"Ограничение корпоративных прав как средство обеспечения интересов участников хозяйственных обществ: монография
реклама
ОГРАНИЧЕНИЕ КОРПОРАТИВНЫХ ПРАВ КАК СРЕДСТВО ОБЕСПЕЧЕНИЯ ИНТЕРЕСОВ УЧАСТНИКОВ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОБЩЕСТВ МОНОГРАФИЯ Материал подготовлен с использованием правовых актов по состоянию на 1 января 2022 года О.И. ГЕНТОВТ Рецензенты: Синицын С.А. - доктор юридических наук, эксперт Российской академии наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и процесса, заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации. Шиткина И.С. - доктор юридических наук, профессор кафедры предпринимательского права, руководитель программы магистратуры по направлению "Корпоративное право" юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Вступительное слово Для корпоративного права, значительная часть норм которого регламентирует отношения с участием субъектов предпринимательской деятельности, последние несколько лет ознаменованы чередой юбилеев. В 2018 г. исполнилось двадцать лет со дня принятия Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью". В 2019 г. прошло двадцать пять лет с момента вступления в силу четвертой главы Гражданского кодекса Российской Федерации, посвященной правовому положению юридических лиц. Наконец, 2021 г. - это год четвертьвекового юбилея действия Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах". За это время специальные законы о хозяйственных обществах неоднократно изменялись, нередко хаотично, и не всегда в лучшую сторону. Во многом это объясняется отсутствием системного подхода к развитию корпоративного законодательства, в основу которого должно быть положено теоретическое осмысление выявленных в ходе правоприменения проблем. Некоторые сложившиеся в доктрине позиции требуют пересмотра или уточнения в связи с изменениями предпринимательского оборота, продиктованными веянием времени. Наглядным примером является традиционное представление об ограничении прав субъектов предпринимательской деятельности как о мере негативного воздействия, вызванной их противоправным поведением. В современных реалиях вряд ли можно удовлетвориться таким упрощенным подходом. Безусловно, ограничение права как реакция на неправомерные действия все еще актуально, однако сейчас не менее важным является использование механизма ограничения прав в целях соблюдения баланса интересов субъектов предпринимательской деятельности, действующих правомерно. В этом смысле ограничение прав одних субъектов выступает средством реализации прав и интересов других лиц. В настоящей монографии, которая подготовлена Ольгой Игоревной Гентовт на основе успешно защищенной в МГУ имени М.В. Ломоносова кандидатской диссертации, основной акцент делается именно на таком понимании категории "ограничение права". Ключевое внимание автор уделяет ограничению корпоративных прав. Нужно отдать должное О.И. Гентовт, которая не ограничилась рассмотрением ограничения корпоративных прав как некоего изолированного явления. В работе выявлена и проанализирована развернутая система ограничений корпоративных прав участников хозяйственных обществ. Помимо этого, исследованы сходные правовые категории, такие как пределы и границы права, правовые ограничения, обременения права, которые нередко неоправданно смешивают с ограничением права. Рассматривая ограничение права как средство удовлетворения интересов, автор не мог не обратиться к самому понятию интереса и его значению в предпринимательских отношениях. С практических позиций несомненную ценность представляет подробное изложение особенностей ограничения отдельных корпоративных прав, а именно: права участника общества с ограниченной ответственностью на участие в распределении прибыли, права акционера на дивиденд и права на информацию о деятельности хозяйственного общества. Автор наглядно показал умелое владение методом сравнительного правоведения, что в наибольшей мере проявилось при обращении к законодательству США в части регламентации права на информацию, закрепленного за участниками предпринимательских корпораций. Не может не заинтересовать и нетрадиционный взгляд О.И. Гентовт на устав хозяйственного общества и корпоративный договор, заключаемый между его участниками, как на средства ограничения корпоративных прав. Через призму такого подхода анализируются дополнительные права участников общества с ограниченной ответственностью и преимущественные права участников хозяйственных обществ. Автору удалось изложить сложные доктринальные и прикладные проблемы простым и доходчивым языком, от чего академический стиль подачи материала никак не пострадал. В работе ответы на вопросы высокой теории гармонично сочетаются с предложениями по решению практических задач, которые регулярно ставит правоприменительная практика. В этой связи монография О.И. Гентовт, без сомнения, будет полезна как для представителей академической науки, в том числе и для тех, кто только постигает ее азы в процессе обучения праву, так и для сообщества юристов-практиков, постоянно сталкивающихся со сложностями применения норм корпоративного права в своей профессиональной деятельности. Доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Евгений Парфирьевич Губин Введение Проблема ограничения корпоративных прав является одной из важнейших в науке корпоративного права. Это обусловлено тем, что ограничение корпоративных прав затрагивает интересы всех субъектов корпоративных отношений. Основной целью ограничения корпоративных прав одних участников корпорации является обеспечение интересов других участников. В ряде случаев ограничение корпоративных прав участников выступает средством обеспечения и защиты интересов корпорации, а также ее кредиторов и иных третьих лиц. Становясь участником хозяйственного общества, субъект приобретает комплекс имущественных и неимущественных корпоративных прав, осуществление которых служит цели удовлетворения его имущественного интереса. Исключительно имущественный характер интереса участника обусловлен природой коммерческой корпорации, а также тем обстоятельством, что от надлежащего осуществления отдельных неимущественных прав во многом зависит реализация основного имущественного права участника - права на участие в распределении прибыли. На практике указанный интерес не всегда может быть в полной мере реализован посредством осуществления соответствующего субъективного права. Так, интерес акционера в получении информации о деятельности общества может быть удовлетворен только при условии владения установленным законом пакетом акций данного общества. В этом проявляется ограничение субъективного права акционера на информацию, предусмотренного ст. 91 Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах" <1> (далее - Закон об АО). В качестве иного примера можно привести процедуру вытеснения миноритарных акционеров, предусмотренную ст. 84.8 Закона об АО. В соответствии с данной нормой, лицо, ставшее владельцем более 95 процентов акций общества, вправе направить в общество требование о выкупе принадлежащих остальным акционерам акций данного общества, в результате чего происходит ограничение права участия (членства) миноритарного акционера, поскольку он становится обязанным эти акции продать. В иных случаях ограничение корпоративных прав может быть направлено на защиту интересов кредиторов общества. Так, в соответствии со ст. 29 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" <2> (далее - Закон об ООО) общество не вправе принимать решение о распределении прибыли в случае, если оно отвечает признакам несостоятельности (банкротства) или если указанные признаки появятся в результате принятия такого решения, а также в случае, если стоимость чистых активов общества меньше его уставного капитала и резервного фонда или станет меньше в результате принятия такого решения. Данные обстоятельства являются также препятствием для выплаты прибыли, решение о распределении которой уже принято. Судебная практика исходит из того, что установление этих ограничений обусловлено необходимостью в любой ситуации и в наибольшей степени гарантировать права и законные интересы кредиторов общества <3>. Полагаем, что такой подход может повлечь за собой существенное нарушение баланса интересов участников корпоративных отношений. Вместе с тем ограничение права на дивиденд может выступать средством обеспечения интересов мажоритарных участников, а также самой корпорации в повышении эффективности бизнеса, поскольку позволит осуществлять реинвестирование полученной прибыли. В этой связи справедливо утверждение Е.П. Губина о необходимости установления разумного баланса между интересами кредиторов и участников корпорации <4>. Данные примеры свидетельствуют о разнонаправленности интересов участников корпорации, которые могут вступать в противоречие как между собой, так и с интересами самой корпорации. Говоря о разнонаправленности интересов, можно констатировать, что она имманентна конструкции юридического лица. Так, интересы мажоритарных и миноритарных акционеров всегда будут серьезно отличаться <5>. Как противоречия, так и непосредственные столкновения интересов различных участников корпорации могут повлечь возникновение корпоративных конфликтов, которые препятствуют нормальному взаимодействию участников корпорации и негативно сказываются как на эффективности деятельности самой корпорации, так и на имущественном обороте в целом. Удовлетворение того или иного интереса происходит посредством совершения субъектом собственных действий, в рамках реализации права требования совершения определенных действий от обязанного лица, а также в процессе реализации права на защиту. Использование различных способов реализации интересов участников, самой корпорации, ее кредиторов и иных третьих лиц предполагает установление определенных ограничений субъективных корпоративных прав, принадлежащих участникам. Так, осуществление права требования выкупа акций в соответствии со ст. 84.8 Закона об АО сопряжено с ограничением субъективного права участия (членства) миноритария. Реализация права на защиту может повлечь за собой исключение участника из общества, т.е. принудительное прекращение корпоративного права в судебном порядке. -------------------------------<1> См.: СЗ РФ. 1996. N 1. Ст. 1. <2> См.: СЗ РФ. 1998. N 7. Ст. 785. <3> См.: решение Арбитражного суда г. Москвы от 17.10.2019 по делу N А40-125978/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Предпринимательское право России: итоги, тенденции и пути развития: монография / Е.Г. Афанасьева, А.В. Белицкая, В.А. Вайпан и др.; отв. ред. Е.П. Губин. М.: Юстицинформ, 2019. <5> См.: Ломакин Д.В. От корпоративного интереса через злоупотребление корпоративным правом к корпоративному спору // Корпоративный юрист. 2006. N 2. С. 29 - 34. Таким образом, ограничение корпоративных прав одних участников хозяйственных обществ является средством обеспечения интересов других участников хозяйственных обществ, а в ряде случаев и самого общества и третьих лиц. Поскольку разнонаправленность интересов и порождаемые ею конфликты неизбежны в деятельности юридического лица, постольку поиск и установление баланса интересов участников корпоративных отношений, предотвращение и разрешение корпоративных конфликтов, признание приоритета интересов одних лиц над интересами других не представляется возможным без ограничения субъективных корпоративных прав как средства реализации интересов. Традиционное представление об ограничении субъективных прав охватывает два ключевых аспекта. Прежде всего, это ситуации, при которых ограничение права лица является следствием совершения этим лицом противоправного деяния и выступает в качестве ответной меры - реакции на правонарушение. Примером может служить ст. 10 ГК РФ, которая допускает отказ в защите принадлежащего лицу права в случае злоупотребления последним. В корпоративном праве примером такого рода ограничений является ст. 10 Закона об ООО, предоставляющая участникам общества право требовать в судебном порядке исключения из общества участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) существенно затрудняет или делает невозможной деятельность общества. Вторую группу составляют ограничения субъективных прав, не связанные с нарушением закона. Это ситуации, при которых ограничение права устанавливается в пользу иных субъектов. В качестве таких субъектов могут выступать как частные лица, так и публично-правовые образования. Можно сказать, что ограничение прав в таких случаях является следствием решения вопроса о приоритете прав одних лиц над правами других. В сфере гражданского права примером может служить институт ограниченных вещных прав, посредством которых происходит обременение имущества собственника. Значительное число ограничений подобного рода можно обнаружить в нормах земельного, экологического, природоохранного законодательства. В этих случаях ограничение прав устанавливается в целях обеспечения публичных интересов. Ограничение субъективного корпоративного права, безусловно, также может являться следствием совершения лицом правонарушения и применения к нему мер гражданско-правовой ответственности посредством возложения дополнительных негативных имущественных последствий. Вместе с тем настоящая монография посвящена исследованию регулируемых правом общественных отношений, возникающих в связи с использованием различных правовых средств, направленных на реализацию соответствующих интересов участников хозяйственных обществ. Поскольку ограничение субъективных корпоративных прав в рассматриваемой ситуации обусловлено необходимостью соблюдения баланса интересов сторон корпоративных отношений, недопущения или разрешения корпоративных конфликтов, то и само понятие "ограничение" не несет в себе негативного оттенка, связанного с правонарушением либо применением мер гражданско-правовой ответственности. Таким образом, в настоящей монографии предпринята попытка раскрыть хорошо известную проблему ограничения субъективных прав под новым, не изученным ранее углом, и увидеть в ограничении корпоративного права средство реализации и защиты интересов субъектов корпоративных отношений. Для этих целей на примере отдельных корпоративных прав проводится анализ функционирования механизма ограничения корпоративных прав, исследуется процесс сужения возможностей осуществления субъектом отдельных правомочий, входящих в содержание принадлежащего ему корпоративного права. Представляется, что исследование ограничений корпоративных прав через призму обеспечения и защиты интересов субъектов корпоративных отношений имеет важнейшее теоретическое и практическое значение. В настоящее время проблема ограничения корпоративных прав не получила соответствующего ее значимости научного внимания в российской правовой доктрине. В большинстве научных работ рассматриваются отдельные аспекты указанной проблематики, однако вопрос об ограничении корпоративных прав как средстве обеспечения интересов участников хозяйственных обществ никогда не рассматривался в качестве целостного явления. Отметим, что проблема ограничения корпоративных прав не решается с помощью разработанных правовой наукой средств, в частности, с помощью доктрины злоупотребления правом, поскольку здесь речь идет об особом типе правонарушения, совершенного управомоченным лицом при осуществлении принадлежащего ему права. В тех случаях, когда происходит ограничение корпоративных прав, субъекты правоотношений могут действовать правомерно. Они не только не выходят за пределы дозволенного законом общего типа поведения, но и используют специальные, установленные законом или выработанные субъектами корпоративных отношений, правовые средства, направленные на установление баланса интересов сторон и реализацию соответствующих интересов участников хозяйственных обществ. Представляется, что данная монография будет интересна широкому кругу читателей и востребована ими, а сформулированные автором выводы могут быть использованы как при разработке новых законодательных подходов относительно критериев ограничения корпоративных прав, так и при разрешении судами споров между хозяйствующими субъектами на основании действующего законодательства. Данная монография будет полезна в качестве научного издания для студентов, магистрантов, аспирантов, обучающихся по направлению подготовки "Юриспруденция". Глава I. ОГРАНИЧЕНИЕ СУБЪЕКТИВНОГО ПРАВА: ПОНЯТИЕ, ВИДЫ, СИСТЕМА 1. Сущность категории "ограничение права" Вопрос о понятии ограничения субъективных гражданских прав, его функции, роли и месте в механизме гражданско-правового регулирования не получил достаточной разработки в научной литературе. Наиболее полно категория "ограничение права" раскрыта в отношении права собственности, поскольку оно традиционно занимает центральное место в системе субъективных гражданских прав и "всякое его ущемление <1> наиболее значимо и болезненно для участников гражданского оборота" <2>. Кроме того, длительное отсутствие в отечественной правовой науке общей категории вещного права, ее замена в советский период правом собственности также способствовали превращению данного права в основополагающий институт гражданского права <3>. Поэтому категория "ограничение права собственности" является отправной точкой для выработки общего понятия и признаков категории "ограничение права". -------------------------------<1> Автор цитируемой работы употребляет термин "ущемление прав" в качестве обобщенной характеристики ограничений и обременений гражданских прав. Наряду с этим для указания на неблагоприятное воздействие на право автор предлагает использовать термин "стеснение", "вторжение", "усечение", "умаление" как подходящие по значению характеру обозначаемых явлений (см.: Микрюков В.А. Ограничения и обременения гражданских прав. М.: Статут, 2007. С. 6). Однако, полагаем, что речь может идти лишь об одном правовом явлении, а именно: об ограничении субъективного права, в связи с чем такое терминологическое многообразие представляется избыточным и не привносящим ничего нового в описание исследуемого правового явления. <2> Микрюков В.А. Указ. соч. С. 7 - 8. <3> Подробнее об этом см.: Суханов Е.А. Вещное право: научно-познавательный очерк. М.: Статут, 2017. С. 103 - 104. 1. Генезис понятия "ограничение права" на примере права собственности Изучение отдельных вопросов ограничения права собственности можно найти еще в трудах дореволюционных ученых, исследовавших проблемы гражданско-правового регулирования в целом. Так, В.И. Синайский определял право собственности как наименее ограниченное вещное право, утверждая, что понятие права собственности определяется отрицательно, установлением тех действий, которые собственник совершать не вправе. Постичь сущность этого права возможно через призму установленных законом границ, т.е. ограничений права собственности <1>. Схожей позиции придерживался и К.П. Победоносцев, отмечая, что истинные <2> ограничения имманентны самому определению права собственности, в той части, "где сказано, что оно есть власть... в пределах, законом установленных" <3>. Подход к определению права собственности, при котором это понятие раскрывается посредством указания на границы и ограничения, имеет глубокие исторические корни и отчасти обусловлен стремлением доказать несостоятельность прежнего понимания права собственности как ничем не ограниченного права <4>. Как отмечает В.А. Белов, начальной точкой идеи неограниченности права собственности была "идея отождествления права собственности и собственности, т.е. права на вещь с самой вещью и абсолютной фактической властью (господством) над ней" <5>. Эта идея была высказана еще Д.И. Мейером, который писал: "[Т]ому, что для нас составляет право, в этом (древнем юридическом. - Прим. О.Г.) быту соответствовала фактическая возможность предпринимать известные действия, не запрещаемые общественной властью. Кто владеет имуществом, тот имеет возможность осуществить на деле все содержание права собственности... Ограничение было конечно возможно и в древнем быту, но не в содержании передаваемого права, а в сроке его действия" <6>. Именно существовавшее на раннем этапе развития смешение права с фактическим господством над вещью способствовало в дальнейшем превращению права собственности из "права абсолютного господства" в "абсолютное право господства", а всего гражданского права европейских государств эпохи буржуазных революций - в право личности, право индивидуальности. -------------------------------<1> См.: Синайский В.И. Русское гражданское право. М.: Статут, 2002. С. 205 - 206. (Классика российской цивилистики.) <2> Истинные, или вотчинные, ограничения ученый противопоставлял повинностям, которыми в силу закона или частной воли может быть обложена собственность. Такие повинности в строгом смысле не касаются существа права собственности и поэтому не являются ограничениями этого права. В отличие от них вотчинные ограничения непосредственно связаны с вотчинными правами и относятся к сущности самого права. В качестве примера автор приводит ограничения, установленные в государственном интересе и связанные с выполнением природоохранных функций. Подробнее об этом см.: Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права. М.: Статут, 2002. С. 503 - 506. (Классика российской цивилистики.) <3> Победоносцев К.П. Указ. соч. С. 505. <4> Такой подход к определению права собственности был характерен для буржуазной теории права. К примеру, Савиньи определял право собственности как "неограниченное или исключительное господство лица над вещью", Виндшейд утверждал, что собственность является "отрицанием ограничений" и сама по себе ограниченна быть не может. Обзор позиций в отношении идеи неограниченности права собственности, а также их критику можно обнаружить в фундаментальном труде А.В. Венедиктова, посвященном всестороннему анализу права собственности. См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. II. М.: Статут, 2004. С. 276 и далее. <5> Канторович Я.А. Основные идеи гражданского права / предисл. А.В. Белова. М.: ЮрИнфоР-МГУ, 2009. С. 36. <6> Мейер Д.И. Древнее русское право залога // Избранные произведения по гражданскому праву. М.: ЮрИнфоР, 2003. С. 228 - 229. В свою очередь теоретики французской революции придерживались концепции условного характера права собственности <1>. Этот подход базировался на теории общественного договора и признавал за государством неограниченную власть во всех областях политической и социальной жизни общества. Именно поэтому государство может и должно ограничить пользование собственностью, выступая "Верховным Судьей полезности частной собственности и допускаемых ее границ" <2>. Вместе с тем во французской Конституции 1793 г. <3> нашла свое отражение иная теория, согласно которой собственность вытекает из использования человеком своих способностей, своего труда и свободы личности и составляет одно из священных и неотъемлемых прав. Идея индивидуального характера права собственности, его "неограниченности" была воспринята и Гражданским кодексом Франции (далее - Кодекс Наполеона) <4>, который определил право собственности как право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом, при условии соблюдения установленных законами или регламентами запретов (см. ст. 544 Кодекса Наполеона). Несмотря на то что многие ученые, в частности, В.И. Синайский, видели в этом определении признание неограниченности права собственности, в самом Кодексе Наполеона уже допускались некоторые ограничения данного права <5>. Еще более выраженным ограничение права становится в созданном менее столетия спустя Германском Гражданском уложении (далее - ГГУ) <6>, которое определяло правомочия собственника распоряжаться вещью по своему усмотрению в той мере, в какой ему не препятствует закон или права третьих лиц (см. § 903 ГГУ). Таким образом, в самом определении права собственности уже имеется указание на возможность установления ограничений как частного, так и публичного порядка, в основе которых лежит необходимость соблюдения интересов третьих лиц, а также "уважение к государственному устройству общества" <7>. Дальнейшее развитие общества происходит под мощным воздействием социологических движений, которые, в свою очередь, оказывают существенное влияние на понимание сущности гражданского права. Субъект права начинает рассматриваться в качестве исполнителя определенной социальной функции, а само субъективное право уже представляется не столько правом, сколько обязанностью, возложенной на лицо в интересах всего общества, и, соответственно, этими интересами и обусловленной (т.е. ограниченной. - Прим. О.Г.). Наиболее ярким примером такого подхода является теория социальных функций главного представителя солидаризма Леона Дюги, который признавал наличие лишь объективного права, а индивида рассматривал в качестве "винтика", призванного исполнять возложенную на него обществом социальную функцию <8>. В советской правовой науке главным проводником дюгистских взглядов был А.Г. Гойхбарг, утверждавший, что гражданское право рассчитано лишь на индивидуалистическое и анархическое частнособственническое хозяйство, в то время как советское гражданское право является правом социальным, а по сути представляет собой вовсе не право, а комплекс социальных функций, возлагаемых государством на отдельных лиц <9>. Таким образом, на примере права собственности можно проследить эволюцию категории "ограничение права". Если на раннем этапе развития права возможность его ограничения признавалась лишь отчасти либо не признавалась вообще, то к концу XIX столетия ограничения уже имманентны праву собственности. Их установление обусловливается необходимостью обеспечения и защиты прав и законных интересов иных субъектов правоотношений, как частных лиц, так и публично-правовых образований. Как резюмировал этот процесс Я.А. Канторович, абсолютное право, которое со времен института квиритской собственности в Риме и вплоть до расцвета капиталистической собственности в начале XIX в. давало собственнику не только право пользования объектом, но и свободу злоупотребления правом, к концу столетия становится уже невозможным и представляет собой исторически изжитую форму собственности <10>. Отметим, что идея существования в римском праве неограниченной собственности поддерживалась не всеми учеными. Так, она подвергалась обстоятельной критике со стороны Рудольфа фон Иеринга, который обосновывал несостоятельность этой теории прежде всего за счет наличия ограничений, которые накладывает само общество на осуществление любого частного права <11>. Опровергая идею существования неограниченного права собственности в какой бы то ни было исторический период, Д.М. Генкин подчеркивал, что, являясь наиболее полным правом собственности, dominium ex jure Quiritium <12> также связана с различными ограничениями, такими как: легальный сервитут или соседское право <13>. -------------------------------<1> Так, Ж.Ж. Руссо, Ш. де Монтескье, Г.Т. Рейналь, как и другие представители эпохи Просвещения полагали, что собственность, "как социальный институт, является результатом общественного договора... и она не более и не менее священна и неприкосновенна, чем всякий другой результат договора; она подчиняется верховной власти государства, по воле которого она может быть отменена или изменена, ибо собственность нации выше собственности отдельных лиц". Цит. по: Канторович Я.А. Указ. соч. С. 60. <2> Канторович Я.А. Указ. соч. С. 61. <3> См.: Конституция Франции от 24.06.1793. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1793.htm. <4> См.: Гражданский кодекс Франции (Кодекс Наполеона) = Code civil des Fran ais (Code Napoleon) / пер. с фр. В.Н. Захватаева. М.: Инфотропик Медиа, 2012. <5> Речь идет об институте экспроприации для государственных и общественных нужд, а также о некоторых положениях наследственного права, предусматривающих установление обязательной доли в наследстве. Более подробно см.: Канторович Я.А. Указ. соч. С. 65. <6> См.: Гражданское уложение Германии от 18.08.1896 (ред. от 02.01.2002) (с изм. и доп. по 31.03.2013) // Гражданское уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому уложению. 4-е изд., перераб. М.: Инфотропик Медиа, 2015. С. VIII - XIX, 1 - 715. <7> Венкштерн М. Основы вещного права // Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии. М.: БЕК, 2001. С. 164 - 166. <8> Подробнее об этом см.: Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона: перевод с французского / под ред. и с предисл. А.Г. Гойхбарга. М.: Гос. изд-во, 1919. <9> Подробнее об этом см.: Иоффе О.С. Из истории цивилистической мысли // Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". 3-е изд., испр. М.: Статут, 2009. С. 202 - 208. <10> См.: Канторович Я.А. Указ. соч. С. 64. <11> Подробнее об этом см.: Иеринг Р. фон. Цель в праве // Избранные труды. Самара: Самар. гос. эконом. акад., 2003. С. 304 и далее. <12> Dominium ex jure Quiritium - квиритская собственность - могла принадлежать только полноправным римским гражданам и тем, кто был наделен ius commercii. Подробнее об этом см.: Римское частное право: учебник / В.А. Краснокутский, И.Б. Новицкий, И.С. Перетерский и др.; под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М.: Юристъ, 2004. <13> См.: Генкин Д.М. Право собственности в СССР. М.: Госюриздат, 1961. С. 59. 2. Ограничение права на современном этапе В настоящее время вопрос об ограничении субъективных гражданских прав, установлении четких границ и оснований вмешательства законодателя в процесс осуществления принадлежащего субъекту права является одним из важнейших вопросов юридической науки. Справедливо утверждение о том, что российское право переживает очередной этап вечного поиска баланса между субъективным правом собственности и его ограничениями <1>. Сказанное не менее актуально и в отношении иных субъективных прав, поскольку основная цель ограничения того или иного права - это поиск и установление баланса интересов сторон регулируемых отношений. В сфере осуществления предпринимательской деятельности данная проблема обстоятельно исследована в работах Е.П. Губина <2>. Как справедливо отмечает ученый, создание такого правового режима, который обеспечит баланс интересов участников экономических отношений и их защиту, а также ликвидирует социальное неравенство, является одной из основных задач права <3>. Схожий подход к допустимости установления ограничений субъективных прав отражен и в правовых документах международного уровня. Так, согласно п. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10.12.1948 <4>, при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, которые установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе. В соответствии с п. 1 ст. 52 Хартии Европейского союза об основных правах <5>, любое ограничение на осуществление прав и свобод должно предусматриваться законом и уважать основное содержание данных прав и свобод. При соблюдении принципа пропорциональности ограничения могут вводиться лишь тогда, когда они являются необходимыми и действительно соответствуют целям общего интереса, признанным Союзом, или потребности защиты прав и свобод других лиц. Это подтверждается и практикой Европейского суда по правам человека <6>. Справедливо замечание В.А. Лебедева о том, что такие ограничения нельзя считать посягательством на свободу личности, поскольку "подлинная свобода личности возможна лишь при сочетании интересов личности с интересами общества и государства" <7>. В этом смысле ограничение права можно назвать средством обеспечения такой свободы, поскольку установление тех или иных ограничений обусловлено необходимостью поддержания баланса частных и публичных интересов участников правоотношений. В одной из своих работ, посвященной исследованию права собственности, Е.А. Суханов приводит сложившуюся в зарубежной литературе позицию, согласно которой "в послевоенное время постепенно пришло осознание ошибочности идеи полной свободы личности и освобождения ее от всяких общественных ограничений, связанное с... усилением влияния публичного права на частноправовые отношения..." <8> Е.П. Губин также отмечает, что осуществление частноправовых отношений собственности и соответствующих имущественных прав в ряде случаев невозможно без использования публично-правового инструментария. По справедливому замечанию ученого, наиболее наглядно сочетание элементов публичного и частного права, а также неразрывная взаимосвязь частноправовых и публично-правовых средств, проявляются в предпринимательском праве <9>. -------------------------------<1> См.: Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / А.Е. Агеенко, И.И. Акимова, В.А. Волгина и др.; рук. авт. кол. и отв. ред. А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 2. М.: Статут, 2018. <2> См., например: Губин Е.П. Государственное регулирование рыночной экономики и предпринимательства: правовые проблемы. М.: Норма; ИНФРА-М, 2017; Он же. Правовое обеспечение свободы экономической деятельности // Предпринимательское право. 2015. N 4. С. 3 - 9; Он же. Право как инструмент решения экономических проблем России // Вестник Московского университета. Серия 11 "Право". 2012. N 2. С. 3 - 13. <3> См.: Губин Е.П. Правовое обеспечение свободы экономической деятельности. С. 5. <4> См.: РГ. 1995. N 67. <5> См.: Хартия Европейского союза об основных правах (Страсбург, 12.12.2007) (2016/С 202/02) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> Так, в Постановлении ЕСПЧ от 26.04.1979 "Санди Таймс" (the Sunday Times) против Соединенного Королевства (жалоба N 6538/74) указано, что "ограничение должно быть вызвано острой общественной потребностью и подтверждено уместными и достаточными причинами, указанными органами власти" (ЭПС "Система ГАРАНТ"). <7> Лебедев В.А. Конституционные основы ограничений прав и свобод человека и гражданина // Lex russica. 2017. N 1. С. 130 - 139. <8> Суханов Е.А. Вещное право: научно-познавательный очерк. С. 127. <9> Более подробно о соотношении использования частноправовых и публично-правовых средств регулирования см.: Предпринимательское право Российской Федерации: учебник / отв. ред. Е.П. Губин, П.Г. Лахно. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Норма; ИНФРА-М, 2017. С. 59 - 67. 3. Ограничение права и теория "эластичности" Понятие "ограничение права" тесно связано с такой фундаментальной правовой категорией как "субъективное право". Как известно, в доктрине гражданского права существуют различные взгляды на сущность субъективного права. Ряд ученых, в частности О.С. Иоффе, определяли субъективное право как право на чужие действия, перенося тем самым центр тяжести на поведение обязанных лиц <1>. В свою очередь, С.Н. Братусь отстаивал теорию положительного содержания субъективного права, определяя его как меру возможного или дозволенного поведения управомоченного субъекта <2>. С позиции второго подхода, ставшего парадигмой, справедливо замечание Ю.К. Толстого о том, что установленные законом пределы или границы права являются не ограничением этого права, а "определением его содержания" <3>, которое не может быть безграничным именно в силу того, что любое право есть определенная законом мера дозволенного поведения субъекта. Разделяя позицию С.Н. Братуся в понимании субъективного права прежде всего как права на собственные действия, мы рассматриваем ограничение права как определенное сужение возможностей осуществления отдельных правомочий, входящих в содержание права. Вместе с тем в литературе высказана позиция, согласно которой результатом ограничения права является сужение его содержания, которое "происходит в силу возникновения иного, конкурирующего по своему содержанию с правом обремененным субъективного гражданского права - права обременяющего" <4>. Иными словами, ограничение права заключается в изъятии некоторых правомочий из его содержания <5>. Однако если субъективное право есть мера дозволенного поведения управомоченного субъекта, то, вероятно, объем этих дозволений (а, соответственно, и содержание субъективного права) устанавливается законом. Содержание права представляет собой "статику права", это тот объем дозволений, которыми в силу закона обладает управомоченное лицо. В свою очередь, ограничение права необходимо рассматривать как "динамику права", результат изменения возможностей осуществления правомочий в процессе установления, изменения и прекращения правоотношений. Иными словами, ограничение права - это сужение возможностей реализации отдельных правомочий, входящих в состав субъективного права. При этом содержание права остается неизменным: ограниченные в осуществлении правомочия никуда из его состава не исключаются. Отметим, что подобный вопрос уже выступал предметом дискуссии в советской правовой доктрине. Отрицая определение права собственности как совокупности правомочий владения, пользования и распоряжения, А.В. Венедиктов доказывал, что лишение всех трех правомочий не влечет за собой прекращение права собственности по причине существования так называемой "упругости" или "эластичности" права собственности. Примером служила ситуация, когда при судебном аресте имущества с изъятием его из владения собственника и запретом ему распоряжения этим имуществом, у собственника остается некий "сгусток" его права собственности. В том случае, если претензия отпадет, право собственности восстановится в полном объеме (в этом и проявляется свойство "упругости" или "эластичности" права собственности. Прим. О.Г.) <6>. Однако представляется, что как такового восстановления права собственности не происходит именно по причине того, что никакого лишения правомочий собственника изначально нет. Речь идет не об изъятии правомочий из состава субъективного права, а о временном ограничении возможностей эти правомочия осуществлять. Если говорить о некой "эластичности" права, то она заключается не в лишении и последующем восстановлении правомочий в составе субъективного права, а в сужении или расширении фактической возможности осуществления этих правомочий. Позиция А.В. Венедиктова была подвергнута обстоятельной критике со стороны Д.М. Генкина. "Тот факт, что в известных случаях собственник, временно лишаясь возможности использовать принадлежащие ему правомочия, остается собственником, ничего не доказывает. В этих случаях собственник не лишается этих правомочий, а лишь временно ограничен в возможности их реализации. Субъективное право, - писал ученый, - заключается в возможности соответствующего поведения, и если в силу тех или иных норм права при наличии известных обстоятельств эта возможность временно ограничивается, то это вовсе не означает, что субъективное право, заключающееся в определенных правомочиях, отпадает" <7>. Данный подход отражает представление об ограничении права как о сужении возможностей осуществления отдельных правомочий, входящих в содержание субъективного права. Поэтому для целей настоящего исследования под ограничением права понимается именно ограничение его осуществления. Ограничение права в статическом состоянии, т.е. невозможность обладания отдельными правомочиями, входящими в содержание права, по существу представляет собой ограничение гражданской правоспособности как особого субъективного права, в связи с чем в настоящей работе не рассматривается <8>. В качестве доказательства сказанного рассмотрим особенности осуществления права голоса в акционерном обществе. Так, в соответствии с п. 1 ст. 90 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации от 24.07.2002 N 95-ФЗ <9> (далее - АПК РФ) арбитражный суд может принять срочные временные меры, направленные на обеспечение иска или имущественных интересов заявителя. Одной из таких мер в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 91 АПК РФ является запрет ответчику на совершение определенных действий, касающихся предмета спора. Вместе с тем согласно п. 4 Обзора практики принятия арбитражными судами мер по обеспечению исков по спорам, связанным с обращением ценных бумаг, утвержденного Информационным письмом Президиума ВАС РФ от 24.07.2003 N 72 <10>, голосующие акции, принадлежащие акционеру, которому арбитражный суд запретил голосовать этими акциями на общем собрании акционеров по одному из вопросов повестки дня, должны учитываться при определении кворума для принятия решения по соответствующему вопросу. Данный подход последовательно реализовывался в практике арбитражных судов. Так, например, в Постановлении Президиума ВАС РФ от 03.06.2008 N 1154/08 по делу N А05-3791/2007 было указано, что "голосующие по своей правовой природе акции, которыми в порядке применения обеспечительных мер временно запрещено голосовать по вопросам повестки дня, должны учитываться при определении кворума общего собрания акционеров акционерного общества и подведении итогов голосования, поскольку иное ведет к незаконному лишению акционера права на участие в управлении обществом" <11>. Таким образом, применение обеспечительной меры в виде наложения запрета на голосование акциями влечет за собой лишь невозможность осуществления правомочия голосовать, в то время как право голоса остается неизменным. Данный пример еще раз подтверждает отстаиваемую автором позицию, согласно которой, в случае, если речь не идет об ограничении правоспособности лица, ограничение права сужает не его содержание, а фактическую возможность осуществления отдельных правомочий, входящих в состав конкретного субъективного права. -------------------------------<1> См.: Иоффе О.С. Гражданское правоотношение // Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". 3-е изд., испр. М.: Статут, 2009. С. 561 - 565. <2> См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М.: Госюриздат, 1950. С. 6, 10. <3> См.: Иоффе О.С., Толстой Ю.К. Новый гражданский кодекс РСФСР. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1965. С. 96. <4> Сенчищев В.И. О понятии обременения права // Вестник ВАС РФ. 2003. N 5. С. 105. <5> См.: Курдиновский В.И. Об ограничениях права собственности на недвижимое имущество по закону (по русскому праву). Одесса: Тип. Акционерного Южно-Русского Общества Печатного Дела, 1904. С. 81 - 82. <6> См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. Т. II. С. 18 - 19. <7> Генкин Д.М. Указ. соч. С. 48. <8> Взгляд на правоспособность как на особое субъективное право конкретного лица широко распространен в научной литературе. См., например: Братусь В.Н. Субъекты гражданского права. С. 6; Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. Т. II. М.: Юрид. лит., 1982. С. 141. <9> См.: СЗ РФ. 2002. N 30. Ст. 3012. <10> См.: Вестник ВАС РФ. 2003. N 9. <11> См.: Вестник ВАС РФ. 2008. N 9. 2. Соотношение понятия "ограничение права" с иными правовыми категориями 1. Ограничение права и пределы (границы) права Анализ соотношения категорий "ограничение", "пределы" и "границы" права представляет особый научный интерес. По мнению некоторых ученых, понятия "ограничение" и "предел" смешиваются, поглощаются одно другим. Так, например, приводя лексическое толкование этих понятий, Н.Е. Болвачева определяет пределы в качестве границ чего-либо, а понятие "ограничивать" трактует как "стеснять известными пределами, поставить в... границы" <1>. С подобной трактовкой едва ли можно согласиться. Дело в том, что термины "ограничение", "пределы" и "границы" выступают в качестве правовых категорий, и, несмотря на лексическое сходство, не могут быть расценены как синонимы. Автор же осуществляет толкование юридических терминов с позиции общеупотребительного русского языка, что является не только некорректным, но и достаточно опасным, поскольку ставит в один ряд совершенно разнопорядковые правовые явления. Как известно, понятия "пределы" и "границы" права тесно связаны с проблемой злоупотребления правом, разработкой которой занимался выдающийся классик советской цивилистической мысли В.П. Грибанов. "О злоупотреблении правом речь может идти лишь в случае, когда управомоченный субъект, действуя в границах принадлежащего ему субъективного права, в рамках тех возможностей, которые составляют содержание данного права, использует такие формы его реализации, которые выходят за установленные законом пределы осуществления права" <2>. В этом определении кроется принципиальное различие двух категорий: границ права и пределов его осуществления. Злоупотребление правом заключается в реализации права с выходом за пределы его осуществления, но в границах этого права. Отметим, что М.М. Агарков отвергал понятие "злоупотребление правом", считая его лишенным всякого правового смысла именно потому, что не признавал различия между пределами осуществления и границами права. "Те действия, которые называют злоупотреблением правом, на самом деле совершены за пределами права. Совершая эти действия, лицо переходит за границу своего права" <3>. Разделяя позицию В.П. Грибанова, мы соотносим понятия "границы" и "пределы" как общее и конкретное. Границы права характеризуют содержание права (то, что установлено законом), в то время как пределы служат для характеристики конкретного поведения управомоченного субъекта, составляющего содержание процесса осуществления права <4>. Смешение понятий "пределы" и "границы" права характерно и для современной правовой науки. Зачастую под пределами осуществления гражданских прав понимают соблюдение определенных законом пределов (границ) <5>. Кроме того, в доктрине гражданского права высказана позиция, в соответствии с которой выделяются пределы осуществления гражданских прав в узком и широком смысле. И если под пределами в узком смысле понимается осуществление права с соблюдением установленных законом ограничений, то пределами осуществления права в широком смысле нередко называют некие общие правила, определяющие правомерное поведение вне связи с субъективными правами. В качестве одного из примеров приводится положение п. 4 ст. 1 ГК РФ, которым устанавливается запрет извлекать преимущества из своего незаконного или недобросовестного поведения <6>. Такое разделение представляется излишним, поскольку и в том, и в другом случае - будь то нарушение установленных ограничений при осуществлении субъективного права или нарушение общей нормы закона (в данном случае - нормы-запрета) предусмотрено единое последствие - ответственность за совершение правонарушения, которым является злоупотребление правом. В этой связи нельзя согласиться с утверждением о том, что запрет на злоупотребление правом является одной из форм ограничения гражданских прав <7>. -------------------------------<1> Болвачева Н.Е. Ограничения как средство гражданско-правового регулирования // Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. / под ред. О.Ю. Шилохвоста. Вып. 7. М.: Норма, 2003. <2> Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. М.: Статут, 2001. С. 46. <3> Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. 1: Социальная ценность частного права и отдельных институтов общей части гражданского права. М.: Статут, 2012. С. 166. <4> Предлагая в качестве основания разделения этих понятий критерий воли проф. Грибанов с определенной долей условности соотносит содержание субъективного права и содержание процесса его реализации как объективное и субъективное. См.: Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 44 - 45. КонсультантПлюс: примечание. Учебник "Гражданское право: В 2 т." (том 1) (под ред. Б.М. Гонгало) включен в информационный банк согласно публикации - Статут, 2018 (3-е издание, переработанное и дополненное). <5> См., например: Гражданское право: учебник: в 2 т. Т. 1 / под ред. Б.М. Гонгало. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2017. КонсультантПлюс: примечание. Учебник "Гражданское право: В 2 т." (том 1) (под ред. Б.М. Гонгало) включен в информационный банк согласно публикации - Статут, 2018 (3-е издание, переработанное и дополненное). <6> См.: Гражданское право: учебник: в 2 т. Т. 1 / под ред. Б.М. Гонгало. 2-е изд., перераб. и доп. С. 93 94. <7> См.: Микрюков В.А. Указ. соч. С. 19. 2. Ограничение права и правовое ограничение Изучение категории "ограничение права" представляется неполным без ее соотношения с такой категорией, как "правовое ограничение". Понятие "правовое ограничение" тесно связано со сложившейся в общей теории права триадой способов правового регулирования, наиболее полно раскрывающих содержание юридического воздействия на общественные отношения: дозволений, запретов и позитивных обязываний <1>. В соответствии с традиционным подходом под правовым ограничением понимаются установленные в праве границы, в которых лицо должно действовать; исключение определенных возможностей в деятельности субъектов <2>. В научной литературе предпринимались попытки выделения ограничений в качестве отдельного способа правового регулирования. Так, А.Г. Братко утверждал, что запреты и ограничения представляют собой два различных способа правового регулирования общественных отношений. Если запреты, по его мнению, указывают на юридическую невозможность определенного поведения, которое фактически возможно, то ограничение представляет собой не только юридически, но и фактически невозможный вариант поведения <3>. С такой позицией едва ли можно согласиться. Как известно, правовое регулирование представляет собой воздействие права на общественные отношения при помощи системы специальных юридических средств <4>. В свою очередь, способы правового регулирования - это тот конкретный юридический инструментарий, посредством которого осуществляется это воздействие. Таким образом, правовое ограничение не может выступать способом правового регулирования, поскольку является его результатом, который, в свою очередь, достигается за счет сужения дозволений, дополнительных обязываний, новых запретов. Как отмечал С.С. Алексеев, ограничение или расширение прав - это вопрос не о способах, а об объеме регулирования, о границах имеющихся у лиц прав <5>. Правовое ограничение - это категория, характеризующая объективное право, это результат правового регулирования общественных отношений. В свою очередь, под ограничением права необходимо понимать определенное сужение возможностей, которыми обладает управомоченное лицо - носитель конкретного субъективного права. Неверным представляется также утверждение о том, что ограничение прав может одновременно выступать в качестве явления и объективного, и субъективного права <6>. Для выявления отличия понятий "правовое ограничение" от "ограничения права" необходимо обратиться к одной из фундаментальных категорий юридической науки - механизму правового регулирования - и обозначить место данных категорий в структуре этого механизма. Как известно из общей теории права, механизмом правового регулирования является взятая в единстве система правовых средств (юридических норм, правоотношений, актов и др.), при помощи которой осуществляется воздействие на общественные отношения <7>. Это правовое воздействие проходит три основные стадии. Первой является стадия общего действия юридических норм, на которой осуществляется регламентирование поведения субъектов. На второй стадии происходит возникновение конкретных субъективных прав и обязанностей. И наконец, в рамках третьей стадии эти права и обязанности реализуются, претворяются в жизнь через фактическое поведение субъектов. В соответствии с этими стадиями выделяются три основные звена механизма правового регулирования: юридические нормы (нормативная основа), субъективные права и обязанности (правоотношение) и акты реализации прав и обязанностей <8>. Как правовое ограничение, так и ограничение права по своей правовой природе являются элементами механизма правового регулирования. Однако они относятся к разным звеньям этой системы и реализуются на различных стадиях правового воздействия. Правовое ограничение является видом нормативной основы механизма правового регулирования, оно может быть закреплено в содержании правовой нормы. В свою очередь, ограничение права характерно для второй и третьей стадий правового воздействия: возникновения и реализации субъективных прав и обязанностей; оно характеризует такие звенья механизма правового регулирования, как правоотношение и акты реализации прав и обязанностей. Так, например, закрепленное в ст. 84.8 Закона об АО право мажоритарного акционера требовать у акционеров - владельцев акций и иных эмиссионных ценных бумаг, конвертируемых в акции, выкупа этих акций, представляет собой правовое ограничение права участия (членства) в корпорации. Однако в тот момент, когда эта норма права воплощается в рамках конкретного правоотношения между мажоритарным и миноритарным акционерами корпорации, происходит ограничение конкретного субъективного права участия (членства) миноритария, ставшего участником данного правоотношения. Что касается актов реализации прав и обязанностей, то несмотря на то, что зачастую они представляют собой чисто фактическую деятельность субъектов, эти акты всегда завершают действие механизма правового регулирования. Необходимость четкого законодательного регулирования случаев вмешательства в процесс осуществления гражданских прав подчеркивается многими учеными, занимающимися проблемой ограничения права собственности и иных гражданских прав <9>. Фактическое отсутствие в современном российском законодательстве четкого понятия "ограничение права" признал и Конституционный Суд РФ, прямо указав в одном из своих решений на необходимость формулирования понятия "ограничение права". Более того, Конституционный Суд РФ обозначил потребность в создании целого механизма регулирования правоотношений, связанных с ограничением прав их участников, а также в выработке рекомендаций по единообразию в решении судебных споров <10>. -------------------------------<1> Более подробно об этом см. особенно: Алексеев А.А. Общие дозволения и общие запреты в советском праве // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 2: Специальные вопросы правоведения. М.: Статут, 2010. С. 226 и далее. <2> См.: Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2004. С. 91. <3> См.: Братко А.Г. Запреты в советском праве / под ред. Н.И. Матузова. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1979. С. 17 - 22. <4> См.: Общая теория государства и права: академический курс: в 3 т. Т. 3: Государство, право, общество / отв. ред. М.Н. Марченко. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Норма; ИНФРА-М, 2014. С. 94. <5> См.: Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. С. 280. <6> См.: Федотова Ю.Г. Понятие ограничения прав и свобод граждан и организаций в интересах обеспечения обороны страны и безопасности государства // Современное право. 2015. N 6. С. 30 - 35. <7> См.: Алексеев С.С. Основные вопросы общей теории социалистического права // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 3: Проблемы теории права: курс лекций. М.: Статут, 2010. С. 150. <8> Подробнее об этом см.: Там же. С. 153 - 161. КонсультантПлюс: примечание. Статья В.П. Камышанского "Конституционные ограничения права собственности" включена информационный банк согласно публикации - "Правовые вопросы недвижимости", 2004, N 2. в <9> См., например: Микрюков В.А. Указ. соч.; Камышанский В.П. Конституционные ограничения права собственности // Российский судья. 2004. N 4. С. 22 - 24; Он же. Право собственности: пределы и ограничения. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2000. <10> См.: Определение КС РФ от 21.12.2004 N 425-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Волобуева Юрия Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 9.1 Закона Российской Федерации "О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации" и пунктом 2 статьи 75 Федерального закона "Об исполнительном производстве" // ЭПС "Система ГАРАНТ". 3. Ограничение и обременение права Зачастую в судебной практике наряду с понятием "ограничение права" употребляется термин "обременение". Дискуссия относительно тождества этих понятий ведется и в научной литературе. Некоторые авторы полагают, что данные термины синонимичны и отличаются лишь лексически: в случае, когда речь идет о правах, они ограничиваются, а когда об имуществе - оно обременяется <1>. Иные авторы, в частности, В.В. Долинская, находят различие между ограничениями и обременениями в том, что при обременении объекта права, помимо основного права на объект возникает еще и дополнительное право, в то время как ограничено может быть лишь существующее право на объект и нового правомочия в данном случае не возникает <2>. Можно предположить, что в первом случае речь идет об ограниченном вещном праве, которое возникает наряду с основным правом - правом собственности - и становится по отношению к нему дополнительным. В то время как в случае ограничения, к примеру, права акционера на получение информации о деятельности общества, предусмотренного ст. 91 Закона об АО, никакого дополнительного права не возникает, происходит ограничение уже существующего права. В свою очередь Е.А. Суханов утверждает, что ограниченные вещные права ограничивают и тем самым как бы обременяют право собственности; говорить об обременении конкретной недвижимой вещи (к примеру земельного участка) некорректно <3>. Вместе с тем обращение к действующему законодательству дает основания полагать, что обременение вещи все же возможно. Так, к примеру, п. 1 ст. 460 ГК РФ <4> установлена обязанность продавца передать покупателю товар свободным от любых прав третьих лиц. Исключение составляет случай, когда покупатель согласился принять товар, обремененный правами третьих лиц. Что касается непосредственно ограниченных вещных прав, то п. 2 ст. 274 ГК РФ указывает именно на обременение сервитутом земельного участка, а не права собственности на него. Таким образом, полагаем, что об обременении уместно говорить применительно к объекту права, в то время как термин "ограничение права" целесообразно использовать в отношении субъекта, которому принадлежит данное право. Подобная терминологическая непоследовательность очень часто встречается в нормах законов. В ряде случаев законодатель вполне четко разделяет понятия ограничение и обременение права. Так, в п. 3 ст. 149.2 ГК РФ выделяется залог и иные способы обременения бездокументарных ценных бумаг, и ограничение возможности распоряжаться ими. Рента в соответствии со ст. 586 ГК РФ выступает в качестве обременения земельного участка, предприятия, здания, сооружения или иного недвижимого имущества. Об ограничении права на выплату дивидендов говорится в ст. 43 Закона об АО. Ограничения на приобретение обществом размещенных акций установлены в ст. 73 указанного Закона. Положениями ст. 75, регламентирующей порядок выкупа акций по требованию акционеров, как и рядом других статей Закона об АО, также установлены случаи ограничения корпоративных прав акционеров. -------------------------------<1> См.: Сидоренко А.Ю. Актуальные проблемы правового регулирования ограничений (обременений) в земельном праве // Юрист. 2000. N 11. С. 28. <2> См.: Долинская В.В. Ограничения права собственности: понятие и вильт // Закон. 2003. N 11. С. 4. <3> См.: Гражданское право: учебник: в 4 т. Т. II: Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2019. С. 118. <4> Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 N 14-ФЗ // СЗ РФ. 1996. N 5. Ст. 410. Особый интерес представляет Федеральный закон от 13.07.2015 N 218-ФЗ "О государственной регистрации недвижимости" <1>, в котором наиболее четко и последовательно проведена грань между ограничением права и обременением имущества. Стройность терминологического инструментария прослеживается во всех положениях данного Закона: когда речь идет о правах, используется термин "ограничение", об имуществе - "обременение". Это еще раз подчеркивает верность утверждения о том, что понятие обременение допустимо использовать в отношении имущества, т.е. объекта права. В иных случаях законодатель употребляет данные термины в качестве синонимов. Так, в п. 9 ст. 30.1 Федерального закона от 21.12.2001 N 178-ФЗ "О приватизации государственного и муниципального имущества" <2> (далее - Закон о приватизации) указан порядок государственной регистрации ограничений (обременений) права собственности на имущество. Действовавший до недавнего времени Федеральный закон от 15.04.1998 N 66ФЗ "О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан" <3> при перечислении в п. 2 ст. 19 обязанностей членов этих объединений, ставил в один ряд понятия ограничение, обременение и сервитут. Иногда законодатель использует крайне странные формулировки, указывая, например, что имущество "может быть обременено ограничениями", предусмотренными законом (п. 1 ст. 31 уже упомянутого Закона о приватизации). Подобные примеры можно продолжить. Все они являются следствием отсутствия в действующем законодательстве единого легального определения понятия "ограничение права". То определение, которое многими авторами выделяется в качестве первой легальной дефиниции ограничения права, едва ли можно назвать удачным. Речь идет о действовавшем ранее положении ст. 1 Федерального закона от 21.07.1997 N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" <4>, в соответствии с которым ограничением или обременением признавалось наличие условий, запрещений, стесняющих правообладателя при осуществлении права собственности либо иных вещных прав на конкретный объект недвижимого имущества <5>. Во-первых, в данном определении также не проводится грань между ограничением и обременением. Во-вторых, оно скорее указывает на признаки ограничения прав, нежели на его правовую сущность. В этой связи нельзя не согласиться с утверждением о необходимости "законодательного закрепления в ГК РФ хотя бы дефиниции ограничения гражданских прав, в том числе права собственности" <6>. -------------------------------<1> См.: СЗ РФ. 2015. N 29. Ч. 1. Ст. 4344. <2> См.: СЗ РФ. 2002. N 4. Ст. 251. <3> См.: СЗ РФ. 1998. N 16. Ст. 1801. Документ утратил силу с 01.01.2019 в связи с изданием Федерального закона от 29.07.2017 N 217-ФЗ "О ведении гражданами садоводства и огородничества для собственных нужд и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (СЗ РФ. 2017. N 32. Ч. I. Ст. 4766). <4> См.: СЗ РФ. 1997. N 30. Ст. 3594. Документ утратил силу с 01.01.2020. <5> Федеральным законом от 03.07.2016 N 361-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации" глава 1 Федерального закона N 122-ФЗ признана утратившей силу (ЭПС "Система ГАРАНТ"). КонсультантПлюс: примечание. Статья В.П. Камышанского "Конституционные ограничения права собственности" включена информационный банк согласно публикации - "Правовые вопросы недвижимости", 2004, N 2. в <6> Камышанский В.П. Конституционные ограничения права собственности. С. 22 - 24. Итак, категория "ограничение права" имеет важнейшее значение в процессе осуществления субъективных гражданских прав. Впервые и наиболее полно были исследованы ограничения права собственности. Процесс изучения категории "ограничение права" осуществлялся посредством установления границ права собственности и пределов его осуществления, что обусловлено историческими, социальными и политическими причинами. Необходимость в определенном вмешательстве законодателя в процесс осуществления субъективных прав признается как на государственном, так и на международном уровне. Основная цель ограничения того или иного права состоит в необходимости установления баланса частных и публичных интересов участников соответствующих правоотношений. Выступая в качестве средства обеспечения разнонаправленных интересов субъектов правоотношений, ограничение права состоит в сужении возможностей реализации отдельных правомочий, входящих в состав субъективного права. При этом содержание субъективного права остается неизменным: ограниченные в осуществлении правомочия из его состава не исключаются. Таким образом, содержание права представляет собой "статику права" - тот объем дозволений, которым в силу закона обладает управомоченное лицо. В свою очередь, ограничение права - это вопрос "динамики права", процесса его осуществления, т.е. это результат изменения возможностей реализации отдельных правомочий в конкретном правоотношении. Поэтому под ограничением права понимается именно ограничение его осуществления. По своей правовой природе ограничение права является элементом механизма правового регулирования. Данное понятие не тождественно понятию "правовое ограничение". Правовое ограничение это категория, характеризующая, прежде всего, объективное право, в то время как ограничение права характеризует процесс осуществления конкретного субъективного права. Кроме того, ограничение права и правовое ограничение относятся к разным звеньям механизма правового регулирования и реализуются на различных стадиях правового воздействия. Категории "ограничение" и обременение" также не совпадают. Об обременении уместно говорить применительно к объекту права, в то время как термин "ограничение права" целесообразно использовать в отношении субъекта, которому принадлежит данное право. Ограничению подлежит право, в то время как обременению - имущество, т.