритуальные формы семейно-брачных, наследственных, земельных отношений, которые регулирует, как правило, именно духовно правовое равенство, основанное на справедливости. Основная, наиболее явственная стезя, в коей вызревает и как бы самоопределяется духовно-нравственное равенство – это труд бок о бок с другими людьми, говоря обобщённо, многофункциональные, многоотраслевые взаимодействия людей в ходе труда и обмена. Они отличаются обусловленной многообразием дел фактической нормативностью, активным влиянием сознания и воли на процесс данного нормообразования. От Аристотеля до нас дошёл такой показательный пример: земледелец производит хлеб, строитель – дом, ткач – плащ, сапожник – обувь. Им невольно приходится обменивать продукты своего труда на то, чего они не имеют. Равным образом все прочие вступают в такие же отношения. Так многосторонне возникает особая пропорциональность взаимных отношений, которой фундаментально скрепляется общественная жизнь. Уточним: наиболее всесторонне духовно-правовое равенство во взаимоотношениях утверждается именно в сфере мастерства/творчества. Мастера/творцы высвобождают и наращивают мощь природы. Процесс этот совершенно объективный. Правовой произвол оборачивается здесь разрушительными явлениями и гибелью людей. Мера правовой ответственности в данном пространстве бытия максимальна. Именно духовно-правовая ответственность за качество дел перед природой и людьми скрепляет прочными узами человеческое братство. Каждый опытный специалист в своём деле подобен кормчему, который часто подчиняется не писаным установлениям, но искусству, мастерству, считал Платон. Именно мастерство/искусство служит подлинному профессионалу разумным правом, так как сохраняет жизнь товарищей по плаванию. Потому любое профессиональное дело – не просто технологический процесс, но и своеобразная духовно-правовая программа освоения мира, в условиях которой оттачиваются человеческие отношения. Как известно, ни одна профессия никогда не находится в покое. Творчество – непрестанное заглядывание и перешагивание в будущее. И разумная правовая программа не только учитывает, но и предписывает особенности развивающегося союза с будущим. Она как бы раскрывает профессионально-творческим действием и внутренне равным общением простор человеческим свершениям. Соответственно духовно-правовое равенство проявляется в целях, намерениях, поступках всего народа, позволяет более продуктивно созидать и развивать жизнь на внутри- и межотраслевых просторах. Именно в мастерстве/творчестве также наиболее ярко проявляется критериальная, вдохновляющая, прогностическая роль разума как виднейшего свойства души, как единственно приоритетного начала в общерегулятивных процессах. Поэтому каждая человеческая воля, освоившая с достаточной степенью профессионального и духовно-правового опыта сферу разумного бытия, обладает безусловным правом на общерегулятивные процессы. Не будем забывать и о том, что в духовно-правовых решениях воли подлинных профессионалов, да и народа в целом, главенствует критерий справедливости. Тогда как некоторые законодательные дорожки, пролегая меж цезаревыми произволами, часто пронизаны пристрастностью или случайностью. А вот воля всего народа, как заметил И.Кант, никогда не пойдёт по пути несправедливости в отношении к себе самой. Таким образом, на перекрёстках человеческого Бытия непрестанно пересекаются дорожки, по которым следуют носители противоположных образов жизни. Подавляющая масса подлинных мастеров и творцов своего дела, из которых обычно и состоит народ, следует критериям духовно-правового равенства и справедливости, внутренне понимая, что лишь соборное единение и светлое творчество даруют благословенное будущее. Но порой гораздо более ретиво утверждается иной образ жизни. Раскрывая его цель, Гуго Гроций , например, советует: народ, используй свободную волю, чтобы подчиниться и целиком перенести власть на одно лицо; себе же не сохраняй никаких полномочий. Мотивы данной позиции таковы: с одной стороны, людей нередко угнетает нужда; с другой – они испытывают потребность в защите от крайней опасности. Правда, при этом не говорится, от кого, прежде всего, исходит появляющаяся бедность мастеров да творцов (людей вполне самодостаточных) и кого более других надо опасаться. Согласно наиболее вескому мотиву, добавленному к двум предыдущим, суверенитет (то есть полноту