ПОЛЯКОВА Н.Л.
ХХ век в социологических теориях
общества. – М.: Логос, 2004. – 384 с.
(номер предшествует странице)
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ: О СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ ОБЩЕСТВА 7
Часть I. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА НАЧАЛА XX ВЕКА - 70-х ГОДОВ XX
ВЕКА 19
Глава 1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ОБЩЕСТВ XX в. 21
1.1. Закат свободного рынка и появление монополии как новой формы социальной
организации 22
1.2. <Закат> либеральной версии национального государства, становление
социального государства 30
1.3. Становление новых базовых социально-экономических практик: от тейлоризма
к фордизму 42
Глава 2. ТЕОРИИ ОРГАНИЗОВАННОГО КАПИТАЛИЗМА И
ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА 58
2.1. Организованный капитализм 59
2.2. Государственно-монополистический капитализм, империализм 67
2.3. Теория организованного капитализма в 70-е - 80-е годы 72
Глава 3.ОТ ТЕОРИЙ МЕНЕДЖЕРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА К ТЕОРИЯМ КОРПОРАТИВНОГО
ОБЩЕСТВА 81
3.1. Становление теорий менеджериального общества 81
3.1.1. Торнстейн Веблен: отсутствующая собственность и революция инженеров 81
3.1.2. Технократическое движение 88
3.1.3. Революция менеджеров: Адольф Берль, Гардинер Минз, Джеймс Бернхэм 92
3.2. Критика теорий менеджериального общества и оформление теорий
корпоративного капитализма 97
3.2.1. Теория общества Ч. Р. Миллза 97
3.2.2. Теория корпоративного общества У. Уорнера 110
3.2.3. Автономный человек - организационный человек: У. Уайт - У. Уорнер 117
Глава 4. ТЕОРИИ МАССОВОГО ОБЩЕСТВА 127
4.1. Общая характеристика массового общества 127
4.2. Теория массового общества х. Ортеги-и-Гассета 132
4.3. Теории массового общества в 40-е - 60-е годы 140
4.3.1. Теория социального характера в массовом обществе Дэвида Рисмена 140
4.3.2. Теория массового общества Эдварда Шилза 147
4.3.3. Теория массового общества Герберта Блумера 152
Глава 5. ТЕОРИИ ТОТАЛИТАРНОГО ОБЩЕСТВА 159
5.1. Общее теоретическое введение 159
5.2. Идеологические проекты тоталитарного общества 164
5.2.1. Общая характеристика 164
5.2.2. Теория тоталитаризма Эрнста Юнгера 167
5.2.3. Теория тоталитарного общества Вернера Зомбарта 178
5.3. Социологические теории тоталитарного общества 204
5.3.1. Теория тоталитарного общества Ханны Арендт 205
5.3.2. Теория тоталитарного общества Карла Мангейма 222
Глава 6. ТЕОРИИ РАЗВИТОГО ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА СЕРЕДИНЫ XX ВЕКА 237
6.1. Введение 237
6.2. Теории развитого индустриального общества Макса Хоркхаймера и Теодора
Адорно 240
6.3. Теория индустриального общества Герберта Маркузе 249
6.4. Дискуссии о характере индустриального труда и о рабочем классе в теориях
развитого индустриального общества 257
6.4.1. Теория Роберта Блонера 259
6.4.2. <Тезис Гарри Брейвермана> 263
6.5. Теория развитого индустриального общества Раймона Арона 267
Часть II. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XX в. 279
ВВЕДЕНИЕ. СОЦИАЛЬНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ 70-Х гг. 281
Глава 7.СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА 294
7.1. Теория постиндустриального общества Дэниела Белла 295
7.2. Концепция постиндустриального общества Алена Турена 303
Глава 8.СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА 315
8.1. Теория общества <третьей волны> Олвина Тоффлера 315
8.2. Теория современного общества Франко Ферраротти 327
Глава 9.СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА <ЭПОХИ ПОСТМОДЕРНА> 340
9.1. Постмодернистская социология 340
9.2. Современность как поздний модерн: Теория радикализированного модерна
Энтони Гидденса 356
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. Глобализация и понятие <общество> в новейших
социологических дискуссиях 366
Именной указатель 377
ВВЕДЕНИЕ О социологических теориях общества
Эта книга - о книгах. О книгах и содержащихся в них идеях. Но это не просто книги и
идеи. Это книги и идеи, которые выражают смысл социальной жизни, создают образ
социальной эпохи, определяют направление социальной политики и в конечном счете движение истории. Цель данной книги - реконструировать, свести вместе и представить в
единой и целостной динамике те теории и основные констелляции идей, в которых нашли
свое понимание главные социальные процессы и формы обществ XX века, запечатлелся
грандиозный и многообразный социальный опыт XX века.
XX век в высшей степени богат не только конкретными историческими событиями и
процессами, но и разнообразием социальных форм, быстро сменяющих друг друга. Это век,
чрезвычайно насыщенный социальной инновативностью в широком смысле слова.
Социология фиксировала реальный исторический процесс, социальную историю двадцатого
столетия, прежде всего в форме последовательного ряда целостных социологических теорий
общества. Экспликация и выстраивание социологических теорий общества в
соответствующей исторической перспективе, их анализ, а также анализ методологических
оснований, на которых строятся эти теории, позволяет создать картину реального
социального движения, выявить его социологический смысл.
Что же такое <социологическая теория общества>? Теория общества является
ключевым и центральным компонентом социологической теории в широком смысле слова.
Все скольконибудь крупные и оригинальные социологи были и крупнейшими теоретиками
общества, а сама оригинальность и значимость теоретической позиции проявлялась, прежде
всего, в концептуализации того, что такое общество.
<Общество> - это то социологическое понятие, которое служит для обозначения
социальной тотальности, описания социального состояния в его целостности. Вся история
развития социологии свидетельствует о наличии в ней постоянной и на8
стоятельной потребности в концептуализации общественного состояния в его
целостности и обозначении этого целого через какие-то содержательные характеристики.
Теория общества
господствовала в социологии не столько как определение ее исследовательского поля,
сколько как принцип объяснения, вскрывающий смысл социальной тотальности. Она
выполняет роль социальной картины мира, горизонта понимания, задающего смысл и
ориентацию всем конкретным теоретическим построениям и эмпирическим исследованиям.
Анализ показывает, что любая теория общества имеет две стороны, или две
составляющие: материальную и формальную. В зависимости от преобладания
<материального> или <формального> содержания все теории общества можно разделить на
формальные и материальные.
Под формальной теорией общества следует понимать теоретическое построение, в
рамках которого устанавливаются фундаментальные компоненты и функциональные связи
между ними, присущие всякому обществу, вне зависимости от его конкретного
исторического вида и состояния.
Формальная концепция общества может получить содержательную или историческую
спецификацию, становясь в таком случае материальной теорией общества, например,
<теорией промышленного общества>, <теорией массового общества>, <теорией
менеджериального общества> и т.п. Целью таких теорий является содержательная, или
материальная спецификация конкретных исторических образований посредством выявления
каких-то качественных доминант, определяющих и объясняющих содержание целого и,
соответственно, всех его частей и процессов, причем не просто как системного или
формального целого, а как содержательного материального целого. Материальные теории
общества стремятся найти и разработать такую по возможности общую качественную,
смысловую, ценностную
О функциях теории в рамках социологического знания см.: Добреньков В.И.,
Кравченко А.И. Социология. Т. 1. Методология и история. М., 2000. Гл. 5.
9
характеристику, которая передавала бы основное социальное содержание социального
действия и интеракции, ухватывала бы базисные ценностные ориентации. Такая
характеристика призвана тем самым определить механизмы и принципы включения
человека в общество, социальную структуру, систему социальной стратификации, характер
социальных институтов, а также выявить базисный социальный конфликт. Когда
классическая социология называла общество эпохи модерна <промышленным обществом>,
<капиталистическим> и т. д., она по существу и выделяла такие основополагающие
содержательные, материальные характеристики. Точно так же базисную содержательную
характеристику современного общества пытаются установить современные теории,
ориентированные на постижение общества как целого, когда определяют его как
<постмодерновое>, <информационное> и т. п.
Следует при этом оговориться, что любая материальная концепция общества в
имплицитном или эксплицитном виде содержит формальную концепцию общества, а ее
авторы придерживаются соответствующей методологической позиции. Этим и объясняется
тот факт, что конкретных материальных теорий, описывающих исторически конкретное
общество, может быть много, и они будут различаться в зависимости от методологических
оснований, на которых они разрабатываются. Примером могут служить теории
капиталистического общества, созданные с одной стороны К. Марксом, с другой - М.
Вебером, или теории развитого индустриального общества, созданные Р. Ароном, с одной
стороны, а с другой - Т. Адорно и М. Хоркхаймером. Таких примеров в истории социологии,
включая современный ее этап, множество.
Именно материальные концепции общества являются наиболее пригодным
инструментом для концептуализации исторически конкретных социальных состояний, а
также для понимания исторической трансформации этих состояний, процессов и форм.
Социальная история может быть показана через историю последовательной смены
различных теорий общества. Более того, существует известный, легко прослеживаемый
параллелизм между реальным историческим процессом трансформации
10
социальных форм и историей социологических теорий общества.
Анализ материальных теорий общества показывает, что в каждой из теорий,
относящихся к конкретным этапам развития общества, не только наличествуют общие для
них всех содержательные характеристики соответствующего общества, но и
методологические подходы, которые не всегда получают эксплицитное выражение. Эти
общие методологические позиции, однако, можно с очевидностью выявить и
продемонстрировать, что мы, в числе прочего, и попытаемся сделать. Присутствие же таких
общих методологических оснований позволяет говорить о существовании некоторой
методологической парадигмы социологического мышления, задействованной при описании
общества как целостности и разработке соответствующих теоретических построений. Под
социологической
парадигмой
мы
понимаем
определенную
фундаментальную
концептуализацию социальной реальности, базисные представления об обществе и
индивиде, характере и природе социального взаимодействия и функционирования, которые
лежат в основе всех этих теорий и являются общими для них. Выявление и формулирование
этой методологической парадигмы является задачей не менее важной и значимой, чем
экспликация соответствующих теорий общества.
В истории развития социологии в части социологических теорий общества можно
выделить несколько периодов, совпадающих с соответствующими историческими
периодами развития общества, его социальной, культурной и экономической сфер.
I период: конец XVIII - начало XX в.;
II период: начало XX в. - 70-е годы XX в.;
III период: 70 - 80-е годы XX в. - по настоящее время.
Каждый из этих периодов имеет свою специфику и каждый концептуализировался
рядом теорий, которые не просто сопоставимы и сравнимы, за ними с очевидностью
предстает общее историческое и социальное содержание.
Первый период: конец XVIII - начало XX вв. Это период становления обществ
модерна, характеризующихся как индустриальные, капиталистические, оформленные как
национальные
11
государства. В тот период происходит и становление социологии в качестве способа
теоретического самопостижения и самопонимания этих обществ, в качестве средства их
саморефлексии. Речь идет о периоде, известном в истории социологии как классическая
социология.
Классическая социология XIX в. не была однородным и когерентным теоретическим
образованием. Однако в рамках различных социологических построений, усилиями
различных теоретиков была выработана социологическая теория промышленного
капиталистического общества: теории капиталистического общества К. Маркса, М. Вебера,
Г. Зиммеля, теории промышленного общества Э. Дюркгейма, Г. Спенсера и др.
Теории промышленного капиталистического общества, разработанные крупнейшими
социологами в рамках классической социологии, могут быть объединены и
реконструированы в качестве целостного теоретического образования. Обусловлено это, как
представляется, двумя моментами. Во-первых, достаточно когерентной природой
социальной реальности обществ XIX в. Во-вторых, общими методологическими позициями,
которые лежат в основе материальных теорий обществ, создаваемых в рамках
социологической классики.
Методологическую основу теории промышленного капиталистического общества
составила <трудовая парадигма>. Не вызывает сомнения, что в основе всех, самых
различных классических социологических теорий лежала одна определенная парадигма
концептуализации социальной реальности. Речь идет о понимании труда как базисного
социообразующего фактора. Труд стал объектом и предметом социологического
исследования с самого начала возникновения социологии как науки на рубеже XVIII - XIX
веков. Более того, в силу основополагающего характера труда для формирования и
функционирования обществ модерна он стал одной из базисных категорий большинства
социологических теорий. Социология исходила главным образом из факта быстрого
количественного роста труда в сфере промышленного производства, из его очевидной
способности преобразовывать общество, определять классовую и социальную структуру
обществ, образцы и типы социального дейст12
вия. Осмысление трудовой деятельности, освободившейся от феодальных пут,
регулируемой только рынком, ориентированной на конкретное приложение и понукаемой
<кнутом голода>, стало основой теоретических построений социологии. Сфера хозяйства,
или экономика стала сферой, объясняющей все остальные социальные процессы и формы. В
классической социологии сформировался экономический объяснительный принцип, а
базисной теоретической моделью стала модель трудового общества
.
Теория промышленного капиталистического общества как некая идеально-типическая
модель - это вполне когерентная теория, дающая исчерпывающее представление об
обществах XIX столетия, их основных характеристиках, социальной структуре, основных
конфликтах, типе политической организации и культуре. Реконструируем основные ее
моменты, опираясь на анализ теорий промышленного капиталистического общества,
разработанных О. Контом, К. Марксом, Г. Спенсером, М. Вебером, Э. Дюркгеймом.
- Среди главных черт промышленного капиталистического общества следует, прежде
всего, назвать индустриализм. Это означает, что экономическая сфера представляет собой
производство товаров при помощи машинной технологии и неживых источников энергии, а
ее основу составляет развитая система разделения труда, как в рамках самого производства,
так и общества в целом. Именно эти черты промышленного общества легли в основу его
концептуализации в рамках различных органицистско-функционалистских теорий,
например, О. Конта, Э. Дюркгейма, Г. Спенсера и др.
- Промышленное общество является капиталистическим обществом. Эта черта
промышленного капиталистического общества получила наиболее фундаментальное
осмысление в социологических теориях К. Маркса и М. Вебера. Как капиталистическое,
промышленное общество основано на частной
См. об этом подробнее: Полякова Н.Л. От трудового общества к информационному:
Западная социология об изменении социальной роли труда. - М.: Наука, 1990.
13
собственности на материальные средства производства, на свободе рынка, на свободе
труда, на рациональной технике, коммерческой постановке хозяйственной деятельности,
биржевых операциях. Фундаментальным для капитализма является его внутренне
противоречивый, конкурентный, конфликтный характер. Производственный процесс
осуществляется как экономическая эксплуатация наемного труда. Особо подчеркивается
экспансионистский характер капитализма, стремительная колонизация им территорий,
общества и культуры, указывается на стремление к максимизации прибыли в качестве одной
из черт, определяющей движение экономики в целом и мотивацию каждого конкретного
социального агента.
- Промышленное капиталистическое общество - это гражданское сообщество, оно не
является корпоративным. Оно не представляет собою единое социальное образование,
интегрированное посредством политико-государственного механизма в единую
иерархическую систему статусов, каковым является докапиталистический тип общества. Г.
Спенсер, много внимания уделивший именно этому аспекту в исследовании промышленного
общества, подчеркивал, что промышленное общество это общество, в котором государство и
вообще все политические институты отделены от экономики и от различных социальных
институтов, осуществляющих внутреннюю интеграцию. Промышленное общество
представляет собой первое в истории общество, в котором присутствует развитая
гражданская сфера сфера гражданского общества - с ее институтами общественного мнения,
различными свободными объединениями граждан, разнообразными гражданскими
организациями. Не меньше, чем Г. Спенсер, об этом писали О. Конт, Э. Дюркгейм и другие
представители социологической классики.
Система внутренней интеграции общества строится на основе обменнофункционалистской, т. е. профессионально-трудовой, а не статусной организации системы
взаимодействий. Она предполагает формальное правовое равенство участников
взаимодействий. Кроме того, взаимодействие должно быть добровольным и свободным, а
обмен взаимными трудовыми услугами быть справедливым. На таком понимании
справедливости
14
должен основываться найм рабочей силы. Только в этом случае общество и его
различные сферы не будут демонстрировать аномийные, кризисные явления, забастовки и
революции.
- Промышленное капиталистическое общество - это классовое общество. Данное
утверждение является общим для всей классической социологии. В общем и целом в рамках
классической социологии классы предстают как социальные группы, которые формируются
в рамках экономики или системы общественного разделения труда и отличаются своим
отношением к собственности на средства производства (т. е. владением или невладением
ею), своим местом и ролью в системе производства (или общественного разделения труда),
способом получения и размерами своего дохода. Именно классовая структура общества
формирует политическую ситуацию, систему властных отношений в обществе, определяет
основной социальный конфликт. Рассмотрение и анализ общества с точки зрения
распределения классовых сил, классовый анализ как таковой становится одним из ведущих
методологических подходов в социологии.
- В политическом отношении промышленное капиталистическое общество предстает
как национальное государство. Нация - это тот совершенно новый тип социального и
политического сообщества, который возникает в обществах модерна. Государство
репрезентирует нацию и гражданское общество. Государство самым активным образом
взаимодействует с гражданским обществом. Оно способствовало становлению капитализма
политикой протекционизма, системой пошлин, налогов, охраной экономической территории.
Как подчеркивал, к примеру, Вебер, буржуазия в современном смысле слова возникла из
союза государства и капитала. Именно национальное государство создает условия для
дальнейшего существования капитализма.
Представленная система концептуализации, разработанная в рамках классической
социологии, и ассоциировалась в первую очередь с понятием <промышленное
капиталистическое общество> или <индустриальное общество>. Она вобрала в себя весь
социальный опыт XIX в. и стала той системой теоретических представлений, от которых
первоначально отталкивалась
15
социологическая мысль XX в. в осмыслении совершенно нового социального опыта,
который принес с собою XX век.
Начало XX века оказалось связанным с радикальной трансформацией
фундаментальных оснований социального порядка, появлением новых типов обществ,
существенным образом отличающихся от обществ XIX в. Вместе с XIX веком уходят в
прошлое общества, базирующиеся на принципах свободного рынка, ничем не ограниченной
конкуренции, свободно действующем индивиде. Уходит в прошлое либералистская система
взглядов на отношения индивида и общества, государства и общества, государства и
экономики. XX век становится веком, принесшим совершенно новый социальный порядок,
получивший название организованного (а не либерального) капитализма, государственномонополистического капитализма, империализма. Осмысление этого нового социального
порядка начало осуществляться в совершенно новых концептуальных схемах,
методологических подходах и породило новые теории общества, специфической чертой
которых является то, что их практически невозможно (в отличие от теорий общества
классической социологии) объединить в какую-то одну идеальнотипическую модель.
Социальный опыт XX в. оказался настолько вариативен и сложен, что сформировать какуюто общую социологическую модель оказалось практически невозможным делом, несмотря
на очевидное наличие точек схождения.
В большинстве теорий общества, сформировавшихся в XX в., экономическая сфера
продолжает представать как доминирующая. Она определяет сферу государства и политики,
существенным образом влияет на подсистему культуры и социальную подсистему. В этот
период общество осмысляется как государственно-монополистический, как организованный
капитализм, как менеджериальное общество; как корпоративное общество, как массовое
общество, наконец, как зрелый, или развитый капитализм и как развитое индустриальное
общество. Эти последние теории, которые вбирали в себя все основные положения теорий
организованного капитализма, менеджериального общества, массового общества и т.д.,
вновь воспроизводили <трудовую парадигму> предложенную классическими
16
социологическими теориями. Однако сама сфера труда приобрела теперь радикально
новые характеристики, поэтому и возникающие теории общества получили фундаментально
иные черты. Речь шла в них уже о совсем иных обществах.
Важнейшие фундаментальные характеристики обществ XX в. - организованность,
массовость, а главное - рефлексивнопроективный характер социальной практики. Именно
они становятся главными темами социологического анализа, главными теоретическими
перспективами на общество. Концептуализация этих характеристик приводит к оформлению
двух фундаментальных идеально-типических теорий общества - массового общества и
общества организованного капитализма. На этих двух моделях базируются все остальные
варианты и переходные модели: менеджериального, корпоративного, тоталитарного,
развитого индустриального обществ.
В конце 60-х - начале 70-х годов начинается новый этап социально-экономического
развития. В обществе широко разворачивается телекоммуникационная революция,
меняющая экономическую сферу и всю сферу труда в широком смысле слова. Претерпевает
очень существенные изменения система ценностных ориентаций, вся сфера культуры и
смыслов. Соответственно, возникают новые теории общества, которые ставят своей целью
осмыслить и зафиксировать те социальные изменения, которые характеризуют этот этап
развития общества. Они входят в историю социологии как теории постиндустриального
общества, теории информационного общества, а затем - как теории постмодерна.
Они едины в том, что рассматривают современное социальное состояние как
совершенно новый этап социальноэкономического развития общества, кардинальным
образом отличающийся от предшествующего этапа. Фундаментальным фактором,
отличающим информационное и постмодернистское общество от индустриального и
модернистского, является изменение характера труда, роли системы производства в
обществе в целом, изменение принципов и характера рациональности, усиление роли
научного знания. Информация рассматривается как системообразующий фактор нового
общества, новой
17
социальной реальности. Производство, сфера труда уже не считается фактором,
полностью определяющим общественное устройство. Изменяется роль культуры,
оформляется совершенно новая система массовых коммуникаций, позволяющая говорить о
формировании <сетевого общества>. В полной мере проявляется процесс глобализации.
Социальные трансформации, начавшиеся в 70-х годах XX в., оказались настолько
радикальными, что потребовали не просто уточнения, изменения акцентов или смещения
угла зрения на общество, например, через подчеркивание его массового или
организационного характера. Эти трансформации заставили пересмотреть фундаментальные
методологические основания социологической теории общества, определить отношение к
теории общества, разработанной в рамках классической социологии XIX в., а затем в
социологии XX в. Встала задача выработки новых теорий современного общества,
адекватных новым социальным реалиям и способных заменить методологическую модель,
на которой основывались все прежние теории общества. Мысль фиксирует
действительность, придает ей форму, а главное - называет ее. Эти именования оформляют
затем ориентиры практического действия. Такое оформление и называние всегда
необходимы для ориентации в социальноисторическом времени, но особенно необходимы
они в современных условиях размытого, недостоверного и фрагментированного социального
опыта, размытых и фрагментированных смыслов. Современное практическое действие
требует очень четкой ориентации и понимания, что такое современность, которые даются
только на основе теоретического социального знания. Предлагаемая вниманию читателя
книга и является попыткой упорядочить и свести воедино разработанные социологией
представления о развитии обществ в XX в., их специфических формах и закономерностях
функционирования.
ЧАСТЬ I СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА НАЧАЛА XX ВЕКА - 70-х
ГОДОВ XX ВЕКА
Глава 1. Социально-экономические условия становления обществ XX в.
Все теории общества XX в. являются фактически теоретическим отражением тех
социально-экономических и культурных практик, которые стали формироваться и получили
развитие в последней трети XIX - начале XX века.
Этот период оказался транзитивным, переходным этапом от первой фазы общества
модерна
к его второй фазе. Первая фаза в отечественной литературе традиционно называется
эпохой домонополистического капитализма, вторая - монополистическим капитализмом,
или организованным капитализмом, а также государственно-монополистическим
капитализмом и империализмом. Все эти названия отражают и фиксируют те конкретные
социальные, экономические и политические практики, которые формировались в конце XIX
- начале XX веков для решения совершенно новых задач, с которыми столкнулись общества
в эту эпоху.
Капитализм свободного рынка, сформировавшийся к концу XVIII века, достиг
пределов своего развития в 60 - 70 гг. XIX в. и одновременно с этим вступил в полосу
структурного кризиса, выход из которого был возможен только на основе пересмотра
базисных принципов функционирования общества и экономики. Условия этого пересмотра и
выбор возможных базисных принципов были заданы изменившимися объективными
историческими обстоятельствами, явившимися результатом калейдоскопического
соединения в единую картину ряда факторов, ни один из которых не следует игнорировать.
В данной работе мы будем пользоваться следующим рабочим определением модерна.
<Общества модерна> - это общества, сформировавшиеся в последней трети XVIII в. как
общества промышленные, капиталистические, демократические и оформленные в качестве
национальных государств.
22
1.1. Закат свободного рынка и появление монополии как новой формы социальной
организации
Новые технологии и новая промышленность. Фундаментальным изменением
объективного исторического свойства явился резкий рост технических и производительных
возможностей и новых типов промышленного производства. Крупнейшими техническими
прорывами стали новые способы выплавки стали (бессемеровский - 1855, мартеновский -
1864, томасовский 1878), открытие анилиновых красителей (1856), высокопродуктивных
методов производства серной кислоты и соды (1860-е годы), создание и внедрение паровой
турбины (1884-89 гг.), способов применения электричества для обработки металлов
(электросварка, электровыплавка стали, электролитный способ получения алюминия).
Колоссальные успехи были достигнуты в средствах связи, открывших новые
возможности для экономики - это создание двигателя внутреннего сгорания (1897),
аэроплана (1903), способов передачи электроэнергии на расстояние трехфазным
переменным током (1891), изобретение телефона (1876-78), радиотелеграфа (1895-96)и др.
Бурный рост новых технических возможностей и новых производств привел к резкому
увеличению объема производства, который с 1870 г. по 1900 г. вырос в 3 раза, а с 1870 по
1913 гг. в 5 раз. Особенно бурно развивалась тяжелая индустрия, железнодорожный и
морской транспорт. Протяженность железных дорог выросла с 1875 по 1917 гг. в 4 раза, а
паровой флот практически был создан в рассматриваемый период, к 1913 г. и его тоннаж
составил 33 млн. т.
Столь интенсивный рост нового промышленного производства не был, однако,
сбалансированным и породил целый ряд процессов, приведших к разрушению
существовавшего прежде порядка вещей. Прежде всего нарушился мировой
социальноэкономический и политический порядок, началось перераспределение власти и
влияния в мировой системе экономических и политических отношений. Молодые экономики
(США, в которых рабство было отменено в 1865 г.; Германии, объединенной
23
в 1871 г.; России, в которой крепостное право было отменено в 1861 г.; Японии,
испытавшей буржуазные революции в 1860 70-х годах; Италии, воссоединенной в 1859 г.),
позже Великобритании и Франции вступившие на путь индустриализации, оказались более
восприимчивы к новым технологиям. Они создавали свою промышленность сразу на новой
технологической основе. В этом плане достаточно упоминания одного факта, ставшего
классическим. В начале 70-х годов XIX в. Великобритания выплавляла чугуна и стали,
добывала угля больше, чем США, Германия, Франция, Италия, Россия и Япония вместе
взятые. В течение последней трети XIX в. произошли сдвиги, в результате которых
Великобритания утратила свою ведущую роль. Уже в 80-х годах XIX в. США стали
крупнейшей индустриальной страной мира, а Германия по уровню развития
промышленности заняла ведущее место в Европе. Быстро пошли по пути индустриального
развития также Россия и Япония.
Эти явления нашли свое выражение в концепциях <относительного отставания>,
анализирующих преимущества, которыми обладают те, кто приступает к индустриализации
позднее. Согласно этим концепциям страны, где процесс индустриализации начинался с
опозданием по сравнению с Англией или Голландией, получили возможность осуществлять
процесс своей индустриализации на новой технологической основе, и это сразу дало им
экономическое преимущество. Чем больше было отставание - тем быстрее проходила
индустриализация.
Но осуществление такой быстрой индустриализации практически одновременно в ряде
ведущих европейских стран и США резко обострило противоречия между ними и поставило
под вопрос структуру прежнего разделения рынков сбыта и ресурсов, распределения власти
и влияния, механизмов реализации национальных интересов в рамках старого мирового
порядка.
Кроме того (и это чрезвычайно важно для понимания проблем переходного периода
1870 - 1913 гг.), ведущие экономики столкнулись в этот период с целой серией
экономических кризисов, следовавших один за другим. Первым мировым циклическим
кризисом считается кризис 1857 г., за ним последовал
24
кризис 1866 г., в особенной мере коснувшийся Великобритании. Но самым
разрушительным экономическим кризисом XIX в. считается кризис 1873 г., затронувший
Великобританию, Германию, Францию, Бельгию, Австро-Венгрию, США, Россию, ряд стран
Азии. Следующие кризисы наблюдались в 1882 г. (особенно сильно во Франции), в 1890 г.
(Германия, США). Кризис 1900 г. охватил все капиталистические страны, продолжался
более трех лет и отличался особо резким падением производства, особенно в тяжелой
промышленности, и ростом безработицы. Не менее тяжелые разрушения, преимущественно
в кредитной сфере, принес кризис 1907 г. Новый экономический кризис 1913 - 1914 гг. был
прерван началом Первой мировой войны, которая во многом и явилась результатом
сорокалетнего кризисного развития.
Монополия как новая форма социальных и экономических отношений. Научные
открытия и технологические нововведения в промышленности, осуществившиеся в
последней трети XIX в., радикальным образом изменили тип промышленного производства.
Большинство производств приобрело совершенно новый характер, кроме того, возникли
новые типы промышленности. Такой промышленности, как, например, электротехническая
или сталелитейная ранее просто не было. Новые производства требовали для своего
внедрения и последующего существования <много всего>. Именно <много> - много земли и
много воды, много территории, <жизненного пространства>, много денег, много рабочих,
много управленцев и т. д. Этот императив породил <гигантизм> экономического и
технологического мышления, нашел свое выражение в соответствующих технических,
социальных проектах, в политическом проектировании, в эстетике и художественном
творчестве. Империализм и создание колониальных империй, промышленных и финансовых
корпораций, Эйфелева башня и <Титаник>, небоскребы Нью-Йорка и Чикаго, проекты
новых городов и новых обществ, самолет <Максим Горький> и проект Дворца Советов - все
это явления, стартовавшие из одного источника: новых технологических возможностей и
типов производств, ставших технической основой Второй промышленной революции и
определяв25
ших развитие обществ и экономик вплоть до рубежа 70-х годов XX в. Первым и
главным результатом этого процесса введения новых технологий и создания на их основе
новой промышленности стало появление совершенно новой формы социальной и
промышленной организации - монополии.
Монополия как форма социальных отношений и промышленной организации прошла
очень быстрый и интенсивный путь развития от самых простых картелей до
финансовопромышленных групп. В начале XX в. резко увеличивается количество концернов
и трестов. К примеру, количество трестов за семь лет, с 1900 по 1907 гг., в США
увеличилось со 185 до 250. Происходит становление международных монополий: к 1914 г. в
добывающей, химической и металлургической промышленности их было уже 114. После
Первой мировой войны усиливается процесс проникновения банков в промышленность с
помощью системы участия и персональной унии, сращивание их с промышленными
монополиями и образование финансового капитала.
Социальная и экономическая теория монополии как совершенно новой формы
социальной организации, контроля и принуждения была создана уже в начале XX в. как
результат анализа социально-экономической практики последней трети XIX в. В
соответствии с этой теорией монополия не есть результат простой концентрации финансовопромышленных возможностей и укрупнения частной собственности и капитала в рамках
либерального рыночного порядка. Монополия не только не является простым процессом
концентрации и усиления капитала, она не является и результатом конкурентной борьбы.
Наоборот, ее суть как социальной формы состоит в том, чтобы обуздать <дикую
конкуренцию>, поставить под контроль посредством экономических соглашений и
социальных норм своего рода гоббсовскую <войну всех против всех> в сфере экономики и
социальных отношений. Монополия теснит и ограничивает сферу либерального рынка и
конкуренции, она стремится поставить их под контроль. Суть монополии состоит в
появлении новой формы социальной организации, зафиксировавшей новый тип социального
принуждения - <принуждения к организации>.
26
Уровень и глубина этого типа социального принуждения реализуется в различных
формах: от самой простой - картели (соглашение самостоятельных в коммерческом и
производственном плане предприятий относительно общей политики цен) до финансовопромышленных групп (объединение концернов и других видов монополий на основе
системы участия и финансовой зависимости от головного финансового общества).
Финансово-промышленные группы особенно укрепляются в период кризиса 1929 - 33 годов,
когда развиваются формы государственного регулирования экономики.
Любая организация - это всегда форма распределения власти и полномочий,
независимо от того, является ли она результатом свободного волеизъявления или внешнего
принуждения. Монополия как новая социальная форма, как <принуждение к организации>
затрагивает интересы общества в целом, а не только бизнеса. Контролируется все: рынок
труда, заработная плата, социальное страхование, профсоюзы, развитие территорий,
профессии, образование, наука и т. д., а не только ресурсы, производство и цены.
Монополия создает экономическую возможность для тотального организационного
контроля над обществом.
Трансформация отношений собственности. Монополии, их создание и последующее
функционирование требовали привлечения колоссальных ресурсов, развития банков,
увеличения и укрупнения капиталов. Средством решения этой проблемы было
возникновение акционерного капитала, а результатом трансформация юридических
отношений собственности.
Появление акционерного капитала трансформировало организационные и властные
отношения на уровне как промышленного производства, так и общества в целом. Появление
различных групп совладельцев, т. е. переход от частного капитала к корпоративному
привело к тому, что индустриальное предприятие стало социальным институтом,
выражающим интересы разных групп предпринимателей и обладающим относительной
автономией от своих собственных владельцев. Такая трансформация означала изменение
самого понятия собственности. Установление долевого участия не столько как
действительного
27
права распоряжения собственностью, сколько как права на доход, производимый
компанией, имело мало общего с традиционным понятием собственности, а также с
патримониальной автономией компаний. Формирование монополий в качестве крупных
корпораций привело к расчленению функций владения (юридическая сторона понятия
собственности), распоряжения и управления (фактическая сторона) и возникновению нового
класса - управленческого.
На первоначальном этапе капиталистического развития функция владения капиталом и
функция управления, т. е. юридическая и реальная власть, совпадали, а владелец
предприятия был одновременно и его управляющим. Появление новых технических
возможностей, усовершенствование и усложнение техники, увеличение ассортимента
выпускаемой продукции означали усложнение функций управления и контроля. Поначалу
управленческая функция стала осуществляться как спецификация инженерной, т. е. как
организационно-технологическая. В результате этого процесса сфера производства стала
прерогативой инженеров и специалистов, за владельцами же осталась сфера бизнеса функция владения и финансового учета. Произошло расчленение функций управления
производством и функций финансового обеспечения и учета.
Однако это было только начало процесса разделения и усложнения власти и
соответствующей системы организации и управления на предприятиях. Появление
монополий дало толчок дальнейшему процессу усложнения функций управления.
Вследствие кризисов перепроизводства стало ясно, что функционирование предприятия
зависит не только от финансовых и производственных возможностей, но также и от
возможностей рынка и успешности функционирования на нем. Это потребовало вычленения
функций маркетинга и подготовки соответствующих специалистов по рынку. Финансовая и
рыночная политика также стали прерогативой специалистов.
Концентрация промышленного производства шла не только по горизонтали
посредством объединения множества мелких однотипных фирм в одну, но и по вертикали
посредством объединения под одной крышей различных стадий производствен28
ного процесса от приобретения сырья до готового продукта. Это не только привело к
еще большему дифференцированию производственно-технических, экономических и
управленческих функций, но и потребовало создания определенной организации в форме
промышленной бюрократии, т. е. создания дифференцированных групп технических и
других специалистов, которые под руководством профессиональных управляющих
осуществляли производственный процесс, включая все его фазы и уровни.
Результатом всех этих процессов стало то, что управленческие функции по
рациональному
планированию
производственного
процесса
и
координации
специализированных технологических функций в рамках целостного производственного
процесса взяла на себя совершенно новая социальная группа. Этой новой и чрезвычайно
большой по численности группой стали управленцы, или менеджеры. <Менеджериальная
революция> - так стали называть процесс становления новой социальной группы,
оформления ее группового сознания и той технократической идеологии, которую эта группа
прокламирует в обществе.
Итак, создание монополий как особой специфической формы организации
экономической и социальной жизни означало существенную трансформацию механизмов
свободного рынка и свободной конкуренции и переход к новому типу
социальноэкономических отношений, отношений собственности. Этот процесс выявил
совершенно новое явление, ставшее одной из основ всех социальных трансформаций XX в.
Данным, чрезвычайно важным, явлением следует считать организацию и организационную
систему отношений.
Империализм. Возникновение монополий, осуществление на основе новых
технических возможностей хозяйственной деятельности в стиле <гигантизма> требовали
громадных ресурсов, рынков, территорий. Началась новая волна экспансий и захватов,
осуществляемых национальными государствами. Если раньше колониальные владения
представляли собою преимущественно приморские торговые поселения, то теперь
представители европейских экономик устремились в глубь тер29
риторий, чтобы заняться добычей сырья и создать рынок сбыта для своих товаров.
Период 1870 - 1914 годов характеризовался гонкой за колониальными владениями, в
результате которой подавляющая часть Африки и Ближнего Востока оказались в
европейской сфере влияния. В результате этой новой волны захватов международная
экономика могла развиваться дальше на новой основе. Следует, однако, подчеркнуть, что
экспансионизм не ограничился движением в сторону Африки и Азии. Это обстоятельство
оказало глубокое воздействие и на саму Европу.
Специфика <нового колониализма> и экспансионизма состояла в его
империалистическом характере. Империализм это не просто и не только захват территорий
или колониальный импорт в Европу ресурсов и предметов роскоши. Империализм это
экспорт капитала, это экспорт того излишка денег, который накопился в последней трети
XIX в. и который уже не мог найти себе применения на территории Европы и США.
Империализм - это экспорт <лишних людей>, высвободившихся в Европе в связи с
экономическими, политическими и организационными изменениями. Эти люди хлынули на
новые территории в Африке и Азии вслед за капиталами. Империализм - это экспорт
хозяйственной деятельности, осуществляемой на новой технической и организационной
основе, это создание промышленности в регионах, которые до того не были вовлечены в
капиталистическую хозяйственную деятельность. Империализм это сверхэксплуатация
населения колоний и порождаемая ею социальная нестабильность, с одной стороны, и
желание обеспечить себе политические и экономические гарантии со стороны капитала - с
другой. Все это потребовало экспорта государства и государственной силы в колонии. Речь
идет об установлении соответствующих административно-правовых режимов, обеспечении
политических гарантий, более того - об экспорте социальной организации в широком
смысле слова.
Империализм - это больше, чем экономическая и политическая экспансия
национальных экономик и национального государства, это внутренняя трансформация
новых территорий, это экспорт социальной организации, это модернизация. В этом смысле
слова империализм означал и начало процесса глобали30
зации и построения нового глобального мирового порядка.
1.2. <Закат> либеральной версии национального государства, становление социального
государства
Фундаментальным процессом, определявшим процесс становления обществ модерна в
XIX в., был процесс становления наций, сочетавший в себе становление национальной
экономики и национального государства. В последней трети того столетия изменения
коснулись не только национальных экономик, но и национального государства.
Нация - это тип социального сообщества, формирование которого образует компонент
или одну из сторон общего процесса становления обществ модерна. Нация является основой
нового типа государства - национального государства. Национальное государство
складывается в результате оформления нации как нового типа социального и политического
сообщества.
Становление наций, начавшееся в конце XVIII века, осуществлялось под влиянием
либеральной идеологии. В рамках либерализма нация рассматривалась, во-первых,
исключительно политически и определялась гражданством. Во-вторых, становление наций
считалось особым этапом в исторической эволюции развития от семьи к племени, к нации и
в конце концов к состоянию, в котором <национальные барьеры> совершенно исчезнут в
едином человечестве, осуществится ассимиляция малых народов в более крупные на основе
общей культуры и языка.
В 1880 - 1914 годах, как об этом свидетельствуют историки
, в общем процессе становления европейских наций появились перемены, которые
затронули национальные чувства внутри уже существующих наций-государств и которые
выразились в резком сдвиге вправо. Для описания этого сдвига вправо и был создан термин
<национализм>.
Национализм 1880 - 1914 годов определялся, с одной сторо-
См. об этом: Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. - М., 1998.
31
ны, резко возросшими процессами миграции, а с другой - образованием к этому
времени на основе <принципа национальности> целой группы новых государств объединенных Германии и Италии, фактического раздела после Соглашения 1867 г. АвстроВенгрии, а также появления множества крупных политических образований, претендующих
на статус национальных государств - от Ирландии, Бельгии, Финляндии, Польши до
добившихся независимости от Турции Греции, Сербии, Румынии, Болгарии. <Национальная
проблема> превращается в важный вопрос внутренней политики практически во всех
европейских государствах. Как указывает Эрик Хобсбаум, <именно в этот период
националистические движения стали возникать там, где раньше никто о них не слыхал, или
даже среди народов, прежде представлявших интерес только для фольклористов>
.
Эти процессы положили начало тому, что любая народность, объявившая себя
<нацией>, могла добиваться права на самоопределение, означавшее право образовывать на
своей этнической территории независимое государство. В результате критериями
национальной государственности становится этнос и язык, начинается процесс становления
агрессивных националистических идеологий и националистических движений, наступает
время, когда <национальная идея> обретает массовую поддержку.
Этнический национализм получил громадную поддержку как среди масс, так и среди
праворадикальной части высших слоев общества в силу их традиционалистского страха
перед крупномасштабным переструктурированием социальной и экономической жизни,
перед процессом урбанизации и появления новых <нетрадиционных> классов и слоев, перед
диаспорной миграцией самых различных народов, которые еще не успели выработать
навыков совместного существования с местным населением.
Этнический национализм получил теоретическое обоснование в целом наборе расовых
теорий, в которых утвердившееся деление человечества на расы, отличавшиеся по цвету
кожи,
Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. - М., 1998. С. 168.
32
было дополнено сложной системой <расовых> признаков для различения народов,
имевших белую кожу, например, <семитов> и <арийцев> и т. п. Свою лепту в оформление
этого комплекса идей внес также социал-дарвинизм и некоторые социальные интерпретации
генетики. В результате слияния всего этого дикого комплекса идей, выступавшего от имени
якобы <науки>, оформился расизм (Х. Чемберлен, Ж.В. де Ляпуж, О. Аммон, Л. Вольтман и
др.), и вульгарная ксенофобия приобрела выраженный <расовый> характер. Этот расовый
национализм был дополнен языковым национализмом, поскольку вопрос о национальном
языке - это вопрос о власти и социальном статусе языковой группы, это вопрос политики и
идеологии (и только в последнюю очередь - культуры).
Таким образом, национализм из понятия, связанного с либеральными идеями,
утверждавшими принцип <права наций на самоопределение>, превратился в
шовинистическое, имперское, агрессивно-ксенофобское образование - в правый радикализм.
Сам термин <национализм> был создан для описания именно этой тенденции.
Такой расовый национализм разрушил либеральную идею нации и национальногосударственной идентичности, под влиянием которой происходил процесс становления
нацийгосударств в XIX в. Он внес новый, очень значимый конфликт в систему социальных
отношений, в систему формирования статуса и идентичности. Этот расовый конфликт в
сочетании с классовым конфликтом, классовыми отношениями и классовой идентичностью
определили систему социальных отношений обществ XX в., основные проблемы и
сложности социальной интеграции.
Ответом на этот вызов, брошенный социальной стабильности и национальной
интеграции со стороны правого национализма, могло быть только активное вмешательство
государства в систему социальных отношений, в решение проблем социальной интеграции,
оформление системы гражданских прав.
Становление социального государства. Каждый этап становления и функционирования
обществ модерна связан и даже в известной мере обусловлен конкретным типом
взаимодейст33
вия гражданского общества, государства и экономики. История этого взаимодействия
представляет собою движение от политики меркантилизма к фритредерской политике, а от
последней к социальному государству. Известно, что начальный этап становления
капитализма, период первоначального накопления связан с активным вмешательством
государства в хозяйственную жизнь. Вмешательство или участие государства в
хозяйственной жизни в самых различных формах - протекционизма, займов, контроля,
правового регламентирования и пр. - получило название политики меркантилизма.
Меркантилизм оказал громадное влияние на становление национальных хозяйственных
комплексов, но в конце XVIII - начале XIX веков его место заняла концепция
невмешательства государства в хозяйственную и социальную сферы, получившая название
фритредерство. Классическая формулировка этой позиции была разработана в рамках
шотландской школы моральной философии и политэкономической мысли, главным
представителем которой являлись А. Смит и А. Фергюсон. Именно программа Адама Смита,
включавшая положения о неприкосновенности частной собственности, невмешательстве
государства в экономику и систему социальных отношений и сведение его функций к
обеспечению условий для развития личной инициативы и гарантии личных прав, стала
основой для становления классического капитализма свободного рынка и свободного
предпринимательства, достигших своего расцвета в середине XIX столетия.
Однако несбалансированность экономического развития и последовательная череда
экономических кризисов, о которых говорилось выше, привели к социальной
нестабильности, которая наблюдалась в период 1880 - 1914 гг. Эти явления заставили
пересмотреть либеральную доктрину, утверждающую принцип невмешательства
государства в социальные и экономические отношения.
<Социальный вопрос>. Отличительной чертой экономического развития в 1873 - 1914
гг. является интернационализация экономик, в которых, несмотря на очевидный
экономический рост, в период с 1873 по 1895 гг. впервые одновременно проявились и черты
депрессии. Это было связано с установлением
34
низких цен на продукцию первичного сектора сразу во многих странах. Современники
назвали этот период <Великой депрессией>, не подозревая, что все еще впереди и это
название будет использовано для более глубокого спада 1929 - 33 годов.
Само ощущение депрессивности подпитывалось тем обстоятельством, что в конце XIX
в. ведущим европейским державам пришлось столкнуться с <социальным вопросом>,
явившимся результатом неравномерного процесса индустриализации и структурной
перестройки экономики. И в этом вопросе, так же как и в других, картина носила
противоречивый характер. С одной стороны, налицо был рост уровня жизни, рост
потребления продовольствия на душу населения, улучшение условий быта в рамках
городской жизни. С другой - рост нестабильности и негарантированности существования,
которые были связаны с целой серией факторов общей реструктуризации промышленности.
Развитие крупной промышленности сопровождалось уходом в прошлое мелких и
ремесленных производств. Этот процесс породил массовую безработицу среди
неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих. <Социальный вопрос> встал как
проблема безработицы, трущоб, нищеты и пьянства среди низших классов, отсутствия
медицинского и социального страхования. Плохие социальные условия существования стали
предметом широкого обсуждения в обществе, а также политического давления со стороны
рабочего движения.
Результатом осознания этих проблем явилась целая серия беспрецедентных мер,
которые впервые стали применяться в социальной сфере на национальном уровне. Впервые
начала оформляться государственная социальная политика. Прежде всего, были приняты
законы о труде, создана система социального страхования. Разрабатывались меры,
касающиеся введения законов о минимальном уровне заработной платы, прогрессивном
налогообложении, муниципальные и национальные жилищные программы, создавались
программы национальных систем здравоохранения и образования. В общем и целом настало
время активного вмешательства государства в социальную жизнь. Вместе с тем
представление о том, что государство несет свою долю ответственности за систему
социальных от35
ношений, утверждалось очень медленно. Ситуация изменилась только во время Первой
мировой войны.
В Англии политика активного вмешательства государства в систему социальных
отношений была инициирована во времена правительства Ллойда Джорджа. Что касается
Франции, то там существовала сильная парламентская оппозиция политике вмешательства
государства, которая была преодолена законодательным разрешением деятельности
профсоюзов, введением в 1900 г. 10-часового рабочего дня для женщин и детей, и
объявлением воскресенья обязательным выходным днем.
Первым государством, в котором система социального страхования была создана
сверху, была Германия. Это сделало правительство Бисмарка. Однако уже в XVIII в.
государство рассматривалось в Германии как инструмент, способствующий благосостоянию
нации в целом и каждого члена общества в отдельности. Примером тому может служить
социальный проект, разработанный И.-Г. Фихте: <В соответствующем правовому закону
государстве три главных сословия нации должны быть рассчитаны в зависимости друг от
друга, и каждое должно быть ограничено определенным количеством членов. Каждому
гражданину должно быть обеспечено соответствующее участие во всех продуктах и
фабриках страны в обмен на результаты приходящейся на его долю работы; то же и
общественным должностным лицам, но без видимого эквивалента.
Для этой цели стоимость всех вещей должна быть твердо установлена и
поддерживаема по отношению друг к другу, равно как и цена их по отношению к золоту.
Наконец, чтобы все это было возможно, необходимо сделать невозможной всякую
непосредственную торговлю граждан с заграницей>
.
В 1850-х годах Лоренц фон Штейн сформулировал основные моменты концепции
социального государства и социальной демократии. По его мнению, государство должно
способствовать благосостоянию каждого и приобретению собственности каждым,
обеспечивать основы существования для всех, что и
Фихте И.-Г. Сочинения в двух томах. Т. 2. - Санкт-Петербург, 1993. С. 281.
36
позволило бы разрешить противоречия между трудом и капиталом. Именно
государство должно устранять и разрешать острые классовые противоречия - эта позиция
имела в Германии значительно больше сторонников, чем либеральная доктрина
Манчестерской школы о невмешательстве государства в экономику и общество.
Идеи вмешательства государства в экономику и общество, а также интеграции
рабочего класса в систему экономических и политических отношений капиталистического
общества дополнялись в германском обществе весьма активным противодействием и даже
запретом - во времена Бисмарка - социалистической деятельности в 1878 - 1890 годах.
Государство само претендовало на решение социального вопроса
.
Планирующие, защитные и умиряющие конфликт мероприятия и законы,
принимаемые государством, касались не только <социального> вопроса. Планирующая
деятельность государства стала распространяться на сферу экономики и бизнеса.
Становление практики государственного вмешательства в экономику. Реальные
практические планирующие мероприятия со стороны государства получили, например, в
Германии развитие в период Первой мировой войны. Это выразилось в ограничении
государством производства товаров мирного спроса; замене рыночной системы
централизованной системой распределения сырья, оборудования; регулировании выпуска
продукции, нормировании потребления посредством введения карточной системы
распределения продуктов питания и товаров массового потребления; установлении прямого
контроля над внешней торговлей; установлении контроля над трудовыми конфликтами.
Была введена трудовая повинность.
Механизмом государственного регулирования стал Военнопромышленный комитет,
создавший так называемые военные общества, которыми ведал Отдел по снабжению
сырьем. Эти общества обладали правом руководства конкретной отраслью
промышленности: определяли номенклатуру выпускаемой про-
См. об этом: Дидерикс Г.А. и др. От аграрного общества к государству всеобщего
благосостояния. - Москва, 1998.
37
дукции и ее количество по каждому предприятию. Специальные организации
руководили и сельским хозяйством. Особенностью немецкого варианта государственного
регулирования была строгая бюрократическая централизация и связанный с этим силовой
характер такого регулирования.
Более мягким и менее бюрократизированным было государственное регулирование в
США
. Вмешательство государства в экономику было совсем не характерно для
политической и экономической культуры США, и еще менее - для реальной практики
отношений государства и бизнеса. Тем более показательным является тот факт, что в конце
XIX в. академическая социальная мысль обращается к проблеме использования государства
в целях регулирования экономических и социальных отношений. В 1889 г. профессор права
Принстонского университета (ректор этого университета в 1902 - 1910 годах), будущий
президент США от демократической партии Томас Вудро Вильсон выпускает книгу
<Государство. Элементы исторической и практической политики. Взгляд на
институциональную историю и управление>, в которой рассматривалось использование
административных возможностей государства для управления социальными и
экономическими отношениями.
Практические же элементы регулирования бизнеса и социальных отношений со
стороны государства появились уже во времена президентств Теодора Рузвельта. В условиях
усиления социально-экономического напряжения и конфликтов Рузвельт возглавил
кампанию против трестов. В период президентских выборов 1912 г. он выступил с
программой регулирования деятельности монополий и расширения социального
законодательства.
Вудро Вильсон продолжил политику схождения государства и бизнеса и
использования государства для защиты общества от <дикого> рынка. Став президентом,
Вильсон провел целый ряд прогрессивных законов, способствовавших снятию напряжений в
обществе: закон о тарифах и подоходном налоге (1913 г.), федеральный резервный акт (1913
г.), антитрестовский закон
См. об этом: Мальков В.П. Франклин Рузвельт. - М., 1988.
38
Клейтона (1914 г.), закон Адамсона о 8-часовом рабочем дне на железных дорогах
(1916 г.).
Во время Первой мировой войны правительство Вильсона создало Военнопромышленное бюро, занимавшееся распределением военных заказов. Были организованы
управления по судоходству, дорогам, топливу, продовольствию, под государственный
контроль поставлена внешняя торговля. Таким образом, традиционный административный
аппарат государства был дополнен специальным аппаратом государственного
регулирования промышленности и торговли.
Классическим примером политики государственного регулирования в США явился
<Новый курс> Ф.Д. Рузвельта - система государственных мероприятий, осуществленных в
США в 1933 - 1938 гг. в целях выведения экономики и общества в целом из кризиса 1929 33 годов. Социально-политические взгляды Франклина Рузвельта были близки взглядам
Теодора Рузвельта и Вудро Вильсона. Он, так же как они, был сторонником идей
государственного регулирования капиталистической экономики и модернизации правовых
институтов в целях упорядочения под эгидой государства социальных отношений, которые в
результате неконтролируемой деятельности капитала и свободы рынка оказались на грани
опасного кризиса. В 1933 - 34 гг. администрацией Ф. Рузвельта были предприняты меры
экономического урегулирования - Закон о восстановлении промышленности (NIRA) (1933
г.) и Закон о регулировании сельского хозяйства (ААА) (1933 г.). NIRA предусматривал
введение в различных отраслях промышленности <кодексов честной конкуренции>, которые
фиксировали цены на продукцию, уровень производства, распределяли рынки сбыта. ААА
предусматривал подъем цен на продукцию сельского хозяйства и выдачу премий за
сокращение поголовья скота и посевных площадей.
В период 1935 - 38 гг. в условиях нарастания социального конфликта был принят закон
о трудовых отношениях (NLRA) (1935), закрепляющий зафиксированное уже в NIRA право
рабочих на организацию в профсоюзы; первый в истории США Закон о социальном
обеспечении (SSA) (1935); Закон о справедливом найме рабочей силы (FLSA) (1938),
устанавливаю39
щий минимум заработной платы и максимум продолжительности рабочего дня для
целой серии профессий.
Рабочее и социальное законодательство <Нового курса> Ф. Рузвельта отражало
стремление государства снять напряжение в социальных отношениях, смягчить конфликты
классов и групп, гарантировать гражданские права обществу и вывести из кризиса
экономику.
Апелляция к государству со стороны различных организаций гражданского общества.
Изменение роли государства и его вмешательство в социальную сферу и сферу бизнеса было
результатом не только воли самого государства, но и апелляции к нему со стороны
гражданского общества и, прежде всего, организованного рабочего класса. Государство как
арбитр и полноправный участник диалога между трудом и капиталом, как гарант
политических свобод и гражданских прав - эта его роль оформилась в результате
политических процессов начала XX в.
Конец XIX в. был эпохой трансформации классовой структуры общества и
формирования массового рабочего класса с четко выраженной классовой идентичностью.
Этот процесс сопровождался становлением движений за улучшение положения рабочих: за
повышение заработной платы, улучшение жилищных условий и условий труда, 8-часовой
рабочий день и т. д., а также активной политической деятельностью социалистического и
коммунистического характера. Наряду с созданием общенациональных организаций в
рабочем движении отчетливо присутствовало стремление к международному объединению
рабочего класса, к созданию организаций наднационального уровня в целях борьбы за
решение экономических и социальных проблем рабочего класса.
Политические организации рабочего класса сыграли громадную роль в процессах
социальной и политической трансформации конца XIX - начала XX вв. Принятие законов и
разработка политики социального обеспечения, направленных на решение <социального
вопроса>, осуществлялись в огромной мере благодаря сильному давлению со стороны этих
организаций. Громадную роль эти организации сыграли в борьбе за права женщин и
введение всеобщего избирательного права.
40
Политические организации рабочего класса различались между собой как своими
программными целями, так и формами борьбы. Коммунистические организации ставили
целью переход к социализму революционными методами. Таков был большевизм в России
или Коммунистический Союз Спартака в Германии. Синдикалистские и анархические
организации ставили задачей переустройство общества в духе своих <безгосударственных>
проектов, в том числе и путем использования внепарламентских способов сопротивления,
таких как всеобщая стачка. Примером может быть созданный в 1893 г. в Голландии
Национальный Рабочий Секретариат (HAC), попытавшийся использовать в этих целях
забастовки железнодорожников. Во Франции в 1895 г. была создана Всеобщая конфедерация
труда (ВКТ), на базе которой получили самое широкое распространение радикальная теория
революционного синдикализма, прудонизм и анархизм, предполагавшие такие радикальные
формы политической борьбы, как забастовки, саботаж, бойкот. В 1906 г. ВКТ приняла
<Амьенскую хартию>, в которой заявила о своей анти-парламентской политике. Однако эта
политика не принесла успеха. ВКТ была вынуждена пересмотреть свои политические
методы.
Наиболее жизнеспособными и наиболее эффективными оказались социалистические
организации. Фундаментальным требованием всех социал-демократических программ было
введение всеобщего избирательного права. В отличие от синдикалистских и анархистских
организаций, социалистические организации и движения вошли в политические системы
национальных государств и стали частью их политического истеблишмента. Так, в 1893 г. в
Великобритании была создана Независимая рабочая партия, а в 1900 г. - Комитет рабочего
представительства, который в 1906 г. был переименован в лейбористскую партию.
Социалистические организации, начиная с первых десятилетий XX в., оказали огромное
влияние на реальную государственную политику почти всех ведущих европейских стран. Об
этом свидетельствует не только пример Лейбористской партии Великобритании, но и
участие российских социалдемократов в российских Государственных Думах, немецких
41
социал-демократов - в составе правительства Веймарской республики в 1918 - 1923 и
1928 - 1930 годах.
Кроме политических организаций рабочего класса в начале XX в. самым активным
образом формируются новые профсоюзы. Их новизна и отличие от старых гильдий состояло
в том, что это были организации рабочего класса, а не ремесленников и подмастерьев.
Старые профсоюзы скорее напоминали замкнутые организации взаимопомощи, в то время
как новые профсоюзы взаимодействовали с государством и предпринимателями,
демонстрировали тенденцию к национальному объединению, к правовой и политической
защите интересов рабочего класса. С начала XX в. профсоюзы стали главными
представителями интересов рабочего класса и людей наемного труда в целом, а также
полноправным партнером (наряду с бизнесом и государством) при решении вопросов
социальной и экономической политики. Социалистические идеологии стали ведущими
идеологиями рабочего класса - и шире - людей наемного труда и определяли ориентацию не
только политических, но и профсоюзных организаций рабочего класса.
Таким образом, общий процесс схождения государства, экономики и общества в самых
различных формах явился совершенно новой общей социально-экономической практикой,
вытеснившей практику фритредерства и либеральную доктрину конца XVIII - XIX веков.
Взамен были заложены основания практики социального государства, важнейшими
элементами которой стали: регулирование государством экономической жизни страны в
интересах всего общества; регулирование отношений в сфере труда и найма; поддержание
социальной справедливости и гражданского равенства, осуществление государством
социальных функций и гарантирование основных гражданских прав, касающихся
социального обеспечения (пенсионного, страхового); создание государственных систем
образования и медицинского обслуживания и др.
42
1.3. Становление новых базовых социальноэкономических практик: от тейлоризма к
фордизму
Крупномасштабные экономические и социальные трансформации, связанные со
становлением эпохи организованного или монополистического капитализма, необходимым
образом оказались в сочетании с соответствующими низовыми, происходящими на уровне
предприятия изменениями. Эти изменения оформились в целый ряд новых практик. Первой
такой практикой стал тейлоризм.
Тейлоризм. Тейлоризм как теория и социальная практика был ориентирован, вопервых, на создание рациональной организации трудовых и социальных отношений на
предприятии, которая позволила бы эффективно управлять ими. Основу этой организации
составила практика рационализации и унификации трудового процесса. Потребность в такой
рациональной организации назрела в связи с переходом от эпохи либерального капитализма
с его небольшим предприятием к <эпохе трестов>, крупных компаний, контролировать
которые <личным>, персональным способом стало уже невозможно. Для осуществления
контроля на крупном предприятии уже необходима его рациональная организация, которая в
качестве формы осуществления трудового и социального контроля и должна заменить
контроль персональный, личностный. Ф. Тейлор является одним из первых социальных
теоретиков, кто в полной мере выявил значение организации как эффективного средства
имперсонального социального контроля.