е. материальный объект права. Таким образом, ограничение права можно охарактеризовать в качестве элемента механизма правового регулирования, направленного на достижение целей, связанных с обеспечением баланса интересов участников регулируемых отношений, и состоящим в сужении возможностей реализации отдельных правомочий, входящих в содержание субъективного права. 3. Интерес и его роль в процессе установления ограничений корпоративных прав Категория интереса является фундаментальной категорией юридической науки, исследованию которой посвящен целый ряд научных работ <1>. Одним из главных вопросов в изучении данной темы традиционно является вопрос о соотношении интереса и субъективного права. Однако не менее важным представляется вопрос о месте и роли интереса в процессе установления ограничений субъективных корпоративных прав. Отдельного внимания заслуживает проблема обеспечения и защиты интересов субъектов корпоративных отношений при установлении ограничений корпоративных прав. -------------------------------<1> См., например: Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. М.: Статут, 2001. С. 233 - 244 (Классика российской цивилистики); Губин Е.П. Обеспечение интересов в гражданско-правовых обязательствах: дис. ... канд. юрид. наук. М., 1980; Ем В.С. Категория обязанности в советском гражданском праве: вопросы теории: дис. ... канд. юрид. наук. М., 1981; Крашенинников Е.А. Охраняемый законом интерес и средства его защиты // Теория и практика права на судебную защиту и ее реализация в гражданском процессе: межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 1991; Михайлов С.В. Категория интереса в российском гражданском праве. М.: Статут, 2002. 1. Становление теории интереса Как известно, теория интереса была выдвинута Рудольфом фон Иерингом в качестве протеста против господствовавшей в то время теории воли Савиньи, который определял субъективное право как обеспеченную объективным правом область проявления воли. Волевая теория имела ряд слабых мест, на что обращалось внимание в научной литературе. Так, она отвергала наличие субъективного права за теми, кто не обладает сознательной волей: малолетними, сумасшедшими и т.д. В свою очередь, признание того, что волю за этих лиц проявляют опекуны, повлечет и признание того, что субъективное право может принадлежать не тому, кто проявляет волю <1>. На фоне этих противоречий и возникла теория интереса. Как отмечал А.В. Венедиктов, несмотря на то, что конструкция Иеринга не получила широкой поддержки, она все же нанесла "решительный удар теории воли" <2>; "Воля не является целью и движущей силой прав... Два момента конституируют понятие права: субстанциональный, в котором лежит его практическая цель, а именно: польза, выгода, прибыль, которые должны быть обеспечены правом, и формальный, который является в отношении к этой цели лишь средством, а именно: защита права, иск. Понятие права покоится на правовой обеспеченности пользования, права суть юридически защищенные интересы. Право есть юридическая обеспеченность пользования" <3>. В основе теории Р. Иеринга лежит психологический закон причинности, который он именует "целевым законом" и считает главным законом общественного развития <4>. Природу права ученый видит в необходимости общественного регулирования и согласования интересов различных социальных субъектов, а само право определяет как юридически защищенный интерес. По справедливому замечанию Г.Ф. Шершеневича, неудачность этой формулировки заключается именно в смешении понятий субъективного права и его цели. "Целью права является, несомненно... обеспечение интересов общества и отдельных лиц, но это не составляет сущности права как средства к достижению указанной задачи" <5>. Вместе с тем признание важнейшего значения интереса привело к тому, что ряд советских ученых также рассматривали его в качестве элемента субъективного права. Такой позиции придерживался О.С. Иоффе <6>, о правильности включения им интереса в содержание субъективного права писал Ю.К. Толстой <7>. Именно под влиянием теории интереса Р. Иеринга А.В. Венедиктов называл интерес в качестве ведущего элемента правоотношения <8>. Против этой позиции возражал С.Н. Братусь, утверждая, что интерес является целью, а не содержанием субъективного права и по этой причине его не следует включать в определение данного понятия <9>. Как отмечал В.П. Грибанов, "сторонники включения интереса в содержание субъективного права оперируют понятием "интерес" как аксиомой, как общеизвестным понятием, не пытаясь даже раскрыть его содержания" <10>. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула: Автограф, 2001. С. 74. (Юридическое наследие.) <2> См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. Т. II. С. 40. <3> См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. Т. II. С. 40. <4> Суть закона причинности сводится к утверждению о том, что ничего в мире не происходит само собой, а все, что совершается, является следствием предшествовавшего изменения. Ученый применяет данный закон как к природе, так и к воле. В первом случае он обусловливает какое-либо действие причиной, и называет это "механическим законом причинности", а во втором - целью, и называет это "психологическим законом причинности" или "целевым законом". Принципиальное отличие состоит в том, что та причина, которая для природы звучит как "потому что", для человека трансформируется в "для того, чтобы". А поскольку такая причина есть всегда, то невозможно представить себе движение воли без цели. Именно цели определяют функции субъекта, "просто хотеть и хотеть с какой-либо целью значит одно и то же; нет и не может быть бесцельных деяний". Подробнее об этом см.: Иеринг Р. фон. Избранные труды: в 2 т. Т. I. СПб.: Юридический центр Пресс, 2006. С. 97 - 106. <5> Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. С. 75. <6> См.: Иоффе О.С. Избранные труды: в 4 т. Т. II: Советское гражданское право. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 108. <7> См.: Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1959. С. 37 и далее. <8> См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. Т. II. С. 41 - 42. <9> См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. С. 20. <10> Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве. С. 234. 2. Интерес как субъективно-объективная категория Взгляды на правовую природу интереса существенно различаются. Так, некоторые ученые полагают, что интерес является субъективной категорией, поскольку он выражает определенное отношение личности к объектам и явлениям. Интерес принадлежит конкретному субъекту, и без его осознания этим субъектом нельзя говорить и о самом интересе. Представляется, что такая трактовка интереса близка скорее психологии, нежели юриспруденции, поскольку речь идет о понимании интереса как о психической настроенности субъекта. В противовес этой позиции иные авторы утверждают, что интерес не сводится к сознанию и воле субъекта, и поэтому представляет собой явление объективное <1>. Однако ни одна из этих позиций не отражает в полной мере правовую природу интереса. Теория объективного характера интереса не учитывает тот факт, что любой интерес принадлежит конкретному субъекту права и в этом смысле безусловно является субъективным. Вместе с тем интерес представляет собой явление реального мира, он не является исключительно результатом человеческого сознания и в этом смысле существует объективно. Точно так же, как и психическая деятельность человека не является чисто субъективной, поскольку "существует не только в нашем сознании, воображении, но и в действительности" <2>, а, следовательно, относится к явлениям объективного мира. Очевидно, что данные противоречия легко разрешить, если признать интерес субъективно-объективной категорией. Справедливо утверждение В.П. Грибанова о том, что "интерес объективен по своей природе. Интересы отдельных лиц, групп, коллективов... всего общества возникают не произвольно. Они определяются всей совокупностью условий жизни данного лица, группы, коллектива... или общества, среди которых главное и решающее место занимают материальные условия жизни общества... экономические отношения" <3>. В этом высказывании наиболее точно отражен объективный характер интереса. Вместе с тем представляется неверным утверждение о том, что "осознание интереса не добавляет к его содержанию ничего нового, так как он определяется жизненными условиями, окружающими субъекта" <4>. Объективно существующая потребность, проходя через сознание человека, становится его интересом, т.е. осознанной потребностью. И в этом смысле объективный по своей природе интерес приобретает субъективную компоненту, так как проходит через сознание конкретного субъекта. Интересна позиция Е.П. Губина, который считает, что как общенаучная категория интерес объективен, а в юриспруденции, сообразуясь с ее специфическими целями и задачами, интерес понимается как объективно-субъективная категория, поскольку в праве, в том числе в гражданском, не может быть интересов, которые не были бы предварительно осознаны" <5>. Поскольку исследование правовой природы интереса выходит за рамки темы монографического исследования, то для целей дальнейшего изложения приведем наиболее точную и обоснованную позицию профессора В.П. Грибанова, согласно которой интерес представляет собой отраженную потребность, необходимость, прошедшую через сознание людей и принявшую форму сознательного побуждения <6>. Что касается соотношения интереса и субъективного права, то полагаем, что, находясь в тесной взаимосвязи с последним, интерес всегда возникает независимо от субъективного права и до его возникновения, являясь тем самым предпосылкой приобретения, осуществления и защиты гражданских прав, а само субъективное право выступает в качестве правового средства удовлетворения соответствующего интереса <7>. В своей работе, посвященной исследованию категории обязанности в гражданском праве, В.С. Ем также указывал на то, что вступление субъектов в разнообразные правоотношения обусловлено целью удовлетворения их интересов <8>. В корпоративном праве обоснована позиция, согласно которой интерес представляет собой одну из необходимых предпосылок возникновения, изменения и прекращения корпоративных правоотношений <9>. С.В. Михайлов справедливо указывает на то, что интерес является предпосылкой (условием) динамики обязательственного правоотношения <10>. Однако следующим утверждением автора является то, что категория интереса входит в обязательственное правоотношение в качестве необходимого структурообразующего элемента <11>. В этой связи возникает вопрос: как одно и то же явление может одновременно выступать и в качестве предпосылки (условия), и в качестве элемента структуры правоотношения? Не меньше вопросов вызывает также пример автора, в котором он описывает механизм защиты интереса при отсутствии субъективного права <12>. Речь идет об интересе собственника уничтоженной вещи. Прекращение права собственности на вещь не влечет за собой прекращение интереса собственника. Однако если интерес, как утверждает автор, входит в состав субъективного права, являясь тем самым частью целого, то со всей вероятностью уничтожение целого должно было повлечь за собой уничтожение и его части <13>. Ничего подобного в реальности не происходит: сам автор также констатирует тот факт, что интерес бывшего собственника не только продолжает существовать, но и становится предметом правовой защиты. Данный пример еще раз подтверждает тот факт, что интерес не входит в состав субъективного права, не является элементом правоотношения, а выступает в качестве внешнего по отношению к субъективному праву явления. Отметим, что, говоря о правовом интересе, мы имеем в виду юридически защищенный интерес, т.е. интерес, реализация и защита которого обеспечены нормами объективного права <14>. В законодательстве такой интерес именуется законным интересом. Вместе с тем в научной литературе существует позиция разделения правовых интересов в зависимости от формы их признания. В соответствии с данным подходом, законным интересом именуется только тот интерес, который получил признание со стороны закона посредством предоставления его носителю субъективного гражданского права. Например, интерес собственника во владении, пользовании и распоряжении имуществом или интерес покупателя в передаче ему купленной вещи признается законом посредством наделения лица соответствующим субъективным гражданским правом. Все иные интересы, не связанные с наделением каким-либо субъективным гражданским правом, не являются законными интересами, а выступают лишь в качестве обстоятельств, способных повлиять на содержание выносимого судом решения. Такой интерес предлагается называть "юридически значимым интересом" <15>. В этой связи нельзя не вспомнить принцип простоты, более известный как "бритва Оккама" о том, что не нужно множить сущности без необходимости. Не является ли такое дробление излишним, ведь по сути речь идет об одной и той же категории - об интересе, охраняемом и защищаемом законом? Есть ли необходимость выделения различных видов интереса в зависимости от того, в какой форме осуществляется его защита? Представляется, что нет. По сути то, в какой форме происходит защита интереса, не добавляет ничего нового к его содержанию, не влияет на определение его правовой природы. Поэтому в настоящей работе понятия "законный интерес", "юридически значимый интерес" и "охраняемый законом интерес" употребляются в качестве синонимов, обозначающих единую категорию правового интереса, т.е. такого интереса, который признается, обеспечивается и защищается объективным правом. -------------------------------<1> См.: Гак Г.М. Общественные и личные интересы и их сочетание при социализме // Вопросы философии. 1955. N 4. С. 19. <2> Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве. С. 236. <3> Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве. С. 236. <4> Михайлов С.В. Указ. соч. С. 20. <5> Губин Е.П. Обеспечение интересов в гражданско-правовых обязательствах: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1980. С. 6. <6> См.: Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве. С. 239. <7> См.: Гентовт О.И. Ограничение корпоративных прав как средство обеспечения интересов участников хозяйственных обществ // Социально-экономические и правовые проблемы повышения эффективности Российской экономики. Вып. 4 / под ред. А.П. Сысоева, М.С. Халикова, А.И. Усова. М.: Университетская книга, 2017. С. 466 - 475. <8> См.: Ем В.С. Указ. соч. С. 7. <9> См.: Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. М.: Статут, 2008. С. 140. <10> См.: Михайлов С.В. Указ. соч. С. 99. <11> См.: Там же. С. 99, 102. <12> См.: Там же. С. 101. <13> Не менее интересно и обратное предположение. Если бы интерес являлся необходимым элементом субъективного гражданского права, то утрата интереса должна была повлечь за собой и утрату соответствующего права. <14> Тот факт, что правовой интерес обеспечивается и защищается нормами объективного права, служит еще одним доказательством объективной природы интереса. <15> Подробнее об этом см.: Крашенинников Е.А. Интерес и субъективное гражданское право // Известия вузов. Правоведение. 2000. N 3. С. 133 - 134. 3. Проблема неимущественного интереса Итак, субъективное право является средством реализации интереса. В этой связи, сообразно делению всех прав на имущественные и неимущественные, можно выделить имущественный и неимущественный интерес. Проблема неимущественного интереса наиболее полно раскрыта в работе дореволюционного цивилиста Е.В. Пассека <1>. Проводя оценку действия, составляющего предмет обязательства, ученый писал, что в случае, если результатом совершения этого действия не является поступление в имущество кредитора или иного лица какого-либо материального объекта, но само действие небезразлично для кредитора, то оно представляет для него неимущественный интерес <2>. Пытаясь наиболее точно передать значение римского понятия pretium affectionis, Е.В. Пассек называл это ценностью особого пристрастия, противопоставляя понятию меновой ценности (pretium commune). Интерес особого пристрастия (Affectionsinteresse) появляется тогда, когда размер ценности определяется не по рыночной стоимости объекта, а с учетом того значения, которое придается обладанию этим объектом определенным лицом <3>. Поскольку в настоящей работе исследуются вопросы обеспечения и защиты интересов участников хозяйственных обществ, то, при всем понимании значимости неимущественных интересов и неимущественной ценности, в дальнейшем речь пойдет исключительно об имущественных интересах субъектов корпоративных отношений. Такой подход обусловлен следующим. -------------------------------<1> См.: Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве. М.: Статут, 2003. (Классика российской цивилистики.) <2> См.: Там же. С. 51. В качестве обязательства такого рода Пассек заимствует у Виндшейда пример договора, заключенного между двумя соседями по квартире о прекращении одним из них игры на фортепиано, не удобной другому. Очевидно, что тема неимущественного интереса в обязательстве уводит нас к проблеме признания обязательств с отрицательным содержанием, что выходит далеко за пределы темы настоящей работы. Поэтому для целей настоящей работы мы называем интерес и ценность неимущественными в том случае, если сами оцениваемые объекты не имеют материального характера. Традиционно такими объектами являются честь, доброе имя, здоровье и т.д. <3> См.: Там же. С. 53. В определенной степени бытовой, но вместе с тем очень наглядный пример интереса особого пристрастия приведен в следующей работе: Лухманов М.И. Интерес особого пристрастия: защита субъективной неимущественной ценности в имущественном благе // Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / И.И. Акимова, В.А. Волгина, А.А. Громов и др.; рук. авт. кол. и отв. ред.: А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 3: Спец. вып. к юбилею проф. Евгения Алексеевича Суханова. М.: Статут, 2019. С. 160. Право членства, опосредующее участие лица в деятельности корпорации, содержит в себе комплекс имущественных и неимущественных прав. Вместе с тем, когда речь заходит о такой разновидности корпоративной организации как хозяйственное общество, то и имущественные, и неимущественные права участника служат цели реализации его имущественного интереса. Это обусловлено самой природой коммерческой корпорации, основная цель деятельности которой заключается в получении прибыли. Справедливо утверждение Л.Ю. Михеевой о том, что "[н]евозможно делить интерес участника на имущественный и неимущественный - он всегда имущественный. Если вы участник общества - вы хотите получать прибыль... Здесь не может быть неимущественной составляющей" <1>. Отметим, что вопрос об имущественном характере интересов участников корпорации имеет глубокое теоретическое обоснование в научной литературе <2>. В корпоративном праве широко распространена позиция, согласно которой деление корпоративных прав на имущественные и неимущественные не в полной мере отражает специфику корпоративных отношений. Применяя теорию организационных отношений О.А. Красавчикова, предлагается неимущественные права участников корпорации именовать организационно-управленческими, что в наибольшей степени должно отражать те особенности корпоративных отношений, которые позволяют отграничить их от других видов гражданско-правовых отношений <3>. Встречается и достаточно категоричная точка зрения, согласно которой под корпоративными отношениями понимаются не любые отношения участия (членства), а лишь те из них, которые непосредственно связаны с управлением юридическими лицами <4>. Становясь участником коммерческой корпорации, субъект приобретает определенные имущественные и неимущественные права, осуществление которых служит цели удовлетворения его имущественного интереса. Как было отмечено выше, это обусловлено природой коммерческой корпорации. Кроме того, от надлежащего осуществления участником своих основных неимущественных прав, таких как: право на управление и право на получение информации о деятельности общества, во многом зависит реализация его имущественных прав, и, прежде всего, права на участие в распределении прибыли. Это обстоятельство также обусловливает имущественный характер интересов участников хозяйственного общества. -------------------------------<1> Особый интерес представляет позиция Л.Ю. Михеевой, согласно которой существующее деление прав участника на имущественные и неимущественные в действительности свидетельствует о незрелости отечественного корпоративного права и о непонимании сущности участия в капитале общества. Более подробно см.: Пискунов Я. Концепции развития семейного законодательства у нас в стране нет [Интервью с Л.Ю. Михеевой] // Закон. 2017. N 2. С. 6 - 20. <2> Подробнее об этом см.: Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. С. 334, 363 - 364; Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. И.С. Шиткина. М.: Статут, 2017. С. 811 - 827. Об имущественном характере всех корпоративных прав и обязанностей см. также: Козлова Н.В. Правосубъектность юридического лица. М.: Статут, 2005. С. 158. <3> Теория организационных отношений была разработана О.А. Красавчиковым. Ученый выделял особенности содержания, объекта и цели организационных отношений и в этом видел их специфику по отношению к иным, "организуемым", прежде всего имущественным, отношениям. Гражданскими организационно-правовыми отношениями О.А. Красавчиков называл правоотношения, основанные на началах равенства их участников, выражающих совершаемую в пределах закона деятельность граждан и организаций по упорядочению своих взаимосвязей и координации усилий в процессе реализации государственной или собственной инициативы. В зависимости от содержания ученый выделял четыре вида организационных отношений: 1) организационно-предпосылочные (образующие), 2) организационноделегирующие, 3) организационно-контрольные и 4) организационно-информационные. Однако полагаем, что теория О.А. Красавчикова не вполне применима к отношениям, складывающимся в коммерческой корпоративной организации, поскольку и контроль, и управление, и получение информации имеют ценность не сами по себе, а в контексте стремления к получению прибыли, т.е. в конечном счете - к реализации имущественного интереса. Подробнее об см.: Красавчиков О.А. Гражданские организационно-правовые отношения // Категории науки гражданского права. Избранные труды: в 2 т. Т. 1. М.: Статут, 2005. С. 45 - 56. <4> См., например: Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве: монография. М.: ИЗиСП при Правительстве РФ, 2019. На практике указанный интерес не всегда может быть в полной мере реализован посредством осуществления соответствующего субъективного права. Так, ст. 91 Закона об АО установлены пороговые значения владения акциями общества, необходимые для доступа к определенной информации о его деятельности. Поэтому интерес акционера в получении информации может быть удовлетворен только при условии владения установленным законом пакетом акций данного общества. В этом проявляется ограничение субъективного права акционера на информацию. В качестве иного примера можно привести процедуру вытеснения миноритарных акционеров, предусмотренную ст. 84.8 Закона об АО. Если лицо, ставшее владельцем более 95 процентов акций общества, направляет в общество требование о выкупе принадлежащих остальным акционерам акций данного общества, то происходит существенное ограничение права участия (членства) миноритарного акционера, поскольку он становится обязанным эти акции продать. Данная процедура опосредует принудительное прекращение права участия (членства) в корпорации. Приведенные примеры свидетельствуют о разнонаправленности интересов различных субъектов корпоративных отношений, прежде всего, мажоритарных и миноритарных участников. Их интересы могут вступать в противоречие не только между собой, но и с интересами самой корпорации. Отметим, что вопрос о наличии у юридического лица своего собственного интереса, не сводимого к интересам отдельных участников, долгое время выступал предметом дискуссий. Представляется, что тема подобного спора исчерпана, поскольку позиция, согласно которой юридическое лицо обладает собственным интересом не только закреплена в нормах закона <1>, но и подтверждена обширной судебной практикой <2>. Кроме того, признание интереса корпорации имеет глубокое обоснование в научной литературе <3>. Несмотря на это, некоторые авторы отстаивают тезис об отсутствии у категории "интерес корпорации" права на существование. Одни характеризуют ее в качестве фигуры речи, некой спекулятивной конструкции, к которой удобно апеллировать при отсутствии весомых аргументов в поддержку отстаиваемой позиции <4>, другие объясняют отсутствие собственных интересов у юридического лица сугубо правовым характером бытия последнего, в то время как реализация интереса требует наличия сознательной практической деятельности субъекта <5>. Очевидно, что авторы подобных взглядов не учитывают ни нормы объективного права, ни доктринальное определение природы юридического лица. -------------------------------<1> Об этом свидетельствует закрепленная в ст. 49 ГК РФ позиция законодателя, признавшего права корпорации, ее интересы и правосубъектность в целом. Категорией "интерес корпорации" законодатель неоднократно оперирует в нормах ГК и специальных законах. В частности, это п. 3 ст. 53, п. 1, 3 ст. 53.1, п. 1 ст. 55, п. 4 ст. 62, п. 4, 5 ст. 67.1 ГК РФ, п. 3 ст. 5, п. 1 ст. 44 Закона об ООО, п. 2 ст. 69, п. 1 ст. 71 Закона об АО. <2> См., например: Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 10.03.2015 N 305-ЭС14-4539 по делу N А40-74090/2012; Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 26.08.2016 N 305-ЭС16-3884 по делу N А41-8876/2015; Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 22.12.2016 N 305-ЭС16-16792 по делу N А40-193150/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См., например: Мейер Д.И. Русское гражданское право: в 2 ч. Ч. 1. По испр. и доп. 8-му изд., 1902 г. М.: Статут, 1997. С. 122. (Классика российской цивилистики); Каминка А.И. Очерки торгового права. М.: Центр ЮрИнфоР, 2002. С. 380; Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического лица // Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 300; Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. С. 141. <4> Наиболее последовательно данная позиция отстаивается Д.И. Степановым. См., например: Степанов Д.И. Интересы юридического лица и его участников // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2015. N 1. С. 29 - 83. <5> Так, справедливо отрицая наличие сознания у корпоративного образования, Д.В. Плешков тем самым отвергает возможность осуществления какой-либо сознательной деятельности, направленной на реализацию интереса, и, соответственно, самого интереса. Подробнее об этом см.: Плешков Д.В. Интерес акционерного общества в контексте статьи 71 Закона об АО // Вестник ВАС РФ. 2011. N 1. С. 23 - 29. 4. Ограничение прав как средство удовлетворения интереса Разнонаправленность интересов имманентна самой конструкции юридического лица. Интересы различных категорий участников всегда будут серьезно отличаться. Особенно четко проявляется противоречие интересов мажоритарных и миноритарных участников при осуществлении ими права на участие в распределении прибыли хозяйственного общества. "Так, если для первых, полностью контролирующих деятельность акционерного общества, направление чистой прибыли на его развитие является обоснованным действием, то для вторых, главным образом заинтересованных в быстрой отдаче от вложенных в акции средств, факт невыплаты дивидендов вполне может рассматриваться как нарушение имущественных интересов" <1>. Данное утверждение справедливо и в отношении участников обществ с ограниченной ответственностью. Как противоречия, так и непосредственные столкновения интересов различных участников корпорации могут повлечь возникновение корпоративных конфликтов, которые препятствуют нормальному взаимодействию участников корпорации и негативно сказываются как на эффективности деятельности самой корпорации, так и на имущественном обороте в целом. -------------------------------<1> Ломакин Д.В. От корпоративного интереса через злоупотребление корпоративным правом к корпоративному спору. С. 29. В научной литературе высказана позиция, согласно которой корпоративный конфликт отождествляется с правонарушением. Это проявляется в попытках дать определение корпоративного конфликта посредством указания на нарушение прав одних участников общества в результате совершения неправомерных действий со стороны других участников или менеджмента общества <1>. С подобным определением нельзя согласиться, поскольку оно учитывает лишь крайнюю стадию конфликта, при которой он получает свое разрешение в судебном порядке. Полагаем, что корпоративный конфликт отнюдь не сводится к нарушению права, а представляет собой ситуацию, при которой участники корпоративного образования имеют разнонаправленные интересы, средством реализации которых являются принадлежащие им имущественные и неимущественные права. Разрешение конфликта прежде всего служит цели соблюдения баланса интересов участников конфликта, а в ряде случаев может заключаться в непосредственном признании приоритета одних интересов над другими. В качестве примера можно привести признание общего интереса корпорации над частными интересами ее участников, интересов мажоритарного участника над интересами миноритариев <2>. Удовлетворение интереса происходит посредством совершения субъектом собственных действий, в рамках реализации права требования совершения определенных действий от обязанного лица, а также в процессе реализации права на защиту. Использование различных способов реализации интереса предполагает установление определенных ограничений субъективных прав. Так, реализация права требования выкупа акций в соответствии со ст. 84.8 Закона об АО сопряжена с ограничением субъективного права членства миноритария. Реализация права на защиту может повлечь за собой исключение участника из общества, т.е. прекращение его корпоративного права в судебном порядке. -------------------------------<1> См., например: Корпоративное право: учебный курс / кол. авторов; отв. ред. И.С. Шиткина. 2-е изд., перераб. и доп. М.: КНОРУС, 2015. С. 915; Кирилловых А.А. Корпоративное право: курс лекций. М.: Юстицинформ, 2009. С. 116. <2> См.: Постановление КС РФ от 24.02.2004 N 3-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 74 и 77 Федерального закона "Об акционерных обществах", регулирующих порядок консолидации размещенных акций акционерного общества и выкуп дробных акций, в связи с жалобами граждан, компании "Кадет Истеблишмент" и запросом Октябрьского районного суда города Пензы"; Определение КС РФ от 03.07.2007 N 681-О-П "По жалобам граждан Ю.Ю. Колодкина и Ю.Н. Шадеева на нарушение их конституционных прав положениями статьи 84.8 Федерального закона "Об акционерных обществах" во взаимосвязи с частью 5 статьи 7 Федерального закона "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации"; Постановление КС РФ от 10.04.2003 N 5-П "По делу о проверке конституционности пункта 1 статьи 84 Федерального закона "Об акционерных обществах" в связи с жалобой открытого акционерного общества "Приаргунское" // ЭПС "Система ГАРАНТ". Таким образом, ограничение корпоративных прав одних участников хозяйственных обществ служит средством удовлетворения интересов других участников хозяйственных обществ. Поскольку разнонаправленность интересов и порождаемые ею конфликты неизбежны в деятельности юридического лица, то поиск и установление баланса интересов участников корпоративных отношений, предотвращение и разрешение корпоративных конфликтов, признание приоритета интересов одних лиц над интересами других не представляется возможным без ограничения субъективных корпоративных прав как средства реализации соответствующих интересов. Отметим, что возможность ограничения прав и свобод одних лиц в целях защиты прав и законных интересов других лиц установлена на уровне Конституции РФ (ч. 3 ст. 55) <1>. Говоря о Конституции РФ, нельзя не отметить существенное усиление роли Конституционного Суда РФ в регулировании корпоративных отношений, произошедшее в последние годы. Как известно, еще в 1996 г. Конституционный Суд РФ в одном из своих Постановлений указал на то, что хозяйственные общества, являющиеся по своей сути объединениями - юридическими лицами, которые созданы гражданами для совместной реализации своих конституционных прав, вправе обратиться с конституционной жалобой на нарушение прав, в частности, самого объединения <2>. Однако в конце прошлого года в Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" <3> (далее Закон о Конституционном Суде) были внесены изменения, в соответствии с которыми в ст. 96 указанного Закона было напрямую закреплено право юридических лиц на обращение в Конституционный Суд РФ с жалобой на нарушение своих конституционных прав и свобод <4>. Таким образом, право юридических лиц на обращение в Конституционный Суд получило законодательное закрепление. По справедливому замечанию И.С. Шиткиной, те изменения, которые были внесены в Закон о Конституционном Суде, "скажутся на формировании позиций Конституционного Суда в сфере корпоративного права, в которой Конституционный Суд всегда проявлял активность, осуществляя значимое, содержательное толкование важнейших институтов российского корпоративного права" <5>. В ряде случаев Конституционный Суд напрямую указывает на необходимость установления баланса интересов сторон корпоративных отношений, который зачастую может быть достигнут только посредством определенного ограничения, а иногда и принудительного прекращения корпоративных прав <6>. При этом эффективное осуществление предпринимательской деятельности и развитие корпоративного права невозможно без предоставления определенной свободы участникам соответствующих правоотношений. В научной литературе обращалось внимание на то, что установление тех или иных ограничений должно отвечать задаче обеспечения баланса интересов участников рынка и защиты интересов слабой стороны <7>. Таким образом, основная и наиболее сложная задача состоит в необходимости постоянного лавирования между интересами мажоритарных и миноритарных участников, интересами участников и самой корпорации, а также ее кредиторов и иных третьих лиц. Реализация указанной задачи возможна только при наличии системы ограничений корпоративных прав, применяемых в различных ситуациях и на разных уровнях правового регулирования. В этой связи ошибочным представляется мнение о том, что нормы об ограничении корпоративных прав носят единичный и разрозненный характер. В действительности, ограничения корпоративных прав участников хозяйственных обществ многочисленны и разнообразны. Они пронизывают все современное корпоративное право и затрагивают осуществление как имущественных, так и неимущественных прав участников корпорации с целью обеспечения их имущественного интереса. -------------------------------<1> См.: РГ. 1993. N 237. <2> См.: Постановление КС РФ от 24.10.1996 N 17-П "По делу о проверке конституционности части первой статьи 2 Федерального закона от 7 марта 1996 года "О внесении изменений в Закон Российской Федерации "Об акцизах" // СЗ РФ. 1996. N 45. Ст. 5202. <3> См.: СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447. <4> Федеральный конституционный закон от 09.11.2020 N 5-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" // СЗ РФ. 2020. N 46. Ст. 7196. <5> Шиткина И.С. Правовые позиции Конституционного Суда в корпоративном праве: значение и развитие // Предпринимательское право. 2021. N 1. С. 3 - 23. В указанной работе рассмотрены и проанализированы все наиболее значимые позиции Конституционного Суда РФ по вопросам корпоративного права. <6> См.: Постановление КС РФ от 24.02.2004 N 3-П; Определение КС от 18.06.2004 N 263-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Симакова Сергея Ивановича на нарушение его конституционных прав абзацем первым пункта 1 статьи 91 Федерального закона "Об акционерных обществах"; Определение КС РФ от 03.07.2007 N 681-О-П // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> Подробнее об этом см.: Предпринимательское право России: итоги, тенденции и пути развития: монография / Е.Г. Афанасьева, А.В. Белицкая, В.А. Вайпан и др.; отв. ред. Е.П. Губин. Итак, интерес имеет важнейшее значение в процессе осуществления субъективных прав в целом и корпоративных прав в частности. Являясь внешним по отношению к праву, интерес возникает независимо от субъективного права и до него, выступая тем самым предпосылкой возникновения, осуществления и защиты гражданских прав. По своей правовой природе интерес является субъективно-объективной категорией. Определяемый объективными условиями жизни лица, интерес, проходя через сознание лица, приобретает субъективную компоненту, так как становится интересом конкретного субъекта. Категория правового интереса едина. Многообразие терминологии не привносит новый смысл в его содержание, поскольку зачастую характеризует не сущность правового явления, а формы его реализации или защиты. Законный интерес - это интерес, признанный и охраняемый объективным правом. Несмотря на то что право членства в корпорации содержит в себе комплекс имущественных и неимущественных прав, интересы участников хозяйственных обществ всегда имеют имущественный характер. Это обусловлено сущностью коммерческой корпоративной организации. Теория организационных отношений неприменима к отношениям, складывающимся в коммерческой организации, поскольку ни управление, ни контроль, ни получение информации не имеют ценность сами по себе. Все эти права реализуются с целью удовлетворения имущественного интереса их обладателя - интереса в получении прибыли от деятельности хозяйственного общества. Удовлетворение интересов одних участников корпоративных образований, самой корпорации, а в ряде случаев также ее кредиторов и иных третьих лиц, практически всегда сопряжено с необходимостью ограничения субъективных прав иных участников корпорации. Цель ограничения корпоративных прав состоит в поиске и установлении баланса интересов сторон регулируемых отношений, предотвращении и разрешении корпоративных конфликтов. Ограничение корпоративных прав участников также выступает в качестве способа защиты интереса. Таким образом, ограничение корпоративных прав одних участников корпорации является средством обеспечения интересов других участников корпорации, самого хозяйственного общества, а в определенных случаях также его кредиторов и иных третьих лиц. 4. Система ограничений корпоративных прав участников хозяйственных обществ 1. Категория "система": понятие и виды Системность является одним из важнейших свойств права, характеризующим прежде всего его внутреннюю юридическую согласованность. "Право каждого государства существует и функционирует в качестве единой, юридически цельной, внутренне согласованной системы общеобязательных норм, выражающих требования... общества. Важнейшей же стороной внутренне согласованной системы и является его структура - закономерная организация (скелет) его элементов" <1>. Это определение является универсальным и может быть применено как в отношении самой системы права, так и в отношении ее отдельных структурных элементов, таких как: отрасль, подотрасль, правовой институт и т.д. Это определение применимо и в отношении ограничений субъективных корпоративных прав. Главной характеристикой любой системы является наличие связей между ее элементами и появление в целостной системе таких новых свойств, которые не присущи ее элементам в отдельности. "Связь, целостность и обусловленная ими устойчивая структура - таковы отличительные признаки любой системы" <2>. В специальной литературе все системы принято разделять на организованные и органические. Их отличие состоит в том, что организованная система объединяет в себе ряд относительно обособленных элементов, в то время как органическая представляет собой физически неделимое, саморазвивающееся целое <3>. Относя систему права к числу органических систем, С.С. Алексеев вместе с тем подчеркивает условность такого деления применительно к социальным явлениям <4>. Для чего нужна система применительно к ограничениям субъективных корпоративных прав? Ответ на этот вопрос уже дан в научной литературе. "Выработка четкой структуры ограничений, их систематизация по различным основаниям представляют несомненный научный и практический интерес. Это позволит в дальнейшем при исследовании ограничений права собственности придерживаться определенной системы и последовательно отслеживать динамику изменения ограничений. Имея четкое представление об ограничениях как системе правовых норм, можно с большей степенью вероятности выдвигать предложения по совершенствованию действующего российского законодательства. Дополнительно к этому определять место ограничений в механизме правового регулирования, связанного с отношениями по владению, пользованию и распоряжению объектами права собственности" <5>. Данное утверждение, высказанное применительно к праву собственности, не менее актуально и в отношении субъективных корпоративных прав. Полагаем, что взятые в совокупности ограничения субъективных корпоративных прав можно представить в качестве системы, имеющей свою внутреннюю структуру и обладающей свойством юридической согласованности. Поскольку речь идет о правовом явлении, то уместнее говорить именно об организованной системе. -------------------------------<1> Алексеев С.С. Структура советского права // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 2: Специальные вопросы правоведения. М.: Статут, 2010. С. 14. <2> Это и отличает ее от неорганизованной совокупности, лишенной системного характера. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. Цит. по: Алексеев С.С. Структура советского права // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 2: Специальные вопросы правоведения. С. 15. <3> См.: Алексеев С.С. Структура советского права. С. 14 - 15. <4> См.: Там же. С. 15. КонсультантПлюс: примечание. Статья В.П. Камышанского "Конституционные ограничения права собственности" включена информационный банк согласно публикации - "Правовые вопросы недвижимости", 2004, N 2. в <5> Камышанский В.П. Конституционные ограничения права собственности. С. 22 - 24. Прежде чем подробнее рассмотреть элементы, входящие в состав этой системы, необходимо дать некоторые пояснения относительно используемой терминологии. 2. Правовые средства: понятие и система Как отмечалось ранее, основная цель ограничения субъективных корпоративных прав заключается в поиске и установлении баланса интересов сторон регулируемых отношений. Ограничение корпоративных прав осуществляется в целях предотвращения и разрешения корпоративных конфликтов, надлежащей защиты прав миноритариев, являющихся слабой стороной корпоративных отношений, а также мажоритарных участников, заинтересованных в установлении корпоративного контроля и в успешном стратегическом развитии бизнеса. Поэтому ограничение корпоративных прав одних участников хозяйственных обществ выступает средством обеспечения интересов других участников хозяйственных обществ. В ряде случаев такие ограничения являются средством обеспечения и защиты интересов самой корпорации, ее кредиторов и иных третьих лиц. В то же время, как элемент механизма правового регулирования, ограничение корпоративных прав претворяется в жизнь посредством системы правовых средств, с помощью которых происходит правовое воздействие на общественные отношения. В научной литературе термин "средство" употребляется в различных значениях. Его используют применительно к праву в целом <1>, в отношении различных режимов правового регулирования, а также применительно к элементам механизма правового регулирования <2>. Термин "правовые средства" зачастую употребляется в качестве синонима таких понятий, как "правовые явления", "правовые феномены", "правовые факторы" и т.д., что также не добавляет ясности и определенности содержанию понятия. В общей теории права под правовыми средствами понимаются правовые явления, выражающиеся в инструментах и деяниях, с помощью которых удовлетворяются интересы субъектов права, обеспечивается достижение социально полезных целей. В качестве таких средств выступают нормы и принципы права, правоприменительные акты, договоры, юридические факты, субъективные права, юридические обязанности, запреты, льготы, акты реализации прав и обязанностей и т.д. <3>. Наиболее емко признаки правовых средств описаны А.В. Малько. Правовые средства выражают собой все юридические способы обеспечения интересов субъектов права и достижения поставленных целей; отражают ресурсы права, что придает им особую юридическую силу, направленную на преодоление препятствий, стоящих на пути удовлетворения интересов участников правоотношений. Сочетаясь определенным образом, они выступают основными элементами действия права, механизма правового регулирования, приводя к определенным юридическим последствиям, конкретным результатам. Наконец, они обеспечиваются государством <4>. Анализируя понятие правовых средств, С.С. Алексеев отмечает, что они могут выступать в различном виде в зависимости от уровня, на котором рассматривается юридический инструментарий. Ученый выделяет три таких уровня. "Во-первых, уровень первичных правовых средств - элементов механизма правового регулирования в целом и его важнейших подразделений; это прежде всего юридические нормы, а также субъективные юридические права и юридические обязанности; во-вторых, уровень сложившихся правовых форм, обычно нормативно выраженных в виде институтов, - отдельных образований, юридических режимов или комплексов взаимосвязанных правовых образований и режимов, представляющих собой юридически действенные формы решения жизненных проблем (например, договор как способ организации работ и оплаты их результатов); в-третьих, операциональный уровень - конкретные юридические средства, находящиеся непосредственно в оперативном распоряжении тех или иных субъектов, например, договор гражданина, приобретающего пустующий жилой дом, договор с сельскохозяйственным предприятием на выращивание и продажу сельскохозяйственной продукции" <5>. Применительно к ограничению корпоративных прав, правовым средством первого уровня могут выступать нормы права, устанавливающие ограничение какого- либо субъективного корпоративного права участника общества. Примером правового средства второго уровня может выступать корпоративный договор. Наконец, те средства, которые используются субъектами в рамках конкретного правоотношения, представляют собой правовые средства третьего уровня. При этом средства второго и третьего уровня являются инструментами, используемыми для решения конкретных правовых ситуаций. Это те правовые средства, с помощью которых в действительности происходит ограничение корпоративных прав одних участников хозяйственных обществ с целью обеспечения, реализации и защиты интересов других участников и иных субъектов. -------------------------------<1> См., например: Халфина Р.О. Право как средство социального управления. М.: Наука, 1988. <2> См.: Алексеев С.С. Теория права. М.: Изд-во БЕК, 1994. С. 217 - 223. <3> См.: Общая теория государства и права: академический курс. Т. 3: Государство, право, общество. С. 428. <4> См.: Там же. С. 428 - 429. <5> Алексеев С.С. Теория права. С. 219 - 220. Поскольку осуществление корпоративных прав участников хозяйственных обществ происходит посредством применения соответствующих правовых норм, установленных в актах корпоративного законодательства, а также разъяснений, выработанных судебной практикой, то каждый из данных инструментов представляет собой определенное правовое средство, а взятые в совокупности - систему правовых средств, направленных на возникновение, осуществление и прекращение корпоративных прав. Обладая определенным инструментарием, а именно системой правовых средств, ограничение корпоративных прав представляет собой элемент механизма правового регулирования общественных отношений, связанных с осуществлением корпоративных прав и реализацией интересов участников хозяйственных обществ. Таким образом, ограничение корпоративных прав является средством обеспечения интересов участников хозяйственных обществ. В свою очередь, те правовые средства, с помощью которых происходит ограничение того или иного субъективного корпоративного права, выступают в качестве конкретных правовых средств, применяемых для ограничения корпоративных прав. В своей совокупности они образуют систему ограничений корпоративных прав, которая также имеет свою внутреннюю структуру и занимает определенное место в общей системе ограничений субъективных гражданских прав. 3. Традиционное понимание ограничения права Традиционное представление об ограничении субъективных прав охватывает два ключевых аспекта. Прежде всего это ситуации, при которых ограничение права лица является следствием совершения этим лицом противоправного деяния и выступает в качестве ответной меры - реакции на правонарушение. Наиболее ярким примером может служить ст. 10 ГК РФ, которая допускает отказ в защите принадлежащего лицу права в случае злоупотребления последним. В корпоративном праве примером такого рода ограничений является ст. 10 Закона об ООО, в соответствии с которой участники общества, доли которых в совокупности составляют не менее чем десять процентов уставного капитала, вправе требовать в судебном порядке исключения из общества участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) существенно затрудняет или делает невозможной деятельность общества. С конца 2017 г. в некоторых случаях данное право может быть реализовано участником вне зависимости от размера принадлежащей ему доли в уставном капитале общества <1>. Вторую группу составляют ограничения прав, не связанные с нарушением закона. Это ситуации, при которых ограничение права устанавливается в пользу иных субъектов. В качестве таких субъектов могут выступать как частные лица, так и публично-правовые образования. Можно сказать, что ограничение прав в таких случаях является следствием решения вопроса о приоритете прав одних лиц над правами других. В сфере гражданского права наиболее яркой иллюстрацией является институт ограниченных вещных прав, посредством которых происходит обременение имущества собственника. Значительное число ограничений подобного рода можно обнаружить в нормах земельного, экологического, природоохранного законодательства. Здесь ограничение прав осуществляется в целях обеспечения интересов публичного порядка. Отметим, что ограничение субъективного корпоративного права также может являться следствием совершения участником общества правонарушения и применения к нему мер юридической ответственности. -------------------------------<1> См.: Федеральный закон от 05.12.2017 N 383-ФЗ "О внесении изменения в статью 19 Федерального закона "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" // СЗ РФ. 2017. N 50. Ч. III. Ст. 7554. Обращаясь к теме юридической ответственности, необходимо обозначить занимаемую автором позицию по данному вопросу. Как известно, в отечественной цивилистической доктрине сложилось два подхода к пониманию гражданско-правовой ответственности. В соответствии с первым под гражданскоправовой ответственностью понимается любое государственное принуждение к исполнению лежащей на лице обязанности <1>. Исходя из этой позиции понуждение к исполнению обязательства также будет выступать в качестве меры ответственности <2>. Согласно второму подходу ключевой элемент ответственности заключается в необходимости претерпевания правонарушителем дополнительных невыгодных имущественных последствий <3>. С позиции этого подхода понуждение к исполнению обязательства мерой ответственности быть не может, так как не возлагает на правонарушителя никаких дополнительных обязанностей. Этот подход, ставший парадигмой, нашел свое отражение и в действующем законодательстве (ст. 12 ГК РФ). Полагаем, что понимание гражданско-правовой ответственности как обеспеченного государственным принуждением возложения дополнительных негативных имущественных последствий на правонарушителя в большей степени отражает сущность рассматриваемого явления. Несмотря на то что ограничение субъективного корпоративного права также может являться результатом применения мер гражданско-правовой ответственности, настоящая работа посвящена исследованию регулируемых правом общественных отношений, возникающих в связи с использованием различных правовых средств, направленных на реализацию соответствующих интересов участников хозяйственных обществ. Поскольку ограничение субъективных корпоративных прав в данном случае обусловлено необходимостью соблюдения баланса интересов сторон, недопущения или разрешения корпоративных конфликтов, то и само понятие "ограничение" не несет в себе негативного оттенка, связанного с правонарушением либо применением мер гражданско-правовой ответственности. -------------------------------<1> Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории). М.: Юрид. лит., 1976. <2> Как отмечается в литературе, такой подход фактически основан на разграничении гражданских правоотношений на регулятивные и охранительные. При этом охранительное правоотношение близко к пониманию ответственности как обязательства (обязанности) с возможностью применения государственного принуждения в случае его нарушения (неисполнения). См.: Гражданское право: учебник: в 4 т. Т. I: Общая часть / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2019. С. 518. <3> См.: Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. М.: Статут, 2001. С. 311. 4. Элементы системы ограничений корпоративных прав В зависимости от основания возникновения, ограничения корпоративных прав можно разделить на ограничения, установленные законом, выработанные судебной практикой, согласованные непосредственно участниками корпоративных отношений. Обратимся к праву на исключение участника из общества. В самом общем виде данное право закреплено в абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК РФ, в соответствии с которым участник непубличного общества вправе потребовать исключения в судебном порядке другого участника в случае причинения последним существенного вреда обществу либо иного существенного затруднения деятельности общества. В отношении общества с ограниченной ответственностью аналогичное правило содержится в ст. 10 Закона об ООО. Вместе с тем в Обзоре практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с исключением участника из общества с ограниченной ответственностью, утвержденном Информационным письмом Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 N 151 <1> (далее - Информационное письмо N 151), высшая судебная инстанция не только осуществила детальное толкование указанной нормы специального закона, но и привнесла новый смысл в ее содержание. Суд указал на то, что исключение из общества мажоритарного участника <2> возможно только в случае отсутствия у других участников права выхода из общества. Таким образом, для целей соблюдения баланса интересов мажоритарного и миноритарных участников общества на уровне высшей судебной инстанции было ограничено принадлежащее субъекту корпоративное право. К сожалению, в дальнейшем судебная практика пошла по формальному пути. Причиной послужил недавний Обзор практики Верховного Суда РФ, в п. 8 которого указано, что закон не устанавливает ограничений на исключение из общества с ограниченной ответственностью участника, обладающего более чем 50 процентами долей в уставном капитале общества <3>. С этого момента суды начали удовлетворять иски об исключении мажоритарных участников. Однако такой подход представляется неверным, поскольку цель ограничения права на исключение контролирующего участника заключалась не столько в защите мажоритария от исключения, сколько в обеспечении интереса самой корпорации в беспрепятственном осуществлении ее деятельности. Выплата действительной стоимости доли контролирующего участника может поставить под сомнение такой важнейший признак корпорации, как имущественная обособленность, поскольку при существенном размере доли исключаемого участника у общества может не остаться имущества для дальнейшего продолжения деятельности. Существовавшее ранее ограничение права на исключение мажоритарного участника является наглядным свидетельством того, как ограничение корпоративного права участника общества служит цели обеспечения и защиты интереса корпорации. Ограничения, которые могут быть установлены самими участниками корпоративных отношений, неоднородны. Во-первых, к ним относятся ограничения, предусмотренные уставом хозяйственного общества. Примером такого рода является преимущественное право акционеров непубличного общества на приобретение акций, возникающее при их отчуждении третьим лицам. До 2015 г. данным правом обладали акционеры закрытых обществ в отношении акций, отчуждаемых третьим лицам по сделкам купли-продажи. На иные, отличные от купли-продажи сделки оно не распространялось <4>. После проведения реформы был существенно расширен круг предполагаемых сделок (на сегодня это любая возмездная сделка), а регулирование данного права перешло в разряд диспозитивных: теперь такое преимущественное право возникает у акционеров непубличного общества только в случае, если оно предусмотрено уставом (п. 3 ст. 7 Закона об АО). В обществах с ограниченной ответственностью регулирование преимущественного права покупки доли или части доли совершенно иное. Во-первых, оно существует у участников общества в силу прямого указания закона и не может быть изменено или упразднено уставом; во-вторых, оно распространяется только на сделки купли-продажи (п. 4 ст. 21 Закона об ООО). -------------------------------<1> См.: Вестник ВАС РФ. 2012. N 8. <2> Размер доли которого превышает пятьдесят процентов уставного капитала общества (см. п. 11 Информационного письма N 151). <3> См.: Обзор судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах, утв. Президиумом ВС РФ 25.12.2019 // БВС РФ. 2020. N 5. <4> См. п. 14 Постановления Пленума ВАС РФ от 18.11.2003 N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". В этой связи вызывает недоумение тот факт, что Минэкономразвития, по существу, трансформировал императивную норму о данном преимущественном праве в диспозитивную. Дело в том, что, воспользовавшись своим правом по утверждению типовых уставов обществ с ограниченной ответственностью, Минэкономразвития в одной из таких форм установил преимущественное право в качестве опции, которая может не применяться участниками общества с ограниченной ответственностью <1>. Очевидно, что в данном случае министерство вышло за рамки своих полномочий, по сути, произвольно изменив закон. Спорным остается и вопрос целесообразности дифференциации правового регулирования данного преимущественного права для "единой" по замыслу законодателя категории непубличных обществ <2>. Во-вторых, в эту группу входят ограничения, вырабатываемые сторонами в качестве условий корпоративного договора. Отметим, что в отечественной правовой доктрине отсутствует единство в понимании правовой природы корпоративного договора. Исходя из закона корпоративный договор является договором об осуществлении принадлежащих лицу корпоративных прав. В этой связи ряд авторов справедливо отмечают тот факт, что такой договор не является юридическим фактом особого рода корпоративным юридическим фактом, а представляет собой обычный гражданско-правовой договор. Это обусловлено тем, что соглашения участников хозяйственных обществ могут лишь регламентировать процедуру осуществления корпоративных прав, но не могут порождать новые корпоративные права и обязанности, не предусмотренные ни законом, ни уставом общества <3>. Вместе с тем законодателю известно исключение из этого правила. Это случай, предусмотренный абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, когда корпоративный договор может предусматривать права участников непубличных обществ, объем которых не обусловливается размером их доли в уставном капитале общества. Однако в этом случае договор приобретает характер квазиучредительного документа, поскольку сведения о наличии такого договора и о предусмотренном им объеме правомочий участников общества подлежат обязательному внесению в Единый государственный реестр юридических лиц. -------------------------------<1> См.: Приказ Минэкономразвития России от 01.08.2018 N 411 "Об утверждении типовых уставов, на основании которых могут действовать общества с ограниченной ответственностью" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> Подробнее об этом см.: Гентовт О.И. Построение системы хозяйственных обществ: перспективы законодательного регулирования // Вестник Московского университета. Серия 11 "Право". 2019. N 1. С. 112 125. <3> См.: Ломакин Д.В. Договоры об осуществлении прав участников хозяйственных обществ как новелла корпоративного законодательства // Вестник ВАС РФ. 2009. N 8. С. 14. В настоящее время одной из главных тенденций развития корпоративного законодательства является усиление диспозитивных начал при регулировании корпоративных отношений <1>. Это, в свою очередь, является основной причиной того, что институт российского корпоративного договора все больше напоминает англо-американский shareholders' agreement. Именно эта тенденция поддерживается сторонниками иного подхода, который базируется на представлении о хозяйственном обществе как о некоем объединении лиц, имеющем договорную природу (nexus of contracts). Корпоративный договор рассматривается как дополнение к уставу компании <2>. Возможность установления ограничений корпоративных прав соглашением сторон предусмотрена п. 1 ст. 67.2 ГК РФ, в соответствии с которым участники хозяйственного общества, заключая корпоративный договор, обязуются осуществлять свои корпоративные права определенным образом или воздерживаться (отказаться) от их осуществления. -------------------------------КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. <1> Подробнее об этом см.: Ломакин Д.В. Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования // Гражданское право: современные проблемы науки, законодательства, практики: сб. ст. к юбилею д-ра юрид. наук, проф. Евгения Алексеевича Суханова. М.: Статут, 2018. С. 358 - 361. <2> На это обстоятельство указывают английские правоведы в своих работах по данной проблематике. Так, К. Рис Томас и С.Л. Райан отмечают, что "устав является по сути формой соглашения акционеров, заключенного между всеми акционерами в связи с владением акционерами акциями компании" (См.: Reece Thomas K., Ryan C.L. The Law and Practice of Shareholders' Agreements. 3rd ed. Dayton: LexisNexis, 2009. P. 51); ср. аналогичный вывод отечественных исследователей: "...устав есть лишь... форма сделки". (См.: Степанов Д.И. Устав как форма сделки // Вестник гражданского права. 2009. Т. 9. N 1. С. 37 - 38.) Особый интерес представляет вопрос соотношения таких понятий, как "ограничение права", "воздержание" и "отказ от осуществления права". Как известно, возможность заключения соглашений участниками хозяйственных обществ, которыми определялся порядок осуществления принадлежащих им корпоративных прав, появилась задолго до внесения в ГК РФ положений о корпоративном договоре. Эта возможность базировалась на принципе свободы договора, закрепленном в ст. 421 ГК РФ. Проблема заключалась в отсутствии регламентации процедуры заключения таких соглашений. Именно в целях регламентации отношений, возникающих в связи с осуществлением участниками хозяйственных обществ корпоративных прав, были приняты соответствующие изменения в специальные законы. Первоначально в п. 3 ст. 8 Закона об ООО учредителям (участникам) общества предоставлялась возможность заключать договор об осуществлении прав участников общества. Этот договор не имел названия, поэтому исходя из его сути он стал именоваться договором об осуществлении корпоративных прав. Участники такого договора принимали на себя обязательства осуществлять определенным образом корпоративные права и (или) воздерживаться от осуществления указанных прав. Термин "воздерживаться" применительно к процессу осуществления права порождал много вопросов. В первую очередь возникал вопрос о его соотношении с положениями ст. 9 ГК РФ. Если обратиться к данной статье, то можно обнаружить, что процесс реализации возможностей, предоставляемых субъективным гражданским правом, может либо идти, и тогда речь идет об осуществлении права (п. 1 ст. 9 ГК РФ), либо не идти, и тогда налицо отказ от осуществления права (п. 2 ст. 9 ГК РФ). Ни о каком воздержании речи не идет. Новая редакция п. 3 ст. 8 Закона об ООО приведена в соответствие со ст. 67.2 ГК РФ, где термины "воздерживаться" и "отказываться" от осуществления права используются как тождественные. Проблема разграничения понятий "отказ от права" и "отказ от осуществления права" ошибочно может показаться лишь терминологической. Такой позиции придерживается ряд авторов, затрагивающих данную проблему. Некоторые ученые полагают, что и в том и в другом случае наступает единое правовое последствие - прекращение субъективного права <1>. Вместе с тем, когда речь идет об отказе от права и отказе от осуществления права, то необходимо различать два правовых явления: фактический отказ лица от осуществления принадлежащего ему права и принятую на себя обязанность не осуществлять право. В первом случае речь идет об отказе от осуществления права, предусмотренном ст. 9 ГК РФ. Очевидно, что в такой ситуации ограничения права как такового нет, поскольку управомоченное лицо вправе самостоятельно решать, воспользоваться ли возможностью, которую предоставляет субъективное право, или нет. -------------------------------<1> Более подробно обзор мнений см.: Акимова И.