полномочий) какой-либо главной персоне дарит, по Гроцию, Бог. А если так, то у народа нет даже повода для состязаний с персоной, вознесённой на трон высшей силой. Но, честно говоря, этот главный аргумент явно не соответствует подлинному священному посланию. Из Божественного источника приводится малозначащее окончание: «Если ты скажешь, поставлю над собой царя» [4]. Окончание это достаточно странно: Богу над собой царя ставить нечего. Между тем в Божественном источнике субъект – народ. К нему и обращено пожелание: «То поставь над собою царя» [5]. Выбор при этом осуществляется из равных: «…из среды братьев твоих поставь» [6]. Кроме того, исключается любой произвол избранного: «Только чтоб он не умножал себе жён» [7], коней, серебра, золота чрезмерно. То есть, сей суверенитет жёстко ограничен волею основного носителя священного права – народа. Вообще, Божье покровительство, о коем грезят коронующиеся персоны – исключительно их выдумка. Они ссылаются, например, на Давида, который, якобы, «возблагодарил Бога за то, что тот подчинил ему народ» [8]. Хотя Давид в указанном месте просто благословляет имя Господне без всяких дополнительных условий [9]. Более того, Давид в следующем псалме прямо предостерегает: «Не надейтесь на князей», ибо от них нет спасения [10]. Ради доказательства Божьей благосклонности к трону доходят подчас до лжи. Христос вроде бы сказал: «Цари господствуют над народами» [11]. Но рассуждение, откуда выхвачен кусочек, начинается раньше: «Был же и спор между ними (апостолами – В.Т.), кто из них должен почитаться бо́льшим» [12]. Далее: «Он же сказал им: цари господствуют над народами и владеющие ими (народами – В.Т.) благодетелями называются» [13]. То есть во второй части фрагмента – явная ирония: называются благодетелями, а вовсе не являются. Наконец, подлинное Божье мнение: «А вы не так: но кто из вас больший, будь как меньший, и начальствующий – как служащий». Там же мы видим, что сам Иисус дарит всем людям ключ к субординационной загадке: «А Я посреди вас, как служащий» [14]. Иначе говоря, чем выше духовный авторитет у того или иного лица, тем более он готов не угнетать других, а подлинно служить им. Важно и то, что перед нами – не просто инициатива Иисуса Христа. Нет сомнения, что Он находится под покровительством могущественнейшего Отца Своего: «Ибо Я сошёл с небес не для того, чтобы творить волю мою, но волю пославшего Меня Отца» [15]. И далее: «Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне…» [16]. То сеть, исследуя главный аргумент стороны, исповедующей наличие власти у царей и князей от Господа, мы вновь возвращаемся к подлинному смыслу великого евангельского откровения: к священному предписанию людям быть сокровенно равными друг другу в системе подлинно человеческого, духовно-правового общения. А практике мирских взаимоотношений, какими бы обычаями она ни прикрывалась, полезно и нужно учитывать великие Божественные истины. Описанная выше главная, на наш взгляд, духовно-правовая идея Евангелия, пожалуй, так или иначе, относится и к православию. Прежде всего потому, что она есть откровение Божественного права в отношении к умопониманию и жизнестроению мирскому. В этой связи столь же правоприемно следует, видимо, отнестись к данной идее православию: и для выявления бо́льших глубин своего вероучения, и для уточнения способа своей внутренней организации. Тогда востребованность православия в плане идентичности духовным чаяниям народов России будет, думается, гораздо выше. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Иоанн. 12: 43, 40 2. Лук.. 22: 26 3. Матф. 7: 12 4. Второзак. ХV11: 14 5. Второзак. ХV11: 15 6. Там же 7. Второзак. ХV11: 16, 17 8. Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1994. С. 130. 9. Пс. 144: 2 10. Пс. 145: 3 11. Лук. 22: 25 12. Лук. 22: 24 13. Лук. 22: 25 14. Лук. 22: 27 15. Иоанн. 6: 38 16. Иоанн. 