Во-вторых, тейлоризм был ориентирован на создание совершенно нового типа
работника. Переход от эпохи либерального капитализма к монополистическому, или
организованному,
капитализму
потребовал
трансформации
интеллектуальных,
психологических и трудовых навыков участников трудового процесса. Рабочий эпохи
либерального капитализма - это вчерашний ремесленник или крестьянин, обладающий
индивидуальной квалификацией и индивидуальными трудовыми навыками. Эпоха трестов,
эпоха организованного капитализма потребовала унификации труда - должны были быть
унифициро43
ваны профессиональные знания и квалификация, выработаны унифицированные
психологические качества, необходимые для работы на массовом предприятии, созданы
условия для унифицированного режима труда и образа жизни, также определяемого сферой
труда. Без выполнения всех этих условий было невозможно существование
крупномасштабного производства с его организационной и трудовой дисциплиной.
Решение указанных задач осуществлялось Тейлором в увязке с разработкой научной
теории, на основе которой должна была, по его представлению, строиться социальная и
экономическая практика. Наука должна была стать основанием, фундаментом социальной
практики, которой предстояло фактически впервые в истории перестать быть спонтанно
развертывающимся процессом и стать рефлексивным, почти <инженерным> проектом.
Здесь мы считаем целесообразным обратить внимание на одно обстоятельство, в
высшей степени важное и с точки зрения социальной теории, и с точки зрения социальной
практики. Тейлоризм ярко демонстрирует, что социальная жизнь не направляется и не
корректируется наукой, а возникает и строится на основе науки. Наука предшествует и
рефлексивно формирует социальную жизнь. Подобная рефлексивная проективность
социальной практики, беспрецедентная в истории до начала XX в., возникает и реализуется
через создание организационных принципов, на основе которых строится социальная жизнь.
Задача, определенная Тейлором, отличается от задач, поставленных перед социологией
О. Контом и всеми представителями классической социологии, для которых социология
также должна была стать основой практической политики. Никто из них, ни Конт, ни Маркс
не предполагали, что сама базовая социальная реальность может утратить свой спонтанный
характер (<вторая природа> у Маркса) и станет рефлексивно осознанным и созидаемым
проектом. Из всей плеяды <классиков> только Э. Дюркгейму и М. Веберу удалось
почувствовать эту новую природу обществ XX в. Э. Дюркгейм продемонстрировал это и в
своей теории организации трудовых и политических отношений, и в своем видении
социализма как проблемы орга44
низации общества и как вопроса социологии, а не как вопроса политики. М. Вебер же
лучше всего продемонстрировал это в своей теории рационализации и, в частности, теории
бюрократии как организации социального и политического управления. Однако ни у
Дюркгейма, ни у Вебера наука и теория не входят непосредственно и конструктивно в ткань
социального процесса, ими только вскрывается рациональная организационная природа
социальной жизни.
Специфика тейлоризма состоит в том, что теория в качестве социально-инженерного
проекта оформляет социальный процесс и социальную практику - теория предшествует
практике. Речь идет не о спонтанной природе социального, а о природе сделанной,
созданной человеком, опосредованной наукой и социальной инженерией. В этом и состоит
специфическая природа социальной жизни в обществах XX века. Одно из первых
свидетельств этого мы находим уже в тейлоризме.
***
Рассмотрим тейлоризм с этой точки зрения. Ф. Тейлор был первым, кто начал изучение
труда промышленного рабочего, функционирование и организацию промышленного
коллектива. Его теория воплотилась в действительность, нашла непосредственное
практическое применение. Тейлор был одним из первых, кто вычленил организацию и
управление трудовым процессом в качестве самостоятельной реальности.
До Тейлора проблемами организации мало интересовались как промышленники, так и
социологи его времени. Тогда на управление смотрели не как на науку, а как на
<искусство>, требующее определенных навыков, изучение которых отнимает много времени
и труда, а еще чаще - как на вопрос о выборе личности: следует найти подходящего
человека, а способы управления могут быть всецело предоставлены его усмотрению. <Хотя
мы живем в дни трестов, - пишет Тейлор, - однако на деле каждое из входящих в их состав
обществ достигло своего развития и разрослось благодаря энергии и способностям одного
или двух человек, которые были настоящими созидате45
лями дела>
. Однако со временем управлению предприятиями суждено, по его мнению, стать
точной наукой и многие элементы процесса управления, которые считались ранее не
поддающимися точному исследованию, будут нормированы, приведены в систему и
приняты к руководству и исполнению так же, как элементы инженерного дела. Управление
будет основано на тщательно исследованных, ясно выраженных и твердо установленных
принципах и не будет зависеть от неопределенных взглядов управляющих, сложившихся на
основе ограниченного числа наблюдений над организациями.
Главная цель управления, по Тейлору, состоит в согласовании интересов
предпринимателей и рабочих посредством высокой заработной платы и низкой стоимости
производства. Это базисное положение тейлоризма чрезвычайно важно с социальной точки
зрения, поскольку речь идет о предотвращении основополагающего социального конфликта.
Однако с социологической точки зрения, не менее важными моментами тейлоризма
являются средства реализации этой задачи - создание научной системы мер, позволяющей
сделать абсолютно прозрачной, рациональной и подконтрольной сферу труда.
Экономическая эффективность, бесконфликтность, социальная солидарность все это
производные от научного упорядочения и организации социального взаимодействия в сфере
труда. В этом суть социальной новации, предложенной Тейлором.
Основу управления составляет нормирование трудового процесса, его предельная
рационализация, разложение на составляющие, их унификация, обязательный хронометраж.
Любой управленец обязан знать трудовой процесс лучше рабочего, а для этого сам процесс
должен быть расписан с точностью технического чертежа. Именно для этой цели Тейлором
были введены на производстве, помимо технических, расчетные отделы. Эти расчетные
отделы, тщательно учитывающие ход каждой рабочей операции, самостоятельные по
отношению к техническим, стали основой отделения собственно управленческих
Тейлор Ф. Административно-техническая организация промышленных предприятий. М., 1918. С. 23.
46
функций от технических, основой нового управления. Возникла новая профессия и
новая социальная фигура - управленец, менеджер, который не является владельцем или
инженером. В этом смысле именно тейлоризмом закладывается основание менеджериальной
революции.
Тейлор указывает на управление как на новую социальную функцию, как на новый
социальный процесс, на новую профессию и соответственно на необходимость
существования совершенно новой социальной группы - управленцев. Именно управленцы
призваны осуществить управленческую реформу, в сферу которой попадает и труд рабочего,
и труд управленца.
При решении первой части реформы Тейлор исходил из того, что необходимо найти
такую систему управления, такую форму и методы отношения рабочих и предпринимателей,
которые бы сами ориентировали рабочих на максимальную производительность труда. При
этом производственные отношения понимаются им как <гармонические> по своей природе.
Он считает, что уже в силу этого на производстве должно царить взаимное доверие между
рабочими и руководителями - <приятное сознание того, что все они стремятся к одной цели
и что каждый получит свою долю прибыли>
. В реальности же на производстве властвует вражда, умышленное замедление в
исполнении работы со стороны рабочих, полное незнание предпринимателями и служащими
времени, требуемого для выполнения различного рода работ, неумение выбрать
подходящую систему управления и правильно применить ее, а также равнодушие к
индивидуальным качествам, достоинствам и благосостоянию рабочих, уравниловка в оплате
труда рабочих и загруженность управленцев. Более того, внутри любого коллектива всегда
складывается система внутригрупповых представлений или внутригрупповая идеология,
которая так или иначе оказывается оппозиционной политике администрации, направленной
на интенсификацию производства, если эта интенсификация не компенсируется какимилибо другими выгодами для рабочих.
Тейлор зафиксировал все эти явления и разработал систему
Там же. С. 36.
47
управленческих мер, ориентированных на их нейтрализацию и оптимизацию
функционирования трудовых коллективов. Эта система мер ориентирована на конкретного
работника с учетом всех его психологических и социальных особенностей.
Тейлор подчеркивал, что, во-первых, следует всегда поддерживать хорошие личные
отношения между хозяевами и рабочими, принимая во внимание даже предубеждения
последних. Для оптимизации работы каждого отдельного работника необходимо, во-вторых,
ввести дифференцированную систему оплаты труда. Материальное поощрение в форме
повышения заработной платы за повышение производительности труда должно быть
различным для различных категорий работников. Причем размер этого поощрения можно
установить только эмпирическим исследовательским путем; ни администрация, ни
профсоюз сделать этого не могут. В-третьих, работа должна соответствовать
психофизическому и умственному развитию работника. В то же время необходимо
стремиться к тому, чтобы каждому рабочему поручалась самая трудная работа, на какую
только он способен по своему умственному развитию и возможностям.
В общем и целом уже этот перечень мер свидетельствует о глубоком понимании
Тейлором социальных и психологических закономерностей функционирования индивида и
коллектива в сфере труда. Современные социально-психологические исследования,
направленные на анализ проблем удовлетворенности трудом, психической гигиены в сфере
труда, могут предложить немногим больше тех мер, которые разработал Тейлор.
В сферу управления, однако, должна попасть не только рационализация труда
рабочего, но и, как указывалось, рационализация структуры организации, системы
управления ею, управленческой стратегии и качеств управленца.
<Наличная практика, - пишет Ф. Тейлор, - такова, что заводы организованы, так
сказать, по военному образцу. Приказания генерала через полковников, майоров, капитанов,
поручиков и унтер-офицеров передаются солдатам. Таким же путем в промышленных
предприятиях приказания директора передаются рабочим через посредство управляющих,
начальников мас48
терских, их помощников и мастеров>
. На таких предприятиях обязанности начальников самого различного толка настолько
разнообразны и требуют стольких специальных знаний и таких способностей, что лишь
действительно способные и много лет посвятившие этому делу люди могут исполнять их
удовлетворительно. Тейлор называет девять необходимых качеств управленца (ум;
специальное техническое образование; опыт; такт; энергия; сообразительность; честность;
здравый смысл; здоровье), все вместе редко присутствующие в одном человеке, однако при
организации по военному образцу должные в полном объеме присутствовать у
руководителя.
Военный тип организации должен быть коренным образом пересмотрен. Организация
предприятия должна быть подвергнута изменению. Искусство управления в значительной
степени состоит в умелом распределении работы. Так как людей обладающих даже
четырьмя или пятью из указанных качеств немного, то ясно, что вся работа по управлению
должна быть разделена так, чтобы отдельные обязанности можно было поручить разным
людям. Это возможно, если отказаться от организации по типу военного образца и
произвести два крупных изменения. Во-первых, следует развести всю работу на два типа
исполнительскую и конторскую. Организаторы и контролирующие рабочих управленцы
должны быть освобождены от конторской работы. Последняя должна быть сосредоточена в
бюро. Во-вторых, во всем управлении военный тип организации должен быть заменен
организацией с <тесно ограниченным кругом обязанностей> для каждого управленца. При
этой системе вся работа по управлению распределяется так, чтобы на каждого была
возложена работа не больше той, какую он в состоянии выполнить, и ограниченная какойлибо одной основной обязанностью. Организация должна приобрести совершенно новый
вид, а управленческий процесс принять рациональноформальный характер. Он предельно
деперсонализируется и одновременно с этим возникает высокая личная включенность и
ответственность за собственное участие в труде.
Там же. С. 78.
49
Эти основные положения тейлоризма в качестве теории и социально-инженерного
проекта были положены в основу социальной практики и организации производства в XX
столетии.
Школа человеческих отношений - оформление практики социально-психологического
управления. Процесс, начало которому было положено тейлоризмом, получил развитие и в
других типах социальных практик. С точки зрения расширения и углубления процесса
рефлексивного вмешательства в построение системы социальных отношений и постановки
их под контроль значительный интерес представляет исследовательская практика <школы
человеческих отношений>, возникшая в 20-х годах. Ее отличие от тейлоризма состоит в том,
что в рамках этой практики под контроль исследовательской программы должна быть
поставлена уже не организационная система отношений, а коллективное сознание,
внутригрупповые солидаристские отношения. Именно они становятся объектом
рефлексивного вмешательства.
Теория, получившая название <школа человеческих отношений>, была создана в
результате так называемых <Хоуторнских экспериментов>, проводившихся в Вестерн
Электрик Компани в 1924 - 1942 гг. специалистами Гарвардского университета.
Хоуторнские исследования, проводившиеся в Вестерн Электрик Компани, были посвящены
исследованию факторов, определяющих производительность труда, а привели к выявлению
роли и значения неформальной системы отношений, на которую возможно воздействовать в
целях управления коллективом. Этот взгляд на ситуацию был предложен Элтоном Мэйо
, профессором индустриальной социологии Гарвардского университета. Мэйо
предположил, что полученные результаты - повышение производительности труда являются прямым результатом экспериментального вмешательства в трудовой коллектив, в
результате которого в нем была создана новая социальная и трудовая атмосфера и
выработана <высокая трудовая мораль>.
Mayo E. The Human Problems of Industrial Civilization. - Boston, 1933; Mayo E. The Social
Problems of Industrial Civilization. - Boston, 1945; Mayo E. The Political Problems of Industrial
Civilization. - Boston, 1947.
50
Любой трудовой коллектив имеет формальную социальную структуру,
представляющую собою кодифицированную систему социальных ролей. Одновременно с
формальной структурой существует неформальная структура спонтанных межличностных
отношений, которые воздействуют на трудовой процесс. Люди на работе шутят и смеются,
высказывают свои мнения относительно любых внешних и внутренних событий и явлений
жизни, дружат и враждуют. Любая социальная группа имеет свою ориентацию,
обусловленную во многом ее функциональными задачами, соответствующие нормы
поведения, коммуникационную систему, структуру статусов и ролей. Эмпирическое
вычленение неформальной структуры, внутригрупповой интеграции трудового коллектива
было одной из заслуг Хоуторнских экспериментов.
Следует подчеркнуть, что функционирование неформальных структур до сих пор
остается не до конца исследованным вопросом. В силу этого существует широкий спектр
мнений по вопросу о том, что такое неформальная структура. Некоторые исследователи
видят в неформальных структурах выражение <естественной лености рабочих>, их
неприятие дисциплины, нежелание сотрудничества с руководством. Другие видят в них
естественный результат врожденной человеческой социальности, социальной природы
человека. Профсоюзы интерпретируют неформальную структуру как субститут
профсоюзной защиты в ситуации ее отсутствия, как спонтанное выражение потребности
рабочих в защите от вседозволенности управленческой власти. Психологи рассматривают
неформальные структуры как общее выражение чувств и эмоциональной жизни рабочих.
Социологи - как функцию формальной и технологической структур: неформальные группы
возникают как защита или протест, часто неосознанный, против имперсональности и
рациональности современных индустриальных организаций. Они являются функцией как от
индивидуальных черт личности, так и от ее социальной роли. <Неформальная структура
отношений это протест, оформленный посредством естественных каналов человеческой
социальности, и можно сказать, что этот протест является чем-то отличным от нетерпимости
к корпоративной дис51
циплине, к ограничениям, навязываемым отношением <человек машина>, т. е. это
протест и попытка защититься, которая вырастает из потребностей личности и проявляет
себя перед лицом всеобъемлемости и тотальности корпоративной системы>
.
Неформальные структуры и группы обеспечивают индивиду признание значимости его
статуса и роли, автономность и независимость от всеобъемлющей власти системы
управления, изменение и переопределение формальных групповых ролей и статусов.
Протест против организационной рационализации и желание защитить себя от
фрустрирующих условий современного технологического процесса выражается в нормах,
которые возникают в неформальных группах, - следование им становится обязательным, а
их нарушение карается различными формами остракизма, высмеивания, а частично и
агрессией. Такие нормы выявили уже Хоуторнские исследования: а) не работать слишком
много, но и б) не работать слишком мало; в) не передавать боссам что-либо, что может
навредить твоему товарищу; г) не устанавливать дистанцию и официальность в отношениях.
Подобная система норм функционирует латентным образом в качестве защиты от
административной иерархии и эксплуатации как средство утверждения автономии от
администрации. Поддержание этих норм является выражением приверженности
неформальной структуре.
Вместе с тем, помимо функции защиты и протеста, неформальная структура может
выступать как источник удовлетворения трудом, стимул высокой морали и
производительности. И это тоже выявили Хоуторнские эксперименты. Именно это свойство
неформальной структуры стало основой для социально-психологических стратегий
рефлексивного, проективного управления. Не только трудовой и организационный
процессы, но и социально-психологическая система отношений стали сферой социального
проектирования.
В отличие от тейлоризма, управленческие рекомендации школы <человеческих
отношений> требовали дополнения
Ferrarotti F. The Myth of Inevitable Progress. - Westport (Conn); L., 1985. P. 139.
52
принципов индивидуального вознаграждения групповым, экономического - социальнопсихологическим, под которым понималось наличие удовлетворенности трудом,
благоприятного морального климата, демократической системы власти и организации. На
основе этой концепции были разработаны различные стратегии гуманистической теории
управления: гуманизация труда, участие в управлении производством и др.
Как видим, развитие индустриальной социологии в начале XX в. привело к появлению
двух различных административных стратегий, дополняющих друг друга и формирующих
социальную реальность: тейлоризма и школы человеческих отношений. Исторически
ситуация сложилась таким образом, что крупные монополистические структуры,
технологически основывающиеся на дробном конвейерном производстве, стали
использовать как тейлористскую стратегию, так и <гуманистическую> теорию управления,
которая выступила в качестве стратегии, компенсирующей влияние роста отчуждения,
неудовлетворенности трудом и других аномийных явлений, свойственных крупному
конвейерному производству. В итоге обе стратегии оказались востребованными и обе
выступили в качестве рефлексивного механизма, создающего и формирующего социальную
реальность.
Фордизм. Еще одной рефлексивной практикой, явившейся радикальной новацией в
наступившем XX в., был фордизм. На уровне трудового процесса внутри корпорации Форд
использовал как тейлоризм, так и идеи, аналогичные идеям школы <человеческих
отношений>. Массовое конвейерное производство, позволяющее использовать труд
неквалифицированных рабочих, не могло стать эффективным без той работы по
стандартизации труда и производства, которую осуществил Тейлор. Вместе с тем созданный
Фордом проект массового производства является беспрецедентным.
Роль высокой заработной платы рабочих в качестве материального стимула к труду и
значение <хороших отношений>, существующих между рабочими и администрацией на
предприятии, была очевидна для Форда и он сделал это главным направлением
экономической и социальной политики на своих
53
предприятиях. Его организационные принципы просты и могут быть сведены к трем
базовым положениям. 1) Осуществлять производство наиболее простым образом без
посредства бюрократических структур или подразделений власти. 2) Хорошо платить
каждому рабочему и контролировать, чтобы он был занят в течение сорока восьми часов в
неделю и не более того. 3) Содержать все машины в наилучшем порядке, поддерживать
везде абсолютную чистоту для того, чтобы рабочий мог научиться уважать свои
инструменты, свое окружение и самого себя. Форд отрицал необходимость авторитарных
систем власти на предприятии, поскольку каждый из работающих проходил <испытание
трудом>, которое единственно гарантировало ему сохранение рабочего места.
Фордовские конвейеры стали восприниматься как квинтэссенция эпохи. Однако
фордизм - это не просто конвейерное производство, высокая заработная плата и хорошие
условия труда. Если бы дело обстояло таким образом, то все, что сделал Форд, можно было
бы рассматривать просто как творчество блестящего инженера и управленца, а не как
творение человека, сумевшего предвидеть те принципы экономической и социальной
организации, которые доминировали как в жизни Америки, так и всего мира в течение более
чем трех четвертей века. Это предвидение стало возможным, поскольку он понимал, что его
технический прорыв требует трансформации всего общества и не может ограничиваться
только рамками предприятия или даже экономики. Проблемы, которые решает Форд, - это
не только проблемы того, как гарантировать и расширить рынок, обеспечивая тем самым
постоянный рост производства, но и того, как предотвратить социальные столкновения на
производстве и в обществе в целом, содействовать росту профсоюзного движения. Форд
поставил задачу изменить социальное и экономическое мышление в целом,
трансформировать цели и приоритеты социальной и экономической деятельности.
Им предпринимается целый ряд структурных изменений в сфере экономической
организации, таких как укрупнение компании по горизонтали и по вертикали,
осуществляемое как за счет присоединения конкурирующих фирм, так и за счет объе54
динения под одной крышей всех стадий производства от получения сырья до
реализации конечного рыночного продукта. Он также реализует технико-экономическую
политику стандартизации процесса производства, представляющего собою массовое,
серийное производство товаров, которые создаются на основе стандартизированной
технологии и на стандартизированном сырье стандартизированным рабочим, обладающим
стандартизированными навыками. Форд создает концепцию, проект такого массового
производства, которое без укрупнения и объединения ресурсов и, главное, без указанного
процесса стандартизации не могло бы возникнуть.
И все же главным моментом фордизма являются даже не организационные
трансформации в сфере экономики. В качестве главной здесь выступает сфера
взаимодействия общества с экономикой, переосмысление социальных условий, на которых
производство может успешно функционировать в обществе. Форд ставит вопрос о том, как
объединить в одном лице и производителя и покупателя. Фордом были разработаны
социально-экономические принципы общества массового потребления. Им было
пересмотрено понятие рынка как места продажи продукта и получения прибыли,
являющейся мотивом производства. Производство - это не деньги, подчеркивает Форд. <Оно
состоит из идей, труда и управления, и естественным выражением всего этого являются не
дивиденды, но полезность, качество и доступность>
. Производство должно служить не торговцам, а потребителям. Оно должно выполнять
обслуживающую функцию.
Для получения высокой прибыли ранее считалось необходимым устанавливать
высокую цену на товары и минимальную заработную плату. Форд предложил прямо
противоположное: для успешного функционирования производства необходимы низкие
цены на товары и высокая заработная плата рабочих. Только это гарантирует их высокую
покупательную способность, гарантирует рынок сбыта товаров, создает условия массового
потребления и массового производства. <В течение мно-
Ford H. Today and Tomorrow. - N.Y., 1926. P. 231.
55
гих лет мы слышали фразу <мотив прибыли>, которая означала, что некто,
называемый капиталистом, обеспеченный инструментами и машинами, нанимающий
рабочих, т. е. труд, за наименее низкую заработную плату, производит товары и продает их
некоему странному собранию людей, известных под именем <публика>. Капиталист продает
товар этой публике по наиболее высокой возможной цене и кладет в карман прибыль.
Однако очевидно, что публика не появляется из воздуха, не получает из воздуха свои деньги
и должна быть защищена от стремящегося к прибыли капиталиста>
. Такая схема функционирования производства пригодна только для мелкого бизнеса, в
целом Форд считает ее ошибкой. Большой бизнес не может функционировать по этой схеме,
а маленький не станет большим, если будет исходить из представления о том, что может
задавить своих рабочих. Основная ошибка этой схемы состоит в непонимании того, что
<владелец, наемные рабочие и покупающая публика образуют нерасторжимую связь>
. И если промышленность не поступает таким образом, что поддерживает заработную
плату на высоком уровне, а цены - на низком, то она разрушает себя, поскольку сокращает
число потребителей своей продукции. <Нанимаемые, - восклицает Форд, - должны стать
самыми лучшими покупателями товаров, произведенных тем, кто их нанимает>
. Он констатирует, что реальные успехи пришли к его компании в 1914 г., когда
минимум заработной платы был поднят с двух долларов до пяти долларов в день, что
позволило повысить покупательную способность рабочих и служащих, занятых в компании,
а это, в свою очередь, увеличило покупательную способность других людей. Именно эта
идея повышения покупательной способности посредством высокой заработной платы и
низкой продажной цены должна, по его мнению, лежать в основе процветания страны и
быть фундаментальным руководящим принципом деятельности любой компании. Он
называет ее <мотивацией посредством оплаты>.
Там же. P. 8.
Там же. P. 8.
Там же. P. 9.
56
Однако высокая заработная плата в качестве мотива труда, обеспечение покупательной
способности рабочих и высокого уровня жизни - это еще не все. Проблема состояла не
только в том, чтобы те, кто производит машины, могли купить и пользоваться ими.
Проблема состояла еще и в качестве рабочей силы. Форд подчеркивал, что, недоплачивая
рабочим, предприниматели готовят поколение недоедающих детей, физически и морально
слабых и неготовых к полноценному функционированию на производстве. Одной зарплатой
здесь дело не поправишь. Поэтому им была создана система социальных программ,
направленных на организацию совершенно новых социальных структур, обеспечивающих
функционирование компании, своего рода минипрограмма минисоциального государства.
Для рабочих фордовских компаний была создана льготная система медицинского
обслуживания, система образования для подготовки рабочих, организована кредитная
служба, комиссии, осуществлявшие инспекцию внепроизводственной жизни рабочих
(семейных отношений, ведение дома, потребление алкоголя, проведение досуга).
Для Форда эти программы не имели ничего общего с социалистическими идеями, их не
следует рассматривать и как выражение его протестантских религиозных идей или
стремления к установлению патримониальных отношений с рабочими. Речь идет о
совершенно новом социальном проекте, о формировании политики социально
ответственного бизнеса и установления партнерских отношений между работодателями и
рабочими. Он пытался построить эти отношения посредством высокой заработной платы
рабочим, высокого уровня потребления для населения, разработки различных социальных
программ. Значение фордизма было столь велико, что, к примеру, Антонио Грамши в 1929 30 гг. говорил о фордизме как о возможной новой <исторической эпохе>, <пассивной
революции>, которая перестроит экономические и социальные отношения таким образом,
что удастся избежать взрыва, подобного Французской революции 1789 г. Фордизм
ассоциировался для Грамши с новым <программируемым капитализмом>.
Программа Форда независимо от его желания стала образ57
цом для социальной политики государства. Именно поэтому, как иногда утверждается,
эпоха от начала XX века вплоть до кризиса 80-х годов заслуживает того, чтобы называться
именем Форда. То, что является кризисом 80-х, можно фактически считать кризисом
фордизма.
Подводя итог, мы вправе утверждать, что фордовский проект создания общества
массового потребления и массового производства стал историческим прорывом совершенно
новой социальной практики, имеющей рефлексивно-проективный характер. Эта практика
основывается на новых организационных принципах в промышленности - крупных
монополиях и корпорациях; использует системы массового конвейерного производства; она
предполагает новые принципы и нормы отношений между бизнесом и обществом,
вытекающие из отказа бизнеса от политики <поедания общества> в своем стремлении к
прибыли; выдвигает идеи сотрудничества между работодателями и наемными рабочими, т.
е. идеи общества потребления с социально ответственным бизнесом и государственными
социальными программами. Эта теоретизированная практика и практическая теория не
только сформировала лицо обществ XX в., но и отчетливо и радикально отделила их от
обществ XIX века, от эпохи либерального капитализма.
Глава 2. Теории организованного капитализма и государственно-монополистического
капитализма
Первыми теориями, в рамках которых была сделана попытка осмыслить и объяснить
происшедшие в конце XIX - начале XX вв. социальные изменения, в том числе те, которые
были рассмотрены нами в предыдущей главе, были теория <организованного капитализма>
и теория <государственно-монополистического капитализма>. Эти теории возникают
практически одновременно и обладают общностью происхождения, поскольку обе они
укоренены в марксистской социологии и политэкономии. Помимо общего происхождения
они имеют целый ряд общих черт, на которые следует указать.
И теория организованного капитализма, и теория государственно-монополистического
капитализма ориентированы на системный анализ экономических, социальных,
политических и идеологических явлений, причем экономические отношения
рассматриваются в качестве имеющих определяющее значение. Обе теории претендуют на
целостную тематизацию и объяснение образа или типа общества, который представляется
как совершенно определенный этап исторического развития. Для обеих теорий описываемые
события разыгрываются во всемирно-историческом масштабе и так или иначе затрагивают
весь мир. По нашему мнению, теория организованного капитализма, в меньшей степени, а
теория государственно-монополистического капитализма, или империализма - в большей,
фактически представляют собой первые социологические теории глобализма. Социальные и
исторические трансформации рассматриваются в них как происходящие повсеместно и
затрагивающие все регионы и территории. Это и фиксируется ленинским понятием
<империализм>. Обе теории, наконец, претендуют на разработку проблем внутренней
политики и социального управления.
Различие состоит в том, что в рамках теории организованного капитализма создаются
рецепты, ориентированные на реформизм, на эволюционную трансформацию капитализма
по59
средством участия различных классов в государственном контроле или
непосредственном управлении производством в целях социал-демократической
трансформации общества, в то время как теория государственно-монополистического
капитализма
является
отчетливо
антикапиталистической,
антиреформистской,
революционной. Она описывает позднюю, кризисную, по мнению ее автора В. И. Ленина,
фазу капитализма с его явно обостряющимися противоречиями как закат капитализма, как
преддверие новой всемирно-исторической эпохи.
2.1. Организованный капитализм
Теория организованного капитализма как теория общества и тех социальноэкономических и культурных трансформаций, которые набирают ход в конце XIX - начале
XX века, была разработана австрийскими марксистами и является составной частью теории
в истории мысли, получившей известность как австромарксизм. Ее главными
представителями были люди, проявившие себя не только как крупнейшие марксистские
теоретики, но и как реальные политики
.
Понятие <организованный капитализм> было введено в научный оборот Рудольфом
Гильфердингом. Оно появляется у Гильфердинга в контексте его политэкономических
исследований, в известной мере резюмируя их итог. В 1910 г. в Вене вышла в свет его
работа <Финансовый капитал>
, в которой он, опираясь на это понятие, дал всесторонний анализ основных
Рудольф Гильфердинг (1877 - 1941) - дважды министр финансов в 1923 и 1928 - 29
годах в правительствах Веймарской республики; Карл Реннер (1870 - 1950) в 1918 - 20 годах
федеральный канцлер Австрии; Отто Бауэр (1882 - 1938) - фактический лидер Социалдемократической рабочей партии Австрии с конца Первой мировой войны, в 1918 - 19 годах
госсекретарь по иностранным делам. Эти люди внесли главный вклад в развитие теории
организованного капитализма, и именно эта теория стала теоретической основой Программы
Социал-демократической рабочей партии Австрии, принятой 3 ноября 1926 г. на партийном
съезде в Линце.
Hilferding R. Das Finanzkapital. - Wien, 1910. - 477 S.
60
тенденций экономического и политического развития Европы рубежа XIX - XX веков.
По его мнению, наблюдения уже за первыми десятилетиями XX в. в области
экономической жизни позволяют заявить, что эпоха свободной конкуренции приближается к
концу. Речь идет, прежде всего, о том, что крупные монополии приобретают
господствующее положение в хозяйстве, и их связь с теми банками, в которых
концентрируется общественный капитал, становится все более тесной. Прежде разорванные
формы промышленного, торгового и банковского капитала стремятся к объединению в
форме финансового капитала, и этот капитал становится на службу экономике. Финансовый
капитал - это, по определению Р. Гильфердинга, господство в монополистически
организованной промышленности малого числа крупных банков, которое демонстрирует
тенденцию смягчить анархию производства и содержит предпосылки к преобразованию
анархистско-капиталистического хозяйственного порядка в порядок организованнокапиталистический.
Трансформируется и роль государства в хозяйственной жизни. Небывалое усиление
его мощи, которая порождается финансовым капиталом и его политикой, действует в том же
направлении созидания и поддержания организованнокапиталистического порядка.
Наряду с экономической налицо трансформация всей системы социальных отношений.
Социальная структура общества предстает как имеющая на вершине социальной иерархии
<объединенные силы капиталистической монополии и государства>, а под ними трудящиеся массы, иерархически упорядоченные как служащие производства. Вместо
преодоления капиталистического общества через непосредственный переход к социализму
возможно, по мнению Гильфердинга, его преобразование в общество организованного
капитализма, значительно лучше приспособленное к удовлетворению непосредственных
материальных потребностей различных классов и разрешению основных социальных
конфликтов. <Организованность> становится отличительной чертой, например, рабочего
движения, и это позволяет ему противодействовать процессу обнищания и бороть61
ся за расширение своих политических и социальных прав, повышение заработной
платы. Таким образом, как полагал Гильфердинг, происходит смягчение, а не обострение
внутренних противоречий капитализма.
Громадную роль в смягчении этих противоречий в эпоху организованного капитализма
начинает играть государство, которое упорядочивает всю систему отношений <труда и
капитала>, вводит элементы рационального планирования, которые и создают, согласно
Гильфердингу, возможность постепенного перехода к социалистическому обществу. В
одной из поздних своих работ <Исторические проблемы> Гильфердинг, исследуя процесс
расширения функций и компетенции государства в формировании и регулировании системы
социальноэкономических отношений между экономическими классами и группами, вводит
понятие <тотальное государство>.
Проблематика социальной и политической роли государства стала одной из
центральных тем в теоретическом дискурсе (так же как и в практической государственной и
политической деятельности) всех представителей австромарксизма.
Карл Реннер, например, жестко разделял экономику, продолжающую служить
<частным> интересам капиталистического класса, и государство, все более и более
становящееся <социальным администратором>, служащим <интересам пролетариата>.
Реннер ставил перед пролетариатом задачу <освобождения государства>, его
<социализации>, а Отто Бауэр разработал <теорию медленной революции>, согласно
которой использование государства рабочим классом сопровождается повсеместным
созданием
социалистических
институтов
отправления
власти
и
проведения
социалистических экономических и социальных реформ.
Эти теоретические позиции частично были воплощены в жизнь. После окончания
Первой мировой войны, в период Первой республики в Австрии, когда соотношение
классовых сил склонялось в сторону социалистов, от имени государства проводились
мероприятия по установлению 8-часового рабочего дня, повышению зарплаты и улучшению
условий труда, созданию системы страхования по безработице, улучшению и демо62
кратизации здравоохранения, образования, жилищного строительства, активно
действовали производственные советы. Все это коренным образом изменило условия жизни
рабочего класса и укрепило среди австромарксистов идею положительной роли государства
и возможности использовать его механизмы в интересах трансформации капитализма в
социализм.
Практическая деятельность австромарксистов породила также и дискуссию о
<народном государстве>. М. Адлером в работе <Политическая или социальная демократия>
(1926) был поставлен вопрос о <народном государстве> как универсальном институте,
как органе, реализующем всеобщий интерес, и соответственно - вопрос о государстве, в
котором реализовано господство демократии. В этой работе проблематика государства и
демократии в рамках общества организованного капитализма стала одной из центральных.
Вопрос стоял о природе государства в эпоху организованного капитализма и возможностях
существования солидарного общества (М. Адлер).
Теоретики австромарксизма не занимали единой позиции по всем указанным вопросам.
Исключение составляли два принципиальных: во-первых, всеми теоретиками признавался
классовый характер социально-экономических отношений в рамках организованного
капитализма; во-вторых, существовало согласие относительно классового характера
государства, понимаемого как основанная на классовом господстве форма политической
организации общества. <Государство, - пишет Адлер, это такая организация общества,
которая основывается на экономических классовых противоречиях и являет собою
господство одного или нескольких классов над другими>
. В таком обществе господствует не всеобщий интерес или народное благо, а интересы
обладающих властью экономически доминирующих классов. Интересы других классов
принимаются во внимание лишь в той мере, в какой это необходимо, чтобы господство
власть имущих не оказалось под угрозой.
Adler M. Politische oder soziale Demokratie: Ein Beitrag zur sozialistischen Erziehung. //
Adler M. Ausgewahlte Schriften, Wien, 1981. - S. 163 - 216.
Adler M. Op. cit. S. 180.
63
Классовое общество не может быть солидарным, а в несолидарном обществе может
существовать только политическая, но не социальная демократия. Социальная демократия
осуществляется посредством солидарности интересов, всеобщего участия в системе
управления и исходя из роли каждого в процессе производства и распределения. Социальная
демократия основана не на централизованном управлении со стороны государства, она
опирается на систему автономных, связанных друг с другом самоуправляемых организаций,
существующих для управления экономической, социальной и культурной жизнью. Такой
тип общества, основанный на принципах социальной демократии, невозможен при наличии
социально-экономических классов, однако в зависимости от уровня организованности
трудящихся возможно установление равновесия классовых сил, когда становится
невозможным осуществлять господство одного класса посредством государства. Это
приводит к появлению новых форм государства.
По мнению, к примеру, О. Бауэра (М. Адлер в этом с ним категорически не согласен),
государство в такие периоды утрачивает свой классовый характер и превращается в
народную республику. По мнению же Адлера, народ в современном государстве - это только
юридическое понятие, а механизмы, посредством которых возможен контроль за
правительством со стороны организаций, представляющих интересы различных социальных
групп, следует именовать не <народным государством>, а функциональной демократией.
Функциональная демократия это такая модификация парламентской формы государства, в
которой управление осуществляется посредством соглашения с общественными,
профессиональными и другими организациями, представляющими интересы различных
социальноэкономических групп. Это форма общественного контроля за правительством.
В дополнение к идеям функциональной демократии в рамках австромарксизма
разрабатывается теория экономической, или производственной, демократии, которая
призвана разбить <силы капитала> путем создания экономических организаций масс,
лишить его монополии на руководство экономикой. Экономи64
ческая демократия создается в дополнение к политической. Она представляет собою
политически оформленные объединения граждан, призванные заменить или смягчить
существующие организационные формы управления экономикой при помощи органов
рабочего самоуправления, производственных советов. Адлер пишет в связи с этим:
<Впервые капитализм ограничен в своем собственном доме, в своем экономическом
господстве на предприятии, связан юридическим правом рабочих и служащих на участие в
управлении. Отныне наемные работники могут посредством своих выборных
представителей участвовать во всех решениях, относящихся к трудовому договору,
увольнению, оплате труда. Влиять на руководство предприятием и бухгалтерский учет, если
члены производственных советов энергичны, сознательны и компетентны>
.
Проблемам экономической или производственной демократии особое внимание уделял
Карл Реннер. Производство в условиях капитализма является не только сферой
экономической эксплуатации, но и сферой, в которой господствуют авторитарные, силовые
формы управления. Демократизация системы управления производством является насущной
проблемой. На производстве необходимо ввести, по мнению Реннера, институт
представительства рабочих.
Реннер разрабатывает достаточно сложную систему, посредством которой возможна
реализация принципа экономической демократии как процесса <общественной
социализации>. Он считает, что в борьбе за экономическую демократию ни в коей мере
нельзя останавливаться на введении института представительства на отдельных
предприятиях. Система экономической демократии должна охватить всю хозяйственную
жизнь страны, все отрасли экономики, должны быть созданы организации не только
узкопроизводственного характера, но и более высокие организации (которые Реннер
называет <рабочими палатами>), обладающие публично-правовым статусом и могущие
противостоять многочисленным организациям предпринимателей: промышленным,
торговым палатам. Рабочие палаты - это среднее
Adler M. Op. cit. S. 209.
65
звено в системе экономической демократии, но эффективной экономическая
демократия может быть только при условии создания органа представительства рабочих на
общенациональном уровне, причем наделенного правами законодательства в сфере
планирования хозяйственного развития. Данный орган должен стать компонентом системы
государственного управления, и в результате экономическая и политическая демократии
будут увязываться воедино.
При этом Реннер подчеркивает, что концепции <рабочего контроля на производстве>,
<самоуправления> недостаточны для решения проблем экономической демократии. Только
сотрудничество с акционерами и верхушкой управленческого аппарата может открыть
рабочим доступ к участию в управлении экономикой. Рабочие организации и профсоюзы
достаточно эффективно научились бороться с бизнесом - проблема состоит в том, чтобы
научиться с ним сотрудничать. Кроме того, сотрудничество в политической и
экономической сферах должно быть дополнено сотрудничеством в рамках различных
общественных организаций, которые появляются как ответ на какуюлибо социальную
потребность, возникшую в обществе. Наличие многочисленных общественных организаций
является отличительной характеристикой обществ XX в. Реннер пишет, что в
высокодифференцированных и сложноструктурированных обществах XX в. господствует
принцип организации. Люди объединяются по общим интересам в религиозные,
профессиональные, культурные, образовательные, спортивные и другие организации.
Характерной их чертой является демократическое устройство. Эти организации
функционализируются, а затем государство, как правило, <присваивает> себе их функции,
расширяя свои собственные. Налицо процесс демократизации и социализации государства.
Организованная демократия становится принципом социальной жизни. Она дополняет
принцип организованного капитализма.
***
Попытаемся кратко охарактеризовать суть воззрений теоретиков австромарксизма.
Теория общества организованного капи66
тализма, разработанная в рамках австромарксизма, целиком и полностью основывалась
на совершенно специфической интерпретации социальной и экономической реальности.
Ключом к пониманию этой интерпретации является понимание роли организации как
совершенно нового явления в экономической, социальной, политической и культурной
сферах обществ XX в. Организуется все - все сферы деятельности, все социальные и
политические отношения, организуется общество в целом.
Организованный капитализм - это новый тип общества и новый этап исторического
развития. Он приходит на смену капитализму свободной конкуренции, капитализму
неорганизованного рынка, промышленности, свободного индивида и рыночных отношений.
Он означает замену принципа свободной конкуренции принципом планомерности и
организованности. Организованность предстает как планируемая, калькулируемая и
создаваемая тотальность.
Монополия выступает как главный принцип организации в экономике, как форма
процесса производства и принуждения. Организуются социальные и политические
отношения. Особую роль в обществе начинает играть государство. Оно становится и
субъектом, и объектом организационных отношений. При этом следует подчеркнуть, что эти
организационные отношения не являются нейтрально-административными, они сохраняют
свой социально-экономический, силовой характер.
В заключение целесообразно отметить еще некоторые существенные моменты теории
организованного капитализма, как своего рода, говоря современным языком,
<глобалистской> теории.
По мнению теоретиков австромарксизма, с развитием капитализма ликвидируются
национальные рамки капиталистических организаций. Финансовый капитал осуществляет
свою экономическую и политическую власть во всемирном масштабе. Цены, объемы
производства диктуют международные картели. Национальный капитализм становится
составной частью международной финансовой олигархии, национальный суверенитет
подвергается давлению со стороны мировых капиталистических держав и размывается
вследствие такого давления.
67
Происходит проникновение могущественных капиталистических стран в отсталые
районы с целью получения рынков сбыта, источников сырья, вывоза капитала. Борьба за
колонии порождает противоречия между мировыми державами. Колониализм порождает
освободительные войны. Постоянно возникает угроза войн, которые вкупе с развитием
техники, особенно военной, грозят уничтожить мировую цивилизацию.
Эти положения теории организованного капитализма оказали большое влияние на
развитие политических отношений в XX в., но ранее они были разработаны в другой теории
- теории империализма.
2.2. Государственно-монополистический капитализм, империализм
Концептуализация <организованного капитализма> как государственного и
общественного устройства была представлена и в теории государственномонополистического капитализма (ГМК) и империализма. Эта теория была разработана В.
И. Лениным с учетом воззрений Дж. А. Гобсона, изложенных в его книге <Империализм>
(1902), а также идей Р. Гильфердинга и К. Каутского.
Политэкономическую основу концепции ГМК составляет анализ возникновения
финансового капитала, процесса монополизации и сращения монополий с государством,
фактическое подчинение государства <олигархическому капиталу>, <финансовой
олигархии>. Специфической чертой или качеством концепции ГМК в перспективе
современного социологического анализа является ее глобалистский характер. Понятие
<империализм> дополняет у Ленина понятие ГМК, оно фиксирует глобалистскую природу
теории ГМК.
Для Ленина появление ГМК означает становление совершенно нового этапа
исторического развития, становление новых социально-экономических, политических и
идеологических отношений. <Монополия, вырастающая на почве свободной конкуренции и
именно из свободной конкуренции, есть переход от капиталистического к более высокому
общественно68
экономическому укладу>
. Он выделяет следующие три этапа в становлении монополий и развитии
империализма: <... 1) 1860 и 1870 годы - высшая, предельная ступень в развитии
конкуренции. Монополии лишь едва заметные зародыши. 2) После кризиса 1873 г. широкая полоса развития картелей, но они еще исключение. Они еще не прочны. Они еще
преходящее явление. 3) Промышленный подъем конца XIX века и кризис 1900 - 1903 гг. картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни. Капитализм превратился в
империализм>
.
Фактически именно монополия как совершенно новый тип экономических отношений,
как новый тип организации этих отношений, как новый тип насилия, принуждения и
эксплуатации порождает империализм как глобальную систему социально-экономических и
политических отношений.
Ленин показывает фактический механизм возникновения этой глобальной системы
отношений, выделяя четыре основных типа процессов монополизации, повсеместно себя
проявляющих. Во-первых, речь идет о монополиях в сфере производства, которые выросли
из концентрации производства на очень высокой ступени ее развития. Это
монополистические союзы капиталистов, картели, синдикаты, тресты. Как уже было
сказано, к началу XX в. они стали преобладать в передовых капиталистических странах. Вовторых, речь идет о монополизации, или, как пишет Ленин, <усиленном захвате>
важнейших источников сырья. Развитие этой монополии резко обострило противоречие
между картелированной и некартелированной промышленностью. В-третьих, речь идет о
монополии, которая выросла из банков. Банки из скромных посреднических предприятий
превратились в монополистов финансового капитала. <Финансовая олигархия, налагающая
густую сеть отношений зависимости на все без исключения экономические и политические
учреждения буржуазного общества, - вот рельефнейшее
Ленин В.И. Империализм как высшая стадия капитализма. - Соч., 4 изд. т.22. С. 421.
Там же. С. 317.
69
проявление этой монополии>
. В-четвертых, речь идет о монополии в сфере колониальной политики. <К
многочисленным <старым> мотивам колониальной политики финансовый капитал прибавил
борьбу за источники сырья, за вывоз капитала, за <сферы влияния>... наконец, за
хозяйственную территорию вообще>
.
К 1900 г. весь мир оказался поделенным (9/10 территории Африки оказалось
захваченными европейскими державами), наступила эра монопольного обладания
колониями, а следовательно, и особенно обостренной борьбы за раздел и за передел мира. К
этому следует добавить, что и в старых странах, как подчеркивает Ленин, империализм
ведет к аннексиям, к усилению национального гнета, а следовательно, к обострению
сопротивления.
Оговаривая ограниченность своего определения империализма, Ленин предлагает
следующую его версию: <1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой
высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в
хозяйственной жизни; 2) слияние банковского капитала с промышленным и создание на базе
этого <финансового капитала> финансовой олигархии; 3) вывоз капитала, в отличие от
вывоза товаров, приобретает особо важное значение; 4) образуются международные
монополистические союзы капиталистов, делящие мир, и 5) закончен территориальный
раздел земли крупнейшими капиталистическими державами. Империализм есть капитализм
на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала,
приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными
трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими
странами>
. Отметим, что данное определение империализма является фактически первым
определением глобального сообщества, глобальной структуры социально-экономических
отношений.
Там же. С. 421.
Там же. С. 422.
Там же. С. 386 - 387.
70
Общество эпохи империализма существенным образом отличается от эпохи
либерального капитализма. Отличается именно тем, что конкуренция, существующая в
качестве главного, базисного для общества отношения между свободными социальными и
экономическими агентами, превращается в монополию. <Это уже совсем не то, что старая
свободная конкуренция раздробленных и не знающих ничего друг о друге хозяев,
производящих для сбыта на неизвестном рынке... Производится приблизительный учет
размеров рынка, который <делят> между собою, по договорному соглашению, эти союзы.
Монополизируется процесс обучения рабочей силы, нанимаются лучшие инженеры,
захватываются пути и средства сообщения... Капитализм в его империалистической стадии
вплотную подводит к самому всестороннему обобществлению производства, он втаскивает,
так сказать, капиталистов, вопреки их воли и сознанию, в какой-то новый общественный
порядок, переходный от полной свободы конкуренции к полному обобществлению>
. Производство, как считает Ленин, становится общественным, но присвоение остается
частным. <Общественные средства производства остаются частной собственностью
небольшого числа лиц. Общие рамки формально признаваемой конкуренции остаются, и
гнет немногих монополистов над остальным населением становится во сто раз тяжелее,
ощутительнее, невыносимее>
.
<Принуждение к организации> Ленин трактует как усиление гнета, как принуждение к
подчинению. По его мнению, налицо не конкурентная борьба мелких и крупных, технически
отсталых и технически передовых предприятий, а удушение монополистами тех, кто не
подчиняется монополии, ее гнету и произволу. Появляется новый тип господства и
связанного с ним насилия. Этот новый тип господства и насилия проистекает из образования
всесильных экономических монополий. <Империализм есть эпоха финансового капитала и
монополий, которые всюду несут стремления к господству, а не к свободе. Реак-
Там же. С. 320 - 321.
Там же. С. 321.
71
ция по всей линии при всяких политических порядках, крайнее обострение
противоречий и в этой области - результат этих тенденций>
.
Финансовый капитал вместе с монополиями как новой формой экономической
организации с абсолютной неизбежностью пронизывают все стороны общественной жизни,
независимо от политического устройства и от каких бы то ни было других <частностей>.
Существенные изменения претерпевает классовая структура общества в эпоху
империализма. Появляются новые социально-экономические группы, приобретают новое
качество старые.
По мнению Ленина, капитализму вообще свойственно отделение собственности на
капитал от приложения капитала к производству, отделение рантье, живущего только
доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в
распоряжении капиталом лиц. <Преобладание финансового капитала над всеми остальными
формами капитала означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии,
означает выделение немногих государств, обладающих финансовой <мощью> из всех
остальных>
. Существенные трансформации происходят в рабочем классе. Прежде всего, речь идет
о его расслоении, выделении привилегированных разрядов, <обуржуазивании> и
проникновении в его среду реформистских идеологий, замещающих идеологии
революционные. Столь же существенным моментом ГМК является общая милитаризация
общества.
Империализм революционизирует старые социальные отношения вновь открытых
стран, разрушается тысячелетняя аграрная обособленность <внеисторических наций>. Они
вовлекаются в капиталистический водоворот. Капитализм сам предоставляет средства и
способы сопротивления. Прежде всего, в колониях выдвигается идея создания
национального государства как орудия экономической и культурной свободы. Это движение
угрожает европейскому капиталу, который может удерживать
Там же. С. 419.
Там же. С. 357.
72
господство лишь постоянно увеличивая свои военные силы, создавая мощное
милитаризированное государство, которое вообще необходимо в борьбе за рынки сбыта, за
раздел и передел мира, для удержания порядка внутри.
***
Подводя итоги, отметим, что фундаментальное значение для социологии имели
следующие положения теории империализма. Во-первых, утверждение, что появление
финансового капитала означает трансформацию отношений собственности и появление
нового типа собственности. Во-вторых, утверждение, что появление монополии означает
появление исторически нового типа социальной организации и нового типа социального
конфликта, насилия и принуждения. И, в-третьих, сращение монополий и государства,
фиксируемое в самом понятии <государственно-монополистического капитализма>,
означает не только трансформацию роли и функций государства, но имеет фундаментальные
последствия для общества, резко убыстряя процесс обобществления.
Подчеркнем также, что империализм, появление финансового капитала и монополий,
их сращение с государством рассматриваются Лениным как явления, имеющие глобальные
последствия, и не ограничиваются рамками какого-либо одного национальногосударственного образования. Поэтому сама концепция выстраивается именно как
глобалистская, охватывающая мир в целом, как эпохальная и стадиальная.
2.3. Теория организованного капитализма в 70-е - 80-е годы
Теории
организованного
капитализма
и
империализма
зафиксировали
фундаментальные социально-экономические трансформации начала XX в. и оказались во
многом пригодными для объяснения и понимания тех социально-исторических событий,
которые происходили вплоть до середины 70-х годов XX в. Сопряженные с экономическим
кризисом начало и середина 70-х годов оказались переломной эпохой, закатом и концом
эпохи организованного капитализма. Именно по этой при73
чине теория организованного капитализма для многих из тех, кто при помощи ее
теоретических положений формулировал для себя социальную картину мира, стала
предметом широкой теоретической дискуссии, прежде всего с точки зрения ее адекватности
и объяснительной силы. Заново было введено в оборот понятие <организованный
капитализм>, которое со временем как-то растворилось и позабылось, а от соответствующей
теории остались лишь основные положения, касающиеся природы монополий, финансового
капитала, государственного регулирования и т. д., которые стали скорее обозначениями и
описаниями повсеместных практик, чем теоретическими положениями в строгом смысле.
В 1974 г. под редакцией Ганса Ульриха Винклера вышло коллективное исследование
<Организованный капитализм>
, в котором были собраны статьи ведущих социологов, занимающихся проблемами
современного общества в соответствующей теоретической перспективе. Эта работа и эта
дискуссия не была единственной. Под редакцией Т. Боттомора и П. Гуда в 1978 г. вышел в
свет сборник текстов <Австромарксизм>
. Во второй половине 70-х годов обсуждение теоретических положений и реальной
практики австромарксизма становится очень заметным явлением в среде экономистов,
социологов, историков и политологов в Германии, Австрии, Италии, Великобритании. В
Австрии заново издаются работы М. Адлера, О. Бауэра. Эта дискуссия позволила заново
сформулировать основные положения теории организованного капитализма, создать
социологическую картину исторических трансформаций обществ XX в., а также
способствовала пониманию кризисных трансформаций 70-х годов.
В 1970-е годы в наиболее систематическом виде теория организованного капитализма,
учитывающая опыт развития монополий, финансового капитала и государственного
регулиро-
Organisierter Kapitalismus. Voraussetzungen und Anfange. / Hg. H. Winkler. - Gottingen:
Vandenhoeck Ruprecht, 1974.
Austro-marxism / Texts transl. a. ed. by Bottomore T. a. Good P. - Oxford, 1978.
74
вания в XX в., была сформулирована Юргеном Кокой
. Это, на наш взгляд, наиболее <социологизированная> версия указанной теории. Вслед
за Кокой резюмируем его концепцию в восьми пунктах.
В соответствии с классической формулировкой теории организованного капитализма
Ю. Кока подчеркивает, что понятие <организованный капитализм> соотносится с
совокупностью взаимосвязанных изменений, которые получили свое начало в рамках
капиталистически-структурированных процессов индустриализации на определенной стадии
развития большинства стран Европы в конце XIX в.
1. Прежде всего, речь идет о том, что вследствие неравномерного хозяйственного роста
в некоторых отраслях промышленности, в банковском деле, в сфере торговли, в страховании
протекали процессы концентрации и централизации. Быстро увеличивалось число крупных
предприятий,
картелей,
синдикатов,
концернов.
В
сырьевых
отраслях,
в
быстроразвивающихся новых отраслях, таких как электрическая и химическая
промышленность, принцип рынка и конкуренции, преобладавший до этого, начал
дополняться принципом <самоорганизации предприятий>. Возникли отношения
олигополистской и монополистской зависимости, отчасти изменились формы конкуренции.
Прибыль и цены приобрели относительную независимость от механизма спроса и
предложения. Стали заметны различия между высоко организованными и
неорганизованными отраслями. Ускорились процессы концентрации, переплетения
банковского и промышленного капитала, результатом чего стало появление финансового
капитала.
2. На крупных предприятиях трансформировались отношения собственности,
усиливалось разделение владения и контроля. В лидирующих отраслях и предприятиях
основные предпринимательские функции переходили в руки управляющих,
Kocka J. Organisierter Kapitalismus Oder Staatsmonopolistischer Kapitalismus? Begriffliche
Vorbemerkunhgen // Organisierter Kapitalismus. Voraussetzungen und Anfange / Hg. H. Winkler.
- Gottingen, 1974. - S. 19 - 36.
75
являющихся просто служащими. В связи с этим оформилась тенденция к научному
управлению, эффективной организации, к планированию, что в результате приводило к
росту бюрократии. Наука все более и более стала присутствовать в организации процесса
производства. Вместе с тем Кока фиксирует и противоположную тенденцию.
Рациональность и планируемость в рамках крупных предприятий и корпораций резко
контрастирует с хаотичностью и неконтролируемостью процессов в рамках хозяйства в
целом.
3. Такие серьезные изменения в сфере производства и распределения привели к не
менее серьезным изменениям в системе социальной стратификации. С одной стороны,
возникли новые слои менеджеров, высших служащих и высшие слои научно-технической
интеллигенции. С другой стороны, рост сфер, непосредственно не связанных с
производством - торговой, сервисной и банковской - привел к увеличению числа служащих
среднего и низшего разрядов.
4. На рынке труда, в сфере классового конфликта и других конфликтов интересов
принцип сознательной коллективной организации во все большей степени вытеснял
принцип индивидуальной конкуренции, обмена и договора, т. е. так называемую игру
свободных сил рынка. Проявилась тенденция ко все большему объединению в профсоюзы,
как и к объединению профсоюзов между собой - вплоть до образования профсоюзов
национального уровня. Изменились интенсивность, механизмы и формы классового
конфликта.
Неорганизованные и трудноорганизуемые группы - средние слои, ремесленники,
служащие - ощущали свою социальную ущербность перед лицом такой тотальной
коллективной организации. Это привело к распространению среди них антимодернистских,
обращенных в прошлое идеологий и настроений социального протеста, базирующегося на
этих идеологиях.
5. При сохранении капиталистических структурных принципов усилились тенденции к
все более тесному переплетению социально-экономической и государственной сфер.
Возрастающему государственному вмешательству в экономическую сферу соответствовала
определенная экономизация политики.
76
Нарушения равновесия на капиталистическом рынке вели к стабилизирующему
вмешательству в экономику государства. Это вмешательство принимало такие формы как
налоговая и внешнеэкономическая деятельность государства, его предпринимательская
активность (транспорт, горное дело, энергетика); государственные заказы (военные заказы);
субвенции; контроль за монополиями, а также государственные инвестиции в
инфраструктуру и образование. Однако все это было весьма далеко от централизованного и
планируемого хозяйства, поскольку принятие важнейших инвестиционных и хозяйственных
решений оставалось в частных руках.
Второй причиной вмешательства государства, экономизации политики были
социальные конфликты. Формами такого вмешательства стали: создание гарантий для всех
трудящихся, социально-протекционистские мероприятия в пользу средних групп, силовое
вмешательство в промышленные конфликты, создание идеологий, направленных на решение
проблем социальной интеграции.
6. Во внешнехозяйственном и внешнеполитическом поведении империалистических
государств усиливались тенденции к экспансии, ко все более юридически и экономически
оформленному господству над неиндустриализированными территориями, а также к
международному конфликту.
7. В связи с новизной и увеличением функций, усложнением системы отношений
изменилась государственная сфера: увеличился госаппарат, что было обусловлено
изменением форм его деятельности; усложнилась система партий, которые должны были
вести себя в соответствии с новыми организованными интересами; налицо была тенденция
вовлечения все более широких масс в политику. При этом Ю. Кока подчеркивает
историческое своеобразие таких изменений в каждой стране и отмечает трудности в
типизации этих изменений.
8. Существенным моментом Кока также считает тот факт, что практически невозможно
обнаружить общие или типичные идеологии, типичные процессы в сфере идей и
коллективной ментальности.
Представленные здесь положения концепции организован77
ного капитализма Ю. Коки с очевидностью учитывают все те трансформации и
спецификации, которые наблюдались в западных обществах в первые три четверти XX в.
Следует также подчеркнуть, что теория организованного капитализма в его версии вобрала в
себя основные положения обоих вариантов разработанного в начале XX века теоретического
подхода: и теории организованного капитализма, и теории империализма В. И. Ленина. Кока
в русле идей теории империализма строит теорию глобалистским образом; им тщательно
рассматриваются проблемы классового конфликта и его организованные формы, которые во
многом определяют лицо обществ XX в.
Кроме того, особое внимание Кока уделяет социологической разработке идеи
организации, которая пронизывает все без исключения социально-экономические явления:
экономическую деятельность, классовые отношения, функционирование экономических,
социальных и политических организаций, партий, профсоюзов, государства. И это
неудивительно, поскольку организация в качестве главной характеристики экономической и
социальной жизни является оригинальной разработкой теоретиков организованного
капитализма.