И. Формы и последствия отказа от осуществления прав по договору в свете реформы российского гражданского законодательства // Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / А.Е. Агеенко, И.И. Акимова, В.А. Волгина и др.; рук. авт. кол. и отв. ред. А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 2. М.: Статут, 2018. Об ограничении права можно говорить лишь во втором случае, когда лицо лишено свободного выбора и вынуждено придерживаться того варианта поведения, который обусловлен принятой на себя обязанностью. Именно это и происходит при заключении корпоративного договора. Лицо, становясь стороной такого договора, принимает на себя обязательство отказаться от осуществления принадлежащего ему права (отказ от отчуждения доли в уставном капитале, отказ от голосования и т.д.). В этом случае следует говорить именно об ограничении права, поскольку обязанность, принятая на себя стороной корпоративного договора, выступает в качестве своеобразного обременения принадлежащего участнику субъективного права. Такую разновидность ограничения корпоративных прав, которое выражается в отказе от осуществления права, можно охарактеризовать в качестве самоограничения корпоративного права. Таким образом, ограничения субъективных прав представляют собой организованную систему, имеющую внутреннюю структуру и обладающую свойством юридической согласованности. Все ограничения, входящие в состав этой системы, можно разделить на две группы: связанные с нарушением закона и не связанные с ним. Ограничение корпоративных прав участников хозяйственных обществ также может являться следствием совершения лицом правонарушения. Вместе с тем в ситуациях, когда ограничение корпоративных прав одних участников хозяйственных обществ выступает в качестве средства обеспечения интересов иных участников, речь идет о нормальном состоянии оборота. Более того, такие ограничения являются результатом применения различных правовых средств, предусмотренных законом и выработанных судебной практикой. В иерархии правовых средств понятие "ограничение права" находится на самом высоком уровне обобщения, выступает элементом механизма гражданско-правового регулирования в целом. В свою очередь, те правовые средства, с помощью которых происходит ограничение субъективного права, являются конкретными средствами ограничения корпоративных прав. Помимо установленных законом и выработанных судебной практикой, в корпоративном праве существует целый ряд ограничений, которые могут быть установлены самими участниками хозяйственного общества. Те ограничения, которые выработаны сторонами в качестве положений корпоративного договора и содержат в себе отказ от осуществления права, предлагается охарактеризовать в качестве самоограничения корпоративных прав. Глава II. СРЕДСТВА ОГРАНИЧЕНИЯ ОТДЕЛЬНЫХ КОРПОРАТИВНЫХ ПРАВ УЧАСТНИКОВ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОБЩЕСТВ 1. Законодательные ограничения отдельных имущественных и неимущественных прав участников хозяйственных обществ Законодательные ограничения занимают важнейшее место в системе ограничений корпоративных прав участников хозяйственных обществ. Императивно установленные законом, они в наибольшей степени отражают основную цель ограничения прав - соблюдение баланса интересов сторон регулируемых отношений. Анализ их применения, в том числе на предмет соответствия указанной цели, будет проведен на примере отдельных имущественных и неимущественных корпоративных прав участников хозяйственных обществ. По справедливому утверждению Е.П. Губина, имущественные права всегда являются важнейшими правами участников корпорации <1>. Исходя из природы коммерческой корпорации, основная цель деятельности которой состоит в извлечении прибыли <2>, главным имущественным правом является право на дивиденд <3>. Многие ученые называют данное право основным правом участника корпорации <4>. Существует позиция, согласно которой "правоспособность хозяйственного общества... направлена на две основные цели: получение чистой прибыли и ее последующее распределение" <5>. Действительно, участники корпорации, инвестируя денежные средства в капитал общества, рассчитывают на регулярное получение дохода от его деятельности. Как отмечается в литературе, акционерное общество создается с целью извлечения прибыли, а цель его акционеров выражается в получении дивидендов. Соблюдение данного правила формирует комфортные и благоприятные взаимоотношения акционеров и общества и способствует сохранению баланса интересов <6>. Среди неимущественных прав особое место занимает право на получение информации о деятельности общества. Данное право служит не только инструментом контроля за лицами, осуществляющими управление корпорацией, но зачастую является гарантией соблюдения и надлежащего осуществления принадлежащих участнику имущественных прав <7>. По этой причине некоторые авторы называют право на информацию "одним из наиболее важных прав участника хозяйственного общества" <8>. В Принципах корпоративного управления ОЭСР (см. п. "А" разд. II) <9> право на своевременное и регулярное получение актуальной и существенной информации о корпорации признано одним из основных прав акционера. Поскольку целью автора является исследование и анализ самого механизма ограничения корпоративных прав, отсутствует необходимость рассмотрения ограничений всех существующих прав участников корпорации. Анализ законодательных ограничений корпоративных прав будет проведен на примере права на участие в распределении прибыли и права на получение информации о деятельности общества, что никак не свидетельствует об умалении значения иных корпоративных прав участников хозяйственных обществ. -------------------------------<1> См.: Румак В. Важно не ставить во главу угла правовые традиции, а решать экономическую задачу [Интервью с Е.П. Губиным] // Закон. 2019. N 3. С. 8 - 18. <2> В научной литературе обоснована позиция, согласно которой правоотношение участия (членства) в некоммерческой корпорации также имеет имущественную природу. Это объясняется целью создания некоммерческой корпорации, которая заключается в прямом участии в имущественном обороте самой корпорации, а также опосредованном участии в таком обороте своих членов. Подробнее об этом см.: Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. И.С. Шиткина. М.: Статут, 2017. С. 811 - 813. <3> Для целей настоящего исследования понятие "право на дивиденд" рассматривается в качестве общего понятия применительно ко всем видам хозяйственных обществ и обозначает право участника на получение части прибыли, распределяемой обществом. Термины "выплата дивидендов" и "выплата части прибыли" взаимозаменяемы и равнозначно используются применительно к акционерным обществам и обществам с ограниченной ответственностью. <4> См., например: Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. / Е.Г. Афанасьева, В.А. Вайпан, А.В. Габов и др.; отв. ред. И.С. Шиткина; Синицын С.А. Право на дивиденд: возникновение, содержание, осуществление и защита // Вестник гражданского права. 2018. N 4. С. 91 - 131; Velasco J. The Fundamental Rights of The Shareholder // U.C. Davis Law Review. 2006. Vol. 40. N 2. P. 407 - 467. <5> Цепов Г.В. Как поделить шкуру неубитого медведя? Или правовые способы устранения неопределенности и оппортунизма при распределении прибыли хозяйственных обществ // Закон. 2019. N 2. С. 111 - 126. <6> См.: Бородкин В.Г., Станкевич А.В. О некоторых проблемах арбитражного процесса и способов защиты прав: сборник очерков. Ч. 1. М.: Инфотропик Медиа, 2018. <7> Данная позиция имеет глубокое теоретическое обоснование в научной литературе. Так, рассматривая право акционера на информацию, Д.В. Ломакин отмечает, что получение информации о деятельности общества служит гарантией защиты иных прав акционера, а также позволяет ему осуществлять свои права наиболее эффективным образом. К примеру, ознакомление акционера с годовой бухгалтерской отчетностью позволяет оценить финансовое положение общества и перспективы его развития, что в свою очередь может служить основанием для принятия решения о продаже акций; неинформирование акционера о дате и месте проведения общего собрания делает затруднительным или даже невозможным его участие в нем. Более подробно см.: Ломакин Д.В. Право акционера на информацию // Хозяйство и право. 1997. N 11; Он же. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах; Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. И.С. Шиткина. М.: Статут, 2017 (автор главы IX - Д.В. Ломакин). <8> Бойко Т.С. Защита прав и интересов миноритарных участников непубличного общества в праве России, США и Великобритании. М.: Статут, 2019. С. 193. <9> См.: OECD Principles of Corporate https://www.oecd.org/corporate/ca/corporategovernanceprinciples/32159669.pdf. Governance. URL: Указанные права принадлежат участникам и акционерам в силу закона. Вместе с тем нельзя не учитывать особенности правового регулирования деятельности акционерных обществ, связанные прежде всего с большей, по сравнению с обществами с ограниченной ответственностью, императивностью корпоративного законодательства, а также более детальной регламентацией порядка осуществления корпоративных прав. В этой связи при анализе законодательных ограничений корпоративных прав особое внимание будет уделено проблемам, связанным с ограничением права акционера на дивиденд и права на получение информации о деятельности акционерного общества. 1. Ограничение права участника общества с ограниченной ответственностью на участие в распределении прибыли В обществах с ограниченной ответственностью право на участие в распределении прибыли закреплено в абз. 4 п. 1 ст. 8 Закона об ООО. В соответствии с п. 1 ст. 28 Закона об ООО принятие решения о распределении чистой прибыли общества является правом общества и относится к исключительной компетенции общего собрания участников. Таким образом, право требовать выплаты части прибыли возникает у участника только в том случае, если общим собранием было принято соответствующее решение, а также отсутствуют ограничения на принятие такого решения или на выплату части прибыли <1>. Законодательные ограничения, связанные с реализацией права участника на получение части прибыли, могут быть двух видов: ограничения на распределение прибыли (п. 1 ст. 29 Закона об ООО) и ограничения на выплату прибыли (п. 2 ст. 29 Закона об ООО). Так, например, общество не вправе принимать решение о распределении прибыли до полной оплаты уставного капитала, а также до выплаты действительной стоимости доли участника в соответствии с п. 2 ст. 23 и п. 2 ст. 25 Закона об ООО. Принимать данное решение также запрещено в случае, если общество отвечает признакам несостоятельности (банкротства) или они появятся в результате принятия такого решения, а также в случае, если стоимость чистых активов общества меньше его уставного капитала и резервного фонда или станет меньше в результате принятия такого решения. Последние два обстоятельства являются также препятствием для выплаты прибыли, решение о распределении которой уже принято. По прекращении данных обстоятельств общество обязано выплатить прибыль, решение о распределении которой было принято. -------------------------------<1> См.: п. 15 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 09.12.1999 N 90/14 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" // Вестник ВАС РФ. 2000. N 2. Указанные ограничения направлены прежде всего на обеспечение баланса интересов общества, его участников и кредиторов. В отношении последних примечательна позиция суда, согласно которой причина ограничений, предусмотренных ст. 29 Закона об ООО, заключается "в необходимости при любой ситуации и в наибольшей степени гарантировать права и законные интересы кредиторов общества" <1>. Такая категоричность может свидетельствовать о существенном нарушении баланса интересов в пользу кредиторов компании. Отметим, что на необходимость установления разумного баланса между интересами кредиторов и участников корпорации уже обращалось внимание в научной литературе <2>. С другой стороны, суды могут удовлетворить требование участника о взыскании части распределенной прибыли, не проведя достаточного анализа финансового состояния общества на предмет наличия обстоятельств, которые препятствуют принятию решения о распределении прибыли или ее выплате <3>. Данные ограничения могут быть использованы с целью злоупотребления правом. Нежелание выплачивать распределенную прибыль зачастую сопровождается ссылками на то, что в результате такой выплаты у общества появятся признаки банкротства. По одному из дел в качестве аргумента в пользу невыплаты распределенной прибыли был приведен сам факт наличия у общества кредиторской задолженности и отсутствия свободных денежных средств. Проведя проверку данных бухгалтерской отчетности и не найдя признаков несостоятельности (банкротства), суд вместе с тем указал на то, что наличие у общества признаков несостоятельности (банкротства) или возможности появления таких признаков не является обстоятельством, исключающим возможность взыскания судом не выплаченной участнику распределенной прибыли, но может явиться препятствием для ее выплаты, т.е. препятствием для исполнения судебного акта <4>. Данная позиция была поддержана и вышестоящими судами <5>. В ином деле обществом было принято решение о распределении прибыли и установлен шестидесятидневный срок для его исполнения. Спустя более чем полгода после окончания данного срока участник, не получивший своей части прибыли, подал заявление о выходе из общества. Также им был подан иск о взыскании невыплаченной части прибыли и процентов за пользование чужими денежными средствами. Общество мотивировало невыплату прибыли наличием ограничений, предусмотренных ст. 29 Закона об ООО. В частности, предоставило бухгалтерский баланс, по данным которого величина чистых активов недостаточна для удовлетворения двух обязательств (выплаты прибыли и выплаты действительной стоимости доли). Отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции посчитал, что в результате выплаты чистой прибыли у общества возникают признаки банкротства, что в силу ст. 29 Закона об ООО является основанием для ограничения распределения и выплаты прибыли. Отменяя данное решение, апелляционный суд указал на то, что правоотношения по распределению и выплате прибыли и выплате действительной стоимости доли являются самостоятельными правоотношениями, не зависящими друг от друга ни по основаниям возникновения, ни по срокам совершения. Поскольку на дату разрешения спора срок для добровольной выплаты действительной стоимости доли не наступил, данное обязательство было необоснованно учтено в составе расходов при исследовании финансовой возможности общества осуществить выплату распределенной прибыли <6>. Однако, если на момент принятия решения о выплате дивидендов участник уже обратился в общество с заявлением о выходе из состава участников, общество не вправе принимать решение о выплате дивидендов до выплаты действительной стоимости доли этого участника <7>. Отметим, что в данном деле суд первой инстанции указал на то, что, "заявляя требование о взыскании суммы распределенной прибыли, истец должен доказать, а суд проверить наличие оснований для выплаты... Решение участников общества само по себе не является достаточным основанием для удовлетворения иска" <8>. Вместе с тем в большинстве подобных дел суды называют в качестве основания возникновения обязательства общества перед его участниками именно решение общего собрания. Только оно может доказать факт распределения прибыли <9>. Наличие иных документов, таких как соглашение о порядке выплаты распределенной прибыли, платежные поручения о выплате денежных средств с назначением платежа: "выплата дивидендов на основании Протокола...", не признается судами в качестве доказательства, достоверно подтверждающего факт принятия обществом решения о распределении прибыли <10>. Таким образом, в обществах с ограниченной ответственностью право участника на получение прибыли может быть ограничено только в предусмотренных законом случаях. Анализ судебной практики свидетельствует о том, что суды, как правило, всесторонне исследуют предоставляемые обществом и участниками доказательства на предмет наличия или отсутствия предусмотренных законом ограничений на распределение или выплату прибыли. -------------------------------<1> Решение Арбитражного суда г. Москвы от 17.10.2019 по делу N А40-125978/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Предпринимательское право России: итоги, тенденции и пути развития: монография / Е.Г. Афанасьева, А.В. Белицкая, В.А. Вайпан и др.; отв. ред. Е.П. Губин. <3> См.: решение Арбитражного суда г. Москвы от 14.03.2018 по делу N А40-234263/2017; Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 29.05.2018 N 09АП-21689/2018 по тому же делу (данное Постановление отменено Постановлением Арбитражного суда Московского округа от 09.10.2018 N Ф05-15859/18) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: решение Арбитражного суда Удмуртской Республики от 19.09.2019 по делу N А71-4808/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См.: Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 20.12.2019 N 17АП16919/2019-ГК по делу N А71-4808/2019; Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 20.05.2020 N Ф09-1544/20; Определение ВС РФ от 29.07.2020 N 309-ЭС20-9467 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 31.01.2020 N 09АП-72536/2019 по делу N А40-125978/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 09.10.2018 N Ф05-15859/2018 по делу N А40-234263/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> Решение Арбитражного суда г. Москвы от 17.10.2019 по делу N А40-125978/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Определение ВС РФ от 10.02.2020 N 306-ЭС19-26963 по делу N А12-37883/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 30.08.2019 N 09АП39743/2019 по делу N А40-86494/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". В данном споре суд рассматривал вопрос о принятии в качестве доказательства соглашения о рассрочке выплаты распределенной прибыли, предоставленного истцами, которые впоследствии не согласились на проведение технической экспертизы на предмет его фальсификации. Вместе с тем, поскольку принятие решения о распределении прибыли является правом общества, участники могут быть ограничены в осуществлении своего права на получение прибыли вследствие непринятия общим собранием соответствующего решения. Речь идет прежде всего о миноритарных участниках, размер доли которых не позволит им повлиять на исход голосования даже при условии внесения вопроса о распределении прибыли в повестку дня. Исключением является ситуация, когда уставом или корпоративным договором участнику предоставляется иной, не пропорциональный размеру его доли, объем прав. Кроме того, в отличие от акционерных обществ, в обществах с ограниченной ответственностью вопросы, связанные с распределением прибыли, всецело находятся во власти общего собрания участников, а большинство голосов определяется от общего числа участников, а не от присутствующих. 2. Ограничение права акционера на дивиденд В акционерных обществах принятие решения (объявление) о выплате дивидендов также является правом общества (п. 1 ст. 42 Закона об АО). При этом вопросы, касающиеся рекомендаций по размеру дивидендов и порядку их выплаты, относятся к исключительной компетенции совета директоров общества (подп. 11 п. 1 ст. 65 Закона об АО). Совет директоров также устанавливает дату, на которую определяются лица, имеющие право на получение дивидендов (п. 3 ст. 42 Закона об АО). В соответствии с разъяснениями, данными в Постановлении Пленума ВАС РФ от 18.11.2003 N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" <1> (далее - Постановление N 19), решение о выплате дивидендов, в том числе о размере дивиденда и форме его выплаты, принимается общим собранием акционеров в соответствии с рекомендациями совета директоров общества. Таким образом, невозможно взыскать дивиденды, которые были объявлены общим собранием акционеров без рекомендации совета директоров, сформированного в обществе <2>. При отсутствии решения об объявлении дивидендов общество не вправе выплачивать, а акционеры требовать их выплаты (п. 15 Постановления N 19). Таким образом, у акционера есть лишь право требования выплаты объявленных дивидендов. Указанное обстоятельство повлекло за собой многочисленные дискуссии относительно правовой природы права на дивиденд и его соотношения с правом на участие в распределении прибыли <3>. В отечественной правовой доктрине дореволюционного периода признание безусловного характера права на дивиденд можно встретить в работах И.Т. Тарасова <4>. Полагаем, что право на участие в распределении прибыли является самостоятельным корпоративным правом, наличие которого обусловлено самим фактом членства в корпорации. Объектом данного права является непосредственно деятельность корпорации. В свою очередь, право требования выплаты объявленных дивидендов является по своей природе обязательственным, объектом которого являются действия общества по выплате конкретной суммы дивидендов. Право на участие в распределении прибыли выступает в качестве необходимой предпосылки возникновения права требования выплаты объявленных дивидендов, однако само право требования возникает только при наличии дополнительных юридических фактов, таких как принятие решения общим собранием акционеров о выплате дивидендов. В этой связи справедливо замечание А.В. Габова, который предлагает говорить о праве на объявленный дивиденд, поскольку именно его вправе истребовать акционер <5>. Аналогичный подход можно встретить и в зарубежной литературе. Так, многие авторы подчеркивают ограниченный характер права на дивиденд <6>. Это обусловлено тем, что акционеры имеют законное право на выплату дивидендов лишь в том объеме, который утвержден советом директоров корпорации и после принятия им соответствующего решения. При этом компании зачастую распределяют лишь скромную часть своей прибыли среди акционеров, львиная доля которой реинвестируется <7>. Российская судебная практика исходит из того, что право на получение дивидендов приобретает характер субъективного права акционера лишь после того, как в установленном законом порядке будет принято решение о распределении прибыли. С указанного момента с таким субъективным правом будет корреспондировать обязанность общества по выплате дивидендов <8>. В литературе высказана позиция, согласно которой право на получение дивидендов до момента их объявления является субъективным гражданским правом, не обладающим возможностью исполнения <9>. В этой связи возникает вопрос: какая обязанность корреспондирует с данным правом? И может ли право возникнуть ранее, чем произойдет тот юридический факт, который является основанием возникновения данного права? Полагаем, что нет. Спорно также утверждение о том, что, несмотря на то что участник не обладает правом требовать конкретного имущества, общество не вправе в одностороннем порядке произвольно разорвать правоотношение и отказать в выплате дивидендов в будущем <10>. В действительности это не так. Поскольку принятие решения о распределении прибыли является правом общества <11>, то возможна ситуация, при которой общество этим правом не воспользуется и, таким образом, откажет участнику в выплате дивидендов. Даже в случае объявления дивидендов, они могут быть не выплачены при наличии обстоятельств, препятствующих их выплате (п. 4 ст. 43 Закона об АО). Безосновательны также попытки признать выплату дивидендов не правом, а обязанностью хозяйственного общества. Если речь идет об обязанности, то должен существовать механизм ее принудительного исполнения, который в указанном случае отсутствует. Участник не имеет никаких рычагов воздействия на общество с целью понудить к принятию решения о распределении прибыли. Данное обстоятельство порождает многочисленные злоупотребления, которым в определенной степени способствовали разъяснения Конституционного Суда РФ. Так, в одном из Определений Конституционный Суд указал на то, что общество вправе принять решение не начислять и не выплачивать дивиденды даже при наличии чистой прибыли, поскольку дивиденды не являются гарантированным источником доходов акционеров. Право на получение дивидендов, равно как и корреспондирующая с ним обязанность общества по выплате дивидендов, возникает на основании самостоятельного юридического факта - принятия соответствующего решения общим собранием акционеров. В обязанности суда не входит проверка экономической целесообразности принимаемых обществом решений. Суд также подчеркнул, что акционер, приобретая акции, принимает на себя все риски, связанные как с прибыльностью деятельности общества, так и с теми ограничениями, которые налагаются в силу закона на владельцев акций <12>. Особый интерес в данном контексте представляет хрестоматийное дело акционеров "Форд Моторс" <13>. Компания Генри Форда на протяжении длительного времени выплачивала своим акционерам "специальные" дивиденды, размер которых был выше обычных. Затем выплаты специальных дивидендов прекратились, что послужило поводом для обращения акционеров компании в суд. В исковом заявлении было указано на злоупотребление правом со стороны Форда, которое заключалось в прекращении выплаты специальных дивидендов. В свою очередь, Генри Форд заявил о том, что не будет выплачивать акционерам повышенных дивидендов, поскольку основная часть прибыли будет инвестироваться в дальнейшее развитие производства. Суд обязал компанию выплатить дивиденды. Апелляционная инстанция оставила это решение без изменения, указав на то, что развитие производства не может происходить за счет ограничения прав акционеров, то есть за счет средств, предназначенных для выплаты дивидендов. Ограничения на выплату дивидендов, императивно установленные законом (ст. 43 Закона об АО), имеют объективные причины и служат цели обеспечения баланса интересов акционеров, общества и его кредиторов. Однако непринятие обществом решения о распределении прибыли далеко не всегда обусловлено наличием обстоятельств, ограничивающих право на выплату дивидендов. Анализ судебной практики свидетельствует о том, что во многих случаях общества безосновательно ограничивают права своих акционеров на получение прибыли. -------------------------------<1> См.: Вестник ВАС РФ. 2004. N 1. <2> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 05.04.2017 N Ф05-3051/2017 по делу N А40-84096/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> Данный вопрос обстоятельно изучен в научной литературе. См., например: Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах; Габов А.В. Ценные бумаги: вопросы теории и правового регулирования рынка. М.: Статут, 2011. 1104 с. <4> "...[П]олучение дивиденда гарантируется правопорядком и возникает у участника корпорации сразу с момента приобретения участия: право на дивиденд по существу выражает корпоративное право на участие акционера в прибылях акционерной компании или на получение определенной доли из прибыли компании". См.: Тарасов И.Т. Учение об акционерных компаниях. М.: Статут, 2000. С. 365, 371. <5> См.: Габов А.В. Ценные бумаги: вопросы теории и правового регулирования рынка. <6> См.: Ventoruzzo M., Conac P.-H., Goto G., Mock S., Notari M., Reisberg A. Comparative Corporate Law. St. Paul: West Academic Publishing, 2015. P. 191. <7> См.: Velasco J. Op. cit. P. 414. <8> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 23.09.2015 N 07АП-7727/2015 по делу N А45-2833/2015; Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 30.04.2015 N Ф082281/2015 по делу N А53-19292/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Цепов Г.В. Как поделить шкуру неубитого медведя? Или правовые способы устранения неопределенности и оппортунизма при распределении прибыли хозяйственных обществ. <10> См.: Там же. <11> Отметим, что указанный автор считает некорректным утверждение о том, что выплата дивидендов является правом, а не обязанностью хозяйственного общества. <12> См.: Определение КС РФ от 17.01.2017 N 1-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы акционерного общества "Управляющая компания "Арсагера" на нарушение конституционных прав и свобод статьями 32 и 42 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <13> См.: Wolfe A., Naffziger F. Legal Perspectives of American Business Associations. Columbus: Grid Publishing, Inc., 1977. Так, по одному из дел истцу на протяжении двадцати трех лет не выплачивались дивиденды. При этом первые три года общество выплачивало дивиденды дополнительными акциями, а впоследствии дивиденды не объявлялись и не выплачивались вообще. В дальнейшем устав общества был принят в новой редакции, в которой было указано, что ...дивиденды не выплачиваются, акционеры получают доход от продажи акций. Суд отказал в удовлетворении иска о взыскании дивидендов, поскольку решений совета директоров в течение всего спорного периода не принималось, а прибыль направлялась на развитие общества <1>. Отметим, что это не единственный случай, когда акционерное общество десятилетиями не выплачивает дивиденды <2>. В ином деле решение о выплате дивидендов не принималось обществом на протяжении нескольких лет. Совет директоров в обществе сформирован не был, его компетенция между остальными органами общества не распределялась. Верховный Суд поддержал выводы нижестоящих судов об отказе в удовлетворении требований истца о взыскании задолженности по дивидендам <3>. И здесь возникает вопрос о справедливости такого подхода и о том, насколько допустимо подобное ограничение права акционера на получение прибыли. В соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 64 Закона об АО в случае, если совет директоров в обществе не создается <4>, в уставе общества должно содержаться указание об определенном лице или органе общества, к компетенции которого относится решение вопроса о проведении общего собрания акционеров и об утверждении его повестки дня. Очень часто суды, отказывая в удовлетворении требований о взыскании дивидендов, ссылаются на отсутствие законодательного запрета на принятие решения о невыплате дивидендов <5>, а также указывают на то, что совет директоров вправе самостоятельно определять, какие действия необходимо совершить в целях обеспечения эффективности бизнеса, в том числе инвестировать всю прибыль в его развитие <6>. При этом такие дела зачастую сопровождаются ссылками на позиции Конституционного Суда РФ, согласно которым у общества отсутствует обязанность по распределению дивидендов <7>, а общее собрание акционеров вправе самостоятельно принимать стратегические экономические решения, в том числе о выплате дивидендов <8>. Формальный подход судов при рассмотрении данной категории дел зачастую влечет нарушение баланса интересов участников корпоративных отношений. Так, например, акционер на протяжении двух лет голосовал против принятия общим собранием акционеров решения о выплате дивидендов, рекомендованных советом директоров. В результате голосования данного акционера общество два года не выплачивало дивиденды, что и послужило основанием для обращения в суд. Истец посчитал данные действия злоупотреблением правом, поскольку они направлены во вред акционерам общества, а акционеру, голосовавшему против, как юридическому лицу причинены убытки в виде неполученных доходов (упущенной выгоды). Отказывая в удовлетворении иска, суд указал на то, что право акционера голосовать по собственному усмотрению не может быть ограничено. Однако акционер, голосовавший против решения о выплате дивидендов, являлся дочерней компанией общества, распределявшего дивиденды. И именно его голос стал определяющим при принятии решения дивиденды не выплачивать. Формально условия, при которых основное общество вправе давать дочернему обязательные указания, отсутствовали: ни в договоре с дочерним обществом, ни в его уставе такое право предусмотрено не было. В этой связи суд не нашел недобросовестности в действиях акционера. Особый интерес представляет то обстоятельство, что одновременно с голосованием против выплаты дивидендов данный акционер внес в повестку дня вопрос о выплате вознаграждения членам совета директоров в размере, сопоставимом с размером не распределенной на выплату дивидендов прибыли, и проголосовал за принятие данного решения <9>. Можно ли в данном случае говорить о правомерном ограничении права акционера на получение прибыли? Представляется, что нет. Действительно, общество вправе принять решение о невыплате дивидендов и, например, инвестировать данные средства в развитие бизнеса либо направить на пополнение резервного фонда. Однако в ситуации, когда вместо выплаты дивидендов акционерам общество направляет всю сумму полученной прибыли на выплату вознаграждений членам совета директоров, налицо неправомерное ограничение прав акционеров. Отметим, что проблема нарушения интересов миноритариев в связи с согласованными действиями менеджмента и мажоритарных акционеров корпорации, направленными на невыплату дивидендов, обстоятельно исследована в работах С.А. Синицына <10>. Интерес в данном контексте представляет дело, при рассмотрении которого суд первой инстанции занял весьма смелую позицию. Мажоритарный акционер проголосовал "за" направление всей прибыли на развитие общества. Однако суд указал на то, что при наличии источников выплаты дивидендов голосование мажоритарного акционера против их выплаты противоречит правовой природе коммерческой деятельности и является злоупотреблением правом. Поскольку мажоритарным акционером не "предоставлялась соответствующая документально аргументированная информация относительно предполагаемых решений о невыплате дивидендов", его "голосование против выплаты дивидендов при наличии значительной прибыли в отсутствие убыточности деятельности общества неправомерно". Суд посчитал, что акционер использует принадлежащий ему пакет акций, составляющих 80% от их общего количества, с целью удержания корпоративного контроля и во вред другим акционерам, препятствуя им в получении дивидендов <11>. Вышестоящие суды, конечно же, отменили это решение, указав на то, что голосование мажоритарного акционера свидетельствует лишь о реализации принадлежащего ему права голоса <12>. -------------------------------<1> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 03.03.2017 N Ф04-6891/2016 по делу N А75-14893/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 29.03.2016 N Ф07-396/2016 по делу N А21-4141/2015; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 26.04.2018 N Ф05-4634/2018 по делу N А40-147002/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Определение ВС РФ от 11.01.2016 N 306-ЭС15-17112 по делу N А12-3389/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> Такая возможность допускается в непубличных обществах с числом акционеров - владельцев голосующих акций менее пятидесяти (п. 3 ст. 97 ГК РФ, абз. 2 п. 1 ст. 64 Закона об АО). <5> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.03.2018 N Ф05-1448/2018 по делу N А40-171248/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 26.02.2019 N Ф03-286/2019 по делу N А51-7892/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: Определение КС РФ от 16.10.2007 N 677-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Монцевой Валентины Серафимовны на нарушение ее конституционных прав пунктом 1 статьи 42 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> См.: Постановление КС РФ от 24.02.2004 N 3-П // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 18.09.2019 N Ф01-4278/2019 по делу N А79-3499/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> См., например: Синицын С.А. Указ. соч. С. 91 - 131. <11> См.: решение Арбитражного суда Новосибирской области от 22.06.2015 по делу N А45-2833/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <12> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 23.09.2015 N 07АП-7727/2015 по делу N А45-2833/2015; Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 15.01.2016 N Ф0428758/2015 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". Апелляционным судом был поддержан довод заявителя относительно того, что оспариваемое решение противоречит разъяснениям ВАС РФ и сложившейся судебной практике. 3. Особенности ограничения права на выплату дивидендов по привилегированным акциям В соответствии с п. 5 ст. 32 Закона об АО в случае невыплаты или неполной выплаты дивидендов по привилегированным акциям последние становятся голосующими по всем вопросам повестки дня начиная с собрания, следующего за годовым общим собранием акционеров, на котором было принято соответствующее решение. В п. 15 Постановления N 19 содержатся разъяснения о порядке и очередности выплаты дивидендов. В частности, общество не вправе принимать решение о выплате дивидендов по обыкновенным акциям и привилегированным акциям, размер дивидендов по которым не определен, если не принято решение о выплате в полном размере дивидендов по всем типам привилегированных акций, размер дивидендов по которым определен уставом общества. Судебная практика исходит из того, что закрепление в уставе размера возможных дивидендов гарантирует владельцам привилегированных акций предоставление права на участие в управлении в том случае, если дивиденды объявлены в меньшем размере либо решение об их выплате отсутствует <1>. В ряде случаев акционеры - владельцы привилегированных акций злоупотребляют предоставленным им правом голоса с целью сохранения корпоративного контроля над обществом. По одному из дел владелец привилегированных акций в связи с невыплатой дивидендов получил не только право голоса, но и полный корпоративный контроль над обществом, а также возможность формировать его органы управления. В дальнейшем с целью сохранения корпоративного контроля этот акционер стал постоянно голосовать против выплаты дивидендов по привилегированным акциям. Его поведение было признано злоупотреблением правом, в том числе и на уровне Высшего Арбитражного Суда РФ. Кроме того, иные акционеры - владельцы привилегированных акций, не получившие ожидаемого дохода, справедливо указали на то, что предоставление права голоса и тем более голосование против выплаты дивидендов противоречит правовой природе привилегированных акций, которая состоит в преимущественном праве на получение дивидендов, но не в возможности управления обществом <2>. Понятие привилегированных акций содержится в п. 1 ст. 32 Закона об АО, в соответствии с которым эти акции по общему правилу не предоставляют своим владельцам права голоса. Соответственно, цель владения такими акциями не может состоять в осуществлении права на управление обществом. Это противоречит правовой природе привилегированных акций, предназначенных для осуществления права на получение прибыли. Предоставление права голоса в установленных законом случаях является механизмом защиты прав и интересов акционеров в случае ограничения их права на получение прибыли. Однако на практике данный механизм работает далеко не всегда, поскольку если пакет принадлежащих лицу акций недостаточен для принятия положительного решения о выплате дивидендов на следующем собрании, то право владельца привилегированных акций так и останется ограниченным. Как правило, доводы истцов о том, что неполучение дивиденда не подменяется правом голоса, отклоняются судами как "основанные на неверном толковании норм акционерного законодательства" <3>. Так, например, акционер, являясь владельцем 77% привилегированных акций общества, вследствие непринятия решения о выплате дивидендов получил контроль над обществом. Решение о выплате дивидендов не принималось данным обществом с 2004 г., а к моменту рассмотрения дела в суде чистая прибыль за последний финансовый год составила более 268 млн рублей, а нераспределенная прибыль прошлых лет - более 700 млн рублей. Таким образом, располагая прибылью практически в миллиард рублей, общество не выплачивало дивиденды. Можно ли считать такое ограничение права на дивиденд справедливым? Полагаем, что нет. -------------------------------<1> См.: Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 26.02.2019 N Ф03-286/2019 по делу N А51-7892/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 01.10.2013 N Ф08-5506/13 по делу N А53-3054/2013 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> Определение ВС РФ от 24.07.2015 N 308-ЭС15-8582 по делу N А53-19292/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". 4. Ограничение права на дивиденд как форма злоупотребления правом Когда речь заходит об ограничении корпоративных прав участников хозяйственных обществ, то основной вопрос заключается в том, насколько данные ограничения способствуют установлению и поддержанию баланса интересов сторон регулируемых отношений. Законодательные ограничения права на распределение или выплату дивидендов предназначены для защиты прав и интересов общества, его участников и кредиторов. Указание на то, что принятие решения о выплате дивидендов является правом, а не обязанностью общества, также направлено на защиту интересов акционеров в развитии бизнеса, зачастую требующего существенных финансовых вложений. Однако в ситуации, когда общество, имея прибыль, годами не выплачивает дивиденды своим участникам, налицо злоупотребление данным правом. Позиция о признании невыплаты дивидендов формой злоупотребления правом подвергалась аргументированной критике в научной литературе. Как отмечает А.В. Габов, исходя из общего правила, сформулированного в ст. 10 ГК РФ о недопущении совершения действий исключительно с намерением причинить вред другому лицу, признать невыплату дивидендов злоупотреблением правом никак нельзя. Поскольку "ни одно акционерное общество не принимает решение о невыплате дивидендов с формулировкой "и намереваясь исключительно причинить вред акционерам..." <1>. Однако ст. 10 ГК РФ, помимо шиканы и действий в обход закона, называет в качестве злоупотребления правом также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав. Сложности с применением данной конструкции, по мнению А.В. Габова, связаны с невозможностью доказать в этом случае злоупотребление правом <2>. Данное утверждение ученого особенно актуально в контексте сложившейся правоприменительной практики. Однако полагаем, что сложность доказывания еще не означает отсутствие правового явления как такового. По существу, невыплата дивидендов при наличии прибыли и одновременном отсутствии законодательных ограничений на ее распределение и планов по развитию бизнеса является недобросовестным ограничением прав акционеров. Необходимо выработать объективные критерии, которые позволяли бы выявить недобросовестность при невыплате дивидендов. Сложности доказывания обусловлены еще и тем, что "в акционерном законодательстве отсутствует и общая нормапринцип, которая бы определяла границы допустимого использования акционерами своих корпоративных прав и границы (пределы) осуществления и защиты акционерного права" <3>. Отметим, что некоторые ученые видят решение проблемы не в расширении судейского усмотрения, а в создании правового механизма, обеспечивающего выкуп акций (долей) при отсутствии дивидендных выплат <4>. В одном из Определений Верховный Суд РФ справедливо указал на то, что "нормальным способом изъятия участниками и акционерами денежных средств от успешной коммерческой деятельности принадлежащих им организаций является распределение прибыли либо выплата дивидендов" <5>. Следование данной позиции невозможно без создания эффективного механизма защиты акционеров от необоснованного ограничения основного принадлежащего им права - права на получение прибыли. В целях защиты интересов миноритарных акционеров было предложено закрепить в законе положения о том, что участники коммерческих организаций имеют право на получение минимального годового дивиденда в размере, который устанавливается в уставе общества и определяется в процентах от чистой прибыли либо в процентном соотношении с уставным капиталом <6>. Несмотря на то что в ряде случаев невыплата дивидендов может свидетельствовать о злоупотреблении данным правом со стороны общества, с указанным предложением нельзя согласиться ввиду следующего. Выплата дивидендов - это право общества, которым оно может злоупотреблять, нарушая пределы его осуществления. Признание выплаты дивидендов обязанностью коммерческой корпорации неизбежно повлечет за собой существенное нарушение баланса интересов участников корпоративных отношений. В этой связи основная задача состоит не в попытках сближения выплаты дивидендов с депозитом в банке, по которому гарантируется определенный минимальный доход, а в объективном анализе оснований ограничения права на участие в распределении прибыли и пределов его осуществления. -------------------------------<1> Габов А.В. Ценные бумаги: вопросы теории и правового регулирования рынка. <2> См.: Там же. <3> Там же. <4> См.: Цепов Г.В. Как поделить шкуру неубитого медведя? Или правовые способы устранения неопределенности и оппортунизма при распределении прибыли хозяйственных обществ. <5> Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 07.06.2018 N 305-ЭС16-20992 по делу N А4177824/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Сальникова Ю.Н. Правовой режим прибыли коммерческих организаций: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2009. С. 9. 5. Ограничение права на информацию Для анализа законодательных ограничений неимущественных прав участников хозяйственных обществ право на информацию выбрано не случайно. Это обусловлено изменениями, которые были внесены в ст. 91 Закона об АО, а также важнейшим значением права на информацию при осуществлении некоторых имущественных прав, например права на участие в распределении прибыли. Эти обстоятельства не позволяют признать второстепенный характер права на информацию на основании того, что оно "обслуживает" реализацию всех прочих прав участника... поскольку участником не становятся лишь ради того, чтобы реализовывать право на информацию" <1>. Судебная практика также зачастую характеризует право на информацию в качестве дополнительного права, призванного обеспечить реализацию экономических целей и задач акционера <2>; необходимого условия для реализации его прав, связанных с участием в обществе <3>. Схожий подход можно встретить и в зарубежной литературе. Так, право на информацию называется акцессорным или вспомогательным по отношению к праву на контроль и иным экономическим правам акционера, поскольку информация как таковая является не благом, а инструментом, позволяющим акционерам принимать решение об инвестировании в компанию либо о сокращении или полном изъятии своих инвестиций <4>. К примеру, в немецком праве целью закрепления права на информацию является предоставление акционеру возможности доступа к "необходимым сведениям для целесообразной реализации других своих прав, таких как право голоса или подачи иска против решения, принятого на общем собрании акционеров" <5>. В самом общем виде право на информацию закреплено в ст. 65.2 ГК РФ, регламентирующей общие положения о правах и обязанностях участников всех корпоративных образований. Что касается специальных законов, то более детально порядок осуществления данного права регламентирован нормами Закона об АО (ст. 90, 91). -------------------------------<1> Кузнецов В.А., Степанов Д.И. Право акционера на информацию // Закон. 2011. N 7. С. 98. <2> См.: Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 13.03.2018 N 03АП-127/18 по делу N А33-19411/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 22.02.2012 по делу N А40-44742/11-62-384. URL: https://kad.arbitr.ru/Card/f3f3d2a2-0688-4d7e-88c5-9d8e892024b6. <4> См.: Buffa F. Company and shareholders. Stamford: Key Editor, 2016. P. 34. О вспомогательном характере права на информацию см. также: Stohlmeier T. German Public Takeover Law: Bilingual Edition with an Introduction to the Law. Alphen aan den Rijn: Kluwer Law International, 2002. P. 22. <5> Михалева О.В. Информационные права в холдинговых структурах: опыт Германии // Вестник экономического правосудия. 2017. N 1. Январь. С. 55 - 69. Как было отмечено выше, выбор данного права обусловлен теми ограничениями, с которыми столкнулись акционеры в связи с принятием Федерального закона от 29.07.2017 N 233-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и статью 50 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" <1> (далее - Закон N 233-ФЗ). Помимо существенного ограничения самого права на информацию, данным Законом были отменены некоторые гарантии, которые ранее предоставлялись акционерам разъяснениями, сформулированными в Информационном письме Президиума ВАС РФ от 18.01.2011 N 144 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров о предоставлении информации участникам хозяйственных обществ" <2> (далее Информационное письмо N 144). Что касается обществ с ограниченной ответственностью, то принципиальный подход к предоставлению участнику информации о деятельности общества остался без изменений. Положительно оценивая результат проведенной реформы, некоторые авторы увидели в Законе N 233-ФЗ создание эффективного механизма противостояния информационному гринмейлу <3>. С такой оценкой нельзя согласиться. Данные действия законодателя представляются поспешными и отчасти хаотичными. Повышение закрытости и непрозрачности деятельности корпорации, равно как и ограничение права акционера на информацию, повлекло за собой значительное нарушение баланса интересов участников корпоративных отношений. Справедливо утверждение о том, что с принятием Закона N 233-ФЗ "российское корпоративное право... сделало шаг назад в вопросе защиты прав и законных интересов миноритарных участников акционерных обществ..." <4>. До проведения реформы право на информацию было определено в ст. 67 ГК РФ. Данной статьей в числе прав участников хозяйственного товарищества или общества предусматривалось и право на получение информации о деятельности товарищества и общества и ознакомление с его бухгалтерскими книгами и иной документацией в порядке, установленном учредительными документами. Эта норма была упразднена в 2014 г. в связи с принятием Федерального закона от 05.05.2014 N 99-ФЗ "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" <5>. В акционерных обществах вплоть до 2001 г. акционеры не имели доступа к документам бухгалтерского учета и протоколам заседаний коллегиального исполнительного органа общества. Вся иная информация была общедоступна. В 2002 г. с вступлением в силу изменений в ст. 91 Закона об АО акционеры, владевшие не менее чем 25 процентами голосующих акций общества, получили доступ к указанным документам. Отметим, что вопрос правомерности запрета или серьезного ограничения доступа акционеров к документам бухгалтерского учета и протоколам заседаний коллегиальных исполнительных органов общества не раз становился предметом судебных споров как до, так и после принятия данных поправок. Проблемы заключались в противоречии положений ст. 91 Закона об АО общей норме ст. 67 ГК РФ и в создании препятствий в реализации прав и законных интересов акционеров. Итогом многочисленных споров явилось вынесение данного вопроса на рассмотрение Конституционного Суда РФ, который не только указал на необходимость следования принципу lex specialis derogat generali, но и подчеркнул, что добровольность вступления лица в акционерное общество предполагает его осведомленность об ограничениях, обусловленных спецификой данной формы ведения бизнеса (участие значительного числа лиц, в том числе и мелких акционеров). В связи с чем ограничение доступа к информации, имеющей ценность в силу ее неизвестности третьим лицам, является разумным и обоснованным и не нарушает прав третьих лиц <6>. Таким образом, в результате введения 25%-ного порога владения голосующими акциями общества произошло ограничение субъективного права акционера на информацию. Целью создания нескольких видов доступа к информации - свободного и ограниченного 25%ным порогом владения акциями - являлось установление баланса интересов, с одной стороны, акционерного общества и его мажоритарных участников, и миноритариев - с другой. Идея законодателя заключалась в том, что степень имущественного участия акционера в деятельности общества определяет и степень его заинтересованности в успехе бизнеса, в том числе и в долгосрочной перспективе. Кроме того, у мажоритарного акционера отсутствует умысел в недобросовестном использовании доступной ему информации. В отношении миноритариев, основная цель которых состоит в получении дохода от владения пакетом акций, наличие доступа к документам бухгалтерского учета и протоколам заседаний коллегиальных исполнительных органов представлялось излишним. -------------------------------<1> См.: СЗ РФ. 2017. N 31 (ч. I). Ст. 4782. <2> См.: Вестник ВАС РФ. 2011. N 3. <3> Подробнее об этом см.: Осипенко О.В. Информационные права акционеров: новеллы корпоративного законодательства // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2018. N 1. С. 50 61. <4> Бойко Т.С. Указ. соч. С. 194. <5> См.: СЗ РФ. 2014. N 9. Ст. 2304. <6> См.: Определение КС РФ от 18.06.2004 N 263-О // ЭПС "Система ГАРАНТ". К сожалению, проводя данную реформу, законодатель не учел специфику российского корпоративного управления, а именно формирование компетенции исполнительных органов общества по остаточному принципу. На практике это привело к тому, что большая часть конфиденциальной информации содержалась в протоколах заседаний совета директоров, которые имели общедоступный характер. В этой связи последовали многочисленные судебные разбирательства, связанные с отказом в предоставлении по требованию акционера протоколов заседаний совета директоров. Результатом явилось еще одно обращение в Конституционный Суд РФ на предмет проверки все той же правомерности ограничения доступа к информации <1>. Конституционный Суд РФ указал на то, что наличие признаков злоупотребления правом является достаточным основанием для выдвижения со стороны общества возражений против выполнения требования акционера о предоставлении информации. Злоупотреблением правом может быть признано наличие необоснованного интереса в получении информации, а также попытки создания трудностей в деятельности общества <2>. Отметим, что вопросы, связанные со злоупотреблением правом на информацию, очень часто обсуждаются и в зарубежном праве. В Германии участники общества с ограниченной ответственностью (Gesellschaft mit beschränkter Haftung, GmbH) вправе в любое время требовать предоставления информации о делах общества, знакомиться с торговыми книгами и документами. Единственным основанием для отказа может служить опасение управляющих в том, что использование участником полученной информации причинит обществу существенный ущерб. В литературе отмечается, что в отличие от большинства положений, регулирующих деятельность общества с ограниченной ответственностью, нормы о праве на информацию являются императивными и неотчуждаемыми <3>. В акционерных обществах (Aktiengesellschaft, AG) реализация права на информацию происходит на общем собрании акционеров. Каждый акционер вправе потребовать предоставления информации и пояснений о делах общества, если она необходима для надлежащей оценки повестки дня. Председатель правления вправе отказать <4> в предоставлении информации по вопросу, обоснованность и относимость которого не соответствует стандарту разумного акционера <5>. Вместе с тем акционерным законом установлен закрытый перечень оснований для отказа в предоставлении информации <6>. Высказываясь по поводу ограничения права на информацию вопросами повестки дня общего собрания, Федеральный Конституционный суд Германии указал на то, что такие ограничения устанавливаются в целях недопущения злоупотребления правом со стороны акционеров и сочетают в себе эффективную реализацию права на участие в компании и получение информации о ней <7>. Схожее регулирование можно обнаружить и в Швейцарском праве. Так, в соответствии с акционерным законодательством Швейцарии <8> осуществление права на получение информации происходит на общем собрании акционеров. В силу прямого указания закона информация предоставляется акционеру лишь в той степени, в какой она необходима для осуществления его прав. Отказ возможен только в случае, если раскрытие информации нарушает коммерческую тайну или повлечет иное нарушение "достойных защиты" интересов общества. В обществах с ограниченной ответственностью каждый участник вправе в любое время запрашивать у управляющих информацию обо всех делах общества. Порядок осуществления права на получение информации и ознакомление зависит от наличия или отсутствия ревизионного органа. Так, если в обществе предусмотрен ревизионный орган, то право на информацию существует только в той мере, в какой установлена "правдоподобность законного интереса" <9>. В случае отсутствия ревизионного органа участник вправе знакомиться с документами и книгами без ограничений. Однако в обоих случаях, если существует опасность использования полученной информации в ущерб обществу, управляющие могут отказать в предоставлении информации в той мере, в какой это необходимо для защиты интересов общества. Для российской судебной практики важное значение в разрешении данной категории споров имело Информационное письмо N 144, которое не только детально регламентировало порядок осуществления права на информацию, но и предоставляло акционерам ряд существенных гарантий соблюдения их прав. В Информационном письме N 144, по сути, получила свое развитие позиция Конституционного Суда РФ, в том числе в отношении выявления случаев злоупотребления правом (п. 1 Информационного письма N 144). -------------------------------<1> Речь идет об известном деле А.А. Навального в отношении ОАО "Нефтяная компания "Роснефть". Отметим, что при рассмотрении дела в суде первой инстанции требования А.А. Навального о предоставлении ему копий протоколов заседаний совета директоров общества были частично удовлетворены. И уже в апелляционной инстанции производство по делу было приостановлено в связи с обращением ОАО "Нефтяная компания "Роснефть" в Конституционный Суд РФ. Более подробно об этом см.: Гентовт О.И. Ограничение прав как средство сохранения баланса интересов на примере права акционера на информацию // Предпринимательское право. 2019. N 1. С. 31 - 39. <2> См.: Определение КС РФ от 18.01.2011 N 8-О-П "По жалобе открытого акционерного общества "Нефтяная компания "Роснефть" на нарушение конституционных прав и свобод положением абзаца первого пункта 1 статьи 91 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Shareholders' Rights: Jurisdictional Comparisons / General Editors: A. Varrenti, F. de las Cuevas, M. Hurlock. 1st ed. London: The European Lawyer, 2011. P. 143. <4> В случае отказа в предоставлении информации акционер вправе требовать, чтобы его вопрос и основание для отказа были внесены в протокол заседания общего собрания. В течение двух недель после проведения общего собрания любой акционер, которому не предоставлена требуемая информация, вправе подать ходатайство, в случае удовлетворения которого информация предоставляется акционеру вне общего собрания. <5> См.: Shareholders' Rights: Jurisdictional Comparisons. P. 143. <6> Так, отказ допускается в случаях, если исходя из разумной коммерческой оценки предоставление информации способно нанести значительный ущерб обществу или связанному предприятию, а также если предоставление информации сопряжено с совершением правлением уголовно наказуемого деяния. Кроме того, правление вправе не предоставлять информацию, касающуюся налогообложения или размеров отдельных налогов, а также о методах составления баланса и оценки, если указание этих методов в приложении достаточно для того, чтобы отразить имущественное и финансовое положение, а также уровень доходов общества. См.: Торговое уложение Германии. Закон об акционерных обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о производственных и хозяйственных кооперативах. М.: Волтерс Клувер, 2009. С. 338 - 339. <7> Подробнее об этом см.: Третьякова А.С. О некоторых особенностях правового регулирования права акционеров на информацию в Российской Федерации и Германии // Право и современные государства. 2012. N 2. С. 72 - 73. <8> Текст Обязательственного закона Швейцарии приводится по: Швейцарский обязательственный закон. Федеральный закон "О дополнении Швейцарского гражданского кодекса (часть пятая: Обязательственный закон) от 30.03.1911" (по состоянию на 01.03.2012) / пер. с нем., фр. [Н.И. Гайдаенко Шер, М. Шер]. М.: Инфотропик Медиа, 2012. <9> См.: Швейцарский обязательственный закон. Федеральный закон "О дополнении Швейцарского гражданского кодекса (часть пятая: Обязательственный закон) от 30.03.1911" (по состоянию на 01.03.2012) / пер. с нем., фр. [Н.И. Гайдаенко Шер, М. Шер]. С. 387 (ст. 802). Во Франции участники общества с ограниченной ответственностью ( Société a responsibilité limitée (SARL)) вправе в любой момент получить документы общества за три последних финансовых года. Данное право участника на получение информации об обществе не может быть изменено или упразднено договором. Участники акционерных обществ ( Société anonyme (SA)), а также коммандитисты в акционерном коммандитном товариществе ( Société en commandite par actions (SCA)) <1> вправе обратиться с запросом о предоставлении документов, касающихся деятельности компании за три последних финансовых года. При этом осуществление данного права не имеет привязки к проведению общего собрания: любой акционер вправе в любое время получить для ознакомления документы, перечень которых достаточно широк. Наряду с общим правом на информацию Коммерческий кодекс Франции предоставляет конкретное право на получение информации в преддверии общего собрания. Акционеры вправе запросить документы, связанные, но не ограниченные повесткой дня общего собрания, в том числе бухгалтерские документы, отчеты менеджмента и аудиторов. Миноритарные акционеры не обладают данным правом. В то же время одному или нескольким акционерам, чья совокупная доля в уставном капитале общества составляет более пяти процентов, предоставляется дополнительное право, которое позволяет им обращаться в суд для привлечения эксперта с целью составления отчета по конкретным управленческим операциям <2>. -------------------------------<1> Юридическая конструкция акционерной коммандиты, или акционерного коммандитного товарищества представляет собой редко встречающуюся смешанную форму коммандитного товарищества и акционерного общества. По сути, речь идет об акционерном обществе, в котором хотя бы один из участников принимает на себя неограниченную ответственность по его долгам, получая взамен статус комплементария. Все остальные участники, сохраняя статус акционеров, фактически становятся коммандитистами в отношениях с комплементарием. Количество участников-коммандитистов не должно быть менее трех. Более подробно о видах коммерческих корпораций в европейском континентальном праве см.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. С. 70 и далее. В части осуществления права на информацию участниками акционерной коммандиты применяются положения о простых коммандитных товариществах и акционерных обществах в той мере, в которой они соотносятся со специальным регулированием данной организационно-правовой формы. <2> См.: Shareholders' Rights: Jurisdictional Comparisons. P. 127. 