10: 37 Жизнь человека внутри и вне православных ценностей (нравственно-философские аспекты) Современная цивилизация становится всё более техногенной. Условия жизни общества и человека отчасти выглядят гораздо лучше, чем в прошлом. Но в той ли пропорции прирастает человеческое счастье? Теле- и радиосообщения, к сожалению, переполнены событиями, в коих счастье людей не только не прирастает, но периодически разрушается самым безжалостным образом. С непонятным постоянством падают совершеннейшие авиалайнеры, терпят крушение высококлассные поезда, автокатастрофы превращаются в общемировое бедствие. Экологические загрязнения мирового океана, атмосферы и литосферы приобретают системный характер. Общественное сознание раскалывается: здоровая его часть преисполнена тревогой за будущее человечества; внешне респектабельная, но внутренне больная его часть пребывает в губительной беспечности. Среди множества системных обстоятельств, способных развернуть вектор техногенной цивилизации в сторону глубинного и животворящего гуманизма, есть одно, внешне неприметное, но внутренне – подлинно действенное – православная нравственность, обращённая к человеческой совести. Путь обретения собственной совести замысловат и труден. Детская и юношеская наивность часто сталкивается с разными формами обмана, порой, коварства и вероломства людей, что значительно отдаляет душу от собственной совести. Нередко возникает сомнение – а есть ли вообще совесть у людей? Как и встарь, сознание начинает метаться: почему люди безнравственные, вероломные «…живут, достигают старости, да и силами крепки? Дети их перед лицом их и внуки их перед глазами их. Дома их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них» [1]. Такой душе, обуреваемой сомнениями, достаточно ничтожнейшей мелочи, чтобы склонить её на тропу бесчестия, лжи и лихоимства. Ведь, именно силами молодых, внутренне обманутых людей, пополняется криминальная среда. Усугубляет падение нравственности криминализация лиц, официально призванных защищать человека и его достоинство. Российская жизнь столкнулась с ранее не встречавшимся явлением: опасность, порой, исходит от людей, представляющих органы правопорядка. При подобном положении дел не в одну душу проникает чувство полной незащищённости, отчаяния, безысходности. Данное чувство чрезвычайно опасно, прежде всего, для самого человека, ибо отчаяние нередко переходит в ненависть по отношению к самой жизни, её божественной сущности, даже если человек сам не понимает этого: «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем; потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый он будет или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим…», – свидетельствует пример из глубины веков [2]. В противовес упадку нравов и отчаянию некоторых групп людей существует подлинная опора нравственного бытия, которую дарует вначале робкая надежда, а затем вера и убеждённость в величии и покровительстве над миром людей высших, сверхъестественных сил, концентрирующихся вокруг Божественного провидения. Тогда душе открывается наиважнейшее: «Путь Господень – твердыня для непорочных и страх для совершающих бесправие» [3]. Сознание, в этом случае, отчётливо воспринимает жизнь привилегированных сословий, прекрасно понимает, что они «стремятся господствовать над другими, применяя либо хитрость, либо насилие, либо силу наследства» [4]. Но путь души, избирающей служение Божественным целям, оказывается как бы в другом жизненном пространстве. Несмотря на то, что незримые стези этого пространства в реальности не отделены от всех конкретных событий мира, более того, всею плотью они погружены в них, худшие стороны мира господства и зла, даже проникая в душу, не поражают её и не отвращают от избранного пути. Главная сила, позволяющая душе преодолевать любые невзгоды бытия – дарованная Господом любовь. Любовь эта не мелка, далека от суеты смакующей сексуальности. Такая любовь, дабы служить Божественным предназначениям, изнутри насыщается мировой гармонией, незримо расширяется до вселенских масштабов. Обернувшись с той высоты и необъятности к планетарному человеческому Дому, внутренняя, светлая любовь стремится ненавязчиво, подоброму, но неотступно преодолевать не внешнее зло, а его скрытые, почти незаметные причины. Вполне доступная для светлого воздействия зона – другие человеческие души. Довольно трудное при этом – умение отделять единичный проступок, или даже их серию, от самой человеческой души. Душа в принципе необъятна даже у человека, кажущегося негодным и неисправимым. В этой необъятности человеческой души многое, несомненно, зависит от неё самой, и самый решительный путь исправления человека обусловлен, разумеется, его собственной совестью и волей. Но воля, прежде чем начать решительно действовать, должна, всё же сформироваться. А не оформившаяся с детства душа подвержена худым сообществам, которые развращают добрые нравы, втягивая в