Дальнейший анализ проблем организованного капитализма, особенно в части его
глобализирующих тенденций, был осуществлен Скотом Лэшем и Джоном Урри. В 1987 г.
вышла работа Лэша и Урри <Конец организованного капитализма>
, которая объясняла кризис 70-х и шире - социальные трансформации конца XX в.
через разрыв с эпохой организованного капитализма. Эта работа как бы замыкает дискуссию
по поводу организованного капитализма, предлагая свою разработку основных
теоретических положений, призванных охарактеризовать уходящую эпоху, и прогнозируя
основные направления развития эпохи грядущей.
Концепция организованного капитализма Лэша и Урри, призванная теоретически
зафиксировать основные процессы, характеризующие западные общества XX в.,
резюмируется сле-
Lash S., Urry J. The end of organized capitalism. - Cambr.: Polity press, 1987.
78
дующими положениями.
1. Концентрация и централизация промышленного, банковского и торгового капитала,
благодаря чему становится возможным регулирование рынков. Это означает радикальный
разрыв с эпохой <либерального капитализма>. 2. Отделение функций владения от функций
контроля, бюрократизация функций контроля и оформление сложных управленческих
иерархий. 3. Появление и рост новых групп управленческой, научной, технической
интеллигенции и среднего класса, занятых в различных бюрократических структурах. 4.
Увеличение числа и возрастание роли на рынке труда различных коллективных
объединений: региональных и общенациональных профсоюзных организаций, ассоциаций
предпринимателей, общенациональных творческих объединений, профессиональных союзов
и т. п. 5. Усиление взаимодействия между государством и крупными монополиями, а также
между общественными объединениями и государством. Государство все более активно
вмешивается в социальные конфликты. Оформляется <государство всеобщего
благоденствия> с законодательством, учитывающим специфику классовых интересов. 6.
Расширение экономических империй и сопутствующего этому процессу контроля над
рынками и производством за рубежом. 7. Изменения в политической и государственной
сферах: а) увеличение числа и размера государственных бюрократий; б) включение в
общенациональную политическую жизнь различных социальных категорий населения; в)
все более широкое представительство различных групповых и индивидуальных интересов в
государстве и через государство. 8. Трансформация административно-государственных
функций от простого <поддержания порядка> к постановке общенациональных целей и
задач и выработке механизмов и мер для их достижения и реализации.
С. Лэш и Дж. Урри указывают, что в рамках этих тезисов их концепция повторяет
теорию организованного капитализма Ю. Коки, но они дополняют эти тезисы еще шестью,
что делает их концепцию существенно отличной. Именно в этих шести тезисах
осуществляется
теоретический
анализ
глобалистских
тенденций,
присущих
организованному капитализму.
79
9. Концентрация производственных капиталистических отношений внутри
относительно небольшого числа производственных секторов и в рамках нескольких
основных стран. 10. Развитие добывающих и производственных отраслей промышленности
в качестве господствующего сектора, в которых занято большое число работающих. 11.
Концентрация определенных отраслей в определенных регионах, в результате чего
оформляются отчетливо определяемые региональные экономики, базирующиеся на тех или
иных добывающих или производственных отраслях, которые имеют общенациональное
значение. 12. Рост числа занятых на большинстве производств по мере роста самих этих
производств, обусловленного ростом ведущих производств национальных экономик. 13.
Рост и усиление значения очень крупных промышленных городов, которые доминируют в
тех или иных регионах в силу того, что именно в таких городах в централизованном порядке
предоставляются услуги (особенно в торговой и финансовой сферах). 14. Складывается
определенная культурно-идеологическая ситуация, которую можно охарактеризовать как
<модернизм>. Как считают Лэш и Урри, один аспект модернизма указан Ю. Кокой, другой связан с противостоянием рационализму и сциентизму, а также включает эстетику
модернизма и национализм.
Теория С. Лэша и Дж. Урри, предложенная ими для характеристики обществ XX в. и
процессов, протекавших в них с конца XIX в. до 80-х годов XX в., является практически
последней разработкой в рамках парадигмы организованного капитализма, осуществленной
уже с учетом глобального характера рассматриваемых изменений.
Описание и анализ явлений, осуществленный Лэшом и Урри, достаточно многогранен
и точен и поэтому не требует дополнительных комментариев, за исключением указания на
один, но существенный момент. Он касается анализа природы, сфер и интенсивности
современных социальных конфликтов, которые практически исчезают из сферы внимания
авторов, и это при том, что в рамках классических вариантов парадигмы организованного
капитализма тема социального конфликта была одной из центральных. Теории
организованного капитализма
80
70-х годов уже не представляют собою вариант марксистского теоретического
подхода. Социально-критические компоненты теории Гильфердинга, не говоря уже о теории
империализма Ленина, утрачены в теории Лэша и Урри (так же как и в теории Ю. Коки).
С начала 70-х годов крупномасштабная промышленность, большие бюрократические
организации и все те явления, которые характеризовали общества организованного
капитализма, уходят в прошлое. Стартуют новые процессы, связанные с разукрупнением
производства, появляются новые стратегии управления, социальная жизнь начинает
определяться совсем другими процессами. Общества последних двух десятилетий XX в.
следует, по утверждению Лэша и Урри, характеризовать как <дезорганизованный
капитализм>. Их теория подводит черту под описаниями общества в терминах теорий
организованного капитализма.
Глава 3. От теорий менеджериального общества к теориям корпоративного общества
3.1. Становление теорий менеджериального общества
Теории <менеджериального общества> - это теории, которые делают основным
объектом анализа появление и функционирование крупномасштабных организаций и
корпораций, выступающих как главные и отличительные характеристики общества. Такой
подход сближает концепции менеджериального общества с концепциями организованного
капитализма, возникшими в рамках марксистской социологии.
Вместе с тем есть ряд существенных моментов, которые отличают теории
менеджериального общества от теорий организованного капитализма. Во-первых, теории
менеджериального общества формируются в рамках технократического мышления. Техника,
прежде всего производственная техника и организация как технологическое средство - это те
явления, которые выступают в качестве определяющих природу и фундаментальные
свойства общества. Во-вторых, большинство этих теорий возникло в рамках американской
социологической мысли, основываются преимущественно на американском опыте и
используют методологические подходы, оформившиеся в рамках американской социологии.
3.1.1. Торнстейн Веблен: отсутствующая собственность и революция инженеров
Первой социологической теорией, которую в полной мере можно назвать теорией
менеджериального общества, является теория общества, разработанная американским
социологом Торнстейном Вебленом.
Т. Веблен занимает видное место среди американских социологов, но чаще всего его
представляют либо как создателя теории <праздного класса>, либо - среди экономистов - как
<американского Маркса>, ссылаясь при этом на его статью 1906 г. <Социалистическая
экономика Карла Маркса и его последо82
ватели>
. Веблен действительно создал теорию <праздного класса> и даже шире - общую
социологическую теорию социальной стратификации; что же касается второго момента, то
подобное мнение едва ли справедливо. Веблен имел и разрабатывал определенные
реформистские идеи, но эти идеи разрабатывались им не в русле марксистской мысли, а в
духе гильдейского социализма или анархо-синдикализма. Однако безотносительно к
сказанному следует подчеркнуть, что творчество Веблена нельзя ограничивать указанными
моментами.
Фактически концепция Т. Веблена соотносится с двумя фундаментальными
социальными процессами, проявившимися на рубеже XIX - XX вв. Во-первых, речь идет об
определенной трансформации природы и функционирования собственности, связанной с
появлением акционерного капитала. Разделение функций владения и управления
собственностью, наблюдаемое в случае акционерного капитала, породило представление, в
соответствии с которым право собственности сужается до права на прибыль и теряет свою
изначальную цельность, совмещающую в себе владение, распоряжение и управление
собственностью. Любые экономические предприятия, функционирующие на основе
акционерного капитала, приобретают известную независимость от своих владельцев,
собственность на них становится <отсутствующей>, по выражению Веблена, а сами
предприятия становятся фактически социализированными. Благодаря именно таким
рассуждениям Веблен среди некоторых исследователей и именовался <американским
Марксом>.
Во-вторых, речь идет о бурном научно-техническом прогрессе, который привел к
созданию крупномасштабного машинного производства, потребовавшего колоссальных
капиталовложений. Результатом этого стало не только создание акционерного капитала и
трансформация природы собственности, но и формирование новой профессиональной
группы - инженеров и техников. Эта группа выдвинулась по своей значимости на передний
план не только в сфере производства, но и в обще-
Veblen Th. The Socialist Economics of Karl Marx and His Followers. // The Quarterly
journal of economics, 1906, vol. XX, #8.
83
стве в целом. Ее представители демонстрировали совершенно новые ценности и
ориентации в своей деятельности, которые совпадали с задачами научно-технического
прогресса и интересами всего общества.
Методологический подход Т. Веблена. Вебленом была создана теория общества,
которая имеет веские основания претендовать на целостность. Его целью было в равной
мере и дать исчерпывающий анализ настоящего, и создать проект будущего общества.
В анализе настоящего состояния общества Веблен опирался на целый комплекс
методологических подходов. Ему очевидно был свойственен технократизм, он увязывал
перспективы общественного развития с развитием техники и, соответственно, наделял
особой ролью именно те группы населения, существование и деятельность которых была
связана с созданием и эксплуатированием техники и технологии как в сфере производства,
так и в сфере общественной жизни, определяемой производственной сферой. В силу
последнего обстоятельства он выстраивал корреляционную связь между экономической
сферой и социальной при очевидной доминирующей роли первой. Однако это не означает,
что Веблен привержен структурному экономическому детерминизму: экономические силы и
закономерности не полагаются в качестве главного определяющего фактора. Во внимание
принимаются, в первую очередь, мотивы, ценностные ориентации, типы мышления, которые
определяют экономическое и социальное поведение. Данная методологическая позиция
получила название институционализма. На протяжении всего своего творчества Веблен
руководствовался ею, но наиболее полную разработку она получила в работе <Теория
праздного класса. Организация институтов> (1922 г.)
.
Институционализм у Веблена состоит в том, что он рассматривает жизнь общества и
его функционирование как результат структурирования посредством совокупности
социальных институтов. Именно институты определяют систему функцио-
Veblen Th. The Theory of Leisure Class. An Economy of Institutions. N.Y., 1922.
84
нальных взаимодействий индивидов и групп в обществе. Они представляют собою
когерентным образом организованные устойчивые нормативно-ролевые образования.
Институты, - писал Веблен, - это преобладающие в обществе типы мышления по поводу
отношений и функций индивидов. Это нравы и обычаи, нормы, ценности и ориентации
действия, это устойчивые типы и образцы действий. Но это не чисто психологические
образования, как часто пытаются их представить. Это социально типические, устойчивые
образования, в этой связи выступающие как социальные явления. Это присущие
коллективам, группам и сообществам <обычаи мышления>, которыми люди
руководствуются в своей жизни и деятельности. Разные группы и разные сообщества,
социальные и профессиональные, руководствуются различным набором идей, ценностей,
целей, демонстрируют разный тип деятельности и стиль жизни. Изучение именно этого
институционального измерения различных социальных групп и создает возможность
понимания их взаимодействий в обществе и общества в целом.
Теория общества Т. Веблена. По мнению Веблена, в обществе начала XX в.
наблюдается столкновение двух типов различных ориентаций, которые проявляют себя как в
сфере производственной деятельности, так и в образе жизни. Речь идет об ориентациях,
ценностях и типах деятельности, которые демонстрируют представители финансового
капитала и финансовой олигархии, с одной стороны, и ориентациях и типах деятельности,
которые демонстрируют технические специалисты, инженеры и техники - с другой.
Различие именно этих двух типов ориентации и типов поведения определяет суть
происходящего в <промышленной системе> и в обществе в целом.
В начале XX в. финансисты потеснили в рамках промышленной системы старый
предпринимательский класс. Этот процесс был сопряжен с изменением в природе частной
собственности. Фамильный, частный предпринимательский капитал был заменен
акционерным капиталом. Акционерная собственность, существующая как право на доход по
акциям, утратила право непосредственного руководства корпорациями. Она стала
безличной, <неосязаемой>, <отсутствующей>. Управление и кон85
троль в промышленности приобрели форму финансового контроля и финансового
управления со стороны профессиональных финансистов. Целью этого контроля стала
прибыль и <делание денег>, а не производство товаров. В связи с этим Веблен практически
отказывается от использования понятия <капитализм>, вводя вместо него понятие <система
цен>
.
Этим проблемам Веблен также посвящает книгу <Отсутствующая собственность и
коммерческое предприятие в настоящее время> (1923)
, в которой он не только анализирует трансформации, претерпеваемые частной
собственностью, но и указывает на ту социальную группу, в руки которой переходит
контроль над предприятиями и корпорациями. Он вскрывает источник этого контроля и
ставит ему социальный диагноз. Как полагает Веблен, бизнесмены и финансовые
специалисты, руководящие и контролирующие предприятия, объективно препятствуют
развитию промышленности, техническому и социальному прогрессу в силу стяжательской и
эксплуататорской природы своих ориентаций, целей и деятельности.
Веблен указывал на очевидное, по его мнению, противоречие, существующее между
интересами развития промышленной системы, техническим прогрессом, обеспечением
занятости населения, рациональным управлением, использованием оборудования и т. д., с
одной стороны, и бизнесом, интересами максимального извлечения прибыли, - с другой.
Рост промышленности и успешная деятельность предприятий основываются на машинной
технологии как на материальном фундаменте. Машинная технология является
определяющим фактором развития промышленной системы, и именно она оказывается
несовместимой с институтом бизнеса. <В то время как технические специалисты во все
возрастающей степени играют важную роль в техническом развитии, они ни в коей мере не
являются хозяевами экономического положения или хозяевами промышленной системы, пишет Т. Веблен. - Современная экономическая
Veblen Th. The Engineers and the Prise System. - N.Y., 1921.
Veblen Th. Absentee Ownership and Business Enterprise in Recent Times. The Case of
America. - N.Y., 1923.
86
система - это смесь индустрии и бизнеса, а технические специалисты не взяли
руководство бизнесом в свои руки>
. Более того, руководство бизнеса, финансисты и технические специалисты все больше
и больше противостоят друг другу.
Этот главный конфликт промышленной системы и всего общества должен быть
разрешен, причем таким образом, что руководство промышленной системой во имя
технического и социального прогресса и на благо всего общества должно перейти к
техническим специалистам, к инженерам. Веблен считает это дело вполне возможным в
силу именно тех трансформаций, которые претерпела частная собственность. В результате
этих трансформаций произошла фактическая социализация предприятий, а также появился
совершенно новый класс - инженеры и техники, появился класс технократов, интересы и
ценностные ориентации которых непосредственно связаны с развертыванием научнотехнического прогресса и промышленной системы. При этом речь идет о совершенно новой
группе инженеров нового поколения. Они отличаются от группы старых инженеров,
преданных принципам коммерции и подчиненных финансистам. Новые инженеры численно
и по присущим им взглядам являются однородной и компактной группой, что резко, по
мнению Т. Веблена, отличает их от рабочих. Последние, даже будучи объединенными в
профсоюзы, имеют столь разнородные интересы и являются столь многочисленной группой,
что не приходится говорить об их способности выработать единую систему ценностных
ориентаций, целей, интересов и действий. Более того, Веблен считает, что объединенные в
профсоюзы рабочие и собственники синдикатов имеют одинаковые материальные интересы,
отличные от групповых интересов инженеров.
В силу всего этого только воспитанные неумолимой логикой технологии новые
инженеры, как новая социальная группа, интересы и ориентации которой связаны с
интересами развития промышленной системы и научно-технического прогресса, спо-
Veblen Th. Absentee Ownership and Business Enterprise in Recent Times. N.Y., 1923. P.
256.
87
собны осуществить переустройство индустриальной системы на новых началах.
Переустройство должно начаться с организованной технократами всеобщей забастовки,
которая парализует промышленность и заставит бизнес отступить. Переход власти в руки
технократов позволит осуществить переустройство всего общества на новых основаниях.
Разработку некоторых позиций этой технократической модели общества мы находим в
работе Веблена <Инженеры и система цен> (1921). Трансформацию общества может
совершить только новое поколение инженеров, поскольку только оно не руководствуется в
своей деятельности коммерческими ориентациями. Класс технических специалистов должен
руководить промышленной системой опираясь на научно-технический прогресс и во имя
<общего блага>, т. е. в интересах всего общества.
Формально руководство обществом должно осуществляться из единого центра <Совета технических специалистов>; руководство же отраслями и отдельными
предприятиями - <гильдиями технических специалистов>. Их руководство должно
осуществляться на плановой основе, исключающей диспропорции экономического развития,
они должны обладать полной свободой в распоряжении ресурсами, оборудованием и
рабочей силой. Результатом должно стать бескризисное развитие промышленности,
ускорение темпов этого развития и установление новой системы общественного
распределения. Для формирования системы справедливого распределения Веблен
предложил создать специальный государственный орган - <Управление доходами>, который
должен был бы заниматься социальноэкономическим планированием, ориентированным на
выравнивание доходов, осуществление политики всеобщей занятости, справедливого и
достаточного обеспечения общества товарами и услугами.
Очевидно, что теория Веблена содержит две составляющих. Первая - это
социологический теоретический анализ общества и основных тенденций развития начала
XX в. Вторая - это утопический рецепт решения фундаментального противоречия,
оформившегося в обществах начала XX в., - противоречия между промышленной
технической системой и системой распре88
деления и потребления. Появление финансового капитала, по мнению Веблена, еще
более усугубило проблемы функционирования и развития промышленной технической
системы и системы распределения. Разрешение этого противоречия Веблен считал
возможным на основе использования таких организационных, технократических
механизмов, какие разрабатывались в рамках синдикалистского социализма.
3.1.2. Технократическое движение
Еще один теоретический ответ на социальные изменения, происходившие в западных
обществах в конце XIX - первые десятилетия XX в., был предложен группой мыслителей,
объединенных в так называемое <технократическое движение>. Своеобразие позиций этих
мыслителей определялось исключительным вниманием к техническим и технологическим
изменениям в промышленной системе общества, к проблемам, порождаемым этими
изменениями, а также к тому колоссальному социально-созидательному потенциалу,
которым обладает современная технология, если ее поставить под надлежащий контроль
ученых и инженеров. Технократы решительно подчеркивали значение новой технологии,
которая, с их точки зрения, предоставляет современному обществу уникальные
исторические возможности. Эта новая технология, продукт науки и инженерии, способна и
созидать изобилие, и порождать социальные кризисы.
Представители технократического движения создали <Комитет по технократии>. Он
существовал в 1932 - 33 гг. Комитет представлял себя как составленную из ученых и
инженеров исследовательскую организацию, которая занимается изучением энергетических
ресурсов Северной Америки. Вплоть до своего распада Комитет действительно
функционировал как организация такого рода.
Тезисы, сформулированные членами Комитета за краткий период его существования, и
составили, по существу, тот набор идей, который стал восприниматься как технократическая
теория и технократическая идеология. Позднее были осуществлены более детальные
разработки, но они в общем и целом не вы89
ходили за рамки указанного теоретического контура.
Технократы притязали на строгий научный анализ наличной социальной ситуации.
Любые критические и реформаторские идеи и предложения допускались лишь как
соответствующие выводы из аналитического диагноза. Социальный анализ в представлении
технократов должен был носить строго квантифицированный характер, свободный от всяких
<ненаучных> ценностей. Претензия на строгость и научность социального анализа и
ориентация исключительно на количественные методы опирались на идеи об энергии и ее
превращениях как наиболее фундаментальном элементе всего существующего. По мнению
Г. Скотта, ведущего теоретика движения, энергия в социальном контексте, в <социальном
макрокосме> - это способность осуществлять трудовую деятельность. Все произведенные
товары и услуги представляют собой формы превращения энергии. А превращение энергии
подвластно количественному измерению. Масштабные социальные изменения происходят
тогда, когда новые технологии создают возможность для изменений в количестве
превращенной энергии. Соответственно, существуют только два значимых фактора
исторических изменений: количество превращенной энергии на душу населения и
количество потребляемой энергии на душу населения. Неудивительно, что единственно
значимые исторические изменения, как уже произошедшие, так и возможные, в том числе
желательные, технократы увязывали с современной технологией в широком смысле этого
слова.
Все предшествующее историческое существование человека представляло собой
практически неподвижное <устойчивое социальное состояние>, поскольку душевое
потребление энергии было очень ограниченным и практически неизменным. В XX в., в силу
своей
способности
превращать
и
потреблять
энергию,
современное
высокотехнологизированное общество Северной Америки получило все условия для
достижения желаемого материального изобилия, а затем и для устойчивого роста. Ключевую
роль в этом отношении способны сыграть инженеры, овладевшие <наукой производства
вещей>. Следует отметить то обстоятельство, что технократы стремились обосновать
подобные
90
утверждения конкретными техническими и количественными выкладками.
Понятно, что подобные воззрения и вытекавшие из них выводы относительно
продуктивного потенциала современной технологической цивилизации неизбежно ставили
вопрос о несоответствии между возможностями и реальным состоянием современного
общества. Вопроса тем более острого и настоятельного в условиях Великой депрессии и ее
последствий. Причины очевидного экономического кризиса технократы видели, если
говорить кратко, в несоответствии производственной мощи, порождаемой современной
технологией, и социальной структуры, социальных институтов в широком смысле слова.
Между технологическими и социальными реальностями существует все более
расширяющийся <культурный разрыв>.
Социальную организацию, повинную в этом, технократы характеризовали посредством
введенного Вебленом понятия <система цен>. Широкое использование технократами этого
понятия в значительной мере было обусловлено их стремлением избежать непосредственной
характеристики социальной организации общества как <капитализма>. Однако это
стремление проистекало не из социальной или политической робости. Критика <системы
цен> со стороны технократов опиралась на различение бизнеса и промышленности. Бизнес это стремление к максимизации прибыли любой ценой, а промышленность есть, прежде
всего, производство товаров как социальных благ.
Связанная с производством технология становится настолько сложной, что
промышленность стала походить на единую гигантскую машину. Соответствующее
функционирование промышленной системы требует тонкой балансировки между
функциональными компонентами, стандартизации подсистем, а также четкой координации
производства и потребления. Такая <высоко энергетическая промышленная машина>
ограничена структурой устаревших институтов бизнеса, что препятствует ее эффективному
функционированию. Система цен вложила власть в руки бизнесменов, банкиров и
финансистов. Эти группы, зная только систему финансовых операций, пытаются управлять
промышленностью <нетехническими методами>.
91
Будучи связанной с устаревшими институтами бизнеса и капиталистическим
управлением, технология подобна машине без управления. Без необходимых структурных
изменений, <буйствующая промышленная машина>, по мнению Скотта, похожа на
<растрескавшуюся на куски>. Несовместимость технологии и существующих социальных
институтов самым наглядным образом подтверждается, по мнению технократов, ростом
технологической безработицы. Ссылка на технологическую безработицу стала основным
обвинительным аргументом технократов против существующей экономической системы.
Технократы не возлагали никаких надежд на реформаторовэкономистов. Они не
верили, что проблемы, порожденные современной технологией, могут получить разрешение
в рамках существующей экономической структуры. Растущая производительность каждого
работающего обязывает к созданию новых рабочих мест, а это, в свою очередь, может быть
осуществлено только через процесс расширения наличного производства или создания
новых промышленных отраслей. Но не может быть увеличения и расширения производства
без расширения рынка товаров, а рынка не было, поскольку технологическая безработица
уменьшила необходимое для производства количество рабочих мест.
Политики, так же как и финансисты, неспособны решить проблемы, создаваемые
техникой, поскольку эти проблемы имеют собственно технологический характер и могут
получить лишь научное и технологическое решение. Техника и наука не признают
<философские понятия человеческого равенства, демократии и политической экономии>.
Скотт заявлял, что не нужно искать никакой помощи у республиканцев, демократов,
социалистов, фашистов или коммунистов, так как они думают и действуют по принципам
права, капитала, уместности, долга, убеждения и вкуса, как это было принято в эпоху
ремесленных цехов в Центральной Европе. Только техники и ученые обладают экспертными
знаниями, необходимыми для того, чтобы иметь дело с проблемами технологического
общества.
Таким образом, главное направление решения проблем было достаточно ясно
определено технократами. Необходимо согла92
совывать высоко технологическое промышленное производство с социальными
институтами через научное планирование. Как подчеркивал Гаролд Уорд, еще один
представитель технократического движения, будущее общество требует управления
посредством науки; общественного контроля, опирающегося на мощь техники, а также
контроля, осуществляемого специалистами. Это должно упразднить зависимость
производства от рынка и освободить его от необходимости максимизировать прибыль.
По существу, технократы предлагали такую систему, в рамках которой решения
проектировались бы техническим, а не экономико-финансовым образом и должны были бы
приниматься как функция промышленной организации. Только такие решения могли бы
привести к экономике изобилия и устранению назревших социальных проблем.
Ответственной за подобного рода решения должна стать группа технических специалистов,
поскольку только технические специалисты обладают необходимыми знаниями, навыками и
ценностными идеями.
3.1.3. Революция менеджеров: Адольф Берль, Гардинер Минз, Джеймс Бернхэм
В рассматриваемый исторический период внимание социологов все больше
сосредоточивается на чрезвычайно важном экономическом и социальном явлении трансформации природы собственности и последствиях этого преобразования. Главный
социологический вывод - о появлении нового типа социальных отношений, укорененных в
крупномасштабных организациях был сделан в работах учеников Т. Веблена - А. Берля и Г.
Минза. Если техническая, критическая и утопическая составляющие теории Т. Веблена
получили наиболее целостное и яркое выражение в теоретических и практических
разработках технократов, то его воззрения на теоретические проблемы, связанные с
трансформацией природы собственности, получили развитие у А. Берля и Г. Минза.
В 1933 г. Берль и Минз опубликовали работу <Корпорация и
93
частная собственность>
. Эта работа посвящена анализу трансформаций, которые претерпевает частная
собственность вследствие возникновения и широкого распространения акционерных
обществ. Именно акционерная собственность и ее функционирование демонстрирует
отделение капитала как функции от капитала как собственности, отделение управления
производством от собственности на него. Функции управления и контроля над
производством сосредоточиваются в руках наемных управляющих, образующих отдельную
социальную группу, роль которой в обществе становится все более и более весомой. Именно
в руки этой социальной группы переходит, как утверждается, экономическая и социальная
власть и контроль. Соответственно, предлагается отказаться от понятия собственности как
эвристически значимого социологического понятия и заменить его понятием контроля.
В своей более поздней книге <Власть без собственности>
А. Берль пишет, что, по его мнению, разделение владения и контроля не имеет смысла.
Контроль и есть владение. Если нет контроля, то нет и владения. Понятие <право
собственности> является только итогом, результатом, выражением контроля над средствами
производства. Современное же производство характеризуется <властью без собственности>.
Теоретическое расчленение функций владения и контроля должно быть заменено <чем-то
более глубоким>. В реальности налицо исчезновение присвоения на основе владения и
замещение его <субстанциальными системами власти>. Собственность, таким образом,
предстает как частный случай власти.
Обратим внимание на то, что вычленение <субстанциальных систем власти> в качестве
чего-то более фундаментального, чем собственность, явилось очень серьезным
нововведением социологического анализа. Это <нововведение> положило начало
существенным трансформациям в методологических подходах к теории общества. От
<отсутствующей собственности> Т. Веблена был сделан шаг не к технократической модели
и не
Berle A., Means G. Corporation and Private Property. - N.Y., 1933.
Berle A. Power without Property. - L., 1960.
94
к указанию на роль и значение группы инженеров, а поставлена проблема <власти>,
имеющей более субстанциальный характер, чем собственность.
Что же в обществах XX в. представляют собою <субстанциальные системы власти>?
Ответ на этот вопрос предложил Дж. Бернхэм в своей работе <Менеджериальная
революция> (1948 г.)
, которая на два десятка лет стала научным бестселлером. По мнению Бернхэма,
капиталистическое общество в начале XX в. претерпевает очень серьезную трансформацию.
Собственники, капиталисты утрачивают контроль над экономикой и обществом в целом.
Власть переходит в руки организаторов, управляющих и инженеров. В обществе возникает
новый господствующий класс - администраторы, или менеджеры. Формирование и приход к
власти этого класса, представляющего собою союз трех групп - менеджеров, бюрократов и
технократов, - означает переход от капиталистического общества к менеджериальному
обществу. Этот переход происходит во всех западных обществах и в первую очередь в
США.
Менеджериальный класс, как и общество в целом, более не являются, как считает
Бернхэм, капиталистическими. Это связано с тем, что, во-первых, менеджериальный класс
не <владеет> собственностью, а только <управляет> ею. Во-вторых, он руководствуется в
своей деятельности не только стремлением к прибыли, но и социально-значимыми целями.
В-третьих, в менеджериальном обществе уже невозможна частная эксплуатация. Частная
капиталистическая эксплуатация эпохи либерального капитализма заменяется в рамках
менеджериального общества другими видами эксплуатации - корпорационной, т. е.
осуществляемой корпорациями; организационной, т. е. осуществляемой крупными
организациями; государственной, т. е. осуществляемой государством. И, в-четвертых,
менеджериальное общество является высокоорганизованным обществом, в рамках которого
свободный рынок и конкуренция ограничены бюрократическими методами управления
экономикой и даже планированием. Более того, по свидетельству Бернхэма, в ме-
Burnham J. The Managerial Revolution. - L., 1948.
95
неджериальном обществе <налицо государственная монополия на многие важнейшие
предприятия>. Результатом является то, что указанное общество в равной мере включает в
себя как капиталистические, так и социалистические элементы в экономике, социальной и
даже ценностной сферах. Планирование, коллективизм и социальная справедливость - вот
позиции, имеющие широкую поддержку в менеджериальном обществе.
Теорию менеджериального общества в общем и целом можно свести к следующим
положениям.
Во-первых, в соответствии с этой теорией <собственность>, <капиталист>,
<капиталистические общественные отношения> перестали быть определяющими в
экономической и социальной жизни. Капиталист потеснен фигурой менеджера. Эти
положения основываются на той посылке, что в современных обществах налицо
расчленение владения собственностью и контроля над ней. Появление акционерных
компаний или корпораций означает разрыв в единстве собственности, наблюдаемом в
классическом капитализме. Владение становится рассеянным, распределенным между
множеством держателей акций, которые не имеют реального контроля за деятельностью
предприятия. Такой контроль становится прерогативой менеджеров, у которых отсутствует
право владения компанией.
При этом, согласно теоретикам менеджериального общества, капитализм существует
только тогда, когда может быть продемонстрировано единство частной собственности и
фактического контроля над средствами производства. Типичным капиталистом может быть
только тот, кто одновременно является юридическим владельцем и управляющим.
Государственное, коллективное или корпоративное владение несовместимо с частной
собственностью. Опираясь на это разделение владения и контроля, сторонники
менеджеризма утверждают, что собственность исчезает. Классический капитализм уступает
место менеджериальному обществу.
Таким образом, осуществляется отказ от понятия собственности и замена его понятием
контроля. Как уже было сказано, контроль и есть владение. Если нет контроля, то нет и
владения.
96
Наблюдаемая на ранних стадиях развития капитализма связь юридического права
собственности с контролем над средствами производства - конкретно-историческое явление.
Как считают представители теории менеджериального общества, в другие исторические
периоды, включая и современный, контроль не обязательно подчинен юридическим
отношениям собственности. Контроль над средствами производства является не чем иным,
как специфическим случаем власти. Связь контроля с юридическим правом собственности случайное явление, характеризующее лишь процесс индустриализации Европы и США.
Современное же производство характеризуется <властью без собственности>. Налицо
исчезновение присвоения на основе владения и замещение его субстанциональными
системами власти. Собственность, таким образом, предстает как частный случай власти.
Во-вторых, утверждается, что растворение собственности ведет к совершенно
определенным последствиям для классовой структуры общества, жесткая система классов
уступает место более подвижной системе социальной стратификации, укорененной в
корпоративной структуре власти.
В-третьих, появление управленческой страты ломает традиционную связь между
собственностью и властью, которая, как считается, поддерживала капиталистическое
государство. Некоторые версии теории менеджериального общества утверждают, что власть
переходит к тем, кто обладает специальным или техническим знанием; другие - что власть
находится в руках бюрократии - управленческой элиты; третьи - что власть распределена в
плюралистической политической системе, в которой экономическая власть уже более не
является доминирующей, но используется для социально важных целей.
В-четвертых, утверждается, что менеджериально доминируемая экономика такова, что
в ней отсутствует традиционная ориентация на максимизацию дохода. Менеджеры имеют
множество социальных обязательств и оснований для выбора своих действий, они не
руководствуются только голым экономическим интересом.
Концепция менеджериального общества имела громадное
97
влияние в социологии. Не будет преувеличением сказать, что послевоенная социология
во многом строилась на основаниях, инспирированных менеджеризмом. Можно с
уверенностью сказать, что основные положения теорий менеджериального общества
продолжают использоваться для характеристики и современных обществ.
3.2. Критика теорий
корпоративного капитализма
менеджериального
общества
и
оформление
теорий
3.2.1. Теория общества Ч. Р. Миллза
Концепция менеджериального общества, при всей распространенности, имела своих
критиков. Среди наиболее известных Чарльз Райт Миллз, один из известнейших
американских социологов XX в.
Ч. Р. Миллз в серии книг, увидевших свет в 50-е годы, описал общества середины XX
в. Наиболее важными среди этих книг следует считать его работы <Белые воротнички:
американские средние классы> (1951 г.)
и <Властвующая элита> (1957 г.)
. Не претендуя (и даже отказываясь от этого) на создание целостной теории общества,
Миллз, тем не менее, предлагает разработки целого ряда ключевых социологических
проблем современного общества, которые, независимо от провозглашенных им намерений,
складываются в итоге в единую, целостную теорию общества. Свою задачу в данном случае
мы видим в том, чтобы представить реконструкцию теории общества Ч. Р. Миллза,
осуществленную на основе анализа его главных работ.
Критика теорий менеджериального общества
Рассмотрение теории общества Ч. Р. Миллза наиболее целесообразно начать с
изложения его критики теории менеджериального общества, в рамках которой предстают и
его собственные воззрения на трансформацию форм собственности, условий ее
Mills C. W. White Collar. - N.Y., 1951.
Миллз Ч. Р. Властвующая элита. - М., 1959.
98
функционирования, а также его воззрения на ряд социальных процессов, связанных с
появлением новых форм социальной, политической и экономической организации крупномасштабных корпораций.
Вслед за создателями концепции менеджериального общества Миллз признает тот
факт, что по мере того как укрупнялся бизнес, собственность каждого из предприятий
приобретала все более рассеянный характер, а власть собственников, непосредственно
участвующих в управлении, ослабевала. В результате менеджеры современных корпораций
частично заместили собственников в качестве центральных фигур большого бизнеса. Они
образуют экономическую элиту нового общества и во многом определяют ход вещей и
судьбы других людей. Вместе с тем, как считает Миллз, ситуация на верхних этажах
современного бизнеса не столь однозначна. На высших исполнительных постах в
корпорациях, наряду с наемными менеджерами, присутствует множество собственников.
Собственники для Ч. Р. Миллза - это люди, которые имеют законное право на определенную
долю прибыли, люди, которые вправе ожидать, что те, кто управляет предприятием, будут
действовать в их интересах. А менеджеры - это люди, которые осуществляют
функциональный контроль за предприятием, те, кто управляет им. Власть собственности в
рамках предприятия, фирмы и экономики в целом носит непрямой характер, она
осуществляется через множество новых управленческих функций и тех людей, которые их
отправляют.
Само по себе такое положение дел не является чем-то новым. На него, как считает
Миллз, указывал еще Адам Смит, когда писал о том, что собственники ничего не понимают
в делах и довольствуются получением дивидендов, которые им выплачивают директора их
предприятий. Вместе с тем именно в XX в. факты несовпадения фигур собственника и
менеджера дали повод к интерпретации этих фактов (ошибочной, по мнению Миллза) как
революции менеджеров, к рассуждениям о том, <что большой менеджмент> замещает
<большую собственность>, что ему суждено стать следующим <правящим классом>. Но,
как подчеркивает Миллз, менеджер не экспроприиро-
99
вал собственника, а власть владельца предприятия над рабочим и его воздействие на
рынок не ослабели. Власть не отделилась от собственности. Скорее, власть, обусловленная
собственностью, носит более концентрированный и явный характер, чем само владение
собственностью. Миллз приводит пример собственников, которые контролируют восемь
железных дорог стоимостью в 2 млрд. долларов, владея при этом акциями только на 20 млн.
долларов. Таким образом получается, что владея 20 млн., они обладают властью, объем
которой определяется в 2 млрд.
Власть, связанная с владением собственностью, носит деперсонализированный и
скрытый характер, но она не уменьшилась и не ослабела. Тем более нельзя говорить о том,
что произошла менеджериальная или какая-либо другая революция, которая затронула бы
каким-то образом основания института частной собственности. Действительно, наряду с
собственниками в бизнесе и промышленности сформировалась огромная и сложная
бюрократия, но возможность - и в этом главное - доступа к управлению и к власти
определяется владельцами собственности. Держатель акций не желает, да и не способен
осуществлять функциональный контроль над своей собственностью, а власть менеджеров не
зависит от того, являются ли они собственниками. Но на основании всего этого нельзя
делать заключения о том, что не существует функциональной связи между собственностью и
контролем над крупными корпорациями. Считать, что такой связи нет, означало бы не
принимать во внимание правовые регуляции и социальные институты.
Собственность, подчеркивает Миллз, означает, что ее владелец может применить
насилие по отношению к тем, кто ею не владеет. Будучи законным собственником, он может
обратиться, например, к полиции с тем, чтобы изгнать и наказать всякого, включая прежних
владельцев, их менеджеров, всех, кто не владеет собственностью, но стремится захватить
контроль над нею. Даже если бы было верно, что власть собственников экспроприирована
менеджерами, это не означало бы, что экспроприирована сама их собственность.
Собственник может отправить в тюрьму любого менеджера, если сумеет доказать, что он
экспроприировал его собственность.
100
Изменение распределения власти между собственниками и их менеджерами вовсе не
разрушило класс собственников и не уменьшило его власть. Все те структурные изменения,
на которых зиждется понятие <менеджериальная революция>, правильнее будет понимать:
1) как модификации в распределении операционального контроля в рамках класса
собственников; 2) как общую бюрократизацию отношений собственности.
В классе промышленных собственников произошли такие изменения, которые
делегировали фактическое отправление власти организационным иерархиям, в силу чего
предпринимательская функция подверглась бюрократизации. Человек, занимающий
высшую позицию в бюрократии, действительно является могущественным членом класса
собственников (пусть соответствующая собственность и не принадлежит ему лично). Сам
институт собственности дает ему право действовать. Он действует так, как считает нужным
в интересах института частной собственности. Он чувствует свое единство - политическое,
статусное и экономическое - с классом собственников и его богатством.
Разделение между владением и контролем над собственностью не уменьшает власти
собственности, напротив, оно даже может увеличивать ее, усиливать персонал, аппарат и
поднимать статус непосредственных отправителей этой власти. Менеджеры корпораций
являются менеджерами, управляющими частной собственностью. И если бы частная
собственность была бы упразднена, то их власть должна была бы опираться на какую-то
другую основу, она должна была бы иметь какую-то другую санкцию. Многие из этих
менеджеров могли бы сохраниться в качестве менеджеров своих предприятий, но это уже
другая политическая история.
Утверждение, что менеджеры распоряжаются частной собственностью, означает, вопервых, что принципы, которыми они руководствуются, связаны с устремлением к
максимизации прибыли. В этом отношении они отличаются от тех, кто распоряжается
общественной собственностью и руководствуется возможностями бюджета. Во-вторых, это
означает, что именно институт собственности определяет тех, перед кем несут ответ101
ственность менеджеры. Миллз отмечает, что неизвестны случаи, когда бы менеджеры
осознанно действовали вопреки интересам крупных собственников. Их действия - это
действия в интересах собственников и института собственности, что проявляется в их
отношении к рабочим, в отношении к конкурирующим фирмам, правительству, в отношении
к потребителям продукта их компании.
Миллз подчеркивает следующее обстоятельство. Многие владельцы акций и займов не
обладают достаточными возможностями, чтобы влиять на отправление власти. Но это
означает лишь то, что менеджеры являются агентами владельцев крупной собственности,
крупных пакетов акций, а не владельцев мелких пакетов акций. Менеджеры корпораций это агенты тех собственников, которые сконцентрировали в своих руках наибольшую часть
собственности. Их власть дана им организациями, которые базируются на собственности как
на системе.
Менеджеров нередко изображают как опирающихся на науку технологов или как
экспертов-управленцев, которые преследуют определенные автономные цели. Однако они
не являются экспертами, руководствующимися исключительно соображениями технологии.
Они руководствуются интересами собственности. Их внимание сосредоточено на финансах
и прибыли, которые являются главными интересами собственников. Менеджеры, которые,
как утверждается, узурпировали функции собственников, служат собственности с таким же
или даже большим рвением, чем сами собственники.
По мнению Миллза, вопрос можно поставить следующим образом. Осуществляют ли
менеджеры предпринимательскую функцию таким способом, каким бы это делали сами
собственники? Менеджеры не могут делать этого иначе, поскольку сохраняются институт
частной собственности, власть собственности, а также функция предпринимателя.
Эффективность менеджера по-прежнему оценивается на основании прибыльности
компании, которой он управляет.
Действительно, менеджеры лично не владеют той собственностью, которой управляют.
Но отсюда нельзя делать вывода о том, что они лично не принадлежат к классу
собственников.
102
Напротив, в сопоставлении со всем населением, они образуют определенный сегмент
небольшого круга крупных собственников. В политической сфере ни один американский
менеджер не занимает позиции, противостоящие интересам института частной
собственности. У него такие же политические воззрения, как и у всякого крупного
собственника. В своем нынешнем виде менеджер будет существовать не дольше, чем будет
существовать собственность как институт.
Таким образом, несмотря на то, что бюрократизация собственности влечет за собой
распределение власти среди подчиненного персонала, высшие чиновники корпораций в
Америке образуют чрезвычайно важный комитет по управлению делами и реализации
общих интересов всего класса крупных собственников.
В той мере, в какой люди могут произвольно распоряжаться своей собственностью или
собственностью, которой они управляют в интересах собственников, они обладают властью
над другими людьми. Изменения в размере и распределении собственности привели к
увеличению власти единиц и, соответственно, бессилию многих. Произошел сдвиг от
широко распространенной <предпринимательской собственности> к сузившейся <классовой
собственности>. Владение собственностью в настоящее время означает, по Миллзу, гораздо
больше, чем власть над непосредственно обладаемыми вещами. Она означает власть над
людьми, которые не владеют этими вещами. Эта власть собственности осуществляет отбор
тех, кто распоряжается, и тех, кто должен подчиняться.
Таким образом, Миллз, как и большинство социологов, анализирующих социальные
трансформации, происходящие в обществах XX в., указывает на фундаментальный характер
трансформаций в сфере отношений собственности и условий ее функционирования. Но в
отличие от теоретиков менеджериального общества, он не делает вывод об исчезновении
частной собственности и самого класса собственников. Он указывает на факт концентрации
собственности и появления акционерного капитала как на фактор усиления как самого
института частной собственности, так и власти собственников (вспомним его пример о
возможности контролировать компанию стоимостью в 2
103
млрд., располагая пакетом акций в 20 млн.). По мнению Миллза, власть института
частной собственности и класса собственников усиливается посредством механизма
бюрократизации власти, проистекающей из отношений собственности. Это происходит
вследствие создания крупномасштабных организационных иерархий, позволяющих
модифицировать и ужесточать власть собственников как класса и их контроль над
обществом в целом.
Бюрократизация, и в силу этого усиление (а вовсе не исчезновение), власти частной
собственности, формирование крупномасштабных иерархических структур, в рамках
которых управление осуществляется группами профессиональных управленцев ради
интересов частных собственников, а не ради интересов общества (как это пытались доказать
представители <классического> варианта теорий менеджериального общества) эти два
пункта являются главными в критике концепции менеджериального общества,
осуществленной Ч. Р. Миллзом. Эти же моменты становятся и теоретическим основанием
для разработки его собственной теории общества.
Теория корпоративного общества Ч. Р. Миллза
По мнению Миллза, американское общество середины XX в. это общество,
описываемое как корпоративный капитализм. Оно сложилось под воздействием процессов
централизации в сферах экономики, политики и информации, имевших место в начале XX в.
Социальная система этого общества - это совокупность крупномасштабных иерархических
институтов и организаций, среди которых определяющими являются иерархические
институты государства, экономики и армии. Именно они образуют орудия власти и имеют
такое значение, какого эти институты никогда не имели на протяжении всей истории. На
вершинах военной, экономической и политической иерархий расположены пункты
управления обществом, выявление которых и дает социологический ключ к пониманию
функционирования всего общества в целом.
Все другие социальные институты оказались, по мнению Миллза, на задворках
современной истории и вынуждены подчиняться трем первым. Религиозные,
просветительские (систе104
ма образования) и семейные институты не представляют собой самостоятельных
центров национальной власти, напротив, специфика этих децентрализованных сфер
социальной жизни все в большей мере формируется <большой тройкой>. <Семья, церковь и
школа приспосабливаются к современной жизни; правительство, армия и корпорации
формируют ее. И в процессе формирования современной жизни они превращают эти более
слабые институты в орудия осуществления своих целей>
.
Внутри каждого из главенствующих институтов существующая структурная единица корпорация, организация - имеет громадные размеры, управление ею носит
централизованный и авторитарный характер. Эти особенности современных организаций и
корпораций обусловлены современной техникой и технологией: корпорации явились во
многом результатом развития техники и технологии, а оформившись в качестве основных
организаций общества, стали использовать ее как средство осуществления своей власти.
По мере того, как эти три сферы, или три главных института, расширяются и
централизируются, а последствия их деятельности приобретают все больший размах, их
взаимные связи возрастают. Это существенный момент для понимания функционирования
общества середины XX в. Прошло то время, когда, с одной стороны, существовала
экономика, с другой - сфера политики, а с третьей - военная сфера, почти не влиявшие друг
на друга и существовавшие автономно. Последствия решений, принятых в каждой из этих
областей, в настоящее время столь велики и обширны, что они распространяются на все
общество, в силу чего существует стремление к координированным директивным решениям.
В обществах середины XX в. пронизанная политикой экономика связана тысячью нитей с
военными институтами и их решениями. Государство вмешивается в экономику, в которой
господствуют корпорации, которые в свою очередь вмешиваются в вопросы управления
государством. Именно такими связями образуется система социального господства, которая
определяет лицо обществ середины XX в.
Миллз Ч. Р. Властвующая элита. - М., 1959. С. 27.
105
Так как каждая из трех областей сомкнулась с остальными, а последствия
принимаемых в них решений имеют тенденцию стать всеобъемлющими, то руководящие
деятели каждой из трех областей - военные, менеджеры корпораций, руководители
государства - сплачиваются воедино, образуя властвующую элиту. Властвующая элита
является таковой потому, что занимает высшие позиции в важнейших социальных
институтах. Именно эти институты являются непременными основами власти, богатства и
престижа и в то же время - орудием осуществления власти, обретения и сохранения
богатства, реализации самых высоких притязаний на престиж. Власть коренится в этих
институтах, только в них и только через них она может быть устойчивой и значительной.
Опираясь на эти институты, выступая от их имени и используя современные
организационные и технологические средства и прежде всего средства массовой
информации и рекламы, современные элиты создают в обществе универсум
централизованного, авторитарного манипулирования. Само социальное управление
обществом принимает характер авторитарного манипулирования. Именно этот контекст
становится средой для всех остальных массовых социальных групп - средних и низших
классов.
Концентрация капитала и бюрократизация отношений собственности, формирование
крупномасштабных корпораций и организаций с их высокоиерархизированными
управленческими структурами привели к оформлению еще одного процесса, который, по
мнению Миллза, также определяет лицо обществ середины XX в. Речь идет об уходе в
прошлое старых средних классов и появлении новых средних классов. К указанным
факторам, приведшим к появлению новых средних классов, Миллз добавляет также
становление на территории США урбанистической цивилизации, а также
стандартизирующее влияние технологии и средств массовой коммуникации и информации.
Эти факторы и определили появление новой массовой социальной группы, новых средних
классов - классов белых воротничков. Именно эти классы образуют основание и срединную
часть социальной пирамиды, тех иерархических структур, которые на106
полняют собою современные корпорации и крупномасштабные организации.
Профессиональные группы, образующие иерархические структуры организаций, при всех
своих различиях обладают рядом общих характеристик, определяющих новый средний класс
как некую целостность. Группу <белых воротничков> нельзя адекватно определить исходя
лишь из какоголибо одного стратификационного измерения - профессиональной
квалификации, функции, класса, статуса или власти. Эти люди обычно размещаются где-то в
середине каждого из этих измерений. Их положение можно определить скорее в терминах их
относительных отличий от представителей других страт, чем в каких-то абсолютных
терминах.
Но при всех определениях следует помнить, что представители нового среднего класса
не образуют <компактный горизонтальный слой>. Они не выполняют какую-то одну
основную позитивную функцию, по преимуществу определяющую их. Вместе с тем, их
функции схожи с функциями старого среднего класса. Они имеют дело с символами и с
людьми, занимаются координацией, регистрацией и распределением. Однако выполняют
они эти функции в качестве зависимых служащих, а не свободных собственников.
Используемые ими навыки и требуемая для исполнения этих функций ментальность
зачастую схожи с навыками и ментальностью большинства наемных рабочих.
Если рассматривать ситуацию в терминах собственности, то можно указать на их
равенство наемным рабочим и отличие от старого среднего класса. Как лишенные
собственности и зависимые служащие, они не имеют каких-либо серьезных ожиданий, не
имеют независимости, обеспеченной собственностью, которой обладал старый средний
класс. В терминах дохода их классовая позиция не намного отличается от позиции наемных
рабочих. Уровень доходов этих групп - <белых воротничков> и рабочих - в значительной
мере совпадает, причем вполне отчетливо наблюдается тенденция к ослаблению и других
различий. Вместе с тем некоторые различия все же остаются. Представляется важным тот
факт, что группы <белых воротничков> обладали и в общем по-прежнему обладают
большим престижем. Основания их престижа не слишком прочны и устойчивы,
107
но при всем том именно престиж по-прежнему позволяет отделять <белые
воротнички> от рабочих.
В сравнении со старыми средними классами иерархии <белых воротничков>
представляют собой молодых бюрократов, среди которых много женщин. Молодость,
образование позволяют отчетливо отделять миллионы офисных работников как
представителей нового среднего класса от представителей других профессиональных групп.
Массы белых воротничков управляются людьми, которые, скорее, похожи на
представителей старого среднего класса и обладают многими социальными
характеристиками свободных предпринимателей, хотя уже и не обладают независимостью,
присущей в прошлом этим последним.
Таковы общие характеристики новых средних классов, или классов белых
воротничков. Однако, по мнению Миллза, выявление этих характеристик мало что дает для
понимания обществ середины XX в. Он считает наиболее адекватным рассмотрение и
описание социальной ситуации, сложившейся в американском обществе середины XX в., в
психологических терминах. Задача социальных исследований состоит в том, чтобы описать
сложившуюся экономическую и политическую ситуацию с точки зрения ее значения для
внутренней жизни и карьеры индивида, описать общество как интерпретируемую
индивидом социальную рамку своего функционирования. В этом плане он предлагал
следующее видение.
Белые воротнички первыми (уже после Первой мировой войны) утратили веру в
устойчивость социальной системы в силу девальвации социальной роли и значения высшего
образования, защищавшего ранее человека от неустойчивости внешнего мира, в силу
прокатившихся в конце 20-х - начале 30-х годов серии экономических кризисов, прежде
всего - Великой депрессии. Страх перед безработицей, экономической депрессией,
имперсональным технологическим насилием уравнял новые средние классы со всеми
работающими по найму, в том числе с промышленными рабочими.
Однако у класса белых воротничков нет общей событийной истории (в отличие,
например, от рабочего класса); у них нет каких-либо общих интересов, реализация которых
требовала бы
108
их объединения; у них нет какого-либо общего будущего, к которому бы они
стремились. Их желания и надежды усреднены и иллюзорны. Внутренне класс белых
воротничков расколот и фрагментирован, внешне - зависим от более мощных и
значительных социальных сил. Как группа они не задевают никого, как индивиды - не
демонстрируют независимый образ жизни, они типичные представители урбанистической
массы, демонстрирующей типичные условия жизни в обществах XX века. Белые воротнички
приносят с собою многие из тех психологических проблем, которые характеризуют эти
общества и эпоху в целом.
Представитель класса белых воротничков XX столетия не является независимым
человеком, каковым был фермер или предприниматель XIX в. Он всегда, как это
подчеркивает Миллз, чей-то человек - человек корпорации, правительства, армии и т. д.
Уход с исторической сцены свободного предпринимателя и появление зависимого наемного
работника означает уход со сцены независимого индивида и появление индивида с
психологией и мышлением <маленького человека>. В мире, который определяется
действием мощных и опасных сил, <белый воротничок> становится обладателем всех
сомнительных достоинств <маленького человека>. Он может находиться на дне социального
мира, но при этом, льстя себе, относить себя к среднему классу. Он ничего не может
поделать со своими бедами и заботами. Он выглядит скорее жалко, чем трагично, борясь с
жизнью и стремясь осуществить быструю карьеру. Он игрушка в руках сил, неподвластных
его контролю, заставляющих его делать то, общий смысл чего ему непонятен. Он попадает в
ситуации, в которых оказывается беспомощным. Белый воротничок - жертва, маленький
человек, он объект действий других людей, но сам он пассивен. Он незаметно работает в
чужом офисе или магазине, никогда не говорит громко, никогда не возражает, никогда не
занимает твердую позицию.
У <белого воротничка> нет никакой своей культуры кроме массовой культуры, в
рамках которой он вырастает и функционирует, которая делает его столь манипулируемым.
Ни одна группа, ни одна организация не защищает его от манипулирующего и
изолирующего воздействия массового общества.
109
Эта изолированная позиция делает <белых воротничков> легкой добычей в руках
различных средств массовой информации. Их социальная среда - это контекст утраченного
доверия к внешнему миру и манипулирования со стороны массовой культуры и средств
массовой информации; они отчуждены от своего труда, от своей личности, от
индивидуальной рациональности; они политически апатичны.
Но эти новые маленькие люди, сами того не желая, являются авангардом современного
общества. Миллз утверждает, что в обществах середины XX в. рациональность приобрела
новую форму - ее носителями выступают не отдельные индивиды, а социальные институты,
которые благодаря бюрократическому планированию и математически обоснованному
предвидению отбирают у индивидов и свободу, и рациональность. Планирующие инстанции
определяют порядок труда и стереотипизируют дозволенные инициативы. Во всем этом
процессе бюрократической узурпации свободы и рациональности <белые воротнички>
образуют взаимозаменяемые части тех грандиозных механизмов власти, которые связывают
общество воедино, обеспечивая его единство. Благодаря доминированию в обществе
<белого воротничка>, оно предстает как новый универсум управления и манипуляции.
Таковы основные идеи и теоретические составляющие теории общества Ч. Р. Миллза.
Тезисно сформулируем ее содержание:
1. Начало XX в. - это эпоха трансформации частной собственности и условий ее
функционирования, появления акционерного капитала, крупномасштабных корпораций и
организаций. Результатом этих процессов становится бюрократизация частной
собственности, оформление ее как классовой, как корпоративной собственности класса, что
фактически приводит к усилению частной собственности и ее власти над обществом.
2. Указанные процессы привели к становлению крупномасштабных корпораций и
организаций с их иерархизированной бюрократической структурой, которые предстают как
главная форма социальной организации в обществах XX в. Именно они
110
ответственны за оформление новой социально-классовой и профессиональной
структуры, представляющей собою иерархически упорядоченную, бюрократизированную
пирамиду социальных отношений. Наверху этой пирамиды располагается объединенная
элита, образуемая высшими группами главных институтов общества середины XX в. экономики, политики и армии. Представители этой элиты владеют собственностью и
ключевыми управленческими местами. Ниже элиты стратифицированным образом
располагаются группы наемных служащих - белых воротничков - лишенных собственности
и выполняющих различные профессиональные и управленческие функции. По уровню
дохода эти группы близки промышленным рабочим, но отличаются от них несколько более
высоким престижем.
3. Такая социально-структурная организация общества ведет к формированию
специфического контекста бюрократизированных отношений, всеобщему отчуждению и
манипулированию посредством СМИ, возникновению и распространению психологии
<маленького человека>.
Выделенные здесь моменты образуют основу и суть теории корпоративного
капитализма в одной из самых ее первых версий, которая была разработана Ч. Р. Миллзом.
3.2.2. Теория корпоративного общества У. Уорнера
Д. Бернхэм в своей теории менеджериального общества предложил простой, но вполне
правдоподобный ответ на фундаментальный вопрос о том, что же для объяснения и
понимания обществ XX в. является более фундаментальным и субстанциальным, чем
собственность. Этот ответ - власть, проистекающая из управленческих позиций в
организациях и корпорациях. С этого времени все исследования, посвященные анализу
общества в целом, его социальной структуре, системе социальной дифференциации и т. д., в
качестве главного объекта анализа стали рассматривать корпорацию. Именно корпорация
как главная форма социальной организации во всех сферах жизни и основных социальных
институтах стала основным предметом социологического интереса. Анализируя
американское общество, мы ищем, указывает, например, Питер Друкер, тот институт,
111
который устанавливает стандарты образа жизни, тот жизненный образец, который
ориентирует, формирует и направляет жизнь граждан, наш взгляд на общество, который
определяет наше видение социальных проблем и поиски их решения. Таковым институтом
является крупная корпорация.
Среди работ, посвященных анализу корпоративного капитализма, наиболее
известными и часто цитируемыми являются работа Питера Друкера <Понятие корпорации>
, работа Уильяма Уайта <Организационный человек>
и работа Уильяма Уорнера <Корпорация в эмерджентном американском обществе>
.
Работа Уорнера, в которой изложена теория корпоративного общества, содержит
целостную, эмпирически фундированную и подкрепленную статистическим материалом и
эмпирическими исследованиями теорию общества. Само использование понятия
<эмерджентное общество> призвано указать на то, что данное общество не формируется
причинно-следственным образом на основе каузальных связей из предшествующих
социальных состояний, равно как не сводимо полностью к каким-то конкретным моментам
наличного состояния. Уорнер поэтому стремится не выстраивать причинно-следственных
отношений, он предлагает описание некоторых фундаментальных социальных явлений,
которые определяют картину общества середины XX в.
Уорнер вычленяет два таких фундаментальных явления, анализ которых образует его
теорию общества. Во-первых, это корпорации и анализ тех процессов, которые появляются в
связи с их становлением и функционированием. Во-вторых, это
Drucker P. F. Concept of the Corporation. - N.Y., 1946.
Whyte W. H. The Organization Man. - L.: Penguin book. 1963.
Warner W. L. The Corporation in the Emergent American Society. - N.Y.: Harper Brothers
publishers, 1962.
Эмерджентность как характеристика американского общества 1950 60-х годов стала
очень важной характеристикой, которая очень интенсивно начала разрабатываться
американскими социологами. Так, например, в 1968 г. выходит в свет книга П. Друкера
специально посвященная этой проблеме: <Век нарушения непрерывности. Определяющие
черты нашего изменяющегося общества> (Drucker P. F. The Age of Discontinuity. Guidelines
to Our Changing Society. - N.Y., 1968).
112
<большое общество> и анализ процесса его формирования. <Большое общество> уже
не состоит из автономных сообществ; локальная социальная и пространственно-временная
организация жизни этих сообществ уступила место национальной организации и
функционирующим в рамках этой национальной организации сравнительно
немногочисленным, но крупномасштабным городским сообществам.
Корпорации, преобразование ими ментальной, моральной и технической сторон жизни,
с одной стороны, и развертывание жизни населения в национальном масштабе и по
преимуществу в рамках крупных городских сообществ, с другой стороны, вот два процесса,
которые определяют американское общество середины XX в. и все те видимые изменения,
которые Уорнер синтезирует в следующей картине.