6. Право на информацию в законодательстве США В отличие от континентального права, обоснование права на информацию <1> в Англии и США имеет совершенно иные предпосылки. У истоков правоотношений между акционером и компанией лежит английский институт фидуциарной собственности или траста <2>. С XVIII в. в Англии, а позже и в США конструкция траста стала применяться к отношениям, возникавшим при управлении имуществом компании ее директорами <3>, которые начали рассматриваться в качестве доверительных управляющих <4>. Учредителем траста выступала сама компания, а бенефициарами - ее акционеры. Таким образом, исторической основой права на информацию в правовой доктрине Англии и США являлось предположение о том, что акционеры являются бенефициарами в рамках отношений фидуциарной собственности и обладают соответствующим правом на защиту своих вложений <5>. Однако впоследствии несоответствие между правовым статусом директора компании и управляющего трастом становилось все более очевидным <6>. Поэтому директора сначала стали именоваться quasi trustee, а затем окончательно перестали рассматриваться в качестве управляющих (доверительных собственников) имущества компании. Как отмечается в современной американской литературе, предположения о том, что акционеры являются фактическими собственниками компании, также не являются "ни точными, ни необходимыми, поскольку право собственности на имущество корпорации принадлежит непосредственно юридическому лицу как субъекту права" <7>. Акционеры, не являясь собственниками имущества, тем не менее извлекают выгоду из него. Поэтому необходимо, чтобы они обладали средствами, позволяющими узнать, что происходит в компании. Это и является основой права на изучение документов <8>. В 30-х гг. XX в. в США на смену теории траста пришла теория агентских отношений, получившая глубокое теоретическое обоснование в работах Адольфа Берли, Гардинера Минза и Рональда Коуза, которые обосновали тот факт, что устранение акционеров от управления корпорацией является логичным следствием развития корпоративной формы собственности <9>. С позиции теории агентских отношений взаимодействие акционеров и менеджмента корпорации строится как отношения агента (менеджмента) и принципала (акционера) в агентском договоре. Директора, являясь наемными работниками, должны действовать в интересах акционеров, которые для них превыше всего <10>. В настоящее время ни теория траста, ни агентская теория не используются для определения правового статуса менеджмента компании. Однако, как справедливо отмечается в литературе, именно эти две теории и послужили отправной точкой для дальнейших рассуждений о праве на информацию в английской и американской доктрине и судебной практике <11>. Корпоративное законодательство многих американских штатов указывает на необходимость наличия деловой цели для доступа к информации. В штате Калифорния наряду с указанием на то, что цель получения информации должна быть "разумно связана" с интересами такого лица как акционера, установлены пороговые значения владения акциями, необходимыми для доступа к определенной информации. В соответствии со ст. 1600 (a) Закона о корпорациях штата Калифорния акционер или акционеры, владеющие не менее 5 процентов <12> от общего числа голосующих акций корпорации, имеют абсолютное право на ознакомление со списком акционеров, их именами, адресами и размером доли в акционерном капитале корпорации. Примечательно, что в случае нарушения сроков предоставления данной информации акционер или акционеры, надлежащим образом предъявившие требование, вправе обратиться в суд, который по результатам рассмотрения жалобы может вынести постановление о переносе собрания акционеров на период, равный периоду такой задержки. Зачастую требование надлежащей цели является главным фактором при определении того, имеет ли акционер право на информацию. При этом, к примеру, в штате Делавэр законом предусмотрено распределение бремени доказывания надлежащей цели. Так, если акционер требует предоставления списка акционеров, наличие надлежащей цели презюмируется и бремя доказывания обратного лежит на корпорации <13>. В случае если акционер запрашивает предоставление иных видов корпоративных книг и записей, бремя доказывания надлежащей цели возлагается на него <14>. Акционеры штата Делавэр <15> лично либо через представителя по письменному запросу под присягой и с указанием надлежащей цели вправе в рабочее время изучать, делать копии и выписки из реестра акционеров, списка акционеров и иных книг и записей корпорации, а также книг и записей дочерних компаний. Под надлежащей целью понимается цель, разумно связанная с интересами лица как акционера. Аналогичное право на доступ к информации и записям имеют участники компаний с ограниченной ответственностью данного штата. В соответствии с § 18 - 305 (a) подразд. III гл. 18 подтитула II Титула 6 Свода законов штата Делавэр (далее - § 18 - 305, Кодекс штата Делавэр) <16> любой участник вправе лично либо через представителя, при условии соблюдения разумных стандартов (в частности, стандартов, регламентирующих перечень и порядок предоставления информации и документов), получать от компании по обоснованному требованию для любых целей, разумно связанных с интересами лица как участника компании, информацию о ее деятельности. В случае отказа компании от предоставления документов либо неполучения ответа на запрос в течение пяти рабочих дней или иного периода времени, предусмотренного соглашением участников компании, не превышающего тридцатидневный срок, участник вправе обратиться в Канцлерский суд с требованием о предоставлении доступа к документам (§ 18 - 305 (f)). Основное отличие между двумя приведенными выше положениями закона заключается в возможности диспозитивного регулирования права на информацию в компаниях с ограниченной ответственностью. В силу прямого указания закона стандарты, устанавливающие перечень и порядок доступа к информации, могут быть предусмотрены соглашением участников компании или иным образом установлены управляющим, а в случае его отсутствия - самими участниками компании (§ 18 - 305 (a)). В отношении акционерных корпораций подобные ограничения не предусмотрены. Корпоративное законодательство штата Нью-Йорк также предусматривает наличие разумной цели в качестве необходимого условия для предоставления информации акционером публичных и закрытых корпораций, а также участникам компаний с ограниченной ответственностью. Так, в соответствии с § 624 (b) ст. 6 Закона о корпорациях штата Нью-Йорк 1961 г. <17> каждый зарегистрированный на дату предъявления требования акционер вправе изучать документы корпорации в любых целях, разумно связанных с интересами данного лица как акционера. Право участников компаний с ограниченной ответственностью предусмотрено § 1102 (b) Закона о компаниях с ограниченной ответственностью штата Нью-Йорк <18>, согласно которому любой участник вправе требовать предоставления информации о деятельности компании за три последних финансовых года, если цель запроса информации связана с интересом лица как участника. В литературе высказана позиция, согласно которой, в отличие от корпоративного законодательства штата Делавэр, Закон о компаниях с ограниченной ответственностью штата Нью-Йорк не предусматривает диспозитивного регулирования права участников компании на информацию <19>. Однако § 1102 (b) Закона о компаниях с ограниченной ответственностью штата Нью-Йорк указывает на то, что разумные стандарты, устанавливающие правила предоставления информации, могут быть установлены в учредительном договоре. В этом случае некоторые участники или управляющие вправе сохранять конфиденциальность информации в течение того периода времени, который они сочтут разумным. Режим конфиденциальности может быть распространен на любую информацию, которая, по обоснованному мнению некоторых участников или управляющих, имеет характер коммерческой тайны, либо разглашение которой не отвечает наилучшим образом интересам компании или бизнеса, либо в отношении которой законом или соглашением компании с третьей стороной установлен режим конфиденциальности (§ 1102 (b) Закона о компаниях с ограниченной ответственностью штата Нью-Йорк). Указанные нормы свидетельствуют о гибком и в значительной степени диспозитивном регулировании права на информацию участников обществ с ограниченной ответственностью штата Нью-Йорк. Регламентации права акционера на информацию в США посвящены некоторые положения Модельного закона о коммерческих корпорациях (Model Business Corporation Act, далее - MBCA) <20>. В самом общем виде право на информацию закреплено в § 16.02 (a) MBCA, согласно которому акционер вправе знакомиться и снимать копии с документов корпорации <21>, если он направил письменное уведомление о своем требовании за пять рабочих дней до желаемой даты получения информации. Вместе с тем для получения доступа к определенной информации, такой как бухгалтерская отчетность, протоколы заседания совета директоров, протоколы собраний акционеров и некоторые другие, акционер должен соответствовать определенным требованиям. Согласно § 16.02 (c) MBCA акционер вправе проверять указанные выше документы только в случае, если его требование заявлено в соответствии с принципом доброй совести и с надлежащей целью, акционер детально описывает свою цель и документы, которые он желает осмотреть, и, наконец, данные документы напрямую связаны с указанной акционером целью. Право акционера на информацию не может быть отменено либо ограничено уставом или внутренними документами корпорации. Таким образом, существующие подходы к пониманию сущности права на информацию, его природе и порядку осуществления в различных правовых системах обусловлены историческими предпосылками, национальными особенностями и разными взглядами на роль акционеров в деятельности корпорации. То регулирование, которое было предложено законодателем при проведении реформы 2017 г., представляет собой результат очередного некритического заимствования зарубежных конструкций без достаточной адаптации к отечественной правовой системе. -------------------------------<1> В корпоративном законодательстве и правовой доктрине США право участника на информацию обозначается как right to inspect corporate book and records ("право на изучение книг и записей корпорации"). Для целей настоящего исследования все обозначения права участника на получение информации о деятельности корпорации рассматриваются в качестве синонимов. <2> Как известно, конструкция траста получила широкое распространение в эпоху Средневековья с целью обхода запрета на передачу земельного участка по завещанию. Правообладатель, выступая в качестве учредителя траста (settlor), передавал принадлежащий ему участок в доверительную собственность третьему лицу - управляющему (trustee). В результате такой передачи управляющий становился собственником (legal owner) земельного участка по общему праву. В советской правовой доктрине конструкция траста широко освещена в работах А.В. Венедиктова. Собственник вещи (фидуциант) передает ее по договору фидуциару в собственность с особой оговоркой, согласно которой фидуциар обязуется использовать полученную вещь способом, оговоренным соглашением сторон, а при наступлении определенного договором условия обязуется вернуть вещь фидуцианту. При этом в отношениях с участием третьих лиц фидуциар выступает в качестве субъекта права собственности, в то время как во внутренних отношениях между фидуциаром и фидуциантом именно последний является собственником вещи. Подробнее об этом см.: Венедиктов А.В. Правовая природа государственных предприятий // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. I. М.: Статут, 2004. С. 304. <3> См.: Davies P.L., Worthington S. Gower and Davies' Principles of Modern Company Law. 9 th ed. London: Sweet, 2012. P. 525. <4> Именно поэтому на директоров стали возлагаться классические фидуциарные обязанности, зародившиеся первоначально в рамках траста. <5> Данное право на имущество корпорации называют бенефициарным правом (beneficiary interest), собственностью по праву справедливости (equitable ownership), а также квазисобственностью (quasi ownership). <6> Прежде всего, с формальной точки зрения отличалась процедура прекращения полномочий: сложная и формализованная для доверительного управляющего и значительно более простая для директоров компании. Принципиальные отличия касались и характера деятельности. Если управляющий старался всячески избегать рисков с целью обеспечения сохранности переданного в траст имущества, то деятельность директоров всегда была сопряжена с предпринимательским риском, необходимым для обеспечения прибыльной деятельности компании. Кроме того, директора не становились легальными собственниками имущества компании. См.: French D., Mayson S.W., Ryan C.L. Company Law. 31 st ed. Oxford: Oxford University Press, 2014. P. 464. <7> На данный факт обращалось внимание и в отечественной литературе. См., например: Ломакин Д.В. Фидуциарные обязанности участников корпоративных отношений: за и против // Гражданское право. 2019. N 4. С. 3 - 8. <8> См.: McNutt Paul V. Stockholder's Right to inspect Corporate Books and Records // Indiana Law Journal. Vol. 1. Iss. 1. Article 4. <9> См.: Berle A.A., Means G.C. The Modern Corporation and Private Property. New York: Macmillan, 1932; Coase R. The nature of the firm // Economica. 1937. Vol. 4 (November). N 16. <10> Более подробно о моделях корпоративного управления см.: Юридические лица в российском гражданском праве: монография: в 3 т. Т. 2: Виды юридических лиц в российском законодательстве / отв. ред. А.В. Габов. М.: ИЗиСП при Правительстве РФ: ИНФРА-М, 2015 (автор главы 4 § 4 - О.А. Беляева). <11> См.: Орлова О.Е. Право на информацию участников хозяйственных обществ // Корпоративное право в ожидании перемен: сб. ст. к 20-летию Закона об ООО / отв. ред. А.А. Кузнецов. М.: Статут, 2020. С. 329 - 330. <12> Для банков, депозиты которых застрахованы в соответствии с Федеральным законом о страховании вкладов и которые подали специальную форму в соответствующий федеральный регулирующий орган, а также для корпораций, подавших документы в Комиссию по ценным бумагам и биржам, пороговое значение владения голосующими акциями составляет не менее одного процента. См.: https://leginfo.legislature.ca.gov/faces/codes_displaySection.xhtml?sectionNum=1600.&lawCode=CORP. <13> См. § 220 (b). Данным параграфом предусмотрено право акционера, не получившего ответа на запрос в течение пяти дней, на обращение в Канцлерский суд штата с целью предоставления доступа к документам в принудительном порядке (§ 220 (c)). <14> См.: McIntyre Megan D. The Stockholder's Statutory Right to Inspect Corporate Books and Records. Wilmington: Grant & Eisenhofer P.A., 2010. P. 3. <15> См.: The Delaware Code. Title 8. Corporations. Chapter 1. General Corporation Law. Subchapter VII. § 220 (b). URL: https://delcode.delaware.gov/title8/c001/sc07/index.html. <16> The Delaware Code. https://delcode.delaware.gov/title6/c018/sc03/index.html. <17> Business Corporation. Chapter https://www.nysenate.gov/legislation/laws/BSC/624. 4. Commerce Consolidated <18> Limited Liability Company Law. Chapter https://www.nysenate.gov/legislation/laws/LLC/1102. 34. and Laws Consolidated Trade. of Laws New of New URL: York. York. URL: URL: <19> См.: Орлова О.Е. Указ. соч. С. 344. <20> Model Business Corporation Act 2000/01/02 Supplement. 3rd ed. Adopted by the Committee on Corporate Laws of the Section of Business Law with support of the American Bar Foundation. Созданный в 1946 г. и впервые опубликованный в 1950 г. к настоящему времени MBCA претерпел несколько ревизий. Первый существенный пересмотр MBCA произошел в 1969 г., а спустя 15 лет, в 1984 г., Комитет по корпоративному праву Секции делового права Американской ассоциации адвокатов опубликовал Модернизированный модельный закон о коммерческих корпорациях (Revised Model Business Corporation Act (RMBCA)). С 1984 г. в Закон вносилось множество поправок, однако до недавнего времени Комитет не проводил еще одного всеобъемлющего пересмотра этого закона. Вместе с тем с течением времени становилась очевидной необходимость глобального устранения несогласованности терминологии и корректировки отдельных положений закона, устаревших за более чем три десятилетия с момента принятия RMBCA. Начиная с 2010 г. Комитет проводил тщательный пересмотр Закона и официальных замечаний к нему. Результатом многолетней работы стало появление новой версии закона - пересмотра 2016 г. (The "2016" Revision). Данная версия MBCA основана на варианте RMBCA 1984 г. и включает в себя все изменения, внесенные в Закон с 1984 г.: https://www.americanbar.org/content/dam/aba/administrative/business_law/corplaws/memo_2016_mbca.authch eckdam.pdf. В настоящем исследовании текст MBCA приводится по: http://www.lexisnexis.com/documents/pdf/20080618091347_large.pdf. <21> Перечень документов приведен в § 16.01 MBCA. 7. Критический анализ норм о праве на информацию Обращаясь к российскому праву, необходимо прежде всего отметить, что в изменениях 2017 г. отсутствует логика и стройность подхода законодателя в регламентации права на информацию. Важнейшим нововведением является появление еще одного режима доступа к информации - для акционеров, владеющих пакетом от 1 до 25 процентов голосующих акций общества. По требованию таких акционеров общество обязано предоставить протоколы заседаний совета директоров, информацию, касающуюся экстраординарных сделок <1>, а также отчеты оценщиков в отношении данной категории сделок. Еще одним итогом реформы стало решение вопроса о предоставлении акционерам гражданскоправовых договоров. Ранее данные документы не относились к числу документов бухгалтерского учета, а в случае наличия в них конфиденциальной информации о деятельности общества достаточно было выдачи расписки о неразглашении (см. п. 15, 16 Информационного письма N 144). Однако в 2017 г. Верховный Суд РФ высказал две диаметрально противоположные позиции. Так, в Определении от 13.04.2017 N 304-АД16-18025 <2> Верховный Суд РФ указал на то, что гражданско-правовые договоры и соглашения к ним не относятся к документам бухгалтерского учета. Ссылаясь в том числе на п. 17 Информационного письма N 144, Суд подтвердил, что они подлежат предоставлению акционерам, пакет голосующих акций которых составляет менее 25 процентов. Спустя две недели Верховный Суд РФ занял совершенно противоположную позицию, согласно которой гражданско-правовые договоры относятся к документам бухгалтерского учета, так как являются первичными учетными документами по движению денежных средств, и на их основании происходит отражение в регистрах бухгалтерского учета информации о виде, размере и сроках исполнения обязательств <3>. Данная позиция вошла в Обзор судебной практики Верховного Суда РФ, который подтвердил, что в целях Закона об АО гражданско-правовые договоры являются документами бухгалтерского учета <4>. Существенные изменения коснулись и основных гарантий права акционера на информацию. До проведения реформы участник общества мог потребовать предоставления ему документов, которые не относятся к периоду деятельности общества, в течение которого данный субъект не являлся его участником (п. 5 Информационного письма N 144). Аналогичный подход подтверждался и судебной практикой. Так, в Постановлении Верховного Суда РФ от 27.06.2017 N 307-АД16-4281 <5> было указано, что с момента приобретения статуса участника хозяйственного общества лицо может требовать предоставления документов общества независимо от даты составления этих документов. Теперь же данная ситуация является законным основанием для отказа акционеру в предоставлении запрашиваемых документов. Так, в соответствии с подп. 6 п. 8 ст. 91 Закона об АО общество вправе отказать в предоставлении акционеру документов, относящихся к периодам, в течение которых акционер не владел акциями данного общества. Очевидно, что в ряде случаев это может повлечь нарушение прав акционера. Например, лицо может быть лишено законного права проверить сумму начисленных дивидендов в преддверии годового собрания акционеров, если оно стало акционером общества в середине финансового года. Отметим, что данное ограничение распространяется на всех акционеров, независимо от размера принадлежащего им пакета акций общества. Много вопросов вызывает отмена правила об отсутствии необходимости раскрытия целей и мотивов, которыми руководствуются акционеры при запросе информации. Ранее, за исключением случаев, установленных законом, а также свидетельствующих о злоупотреблении правом, общество не имело права отказать акционеру в предоставлении запрашиваемой информации. В настоящее время акционер обязан указывать деловую цель, разумность которой определяется непосредственно акционерным обществом (подп. 4 п. 8 ст. 91 Закона об АО). -------------------------------<1> Отметим, что в соответствии с подп. 12 п. 2 ст. 50 Закона об ООО в ред. Закона N 233-ФЗ участники общества с ограниченной ответственностью вправе запрашивать информацию по крупным сделкам и сделкам, в совершении которых имеется заинтересованность. <2> Определение ВС РФ от 13.04.2017 N 304-АД16-18025 по делу N А27-24006/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 25.04.2017 N 306-АД16-17822 по делу N А57-30087/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Примечательно, что данное Определение в дальнейшем вошло в Обзор судебной практики ВС РФ N 3 (2017), утв. Президиумом ВС РФ 12.07.2017 (п. 30) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См. п. 30 Обзора судебной практики ВС РФ N 3 (2017), утв. Президиумом ВС РФ 12.07.2017. <5> Постановление ВС РФ от 27.06.2016 N 307-АД16-4281 по делу N А21-1512/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Даже беглый взгляд на основные новеллы 2017 г. позволяет сделать вывод о существенном нарушении баланса интересов акционеров и общества, о необоснованном ограничении принадлежащего акционеру права. В научной литературе уже высказываются опасения относительно промажоритарного характера действующего корпоративного законодательства. Справедливой критике подвергается как неопределенность самого понятия "деловая цель", так и то, что определение разумности такой цели полностью отдано на откуп акционерного общества <1>. К сожалению, такой подход находит и свою поддержу в научной литературе. "Сделанный законодателем акцент явным образом обнаруживает его симпатию, во-первых, к самой компании, во-вторых, к значимым инвесторам" <2>. При этом совершенно не учитывается тот факт, что такая "симпатия" в конечном счете достигается ценой нарушенных прав и законных интересов иных, менее "значимых", участников корпорации. Об этом свидетельствует обширная судебная практика по спорам, связанным с предоставлением информации участникам акционерных обществ. Так, по одному из дел общество отказало в предоставлении информации акционерам, сославшись на отсутствие указания в запросе деловой цели. При этом совокупная доля владения акциями обратившихся с запросом участников составляла более 25 процентов, что в силу прямого указания закона избавляет акционеров от необходимости раскрытия целей и мотивов своего требования <3>. Попытки спекулировать нововведениями встречаются также при оценке относимости указанной в запросе цели той информации, которая содержится в требуемых документах. Так, рассматривая исковое требование акционера о предоставлении информации, суд соотнес содержание указанной им цели с выпиской из запрашиваемого протокола заседания совета директоров, обнаружил несоответствие, которое посчитал достаточным основанием для отказа в удовлетворении требования <4>. При формулировании деловой цели акционеры зачастую используют общие и абстрактные формулировки, такие как мониторинг текущей финансово-хозяйственной деятельности общества <5>, необходимость осуществления акционером контроля за деятельностью общества <6>, оценка управленческих решений, принятых органами управления обществом, на предмет их соответствия интересам общества и акционеров <7>. Эти абстрактные формулировки, как и формальный подход к формулированию деловой цели, на практике являются достаточным основанием для отказа в удовлетворении искового требования о предоставлении информации <8>. Особый интерес представляют случаи, когда с запросом о предоставлении информации к обществу обращается акционер, являющийся членом совета директоров. По одному из дел судом первой инстанции было удовлетворено требование акционера, являющегося членом совета директоров и владельцем 11 процентов акций общества, о предоставлении информации, в том числе документов бухгалтерского учета. Не согласившись с решением суда, общество попыталось его оспорить, сославшись на отсутствие материально-правового интереса в получении документов, а также на отсутствие указания деловой цели <9>. Отказывая в удовлетворении жалобы, суд сделал ряд ключевых пояснений. Вопервых, если лицо обращается с запросом не как акционер, а как член коллегиального органа управления, то оно не обязано обосновывать интерес в получении документов. Во-вторых, поскольку Законом об АО не урегулирован порядок предоставления информации о деятельности общества члену совета директоров, то к данным отношениям возможно применение аналогии закона, т.е. норм, регулирующих порядок предоставления информации акционеру. Вместе с тем предоставляемая члену совета директоров информация не может быть ограничена теми документами, которые приводятся в ст. 91 Закона об АО. Отказ допустим только при одновременном наличии двух условий: 1) участник является конкурентом и 2) информация носит конфиденциальный характер и ее распространение может причинить вред коммерческим интересам общества <10>. Формализм, с которым общество отказывает в доступе к информации, касается всех аспектов порядка ее предоставления. К примеру, Верховный Суд РФ указал, что несоответствие расписки о неразглашении конфиденциальной информации образцу, утвержденному в обществе, не влияет на ее содержание и не является обстоятельством, исключающим обязанность общества по предоставлению информации <11>. В другом деле общество отказало в предоставлении акционеру информации ввиду неточного названия запрашиваемых документов. Вынося решение в пользу акционера, суд указал на необходимость соблюдения баланса интересов общества и акционера, исходя из которой нельзя требовать от акционера знания точных названий документов, которые он запрашивает. Поскольку из конкретного запроса акционера можно понять, о каких документах идет речь, они должны быть ему предоставлены <12>. Зачастую суды также демонстрируют формальный подход при решении данной категории споров. В одном из запросов в качестве деловой цели была указана необходимость оценки акций общества в связи с наличием между истцами спора о разделе имущества. Отказывая в удовлетворении иска, суд сослался на то, что "вопросы оценки имущества в связи со спором о его разделе между супругами не связаны с реализацией прав акционера" <13>. Таким образом, появившийся в законе критерий деловой цели представляет собой еще одну неудачную попытку некритического заимствования англо-американского опыта. Задуманный как аналог американской proper purpose, по сути, он является субъективным понятием, оценка которого осуществляется одной стороной правоотношения. В этой связи нельзя не вспомнить выдающегося цивилиста И.А. Покровского, который более столетия назад предостерег от неразумного увлечения "каучуковыми нормами", имея в виду, в частности, положения о злоупотреблении правом, а § 826 ГГУ метко окрестил в качестве "короля-параграфа" <14>. По этой же причине Е.А. Суханов предлагал отказаться от применения ст. 10 ГК РФ <15>. Полагаем, что такое субъективное оценочное понятие, как "деловая цель", лишь приумножит количество "каучуковых норм" отечественного законодательства, которыми удобно спекулировать при отсутствии каких-либо весомых аргументов. Каковы критерии определения деловой цели? Какая цель является разумной, а какая нет? Почему бремя доказывания надлежащей цели возложено на акционера? -------------------------------<1> См.: Шиткина И.С. Основные направления развития корпоративного законодательства и тенденции правоприменительной практики // Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. С. 5 - 16. <2> Осипенко О.В. Актуальные проблемы системного применения инструментов корпоративного управления и акционерного права. М.: Статут, 2018. 448 с. <3> См.: решение Арбитражного суда Краснодарского края от 04.04.2018 по делу N А32-4167/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: решение Арбитражного суда Сахалинской области от 08.02.2019 по делу N А59-6823/2018. С данной позицией согласились суды апелляционной и кассационной инстанций. См.: Постановление Пятого арбитражного апелляционного суда от 22.04.2019 N 05АП-2016/2019, Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 11.07.2019 N Ф03-2876/2019 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См.: Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 30.06.2019 по делу N А331199/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Постановление Четвертого арбитражного апелляционного суда от 10.07.2019 N 04АП-1767/2018 по делу N А19-9353/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 07.06.2019 по делу N А56-48872/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> См.: Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 05.09.2019 N 13АП20047/2019 по делу N А56-48872/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 27.12.2018 N 07АП-8748/18 по делу N А45-37514/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 21.03.2019 N Ф04-699/2019 по делу N А45-37514/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <11> См.: Определение ВС РФ от 09.01.2019 N 305-ЭС18-21632 по делу N А41-89787/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <12> См.: Постановление Пятого арбитражного апелляционного суда от 24.09.2019 N 05АП-5719/2019 по делу N А51-9236/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <13> Постановление Пятого арбитражного апелляционного суда от 20.04.2018 N 05АП-1929/2018 по делу N А51-22982/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <14> См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. 6-е изд., стереотип. М.: Статут, 2013. С. 277. <15> См.: Круглый стол, посвященный снятию корпоративной вуали. URL: pravo.ru/review/view/70451. Использование в США критерия деловой цели представляется целесообразным, если учитывать прецедентный характер американского права. В рамках прецедентов выработан широкий перечень типовых казусов, которые позволяют судам при рассмотрении конкретного спора адекватно оценивать наличие или отсутствие деловой цели у обратившегося с запросом акционера. Этим обусловливается отсутствие в большинстве штатов каких-либо формальных критериев, например порогового значения владения пакетом акций корпорации, наличие которых необходимо для предоставления информации. Применительно к российскому праву, отличающемуся высокой степенью формализма, использование оценочных категорий, характеризующихся размытым содержанием, представляется нецелесообразным. Очевидно, что доступ к информации о деятельности корпорации не должен быть бесконтрольным. В этой связи последовательное ограничение права акционера на информацию являлось объективным и разумным, так как устанавливало не только баланс интересов сторон корпоративных отношений, но и выступало средством защиты акционерного общества от возможных злоупотреблений со стороны миноритариев. Условия доступа к информации, существовавшие до 2017 г., носили объективный характер: возможность получения информации зависела от степени имущественного участия акционера в деятельности общества. Большее количество акций открывало акционеру больший доступ к информации. Принятие Закона N 233-ФЗ породило ряд серьезных проблем. В первую очередь это появление субъективного критерия - деловой цели, отсутствие которой является основанием для отказа в предоставлении запрашиваемой акционером информации. Более того, наличие или отсутствие деловой цели определяется обществом, которое в ряде случаев может быть заинтересовано в непредоставлении акционеру информации и документов. Таким образом, за последние годы произошло искусственное и неоправданное "урезание" права на информацию, которое уже не в полной мере выполняет свою функцию. Это право служило средством реализации интересов одних участников корпорации с помощью объективно необходимого ограничения прав других. В настоящее время оно превращается в не менее мощное средство для злоупотреблений со стороны общества и его контролирующих участников, которые имеют возможность влиять на оценку новых, субъективных, критериев предоставления доступа к информации о деятельности общества. 2. Уставные ограничения корпоративных прав на примере непропорционального установления объема прав участников хозяйственных обществ По общему правилу объем прав участника хозяйственного общества определяется пропорционально размеру его вклада в уставный капитал. Это правило, называемое принципом пропорциональности, исходит из того, что лицо, которое вкладывает больше средств в компанию, должно оказывать большее влияние на ее деятельность и получать большую часть дивидендов. Теоретические попытки доказать иное сводятся к рассуждениям о том, что степень рискованности участника при принятии решений следует оценивать исходя из его материального положения в целом, а не из конкретных средств, вложенных в корпорацию. Следуя этой логике, участник, инвестировавший последние средства, будет принимать менее рискованные решения, чем иной, более состоятельный участник, даже если его вклад существенно меньше <1>. Однако степень рискованности и ответственности участника корпорации должна зависеть прежде всего от уровня его профессионализма и опыта принятия управленческих решений. Да и разумно ли при оценке норм объективного права опираться на субъективные критерии и персональные характеристики отдельного участника? Представляется, что нет. Произвольное установление непропорциональности объема прав может повлечь нарушение баланса интересов сторон корпоративных отношений и необоснованное ограничение прав отдельных участников компании. Вместе с тем, как из любого правила, из принципа пропорциональности есть исключения, которые можно условно разделить на две группы. Первая группа - это непропорциональное установление объема прав, допускаемое в отношении непубличных обществ на уровне устава и корпоративного договора. Речь идет об абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, согласно которому иной, непропорциональный, объем правомочий участников непубличного хозяйственного общества может быть предусмотрен уставом или корпоративным договором при условии внесения сведений о наличии такого договора и о предусмотренном им объеме правомочий в единый государственный реестр юридических лиц <2>. Ко второй группе ограничений относятся конкретные права, предоставление которых не обусловлено размером доли в уставном капитале общества. К ним относятся дополнительные права, предоставляемые участникам обществ с ограниченной ответственностью в соответствии с п. 2 ст. 8 Закона об ООО, а также преимущественные права акционеров и участников хозяйственных обществ, предусмотренные п. 4 ст. 21 Закона об ООО, п. 3 ст. 7, п. 1 ст. 40, ст. 41 Закона об АО. Приведенные выше исключения из принципа пропорциональности (непропорциональное установление объема прав в соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, дополнительные права участников общества с ограниченной ответственностью, а также преимущественные права) являются средствами, применение которых влечет за собой ограничение корпоративных прав одних участников корпорации посредством предоставления определенных преференций иным участникам. Однако если содержание и порядок осуществления преимущественных прав участников хозяйственных обществ детально регламентирован положениями специальных законов, то в отношении дополнительных прав и ставшей общей для всех непубличных обществ нормой ГК РФ о непропорциональности такой ясности нет. Неопределенность касается как содержания данных прав, так и особенностей их осуществления и защиты. Кроме того, проблема ограничения принадлежащего субъекту корпоративного права тесно связана с вопросом поддержания баланса интересов сторон корпоративных отношений и недопустимостью злоупотребления правом. Вместе с тем закрепление в ГК РФ возможности установления непропорциональности объема прав во всех непубличных обществах привело к возникновению ряда вопросов, ответы на которые до сих пор не получены. -------------------------------<1> См.: Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк. М.: Статут, 2017. С. 71. Иное возможно в ситуации, когда личность участника настолько важна, что даже несущественный вклад в уставный капитал компании окажется для нее более перспективным, чем весомое финансовое вложение иного участника, не обладающего, к примеру, "личным брендом". Однако, как и любое исключение, данное исключение лишь подтверждает общее правило. <2> Как известно, эти изменения в ст. 66 ГК РФ стали результатом компромисса, достигнутого между разработчиками законопроекта, пытавшимися напрямую закрепить принцип пропорциональности в тексте ГК, и представителями рабочей группы по созданию Международного финансового центра и Минэкономразвития России, стремившимися предусмотреть возможность любого отступления от "архаичного", по их мнению, принципа пропорциональности. Подробнее об этом см.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. С. 23 - 25. 1. Проблемы применения нормы о непропорциональности Как было отмечено выше, возможность установления непропорциональности объема прав в соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ может быть предусмотрена как уставом непубличного общества, так и корпоративным договором, заключенным его участниками. Однако из буквального прочтения п. 1 ст. 67.2 ГК РФ следует, что корпоративный договор является договором между участниками общества об осуществлении принадлежащих им корпоративных прав. То есть на момент заключения договора право уже существует, соглашение лишь определяет отличный от предусмотренного законом порядок его осуществления. Корпоративный договор не рассматривается законодателем в качестве соглашения, посредством которого создаются новые корпоративные права. Из этого следует, что закрепление непропорциональности объема прав в корпоративном договоре возможно только в отношении уже имеющихся у субъекта прав. К примеру, соглашением сторон предусмотрена выплата дивидендов участнику общества непропорционально размеру его доли. Само право на участие в распределении прибыли является основным имущественным корпоративным правом, и его наличие обусловлено фактом членства в корпорации. Договор служит средством ограничения или изменения порядка осуществления данного права, но не средством его создания. Второй вопрос касается допустимости распространения принципа непропорциональности на непубличные акционерные общества. Исходя из определения, данного в абз. 2 п. 1 ст. 142 ГК РФ, бездокументарными ценными бумагами признаются обязательственные и иные права, которые закреплены в решении о выпуске или ином акте лица, выпустившего ценные бумаги в соответствии с требованиями закона. Об этом свидетельствуют и положения ст. 2, 17 Федерального закона от 22.04.1996 N 39-ФЗ "О рынке ценных бумаг" <1> (далее - Закон о рынке ценных бумаг), в соответствии с которыми именно решение о выпуске ценных бумаг является документом, содержащим права владельца, закрепленные эмиссионной ценной бумагой, и достаточные данные для установления объема этих прав. Правило о равном объеме и сроках осуществления прав внутри одного выпуска независимо от времени приобретения ценных бумаг также не делает исключения для непубличных акционерных обществ. В соответствии со ст. 31 Закона об АО каждая акция общества предоставляет ее владельцу одинаковый объем прав. Таким образом, не устав акционерного общества, а решение о выпуске ценных бумаг является тем документом, в котором устанавливается объем прав акционеров - владельцев ценных бумаг. Может ли быть изменен объем корпоративных прав тем документом, который его изначально не регламентирует? Полагаем, что нет. В этой связи установление непропорциональности объема прав по правилам абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ противоречит законодательству в сфере рынка ценных бумаг и не должно применяться в непубличных акционерных обществах. Ни устав, ни корпоративный договор не могут изменить объем прав, предоставляемых акцией, поскольку его установление регламентировано императивными нормами законодательства о рынке ценных бумаг. Отсутствие судебной практики по применению положения абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ в отношении непубличных акционерных обществ также свидетельствует о неприменимости этого правила. Крайне скудна судебная практика и в отношении обществ с ограниченной ответственностью. -------------------------------<1> См.: СЗ РФ. 1996. N 17. Ст. 1918. С проблемой установления на уровне устава или корпоративного договора иного объема прав по акциям напрямую связан вопрос публичной достоверности ценных бумаг. Как известно, свойство публичной достоверности является одним из определяющих признаков ценной бумаги. Оно заключается в том, что всякий держатель ценной бумаги, а также обязанное по бумаге лицо могут доверять ее формальным признакам и не проверять содержательных элементов правоотношения по поводу ценной бумаги без риска столкнуться с обвинениями в недобросовестности при приобретении и осуществлении прав, удостоверенных ценной бумагой, а также при исполнении их обеспечивающих обязанностей <1>. Как отмечал Е.А. Крашенинников, именно в силу принципа публичной достоверности ценной бумаги для должника исключается возможность противопоставления требованию добросовестного приобретателя бумаги возражений, не вытекающих из текста или из обстоятельств выпуска самой бумаги, а также основанных на личных отношениях обязанного лица и самого приобретателя <2>. Представим, что иной объем прав по акции предусмотрен корпоративным договором. В этом случае, при отчуждении ценных бумаг, объем прав по ним для приобретателя будет соответствовать тому объему прав, который указан в решении о выпуске ценных бумаг. Это обусловлено тем, что, как и иной договор, корпоративный договор не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон (п. 5 ст. 67.2, п. 3 ст. 308 ГК РФ) <3>. Однако если непропорциональность объема прав по акциям закреплена в уставе общества, то при отчуждении акций положения устава будут носить обязательный характер для приобретателя ценных бумаг. В этом случае данные ценные бумаги не будут обладать свойством публичной достоверности, поскольку объем прав по ним, указанный в решении о выпуске, не будет соответствовать действительному объему прав, закрепленному в уставе. Схожая ситуация возможна и при залоге ценных бумаг, когда залогодержателю в силу п. 1 ст. 358.17 ГК РФ предоставляются все права, принадлежащие залогодателю и удостоверенные заложенной ценной бумагой <4>. Отметим, что даже М.М. Агарков, признававший Rektapapiere ценными бумагами, не обладающими публичной достоверностью, все же к ценным бумагам в собственном смысле слова относил только те, которые обладают публичной достоверностью <5>. Указанные обстоятельства свидетельствуют о том, что возможность отхода от принципа пропорциональности по смыслу абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ допустима лишь в обществах с ограниченной ответственностью и не может распространяться на непубличные акционерные общества. -------------------------------<1> См.: Белов В.А. Гражданское право. Общая часть. Т. 2: Лица, блага, факты. М.: Юрайт, 2011. С. 332. <2> См.: Крашенинников Е.А. Осуществление прав по бумагам на предъявителя // Хозяйство и право. 1995. N 9. С. 51. <3> В случаях, предусмотренных законом, иными правовыми актами или соглашением сторон, обязательство может создавать для третьих лиц права в отношении одной или обеих сторон обязательства (например, договор в пользу третьего лица). Вместе с тем, помимо права третьего лица требовать исполнения по договору (п. 1 ст. 430 ГК РФ), на него также возлагаются кредиторские обязанности, к примеру, принятие исполнения от должника. <4> Очевидно, что при залоге акций ценность этих бумаг для залогодержателя будет определяться исходя из тех прав, которые предоставляют данные ценные бумаги. В этом случае несоответствие объема прав по акциям, указанного в решении о выпуске, тому объему прав, которым в действительности обладает залогодатель, является нарушением свойства публичной достоверности ценных бумаг. <5> Подробнее об этом см.: Агарков М.М. Учение о ценных бумагах // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. 1: Социальная ценность частного права и отдельных институтов общей части гражданского права. М.: Статут, 2012. С. 284 - 287. 2. Дополнительные права участников обществ с ограниченной ответственностью В обществе с ограниченной ответственностью установление непропорциональности объема прав размеру доли в уставном капитале обусловлено возможностью предоставления его участникам дополнительных прав, присущих исключительно данной организационно-правовой форме. Учитывая неопределенность содержания прав, объем которых не зависит от размера доли в капитале, необходимо провести анализ содержания и порядка осуществления данных прав и установить соотношение рассматриваемых понятий. Дополнительные права относятся ко второй группе исключений из принципа пропорциональности. Наряду с ними в эту же группу входят и преимущественные права. Однако дополнительные права имеют ряд схожих черт с непропорциональностью объема прав, предусмотренной абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ. Прежде всего общим является источник возникновения права: и те и другие права могут быть предусмотрены уставом. Однако в отношении дополнительных прав порядок их включения, в том числе в части определения необходимого количества голосов, императивно установлен Законом об ООО. Так, в соответствии с п. 2 ст. 8 Закона об ООО дополнительные права могут быть предусмотрены уставом общества при его учреждении или предоставлены участнику (участникам) по решению общего собрания, принятому единогласно. Аналогичен порядок прекращения или ограничения дополнительных прав, предоставленных всем участникам общества. В случае если дополнительное право предоставлено определенному участнику общества, решение о его прекращении или ограничении принимается квалифицированным (в две трети) большинством голосов при условии, что субъект дополнительного права голосовал за принятие этого решения или дал письменное согласие. Порядок включения и исключения положений о непропорциональности объема прав не определен ни общей нормой ГК РФ, ни положениями специальных законов. Схожей чертой является и неопределенность содержания данных прав, что особенно актуально в отношении дополнительных прав. К числу дополнительных прав иногда относят преимущественное право приобретения доли или части доли непропорционально размеру принадлежащих участникам долей в уставном капитале <1>. Однако данное право закреплено в ст. 21 Закона об ООО. В соответствии с п. 4 данной статьи участники общества пользуются преимущественным правом покупки доли или части доли пропорционально размерам своих долей, если уставом общества не предусмотрен иной порядок осуществления данного права. Виды преимущественных прав и в значительной степени их содержание установлены законом, в то время как виды и содержание дополнительных прав регламентируются уставом. Преимущественное право нельзя отнести к числу дополнительных прав, поскольку оно, во-первых, предусмотрено законом (устав лишь устанавливает порядок осуществления права, но не создает его, за исключением непубличных акционерных обществ), а вовторых, не отвечает критерию персонализации, поскольку его субъектом является любой участник общества. Попытки отнесения преимущественного права на покупку доли к числу дополнительных прав встречаются и в судебной практике. Нередки дела об оспаривании решений общих собраний, когда квалифицированным большинством голосов в устав вносится условие о запрете отчуждения долей третьим лицам. Участники, полагая, что преимущественное право покупки доли является дополнительным и, по смыслу п. 2 ст. 8 Закона об ООО, требует единогласного принятия, обращаются в суд с требованием о признании таких решений недействительными. Как правило, суды отказывают в удовлетворении подобных исков со ссылкой на то, что данное право закреплено в ст. 21 Закона об ООО и не является дополнительным <2>. В иных случаях участниками общества в качестве дополнительного права ошибочно трактуется право участника на выход из общества <3>, а также право давать согласие на отчуждение доли одним участником другому <4>. Нельзя согласиться и с утверждением о том, что дополнительные права "могут быть предоставлены определенному участнику вместе с возложением на него дополнительных обязанностей" <5>. Закон не обуславливает предоставление дополнительного права одновременным возложением на лицо дополнительной обязанности. Поскольку дополнительные права являются по своей природе корпоративными и устанавливаются в отношении корпорации, постольку им корреспондируют соответствующие обязанности корпорации. Суды также иногда демонстрируют непонимание сущности дополнительных прав. Интерес представляет одно из дел, рассмотренное в порядке надзора Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ <6>. Фабула дела такова. Между обществами с ограниченной ответственностью "N" и "E", выступавшими в качестве застройщика и инвестора соответственно, был заключен договор о совместной деятельности по строительству административно-жилого здания. Спустя три года общим собранием участников общества "N" принимается решение о том, что его участник "Т" в случае выхода из общества имеет право на получение всех имущественных прав застройщика по договору о совместной деятельности. На этом же собрании принимается решение о внесении изменений в устав в связи с выходом участника "Т" из общества. В тот же день гражданин "Т" подает заявление о выходе из общества "N" и между данными лицами заключается договор о расчетах, по условиям которого "Т" выходит из общества, а "N" обязуется передать ему все имущественные права на помещение по договору о совместной деятельности. Сторонами подписывается акт о передаче имущественных прав на квартиры, административные помещения и парковочные места, находящиеся в данном помещении. Затем общество "N" обращается в суд, полагая, что договор о расчетах является ничтожной сделкой. Принимая решение об удовлетворении иска, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что данный договор заключен с нарушением положений ст. 26 Закона об ООО, регламентирующей порядок выхода участника из общества, поскольку условие о передаче имущественных прав на указанные выше объекты недвижимости не соответствуют порядку расчетов с участником, подавшим заявление о выходе из общества (в том числе в части определения действительной стоимости доли участника "Т") <7>. Доводы "Т" о том, что по данному договору о расчетах ему были переданы дополнительные права по смыслу ст. 8 Закона об ООО, были справедливо отклонены судом первой инстанции. Апелляционный суд данную позицию поддержал. Однако суд кассационной инстанции, отменяя данные решения, пришел к выводу о том, что имущественные права застройщика "N" по договору о совместной деятельности, переданные "Т" на основании решения общего собрания и подписанного договора о расчетах, представляют собой дополнительные права, предусмотренные п. 2 ст. 8 Закона об ООО. А поскольку данные права были переданы "Т" до подачи им заявления о выходе <8>, положения ст. 26 Закона об ООО не подлежат применению. Таким образом, кассационный суд допустил ситуацию, при которой общество "N" предоставило своему участнику "Т" дополнительные права, повлекшие возникновение правоотношения между "Т" и третьим лицом, в данном случае обществом "Е", которое являлось стороной договора о совместной деятельности. Более того, суд фактически признал существование дополнительного права в отношении лица, не являющегося участником общества, что противоречит нормам закона. Ясность внес Высший Арбитражный Суд РФ. Отменяя постановление суда кассационной инстанции, суд подчеркнул, что дополнительные права могут быть предоставлены только лицу, имеющему статус участника общества, и только в отношении самого общества. Дополнительные права, во-первых, не могут порождать правоотношение между участником общества и третьим лицом, и, во-вторых, они прекращают свое существование в момент утраты лицом статуса участника. С прекращением права членства в обществе связан также вопрос о том, подлежит ли прекращению дополнительное право, принадлежащее совместно нескольким участникам, в случае отчуждения доли одним из них. По одному из дел трем участникам общества с ограниченной ответственностью принадлежало дополнительное право по распоряжению объектом недвижимости, которое заключалось в том, что отчуждение данного объекта могло быть произведено только с согласия этих трех участников. Впоследствии двое участников продали свои доли третьему участнику, который произвел отчуждение данного объекта. При рассмотрении дела Арбитражный суд пришел к выводу о том, что на третьего участника - приобретателя долей - положение устава о предоставлении дополнительного права не распространяется. Однако суд апелляционной инстанции указал на то, что положение п. 2 ст. 8 Закона об ООО, в соответствии с которым дополнительное право в случае отчуждения доли к приобретателю не переходит, распространяется на случаи, когда дополнительными правами наделен лишь один участник общества. Поскольку в уставе данного общества указано, что дополнительными правами обладают три участника и отсутствует оговорка о том, что при выходе одного или нескольких участников из общества дополнительные права, предоставленные другому участнику (участникам), прекращают свое действие, суд признал за оставшимся участником наличие данного дополнительного права <9>. Принципиальным отличием непропорциональности объема прав участников непубличных обществ, по смыслу абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, от дополнительных прав участников общества с ограниченной ответственностью является личный характер последних. Предусмотренный абз. 2 п. 2 ст. 8 Закона об ООО запрет на переход дополнительных прав в случае отчуждения доли или части доли к ее приобретателю свидетельствует о неразрывной связи с личностью участника. Таким образом, непропорциональность объема прав, предусмотренная абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, не может являться разновидностью дополнительных прав участников общества с ограниченной ответственностью несмотря на то, что следствием предоставления участнику дополнительных прав также является непропорциональность их объема по отношению к другим участникам. Буквальное толкование абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ свидетельствует о том, что уставом или корпоративным договором может быть установлен иной, непропорциональный размеру доли объем уже существующих корпоративных прав. Особенностью дополнительных прав, помимо личного характера, является также то, что они создаются уставом. -------------------------------<1> См., например: Глушецкий А.А. Открытые и закрытые корпорации. Особенности оборота долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью: правовой и экономический аспекты. М.: Статут, 2017. <2> См.: Определение ВАС РФ от 16.04.2012 N ВАС-4575/12 по делу N А41-21750/11 "Об отказе в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации"; Определение ВАС РФ от 29.11.2010 N ВАС-15340/10 по делу N А40-78538/09-137-578 "Об отказе в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 27.03.2019 N Ф06-44988/2019 по делу N А06-5735/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Постановление Федерального арбитражного суда Центрального округа от 06.01.2004 N А482549/0310 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> Юридические лица в российском гражданском праве: монография: в 3 т. Т. 1: Общие положения о юридических лицах / А.В. Габов, О.В. Гутников, Н.Г. Доронина и др.; отв. ред. А.В. Габов, О.В. Гутников, С.А. Синицын. М.: ИЗиСП при Правительстве РФ: ИНФРА-М; 2015. <6> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 28.06.2011 N 287/11 по делу N А43-26878/2009 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> Речь идет о положениях Закона об ООО, действовавших на момент рассмотрения дела. <8> Несмотря на то что договор о расчетах содержал пункт, согласно которому заявление о выходе должно быть подано "Т" в течение двух дней после подписания договора, технически это заявление было подано "Т" в день подписания данного договора, что, однако, не повлияло на позицию кассационного суда. <9> См.: Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 16.02.2005, 10.02.2005 N КГ-А40/264-05 // ЭПС "Система ГАРАНТ". В ряде случаев предпринимаются попытки решить неопределенность в соотношении различных видов прав за счет их деления на основные и дополнительные. Некоторые авторы признают основными правами лишь те, которые в наибольшей степени способствуют реализации интересов участника общества в предпринимательской деятельности. Все остальные права, определяемые уставом, они относят к числу дополнительных прав <1>. Очень часто подобное можно наблюдать в отношении права на информацию, о неоправданном умалении которого речь шла в предыдущем параграфе. В этой связи полагаем, что подобные классификации неоправданно размывают понятие дополнительных прав. Одного лишь факта определения права в уставе общества также недостаточно для квалификации его в качестве дополнительного. Спорно утверждение о том, что, "учитывая природу общества с ограниченной ответственностью именно как хозяйственного общества, было бы правильно, если бы такие (дополнительные. - Прим. О.Г.) права имели или корпоративную природу, или были преимущественными, или строились по модели обязательства" <2>. Полагаем, что дополнительные права представляют собой самостоятельный вид корпоративных прав и отличаются от преимущественных прежде всего тем, что носят личный характер. Интересна классификация дополнительных прав, предложенная С.Д. Могилевским, который наряду с реальными дополнительными правами выделил целый ряд "ложных дополнительных прав", которые никакого отношения к правам в понимании ст. 8 Закона об ООО не имеют <3>. Нередко такую путаницу объясняют отсутствием четкого законодательного различия между диспозитивными возможностями установления отличного от предусмотренного законом порядка осуществления определенных прав и наделением участников общества дополнительными правами <4>. Вместе с тем категория дополнительных прав не определяется их перечислением или указанием на конкретное право. Она определяется исходя из наличия критериев, свойственных данной категории прав, важнейшим из которых является источник закрепления права. В отношении дополнительных прав таким источником выступает устав общества. При этом устав должен предусматривать само право, а не ограничиваться фиксацией порядка его осуществления. Перечень прав участников корпорации, закрепленный в п. 1 ст. 65.2 ГК РФ, не является исчерпывающим, поскольку участники могут иметь и другие права, предусмотренные законом или учредительным документом корпорации. Поэтому сам факт закрепления в уставе корпорации того или иного права не является достаточным основанием для квалификации его в качестве дополнительного. Необходимо наличие второго критерия, а именно персонального характера права. Краеугольным камнем отступления от принципа пропорциональности является необходимость соблюдения баланса интересов сторон, и связанная с этим проблема злоупотребления правом. Наделение дополнительными правами одних участников корпорации очень часто сопряжено с определенным ограничением прав других участников. Как показывает судебная практика, это зачастую влечет за собой неправомерное ограничение, а порой и лишение участников общества принадлежащих им корпоративных прав. Так, по одному из дел, рассмотренных судом кассационной инстанции, в уставе общества с ограниченной ответственностью содержался пункт, согласно которому в качестве дополнительного права было предусмотрено преимущественное право двух учредителей при избрании единоличного исполнительного органа. Директор должен был избираться по предложению либо с согласия данных учредителей и считался избранным, если за его избрание проголосовали два учредителя независимо от голосования остальных учредителей по данному вопросу <5>. И здесь возникает вопрос не столько о квалификации данного права в качестве дополнительного, сколько о правомерности и допустимости подобного ограничения прав иных участников корпорации. Ограничение прав одних участников корпорации должно служить цели удовлетворения интересов иных участников, а также самого общества. В ситуациях, при которых устанавливается непропорциональность объема прав величине вклада в уставный капитал, обеспечение интересов участников происходит за счет предоставления им дополнительных правомочий, неких привилегий, которыми не обладают иные участники, права которых ограничиваются. Однако целью такого ограничения не может являться неправомерное лишение прав участников, не обладающих данной привилегией. В противном случае происходит нарушение баланса интересов сторон корпоративных отношений, а в ситуации, рассмотренной выше, - злоупотребление лицом принадлежащим ему правом. Высказываясь по данному делу, суд кассационной инстанции подчеркнул, что "возможность наделения участников общества дополнительными правами, предусмотренная п. 2 ст. 8 Закона об ООО, не предполагает наделение одних участников за счет лишения прав других участников общества, такое действие являлось бы злоупотреблением правом, не подлежащим судебной защите" <6>. В ином деле общим собранием участников было принято решение о недопуске участников общества на его территорию, не согласившись с которым, один из участников обратился в суд с требованием о признании недействительным протокола общего собрания в части принятия данного решения. Иск был удовлетворен судом первой инстанции и поддержан в апелляции. В обоснование кассационной жалобы заявитель указал на то, что предоставление участникам общества права на их допуск на территорию общества является вопросом наделения их дополнительным правом, соответствующим п. 2 ст. 8 Закона об ООО. В этой связи вынесение данного вопроса на повестку дня общего собрания и голосование по нему правомерно. При этом заявитель жалобы не усмотрел никакого нарушения корпоративных прав, полагая, что реализация, к примеру, права на получение информации о деятельности общества, возможна без доступа на его территорию, поскольку вся необходимая участнику документация может направляться ему посредством почтовой связи. Можно ли расценить данную ситуацию как вопрос о предоставлении дополнительных прав? Очевидно, что нет. И дело даже не в том, что реализация права на информацию невозможна без доступа участника на территорию общества. В данном случае речь идет не об ограничении права одного лица с целью обеспечения интересов другого, а о неправомерном лишении лица возможности осуществления принадлежащего ему права. -------------------------------<1> См., например: Комментарий к Федеральному закону "Об обществах с ограниченной ответственностью" (постатейный) / С.М. Айзин, О.М. Оглобина, С.В. Соловьева и др.; под ред. М.Ю. Тихомирова. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Изд-во Тихомирова М.Ю., 2007. <2> Габов А.В. Общества с ограниченной и дополнительной ответственностью в российском законодательстве. М.: Статут, 2010. С. 84. <3> Подробнее об этом см.: Могилевский С.Д. О дополнительных правах участника общества с ограниченной ответственностью // Хозяйство и право. 2009. N 10. С. 3 - 17; Он же. Общество с ограниченной ответственностью: законодательство и практика его применения. М.: Статут, 2010. <4> См.: Глушецкий А.А. Указ. соч. <5> См.: Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 05.04.2007 N Ф08-1716/2007 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 05.04.2007 N Ф081716/2007 по делу N А32-66585/2006-45/54 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Как отмечалось выше, институт дополнительных прав известен лишь обществам с ограниченной ответственностью. Вместе с тем создание единой категории непубличных обществ повлекло за собой попытки унификации правового регулирования их деятельности. Так, при отсутствии в акционерных обществах конструкции дополнительных прав, Закон об АО допускает установление дополнительных обязанностей акционеров непубличного общества (п. 7 ст. 7 Закона об АО). Полагаем, что именно невозможность полноценной унификации вынуждает законодателя принимать подобные решения. В этой связи справедливо утверждение о том, что разница в правовом регулировании непубличного акционерного общества и общества с ограниченной ответственностью "...