свои мутные круги многие неокрепшие души. Потому, имея дело даже со взрослым человеком, всегда приходится помнить, что его сложившийся образ жизни довольно часто – наследие негодной традиции. Подобная традиция не висит на человеке в виде карнавального одеяния, не проявляется даже при ситуативном взаимодействии с человеком, но глубоко пропитывает человеческую душу изнутри. Отличить воздействие дурного наследства от самой души – дело наисложнейшее, невероятно кропотливое, но совершенно необходимое. И в этом случае приходится, стараясь не поранить душу человека, не причинить ей глубокого страдания, всё же решительно бороться со впитанной душою традицией. Искусство врачевания человеческой души, даруемое Православием, уникально и парадоксально. Традиционные нравы складываются по принципу: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». В этом случае любовь носит примитивный, раздувающий вражду характер. Ибо своеобразно любят ближнего своего даже мафиозные группировки, ненавидя, одновременно, весь остальной мир. Также далека от искусства врачевания душ любовь, направленная только на лиц, любящих данного человека. С одной стороны, такая любовь часто слепа, будучи овеяна романтической эротикой, а потому может не видеть спрятавшегося в душе порока. С другой стороны, любовь к любящим нередко поражена лестью другой стороны, тайно подразумевающей получение выгод, премий, карьерного роста. А такая любовь хоть и «без зубов, но с костьми съест». В этой связи чрезвычайно неожиданно и как бы противоестественно звучит совет Евангелия, сохранившего Божественное наставление: «А Я говорю вам: люби́те врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и моли́тесь за обижающих вас и гонящих вас» [5]. Душа неподготовленная, восприняв внешне данное наставление, способна даже вознегодовать на его, якобы, содержательную нелепость. Многие времена и невзгоды придётся претерпеть такой душе, чтобы, в конце концов, осознать величайшую мудрость данного наставления. Заключается эта мудрость, прежде всего в том, что на фазе истинно дружеского, а в глубине души – духовно родственного отношения к человеку, враждебно к вам настроенному, замирает и останавливается возможное развитие конфликта. А если враждебно настроенное лицо и в дальнейших ситуациях обнаруживает подтверждение доброго и подлинно родственного к нему отношения, душа его начинает оттаивать, возвращаться в лоно светлого пути. Однако, возможна противоположная логика действий: если на враждебную акцию последует адекватный или ещё более грубый ответ, тогда зона отдельного конфликта разрастётся до локальных размеров, локальный конфликт – до общих масштабов, а общий конфликт может дорасти и до всеобщего. Конфликтующие люди в подобной ситуации постепенно и неудержимо втягивают в зону конфликта самые могучие силы, разрушительная мощь которых способна уничтожить, в конце концов, сами конфликтующие стороны, их близких и дальних союзников, и, возможно, всё человечество. Так, например, если верны сведения, что наша планетарная цивилизация является вовсе не первой и единственной, значит, предыдущие цивилизации на планете Земля поглотила именно пучина взаимного уничтожения. Следовательно, наставление – «Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» [6], – повторённое в Евангелии не единожды, являет собою, может быть, величайшее Божественное предостережение, выражающее тревожную заботу высших сил за судьбу нашей планетарной цивилизации. Не внять данному наставлению – значит, повторить судьбу цивилизаций, уже навсегда исчезнувших с Лика Вселенной. Любовь к обижающим и проклинающим вас, воспринятая внешне – мучительное состояние, которое кое для кого может показаться даже трагическим. Но если проникнуться глубочайшей верой в безоговорочную истинность последнего Божественного предостережения, если осознать вселенские возможности развивающегося человечества не враждебно, а органично, тогда душа обретёт внутренне вдохновенное состояние, выражающееся в творении великой миссии. В подобном случае душа в полной мере будет готова к тому, что «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,/ Не бесчинствует, не ищет корысти, не раздражается, не мыслит зла…» [7]. Внутреннее осознав сущность родственного отношения к враждебно настроенным людям, важно пройти по всем тропам бытия, чтобы сущность эта претворилась в линию судьбы. В этой связи приходится