Налицо рост крупных городских центров и выход их на передний план в качестве мест
жизни огромного множества людей. Экономические и социальные структуры - корпорации,
церковь, государство, образование, общественные ассоциации бывшие некогда локальными,
во все большей мере становятся сложными, крупномасштабными, иерархическими,
национальными и даже интернациональными. Штаб-квартиры этих корпораций, места
принятия решений все более концентрируются в немногих крупных метрополисах,
принимаемые в них решения по сфере действия, сложности и значимости являются
общенациональными.
Системы ценностей и представлений становятся все более рациональными, светскими
и технологическими. Однако налицо и обратная тенденция: возрастание значимости
нерациональных представлений морального порядка, укорененных прежде всего в семье и
семейных отношениях. Общественное мнение, структурированное политическими
партиями, формируется не на локальном, а на национальном уровне, однако, общий
результат этого процесса состоит в поддержании традиционных ценностей. Благодаря
движениям, действующим внутри и вне церкви, воссоздаются многие из старых форм
сакральной символической жизни.
В условиях гибкого и быстро изменяющегося общества же113
стко фиксированный статус уже является дисфункциональным. Он создает конфликт и
потому трансформируется в <открытый статус>, дающий индивиду и его семье большую
свободу. Эмпирические исследования, проведенные самим Уорнером, свидетельствуют о
том, что закрытые классовые системы и все другие формы ранжирования, фиксирующие
место индивида и его семьи, ушли в прошлое.
Одним из серьезнейших факторов социальной трансформации стала система
образования. Образование продолжается в течение всей жизни через систему <непрерывного
обучения>. Образовательная система перестала иметь локальный характер, она
контролируется национальным государством и другими организациями общенационального
уровня. Формируется и развивается разветвленный национальный аппарат государственного
управления, создаются учреждения и службы, занимающиеся регулирующей деятельностью
по поддержанию и санкционированию новой общенациональной морали.
Все эти тенденции связаны, как об этом уже говорилось, с двумя более
фундаментальными процессами: функционированием корпораций как формы организации
социальной жизни и большим обществом, т. е. организацией этой жизни в национальном
масштабе. У.Л. Уорнер подчеркивает при этом, что <большое правительство> (особенно
новые административные и регулирующие органы), <большие профсоюзы>, двухпартийная
система, национальное общественное мнение и национальный моральный порядок - все эти
образования взаимосвязаны, и ключом к их пониманию является корпорация, поскольку все
они изнутри организованы корпоративным образом и являют собой ту или иную форму
корпорации.
Корпорация, согласно Уорнеру, - это моральный и технический институт общества. Ее
составными частями являются: 1) структурная форма, которая представляет собой систему
взаимосвязанных статусов, упорядочивающую экономическую деятельность людей; 2)
технология, которая инструментализирует и адаптирует общество в целом к природе; и 3)
символы, представления и ценности, в том числе сознательные и бессознательные чувства и
рациональные принципы, которые мотиви114
руют и определяют поведение людей, включенных в корпоративную систему.
Корпорация является организацией, осуществляющей управление социальной жизнью на
всех уровнях и во всех сферах - экономической, технической, ценностносимволической.
Существенным моментом концепции корпорации Уорнера является подчеркивание
того обстоятельства, что современные корпорации действуют в совершенно новой
социальной и культурной среде. Эта новизна определяется процессом перемещения
моральной власти и санкций из локальных и приватных сфер в сферу федерального центра.
Государство как федеральный центр и его административные учреждения занимают
положение, позволяющее им осуществлять моральную и социальную власть над частным
предпринимательством. Все большая часть прибыли отбирается у бизнеса посредством
подоходного налога на прибыль и сверхприбыль, а также посредством принуждения,
действующего через механизмы общественного мнения. Федеральное регулирование
валютного запаса, минимальной заработной платы, рабочего дня, а также многие другие
регулирующие действия, новые для сферы крупных государственных иерархий, явились
выражением фундаментальных изменений в моральных ценностях, которые все более
контролируют техническую и экономическую жизнь общества. В этом смысле
капиталистическое предприятие, корпорации все меньше руководствуются рациональными
ценностями технологии и классической экономической науки и все более подвергаются
влиянию со стороны моральных ценностей и подчиняются им. Санкции также стали не
только техническими, но и моральными. В настоящее время успех в предпринимательстве
зависит не только от разумных технических решений, принимаемых на рынке, но и от
моральных представлений.
Уорнер не осуществляет глубокий содержательный анализ новых моральных идей,
очевидно предполагая, что они известны каждому, поскольку речь идет о том направлении
развития общественной морали, которое было заложено <Новым курсом> Рузвельта. И тем
не менее, он указывает, что хотя совре115
менный труд - управляющего, рабочего и других - и является <объектом продажи> и
товаром на рынке, он должен иметь и имеет признаваемое моральное право на
справедливую долю в прибылях и справедливое вознаграждение. Эти представления и
ценности, касающиеся прав и статуса людей наемного труда, имплицитно заложены в
мышлении американцев середины XX в., убежденных в том, что депрессия никогда не
должна повториться и нуждающиеся никогда более не должны прозябать в очередях за
куском хлеба только из-за того, что якобы существует некая объективная, внеморальная
сила экономического закона. Так называемая объективная рациональность и техническая
целесообразность отступает перед напором морального императива. В моральных
категориях начинают также определяться статусы капиталиста, рабочего, менеджера и
других работников наемного труда.
Мощное моральное давление испытывает и рынок. Цены частично становятся
продуктом политики вмешательства государства, профсоюзов, других общественных
организаций. Экономический закон и здесь корректируется моральным порядком.
Изменения, которые претерпевает частнокапиталистическое предпринимательство под
давлением морального порядка, можно свести к следующим.
- Целями предпринимательства продолжает оставаться приобретение и доход, однако
они должны быть поставлены под контроль общества ради интересов всего общества.
Конкуренция
должна
регулироваться,
морально
контролироваться
модифицироваться сотрудничеством между предприятиями и отраслями.
и
- Неконтролируемое использование монополистической власти в конкурентной борьбе
не рассматривается более как <естественное> экономическое и социальное поведение.
Сдерживание мощи свободного рынка и конкуренции обеспечивает выживаемость
множества конкурирующих фирм и ориентировано на создание и поддержание
конкурентной среды и недопущение монополизации рынка. Любая монополизация
производства и распространения какого-то товара на рынке возбуждает глубокую и сильную
враждебность со стороны общества.
116
Однако все это не означает, что общество берет на себя ответственность за
индивидуальные риски. В обществе глубоко укоренено убеждение, что автономный человек
и его корпоративное предприятие должны полностью отвечать за те действия, которые они
выбирают.
Структура
экономического
предпринимательства
остается
частнокапиталистической и конкурентной.
Социальная структура и система социальной дифференциации в обществе
корпоративного капитализма определяется возрастанием специализации и разделением
рабочих <статусов> на все более мелкие и все более низкоквалифицированные единицы.
Они все более увязываются друг
с другом посредством механических,
высокорационализированных и упрощенных методов, приобретая производственную форму
конвейера, стремящегося к полной автоматизации производства. Механическая
специализация и дифференциация рабочих статусов являются взаимозависимыми
процессами, увязывающими воедино моральный, ментальный и технический аспекты.
Специализация и упрощение рабочих мест часто приводит к увеличению их
количества и вовлечению все более широких слоев населения в корпоративные предприятия.
Этот процесс ставит проблему координации конкретных рабочих мест и операций, которая
чаще всего решается на путях создания иерархических структур управления. В результате
вертикальные и горизонтальные статусные структуры разрастаются не только в границах
конкретного предприятия, но и в масштабах всей экономики. В то же время возрастание
сходства рабочих мест, сопровождающееся утратой рабочей квалификации и механизацией
трудового процесса, создает возможность перехода к всеобщей автоматизации не только
рабочих мест, но и средних звеньев управленческого процесса.
Упрощение, стандартизация и механизация трудовых навыков дает возможность
людям легко менять место работы и проживания, переходить из одной корпорации в другую,
из одной отрасли промышленности - в другую, переезжать из одной местности в другую туда, где есть работа. Возрастающая циркуляция населения и постоянное взаимодействие
деловой и поли117
тической элиты являются частями пространственного передвижения огромных масс
самых разных людей, широкой экспансии корпоративных и других сложных структур.
Все это дает старт еще одному, чрезвычайно важному с точки зрения Уорнера,
социальному процессу - процессу территориального усложнения и трансформации большого
общества. Локальные коллективы все более утрачивают свою автономию, подчиняясь
моральному авторитету нового национального сообщества, которое замещает первичное
взаимодействие лицомк-лицу, некогда характерное только для локальных социальных
образований.
3.2.3. Автономный человек - организационный человек: У. Уайт - У. Уорнер
Одной из основных тем, вызывающих постоянный интерес и внимание со стороны
социологов и составляющих фундаментальный компонент теорий менеджериального и
корпоративного общества, является проблематика социального типа личности,
востребованного этим типом общества, им сформированного и максимально к этому
обществу адаптированного. Следует при этом отметить, что концепция социального
характера, социального типа личности является составной частью практически всех
социологических построений, претендующих на создание целостной теории общества. В
рамках теорий менеджериального общества и выросших из них теорий корпоративного
капитализма наиболее известными и противостоящими друг другу концепциями
социального характера являются концепции, разработанные, с одной стороны, У. Уайтом, а с
другой У. Уорнером.
Организационный человек
Концепция У. Уайта изложена им в его получившей широкую известность работе
<Организационный человек> (1963). Она носит очевидно социально-критический и даже
алармистский характер. Уайт ставит задачу описать и реконструировать социальный
характер, порождаемый обществом, главной чертой, базисным институтом и базисной
организационной формой ко118
торого является крупная организация. Под организацией Уайт подразумевает, прежде
всего, корпорацию, государственные учреждения, высшие учебные заведения, а также
формы поселения людей организации.
Люди организации - это служащие корпораций, деятельность которых связана с
организацией производства; это госслужащие или бюрократия, выполняющая аналогичные
функции в сфере управления государством; это бюрократия в сфере образования и науки.
Люди организации рекрутируются за счет средних слоев старого общества, восходящего
движения низших слоев и нисходящего движения высших слоев. Результатом является
формирование нового среднего класса, существование которого связано с управленческой
деятельностью в сфере различного рода крупномасштабных организаций. Обратим
внимание на то, что этот новый средний класс людей организации нельзя сравнить ни с
рабочим классом, ни с <белыми воротничками> Р. Миллза, работающими в организации.
Люди организации, или <организационные люди> принадлежат организации, они
<покидают свой дом и принимают обет организационной жизни>. В таком отождествлении
себя с организацией, оформлении своей жизни в соответствии с принципами организации и
в ее рамках выражается суть <организационного человека> и нового среднего класса. Новый
класс, оформляя себя, создает новую общественную мораль и повсеместно руководствуется
ее нормами. Эта мораль реализуется через систему высшего образования и всю систему
социализации, в организации и деятельности корпораций и государственных учреждений, в
науке, в системе массовой культуры, а также в личной и бытовой жизни людей организации.
Новая этика, или новая общественная мораль, возникает, по мнению Уайта, после
<завершения реорганизации системы управления собственностью>, начало которой он
датирует 80ми годами XIX в. Эта реорганизация связана с ростом капиталистических
корпораций; менеджериальной революцией; бюрократизацией государства, обусловленной
расширением правительственных органов и усилением их влияния в обществе;
бюрократизацией общества в целом. Возникающая в рамках
119
этого целостного процесса новая этика призвана заменить протестантскую этику,
которая была сопряжена с эпохой классического либерального капитализма и либерального
индивида. Новая общественная мораль, которую Уайт называет <социальной>,
<бюрократической> или <организационной> этикой, является идеологией нового среднего
класса и определяет нравственность служащих корпораций и государственных служащих.
Старая протестантская этика, определявшая нравственность высших и средних слоев
общества, крупных, средних и мелких предпринимателей в XVIII - XIX вв. в США, в
настоящее время жива только среди мелких бизнесменов, лиц, стремящихся обзавестись
своим делом, а также среди высших менеджеров крупных корпораций, <капитанов>
большого бизнеса.
Теоретическим фундаментом новой социальной этики, определяющей поведение
новых средних слоев общества, Уайт считает прагматизм, этический релятивизм, фрейдизм,
различные
теории
<интегрированного
общества>.
По
мнению
теоретиков
<интегрированного общества>, например Э. Мэйо, основным побуждением человека
является не конкурентная борьба с другими, а стремление принадлежать к группе
сотрудничающих с ним индивидов. Помимо этой базисной потребности личности в
принадлежности к группе, интегрированное общество консолидируется на основе
достижений социального знания - научного менеджмента, социальной психологии, на
данных индустриальной социологии и т. п. Это знание целенаправленно используется
научно образованной элитой, чьей задачей является научное управление человеческими
отношениями с целью недопущения социальных конфликтов.
Возникающая на основе этих идей социальная этика предстает как нормативная
система, обеспечивающая интеграцию общества на основе принципов сотрудничества (а не
конкуренции и индивидуализма), как практическая ориентация действия (в прагматическом
смысле) и как основа научного управления.
Именно такая социальная этика, ее внедрение и распространение, ответственна за
появление организационных людей со специфическими чертами характера: экстравертность,
готовность и умение быть безличным, полностью интегрированным
120
членом коллектива. Социальная этика поощряет конформизм, посредственность,
капитуляцию личности перед требованиями жизни в коллективе и коллективной
деятельности. Организация воспитывает в своих служащих чувство преданности данной
корпорации и даже тождественности своих интересов с интересами корпорации.
Экстравертность (открытость, овнешненность, демонстрация показного солидаризма) и
коллективизм в качестве основных ценностей социальной этики, а также замена
авторитарного стиля руководства на рекомендательный (обычно опирающийся на
социально-психологическую, фрейдистскую психотехнику) приводит к тому, что
конкурентные отношения не выступают на поверхность. Однако это не означает
ликвидацию конфликта как такового и даже не означает смерть протестантской этики и
принципа индивидуализма. Как подчеркивает Уайт, конкуренция, соревнование, конфликт
просто не выходят наружу, внешне царит принцип сотрудничества, но под этим покровом,
под масками, которые носят люди организации и которые срослись с их лицами со времени
их учебы в колледже и университете, никуда не исчезают соперничающие индивиды,
руководствующиеся нормами протестантской этики успеха.
Соперничество, борьба между индивидами ведется по правилам и нормам социальной
этики. Соблюдение этих правил облегчает продвижение по служебной лестнице, эти же
нормы препятствуют менеджерам, достигшим высших постов, консолидировать в своих
руках власть внутри организации и вынуждают их соблюдать нормы социальной этики по
отношению к подчиненным. Подчиненные, в свою очередь, руководствуясь нормами
социальной этики, оказывают давление на руководителей, что лишает последних
уверенности в прочности своего положения.
Таким образом, несмотря на декларирование и соблюдение принципов социальной
этики, ситуация носит противоречивый характер, порождаемый конфликтом между
внутренними индивидуалистическими побуждениями и принципами социальной этики. Этот
психологический и объективно-социальный конфликт нередко приводит к невротическим
расстройствам у людей. При этом давление, оказываемое группой на индивида,
121
столь велико и осуществляется по столь различным каналам, что его <я> не
выдерживает этого. Полная интеграция в группу психологически ведет к потере
собственного <я>, социально - к полной капитуляции перед требованиями группы, а в
результате - к снижению социальной мобильности и инновативности. Наиболее опытные и
способные стремятся избегать полной интеграции с группой, сохраняя при этом видимость
единства с ней.
Так как социальная этика распространяется на все сферы жизни, где функционируют
крупные корпорации и организации на сферу науки, государства, а не только на сферу
бизнеса, то и психологические, и социальные проблемы, которые она порождает,
практически совпадают у всех организационных людей.
Уайт считает, что общество не должно капитулировать перед порожденной
корпоративным капитализмом социальной этикой. Необходимо осознать, что эта этика
псевдонаучна, по крайней мере псевдонаучны ее претензии на то, что используя данные
психологии, социальной психологии и других наук, она способна решать социальные
проблемы и <ткать> новую социальную материю.
Социальная этика уместна в обществе, где преобладают индивидуалистические
настроения, но она оказывается излишней в организованном обществе. Принцип
сотрудничества не дол жен быть самодостаточным, люди не должны упускать из вида цель
сотрудничества. Индивид, привыкший к сотрудничеству ради самого сотрудничества,
обречен на пожизненную духовную незрелость. Кроме того, ничто так не вредно для
развития и существования личности, как идея того, что ее интересы совпадают с интересами
общества. Эта идея приводит к власти тирании, к упадку личности, ликвидации источника
социальной трансформации и развития, поскольку источником развития может быть только
личность. В условиях господства социальной этики инертность становится нормой
групповой жизни и деятельности организации, блокируется любая одаренность и
поощряется посредственность. Ориентированная на то, чтобы способствовать стабилизации
отношений среди людей организации, социальная этика на деле становится для них
источником неврозов.
122
Представленная концепция Уайта получила очень широкую известность и все
последующие исследования так или иначе соотносились с ней. Она воспринималась не
только как теоретическая конструкция и эмпирическое исследование, но и как научная
критика идеологического образования - социальной этики, - выполняющего функцию
обоснования и оправдания определенной социальной практики.
Автономный человек
У. Л. Уорнер, анализируя в рамках своей теории корпоративного капитализма тип
личности, адаптированный к функционированию в рамках корпорации и востребованный
ею, создает концепцию <автономного человека>, которая призвана противостоять теории
<организационного человека> У. Уайта. Он даже именует организационного человека
мифологемой и вступает с Уайтом в прямую дискуссию. Однако эта дискуссия, как нам
представляется, не достигает своей цели в силу того, что Уорнер достаточно однобоко
интерпретирует концепцию Уайта, сосредоточиваясь на чертах и характере личности,
порождаемой крупными организациями, и оставляя в стороне сам анализ социальной этики
и принципов социального взаимодействия в корпоративном обществе, предложенный
Уайтом. Кроме того, Уорнер утверждает, что социальная этика вовсе не вытеснила
протестантскую этику, поскольку именно протестантской этикой руководствуются, как он
считает, высшие менеджеры корпораций, что, однако, не противоречит мнению Уайта,
считающего, что социальная этика - это нормативная система, определяющая поведение
новых средних классов, а не высших менеджеров. Последние, как правило, действительно
руководствуются протестантской этикой успеха. Дискуссию между Уорнером и Уайтом
можно поэтому считать фактически несостоявшейся, однако, концепция автономного
человека, предложенная Уорнером, заслуживает, на наш взгляд, специального рассмотрения
в качестве дополняющей позицию Уайта.
Уорнер сосредоточивает свое внимание не на новом среднем классе, как это сделал
Уайт, а на высшем классе, на высших менеджерах крупных корпораций. Он сам очень четко
фикси123
рует объект и цель своего анализа. Портрет руководителя, который предлагает Уорнер,
полностью противоположен <уайтовским карикатурам>, как он их называет. Он приводит
данные, полученные в рамках обширных исследований, с тем, чтобы показать, что лидеры
крупного бизнеса как личности автономны и свои решения они обычно принимают
самостоятельно. Эти качества являются необходимым условием для того, чтобы достичь
успеха и соответствовать тем требованиям, которые предполагают их высокие должностные
позиции. Уорнер при этом указывает, что автономия не означает поведение, идущее вразрез
с базисными правилами и требованиями социальной организации. Под автономной он
понимает такую личность, которая интернализировала свои социальные переживания таким
образом, что стала способной принимать решения на основе собственного решения. Такая
личность противопоставляется личности, находящейся в полной зависимости от внешних
влияний и обстоятельств. Автономная личность в полной мере учитывает общественные
правила и нормы, принимает в расчет знание того, что правильно и что неправильно, но
действует на основе своих собственных самостоятельных решений, соотносящихся с
реалиями внешнего мира и как член своей культуры и группы.
По мнению Уорнера, автономный тип личности, характерный для высшего звена
менеджеров крупных предприятий, может быть описан следующим образом.
Во-первых, все корпоративные руководители - это личности с высокой мотивацией к
вертикальной мобильности, потребностью в ответственности, в успехе, приходящем к ним
как к <упорно работающим людям>.
Во-вторых, для всех них характерно специфическое отношение к власти в организации,
иерархии и контролю. Они чувствуют себя более удовлетворенными и даже счастливыми,
когда вовлечены в систему властно-иерархических отношений и не усматривают во власти
той деструктивной силы, которая может быть препятствием для их карьеры.
В-третьих, все корпоративные руководители обладают развитыми организационными
способностями и пониманием зна124
чения и важности того, что они организовали и создали. Они способны воспринимать
поток событий, связанный с изменяющейся структурой корпоративного общества и быстро
изменяющейся технологией и управлять этим потоком таким образом, что их решения
вносят вклад в успешное корпоративное действие и, фактически, создают новое <будущее>.
В-четвертых, для всех высших корпоративных менеджеров и владельцев характерно
отсутствие эмоциональной идентификации со своими родительскими семьями и связей с
прошлым. Иногда они сохраняют чувства теплоты и близости к людям из их прошлого,
оставаясь в то же время достаточно отстраненными, чтобы иметь возможность во имя
карьеры связывать себя с другими корпоративными людьми.
В целом анализ типа личности крупных руководителей показывает, что их энергия,
моральный проект и социальные цели в общем и целом базируются на протестантской этике
(даже если они не являются протестантами). Их личностные качества характеризуют их не
как инертных <организационных> роботов, а как автономных индивидов, добившихся
успеха.
Именно деятельность таких людей создает <новое будущее> для всего общества,
поскольку специфическим типом их социального действия является стратегическое
действие, имеющее долговременный характер по своему воздействию на развитие общества.
Высшие менеджеры корпораций фактически переносят будущее в управляемое настоящее.
Ориентация в будущее, которое созидается решениями и действиями представителей
высшего руководящего состава корпораций, является их отличительной и специфической
характеристикой. Люди, находящиеся на высших позициях власти в корпорациях, являются
частью высоконеопределенного и открытого мира, мира высокого риска, а также большой
свободы действий, они постоянно и ежечасно структурируют и переструктурируют
окружающий мир. В силу указанных обстоятельств они должны быть автономными
личностями, способными автономно принимать решения и настойчиво претворять их в
жизнь, опираясь на собственную моральную силу. Автономная личность предстает поэтому
не как случайное образование, а как необходимость, дик125
туемая структурными компонентами корпоративного общества.
Реконструированная в нашей работе дискуссия между Уайтом, автором концепции
<организационного человека>, с одной стороны, и Уорнером, автором концепции
<автономного человека> - с другой, позволяет сделать вывод о том, что обе концепции
являются взаимодополняющими. Речь должна идти не о едином социальном типе личности,
характерном для всего общества, а скорее о нескольких типах, связанных с новыми формами
социального расслоения. Следует говорить о появлении нового среднего и нового высшего
класса с характерными для них социальными типами личностей. Если членство в высшем
классе предполагает для его представителя обладание автономной личностью и ориентацией
на ценности протестантской этики, то для нового среднего класса характерна
организационная личность и ценности социальной этики. Такое членение в конечном счете
структурно обусловлено господством корпораций и системы организационных отношений в
обществе.
Подчеркнем, вместе с тем, что появление такой системы социальной стратификации не
означает закрытость классов и отсутствие вертикальной мобильности. Абсолютно все
исследователи подчеркивают подвижность системы социальной стратификации и
дифференциации, подвижность социального статуса в корпоративном обществе. Высшие
статусы в бизнесе и государстве открыты для конкуренции. Статус родительской семьи уже
не влияет так непосредственно, как раньше, на карьерный процесс. Основным механизмом и
институтом, определяющим возможности вертикальной мобильности, карьерного
продвижения, явилась система высшего образования. В настоящее время люди движутся
вверх не столько благодаря первичному ученичеству на рабочем месте, сколько благодаря
подготовке в институтах и университетах.
Подвижность
корпоративного
общества
связана
и
с
горизонтальными
передвижениями. Речь идет о процессе углубляющейся профессиональной специализации,
усложнении социальной составляющей профессий, территориальной экспансии корпораций.
Все это требует способности у людей переходить от одного рода занятий к другому, от
одного статуса к другому,
126
требует формирования личностей, способных легко адаптироваться к подобному
процессу перемещений. Главную роль в формировании подобных личностей играет семья
нового типа маленькая автономная семья, освобожденная от прочных родственных уз и от
давления на детей старших поколений. Такая семья не только становится идеальным местом
для подготовки автономных личностей в период их раннего формирования, но позднее, во
взрослой жизни, дает им свободу социального и территориального перемещения в
подвижном, текучем обществе.
***
Рассмотренные в данной главе теории менеджериального и корпоративного обществ,
разрабатываемые в американской социологии в 1910-х - 1960-х годах XX в., существовали
как бы параллельно с разрабатываемыми в европейской социологии теориями
организованного капитализма. И первые, и вторые описывали и анализировали
принципиально одинаковые явления, оформившиеся в первой половине XX в., однако
делали это существенно различным образом в силу различия теоретической традиции, на
которую каждая из них опиралась, и специфики тех реальных исторических обществ и их
социальной практики, в рамках которых эти теории создавались.
Можно, однако, с уверенностью сказать, что основными объектами интереса всех этих
теорий
были
социальные
последствия
появления
акционерного
капитала,
крупномасштабных организаций и монополий, организационной роли государства, новых
средних классов и стратегий управления. Но главное, что мы находим в рассмотренных в
данной главе теориях - это разработку теории новой социальной формы и последствий,
которые она порождает в обществе, радикальным образом трансформируя его. Этой новой
формой является корпорация. Социологическая теория корпорации - вот тот
фундаментальный вклад, который внесли в социологию рассмотренные в данной главе
теории.
Глава 4. Теории массового общества
4.1. Общая характеристика массового общества
<Массовое общество> - понятие чрезвычайно распространенное не только в научной
социологической литературе, но и в политической, публичной, информационной сферах. В
силу этого обстоятельства содержание данного понятия наиболее широко и наиболее
неопределенно среди всех понятий, используемых для обозначения той или иной теории
общества в XX в. Вместе с тем, существуют четкие и вполне определенные теоретические
образования социологического мышления, которые квалифицируются как теории массового
общества. Реконструкция и экспликация таких теорий, призванная создать в конечном итоге
целостную социологическую картину массового общества - цель данной главы.
Социологические теории массового общества формируются в XX в. и их основой
является та реальная социальноисторическая практика, которой не существовало в
предшествующие столетия. Массовое общество как реальная социальная, экономическая и
культурная практика формируется на основе массового производства, массового
потребления, массовой культуры. Все эти явления возникают только в XX в. и поэтому вести
поиск теорий массового общества среди более ранних теоретических образований,
относящихся к XIX в., и тем более к XVIII в., не имеет смысла. Ни Э. Бёрк, ни Ж. де Местр,
ни даже Г. Лебон, Г. Тард или А. де Токвиль, фактически осуществлявшие консервативную
критику определенных черт обществ XIX в., не могут, как это нередко делается,
рассматриваться в русле теорий массового общества. Консервативная реакция,
представленная в их творчестве, - это реакция на широкий процесс демократизации и выход
на историческую сцену демократических масс, на формирование промышленного
пролетариата, на уход в прошлое сословной системы социальной стратификации,
оформление новой системы классовой стратификации общества и демократической
политической системы. Однако, демократическое общество и массовое общество не
128
тождественные, хотя и пересекающиеся понятия.
Массовое общество возникает в первой трети XX века, прежде всего как результат
практического воплощения фордистского социального и экономического проекта. Общество
массового производства и массового потребления необходимо должно обладать совершенно
определенными характеристиками. Попытаемся указать основные.
Массовое общество - это стандартизированное общество, или общество, в котором
господствует стандарт. Конвейерная технология массового производства необходимо
предполагает стандартизированность процесса производства, стандартизированность
отдельных
операций,
стандартизированность
продуктов.
Стандартизированность
производства требует стандартизированной рабочей силы - по квалификации, культурному
уровню, физической подготовленности и даже по психическому габитусу.
Стандартизированность становится чертой управления и контроля, типов организаций и
менеджериальных стратегий. Стандарт проникает в сферу образа жизни - стандартизируется
время досуга, тип отдыха, тип потребления, сами потребляемые продукты. Свидетельством
этого процесса становится возникновение массовой моды, массового спорта, массовых
типов развлечения и отдыха и т. п.
Следует отметить, что социальная жизнь всегда была организована в соответствии с
образцами и нормами, которым подчинялось поведение людей и которые унифицировали
это поведение. Стандарт, однако, отличен от образца - культурного, социального и т. д.
Образец в своей основе содержит культурную или социальную норму, происхождение
которой следует искать в религиозном сознании, в ценностях высокой культуры, в
ценностно-нормативных системах, обслуживающих фундаментальные социальные
институты.
Стандарт - технологичен. Его основа - технологическая норма. Его существование
обусловлено функциональностью и теми технологическими средствами и методами,
которыми он реализуется (именно это и было целью тейлоризма и фордизма).
Кроме того, образец иерархичен. Существуют различные социальные нормы и образцы
для различных социальных групп,
129
они иерархизированы так же, как иерархизированы эти группы по культурному,
социальному, этно-политическому признакам.
Стандарт - демократичен и гомогенен. Он един для всех и не допускает сколько-нибудь
серьезной социальной дифференциации. Мода, отдых, развлечения, потребление в широком
смысле слова и образ жизни - все это, несмотря на различия в экономических возможностях,
составляет общую социальнокультурную среду. Все носят одинаковую по стилю одежду
(хотя она различается по цене); все используют автомобильный транспорт (хотя и
различный по своему качеству); все летают самолетами - причем в однотипных, хотя и
разным классом. Стандарт унифицирует всё и отменяет все различия за исключением одного
- экономического различия по уровню дохода.
Демократизм стандарта проявляется также и в том, что распространение культурных,
потребительских, стилевых стандартов, моды осуществляется не сверху вниз, от социальных
верхов к социальным низам, а наоборот, снизу - вверх. Социальные верхи начинают
разделять стандарты масс - в этом специфика массового общества. Оно существует как
общество, в котором иерархическое социальное деление не усиливается символической
иерархией в потреблении, досуге, стиле жизни, а наоборот - усредняется.
Механизмом всеобщей стандартизации в сфере потребления, в сфере моды, досуга и т.
д. выступает реклама - механизм социального контроля и формирования солидаристского,
унифицированного, стандартизированного общества. Этот механизм возник вместе со
становлением массового производства и массового потребления, но его расцвет связан с
возникновением современных средств массовой информации и коммуникации.
Результатом этого процесса всеобщей стандартизации жизни, укорененного в системе
массового производства и потребления, является оформление нового типа культуры массовой культуры. Массовая культура отлична как от высокой культуры элит, так и от
народной культуры. Она не является формой деградации высокой культуры, так же как и
социальные массы не тождественны толпе или социальным низам.
Массовая культура - это культура, существующая в массо130
вом обществе. Она обладает своими специфическими качествами. Во-первых, она
жестко увязана с техническими средствами своего продуцирования и распространения средствами массовой информации и коммуникации. Общедоступность газет, радио, театров,
библиотек, а затем и телевидения, делает общедоступной и распространяемую по ним
информацию, содержание и образцы культуры, создает массовую аудиторию в виде всего
общества. Общедоступность и массовость аудитории и позволяет говорить об этой культуре
как о массовой.
Во-вторых,
массовая
культура
это
культура
стандартизированная.
Стандартизированность массовой культуры также является следствием ее технологической
составляющей. Цвет, образ, звук, мысль - все должно приобрести форму и размер,
диктуемые техническими стандартами и СМИ - газетами, радио, телевидением и т. д.
Стандартизированность массовой культуры и стандартизированность культурных
продуктов, которые транслируются в массовую аудиторию - это самая существенная
характеристика этой культуры, порождающая очень значимые процессы в обществе.
Стандарт, стандартизированная массовая культура создает тотальный социальный
универсум в национально-государственном масштабе. В рамках массовой культуры
формируются основные ценностные ориентации, коллективные чувства, стандарты
поведения, стили, мода. Они транслируются посредством СМИ на все общество в целом, без
учета социальных различий, географического места жительства, семейной и религиозной
принадлежности и даже безотносительно к возрасту. Абсолютно все оказываются в сфере
воздействия СМИ и содержаний массовой культуры. Возникает совершенно новое
состояние тотальной культурной недифференцированности, которая со временем только
усиливается. Культурная гомогенизация общества (элиты разделяют ценности и стандарты
масс, массы оказываются причастными высокой культуре) - это уже совершенно новое
социальное состояние.
Массовая культура сегрегирует любое классовое и групповое сознание, любую
специфицированную культуру и занимает доминирующее положение в обществе. Массовая
культура
131
оформляет массовое общество как общество, в котором, безусловно, наличествует
социальная дифференциация, но эта дифференциация не подкрепляется дифференциацией
символической. Общество гомогенизируется в сфере потребления и стиля жизни в широком
смысле слова. Культура становится капиталом, ею можно владеть, обменивать, ею можно
манипулировать как деньгами, она становится разменной монетой в социальном
взаимодействии. Она становится средством - таким же средством взаимодействия, как и
деньги.
Массовая культура, жестко увязанная со СМИ, досугом, модой и рекламой, столь же
жестко оказывается увязанной с принципами экономической рентабельности и в силу этого
становится той самой культуриндустрией, о которой будут столь критически писать М.
Хоркхаймер и Т. Адорно. Ее коммерческая составляющая делает массовую культуру
бизнесом, но бизнесом зависимым от других сфер экономики и предпринимательства. Она
превращается в зависимую сферу, осуществляющую манипуляцию общественным
сознанием, внедряющую <заказанные> ей ценности, стандарты, стили.
В результате этих процессов массовая культура приобретает четкую социальную
функциональность. Именно она, а не какаято другая <высокая культура> становится
институтом, который осуществляет контроль за ценностно-нормативной сферой, формирует
процесс социализации подрастающих поколений и процесс адаптации к постоянно
изменяющимся стандартам, стилям и т. д. всего остального населения. Ее функцией
становится поддержание социальной стабильности и единства общества.
Помимо указанных черт и функций массовая культура обладает еще одним
чрезвычайно важным качеством - она составляет основу современного общественного
дискурса. Именно в рамках современных СМИ происходит обсуждение социальных,
политических, этических и других самых различных проблем. На это обратил особое
внимание уже Ю. Хабермас
, указав, что будущее современной культуры и общества связано с широ-
Habermas J. Legitimationsprobleme im modernen Staat. - Merkur, Baden, 1976, Jg. 30, H. 1.
S. 37 - 56.
132
кой дискуссией <критической> общественности, которая должна развернуться по
вопросам <совещательной демократии>. По его мнению, именно в рамках такой дискуссии
должны определяться основные общественные цели, организации и институты, призванные
эти цели реализовывать. Подобная <совещательная демократия> является формой
<самоконтролируемого процесса обучения> населения, его участия в управлении
обществом, созидании новых политических форм. Возможно все это только на базе
современных СМИ и ценностей массовой культуры.
Массовая культура, являющаяся неотъемлемой составной частью массового общества,
столь же значима, как и массовое производство и массовое потребление. Эти три
компонента и образуют три базисные характеристики массового общества. Итак, массовое
общество - это общество массового производства, массового потребления и массовой
культуры.
Теории массового общества, которые создавались в сфере социологической мысли XX
в., представляют собою множество различных концептуализаций описанных выше
процессов, осуществленных с различных теоретических, методологических и
идеологических позиций. При этом они очень редко имеют целостный характер и создают
законченную и исчерпывающую картину общества. Все теории массового общества можно
разделить на две большие группы: социально критические теории массового общества,
возникшие преимущественно в рамках европейской социологической мысли; ценностно-
нейтральные теории массового
американской социологии.
общества,
сформулированные
преимущественно
в
Экспликации основных положений этих теорий и выявлению их специфики и
оригинальности и будет посвящено дальнейшее изложение.
4.2. Теория массового общества Х. Ортеги-и-Гассета
Хосе Ортега-и-Гассет, известный испанский философ, уделявший немалое внимание
проблемам социологии, в работе <Вос133
стание масс>
сформулировал получившую широкую известность теорию массового общества.
Облик и склад любой новой исторической эпохи, любого нового общества - это, как
указывает Ортега, всегда следствие сдвига: или внутреннего - духовного, или внешнего структурного. В рамках этого подхода он выявляет и структурные, и духовные причины
становления массового общества. Если попытаться социологически <ужесточить>
концепцию массового общества Ортеги-и-Гассета, то можно сказать, что она складывается
из трех блоков: общего диагноза эпохи, концепции социального характера и концепции
кризиса государства. Именно эти моменты ортегианской теории сохраняют, на наш взгляд,
наибольшую актуальность.
Массовое общество как новое социальное состояние
Теория массового общества у Х. Ортеги-и-Гассета имеет в равной степени
систематический и критический характер. Он создает целостную теорию массового
общества, сохраняя при этом не только теоретическую, но и этическую дистанцию по
отношению к той реальности, которую он описывает. Обратимся сначала к тому, что можно
назвать описательной частью концепции Ортеги-и-Гассета.
Массовость проявляется в обществе самым различным образом. Эпоха масс - это эпоха
гигантомании - в архитектуре, в многотысячных общественных и политических
мероприятиях, в господстве вкуса ко всему крупномасштабному. Крупномасштабными
стали условия жизни, они приобрели планетарные размеры. Жизнь рядового человека
вмещает события, происходящие на всей планете, <простой смертный привычно обживает
весь мир>, все пространство. Но мир вырос и во времени. Археология, приводит пример
Ортега, чудовищно расширила историческое пространство. Империи и целые цивилизации,
о которых мы вчера еще не подозревали, входят в сознание, как новые континенты. Экраны
и журналы доносят эту незапамят-
Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Избранные труды. - М., 1997. С. 43 - 163.
134
ную древность до глаз обывателя. К сказанному следует добавить культ скорости,
который ныне исповедуют все, культ движения, культ автомобиля и самолета.
Но еще более существенным, чем увеличение мира, является то, что <в мире всего
стало больше>. Всего, что можно придумать, пожелать, создать, разрушить, найти,
употребить или отвергнуть. Возможности выбора, самопроявления, потребления
расширились многократно. Фильмы и фотографии развлекают рядового человека самыми
недоступными ландшафтами, газеты и репродукторы приносят ему новости о рекордах и
достижениях, технических новинках. Все это создает ощущение сказочного всемогущества.
<Я говорю, - подчеркивает Ортега, - не о качестве жизни, а о ее напоре, о ее количественном
или потенциальном росте. Я надеюсь таким образом точнее обрисовать мироощущение
современного человека, его жизненный тонус, обусловленный сознанием небывалых
возможностей>
.
Массовое общество - это многолюдное общество в самом прямом смысле слова. Это
общество растущего столпотворения, всеобщей переполненности. <Города переполнены.
Дома переполнены. Отели переполнены. Кафе уже не вмещают посетителей. Улицы прохожих. Приемные медицинских светил больных. Театры, какими бы рутинными ни были
спектакли, ломятся от публики. Пляжи не вмещают купальщиков. Становится вечной
проблемой то, что прежде не составляло труда, найти место>
.
Такая внешняя многолюдность, массовость является самым первым и внешним
проявлением массового общества, которое оформилось в XX в. Суть же явления состоит в
полном захвате массами общественной власти. Этот захват свидетельствует, по мнению
Ортеги, о серьезном кризисе европейских народов и культур, который он именует
<восстанием масс>.
Это <восстание> проявляется, во-первых, в том, что сегодня массы достигли такого
уровня жизни и благосостояния, который прежде предназначался лишь для немногих. Это
колос-
Там же. С. 63.
Там же. С. 43 - 44.
135
сальным образом расширило их материальные возможности. Они довольно успешно
овладевают и пользуются техникой, которая прежде требовала специалистов. При этом
особенно важно то, что они в равной мере успешно пользуются техникой не только
материальной, но также юридической и социальной. Вовторых, массы вышли из
повиновения, не подчиняются никакому меньшинству, не следуют за ним, не считаются с
ним, а вытесняют его и его замещают.
Определение массового общества, данное Ортегой в эссеистической форме, выглядит
следующим образом: толпа, возникшая на авансцене общества, внезапно стала зримой.
<Прежде она, возникая, оставалась незаметной, теснилась где-то в глубине сцены; теперь
она вышла к рампе - и сегодня она главный персонаж. Солистов больше нет - один хор>
. Ключевым моментом для понимания того, что такое массовое общество, является
именно эта фраза: солистов больше нет - один хор. Масса упраздняет меньшинство. Суть
дела, как подчеркивает Ортега, в уравнивании. Мы живем в эпоху уравнивания:
уравниваются богатства, культура, слабый и сильный пол, уравниваются континенты.
Общество, как указывает Ортега, всегда было динамичным единством меньшинства и
массы. Меньшинство - это совокупность лиц, выделенных особыми качествами. Масса - не
выделенных ничем, это <средний человек>, <общий тип>, определяемый совпадением
мыслей, целей, образом жизни, который и ощущает себя таким же, как все, и доволен этой
своей неотличимостью. Типологическое деление на меньшинство и на массы не совпадает
ни с делением на социальные классы, ни с их иерархией. <Понятие <масса> ... не
подразумевает рабочих и вообще обозначает не социальную принадлежность, а тот
человеческий склад или образ жизни, который сегодня преобладает и господствует во всех
слоях общества, сверху донизу, и потому олицетворяет собой наше время>
. Это деление, скорее, этическое - деление на тех, кто требует от себя многого и сам на
себя
Там же. С. 45.
Там же. С. 106.
136
взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить это плыть по течению, оставаясь таким, как он есть, не силясь превзойти себя. Ортега
сравнивает это деление с двумя ветвями ортодоксального буддизма: Махаяной (большим
путем) и Хинаяной (малым путем). <Особенность нашего времени в том и состоит, что
заурядные, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое
право на нее и навязывают ее всем и всюду>
. Приоритет человека без примет и отличий превратился из общей идеи или правового
идеала во всеобщую психологическую установку.
Ортега называет следующие обстоятельства становления массового общества. Вопервых, это причины демографического характера. За многовековой период своей истории
население Европы не превышало ста восьмидесяти миллионов человек, но с 1800 по 1914 гг.
оно выросло до четырехсот шестидесяти миллионов. Людей объективно стало значительно
больше. Во-вторых, экономические возможности, материальная обеспеченность как
средних, так и низших слоев серьезно возросли. В-третьих, Ортега указывает на социальный
порядок и ощущение гарантированности социального существования (что звучит несколько
странно, если вспомнить количество революций в Европе в XIX в., в том числе в Испании).
Структурную и идеологическую основу, причины всех этих явлений составляют
либеральная демократия, экспериментальная наука и промышленность. Два последних
фактора Ортега объединяет в одно понятие - <техника>.
Социальный характер человека в массовом обществе
Психологический портрет сегодняшнего массового человека составляют две черты беспрепятственный рост жизненных запросов и, следовательно, безудержная экспансия
собственной натуры, с одной стороны, и врожденная неблагодарность ко всему, что
облегчает ему жизнь. Обе черты составляют, по мнению Ортеги, черты избалованного
ребенка. Инфантилизм это основное качество социального характера и всей культуры
массового общества.
Там же. С. 48.
137
Инфантилизм и безответственность в качестве отличительных характеристик человека
и культуры массового общества выделяются многими теоретиками массового общества, но
Ортега в этом отношении был одним из первых, и именно на демонстрации и
артикулировании этих характеристик строится его критика массового общества.
Инфантилизм и безответственность, глубинное непонимание основ цивилизации, в рамках
которой существует массовый человек, его посредственность и безудержная жажда
потребления - вот основные инвективы в адрес массового общества и массового человека.
Средний человек, воплощающий тип социального характера в массовом обществе, не
видит в цивилизации ни глубокого замысла, ни искусного воплощения, для сохранения
которого нужны огромные усилия. Он не понимает основ, научных и технических, на
которых строится цивилизация. Он способен только на то, чтобы домогаться благ от этой
цивилизации. Власть в обществе, пишет Ортега, захватил новый тип человека, равнодушный
к основам цивилизации. И происходит это в те дни, когда техника достигла расцвета, а люди
наперебой спешат воспользоваться тем, что создало научное знание. Но это ничего не
значит, ведь и варвар <способен глотать аспирин> или <водить автомобиль>. <Те люди, подводит итог Ортега, что готовы завладеть Европой, ... - это варвары, которые хлынули из
люка на подмостки сложной цивилизации, их породившей. Это - <вертикальное одичание>
во плоти>
.
Новый мир, который окружает человека, не понуждает его к самообузданию, не ставит
перед ним запретов - он бередит его аппетиты, которые, в свою очередь, растут бесконечно.
Это очень опасный путь развития. Тип социального характера, тип человека, условия его
жизни и его мироощущение, обрисованные Ортегой, знаменуют собой не торжество новой
цивилизации, а лишь инфантильное отрицание старой. В этом процессе отрицания старой
цивилизации и следует искать структурные причины кризиса.
Там же. С. 92.
138
Национальное государство как форма существования массового общества
По мнению Ортеги, наблюдающийся упадок духа массового человека, как это ни
странно, происходит не от недостатка сил и способностей, а как раз наоборот - от ощущения
избыточной силы, которая натыкается на роковую, ограничивающую эту силу стену.
Роковые стены - это политические границы современных государств. Подлинные трудности
коренятся не в той или другой, внезапно возникшей экономической или социальной
проблеме, а в том, что форма общественной жизни стала тесной для заключенных в ней
экономических возможностей. Суть дела в несоответствии между размахом сегодняшних
возможностей и размерами политического устройства, внутри которого они вынуждены
существовать, национальными границами, которые до сих пор разграничивают Европу.
Национальная принадлежность воспринимается как бремя. Все разом стало большим, а
отжившие структуры прошлого остались карликовыми и мешают росту. Впервые упершись
в национальные границы, европеец ощущает, насколько его экономические, политические,
интеллектуальные запросы, его жизненный размах, несоизмеримы с этими границами.
Ортега предлагает новую концепцию государства, отличную от расхожих в то время.
Он пишет: <Государство начинается с того, что принуждает сосуществовать группы,
природно разобщенные. И принуждение это не голос насилия, но побудительный призыв,
общее дело, предложенное разобщенным. Государство, прежде всего, - план работ и
программа сотрудничества. Оно собирает людей для совместного дела. Государство - не
общность языка или крови, территории или уклада жизни. В нем нет ничего материального,
инертного, предварительного и предельного. Это чистый динамизм - воля к совместному
делу и потому у государственной идеи нет никаких природных ограничений>
. Государство демократично по самой своей природе, более глубокой и значительной,
чем внешние формы правления. Государство призвано преодолеть различия языка, крови
Там же. С. 143.
139
или территории. Государство вообще крайне редко совпадало с изначальной
общностью крови и языка, в отличие от того, что, например, утверждают нацистские или
фашистские режимы, олицетворяющие для Ортеги массовое общество и массового человека.
Необходимо отбросить идеологии радикально-националистического толка и
отважиться видеть разгадку национального государства в том, что ему присуще как
национальному государству, в самой его политике, а не в посторонних началах
биологического или географического свойства. Государство, каким бы оно ни было первобытным, средневековым или современным, - это всегда приглашение определенной
группой людей других людских сообществ к совместному осуществлению какого-то
замысла. Замысел всегда заключается в организации нового типа общественной жизни.
Государство и программа жизни, программа человеческой деятельности и поведения, понятия неразделимые.
По мнению Ортеги, наступает пора, когда <Европа> может стать национальной идеей.
В строительстве Европы как великого национального государства видит он единственное,
что может противостоять национализму, коммунизму, нацизму, фашизму - явлениям, в
которые <отливается> массовое общество.
Теория массового общества у Х. Ортеги-и-Гассета очевидным образом предстает как
развернутый диагноз совершенно определенного этапа в развитии европейской
цивилизации.
Этот
этап
является
результатом
социальных
трансформаций,
осуществлявшихся в Европе в XIX в. - становления либеральной демократии, а также того
развития науки и техники, которое определило облик обществ XX в.
Ортегианская теория массового общества, общий диагноз эпохи, концепция
социального характера массового человека и концепции кризиса национального государства
как формы организации социальной и экономической жизни строится в первую очередь на
основе наблюдения за различного рода европейскими экстремистскими политическими
идеологиями, дви140
жениями и режимами - фашизмом, коммунизмом, различными вариантами
национализма. Именно эти идеологии и движения, вобравшие в себя массового человека,
адекватные ему, его сознанию, его жизнепроявлениям, стали, по мнению Ортеги, самым
очевидным проявлением кризиса национального государства и западной цивилизации в
целом.
Созданная Ортегой-и-Гассетом концепция массового общества, столь четко
поставившая во взаимную связь эти явления, так или иначе легла в основание всех
последующих социологических исследований тоталитарных режимов. Все теории
тоталитарного общества - Х. Арендт, К. Мангейма и других - создавались во многом на
основе теоретической схемы массового общества, как она представлена у Х. Ортеги-иГассета.
4.3. Теории массового общества в 40-е - 60-е годы
В 40-е и 50-е годы проблемы массового общества обсуждаются в социологической
литературе самым интенсивным образом. При этом центральной проблемой, привлекающей
всеобщее внимание, становится проблема социального характера, а также связанные с ней
проблемы потребления, рекламы, культуриндустрии.
Среди подобного рода исследований, оказавших значительное влияние на дальнейшую
разработку теорий массового общества, следует особо выделить работу Д. Рисмена
<Одинокая толпа> (1950 г.). Книга имеет подзаголовок <Анализ меняющегося
американского характера>, который и указывает на главную исследовательскую проблему.
4.3.1. Теория социального характера в массовом обществе Дэвида Рисмена
Д. Рисмен указывает, что на формирование его теории большое влияние оказали
работы Эриха Фромма <Иметь или быть>, <Разумное общество> и другие. Целесообразно
поэтому кратко
141
охарактеризовать воззрения Э. Фромма
.
Действительно, Эрих Фромм одним из первых поставил в центр своего
социологического анализа концепцию социального характера, которая опирается на его
общую теорию общества эпохи модерна. В русле общих идей Франкфуртской школы Фромм
утверждал, что вся современная культура, политика, экономика, социальная жизнь в целом
определяется идеологией (которую он именовал <иллюзией>), сформировавшейся в эпоху
Просвещения и в рамках этого идейного движения. Центральными моментами этой
<иллюзии> являются представления о безграничных возможностях прогресса в деле
достижения господства над природой и над обществом. Господство над природой
посредством науки и образования должно было привести к материальному изобилию, а
господство над обществом посредством осуществления рационального социального проекта
- к счастью и свободе большинства людей.
Однако эта цель не была достигнута. Общество и культура, построенные на указанных
принципах, не отвечают поставленным целям процветания и свободы. Неограниченное
удовлетворение всех желаний не способствует благоденствию. Оно не может быть
удовлетворительным ответом на проблему человеческого существования. Жажда обладания
неизбежно ведет к бесконечной классовой войне.
Мечте о том, чтобы быть независимыми хозяевами собственных жизней, пришел конец
тогда, когда мы начали осознавать, что стали винтиками бюрократической машины, что
нашими мыслями, чувствами и вкусами манипулирует правительство, индустрия и
находящиеся под их контролем средства массовой информации, а развитие экономической
системы определяется в результате вопросом <Что есть благо для системы?>, а не вопросом
<Что есть благо для человека?>.
Кроме того, Фромм подчеркивал, что экономический про-
Наиболее полно анализ теории Э. Фромма в отечественной литературе осуществлен в
работах В. И. Добренькова. См., например, Добреньков В.И. Социология Эриха Фромма //
История социологии в Зап. Европе и США. - М., 1999. С. 449 - 464; и др. работы.
142
гресс коснулся лишь ограниченного числа богатых наций, а пропасть между богатыми
и бедными нациями лишь увеличивается. Технический прогресс создал опасность для
окружающей среды, угрозу ядерной войны, способной уничтожить цивилизацию.
Отношение к природе стало враждебным.
Фактически Просвещением, по мнению Фромма, была создана новая религия
Прогресса, ядро которой составили идеалы неограниченного роста производства,
абсолютной свободы и счастья. На деле же эти идеалы вылились в <обожествление>
буржуазного стиля жизни, в <радикальный гедонизм> и <безудержный эгоизм>. В
результате сформировалось общество с производственным конвейером и бюрократической
управленческой машиной, с одной стороны, и <телевидением, автомобилем и сексом> - с
другой. Капитализм середины XX в., согласно Фромму, зиждется как на доведенном до
автоматизма коллективном труде, так и на максимальном потреблении производимых
товаров и предлагаемых услуг. Принцип <иметь>, безудержное потребление окончательно
вытесняет принцип <быть>. Формируется совершенно определенный тип социального
характера - <рыночный характер>, как его именует Э. Фромм, специфическое явление XX в.
Человек, обладающий <рыночным> (<отчужденным>, <шизоидным>) характером, ощущает
себя не <потребительной>, а <меновой> стоимостью. Цель рыночного характера постоянная адаптация, <я - такой, какой я вам нужен> - жизнерадостный, здоровый, в меру
агрессивный, честолюбивый, надежный - в зависимости от ситуации. Налицо <кризис
идентичности> - отсутствие постоянного, устойчивого <я>, отсутствие постоянных
привязанностей, атрофия эмоциональной сферы. Все эти процессы имеют целью
<надлежащее, адекватное функционирование>, максимальное соответствие обществу и его
требованиям.
Очевидно именно эти идеи Фромма оказали наиболее серьезное влияние на теорию Д.
Рисмена.
Под <социальным характером> Рисмен понимает <постоянную, социально и
исторически обусловленную организацию стремлений индивида и его возможностей
реализовать эти
143
стремления>
. Это понятие отличается от понятия <личность>, которое включает также
биологические, психические, эмоциональные характеристики индивида, его талант и
способности. <Социальный характер> - более узкое понятие и фиксирует те компоненты
личности, которые созидаются в процессе социализации, являются контекстуальными и
когерентными существующим социальным формам и институтам. В силу этого социальный
характер представляет собой организованную совокупность компонентов, которые отличают
целые группы, классы, нации, культуры и даже исторические периоды.
Рисмен выделяет три исторических типа характера. Первый тип - традиционный
характер, или характер, ориентированный на поддержание традиции. Второй тип внутреннеориентированный характер, или характер, обладатель которого действует на
основе внутренней мотивации, сложившейся на ранней стадии социализации под контролем
старших поколений и направляемой на строго определенные социальные цели. Обладатель
подобного характера демонстрирует высочайший уровень автономии и индивидуализма.
Данный социальный характер складывался под влиянием исторических и культурных
процессов Возрождения, Реформации, научной революции, ранних капиталистических
революций, географической экспансии европейцев и когерентен социальным институтам
либерального капитализма. Самообладание, дисциплина, сила воли и инициатива - вот
основные черты подобного социального характера. Совершенно очевидно, что подобный
социальный характер - это не что иное, как концептуализация Рисменом протестантского
типа характера, оказавшего определяющее воздействие на становление американского
общества.
Люди, обладающие подобным характером, ориентированы на стабильный социальный
порядок, на <долгосрочное инвестирование> в силу того, что период или фаза социальной
устойчивости, быстрота социальных изменений оказываются соразмерны средней
продолжительности их жизни. Это чрезвы-
Riesman D. The Lonely Crowd: A Study of the Changing American Character. - New-Haven
- London, 1967. P. 4.
144
чайно важное замечание Рисмена указывает на отношения человека с эпохой, со
временем как на условия его существования и во многом дает ключ к пониманию
социального характера.
Досуг и развлечения играют незначительную роль в жизни этих людей, однако, их
потребительское поведение способно многое прояснить в их социальном характере. В
рамках данного типа социального характера можно выделить два вида потребителя. Первый
- это потребитель-приобретатель, жадно накапливающий вещи, которые еще не очень
быстро теряют свою ценность, будучи вытеснены другими. В своем потреблении он
ориентируется
на
иерархию
статусов
и
доходов,
которые
определяют
дифференцированность потребления. Второй вид - это потребитель-эскапист. Он резко
разделяет сферу досуга и сферу труда, рассматривая как сферу свободы и возможного
самопроявления и самореализации лишь сферу досуга.
Третий тип социального характера - это характер внешне ориентированный, или
ориентированный другими. Этот тип социального характера наиболее когерентен
обществам, складывающимся в XX в., которые, по Рисмену, обладают следующими
структурными характеристиками.
1) Это централизованные, бюрократически управляемые общества, в которых в силу
возросшего материального благосостояния оформилась чрезвычайно широкая сфера
потребления и досуга и соответствующего потребительского поведения. Сферы услуг,
потребления и досуга занимают в них столь же значимое место, как и сфера производства.
2) Это общества массового среднего класса, занятого в высокотехнологичных отраслях
производства, в сервисном секторе, в сфере досуга, потребления, рекламы. Это общества
массового класса <белых воротничков>. Именно <белые воротнички> воспринимаются
Рисменом как массы, как массовый средний класс.
3) Вертикальная социальная мобильность в этих обществах снижается при
одновременном усилении и обострении конкуренции в силу роста образованности населения
и увеличения продолжительности жизни. При этом социальный статус зависит не столько от
знаний и навыков, сколько от способности и
145
умения индивидов манипулировать другими людьми и, в свою очередь, служить
объектом манипуляции.
4) В этой связи значительно возрастает роль СМИ, которые вытесняют старую
культуру в ее функции ориентации в мире, в общении, в формировании мнения в области
искусства и политики. Господство СМИ в сфере культуры приводит к стандартизации
вкусов, моделей жизни и поведения. Их главная цель формировать характер,
ориентированный на потребление, на сферу досуга. Потребление становится достоянием
большинства, и именно потребление оказывается основным фактором формирования
социального характера. Более того, хотя Рисмен выделяет немало отличительных
характеристик обществ середины XX в., главной среди них является массовое потребление.
Массовое общество - это, прежде всего, общество потребления и досуга.
Указанные характеристики массового общества и предполагают внешне
ориентированный, или ориентированный другими социальный характер. Этот характер
отличается следующими чертами. Цели человека, обладающего таким характером, меняются
в зависимости от людей, на которых он ориентируется, постоянной остается лишь
зависимость от других, от одобрения окружающих. Его ориентации находятся в постоянном
изменении, они бесконечно разнообразны. Нет ничего постоянного ни традиции или
культуры, ни жестких и четких внутренних ориентации, сформированных в процессе ранней
социализации. Остается только постоянная тревога, неуверенность в себе, беспокойство и
бесконечное одиночество - такова цена за обретение подвижности и гибкости характера.
Человек, ориентированный извне, стремится, прежде всего, к приспособлению, к тому,
чтобы его характер и поведение полностью соответствовали одобрительным реакциям со
стороны других. Это приспособительное поведение и делает людей подготовленными для
современного общества, но их конформизм прямое следствие структуры социального
характера, сложившегося в процессе социализации.
Поскольку главным определяющим моментом в жизни становятся другие люди, то и
труд, и досуг воспринимаются, пре-
146
жде всего, как сфера человеческих взаимоотношений. Человек и в сфере труда ищет не
дела, не занятий, не увлечений или, например, славы, как то характерно для обладателя
внутреннеориентированного характера - он ищет, прежде всего, уважения и расположения
группы. Для этой цели надо, прежде всего, преодолеть соперничество других членов группы
в рамках процесса антагонистического сотрудничества. Антагонистическое сотрудничество
- это отличительная характеристика социальной интеграции в массовом обществе.
Интересным предстает политическое поведение человека, обладающего внешне
ориентированным социальным характером. По мнению Рисмена, современные <общества
среднего класса> характеризуются аморфной структурой власти. Правящий класс уже не
является носителем власти. Носителями <рассеянной власти> становятся <группы вето> лобби, возникающие во всех областях политической и культурной жизни. Каждая группа
вето может объединяться по региональному, профессиональному, этническому или
религиозному принципу. Борьба между группами, так же как и внутри их, осуществляется на
принципах антагонистического сотрудничества. Аморфная структура власти приводит к
тому, что грани между политическими лидерами, между союзниками и их сторонниками
стираются, исчезает всякое различие в программах и методах. В результате общим
политическим стилем поведения становится беспомощность, ориентация на
потребительские вкусы населения. Политика превращается в процедуру переговоров.