случайна и ничем не обусловлена" <1>. Ситуация усугубляется тем, что в отношении непубличных обществ все больше проявляются диспозитивные начала правового регулирования, в том числе посредством предоставления широких возможностей саморегулирования на уровне устава и корпоративного договора. -------------------------------<1> См.: Бойко Т.С. Указ. соч. С. 46. 3. Преимущественные права участников хозяйственных обществ Помимо дополнительных прав ко второй группе исключений из принципа пропорциональности относятся преимущественные права, являющиеся примером комплексного характера ограничения корпоративных прав. Институт преимущественных прав служит цели обеспечения интересов корпорации и ее участников в постоянстве субъектного состава и усилении корпоративного контроля. Реализация этих интересов осуществляется за счет установления ограничений на право распоряжения акциями или долями в уставном капитале общества. Несоответствие данной категории прав основному принципу гражданского права - принципу равенства сторон - отмечал профессор В.П. Грибанов, что позволило ему выделить преимущественные права в особую категорию <1>. Преимущественные права участников хозяйственных обществ можно разделить на две группы. К первой группе относится преимущественное право акционеров, возникающее при дополнительной эмиссии акций. При этом данное право распространяется на приобретение акций, размещаемых по открытой подписке, а также на приобретение акций, размещаемых посредством закрытой подписки среди акционеров и иного заранее определенного круга лиц (ст. 40 Закона об АО). Ко второй группе относится преимущественное право акционеров и участников обществ с ограниченной ответственностью на приобретение акций (долей в уставном капитале), возникающее при отчуждении акций (долей в уставном капитале) третьим лицам. Как было отмечено выше, регулирование преимущественного права второй группы в обществах с ограниченной ответственностью и акционерных обществах существенно отличается. Если в непубличных акционерных обществах такое преимущественное право возникает у акционеров только в случае, если оно предусмотрено уставом (п. 3 ст. 7 Закона об АО) и распространяется на все возмездные сделки, то участники общества с ограниченной ответственностью обладают данным правом в силу закона и распространяется оно только на сделки купли-продажи (п. 4 ст. 21 Закона об ООО). Императивный характер преимущественного права приобретения доли при ее отчуждении третьим лицам в обществе с ограниченной ответственностью свидетельствует о невозможности его изменения или упразднения на уровне устава. В этой связи еще раз подчеркиваем неприменимость типовых форм устава общества с ограниченной ответственностью, предложенных Минэкономразвития, в которых указано, что участники общества не обладают преимущественным правом покупки доли при ее отчуждении третьему лицу <2>. Отметим, что данный вопрос подвергался обстоятельной критике в научной литературе. Так, С.Ю. Филиппова и И.С. Шиткина указывали на то, что установление в типовых уставах возможности отказа от преимущественного права покупки доли фактически является обходом закона и в полной мере не соответствует ключевым идеям правового государства <3>. Помимо различного подхода к регулированию вопроса о преимущественном праве второй группы (императивное регулирование в обществах с ограниченной ответственностью и диспозитивное - в непубличных акционерных обществах), принципиальные различия есть и в квалификации предложения о продаже акций (долей). Так, в обществах с ограниченной ответственностью данное предложение является офертой (п. 5 ст. 21 Закона об ООО), в то время как в акционерных обществах - нет <4>. Признание предложения о продаже доли в качестве оферты уже подвергалось критике в научной литературе <5>. Основная проблема заключается в том, что в стремительно меняющихся рыночных условиях столь длительное время на акцепт оферты - тридцатидневный срок с даты ее получения обществом, который может быть увеличен уставом (абз. 2, 5 п. 5 ст. 21 Закона об ООО), ставит оферента в заведомо невыгодное положение, поскольку за это время рыночная цена доли может возрасти, а оферент будет связан уже сделанным предложением <6>. Кроме того, отсутствует унификация предмета сделки. Так, участники общества вправе приобрести часть предлагаемой на продажу доли (абз. 5 п. 4 ст. 21 Закона об ООО), в то время как в акционерном обществе преимущественного права покупки части акций не предусмотрено <7>. Возможность приобретения части доли не только вступает в противоречие с общей нормой ГК РФ о полном и безоговорочном акцепте оферты (положение абз. 2 п. 1 ст. 438 ГК РФ не устанавливает каких-либо исключений из этого правила), но и зачастую влечет многочисленные злоупотребления данным корпоративным правом. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. С. 295. <2> См.: Приказ Минэкономразвития России от 01.08.2018 N 411 "Об утверждении типовых уставов, на основании которых могут действовать общества с ограниченной ответственностью" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Типовые уставы: к вопросу о правовой природе и назначении // Закон. 2020. N 4. С. 152 - 160. Авторами данной статьи обосновано, что на момент разработки типовых уставов представители Минэкономразвития совершенно четко понимали императивный характер преимущественного права покупки доли в соответствии со ст. 21 Закона об ООО. <4> См. п. 10 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами споров о преимущественном праве приобретения акций закрытых акционерных обществ, утв. Информационным письмом Президиума ВАС РФ от 25.06.2009 N 131 // Вестник ВАС РФ. 2009. N 9. КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. <5> См., например: Ломакин Д.В. Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования. С. 356. КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. <6> См. Там же. <7> Об этом свидетельствует системное толкование положений абз. 2 п. 4 ст. 7 Закона об АО и подп. 5 п. 14 Постановления Пленума ВАС РФ от 18.11.2003 N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" // Вестник ВАС РФ. 2004. N 1. Показательным является одно из дел по продаже доли, составлявшей 50% уставного капитала общества. В соответствии с уставом общества, и участник, и само общество обладали преимущественным правом покупки части отчуждаемой доли. Воспользовавшись этим правом, общество и его участник частично акцептовали оферту <1>, решив приобрести 0,03% и 0,02% доли соответственно. Неудивительно, что продавец отказался от сделки, сочтя данные предложения отказом от акцепта и новой офертой. Покупатели обратились в суд с иском о признании за ними права собственности на спорные части доли. К разрешению данного дела суды апелляционной и кассационной инстанций подошли весьма формально, указав, что действия покупателей частей доли полностью соответствуют как нормам действующего законодательства, так и уставу общества, предусматривающему возможность покупки части доли <2>. Очевидно, что цель покупателей в данном случае состояла не в приобретении доли, и даже ее части, а в лишении продавца корпоративного контроля, которым он обладал в силу владения долей в 50% уставного капитала. Данное дело не единственный пример того, когда частичный акцепт оферты является злоупотреблением правом, поскольку преследует цель лишения мажоритарного участника контроля над обществом <3>. В отличие от дополнительных прав и непропорциональности объема прав, предусмотренной абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, содержание и порядок осуществления преимущественного права вытекает из закона. Исключением является преимущественное право приобретения акций в случае отчуждения третьим лицам в непубличном акционерном обществе, в отношении которого установлено диспозитивное регулирование. Вместе с тем данное право влечет за собой ограничение оборотоспособности акций, что не соответствует их правовой природе. -------------------------------<1> Несмотря на очевидное противоречие абз. 2 п. 1 ст. 438 ГК РФ в решениях по данному делу использовалась формулировка "частичный акцепт оферты". При этом в решении суда первой инстанции согласие истцов заключить договор на иных условиях, чем указано в оферте, было справедливо квалифицировано в качестве отказа от акцепта и новой офертой. См.: решение Арбитражного суда Московской области от 22.03.2017 по делу N А41-80557/16 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 26.06.2017 N 10АП-6732/2017 по делу N А41-80557/16; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 26.09.2017 N Ф0514140/2017 по делу N А41-80557/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См., например: Ляскало А.Н. Квалификация корпоративных (рейдерских) захватов: вопросы применения ст. 159 и 170.1 УК РФ // Уголовное право. 2017. N 3. С. 48 - 56. В правовой доктрине акция традиционно рассматривалась как "необходимое средство юридической техники в области организации крупных предприятий" <1>. Являясь эмиссионной ценной бумагой, акция предназначена для свободного обращения. Об этом свидетельствует и тот факт, что обращение эмиссионных ценных бумаг регулируется нормами специального законодательства о рынке ценных бумаг. Ничего общего с правовым режимом доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью акция не имеет. Свобода отчуждения - неотъемлемое свойство акции <2>, чего никак нельзя сказать о доле, изначально не предназначенной для свободного участия в имущественном обороте. Отметим, что на недопустимость ограничения обращения акций закрытых обществ посредством закрепления за их участниками преимущественного права приобретения акций, отчуждаемых третьим лицам, обращалось внимание еще в Концепции развития гражданского законодательства РФ <3> (п. 4.1.6 разд. 3 Концепции). Здесь вновь проявляется неудачность предпринятой законодателем попытки унификации правового регулирования обществ с ограниченной ответственностью и непубличных акционерных обществ. Полагаем, что преимущественное право покупки доли в случае отчуждения третьим лицам не может выступать в качестве универсального правового средства ограничения корпоративных прав и должно применяться только в обществах с ограниченной ответственностью. Что касается акционерных обществ, то представляется необходимым установить единое для всех акционерных обществ правовое регулирование. Преимущественное право акционера должно возникать только в случае дополнительной эмиссии акций, размещаемых либо по открытой подписке, либо по закрытой подписке среди участников и иного заранее определенного круга лиц. -------------------------------<1> Агарков М.М. Учение о ценных бумагах. С. 258. <2> Подробнее об этом см.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. С. 125. <3> Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации подготовлена на основании Указа Президента Российской Федерации от 18.07.2008 N 1108 "О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации" (см.: Вестник ВАС РФ. 2009. N 11). Таким образом, большая часть исключений из принципа пропорциональности допустима в правовом регулировании деятельности обществ с ограниченной ответственностью. К ним относятся: установление непропорциональности объема прав, предусмотренное абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, дополнительные права и преимущественное право участника на приобретение доли, отчуждаемой третьим лицам. Единственный допустимый случай отхода от принципа пропорциональности в акционерных обществах состоит в преимущественном праве покупке акций, возникающем при дополнительной эмиссии акций, размещаемых по открытой подписке, а также по закрытой подписке среди акционеров и иного заранее определенного круга лиц. 4. Преимущественные права в зарубежном праве Преимущественное право покупки акций широко известно и зарубежным правопорядкам. Однако существенные отличия в оценке преимущественного права как средства реализации интересов акционеров в правовой доктрине США и Европе привели к существованию двух принципиально разных, отчасти противоположных подходов к пониманию сущности и назначения преимущественных прав. В США директора имеют широкие полномочия при выпуске новых акций, регулирование преимущественных прав диспозитивно и осуществляется на уровне устава корпорации. Защита акционеров обеспечивается посредством возложения на директоров корпорации фидуциарных обязанностей. В свою очередь, акционеры европейских компаний защищаются законодательными нормами, которые императивно устанавливают преимущественные права. Отказ от этих прав допускается лишь при наличии определенных обстоятельств. Как утверждается в современной американской литературе, "европейские системы попрежнему придерживаются подхода, принятого в США примерно до 1960-х годов. Возможное объяснение состоит в том, что Европа не испытала того же разделения собственности и контроля, что и в США... Разница в подходах к защите акционеров в правовой системе США и стран континентальной Европы обусловливается тем, что первая юрисдикция опирается на ex-post контроль, в то время как вторая - на ex-ante" <1>. В соответствии с традиционным подходом акционерам американских корпораций предоставлялось преимущественное право покупки новых акций пропорционально размеру их доли в капитале корпорации. Это право выступало важнейшим средством защиты акционеров от возможного уменьшения их долевого участия в результате увеличения акционерного капитала. Впервые преимущественное право было сформулировано в 1807 г. по делу Gray v. Portland Bank (1807) <2>, рассмотренному в штате Массачусетс. Этот принцип был воспринят и закреплен в первых актах корпоративного законодательства штатов. Первоначально акционеры имели преимущественное право приобретения новых акций пропорционально своим долям. Непроданные таким образом акции могли быть свободно реализованы на рынке. Однако, поскольку преимущественные права способны помешать привлечению новых инвестиций в компанию, их роль в скором времени была переоценена. В корпоративные акты многих штатов были внесены поправки, предоставляющие акционерам право ограничивать или полностью исключать преимущественные права <3>. Современное корпоративное законодательство США отказывает в применении преимущественных прав, за исключением случаев, когда данное право предусмотрено учредительными документами корпорации. По общему правилу преимущественное право акционеру не предоставлялось. В Законе штата Массачусетс данное правило появилось в 1964 г., затем данный подход был воспринят Модельным Законом о коммерческих корпорациях <4> и нашел отражение в законодательстве большей части штатов. Такое переосмысление подхода к преимущественному праву покупки новых акций было обусловлено рядом причин. Прежде всего, появление разных классов акций свело на нет идею сохранения баланса интересов владельцев голосующих акций. Кроме того, выпускаемые в процессе дополнительной эмиссии акции были преимущественно безголосыми. Следующий вопрос касался финансового положения акционера. Если возможности оплатить акции у него нет, то преимущественное право из средства обеспечения интереса акционера в постоянстве его доли и защиты от размывания превращается в пустую декларацию. Если такая возможность есть, то в отношении открытых корпораций ничто не мешает данному акционеру приобрести необходимое ему количество уже размещенных акций на бирже. -------------------------------<1> Ventoruzzo M. Issuing New Shares and Preemptive Rights: A Comparative Analysis. 12 Rich. J. Global L. & Bus. 517, 2013. URL: https://elibrary.law.psu.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1279&context=fac_works. Системы ex-post и ex-ante представляют собой две противоположные системы контроля, служащие цели защиты интересов кредиторов. Так, в американском праве применяется система последующего контроля (ex-post), когда защита интересов кредиторов происходит только в период грозящей или уже наступившей неплатежеспособности и регулируется, соответственно, законодательством о банкротстве, исключающим действие обычных норм частного права. В свою очередь система предварительного контроля (ex-ante) применяется в странах континентальной Европы в обычных условиях оборота (не связанных с банкротством компании), регулируется нормами гражданского права и, по сути, олицетворяет принятую в европейских странах концепцию твердого капитала. Более подробно о различных системах контроля за имущественным состоянием корпорации и механизмах защиты интересов кредиторов см.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. С. 163 - 169. <2> 3 Mass. 364 (Mass. 1807), Gray v. The President, Directors & Co. of the Portland Bank. URL: https://caselaw.vlex.com/vid/3-mass-364-mass-616382638. <3> См.: Ventoruzzo M. Issuing New Shares and Preemptive Rights: A Comparative Analysis. <4> Model Business Corporation Act. 2016 Revition. December 9, 2017. https://www.americanbar.org/content/dam/aba/administrative/business_law/corplaws/2016_mbca.pdf. URL: Более глубокие причины отказа от императивного закрепления преимущественного права в США лежат в понимании структуры корпоративного управления и правовой природы американских корпораций в целом. Как было отмечено выше, традиционным для американского права является разделение собственности и контроля. Акционеры рассматриваются исключительно как собственники капитала, в связи с чем они не могут оказывать существенное влияние на управление в корпорации. Кроме того, ценность акций нивелируется и дисперсной структурой капитала, свойственной именно американским корпорациям. Поэтому более характерной проблемой для американских корпораций являются споры между собственниками и директорами, а не конфликт миноритарных и мажоритарных участников. Что касается самого понятия контроль, то он рассматривается как необходимый атрибут управления, поскольку американские правоведы руководствуются принципом "нет управления без контроля". Это повлекло за собой создание единого органа - совета директоров, на который возлагались как управленческие, так и контрольные функции. При таком сосредоточении полномочий в рамках одного органа преимущественные права акционера уже не могут выступать гарантией сохранения контроля, поскольку его изначально у данного субъекта нет. Сторонники экономического анализа права видят в преимущественном праве участника корпорации препятствие свободному привлечению средств инвесторов и причину роста транзакционных издержек. Время и средства, затраченные на процедуру осуществления преимущественных прав, нарушают интересы самой корпорации. Сказанное не означает, что законодатель не уделяет должного внимания защите интересов акционеров. Их обеспечение и реализация достигается с помощью иных средств и прежде всего посредством возложения фидуциарных обязанностей на директоров корпорации. Это обусловлено первостепенной ролью совета директоров в вопросах, связанных с управлением и контролем за деятельностью корпорации. Так, к примеру, вопрос увеличения уставного капитала и выпуска дополнительных акций входит в компетенцию совета директоров (§ 6.21 (b) MBCA) и требует согласования с общим собранием акционеров лишь в некоторых случаях (§ 6.21 (f) MBCA) <1>. Схожее отношение к роли преимущественных прав и в Японии. Вопрос увеличения уставного капитала японских компаний находится в компетенции совета директоров, преимущественное право не рассматривается в качестве средства защиты акционера от размывания его доли и сохранения корпоративного контроля. Согласие общего собрания требуется лишь в некоторых случаях, в частности, при размещении акций среди третьих лиц по льготной цене. -------------------------------<1> Это необходимо в случае оплаты акций неденежными средствами, а также если количество голосов по выпускаемым в результате дополнительной эмиссии ценным бумагам будет составлять более 20% голосов от уже размещенных акций. Совершенно иное значение преимущественного права приобретения акций, размещаемых по закрытой подписке среди акционеров и третьих лиц, в закрытых корпорациях США. В ряде штатов оно закреплено в нормах корпоративного законодательства в качестве default rule - правила, действующего по умолчанию. Кроме того, преимущественное право зачастую устанавливается в акционерных соглашениях <1>. Основы правового регулирования преимущественного права в европейских странах заложены во Второй директиве ЕС, получившей название "Директива о капитале" <2>. Данная Директива распространяет свое действие на публичные компании и по общему правилу наделяет акционеров преимущественным правом покупки акций пропорционально их доле в капитале при условии оплаты денежными средствами (п. 1 ст. 29). Ни уставом, ни учредительным актом данное право не может быть ограничено или отменено. Ограничение допускается по решению общего собрания акционеров. При этом руководящий или административный орган компании обязан представить собранию письменный доклад, в котором будут указаны причины ограничения или отмены преимущественного права и обоснована предполагаемая стоимость эмиссии (п. 4 ст. 29). Принятие решения требует по общему правилу большинства в две трети голосов акционеров, в ряде случаев достаточно простого большинства (п. 1, 2 ст. 40). Данный подход законодателя предоставляет двойную защиту прав и интересов акционеров, предотвращая нежелательное размывание их доли в капитале и обеспечивая сохранение корпоративного контроля. Это свидетельствует о важном значении преимущественных прав в рамках европейских правопорядков. -------------------------------<1> В акционерных соглашениях приоритет участников корпорации на покупку акций, отчуждаемых третьим лицам, чаще всего предусматривается условием о праве первого отказа (right of first refusal) и праве первого предложения (right of first offer). Право первого отказа заключается в том, что акционер, который собирается произвести отчуждение акций третьему лицу, уведомляет обладающих преимущественным правом акционеров о том, что им получена оферта от потенциального покупателя. В случае если акционеры отказываются приобрести акции на условиях, указанных в оферте, важнейшим из которых является условие о цене, акционер вправе продать акции третьему лицу не ниже той цены, которая была указана в оферте. Согласно праву первого предложения акционер, который собирается продать акции, направляет другим акционерам соответствующее уведомление. Получив его, акционеры могут сделать продавцу предложения об их приобретении с указанием цены. Продавец либо принимает самое выгодное из направленных ему предложений, либо продает акции третьему лицу по цене, выше максимальной из предложенных. Более подробно о механизмах купли-продажи акций, применяемых в акционерных соглашениях, см. § 2 главы 3 настоящей книги. <2> Вторая директива Совета Европейских Сообществ 77/91/ЕЭС от 13.12.1976 "О координации гарантий, которые требуются в государствах-членах от хозяйственных обществ в назначении второго абзаца статьи 58 Договора для защиты интересов их участников и третьих лиц, с целью сделать эти гарантии эквивалентными применительно к учреждению акционерных обществ, а также поддержанию изменениям их капитала" // ЭПС "Система ГАРАНТ". В вопросах, связанных с осуществлением преимущественных прав, отсутствует привычное противопоставление Англии странам континентальной Европы. Хотя, как известно, во многих вопросах корпоративного права Англия тяготеет к корпоративному праву США, с которым у нее гораздо больше общих черт, нежели с правом стран континентальной Европы, особенно таких, как Швейцария и Германия. Это обусловлено унификацией корпоративного права Европейского союза посредством издания соответствующих директив. Так, английский Закон о компаниях 2006 г. <1> (далее - CA) предусматривает наличие преимущественного права акционера в качестве общего правила (s. 561 (1), (2) CA), которым акционеры вправе воспользоваться или отказаться от его осуществления. В ряде случаев преимущественное право отсутствует. Оно не распространяется на казначейские акции, на акции, размещаемые без оплаты (так называемые бонусные акции), а также в случае оплаты акций неденежными средствами или при размещении ценных бумаг среди работников компании (s. 561, 564, 565, 566 CA). Кроме того, акционеры частных компаний могут включить в устав положение о неприменении преимущественных прав в процессе размещения дополнительных акций (s. 567 CA). Необходимо отметить, что общее собрание акционеров вправе предоставить полномочия, связанные с решением вопроса о размещении дополнительных акций, совету директоров. -------------------------------<1> Companies Act 2006. November, 8, 2006. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2006/46/pdfs/ukpga_20060046_en.pdf. Be it enacted by the Queen's most Excellent Majesty, by and with the advice and consent of the Lords Spiritual and Temporal, and Commons, in this present Parliament assembled, and by the authority of the same, as follows. В Германии преимущественное право приобретения акций предоставляет акционеру возможность требовать часть размещаемых дополнительных акций, соответствующую величине его доли в уставном капитале акционерного общества. Решение общего собрания акционеров об увеличении уставного капитала общества может содержать положения об исключении или ограничении применения преимущественных прав в процессе размещения дополнительных акций. Для его принятия требуется квалифицированное большинство голосов акционеров, однако устав акционерного общества может повысить данный порог голосов (§ 186 (3) Закона об акционерных обществах Германии, далее - Акционерный закон Германии) <1>. Такое решение принимается на основании отчета правления, в котором должны быть указаны причины исключения или ограничения преимущественных прав (§ 186 (4) Акционерного закона Германии). Данный Закон подчеркивает особое значение преимущественных прав: в § 187 (1) закреплено правило, в соответствии с которым права на приобретение размещаемых акций могут быть гарантированы лишь при условии соблюдения преимущественных прав. В Италии нормы о преимущественных правах акционеров при размещении дополнительных акций закреплены в Гражданском кодексе. По общему правилу решение об увеличении уставного капитала принимает общее собрание акционеров. Однако данное полномочие может быть делегировано совету директоров на срок, не превышающий пять лет (ст. 2443 Гражданского кодекса Италии (далее - ИГК)) <2>. В публичных компаниях предоставление акционерам преимущественного права приобретения размещаемых дополнительных акций является обязательным. В частных компаниях акционеры вправе приобретать акции, которые не были куплены при реализации преимущественных прав иными акционерами. -------------------------------- <1> Aktiengesetz. Gesetz vom 06.09.1965 (BGBl. I S. 1089), in Kraft getreten am 01.01.1966 zuletzt geändert durch Gesetz vom 07.08.2021 (BGBl. I S. 3311) m.W.v. 12.08.2021 Stand: 01.01.2022 aufgrund Gesetzes vom 03.06.2021 (BGBl. I S. 1534). <2> Il Codice Civile Italiano. R.D. 16 marzo 1942, n. 262 Approvazione del testo del Codice Civile (Pubblicato nella edizione straordinaria della Gazzetta Ufficiale, n. 79 del 4 aprile 1942). Осуществление преимущественных прав при размещении публичными компаниями неголосующих акций, если их ценные бумаги обращаются на организованных биржевых торгах, имеет свои особенности. Так, по общему правилу владельцы неголосующих акций имеют преимущественное право приобретения дополнительных неголосующих акций того же класса, что и их собственные акции. Если неголосующие акции не размещаются, то владельцы таких акций наделяются преимущественным правом приобретения акций, подлежащих размещению. Этот пример является частным случаем проявления общего принципа, в соответствии с которым преимущественное право может возникнуть у акционера и в случае размещение дополнительных акций иных классов, чем те, которыми он владеет. Такая ситуация допускается в случае, если это необходимо для защиты от размывания принадлежащей акционеру доли в уставном капитале компании. В соответствии со ст. 2441 ИГК допускается ограничение преимущественных прав. Например, преимущественные права не применяются в случае размещения акций, оплачиваемых неденежными средствами, а также при размещении среди наемных работников компании. Интересны ограничения преимущественных прав, появившиеся в итальянском законе под влиянием немецкого законодательства в сфере рынка ценных бумаг. Так, с 2003 г. итальянские публичные компании могут не предоставлять акционерам преимущественных прав приобретения размещаемых дополнительных акций, если их количество не превышает 10% от ранее размещенных акций в случае, если такая возможность предусмотрена уставом компании. При ограничении преимущественных прав акции должны предлагаться к покупке третьим лицам по справедливой цене. При определении такой цены учитывается текущее финансовое состояние компании, а также цены на ее акции, взятые за последние 6 месяцев. Если цена, по которой акции отчуждаются третьим лицам, не соответствует критериям справедливости, то акционер в судебном порядке вправе оспорить решение об увеличении уставного капитала компании. Таким образом, преимущественные права приобретения дополнительных акций не всегда способны обеспечить сохранение корпоративного контроля за отдельными акционерами. В этой связи итальянским законом предусмотрены иные средства защиты интересов акционеров. Одним из них является процедура раздельного голосования по вопросу об увеличении уставного капитала компании. В соответствии со ст. 2376 ИГК решение об увеличении уставного капитала компании посредством выпуска дополнительных акций определенных классов подлежит отдельному одобрению владельцами акций иных классов, если в результате такого размещения их права будут ограничены. В Швейцарии нормы о преимущественных правах закреплены в ст. 652b Швейцарского обязательственного закона. Несмотря на то что Швейцария не является участником Евросоюза, регулирование преимущественных прав согласуется с требованиями Второй директивы. По общему правилу акционеры наделяются преимущественным правом приобретения размещаемых дополнительных акций пропорционально их долям участия в уставном капитале акционерного общества. Ограничение преимущественных прав допускается в исключительных случаях при наличии достаточных оснований, открытый перечень которых приведен в ст. 652b Швейцарского обязательственного закона. Например, к таким случаям относится международное размещение акций на рыночных условиях. Привлечение средств зарубежных инвесторов за пределами Швейцарии оправдывает отказ от преимущественных прав. Отмена преимущественного права приобретения размещаемых дополнительных акций происходит по решению общего собрания акционеров, принимаемому квалифицированным (в две трети) большинством голосов акционеров и большинством по номинальной стоимости акций, участвующих в голосовании (ст. 703 Швейцарского обязательственного закона). Осуществление преимущественного права в странах Европы имеет ряд особенностей. Прежде всего наделение акционеров преимущественным правом осуществляется в силу прямого указания закона. Данное право не может быть отменено уставом корпорации. Неприменение или ограничение преимущественных прав допускается лишь в исключительных случаях на основании решения общего собрания акционеров, принятого квалифицированным большинством голосов. В отличие от США вопросы увеличения уставного капитала европейских компаний по общему правилу отнесены к компетенции общего собрания акционеров. Необходимость отказа от преимущественных прав или их ограничения должна быть аргументирована либо советом директоров, либо правлением компании перед голосованием акционеров по соответствующему вопросу. Преимущественные права акционеров частных компаний, ограничивающие свободное отчуждение принадлежащих им акций третьим лицам, как в Европе, так и в США, могут устанавливаться и уставом компании, и акционерным соглашением. Таким образом, как в российском, так и в зарубежном законодательстве преимущественное право участника корпорации может выступать средством ограничения корпоративных прав. Целями такого ограничения являются реализация интересов участников в сохранении корпоративного контроля, обеспечение стабильного состава участников корпорации и защита от "размывания" доли в уставном капитале. При этом преимущественные права не являются единственным средством реализации указанных интересов. Анализ зарубежного законодательства позволяет сделать вывод о том, что выбор в пользу использования конструкции преимущественного права, а также определение порядка его осуществления в значительной степени обусловлен особенностями системы права того или иного государства. Что касается российского законодательства, то значение преимущественных прав едва ли можно переоценить. Они представляют собой комплексный институт, допускающий исключение из принципа пропорциональности объема прав размеру доли в капитале общества. Наряду с этим, отход от принципа пропорциональности допускается посредством установления непропорциональности объема прав в порядке абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, а также предоставлением дополнительных прав участникам обществ с ограниченной ответственностью. Указанные исключения из принципа пропорциональности являются правовыми средствами, применение которых влечет за собой ограничение корпоративных прав одних участников корпорации посредством предоставления определенных преференций иным участникам. При этом большая часть исключений из принципа пропорциональности допустима в правовом регулировании деятельности обществ с ограниченной ответственностью. Единственным допустимым случаем отхода от принципа пропорциональности в акционерных обществах выступает преимущественное право покупки акций, возникающее при дополнительной эмиссии акций, размещаемых по открытой подписке, а также по закрытой подписке среди акционеров и иного заранее определенного круга лиц. Такой подход согласуется как с нормами отечественного законодательства, так и с правовой доктриной зарубежных стран. 3. Корпоративный договор как средство ограничения корпоративных прав В отечественной правовой доктрине существует множество теорий разграничения права на частное и публичное. Особое место среди них занимает формальная теория централизации и децентрализации. Впервые выдвинутая профессором Л.И. Петражицким, эта теория получила глубокое научное обоснование в работах И.А. Покровского <1> и Б.Б. Черепахина <2>. С точки зрения данной теории публичное право отличается от частного множественностью источников правового регулирования, присущих последнему. Одним из таких регуляторов является договор. В корпоративном праве таким договором выступает корпоративный договор. Являясь универсальной, теория централизации и децентрализации может быть применена и в корпоративном праве. Так, централизованным является регулирование, осуществляемое на уровне самой корпорации, в то время как децентрализованное регулирование реализуется посредством заключения между участниками корпорации сепаратных соглашений, формой которых является корпоративный договор. Таким образом, корпоративный договор представляет собой способ диспозитивного децентрализованного регулирования корпоративных отношений. -------------------------------<1> См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 42 - 44. <2> См.: Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве // Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 107. 1. Предмет корпоративного договора Предмет корпоративного договора охватывает широкий спектр действий его сторон по согласованному осуществлению принадлежащих им корпоративных прав. Вместе с тем в судебной практике предмет договора зачастую определяется как "обязательства участников общества, связанные с осуществлением ими своих прав как участников общества, включая обязательства, связанные с воздержанием от осуществления определенных действий или осуществлением таких действий определенным образом" <1>, или как "обязательства продавать доли в уставном капитале общества, покупать такие доли или их части..." <2>. Такой подход представляется не вполне корректным. Обязательство не может являться предметом договора, поскольку сам договор, как юридический факт, выступает основанием возникновения обязательственного правоотношения. Предметом договора являются именно действия его сторон. При этом такие действия должны быть четко определены. В противном случае корпоративный договор может быть квалифицирован как соглашение о намерениях, предмет и объем которых подлежат уточнению, без которого его невозможно применить для установления обязательств сторон <3>. Для признания соглашения сторон корпоративным договором оно должно содержать условия о согласованном совершении действий, связанных с управлением обществом, его созданием, деятельностью, реорганизацией и ликвидацией <4>. Помимо этого, корпоративный договор должен быть исполним. Изначальная неисполнимость договора может служить основанием для признания его недействительным <5>. В то же время неопределенность действий сторон договора является основанием для обращения в суд с требованием о признании его незаключенным. По одному из дел суд первой инстанции, отказывая в удовлетворении иска о взыскании денежных средств за нарушение условий корпоративного договора, признал оспариваемое соглашение незаключенным по причине того, что приведенная в нем формулировка не позволила определить его предмет, то есть каким именно образом участники соглашения предусмотрели осуществление своих прав и обязанностей <6>. Апелляционная коллегия продемонстрировала менее формальный подход, указав на отсутствие оснований для признания договора незаключенным ввиду несогласованности предмета. Суд сослался на фактическое исполнение договора и посчитал допустимым определение его предмета через воздержание от осуществления лицом поименованного ряда прав участника общества <7>. Впоследствии эта позиция апелляционного суда была поддержана и Верховным Судом РФ <8>. Данное дело представляет особый интерес в контексте исследуемой проблематики - правомерности и допустимости ограничения корпоративных прав сторон корпоративного договора, поскольку оспариваемое соглашение эти права существенно ограничивало. Так, участник полностью исключался из процесса управления обществом, в том числе из процесса управления персоналом и получения прибыли, т.е. воздерживался от осуществления принадлежащих ему корпоративных прав. -------------------------------<1> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 28.08.2018 N Ф05-13050/18 по делу N А40-217225/2016; Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 24.05.2018 N 09АП18950/2018 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 07.02.2019 N Ф05-23785/18 по делу N А40-19431/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 07.09.2017 N Ф06-23929/2017 по делу N А72-18692/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Определение ВС РФ от 01.02.2016 N 307-ЭС15-18446 по делу N А13-13216/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См.: Определение ВС РФ от 12.12.2014 N 310-ЭС14-4281 по делу N А08-2468/2013 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: решение Арбитражного суда Приморского края от 24.10.2016 по делу N А51-10201/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 31.03.2017 N Ф03-691/17 по делу N А51-10201/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> См.: Определение ВС РФ от 31.07.2017 N 303-ЭС17-9071 по делу N А51-10201/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". В литературе высказана позиция, согласно которой "если обязанности по корпоративному договору будут каким-то образом ограничивать сущность корпоративной организации или права членов корпорации... то такие условия корпоративного договора ничтожны" <1>. Действительно, абз. 2 п. 2 ст. 67.2 ГК РФ содержит указание на ничтожность условий, противоречащих общим положениям о корпоративном договоре. Вместе с тем заключение корпоративного договора может быть сопряжено с ограничением прав участников корпорации, которое проявляется в сужении управленческих и распорядительных правомочий субъекта корпоративных отношений, а также в отказе от осуществления принадлежащих ему прав. Однако сам факт наличия этих ограничений нельзя рассматривать как нарушение прав и законных интересов сторон корпоративного договора, иных участников, а также самой корпорации. Это обусловлено основными целями заключения корпоративного договора, в числе которых: установление баланса интересов участников корпоративных отношений, повышение эффективности корпоративного управления, предотвращение или разрешение корпоративных конфликтов. Согласно иной позиции в рамках корпоративного договора участники могут определить порядок осуществления корпоративных прав, но не могут отказаться или воздержаться от их осуществления, поскольку корпоративные права принадлежат участникам в силу указаний ГК РФ и иных законов <2>. Данная позиция не выдерживает критики. Во-первых, она не согласуется с нормами того же ГК РФ и специальных законов о хозяйственных обществах, каждым из которых допускается возможность воздерживаться (отказываться) от осуществления корпоративных прав (п. 1 ст. 67.2 ГК РФ, п. 3 ст. 8 Закона об ООО, п. 1 ст. 32.1 Закона об АО). Во-вторых, не ясно, каким образом воздержание от осуществления корпоративных прав может "искажать сущность" <3> хозяйственного общества, к которой апеллирует автор указанной позиции. Итак, корпоративный договор, являясь эффективным средством регулирования корпоративных отношений, зачастую предусматривает ограничение корпоративных прав его сторон. Установление таких ограничений правомерно, поскольку они служат цели обеспечения разнонаправленных интересов участников корпорации. -------------------------------<1> См., например: Лаптев В.А. Корпоративный договор в системе источников регулирования корпоративных отношений // Предпринимательское право. 2016. N 1. С. 23 - 31. <2> См.: Макарова О.А. Пределы свободы корпоративного договора // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018. N 7. С. 55 - 59. <3> См. Там же. С. 56. Примечательна в этом отношении позиция Конституционного Суда РФ. Так, в Определении от 23.04.2013 N 670-О Суд указал на то, что заключение соглашений об осуществлении определенным образом либо отказе от осуществления принадлежащих субъекту корпоративных прав происходит в целях достижения необходимого уровня правовой определенности соответствующих отношений, поддержания стабильности гражданского оборота и обеспечения разумного баланса интересов сторон корпоративных отношений <1>. Схожий подход поддерживается и в более поздних определениях Конституционного Суда РФ <2>. Не теряет актуальности экспертное заключение Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, касавшееся акционерного соглашения. Содержащиеся в нем выводы сводят на нет целый ряд дискуссионных вопросов, переводя их в область схоластики. Так, соглашение акционеров не является параллельным уставу документом и не может решать вопросы, регулирование которых осуществляется только законом или уставом; не содержит условий, закрепляющих компетенцию органов общества, или отличный от установленного законом порядок их избрания; не является договором об отказе от права; не предоставляет права и не устанавливает обязанности для третьих лиц, являясь обязательным только для сторон, и т.д. <3>. В качестве цели заключения акционерных соглашений названы: повышение капитализации общества, усиление эффективности управления, предотвращение корпоративных конфликтов. Указанные выводы еще раз подтверждают тот факт, что договорное ограничение корпоративных прав выступает средством обеспечения интересов участников корпоративных отношений. Легальное закрепление в тексте ГК РФ конструкция корпоративного договора получила в 2014 г. <4>. Однако возможность заключения соглашений об осуществлении прав участников хозяйственных обществ существовала и ранее. В 2009 г. Закон об АО был дополнен ст. 32.1, посвященной акционерным соглашениям, а Закон об ООО - п. 3. ст. 8, который предусматривал возможность заключения договора, регламентирующего осуществление участниками общества корпоративных прав. До появления указанных норм возможность заключения соглашений об осуществлении корпоративных прав базировалась на принципе свободы договора, в силу которого субъекты права могли заключать договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом и иными правовыми актами (непоименованный договор). Суды, как правило, также исходили из природы, смысла и назначения договора, заключенного до появления соответствующих норм. Так, например, со ссылкой на ст. 421 ГК РФ и отсутствие прямого законодательного запрета заключать подобные соглашения, корпоративными договорами признавались соглашения, регламентировавшие финансовые и иные взаимоотношения сторон <5>. В ряде случаев корпоративный договор может быть признан смешанным договором. К примеру, если он включает в себя как положения акционерного соглашения, так и положения, регулирующие другие права и обязанности сторон, не касающиеся корпоративных отношений акционеров. Однако если в компании существует внутренний документ, регулирующий корпоративные отношения ее участников, то он не может быть признан корпоративным договором <6>. Несмотря на длительную историю, нормы о корпоративном договоре до сих пор являются одними из самых дискуссионных в корпоративном праве. По справедливому замечанию Д.В. Ломакина, данную конструкцию "уже не первый год сопровождают различные мифы и заблуждения" <7>. Одно из таких заблуждений касается участия корпорации в качестве стороны корпоративного договора <8>. Судебная практика последовательно исходит из того, что стороной корпоративного договора могут выступать только участники общества <9>. "Поскольку в договоре речь идет об осуществлении прав участников, то именно участники, а не само общество, являются стороной договора" <10>. -------------------------------<1> См.: Определение КС РФ от 23.04.2013 N 670-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Дмитриева Дмитрия Александровича на нарушение его конституционных прав пунктом 3 статьи 8 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Определение КС РФ от 06.06.2019 N 1505-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Иванова Андрея Александровича и Николаева Егора Александровича на нарушение их конституционных прав пунктом 3 статьи 181.4 Гражданского кодекса Российской Федерации и пунктом 1 статьи 43 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> Экспертное заключение Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства по проекту Федерального закона "О внесении изменений в Гражданский кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "Об акционерных обществах" (в части регулирования акционерных соглашений) (принято 29.10.2007, протокол N 52) // Вестник гражданского права. 2008. N 1. <4> Статья 67.2 введена Федеральным законом от 05.05.2014 N 99-ФЗ "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" // СЗ РФ. 2014. N 19. Ст. 2304. <5> См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 01.10.2019 N 09АП-18269/2019 по делу N А40-225993/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 24.01.2018 N Ф05-19522/2017 по делу N А41-19086/17 // ЭПС "Система ГАРАНТ". В данном деле истец пытался квалифицировать в качестве корпоративного договора Положение о Совете директоров. <7> Ломакин Д.В. Применение норм о корпоративном договоре в практике арбитражных судов // Хозяйство и право. 2019. N 11. С. 17. <8> См., например: Плеханов В.В. Договоры участников общества с ограниченной ответственностью // Корпоративный юрист. 2009. N 6. С. 54; Распутин М. Договор об осуществлении прав участников ООО как инструмент защиты интересов миноритариев // Корпоративный юрист. 2009. N 8. С. 34 - 38. <9> См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 06.03.2017 N Ф07-369/17 по делу N А21-9097/2015; Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 12.05.2016 N 08АП3836/16 по делу N А46-16331/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> Определение ВС РФ от 13.07.2017 N 307-ЭС17-8155 по делу N А21-9097/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". 2. Корпоративный договор в зарубежном праве Теоретические попытки признать корпорацию стороной договора связаны со стремлением приблизить отечественный корпоративный договор к англо-американскому соглашению об осуществлении прав акционеров (shareholders' agreement), круг участников которого достаточно широк. Помимо акционеров, сторонами такого соглашения могут выступать как члены органов управления <1>, так и третьи лица, не являющиеся участниками корпорации <2>. Что касается самой корпорации, то в ряде случаев ее участие в соглашении становится обязательным. К примеру, в частных английских компаниях широко распространена такая форма сепаратного соглашения, как "единогласное соглашение акционеров" (Unanimous shareholders' agreement, USA), которое является дополнением к уставу компании и обязывает ее участников исполнять положения устава определенным образом. В случае если положения единогласного соглашения акционеров обязательны для исполнения корпорацией, она должна являться его стороной <3>. При этом данное соглашение не становится частью конституции компании (Company's constitution) <4>. Нормативно-правовые акты, содержащие детальное регулирование вопросов, связанных с акционерным соглашением <5>, также допускают участие в нем в качестве сторон как самой корпорации, так и членов органов управления <6>. Столь широкое понимание акционерного соглашения в доктрине Великобритании и США и стремление придать ему силу второго устава обусловлено пониманием хозяйственного общества как объединения лиц, имеющего договорную природу. В данном случае юридическое лицо представляется фикцией, недееспособным фантомом, рожденным волей законодателя и действующим в гражданском обороте посредством своих представителей - физических лиц. -------------------------------<1> См.: Mock S., Csach K., Havel B. International Handbook in Shareholders' Agreements: Regulation, Practice and Comparative Analysis. Berlin: Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2018. P. 12. <2> См.: Bollefer S.F., Bernstein J. Shareholders' agreements: a tax and legal guide. 3rd ed. Toronto: CCH Canadian, 2009. P. 4. Отметим, что российская судебная практика также исходит из того, что участие третьих лиц не исключает возможность толковать договор в качестве договора об осуществлении прав участников общества. См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 15.12.2017 N Ф08-9820/2017 по делу N А01-1238/2016; Определение ВС РФ от 19.04.2018 N 308-ЭС18-3224 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Bollefer S.F., Bernstein J. Op. cit. P. 4. <4> См.: French D., Mayson S.W., Ryan C.L. Op. cit. P. 75. <5> Среди нормативно-правовых актов, содержащих более детальное регулирование вопросов, связанных с акционерным соглашением, необходимо отметить следующие типовые акты: Draft model law on a simplified business entity (UNISTRAL - SBA), Revised Model Business Corporation Act (RMBCA), Proposed OAS Model Act on Simplified Stock Corporations (Model Act on SSC), European Model Companies Act (EMCA). <6> См.: Mock S., Csach K., Havel B. International Handbook in Shareholders' Agreements: Regulation, Practice and Comparative Analysis. P. 12. Как отмечается в американской литературе по корпоративному праву, последние несколько десятилетий особую популярность приобрел взгляд на корпорацию как на некую связь различных контрактов (nexus of contracts), возникающих между определенными субъектами: акционерами, менеджментом, наемными работниками, третьими лицами и т.д. <1>. При таком подходе корпорация становится неким "договорным центром". Это наиболее ярко отличает американский подход от континентальной доктрины корпоративного права, в рамках которой корпорация традиционно рассматривается в качестве "корпоративного щита" <2> для своих участников во взаимоотношениях с кредиторами. При этом в данных правопорядках существенно отличается и сфера применения соглашений об осуществлении прав участников. Так, в США, Канаде и Великобритании акционерные соглашения традиционно обсуждаются в контексте небольших закрытых корпораций, насчитывающих несколько участников, хотя их существование допускается и в крупных публичных корпорациях. В континентальной системе права, напротив, соглашения об осуществлении прав участников широко распространены в публичных компаниях. В России с договорами об осуществлении корпоративных прав особые надежды также связывают лица, выражающие интересы крупных акционерных обществ. Сторонники договорной теории корпорации нивелируют значение норм корпоративного права, поскольку полагают, что заключаемые в рамках корпоративной оболочки договоры сами по себе являются достаточным регулятором взаимоотношений их сторон. Договорную природу имеет также основной учредительный документ компании по английскому праву - устав <3>. Положения устава распространяются на всех участников компании, а его изменение связано с необходимостью соблюдения определенной формальной процедуры. Избежать этой процедуры, а также установить правила, которые обязательны не для всех акционеров компании, можно с помощью акционерных соглашений. -------------------------------<1> См.: McCahery J.A., Vermeulen E.P.M. Corporate Governance of Non-Listed Companies. Oxford: Oxford University press, 2006. P. 22. <2> Более подробно об этом см.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. С. 10 - 15. <3> Основными учредительными документами компании по английскому праву являются устав (Articles of Association) и учредительный договор (Memorandum of Association), которые совместно образуют то, что именуется в литературе конституцией компании. Это не означает, что при выработке условий акционерного соглашения участники компании ничем не ограничены. Прежде всего они не должны противоречить нормам закона (статутного права), а также общим подходам, содержащимся в судебных прецедентах, в противном случае, соответствующие условия не будут иметь юридической силы. Кроме того, акционерные соглашения не должны нарушать интересы третьих лиц: управляющих, наемных работников, кредиторов компании. Вместе с тем более простая процедура оформления и возможность предусмотреть ряд дополнительных прав, которые в силу закона не могут быть закреплены в уставе, являются одной из причин, по которой акционерное соглашение рассматривается как более эффективное, по сравнению с уставом, средство защиты интересов акционеров <1>. Позиция абсолютизации института договора не разделяется теми американскими правоведами, которые придерживаются традиционных взглядов на корпорацию и корпоративное право. Основную задачу корпоративного права они видят прежде всего в защите прав и законных интересов акционеров, а не в создании благоприятных условий для реализации воплощенных в акционерных соглашениях договоренностей. -------------------------------<1> См.: Slorach J.S., Ellis J.G. Business Law 2014 - 2015. Oxford: Oxford University Press, 2014. P. 308. Признание договорной природы хозяйственных обществ было характерно и для некоторых государств, чьи правовые системы относились к романской ветви континентального права. В качестве примера можно привести Францию. Однако в результате проведенных в середине шестидесятых годов прошлого века реформ корпоративного права договорная теория юридического лица перестала иметь весомое значение. Неприменимость данной теории в решении многих проблем корпоративного права была продемонстрирована в работах классика французской юридической мысли Мориса Ориу. Вместе с тем заключение акционерных соглашений имеет там ряд преимуществ. Так, например, во французском упрощенном акционерном обществе передача акций в нарушение положений устава является недействительной, в то время как если такая передача осуществлена в нарушение условий акционерного соглашения, то она остается действительной, и сторона вправе лишь предъявить требование о возмещении убытков <1>. Схожее регулирование можно обнаружить и в итальянском праве <2>. В правовой доктрине Германии, напротив, договорная теория никогда не играла существенной роли. Это обусловлено господством органической теории корпорации Отто фон Гирке. Согласно данной теории, корпорация является самостоятельным дееспособным субъектом права, реализующим свою волю не через представителей, а посредством своих органов, являющихся составной частью корпоративной структуры. Аналогичная ситуация существовала и в России дооктябрьского периода. Полагаем, что и в настоящее время нет никаких оснований реанимировать договорную теорию в целях придания договорам об осуществлении корпоративных прав роли параллельных учредительных документов хозяйственных обществ. -------------------------------<1> См. Article L. 227-15 of the French Commercial Code. Коммерческий кодекс Франции / предисл., пер. с фр., дополнение, словарь-справочник и коммент. В.Н. Захватаева. М.: Волтерс Клувер, 2008. <2> См.: Ventoruzzo M., Conac P.-H., Goto G., Mock S., Notari M., Reisberg A. Op. cit. P. 425. Наиболее распространены два основных вида акционерных соглашений: соглашения, ограничивающие свободную оборотоспособность акций, и соглашения о порядке голосования, регламентирующие порядок осуществления права голоса <1>. Акционерным соглашением также могут быть урегулированы вопросы, связанные с деятельностью органов управления, в том числе в части определения количественного состава, процедуры назначения на должность и снятия с должности, а также ограничения их прав. Основные ограничения корпоративных прав акционеров закрепляются в разделе акционерного соглашения о корпоративном управлении (corporate governance), который, в свою очередь, содержит положения по решению "особых вопросов" (reserved matters). -------------------------------<1> См.: Ventoruzzo M., Conac P.-H., Goto G., Mock S., Notari M., Reisberg A. Op. cit. P. 425. В рамках раздела, регулирующего корпоративное управление, обычно разрешаются вопросы выбора структуры органов управления компании, порядка формирования органов и их компетенции. Выбор структуры органов управления обусловлен особенностями той или иной компании. Так, наличие в компании совета директоров выгодно миноритарным участникам, которые посредством кумулятивного голосования смогут провести в совет директоров своего кандидата. Напротив, мажоритарному участнику этот орган может создать лишние сложности, поскольку ослабляет влияние мажоритарного участника на единоличный исполнительный орган компании. Для мажоритарного участника чем структура корпоративного управления проще, тем лучше, поскольку позволяет превратить общее собрание акционеров, где у него абсолютный контроль, в центр принятия ключевых решений. Что касается порядка формирования органов управления, то стороны акционерного соглашения могут установить, в частности, формирование совета директоров компании представителями одних акционеров, а в качестве единоличного исполнительного органа избрать представителя других акционеров. 3. Особенности корпоративного договора по российскому праву По российскому праву корпоративный договор не может содержать условий, определяющих структуру органов управления хозяйственного общества и их компетенцию. Если такие условия включаются в текст договора, то они считаются ничтожными (абз. 2 п. 2 ст. 67.2 ГК РФ). Однако создание условий для формирования органов управления хозяйственного общества из заранее согласованных персоналий возможно. Например, в корпоративном договоре можно установить условие, согласно которому кандидата на должность единоличного исполнительного органа выдвигает одна сторона акционерного соглашения, а все остальные стороны обязуются за него проголосовать. Разрешение "особых вопросов", как правило, требует соблюдения особой процедуры, как то: квалифицированное большинство или даже единогласие акционеров. Традиционно этими вопросами являются вопросы исключительной компетенции общего собрания акционеров, а также вопросы формирования исполнительных органов компании, одобрения значимых для компании сделок, в том числе и с объектами недвижимости, учреждения иных компаний, инициирования судебных разбирательств и т.д. Перечень таких вопросов не ограничен и определяется сторонами акционерного соглашения исходя из особенностей компании и сферы ее деятельности. Российский корпоративный договор не может содержать соответствующих положений, поскольку порядок принятия решений общим собранием акционеров (п. 3 ст. 11 Закона об АО) и участников (п. 2 ст. 12 Закона об ООО) определяется уставом общества. Наличие такого прямого указания закона исключает в данном случае возможность применения п. 4 ст. 66.3 ГК РФ, который позволяет в ряде случаев решать вопросы корпоративного управления в непубличном хозяйственном обществе на уровне корпоративного договора. Вместе с тем корпоративный договор может создать предпосылки для решения "особых вопросов". В договоре можно предусмотреть обязательство его сторон проголосовать за внесение изменений в устав акционерного общества в части порядка принятия решений органами управления с учетом разрешения "особых вопросов". Применительно к непубличному акционерному обществу внесение в устав соответствующих положений практически не ограничено. Как следует из подп. 5 п. 3 ст. 66.3 ГК РФ, по решению участников (учредителей) непубличного общества, принятому единогласно, в устав общества могут быть включены положения о порядке, отличном от установленного законами и иными правовыми актами порядка созыва, подготовки и проведения общих собраний участников хозяйственного общества, принятия ими решений, при условии что такие изменения не лишают его участников права на участие в общем собрании непубличного общества и на получение информации о нем. В отношении публичного акционерного общества ситуация иная. Положения устава публичного общества, в силу которых для принятия решения по вопросу повестки дня общего собрания требуется больше голосов, чем установлено Законом об АО, не подлежат применению. Все ограничения, устанавливаемые корпоративным договором по российскому праву, условно можно разделить на два вида: ограничение прав из доли (акции) и ограничение прав на долю (акцию). В первом случае речь идет об установлении объема прав участника непропорционально величине его вклада в уставный капитал корпорации, во втором - об ограничении права на приобретение или распоряжение акциями и долями в уставном капитале. Некоторые авторы по аналогичному принципу выделяют две модели структурирования корпоративного договора: управленческую, построенную с целью согласования особого порядка управления обществом, и распорядительную, построенную с целью согласования особого порядка распоряжения акциями (долями) <1>. Обратимся к первому виду договорного ограничения корпоративных прав - ограничению прав из доли (акции). Как было отмечено выше, суть данного ограничения состоит в установлении непропорционального размеру доли (количеству акций) объема прав участника непубличного хозяйственного общества. В предыдущем параграфе настоящей главы были рассмотрены основные теоретические и практические аспекты проблемы отхода от традиционного для корпоративного права принципа пропорциональности. Речь шла прежде всего о недопустимости установления непропорциональности объема прав в акционерных обществах, а также о принципиальной невозможности создания договором новых корпоративных прав. Последнее следует из легального определения корпоративного договора, в соответствии с которым такой договор является соглашением об осуществлении уже принадлежащих лицу корпоративных прав. Однако тяготение российского корпоративного договора к англо-американскому соглашению акционеров и здесь накладывает свой отпечаток. Так, если изначально договор об осуществлении корпоративных прав не мог порождать корпоративные права и в этой части становиться квазиучредительным документом, то теперь ответ на данный вопрос не столь очевиден. Отсюда пока еще существенно ограниченная, но все-таки признанная законодателем возможность признания недействительными корпоративных актов в случае нарушения условий корпоративного договора. -------------------------------<1> См., например: Кокорев С.В. О правовой природе корпоративного договора в российском праве // Российский юридический журнал. 