постоянно расшифровывать корни враждебности, которая в своём зарождении весьма многолика. Враждебность к людям может появиться из обычной лености, входящей в привычку. Ведь, мир, зависящий от множества сторон деятельного развития, не терпит в этой деятельности никакой пустоты. Соответственно, если нечто не развивается одним человеком, значит, другому предстоит созидать условия бытия за себя и за человека ленивого. Претензии, в этом случае, неминуемы. А многократные претензии порождают неприязнь и даже ненависть. Или, к примеру, тщеславие, которое часто порождает имитацию кипучей деятельности, нежели подлинное созидание, и связано обычно с карьерными притязаниями человека. В этом случае любая малость, тормозящая человека на желанных ступеньках карьерного роста, вызывает у него капризное раздражение, и даже гнев. Такой гнев, как правило, не направлен на своего начальника, а только на окружающих данного человека подчинённых лиц и часто – на родственников. Враждебность также бывает порождена завистью, когда подлинно желанна любовь не к людям, а к власти и богатству. И в этих случаях другие лица, оказывающие явное или косвенное препятствие людям завистливым, властолюбивым и жадным, неминуемо окажутся в зоне враждебности. Раскопать конкретный корешок уже сложившейся враждебности можно лишь опережающей открытостью, доброжелательностью, духовной любовью к общей человеческой сущности, которая при проявлениях враждебных действий не может становиться меньшей. Важнейшей опорой духовной привязанности ко всем людям является справедливость. Справедливость, как и любовь к людям – важнейший критерий утверждения блага в общечеловеческом Доме. В справедливости, как и в любви, присутствует высочайшая забота о чёткости основных, регулятивных действий, которыми обустраивается и непосредственно развивается архитектоника человеческих взаимоотношений. Сложнейшее строение, плетение вязи взаимодействий между людьми без критериев любви и справедливости развивается дисгармонично, хаотично, а значит – разрушающе для общечеловеческого Дома. Но если люди прислушиваются к сигналам совести, тогда критерии любви и справедливости помогают легко обнаружить желаемые пропорции во взаимоотношениях: «ныне ваш избыток в восполнении их недостатка; а после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была размерность» [8]. Невольно может возникнуть вопрос: чему отдавать предпочтение, когда на незримых весах как бы взвешиваются любовь и справедливость? Очень часто в таких случаях люди берутся безоговорочно отстаивать справедливость, пренебрегая при этом и любовью, и долгой, верной дружбой, и даже родственными узами. Правда, справедливость без любви часто оказывается внешней, показной, крикливой и, в конце концов – вовсе не справедливой. Последствия от добывания людьми такой показной справедливости бывают и жуткими, и жалкими. Жуткими они становятся в том случае, когда, борясь за показную справедливость, люди бросаются на баррикады, вовлекаются в кровавые революции или войны, уничтожают в лютой ненависти таких же, как они, людей за их принадлежность к иной группе или классу. Жалкими эти последствия оказываются для самих победителей, поскольку любая лютая и кровавая победа всегда является пирровой. Ведь всегда «двоим лучше, нежели одному… Если упадёт один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его» [9]. Всегда совместное бытие людей, основанное на заботе друг о друге, на доброй, дружественной справедливости, неизмеримо плодотворней всякой ненависти, переходящей во вражду и войну. Потому подлинная справедливость изначально доверительна, она выражается в кредитовании огромного доверия другому человеку или группе людей. Такая справедливость раскрывает людские сердца и служит духовным гарантом исполнения другими человеческого долга. Доброта, содержащаяся в подлинной справедливости, «…украшает жизнь, разрешая все противоречия; запутанное делает ясным, трудное – лёгким, мрачное – радостным» [10]. А глубинной основой такой доброты была и остаётся высокая, Божественная любовь к человеку и человечеству. ПРИМЕЧАНИЯ: 1. Иов. 21; 7-9. 2. Еккл. 2; 18, 19. 3. Прит. 10; 29. 4. Толстой Л.Н. Круг чтения. В 2-х тт. Т. 2. М., 1991. С. 171. 5. Матф. 5; 44, 6. Лук. 6; 28. 7. 1-е к коринф. Павла. 13; 4, 5. 8. 2-е к коринф. Павла. 8; 14. 9. Еккл. 4; 9, 10. 10. Толстой Л.Н. Круг чтения. В 2-х тт. Т. 1. М., 1991. С. 28.