Диагноз, который ставит Рисмен обществу потребления и досуга, вынесен в название
самой книги - <Одинокая толпа> общество ложной интеграции, ложной персонализации,
вынужденной изоляции. Вынужденная изоляция особенно тяжело переносится в <обществе
внешней ориентации> именно потому, что это противоречит его сущности. Человек, не
участвующий в потреблении, ощущает себя изгнанником, изолированным в обществе, в
котором господствует идеология и ценности досуга. Однако, Рисмен не исключает, что
досуг может стать той областью, в которой сложатся необходимые предпосылки для
развития <продуктивной ориентации независимого человека>.
147
В своем диагнозе общества и человека Рисмен транслирует общую экзистенциалистски
окрашенную тревогу 50-х годов. Теория массового общества Д. Рисмена во многом
продолжает критическую традицию социологического анализа. Главный упор он делает на
исследование социального характера, на выявление условий существования человека в
<обществе среднего класса>, <обществе досуга>, <обществе потребления>. В этом плане
подход Рисмена и направленность его анализа можно считать <типичным> для 50-х годов,
но сама эта <типичность> социологического интереса сформулирована в наиболее полном и
показательном виде именно Рисменом.
4.3.2. Теория массового общества Эдварда Шилза
В 60-е годы в теориях массового общества произошли резкие изменения. Во-первых,
они практически утратили свою социально-критическую составляющую. Во-вторых,
изменился главный предмет интереса. Если в теориях 30-х - 50-х годов таким предметом был
индивид или социальный характер и только во вторую очередь структурные изменения,
связанные с появлением массовой культуры или сферы потребления и досуга, то в теориях
60-х годов основной теоретический интерес преимущественно сосредоточился на
структурных проблемах и выявлении структурных характеристик массового общества.
Среди наиболее влиятельных теорий массового общества, созданных в 60-е годы,
следует, прежде всего, назвать теорию Э. Шилза
. Понятием <массовое общество> обозначается, согласно Шилзу, подлинно новое
социальное устройство, складывавшееся между двумя мировыми войнами, а по окончании
Второй мировой ставшее повсеместной реальностью в США,
В той или иной форме эта теория изложена в целом ряде работ. Наиболее кратко и
репрезентативно, на наш взгляд, она представлена в статье Шилза <Теория массового
общества>, написанной для сборника <Америка как массовое общество>, вышедшего под
общей редакцией П. Олсона. - Shils E. The Theory of Mass Society. // America as a Mass
Society. / P. Olson. - L, 1963. - P. 30 - 47.
148
Великобритании, Франции, Германии, Италии, Северной Европе, а также частично в
Центральной и Восточной Европе. Основу этого социального устройства образует выход
народных масс в центр общественной жизни, их тесная интеграция в систему институтов и
ценностей общества. Интеграция осуществляется как вертикально, так и горизонтально.
Вертикально общество интегрировано иерархиями власти, авторитета и статуса,
горизонтально - интеграцией элит различных социальных подсистем.
Именно качество внутренней интегрированности массовых обществ резко отделяет их
от предшествующего исторического ряда. Применительно к домассовым обществам можно
говорить об интеграции только на уровне высшей политической, церковной, военной и
культурной элит. Массы же, как считает Шилз, являлись частью этих обществ главным
образом в <экологическом смысле> и составляли малозначимый элемент морального и
политического порядка. Культура была монополией элит, и мировоззрения различных
социальных слоев имели между собой мало общего.
В современных обществах ситуация выглядит иначе.
- Правящая элита осуществляет постоянное взаимодействие с большинством населения
через систему единого законодательства, администрации, системы образования.
- Экономика массового общества интегрирована как по горизонтали на основе
территориальных и отраслевых связей, так и по вертикали корпоративными или
государственными системами управления.
- Города и столицы более уже не являются местом жизни преимущественно знати и
высших слоев населения. Они открыты для всех.
- Растет уровень образования населения. Общедоступность книг, библиотек,
периодики, радио и телевидения служат широкому распространению и повышению уровня
культуры масс.
- Уровень вертикальной политической интеграции массовых обществ колеблется от
плюралистической политической системы до тоталитарной. Горизонтальная интеграция
также неодинакова и зависит от территориальных размеров общества.
149
Ядром теории массового общества у Шилза является, однако, не описание его
внутренней интегрированности, а концепция природы самого феномена <массовости>. Суть
этого феномена состоит в идее общего гражданства, распространенного на огромную
территорию. Национальное, гражданское чувство (у Шилза это идентичные понятия)
чрезвычайно укрепилось в конце XIX - начале XX вв. Именно оно выступает в качестве
главного механизма объединения общества, обеспечивая сознание единства у членов
различных социальных слоев, территорий, меньшинств. Общая жизнь на общей территории,
разворачивающаяся независимо от родства, этноса, религии, касты или класса - это и есть
массовое общество. Язык, указывает Шилз, становится тем средством, которое связывает
членов массового общества между собой и всех их вместе с центром. Язык становится
главным условием членства в массовом обществе, и происходит это на фоне уменьшения
значения и роли власти, утраты и ослабления некоторых традиций. Каждый человек
рассматривается, прежде всего, как носитель определенных черт гражданского характера,
означающего признание легитимности власти и социального порядка данного общества.
В массовом обществе, как и в любом другом, присутствуют конфликты и конкуренция
индивидов и групп, но в силу всеобщей ориентации на центр, на центральную
институциональную и ценностную системы оно обладает наиболее высоким уровнем
согласованности. Шилз пишет, что в массовом обществе налицо большая преданность
обществу, большое взаимопонимание и близость между согражданами. И хотя оно <не
самое мирное или упорядоченное>, оно является наиболее когерентным в социологическом
смысле этого слова.
Вместе с тем, чтобы быть массовым, массовое общество должно отвечать еще одному
требованию - высокой активности периферии. Уникальность массового общества состоит в
том, что массы не просто усваивают господствующий в обществе моральный порядок, их
роль не сводима к роли резервуара военной или рабочей силы, к роли возможного
возмутителя общественного спокойствия. Они активно участвуют в создании морального
порядка, а элиты разделяют основные стандарты
150
масс. Это объясняется возрастанием политического влияния масс, ростом
благосостояния, укреплением моральных принципов и чувства собственного достоинства в
массах.
Политический эгалитаризм, моральное равенство, гражданская политика как политика
эффективного компромисса - все это принимается всеми как легитимный порядок.
Социальный порядок, его сохранение и поддержание становятся делом каждого, <харизма
социального порядка распределяется между простыми гражданами>, власть утрачивает
священный характер, социальный контроль становится делом масс.
Параллельно происходит изменение характера личности. В большинстве обществ
традиция, социальная иерархия и примитивный консерватизм препятствовали развитию
личности. С момента рождения значительная часть населения прозябала в рутине, энергия
людей проявлялась лишь время от времени, преимущественно в резких вспышках
агрессивности. Процессы цивилизации и индустриализации изменили ситуацию и утвердили
свободу творчества и морального развития народных масс. Выбор жизненного пути более не
навязывается традицией, властью или голодом. В массовом обществе люди пользуются
значительно большей свободой выбора и свободой творчества, а кроме того, в нем меняется
представление о ценности человека. Уже в силу того простого обстоятельства, что человек
является членом общества, он требует к себе уважения. Гуманизм и чувство сопричастности
определяют статус и права индивидов, групп и классов не в меньшей степени, чем
социальный успех и достижения. В итоге - люди свободнее и активнее, а общество менее
репрессивно и даже мягче. Все это приводит к установлению большего равенства в
моральном, интеллектуальном и социальном отношении, а такое равенство предстает как
фундаментальное условие существования массового общества.
Массовое общество - процветающее общество и поэтому принято считать, что, по
крайней мере на низших ступенях социально-экономической лестницы, нет нужды
соизмерять вознаграждение с реальным вкладом индивида. Этот принцип <процветающего
общества> является результатом борьбы профсоюзов, новых принципов организации
производства и
151
распространения в обществе идей социальной справедливости. Материальное
благосостояние есть одно из оснований массовости.
Массовое общество - это индустриальное общество, а для Шилза индустриальное
общество - это, прежде всего, технологическое общество. Индустриальная техника создает
транспортную и коммуникационную сеть, делая возможным такую частоту контактов между
различными территориями, организациями и подсистемами общества, которая была
невозможна ранее. Кроме того, индустриальная техника потребовала увеличения числа
интеллектуальных и технических профессий, способствовала появлению системы массового
образования. Именно современная индустриальная техника создает основу единства,
объединенности, взаимной осведомленности и унитарности общества, без чего оно не может
быть массовым.
Массовое общество - это общество, нуждающееся в крупномасштабных и
разветвленных бюрократических системах управления. Такие системы управления могут
существовать только в том случае, если широкие круги населения способны
руководствоваться
безличными
универсальными
стандартами,
реализовывать
специфические специализированные задачи, подчиняться жесткой дисциплине.
Массовое общество - это всегда большое общество как численно, так и
территориально. По мнению Шилза, уже в силу данного обстоятельства неправомерно
говорить о его чрезмерной и чреватой последствиями гомогенизации, как это делали
критики массового общества. Столь же неправомерно говорить об отчуждении, атомизации,
аморальности, конформизме, обезличенности, эгоизме, гедонизме и других аномийных
процессах как о процессах, тотально характеризующих всё общество и всех его членов, хотя
такие процессы и имеют место. Причина этих явлений коренится в том, что трансформация
домассового общества в массовое связана с ослаблением классовых, этнических, локальных
связей, власти, религиозных и идеологических ценностей пуританской культуры. Во многих
случаях связи с традиционными институтами были порваны, а новые так и не были созданы.
Это и становится причиной распространения изоляции и апатии.
152
Итак, из теории массового общества Э. Шилза можно вывести следующие базисные
характеристики такового. Массовое общество - это гражданское (принцип его интеграции общее гражданство на основе единого языка), индустриальное, развитое, интегрированное,
когерентное, эгалитарное общество. Вместе с тем массовое общество остается и будет
оставаться обществом дифференцированным и конкурентным в силу того, что основу его
составляют индивиды, обладающие различными способностями и стремящиеся к их
реализации. А общество создает для этого определенные условия. Все это свидетельствует о
том, что массовое общество - это общество, генезис которого связан с устремлением к
реализации идеалов Просвещения.
4.3.3. Теория массового общества Герберта Блумера
При анализе теории массового общества не может быть обойдена вниманием
концепция, предложенная Г. Блумером
, одним из крупнейших социологов XX столетия. Эта концепция, так же как и
концепция Шилза, представляет собою систематическую разработку теории массового
общества, но на иных методологических основаниях - интеракционистских. Блумер
разрабатывает теорию массового общества, опираясь не на разбор его структурных
образующих, но на анализ индивидуальных человеческих взаимодействий. Его задачей
является исследование поведенческих типов, существующих в массовом обществе. Кроме
того, фундаментальным моментом его теории является отрицание тезиса Шилза,
касающегося уровня внутренней интеграции массового общества. В социологическом
смысле Блумер фактически предлагает теорию массового общества, альтернативную теории
Шилза.
По мнению Блумера, теории массового общества фактически уже более ста лет, но
особое внимание она привлекает в последние десятилетия. Хотя до сих пор эта теория
недостаточно разработана и во многом фрагментарна, однако ее основные
Blumer H. Uber das Konzept der Massengesellschaft. // Militanter Humanismus. Von den
Aufgaben der modernen Soziologie / Hrsg. von A. Silbersann. - F. a. M., 1966. S. 19 - 35.
153
компоненты вполне известны, и их, по мнению Блумера, возможно объединить в более
или менее стройную схему. В основу такой схемы он кладет четыре главные свойства
массового общества: массовость; гетерогенность структурных элементов общества;
неограниченный доступ к сферам публичной деятельности; беспрерывно меняющийся
облик.
Массовость. Для массового общества характерно огромное население и большая его
концентрация. В крупных городах массовость проявляется в размерах социальных
институтов, в многообразии возможностей для жизни и деятельности. Мы наблюдаем
массовую торговлю, массовые коммуникации, массовый транспорт, массовые развлечения,
массовое воспитание, массовое правосудие, массовую преступность, войну и т. п. В
соответствии с этим складывается представление о величине институтов и организаций громадном правительственном аппарате, крупных экономических организациях, мощных
промышленных объединениях, разветвленной системе социального страхования. Именно
эти крупные организации и массовая деятельность являются специфической основой
массового общества и отличают его от предшествующих домассовых обществ. Общество,
основой которого служит такая большая концентрация людей, качественным образом
отличается от других.
Гетерогенность. Первым свидетельством гетерогенности массового общества является
громадное количество существующих в нем профессий, региональных объединений,
возникающих в институциональных сферах формальных образований и еще большее число
имеющихся внутри него неформальных объединений. Многообразие - свойство массового
общества, но это многообразие, подчеркивает Блумер, только частично является следствием
разделения труда, понимаемого обычно как процесс растущей связи отдельных
дифференцирующихся элементов в увеличивающейся по своим размерам и усложняющейся
по своей структуре целостности. Дело в том, что в массовом обществе части не
интегрированы в органическое целое, они отличаются по своему жизненному укладу и
нормам, они автономны, обладают относительно обособленной сферой деятельности, что
ведет к независимости развития частей. Процесс
154
взаимодействия частей - это процесс взаимной адаптации.
Неограниченный доступ к сферам публичной деятельности, независимо от социальной
или локальной принадлежности отдельных индивидов, можно наблюдать на массовом
рынке, где люди выступают в роли анонимных потребителей; в сфере действия средств
массовой коммуникации, где люди превращаются в активную публику; в политике, где люди
оказывают влияние на ход событий как избиратели, в качестве членов партий или просто
выразителей общественного мнения.
Наличие подобных сфер показывает, что массовое общество есть не что иное, как
просто совокупность локально ограниченных частей. В этих сферах масса выступает как
определенная группа, принимающая участие и оказывающая влияние на жизнь общества. В
такого рода группах люди участвуют безотносительно к иерархии статусов, без руководства
и вне организации, без твердого кодекса правил. Такие группы воздействуют на общество,
осуществляя свой выбор: продуктов, газет, программ, доктрин, кандидатов и т. п. К этим
группам обращаются, к ним апеллируют как к некоему структурированному организму, хотя
эти группы являют собой массы, образования, не обладающие структурой. Они возникают в
результате открытого для отдельных индивидов доступа в сферы всеобщих интересов.
Массы не следует отождествлять с социальными низами или с толпой. Масса не
является компактным целым, между ее членами нет ни взаимодействия, ни взаимного
стимулирования, ни коллективного возбуждения. Масса состоит из всех тех, кто является
участником массовой деятельности в определенной области. Так как мир, в котором
действует масса, характеризуется множеством конкурирующих друг с другом моделей постоянно изменяющихся продуктов, схем, предложений - то очевидна зависимость
институтов, производящих эти продукты, от массовой клиентуры.
Беспрерывно меняющийся облик массового общества обусловлен тем, что сегменты
или секторы этого общества практически независимы друг от друга в своем развитии. Кроме
того, для массового общества характерна постоянная и напряженная
155
конкуренция между его основными институтами, столкновение различных групп
интересов, конфликт ценностей и целей. И, наконец, для массового общества характерно
стремление <идти в ногу со временем>, постоянная тяга к <современности>, страх оказаться
в числе тех, <кто плетется в хвосте>, страх отстать.
Указанные четыре главные свойства массового общества являются своеобразными
рамками, которые определяют характер складывающегося внутри них социального
устройства. Анализ этого устройства и составляет одну из задач социологии. Решение такой
задачи осуществляется Блумером в том числе и через развернутую критику установившихся
воззрений на природу массового общества. Эти воззрения так или иначе проистекают из
рассмотрения массового общества через призму процессов дезинтеграции и дезорганизации.
В основе такого подхода лежит историческое сопоставление домассовых и массовых
обществ, причем социальный порядок домассовых обществ рассматривается в качестве
социальной и культурной нормы. Такая методологическая позиция, принимающая в
качестве социальной нормы социальный порядок в домассовых обществах, едва ли
правомерна, полагает Блумер, как едва ли правомерен вообще какой-либо нормативизм в
рамках социологического анализа.
С социологической точки зрения массовое общество нельзя рассматривать как
общество, находящееся в стадии аномии или упадка, дезорганизации, дисфункции, распада и
т. п. старого порядка домассового общества. Массовое общество - это определенный тип
социальной организации. Иначе о нем вообще нельзя было бы говорить как об обществе.
Кроме того, концептуальный аппарат, разработанный на материале простых и
небольших обществ, неадекватен для анализа массового общества. Представления об этих
обществах и связанные с ними основные понятия сводятся к следующим: общество
рассматривается как система, создаваемая в процессе взаимодействия ее частей; общество
обладает культурой, содержащей основные образцы поведения, структурированные в
соответствии с ценностями и нормами; общество обладает социальной структурой в виде
иерархии статусов; функциониро156
вание в обществе осуществляется посредством взаимодействия, организованного при
помощи устойчивых социальных ролей; интеграция индивидов в общество осуществляется
посредством процесса социализации; в обществе существует система социального контроля,
который препятствует появлению отклонений и склоняет членов общества к конформизму.
Совершенно очевидно, что эта система понятий является результатом анализа и наблюдения
за упорядоченным, сбалансированным и стабильным социальным устройством, каковым
массовое общество не является. Таков итог критики Блумером устоявшихся
социологических представлений о массовом обществе.
Массовое общество, как подчеркивает Блумер, не представляет собой систему - оно
состоит из множества подвижно связанных частей, каждая из которых развивается
самостоятельно. Движение в разных частях массового общества идет неравномерно, то
быстрее, то медленнее, степень влияния различных частей друг на друга также различна. В
массовом обществе столь подвижно сочетается координация и некоординация различных
частей, что для существования его в качестве <системы> нет оснований.
В массовом обществе нет стабильной структуры социальных статусов. Статусы
формируются на основе самых различных, не связанных друг с другом критериев. То же
следует сказать и о социально-ролевом наборе в массовом обществе - роли в нем
подвергаются постоянному изменению по мере того, как люди приспосабливаются друг к
другу. Процесс социализации практически заменяется адаптацией к различным социальным
мирам, взглядам, интересам, мировоззрениям. Применение понятия социализации к
массовому обществу вообще вызывает большие сомнения. В силу характера
функционирования норм и ценностей в массовом обществе, степени их устойчивости и
общезначимости столь же неопределенными становятся понятия <отклонение> и
<конформизм>.
Таким образом, массовое общество - это постоянно изменяющееся общество,
изменение естественно и закономерно для его социального порядка. В этом специфика
массового общества и этим оно отличается от всех других типов обществ.
157
Культура массового общества - это не совокупность образцов обычного,
повторяющегося и взаимосвязанного поведения, усвоенных в процессе социализации и
являющихся выражением общих представлений о правилах, предписаниях, стандартах.
Многообразие массового общества ведет к возникновению различных систем ценностей и
норм, которые могут и не быть взаимосвязанными, стабильными и даже
непротиворечивыми. Однако результатом этого является не хаос, а их приспособление друг
к другу, компромисс.
Завершая анализ массового общества, Блумер подчеркивает радикальное отличие его
характера и устройства от всех предшествующих социальных состояний, указывает на его
открытый, несистемный, но сбалансированный характер. В силу этого качества массового
общества для его адекватного понимания необходимо отказаться от категорий и
социологических понятий старой социологической теории, разработанной в рамках
исследования домассовых обществ. Необходимо создание нового понятийного аппарата,
адекватного новому социальному состоянию.
Некоторые итоги
Предпринятая в этой главе экспликация основных, наиболее фундаментальных
социологических теорий массового общества имела целью продемонстрировать, во-первых,
историю становления основных идей и понятий, в которых анализируется массовое
общество, а, во-вторых, создать его целостную картину, опираясь на все богатство его
социологических интерпретаций: от 30-х до 60-х годов, и от Х. Ортеги-и-Гассета до Г.
Блумера.
При всем различии анализируемого социального опыта, идей, понятий и теоретических
позиций, с которых осуществлялся анализ, можно выделить основные, фиксируемые всеми
авторами черты массового общества.
Массовое общество возникает в первой половине XX в. Массовое общество - это как
численно, так и территориально большое общество. Оно является массовым в буквальном
смысле слова.
Массовое общество характеризуется: массовым крупномас158
штабным производством, управляемым гигантскими бюрократическими аппаратами;
массовым потреблением, которое является отличительной чертой массовых обществ;
массовой культурой и господствующими в ней средствами массовой информации; массовым
доступом ко всем сферам социальной жизни; отчужденным и изолированным индивидом.
Наряду с этими констатациями, обратим внимание на некоторые <заделы для
будущего>, которые были сделаны в рассмотренных теориях.
Теории массового общества, сформулированные на европейской почве, указывали на
опасность тоталитарных тенденций и изменений в характере государства. В этой связи
неслучайно то, что основные социологические теории тоталитаризма были разработаны
именно в русле теорий массового общества, о которых речь пойдет в дальнейшем.
Очень важной, на наш взгляд, оказалась также выдвинутая, в частности Блумером,
идея, касающаяся природы социальной реальности в массовом обществе - подчеркивается ее
несистемный и нецелостный характер. Открытость, подвижность, самостоятельность
отдельных сегментов, их несистемность, нескоординированность, постоянно меняющийся
общий облик общества - отсюда один шаг до постмодернистской идеи <беспорядка> в
качестве основной характеристики социальной реальности, однако Блумер, как и другие
исследователи массового общества, этого шага не делали, поскольку речь у них просто идет
о другом типе порядка.
Глава 5. Теории тоталитарного общества
5.1. Общее теоретическое введение
Тоталитарное общество, так же как и все остальные типы обществ и их теоретические
реконструкции, рассматриваемые в данной книге, имеет вполне конкретный исторический
коррелят.
Речь идет об обществах, оформившихся в первой половине XX в. в Германии, СССР,
Италии, Испании и некоторых других европейских странах. Они отличаются друг от друга
культурноидеологическими системами (нацизм на расистской основе - в Германии;
коммунизм - в СССР; фашизм - в Италии), принципами функционирования экономики,
типами государства, но, безусловно, схожи в типах сформировавшихся систем социальной
коммуникации и базовых социальных институтов, в той социальной практике, которая и
позволяет объединять их в единую социологическую модель.
Тоталитарное общество возникает тогда и там, когда и где задачи и проблемы
экономической модернизации и социальной стабильности не удается решить в рамках
буржуазнодемократического порядка. Становлению тоталитарных обществ во всех
указанных странах предшествовал экономический и социальный кризис, а экономическая,
политическая, социальная и культурная элита продемонстрировала неспособность вывести
общество из этих кризисов. В самом общем виде кризис, о котором идет речь, - это
кризисное становление массового общества в условиях оформления организованного
капитализма.
Возникая на базе массового общества, будучи одним из возможных вариантов его
развития, тоталитарное общество является сугубо явлением XX столетия и может быть
понято только исходя из его реалий. Поэтому любые попытки установить аналогии между
тоталитарными обществами XX в. и утопическими построениями Платона, Т. Мора, Т.
Кампанеллы или теориями Г. Бабефа, Ж.-Ж. Руссо и другими представляются
социологически необоснованными.
Становление массового общества, как это уже было показа160
но выше, - это оформление систем массового производства и массового потребления;
становление массового среднего класса; массовой культуры с ее принципами всеобщей
стандартизации; окончательный уход в прошлое всех сословных принципов социального
неравенства. Организованный капитализм внес в этот процесс свою лепту - становление
массового рабочего класса, массовых форм социальной борьбы и социального
сопротивления, становление социального государства.
Одной из значимых составляющих кризисного развития этих процессов стала критика
буржуазной культуры и буржуазного стиля жизни как такового, нашедшая свое выражение в
декадансе и нигилизме, с одной стороны, и широчайшем распространении идеологий
национализма, нацизма, фашизма, коммунизма - с другой. При всем этическом и социальном
различии этих идеологий, все они содержат радикальную критику буржуазнодемократического порядка, буржуазной культуры, а также (и это главное) содержат свой
собственный проект социально-экономического переустройства общества. При этом речь
идет о специфическом типе социального проектирования.
Социальные проекты, разрабатывавшиеся в рамках тоталитарных идеологий, не просто
отрицали капиталистическое буржуазно-либеральное устройство общества - они предлагали
новое устройство, которое основывается на иных идеях и ценностях, на иных принципах
социального взаимодействия, предполагает формирование иного (нового) типа личности и
новой коллективной идентичности.
Сочетание такого достаточно разработанного проекта будущего социального порядка,
всегда отличного от буржуазнодемократического и, как правило, предлагающего
развернутую критику буржуазно-либерального устройства - фундаментальная черта всех
идеологий, на основе которых осуществлялось формирование тоталитарного общества
. Достаточно указать на концепцию <нового порядка> германского нацизма,
<корпоративного государства> итальянского фашизма или коммунистического социального
проекта в СССР.
См.: Орлов Б. С. Европейская культура и тоталитаризм. - М., 1998.
161
Основу <нового порядка> должна была образовывать принципиально иная система
ценностей, главным компонентом которой становится коллективизм и единство (расовое,
пролетарское), противопоставляемое буржуазному индивидуализму и ценности отдельной
человеческой личности. Именно такая новая система ценностей составляет основу новых
принципов солидарности и взаимодействия, основу индивидуальной и групповой
идентичности. Отрицая значимость автономного личностного, индивидуального начала в
качестве основы идентичности, утилитарно-контрактной основы человеческих отношений,
этот <новый порядок> предлагает в качестве таких оснований расовое или классовое,
пролетарское единство. Центральным понятием, например, нацистской пропаганды стало
понятие народная община (Volksgemeinshaft). Народная община - это новое сообщество
(практически воплощенное в нацистском движении предтоталитарного периода), которое
должно было базироваться на абсолютном равенстве всех немцев, равенстве не в правах, а
по крови, а также на их отличии от всех других народов, полагаемом в качестве
абсолютного.
Такой подход влечет совершенно определенные трансформации социальной
структуры, всей системы социальных институтов и институтов гражданского общества. В
результате в качестве основного и главного социального института начинает выступать
государство. Именно государство призвано воплощать собою тотальное социальное
единство, единую тотальную идентичность, стать главным механизмом социальной
солидарности и организации социальной жизни.
Неудивительно поэтому, что политический анализ тоталитаризма является наиболее
распространенным в современной научной литературе
. Соответственно, очень часто приходится встречать определение и рассмотрение
тоталитаризма
как
системы
<насильственного
политического
господства>,
характеризующейся полным подчинением общества, его экономической, социальной,
идеологической, духовной и даже бытовой жизни власти господствующей элиты,
организованной в целостный
См., например: Тоталитаризм: что это такое? - М.: ИНИОН, 1994. Ч. 1 - 2.
162
военно-бюрократический аппарат, возглавляемый лидером>
.
Тоталитаризм - больше, чем система <насильственного политического господства>.
Тоталитаризм не результат насилия над массами, и ситуация совсем не такова, что в один
прекрасный день народ просыпается с неизвестно откуда взявшимся <вождем нации>.
Скорее тоталитаризм является результатом прорыва к власти масс, возглавляемых
вождистской партией или движением. Это массы и массовые движения приводят своих
<вождей> к власти, и результатом становится не просто установление террористического
режима, а тоталитарная трансформация всего общества. Повсюду радикальным образом
разрушаются все социальные, культурные, политические и правовые традиции, созидается
новая система ценностей и идеалов, разрабатываются новые конституционные и правовые
системы, новая культура, <новое общество>, <новый порядок>.
Тоталитарное общество является результатом выбора, который делают массы в
условиях политической демократии в пользу специфической формы организации массового
общества. Поэтому для понимания того, что такое тоталитарное общество, важным является
не только понимание функционирования механизмов политического контроля и подавления,
но и понимание того, что это общество имеет массовую природу, формирует специфическую
идентичность и возможно только при условии наличия специфической культурноидеологической традиции
.
Тоталитаризм - это тип социальной системы, это совокупность специфических
социальных институтов, нормативных систем, форм социального взаимодействия и
идентичностей. Тоталитаризм - это тип общества, а не управления, и именно как
специфический тип общества он будет исследоваться в данной главе.
См.: Давыдов Ю. Н. Тоталитаризм // Современная западная социология. - М., 1990. С.
351.
В этом плане работа Н. Бердяева <Истоки и смысл русского коммунизма> или работа
О. Шпенглера <Пруссачество и социализм> не менее значимы, чем анализ
функционирования партийно-государственной машины нацистской Германии или
большевистской России в 30-е 50-е годы.
163
***
Осмысление тоталитарных обществ и построение социологической теории
тоталитарного общества как устойчивого социального образования и устойчивой
социальной практики оказалось делом чрезвычайной сложности и продолжает привлекать
внимание исследователей и в настоящее время. Это осмысление осуществлялось и
продолжает осуществляться специалистами самых различных специальностей: социологами,
историками, экономистами, философами, политологами, а также писателями,
искусствоведами, журналистами, политиками. Все они внесли свою лепту в создание общего
видения того, что представляет собою тоталитарное общество, все они разработали
концепции, предложенные в самых различных стилистических формах - художественных
или идеологических манифестах, литературных произведениях, романах-утопиях и
антиутопиях, философских, социально-идеологических построениях и исторических
теориях.
Все эти многоплановые и многостилевые произведения следует разделить, по крайней
мере, на две большие группы теорий. Первые фактически способствовали появлению
идеологий тоталитаризма, вторые - осуществляли его социальную критику и
реконструировали социологическое содержание. Мы сосредоточим свои усилия на анализе
собственно социологических теорий тоталитарного общества. При этом главным образом
будут анализироваться социальные проекты, связанные с нацизмом, и социологические
теории, объектом исследования которых стал нацизм как наиболее последовательное
воплощение тоталитаризма.
Этот анализ будет складываться из двух частей. Первая часть - анализ того комплекса
идей, которые легли в основу соответствующих целостных проектов, составивших
проективную базу тоталитарных обществ. В качестве наиболее полных и репрезентативных
теорий или конструкций, воплотивших в себе всю гамму идей, проложивших дорогу
нацизму и тоталитаризму, будут проанализированы и представлены теория <немецкого
социализма> одного из крупнейших социологов конца XIX - первой трети XX века Вернера
Зомбарта, и теория <рабо164
чего государства> Эрнста Юнгера.
Вторая часть - это социологические теории тоталитарного общества, разработанные в
40-х - 50-х годах XX века на основе анализа реальной социальной практики тоталитарных
обществ. Это теории тоталитаризма Х. Арендт и К. Мангейма.
5.2. Идеологические проекты тоталитарного общества
5.2.1. Общая характеристика
К идеологическим проектам тоталитарного общества относятся различного рода
теоретические построения, которые фактически выступили в качестве предваряющего
обоснования возможной или становящейся практики реального тоталитаризма. В рамках
подобных построений были разработаны идеологии и социальные проекты, без
рассмотрения которых невозможно адекватное понимание, описание и реконструкция
природы тоталитарного общества. К числу теоретиков, оказавших влияние и отчасти даже
способствовавших становлению тоталитарного общества следует отнести О. Шпенглера, К.
Шмитта, Э. Юнгера, В. Зомбарта и других. Этим теоретикам принадлежит сомнительная
<честь> создания - в некоторых случаях, возможно, непроизвольного - проективных
моделей тоталитаризма и разработки идей, заложивших идеологические основания
тоталитаризма. Именно через рассмотрение такого рода построений раскрывается
проективный характер самого тоталитаризма, а также то специфическое умонастроение,
которое составило благодатную почву тоталитарных идеологий.
Свою лепту в создание и формирование самых страшных тоталитарных идеологий XX
столетия внес и целый комплекс научно-социальных идей и концепций, широко
распространенных в социологии, психологии, философии, политической экономии конца
XIX - начала XX века. К их числу следует отнести, прежде всего, вульгаризированные
версии неоромантизма, расовоантропологические теории, традиционалистскую критику
капитализма и буржуазной культуры, а также многие версии социализма. Все вместе эти
амальгамы теоретической мысли и различных идеологем породили чудовищную смесь,
ставшую ос165
новой тоталитарных идеологий. Эта чудовищная смесь выстроилась в совершенно
определенную систему идей, основу которой составила критика процесса модернизации,
капитализма и буржуазной культуры, осуществляемая с различных позиций и по самым
различным поводам.
Антикапитализм и антибуржуазность как идеологический тезис, как социальное
чувство, как общее умонастроение включали в себя критику и отрицание политической
демократии, либерализма, индивидуализма, буржуазной культуры и провозглашение
непригодности этих принципов и практик для <своей> страны, <своего> народа,
выдвижение идеи своей культурной, национальной или расовой специфичности.
Утверждение какого-то <особого> специфического характера народа, его специфической
<судьбы> и специфического <духа> стало формой отрицания универсальных
закономерностей развития, процессов модернизации и средством обоснования претензий на
исключительность.
В рамках антикапиталистических, антибуржуазных умонастроений возможно выделить
два типа критики - традиционалистскую и модернистскую. Само это разделение имеет
аналитический характер, поскольку в реальности обе позиции переплетаются и в том или
ином сочетании вместе присутствуют в любом соответствующем теоретическом или
идеологическом построении.
Традиционалистская критика буржуазного общества опиралась на специфическую
понятийность, созданную в рамках расово-антропологических теорий и вульгарного
неоромантизма, а также <психологии народов> В. Вундта. Например, посредством
использования таких понятий как <раса>, <народный дух>, <народный инстинкт>,
апелляции к ценностям народной традиции, народного характера, общего происхождения и
родства, апелляции к <земле> и <ландшафту>, <душе народа> обосновывалась идея
специфического характера и исторической судьбы немецкого народа, его, якобы,
несовместимость с либерализмом, демократией, буржуазностью.
Второй тип критики капитализма - это тип критики, который с большими оговорками
можно назвать <модернистской>
166
критикой. <Модернистской> она является потому, что апеллирует к новой, еще не
ставшей реальности будущего и использует новую понятийность. Она апеллирует к <новому
классу>, <новой культуре>, <новому искусству>. Основу, ядро этой <модернистской>
критики составила теория социализма, апелляция к социалистическим идеям при
одновременной критике марксизма и научного социализма. Речь идет о создании
специфической концепции социализма, отличной от социализма утопического,
марксистского и анархо-синдикалистского, - создании <прусского> социализма, как его
называет О. Шпенглер. Специфика этой концепции социализма состоит в увязывании
социалистической идеи с государством, репрезентирующим <целостность немецкого
народа>, его <дух>. Именно эта идея <прусского социализма> и послужила прототипом
националсоциализма. <Немецкий, точнее прусский, инстинкт говорил: власть принадлежит
целому. Отдельное лицо ему служит. Целое суверенно. ... Каждому отводится
предназначенное ему место. Приказывают и повинуются. Все это, начиная с XVIII века, и
есть авторитарный социализм, по своему существу чуждый либерализму и
антидемократичный>
. <Социализм... - пишет далее Шпенглер, - означает политический, социальный,
хозяйственный инстинкт реалистически настроенных народов, ступень нашей
цивилизации... Но в этом инстинкте, всецело направленном на внешнюю жизнь, продолжает
жить старая фаустовская воля к власти, к бесконечности; она проявляется в страстном
стремлении к неограниченному мировому господству в военном, хозяйственном,
интеллектуальном смысле, обнаруживается в факте мировой войны и в идее мировой
революции, в намерении при помощи фаустовской техники слить в единое целое
человеческий муравейник. Таким образом, современный империализм хочет овладеть всей
планетой... Это сознание, становящееся все более и более ясным, я назвал современным
социализмом>
.
Антибуржуазность, идея собственного национального свое-
Шпенглер О. Пруссачество и социализм. - М., 2002. С. 26.
Там же. С. 39 - 40.
167
образия и концепция немецкого социализма породили не только исторические работы
О. Шпенглера, но и вполне разработанные и четкие социальные проекты будущего
общества. К их числу вполне возможно отнести два, очень различных как по стилю, так и по
содержанию проекта - Э. Юнгера и В. Зомбарта.
5.2.2. Теория тоталитаризма Эрнста Юнгера
Едва ли у кого с большей силой и определенностью, чем у Эрнста Юнгера, проявляется
критика
всех
базисных
принципов,
которыми
структурируется
буржуазное
капиталистическое общество. Мало кто с такой определенностью и полнотой отстаивает
тезис о национальной специфике немецкого народа: <Нет, немец не был добрым бюргером...
Повсюду, где мысль была наиболее глубокой и смелой, чувство наиболее живым, битва
наиболее беспощадной, нельзя не заметить бунта против ценностей, которые поднимал на
своем щите Разум, громко заявивший о своей независимости. ... Никогда не была более
скудной пища для свободного развития героя. ...Немец не знал, какое применение найти той
свободе, которую всеми способами как мечом, так и уговорами - пытались ему навязать и
которая была учреждена провозглашением всеобщих прав человека: эта свобода была для
него орудием, не имевшим связи с наиболее глубинными его органами>
.
Немцам, по мнению Юнгера, присуще свое, отличное от либерального, понимание
свободы: <То качество, которое прежде всех остальных считают присущим немцу, а именно
порядок, всегда будут ценить слишком низко, если не смогут усмотреть в нем отражение
свободы в зеркале стали... как свобода, так и порядок соотносятся не с обществом, а с
государством, и образцом всякой организации является организация войска, а не
общественный договор... Эпоха третьего сословия никогда не понимала удивительной
власти этого единства
.
Юнгер подвергает критике буржуазный индивидуализм,
Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. - Санкт-Петербург. С. 61 62.
Там же. С. 64.
168
буржуазное государство как государство, основой которого является общественный
договор; общество, состоящее из классов и, в особенности, <третье сословие> и его
деятельность. По его мнению, должно быть создано <новое общество>, новая <проникнутая
отвагой жизнь> и необходимо найти в себе смелость и отвагу, чтобы к ней подготовиться.
Главным средством этой подготовки должна стать тотальная критика и отрицание ценностей
и идеалов духа Просвещения и разрушение того типа человека, который был создан
<бюргерской эпохой>. Нигилизм по отношению к капиталистическому миру и буржуазной
культуре есть кредо и основа позиции Э. Юнгера.
Буржуазная эпоха, по мнению Юнгера, уже почти ушла в прошлое. На смену ей
пришел новый мир - мир труда, мир машин, мир рабочих. Суть новой эпохи, по мнению
Юнгера, в том, что к власти приходит новое - четвертое сословие, отождествляемое с
рабочими. Рабочее сословие начинает атаку на общество как сферу <общественного
договора> с целью изменения последнего, что должно вылиться в захват власти. Но прежде
следует подвергнуть резкой критике и пересмотреть весь комплекс бюргерских
представлений об обществе, государстве, индивиде, свободе, системе закономерностей,
наблюдаемых в обществе, следует пересмотреть весь бюргерский идеальный образ
социального мира. Он начинает с того, что подвергает самой резкой критике
<экономическую утопию> либерального сознания, объясняющую все общественные
процессы и взаимодействия экономическими причинами.
Бюргерский <разумно-добродетельный идеальный образ мира>, пишет Юнгер,
совпадает с экономической мировой утопией, в которой постановка любого вопроса
отсылает к экономическим притязаниям, а результатом является господство ловкого дельца,
чье искусство состоит в ведении переговоров и посредничестве. В рамках этого <мира
эксплуататоров и эксплуатируемых невозможна никакая величина, которая не определялась
бы экономической инстанцией>
. Этой экономической утопией создан образец, в соответствии с которым притязания и
Там же. С. 81.
169
единичного человека, и массы на свободу трактуются как <экономические притязания
в экономическом мире>. Также чисто экономически трактуется и прогресс, на который
ссылаются участники экономической борьбы, выставляя именно себя носителями
процветания.
По мнению Юнгера, господство экономической утопии должно быть отброшено,
экономика - это не та власть, которая может предоставить свободу, а <экономическое чутье>
не может пробиться к <элементам свободы>. Но дело не в экономическом нейтралитете, не в
том, чтобы <отвратить дух> от какой бы то ни было экономической борьбы, а напротив, в
том, чтобы сообщить этой борьбе предельную остроту. Однако это происходит не в силу
того, что экономика определяет правила борьбы, а благодаря тому, что <высший закон
борьбы> главенствует и над экономикой. Необходимо покончить с легендой об
<экономическом качестве как основном качестве рабочего>, он должен провозгласить свою
независимость от экономического мира. Сутью восстания рабочего должна стать не
экономическая свобода и не экономическая власть, а власть вообще.
Для этого недостаточно одной только борьбы за свободу, которая вырастает из
фактической эксплуатации. Рабочий должен осознать свое абсолютное превосходство и
благодаря этому постичь себя в своей собственной форме, которая уже не является
отражением бюргерского сознания, а опирается на его собственное самосознание.
Резкой критике и пересмотру следует также подвергнуть <бюргерское> представление
об обществе, поскольку в бюргерскую эпоху само слово <общество> приобрело особое
значение, смысл которого состоит в отрицании государства как высшего орудия власти.
Утратившее свою сущность государство - это и есть общество. Государство утрачивает свою
сущность, поскольку общество подгоняет его под свои мерки и становится на его место,
замещает его. Этот процесс обусловлен <бюргерским> понятием свободы, превращающим
все социальные отношения взаимозависимости и взаимной ответственности в договорные
отношения, в которые можно изначально не вступать или произвольно расторгнуть.
170
В самом тесном отношении с <договорным> обществом находится, в конечном счете,
индивид, <эта чарующая и абстрактная фигура, драгоценнейшее открытие бюргерской
чувствительности и в то же время неисчерпаемый предмет ее художественного
воображения>
. Юнгер фиксирует <закат индивида>, <исчезновение индивида>. Это <исчезновение
индивида> является <железным законом>, хотя и воспринимается всеми как трагедия. На
место буржуазного индивида приходит человек массы, с его <бесхарактерностью>,
<самоотрицанием>, <неопределенностью характера>, <мнимыми нападками на себя>. Масса
и единичный человек составляют единство, которое порождает <ошеломляющую>
двойственность образа общества: зрелище самой пестрой и запутанной анархии в сочетании
с трезво регламентированным демократическим порядком. Единичный человек уже не
обличен достоинством личности, он уже не является и индивидом, равно как масса не есть
сумма индивидов, их исчислимое множество. В массу <начинает проникать иная структура.
Масса предстает в виде каких-то потоков... напоминает движение муравьиных колонн,
подчиненное ... автоматической дисциплине>
.
Сегодня, как указывает Юнгер, задача нации, так же как и единичного человека,
состоит в том, чтобы отказаться от индивидуального образца и постичь себя как
представителя гештальта рабочего. Этот императив предполагает <уничтожение
поверхностного либерального слоя>, которое, по сути, лишь ускоряет его самоуничтожение,
а также превращение национальной сферы в стихийное пространство, в котором обретается
<новое сознание власти и свободы> и в котором говорят на ином языке, нежели язык XIX
века.
Рабочий, как подчеркивает Э. Юнгер, способен на совершенно иную свободу, нежели
свобода бюргерская, и притязания, которые он готов заявить, намного более обширны, более
значительны, более ужасающи, чем притязания какого бы то ни было сословия. Высшее
притязание, какое только способен вы-
Там же. С. 74.
Там же. С. 166.
171
двинуть рабочий, состоит не в том, чтобы стать опорой нового общества, а в том,
чтобы стать опорой нового государства. И в этом отношении <восход рабочего равнозначен
новому восходу Германии>
.
Концепция массового общества Э. Юнгера
Юнгер разрабатывает концепцию <нового порядка>, полагая в качестве его основы
онтологию труда: <не может быть ничего, что не было бы постигнуто как работа. Темп
работы - это удар кулака, биение мыслей и сердца, работа - это жизнь днем и ночью, наука,
любовь, искусство, вера, культ, война; работа - это колебания атома и сила, которая движет
звездами и солнечными системами>
. Общество, социальная тотальность, которая возникает на основе тотального
характера работы, носит не конструктивный, а органический характер. Мы принадлежим,
пишет Э. Юнгер, к той или иной органической конструкции не в силу индивидуального
волевого решения, то есть не через осуществление акта бюргерской свободы, а благодаря
фактической вовлеченности в нее, которая определяется специальным характером работы.
Тотальность труда, или тотальность работы означает, что труд, трудовая функция
человека становится главным и единственным основанием включения человека в
социальное целое, в тотальность, в общество. Уходят в прошлое все системы социальной
дифференциации - и классовые, и сословные. Старое разделение индивидов по классам,
кастам или даже по профессиям стало затруднительным, пишет Юнгер. Весь этот порядок
ушел в прошлое: <Всюду, где мы стремимся обрести порядок сообразно этической,
социальной или политической классификации и найти свое место в нем, мы находимся не на
решающих фронтовых позициях, а пребываем в одной из провинций XIX века, ...
выхолощенной за десятилетия деятельности либерализма с его всеобщим избирательным
правом, всеобщей воинской повинностью, всеобщим образованием ... и другими
Там же. С. 79.
Там же. С. 128.
172
принципами...>
. В XX в. возникает новая система социальной дифференциации, основанная на
трудовой функции человека. Посредством этой своей трудовой функции человек входит в
тотальность общества и становится его функциональной частью, а система социальной
дифференциации принимает характер функциональной дифференциации.
Следует особо подчеркнуть, что когда Юнгер говорит о том, что тотальный характер
работы ликвидирует все классы и все прежние сословия, то под этими классами и
сословиями он понимает социальные образования буржуазной эпохи, которые обладали
совершенно определенным социальным, культурным, психологическим, поведенческим и т.
п. портретом. Именно эта спецификация, культурная и психологическая определенность
уходят в прошлое, вытесняются новыми однородными и типичными образованиями.
Фактически речь идет о формировании нового типа общества - массового общества,
основу которого составляют люди труда, <рабочие> и <солдаты>, являющие миру новый
тип человеческого существования. Юнгер создает понятие типа, типического, которое
призвано вытеснить и заменить собою буржуазный индивидуализм. Отказ от
индивидуальности, пишет Юнгер, представляется как процесс обеднения только
буржуазному индивиду, который <узнает в нем свою смерть>. <Вообще, ошибочно думать,
что типичное по своему рангу ниже, чем индивидуальное. Тот, кому захотелось бы во что бы
то ни стало сравнить их между собой, всюду найдет лишь подтверждение обратному>
. Тип, по его мнению, вполне может быть носителем творческого свершения.
Совершенно новое качество этого свершения состоит в том, что оно не имеет ничего общего
с индивидуальными ценностями. При этом Юнгер подчеркивает, что речь идет не о
противопоставлении единичного человека и общности - народной, трудовой, культурной,
социальной, - а только о противопоставлении буржуазного индивида и типа.
Рабочий, или человек труда - это принципиально иной соци-
Там же. С. 168.
Там же. С. 328.
173
альный тип, отличный от всех социальных типов прежнего времени. Новый
социальный тип, массовый по своей распространенности в обществе, является новым и
массовым во всех отношениях. Рабочий, по Юнгеру, - наследник пруссачества, а не
пролетариата, а работа - это функция, тотально включенная в систему отношений, это
функция в рамках целого и она лишена всех индивидуальных характеристик. Она обретает
совершенно новый характер - характер типа. Тип репрезентирует иной человеческий род,
означающий замену мира, в котором господствуют <общие понятия>, миром <гештальта>
(образца). Основу типа составляет <гештальт> рабочего. Тип является носителем гештальта.
Тип, являющийся носителем гештальта рабочего, формирует массовое трудовое
функционалистски-дифференцированное общество. Но это однородное, массовое общество
обладает некоторыми весьма специфическими чертами. Оно имеет выраженный
милитаристский характер в том смысле, что принципы его организации, социального
взаимодействия на основе дисциплины и подчинения, униформности психологического,
культурного, поведенческого облика и даже внешности и одежды почерпнуты из армейских,
военных принципов и норм. Все это обусловлено прежде всего тем, что, как считает Юнгер,
<характер работы и характер боя тождественны>. Рабочий, человек труда - это солдат,
наследник пруссачества.
Примеры, которые постоянно приводит Юнгер, черпаются им из военного опыта, он
постоянно сравнивает общество с войной. Так, например, Юнгер пишет, что к концу войны
становится все труднее отличить среди солдат офицера. Тотальность процесса труда
размывает классовые и сословные различия, а полет на самолете, например, и, в частности,
боевой вылет имеет отношение не к сословию, а к <расе>. Военные примеры призваны
вскрыть суть происходящих изменений: закат буржуазной эпохи и выход на историческую
сцену нового типа людей, решительных, активно участвующих в процессе работы, волевых,
способных составить элиту, <которой можно присвоить имя ордена>, продемонстрировать
их типичность, равенство, их новую основу - расу.
174
Милитаристский характер новой социальной реальности и милитаризм как таковой это только принцип ее социальной организации, это характер порядка. Природа этого
порядка укоренена в другом - в расе. Раса - это главное и фундаментальное, это последнее
основание формирующегося социального порядка. Юнгер пишет: <... начинает оживать воля
к формированию расы - к порождению определенного типа, чьи свойства обладают большим
единством и соразмерны задачам, встающим в рамках того порядка, который определяется
тотальным характером работы. Это связано с тем, что возможности жизни вообще
сокращаются с каждым днем в пользу одной единственной возможности, которая как бы
пожирает все остальные и движется навстречу состоянию, характеризующемуся стальным
порядком. Это будущее творит для себя расу, которая ему нужна>
. Расовый принцип противопоставляется принципу буржуазного индивидуализма. Тип,
гештальт также противопоставляется индивидуализму, уникальный и индивидуальный опыт
заменяется типическим. Преобладание и господство типа и расы - это и есть черты
современности. Таково массовое общество у Юнгера.
Концепция <рабочего государства> у Э. Юнгера
Новая действительность во всех областях жизни стремится обрести свое однозначное
выражение в борьбе, заявить о себе как о воле к власти. Это уже не мир буржуазного
индивида, это мир <рабочих> и их воли к власти; мир, в котором либеральные ценности
вытеснены стремлением к господству. Это стремление к господству может быть реализовано
только через соответствующий тип тотального порядка и тотального государства. По
убеждению Юнгера, 20 - 30 годы XX в. - это эпоха перехода от либеральной демократии к
рабочему государству. Многие признаки уже свидетельствуют о приходе новой эпохи, когда
вновь становится возможно вести речь <о действительном господстве, о порядке и
подчинении, о приказе и послушании. Ни один из этих признаков не говорит более
красноречиво, чем
Там же. С. 173.
175
добровольная дисциплина, к которой начинает приучаться юношество, его презрение к
удовольствиям, его воинственный настрой и пробуждающееся понимание безусловных
мужских ценностей>
.
Этот переход сопровождается бесконечными политическими дискуссиями, в которых,
с одной стороны, высказываются старые либерально-бюргерские позиции, а с другой программы революционного национализма или революционного социализма. Результатом
этого перехода, по мнению Юнгера, будет самоуничтожение демократии и торжество
социализма (являющееся предпосылкой авторитаризма) и национализма (являющееся
предпосылкой постановки задач имперского ранга). Но и национализм, и социализм
являются принципами, лишь подготавливающими переход к новому состоянию.
И национализм, и социализм - это лишь подготовка к замене либеральной, или
общественной, демократии на рабочую, или государственную, демократию. При этом Юнгер
считает, что рабочую демократию нельзя смешивать с диктатурой. В качестве носителя
диктаторского насилия можно представить какую угодно власть, тогда как рабочая
демократия может быть осуществлена только типом. Государству, которому предстоит
справиться с новыми задачами, <соответствует человечество, у которого начинают
формироваться расовые признаки и которое в большей мере способно к беспрекословному,
однозначному и решительному служению... ...Гештальт рабочего, начинающий
вырисовываться в рабочем государстве, обладает планетарным значением и ... имперский
поворот происходит одновременно во многих частях мира>
.
Рабочему государству в качестве поля его деятельности предлежат государственные
структуры XIX века, которые ему следует <ликвидировать> на основе четкого плана.
Рабочая демократия должна также уклониться от правил игры либеральной политики - от
свободной торговли, от решений съездовского большинства, от интернационального,
покоящегося на уста-
Там же. С. 348.
Там же. С. 344.
176
ревших ценностных масштабах определения курса страны, от гуманистической
аргументации, а также и от полученного от либеральной демократии наследства, состоящего
из договоров и обязательств.
Юнгер указывает на появление новых ценностей и новых стремлений, несовместимых
с либеральным мышлением стремления государств к автаркии, строгому надзору за людьми,
материальными благами, контролю за информацией, платежами, паспортному режиму. Все
это на первый взгляд несовместимо с планетарными амбициями государства рабочей
демократии. Тем не менее - это кажущееся противоречие, это такое <попятное движение,
которое обычно предшествует разбегу>. Его цель - создание <осадной экономики>, не
подчиняющейся принципам рентабельности - нерентабельное строительство воздушного и
морского флота, производство товаров, изготовление которых обходится дороже, чем их
закупка и т. п.
Создание подобной <осадной экономики> осуществляется на основе рабочего плана,
который радикально меняет общество и использует специфические средства. Например, <в
мире работы> речь идет не о том, является ли факт частной собственности нравственным
или безнравственным, а лишь о том, найдется ли ей место в <рабочем плане>. Степень
достигнутого <рабочим> господства узнается не по тому, что <больше нет никакой
собственности>, а по тому, что и сама собственность раскрывается как одна из специальных
характеристик работы>
. Таким образом в рамках государства рабочей демократии частная собственность
перестает существовать в качестве фундаментального социального и экономического
института. Меняется отношение и к частной инициативе: частная инициатива перестает
вызывать сомнение тогда, когда она получает <ранг специального характера работы>, т. е.
ставится под контроль в рамках более широкого рабочего плана.
Это касается всех либеральных порядков и ценностей, в том числе и национального
государства, поскольку <пространство, отведенное гештальту рабочего, обладает
планетарным разма-
Там же. С. 398.
177
хом>
. Возникает новое представление о счастье, которое видится только в коллективном, а
не в индивидуальном существовании. Человек является естественным источником богатства,
он высший и ценнейший капитал, в силу чего любой государственный план должен
включать этот источник, он не может оказаться лишним - при государственном плане не
может существовать безработица, жилищный кризис, развал промышленности и экономики
в целом. Рабочее государство берет на себя задачи <цельного и планомерного
регулирования> жилищным и городским строительством, энергетикой и транспортом,
пищевой промышленностью и даже вопросы воспитания подрастающего поколения и стиля
жизни всего населения.
Рабочее государство вводит всеобщую воинскую повинность, а также всеобщую
трудовую повинность. Юнгер обращает внимание на тот факт, что воля к образованию
полувоенных порядков распространяется на целые народы. Армия и военный арсенал
выступают как особые выражения высшего характера власти, а воинская повинность - как
частный случай всеобъемлющего отношения к службе. Естественным продолжением
всеобщей воинской повинности становится всеобщая трудовая повинность.
И, наконец, главное. Цель, на которую направлены все усилия рабочего государства,
состоит в достижении планетарного господства как высшего символа гештальта рабочего.
<Естественное пространство, с которым соотнесены господство рабочего и его гештальт,
обладает планетарным размахом. ...Техника обладает всемирно-революционным значением
как средство, которым гештальт рабочего мобилизует мир; такое же значение имеет и тип,
из которого этот гештальт создает для себя расу господ. Скрытое устройство всевозможных
средств, вооружений и наук нацелено на овладение пространством от одного полюса до
другого, и столкновения между обширными жизненными единствами все более
приобретают характер мировой войны>
.
Там же. С. 402.
Там же. С. 325.
178
***
Проанализированная концепция Юнгера представляет собой не апологетическую
рефлексию реальной практики, а классический образец тоталитарного проекта
переустройства общества. Этим и объясняется историко-социологический интерес к ней, а
также выбор ее для целей теоретического анализа, поставленных в этой книге. Социальный
проект Юнгера, представленный в форме теоретического анализа, демонстрирует очень
существенное качество социальной практики в обществах XX в. ее рефлексивность,
проективность и конструированность. Это качество социальной жизни, зафиксированное
нами уже при рассмотрении социальных проектов Тейлора и Форда, находит самое яркое
выражение в проектах тоталитарного общества.
5.2.3. Теория тоталитарного общества Вернера Зомбарта
Традиционалистскую альтернативу модернистской критике капитализма Юнгера, его
концепции <рабочего государства> составила широко известная теория <немецкого
социализма> Вернера Зомбарта.
Вернер Зомбарт - один из известных немецких экономистов и социологов первой
половины XX в., идеологические взгляды которого в полной мере проявились в его
концепции <немецкого социализма>. Все его работы, такие как <Современный капитализм>
(1902), <Буржуа> (1913), <Пролетарский социализм> (1924), <Немецкий социализм> (1934)
и др. тесно взаимосвязаны, дополняют друг друга и образуют своеобразный <путь>,
<дорогу>, приведшую его к развернутой теории <немецкого социализма>.
Теория Зомбарта возникает не только как отражение складывающейся социальноэкономической и политической практики, но и как результат длительных методологических
поисков и исследовательской работы в области социологии, истории и экономики.
<Немецкий социализм> В. Зомбарта - это продукт немецкой теоретической мысли конца
XIX - начала XX столетий. Ниже мы попытаемся определить основные теоретические
постулаты и тематические блоки, из которых сложится теория <немецкого социализма>. А
эту теорию следует рассматривать
179
не как <старческий склероз> Зомбарта, что случается нередко, а как закономерный
результат определенного типа теоретического мышления.
Методологические основания теории немецкого социализма В. Зомбарта
Теория немецкого социализма В. Зомбарта является закономерным продуктом, прежде
всего, его методологических воззрений. Эти воззрения опирались, с одной стороны, на идеи,
разработанные в рамках исторической школы политической экономии, господствовавшей в
немецкой экономической мысли второй половины XIX в., а с другой - на <психологию
народов> М. Лацаруса, Г. Штейнталя, В. Вундта.
Историческая школа, господствовавшая в немецкой экономической мысли,
оформилась в середине XIX в. в работах Б. Гильдебранда, В. Рошера, К. Книса, а в 70-е годы
ее идеи нашли свою дальнейшую разработку в работах Г. Шмоллера и его последователей.
Представители исторической школы возражали против основных идей классиков
политической экономии идеи об универсальном характере экономических законов,
доминирующей роли экономики в развитии общества. Они практически отказались от
разработки и построения абстрактной экономической теории, заменив ее историей
народного хозяйства описательного характера и уделяя особое внимание роли права и этики
в ходе развития экономических институтов. В противоположность фритредерской установке
классической политэкономии представители исторической школы считали необходимым
активное вмешательство государства в экономику, установление протекционистской
политики и формирование союза государственного аппарата, политических структур и
бизнеса. В политическом отношении представители исторической школы склонялись к
идеям катедер-социализма, ставившего задачу осуществить социалистический социальный
проект путем реформ, причем без ликвидации частной собственности. Все эти идеи были
очень близки и В. Зомбарту.
Что касается исследовательской программы <психологии народов>, разработка
которой принадлежит Морицу Лацарусу
180
(1824 - 1909) и Гейману Штейнталю (1823 - 1899), а также группе авторов,
публиковавшихся в издаваемом ими журнале <Zeitschrift fur Volkerpsychologie und
Sprachwissenschaft>, а затем Вильгельму Вундту (работы последнего по психологии народов
выходили с 1900 г.), то ее влияние на творчество и методологические позиции Зомбарта
столь очевидно, что задним числом заставляет искать в ней <зачатки> нацизма, которых
сама по себе эта программа не содержит. Для сравнения можно указать на то, что
социологизм Эмиля Дюркгейма, во многом схожий в своем начальном пункте с программой
<психологии народов>, был успешно реализован без каких-либо печально известных
идеологических и социальных <последствий>.