2019. С. 177 - 182. До недавнего времени российская судебная практика исходила из того, что "корпоративные права участников корпорации, в отличие от гражданских прав и обязанностей сторон договора, не устанавливаются соглашением, а только осуществляются" <1>, а "заключение акционерного соглашения не предполагает внесения изменений в реестр акционеров общества, так как не влияет на право владения акциями" <2>. Такая позиция позволила некоторым авторам сделать радикальный вывод о том, что корпоративный договор не является эффективным средством правового регулирования корпоративных отношений, поскольку не влечет возникновение, изменение и прекращение корпоративных отношений между участниками корпорации и не влияет на их динамику <3>. Полагаем, что осуществление прав не может не влиять на динамику отношений субъектов, которым эти права принадлежат. Кроме того, в ряде случаев корпоративный договор может являться предпосылкой возникновения и прекращения корпоративных отношений. Рассмотрим один из способов договорного ограничения корпоративных прав, который позволит в полной мере опровергнуть приведенное выше утверждение. К примеру, стороны регламентировали корпоративным договором порядок осуществления прав на доли (акции). В этом случае отчуждение доли (акции) одной из сторон корпоративного договора влечет прекращение корпоративного отношения для продавца доли (акции) и его возникновение для приобретателя. Таким образом, корпоративный договор выступает предпосылкой возникновения для покупателя и прекращения для продавца корпоративного права участия (членства). В этой связи справедливо утверждение И.С. Шиткиной о том, что в настоящее время происходит "усиление роли корпоративного договора, превращающее его в значимое правовое средство регламентации корпоративных отношений" <4>. Еще один аспект проблемы отхода от принципа пропорциональности касается акционерных обществ. Недопустимость установления непропорциональности объема прав акционеров непубличных обществ базируется на императивных положениях закона о рынке ценных бумаг и принципе одна акция один голос, являющемся фундаментальным в акционерном праве. Такая позиция зачастую подвергается критике. "Институты, конституирующие равенство инвесторов, обладающих одной обыкновенной акцией, едва ли на каноничные для всех специалистов", <5> - отмечает О.В. Осипенко. Действительно, доктрина пороговых участий, о которой шла речь в цитируемой работе, предполагает, что с увеличением процентного участия возрастает и объем особых прав участника, но она ни в коем случае не нивелирует принцип равенства объема прав, удостоверяемых акцией. На практике до недавнего времени отсутствовал даже механизм реализации возможностей, предоставленных абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ. В соответствии с данной нормой, а также с п. 1 ст. 5 Федерального закона от 08.08.2001 N 129-ФЗ "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей" <6> (далее - Закон о государственной регистрации) в ЕГРЮЛ должны быть внесены сведения о договоре, предусматривающем иной объем правомочий участников непубличного общества. Реестр должен содержать информацию как о предусмотренном договором объеме правомочий с указанием количества голосов, приходящихся на доли участников общества непропорционально размеру этих долей (подп. л.1 п. 1 ст. 5 Закона о государственной регистрации), так и об ограничении и условиях отчуждения долей (акций) (подп. л.2 п. 1 ст. 5 Закона о государственной регистрации). Как известно, все изменения в ЕГРЮЛ вносятся на основании заявлений, формы которых утверждаются ФНС России. Несмотря на то что изменения в Закон о государственной регистрации были внесены в 2015 г. <7>, форма для внесения сведений в ЕГРЮЛ о наличии корпоративного договора была утверждена лишь в конце 2019 г. <8>. Все это время судебная практика исходила из того, что отсутствие в ЕГРЮЛ сведений о корпоративном договоре, предусматривающем непропорциональное установление объема прав, влекло недействительность данных положений договора <9>. -------------------------------<1> Решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 08.08.2019 по делу N А56-30829/2019; Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 15.11.2019 N 13АП-29122/19 по тому же делу. Отметим, что, обращаясь с кассационной жалобой, заявитель указал, что "...судами не принят во внимание тот факт, что законодатель фактически установил для корпоративного договора статус "непубличного устава", если данный договор заключен между всеми участниками общества" (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 11.03.2020 N Ф07-1411/20 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ"). <2> Решение Арбитражного суда Тульской области от 20.08.2019 по делу N А68-1575/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Кокорев С.В. Указ. соч. <4> Корпоративное право: учебник / А.В. Габов, Е.П. Губин, С.А. Карелина и др.; отв. Ред. И.С. Шиткина. М.: Статут, 2019. <5> Осипенко О.В. Институт корпоративного договора в РФ. Новые модели // Вестник арбитражной практики. 2019. N 5. С. 16 - 33. <6> См.: СЗ РФ. 13.08.2001. N 33. Ч. I. Ст. 3431. <7> Изменения внесены Федеральным законом от 29.06.2015 N 210-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" // СЗ РФ. 2015. N 27. Ст. 4001. <8> См.: Приказ ФНС России от 06.11.2020 N ЕД-7-14/794@ // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Постановление Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23.11.2018 N 19АП5826/2018 по делу N 64-3065/2017 (Постановлением Арбитражного суда Центрального округа от 06.03.2019 N Ф10-6522/18 данное Постановление отменено) // ЭПС "Система ГАРАНТ". 4. Виды ограничений прав корпоративным договором Центральное место среди ограничений первого вида занимают ограничения, связанные с реализацией права голоса. Корпоративный договор практически всегда предусматривает обязанность его сторон голосовать определенным образом на общем собрании участников. Однако при возникновении спора эта обязанность зачастую начинает трактоваться сторонами как незаконное ограничение правоспособности лица, предусмотренной ст. 22 ГК РФ <1>. Судебная практика признает правомерность такого рода ограничений. Так, по одному из дел истец посчитал, что условия корпоративного договора, возлагающие на него обязанность голосовать определенным образом на общем собрании акционеров, незаконно ограничивают его правоспособность как участника общества. Отказывая в удовлетворении иска, суд отметил, что правовое содержание любого корпоративного договора заключается в том, что участники хозяйственного общества добровольно ограничивают объем принадлежащих им корпоративных прав и принимают на себя обязательства использовать данные права с учетом интересов других участников корпоративного договора <2>. Однако встречаются споры в отношении корпоративных договоров, содержащих условия, ограничивающие правоспособность его сторон. В качестве примера можно привести условие о безусловном (бессрочном) отказе от распоряжения долей в уставном капитале. В действительности право распоряжения долей может быть ограничено только до наступления определенных обстоятельств. Условие о безусловном ограничении данного права признается ничтожным как ограничивающее правоспособность <3>. Аналогичным образом квалифицируется обязанность одной из сторон договора отказаться от предъявления исков к другой стороне. Такие положения тождественны отказу от права на защиту, который в силу ст. 4 АПК РФ <4> является ничтожным. При этом в случае если корпоративным договором установлена обязанность его стороны отказаться от уже предъявленных требований, условие договора правомерно, поскольку является отказом от иска, а не отказом от права. Данный спор представляет особый интерес ввиду следующего. Одним из пунктов корпоративного договора было установлено обязательство его стороны обеспечить принятие несколькими юридическими лицами, не являющимися сторонами договора, решений об отказе от исковых требований по арбитражным делам, перечисленным в приложении к договору. Решением суда первой инстанции данные положения были признаны законными, поскольку сторона договора являлась лицом, имеющим фактическую возможность определять действия юридических лиц, перечисленных в договоре, т.е. у него была возможность надлежащим образом исполнить обязательство по обеспечению отказа от исков. Кроме того, суд отклонил довод о том, что оспариваемые положения договора устанавливают обязанность для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон, поскольку обязательство обеспечить совершение третьими лицами определенных действий приняло на себя лицо, являющееся стороной договора <5>. Однако апелляционный суд усмотрел в данных положениях договора ограничение правоспособности третьих лиц, не являющихся его сторонами, так как именно они должны были произвести отказ от своих исковых требований, т.е. отказаться от права на возмещение убытков, на возврат принадлежащего им имущества. Более того, Арбитражный суд не остановился на этом и посчитал, что данными положениями договора затрагиваются также права и обязанности суда по принятию отказов от исков <6>. Такая позиция суда представляется не вполне корректной. Во-первых, в данном случае отсутствует ограничение правоспособности третьих лиц, поскольку речь идет не об отказе от права на защиту, а об отказе от иска, т.е. от уже предъявленного требования. Во-вторых, в данном соглашении не указано, каким образом сторона договора должна исполнить принятую на себя обязанность по отказу третьих лиц от иска. Представим, что эта обязанность будет исполнена компенсацией убытков третьим лицам, равной объему исковых требований. В этом случае права третьих лиц на возмещение убытков не будут нарушены. Не выдерживает критики и вывод суда о том, что оспариваемые положения договора затрагивают его права и обязанности в части принятия отказов от исков. Рассмотренный корпоративный спор является наглядным свидетельством того, насколько по-разному могут быть оценены судами договорные ограничения корпоративных прав. Для того чтобы правильно провести тонкую грань между законным ограничением прав и их нарушением, необходимо не только буквально толковать те или иные положения договора, но и оценивать их во взаимосвязи с фактическим положением дел и реальными возможностями сторон. -------------------------------- <1> См.: решение Арбитражного суда Новосибирской области от 17.08.2015 по делу N А45-12229/2015; Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 22.10.2015 N 07АП-9663/2015 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: решение Арбитражного суда города Москвы от 03.07.2019 по делу N А40-266761/2018; Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 28.10.2019 N 09АП-59866/2019 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 20.08.2018 N 13АП17056/2018 по делу N А56-105450/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> В соответствии с п. 1 ст. 4 АПК РФ заинтересованное лицо вправе обратиться в арбитражный суд за защитой своих нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов. Отказ от права на обращение в суд недействителен (п. 3 ст. 4 АПК РФ). <5> См.: решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 30.05.2018 по делу N А56-105450/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 20.08.2018 N 13АП17056/2018 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". В ином деле между некоторыми участниками общества был заключен корпоративный договор, по условиям которого его стороны приняли на себя обязательство голосовать "за" согласие на переход доли в уставном капитале к наследникам умерших участников общества. При этом в уставе содержалось положение о том, что переход доли в уставном капитале к наследникам допускается только с согласия остальных участников общества. Признавая неправомерность данных положений договора, суды первой и второй инстанций указали на то, что "предусмотренная законодателем возможность заключения между участниками общества корпоративного договора нивелируется императивным правилом п. 8 ст. 21 Закона об ООО о необходимости в рассматриваемом случае соблюдения порядка получения согласия, предусмотренного уставом общества" <1>. Вместе с тем п. 8 ст. 21 Закона об ООО является диспозитивным, поскольку допускает отличное от установленного законом регулирование. Другое дело, что источником такого регулирования в соответствии с данной нормой может выступать только устав, но не корпоративный договор. Отметим, что позиция о диспозитивности отдельных положений ст. 21 Закона об ООО также находит отражение в судебной практике <2>. Отменяя вынесенные по делу решения, кассационный суд указал на то, что "законодатель, предусмотрев возможность заключения корпоративного договора участниками общества, императивно не требует полного соответствия корпоративного договора уставу и допускает изменение его условий для участвующих в договоре в качестве сторон участников". В обоснование своей позиции суд сослался на п. 37 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее - Постановление N 25) <3> о том, что стороны корпоративного договора не вправе ссылаться на его недействительность в связи с его противоречием положениям устава хозяйственного общества <4>. Однако полагаем, что данный пункт Постановления N 25 применяется в ситуации, если сторона договора пытается оспорить сделку по причине недействительности корпоративного договора, во исполнение которого была совершена сделка, как противоречащего уставу общества. В рассматриваемом случае противоречие уставу представляется критичным, поскольку законодатель, предусматривая диспозитивное регулирование данного вопроса, в качестве источника такого регулирования называет лишь устав. Корпоративным договором вопросы, связанные с вступлением в общество наследников умерших граждан, решены быть не могут. Поэтому согласованное голосование некоторых участников по данному вопросу недопустимо как нарушающее действующее законодательство. -------------------------------<1> Решение Арбитражного суда Тамбовской области от 15.06.2018 по делу N А64-3065/2017; Постановление Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23.11.2018 N 19АП-5826/2018 по тому же делу (Постановлением Арбитражного суда Центрального округа от 06.03.2019 N Ф10-6522/18 данное Постановление отменено) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> Так, например, о диспозитивном характере п. 2 ст. 21 Закона об ООО, предусматривающем возможность отчуждения доли (части доли) третьим лицам, высказался Конституционный Суд РФ. См.: Определение КС РФ от 21.12.2006 N 550-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Бояркиной Раисы Алексеевны на нарушение ее конституционных прав статьей 168 Гражданского кодекса Российской Федерации и пунктом 2 статьи 21 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью". О диспозитивности положений Закона об ООО о возможности перехода доли к наследникам и правопреемникам юридических лиц см.: решение Арбитражного суда Архангельской области от 05.11.2014 по делу N А05-10851/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: БВС РФ. 2015. N 8. <4> См.: Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 06.03.2019 N Ф10-6522/2018 по делу N А64-3065/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Ограничение корпоративных прав участников общества с ограниченной ответственностью может быть обусловлено включением в корпоративный договор положений, регламентирующих порядок выхода участника из общества и выплаты действительной стоимости принадлежащей ему доли. Как известно, данный порядок установлен положениям п. 2 ст. 14, п. 6.1 ст. 23 Закона об ООО, которые носят императивный характер. Вместе с тем анализ судебной практики свидетельствует о значительном числе дел, связанных с оспариванием положений корпоративного договора, предусматривающих иную регламентацию выхода участника и иной порядок определения стоимости принадлежащей ему доли. По одному из дел, истец, не согласившись с определением обществом действительной стоимости доли выбывающего участника, обратился в суд с требованием о ее пересмотре. В обосновании своих доводов истец со ссылкой на ст. 421, 67.2 ГК РФ и п. 3 ст. 8 Закона об ООО указал, что заключенным корпоративным соглашением установлен иной порядок выплаты доли участнику. Суды правомерно отказали в удовлетворении данного требования, обосновав его императивным характером соответствующих норм <1>. Судебная коллегия Верховного Суда РФ подчеркнула, что соглашение сторон не может изменять императивных норм Закона об ООО и ограничивать право вышедшего участника на получение причитающейся стоимости его доли в порядке и размере, установленном законом <2>. Отметим, что судебная практика последовательно исходит из того, что размер выплаты в пользу лица, заявившего о выходе из состава участников общества, урегулирован императивными нормами закона и установленный порядок не может быть изменен соглашением сторон <3>. Что касается самого права на выход из общества, то его регламентация корпоративным договором возможна. Установленный договором запрет на выход из общества представляет собой один из способов ограничения корпоративных прав, выражающийся в отказе от осуществления принадлежащего лицу права. Однако суды не всегда однозначно трактуют данные положения. Так, участниками общества и третьим лицом был заключен договор об осуществлении прав участников, по условиям которого последние обязались воздерживаться от отчуждения долей в уставном капитале и от выхода из состава участников. Последующий выход одного из участников в нарушение условий договора и послужил основанием для обращения в суд. Отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции, доводы которого были поддержаны апелляционным судом, сослался на п. 1 ст. 26 Закона об ООО, в силу которого участник вправе выйти из общества в случае, если это предусмотрено уставом. Таким образом, суды посчитали выход из общества правомерной реализацией права, установленного законом <4>. Отменяя вынесенные по делу решения, суд кассационной инстанции указал на недобросовестность действий лица, знавшего о предусмотренных договором ограничениях и совершившего выход в нарушение положений договора, и применил положения абз. 3 п. 6 ст. 67.2 ГК РФ <5>, <6>. Таким образом, регламентация договором иного порядка определения стоимости доли выбывающего участника недопустима в силу противоречия императивно установленному законом порядку. В то время как установление запрета на выход из общества, если это право предусмотрено уставом, допустимо и представляет собой один из способов договорного ограничения корпоративных прав <7>. В корпоративном договоре могут быть предусмотрены обязательные для исполнения ограничения по продаже долей <8>, в том числе полный запрет на отчуждение доли (либо части доли) третьим лицам <9>. Такой подход в полной мере соответствует выводу из судебной практики о том, что "к корпоративному договору применяются нормы гражданского законодательства о договорах и сделках, в том числе принцип свободы договора, установленный ст. 421 ГК РФ, с учетом недопустимости нарушения действующих в момент их заключения императивных норм" <10>. В части соответствия условий корпоративного договора императивным нормам закона интерес представляет следующее дело. Стороны заключили квазикорпоративный договор <11>. Предмет договора определял порядок управления обществом, в том числе в части осуществления следующих коллективных (групповых) прав: права выдвигать кандидатов в органы управления обществом, вносить вопросы в повестку дня общего собрания акционеров. Стороны договора установили, что при определении кандидатов в члены органов управления общества и вопросов в повестку дня общего собрания акционеров решающее значение будет иметь воля миноритарного участника, владеющего одной голосующей акцией общества. Данный участник доводил свое решение до сведения мажоритарного участника, который на основании этого решения вносил вопросы в повестку дня общего собрания и предлагал кандидатов в органы управления общества. Кроме того, акционеры - стороны данного договора обязались голосовать "за" избрание четырех кандидатов в Совет директоров и двух кандидатов в Ревизионную комиссию, выдвинутых миноритарным акционером <12>. Впоследствии стороны договора посчитали, что предоставление миноритарию не предусмотренных законом прав по управлению обществом ограничивает их корпоративные права и противоречит императивным нормам Закона об АО <13>. Кроме того, содержащиеся в договоре положения фактически ограничивают реализацию прав иных акционеров на управление обществом, так как предписывают избрание в Совет директоров и Ревизионную комиссию только кандидатов, выдвинутых акционерами, подписавшими корпоративный договор, отдавая предпочтение кандидатам, выдвинутым акционером, владеющим менее 1% голосующих акций общества. Особый интерес представляет то обстоятельство, что перечисленные выше права по управлению обществом акционер владелец одной акции осуществлял опосредованно через основного мажоритарного акционера общества. Данный мажоритарный акционер по условиям корпоративного договора обязался транслировать в общество волю акционера - владельца одной акции от собственного имени, с соблюдением всех правил, предусмотренных как уставом и внутренними документами общества, так и нормами Закона об АО и иных нормативно-правовых актов. Отказывая в удовлетворении иска, суд указал на то, что оспариваемые пункты договора не определяют способ голосования, а устанавливают обязанность сторон договора соответствующим образом проголосовать по определенным в договоре вопросам. Объем прав акционера владельца одной акции в отношении общества корпоративным договором не изменяется, число принадлежащих ему голосов не увеличивается <14>. Таким образом, апелляционная коллегия еще раз подтвердила тот факт, что соглашением акционеров может быть предусмотрен определенный порядок реализации уже имеющихся корпоративных прав. Отсутствие нарушения "принципа воли акционера", на которое ссылались истцы, обусловлено добровольностью заключения корпоративного договора и принятия на себя обязательства осуществлять корпоративные права определенным образом, зачастую сопряженным с существенным ограничением прав. -------------------------------<1> См.: решение Арбитражного суда Омской области от 18.03.2016 по делу N А46-16331/2015; Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 12.05.2016 N 08АП-3836/2016; Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 25.07.2016 N Ф04-2855/2016 по тому же делу // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Определение ВС РФ от 12.10.2016 N 304-ЭС16-12657 по делу N А46-16331/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 28.01.2020 N Ф05-9291/2017 по делу N А40-225993/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: решение Арбитражного суда Архангельской области от 09.07.2018 по делу N А05-5167/2018; Постановление Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 19.09.2018 N 14АП-7578/2018 по тому же делу (Постановлением Арбитражного суда Северо-Западного округа от 08.02.2019 N Ф07-16409/18 данное Постановление отменено) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> Согласно данной норме, сделка, совершенная стороной корпоративного договора в нарушение этого договора, может быть признана судом недействительной по иску участника корпоративного договора только в случае, если другая сторона сделки знала или должна была знать об ограничениях, предусмотренных корпоративным договором. <6> См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 08.02.2019 N Ф07-16409/2018 по делу N А05-5167/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: решение Арбитражного суда Псковской области от 22.01.2020 по делу N А52-2922/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> См.: решение Арбитражного суда города Москвы от 21.12.2018 по делу N А40-243412/18-159-2001 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: решение Арбитражного суда республики Башкортостан от 27.09.2019 по делу N А07-9058/2019; решение Арбитражного суда города Москвы от 22.11.2019 по делу N А40-72922/2019 (Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 21.02.2020 N 09АП-762/20 данное решение оставлено в силе) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 11.04.2019 N 09АП-60340/2018 по делу N А40-118958/18 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <11> Соглашение было квалифицировано судом в качестве квазикорпоративного, а также смешанного договора, поскольку его сторонами являлись: акционер общества, третье лицо (имевшее намерение приобрести акции общества), а также само акционерное общество и предмет договора не ограничивался сферой осуществления корпоративных прав и исполнения корпоративных обязанностей. <12> См.: решение Арбитражного суда Пермского края от 19.12.2019 по делу N А50-7561/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <13> В частности, главы VII Закона об АО, Положения Банка России от 16.11.2018 N 660-П "Об общих собраниях акционеров" // Вестник Банка России. 2019. N 3. <14> См.: Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 10.03.2020 N 17АП1171/2020-ГК по делу N А50-7561/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Отдельного внимания заслуживают споры, связанные с взысканием неустойки за нарушение условий корпоративного договора. Речь идет о попытках снижения размера неустойки ввиду несоответствия ее размера последствиям нарушения договора или недоказанности факта причинения убытков. Стороны, нарушившие условия корпоративного договора и требующие снижения размера неустойки, зачастую апеллируют к злоупотреблению правом со стороны истца. По одному из дел, стороны договора обязались солидарно голосовать "за" по вопросам, связанным с реорганизацией общества. Неисполнение данного обязательства влекло за собой взыскание неустойки в размере пяти миллионов рублей. По итогам внеочередного собрания двое участников общества в нарушение условий договора проголосовали против решения о реорганизации общества, что послужило основанием для обращения в суд. Суд первой инстанции, частично удовлетворяя исковые требования, посчитал, что размер неустойки явно несоразмерен последствиям нарушения обязательств и снизил ее в порядке ст. 333 ГК РФ в пятьдесят раз <1>. Изменяя данное решение, суд апелляционной инстанции, доводы которого были поддержаны кассационным судом, пришел к выводу об отсутствии оснований для применения ст. 333 ГК РФ и удовлетворил исковые требования в полном объеме <2>. Доводы ответчиков, требовавших отмены решения апелляционного суда, сводились к необходимости установления справедливого баланса между применяемой к нарушителю мерой ответственности и размером ущерба, причиненного правонарушением. Ответчики посчитали, что штраф в размере пяти миллионов рублей явно несоразмерен последствиям нарушения обязанности голосовать определенным образом, а в действиях истца по взысканию данной неустойки прослеживаются признаки злоупотребления правом. Однако суд апелляционной инстанции подчеркнул добровольность вступления сторон в договорные отношения, изъявление воли на принятие на себя соответствующих обязательств и установление мер ответственности за их нарушение. Возможности корпоративного договора в части регламентации корпоративных отношений крайне велики. В ряде случае он может выступать основанием для внесения изменений в устав и основой регламентации порядка осуществления корпоративных прав. В качестве примера можно привести право на информацию. Так, по условиям корпоративного договора стороны обязались изменить порядок ознакомления с информацией о деятельности общества посредством включения в устав положений об обязанности единоличного исполнительного органа предоставлять участнику отчет о хозяйственной деятельности не реже, чем раз в три месяца, или по запросу участника иную информацию по его требованию, касающуюся деятельности общества. Суд подтвердил законность данных положений договора и указал на то, что такая обязанность стороны договора возникает после внесения соответствующих изменений в устав в установленном порядке <3>. -------------------------------<1> См.: решение Арбитражного суда Новосибирской области от 12.10.2015 по делу N А45-12277/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 01.03.2016 N 07АП11870/2015, 07АП-11870/15(1) по делу N А45-12277/2015; Постановление Арбитражного суда ЗападноСибирского округа от 02.06.2016 N Ф04-2554/2016 по делу N А45-12277/2015; Определение ВС РФ от 03.10.2016 N 304-ЭС16-11978 по делу N А45-12277/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 11.03.2020 N Ф07-1411/2020 по делу N А56-30829/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". 5. Ограничение преимущественных прав корпоративным договором Особое место среди ограничений, связанных с осуществлением права распоряжения акциями (долями), занимают преимущественные права участников хозяйственных обществ. Характеристика института преимущественных прав как комплексного инструмента ограничения корпоративных прав была дана в предыдущем параграфе. Для целей анализа договорного ограничения корпоративных прав приведем лишь классификацию преимущественных прав. Все преимущественные права участников хозяйственных обществ можно разделить на две группы. К первой группе относится преимущественное право акционеров, возникающее при дополнительной эмиссии акций. Ко второй группе относится преимущественное право акционеров и участников обществ с ограниченной ответственностью, возникающее при отчуждении акций (долей) третьим лицам. Первая группа прав затрагивает прежде всего акционеров публичных обществ, предоставляя им преимущественное право приобретения акций, размещаемых посредством открытой подписки (п. 1 ст. 40 Закона об АО). В случае размещения акций по закрытой подписке преимущественное право их приобретения возникает у акционера, голосовавшего против или не принимавшего участия в голосовании по данному вопросу (п. 1.1 ст. 40 Закона об АО). При этом осуществление данного преимущественного права возможно только в случае размещения акций посредством закрытой подписки среди акционеров и иного заранее определенного круга лиц (п. 1.2 ст. 40 Закона об АО). Преимущественное право приобретения дополнительных акций императивно установлено законом. В отношении публичных обществ детально регламентирован и порядок его осуществления, в частности, условие о приобретении акций пропорционально количеству принадлежащих лицу акций. Исключения из общего правила допускаются для непубличных обществ. Так, в соответствии с п. 5 ст. 41 Закона об АО уставом общества или акционерным соглашением, сторонами которого являются все акционеры общества, может быть определен отличный от предусмотренного законом порядок осуществления преимущественного права приобретения размещаемых непубличным обществом акций. Таким образом, договорное ограничение преимущественного права приобретения акций возможно только в непубличных обществах и только в части порядка его осуществления. Упразднить данное право ни уставом, ни договором невозможно. Преимущественное право второй группы возникает у акционеров и участников обществ с ограниченной ответственностью при отчуждении акций (долей) третьим лицам. В непубличных акционерных обществах регулирование данного права является диспозитивным. Преимущественное право возникает у акционеров только в случае, если оно предусмотрено уставом, и распространяется на все возмездные сделки. Кроме того, уставом может быть предусмотрено преимущественное право общества на приобретение акций, а также установлен иной, отличный от пропорционального, порядок приобретения акций. В обществах с ограниченной ответственностью преимущественное право его участников императивно установлено законом. Кроме того, оно распространяется только на сделки купли-продажи (п. 4 ст. 21 Закона об ООО). Однако устав общества играет существенную роль в регулировании данного права. Во-первых, в уставе может быть предусмотрено преимущественное право общества на покупку доли или части доли в случае, если другие участники не использовали свое преимущественное право. Во-вторых, в уставе можно установить отличный от предусмотренного законом порядок осуществления преимущественного права, в том числе в вопросах установления цены продажи, а также возможности покупки доли непропорционально размерам долей участников. В этой связи отдельного внимания заслуживает позиция Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ. Так, в своем определении Суд указал на то, что "в силу презумпции диспозитивности, положенной в основу регулирования общества с ограниченной ответственностью, все правила, касающиеся ограничения отчуждения доли в уставном капитале третьим лицам, включая право преимущественной покупки доли, могут быть изменены или полностью упразднены уставом общества" <1>. Такой подход не выдерживает критики. Преимущественное право покупки доли или части доли является императивным и принадлежит всем участникам общества с ограниченной ответственностью в силу прямого указания закона (п. 4 ст. 21 Закона об ООО). Оно не может быть упразднено ни уставом, ни корпоративным договором. Ранее попытка трансформации императивной нормы о преимущественном праве в диспозитивную была предпринята Минэкономразвития <2>. Ввиду изложенного полагаем, что типовая форма устава, в которой Минэкономразвития установил преимущественное право в виде опции, также не должна применяться на практике. Итак, регламентация корпоративным договором преимущественных прав возможна в следующих случаях. Прежде всего речь идет о преимущественном праве участников и акционеров при отчуждении долей (акций) третьим лицам. Это следует из положений п. 3 ст. 8 Закона об ООО и ст. 32.1 Закона об АО, которые допускают заключение договора об осуществлении всех прав участника общества, не делая исключения для преимущественных прав. В отношении обществ с ограниченной ответственностью судебная практика напрямую указывает на то, что нормы п. 3 ст. 8 Закона об ООО не содержат исчерпывающего перечня прав участников, заключающих корпоративный договор <3>. Однако речь идет исключительно об установлении иного порядка осуществления данного преимущественного права. Ни упразднить, ни создать (в случае непубличного акционерного общества) преимущественное право корпоративным договором нельзя. В отношении преимущественного права приобретения дополнительных акций ситуация иная. Как было отмечено выше, законодатель дифференцировал порядок осуществления преимущественного права приобретения дополнительных акций: императивное регулирование в публичных обществах и диспозитивное - в непубличных. Это непосредственно связано с особенностями процесса эмиссии. Прежде всего, большинство норм Закона о рынке ценных бумаг, регулирующих данный процесс, имеет публичноправовой характер, что обусловлено необходимостью защиты публичных интересов. Кроме того, при открытой подписке в эмиссии может принимать участие неограниченный круг лиц, и публично-правовой характер норм позволяет обеспечить их надлежащую защиту. Наконец, ключевым этапом эмиссии является государственная регистрация выпуска ценных бумаг, поскольку именно после этого общество вправе осуществлять размещение акций. В свою очередь, государственная регистрация осуществляется в рамках реализации уполномоченными государством органами своих властных полномочий. В настоящий момент органом государственной регистрации является Банк России. -------------------------------<1> Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 11.06.2020 N 306-ЭС19-24912 по делу N А653053/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> Речь идет об утверждении типовых уставов обществ с ограниченной ответственностью. В одной из типовых форм Минэкономразвития установил преимущественное право в качестве некоей опции, которая может не применяться участниками общества с ограниченной ответственностью. См.: Приказ Минэкономразвития России от 01.08.2018 N 411 "Об утверждении типовых уставов, на основании которых могут действовать общества с ограниченной ответственностью" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 24.05.2017 N Ф05-5713/2017 по делу N А40-42442/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". В этой связи возможность договорного регулирования преимущественного права приобретения дополнительных акций непубличных обществ представляется весьма сомнительной. Во-первых, речь идет об уже упомянутом публично-правовом элементе, поскольку преимущественные права акционеров, возникающие при дополнительной эмиссии акций, регулируются не участниками общества, а законодательством в сфере рынка ценных бумаг. Во-вторых, условием осуществления преимущественного права является размещение акций среди акционеров и иного заранее определенного круга лиц, т.е. данный процесс затрагивает интересы третьих лиц. Стороны корпоративного договора, изменяя установленный законом порядок, оказывают влияние на возможность осуществления третьим лицом права на приобретение акций, тем самым ограничивая права лиц, не являющихся сторонами договора. Таким образом, возможности договорного регулирования преимущественного права приобретения дополнительных акций существенно ограничены публично-правовым элементом, присущим процессу эмиссии. Акционеры зарубежных компаний зачастую предпочитают включать положения о преимущественном праве покупки акций в отдельный контракт, нежели в конституцию компании. Это также связано с более простым порядком изменения договора и способами защиты права в случае его нарушения. Закон может запрещать включение некоторых положений в устав или меморандум компании. В этом случае акционерное соглашение является единственным способом регулирования соответствующих отношений. Кроме того, речь может идти о налоговой выгоде. Так, например, перемещение акций между участниками акционерного соглашения может повлечь снижение или отмену налога на дарение (налога на наследство), что имеет существенное значение для бизнеса, находящегося в семейном владении <1>. Анализ судебной практики свидетельствует о том, что при рассмотрении дел, связанных с ограничением права распоряжения долей, зачастую происходит смешение двух понятий: преимущественного права приобретения доли и обязательства продать долю при наступлении определенных обстоятельств. По одному из дел условиями корпоративного договора, сторонами которого являлись все участники общества, было установлено право одной из его сторон (Участник "A") приобретения долей у остальных сторон договора (Участники "B", "C" и "D") по заранее установленной цене. Суд ошибочно квалифицировал данное право в качестве преимущественного <2>. Однако в данном случае речь шла о предусмотренном в договоре праве Участника "A" направить кому-либо из Участников "B", "C" или "D" оферту о приобретении доли в уставном капитале общества и соответствующем обязательстве Участников "B", "C" или "D" данную оферту акцептовать и заключить с Участником "A" договор купли-продажи доли. Никакого отношения к осуществлению преимущественного права данная конструкция не имеет. Это случай договорного ограничения корпоративного права второго вида, т.е. права свободного распоряжения, в данном случае - отчуждения доли в уставном капитале. Что касается преимущественного права, то его осуществление становится возможным только в момент принятия участником общества решения об отчуждении доли третьему лицу. В силу прямого указания закона преимущественным правом покупки доли обладают все участники общества. И здесь возникает вопрос о возможности установления в договоре приоритета одной из его сторон в реализации своего преимущественного права. Полагаем, что подобное регулирование возможно в силу абз. 2 п. 1 ст. 66 ГК РФ, которым допускается установление непропорциональности объема правомочий участников непубличного общества как уставом, так и корпоративным договором. Для этого необходимо одновременное выполнение двух условий. Во-первых, сторонами такого договора должны являться все участники общества. Во-вторых, сведения о наличии договора и о предусмотренном им объеме правомочий участников общества должны быть внесены в единый государственный реестр юридических лиц. Корпоративный договор, содержащий условие о выкупе доли при наступлении определенных обстоятельств, в ряде случае ошибочно трактуется судами в качестве смешанного договора, включающего в себя элементы корпоративного договора и предварительного договора купли-продажи доли в уставном капитале <3>. Однако наличие такого условия не меняет правовой природы договора: он остается договором об осуществлении прав участников общества, в котором наступление прав или обязанностей стороны соотнесли с наступлением определенных условий <4>. Корпоративным договором также может установлена обязанность его сторон совершить сделку по обратному выкупу доли в уставном капитале общества в порядке и на условиях, предусмотренных первоначальным договором купли-продажи доли. Поскольку такой договор является опционным договором (п. 1 ст. 429.3 ГК РФ), то его существенным условием является согласование срока заключения договора в связи с наступлением определенных обстоятельств. Отсутствие условия о сроке может служить основанием для признания договора незаключенным и отказа в удовлетворении иска <5>. Проведенный анализ свидетельствует о том, что свободное вступление лица в договорные отношения и добровольное принятие на себя определенных обязательств, связанных с ограничением корпоративных прав, само по себе не противоречит закону и не является злоупотреблением правом. Как справедливо было отмечено в решении кассационного суда, доводы которого были поддержаны Верховным Судом РФ, добровольное и "самостоятельное принятие на себя участниками общества ограничений, оговоренных в совместном соглашении и прямо допускаемых законом, не может само по себе служить основанием для признания такого соглашения недействительным" <6>. Заключение корпоративного договора позволяет его сторонам добиться наиболее эффективного осуществления принадлежащих им прав и исполнения обязанностей, обеспечить надлежащую защиту их законных интересов. В свою очередь добровольность, самостоятельность и свобода вступления лица в данные договорные отношения позволяет охарактеризовать корпоративный договор в качестве средства самоограничения корпоративных прав. -------------------------------<1> См.: Ventoruzzo M., Conac P.-H., Goto G., Mock S., Notari M., Reisberg A. Op. cit. P. 426. <2> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 28.08.2018 N Ф05-13050/2018 по делу N А40-217225/2016. Аналогичная формулировка и в Постановлении Арбитражного суда Московского округа от 07.02.2019 N Ф05-23785/2018 по делу N А40-19431/2017 в отношении того же объекта прав // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: решение Арбитражного суда г. Москвы от 31.10.2016 по делу N А40-42442/16-138-351 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 24.05.2017 N Ф05-5713/2017 по делу N А40-42442/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.06.2018 N Ф05-11409/2017 по делу N А41-60107/16 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 11.12.2015 N Ф09-8712/15 по делу N А6012804/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Глава III. ОТДЕЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ПРЕКРАЩЕНИЯ КОРПОРАТИВНЫХ ПРАВ И ИХ СООТНОШЕНИЕ С ОГРАНИЧЕНИЕМ КОРПОРАТИВНЫХ ПРАВ 1. Ограничение и прекращение корпоративных прав в результате исключения участника из хозяйственного общества 1. Соотношение категорий "ограничение" и "прекращение" корпоративного права По своей природе "ограничение" и "прекращение" права представляют собой явления разного порядка. Ограничение корпоративного права заключается в сужении возможностей осуществления отдельных правомочий, входящих в содержание субъективного корпоративного права. При этом сами правомочия из его состава не исключаются. Однако степень такого сужения может быть различной. В некоторых случаях она достигает таких пределов, при которых правообладатель лишается возможности осуществления практически всех правомочий, предоставляемых субъективным правом. В свою очередь, прекращение корпоративного права влечет за собой прекращение существования возможностей, входящих в его содержание. Поскольку всякое субъективное право есть мера возможного поведения управомоченного лица, постольку с прекращением этого права утрачивается сама возможность такого поведения. Так, например, прекращение права участия (членства) в корпорации влечет за собой утрату возможностей, обусловленных таким участием. При ограничении субъективного корпоративного права входящие в его состав правомочия сохраняются, но положительный эффект от их осуществления снижается. Степень снижения положительного эффекта зависит от того, насколько существенно ограничено данное право. В предыдущей главе были проанализированы правовые средства, применение которых ведет к ограничению осуществления отдельных прав субъектов корпоративных отношений. Настоящая глава посвящена рассмотрению ситуаций, при которых прекращение права участия (членства) в корпорации влечет за собой как прекращение большинства корпоративных прав, так и ограничение отдельных корпоративных прав, оставшихся у бывшего участника. Сказанное можно проиллюстрировать на примере исключения участника из хозяйственного общества. Согласно традиционному определению, исключение участника из общества представляет собой принудительное, осуществляемое в судебном порядке прекращение корпоративных правоотношений между участником общества с ограниченной ответственностью, другими его участниками и самим обществом, сопряженное для данного участника с одновременной утратой соответствующего корпоративного статуса и права на долю в уставном капитале общества <1>. При исключении из общества участник лишается принадлежащих ему корпоративных прав. Те права, которые остаются после прекращения права участия (членства), существуют уже сами по себе, независимо от права участия (членства), на основании которого они изначально возникли. Таким образом, прекращение права участия (членства) в корпорации влечет за собой прекращение одних корпоративных прав и существенное ограничение других корпоративных прав. Так, у исключенного участника остается право на информацию, однако его осуществление ограничено. Участник может потребовать предоставления лишь той информации, которая объективно необходима для осуществления расчетов с ним. Также до определенного момента у бывшего участника остается право требовать выплаты стоимости принадлежавшей ему доли. Таким образом, один и тот же юридический факт, в рассматриваемом случае - это судебное решение об исключении участника, влечет за собой одновременно прекращение права участия (членства) и ограничение иных корпоративных прав, основанных на праве участия (членства), но продолжающих существовать безотносительно к нему. -------------------------------<1> См., например: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью: практика применения действующего законодательства. М.: Юстицинформ, 2008; Пущаев В.Г. Исключение участника из общества // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 6. С. 55 - 62. Правовые средства, рассмотренные в предыдущей главе, предоставляют возможность ограничить корпоративные права на разных уровнях регулирования корпоративных отношений. Наиболее широкие возможности предоставляются участникам корпорации на уровне диспозитивного регулирования, в первую очередь децентрализованного. Вместе с тем и централизованное регулирование, и императивные положения законов о хозяйственных обществах содержат значительное число положений, допускающих ограничение корпоративных прав. Наряду с этим в предыдущей главе был рассмотрен один из способов прекращения права участия (членства) в корпорации. Речь идет о включении в корпоративный договор положений, регламентирующих право на выход участника из общества и выплату действительной стоимости принадлежащей ему доли. Несмотря на то что результатом выхода участника из общества также является прекращение принадлежащих ему корпоративных прав, это правовое средство было намеренно оставлено за рамками настоящей главы ввиду следующего. Дело в том, что регламентация самого права на выход носит диспозитивный характер. Несмотря на то что п. 1 ст. 26 Закона об ООО установлено общее правило, согласно которому участник вправе выйти из общества в случае, если это предусмотрено уставом, корпоративный договор зачастую включает в себя положения, устанавливающие запрет на выход из общества. Такие положения признаются соответствующими закону и рассматриваются судебной практикой в качестве одного из средств ограничения корпоративных прав, которое выражается в отказе лица от осуществления принадлежащего ему права. Недопустимым признается установление договором отличного от предусмотренного законом порядка определения стоимости доли выбывающего участника, поскольку положения п. 2 ст. 14, п. 6.1 ст. 23 Закона об ООО носят императивный характер. В отличие от права на выход из общества, те правовые средства, анализу которых посвящена настоящая глава, опосредуют принудительное прекращение права членства в корпорации. Кроме того, принципиально отличаются и основания применения соответствующих норм. Так, если желание выйти из общества может быть обусловлено различными мотивами лица, то исключение участника, принудительный выкуп акций и способы разрешения тупиковых ситуаций всегда сопряжены с наличием корпоративного конфликта, необходимостью внесудебной или судебной защиты прав как участников, так и самой корпорации, невозможностью продолжения нормальной деятельности корпорации. 2. Правовая природа права на исключение Институт исключения участника из хозяйственного общества занимает центральное место среди правовых средств, опосредующих принудительное прекращение права членства в корпорации. Изначально механизм исключения участника существовал только в обществе с ограниченной ответственностью. В соответствии со ст. 10 Закона об ООО участники общества, обладающие в совокупности долей не менее десяти процентов уставного капитала, вправе требовать в судебном порядке исключения из общества участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) делает невозможной деятельность общества или существенно ее затрудняет. Как было отмечено выше, в ряде случаев данное право может быть реализовано участником независимо от размера принадлежащей ему доли в капитале общества <1>. Оценочный характер оснований для исключения обусловил необходимость детальных разъяснений по применению данной нормы, которые были сделаны высшими судебными инстанциями <2>. Важнейшее значение имели разъяснения Высшего Арбитражного Суда РФ, который существенно ограничил возможность исключения из общества участника, размер доли которого превышает пятьдесят процентов уставного капитала общества. Целью такого ограничения являлось не столько соблюдение баланса интересов участников, сколько защита интересов самой корпорации, поскольку осуществление расчетов с участником, владеющим долей более пятидесяти процентов уставного капитала, может существенно подорвать возможность дальнейшего функционирования общества. Выше нами была дана критическая оценка позиции Верховного Суда РФ об отмене данного ограничения <3>. В 2014 г. в результате реформы корпоративного права норма об исключении участника появилась в тексте ГК РФ, став общей для всех непубличных обществ. Так, согласно абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК РФ участник непубличного общества вправе потребовать исключения в судебном порядке другого участника в случае причинения последним существенного вреда обществу либо иного существенного затруднения деятельности общества. С появлением данной нормы право на исключение обрело второе рождение, став, пожалуй, одним из самых спорных и обсуждаемых в научной литературе. -------------------------------<1> См.: Федеральный закон от 05.12.2017 N 383-ФЗ "О внесении изменения в статью 19 Федерального закона "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" // СЗ РФ. 2017. N 50. Ч. III. Ст. 7554. Подробнее об этом см. § 4 главы I настоящей книги. <2> См.: Постановление Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 09.12.1999 N 90/14 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью"; Информационное письмо N 151. <3> Подробнее об этом см. § 4 главы I настоящей книги. Первый вопрос, который задают авторы, изучающие институт исключения участника, касается правовой природы данного права. Все многообразие мнений сводится к трем основным позициям. Согласно первой позиции, исключение участника представляет собой меру ответственности <1>. Вторая позиция характеризует данное право в качестве специального корпоративного способа защиты прав <2>. Широко распространена третья позиция, которая носит промежуточный характер и заключается в признании двойственной природы исключения <3>. За рамками рассмотрения остаются теории, характеризующие исключение в качестве лишения лица специальной корпоративной правоспособности <4>, поскольку мы полагаем, что категория "правоспособность" едина. Верной представляется квалификация исключения в качестве специального способа защиты прав участников хозяйственных обществ. Как справедливо отмечается в литературе, исключение является разновидностью мер регулятивного характера, которая представляет собой частный случай такого способа защиты прав, как прекращение или изменение правоотношения (абз. 12 ст. 12 ГК РФ) <5>. К сожалению, в судебной практике не часто можно встретить решения, разделяющие данную позицию <6>. Господствующей, в свою очередь, является позиция, согласно которой исключение участника представляет собой одновременно и меру защиты, и меру ответственности <7>. Отчасти такой подход базируется на теории, согласно которой способ защиты права пострадавшего всегда является мерой ответственности для нарушителя <8>. Иногда в качестве явления, имеющего схожую правовую природу, приводится неустойка, которая является одновременно и мерой ответственности, и способом обеспечения исполнения обязательств <9>. В основе признания исключения участника мерой гражданско-правовой ответственности лежит позиция С.Н. Братуся, который понимал под ответственностью принудительное исполнение обязанности <10>. Однако господствующим и, с нашей точки зрения, верным является определение меры ответственности как обеспеченного силой государственного принуждения возложения на должника дополнительных имущественных обременений в виде санкций <11>. Исходя из данного определения, любая мера ответственности является мерой защиты, но не любая мера защиты выступает одновременно мерой ответственности. Это обстоятельство отличает неустойку, в действительности имеющую двойственную правовую природу, от исключения участника из общества, такой природы не имеющего. Для признания исключения мерой гражданско-правовой ответственности не хватает одного существенного признака, а именно возложения на исключаемого участника дополнительных негативных последствий. По этой причине нельзя согласиться с мнением о том, что исключение является "самым серьезным видом ответственности, которые могут применяться к участникам корпоративных отношений, поскольку влечет за собой наиболее суровую санкцию - принудительное исключение участника из корпоративной организации и лишение его всех корпоративных прав" <12>. Сам факт исключения нельзя рассматривать в качестве санкции, поскольку исключаемый участник получает денежный эквивалент принадлежащей ему доли. Кроме того, правовые последствия исключения из общества идентичны последствиям добровольного выхода: в обоих случаях выбывающему участнику выплачивается действительная стоимость доли. Именно получение исключаемым участником полного денежного эквивалента утрачиваемых корпоративных прав не позволяет трактовать исключение из общества в качестве меры гражданско-правовой ответственности <13>. Таким образом, нельзя согласиться ни с квалификацией исключения в качестве меры ответственности, ни с признанием двойственной природы данного явления. Вместе с тем именно такое понимание исключения (как явления, которое выступает одновременно мерой ответственности и способом защиты права) господствует не только в научной литературе, но и в правоприменительной практике <14>. Интерес представляет позиция, согласно которой в случае, если участник оценивает свою долю выше, чем это делает общество или суд, лишение участника корпоративных прав означает для него некомпенсируемые потери в виде разности между его субъективной оценкой и ценой, установленной обществом или судом, и поэтому, "с точки зрения участника, является для него гражданско-правовой ответственностью..." <15>. Такая позиция представляется спорной, поскольку крайне сомнительно ставить квалификацию правового явления в зависимость от субъективной оценки лица. В данном случае - от ожиданий исключаемого участника относительно размера действительной стоимости принадлежащей ему доли. Если ожидания не оправдались, это ответственность, а если оправдались, то нет? Однако категория "мера ответственности" является объективной. Одно и то же правовое явление не может в одной ситуации быть мерой ответственности, а в другой - таковой не являться. Кроме того, признание мерой ответственности несоответствия оценки ожиданиям субъекта правоотношения не согласуется ни с одной теорией ответственности, известной доктрине гражданского права. Схожей позиции придерживается и О.В. Гутников, полагая, что выплата действительной стоимости доли не компенсирует участнику всех дополнительных имущественных потерь, таких как утрата корпоративного контроля. "Корпоративный контроль представляет собой отдельную ценность, напрямую не связанную с номинальным размером стоимости соответствующей доли участия: утрата такого контроля может косвенно влечь за собой серьезные имущественные потери для участника коммерческой корпорации" <16>. С данным утверждением нельзя согласиться ввиду следующего. Во-первых, как было отмечено выше, категория "мера ответственности" носит объективный характер. Если какое-либо правовое явление представляет собой меру ответственности, то оно будет таковой являться при любых обстоятельствах. Вместе с тем миноритарный участник не обладает никаким корпоративным контролем над корпорацией, соответственно, его исключение не повлечет за собой утрату последнего. Во-вторых, контроль могут осуществлять также субъекты, не являющиеся участниками общества. Речь идет о так называемом фактическом контроле, которым в силу п. 3 ст. 53.1 ГК РФ обладают лица, имеющие фактическую возможность определять действия корпорации. В этом случае наличие или отсутствие корпоративного контроля в принципе не связано с фактом членства в корпорации. В-третьих, до недавнего времени возможность исключения контролирующего участника была существенно ограничена (п. 11 Информационного письма N 151, согласно которому исключение мажоритарного участника возможно лишь при отсутствии права свободного выхода из общества). Эта позиция Высшего Арбитражного Суда РФ фактически представляла собой отождествление интересов мажоритарного участника с интересами самой корпорации. Отметим, что это не единственный случай, когда законодатель отождествляет интересы корпорации с интересами отдельных ее участников. Так, при рассмотрении конституционности положений Закона об АО, допускающих принудительный выкуп акций, Конституционный Суд РФ, говоря о необходимости установления баланса интересов сторон регулируемых отношений, поставил на одну чашу весов интересы мажоритарного участника и самой корпорации, а на другую - интересы миноритариев, в отношении которых закон допускает принудительное лишение собственности <17>. В данном случае такой подход оправдан, поскольку принудительный выкуп акций осуществляется в условиях, когда мажоритарный акционер имеет стратегическое намерение развивать бизнес и повышать эффективность корпоративного управления. В отличие от этого, исключение мажоритарного участника может поставить под сомнение возможность дальнейшего существования корпорации <18>. Дискуссионным является также вопрос о порядке применения данного способа защиты права. Несмотря на то что и абз. 4 п. 1 ст. 67.1 ГК, и ст. 10 Закона об ООО говорят о том, что исключение участника из общества возможно только в судебном порядке, в литературе высказывается позиция, согласно которой любой спор можно решить в досудебном порядке, а указание в законе на судебный порядок актуально только тогда, когда стороны не договорились <19>. С данной позицией сложно согласиться, поскольку закон не предполагает диспозитивного регулирования вопросов, связанных с исключением участника. Решение суда носит в данном случае правопрекращающий характер, без которого исключить участника невозможно. Как было отмечено выше, с прекращением права участия (членства) правовая связь между исключенным участником и корпорацией не разрывается. У участника остается право требования выплаты действительной стоимости принадлежавшей ему доли. Данное право также связано с участием в обществе и по этой причине может быть отнесено к числу корпоративных. Несмотря на то что это право заключается в требовании к обществу, законодатель не рассматривает его в качестве классического обязательства. Так, например, в соответствии с абз. 8 ст. 2 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" <20> участники общества обособляются от его кредиторов по обычным обязательствам, в связи с чем на них не распространяется статус конкурсных кредиторов. Как пояснил Верховный Суд РФ, обязательства общества перед своими учредителями (участниками), вытекающие из такого участия (корпоративные обязательства), носят внутренний характер и не могут конкурировать с внешними обязательствами, то есть с обязательствами должника как участника имущественного оборота перед другими участниками оборота. Именно по этой причине требования лиц по корпоративным обязательствам не подлежат включению в реестр требований кредиторов <21>. Конституционный Суд РФ, в свою очередь, подтвердил конституционность данной нормы, исключающей из числа конкурсных кредиторов учредителей (участников) должника по обязательствам, вытекающим из такого участия, "поскольку характер этих обязательств непосредственно связан с ответственностью данных лиц за деятельность общества" <22>. Указанные обстоятельства еще раз подтверждают тот факт, что исключение участника не влечет за собой автоматическое прекращение его правовой связи с обществом. Кроме того, эта связь, заключающаяся в требовании к обществу о выплате действительной стоимости доли, носит корпоративный характер. Таким образом, при исключении участника не происходит одновременного прекращения всех принадлежащих ему корпоративных прав. Некоторые права продолжают существовать, хотя и в очень ограниченном виде. -------------------------------<1> См., например: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. М.: Статут, 2014; Бойко Т.С. Указ. соч. С. 188. <2> См., например: Ломакин Д.В. Корпоративные отношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. С. 425. <3> См., например: Кузнецова Л.В. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью: практика применения действующего законодательства. М.: Юстицинформ, 2008. С. 40 - 41; Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве. С. 381. <4> См.: Филиппова С.Ю. Исключение лица из хозяйственного товарищества или общества как правовое средство: оценка правовых идей использования // Предпринимательское право. 2015. N 1. С. 18 - 24. <5> См.: Ломакин Д.В. Корпоративные отношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. С. 425 - 427. <6> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 22.06.2020 N Ф04-1940/2020 по делу N А45-23100/2019: "Исключение - это "специальный корпоративный способ защиты прав, целью которого является устранение вызванных поведением одного из участников препятствий к осуществлению нормальной деятельности общества"; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 22.04.2019 N Ф05-4348/2019 по делу N А41-65841/2018: "...Исключение участника... является... способом защиты интересов самого общества..."; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 01.10.2019 N Ф05-15999/2019 по делу N А40-3712/2019; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.10.2020 N Ф0515556/2020 по делу N А41-77924/2019; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 05.03.2020 N Ф05-2318/2020 по делу N А40-49898/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: Френкель А.Д. Правовая природа исключения участника из общества с ограниченной ответственностью: является ли вина участника обязательным критерием для исключения? // Закон. 2020. N 6. С. 122 - 129. <8> См.: Хохлов В.А. Ответственность за нарушение договора по гражданскому праву. Тольятти: ТолПи, 1997. С. 97. <9> См.: Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве. С. 359. <10> См.: Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность (Очерк теории). С. 85. <11> См.: Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 97. <12> Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве. С. 354. <13> См.: Ломакин Д.В. Корпоративные отношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. С. 431 - 432. <14> В большинстве решений судов по делам об исключении участника из общества указываются две формулировки: первая называет исключение участника мерой ответственности, применение которой возможно при явном негативном отношении участника к своим обязанностям, их нарушении, причинении убытков, вреда и т.д., вторая - крайней мерой, которая направлена на защиту интересов общества и представляет собой специальный корпоративный способ защиты прав, целью которого является устранение вызванных поведением одного из участников препятствий к осуществлению обществом с ограниченной ответственностью нормальной деятельности. См.: Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 04.06.2020 N Ф08-2329/2020 по делу N А63-3422/2019; Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 19.04.2019 N Ф06-45805/2019 по делу N А06-10191/2017; Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 19.02.2018 N Ф06-29989/2018 по делу N А55-11621/2017; Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 29.05.2020 N Ф10-963/2020 по делу N А3611070/2017. Размывает содержание понятия "исключение" его определение как "крайней меры корпоративной ответственности". См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 20.05.2020 N Ф06-60699/2020 по делу N А57-3776/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <15> Цепов Г.В. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью как принудительное расторжение "корпоративного контракта" // Вестник экономического правосудия РФ. 2017. N 10. С. 102. <16> Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве. С. 357 - 358. <17> См.: Определение КС РФ от 03.07.2007 N 681-О-П // СЗ РФ. 2007. N 46. Ст. 5643. <18> Отметим, что по делу, рассмотренному в п. 8 Обзора, утв. Президиумом ВС РФ 25.12.2019, речь шла об исключении участников, владеющих в совокупности 2/3 уставного капитала общества. Оставляя в силе решение суда первой инстанции, которым иск об исключении был удовлетворен, кассационный суд указал на то, что истцом были представлены достаточные доказательства возможности продолжения деятельности общества, в случае если будет произведена выплата стоимости доли исключенного участника. <19> См.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. <20> См.: СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190. <21> См.: Обзор судебной практики ВС РФ N 2 (2018), утв. Президиумом ВС РФ 04.07.2018 // БВС РФ. 2019. N 3, N 4. <22> См.: Определение КС РФ от 23.07.2020 N 1754-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы акционерного общества "УзАвто Моторс" на нарушение конституционных прав и свобод абзацем восьмым статьи 2 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" во взаимосвязи со статьей 10 Гражданского кодекса Российской Федерации"; Определение КС РФ от 26.03.2020 N 611-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью "Торгинвест" на нарушение конституционных прав и свобод абзацем восьмым статьи 2 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)"; Определение КС РФ от 30.01.2020 N 92-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Титова Дмитрия Николаевича на нарушение его конституционных прав абзацем восьмым статьи 2 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" // ЭПС "Система ГАРАНТ". Применение нормы об исключении участника из общества возможно в ситуации, когда по вине участника причиняется вред именно обществу, но не другому участнику. Однако некоторые ученые, в частности А.А. Кузнецов, высказывают позицию, согласно которой исключение возможно в случае причинения вреда одному из участников общества, повлекшего утрату доверия между участниками <1>. В обоснование своей позиции автор ссылается на п. 1 Информационного письма N 151, которым, по его мнению, "утрата доверия между участниками" названа в качестве одного из оснований для исключения. Однако в указанном пункте основанием для исключения является совершение действия, заведомо влекущего вред для общества, что, в свою очередь, повлекло нарушение доверия между его участниками и препятствует нормальной деятельности общества. Указанная формулировка еще раз подтверждает тот факт, что вред должен быть причинен непосредственно обществу. Отметим, что схожей позиции придерживались и авторы проекта Гражданского уложения. "...Проект относительно товарищества простого, полного и на вере... предоставляет остальным товарищам выделить товарища, который неисполнением своих обязанностей или иным образом нарушил интересы товарищества" <2>. Судебная практика также исходит из того, что исключение участника направлено на защиту интересов общества в целом <3> и представляет собой способ защиты интересов самого общества, а не финансовых интересов участника <4>. В результате проведенной реформы глава 4 ГК РФ была дополнена статьей 65.2, регламентирующей права и обязанности участников корпорации. Так, абз. 5 п. 4 данной статьи установлена обязанность участника корпорации не совершать действия, заведомо направленные на причинение вреда корпорации. Появление данной нормы подвергалось критике в научной литературе по причине того, что обязанность не причинять вред является общегражданской, а ее нарушение в силу принципа генерального деликта влечет возникновение обязательства из причинения вреда (п. 1 ст. 1064 ГК РФ) <5>. Однако данная норма имеет важнейшее значение, поскольку закрепление этой обязанности позволяет применить наряду с общими положениями о возмещении вреда также специальные меры защиты, одной из которых и является право требовать исключения участника. Данное обстоятельство позволяет потребовать одновременно и возмещения убытков, и исключения из числа участников корпорации. В настоящее время судебная практика допускает заявление подобных требований в отношении членов органов управления корпорацией <6>. Ранее вопрос о том, допустимо ли исключение лица из состава участников общества за действия, совершенные им в качестве директора, не имел однозначного ответа. Первоначально судебная практика была достаточно противоречива, однако впоследствии был выработан общий подход, который позволял при наличии оснований, предусмотренных ст. 10 Закона об ООО, исключить из общества участника, совершившего деяния в статусе директора <7>. -------------------------------<1> См.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. Отметим, что в качестве генеральной линии в данной работе исключение участника рассматривается как санкция за нарушение обязанности действовать в интересах общества. <2> Гражданское уложение. Книга пятая: Обязательства: Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Т. 4. Ст. 719 - 921. С объяснениями. С.Петербург: Тип. Правительствующего Сената, 1899. С. 461. <3> См.: Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 29.05.2020 N Ф10-963/2020 по делу N А36-11070/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 22.04.2019 N Ф05-4348/2019 по делу N А41-65841/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См., например: Гутников О.В. Исключение участника юридического лица: мера ответственности и способ защиты корпоративных прав // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 2. С. 102 - 127. <6> Более подробно данный вопрос освещен в работе: Степанов Д.И., Михальчук Ю.С. Ответственность директора перед корпорацией за причиненные ей убытки в судебной практике. М.: Статут, 2018. <7> Подробнее об этом см. там же. 3. Исключение участника в ситуации корпоративного конфликта Особый интерес представляют ситуации, при которых требование об исключении участника заявляется при наличии корпоративного конфликта. До недавнего времени данное право было ограничено. Так, в соответствии с п. 35 Постановления N 25 иск об исключении не подлежал удовлетворению в случае, когда с таким требованием обращается участник, в отношении которого имеются основания для исключения. Впоследствии Верховный Суд РФ изменил свою позицию, указав на то, что ни наличие корпоративного конфликта, ни равное распределение долей между сторонами конфликта не являются основаниями для отказа в иске об исключении участника (см. п. 7 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах). Данный подход нашел отражение в научной литературе <1> и правоприменительной практике <2>. Как справедливо было указано в одном из решений суда, "наличие корпоративного конфликта присуще любому спору об исключении участника, именно за его разрешением и обращаются в суд спорящие стороны..." <3>, т.е. при предъявлении встречного требования об исключении суд должен по существу рассмотреть оба. Таким образом, было снято одно из ограничений права на исключение. Необходимо отметить, что дела об исключении участника в ситуации корпоративного конфликта наиболее распространены в судебной практике <4>. Данное обстоятельство позволило многим авторам сделать вывод о том, что институт исключения участника является средством разрешения тупиковых ситуаций <5>. В литературе высказана позиция, согласно которой исключение служит двум целям: наказанию участника за его виновное поведение и разрешению тупиковых ситуаций. С этим утверждением сложно согласиться. Во-первых, меры ответственности, применяемые в гражданском праве, не несут карательной функции. Их цель - восстановление имущественной сферы потерпевшего. Во-вторых, для разрешения тупиковых ситуаций существует множество иных, специально предназначенных для этого способов, широко известных как российскому, так и зарубежному праву <6>. Так, например, в англо-американском праве способы разрешения тупиковых ситуаций, как правило, включаются в корпоративный договор. По этой же причине нельзя согласиться с предложением закреплять правила об исключении участника в корпоративном договоре <7>. В-третьих, еще в Информационном письме N 151 было указано на то, что институт исключения участника из общества не может быть использован для разрешения конфликта между участниками по вопросам управления обществом. "Действия участника должны создавать настолько серьезные препятствия в деятельности общества, что они не могут быть преодолены никаким другим образом, кроме как прекращением его участия в юридическом лице" <8>. Как показывает анализ судебной практики, несмотря на императивное регулирование и многочисленные разъяснения на уровне высшей судебной инстанции, институт исключения очень часто используется с целью злоупотребления правом. Зачастую, заявляя требование об исключении, участник пытается решить существующий в обществе конфликт, нарастить корпоративный контроль, решить иные проблемы, связанные с деятельностью общества. Суды исходят из того, что наличие корпоративного конфликта само по себе, по смыслу ст. 10 Закона об ООО, не является достаточным основанием для исключения участника из общества <9>. "Исключение из состава участников... не может являться механизмом для разрешения конфликта между участниками общества" <10>. Более того, в случае, если действительной причиной обращения в суд с требованием об исключении является желание за счет интересов другого участника разрешить корпоративный конфликт, в иске будет отказано <11>. Очень часто злоупотребление правом происходит в случае заявления встречного требования об исключении. Суды признают недопустимыми ситуации, когда первоначальный и встречный иски об исключении заявляются с целью нарастить корпоративный контроль одной из групп участников общества <12>. Иногда, с целью избежать исключения из общества, участник может произвести отчуждение своей доли. По одному из дел участник общества, предвидя возможный иск о его исключении, совершил дарение доли в пользу своей супруги. При этом он продолжил свою деятельность в обществе в качестве единоличного исполнительного органа, что позволило ему сохранить контроль над ним. Особый интерес представляет тот факт, что отчуждение доли было произведено участником общества после подачи иска о его исключении из состава участников. Суд признал данную сделку ничтожной и указал, что отчуждение доли в данном случае не может выступать основанием для отказа в удовлетворении иска об исключении из состава участников общества <13>. В ином деле истец также пытался доказать наличие злоупотребления правом со стороны участника, совершившего отчуждение доли с целью избежать исключения из общества. Однако суд занял формальную позицию, мотивировав отказ в иске тем, что договор дарения соответствует требованиям действующего законодательства <14>. Таким образом, практика злоупотребления правом на исключение широко распространена. В этой ситуации формальный подход судов недопустим. Зачастую исковые требования об исключении воспроизводят нормы действующего законодательства при отсутствии какой-либо доказательной базы. Так, истец обратился с иском об исключении участника за грубое нарушение своих обязанностей и нанесение ущерба обществу в особо крупном размере. Исследовав материалы дела, суд отказал в иске, мотивировав это тем, что данный участник "с долей 15% не является исполнительным органом общества, не имеет доступа к имуществу и финансам общества. Размер доли 15% не позволяет участнику... принимать или блокировать решения, принятые другими участниками... Невозможность деятельности общества не подтверждена..." <15>. Одним из самых спорных моментов является распространение института исключения участника на непубличные акционерные общества. Это право вызывает ряд вопросов как теоретического, так и практического характера. -------------------------------<1> Как отмечают А.А. Кузнецов и Д.В. Новак, "сама по себе констатация корпоративного конфликта или разногласий по вопросам управления юридически бессмысленна, ибо в ситуациях, когда ставится вопрос об исключении, всегда имеется корпоративный конфликт..." (цит. по: Кузнецов А.А., Новак Д.В. Вопросы корпоративного права в Постановлении Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 12. С. 26 - 60). <2> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 04.02.2020 N Ф05-24791/2019 по делу N А40-317588/2018 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 11.02.2020 N Ф05-24701/2019 по делу N А40-46970/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 22.06.2020 N Ф04-1940/2020 по делу N А45-23100/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См.: Бородкин В.Г. Корпоративный договор как механизм разрешения тупиковых ситуаций в хозяйственном обществе // Закон. 2015. N 10. С. 138 - 146. <6> Подробнее об этом см. § 2 настоящей главы. <7> См.: Бородкин В.Г. Указ. соч. <8> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 08.11.2017 N Ф05-16212/2017 по делу N А40-207433/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 11.06.2020 N Ф06-58506/2020 по делу N А65-16767/2019; решение Арбитражного суда г. Москвы от 18.03.2016 по делу N А40-251701/15-482048 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <10> Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 19.02.2018 N Ф06-29989/2018 по делу N А55-11621/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <11> См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 28.05.2020 N Ф06-60943/2020 по делу N А55-6557/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <12> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 19.07.2017 N Ф05-9459/2017 по делу N А40-177366/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <13> См.: Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 25.02.2020 N Ф10-272/2019 по делу N А54-4343/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <14> См.: Постановление Арбитражного суда Центрального округа от 24.05.2017 N Ф10-1905/2017 по делу N А14-9898/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <15> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 20.08.2019 N Ф05-12483/2019 по делу N А40-6921/2019 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Во-первых, сама по себе возможность исключения участника свидетельствует о личном характере отношений членов корпорации, на что неоднократно обращалось внимание в научной литературе. Так, А.В. Габов называет возможность исключения участника из общества одним из трех реальных личных элементов в конструкции общества с ограниченной ответственностью <1>. Характеризуя данный элемент в качестве товарищеского, автор обращается к проекту Гражданского уложения, авторы которого обосновали возможность исключения участника товарищества с переменным составом <2>. В отношении общества с ограниченной ответственностью такой подход оправдан ввиду следующего. Исторически общество с ограниченной ответственностью занимало некую промежуточную позицию: оно уже не являлось в чистом виде объединением лиц, но в силу определенной значимости личностного фактора еще "не дотягивало" до полноценного объединения капиталов. Впервые в российском правопорядке вопрос о целесообразности внедрения новой формы юридического лица - товарищества с ограниченной ответственностью - был поставлен при обсуждении проекта Гражданского уложения. Поводом послужило издание Французского закона 1863 г. и Германского закона 1892 г., закрепивших нормативно-правовое регулирование новой организационно-правовой формы юридического лица - товарищества с ограниченной ответственностью ( Sociétés à responsabilité limitée и Reichsgesetz betreffend die Gesellschaften mit beschränkter Haftung соответственно). Проведя анализ положений Германского закона 1892 г., авторы Уложения отметили принципиальное отличие новой формы от акционерных обществ, которое заключалось в том, что товарищество с ограниченной ответственностью не является таким соединением капиталов, при котором личность товарищей теряет значение. Более того, за счет положений закона, регулирующих правила о неравенстве вкладов, их изъятии из биржевого оборота и круговой ответственности товарищей за целостность основного капитала, происходит существенное усиление личностного элемента <3>. Отметим, что форма товарищества с ограниченной ответственностью была отвергнута составителями Уложения именно как недостаточно полезная и необходимая, "чтобы приносить ей в жертву одно из коренных начал права" <4>. Законодательное закрепление организационно-правовой формы товарищества с ограниченной ответственностью впервые произошло в Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. <5>. Однако в отличие от немецкой и французской конструкций, предусматривавших ограничение ответственности участников размером внесенного вклада, отечественная модель товарищества сохраняла некоторые элементы традиционного представления об имущественной ответственности. Так, ст. 318 Кодекса предусматривала личную ответственность участников в одинаковом для всех товарищей кратном размере к сумме вклада каждого товарища. Однако последовавшее в 30-е гг. прошлого века огосударствление советской экономики, ее командно-административный характер исключали возможность самостоятельного участия в хозяйственной деятельности, в связи с чем необходимость законодательного закрепления подобной организационно-правовой формы в Гражданском кодексе РСФСР 1964 г. <6> отсутствовала. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Габов А.В. Общества с ограниченной и дополнительной ответственностью в российском законодательстве. С. 48 - 49. <2> Поскольку проект предоставлял право на исключение товарища членам простого, полного товарищества, а также товарищества на вере, авторы проекта требовали, "чтобы это право удалить из своей среды недостойного товарища было предоставлено членам товарищества с переменным составом" (цит. по: Габов А.В. Общества с ограниченной и дополнительной ответственностью в российском законодательстве). <3> Подробнее об этом см.: Гражданское уложение: Книга пятая: Обязательства. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Т. 3. Ст. 505 - 718. С объяснениями. С.-Петербург: Тип. Правительствующего Сената, 1899. С. 318. <4> Речь идет об основном понятии имущественной ответственности по обязательствам, согласно которому должник отвечает перед верителем всем своим имуществом. Отступление от данного принципа (т.е. ограничение ответственности размером внесенного вклада) допускалось лишь настолько, насколько оно оправдывалось невозможностью капиталиста участвовать лично в делах предприятия и предоставлялось акционеру, вкладчику в товариществе на вере и негласному вкладчику. Подробнее об этом см.: Гражданское уложение: Книга пятая: Обязательства. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Т. 3. С. 319. <5> См.: Собрание узаконений РСФСР. 1922. N 71. Ст. 904. Утратил силу в связи с принятием Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. <6> См.: Ведомости ВС РСФСР. 1964. N 24. Ст. 406. Федеральным законом от 18.12.2006 N 231-ФЗ Гражданский кодекс РСФСР признан утратившим силу с 01.01.2008 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Потребность в регламентации отношений с участием хозяйственных обществ возникла только в период перестройки. Одним из наиболее удачных образцов нормативного регулирования деятельности хозяйственных обществ являлось Постановление Совмина СССР от 19.06.1990 N 590 "Об утверждении Положения об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и Положения о ценных бумагах" <1> (далее - Положение N 590), которое может служить примером высокой юридической техники. Структурно в Положении N 590 было предусмотрено три раздела: первый раздел был посвящен общим положениям о хозяйственных обществах, второй и третий разделы регулировали особенности правового положения акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью. При этом Положение N 590 исходило из единого понимания конструкции акционерного общества. Так, в соответствии с п. 40 и п. 58 Положения N 590 как при создании общества, так и при проведении дополнительной эмиссии акции могли быть распространены путем открытой подписки на них либо в порядке распределения среди учредителей. Искусственное выделение типов акционерных обществ явилось следствием некритического заимствования аналогичных конструкций из англо-американского права и впервые нашло свое отражение в п. 7 Положения об акционерных обществах, утвержденного Постановлением Совмина РСФСР от 25.12.1990 N 601 <2> (далее Положение N 601). Одновременно с Положением N 601 появляется Закон РСФСР от 25.12.1990 N 445-1 "О предприятиях и предпринимательской деятельности" <3>. Несмотря на скудное правовое регулирование, ограничившееся рамками одной статьи, данным Законом была не только введена новая организационноправовая форма юридического лица - товарищество с ограниченной ответственностью, но и был поставлен знак равенства между товариществом и акционерным обществом закрытого типа. Более того, с легкой руки законодателя в отношении имущества товарищества была установлена множественность субъектов права собственности на имущество юридического лица <4>. Данная коллизия была разрешена только с принятием в 1994 г. Гражданского кодекса РФ, закрепившего в п. 1 ст. 66 право собственности на имущество, созданное за счет вкладов учредителей (участников), а также приобретенное или произведенное в процессе деятельности товарищества или общества, непосредственно за юридическим лицом <5>. Результатом недавнего реформирования ГК РФ стало принципиальное изменение подхода законодателя к построению всей системы корпоративных прав участников хозяйственных обществ. Несмотря на то что хозяйственные общества попрежнему характеризуются ГК РФ в качестве объединений капиталов, ряд ученых справедливо отмечают относительный характер значимости личностного фактора как для обществ, так и для товариществ. Примером могут служить общества, состоящие из одного лица, личность которого будет играть принципиальное значение в его деятельности, а также товарищества, участники которых (полные товарищи) поручают ведение дел одному или нескольким товарищам <6>. П. Беренс характеризует данный процесс в качестве "персонализации объединения капиталов и капитализации объединения лиц" <7>. Вместе с тем в современном российском законодательстве о значимости личностного фактора свидетельствует ряд норм, регулирующих деятельность общества с ограниченной ответственностью. Это прежде всего институт преимущественных и дополнительных прав, детальная регламентация права на выход из общества и, наконец, институт исключения участника. В акционерном обществе, представляющем собой объединение капиталов, личный фактор никогда не имел существенного значения, что проявлялось в том числе в праве свободного выхода из общества. По этой же причине исключение акционера невозможно в публичном обществе. А поскольку личность акционера не важна, постольку нельзя при нарушениях, аналогичных предусмотренным ст. 10 Закона об ООО, использовать средства воздействия личного характера, которым является исключение участника. За неисполнение акционером своих обязанностей необходимо применять меры воздействия имущественного, а не личного характера. -------------------------------<1> См.: СП СССР. 1990. N 15. Ст. 82. Постановлением Правительства РФ от 25.10.2012 N 1098 настоящее Постановление признано не действующим на территории РФ // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: СП РСФСР. 1991. N 6. Ст. 92 (Постановлением Правительства РФ от 06.03.1996 N 262 настоящее Постановление признано утратившим силу) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Ведомости СНД и ВС РСФСР. 1990. N 30. Ст. 418 (Федеральным законом от 21.03.2002 N 31-ФЗ настоящий Закон признан утратившим силу с 01.07.2002) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <4> Речь идет о п. 3 ст. 11 Закона, которым был установлен режим общей долевой собственности участников на имущество товарищества при одновременном признании права собственности на данное имущество за юридическим лицом. <5> Подробнее об этом см.: Хохлов С.А. Право собственности и другие вещные права // Избранные труды по гражданскому и хозяйственному праву. Екатеринбург: Бизнес, менеджмент и право, 2016. С. 544. КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. <6> Подробнее об этом см.: Ломакин Д.В. Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы правоприменения и перспективы нормативного регулирования. С. 343 и далее. КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. <7> Беренс П. Правовое положение товариществ и обществ. Предпринимательское право // Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии. М., 2001 (цит. по: Ломакин Д.В. Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы правоприменения и перспективы нормативного регулирования. С. 343). Отметим, что в настоящее время законодатель все же проявляет некоторую непоследовательность в оценке значимости личностного фактора в деятельности непубличных акционерных обществ. Так, при проведении реформы было исключено количественное ограничение численности акционеров для непубличных обществ, что само по себе говорит о нивелировании личностного фактора и о понимании акционерного общества в качестве объединения капиталов. В то же время распространение механизма исключения участника на непубличные акционерные общества свидетельствует об обратном и искусственно сближает их с обществами с ограниченной ответственностью. Практический аспект проблемы заключается в том, что в акционерных обществах ни на уровне специального закона, ни на уровне судебной практики нет регламентации механизма исключения акционера из общества. Разъяснения, содержащиеся в п. 35 Постановления N 25, носят общий характер и ничего нового к содержанию и порядку реализации права на исключение участника из общества не добавляют. Однако наибольшую сложность представляет не отсутствие юридико-технической процедуры в отношении акционеров непубличных обществ, а неопределенность правового режима акций, принадлежащих исключенному участнику корпорации. В обществе с ограниченной ответственностью доля исключенного участника переходит к обществу, на которое возлагается обязанность выплатить этому участнику действительную стоимость принадлежавшей ему доли (п. 4 ст. 23 Закона об ООО). Можно предположить, что исключение акционера из непубличного акционерного общества должно влечь за собой схожие последствия - переход акций к обществу. Однако это невозможно в силу того обстоятельства, что образование казначейских акций допускается только в случаях, прямо предусмотренных законом (абз. 4 п. 1 ст. 34, п. п. 1, 2 ст. 72, п. 1 ст. 75, а также абз. 2 п. 3 ст. 7 Закона об АО в случае, если уставом непубличного акционерного общества предусмотрено преимущественное право приобретения акций). В этой связи спорно утверждение о том, что при исключении акционера возможно присуждение его акций в пользу акционерного общества по правилам ст. 72 Закона об АО <1>. Данная статья устанавливает основания и порядок приобретения обществом размещенных акций, в то время как при исключении участника общество не приобретает его акции, они переходят к обществу на основании закона, а не по сделке. Кроме того, отсутствует порядок определения действительной стоимости акций исключаемого акционера. В литературе высказано предложение по аналогии закона применять в данном случае порядок расчета выкупной цены акций акционера, приобретаемых у него акционерным обществом в порядке ст. ст. 75 - 77 Закона об АО <2>. Однако нам представляется, что если и применять аналогию закона, то это должен быть п. 4 ст. 23 Закона об ООО, устанавливающий порядок определения действительной стоимости доли участника. Это обусловлено следующим. Во-первых, ГК РФ установил общий порядок для всех непубличных обществ. Поскольку в отношении обществ с ограниченной ответственностью он определен, то, исходя из целей унификации, логично применять этот порядок и в отношении акционерных обществ. Во-вторых, применение положений Закона об АО, регулирующих выкуп акций по требованию акционеров, спорно ввиду того, что данный выкуп имеет иную природу: он представляет собой сделку, в то время как при исключении акционера акции переходят к обществу по установленному законом основанию, а сам переход является следствием исключения. Что касается судебной практики, то на сегодняшний день она крайне скудна. Это обстоятельство позволило некоторым авторам сделать вывод о том, что "право требовать исключения акционеров существует в большей степени лишь на бумаге" <3>. Это не совсем так. Дела об исключении акционеров встречаются в судебной практике <4>. При рассмотрении подобных споров суды руководствуются общими разъяснениями, данными в п. 35 Постановления N 25, а также нормами ГК РФ о недопустимости злоупотребления правом. Суды не склонны проводить грань между участниками обществ с ограниченной ответственностью и акционерами непубличных обществ. Так, в одном из решений по делу об исключении акционера указано, что исключение "может применяться... при доказанности грубого нарушения участником (акционером) общества своих обязанностей либо поведения участника (акционера), делающего невозможной или затрудняющего деятельность общества. Данная мера направлена на защиту добросовестных участников (акционеров) общества, а ее целью является устранение вызванных поведением одного из участников (акционеров) препятствий к осуществлению нормальной деятельности общества" <5>. При рассмотрении данного дела в решении суда первой инстанции напрямую было указано, что, отказывая в удовлетворении иска, суд руководствуется как положениями ст. 67 ГК РФ и п. 35 Постановления N 25, так и правовой позицией, изложенной в Информационном письме N 151 <6>. В подавляющем большинстве дел суды отказывают в иске об исключении акционера, при этом они применяют п. 1 ст. 67 ГК РФ непосредственно, несмотря на отсутствие соответствующих положений в Законе об АО. Наконец, наибольшие затруднения вызывает исполнение решения суда по делу об исключении акционера. Так, по одному из дел суд принял решение об исключении акционера из общества <7>. Однако в решении ничего не было сказано о судьбе принадлежавших ему акций. Истец обратился в суд с заявлением об определении порядка исполнения решения, в котором просил, применяя аналогию закона, списать акции с лицевого счета исключенного акционера на счет эмитента. Данное заявление было мотивировано тем, что регистратор отказал в исполнении судебного акта, поскольку "действующим законодательством не установлен порядок действий держателя реестра владельцев именных ценных бумаг в случае исключения акционеров из общества в судебном порядке" <8>. Заявитель просил применить п. 4 ст. 23 Закона об ООО для списания акций. Однако и суд первой инстанции, и апелляционный суд отказали в удовлетворении требования заявителя, мотивировав это тем, что данное требование подлежит отдельному рассмотрению в рамках иного судебного процесса. Иными словами, истцу необходимо было подать новый иск против регистратора с требованием обязать списать акции. Несмотря на то что данный иск был удовлетворен, суд указал на то, что регистратор должен был списать акции в связи со вступившим в силу решением суда, он не имел права отказать в данном требовании <9>. -------------------------------<1> См.: Рогалева М.А. Алгоритм квалификации гражданских дел (на примере защиты прав инвесторов в сфере рынка ценных бумаг). М.: Статут, 2018. <2> Подробнее об этом см.: Корпоративное право: учебный курс. Т. 2 / отв. ред. И.С. Шиткина. <3> Крылов В.Г. Практические аспекты реализации некоторых прав миноритарными акционерами непубличных акционерных обществ // Гражданское право. М.: ИГ Юрист, 2019. <4> Фабулы многих дел об исключении акционеров приведены в следующей работе: Осипенко О.В. Актуальные проблемы системного применения инструментов корпоративного управления и акционерного права. <5> Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 22.02.2018 N 17/АП-1334/2017ГК по делу А71-15959/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <6> См.: решение Арбитражного суда Удмуртской Республики от 11.10.2017 по делу А71-15959/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <7> См.: решение Арбитражного суда г. Москвы от 19.02.2016 по делу N А40-128264/2015 (Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 28.07.2016 N 09АП-30729/16 данное решение оставлено без изменения) // ЭПС "Система ГАРАНТ". <8> Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 28.07.2016 N 09АП-30729/2016-ГК по делу N А40-128264/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <9> См.: решение Арбитражного суда г. Москвы от 31.10.2016 по делу N А40-132344/16 // ЭПС "Система ГАРАНТ". 4. Исключение участника в зарубежном праве В зарубежных правопорядках подход к решению вопроса об исключении участника несколько иной. В Англии для того, чтобы исключить участника из коммерческой компании, пусть и с выплатой соответствующей компенсации, необходимы весьма серьезные основания. Это обусловлено генеральным подходом, согласно которому акция коммерческой компании является частной собственностью акционера, которая, как известно, неприкосновенна. Принудительно лишить лица его собственности достаточно сложно. Ни закон, ни Модельный устав не содержат положений, допускающих возможность исключения акционера по инициативе других участников корпорации. Полагаем, что включение подобных положений в учредительные документы компании может повлечь их недействительность по причине несправедливости по отношению к исключаемому участнику. Как отмечает С. Будылин, исключение участника "корпоративным законом явно не запрещено, но на практике в уставах таких положений не встречается. Однако подобное изгнание может быть предусмотрено соглашением акционеров, если таковое имеется. Изгнанный по соглашению участник может оспорить свое исключение" <1>. Действительно, особенности англо-американской правовой системы позволяют решать значительную часть вопросов, связанных с деятельностью компании, в рамках акционерного соглашения. В таком соглашении могут быть предусмотрены обязательные для исполнения условия принудительной продажи акций, а также механизмы разрешения тупиковых ситуаций, широко распространенные в англо-американском праве. Данные механизмы являются альтернативой институту исключения и позволяют разрешить корпоративный конфликт в досудебном порядке, что, в свою очередь, является более эффективным и экономически выгодным. -------------------------------<1> Цит. по: Будылин С. Исключение участника из товарищества или общества. Англия (и немного Россия). URL: http://m-logos.ru/img/Spravka_Budilin_16022015.pdf. Закон Германии об обществах с ограниченной ответственностью <1> (далее - GmbHG) предусматривает следующие механизмы, опосредующие исключение участника из общества. Прежде всего это изъятие доли (§ 34 GmbHG), которое допускается только в случае, если соответствующие положения предусмотрены учредительными документами общества. При этом принудительное изъятие доли возможно только в том случае, если данные положения были внесены в учредительный договор до момента приобретения доли лицом, в отношении которого осуществляется изъятие (§ 34 (2) GmbHG). -------------------------------<1> Закон об обществах с ограниченной ответственностью от 20.04.1892 // Торговое уложение Германии. Закон об акционерных обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о производственных и хозяйственных кооперативах = Deutsches Handelsgesetzbuch, Aktiengesetz, GmbHGesetz, Genossenschaftsgesetz / [сост. В. Бергманн; пер. с нем. Е.А. Дубовицкой]. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. 465 - 510. Закон об обществах с ограниченной ответственностью предусматривает всего одно основание для исключения участника - за неоплату доли в уставном капитале (§ 21 GmbHG). При этом в случае просрочки платежа в течение повторно установленного для этого срока доля участника переходит к обществу, а сам участник утрачивает и долю, и произведенные ранее платежи (§ 21 (2) GmbHG). Единственным средством разрешения корпоративного конфликта в соответствии с Законом об обществах с ограниченной ответственностью является принудительная ликвидация (§ 61 GmbHG). В качестве оснований для ликвидации Закон называет невозможность достижения целей общества или иные важные причины, связанные с делами общества. Инициировать процедуру ликвидации могут участники, доли которых в совокупности достигают десяти процентов уставного капитала общества. Как отмечается в литературе, и доктрина, и судебная практика Германии исходят из того, что те важные причины, которые могут повлечь предъявление иска о прекращении, должны быть связаны именно с делами общества, а не с личностями его участников. Однако в обществах, структура управления которыми основана на личном сотрудничестве участников, любой конфликт, связанный с делами общества, так или иначе оказывает влияние на личное взаимодействие участников и может поставить под угрозу продолжение деятельности общества. По этой причине данное правовое средство должно применяться и как способ разрешения тупиковых ситуаций, возникших между участниками общества <1>. Таким образом, институт исключения в Германии был выработан судебной практикой. Еще в 1953 г. Верховный суд Германии указал на то, что "участник, который стал причиной проблем в деятельности компании, в зависимости от обстоятельств дела может быть исключен" <2>. Данный институт позволил разрешать конфликты в случае отсутствия в уставе положений о возможности изъятия доли, не прибегая к такому радикальному средству, как принудительная ликвидация компании. Отметим, что в зарубежной литературе встречаются попытки обоснования возможности исключения участника посредством расширительного толкования § 34 GmbHG об изъятии доли <3>. Однако и доктрина, и судебная практика Германии исходят из того, что исключение участника является самостоятельным способом разрешения корпоративного конфликта, а его применение допустимо в том числе в случае отсутствия прямого указания на такую возможность в уставе общества <4>. Исключение участников во Франции применяется не столько для разрешения конфликтов между добросовестными участниками корпорации, сколько для исключения недобросовестных участников, не проявляющих интереса к управлению корпорацией <5>. Во Франции также отсутствует законодательная регламентация исключения участника из общества, а основным способом разрешения ситуаций deadlock является ликвидация компании по инициативе одного из участников. Данное правило содержится в ст. 1844-7 Code Civil <6>, согласно которой общество прекращает свое существование по решению суда о его ликвидации, вынесенному по требованию участника при наличии достаточного основания, в том числе в случае невыполнения участником своих обязательств или в случае разногласий между участниками, которые делают невозможным нормальное функционирование общества. Данное право не может быть ограничено ни уставом, ни соглашением сторон. -------------------------------<1> См.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. <2> См. там же. <3> См.: Scogin H. Withdrawal and Expulsion in Germany: A Comparative Perspective on the "Close Corporation Problem", 15 Mich. J. Int'l L. 127 (1993). P. 154 - 164. <4> См.: Левина Д., Хэртель Е. Исключение участника корпорации как механизм разрешения корпоративных конфликтов по праву Германии. URL: https://m-logos.ru/img/Spravka_Noerr_16022015.pdf. <5> См.: Кузнецова Э. Исключение участника из АО или ООО и альтернативные способы разрешения тупиков в управлении конфликтов акционеров в непубличных корпорациях. URL: http://mlogos.ru/img/Spravka_Kuznecova_francuzskoe_pravo.pdf. <6> Гражданский кодекс Франции (Кодекс Наполеона) = Code civil des Francais (Code Napoleon) / пер. с фр. В.Н. Захватаева. М.: Инфотропик Медиа, 2012. Однако, как отмечается в литературе, участники компании в силу принципа свободы договора вправе предусмотреть в уставе положения, устанавливающие основания и порядок исключения участников при наступлении конфликта, при условии единогласного одобрения таких положений. Данная оговорка устанавливается в интересах компании, она не должна противоречить публичному порядку и имеет объективные признаки <1>. Таким образом, в зарубежном праве предусмотрены различные способы принудительного прекращения корпоративных прав. Несмотря на то что ликвидация компании зачастую является основным законодательно закрепленным способом выхода из тупиковых ситуаций, суды, как правило, принимают меры для восстановления нормальной деятельности компании посредством примирения сторон или назначения управляющего. Радикальный характер ликвидации компании, неблагоприятные последствия, в том числе для сотрудников компании, длительность и затратность данной процедуры обусловили появление иных, более эффективных способов разрешения конфликта. -------------------------------<1> См.: Кузнецова Э. Указ. соч. Российская судебная практика также исходит из того, что ликвидация юридического лица как способ разрешения корпоративного конфликта возможна только в том случае, когда все иные меры для решения конфликта и устранения препятствий для продолжения деятельности компании, такие как исключение участника, добровольный выход и т.д., исчерпаны или их применение невозможно (абз. 4 п. 29 Постановления N 25). Данный подход может служить основанием для отказа в иске о ликвидации компании <1>. "Заявляя требование о ликвидации, в отличие от добровольного выхода или отчуждения доли, участник корпорации фактически распоряжается не только своей долей участия, но и долями остальных участников. Соответственно, такое решение является существенным ограничением прав остальных участников и допустимо в исключительных случаях" <2>. Анализ судебной практики по делам об исключении участников свидетельствует о том, что и участники корпорации, и суды рассматривают исключение в качестве способа разрешения корпоративного конфликта. Такой подход с неизбежностью влечет многочисленные злоупотребления, поскольку зачастую участникам проще подать иск об исключении, нежели попытаться решить конфликт иными способами. Очень часто за исками об исключении участника скрываются попытки перераспределения корпоративного контроля, стремление решить проблемы, связанные с текущей деятельностью корпорации, посредством исключения несогласного участника. По этой же причине иск об исключении в большинстве случаев влечет подачу встречного иска с аналогичным требованием. Верховный Суд при рассмотрении кассационных жалоб по соответствующим делам, неоднократно подчеркивает исключительный характер данной меры, которая может быть применена лишь при наличии объективных обстоятельств <3>. Такой подход наилучшим образом соответствует пониманию института исключения как специального способа защиты нарушенных прав участников хозяйственных обществ. -------------------------------<1> См.: Определения ВС РФ от 20.02.2019 N 307-ЭС18-25535 по делу N А56-57100/2017; от 14.11.2016 N 307-ЭС16-16539 по делу N А56-69413/2015; от 28.07.2015 N 307-ЭС15-8719 по делу N А52-2772/2014. Удовлетворение требования о ликвидации см.: Определение ВС РФ от 11.01.2016 N 304-ЭС15-16666 по делу N А46-12003/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> Определение ВС РФ от 17.08.2018 N 307-ЭС18-8057 по делу N А56-29948/2017 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Определение ВС РФ от 29.09.2017 N 308-ЭС17-14607 по делу N А53-28982/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". 2. Ограничение и прекращение корпоративных прав в результате принудительного выкупа акций В предыдущем параграфе было установлено соотношение понятий "ограничение" и "прекращение" корпоративных прав. На примере осуществления права на исключение участника из общества было показано, как один и тот же юридический факт может повлечь за собой прекращение одних корпоративных прав участника и существенное ограничение других. В случае с исключением участника прекращается его право участия (членства) в корпорации, однако отдельные корпоративные права продолжают существовать, правда, в значительно "урезанном" формате. Бывший участник вправе осуществлять лишь те правомочия, которые объективно необходимы для проведения расчетов с ним. Исходя из определения ограничения права как сужения возможностей осуществления отдельных правомочий, входящих в содержание права, можно предположить, что принудительное прекращение корпоративных прав влечет за собой максимальное сужение правомочий в рамках оставшихся у участника корпоративных прав. Таким образом, при прекращении права участия (членства) правовая связь между участником и обществом прекращается не сразу, а в процессе постепенного сужения возможностей реализации отдельных правомочий, входящих в содержание корпоративных прав. В конечном счете данный процесс достигает своего абсолютного значения. В отношении общества с ограниченной ответственностью прекращение права членства может быть как добровольным (при выходе участника из общества), так и принудительным (при исключении участника из общества). При рассмотрении института исключения были высказаны обоснованные сомнения относительно допустимости его применения в непубличных акционерных обществах. В качестве еще одного аргумента в пользу нераспространения института исключения на непубличные акционерные общества можно привести наличие целого ряда процедур, опосредующих выход акционера из общества и прекращение его права членства. Отметим, что, говоря о выходе участника, необходимо разделять два понятия: возможность выхода из корпорации и корпоративное право на выход из нее. Эти понятия различаются не столько терминологически, сколько по существу. Так, возможность выхода из корпорации осуществляется посредством применения обычных гражданско-правовых способов (например, отчуждение доли по гражданско-правовым договорам: купли-продажи, мены, дарения). В свою очередь, реализация права выхода невозможна вне рамок проведения особых корпоративных процедур. В самом общем виде под правом выхода из хозяйственного общества необходимо понимать предусмотренную законом или учредительными документами общества возможность участника прекратить существование своего корпоративного права участия в корпорации посредством применения особой корпоративной процедуры <1>. Акционерным законом предусмотрено значительное количество корпоративных процедур, опосредующих реализацию права на выход. В их числе можно назвать приобретение обществом размещенных акций в порядке ст. 72 Закона об АО, выкуп акций обществом по требованию акционеров в порядке ст. 75 Закона об АО. В отношении общества с ограниченной ответственностью законом также предусмотрено право участника потребовать от общества приобретения принадлежащей ему доли в уставном капитале. Несмотря на то что эта конструкция схожа с правом требования выкупа акций, данное право имеет ряд особенностей реализации, которые обусловлены большей значимостью для обществ с ограниченной ответственностью личностного фактора. Реализация права выхода из акционерного общества возможна также при смене корпоративного контроля и возникающем в этой связи праве на отчуждение акций публичного общества в порядке главы XI.1 Закона об АО, регламентирующей порядок приобретения крупных пакетов акций. Положения акционерного закона о принудительном выкупе акций у миноритарных акционеров являются, наряду с исключением участника, примером того, как прекращение одних корпоративных прав влечет за собой ограничение других. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. И.С. Шиткина. М.: Статут, 2017. С. 896 - 897 (глава IX). 1. Предпосылки появления института принудительного выкупа акций Появление в акционерном Законе указанной главы явилось ответом российского законодателя на принятие Директивы N 2004/25/EC Европейского парламента и Совета Европейского союза "О предложениях по поглощению" <1> (далее - Директива о поглощениях, Директива). Данная Директива, как и глава XI.1 Закона об АО, направлена в первую очередь на обеспечение баланса интересов мажоритарных акционеров посредством предоставления им инструментария, необходимого для установления корпоративного контроля, и миноритарных акционеров посредством наделения их правом выхода из общества в случае смены корпоративного контроля, а также реализации принадлежащего им пакета акций по справедливой цене. Наибольший интерес для целей настоящего исследования представляют собой два ключевых положения данной главы: закрепленное в ст. 84.8 Закона об АО положение о вытеснении миноритарных акционеров и зеркальное этой норме положение ст. 84.7 Закона об АО о праве миноритариев на выкуп контролирующим лицом принадлежащих им акций и свободный выход из общества. В самом общем виде возникновение у покупателя права на направление требования о выкупе акций возможно при соблюдении двух условий. Вопервых, покупатель в результате добровольного или обязательного предложения стал владельцем более 95 процентов от общего числа акций публичного общества. Во-вторых, в результате принятия соответствующего предложения было приобретено не менее чем 10 процентов от общего количества акций. При этом акции, приобретенные лицом, направившим добровольное предложение, у своего аффилированного лица, учету не подлежат, поскольку передача акций общества между аффилированными лицами не изменяет общего количества акций, принадлежащих им совместно <2>. В литературе уже обращалось внимание на проблему фиктивного создания условий для получения права на принудительный выкуп именно посредством направления предложения аффилированному с приобретателем акционеру <3>. В случае если лицо стало владельцем более 95 процентов акций не в связи с реализацией добровольного и обязательного предложения, а по иным основаниям, право на принудительный выкуп отсутствует <4>. Интерес, связанный с этими положениями акционерного Закона и в первую очередь с правилом о вытеснении миноритарных акционеров, обусловлен тем, что, как отмечалось выше, в данном случае речь идет о существенном ограничении одних корпоративных прав и прекращении других. Неоднократно отмечалось, что российское бизнес-сообщество было наиболее заинтересовано во введении в акционерный Закон именно правила о вытеснении как инструмента, опосредующего окончательное поглощение компании и установление абсолютного корпоративного контроля над ней <5>. За длительную историю своего существования данное правило многократно становилось объектом дискуссий как в отношении гарантий соблюдения прав и законных интересов миноритарных акционеров, так и в целом в отношении вопроса о правомерности принудительного выкупа акций и, как следствие, принудительного ограничения и прекращения корпоративных прав. Данный вопрос был предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ <6>. Обращаясь с жалобой, акционеры ссылались на нарушение ст. 35 Конституции РФ, охраняющей право частной собственности. В частности, речь шла о принудительном лишении собственников принадлежащего им имущества в одностороннем внесудебном порядке. Ситуация усугублялась также отсутствием эффективного судебного контроля, равноценного возмещения стоимости акций, а также возможности при обращении с иском в суд предотвратить или хотя бы приостановить лишение акционера имущества. Рассматривая данные жалобы, Конституционный Суд РФ указал на необходимость установления баланса интересов, с одной стороны, мажоритарного акционера, заинтересованного в развитии и модернизации производства, повышении эффективности корпоративного управления обществом, и самого общества, стремящегося к сокращению издержек, и, с другой стороны, миноритариев, чьи права собственности затрагиваются принимаемыми управленческими решениями. -------------------------------<1> Directive 2004/25/EC of the European Parliament and of the Council of 21 April 2004 on takeover bids. Strasbourg, 21.04.2004 // Official Journal of the European Union. 30.4.2004. <2> См.: Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 14.07.2017 N 310-КГ16-21091 по делу N А48-7180/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> См.: Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк. <4> См.: Определение ВС РФ от 26.10.2016 N 308-ЭС16-15497 по делу N А53-4834/2016 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <5> См., например: Степанов Д.И. Судебная практика по обязательному предложению и вытеснению миноритарных акционеров // Вестник экономического правосудия РФ. 2016. N 2. С. 80 - 129. <6> См.: Определение КС РФ от 03.07.2007 N 681-О-П; Определение КС РФ от 03.07.2007 N 713-О-П "По жалобе гражданина Цуркина Михаила Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 84.8 Федерального закона "Об акционерных обществах" во взаимосвязи с частью 5 статьи 7 Федерального закона "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации"; Определение КС РФ от 03.07.2007 N 714-ОП "По жалобе гражданина Петрова Александра Федоровича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 84.8 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". Кроме того, Конституционный Суд РФ сослался на принятое им же тремя годами ранее Постановление по делу о проверке конституционности норм Закона об АО, регулирующих порядок консолидации размещенных акций общества и выкупа дробных акций <1>, в котором он не только подтвердил правомерность принудительного отчуждения имущества в случаях, когда оно осуществляется для "общего для акционерного общества блага", но и указал, что такое вмешательство в право собственности акционеров носит оправданный характер и допускается при наличии эффективных правовых средств, направленных на преодоление конфликта интересов преобладающего и миноритарных акционеров. -------------------------------<1> См.: Постановление КС РФ от 24.02.2004 N 3-П // ЭПС "Система ГАРАНТ". Принимая сторону мажоритарных акционеров, Конституционный Суд подчеркнул, что подобное ограничение прав владельцев выкупаемых ценных бумаг преследует законную цель достижения общего для акционерного общества интереса, содержанием которого является эффективное управление обществом. Если существенный дисбаланс в объеме прав, обязанностей и ответственности преобладающего акционера и миноритариев приводит к снижению эффективности управления обществом, то при проведении оценки значимости конкурирующих законных интересов преобладающих акционеров и владельцев принудительно выкупаемых акций законодатель вправе отдать предпочтение интересам мажоритариев. Таким образом, признавая положения ст. 84.8 Закона об АО соразмерным ограничением прав миноритарных акционеров, Конституционный Суд подчеркнул значимость предоставленного преобладающему акционеру права как обеспечивающего не только его частный интерес, но и публичный интерес в развитии акционерного общества в целом. Отметим, что попытка устранить путем судебного толкования недостатки юридической техники, проявившиеся в главе XI.1 Закона об АО, была предпринята в проекте Постановления Пленума ВАС РФ "О внесении дополнений в Постановление Пленума ВАС РФ от 18.11.2003 N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" (в части выкупа акций и применения главы XI.1)" <1>, которому так и суждено было остаться лишь проектом. Затем проблемы реформирования главы XI.1 Закона об АО обсуждались в связи с принятием 22.06.2016 Государственной Думой в первом чтении проекта федерального закона N 1036047-6 "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации (в части совершенствования правового регулирования приобретения крупных пакетов акций публичных акционерных обществ)" (далее законопроект) <2>. Впоследствии данный законопроект был отклонен Государственной Думой и снят с рассмотрения. -------------------------------<1> См.: Вестник ВАС РФ. 2004. N 1. <2> Проект федерального закона N 1036047-6 "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты РФ (в части совершенствования правового регулирования приобретения крупных пакетов акций публичных акционерных обществ" // ЭПС "Система ГАРАНТ". Вместе с тем для решения проблемы поиска оптимального соотношения баланса интересов недостаточно утверждения о необходимости продажи миноритарными акционерами своих акций. Требуется определить условия такой продажи. Ключевыми аспектами в данном случае являются установление порогового значения концентрации акций у мажоритарного акционера и порядок определения справедливой цены выкупаемых акций у миноритарных акционеров. Последний вопрос имеет особую актуальность в связи с возрастанием значения субъективных факторов оценки стоимости акций в ущерб объективным показателям, в связи с чем не всегда может быть обеспечено определение справедливой стоимости акций и, следовательно, установление справедливой цены <1>. -------------------------------<1> См.: Определение КС РФ от 19.07.2016 N 1551-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы акционерного общества "Инвестиционная компания "Ленмонтажстрой" на нарушение конституционных прав и свобод пунктом 6 статьи 84.7 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". 2. Принудительный выкуп акций в зарубежном праве В зарубежных правопорядках определение условий принудительной продажи происходит в рамках процедур squeeze-out и sell-out, опосредующих выкуп акций по требованию мажоритария и миноритариев соответственно. Так, ст. 979 CA установлено право требования выкупа акций по требованию мажоритария при достижении им 90%. Австрийское законодательство о поглощениях <1> не содержит специальных положений о принудительном выкупе, однако нормами специальных законов, регулирующих реорганизацию обществ, установлено право мажоритарных акционеров, владеющих 90% акций компании, требовать выкупа принадлежащих миноритариям акций при условии предоставления справедливого денежного возмещения. Процедура вытеснения миноритарных акционеров бельгийских компаний будет существенно отличаться в зависимости от того, о какой компании - публичной или частной - идет речь. Для мажоритариев публичных компаний установлен достаточно высокий порог - владение 95% голосующих акций компании. Интересно отметить, что бельгийский закон <2> не предусматривает зеркального правила для миноритарных акционеров, по которому они могли бы потребовать выкупа принадлежащих им акций. Аналогичный порог концентрации акций был предусмотрен и в рамках регулирования поглощений во Франции. Однако в 2005 г. он был снижен до отметки в 90%. Данное сокращение было установлено в целях содействия процедуре делистинга компаний, а также для защиты миноритариев от ситуации, при которой их акции превратились бы в труднореализуемые, неликвидные активы. Такой же высокий порог - концентрация 95% акций - установлен и для немецких акционерных обществ. В корпоративном законодательстве Греции отсутствуют положения как о принудительном выкупе акций по требованию мажоритарного акционера, так и зеркальные положения, предоставляющие миноритариям право требовать выкупа принадлежащих им акций. Вместе с тем оферент, которым является греческая акционерная компания, может достичь аналогичного результата, используя специальную процедуру - cash-out merger, которая предусматривает предоставление акционерам денежной компенсации вместо акций. Для проведения подобной процедуры также установлен соответствующий порог - в результате поглощения оферент должен стать владельцем акций, составляющих две трети от уставного капитала компании-цели. По сути, cash-out merger сводится к тому же выкупу акций, осуществляемому на основании решения общего собрания акционеров компании-цели, которое созывается по инициативе оферента - владельца порогового пакета акций. В Испании ни корпоративное законодательство, ни специальное законодательство о поглощениях не предусматривает процедуры squeeze-out <3>. Регулирование процедуры принудительного выкупа осуществляется в соответствии с правилами Директивы ЕС, имплементированной Испанией в 2006 г. Статьи 15 и 16 указанной Директивы содержат правила о squeeze-out и sell-out, согласно которым они подлежат применению в случае владения приобретателем пакетом акций, которые составляют не менее 90 процентов голосующего капитала и на которые приходится не менее 90 процентов голосов, или если в результате принятия предложения приобретатель приобрел акции, которые составляют не менее 90 процентов голосующего капитала и на которые приходится не менее 90 процентов голосов, затронутых предложением. В первом случае государства - члены ЕС могут установить и более высокое пороговое значение пакета акций, не превышающее, однако, 95 процентов. Отметим также, что в соответствии с законодательством Испании акционеры компании-цели не имеют зеркального права sellout. -------------------------------<1> Австрийское антимонопольное законодательство включает в себя два основополагающих нормативных акта, а именно: Закон о картелях (Bundesgesetz gegen Kartelle und andere Wettbewerbsbeschränkungen (Kartellgesetz 2005) StF: BGB1. I Nr. 61/2005 (NR: GP XXII RV 926 AB 990 S. 112. BR: AB 7309 S. 723)) и Закон о конкуренции (Wettbewerbsgesetz idF BGBl I Nr. 106/2006). Положения Закона о картелях согласуются с действующим европейским антимонопольным законодательством и регулируют вопросы, связанные с запрещением картелей, злоупотреблением доминирующим положением на рынке и контролем над сделками. <2> Процедуры слияния и поглощения компаний в Бельгии регулируются в том числе Королевским указом Бельгии от 08.11.1989 о поглощениях и изменениях в контроле. <3> Подробнее об особенностях процедуры поглощения в европейском корпоративном праве см.: Grant J. European Takeovers: The Art of Acquisition. London: Euromoney Books, 2005. Что касается второго аспекта - определения цены выкупаемых акций, то он также подлежит регулированию как Директивой, так и внутренним законодательством государств-членов. Так, бельгийский закон для определения справедливости цены требует привлечения независимого эксперта. Аналогичное правило существует и в Дании: в случае несогласия акционеров с выкупной ценой для ее подтверждения может быть привлечен независимый эксперт. Это, в свою очередь, приводит к увеличению срока процедуры до шести-семи месяцев. В Германии при определении цены предложения учитывается оценка активов корпорации, что влечет к установлению более высокой цены. Определение цены акций в Италии осуществляется экспертом, назначенным судом, с учетом цены тендерного предложения и средней рыночной цены акций компании-цели за предшествующие шесть месяцев <1>. В целом общий посыл регулирования заключается в установлении справедливой цены выкупаемых акций и контроле за его соблюдением. Директива о поглощениях, ставя одной из своих задач защиту интересов миноритариев, также указывает на необходимость предоставления акционерам справедливой компенсации. -------------------------------<1> Более подробно см.: Grant J. European Takeovers: The Art of Acquisition. P. 264 - 268. 