Программа психологии народов, как она в методологически разработанном виде
предстает у В. Вундта, содержит несколько ключевых моментов. Вундт предлагает исходить
из того очевидного, по его мнению, факта, что существуют состояния души, содержания
сознания, переживания, которые общи большому числу индивидов. Более того, для многих
<продуктов душевной жизни>, например, для языка, мифических представлений, нравов, эта
общность является <жизненным условием их существования>. <Почему бы в таком случае, задается вопросом В. Вундт, - не рассматривать ... эти общие образования представлений,
чувствований и стремлений как содержание души народа на том же основании, на котором
мы рассматриваем наши собственные представления и душевные движения как содержания
нашей индивидуальной души; и почему этой <душе народа> мы должны приписывать
меньшую реальность, чем нашей собственной душе?>
. Для программы психологии народов реальность <души народа> является столь же
изначальной и очевидной, что и реальность индивидуальных душ.
Программа психологии народов определяет свою цель и задачи следующим образом исследовать действительно существующий национальный, или <народный> дух того или
другого народа и специальные формы развития каждого из них. Авторы этой программы
считают необходимым указать на специфиче-
Вундт В. Проблемы психологии народов. - С.-П., 2001. С. 25.
181
ские объекты своего исследования - язык, мифы и обычаи - для того, чтобы отделить
себя от других дисциплин (этнологии, истории, философии истории) и продемонстрировать
оригинальность своего подхода.
Выбор именно этих духовных образований в качестве предметов дисциплинарного
исследования психологии народов обусловлен тем очевидным, по мнению ее теоретиков,
обстоятельством, что <язык, мифы и обычаи в главных моментах своего развития не зависят
от сознательного влияния индивидуальных волевых актов и представляют собою
непосредственный продукт творчества духа народа. Индивидуальная же воля может внести в
эти порождения общего духа лишь несущественные изменения>
. В этом суть программы указанной дисциплины, ее отличие от других наук и самый
корень ее дальнейшей идеологической и исторической судьбы.
Таким образом, главным объектом исследовательского интереса, как явствует из
заявленной методологической программы, становится изучение <души народа> вместо
индивидуального социального действия и процессов социального взаимодействия.
Исследуются продукты <национального духа>, поскольку именно нация, как подчеркивает
Вундт, является <важнейшим из тех концентрических кругов, в которых может развиваться
совместная духовная жизнь>
. Нация и <душа> нации провозглашаются основным объектом исследовательского
интереса. Такая методологическая установка создает условия для обоснования идей <особой
судьбы>, особого <национального характера>, <особого пути развития>, отрицания общих
для всех законов социально-исторического развития.
Именно эти методологические идеи психологии народов с их потенциальным
антилиберализмом стали одной из опор творчества В. Зомбарта.
Концепция капитализма В. Зомбарта. Важнейшую составную часть теории немецкого
социализма В. Зомбарта образует
Там же. С. 47.
Там же. С. 40.
182
его теория капитализма.
формирования социализма.
Капитализм
является
неким
стартовым
условием
Концепция капиталистического духа
Двумя ключевыми понятиями при анализе капитализма у Зомбарта являются:
капитализм как хозяйственная система и капиталистический дух. При этом его
методологическая позиция состоит в том, что капиталистический дух обладает безусловным
историческим и логическим приоритетом перед капитализмом как системой организации.
<То, что сначала ... должен был быть налицо капиталистический дух ..., чтобы вызвать к
жизни первую капиталистическую организацию, вытекает из того логического соображения
... что творение не может предшествовать своему творцу>
. Первоначальный капиталистический дух питался из иных источников, чем сам
капитализм. Только на высоких ступенях своего развития капиталистическая организация
хозяйства начинает оказывать значительное, а затем и определяющее влияние на
капиталистический дух. Капиталистический дух является сложным по своей структуре
образованием. Он состоит из <предпринимательского духа> и из <мещанского духа>.
Суть предпринимательского духа составляет жажда наживы, жажда золота и денег.
Для того, чтобы предприятие было успешным, и для того, чтобы реализовать свою жажду
наживы, предприниматель должен обладать рядом качеств - он должен завоевывать,
организовывать и торговать. Предприниматель должен обладать способностью составлять
планы, ему должны быть свойственны известное идейное богатство, духовная свобода, он
должен обладать волей к действию, к реализации своего плана, он должен обладать
духовной энергией. Предприниматель должен уметь организовывать - оценивать и выбирать
людей, уметь заставлять их работать на себя, работать эффективно и скоординированно; он
должен уметь <собирать силы в пространстве> и <объединять их во времени>.
Предприниматель должен уметь торговать - вести переговоры, договаривать-
Зомбарт В. Буржуа. - М., 1994. С. 262.
183
ся, вести торг, возбуждать интерес, приобретать доверие, пробуждать желание купить
товар. Зомбарт называет несколько исторических типов предпринимателей добуржуазной
эпохи: разбойники, феодалы, спекулянты, купцы, бюрократы. Все они участвовали в
построении капитализма.
Вторым компонентом капиталистического духа является мещанский дух. По мнению
Зомбарта, в каждом капиталистическом предпринимателе, в каждом буржуа сидит
<мещанин>. Мещанин обладает множеством воззрений и принципов, которыми
направляются его поступки и поведение и которые вместе составляют образ хорошего
гражданина, солидного и осмотрительного делового человека, отца семейства. Все эти
принципы Зомбарт делит на две группы. Первую он называет <святой хозяйственностью>
, вторую - <деловой моралью>.
<Святая хозяйственность> означает, что ведение хозяйства должно быть подчинено
следующим принципам: оно должно быть рациональным образом организовано и
спланировано; оно должно быть подчинено принципам экономической эффективности; оно
предполагает <добродетельный> тип личного поведения, и особое значение таких
добродетелей как прилежание и умеренность.
<Деловая мораль> включает как мораль в самом деле, так и мораль для дела. Первое это то, что обычно описывается как коммерческая солидность, это внутренние правила
поведения деловая благонадежность, пунктуальность, обязательность. Второе - внешняя
мораль, обслуживающая дело. Важно не только обладать определенными добродетелями, но
и демонстрировать их. Правильная жизнь, мещанская благопристойность, нравственный
образ жизни - это то, что поднимает кредит. Необходимо не только заботиться о том, чтобы
быть в действительности трудолюбивым и трезвым, но также избегать и всякой видимости
противного.
Соединение мещанского и предпринимательского духа по-
<Святой> называл хозяйственную деятельность Альберти (XV в.), автор книги <Del
governo della famiglia>, посвященной управлению семейным хозяйством.
184
родило капиталистический дух, сформировало совершенно определенный тип
личности - буржуа, который выступил создателем капитализма.
Опираясь на анализ капиталистического духа, его специфики и соотношения
предпринимательского и мещанского начал, Зомбарт делит всю историю капитализма на два
этапа: I этап до конца XVIII в. и II этап - начиная с конца XVIII в. На первом этапе
капиталистический дух носит <существенно связанный> характер. Он связан нравами и
нравственностью, черпаемой в христианских источниках. На втором этапе
капиталистический дух носит свободный, не ограниченный и не связанный нравственными
нормами характер. Эта концепция связанности, или ограничения капиталистического духа
нравственными принципами позднее сыграет значительную роль в теории немецкого
социализма В. Зомбарта.
Двум этапам развития капитализма, двум его качествам связанному и несвязанному соответствуют два типа буржуа. Первому - буржуа старого стиля. Этот буржуа старого стиля
был капиталистическим предпринимателем с присущей ему жаждой наживы, <он
спекулировал и калькулировал>, основывал предприятия и, в конце концов, мещанские
добродетели овладели его существом. Но, в отличие от современного буржуа, во всех его
планах и размышлениях, во всех его действиях решающее значение имело благо или
несчастье живого человека. Мерой всех вещей оставался человек. Все, кто служил
капитализму, пишет Зомбарт, - землевладелец, купец, банкир, спекулянт - все они всегда
соизмеряли свою деятельность с требованиями человечности, для всех них дело было лишь
средством в их жизни, целью же были их жизненные интересы и интересы других людей,
<для которых и вместе с которыми они действовали>. Это видно по их воззрениям на
<смысл богатства>. Богатство ценится, оно желается, но оно не должно быть самоцелью;
оно должно служить тому, чтобы создавать или сохранять жизненные ценности. Только
законным образом приобретенное, честно нажитое богатство давало буржуа радость. Темп
их коммерческой деятельности можно назвать <спокойным>, характер ведения дел
ориентировал на незначительное развитие,
185
возможно более высокие цены. Главным принципом деятельности было вести <малые
дела с большой пользой>. Все это определяло отрицательное отношение буржуа старого
стиля к конкуренции, к рекламе, его опору на клиентелу. Его отношение к технике и к
прогрессу было положительным в той мере, в какой техника не разрушала человеческого
счастья и не <пожирала> человеческий труд. Зомбарт подытоживает: на первом этапе
развития капитализма всегда что-то стесняет свободный расцвет инстинкта наживы,
предпринимательского духа и экономического рационализма - то ли это традиционализм, то
ли этические соображения, то ли что-либо еще.
Буржуа старого стиля господствовал вплоть до конца XVIII в. В начале XIX в.
появился современный экономический человек - представитель <многочисленных
предпринимателей, которые кажутся нам скорее бюрократами, чем купцами или
торговцами... Корректные в своей деятельности, педантичные в планировании своей работы,
точные в решениях, с большими способностями к организации, без сильной склонности
лезть напролом, превосходные чиновники для управления, которые сегодня являются
бургомистрами огромного города, а завтра стоят во главе крупного банка, сегодня еще
управляют отдельным ведомством в министерстве, а завтра берут на себя руководство
синдикатом>
. Современный предприниматель - это коллективный предприниматель, его уже не
интересует <живой человек с его счастьем или горем>, его место заняли <нажива и дело>.
<Расширение дела> - вот главный мотив. Средствами являются дешевизна и
доброкачественность продукции, колоссальные объемы сбыта, оборота, быстрая
транспортировка и перемещение благ, людей и известий. Деловые принципы подчинены
абсолютной рационализации, последние остатки традиционализма истреблены,
производство благ осуществляется только для обмена. Особое место занимает деятельность
по созданию механизма, принуждающего публику покупать (<покупателя отыскивают и
нападают на него>) прежде всего на основе рекламы, которая <в эстетическом смысле отвратительна,
Там же. С. 129.
186
в нравственном - бесстыдна>.
Основным принципом предпринимательской деятельности является принцип <свободы
локтей>, свободы конкуренции: <не хотят никакого ограничения ни правом, ни обычаем; не
хотят никакого ограждения других хозяйствующих субъектов, но хотят иметь право убить
конкуренцией всякого другого, если того требует собственный интерес ... не желают, чтобы
государство или, например, представительство рабочих принимало участие в составлении
договоров об условиях труда. Ко всякой <связанности> прежнего времени относятся с
отвращением. Свободное проявление собственной силы одно должно решать хозяйственный
успех>
. Моральная, этическая <связанность> бизнеса ушла в прошлое.
Важным моментом теории капиталистического духа Зомбарта является его
убежденность в том, что капиталистический дух, буржуазность как таковая - это явление,
укорененное в крови, на уровне биологических основ человека и целых народов. Он пишет:
<Я утверждаю: то, что все формы проявления капиталистического духа, т. е. душевного
строя буржуа, покоятся на унаследованных предрасположенностях, не может подлежать
сомнению. Это действительно в равной мере относительно явлений, носящих характер
естественных побуждений, и относительно <инстинктивного> дарования, относительно
мещанских добродетелей и относительно навыков>
.
Поскольку в каждом буржуа обитают, по мнению Зомбарта, две души - душа
предпринимателя и душа мещанина, лишь соединение которых образует капиталистический
дух, постольку и в природе буржуа следует различать природу предпринимательскую и
природу мещанскую. Предпринимательские натуры это люди с ярко выраженной
<интеллектуальноволюнтаристической одаренностью> и с <зачахнувшей чувственной и
душевной жизнью>. Мещанские натуры - это люди, склонные к объективному отношению к
миру, люди долга, этики, люди <вещей> и накопительства.
Там же. С. 141.
Там же. С. 151.
187
Как считает Зомбарт, в силу того, что люди с такими склонностями и способностями в
разной степени и количестве присутствуют у разных народов, можно говорить не просто о
биологических основах капиталистического духа, но и выделить нации <со слабым
капиталистическим
предрасположением>
и
с
<сильным
капиталистическим
предрасположением>. К первым он отнес, прежде всего, кельтов и некоторые германские
племена, например, готов. Нации с сильным капиталистическим духом он разделил на две
группы: (1) те народы, которые обладали особенными задатками к насильственному
предпринимательству крупного размаха, к разбойничеству, и (2) те, способности которых
относились, напротив, к успешной мирной торговой деятельности и которые имели также
склонность к мещанству. К первым он относит римлян и <некоторые германские племена,
одушевленные тем же духом <народов героев> норманнов, лангобардов, саксов и франков.
Ко вторым - флорентийцев, шотландцев и евреев.
Теория хозяйственной системы
Фундаментальным систематизирующим понятием в политической экономии и истории
хозяйства в конце XIX - начале XX века, призванным описать систему экономических
отношений и их историческую трансформацию, было понятие народного хозяйства.
Подвергая критике различного рода концепции народного хозяйства (Л. Вагнера, Г.
Шмоллера, А. Шеффле, Б. Хармса, Б. Гильдебранда, К. Бюхера и др.), Зомбарт использует
понятие хозяйственной системы. Хозяйственная система - <это вид хозяйствования,
понимаемого нами как духовное единство - 1) подчиненное определенному смыслу, 2)
имеющее определенный строй и организацию и 3) применяющее определенную технику>
.
Это понятие, как считает В. Зомбарт, достаточно емко, чтобы включать в себя все
стороны хозяйственной жизни - прежде всего, дух, анализ которого практически выпадал из
всех исследований. Благодаря включению в анализ <хозяйственного духа>
Зомбарт В. Строй хозяйственной жизни. - М., 1926. С. 52.
188
оно достаточно определенно, чтобы зафиксировать историческую определенность
хозяйственной жизни; и достаточно общо, чтобы его можно было приложить ко всем
историческим видам хозяйственного устройства. Опираясь на это определение, В. Зомбарт
вырабатывает следующую схему дуальностей, на основе которых могут оформляться
различные хозяйственные системы
.
А. Дух (хозяйственное воззрение)
I. Принцип удовлетворения потребностей - принцип доходности.
IИ. Традиционализм - рационализм.
III. Солидарность - индивидуализм.
Б. Форма (регулирование и организация хозяйственной жизни)
I. Связанность - свобода.
II. Частные хозяйства - общественное хозяйство.
III. Демократия - аристократия.
IV. Замкнутость - открытость.
V. Хозяйство для покрытия потребностей - меновое хозяйство.
VI. Индивидуальные предприятия - общественные предприятия.
В. Техника (приемы)
I. Эмпирическая - научная.
II. Стабильная - революционная.
III. Органическая - неорганическая (механическая, анорганическая).
Духом хозяйства, или хозяйственным воззрением Зомбарт называет то, как люди
определяют цель хозяйственной жизни. Их может быть две: 1) создание предметов
потребления для себя и других (принцип удовлетворения потребностей) или 2) стремление к
прибыли (принцип доходности). К сфере хозяйственного духа относится также тип
хозяйственного действия, определяемый выбором средств: традиционное действие и его
средства (унаследованные) или рациональное действие и его
См.: Там же. С. 60.
189
средства (целесообразные) и критическое отношение к унаследованной практике при
выборе средств и действий.
Кроме того, различия в хозяйственных воззрениях связаны с отношениями отдельных
лиц, участвующих в хозяйственной жизни, между собой. Эти отношения могут быть
индивидуалистичными или солидарными. Индивидуалистично отношение отдельных лиц
друг к другу, если ими руководит исключительно собственный интерес, если они
полагаются исключительно на собственную силу и знают только чувство личной
ответственности. Индивидуалистически ориентированный человек не <помогает> другому,
<во имя божие он не делает того, что полезно другому>, но и не рассчитывает на помощь
других. Каждое хозяйственное действие покоится на принципе do ut des: сделанное одной
стороной должно покрываться сделанным другой.
Индивидуалистическому принципу противоположен принцип солидарности. Следуя
этому принципу, человек чувствует себя членом большого сообщества, он принимает во
внимание не только свои интересы, но и интересы других лиц и сообщества в целом, он
ответственен за других и со стороны других ожидает заступничества.
Дух хозяйственной жизни во многом определяет форму хозяйственной жизни. Среди
форм хозяйства, т. е. его организации и регулирования Зомбарт выделяет следующие. Форма
хозяйства может быть либо связанной, когда поведение людей в нем регулируется
надиндивидуальными нормами, либо свободной, когда поведение людей регулируется
личной или групповой властью. Форма может быть либо частнохозяйственной (<центр
тяжести> хозяйственной жизни находится в отдельных хозяйствах), либо общественнохозяйственной (центром являются коллективы - род, город, государство).
Хозяйственное устройство может быть либо демократическим, если большинство лиц,
участвующих в хозяйстве, состоит из хозяйствующих субъектов, либо аристократическим,
когда в массе вовлеченных в хозяйство людей хозяйствующие субъекты составляют
меньшинство, большинство же выступают как объекты, т. е. вынуждены подчиняться
постановлениям немно190
гих. Примеры: барщинное устройство - аристократическое хозяйство, кооперативное
хозяйство - демократическая форма.
Хозяйственная жизнь может быть либо замкнутой, либо разомкнутой, свободной.
Этими характеристиками Зомбарт указывает на разницу между хозяйственным устройством,
при котором каждое из хозяйств выполняет все наличные виды труда, и таким, при котором
разные виды хозяйственной деятельности осуществляются в разных хозяйствах. Это
различие в той или иной мере сопряжено с различием форм между хозяйством для покрытия
потребностей и меновым хозяйством.
Наконец, Зомбарт выделяет форму индивидуальных предприятий и общественных
предприятий - товариществ.
Рассматривая формы хозяйственной жизни, Зомбарт сосредоточивается главным
образом на формах производства и потребления, оставляя в стороне различные варианты
распределения (натурально-нормативное, по заслугам, по потребностям, по долям и др.),
поскольку полагает, что <способ распределения или совсем не имеет значения для
осуществления хозяйственной системы, или с необходимостью вытекает из приложения
известного хозяйственного принципа в связи с известной формой управления>
.
Что касается экономической техники, применяемой при изготовлении и перемещении
благ, то Зомбарт указывает на следующие варианты: эмпирическая техника vs научная
техника; стабильная (когда используемые приемы изменяются чрезвычайно медленно,
скорость изменения измеряется поколениями) vs революционная (отличающаяся частым и
основательным изменением средств и приемов); органическая (использующая природу и ее
силы) vs неорганическая, механическая.
Опираясь на идею хозяйственной системы, Зомбарт строит целостную теорию
капитализма. Под капитализмом понимается определенного рода хозяйственная система,
отличающаяся следующими особенностями.
Что касается духа капитализма, то господствующим принципом здесь является
принцип доходности. Особенность его
Там же. С. 58.
191
при капитализме выражается в том, что целью любого хозяйства является <умножение
количества денег>. Второй господствующий принцип - индивидуализм. Третий экономический рационализм, который существует как планомерность, целесообразность,
как учет и исчисляемость.
Форма. Хозяйственный строй в принципе свободен. Господствующему принципу
индивидуализма соответствует широкая независимость хозяйственных субъектов.
Капиталистическое хозяйство - частное хозяйство, его строение - аристократическое,
разомкнутое (для него характерна высокоразвитая система разделения труда и функций).
Капиталистическое хозяйство базируется на системе менового хозяйственного обращения, т.
е. рынка. Устройство предприятий при капитализме не является единообразным - при общем
преобладании крупных предприятий имеет место и мелкое предпринимательство.
Техника - научная, революционная, механическая.
Различным хозяйственным системам соответствуют различные хозяйственные эпохи.
На этом основании и может выстраиваться теоретическая систематика истории. Зомбарт
называет хозяйственной эпохой промежуток времени, в течение которого какая-нибудь
хозяйственная система осуществляется в истории, или в течение которого хозяйственная
жизнь обнаруживает черты, свойственные известной хозяйственной системе.
При этом Зомбарт подчеркивает, что разделение хозяйственных эпох, и в особенности
эпох капитализма, должно проводиться независимо от деления на политические периоды.
Кроме того, следует остерегаться, опираясь на концепцию хозяйственной системы,
выстраивать процесс исторически закономерного развертывания хозяйственной жизни, в
котором последовательность известных хозяйственных систем представала бы как
исторически необходимая. <История показывает нам последовательность, которую мы
считаем <данной>, <естественной>: экономический рационализм следовал за
традиционностью; господство принципа доходности - за принципом удовлетворения
потребностей; разомкнутое профессионально-специализированное хозяйство - за
замкнутыми хозяйствами; меновое - за самодовлеющими и т. д. Но развитие может
совершаться и в
192
обратном порядке, и даже часто так и происходило>
. Это очень важное замечание Зомбарта, которое приобретает особый смысл в
перспективе его теории немецкого тотального социализма.
Можно, тем не менее, установить некоторую психологическую последовательность в
смене систем хозяйствования - это циклическая последовательность в смене
демократического и аристократического устройства хозяйства: 1) хозяйственная демократия:
первоначальный строй европейского хозяйства; 2) хозяйственная аристократия:
хозяйственный строй кочующих пастухов; 3) хозяйственная демократия: деревенское
хозяйство; 4) хозяйственная аристократия: барщинное хозяйство; 5) хозяйственная
демократия: ремесло; 6) хозяйственная аристократия: капитализм.
И далее Зомбарт продолжает: <Кажется, что в настоящее время к этому
аристократическому периоду примыкает демократический, который сказывается в росте
влияния профессиональных союзов, в развитии кооперации, в возрастающем ограничении
свободных сношений защитительными мерами, в переходе к огосударствлению,
муниципализации и в других, подобных этим, явлениях нашего времени>
. Это, по существу, есть описание условий возможности существования новой
социальной системы - социализма.
Концепция политико-экономической системы
В дополнение к своей концепции хозяйственной системы Зомбарт разрабатывает
концепцию политико-экономической системы, которая призвана продемонстрировать то,
как осуществляется процесс регулирования и упорядочивания хозяйственной жизни.
Как было показано, в каждом хозяйственном строе господствует определенный дух,
который выражается в следовании известным основополагающим нормам и правовым
воззрениям. Но этот дух вносится в хозяйственный строй извне, он вносится
Там же. С. 78.
Там же. С. 79.
193
<правоустанавливающей властью>. В силу этого Зомбарт считает, что имеет смысл
говорить о политико-экономической системе. Политико-экономическая система является
частью общей социальной системы и составляет, как он это показывает в работе
<Пролетарский социализм> (1924 г.), компонент общегосударственной и социальной
политики.
В зависимости от цели, которую общество в лице государства и общественных
организаций ставит перед хозяйственной системой, выделяется два типа хозяйственной
политики: универсалистская и индивидуалистская. Универсалистская хозяйственная
политика имеет целью благо <целого>: государства, нации, народа. Индивидуалистская
хозяйственная политика имеет целью благо индивидов: единичных, многих, всех. Для
индивидуалистской хозяйственной политики типичны системы либерализма и
пролетарского социализма. Социалистическое общество также создается для того, чтобы
сделать доступным для каждого как можно более широкие жизненные возможности. В
зависимости от выбора средств политико-хозяйственные системы будут делиться на
нормативные (связанные) и свободные. Нормативная, или связанная, хозяйственная
политика подчиняет хозяйственное поведение отдельных лиц системе связывающих
правовых норм.
Свободная хозяйственная политика в принципе предоставляет каждому возможность
осуществлять организацию и ведение хозяйства по его личному усмотрению. Границы
полагаются только уголовным правом. При этом следует подчеркнуть, что соотношение
целей, средств не находятся в отношении жесткой зависимости, примером чему могут
служить системы либерализма и пролетарского социализма, противоположные по выбору
средств, но одинаковые по намеченным целям.
Кроме того, Зомбарт указывает, что существуют смешанные политико-экономические
системы, внутри которых также провозглашаются какие-то определенные цели и выбор
конкретных средств. Реально в истории наблюдается несколько типов политикоэкономических систем - экономическая политика средневековых городов; меркантилизм,
свойственный раннему капитализму; либерализм как политика высокого капитализма; и
194
экономическая политика позднего капитализма.
Поздний капитализм - это фаза развития, начавшаяся с 1880-х годов, с возвращения к
выраженной протекционистской торговой политике и с нового этапа колониальной
политики, получившей название империализм. Экономическая политика позднего
капитализма демонстрирует смещение стилей как по своим целям, так и по выбираемым
средствам: она ориентирована как на универсализм, так и на индивидуализм; она признает
принцип свободной конкуренции, но не останавливается перед далеко идущим
регулированием хозяйственной жизни. Зомбарт определяет эту политику как
неомеркантилизм или современный империализм. <Капитализм, вступивший в последнюю
фазу своего развития, - пишет Зомбарт, - теперь, как и при своем возникновении, чтобы
завоевать земной шар, требовал поддержки всеми средствами, какими оно располагает, от
государства. Снова был провозглашен пароль: поскольку государство постольку капитализм.
И чувство самосохранения государств принуждало их к неомеркантилистской политике>
.
Современное внедрение хозяйственного управления в систему свободных
хозяйственных отношений Зомбарт называет процессом социализации. Социализация - это
<движение в направлении к народному хозяйству, которое планомерно ведется и
контролируется в интересах всего народа>
. Эта социализация более распространена, чем обычно думают, каждое постановление
об общественном контроле какого-либо хозяйственного явления уже есть акт социализации,
поскольку является шагом на пути к нормативно-регулируемому хозяйству. Зомбарт
вычленяет три основные процесса в сфере социализации. 1. Социализация потребления:
всякий общественный надзор над продающимся товаром - контроль над производством
продуктов питания, запрет алкоголя, курения. 2. Социализация распределения, т. е.
распоряжение благами по <плану>: распределение жилищ, рационализация получения
товаров, таксы, цены, налоги с социалистическими целями; огосударствление,
Там же. С. 131.
Там же. С. 132.
195
например, горного дела, внедрение принудительного страхования. 3. Социализация
производства - создание общественных советов для контроля за производством, фабричных
инспекций, разработка рабочего законодательства, рационализация и регионализация
производства и т. д.
Теория позднего капитализма и социализации производства фактически призвана
обосновать возможность и даже тенденцию становления нового типа хозяйственнополитической системы - социализма.
***
В теории хозяйственной системы и политико-экономической системы наиболее
важными, с нашей точки зрения, представляются следующие положения.
Во-первых, отказ от идеи закономерного прогрессивного, линейного развития
хозяйственных систем. История не демонстрирует ни их закономерную смену, ни их
прогрессивное поступательное развитие. Более того, в ходе развертывания хозяйственной
жизни достаточно часто наблюдается попятное движение. Можно наблюдать только
психологическую цикличность в смене аристократически или демократически
организованных систем. И эта цикличность указывает на совершенно определенное
направление движения современного капитализма.
Во-вторых, увязывание политического и экономического механизмов в теории
политико-экономической системы через концепцию <духа> системы. Дух системы,
определяющий строй хозяйственной жизни, укоренен в политическом механизме, и это
делает экономику и всю хозяйственную систему в целом производной от культурного и
политического строя.
В-третьих, выявление основных тенденций развития хозяйственной системы позднего
капитализма (империализм, сращение государства и экономики, усиление процессов
регулирования хозяйственной жизни, усиление процессов социализации) и разработка
концепции нормативно-регулируемой хозяйственной жизни как теории позднего
капитализма.
В-четвертых, указание на процесс социализации как основной процесс позднего
капитализма, ведущий к новому социаль196
ному строю, к социализму.
Эта теория позднего капитализма Зомбарта, а также целый набор теоретических и
методологических положений, к которым он приходит или на которые он опирается в
процессе своего исследования капитализма, стали, как мы увидим ниже, основой его теории
немецкого социализма.
Тотальный социализм
Процесс социализации общественной жизни. Процесс социализации затрагивает, как
указывает Зомбарт, все сферы жизни от экономической до политической, социальной и
духовной. <То, что получило название обобществления производственного процесса, т. е.
рост дифференциации и интеграции отдельных хозяйств, их слияние в одно неделимое
целое, с одной стороны, и рост специализации и кооперации труда в современных крупных
предприятиях, с другой, имело своим следствием то, что каждый продукт не является уже
созданием отдельного рабочего, а представляется общим произведением всех рабочих...
Поэтому представление о коллективной организации производства вовсе не представляется
чуждым для отдельных работников, воплощенных в отдельных частях продукта. В то же
время в среде рабочих больших городов идея общего, т. е. коммунистического потребления
находит себе все больше сочувствия в силу тех изменений, которые совершаются на глазах у
всех окружающей действительности>
.
Именно этот фундаментальный процесс социализации, или обобществления, позволяет
делать вывод о социалистическом будущем общества. Как видится Зомбарту, социализм
является главным направлением в теоретической социальной мысли эпохи развитого и
позднего капитализма. Поэтому только обращение к истории социализма и к его состоянию
в первые десятилетия XX в. может дать ответ на вопрос о необходимом социальном
устройстве, об обществе позднего капитализма, о его специфике. Социализм и <социальное
движение> сущностным образом связаны с обществом развитого и позднего капитализма.
Зомбарт В. Социализм и социальное движение. - М., без года. С. 12 - 13.
197
Общество позднего капитализма формирует поразительную атмосферу абсолютно
подвижного мира, эта подвижность порождает представление о возможности создавать этот
мир ежедневно и ежечасно своими действиями, поскольку утрачивается ощущение его
твердости, а значит и его сопротивляемости. Социальная реальность перестает обладать
жестким природным характером - следовательно, ее можно и должно проектировать,
создавать утопию и пытаться ее реализовывать. Таким проектом, соответствующим духу
времени, должен стать социалистический проект, но не любой - по крайней мере, не проект
пролетарского социализма.
Критика догматического социализма. Социализм для Зомбарта - это <великое идейное
течение>, <целая область жизни>, <живое выражение определенного социального
движения>. Он является продуктом капиталистической хозяйственной системы с ее
классовым разделением на буржуазию и пролетариат. В этой системе <зреют семена
недовольства и жажда обновления, пробуждается массовая воля, подготовляется будущая
свобода>. Носителем этой массовой воли является пролетариат. Его протест принимает
форму пролетарского движения, имеющего целью достижение идеала общественного строя
на началах коммунизма, в котором реализуются интересы широких масс.
Пролетариат выступает представителем этого будущего идеального хозяйственного
строя, который и называется социалистическим. Социализм и пролетарское социальное
движение являются нечем иным, как попыткой осуществить этот будущий,
соответствующий интересам пролетариата и широких масс, новый общественный строй.
Современный социализм, таким образом, считает В. Зомбарт, - это <теоретические>
попытки указать пролетариату цель его стремлений, вызвать его на борьбу, организовать эту
борьбу, указать путь, на котором можно достигнуть этой цели.
Однако социализм не является однородным идеологическим и организационным
образованием. Различные течения социализма обладают как рядом общих моментов, так и
теми, по поводу которых они резко расходятся. К числу общих относятся следующие:
198
Для всех социалистических систем характерно детски наивное воззрение о
возможности счастья, радости в мире, призыв к свободе, поиск гармонии и свободы в мире,
потребность создать <царство небесное> на земле. Характерен культ труда. Прославление
работы занимает центральное место в любой социалистической этике. Размышления по
поводу организации работы, отношений между трудом и стоимостью труда, работой и
доходом, работой и досугом находятся в центре всех социалистических теорий. Царство
будущего будет царством труда, высший закон которого будет гласить: <кто не работает, тот
не ест>. И это очень понятно. Ведь пролетариат - первый массовый класс, состоящий из
незаметных людей массы, и нет лучшего способа для того, чтобы сделать всех людей
равными и вместе с тем внушить уважение к незаметной, затерявшейся в массе отдельной
личности, которая представляет собою часть этой массы, чем придать <святость>
осуществляемой ею работе. Ведь работа - это все, что есть у пролетариата. Поэтому идеалом
практического характера является равенство в <труде>.
Все социалистические системы рассматривают парламентаризм как специфически
либеральный институт. Пролетарскосоциалистические же идеалы совершенной
государственной формы связаны с осуществлением прямой демократии - всеобщего
избирательного права, референдумами и принципами прямой законодательной инициативы.
На этом пункте общепринятые всеми социалистическими течениями положения
исчерпываются. По поводу многих согласия уже нет, и с ними во многом не согласен
Зомбарт.
Большинство социалистических теорий сходятся в усмотрении недостатков
современного общественного строя, какими для них представляются свободная
конкуренция, основанная на жажде прибыли, и частная собственность. В силу того, что
частная собственность признается <раковым наростом> на хозяйственном механизме, все
социалисты согласны в том, что будущий строй либо совсем освободится от института
частной собственности, либо, по крайней мере, ее сфера будет значительно сужена. В
результате, частно-хозяйственная организация превратится в общественную или
кооперативную.
199
Стремление устранить капиталистическую основу хозяйственной системы, которая
придает ей ненавистный характер господства, и одновременно желание сохранить крупное
общественное производство - <в интересах миллионов ртов, защитником которых является
социализм>, заставляет прибегнуть к регулированию производства, распределения и
потребления на основе общественной собственности и общественной организации
производства.
Регулирование права частной собственности, а тем более ее ликвидация, является, по
мнению Зомбарта, <догматической причудой> некоторых из ветвей социализма, в политике
пригодной не более чем <руководство для составления гербариев>. Этот пункт не может
быть распространен на всю социалистическую мысль и, в особенности, на ее развитие в XX
в.
Зомбарт подверг самой резкой критике марксистский вариант социализма. Классовая
борьба пролетариата, являющаяся политической борьбой, борьбой за власть, диктатура
пролетариата в качестве формы, которую должна принять государственная власть после
захвата власти пролетариатом, сам пролетариат в качестве главной и единственной
политической силы, призванной осуществить социализм, - все это догмы старого марксизма,
от которых следует отказаться. Следует отказаться также от экономического детерминизма в
истории и признать, что и экономика, и материальные интересы не являются <нашей
судьбой>, а также отказаться от <мрачной веры в прогресс> и перестать <рассматривать
современность только как предварительную ступень на пути к более высокому, лучшему и
более совершенному будущему>
.
Зомбарт не считает классовую борьбу пролетариата и революцию единственным
средством создания нового социального строя, а диктатуру пролетариата - государственной
формой этого строя. По его мнению, социализм находится в русле общего хода
исторического развития и в <самой тесной связи с общим философским направлением
эпохи>, так что никаких драматических переворотов общего хода вещей для перехода к
Sombart W. Deutscher Sozialismus. - B., 1934. S. 164.
200
социализму не требуется.
Сущностными для социализма являются, по мнению Зомбарта, критика
существующего буржуазного порядка и выработка целей, к которым следует стремиться.
Способы, при помощи которых возможно осуществление этих идеалов - вторичны, хотя
совершенно очевидно, что по мере исторического развития и выработки более адекватного
отношения к истории классовая борьба пролетариата должна принимать и принимает все
более законные, парламентские формы, все более объединяется с профессиональным и
<кооперативным> движением. <Социалистическое движение развивается одновременно в
трех различных направлениях: как политически парламентарное, как профессиональное и
как кооперативное рабочее движение>
.
Немецкий социализм. Зомбарт убежден в том, что социалистическое движение и
социализм всегда имеет национальный характер. Социалистическое учение в целом и все его
идеи в отдельности адаптируются и видоизменяются каждым народом. Опираясь на
сравнительное историческое исследование национальных социалистических движений и, в
частности, исследование немецкого социализма, Зомбарт делает вывод о том, что следует
говорить не о социализме в Германии, а о специфическом немецком социализме.
Идея прогресса, предполагающая не только линейное, поступательное историческое
развитие, но и универсалистские социальные и экономические формы, должна быть
отброшена. Не существует универсальных форм социальной жизни, которые утверждаются
теорией прогресса. Все социальные формы имеют выраженный национальный тип. Всякий
строй может существовать только в национальных рамках в соответствии с различными
качествами отдельных наций, поскольку <не существует универсального строя, есть только
строй, подходящий конкретному народу>
. Немцам подходит немецкий социализм.
Неизбежность социализма, его необходимость
очевидность проистекала из осуществленного им
очевидна
для
Зомбарта.
Эта
Зомбарт В. Социализм и социальное движение. - М., б.г. С. 159.
Sombart W. Deutscher Sozialismus. - B., 1934. S. 120.
201
анализа капитализма, реконструированного выше, из процесса социализации
капитализма. Однако этот социализм должен быть делом не только пролетариата. Он должен
быть делом самых широких слоев трудящегося народа, представленных профсоюзным,
кооперативным и другими движениями. Социализм в силу своей неизбежности не требует
политической революции - он (опираясь на легальную традицию социализма в Германии)
должен идти дорогой убеждения, соглашения и социального мира. Социализм должен стать
таким обществом, в котором <душа обрела бы спокойствие ... и могла бы быть свободной от
рабской службы материальному, от давления ненужного знания, от мучительного чувства
ненависти, зависти, недоверия к своим согражданам, которым якобы живется лучше>
.
Социализм должен быть построен на основе равенства различных социальных групп,
на основе классового сотрудничества. Немецкий социализм является делом не одного класса
или отдельных групп. Он охватывает все население - крестьян и наемных рабочих,
помещиков и предпринимателей, торговцев и ремесленников, чиновников и ученых, всех
членов общества. <Немецкий социализм, - пишет Зомбарт, - не является ни пролетарским,
ни мелкобуржуазным, ни каким-либо частичным социализмом. Он является народным
социализмом>
.
Немецкий социализм <укоренен в политическом коллективе>
, и поэтому проблема характера собственности является <техническим> вопросом и не
представляет никакого принципиального интереса. В рамках модели немецкого социализма
(так же как и в рамках общего процесса социализации капитализма) частная и общественная
собственность будут сосуществовать друг с другом: капиталистические, крестьянские и
ремесленные предприятия будут сосуществовать с кооперативными и государственными. К
государственным будут принадлежать крупные кредитные центры, предприятия
добывающей, топливной, военной промышленности, транспорт, новые технические от-
Op. cit. S. 165.
Op. cit. S. 161.
Op. cit. S. 61.
202
расли, требующие крупномасштабных инвестиционных средств. Государство вообще
самым радикальным образом будет вмешиваться во все сферы экономики и общества для
того, чтобы покончить в хозяйственной жизни с <дикостью, хаотичностью,
беспорядочностью, бесплановостью и бессмысленностью>
.
Теория <разумного планового хозяйства> Зомбарта, разработанная им в книге
<Будущее капитализма> (1923) и включенная в модель <немецкого социализма>,
предполагала контроль государства не только за производством благ, но и за их
распределением, выступая тем самым в качестве главного механизма социализации позднего
капитализма. Государственное регулирование системы распределения должно <оздоровить>
отношения между людьми, должно способствовать формированию морального и
политического единства всех групп и сословий. Контроль со стороны государства за
системой распределения не предполагает установления материального равенства, но
<градация степеней зажиточности> должна стать более справедливой и обеспечивать
существование <здоровой, радостной и готовой к труду> нации на основе <справедливой>
платы за труд.
Именно государство во всей полноте своих возможностей должно сгладить все угрозы
и опасности капиталистического предпринимательства - жестокую конкурентную борьбу,
безоглядную погоню за прибылью, анархию, пренебрежение интересами общества,
классовую борьбу - и привести к национальному миру и гармонии, в которой классовые бои
сменятся классовым миром.
Социальная гармония <немецкого социализма>, сотворенная посредством государства,
носителя <надиндивидуального разума>, должна будет представлять собой общество, в
котором преодолен не только классовый конфликт, но и конфликт интересов отдельно
человека и общества в целом и реализован принцип <благо всех выше блага отдельных
лиц>. Таким образом будет достигнута гармония социальных интересов.
Стремление к наживе в качестве главного мотива экономи-
Op. cit. S. 278.
203
ческой и социальной деятельности будет вытеснено новыми социальными мотивами удовлетворением общественных потребностей, соблюдением принципов рациональной
организации общества в целом, принципа рентабельности в сфере экономики. Классовый
принцип социальной стратификации должен быть заменен системой сословного деления
граждан, которая установит место каждого в обществе в соответствии с его общественными
функциями.
Основу <сильного государства>, способного контролировать и направлять
хозяйственные и социальные отношения в целом, должна составить бюрократия,
построенная на основе принципа <фюрерства>. Этот принцип означает беспрекословное
подчинение приказам бюрократических инстанций государственного управления. Он
работает в армии, на предприятиях, в социальной сфере. Суть его не только в социальной
дисциплине, подчиняющей и пронизывающей все общество, но и в том, что принцип власти,
получение полномочий осуществляется сверху вниз, - от фюрера к народу, а не наоборот,
как в демократических социальных устройствах. <Немецкий социализм - это не
пролетарский, не мелкобуржуазный или какой-либо иной частичный социализм. Это
народный социализм. И подобно тому как он охватывает весь народ, он охватывает все
сферы культуры, а не только область хозяйства. Этот социализм носит тоталистский
характер>
.
Итак, если формулировать кратко, <немецкий социализм> это тоталитарный
социализм, предлагающий модель общества, которое построено как тотальная корпорация,
использующая механизмы государственного вмешательства и контроля с целью обуздать
любые проявления <свободной игры> социальных сил.
Ирония истории и личная драма Зомбарта, опиравшегося на научное социальное
знание, состоит в том, что его проект переустройства общества на основах и принципах
социальной гар-
Op. cit. S. 161.
204
монии, оказался вполне в русле тех идеологических построений Г. Федера, Г. Бюхнера,
Г. Штрассера и других, которые проложили и обосновали дорогу национал-социализму.
Видимо, идеи и традиции <прусского социализма> и <психологии народов>, так же как и
теории <корпоративного государства> или <пролетарского государства>, являются не самой
лучшей основой для социального проектирования, в том числе социалистического
характера.
5.3. Социологические теории тоталитарного общества
Конец Второй мировой войны подвел черту под стремлением к созданию
тоталитарных социальных проектов и попытками их реализации под знаменем расовых и
национал-социалистических идеологий. Приобретшая реальность тоталитарная практика
стала предметом пристального социологического и политического анализа, результатом
которого стало формирование различных теорий тоталитарного общества. Среди самых
известных следует назвать концепции Х. Арендт, К. Мангейма, Э. Фромма, представителей
Франкфуртской школы и других социологов, обращавшихся к исследованию тоталитаризма,
например, Т. Парсонса
, исследования которого оказали определенное влияние на практическую политику
американской администрации в послевоенной Германии.
Социологические теории тоталитарного общества, сформировавшиеся в 40-е и 50-е
годы, обладают рядом общих характеристик. Они фактически имеют общую
социологическую картину мира - теорию массового общества, в рамках которой или на базе
которой осуществлялось построение теорий тоталитарного общества. Все эти теории
утверждают, что тоталитарное общество является вариантом массового общества, в котором
специфическим образом трансформируются основные социальные институты, культура,
формируется новый тип идентично-
См. об этом: Gerbardt U. Talcott Parsons and the Transformation of German Society at the
End of World War II. - European Sociological Review., 1996, vol. 12, N3 - P. 303 - 325.
205
сти, аккумулируются колоссальные возможности и средства контроля и подавления.
Классическими социологическими теориями тоталитарного общества можно считать
теории Х. Арендт и К. Мангейма. Именно в этих теориях были разработаны основные идеи и
подходы, сформулированы основополагающие тезисы, призванные дать социологическую
характеристику тоталитаризма.
5.3.1. Теория тоталитарного общества Ханны Арендт
Теорию тоталитаризма Ханна Арендт наиболее полно сформулировала в своей
всемирно известной книге <Истоки тоталитаризма> (1951 г.), а также в ряде других работ:
<Между прошлым и будущим> (1961), <О революции> (1963), <Эйхман в Иерусалиме.
Заметки о банальности зла> (1963), <Люди в темные времена> (1968), <О насилии> (1970) и
др. Основной смысл и задача, которую она преследовала при разработке теории
тоталитарного общества, состоял в том, чтобы показать тоталитаризм в качестве
злокачественного отклонения, аномийной формы развития массовых модерновых обществ.
Именно эти отклонения и аномийные процессы - трайбалистский национализм, массовые
тоталитарные движения, тоталитарный вождизм, тоталитарная идеология и пропаганда,
террор, концлагеря, всевластие тайной полиции - становятся главными объектами ее
анализа.
Исторические условия становления тоталитарного общества
Расовая теория. Она играла ключевую роль в идеологии и практике нацизма. В форме
антисемитизма она стала одним из центральных элементов общей политики террора
тоталитарного государства. Арендт указывает на тот исторически легко фиксируемый факт,
что именно антисемитизм стал катализатором подъема нацистского движения.
Национализм. По мнению Арендт, национализм содержит порочное толкование
государства как института нации и отождествляет идею гражданина с этнонациональной, а
не гражданской принадлежностью. Национальное государство, как считает Х. Арендт - это
государство, покоящееся на классовой
206
системе социальной дифференциации и в качестве основания для членства в нем
придерживающееся принципа гражданства, а не этнонационального принципа.
Национальные государства имели короткую историю - оформившись преимущественно
после 1848 г., уже в начале XX вступили в кризис. Причины этого Арендт видит в
следующем. Общество, пропитанное духом либерального индивидуализма и не понимавшее
того, что отношения между государством и обществом определялись фактом классовой
борьбы, ошибочно полагало, что государство правит атомарными индивидами и очевидно
желало, чтобы государство охраняло его от последствий социальной атомизации и в то же
время гарантировало ему возможность оставаться в состоянии атомизации. <Дабы
соответствовать этой задаче, государство было вынуждено усиливать все стремления к
централизации;
только
сильная
централизованная
администрация,
которая
монополизировала все инструменты принуждения и властные возможности, могла бы
составить противовес центробежным силам, постоянно возникающим в классово
разделенном обществе. Национализм в таком случае становился ценнейшим средством для
скрепления друг с другом централизованного государства и атомизированного общества и
фактически оказывался единственно работающей, живой связью между индивидами в
национальном государстве>
.
Империализм. Империализм - это политика постоянной внешней экспансии,
осуществляемой национальным государством. Экономический рост, породивший избыток
капитала, человеческих ресурсов, категорию лишних людей, не могущих найти себе
применение на родине, породил государство, внешняя политика которого должна была быть
ориентирована на захват новых территорий, нового <жизненного пространства>.
Империализм - это попытка расширения и разрыва национальных границ, восстания против
ограничений, наложенных на экономическую экспансию. Империализм необходимо ведет к
деструкции национального государства, его социальной организации и политико-правовых
институтов - он необходимо ве-
Арендт Х. Истоки тоталитаризма. - М., 1996. С. 317 - 318.
207
дет к формированию идеологии племенного национализма.
Племенной национализм и империализм, проводимый в отношении европейских
народов, прежде всего Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, развились в
новую форму организации - пандвижения (панславизм и пангерманизм) у тех народов,
которые сочетали наличие определенного <национального дома, своей территории, как
Германия и Россия, с большим числом рассеянных за границей сторонников воссоединения,
- немцев и славян. Пандвижения начинали с абсолютных притязаний на <избранность>.
<Национализм часто описывали как эмоциональный суррогат религии, но только
трайбализм пандвижений предложил новую религиозную теорию и новое понятие святости>
. Именно из-за претензий быть <истинно божественным народом новых времен>,
указывает далее Арендт, панслависты отказались от своих ранних либеральных устремлений
и, несмотря на сопротивление правительства и иногда даже преследования, стали <стойкими
борцами за Святую Русь>. Сходные притязания на <божественное избранничество>
предъявляли немецкие и австрийские пангерманисты. Даже если они имели либеральное
прошлое, они остались антиклерикалами и становились антихристианами. В противовес
иудео-христианской традиции веры в божественное происхождение каждого отдельного
человека, пандвижения проповедовали божественное происхождение собственного народа.
Согласно им, человек обретал свое божественное происхождение только опосредованно,
через членство в народе. Трайбализм пандвижений с его идеей <божественного
происхождения> одного народа своей привлекательностью обязан презрению к
либеральному индивидуализму и достоинству человека.
Все вдохновляемые племенными и расовыми идеологиями пандвижения,
настаивающие на высшем значении <народа>, считали роль государства второстепенной.
Враждебность к суверенному государству как институту пронизывает теорию всех
пандвижений. Панслависты, пангерманисты обычно настаивали на приоритете
этнонациональных интересов над государствен-
Там же. С. 319 - 320.
208
ными, стремились доказать, что <мировая политика преодолевает рамки государства>,
что единственным постоянно действующим в ходе истории фактором был народ, а не
государство, что именно этнонациональные потребности и должны определять
политические действия государства.
Пандвижения, вдохновляемые расовыми идеологиями и опиравшиеся на
мистификацию идеи народа, разрушали систему национального государства с его
правовыми институтами и системой партийного и классового представительства. Открытое
неуважение к закону и правовым институтам были общей характеристикой
континентального европейского империализма.
Традиционно системы управления многонациональными территориями (Россия,
Австро-Венгрия), существовавшие на континенте, носили бюрократический характер.
Партии играли несущественную роль, а парламенты не имели законодательных функций.
Государство правило посредством администрации, применявшей декреты. <В правовом
отношении управление посредством бюрократии есть правление декретами, и это значит,
что власть, которая при конституционном правлении только обеспечивает соблюдение
законов, становится непосредственным источником всякого законодательства>
.
На традицию управления посредством бюрократии оперлись пандвижения. В отличие
от партий, они не просто вырождались в бюрократические машины, но осознанно видели в
бюрократических режимах возможные образцы организации. Громадная орда, не
управляемая ни законом, ни общим интересом, появляющаяся на основе идеологии,
скрепленная убеждением своей святости и повинующаяся воле одного вождя, могла
управляться только бюрократической системой организации. Результатом внедрения такой
организации стало превращение движений в тоталитарные движения, которые и взяли на
себя роль представителей общенациональных интересов - это была задача, которую не могла
выполнить раздираемая различными классовыми интересами многопартийная система
либерального национального государства.
Там же. С. 333.
209
Враждебность движений к партийной системе стала особенно очевидной, когда после
Первой мировой войны эта партийная система перестала работать, а классовая система
общества развалилась под тяжестью все увеличивающихся масс, деклассированных ходом
исторических событий. В этой связи всякое движение имело больше шансов на успех, чем
любая партия, потому что оно не обращалось к классам, а нападало на институт государства
и классовую систему как <изобретение марксизма>. Крушение либерального национального
государства и крушение старой партийной системы стало всеевропейским феноменом. <Это
теперь удобно забывают, - подчеркивает Х. Арендт, что на момент взрыва Второй мировой
войны большинство европейских стран уже приняло какую-то форму диктатуры и отвергло
партийную систему, и что это революционное изменение способа правления в большей
части стран осуществилось без каких бы то ни было революционных переворотов>
.
Таким образом, на основе своего социально-исторического исследования Арендт
называет в качестве условий и причин формирования тоталитарных обществ следующие:
империализм (прежде всего континентальный); националистические идеологии на расовой
основе; разрушение классовой и партийной системы обществ; оформление пандвижений,
затем - тоталитарных движений, упадок национальных государств и крушение <прав
человека> как основы правового порядка и принципов гражданства. Коротко говоря,
тоталитаризм был подготовлен <пятьюдесятью годами подъема империализма и распада
национального государства, когда массы выступили на сцену европейской политики>
.
Тоталитарное общество
Тоталитарное общество обладает несколькими фундаментальными характеристиками.
1. Тоталитарное общество - это бесклассовое массовое общество. Основу таких
обществ составляет масса атомизиро-
Там же. С. 356.
Там же. С. 463.
210
ванных изолированных индивидов, а не структурированная система классов и
классовых интересов. У масс отсутствует сознание общих интересов, у них нет той
отчетливой классовой структурированности, которая находит выражение во вполне
определенных и достижимых целях. Термин <массы>, пишет Арендт, применим только там,
где мы имеем дело с людьми, которых по причине либо их количества, либо их
индифферентности, либо сочетания обоих факторов нельзя объединить ни в какую
организацию, основанную на общем интересе - ни в политическую партию, ни в органы
местного управления, ни в профессиональные организации или союзы. Крушение классовой
системы автоматически означало крах партийной системы, главным образом потому, что
партиям, организованным для защиты классовых интересов, оказалось некого и нечего
представлять.
Массы оформились в рамках чрезвычайно атомизированного общества, конкурентная
структура которого и характерное для нее одиночество индивида сдерживались лишь былой
включенностью индивидов в какой-либо класс. Психология европейских масс развивалась в
атмосфере крушения классового общества, которая и породила их специфические
психологические черты. Главная черта человека массы - не жестокость и отсталость, а его
изоляция и нехватка нормальных социальных взаимоотношений. Человека массы Арендт
описывает как человека с ослабленным инстинктом самосохранения, с характерным
самоотречением в том смысле, что индивидуальная жизнь ничего для него не значит, он
ощущает себя <преходящей вещью>, утрачивает интерес к собственному благополучию, к
повседневным проблемам. Зато его очень интересуют идеологические вопросы, он считает,
что <он работает на великую задачу>, у него появляется привычка <мыслить в масштабе
континентов и чувствовать веками>.
Арендт считает необходимым проводить различие между <массами> и <толпой>,
подразумевая под толпой низшие в социальном отношении, отвергнутые обществом и даже
криминальные элементы. Толпа существовала всегда, являясь социальным низом классового
капиталистического общества, массы
211
же являются продуктом распада его классовой структуры. Арендт обращает внимание
на ту особую роль толпы в процессе распада классовой структуры капиталистического
общества, которую она сыграла в союзе с элитой. Союз толпы и элиты в предтоталитарном
периоде она именует никак иначе как <угнетающим наш ум>.
Временный союз между элитой и толпой в основном и покоился на том искреннем
восхищении, с коим первая созерцала, как вторая крушит благопристойность и
респектабельность. Антигуманизм, антилиберализм, антииндивидуализм и грубое отрицание
культуры, столь характерные для <фронтового поколения>, ставшего основой тоталитарных
движений, превознесение им насилия, власти, жестокости вполне соответствовали
<научным> доказательствам представителей империалистической элиты, что <борьба всех
против всех> есть закон вселенной, а экспансия - психологическая необходимость.
Союз между толпой и элитой, как и примечательное совпадение их ожиданий,
обусловлен тем, что эти слои были обречены первыми выпасть из структуры национального
государства и рамок классового общества. Люди толпы и люди элиты легко находили друг
друга, и те, и другие ощущали, что <представляют судьбу времени, что за ними следом идут
бесконечные массы>. Интеллектуалы, несмотря на свою страсть к авангардизму и критику
буржуазности, должны были уйти со сцены вместе с буржуазной культурой, которую
призвана была заменить идеология. Что касается толпы, этих низких и низших слоев,
наоборот, стремящихся наверх к буржуазным ценностям и статусам, то они должны были
исчезнуть вместе с самой <буржуазностью>, их должны были заменить массы.
2. Основной формой политической организации
тоталитарном обществе является тоталитарное движение.
в
бесклассовом
массовом
Тоталитарные движения возможны везде, пишет Арендт, где имеются массы, по той
или иной причине приобретшие вкус к политической организации. Тоталитарные движения это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов. Их наиболее
бросающаяся в глаза черта - это требование
212
от своих членов тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности.
Такое требование вожди тоталитарных движений выдвигают еще до захвата ими власти, до
тотальной организации страны под их реальным управлением. Оно вытекает из притязания
тоталитарных идеологий на то, что новая организация охватит в должное время <весь род
человеческий>
.
Целью тоталитаризма никогда не является захват государственной власти сам по себе.
Тоталитаризм никогда не довольствуется правлением с помощью внешних средств,
посредством государства и машины насилия. Ни национал-социализм, ни большевизм,
подчеркивает Х. Арендт, никогда не провозглашали новой формы правления и не
утверждали, будто с захватом власти и обеспечением контроля над государственной
машиной их цели будут достигнуты. Их идея господства предполагала нечто такое, чего ни
государство, ни обычный аппарат насилия никогда не смогли бы достичь, добиться этого
сможет только <Движение>. Насильственный захват власти - не цель, а лишь средство для
цели. <Практическая цель движения - втянуть в свою орбиту и организовать как можно
больше людей и не давать им успокоиться. Политической цели, что стала бы конечной
целью движения, просто не существует>
.
В качестве двух главных механизмов оформления тоталитарного движения Ханна
Арендт называет пропаганду и организацию. По ее мнению, очевидной социальной
энергетики, содержащейся в тоталитаризме и столь привлекательной для толпы, различного
рода маргинальных и деструктивных элементов, недостаточно, чтобы завоевать массы.
Завоевать массы можно только с помощью пропаганды.
Арендт четко проводит различие между пропагандой и идеологической обработкой.
Тоталитарные движения прибегают к пропаганде до тех пор, пока они существуют в рамках
нетоталитарного мира. После прихода к власти они меняют тактику пропаганды на тактику
идеологической обработки, хотя необходимость в пропаганде остается и она диктуется
внешним
Там же. С. 430.
Там же. С. 433.
213
миром. Специфической чертой тоталитарной пропаганды является ее <назойливое
настаивание на <научной> природе своих утверждений... Она почти всегда настаивает на
научном предсказании, в отличие от старомодной апелляции к прошлому>
.
<Научность> и ориентированность на будущее тоталитарной пропаганды сопряжены с
еще одной ее характеристикой - ее демагогичностью, поскольку едва ли существует лучший
способ избежать вопросов и дискуссий, чем утверждать, что только будущее сможет
открыть его достоинства. Именно благодаря своей демагогичности тоталитарная пропаганда
не была в свое время серьезно воспринята нетоталитарной общественной средой.
Однако успех тоталитарной пропаганды основывается не только на демагогичности, но
также и на верном понимании ее <теоретиками> того факта, что у людей массы нет своего
структурированного интереса, в силу чего они и могут стать фанатиками и пойти на
самопожертвование. Нацисты доказали, - замечает Ханна Арендт, - что можно повести
целый народ на войну под лозунгом, заранее допускавшим возможность <... всем
погибнуть>. Чертами тоталитарной пропаганды были также очевидная лживость и выбор
<таинственных> тем. Источник и причина тайны были не важны. Это могло быть
сознательное и политически объяснимое желание секретности, или стремление
революционных групп к конспирации, или древние предрассудки, касающиеся скрытых и
тайных сил, действующих в обществе, заговоров, тайных обществ, стремящихся к захвату
власти и т. д. Например, наиболее эффективным вымыслом нацистской пропаганды была
история о всемирном еврейском заговоре, а в большевистской пропаганде один
таинственный мировой заговор сменял другой - от заговора троцкистов до заговора и
махинаций различных иностранных секретных служб.
Несмотря на очевидную лживость тоталитарной пропаганды, она была весьма
действенной, что было обусловлено двумя моментами: связанностью пропаганды с
насилием, с одной стороны, и ее способностью отвечать на потребность в личной само-
Там же. С. 456.
214
идентификации - с другой. Пропаганда и террор представляют собою две стороны
одной медали. Везде, где тоталитаризм обладает властью, он использует насилие не только
для запугивания людей, но и для постоянного воплощения своих идеологических доктрин.
<Тоталитаризм не может удовлетворяться утверждением, что безработицы не существует,
при наличии противоположных фактов; в качестве составной части своей пропаганды он
уничтожит пособия по безработице>
. Целью нацистской пропаганды было обеспечение <массы атомизированных, не
поддающихся определению, нестабильных индивидов средствами самоопределения и
идентификации>
, которые не только восстановили бы некоторое самоуважение, утраченное этими
массами ранее, но и сделали бы их лучшими <кандидатами для организации>.
Основу тоталитарной организации образует принцип вождизма. Он состоит в
назначении функционеров на партийные должности сверху и, в конечном счете, в
монополии одного человека на распоряжение всеми должностями. Однако, как подчеркивает
Арендт, принцип вождизма сам по себе не является тоталитарным, он вобрал в себя черты и
авторитаризма, и военной диктатуры. Иерархическая организация становится тоталитарной
тогда, когда вождю обеспечиваются особые условия, когда ликвидируется система
письменных, формальных приказов, когда формула <воля фюрера - верховный закон>
ложится в основу всех официальных правил и распоряжений, когда господствует правило
<не публиковать ни одного указа>. Анонимность призвана скрыть истоки тоталитарной
организационной структуры.