3. Принудительный выкуп акций в российском праве Российский законодатель устанавливает достаточно высокий порог владения - право требования выкупа акций возникает в случае концентрации более 95% общего количества акций публичного общества. В законопроекте данный порог сохранен, изменения коснулись круга лиц, которому принадлежат ценные бумаги. Так, законодатель отказался от конструкции аффилированных лиц, заменив ее понятиями контролирующих и подконтрольных и прямо указав на то, что эти понятия соответствуют понятиям, установленным Законом о рынке ценных бумаг. Цена выкупаемых ценных бумаг должна быть не ниже их рыночной стоимости, которая определяется оценщиком. В случае несогласия с данной ценой владелец акций имеет право на обращение в суд с иском о взыскании убытков, что само по себе является достаточно слабой защитой, поскольку не препятствует ни приостановлению процедуры выкупа, ни признанию его недействительным. Сложившаяся судебная практика свидетельствует о значительных трудностях, с которыми сталкиваются акционеры как при доказывании самого факта причинения убытков, так и при определении их размера <1>. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Степанов Д.И. Судебная практика по обязательному предложению и вытеснению миноритарных акционеров. Беглый взгляд на законодательство европейских государств и положения Тринадцатой директивы в части регулирования вопроса принудительного выкупа акций свидетельствует о том, что данные процедуры являются абсолютно нормальными для данных правопорядков. В сфере своего действия Директива устанавливает в основном лишь минимальные стандарты, позволяя государствам-членам издавать более строгие предписания. Вместе с тем в тех случаях, когда более строгие национальные требования способны затруднить поглощения и вступить в противоречие со свободой движения капитала, Директива устанавливает максимальные стандарты <1>. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Дубовицкая Е.А. Европейское корпоративное право. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 199. Данный аспект проблематики ограничения корпоративных прав участников хозяйственных обществ существенно отличается по своим правовым последствиям от рассмотренных ранее правовых средств, обеспечивающих реализацию интересов участников корпорации. Однако, несмотря на то что в случае принудительного выкупа акций у миноритарных акционеров происходит прекращение права участия (членства) в одностороннем внесудебном порядке, это правовое средство все равно остается соразмерным и справедливым средством обеспечения и защиты интересов мажоритарных акционеров. Цель ограничения и прекращения корпоративных прав в данном случае заключается в обеспечении беспрепятственного осуществления корпоративного контроля. Отметим, что понятие "корпоративный контроль", введенное в оборот почти столетие назад выдающимися американскими экономистами Адольфом О. Берли и Гардинером К. Минзом <1>, в настоящее время не только вышло за рамки своего изначального толкования, но и превратилось в обладающий высокой ценностью особый вид экономического блага. В отечественной правовой доктрине исследованию корпоративного контроля посвящен целый ряд научных работ <2>, авторы которых проводят разносторонний анализ данного феномена, его воздействия на деятельность компании в целом и на осуществление корпоративного управления в частности. Несмотря на многообразие доктринальных определений, по существу, все они сводятся к пониманию корпоративного контроля как возникшей в результате распределения власти среди субъектов корпоративных отношений фактической или юридической возможности определять решения, стратегию и политику корпорации, выбирать долгосрочные цели и направления ее развития. Высокая экономическая ценность корпоративного контроля обусловлена именно возможностью стратегического планирования развития компании и совершенствования корпоративного управления, что, соответственно, потенциально влечет за собой извлечение в долгосрочной перспективе сверхприбылей от деятельности компании. Именно поэтому принудительный выкуп акций следует рассматривать в качестве адекватного средства обеспечения и защиты интересов акционеров, несмотря на то что последствием его применения является принудительное прекращение корпоративного права участия (членства) в одностороннем внесудебном порядке. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Berle A.A., Means G.C. Op. cit. <2> См., например: Кирилловых А.А. Указ. соч.; Степанов Д.И. Феномен корпоративного контроля // Вестник гражданского права. 2009. N 3. С. 142 - 206; Осипенко О.В. Корпоративный контроль. Экспертные проблемы эффективного управления дочерними компаниями. Кн. 1: Установление корпоративного контроля. М.: Статут, 2013. Кн. 2: Обеспечение корпоративного контроля. М.: Статут, 2014; Шиткина И.С. Корпоративное управление и корпоративный контроль в холдинговой компании // Хозяйство и право. 2003. N 3. С. 36 - 49. Отметим, что вопросы, связанные с осуществлением корпоративного контроля, очень часто обсуждаются при рассмотрении дел о вытеснении акционеров. Так, в определениях Конституционного Суда РФ указано, что оценка стоимости принудительно выкупаемых акций отличается от основанного на принципе свободы договора рыночного определения цены акций в связи со следующими обстоятельствами. С одной стороны, утрата миноритарными акционерами корпоративного контроля уменьшает стоимость их акций, с другой - получение акционером, имеющим право на принудительный выкуп, всеобъемлющего контроля способствует повышению их стоимости <1>. Однако насколько справедливо говорить о корпоративном контроле со стороны миноритарных акционеров? Полагаем, что такого основания нет. Корпоративный контроль в самом общем виде - это контроль акционеров (участников) корпорации, проявляющийся в экономической власти над корпорацией, т.е. в возможности навязывать свою волю как самой корпорации, главным образом в лице ее органов, так и прочим акционерам (участникам) конкретной корпорации, не обладающим необходимым влиянием, например в силу незначительности принадлежащего им пакета акций (доли в уставном капитале) <2>. -------------------------------<1> См.: Определение КС РФ от 19.07.2016 N 1551-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы акционерного общества "Инвестиционная компания "Ленмонтажстрой" на нарушение конституционных прав и свобод пунктом 6 статьи 84.7 Федерального закона "Об акционерных обществах"; Определение КС РФ от 19.07.2016 N 1552-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Казакова Кирилла Викторовича на нарушение его конституционных прав пунктом 6 статьи 84.7 Федерального закона "Об акционерных обществах" // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Степанов Д.И. Феномен корпоративного контроля. 4. Злоупотребление правом на принудительный выкуп акций Реализация права на принудительный выкуп достаточно часто сопряжена со злоупотреблением правом со стороны мажоритарного акционера. Это обусловлено тем, что требование о выкупе ценных бумаг, направляемое мажоритарным акционером миноритарию, в отличие от добровольного и обязательного предложения, не является офертой. Верховный Суд РФ неоднократно указывал на то, что данная процедура представляет собой уведомление о предстоящем прекращении обязательства. Требование о выкупе не предусматривает волеизъявления владельца акций на их отчуждение и, соответственно, не учитывает его интересы, в том числе по определению цены приобретаемых акций <1>. Таким образом происходит ограничение прав миноритария, у которого требуют акции по цене, установленной мажоритарным акционером. Конституционный Суд РФ также обращал внимание на недопустимость произвольного установления цены выкупаемых акций <2>. -------------------------------<1> См.: Определение СК по экономическим спорам ВС РФ от 14.07.2017 N 310-КГ16-21091 по делу N А48-7180/2015; Определение ВС РФ от 13.12.2017 N 311-ПЭК17 по делу N А48-7180/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Определение КС РФ от 19.07.2016 N 1551-О // ЭПС "Система ГАРАНТ". По этой причине миноритарные акционеры достаточно часто обращаются в суд с требованием о признании недействительным отчета оценщика в части определения справедливой цены выкупаемых акций. Во многих случаях суды, установив занижение стоимости акций, признают такие требования обоснованными и удовлетворяют иски миноритариев <1>. Однако злоупотребления возможны и со стороны миноритарных акционеров. Так, зачастую требования о признании недействительным отчета оценщика заявляются безосновательно, т.е. при отсутствии доказательств неверного определения цены выкупаемых акций <2>. Необходимо отметить, что суд может признать правомерным отказ от выкупа акций по причине существенного завышения цены. Это обусловлено тем, что Закон об АО "не содержит безусловную обязанность мажоритарного акционера выкупить акции по цене, по своему усмотрению произвольно указанной их владельцем - миноритарным акционером" <3>. -------------------------------<1> См.: Определение ВС РФ от 10.03.2020 N 301-ЭС20-218 по делу N А79-10168/2014 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <2> См.: Определение ВС РФ от 29.05.2017 N 306-ЭС17-4483 по делу N А72-3677/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". <3> Постановление ВС РФ от 20.04.2016 N 305-АД15-19535 по делу N А40-51200/2015 // ЭПС "Система ГАРАНТ". Вместе с тем миноритарные акционеры являются наиболее уязвимой стороной корпоративных отношений, требующих повышенной защиты со стороны законодателя. В этой связи нельзя не согласиться с утверждением Е.П. Губина о том, что одним из основных направлений современной реформы корпоративного законодательства является возврат к идее обеспечения большего интереса миноритариев, поскольку баланс интересов здесь в некоторой степени был утерян <1>. -------------------------------<1> См.: Румак В. Указ. соч. С. 8 - 18. 3. Иные способы прекращения права членства в акционерном обществе 1. Коктейльная оговорка и медиация Среди правовых средств, опосредующих прекращение корпоративных прав, особое место занимают специальные правовые средства, предназначенные для разрешения тупиковых ситуаций и широко применяемые в акционерных соглашениях по английскому праву. Применение того или иного средства во многом обусловлено стадией корпоративного конфликта, на которой находятся участники корпорации. Так, на первом этапе разрешения тупиковых ситуаций используются средства, с помощью которых создаются условия для конструктивных переговоров сторон акционерного соглашения. Обычно все начинается с так называемой коктейльной оговорки, известной как gin and tonic. Эта оговорка определяет порядок взаимодействия сторон акционерного соглашения в случае возникновения тупиковой ситуации. Например, устанавливаются сроки, в течение которых стороны должны прийти к компромиссному решению, уровень представительства сторон на переговорах, место их проведения и прочие условия. В случае если данный способ не привел к ожидаемому результату, стороны конфликта для его разрешения прибегают к услугам профессионального посредника - медиатора. При этом стороны заранее договариваются об обязательном характере решения, принятого медиатором. В зарубежной практике процедура медиации достаточно часто применяется для решения корпоративного конфликта. В отечественной литературе уже обращалось внимание на необходимость формирования правового механизма разрешения корпоративных конфликтов, который бы предусматривал эффективное, оперативное и конфиденциальное решение вопроса. В этом отношении очень подходит медиация, которая представляет собой согласительный порядок защиты прав участников корпоративных отношений <1>. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Добролюбова Е.А. Медиация как способ разрешения корпоративных конфликтов: правовой аспект // Предпринимательское право. 2011. N 4. С. 33 - 36. В рамках корпоративного договора по российскому праву вполне допустима и коктейльная оговорка, и привлечение для разрешения спора медиатора. Последнее можно сделать, к примеру, посредством составления медиативной оговорки, о которой говорится в подп. 5 ст. 2 Федерального закона от 27.07.2010 N 193-ФЗ "Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)" <1>. Более того, использование процедуры медиации в корпоративных конфликтах всячески поощряется. Так, согласно п. 76 Кодекса корпоративного управления <2> акционерное общество обязано принимать все необходимые и возможные меры для предупреждения и урегулирования конфликта (а равно минимизации его последствий) между органом общества и его акционером (акционерами), а также между акционерами, если такой конфликт затрагивает интересы общества, в том числе использовать внесудебные процедуры разрешения спора, включая медиацию. Данное обстоятельство особенно актуально в свете значительного усиления роли актов рекомендательного характера, на которое уже обращалось внимание в научной литературе <3>. -------------------------------<1> См.: СЗ РФ. 2010. N 31. Ст. 4162. <2> См.: Письмо Банка России от 10.04.2014 N 06-52/2463 "О Кодексе корпоративного управления" // Вестник Банка России. 2014. N 40. <3> См.: Губин Е.П. Законодательство о предпринимательской деятельности: состояние и направления совершенствования // Предпринимательское право. Приложение "Бизнес и право в России и за рубежом". 2010. N 3. С. 18 - 25. Говоря о процедуре медиации, некоторые авторы предлагают разделять такие понятия, как корпоративный конфликт и конфликт корпоративных интересов. Первое понятие определяется как правонарушение, в то время как конфликт корпоративных интересов рассматривается в качестве предконфликтной стадии, на которой и возможно применение процедуры медиации. Данное разделение представляется некорректным, поскольку понимание корпоративного конфликта как правонарушения учитывает только крайнюю стадию конфликта, когда его разрешение осуществляется в судебном порядке. Во всех иных случаях корпоративный конфликт представляет собой ситуацию, когда участники корпорации имеют разнонаправленные интересы, средством реализации которых являются корпоративные права, принадлежащие этим участникам. И в этом смысле корпоративный конфликт имманентен конструкции юридического лица, на что неоднократно обращалось внимание в научной литературе <1>. Исходя из этого определения, понятия "корпоративный конфликт" и "конфликт корпоративных интересов" совпадают. -------------------------------<1> Подробнее об этом см.: Ломакин Д.В. От корпоративного интереса через злоупотребление корпоративным правом к корпоративному спору. На некорректность отождествления корпоративного конфликта и правонарушения также обращалось внимание в литературе. См., например: Гентовт О.И. Ограничение корпоративных прав как средство обеспечения интересов участников хозяйственных обществ. С. 466 - 475. Мы также не можем согласиться с утверждением о том, что корпоративный конфликт представляет собой родовое понятие, а корпоративный спор - видовое <1>. Корпоративный спор является стадией конфликта, когда его разрешение осуществляется в судебном порядке, а не его видом. В качестве разновидностей корпоративного конфликта можно привести, к примеру, конфликт между мажоритарным участником и миноритарием, между акционерами и менеджментом и т.д. -------------------------------<1> См.: Лаптев В.А. Корпоративные споры: понятие, виды и способы предотвращения // Предпринимательское право. 2007. N 4. С. 2 - 4; Добролюбова Е.А. Указ. соч. Несмотря на то что в настоящее время процедура медиации не получила широкого распространения в отечественном корпоративном праве, полагаем, что ее применение может оказаться одним из наиболее эффективных способов внесудебного разрешения корпоративных конфликтов. 2. Русская рулетка и техасская перестрелка В том случае, когда договоренности не помогают, выход из тупиковой ситуации может быть найден посредством прекращения корпоративного правоотношения для одной из сторон. В этих целях в акционерные соглашения включают механизмы принудительной продажи акций, принадлежащих одним акционерам, другим участникам акционерного общества. Вопросы, связанные с применением данных механизмов купли-продажи акций, широко обсуждаются в зарубежной литературе по корпоративному праву. В частности, их использование вызывает множество споров, поскольку они влекут принудительное разделение акционеров компании. Кроме того, могут возникнуть сложности с согласованием и обеспечением исполнения данных правил, поскольку их применение уже сопряжено с противоречиями, которые являются следствием разнонаправленности интересов акционеров. Вместе с тем цель применения механизмов принудительной купли-продажи акций состоит в том, чтобы избежать ликвидации компании, которая в случае недостижения соглашения будет единственным способом разрешения конфликта <1>. Способы принудительной купли-продажи акций лучше всего работают в компаниях, состоящих из двух акционеров. Это обусловлено тем, что включение в соглашение большего числа сторон влечет за собой усиление неопределенности и нестабильности, поскольку любой акционер, посчитавший, что его права нарушены, сможет воспользоваться данным механизмом и дестабилизировать ситуацию в компании <2>. -------------------------------<1> См.: Bollefer S.F., Bernstein J. Op. cit. P. 17 - 18. <2> См.: Ibid. P. 18. Одним из таких механизмов является русская рулетка (Russian roulette). Смысл этой процедуры, называемой также shotgun, заключается в том, что при возникновении тупиковой ситуации один из акционеров - участников корпоративного конфликта направляет предложение о приобретении принадлежащих ему акций другому акционеру по определенной цене. Получатель оферты может либо приобрести акции оферента, либо, в свою очередь, потребовать от него выкупа собственных акций по указанной в оферте цене. Такой механизм ценообразования стимулирует акционеров к выработке справедливой цены, поскольку если она будет ниже рыночной, то акции будут приобретены у оферента на невыгодных для него условиях, а если выше, то акцептант сможет продать свои акции с выгодой для себя, что также повлечет за собой неблагоприятные имущественные последствия для оферента. Данный механизм часто называют одним из самых агрессивных способов выхода из компании <1>. -------------------------------<1> См.: Campbell D., Netzer A. International Joint Ventures. Alphen aan den Rijn: Kluwer Law International, 2009. P. 158. В настоящее время использование русской рулетки возможно и в рамках отечественного корпоративного договора. Его стороны могут обусловить свои действия по исполнению обязательства, связанного с приобретением акций, действиями контрагента или иными обстоятельствами. Это стало возможным с появлением в Гражданском кодексе обусловленного исполнения обязательств (ст. 327.1). В соответствии с данной нормой исполнение обязанностей, а равно и осуществление, изменение и прекращение определенных прав по договорному обязательству могут быть обусловлены совершением или несовершением одной из сторон обязательства определенных действий либо наступлением иных обстоятельств, предусмотренных договором, в том числе полностью зависящих от воли одной из сторон. Данная норма позволяет сторонам корпоративного договора включить в него условие о том, что в случае наступления корпоративного конфликта сторона "А" направит стороне "Б" оферту о покупке принадлежащих стороне "Б" акций. Сторона "Б", в свою очередь, может либо акцептовать оферту, либо обязана направить встречную оферту на тех же условиях. Разновидностью русской рулетки является техасская перестрелка (Texas shootout). Участники акционерного соглашения, как правило, заранее определяют одну из сторон акционерного соглашения, у которой в случае возникновения корпоративного конфликта выкупаются акции. Например, это может быть акционер с наименьшей долей в уставном капитале компании. При возникновении тупиковой ситуации все акционеры направляют в закрытых конвертах оферты миноритарию. Договор заключается с тем, кто предложит максимальную цену. Процедура техасской перестрелки напоминает проведение закрытого аукциона. 3. Нидерландский аукцион Возможно применение так называемого голландского аукциона (Dutch auction). Его название связано с процедурой, в рамках которой в Нидерландах с давних времен осуществляется торговля луковицами тюльпанов. На товар, в данном случае - на акции участника компании, который обязан их продать, устанавливается максимально высокая цена, обычно выше рынка. Затем она начинает снижаться на сумму, равную шагу аукциона. В процессе торгов любой акционер может их остановить, приняв предложение о покупке акций по объявленной цене. Спешка при покупке может привести к тому, что акции будут приобретены по слишком высокой цене, в свою очередь, из-за промедления можно упустить шанс, и акции приобретет другой акционер. Цена снижается вплоть до минимальной цены, которая приемлема для продавца. Она именуется резервированной и определяется до начала торгов. Акционерное соглашение может содержать механизмы, предусматривающие перераспределение контрольных полномочий среди акционеров. Они имеют упреждающий эффект в деле разрешения тупиковых ситуаций и позволяют поэтапно уменьшать или увеличивать долю в уставном капитале компании. Механизм ступенчатого изменения доли, или share ratchet, позволяет определенным участникам акционерного соглашения в зависимости от предусмотренных в соглашении обстоятельств продавать часть своих акций или приобретать часть акций у других участников. Перечисленные способы разрешения тупиковых ситуаций, направленные на покупку-продажу акций, могут быть заранее предусмотрены акционерным соглашением. Такой подход имеет ряд преимуществ. Прежде всего это определенность. Стороны акционерного соглашения осведомлены об алгоритме действий при возникновении тупиковой ситуации. Однако применение данных механизмов имеет ряд недостатков, главным из которых является увеличение риска злоупотреблений со стороны участников соглашения. Так, к примеру, недобросовестные участники акционерного соглашения могут заранее спровоцировать deadlock с целью приобретения акций. По этой причине механизмы принудительной купли-продажи акций далеко не всегда фиксируются в акционерных соглашениях. Очень часто акционеры при выработке условий соглашения ограничиваются коктейльной оговоркой и проведением процедуры медиации. 4. Особые права, регулирующие распоряжение акциями Как правило, вопросам, связанным с распоряжением акциями участников компании, посвящается специальный раздел акционерного соглашения. В рамках данного раздела обычно регламентируются отношения, связанные с выходом акционеров из совместного бизнеса и, как следствие, из компании. Для регулирования процесса распоряжения акциями обычно предусматриваются особые права. Прежде всего это преимущественное право первого отказа (right of first refusal). Данное право схоже с преимущественным правом приобретения, предусмотренным для акционеров непубличного общества в соответствии со ст. 7 Закона об АО. Прежде чем реализовать акции третьему лицу, акционер обязан предложить их другим акционерам, а при их отказе - самому обществу, если это предусмотрено его уставом. Отказ от осуществления преимущественного права со стороны акционеров и непубличного общества дает отчуждателю акций право реализовать их третьему лицу. С данным правом тесно связано преимущественное право первого предложения (right of first offer). Они похожи, однако процедура формирования условий отчуждения акций различается. Акционер уведомляет иных участников компании о своем намерении продать акции. Остальные акционеры делают предложения об условиях, на которых они согласны приобрести акции. Отчуждатель акций вправе акцептовать любое из полученных предложений. Если оферты не поступили, то акционер может продать свои акции третьему лицу на любых условиях. Следующая группа прав опосредует отношения, связанные с консолидацией пакета акций при изменении состава акционеров. Прежде всего речь идет о tag-along right, которое представляет собой право присоединения к продаже. Название данного права произошло от английского выражения tag-along, что означает "по пятам". Данное право позволяет миноритарным акционерам присоединиться к продаже акций мажоритарными акционерами, осуществляемой в пользу стороннего инвестора. Здесь происходит смена контролирующего акционера, и у миноритариев есть возможность отказаться от совместного ведения дел с новым акционером. При осуществлении данного права сторонний инвестор не может ограничиться приобретением акций мажоритарного акционера, а обязан приобрести акции также и у иных акционеров компании - субъектов права присоединения к продаже. Противоположным правом является право требовать совместной продажи (drag-along right), произошедшее от английского выражения drag-along, что в переводе означает "тащиться". Это право позволяет мажоритарному акционеру не только продать свои акции стороннему инвестору, но и понудить остальных акционеров к продаже. Наличие данного права особенно актуально в ситуациях, когда сторонний инвестор готов приобрести исключительно 100% акций в уставном капитале компании. Особую роль играют так называемые опционные права. Опционное право предоставляет возможность одной стороне акционерного соглашения требовать при наступлении определенных условий и в рамках оговоренного срока выкупа своих акций от другой стороны или продажи акций, принадлежащих этой стороне. Опцион на покупку именуется call option, а опцион на продажу - put option. До недавнего времени эти конструкции не могли применяться в корпоративных договорах по российскому праву. Однако с появлением конструкции опциона на заключение договора, предусмотренной ст. 429.2 ГК РФ, данная проблема получила свое решение. Соглашение о предоставлении опциона на заключение договора на покупку или продажу акций может как содержаться в тексте акционерного соглашения, так и быть составленным в виде самостоятельного документа. В любом случае один акционер посредством безотзывной оферты предоставляет другому акционеру право заключить один или несколько договоров купли-продажи акций на условиях, предусмотренных опционом. Обладатель указанного права может заключить договор путем акцепта безотзывной оферты в порядке, в сроки и на условиях, которые предусмотрены опционом. Для возможности использования английских правовых конструкций важно, что в силу абз. 2 п. 1 ст. 429.2 ГК РФ опционом на заключение договора может быть предусмотрено, что акцепт возможен только при наступлении определенного таким опционом условия, в том числе зависящего от воли одной из сторон, то есть так называемого потестативного условия. Опционные соглашения могут быть также использованы в механизме русской рулетки, техасской перестрелки и голландского аукциона. Нами были рассмотрены основные способы принудительного прекращения корпоративных прав, применяемые в акционерном обществе. Проведенный анализ свидетельствует о том, что и акционерным законом, и корпоративным договором могут быть предусмотрены различные способы защиты интересов акционеров. Их применение возможно при смене корпоративного контроля, возникновении корпоративных конфликтов, невозможности разрешения тупиковых ситуаций. Главой XI.1 Закона об АО императивно установлено право как мажоритарного акционера на окончательное поглощение компании, так и миноритария - на выход из корпорации и возможность продать свои акции по справедливой цене. Регулирование рассмотренных выше способов принудительной купли-продажи акций диспозитивно, эти механизмы могут быть предусмотрены в корпоративном договоре. Такое многообразие способов прекращения корпоративных прав акционеров, предусмотренных на различных уровнях правового регулирования, также свидетельствует об "избыточности" распространения на акционерные общества механизма исключения участника. В обществах с ограниченной ответственностью исключение участника является основным способом защиты нарушенных прав участников и в исключительных случаях - способом разрешения корпоративного конфликта. В то время как и акционерный закон, и зарубежная практика предоставляют множество специально разработанных именно для применения в акционерном обществе способов принудительного прекращения корпоративных прав, которые, в отличие от исключения, не вызывают ни теоретических противоречий, ни практических сложностей в реализации. Кроме того, появление в Гражданском кодексе таких механизмов, как обусловленное исполнение обязательств (ст. 327.1) и опцион на заключение договора (ст. 429.2), позволило адаптировать многие эффективные способы разрешения тупиковых ситуаций, широко применяемые в акционерных соглашениях по английскому праву. Заключение Ограничение корпоративных прав может являться средством обеспечения интересов субъектов корпоративных отношений. На примере осуществления отдельных корпоративных прав проведен анализ функционирования механизма ограничения корпоративных прав, исследован процесс сужения возможностей осуществления субъектом отдельных правомочий, входящих в содержание принадлежащего ему корпоративного права. Проблема ограничения корпоративных прав рассмотрена через призму обеспечения и защиты интересов субъектов корпоративных отношений, что имеет важное теоретическое и практическое значение. Ограничение корпоративного права состоит в сужении возможностей осуществления отдельных правомочий, входящих в его содержание. При этом ограничение этих правомочий не влечет за собой их исключение из содержания субъективного корпоративного права, которое остается неизменным. Таким образом, под ограничением корпоративного права следует понимать ограничение возможностей его осуществления. Осуществление как имущественных, так и неимущественных корпоративных прав имеет своей целью удовлетворение имущественного интереса участника хозяйственного общества, что обусловлено правовой природой последнего. Поскольку на практике интерес участника далеко не всегда может быть удовлетворен посредством осуществления принадлежащих ему корпоративных прав, то необходимо устанавливать определенные ограничения при осуществлении участниками своих корпоративных прав. Данные ограничения неоднородны. Они могут быть императивно установлены законом, выработаны судебной практикой, а также согласованы непосредственно сторонами корпоративных отношений. Многообразие правовых средств, существующих на различных уровнях правового регулирования, позволило сделать вывод о существовании организованной системы ограничений корпоративных прав, которая имеет свою внутреннюю структуру и обладает свойством юридической согласованности. Анализ судебной практики свидетельствует о том, что недобросовестные участники корпораций могут использовать средства ограничения корпоративных прав в целях злоупотребления принадлежащими им корпоративными правами. Зачастую общества безосновательно ограничивают права участников на получение прибыли, систематически принимая решения о невыплате дивидендов при наличии чистой прибыли и отсутствии программ по ее реинвестированию. Изменение порядка и условий доступа акционеров к информации о деятельности общества свидетельствует о существенном нарушении баланса интересов акционеров и общества, о необоснованном ограничении принадлежащего акционеру права. Во многом этому способствовало появление критерия "деловой цели", не так давно пополнившего ряды "каучуковых норм" отечественного права. Значительное число теоретических и практических проблем связано с отходом от принципа пропорциональности объема прав размеру доли в капитале хозяйственного общества. Прежде всего это касается непубличных акционерных обществ, для которых непропорциональное установление объема прав по акциям вступает в противоречие с императивными положениями законодательства в сфере рынка ценных бумаг, а также влечет за собой нарушение принципа публичной достоверности ценных бумаг. Исследование отдельных оснований принудительного прекращения корпоративных прав позволило сделать вывод о том, что прекращение права участия (членства) в корпорации не влечет за собой автоматическое прекращение правовой связи участника с обществом. Так, при исключении участника у него остаются некоторые корпоративные права, которые существуют уже сами по себе, независимо от права участия (членства), на основании которого они первоначально возникли. Таким образом, один и тот же юридический факт, в данном случае - судебное решение об исключении участника, влечет за собой одновременно прекращение права участия (членства) в корпорации и ограничение иных корпоративных прав, основанных на праве участия (членства), но продолжающих существовать безотносительно к нему. Анализ специальных механизмов купли-продажи акций, предназначенных для разрешения тупиковых ситуаций и широко применяемых в акционерных соглашениях по английскому праву, позволил сделать вывод об "избыточности" распространения на непубличные акционерные общества механизма исключения участника. С появлением конструкции опциона на заключение договора (ст. 429.2 ГК РФ) и обусловленного исполнения обязательств (ст. 327.1 ГК РФ) многие эффективные способы разрешения тупиковых ситуаций могут быть применены в рамках корпоративного договора по российскому праву. Ограничения корпоративных прав многообразны. Все они служат основной цели - обеспечению интересов участников хозяйственных обществ. В ряде случаев посредством ограничения корпоративных прав участников обеспечиваются и защищаются интересы самой корпорации, а также интересы ее кредиторов и иных третьих лиц. Вместе с тем зачастую при применении средств ограничения корпоративных прав участники действуют недобросовестно. Представляется, что ограничения корпоративных прав должны иметь объективные пределы, нарушение которых может являться формой злоупотребления правом. В этой связи важнейшее значение имеет проведение объективного анализа ограничений и пределов осуществления корпоративных прав. Библиография Монографии и книги 1. Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве / М.М. Агарков // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. 1: Социальная ценность частного права и отдельных институтов общей части гражданского права. Москва: Статут, 2012. С. 162 - 181. 2. Агарков М.М. Учение о ценных бумагах / М.М. Агарков // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. 1: Социальная ценность частного права и отдельных институтов общей части гражданского права. Москва: Статут, 2012. С. 258 - 412. 3. Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. Т. II / С.С. Алексеев. Москва: Юридическая литература, 1982. 360 с. 4. Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве / С.С. Алексеев // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 2: Специальные вопросы правоведения. Москва: Статут, 2010. С. 226 - 467. 5. Алексеев С.С. Основные вопросы общей теории социалистического права / С.С. Алексеев // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 3: Проблемы теории права: курс лекций. Москва: Статут, 2010. С. 8 - 390. 6. Алексеев С.С. Структура советского права / С.С. Алексеев // Собрание сочинений: в 10 т. [+ справоч. т.]. Т. 2: Специальные вопросы правоведения. Москва: Статут, 2010. С. 8 - 224. 7. Алексеев С.С. Теория права / С.С. Алексеев. Москва: Изд-во БЕК, 1994. 224 с. 8. Бородкин В.Г. О некоторых проблемах арбитражного процесса и способов защиты прав: сборник очерков: в 2 ч. Ч. 1 / В.Г. Бородкин, А.В. Станкевич. Москва: Инфотропик Медиа, 2018. 180 с. 9. Бойко Т.С. Защита прав и интересов миноритарных участников непубличного общества в праве России, США и Великобритании / Т.С. Бойко. Москва: Статут, 2019. 255 с. 10. Братко А.Г. Запреты в советском праве / под редакцией Н.И. Матузова / А.Г. Братко. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1979. 92 с. 11. Братусь С.Н. Субъекты гражданского права / С.Н. Братусь. Москва: Госюриздат, 1950. 367 с. 12. Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность: очерк теории / С.Н. Братусь. Москва: Юридическая литература, 1976. 216 с. 13. Венедиктов А.В. Правовая природа государственных предприятий / А.В. Венедиктов // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. I. Москва: Статут, 2004. С. 217 - 393. (Классика российской цивилистики.) 14. Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность / А.В. Венедиктов // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. Т. II. Москва: Статут, 2004. С. 7 - 412. (Классика российской цивилистики.) 15. Венкштерн М. Основы вещного права / М. Венкштерн // Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии / пер. с нем. Москва: Изд-во БЕК, 2001. 336 с. 16. Габов А.В. Общества с ограниченной и дополнительной ответственностью в российском законодательстве / А.В. Габов. Москва: Статут, 2010. 253 с. 17. Габов А.В. Ценные бумаги: вопросы теории и правового регулирования рынка / А.В. Габов. Москва: Статут, 2011. 1104 с. 18. Генкин Д.М. Право собственности в СССР / Д.М. Генкин. Москва: Госюриздат, 1961. 223 с. 19. Глушецкий А.А. Открытые и закрытые корпорации. Особенности оборота долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью: правовой и экономический аспекты / А.А. Глушецкий. Москва: Статут, 2017. 192 с. 20. Гражданское право: учебник: в 2 т. Т. 1 / под ред. Б.М. Гонгало. 3-е изд., перераб. и доп. Москва: Статут, 2018. 528 с. 21. Гражданское право: учебник: в 4 т. Т. I: Общая часть / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: Статут, 2019. 576 с. 22. Гражданское право: учебник: в 4 т. Т. II: Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: Статут, 2019. 464 с. 23. Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве / В.П. Грибанов // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. Москва: Статут, 2001. С. 233 - 244. (Классика российской цивилистики.) 24. Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав / В.П. Грибанов // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. Москва: Статут, 2001. С. 19 - 212. (Классика российской цивилистики.) 25. Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей / В.П. Грибанов // Осуществление и защита гражданских прав. 2-е изд., стереотип. Москва: Статут, 2001. С. 285 - 356. (Классика российской цивилистики.) 26. Губин Е.П. Государственное регулирование рыночной экономики и предпринимательства: правовые проблемы / Е.П. Губин. Москва: Норма; ИНФРА-М, 2017. 316 с. 27. Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве: монография / О.В. Гутников. Москва: ИЗиСП при Правительстве РФ, 2019. 488 с. 28. Дубовицкая Е.А. Европейское корпоративное право / Е.А. Дубовицкая. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: Волтерс Клувер, 2008. 261 с. 29. Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / Л. Дюги; пер. с фр.; под ред. и с предисл. А.Г. Гойхбарга. Москва: Гос. изд-во РСФСР, 1919. 110 с. 30. Иеринг Р. фон. Цель в праве / Р. фон Иеринг // Избранные труды. Самара: Самар. гос. эконом. акад., 2003. С. 11 - 332. 31. Иеринг Р. фон. Избранные труды: в 2 т. Т. I / Р. фон Иеринг. Санкт-Петербург: Юридический центр Пресс, 2006. 618 с. 32. Иоффе О.С. Гражданское правоотношение / О.С. Иоффе // Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". 3-е изд., испр. Москва: Статут, 2009. С. 512 - 698. 33. Иоффе О.С. Избранные труды: в 4 т. Т. II: Советское гражданское право / О.С. Иоффе. СанктПетербург: Юридический центр Пресс, 2004. 511 с. 34. Иоффе О.С. Из истории цивилистической мысли / О.С. Иоффе // Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". 3-е изд., испр. Москва: Статут, 2009. С. 16 - 510. (Классика российской цивилистики.) 35. Иоффе О.С. Обязательственное право / О.С. Иоффе. Москва: Юридическая литература, 1975. 880 с. 36. Иоффе О.С. Новый гражданский кодекс РСФСР / О.С. Иоффе, Ю.К. Толстой. Ленинград: Изд-во Ленингр. ун-та, 1965. 447 с. 37. Каминка А.И. Очерки торгового права / А.И. Каминка. Москва: Центр ЮрИнфоР, 2002. 547 с. 38. Камышанский В.П. Право собственности: пределы и ограничения / В.П. Камышанский. Москва: ЮНИТИ-ДАНА; Закон и право, 2000. 303 с. 39. Канторович Я.А. Основные идеи гражданского права / Я.А. Канторович. Москва: ЮрИнфоР-МГУ, 2009. 504 с. 40. Кирилловых А.А. Корпоративное право: курс лекций / А.А. Кирилловых. Москва: Юстицинформ, 2009. 192 с. 41. Козлова Н.В. Правосубъектность юридического лица / Н.В. Козлова. Москва: Статут, 2005. 476 с. 42. Комментарий к Федеральному закону "Об обществах с ограниченной ответственностью" (постатейный) / С.М. Айзин, О.М. Оглобина, С.В. Соловьева [и др.]; под ред. М.Ю. Тихомирова. 4-е изд., перераб. и доп. Москва: Изд-во Тихомирова М.Ю., 2007. 479 с. 43. Корпоративное право: учебный курс: учебник / кол. авт.; отв. ред. И.С. Шиткина. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: КНОРУС, 2015. 1080 с. 44. Корпоративное право: учебный курс: в 2 т. Т. 1 / отв. ред. И.С. Шиткина. Москва: Статут, 2017. 976 с. 45. Корпоративное право: учебник / А.В. Габов, Е.П. Губин, С.А. Карелина и др.; отв. ред. И.С. Шиткина. Москва: Статут, 2019. 735 с. 46. Красавчиков О.А. Гражданские организационно-правовые отношения / О.А. Красавчиков // Категории науки гражданского права. Избранные труды: в 2 т. Т. 1. Москва: Статут, 2005. С. 45 - 56. 47. Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью / А.А. Кузнецов. Москва: Статут, 2014. 141 с. 48. Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк / А.А. Кузнецов. Москва: Статут, 2017. 160 с. 49. Кузнецова Л.В. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью: практика применения действующего законодательства / Л.В. Кузнецова. Москва: Юстицинформ, 2008. 160 с. 50. Кузнецова Л.В. Преимущественные права в гражданском праве России: монография / Л.В. Кузнецова. Москва: Ось-89, 2007. 336 с. 51. Курдиновский В.И. Об ограничениях права собственности на недвижимое имущество по закону (по русскому праву) / В.И. Курдиновский. Одесса: Тип. Акционерного Южно-Русского Общества Печатного Дела, 1904. 389 с. 52. Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах / Д.В. Ломакин. Москва: Статут, 2008. 511 с. (Проблемы теории корпоративного права и практики применения корпоративного законодательства.) 53. Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве / А.В. Малько. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: Юристъ, 2004. 250 с. 54. Мейер Д.И. Древнее русское право залога / Д.И. Мейер // Избранные произведения по гражданскому праву. Москва: Центр ЮрИнфоР, 2003. С. 222 - 295. 55. Мейер Д.И. Русское гражданское право: в 2 ч. Ч. 1. По испр. и доп. 8-му изд. 1902 г. / Д.И. Мейер. Москва: Статут, 1997. 290 с. (Классика российской цивилистики.) 56. Микрюков В.А. Ограничения и обременения гражданских прав / В.А. Микрюков. Москва: Статут, 2007. 255 с. 57. Михайлов С.В. Категория интереса в российском гражданском праве / С.В. Михайлов. Москва: Статут, 2002. 205 с. (Новые времена.) 58. Могилевский С.Д. Общество с ограниченной ответственностью: законодательство и практика его применения / С.Д. Могилевский. Москва: Статут, 2010. 421 с. 59. Общая теория государства и права: акад. курс: в 3 т. Т. 3: Государство, право, общество / отв. ред. М.Н. Марченко. 4-е изд., перераб. и доп. Москва: Норма; ИНФРА-М, 2014. 720 с. 60. Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / А.Е. Агеенко, И.И. Акимова, В.А. Волгина [и др.]; рук. авт. кол. и отв. ред. А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 2. Москва: Статут, 2018. 368 с. 61. Осипенко О.В. Актуальные проблемы системного применения инструментов корпоративного управления и акционерного права / О.В. Осипенко. Москва: Статут, 2018. 448 с. 62. Осипенко О.В. Корпоративный контроль: экспертные проблемы эффективного управления дочерними компаниями. Кн. 1: Установление корпоративного контроля / О.В. Осипенко. Москва: Статут, 2013. 517 с. 63. Осипенко О.В. Корпоративный контроль: экспертные проблемы эффективного управления дочерними компаниями. Кн. 2: Обеспечение корпоративного контроля / О.В. Осипенко. Москва: Статут, 2014. 686 с. 64. Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве / Е.В. Пассек. Москва: Статут, 2003. 399 с. (Классика российской цивилистики.) 65. Предпринимательское право Российской Федерации: учебник / отв. ред. Е.П. Губин, П.Г. Лахно. 3-е изд., перераб. и доп. Москва: Норма; ИНФРА-М, 2017. 992 с. 66. Предпринимательское право России: итоги, тенденции и пути развития: монография / Е.Г. Афанасьева, А.В. Белицкая, В.А. Вайпан [и др.]; отв. ред. Е.П. Губин. Москва: Юстицинформ, 2019. 664 с. 67. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права / К.П. Победоносцев. Москва: Статут, 2002. 800 с. (Классика российской цивилистики.) 68. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права / И.А. Покровский. 6-е изд., стереотип. Москва: Статут, 2013. 351 с. (Классика российской цивилистики.) 69. Римское частное право: учебник / В.А. Краснокутский, И.Б. Новицкий, И.С. Перетерский [и др.]; под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. Москва: Юристъ, 2004. 544 с. 70. Рогалева М.А. Алгоритм квалификации гражданских дел (на примере защиты прав инвесторов в сфере рынка ценных бумаг) / М.А. Рогалева. Москва: Статут, 2018. 206 с. 71. Синайский В.И. Русское гражданское право / В.И. Синайский. Москва: Статут, 2002. 638 с. (Классика российской цивилистики.) 72. Степанов Д.И. Ответственность директора перед корпорацией за причиненные ей убытки в судебной практике / Д.И. Степанов, Ю.С. Михальчук. Москва: Статут, 2018. 207 с. 73. Суханов Е.А. Вещное право: научно-познавательный очерк / Е.А. Суханов. Москва: Статут, 2017. 560 с. 74. Суханов Е.А. Проблемы кодификации корпоративного и вещного права: избранные труды 2013 2017 гг. / Е.А. Суханов. Москва: Статут, 2018. 496 с. 75. Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право / Е.А. Суханов. Москва: Статут, 2014. 456 с. 76. Тарасов И.Т. Учение об акционерных компаниях / И.Т. Тарасов. Москва: Статут, 2000. 666 с. 77. Толстой Ю.К. К теории правоотношения / Ю.К. Толстой. Ленинград: Изд-во Ленингр. ун-та, 1959. 88 с. 78. Халфина Р.О. Право как средство социального управления / Р.О. Халфина. Москва: Наука, 1988. 254 с. 79. Хохлов В.А. Ответственность за нарушение договора по гражданскому праву / В.А. Хохлов. Тольятти: Изд-во ТолПИ, 1997. 318 с. 80. Хохлов С.А. Право собственности и другие вещные права / С.А. Хохлов // Избранные труды по гражданскому и хозяйственному праву. Екатеринбург: Бизнес, менеджмент и право, 2016. С. 543 - 565. (Уральская юридическая школа.) 81. Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического лица / Б.Б. Черепахин // Труды по гражданскому праву. Москва: Статут, 2001. С. 295 - 306. (Классика российской цивилистики.) 82. Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве / Б.Б. Черепахин // Труды по гражданскому праву. Москва: Статут, 2001. С. 93 - 120. (Классика российской цивилистики.) 83. Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права / Г.Ф. Шершеневич. Тула: Автограф, 2001. 720 с. (Юридическое наследие.) 84. Юридические лица в российском гражданском праве: монография: в 3 т. Т. 1: Общие положения о юридических лицах / А.В. Габов, О.В. Гутников, Н.Г. Доронина [и др.]; отв. ред. А.В. Габов, О.В. Гутников, С.А. Синицын. Москва: ИЗиСП; ИНФРА-М, 2015. 384 с. 85. Юридические лица в российском гражданском праве: монография: в 3 т. Т. 2: Виды юридических лиц в российском законодательстве / А.А. Аюрова, О.А. Беляева, М.М. Вильданова [и др.]; отв. ред. А.В. Габов. Москва: ИЗиСП; ИНФРА-М, 2015. 352 с. Статьи 86. Акимова И.И. Формы и последствия отказа от осуществления прав по договору в свете реформы российского гражданского законодательства / И.И. Акимова // Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / А.Е. Агеенко, И.И. Акимова, В.А. Волгина [и др.]; рук. авт. кол. и отв. ред. А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 2. Москва: Статут, 2018. 368 с. 87. Болвачева Н.Е. Ограничения как средство гражданско-правового регулирования / Н.Е. Болвачева // Актуальные проблемы гражданского права: сборник статей / под ред. О.Ю. Шилохвоста. Вып. 7. Москва: НОРМА, 2003. 304 с. 88. Бородкин В.Г. Корпоративный договор как механизм разрешения тупиковых ситуаций в хозяйственном обществе / В.Г. Бородкин // Закон. 2015. N 10. С. 138 - 146. 89. Будылин С. Исключение участника из товарищества или общества. Англия (и немного Россия) / С. Будылин. URL: http://www.m-logos.ru/img/Spravka_Budilin_16022015.pdf. 90. Гак Г.М. Общественные и личные интересы и их сочетание при социализме / Г.М. Гак // Вопросы философии. 1955. N 4. С. 17 - 28. 91. Гентовт О.И. Ограничение корпоративных прав как средство обеспечения интересов участников хозяйственных обществ / О.И. Гентовт // Социально-экономические и правовые проблемы повышения эффективности Российской экономики / под ред. А.П. Сысоева, М.С. Халикова, А.И. Усова. Вып. 4. Москва: Университетская книга, 2017. С. 466 - 475. 92. Гентовт О.И. Ограничение прав как средство сохранения баланса интересов на примере права акционера на информацию / О.И. Гентовт // Предпринимательское право. 2019. N 1. С. 31 - 39. 93. Гентовт О.И. Построение системы хозяйственных обществ: перспективы законодательного регулирования / О.И. Гентовт // Вестник Московского Университета. Серия 11 "Право". 2019. N 1. С. 112 - 123. 94. Губин Е.П. Государство и бизнес в условиях правовых реформ / Е.П. Губин // Журнал российского права. 2015. N 1. С. 23 - 30. 95. Губин Е.П. Законодательство о предпринимательской деятельности: состояние и направления совершенствования / Е.П. Губин // Предпринимательское право. Приложение "Бизнес и право в России и за рубежом". 2010. N 3. С. 18 - 25. 96. Губин Е.П. О предстоящих изменениях в части I Гражданского кодекса Российской Федерации и правовое регулирование предпринимательской деятельности / Е.П. Губин // Предпринимательское право. 2012. N 4. С. 2 - 5. 97. Губин Е.П. Правовое обеспечение свободы экономической деятельности / Е.П. Губин // Предпринимательское право. 2015. N 4. С. 3 - 9. 98. Губин Е.П. Право как инструмент решения экономических проблем России / Е.П. Губин // Вестник Московского университета. Серия 11 "Право". 2012. N 2. С. 3 - 13. 99. Гутников О.В. Исключение участника юридического лица: мера ответственности и способ защиты корпоративных прав / О.В. Гутников // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2015. N 2. С. 102 - 127. 100. Добролюбова Е.А. Медиация как способ разрешения корпоративных конфликтов: правовой аспект / Е.А. Добролюбова // Предпринимательское право. 2011. N 4. С. 33 - 36. 101. Долинская В.В. Ограничения права собственности: понятие и виды / В.В. Долинская // Закон. 2003. N 11. С. 8 - 9. 102. Камышанский В.П. Конституционные ограничения права собственности / В.П. Камышанский // Правовые вопросы недвижимости. 2004. N 2. С. 2 - 3. 103. Кокорев С.В. О правовой природе корпоративного договора в российском праве / С.В. Кокорев // Российский юридический журнал. 2019. N 5. С. 177 - 182. 104. Крашенинников Е.А. Интерес и субъективное гражданское право / Е.А. Крашенинников // Известия вузов. Правоведение. 2000. N 3. С. 133 - 141. 105. Крашенинников Е.А. Охраняемый законом интерес и средства его защиты / Е.А. Крашенинников // Вопросы теории охранительных правоотношений: мат. науч. конф. Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1991. С. 12 - 18. 106. Крылов В.Г. Практические аспекты реализации некоторых прав миноритарными акционерами непубличных акционерных обществ / В.Г. Крылов // Гражданское право. 2019. N 1. С. 10 - 14. 107. Кузнецов А.А. Вопросы корпоративного права в Постановлении Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 / А.А. Кузнецов, Д.В. Новак // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2015. N 12. С. 26 60. 108. Кузнецов В.А. Право акционера на информацию. Комментарии к Информационному письму Президиума ВАС РФ от 18.01.2011 N 144 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров о предоставлении информации участникам хозяйственных обществ" / В.А. Кузнецов, Д.И. Степанов // Судебная практика. Комментарии. Москва: Закон, 2011. С. 97 - 108. 109. Кузнецова Л.В. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью / Л.В. Кузнецова // Право и экономика. 2006. N 9. С. 116 - 122. 110. Кузнецова Э. Информация к научному круглому столу "Исключение участника из АО или ООО и альтернативные способы разрешения тупиков в управлении конфликтов акционеров в непубличных корпорациях" / Э. Кузнецова. URL: http://www.m-logos.ru/img/Spravka_Kuznecova_francuzskoe_pravo.pdf. 111. Лаптев В.А. Корпоративный договор в системе источников регулирования корпоративных отношений / В.А. Лаптев // Предпринимательское право. 2016. N 1. С. 23 - 31. 112. Лаптев В.А. Корпоративные споры: понятие, виды и способы предотвращения / В.А. Лаптев // Предпринимательское право. 2007. N 4. С. 2 - 4. 113. Лебедев В.А. Конституционные основы ограничений прав и свобод человека и гражданина / В.А. Лебедев // Lex Russica. 2017. N 1. С. 130 - 139. 114. Левина Д. Исключение участника корпорации как механизм разрешения корпоративных конфликтов по праву Германии / Д. Левина, Е. Хэртель. URL: http://www.mlogos.ru/img/Spravka_Noerr_16022015.pdf. 115. Ломакин Д.В. Договоры об осуществлении прав участников хозяйственных обществ как новелла корпоративного законодательства / Д.В. Ломакин // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2009. N 8. С. 6 26. КонсультантПлюс: примечание. Статья Д.В. Ломакина "Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы и перспективы нормативного регулирования" включена в информационный банк согласно публикации "Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. 116. Ломакин Д.В. Корпоративные права участников хозяйственных обществ: актуальные проблемы правоприменения и перспективы нормативного регулирования / Д.В. Ломакин // Гражданское право: современные проблемы науки, законодательства, практики: сб. ст. к юбилею д-ра юрид. наук, проф. Евгения Алексеевича Суханова. Москва: Статут, 2018. С. 339 - 362. 117. Ломакин Д.В. От корпоративного интереса через злоупотребление корпоративным правом к корпоративному спору / Д.В. Ломакин // Корпоративный юрист. 2006. N 2. С. 29 - 34. 118. Ломакин Д.В. Право акционера на информацию / Д.В. Ломакин // Хозяйство и право. 1997. N 11. С. 162 - 170. 119. Ломакин Д.В. Применение норм о корпоративном договоре в практике арбитражных судов / Д.В. Ломакин // Хозяйство и право. 2019. N 11. С. 17 - 28. 120. Ломакин Д.В. Фидуциарные обязанности участников корпоративных отношений: за и против / Д.В. Ломакин // Гражданское право. 2019. N 4. С. 3 - 8. 121. Лухманов М.И. Интерес особого пристрастия: защита субъективной неимущественной ценности в имущественном благе / М.И. Лухманов // Опыты цивилистического исследования: сб. ст. / И.И. Акимова, В.А. Волгина, А.А. Громов [и др.]; рук. авт. кол. и отв. ред. А.М. Ширвиндт, Н.Б. Щербаков. Вып. 3: Специальный выпуск к юбилею профессора Евгения Алексеевича Суханова. Москва: Статут, 2019. 376 с. 122. Ляскало А.Н. Квалификация корпоративных (рейдерских) захватов: вопросы применения ст. ст. 159 и 170.1 УК РФ / А.Н. Ляскало // Уголовное право. 2017. N 3. С. 48 - 56. 123. Макарова О.А. Пределы свободы корпоративного договора / О.А. Макарова // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018. N 7. С. 55 - 59. 124. Михалева О.В. Информационные права в холдинговых структурах: опыт Германии / О.В. Михалева // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2017. N 1. С. 55 - 69. 125. Могилевский С.Д. О дополнительных правах участника общества с ограниченной ответственностью / С.Д. Могилевский // Хозяйство и право. 2009. N 10. С. 3 - 17. 126. Орлова О.Е. Право на информацию участников хозяйственных обществ / О.Е. Орлова // Корпоративное право в ожидании перемен: сб. ст. к 20-летию Закона об ООО / отв. ред. А.А. Кузнецов. Москва: Статут, 2020. С. 327 - 410. 127. Осипенко О.В. Институт корпоративного договора в РФ. Новые модели / О.В. Осипенко // Вестник арбитражной практики. 2019. N 5. С. 16 - 33. 128. Осипенко О.В. Информационные права акционеров: новеллы корпоративного законодательства / О.В. Осипенко // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2018. N 1. С. 50 - 61. 129. Пискунов Я. Концепции развития семейного законодательства у нас в стране нет [Интервью с Л.Ю. Михеевой] / Я. Пискунов // Закон. 2017. N 2. С. 6 - 20. 130. Плеханов В. Договоры участников общества с ограниченной ответственностью / В. Плеханов // Корпоративный юрист. 2009. N 6. С. 53 - 57. 131. Плешков Д.В. Интерес акционерного общества в контексте статьи 71 Закона об АО / Д.В. Плешков // Вестник ВАС РФ. 2011. N 1. С. 23 - 29. 132. Пущаев В.Г. Исключение участника из общества / В.Г. Пущаев // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 6. С. 55 - 62. 133. Распутин М. Договор об осуществлении прав участников ООО как инструмент защиты интересов миноритариев / М. Распутин // Корпоративный юрист. 2009. N 8. С. 34 - 38. 134. Румак В. Важно не ставить во главу угла правовые традиции, а решать экономическую задачу [Интервью с Е.П. Губиным] / В. Румак // Закон. 2019. N 3. С. 8 - 18. 135. Сенчищев В.И. О понятии обременения права / С.И. Сенчищев // Вестник ВАС РФ. 2003. N 5. С. 94 111. 136. Степанов Д.И. Интересы юридического лица и его участников / Д.И. Степанов // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 1. С. 29 - 83. 137. Степанов Д.И. Судебная практика по обязательному предложению и вытеснению миноритарных акционеров / Д.И. Степанов // Вестник экономического правосудия РФ. 2016. N 2. С. 80 - 120. 138. Степанов Д.И. Устав как форма сделки / Д.И. Степанов // Вестник гражданского права. 2009. Т. 9. N 1. С. 3 - 62. 139. Степанов Д.И. Феномен корпоративного контроля / Д.И. Степанов // Вестник гражданского права. 2009. N 3. С. 142 - 206. 140. Сидоренко А.Ю. Актуальные проблемы правового регулирования ограничений (обременений) в земельном праве / А.Ю. Сидоренко // Юрист. 2000. N 11. С. 26 - 34. 141. Синицын С.А. Право на дивиденд: возникновение, содержание, осуществление и защита / С.А. Синицын // Вестник гражданского права. 2018. N 4. С. 91 - 131. 142. Третьякова А.С. О некоторых особенностях правового регулирования права акционеров на информацию в Российской Федерации и Германии / А.С. Третьякова // Право и современные государства. 2012. N 2. С. 72 - 73. 143. Федотова Ю.Г. Понятие ограничения прав и свобод граждан и организаций в интересах обеспечения обороны страны и безопасности государства / Ю.Г. Федотова // Современное право. 2015. N 6. С. 30 - 35. 144. Филиппова С.Ю. Исключение участника из хозяйственного товарищества или общества как правовое средство: оценка правовых идей использования / С.Ю. Филиппова // Предпринимательское право. 2015. N 1. С. 18 - 24. 145. Филиппова С.Ю. Типовые уставы: к вопросу о правовой природе и назначении / С.Ю. Филиппова, И.С. Шиткина // Закон. 2020. N 4. С. 152 - 160. 146. Френкель А.Д. Правовая природа исключения участника из общества с ограниченной ответственностью: является ли вина участника обязательным критерием для исключения? / А.Д. Френкель // Закон. 2020. N 6. С. 122 - 129. 147. Цепов Г.В. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью как принудительное расторжение "корпоративного контракта" / Г.В. Цепов // Вестник экономического правосудия РФ. 2017. N 10. С. 96 - 114. 148. Цепов Г.В. Как поделить шкуру неубитого медведя? Или правовые способы устранения неопределенности и оппортунизма при распределении прибыли хозяйственных обществ / Г.В. Цепов // Закон. 2019. N 2. С. 111 - 126. 149. Шиткина И.С. Значение реформы института крупных сделок и сделок с заинтересованностью для теории и практики / И.С. Шиткина // Закон. 2019. N 12. С. 120 - 137. 150. Шиткина И.С. Корпоративное управление и корпоративный контроль в холдинговой компании / И.С. Шиткина // Хозяйство и право. 2003. N 3. С. 36 - 49. 151. Шиткина И.С. Ответственность фактически контролирующих лиц в корпоративном праве / И.С. Шиткина. // Закон. 2018. N 7. С. 114 - 133. 152. Шиткина И.С. Основные направления развития корпоративного законодательства и тенденции правоприменительной практики / И.С. Шиткина // Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 2. С. 5 - 16. 153. Шиткина И.С. Правовые позиции Конституционного Суда в корпоративном праве: значение и развитие / И.С. Шиткина // Предпринимательское право. 2021. N 1. С. 3 - 23. Диссертации и авторефераты 154. Губин Е.П. Обеспечение интересов в гражданско-правовых обязательствах: специальность 12.00.03 "Гражданское право; семейное право; гражданский процесс; международное частное право": автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Губин Евгений Парфирьевич; Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Москва, 1980. 24 с. 155. Губин Е.П. Обеспечение интересов в гражданско-правовых обязательствах: специальность 12.00.03 "Гражданское право; семейное право; гражданский процесс; международное частное право": диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Губин Евгений Парфирьевич; Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Москва, 1980. 211 с. 156. Ем В.С. Категория обязанности в советском гражданском праве: вопросы теории: специальность 12.00.03 "Гражданское право; семейное право; гражданский процесс; международное частное право": диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Ем Владимир Саурсеевич; Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Москва, 1981. 209 с. 157. Сальникова Ю.Н. Правовой режим прибыли коммерческих организаций: специальность 12.00.03 "Гражданское право; семейное право; гражданский процесс; международное частное право": автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Сальникова Юлия Николаевна; Уральская государственная юридическая академия. Екатеринбург, 2009. 31 с. Литература на иностранных языках 158. Berle A.A. The Modern Corporation and Private Property / A.A. Berle, G.C. Means. 2 nd edition. New York: Routledge, 1991. 434 p. 159. Bollefer S.F. Shareholders' Agreements: a Tax and Legal Guide / S.F. Bollefer, J. Bernstein. 3 rd edition. Toronto: CCH Canadian, 2009. 237 p. 160. Buffa F. Company and shareholders / F. Buffa. Stamford: Key Editor, 2016. 139 p. 161. Campbell D. International Joint Ventures / D. Campbell, A. Netzer. Alphen aan den Rijn: Kluwer law international, 2009. 644 p. 162. Davies P.L. Gower and Davies' Principles of Modern Company Law / P.L. Davies, S. Worthington. 9 th edition. London: Sweet, 2012. 1180 p. 163. French D. Company Law / D. French, S.W. Mayson, C.L. Ryan. 31st edition. Oxford: Oxford University Press, 2014. 880 p. 164. Grant J. European Takeovers. The Art of Acquisition / J. Grant. London: Euromoney Books, 2005. 396 p. 165. McCahery J.A. Corporate Governance of Non-Listed Companies / J.A. McCahery, E.P.M. Vermeulen. Oxford: Oxford University press, 2006. 280 p. 166. McIntyre M.D. The Stockholder's Statutory Right to Inspect Corporate Books and Records / M.D. McIntyre. Wilmington: Grant & Eisenhofer P.A., 2010. URL: https://silo.tips/download/the-stockholder-s-statutoryright-to-inspect-corporate-books-and-records. 167. McNutt P.V. Stockholder's Right to inspect Corporate Books and Records / P.V. McNutt // Indiana Law Journal. Vol. 1. N 1. Article 4. P. 45 - 48. 168. Mock S. International Handbook in Shareholders' Agreements: Regulation, Practice and Comparative Analysis / S. Mock, K. Csach, B. Havel. Berlin: Boston: De Gruyter, 2018. 679 p. 169. Reece Thomas K. The Law and Practice of Shareholders' Agreements / K. Reece Thomas, C.L. Ryan. 3 rd ed. Dayton: LexisNexis, 2009. 539 p. 170. Scogin H. Withdrawal and Expulsion in Germany: A Comparative Perspective on the "Close Corporation Problem" // Michigan Journal of International Law. 1993. Vol. 127. N 15. P. 154 - 164. 171. Shareholders' Rights: Jurisdictional Comparisons / General Editors: A. Varrenti, F. de las Cuevas, M. Hurlock. 1st edition. London: The European Lawyer, 2011. 512 p. 172. Slorach J.S. Business Law 2014 - 2015 / J.S. Slorach, J.G. Ellis. Oxford: Oxford University Press, 2014. 336 p. 173. Stohlmeier T. German Public Takeover Law: Bilingual Edition with an Introduction to the Law / T. Stohlmeier. Alphen aan den Rijn: Wolters Kluwer Law & Business, 2002. 236 p. 174. Velasco J. The Fundamental Rights of The Shareholder / J. Velasco // U.C. Davis Law Review. 2006. Vol. 40. N 2. P. 407 - 467. 175. Ventoruzzo M. Comparative Corporate Law / M. Ventoruzzo, P.-H. Conac, G. Goto et al. // Bocconi Legal Studies Research Paper No. 2626021. 2015. 29 p. 176. Ventoruzzo M. Issuing New Shares and Preemptive Rights: A Comparative Analysis / M. Ventoruzzo // Richmond Journal of Global Law and Business. 2013. Vol. 12. N 517. URL: https://elibrary.law.psu.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1279&context=fac_works. 177. Wolfe A. Legal Perspectives of American Business Associations / A. Wolfe, F. Naffziger. Columbus: Grid Publishing, Inc., 1977. 723 p. Подписано в печать 11.04.2022