Однако самым интересным механизмом, создаваемым тоталитарным движением для
достижения тоталитарного господства, является формирование фасадных организаций. Речь
идет о легальных организациях, используемых для первичной агитации, вербовки
сторонников и сочувствующих. <Фасадные организации> окружают членов движения
защитной стеной, которая
Там же. С. 451.
Там же. С. 470.
215
отделяет их от внешнего нормального мира, и в то же время они образуют мост,
который делает возможным связь с этим нормальным миром. Арендт называет
<гениальным> это изобретение, и его <гениальность> проявляется в том, что <фасадные
организации> придают движению и его идеям видимость нормальности, что предохраняет
движение от воздействия реальной действительности более эффективно, чем простая
идеологическая агитация. Результатом деятельности <фасадных организаций> являлось то,
что создавалось впечатление, будто все элементы общества включены в их структуру, весь
немецкий народ был организован в подразделения сочувствующих.
Помимо <фасадных организаций> тоталитарные движения используют прямо
противоположный механизм - создание элитных образований военного типа, например, СА.
Эти образования создавались по образцу преступных банд и использовались для
организованных убийств. В этом смысле функция элитных формирований противоположна
функции <фасадных организаций>. В то время как последние придают движению налет
респектабельности и внушают доверие, первые через механизм соучастия заставляют
каждого члена партии осознавать, что он навсегда покинул нормальный мир и должен нести
ответственность за все преступления, совершенные элитой. Искусственное раздувание
гражданской войны имело целью сплотить членов движения - каждый чувствовал себя в
большей безопасности как член движения, чем как его противник.
В центре тоталитарного движения находится вождь. Вождь отделен от элитных
структур внутренним кругом инициаторов движения, который распространяет вокруг вождя
ауру недоступной тайны. Его позиция внутри этого круга зависит от соответствующих
способностей вести интриги и умения постоянно менять окружение. Он обязан своим
восхождением уникальной способности манипулировать внутрипартийной борьбой в целях
усиления своей власти не менее, чем своим демагогическим или организаторскобюрократическим качествам. Подобные личные качества необходимы на ранних этапах
существования движения, но перестают быть решающими, когда движение сформировано и
введен в действие принцип <воля фюрера 216
закон партии>. Тогда вся иерархия движения оказывается эффективно подготовлена
для исполнения задачи быстро сообщать волю фюрера всем подразделениям. Когда это
достигнуто, вождь уже незаменим, потому что вся сложная структура движения без его
приказов теряет всякий смысл. Тоталитарное движение строится на тотальной
ответственности вождя за все, что совершается движением, и это тотальное отождествление
вождя с каждым из функционеров имеет практические последствия - никто не отвечает за
свои действия и не должен их объяснять. Вождь монополизирует право и возможность
объяснения.
Подводя итог анализу тоталитарного движения, Арендт останавливается на
чрезвычайно интересном, примечательном и функционально значимом явлении - на
сопряженности главных характеристик тоталитарного сознания, с одной стороны, и
структуре тоталитарного движения - с другой.
Главными характеристиками тоталитарного сознания являются цинизм и
доверчивость. Цинизм и доверчивость - те характеристики тоталитарного сознания, которые
унаследованы массами от толпы. При этом, чем выше иерархический уровень, тем более
цинизм перевешивает доверчивость. Сочувствующие, объединенные в <фасадных
организациях>, презирают сограждан, вовсе не приобщенных к движению, члены партии
презирают доверчивость сочувствующих и отсутствие у них радикализма, элитные
подразделения презирают по тем же самым причинам простых членов партии, а внутри
элитных групп сходная иерархия презрения воспроизводится в каждом новом образовании.
Результатом этой системы становится то, что доверчивость сочувствующих делает ложь
приемлемой для внешнего мира, тогда как цинизм, пропорционально распределенный между
членами партии и людьми элитных структур, устраняет ту опасность, что вождь в один
прекрасный момент сам поддастся воздействию собственной пропаганды. Движение
становится предельно устойчивым и укорененным в окружающем обществе.
Возникает только один вопрос - чем обеспечивается верность фюреру высшей элиты,
характеризующейся высшей степенью цинизма, верность тех, кто не верит ни в
идеологическое
217
клише, ни в непогрешимость вождя? Этих людей связывает вместе нравственный
цинизм, их вера в то, что все дозволено и все возможно; их убеждение, что каждый, кто
распоряжается инструментами насилия с помощью методов тоталитарной организации,
может добиться всего.
3. Пришедший к власти тоталитаризм порождает <государство перманентной
нестабильности>. Эта <нестабильность> обусловлена двойственной - на первый взгляд
противоречивой и даже абсурдной - задачей, стоящей перед правителем: он должен
утвердить иллюзорный мир движения в качестве осязаемой реальности жизни и в то же
время не позволить этому новому миру установиться как новой стабильности, поскольку
стабилизация его институтов и законодательства необходимо ведет к уничтожению самого
движения и его идеологии, а тоталитаризм лишается своего содержания и обоснования.
Поэтому тоталитарный правитель должен любой ценой помешать процессу нормализации.
Для того, чтобы помешать процессу нормализации перед обществом ставится цель завоевание мирового господства. Борьба за тотальное господство над всем населением
планеты, игнорирование всякой реальности, противостоящей нетоталитарной, заложены в
самой природе тоталитарных режимов. Если они не стремятся к тотальному господству, то
скорее всего утратят ту власть, которую смогли захватить.
Тоталитарное государство представляет собою структуру, покоящуюся на двух
оплотах: государственном аппарате и партии. Причем отношения между госаппаратом и
партией - это отношения между официально-показной и реальной властью. Первая есть
лишь фасад, призванный скрыть и защитить реальную власть партии. Удвоение, а чаще
всего умножение канцелярий облегчало постоянное перемещение власти, ее
бесформенность, сокрытие ее реального источника. Чем более заметны правительственные
организации, тем меньшей властью они наделены, и чем меньше известно о существовании
какого-то института, тем более полновластным он оказывается. Реальная власть начинается
там, где начинается секретность.
Постоянная конкуренция между организациями, функции которых совпадают, не
оставляла шанса на успех оппозиции и
218
саботажу, а наделение властью и передача функций от одной организации к другой
позволяли решать любые проблемы так, что никто об этом не узнавал. Если оставить в
стороне вопросы административной эффективности, экономической продуктивности, и
рассматривать тоталитарное государство единственно как инструмент власти, то его
бесформенность оказывается идеальным инструментом для реализации принципа вождизма.
Бесконечное умножение канцелярий и путаница в распределении власти порождали
состояние дел, при котором каждый гражданин ощущал прямую зависимость от воли Вождя,
произвольно выбирающего исполнительный орган своих решений.
Фактически в структуре государства воспроизводилась характерная, напоминающая
луковицу структура тоталитарного движения, где каждый внешний слой является фасадом
внутреннего, более воинственного образования. Государственная машина трансформируется
в фасадную организацию сочувствующих бюрократов, функция которой во внутренних
делах состоит в распространении доверия в массах <упорядоченных> граждан, а во внешних
- в одурачивании внешнего нетоталитарного мира.
Неутилитарный характер структуры тоталитарного государства не должен вести к
недооценке заявлений всех тоталитарных правителей, касающихся того, что они
рассматривают страну, в которой им удалось взять власть, только как временную штабквартиру тоталитарного движения на пути к завоеванию мира, к подчинению всех народов
своему господству. Ни одну страну они не рассматривают как чужую, напротив, в каждой
стране видят свою потенциальную территорию. Подобная позиция внесла в историю и
международную политику XX в. совершенно новый дестабилизирующий элемент.
4. Тайная полиция. В отличие от авторитарных однопартийных движений,
стремящихся совместить государственные посты с партийными, тоталитарные движения,
пришедшие к власти, с самого начала сознательно стремятся утвердить различия между
государством и движением. Захват государственной машины без слияния с ней решается
тем, что высокие посты в госаппарате разрешается занимать только второстепенным чле219
нам партии. Реальной властью облекаются лишь институты движения.
Ядро власти в стране - сверхэффективные и сверхкомпетентные службы тайной
полиции - находятся над государством и за фасадом показной власти. Специфика и суть
деятельности спецслужб в рамках тоталитарных режимов состоит в том, что они
ориентированы не на обеспечение безопасности правящего режима, а служат цели
тотального господства.
Тайная полиция является самым организованным и самым эффективным
государственным образованием, и ее функции не являются ни сомнительными, ни
излишними - через сеть тайных агентов тоталитарный правитель создает для себя
непосредственный исполнительный <ремень передачи>, который совершенно самостоятелен
по отношению ко всем другим институтам. И в этом смысле агенты тайной полиции единственный правящий класс тоталитарного общества. Их стандарты и ценности
определяют и проникают в саму ткань жизни общества. Подозрительность, провокация
начинает определять любое социальное взаимодействие на всех социальных уровнях.
Уничтожается частная жизнь, отождествляются общественные и частные интересы,
поскольку какое бы место индивид ни занимал, самим своим существованием он обязан
политическому интересу режима, а контроль <соседа> обеспечивает проникновение этого
интереса в частную жизнь. Главным средством движения вверх является сотрудничество с
тайной полицией, тайная агентурная работа.
Тоталитарный режим изменяет представления о преступлении и преступниках. Это
вызывает появление новых и ужасных методов тоталитарной тайной полиции: неугодные не
просто наказываются, они стираются с лица земли; единственный след, который они
оставляют о себе - след в памяти тех, кто их знал и любил. Поэтому одна из самых трудных
задач тайной полиции состоит в том, чтобы гарантировать исчезновение даже таких следов.
Оптимальным средством для решения таких проблем стали концентрационные лагеря.
5. Тотальное господство. Концентрационные лагеря служили единственной цели установлению тотального господства.
220
Они были самым ярким инструментом прямого террора, в них осуществлялось
уничтожение всех неугодных и всех угодных, но должных стать предостережением для
других. Никакой другой цели кроме тотального господства они не имели. Концлагеря
создавались не с целью организации принудительного труда. Наоборот, невероятность
ужасов концлагерей была тесно связана с их экономической бесполезностью. Нацисты
довели эту бесполезность до крайности, когда в разгар войны, несмотря на нехватку
строительных материалов и подвижного состава, они строили чудовищные и дорогостоящие
фабрики уничтожения и перевозили из одного места в другое миллионы людей.
Цель системы произвола, воплощенная в системе лагерей, состояла в уничтожении
гражданских прав всего населения, которое в конечном счете в своей стране оказывается в
такой же ситуации беззакония, как и безгосударственные и бездомные. Пренебрежение
правами человека, уничтожение его как юридического лица является предварительным
условием полного господства над ним. И это относится не только к отдельным категориям
населения, таким как преступники, политические противники, различные этнические
группы, гомосексуалисты, составившим первые потоки в лагеря, но касается каждого
жителя тоталитарного государства.
Бесполезность лагерей, их цинически признаваемая антиутилитарность - лишь
видимость. В действительности они более существенны для сохранения режима, чем любой
другой из его институтов. Без концлагерей и внушаемого ими страха, без отлаженного в них
обучения тоталитарному господству, которое нигде не осуществлялось с большей полнотой,
тоталитарное государство со всеми своими возможностями не сумело бы ни вдохнуть
фанатизм в свои элитные подразделения, ни удержать весь народ в состоянии полной
апатии. И господствующие, и подчиненные быстро потонули бы в <старой буржуазной
рутине>, и поддались повседневной жизни с ее <гуманными законами>. И только террор и
система концлагерей могли воспрепятствовать этому процессу.
221
Предложенная нами реконструкция теории тоталитарного общества Ханны Арендт
позволяет сделать главный вывод - тоталитарное общество является массовым обществом, и
его социальная организация, получившая название <тоталитаризм>, есть дело рук самих
масс, а не разового захвата власти какой-то политической силой и тем более не результат
применения социальных или политических технологий, задействованных элитой. Движение
массового общества в сторону его тоталитарной организации Арендт рассматривает как его
аномийное развитие, являющееся результатом разрушения классовой структуры
капиталистического общества, заката национального государства и формирования массовых
национальных идеологий на этнорасовой или классовой основе.
В оформлении таких идеологий, как показывает Арендт, участвовало все население социальные низы, элиты и националистическая буржуазия. Основные идеи этих идеологий
достаточно долго <накапливались> в культуре и истории обществ, в которых оформился
тоталитаризм. Именно эти идеологии лежат в основе формирования массовых тоталитарных
движений, приводящих к власти своих вождей, и именно они становятся базовой основой
оформления специфических систем социальной интеракции, форм тоталитарной власти,
таких как тоталитарная пропаганда, идеология и организация, а также различных форм
насилия и террора.
Пришедшее к власти тоталитарное движение формирует <новый порядок> или <новое
общество> с беспрецедентной социальной организацией. Общество представляет собою
<луковицу>, как называет эту структуру сама Арендт. Самую внешнюю его оболочку
составляют <фасадные организации>, организующие нетоталитарные массы. Следующий
внутренний слой составляет тоталитарное движение, затем идет слой элитных
подразделений этого движения, главным из которых является тайная полиция, а в центре
всей этой структуры помещается вождь, осуществляющий свою власть над обществом
посредством прямого насилия.
Беспрецедентность этой социальной организации состоит, во222
первых, в том, что ее основу составляет система политических статусов,
организованных скорее концентрически, чем иерархически, что создает громадные
возможности социального продвижения для любого человека массы. Во-вторых, в том, что
власть в тоталитарном обществе принадлежит и осуществляется не формально
существующим государством - она принадлежит вождю движения и осуществляется через
каналы тайной полиции в форме идеологического контроля и прямого террора. Что касается
государства, то оно превращается во всего лишь <фасадную организацию> и функция его
всего лишь в том, чтобы создать видимость <нормальности общества>.
Именно такая структура тоталитарного общества, выявленная Ханной Арендт, и
остается
парадоксальным
образом
непонятой
современными
исследователями
тоталитаризма, помещающими в центр своих исследований феномен <непомерно
разросшегося государства>.
5.3.2. Теория тоталитарного общества Карла Мангейма
Карл Мангейм создает теорию тоталитарного общества в качестве части своей общей
теории современного общества. Основные работы К. Мангейма, в которых мы находим его
теорию тоталитаризма - <Диагноз нашего времени>, а также ряд других работ, таких как,
например, <Человек и общество в эпоху преобразования>.
Тоталитарное общество является результатом неконтролируемого развития
определенных тенденций, заложенных в современности. Именно поэтому рассмотрение
теории тоталитарного общества К. Мангейма следует начать с рассмотрения его общей
теории современности и выявления специфических черт современных обществ.
Современное общество является переходным от общества <laissez-faire> к
планируемому обществу и как таковое содержит характеристики и того, и другого обществ,
что и порождает его основные противоречия. Общество laissez faire - это общество
классического либерального капитализма, свободного индивида, свободного рынка и
свободной конкуренции. Принципы laissez faire, дающие вещам и событиям свободу идти
своим
223
ходом, не отвечают задачам эффективного коллективного сотрудничества, так как при
их господстве развитие осуществляется медленно и зависит от спонтанных процессов.
Поэтому уже в начале XX в. появилось разочарование в <методах laissez faire>, пришло
понимание того, что эти методы, порождая циклические кризисы и массовую безработицу,
были разрушительными не только для сферы экономики, но и для сферы культуры, морали и
политики. Неадекватность принципов <laissezfaire> была обусловлена, прежде всего, их
несовместимостью с оформившимся в то время массовым обществом.
Теория массового общества К. Мангейма
Современное общество, как его видит Мангейм, - это общество промышленное,
технологическое, либеральное, демократическое и массовое. При этом массовость - его
главная социологическая характеристика, определяющая все его жизнепроявления и
процессы, формирующая его целостный облик, все его напряжения и противоречия.
Массовое общество - это общество, в котором наблюдается процесс его <быстрого и
бесконтрольного расширения>. Налицо переход от общества, основу которого составляли
первичные группы, такие как семья и соседская община, к обществу, в котором преобладают
большие по размеру контактные группы. Свойства, характерные для взаимодействия в
первичных группах, такие как любовь, братство, взаимопомощь, общий эмоциональный,
личностный фон этого взаимодействия, совершенно нехарактерны взаимодействию в
больших контактных группах. Это создает известные напряжения, старая нормативная
система, основанная на принципе <возлюби ближнего>, рушится, а попытка заменить этот
принцип принципом равенства политических прав в демократическом социальном
устройстве не оказывается адекватной заменой. Происходит утрата первоначального
фундаментального содержания, заложенного в первичных, базовых контактах в рамках
первичных групп, и оно ничем не восполняется.
Большие группы, большое общество, крупномасштабные технологии меняют
содержания всех ценностей и норм, содер224
жание социального взаимодействия и социальных представлений, в особенности таких
фундаментальных социальных представлений, как, например, <социальная справедливость>.
В массовом обществе трансформацию претерпевают все без исключения социальные
институты. Наиболее радикальной трансформации подвергается сфера труда - в ней
формируются новые формы организации, новые формы личной и коллективной
ответственности, новые формы престижа. Тейлоризация труда (фундаментальным образом
связанная с оформлением массового общества) способствовала становлению зависимости
человека от машинной технологии, и эта зависимость не способствует положительным
образом формированию личности. То же самое относится к сфере отдыха, к появившимся
совершенно новым формам и моделям механизированного досуга (радио, телефон,
кинематограф).
Еще одной структурной особенностью массового общества является увеличение числа
контактов между группами, расширение средств связи, рост социальной мобильности вверх
и вниз по общественной лестнице, т. е. усиление и увеличение всех типов социальных
передвижений и взаимодействий. Все это приводит к тому, что специфические системы
норм и ценностей различных групп, существующие наряду с общей системой ценностей
всего общества, начинают перемешиваться и беспорядочно взаимодействовать. Этот
процесс осуществляется чрезвычайно быстрыми темпами, без каких-либо посредников,
стандартизации и координации.
Результатом столкновения большого количества норм, ценностей, стандартов и
моделей поведения, восприятия и оценок, не подвергшихся координации в процессе
перехода к новому обществу, становится нервное раздражение, неуверенность и страх.
Индивиду все труднее и труднее жить в <аморфном обществе>, в котором даже в
простейших ситуациях он должен выбирать между различными, несогласующимися
моделями действий и оценок.
В
политической
сфере
массовое общество
характеризуется процессом
<фундаментальной демократизации>, выражающемся в том, что в обществе все больше
активизируются те соци225
альные слои, которые до этого играли в политической жизни только пассивную роль.
Все больше социальных слоев и групп стремится в массовом обществе к участию в
образовании коллективов, государств, к тому, чтобы самим представлять свои интересы. То
обстоятельство, что они выходят из духовно отсталой массы, указывает Мангейм, несет в
себе опасность для элиты, которая раньше была заинтересована в их духовном подавлении.
Сдерживание духовного развития масс имело смысл для господствующих слоев до тех пор,
пока элита могла рассчитывать на то, что <тупость масс> вообще удержит их от
политической деятельности. Диктаторские режимы чаще других склонны нейтрализовывать
активизацию масс. Временно это удается, однако через некоторое время экономическая
жизнь начинает оказывать свое активизирующее воздействие, и недостаточное духовное
развитие рвущихся в политику масс приобретает <государственное значение> и становится
проблемой для самой элиты. <Если сегодня у нас иногда создается впечатление, что в
решающие минуты миром правит массовый психоз, то это объясняется не тем, что раньше в
мире было меньше безрассудства и иррациональности, а лишь тем, что они находили свое
выражение в более узких кругах, в частной сфере, и только теперь, в результате общей
активизации, возникшей в индустриальном обществе, влияют на общественное мнение и в
ряде случаев способны управлять им>
.
Массовое общество содержит в себе множество иррациональных элементов. В
больших городах оно создает концентрацию масс, а в массе человек значительно легче
поддается влиянию, воздействию неконтролируемого взрыва влечений и психическим
спадам, чем изолированный или связанный с небольшими группами человек. Массовое
общество движется, понуждаемое своим механизмом к тому, чтобы создавать самые
противоречивые типы поведения, как в жизни всего общества, так и в судьбе отдельного
человека. С одной стороны, массовое общество создает высшую степень рационально
калькулируе-
Мангейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Мангейм К. Диагноз нашего
времени. - М., 1994. С. 289.
226
мой системы действий, связанной с целым рядом подавлений и вытеснений
инстинктивных влечений. С другой стороны, одновременно с этим оно содействует всем
иррациональным проявлениям и вспышкам, характерным для сконцентрированных масс
людей, обеспечивает величайшую концентрацию иррационального возбуждения
инстинктов, массовизацию влечений, которая внушает опасения, что может быть разрушен
социальный механизм вытеснения иррационального. Мангейм особо подчеркивает
опасность такого рода антиномий массового общества: не оформленная и не улавливаемая
общественной структурой иррациональность проникает в политику, а массовизированный
аппарат демократии вводит иррациональность в такие сферы, где необходимо рациональное
управление. Результатом становится противоположное тому, что является смыслом
демократизации - чаще всего тоталитаризм.
Точно так же антиномическим образом процесс демократизации воздействует на
мораль, порождая силы, в равной степени могущие развивать или разрушать мораль.
Результатом этого является формирование механизма <двойной морали>.
Столь же противоречивыми являются процессы, протекающие в культуре массового
общества. Мангейм даже говорит о кризисе культуры. Кризис культуры в либеральном
демократическом обществе восходит, как он считает, прежде всего к тому, что
фундаментальные социальные процессы, развитию которых раньше способствовали
создающие культуру элиты, перешли вследствие массовизации общественной жизни в свою
прямую противоположность. Фактически речь идет не о созидании, а о разрушении
культуры. Структурную основу культурного упадка составляют четыре основных процесса,
а именно: 1) растущее число элитарных групп и возникающее вследствие этого ослабление
их силы и значения; 2) уничтожение замкнутости элитарных групп; 3) изменение принципа
отбора этих элит; 4) изменение внутреннего состава элит. К этим четырем структурным
процессам Мангейм добавляет общий процесс <пролетаризации интеллигенции>. Налицо
переизбыток предложения: на рынке труда для интеллигенции людей больше, чем это
необходимо для выполнения интеллектуальных функций.
227
Кроме того, он указывает на изменение структуры процесса взаимодействия
культурной элиты и общества. В предшествующих типах обществ элиты никогда не
обращались непосредственно к массам, существовал посредник, именуемый <культурной
публикой>. В массовом обществе постоянство этого посредника разрушается и усиливается
значение <флюидных масс>. Часто элиты непосредственно обращаются к массам и тем
самым в большей степени подчиняются законам массовой психологии, чем тогда, когда в
качестве регулятора отношений действует такой механизм как публика.
Массовое общество характеризуется возникновением совершенно новых источников и
форм авторитетов и санкций, а также новых методов их обоснования. Оно демонстрирует
наличие множества религиозных вероисповеданий и политических идеологий. Последние
уже не связаны с традицией, религией и верой в рациональный закон: даже ссылка на их
утилитарность не имеет особого значения. Общество признает их все и идеологию вечной
борьбы между расами, и борьбы между классами и между элитами, поскольку признает все
их бесконечно возможные и произвольные притязания.
Идеологии играют громадную роль в массовом обществе, но их одновременное
сосуществование порождает <кризис оценок>. Этот <кризис оценок> выглядит следующим
образом. Историческое религиозное и моральное единство, служившее интегрирующей
силой средневекового общества, было заменено секуляризованными системами либерализма
и социализма. И прежде чем все поняли, что будущее зависит от борьбы между этими двумя
точками зрения, появилась новая идеологическая система - система <универсального
фашизма>, настолько отличная от других, что внутреннее различие между этими
последними исчезает.
Таким образом, в рамках современных обществ сосуществуют противоречащие друг
другу мировоззренческо-нормативные системы. Во-первых, это религия любви и всеобщего
братства, вдохновляемая христианской традицией. Во-вторых, это философия Просвещения
и либерализма, оценивающая свободу и человеческую личность как высшую цель и
ценность, а богат228
ство, счастье, терпимость и благотворительность - как средства достижения этой цели.
В-третьих, это <идеология социализма, рассматривающая равенство, социальную
справедливость и плановый социальный образ как желанные цели>
. В-четвертых, это идеология универсального фашизма с ее идеалом демонического
человека, обладающего чистотой расы и плодовитостью, и поощряющая военные
достоинства, такие как готовность к завоеванию, дисциплине и слепому послушанию.
В результате общество оказывается разделенным в зависимости от взглядов на
принципы добродетельной жизни, наилучшей общественной организации, на нормативную
модель человеческого поведения, на характер свободы и социальной дисциплины, на
характер и принципы негативных и позитивных санкций, на наказание и поощрение. Нет
единой системы образования и воспитания, единой оценки и интерпретации ценности труда,
досуга, здоровья, сексуального поведения и т. д. В жизни не осталось ничего подобного,
даже на уровне таких обычных потребностей, как еда или манера поведения, в чем взгляды
людей не расходились бы. <У нас, - продолжает Мангейм, - нет единого мнения
относительно того, плохо это или хорошо, что существует такое разнообразие мнений; мы
не знаем, что предпочесть - конформизм прошлого или современную свободу выбора>
.
Единственное, что осознается достаточно четко, - это то, что нехорошо жить в
обществе, в котором нет установленных норм и которое развивается нестабильно. Именно
эта ситуация <кризиса оценок> порождает, по мнению Мангейма, нерешительность
правительств и всех социальных институтов, ответственных за принятие решения в сфере
социальной политики, поскольку и правительства, и институты оказываются под влиянием
размытых противоречащих друг другу норм и ценностей. И именно эта их неспособность к
действию и принятию решения автоматически готовит почву для возможной диктатуры.
Сложилось общество, в котором <процесс дезинтеграции
Мангейм К. Диагноз нашего времени. - М., 1994. С. 424.
Там же. С. 426.
229
зашел слишком далеко>. Анализируя <антиномии> массового общества, Мангейм
приходит к выводу, что <основное зло современного общества заключается не в большом
количестве людей, а в том, что либеральному строю до сих пор не удавалось создать
необходимое для большого общества органическое членение>
. Неорганизованный рост демократического общества ведет к чрезмерной
институциализации и бюрократизации системы управления. Формируется особая стратегия
управления, противодействующая процессу фундаментальной демократизации.
1. Если раньше господствующие группы элиты основывались в своих мнениях и
решениях на общей жизненной ориентации, доступной многим общественным группам, то в
процессе рационализации системы управления растет значение образованных узких
специалистов. Вследствие этого <понимание и действенность> общества все больше
концентрируются и увязываются с небольшим числом политиков, экономистов,
администраторов и специалистов в области права.
2. Рука об руку с этим процессом идет процесс концентрации власти в руках
бюрократии. Бюрократия стремится конституироваться как функциональное сообщество и
создать замкнутую организацию, предполагающую даже <наследование должностей>.
3. Решающей для политической борьбы в массовом обществе становится концентрация
средств контроля за армией и полицией. Она уменьшает вероятность восстаний, революций
и демократического осуществления воли масс.
Процесс дезинтеграции конечно же не означает автоматического перехода к
регламентированной культуре и управляемому обществу в духе тоталитарных систем, но
тем не менее очевидно, что путь, проходящий между тоталитарной регламентацией и
управлением, с одной стороны, и полной дезинтеграцией массового общества, с другой, - это
путь планирования, но <демократического планирования, или планирования ради свободы>.
Он прямо противоположен диктатуре и внешнему контролю. Он состоит в нахождении
путей для освобождения ме-
Там же. С. 326.
230
ханизмов социального контроля от разрушительных последствий массового общества,
в нахождении механизмов демократической саморегуляции общества. При этом, по мнению
Мангейма, важно уяснить главное: планирование в рамках массового общества неизбежно,
вопрос только в том, чтобы провести различие между планированием диктаторским и
демократическим.
Тоталитаризм как вариант стратегии планирования в массовом обществе
Существенным моментом для понимания теории Мангейма является то
обстоятельство, что для него планируемое общество, возникновение и становление которого
составляет суть современности, не может быть результатом спонтанного действия
объективных сил, или <автоматического прогресса>, как выразит эту же мысль, но позднее,
в применении уже к обществу 1980-х годов Франко Ферраротти.
<Объективные силы> действуют в противоположных направлениях, порождая все
современные противоречия. Лишенное плана существование оборачивается серьезными
коллизиями в области экономики и политики. К примеру, в рассчитанном на
международный обмен производстве протекционистскими методами создаются
национальные автаркии. Направленный на рост благосостояния масс технический прогресс,
вместе с современной политикой в области денежных отношений и кредита, приводит в ходе
кризисов к обратному - к пауперизации масс и к упадку рынка. Самые различные
противоречия и конфликты порождаются в сфере социальных отношений и культуры, как
это было показано выше. Все это, по мнению Мангейма, происходит потому, что в
соответствии с новыми принципами преобразуются <объективные общественные
отношения, а не человек, который должен формировать их своими мышлением и
деятельностью>
.
Планируемое общество должно стать
творческих потенций. Оно должно осуществ-
результатом
реализации
человеческих
Мангейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Мангейм К. Диагноз нашего
времени. М., 1994. С. 279.
231
ляться в интересах всех, его основой является знание, прежде всего социальное знание,
и институционализированная система воспитания и образования. Более того, налицо очень
опасная диспропорция между экономическими и техническими возможностями общества,
техническим и естественнонаучным знанием, с одной стороны, и моральным развитием - с
другой. Отставание общества в моральном развитии столь велико, по мнению Мангейма, что
имеет характер <всеобщей диспропорциональности в развитии человеческих способностей>.
Такое отставание заставляет сделать вывод о том, что общественное устройство ждет
крушение, если <рациональное самообладание всех людей не будет идти в ногу с
техническим развитием>. <То, что хорошо известно из детской психологии, - пишет
Мангейм, - а именно, что ребенок может интеллектуально развиваться очень быстро, тогда
как его моральные суждения или душевные качества остаются инфантильными, возможно и
в жизни исторических групп>
.
Следует при этом подчеркнуть, что рост рациональности и формирование
нравственности не являются чем-то случайным, так же как не являются они и делом
отдельных индивидов - эти процессы зависят от поставленных данным обществом
социальных задач, а также от его социальной структуры и системы социального
неравенства.
Все
предшествующие
общества
могли
допускать
подобную
диспропорциональность в распределении рациональных и моральных сил, но массовое
общество не может позволить подобные формы диспропорциональности ни диспропорции в
рациональном и моральном развитии и господстве над обществом, ни диспропорции в их
социальном распределении между социальными группами. И причина этого укоренена в
главной характеристике современного
<фундаментальной демократизации>.
массового
общества
-
в
процессе
его
Подводя итог, Мангейм пишет: <Я полагаю, что история либерального массового
общества достигла точки, когда расчет на естественный ход событий ведет к гибели. Без
планирования... мы не обойдемся... не следует ждать, пока в ходе неправильно-
Там же. С. 287.
232
го развития к власти придут те группы, которые под планированием понимают
одностороннее, функционирующее в их интересах господство сил. Планирование не
означает насилия над живыми структурами, диктаторскую замену творческой жизни.
Планирование означает сознательное устранение источника ошибок, совершаемых
общественным аппаратом, на основе знания всего социального механизма и живых
структур; но это означает ... умение ясно видеть и учитывать в своих действиях их
отдаленные последствия>
.
При этом совершенно очевидно, что планируемое общество может принимать
множество форм - в зависимости от политических, культурных и идеологических
констелляций, имеющих место в различных странах.
Тоталитарное общество - это одна из нежелательных, но возможных форм
планируемого общества. В основе его лежит специфическая стратегия планирования,
связанная со специфическими представлениями о том, что собою представляет социальная
реальность и <что такое хорошо> для общества в целом. Фашизм, например, планирует и
изменяет мир методами бихевиоризма, т. е. стремится сделать исчисляемым и доступным
управлению все происходящее в обществе. Об этом свидетельствует деятельность аппарата
пропаганды, направленная не на то, чтобы изменить и просветить людей, а на то, чтобы
подчинить их своей воле. <Фашизм создает аппарат общественного принуждения, который
приводит к подчинению господствующей идеологии и насильственной унификации всякой
интеграции действий. Фашизм отказывается принимать во внимание так называемую
иррациональность индивида, а также многообразие вещей. Однако у него есть абстрактный
принцип упорядочения, который посредством оптимальной комбинации внешнего насилия и
суггестивности, направленной только на регулирование поведения и интеграцию
настроенности, изменяет человека... Так же, как в типе ведущих фашистских вождей точная
расчетливость соединяется с иррациональной, несублимированной страстностью, в этой
общественной структу-
Там же. С. 330.
233
ре формально сосуществуют, не будучи связаны, максимальный порядок и постоянно
тендирующий к анархии неразработанный остаток иррациональности>
.
Тоталитаризм, по мнению Мангейма, в своей основе содержит совершенно
определенную психологическую стратегию. Индивид рассматривается не как
самостоятельная личность, а исключительно как член социальной группы, которая
поддерживает своих членов и руководит их поведением. Поэтому задача состоит в том,
чтобы сломить сопротивление индивидуального сознания путем дезорганизации
естественных групп, к которым принадлежат индивиды и взамен их создать новые группы,
соответствующие идеалам тоталитаризма.
Нацизм использовал различные методы для дезорганизации естественных групп
(семьи, церковной общины, политических партий и наций), такие как, например,
деморализация путем распространения слухов, страхов, создание соперничающих за власть
группировок, подпольных движений и т. п. Деморализация и разрушение социальных групп
мгновенно приводит к утрате их членами чувства безопасности и доверия, дружбы,
взаимной поддержки и признания. Дезинтеграция группы сопровождается разрушением
морали и <потерей совести> индивидом. Индивид пересматривает свои прежние убеждения
в соответствии с новыми идеями и рассуждает по принципу: <если я не присоединюсь к ним
сегодня, завтра может быть слишком поздно>. Доведя общество в процессе разрушения
естественных групп до паники и отчаяния, тоталитаризм приступает к созданию нового
порядка, осуществляя его по двум направлениям: во-первых, порабощая массы и, во-вторых,
укрепляя руководство в обществе нацистской партии и усиливая террор.
Для этих целей используется новый тип организации общества на основе прусской
военной модели. Все строится на основе ее принципов иерархии и подчинения промышленность, организация труда, досуга, общественное мнение, молодежные
организации. Террор, страх, ненависть становятся методами, заставляющими людей
участвовать в новом военизированном
Там же. С. 382.
234
порядке и организациях. Основой террора, его теоретическим обоснованием
становится расовая теория нацизма.
Военной организации общества и методов террористического подавления, однако,
недостаточно для выживания тоталитарного общества, которое может существовать только
в состоянии постоянного <эмоционального возбуждения>. И Гитлер создает такие центры
эмоционального возбуждения. Организация эмоциональных центров возбуждения,
например, отрядов штурмовиков, схожих с молодежными бандами, имеет целью увеличить в
обществе число людей с незрелой и необузданной психикой, являющей собой смесь
инфантильной эмоциональности и слепого подчинения. Связано это также с тем, что тип
нацистского лидера может процветать только в бандоподобных группах. Поэтому целью
такой политики является <криминализация> всего общества, его нормативной и культурной
подсистем.
В результате осуществления подобной стратегии возникает <диктаторски управляемое
массовое общество>, в котором на передний план выходит социальное конструирование
институциональных элементов - общество использует все свои силы для создания своей
организации. Ликвидация естественного социального порядка идет одновременно с
введением организационного планирования в социальной системе и созданием
управленческих социальных технологий. Планирование и организация общества
осуществляется путем концентрации власти в крупных организациях и путем использования
для идеологических целей средств массовой информации. Реформируется и унифицируется
система образования и воспитания, которые подчиняются единому государственному
центру. Они решают задачу создания личности с необходимыми режиму качествами и
мировоззрением, а также обучения необходимых специалистов для выполнения требуемых
социальных функций в обществе. Развивается государственная система социальных служб,
таких как медицинское обслуживание, страхование, система образования и дошкольного
воспитания, которые позволяют оказывать прямое политическое и экономическое давление
на частную жизнь, на семью.
235
Все интеллектуальные силы такого общества брошены на создание организационных и
военных технологий. В таком обществе преобладает элита в области политики и
организации, тогда как элита в области науки, искусства и религии почти полностью
отсутствует или не может играть значительной роли.
Целостность такого общества, помимо использования организационных технологий и
систем планирования, гарантируется установлением идеологического единства в качестве
ценностной и нормативной основы солидарности; однопартийной политической системой,
устанавливающей политический контроль; политикой милитаризации общества в качестве
средства, устанавливающего <новый порядок>.
В результате в обществе возникает феномен, который никогда ранее не наблюдался в
столь выраженной форме - процесс нарастания всеобщей взаимозависимости. Он
заключался во все более тесном переплетении различных сфер социальной деятельности.
Такова в самых общих и фундаментальных моментах теория тоталитарного общества,
которую в качестве целостного образования можно реконструировать на основе прочтения
работ Мангейма. Она содержит все базисные теоретические разработки и все аспекты
социологического и социально-психологического анализа тоталитаризма. Все последующие
исследователи тоталитарного общества практически не вышли за рамки основных идей,
разработанных Мангеймом.
Необходимо указать еще на один существенный момент. Мангейма, так же как и Х.
Арендт, интересует не только сформировавшаяся социальная механика тоталитарного
общества, но и процесс ее возникновения. Равно их обоих больше всего волнует вопрос: как
возможен процесс становления подобной социальной организации. Ответ, который они
предлагают, представляется значимым и полезным и для современных обществ, поскольку
он, что следует особо подчеркнуть, не позволяет считать тоталитаризм невозможным для
повторения актом в социальной истории.
236
Тоталитарные практики, тоталитарные проекты и, наконец, анализ и теории
тоталитарных обществ свидетельствуют о чрезвычайно важных свойствах и особенностях
обществ XX в. Подчеркнем только два свойства этих обществ, которые имеют особое
значение при рассмотрении проблемы тоталитаризма. Во-первых, все общества XX в.
являются массовыми обществами. Во-вторых, для всех обществ XX в. характерным является
свойство рефлексивности социальной практики (Маннгейм называет это планируемостью).
Никакое общество, в том числе и массовое, не может существовать без систем
социальной дифференциации - групповой и статусной. Массовые общества, в которых уже
отсутствует классовая система социальной дифференциации и еще не сложилась никакая
другая (как это было, например, в Германии и России), попадают в ситуацию, когда эта
групповая и статусная структура должна создаваться рефлексивно и планово. Общество
становится объектом структурирующей, рефлексивной деятельности со стороны элиты.
Вопрос, таким образом, упирается в то, что это за элита, какие цели она преследует и на
какие ценности опирается. Вопрос в том, какой проект она выберет создавать
демократическое, либеральное, гражданское общество или какой-либо вариант
тоталитарного политического сообщества. Только развитое гражданское общество,
способное отстаивать свои гражданские права и политические свободы, может
противостоять реализации тоталитарного проекта. Таким образом, массовая природа
общества и рефлексивный характер социальной практики делают вполне возможным
формирование тех или иных форм тоталитарной организации.
Глава 6. Теории развитого индустриального общества середины XX века
6.1. Введение
В середине XX в. получила <новую жизнь> теория индустриального общества.
Исторические трансформации XX в., новые социальные, культурные и экономические
реалии сделали неадекватными многие положения и теории классической социологии. Это
касалось, прежде всего, теорий промышленного капиталистического общества. Социальноисторические реалии XX в. следовало соотнести с теорией индустриального общества,
разработанной в рамках классической социологии, и, прежде всего, с самим понятием
<индустриализма>, поскольку на тот момент индустриализм как реальность во многом
изменил свое содержание. Новые концепции индустриального общества XX в.
формулируются в рамках напряжения, которое проявилось между теориями промышленного
капиталистического общества классической социологии, существующими в качестве
идеального типа в социологическом мышлении, с одной стороны, и теоретическим анализом
исторических трансформаций, которые претерпевают общества XX в. - с другой.
В XX в. индустриализм утвердился в полной мере, и его эффективность в качестве
средства достижения целей экономического роста, решения проблемы бедности, роста
экономического могущества, в качестве средства обеспечения массовых потребностей и
решения задач социального государства (образования, медицинского обслуживания
населения, социального страхования и т. д.) ни у кого уже не вызывала сомнений. При этом
индустриализм оформился в настолько мощную и настолько значительную силу, что стал
определять жизнь общества в гораздо большей степени, чем это было в XIX в. В обществах
XX в. индустриализм перестал ограничиваться сферой экономики, сферой производства
товаров машинным способом. Индустриализм превратился в цивилизацию, в среду обитания
человека, техногенную, организационную по своей природе.
238
Индустриализм стал определять тотальность социальной жизни. Образовался некий
сплав индустриально-экономических, социальных и культурных институтов, которые уже
имели другое содержание, чем содержание социальных институтов обществ XIX в.
Главным содержанием этого нового индустриализма середины XX в., мощно и
неотвратимо определявшего жизнь, стала технологизация всех социальных и культурных
сфер. Индивидуальная человеческая жизнь и жизнь общества в целом оформляются в некий
технологический универсум. Стандарты, нормы и логика функционирования
технологического универсума с очевидностью стали проникать и завоевывать социальную и
культурную сферы, а также индивидуальное сознание человека, определять его поведение,
принимаемые им решения. Все эти явления продемонстрировали абсолютную
неотделимость индустриализма XX в. от научно-технического прогресса. Этот последний
стал не только символом индустриальной мощи и индустриальных возможностей общества,
но процессом, ускользающим из-под контроля человека и общества. Неконтролируемость
научно-технического прогресса породила вполне обоснованные опасения и даже страх,
который присутствует в большинстве теорий индустриального общества. Социальный
алармизм, связанный с осознанием возможных рисков и непредсказуемостью научнотехнического прогресса, в 60-е годы мощно вышел на поверхность. Следствием этого,
наряду с прочим, стало и начало пересмотра принципов социального развития,
базирующихся на теории социального прогресса, разработанной в рамках Просвещения.
Сейчас трудно представить себе, какие поистине революционные трансформации
претерпела жизнь и среда обитания человека, в том числе его бытовая среда, в середине XX
в., по сравнению с ситуацией начала XX в. Более того, для большей выразительности можно
сблизить точки сравнения: 30-е годы 60-е годы. Эти три десятилетия вместили в себя
<слишком много>. Прежде всего - ужас Второй мировой войны с ее совершенно новыми
техническими средствами тотального разрушения: массовой авиацией и массированными
налетами, массовы239
ми танковыми сражениями, массированными артиллерийскими обстрелами. Это была
новая война, и совершенно новый опыт столкновения с техникой, венцом которого явилось
применение атомного оружия, заставившего человечество заглянуть в бездну. Затем техника
ворвалась в жизнь в качестве совершенно новых возможностей для каждого человека.
Авиация, автомобили, радио, телефон, телевидение - все это стало массовым на протяжении
жизни одного поколения. Эти новые технические возможности радикальным образом
изменили отношение к пространству и времени, создали новые коммуникативные системы
отношений, новые типы поведения как в трудовой, так и в бытовой сферах и в сфере отдыха,
сформировали новые типы потребления, новые рынки товаров. Радикальным образом
изменилась сфера труда и производства. Появилась совершенно новая номенклатура
товаров; были созданы новые профессии, потребовавшие совершенно новой квалификации,
значительно более высокой подготовки и высокого уровня технической компетенции. Все
сферы производственной, социальной, культурной, бытовой жизни получили новое
технологическое оснащение, которое вышло на авансцену и стало определять новое
качество жизни, новый цивилизационный уровень. Символом этого процесса <технизации>
жизни, нового уровня научнотехнического прогресса стал запуск первого в мире
искусственного спутника Земли в 1957 г. и вскоре последовавший полет человека в космос.
Феномен научно-технического прогресса стал главным, фундаментальным явлением
для середины XX в., определившим качество и тип нового индустриализма. Именно его
осмысление положило начало формированию новых теорий индустриального общества,
опиравшихся на опыт обществ середины XX в.
Проблема отношения науки и техники, с одной стороны, и социальной и культурной
подсистем общества - с другой, стала главной для этих теорий. Ее осмысление носило
сложный и многоплановый характер. Разрабатывались теории и проводились эмпирические
исследования, носившие как целостный, так и частичный, специализированный характер.
Некоторые из них
240
имели критический, другие - апологетический характер, многие включали
идеологические тезисы и очень широко обсуждались не только социологами, но и
политиками. Особое значение здесь имеет то обстоятельство, что именно в рамках анализа
нового индустриализма, проведения соответствующих эмпирических исследований и при
разработке теорий развитого индустриального общества был сформулирован
<постиндустриальный тезис> и обсуждение теорий <нового> индустриального общества
переросло в разработку теорий постиндустриального общества.
Рассмотрение этих концепций в данной главе будет построено в соответствии с
историческим развитием основных идей и теорий, появлением и постановкой
фундаментальных проблем и формулированием ответа на них. Как уже было сказано, речь
идет об очень сложном и многоплановом конгломерате проблем и теорий, оформлявшихся в
сложную и наполненную новыми явлениями эпоху. Поэтому представляется
целесообразным начать рассмотрение процесса с теорий, обладающих известной
целостностью подхода, содержащих целостную систему идей и их разработку, и в силу этого
задающих горизонт понимания для всех остальных теорий и концепций. Такими теориями,
на наш взгляд, в первую очередь являются теории развитого индустриального общества,
разработанные представителями критической теории Франкфуртской школы, а также теория
индустриального общества Раймона Арона.
6.2. Теории развитого индустриального общества Макса Хоркхаймера и Теодора
Адорно
Теории индустриального общества, разработанные в рамках критической теории, не
являются однородными образованиями, однако их объединяет общая критическая установка
по отношению к индустриальному обществу и истории его становления.
Становление индустриального общества и индустриализма как такового связывается
представителями критической теории с научно-техническим прогрессом. Анализ общества
через призму императивов науки и техники - тех возможностей, ко241
торые наука и техника предоставляют обществу, с одной стороны, и тех требований,
которые она предъявляет ему, последствий, к которым она приводит, с другой стороны, стал магистральным направлением теоретического и эмпирического исследования в рамках
концепции индустриального общества.
Работа Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно <Диалектика Просвещения>, вышедшая
в 1947 г., стала своеобразным теоретическим манифестом, в котором нашли отражение
основные положения новой концепции индустриального общества. Главным и
определяющим моментом теории развитого индустриального общества, разработанной М.
Хоркхаймером и Т. Адорно, была содержащаяся в ней социальная критика практики и
теории научно-технического прогресса.
Научно-технический прогресс как основа социальных трансформаций в развитом
индустриальном обществе
Концепция прогресса, бывшая одним из ключевых моментов теорий индустриального
общества классической социологии, была сформулирована в рамках философии
Просвещения, увязавшей его с увеличением объема знания и развитием науки в целом.
Наука и знание рассматривались как безусловное благо, рост которого и должен привести
человечество к материальному благосостоянию, политической и духовной свободе. История
выстраивалась и программировалась как перманентный рост знания и сопряженные с ним
процессы благотворной социальной трансформации. Именно поэтому фактические
последствия программного проекта Просвещения, наблюдаемые в обществах XX столетия,
стали для Хоркхаймера и Адорно основным объектом социологического интереса.
В рамках Просвещения формируется специфическое отношение человека и природы,
человека и общества. Это отношение они характеризуют как устремление к власти и
доминированию над природой и обществом посредством науки и знания. <Программой
Просвещения было расколдовывание мира. Оно стремилось разрушить мифы и свергнуть
воображение посредством знания. Техника есть сущность этого знания. Оно имеет своей
целью не понятия и образы, не радость познания, но ме242
тод, использование труда других, капитал. Те немногие вещи, которые оно [знание] ...
все еще таит в себе, сами по себе опять же являются всего лишь инструментами...
Единственно чему хотят научиться люди у природы, так это тому, как ее использовать для
того, чтобы полностью поработить и ее, и человека>
. <Пробуждение субъекта> куплено ценой признания власти в качестве принципа всех
отношений. Просвещение относится к вещам точно так же как диктатор к людям. Они
известны ему в той степени, в какой он способен манипулировать ими. Точно так же и
<человеку науки вещи известны в той степени, в какой он способен их производить. Тем
самым их в-себе становится их для-него. В этом превращении сущность вещей всегда
раскрывается как та же самая в каждом случае, как субстрат властвования>
.
Просвещение - <тоталитарно>. В качестве бытия и события Просвещением заранее
признается только то, что удается постигнуть через единство; его идеалом является система,
из которой вытекает все и вся, мышление редуцируется к математическому аппарату.
<Просвещение тоталитарно как ни одна из систем. Неистина его коренится не в ...
аналитическом методе, не в редукции к элементам, не в разрушении посредством рефлексии,
но в том, что для него всякий процесс является с самого начала уже предрешенным. Когда
некой математической процедурой неизвестное превращается в неизвестное того или иного
уравнения, на нем, тем самым, ставится клеймо давно и хорошо известного, еще до того, как
устанавливается какое бы то ни было его значение. ... Просвещение учреждает единство
мышления и математики. Тем самым последняя ... превращается в абсолютную инстанцию>
. Власть и познание - синонимы, считают Хоркхаймер и Адорно, по причине того, что
путь человека к науке Нового времени пролегал через отречение от смысла. Понятие было
заменено формулой, поиск причины -
Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. - М. - СПб., 1997. С. 16 - 17.
Там же. С. 23.
Там же. С. 40.
243
формулированием правила и вычислением вероятности. Число стало каноном
Просвещения. <Буржуазное правосудие и товарообмен регулируются одними и теми же
уравнениями>.
Просвещение подчиняет себе природу посредством рационализации труда.
<Разделение труда, в которое социально развивается господство, служит самосохранению
порабощенного целого. Но тем самым ... (целое) становится исполнителем воли
партикулярного... То, что происходит со всеми благодаря немногим, неизменно
осуществляется в виде торжества многих над единичным: гнет общества всегда несет на
себе одновременно и черты гнета коллектива>
.
Специфика позиции Хоркхаймера и Адорно, ее новизна по сравнению с теориями
классической социологии в вопросе господства, насилия и эксплуатации состоит в том, что
эти отношения рассматриваются как укорененные в обществе как целом, а не как отношения
между классами или группами, не как доминирование одной группы над другой. Господство
носит тоталитарный характер в том смысле, что предстает как доминирование целого
общества над отдельным человеком и осуществляется в безличных формах системы и
формулах науки; оно оплачивается отчуждением человека от порабощаемых им объектов и
овеществлением духа. <Заколдованными> становятся отношения самих людей, и даже
отношение единичного человека к самому себе.
Единичный человек <сморщивается> до размеров узлового пункта конвенциональных
ролей и способов функционирования, объективно от него ожидаемых. Анимизм одушевлял
вещь, индустриализм овеществляет души, как подчеркивают Хоркхаймер и Адорно.
Экономическим аппаратом уже автоматически, еще до тотального планирования, товары
наделяются ценностями, направляющими поведение людей. Бесчисленными сетями
массового производства и массовой культуры нормативные способы поведения единичного
человека оформляются в качестве единственно естественных, пристойных, разумных.
Масштабом оценки для человека становится самосохранение,
Там же. С. 37.
244
удачное или неудачное исполнение функции, соответствие тем ожиданиям, которые ею
задаются.
Все, выпадающее из заданных образцов поведения, подавляется коллективом,
осуществляющим надзор. Этот тотальный надзор начинается со школьной скамьи и
продолжается во всех сферах деятельности. И при этом, продолжают Хоркхаймер и Адорно,
сам <грозный коллектив> представляет собою всегонавсего обманчивую поверхность, под
которой таятся силы, манипулирующие и им как инстанцией насилия. Авторы <Диалектики
Просвещения> вскрывают глубинные механизмы подавления и господства, овеществления и
отчуждения человека: научно-техническая и социальная тенденции, с давних времен
переплетавшиеся друг с другом, в настоящее время окончательно сходятся в тотальном
охвате человека.
Бесконечный научно-технический прогресс, по мнению Хоркхаймера и Адорно,
обернулся для человека бесконечным регрессом, выхолащивая его самость и превращая его
в манипулируемый внешними силами и организациями автомат. Люди превращаются в то,
против чего был направлен закон развития общества - <закон развития самости>: во всего
лишь видовые существа, друг другу тождественные благодаря изоляции в <принудительно
управляемой коллективности>. Эта <принудительно управляемая коллективность> и есть то,
во что превратилось общество в эпоху позднего индустриализма. Выйти за рамки этого
научно-технического универсума невозможно, даже оперевшись на единственно возможную
сферу - сферу культуры, как того, что предположительно может быть нефункционально и
неутилитарно. Культура также оказывается колонизированной научно-техническим
разумом, как и сфера социального. Теория культуры становится поэтому у Хоркхаймера и
Адорно важнейшим компонентом теории индустриального общества.
<Культуриндустрия> как теория культуры
Теория культуры складывается из нескольких базисных положений, вскрывающих ее
природу и функции в современном обществе. Главным в понимании культуры
индустриального
245
общества является то, что она существует как культуриндустрия, основной целью
которой является подчинение человека и тотальный контроль над индивидуальным
сознанием и обществом в целом.
Суть концепции культуриндустрии состоит в том, что культура становится
индустриальным образованием, повторяет и воспроизводит логику всей системы - системы
технического разума, бизнеса, насилия и эксплуатации. <Кино и радио уже более не
требуется выдавать себя за искусство, - отмечают Хоркхаймер и Адорно. Та истина, что они
являются не чем иным, как бизнесом, используется ими в качестве идеологии,
долженствующей легитимировать тот хлам, который они умышленно производят. Они сами
себя называют индустриями, и публикуемые цифры доходов их генеральных директоров
устраняют всякое сомнение в общественной необходимости подобного рода готовых
продуктов>
. По мнению Хоркхаймера и Адорно, очевидна зависимость культуриндустрии от
наиболее могущественных секторов индустриального производства - металлургии,
нефтедобычи, энергетики, химической промышленности, по сравнению с которыми
монополии в области культуры выглядят слабыми и зависимыми.
Как индустриальное образование культура не только включена в систему
экономических и социальных отношений, она является продуктом технологических
стандартизированных процессов своего собственного производства, которые порождают
столь же стандартизированную продукцию культуриндустрии. На все накладывается печать
единообразия. Кино, радио, журналы складываются в систему, каждый раздел которой и все
они вместе выказывают редкостное единство формы, взглядов и стиля. Технический
стандарт порождает стандарт культурный; стандарт технологической формы порождает
стандарт содержания. Власть над обществом приобретается посредством технического
стандарта, но по своей сути она воплощает власть экономически господствующих.
Техническая рациональность, подчеркивают Хоркхаймер и Адорно, является рационально-
Там же. С. 150.
246
стью самого господства. Однако вину за это никоим образом не следует возлагать на
некий закон развития техники как таковой. Причина - в способе ее функционирования в
экономической и социальной системах.
Идентичные
программы
радиостанций,
бесконечные
<мыльные
оперы>,
<оскорбительные адаптации> классических произведений и т. д. и т. п. - такова основная
продукция культуриндустрии, таков ее специфический язык с только ему свойственным
синтаксисом и вокабуляром. И несмотря, а скорее даже благодаря постоянной погоне за
новыми эффектами и техническими возможностями, власть стереотипа и стандарта только
усиливается. Культуриндустрия и ее продукты - это утверждение стереотипа и стандарта и
отрицание стиля в традиционном искусствоведческом смысле слова. Культуриндустрия сама
становится стилем - единственным, исчерпывающим и тотальным.
Могущество индустриального общества, пишут Хоркхаймер и Адорно, подчиняет себе
человека раз и навсегда. Продукты культуриндустрии могут рассчитывать на то, что они
будут потребляться всегда и в любых условиях, ибо всякий человек является моделью
гигантской <экономической машинерии> изначально и постоянно, и в труде, и в отдыхе,
который подобен труду и удерживает человека в постоянном напряжении. <Из любого
фильма, из любой радиопередачи может быть почерпнуто то, что в качестве социального
эффекта не может быть приписано никому в отдельности, но только всем вместе. Каждая
отдельно взятая манифестация культуриндустрии безотказно воспроизводит человека как то,
во что превратила она его в целом. Надзор за тем, чтобы процесс простого воспроизводства
духа случайно не привел к расширенному его воспроизводству, осуществляется всеми ее
агентами, от продюсера до женских союзов>
. Культуриндустрия реализует человека только в качестве родового существа. Каждый
есть только то, посредством чего он способен заменить любого другого: <нечто
взаимозаменяемое>, <экземпляр>, <чистое ничто>. Подобная гармония являет собой
карикатуру на солидарность. Она формирует стан-
Там же. С. 158.
247
дартные
продуктов.
потребности
и
удовлетворяет
их
посредством
стандартизированных
<Культуриндустрия порочна, однако не как вавилонское скопище грехов, но как собор,
воздвигнутый во славу превозносимому до небес удовольствию>
. Сращивание культуры с развлечением приводит не только к деградации культуры, но
и к попыткам <одухотворить> развлечение. Данная тенденция является имманентно
присущей самому принципу развлечения, <просвещенческо-буржуазному по сути>. Но
изначальное родство бизнеса и развлечения обнаруживает себя в специфическом
предназначении последнего. Быть удовлетворенным означает быть согласным. Получать
удовольствие, пишут Хоркхаймер и Адорно, всегда означало не сметь ни о чем думать,
забыть о страдании даже там и тогда, где и когда оно показывается. В основе его лежит
бессилие. Оно в действительности является бегством от реальности и от последней мысли о
сопротивлении. Человеку следует признаться в собственной ничтожности, расписаться в
собственном поражении. Общество становится обществом отчаявшихся.
Развитое индустриальное общество середины XX в. - это общество, в котором
возможность стать свободным социальным и экономическим субъектом, собственником,
уже полностью ликвидирована. Независимое предпринимательство, на котором
основывалась буржуазная семья и общественное положение человека, оказалось в
зависимом положении. Все становятся служащими, всем навязывается совершенно
определенная манера держать себя, состоящая в постоянном демонстрировании всем и
каждому своей пригодности для этого общества. Существование в условиях позднего
капитализма есть не что иное, как <непрерывно длящийся обряд инициации>. Каждый
обязан доказывать, что он без остатка идентифицирует себя с властью. Индивид становится
иллюзорным, но не просто из-за своей стандартизованности, создаваемой в рамках
культуриндустрии. Его терпят лишь до тех пор, пока его безоговорочная идентичность со
всеобщим остается вне сомнения.
Там же. С. 179.
248
Позднее индустриальное капиталистическое общество - это тотальный универсум,
сформированный стандартизирующим влиянием науки и техники на основе принципа
доминирования и власти. Ничто, даже культура - исходная сфера субъективности - не может
противостоять унифицирующему и стандартизирующему влиянию техники и технологии,
выступающих от имени высшего авторитета - науки и научного мышления. <Ухваченность>
индивида стандартизирующим влиянием технологии осуществляется во всех сферах труда,
культуры. Сфера социального также становится сферой, формируемой технологиями,
посредством которых осуществляется доминирование и эксплуатация. В результате
возникает общество карикатурной солидарности, основная драма которого разыгрывается
как противостояние отдельного, изолированного индивида, с одной стороны, и тотального и
даже тоталитарного целого - с другой.
***
В результате осуществленного анализа теория развитого индустриального общества у
Хоркхаймера и Адорно предстает следующей. Это индустриальное общество в буквальном
смысле слова, его экономика представляет собою высоко развитую автоматизированную
систему производства товаров. При этом наука и техника определяют не только
производственную, но и социальную, политическую и культурную сферу, вырабатывая
соответствующие технологии принятия решения и действия и сплавляя эти сферы в единый
тоталитарный универсум.
Развитое индустриальное общество - это капиталистическое общество с присущими
ему формами собственности, насилия и эксплуатации. Однако это общество, в котором
возникает новая социальная структура, сформированная через противостояние единичного
человека тотальному социальному целому. Два фактора - стандартизирующее влияние
техники и технологии на индивида, с одной стороны, и утрата индивидом истинных типов
солидарности, с другой - превращают его в одинокого и изолированного человека массы.
Именно это явление, а также специфическая форма культуриндустрии, в которую вылилась
культура, и позволяет говорить о позднем индустриаль249
ном обществе еще и как о массовом обществе.
Идеи, разработанные М. Хоркхаймером и Т. Адорно в <Диалектике Просвещения>,
оказали определяющее влияние на развитие теоретической мысли всей критической
социологии и даже более широко - на оформление и становление всего постмодернистского
дискурса в социологии последней трети XX в. Ключевые моменты концепции общества,
которые мы вычленили в данной работе, стали главными темами последующих
социологических
исследований,
кристаллизировавших
вокруг
себя
основные
социологические интересы и теоретические перспективы.
6.3. Теория индустриального общества Герберта Маркузе
Герберт Маркузе относится к числу крупнейших представителей критической теории.
Его социологическая теория, разрабатывавшаяся в 60-е годы и представленная в его работах,
вобрала в себя все основные интуиции <Диалектики Просвещения>, разработка же теории
индустриального общества осуществлялась им фактически по тем же ключевым
направлениям, что и у Адорно - Хоркхаймера, выявление роли и значения
научнотехнического прогресса; трансформация личности и социального характера;
изменение социальной структуры, системы доминирования и власти.
Ключом к пониманию того, что такое развитое индустриальное общество, каковы те
процессы, которые определяют его экономику, социальную организацию, его культуру,
является, по Г. Маркузе, научно-технический прогресс. Техника, технологический аппарат
производства определяют, согласно Г. Маркузе, облик и процессы индустриального
общества. В индустриальном обществе технический аппарат производства и распределения
функционирует не как простая сумма технических средств и инструментов, которые могут
быть изолированы от вызванных ими социальных и политических последствий, но, скорее,
как система, которая однозначно определяет продукт этого производственного аппарата, а
также действия по его обслуживанию и развитию. Механизированное и стандарти250
зированное производство, требования его функционирования навязывают
соответствующие экономические и политические ограничения на труд, досуг, на
материальную и интеллектуальную культуру.
В силу специфичности того способа, каким индустриальное общество организует свою
технологическую базу, оно становится тоталитарным. Тоталитарными являются не только
специфические формы правительства или стоящие у власти партии, но также и
специфическая система производства и распределения, которая вполне совместима с
<плюрализмом> партий, газет, <уравновешивающих сил>.
Политические силы, считает Маркузе, утверждают себя через свою власть над
технологическим процессом и технической организацией аппарата управления.
Правительства индустриальных обществ только тогда могут защитить и утвердить себя,
когда они в состоянии мобилизовать, организовать и использовать технические, научные и
производственные возможности цивилизации. И эти возможности мобилизуют общество в
целом, независимо и помимо индивидуальных или групповых интересов. Все это делает
технику, как считает Маркузе, наиболее эффективным политическим инструментом в любом
обществе, в основе которого лежит механизированное и стандартизированное производство.
Технический производственный аппарат имеет тенденцию становиться тоталитарным в
такой степени, что определяет не только социально необходимые профессии, умения и
установки, но также и индивидуальные потребности и ожидания. Это уничтожает
противоположность между частным и общественным существованием, между
индивидуальными и социальными потребностями. Технология устанавливает новую, более
эффективную и более удобную форму социального контроля и социальной связи.
Тоталитарная тенденция этого контроля утверждает себя также и посредством
распространения на менее развитые и даже доиндустриальные области.
Технология как таковая не может быть изолирована от своего собственного
применения, традиционное понятие <нейтральности> технологии оказывается неверным.
Технологическое общество - это система господства, которое осуществляет251
ся уже в технических терминах и конструкциях. Как технологический универсум
развитое индустриальное общество является политическим универсумом, последней стадией
в реализации специфического исторического проекта - трансформации и организации
природы как простого объекта господства. Этот проект формирует внутренний универсум
мышления и действия, интеллектуальной и материальной культуры. Посредством
технологии культура, политика и экономика сливаются в глобальную систему,
производительность и потенциальный рост которой стабилизируют общество.
Развитое индустриальное общество и его системы распределения требуют всецело
подчиненного индивида и сами формируют его. Они демонстрируют непосредственную,
автоматическую идентичность, которая была характерна для примитивных форм
ассоциаций. В развитой индустриальной цивилизации эти формы появляются вновь. Эта
новая непосредственная идентичность - продукт разработанного научного управления и
организации. В таком обществе традиционная концепция отчуждения, восходящая к Гегелю
или Марксу, становится неадекватной, поскольку, как подчеркивает Маркузе, индивид
идентифицирует себя с существованием, которое навязывается ему, и находит в этом
источник своего развития и удовлетворения. Эта идентичность не иллюзия, а реальность.
Отчуждение становится полностью объективным, отчужденный субъект наслаждается своим
отчуждением. Появляется одномерность, которая существует везде и во многих формах.
Одномерное поведение и мышление характеризуются тем, что все идеи, чувства и
содержания мысли и действия покидают область рассуждения и воображения и сводятся к
терминам реальности. То же самое происходит с ценностями. Одномерность,
непосредственная
идентичность
результат
доминирования
технологической
рациональности.
Технологическая рациональность определяет классовую структуру индустриального
общества, характер отношения между классами и социальными группами, а также принципы
организации и управления на производстве. Иерархизированное господство превращается в
администрирование. Следует при
252
этом подчеркнуть, что Г. Маркузе не сторонник концепции менеджериальной
революции, он специально это оговаривает и даже характеризует себя как противника
идеологии менеджериальной революции, основывающейся на теории трансформации
природы частной собственности. Он пишет: <Капиталистическое производство
осуществляется посредством вкладывания частного капитала в целях частного извлечения и
присвоения прибавочной стоимости. Капитал является социальным инструментом
господства человека над человеком. Существенные черты этого процесса ни в коей мере не
меняются при распространении акционерных компаний, отделении собственности от
управления и т. д.>
. Более того, в иерархизированных кругах менеджериальных советов, научных
лабораторий, исследовательских институтов и национальных правительств действительные
цели и источники эксплуатации скрываются за фасадом объективной рациональности.
Капиталистические боссы и владельцы предстают как бюрократы. Вместе с техническим
прогрессом, являющимся средством экономического и социального господства, несвобода
как подчинение человека рациональному производственному аппарату интенсифицируется и
становится всепроникающей. Господство осуществляется через руководство общественным
и частным правлениями, советами директоров, профсоюзов и т. д., через баланс интересов
частных и общественных корпораций, через установление баланса интересов владельцев и
служащих. <Рабы развитой индустриальной цивилизации, - писал Г. Маркузе, - это
социально и культурно развитые рабы. Но они все-таки рабы, поскольку рабство определено
в своей чистой форме. Чистая форма рабства - это существование в качестве инструмента, в
качестве вещи>
. И ни частичная национализация, ни расширение участия представителей наемного
труда в управлении и прибылях не изменит, по убеждению Маркузе, эту систему господства,
покуда сам труд является ее опорой и утверждающей силой.
Marcuse H. One-dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society.
L., 1964. P. 32.
Там же. P. 33.
253
В рамках индустриального общества суть угнетения и доминирования не изменилась,
они только усилились благодаря постоянной рационализации процессов управления, их
технологизации и оптимизации экономического роста. Однако это обстоятельство не ведет к
радикализации позиции рабочего класса или к усилению его политической активности. Все
происходит ровно наоборот: налицо ослабление <негативной позиции> рабочего класса.
<Новый технологический мир труда, - пишет Г. Маркузе, - усиливает слабость негативной
позиции рабочего класса: он уже не противостоит существующему порядку>
.
Подчеркнем, что суть подхода практически всех сторонников теорий развитого
индустриального общества к рабочему классу состояла именно в выявлении тенденции
интеграции рабочего класса с целями и ценностями капиталистического общества. Г.
Маркузе аргументирует этот тезис таким образом, что рабочий класс под влиянием
технологического процесса автоматизации производства решительным образом
трансформируется. Возможно выделение нескольких основных факторов такой
трансформации.
Во-первых, механизация и автоматизация во все увеличивающейся степени уменьшают
количество и интенсивность затрачиваемой в труде физической энергии. Этот процесс
имеет, по мнению Маркузе, решающее влияние на марксистскую концепцию рабочего. <Для
Маркса, - заявляет Маркузе, - пролетарий является рабочим физического труда,
затрачивающим прежде всего свою физическую энергию, даже если он работает при
помощи машин. Покупка и использование в античеловеческих условиях его физической
энергии в целях частного присвоения прибавочной стоимости являли собой во многом
отталкивающую, бесчеловеческую практику эксплуатации. Марксово понятие пролетария
включает в себя в обязательном порядке грубый, ощутимый компонент наемного рабства и
отчуждения, своего рода физиологическое и биологическое измерение клас-
Тамже. P. 31.
254
сического капитализма>
. Механизация и автоматизация труда в развитом капитализме кардинально изменяют
ситуацию. Они, как утверждает Маркузе, усиливают эксплуатацию, но одновременно с этим
изменяют установку и статус эксплуатируемого. Механизация и автоматизация трудового
процесса облегчают труд в чисто физическом смысле слова, но его изматывающее,
отупляющее, нечеловеческое порабощение усиливается благодаря увеличению скорости
трудовых операций, машинному контролю, причем не посредством готового произведенного
продукта, а посредством жесткого алгоритма операций, изоляции рабочих друг от друга.
Постороннему наблюдателю за работой на конвейере может показаться, что совместная
расчлененная работа приводит к появлению <нового общего климата>, установлению более
крепких солидаристских отношений. Но это не так, технологическое единство не создает
единства психологического. Рабочий расходует уже не столько свою физическую, сколько
психическую и умственную энергию. Характер его эксплуатации практически не отличается
от характера эксплуатации машинистки, банковского служащего, продавца, теледиктора.
Во-вторых, стандартизация и рутинизация объединяет производственные и
непроизводственные
процессы.
Ассимиляционный
процесс
изменяет
систему
профессиональной стратификации. В ключевых индустриальных областях <голубые
воротнички> численно уменьшаются в сравнении с <белыми воротничками>, количество
непроизводственных рабочих увеличивается. Изменение системы стратификации отражает
изменение в характере труда рабочего. Машинная технология все больше порабощает
рабочего, сводя на нет социально-профессиональную автономию рабочего класса и
интегрируя его с другими профессиональными группами.
В-третьих, Маркузе считает, что технологическое изменение, которое привело к
исчезновению <машины> как индивидуального инструмента производства, как
<абсолютной едини-
Marcuse H. One-dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society.
L., 1969. P. 24.
255
цы>, похоже, отменяет марксистское понятие органической структуры капитала и
вместе с этим отменяет теорию создания прибавочной стоимости. Согласно Марксу,
машины никогда не создают стоимости, они только переносят свою собственную стоимость
на продукт, в то время как прибавочная стоимость является результатом эксплуатации
живого труда. Машины воплощают человеческий труд, и через них овеществленный
(мертвый) труд сохраняет себя и определяет живой труд. Автоматизация, как считает
Маркузе, качественно изменяет отношение между мертвым и живым трудом. По его
мнению, наступил момент, когда производительность определяется машинами, а не
индивидуальным трудом. Более того, само измерение индивидуального труда становится
невозможным. Маркузе соглашается с Д. Беллом в том, что автоматика в самом широком
смысле кладет конец <работе>. Уже невозможно измерить вклад отдельного рабочего,
измерению поддается только использование оборудования.
Эти изменения в характере труда и роли орудий производства, отмечает Маркузе,
изменяют установки и сознание рабочего, что проявляется в социальной и культурной
интеграции рабочего класса не только в систему капиталистического производства, но и в
общество в целом. В связи с этим Маркузе задается вопросом: затрагивает ли это изменение
также и сферу политического действия? И предлагает следующий ответ.
Ситуация противоречива, так что можно констатировать две противоположные
тенденции. С одной стороны, налицо негативные черты автоматизации: интенсификация
труда, технологическая безработица, усиление позиций управленческого аппарата,
увеличивающееся бессилие и смирение части рабочих, уменьшение возможностей
вертикальной мобильности. С другой стороны, налицо противоположная тенденция: та же
самая технологическая организация создает общность в труде (трудовое сообщество,
коллектив), генерирует еще большую взаимозависимость, которая интегрирует рабочих с
заводом. Рабочие заинтересованы в том, чтобы участвовать в принятии решения по
различным проблемам производства и технологического процесса, они готовы отдавать свое
умение, навык, умственную
256
и психическую энергию. Рабочие демонстрируют включенный интерес и
заинтересованность в делах капиталистического предприятия. Маркузе увязывает этот
интерес с самой природой технологического процесса: новый технологический мир труда
ослабляет негативную позицию и снижает уровень радикализма рабочего класса, поскольку
он уже не противостоит существующей социальной и экономической организации общества.
Однако обусловленная процессом автоматизации тенденция к интеграции и
инкорпорации рабочего класса в существующую систему, к снижению уровня его
политического радикализма, по мнению Маркузе, приведет в перспективе к ликвидации
существующей социальной системы. Автоматизация это более, чем просто количественный
рост механизации, она означает фундаментальное изменение в характере главных
производительных сил; в пределе она несовместима с обществом, основывающимся на
частной собственности и эксплуатации человеческого труда в процессе производства.
Автоматизация создает условия, которые позволят разорвать цепи, привязывающие человека
к машине, являющейся механизмом его порабощения. Полная автоматизация в сфере
производства создает, по мнению Маркузе, свободное время как такое социальное
измерение, в котором частное и социальное человеческое существование будет само себя
конституировать. Это будет означать исторический переход к новой цивилизации.
Переход к новой цивилизации будет осуществляться, однако, не на основе
политического действия рабочего класса и шире - политического действия людей наемного
труда. Этот переход будет результатом высвобождения подавленных поздним
индустриальным обществом сексуальных влечений и энергии неинтегрированных в
общество маргинальных групп. Надежды на освобождение и построение новой цивилизации
Г. Маркузе связывает с сексуальной революцией, авангардистским искусством, а также с
такими группами, как молодежь, люмпены, национальные меньшинства, не включенными в
современное общество и еще не ставшими жертвой <репрессивной структуры влечений>.
257
Итогом анализа рассмотренных процессов и тенденций развития становится
констатация появления нового индустриального общества как тотального образования,
сформированного всепроникающей научно-технической рациональностью. Оригинальный
вклад Г. Маркузе в разработку теории развитого индустриального общества - это его
концепция одномерного человека, а также его теория ослабления негативной позиции
рабочего класса в отношении к социальной системе и выявление общей тенденции его
инкорпорации в эту систему. Однако, пессимистическая диагностика не заставила Маркузе
отказаться от поиска тех социальных сил, которые способны занимать негативную,
критическую позицию по отношению к этому тотальному универсуму и быть носителями
соответствующих социально-критических воззрений. Именно с этими социальными
группами связывает Маркузе надежды на саму возможность противостояния
тотализирующему влиянию <системы> - позднему индустриальному обществу.
6.4. Дискуссии о характере индустриального труда и о рабочем классе в теориях
развитого индустриального общества
Введение
Поставленная в рамках критической теории проблема инкорпорированности рабочего
класса в общую социальную и политическую системы развитого индустриального общества
стала одной из главных проблем не только теорий индустриального общества, но и всей
социологии 60-х годов.
Причина особого интереса социологии к рабочему классу лежит на поверхности.
Проблематика, связанная с рабочим классом и шире - с классовой структурой как основой
системы социальной дифференциации и стратификации - была составной частью всех
теорий промышленного капиталистического общества, разработанных классической
социологией. Рабочий класс был необходимым, четко выделенным и оформленным
компонентом этой структуры, обладавшим особой экономической и социальной функцией,
исторической и политической
258
ролью. Ни у кого не вызывала сомнений объективная природа конфликта интересов
рабочего класса и капитала, а также объективная природа существующего между ними
политического конфликта. Выявление нового качества рабочего класса и новой природы
социального конфликта свидетельствовало, вопервых, о появлении нового типа общества,
фундаментальным образом отличающегося от классово структурированного общества XIX и
даже первой половины XX в.; во-вторых, о разрыве с теориями общества классической
социологии, одним из фундаментальных тезисов которых был тезис о классовой структуре
общества.
Результатом всех этих внетеоретических и теоретических обстоятельств и стала
широкая дискуссия о <новом рабочем классе>, имевшая место в 60-х - 70-х годах.
В основе обсуждавшихся позиций лежали крупномасштабные эмпирические
исследования. Теоретический горизонт этих исследований составляли базовые идеи теорий
развитого индустриального общества: социальная роль научно-технического прогресса;
изменение природы частной собственности и оформление акционерной собственности. При
этом большая часть концепций нового рабочего класса разрабатывалась как антитеза
марксистскому пониманию, поскольку К. Маркс всегда воспринимался как создатель идеалтипической модели классового анализа и теории классового капиталистического общества.
В рассматриваемой дискуссии речь шла о <новом рабочем классе>. В исследованиях
фиксировалось, что под влиянием процесса автоматизации рабочий класс в развитых
областях индустриального производства претерпевает фундаментальную трансформацию.
Эта трансформация осуществляется совсем не таким образом, как это было предсказано
Марксом. Вместо снижения уровня квалификации, роста отчуждения среди рабочих и
широкой пролетаризации всех слоев населения, под влиянием процесса автоматизации
наблюдается появление совершенно нового типа рабочего, отличающегося по характеру
своего труда, квалификации, психологическим и социальным характеристикам от прежнего
рабочего. Новый рабочий класс,
259
каким он представал в социологических исследованиях конца 50-х - 60-х годов,
кардинальным образом отличается от марксового пролетариата не только по характеру
своего труда и социальным характеристикам, но и по своему политическому поведению.
6.4.1. Теория Роберта Блонера
Наибольшую известность в дискуссии о новом рабочем классе получило ставшее
классическим исследование Роберта Блонера. Блонер считал, что ситуация в сфере труда
носит сложный и дифференцированный характер. Она не соответствует ни тезису о
<счастливом рабочем>, имеющему минимальную эмпирическую базу, но получившему
хождение после ряда опросных исследований относительно удовлетворенности рабочих
своим трудом, ни тезису о репрессивном характере современной технологии для рабочих.
Современная технология очень неоднородна, она структурно дифференцирована.
Различные отрасли различаются между собой технологией, системой разделения труда,
социальной организацией и экономической структурой. Главным из этих четырех факторов,
определяющим все остальные, является, согласно Блонеру, технология. Именно технология
определяет тип и основные трудовые операции, специфику и уровень квалификации рабочей
силы, экономические и инженерные ресурсы. Более того, промышленность, в которой
работает человек, во многом определяет жизнь человека, а условия труда и жизни в
различных отраслях отличны друг от друга.
Для определения того, как влияют различные технологии на рабочего и его социальное
и психологическое самочувствие, Блонер провел исследование в четырех отраслях:
печатной, текстильной, автомобильной и химической. Все четыре не только отличались друг
от друга по типу используемой технологии, но и репрезентировали, по его представлению,
четыре последовательных исторических типа технологического развития. Так, печать имеет
во многом уникальный, не стандартизированный характер производства и производимого
продукта, низкий уровень механизации и тип труда, характерный для ре260
месленной технологии. Текстильное производство более высокомеханизированно и
стандартизированно, производственный процесс осуществляется рабочими, которые
<руководят> машинами. Это машинная технология. Автомобильная промышленность - это
конвейерная технология с присущей ей высокорационализированной организацией труда,
фрагментарным и низкоквалифицированным трудом. Химическая промышленность
характеризуется использованием непрерывного технологического процесса, полной
автоматизацией. Это автоматизированная технология. Печать (ремесленная) и химическая
(автоматизированная) промышленность представляют собою два противоположных
исторических полюса развития технологии, машинная технология и конвейерная промежуточные. Теория четырех типов технологий фактически выстраивает целостную
историю индустриального общества.
Исследование показало, что различия в технологии определяют не только природу и
характер труда - они обусловливают и различные психологические реакции у рабочих.
Именно технология в различной степени вызывает чувства беспомощности, ограничения
свободы и подконтрольности у рабочего. Технологические факторы воздействуют на
чувство отчужденности, поскольку задают ритм и скорость работы, ее результат и даже
качество. Поскольку технология определяет размер предприятия, то ее следствием и
являются, по Блонеру, социальная атмосфера и социальная интеграция на предприятии,
структура и форма социальных групп, дисциплина и тип контроля.
Технология определяет также профессиональную и квалификационную структуру,
возможности социального продвижения и нормы социального взаимодействия. Так,
например, в ремесленных производствах традиции самих работников формируют ядро
нормативной системы. Наниматели и их организация являются относительно малозначимым
фактором.
В
автомобильной
и
химической
промышленностях
используется
бюрократический тип организации и, соответственно, ее нормы и практика носят системный
и кодифицированный характер. Обе эти отрасли иллюстрируют различные типы
бюрократической социальной организации: в химической промышленности
261
она базируется на строгом соблюдении норм и чувстве
автомобилестроении - на конфликте и относительном отсутствии единства.
единства;
в
Конкурентоспособность и прогрессивность отрасли также не в последнюю очередь
обусловлены используемой технологией. Чем более экономически прибыльна и
прогрессивна отрасль, тем менее ее рабочие подвержены страху безработицы и тем большие
социальные и экономические возможности перед ними открываются. Экономическое
благосостояние способствует улучшению социального климата на предприятии и единству
интересов работающих и предпринимателей.
Тем не менее, исследование показало, что не существует однозначного ответа на
вопрос о том, отчужден или нет современный рабочий. Отчуждающий характер вообще
присущ современной технике и бюрократической организации как таковым. Однако в одних
случаях технология, разделение труда, экономическая структура и социальная организация,
т. е. факторы, по которым различаются отдельные отрасли, интенсифицируют общую
тенденцию, продуцируя высокую степень отчуждения, а в других - противодействуют общей
тенденции и снижают уровень отчуждения.
На основе полученных данных Блонер выделил два типа труда и технологий. С одной
стороны, ремесленные технологии, характеризующиеся традиционным, <ручным> умением,
использованием простых ручных инструментов, с другой - автоматизированные
производства, на которых рабочий не только не манипулирует вручную производимым
продуктом, но сплошь и рядом его не видит. Его функцией являются контроль, наладка
машин и фиксирование операций, производимых автоматизированной системой. Главное
требование, предъявляемое к рабочему, - это уже не умение и мастерство, а ответственность.
Вместо умелого рабочего появляется ответственный рабочий. Более того,
автоматизированное производство парадоксальным образом воспроизводит некоторые
характеристики традиционного мастерства и повышает квалификацию, но основывается этот
процесс не на умении, физически реализуемом в производственном процессе, а на
способности к автономному
262
принятию решения. Автоматизация ведет к возникновению квалификации нового
качества, которая в совокупности с ответственностью порождает новое социальное
достоинство рабочего. <Сдвиг от мастерства к ответственности - наиболее важная
историческая тенденция в эволюции труда рабочего. Относительный упадок квалификации и
стандартизация труда, рассматриваемые в перспективе этого движения и в перспективе
будущего, представляют собою позитивное явление>, - считает Блонер
.
Между этими двумя полюсами помещаются отрасли с машинной и конвейерной
технологией. Для них характерны невысокие требования к мастерству и ответственности, и
они являют собой исторически зафиксированный процесс деквалификации труда. И при
машинной, и при конвейерной технологии рабочие имеют одинаково низкий уровень
квалификации
и
одинаковую
заработную
плату.
Относительное
отсутствие
профессиональной дифференциации по квалификации, статусу и ответственности создает
индустриальное <массовое общество>, в котором отсутствуют возможности для реального
продвижения и карьеры. Поэтому в таких отраслях практически нет системы норм и
вознаграждения, направленных на интеграцию рабочего и компании. Результатом является
социальное отчуждение, которое дополняется тем обстоятельством, что в подобных
отраслях предприятия обычно имеют громадные размеры. Чем больше размер предприятия,
тем больше социальная дистанция и социальная иерархия, тем сильнее отчуждение.
Поведение рабочих, занятых на конвейерных производствах, определяется большими,
имперсональными бюрократиями. Для их поведения характерны циничная установка по
отношению к власти и институциональным системам, неустойчивость, агрессивная реакция
при посягательстве на личные права, а также периодические коллективные акции протеста.
Поскольку у этих рабочих отсутствуют в полной мере осмысленная работа и четкие
профессиональные
функции,
то
их
достоинство
связано
со
своеобразной
индивидуалистической свободой по отношению к
Blanner R. Alienation and Freedom. Chicago, L., 1964. P. 109.
263
обязательствам перед организацией.
В автоматизированных отраслях ситуация иная. Во-первых, автоматика требует
рабочих с различной квалификацией и различным уровнем ответственности, поэтому здесь
существуют статусная и материальная дифференциация, открытые возможности для
социального роста. Рабочие имеют стимул для совершенствования в труде и усвоения
ценностей компании, высокого уровня интеграции с ее целями. Во-вторых,
автоматизированные отрасли имеют тенденцию к децентрализации производства и к
средним размерам предприятий, соответственно в них отсутствуют гигантские
бюрократические структуры. Небольшие структуры более эффективны как средства
контроля и имеют менее отчуждающий характер. В-третьих, при автоматизированной
технологии труд рабочего приближается к труду служащего и даже менеджера, он носит
вариативный характер, состоит в ответственном контроле и предполагает высокий уровень
образования. Рабочие автоматизированной промышленности представляют собой, по
мнению Блонера, новый средний класс. Они интегрированы в компанию, разделяют ее цели
и ценности, минимально агрессивны. Уровень отчуждения в этих отраслях наименьший.
Критика в адрес концепции Блонера касалась в первую очередь его тезиса о том, что
автоматизация ведет к интеграции рабочего с предприятием, его целями и ценностями. В то
же время другие моменты концепции нового рабочего класса, и, прежде всего, тезис о
появлении нового типа трудовой функции и квалификации, в основе которой лежит
ответственность, нашел заслуженное внимание и определенную поддержку.
6.4.2. <Тезис Гарри Брейвермана>
В начале 70-х годов традиционный тезис о деградации промышленного труда,
снижении уровня квалификации рабочих и нивелировании этой квалификации получил
новую жизнь у Гарри Брейвермана, подвергнувшего самой серьезной критике основные
положения теории Блонера. В противовес концепциям нового рабочего класса Г. Брейверман
выдвинул свою концепцию, которая получила название <тезис Брейвермана> и широко
264
обсуждалась в социологической литературе 80-х годов.
По мнению Брейвермана, в автоматизированных производствах не только не
наблюдается процесс обогащения, усложнения труда и появления более умелого рабочего,
но налицо обратный процесс. Массы рабочих не только проигрывают от того, что при
автоматизации теряют власть и контроль над своим трудовым процессом, но их положение
ухудшается еще и потому, что автоматизация увеличивает власть менеджеров и инженеров.
Умение рабочих падает и в абсолютном смысле (как традиционное умение ремесленников),
и в относительном. Чем больше наука становится частью процесса труда, тем меньше
рабочий понимает его. Чем сложнее производимый машиной продукт, тем меньшим
контролем над ним обладает рабочий. <Другими словами, - пишет Брейверман, - чем больше
необходимо знать рабочему для того, чтобы сохранять в труде свое человеческое
достоинство, тем меньше он знает. Это то самое расхождение, которое скрывается за
понятием <средняя квалификация>>
.
Утверждение о том, что прогресс автоматизации требует лучше обученного, более
образованного рабочего и ведет к обогащению содержания труда, основывается на двух
аргументах: во-первых, указывается на сдвиг основной массы рабочих из одной
квалификационной категории в другую, происходит якобы уменьшение группы
неквалифицированных рабочих и увеличение группы рабочих средней квалификации и
операторов; во-вторых, отмечается увеличение средней продолжительности обучения
рабочих. Что касается первого аргумента, то он, по мнению Брейвермана, является не более
чем статистическим фокусом, связанным с принятой системой классификации. Согласно
этой системе, практически все городские профессии безотносительно к содержанию труда
попадают в разряд профессий, требующих средней и высокой квалификации, а сельские - в
профессии, представляющие неквалифицированный труд. Движение населения из сельских
районов в город, наибо-
Braverman H. Labour and Monopoly Capital: The Degradation of Work in the Twentieth
Century. - N.Y.; L., 1974. P. 425.
265
лее интенсивно происходившее в 50 - 60-е годы, создало при такой классификации
картину роста среднего уровня квалификации труда. Второй аргумент, по мнению
Брейвермана, также не выдерживает критики. Сфера производства и сфера образования - две
области, не связанные друг с другом. Образование является социальным институтом,
функционирующим по своим собственным установлениям и нормам. Увеличение периода
получения образования привело к тому, что население стало более образованным, однако
это никак не повлияло на содержание труда и, соответственно, на уровень требуемой
рабочей квалификации в промышленности. В нынешней ситуации общего высокого уровня
образования населения, указывает Брейверман, менеджеры корпораций и специалисты в
области образования приходят к выводу, что расхожее утверждение о связи, существующей
между образованием и содержанием труда, является неверным.
Для рабочего понятие умения, или профессионализма, традиционно связывалось с
ремесленным мастерством. Разрушение ремесленного умения и создание производства как
коллективного или социального процесса уничтожило традиционное понятие мастерства и
оставило только один способ контроля над своим собственным трудом - через научное,
техническое и инженерное знание. Однако предельная концентрация этого знания в руках
управляющих и штата их помощников закрыла такой путь для рабочих. Им осталось только
пересмотреть свои взгляды на мастерство и начать понимать его совершенно поновому - как
<специфическую сноровку>, способность осуществлять ограниченные и повторяющиеся
операции: понимать <умение как скорость>.
По мере развития капиталистического способа производства само понятие мастерства
деградирует вместе с деградацией труда, а масштаб, посредством которого оно оценивается
и измеряется, уменьшается до того, что рабочий считает, что он уже обладает мастерством,
если он обучался своей работе несколько дней или недель; требование нескольких месяцев
обучения воспринимается как необычное, а если профессия требует для обучения год, как,
например, у программиста, то это просто вы266
зывает благоговение. Говорить о появлении <нового рабочего класса> как <нового
среднего класса> просто научно некорректно - таков вывод Брейвермана по данному
вопросу.
Изменения в сфере труда, выросший уровень отчуждения и неудовлетворенности
трудом поставили вопрос о том, являются ли данные изменения присущими капитализму в
силу самой его природы и поэтому нередуцируемыми, или они - продукт техники,
организации труда, культурно-политических изменений в сфере ценностей и идеологии, а
потому в принципе подлежат управлению, корректировке и изменению. Гарри Брейверман
дает достаточно однозначный ответ: <Мы имеем дело с фундаментальными чертами
капиталистического общества, и это означает, что, несмотря на некоторые улучшения,
предпринимаемые корпорациями, структура и функционирование капитализма практически
полностью предопределяют современный процесс труда>
. Предлагаемые реформы являются изменением в стиле управления, а не реальным
изменением положения рабочего. Для них характерно внимательное отношение к
претензиям рабочих на участие в управлении; либерализм, разрешающий рабочим улучшать
и приспосабливать машины, менять электрическое освещение, переходить от одной
частичной работы к другой и иметь иллюзию участия в принятии решения или выборе среди
определенных и ограниченных альтернатив, предложенных управленцами. На деле подобная
<гуманизация>, подчеркивает Брейверман, является всего лишь пустой фразеологией.
Единственно, что интересует аппарат управления, - это снижение стоимости, повышение
эффективности, поднятие продуктивности. Промышленность всегда функционировала,
добиваясь снижения затрат на рабочую силу до минимума путем жесточайшей
рационализации и механизации. Программы гуманизации принимались только в том случае,
если они отвечали этим критериям.
В общем и целом позицию Брейвермана можно резюмировать в следующих тезисах.
Во-первых, система современного произ-
Там же. P. 38.
267
водства и, прежде всего, процесс автоматизации приводит к деградации труда,
снижению уровня квалификации рабочих, распространению общей усредненности. Вовторых, потеря рабочими квалификации обрекает их на практически абсолютную
зависимость, делает их беззащитными перед лицом менеджериального контроля, жесткой
системы организации труда, которая в свою очередь способствует потере квалификации. Втретьих, автоматизация конторского труда сводит на нет различия между конторой и цехом,
приводит к расширению рабочего класса за счет рабочих сферы обслуживания. В-четвертых,
указанные тенденции в развитии труда приводят, по мнению Брейвермана, с одной стороны,
к пролетаризации широких трудовых масс, о которой писал Маркс, а с другой - к снижению
уровня революционности рабочего класса, обусловленному усиливающейся однородностью
условий труда, его гомогенизацией, снижением квалификации и усилением
менеджериального контроля над трудом.
***
Концепции Р. Блонера и Г. Брейвермана, посвященные исследованию рабочего класса
в развитом индустриальном обществе, предлагают разное видение места рабочего класса в
общей системе социальной стратификации, но они согласуются с общей идеей,
зафиксированной в теориях развитого индустриального общества - налицо снижение уровня
революционности рабочего класса и рост его инкорпорированности в общую систему
капиталистического общества. Причина этого видится в уровне развития технологии, и в
этом плане исследования рабочего класса 1960-х - 1970-х годов осуществлялись в рамках
общего технократического методологического подхода теорий развитого индустриального
общества.
6. 5. Теория развитого индустриального общества Раймона Арона
Введение
Обсуждение проблем развитого индустриального общества
268
включало еще несколько тем и мотивов, которые в полной мере проявились в работах
и теоретических построениях Раймона Арона. Помимо проблемы роли и значения научнотехнического прогресса в деле становления и трансформации социальноэкономических
систем, в 50-е и 60-е гг. в социологической и политической мысли широко начал
обсуждаться выдвинутый Р. Ароном тезис о <конце идеологии>, а также различные версии
теорий конвергенции, ставшие частью общего контекста обсуждения проблем позднего
индустриального общества.
Тезис о <конце идеологической эпохи> появился в работе Р. Арона <Опиум для
интеллектуалов>, которая была написана сразу после смерти Сталина и вышла в свет в 1955
г. Основные идеи, высказанные в этой книге, получили очень широкую известность и самым
активным образом обсуждались почти десятилетие
.
Идеология, согласно Арону, - это <псевдо-систематическая формулировка тотального
видения исторического мира>. Подобное видение наделяет смыслом и прошлое, и настоящее
и в форме долженствования говорит о будущем, придавая ему черты желаемого будущего.
По существу, идеология - это секуляризованная религия. Идеологии задавали смысл
истории, выстраивая соответствующие исторические проекты обществ будущего, а также
задавали классовые интерпретации обществ прошлого и настоящего как, например,
капиталистических или социалистических. Смерть крупнейших тоталитарных вождей,
однако, не означает окончательной смерти идеологий, воплощением которых они являлись.
Ушли в прошлое крупнейшие идеологи, но остались бюрократы, у которых есть соблазн
оседлать идеологии. Поэтому тезис о <конце идеологий> поставил в качестве актуальной
задачу <деидеологизации> социальной науки. Деидеологизация означала отказ от
интерпретаций
Эдвард Шилз посвятил этим проблемам свое сообщение на Конгрессе, посвященном
свободе культуры (Милан, 1955); Дэниел Белл использовал данный тезис в качестве
названия для сборника статей, С. М. Липсет опубликовал библиографию по этой проблеме,
Дэвид Айкен, Георг Лихтейнштейн и др. активно работали с этими проблемами в 60-е годы.
269
социальной реальности и развитых промышленных обществ в идеологических
терминах. Необходимо было ответить на вопрос о том, в чем же на тот момент времени
проявлялись различия между капиталистической и социалистической системами и
насколько эти различия существенны в условиях, когда речь идет о технологически
одинаково высоко развитых обществах. Становятся ли эти системы, по мере того как они
развиваются, все более и более подобными друг другу? Возможно ли, что будущее общество
будет представлять собой демократическую социалистическую систему, возникшую в
результате социализации западных обществ и либерализации существующих
социалистических обществ, т. е. возможно ли говорить о процессе конвергенции этих
обществ?
Таким образом, наряду с идеями менеджеризма, указывающими на трансформацию
частной собственности и формирование крупномасштабных бюрократизированных
управленческих структур в качестве отличительных черт обществ середины XX в., и
технократизма, опирающимися на представления об определяющем влиянии научнотехнического прогресса на формирование социально-экономической системы, тезис <конца
идеологии> породил новый контекст обсуждения проблем развитого индустриального
общества.
В таком теоретическом контексте, с опорой на указанные базисные идеи была
выдвинута целая серия концепций, отстаивавших тезис о сближении капиталистического и
социалистического типов индустриального общества и даже об оформлении единого
развитого индустриального общества через процессы либерализации социалистического и
социализации капиталистического обществ. Среди представителей этой концепции следует
назвать, прежде всего, Джона Гелбрейта, Уорла Ростоу, Жана Фурастье и других. По
мнению же Р. Арона, тезис о конвергенции капиталистического и социалистического
обществ в единое высокоразвитое, технологическое общество не выдерживает критики.
Критика технологического детерминизма
Арон создает свою теорию развитого индустриального общества, в критическом ключе
обсуждая эти теории и выявляя их не270
состоятельность. Прежде всего, он обращается к анализу и критике технологического
детерминизма и возникающей на основе этого методологического подхода теории
конвергенции.
По мнению Арона, индустриальное общество середины XX в. находится на
примитивной стадии своего развития. Более того, общества индустриального типа обретают
для себя смысл и понимают свою природу только через указание на собственное будущее
состояние (например, советское общество могло быть понято только исходя из своего
будущностного социалистического проекта). Проблема, однако, состоит в том, чтобы
определить существенные, конститутивные элементы индустриального общества, а не его
претензии. Любое индустриальное общество - это, прежде всего, общество научное и
технологическое. Все его современные черты - увеличение средней продолжительности
жизни, увеличение национального валового продукта, особый интерес к производству и его
расширению, создание искусственной среды обитания для человека, крупномасштабные
рабочие и административные организации, социализация и социальная рационализация - все
это невозможно без развития науки и технологии. И капиталистические, и социалистические
общества рассматривают человека как товар, как инструмент производства и заменяют его
машиной, когда это становится выгодным. Количественное и униформное формулирование
стоимости рабочей силы, материалов и времени в системе производства является
императивом всех современных экономик - это организации коллективного труда, которые
используют инструменты, созданные наукой, и соответствующие ей методы.
Но между наукой и технологией, с одной стороны, и обществом, с другой, существуют
не столь уж прямолинейные связи. Наука создает средства, предлагает способы
рационализации деятельности, но суть индустриального общества раскрывается через
заявленные этим обществом цели. Таких целей в принципе может быть две: 1) материальное
благополучие немногих или даже многих; и 2) власть и престиж сообщества как целого.
<Индустриальное общество> в том варианте, в каком оно предстает в технократических
теориях, цели не имеет. В этом отно271
шении оно отличается как от капиталистических, так и от социалистических систем,
заявляющих свои совершенно различные цели.
Арон приходит к выводу о том, что <индустриальное общество> - это аналитическая
характеристика, идеальная модель, отражающая только частичный характер реальных
исторических обществ, а именно капиталистического и социалистического. Тот факт, что
оба типа обществ (капиталистические и социалистические) могут быть классифицированы
как индустриальные, не означает, что западные и советское общества являются
идентичными. <Только технологическая интерпретация истории дает возможность
утверждать, что все общества, которые используют атомную энергию и компьютеры,
являются идентичными. Абсурдно заявлять, что то, что объединяет эти общества, более
важно, чем то, чем они отличаются>
. Общие черты этих обществ очевидны и их много - речь идет о технических и даже
социальных аспектах. Различаются же они системными и рыночными характеристиками, а
эти характеристики имеют куда более фундаментальный характер.
Критика теорий конвергенции
Основные положения теории конвергенции достаточно просты. В соответствии с этой
теорией, трансформации, которые претерпевает Советский Союз и страны социализма, с
одной стороны, и Соединенные Штаты и Западная Европа, с другой, свидетельствуют об их
медленном сближении. Конечно же, Советский Союз и страны народной демократии
никогда, как отмечают теоретики конвергенции, не повернут к капитализму, а США - к
коммунизму, но и первая, и вторая группа стран, как представлялось теоретикам
конвергенции, движутся к социализму двумя путями - через либерализацию Востока и
социализацию Запада.
Сторонники теории конвергенции, по мнению Арона, фактически являлись
сторонниками социализма. Они были уверены, во-первых, в превосходстве плановой
экономики над ры-
Aron R. The Industrial Society. - N.Y., 1967. P. 86.
272
ночной капиталистической; во-вторых, в невозможности построить развитое
человеческое сообщество на основе капиталистических принципов; в-третьих, в
обесценивании капиталистических принципов. Все это свидетельствует о том, что теория
конвергенции была, скорее, идеологическим образованием, чем результатом серьезного
социологического исследования. Серьезный социологический анализ требует, прежде всего,
сравнительного анализа трех специфических сфер капиталистического и социалистического
общества - экономики, политики и идеологии, с упором на анализе системы
функциональных ценностей первых двух сфер. Именно такой анализ стремится осуществить
Арон, проводя сравнение форм собственности, методов регулирования экономики,
распределения ресурсов и благ. По его мнению, именно эти принципы и механизмы
демонстрируют фундаментальные различия двух типов обществ.
Для социалистических обществ характерны: коллективная собственность;
централизованное, авторитарное планирование без использования рыночного механизма
ценообразования; определение целью этого планирования достижение максимальных
показателей роста, особенно в тяжелой промышленности; ограничение индивидуального
дохода и его преимущественное перераспределение государством с целью обеспечения
всеобщего равенства. Однако неравенство при этом оказывается ликвидировано только как
принцип, но не фактически, хотя индивидуальный доход и сводится к минимуму,
необходимому для эффективного функционирования экономики.
Для капиталистических обществ характерны различные формы собственности;
очевидной целью экономики является высокий уровень жизни граждан. Цены служат
необходимым механизмом и оценкой уровня рациональности экономики. В то же время
государственное регулирование контролирует и ограничивает функционирование рыночной
экономики. Мнения различаются по вопросу о размере той доли, которая должна идти на
индивидуальное потребление, и той, которая должна перераспределяться на общественные
нужды. При этом большинство исследователей (и граждан) уверено, что общественные
фонды должны уменьшаться по мере роста индивидуаль273
ных доходов, позволяющих людям выбирать свой стиль жизни и создавать
собственные гарантии на непредвиденные случаи.
Таким образом, сравнение фундаментальных организационных принципов, лежащих в
основе экономической и социальной организации обоих типов обществ, свидетельствует об
их принципиальном различии. Теория же конвергенции, даже если ограничиться
рассмотрением экономики, предполагает уменьшение различий в формах собственности, в
методах регулирования экономики, а также в распределении дохода (или хотя бы
сглаживание различий, которые не могут быть элиминированы).
Вместе с тем существует одно фундаментальное историческое явление, которое можно
рассматривать в качестве свидетельства в пользу теории конвергенции. Речь идет о том, что
в середине XX в. западные экономики являются уже экономиками не свободного, а
<контролируемого рынка>. Государство осуществляет вмешательство в экономику с целью
сохранения ее равновесия, предотвращения инфляции, избежания депрессии, улучшения
инвестиционного климата, создания инвестиционных приоритетов (с точки зрения
национальных интересов), выравнивания доходов населения, а также финансирования
социальных служб и социально значимых проектов. В этом отношении, по мнению Арона,
действительно можно зафиксировать одну общую этим системам тенденцию - способ
контроля в сфере производства, государственного управления и распределения, именуемый
в одном случае <менеджериальным капитализмом>, а в другом - <менеджериальным
социализмом>.
Действительно, в обеих системах используются техникобюрократические методы
управления. Однако схожие системы управления и контроля не порождают схожие
политические системы и свободы, не порождают политическую свободу. Используемые
методы управления в социалистических обществах являются, скорее, авторитарными, чем
демократическими и направлены на интеграцию рабочих и воспитание у них чувства, что <о
них заботятся>. Это чувство отсутствует только у <интеллектуалов>, склонных к
индивидуализму. У всех остальных возникает жесткая идентификация со <своей> системой
и <своим> обществом, со <своей> политической системой и <своей> партией.
274
Не существует подтверждения точке зрения, что либерализация на Востоке
осуществляется спонтанно и в тех формах свободы, что существуют на Западе. То, что
техникоадминистративные структуры в обоих типах обществ становятся одинаковыми, а
социалистическое планирование уже избавилось от иррациональности авторитарного
планирования и создает вариант рыночной экономики, не означает окончания
идеологической монополии партии и однопартийной политической системы. Более того, как
указывает Арон, даже рост благосостояния населения и создание массового среднего класса
не приводят к разрушению однопартийной политической системы. Наоборот, именно с
функционированием однопартийной политической системы массы связывают рост своего
благосостояния. Даже если процесс <де-идеологизации> и имеет место, то он скорее
усиливает консервативные тенденции. <В свете осуществляемого анализа, - пишет Арон, однопартийная система может рассматриваться как идеально-типическое решение проблемы
управления в индустриализированных обществах... Однопартийная система оправдывает
свою монополию апеллируя к своей исторической функции - построению
социалистического государства>
. И этим явлениям может дать объяснение только обращение к историческому
становлению рассматриваемых обществ. Политические системы никогда не являются
автоматическим продуктом технико-административной субструктуры, они являются
продуктом множества сил, действующих в истории.
Советское индустриальное общество было создано государством, возглавляемым
марксистско-ленинской партией. Американское же общество сложилось спонтанно, и до
времени Великой депрессии государство не играло сколько-нибудь важной роли в процессе
модернизации и индустриализации. Если предельно заострить различие, то можно сказать,
что ситуация зеркальная: советское общество было укоренено в государстве, а американское
государство - в обществе. В США группы давления и политические партии оказывают
постоянное влияние на
Там же. С. 127.
275
деятельность Конгресса и исполнительной власти, в то время как советское
государство не допускало формирования групп давления или партий, разрешая только
минимальную деятельность профсоюзов.
Советский Союз, по мнению Арона, оформился как элитистская социальная структура,
политически авторитарная, но не исключавшая определенного либерализма в отношении
интеллектуалов, технократов и даже бюрократов. США оформились как плюралистическая
социальная структура с сохранением известной доли конформизма в обществе и
усиливающимся авторитетом федерального правительства. Каждая из двух стран
развивалась не порывая со своей традицией и свободно модифицируя свои черты.
Каждая политическая система являлась сконструированным образованием и обладала
хрупкой структурой. Американская система основывается на уважении к <отцам
основателям> и на практике, которая противоречит технологической рациональности, но
опирается на представление о фундаментальной роли законов. Эта система подчеркивала
верность закону и требовала регуляции политической жизни, однако оба принципа
постоянно нарушались конфликтами и политическим экстремизмом.
В Советском Союзе политическая система также была внутренне противоречива. В ней
допускалась свобода дискуссий для интеллигенции, но без права подвергать критическому
анализу государственную идеологию. Экономисты должны были искать эффективные
методы планирования, не подвергая при этом сомнению саму идею плановой экономики;
социологи - изучать влияние механизации и автоматизации на рабочих; но ни первые, ни
вторые не должны были подвергать сомнению фундаментальные принципы марксизмаленинизма. Однако и в советской системе были налицо <ревизионистские отклонения>,
кризисы, с одной стороны, и борьба с ними - с другой.
Завершая свой анализ концепции конвергенции, Арон подчеркивает, что частичные
заимствования, которые делают системы друг у друга, в частности в экономической сфере,
не означают наличия неизбежной общей цели в виде демократического социа276
лизма. <Индустриальное общество не имеет конечной цели>
.
***
Подводя итог, мы хотели бы выделить следующие моменты.
Идеальный тип развитого индустриального общества Арон определяет следующим
образом: это общество <характеризуется специализацией, определением социальной
функции в зависимости от способностей, разделением производственной и индивидуальной
деятельности, но кроме всего прочего - атомизацией таких устойчивых, сохраняющихся от
поколения к поколению образований, которые называются классами. Развитое
индустриальное общество обладает сложной системой стратификации, не содержащей
деления на классы, являющиеся образованиями, обладающими коллективным сознанием>
.
Арон отказывается от понятия индустриального общества как некоего тотального
универсума, объединяющего воедино производственную, социальную, культурную и
политическую сферы. Анализ индустриальных обществ, предлагаемый Ароном, и его
критика теории конвергенции фактически подводят черту под технократическим типом
объяснения индустриальных обществ, а также под попытками выявить некий якобы
объективный социально-структурный идеал исторического развития западных обществ.
Осуществив критику технологического детерминизма и базирующихся на этом
принципе теорий конвергенции, Арон показывает, что ни сама по себе технология,
определяющая уровень развития производства, ни факт <смерти идеологий> не приводят к
формированию нового единого индустриального общества. Он показывает, что ни техника,
ни даже сфера производства в целом не определяют тип и уровень развития общества.
Общество в целом определяется системой ценностей и це- лей, которые оно ставит перед
собой, а более точно - тем выбором, который делает политическая бюрократия и
экономический менеджмент при определении путей развития общества.
Там же. С. 130.
Там же. С. 127.
277
Идеологии умерли, но остались бюрократы, способные выдвинуть новые цели и
<оседлать> их. Бюрократы, а не научнотехнический прогресс и не <идеологии> определяют
лицо индустриального общества.
В конечном счете, критика различных теорий конвергенции, разрабатывавшихся в
русле концепции деидеологизации и на базе технократической методологии, переросла у
Раймона Арона, а также у других исследователей, работавших с теми же проблемами, в
частности, у Дэниела Белла, в теории постиндустриализма. Эти теории вытеснили и теории
конвергенции, и теории позднего индустриального общества.
ЧАСТЬ II. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XX В.
Введение. Социальные трансформации 1970-х гг.
Конец 60-х - начало 70-х годов стали периодом резкой социальной трансформации
всех современных обществ и их подсистем - экономики, культуры, политики, системы
социальных отношений. Телекоммуникационная революция дала старт совершенно новому
этапу в общем процессе социального и экономического развития.
Радикальным образом трансформируется экономическая подсистема и вся сфера труда.
Возникают новая система профессиональной дифференциации, новые профессии, новые
навыки и знания, изменяются системы организации труда и управления. Претерпевает
существенные изменения сфера социального конфликта. Подвергаются критике, меняются
содержание и смыслы базовых социальных институтов - семьи, труда. Формируются новые
стили жизни, образцы потребления, жизненные ориентации. Претерпевает изменение весь
нормативно-ролевой комплекс.
Изменения в сфере культуры и нормативно-ролевого комплекса носили весьма
интенсивный, а подчас и драматичный характер. Поиск новых ценностных ориентаций и
смыслов самым существенным образом был связан с поиском новых форм организации
социальной жизни и деятельности, экспериментированием в формах семьи, стиле жизни,
организации труда, досуга, созданием альтернативных систем ценностей и идеологий, новых
смыслов. Именно в рамках этого процесса развернулась сексуальная революция.
Осуществлялся поиск новых форм организации трудовой деятельности, связанной не только
с принципами их рыночной эффективности, но и с реализацией смысла и значения самого
труда, наблюдается появление <постматериалистической> системы ценностей и жизненных
ориентаций, альтернативных стилей жизни, рост массовых молодежных движений и
идеологий, таких, например, как движение хиппи,
282
новых стилей в музыке и изобразительном искусстве, массовых антивоенных,
экологических и других движений протеста.
Контркультурная критика цивилизации. Поиск новых социальных форм и смыслов
чаще всего приобретал форму контркультурной критики цивилизации. Представители
контркультурной ориентации (Ч. Рейч, Т. Роззак, Г. Маркузе и другие) адресовали свои идеи
прежде всего молодежи и анализировали изменения, происходящие именно в ее среде. Для
них было очевидно, что отношение молодежи к жизни и к труду отличается от
соответствующих установок старшего поколения, и это различие ярко проявляется в
социально-политических декларациях различных контркультурных движений. В этих
декларациях была поставлена под сомнение всеобщая уверенность в том, что
институционализированный труд - это главная ценность и основа социальной жизни
индивида. Были размыты и стали неопределенными понятия трудовой этики, ценности
труда, профессионального призвания. Однако это не означало отрицания труда как такового.
Речь шла о контркультурной критике системы социальных институтов и ценностей
буржуазного общества, в том числе и в сфере труда. Контркультурное движение отрицало
имперсональный, отчужденный, дегуманизированный труд, существующий в гигантских
промышленных гиперструктурах индустриального общества. Именно античеловеческие
аспекты индустриализма, <гигантизм> промышленной цивилизации стали объектом
социальной критики контркультурной литературы. По мнению Теодора Роззака, одного из
<апостолов> контркультурного движения, человеку угрожает, прежде всего, гигантизм
современной цивилизации, гигантизм ее политических и социальных институтов,
индустриального развития и урбанистических структур. В этих условиях особо пагубно то,
что такие институты современного общества, как семья, образование и работа, не
представляют единого универсума. В результате оказывается, что человек живет в
совершенно разъединенных сферах: существование семьи зависит от доходов, услуг и
других источников, внешних по отношению к ней; работа связана с семьей только
зарплатой; главная цель образования - не воспитать человека, а сформировать его в со283
ответствии с требованиями экономики. Для того чтобы добиться пробуждения
достоинства личности, восстановить ее единство и целостность, необходимо объединить все
эти сферы в единый комплекс. Семья нуждается в дружеском окружении, соседстве,
общине. Работа, в которой человек находит свое призвание, должна иметь формы
самоуправления. Образование нуждается в защите от диктата внешних экономических и
политических сил.
Современная цивилизация обычно видит в техническом прогрессе и модернизации
производства средство избавить человека от тяжелого и изнуряющего его труда. Различного
рода технократические утопии отводят человеку преимущественно роль руководителя,
планировщика, консультанта, теоретика, а все производящие функции - машинам. Для
контркультурной же критики, настоящее направление прогресса - это не экономия труда, а
защита его от технического прогресса. Работа - это необходимое условие человеческого
существования, но не выживания, а открытия Я в человеке. Однако чтобы это стало
возможно, работа не должна быть фрагментарной, разорванной, как это имеет место в
высокоиндустриализированных обществах. Труд должен быть осмысленным, человек
должен отвечать за свой труд и его результаты. Необходимо дать работникам возможность
самим адаптировать технику к своим навыкам и мастерству. Необходима также перестройка
трудовых отношений, особенно в сфере экономики. Основным критерием трудового
процесса должна быть не прибыль, а реализация талантов людей. Вполне возможно даже
создание альтернативной экономики, где люди будут объединяться в поисках новых
трудовых отношений, будут создаваться свободные клиники, школы, художественные
объединения, научные лаборатории и т. д.
Телекоммуникационная революция и изменения в сфере труда. Масштабная
контркультурная критика цивилизации осуществлялась на фоне разворачивающейся
телекоммуникационной революции и ухода с исторической сцены структур организованного
капитализма. Телекоммуникационная революция привела к чрезвычайно существенным
изменениям в сфере труда, изменению его природы, а также к беспрецедент284
ному росту безработицы, изменению структуры занятости и другим фундаментальным
процессам, которые заставили социологию по-новому взглянуть на современный характер
труда и безработицы, на причины, породившие эти явления.
В отличие от теорий прошлого, в которых закономерный характер безработицы
связывался с потребностями усиления капиталистической эксплуатации, а резервная армия
труда рассматривалась как фактор внеэкономического принуждения и давления, социологи
сегодняшнего дня утверждают, что современное производство не нуждается в безработных
для того, чтобы обеспечивать длительный хозяйственный рост, поднимать
производительность труда. Сегодняшняя безработица это безработица среди
благосостояния. То, что в 70-х переживали развитые западные экономики, не являлось
повторением хозяйственного кризиса 30-х годов. В отличие от ситуаций прошлого, рабочая
сила сегодняшних безработных стала понастоящему излишней. Ряд социологов считают, что
полную занятость, видимо, следует считать характеристикой ушедшего в прошлое этапа в
развитии экономики современных капиталистических обществ, т. е. феноменом исторически
преходящим и, более того, исторически нетипичным.
В 70-е годы рост безработицы связывался с общим процессом <деиндустриализации>,
состоящим в том, что сфера производства перестала играть в обществе доминирующую
роль, определяющую все социальные процессы. В наиболее полном и разработанном виде
эта точка зрения была представлена в концепции постиндустриального общества Д. Белла, а
также в концепции <дезорганизованного капитализма> К. Оффе, С. Лэша и Дж. Урри.
<Постиндустриальное общество> - это сервисное общество, т. е. общество, в экономике
которого главную роль играет не сельское хозяйство и промышленность, а сфера услуг.
Сфера услуг - это наука, образование, государство и управление, медицина, социальное
обеспечение и страхование, научная, управленческая, коммуникативная инфраструктура
промышленности. Именно она играет главенствующую роль в постиндустриальном
обществе и именно она выступает в качестве главного работодателя. Из индустриального же
сектора труд
285
вытесняется процессами автоматизации и компьютеризации.
<Деиндустриализация>, по мнению единомышленников Д. Белла, является главным
направлением прогрессивного развития общества, и поэтому такие ее негативные
последствия, как рост безработицы, нельзя рассматривать в качестве безусловно
патологического явления. Выходом из ситуации может служить развитие сферы
обслуживания. Внимание должно быть переключено с системы производства на систему
распределения в самом широком смысле слова - на развитие образования, здравоохранения,
культуры, которые и создадут новые рабочие места. Проблема заключается в том, чтобы
перебросить излишек рабочей силы из промышленности в сферу услуг.
Подобная точка зрения на возможные пути ликвидации безработицы, основывающаяся
на концепции постиндустриального общества, уже в 80-е годы показала свою
неадекватность. Дело в том, что хотя с 1950 по 1975 г. во всех развитых странах
действительно наблюдался рост занятости в сфере обслуживания при сокращении занятости
в промышленности и сельском хозяйстве, однако, затем и из сферы обслуживания труд
начал вытесняться самым интенсивным образом. Сокращению оказались подвержены
преимущественно работники банков, страховых, информационных служб. Кроме того,
возникло явление, называемое ныне экономическим самообслуживанием. Оно заключалось
в том, что покупатели стремились приобрести товары, могущие заменить услуги
соответствующей сервисной службы. К примеру, современный потребитель предпочитает
иметь личный автомобиль, вместо того чтобы пользоваться общественным транспортом. По
данным Р. Каплинского, на пользование услугами сферы обслуживания в 1974 г. по
сравнению с 1954 г., люди стали тратить вместо 50 - 70% своего домашнего бюджета 10 20%, а на приобретение заменяющих их товаров вместо 30 - 50% - 80 - 90%
. Таким образом, уже в 1980-х годах труд вытеснялся из всех сфер экономики: из
сельского хозяйства, промышленности и сферы обслуживания.
Kaplinski R. Automation: The Technology and Society. - Harlow, 1984. P. 125.
286
В этой ситуации закономерный характер современной безработицы социологи начали
увязывать с процессом научнотехнического развития, с компьютеризацией и роботизацией
промышленности и управления, с появлением совершенно новых промышленных отраслей и
закрытием старых, со структурной перестройкой экономики в целом.
О. Тоффлер, например, выделял <семь потоков>, или причин, которые питают общую
безработицу. Во-первых, речь идет о структурной безработице, связанной с
переструктурированием экономики, закрытием, сокращением или перемещением в другие
районы страны отраслей промышленности. Во-вторых, он вычленил поток безработицы,
связанный с тенденциями развития международной торговли, конкуренции, демпинга,
неожиданных спадов и подъемов в экономике. В-третьих, - технологическую безработицу,
связанную с развитием научнотехнического прогресса, а именно с тем, что уровень
технологии повышается и для функционирования промышленности требуется все меньше и
меньше рабочих. В-четвертых, - <нормальную> безработицу, являющуюся результатом
чисто локальных причин - местных перепроизводств, сдвигов в потребительских
предпочтениях, экологических проблем. В-пятых, фрикционную безработицу, связанную с
таким обычным явлением, как изменение места работы. В-шестых, Тоффлер выделил такой
вид безработицы, как информационная. По сути - это безработица, обусловленная
недостаточным уровнем квалификации рабочей силы. Современные технологии,
современное информатизированное производство выдвигают новые требования перед
рабочими, требуют их более высокой или просто иной квалификации. Седьмым потоком
безработицы Тоффлер назвал ятрогенную - ненамеренную безработицу, обусловленную
просчетами в политике занятости.
Наиболее важными из всех названных типов безработицы являются структурная и
информационная, поскольку именно они существенным образом связаны со
специфическими характерными чертами современного, динамично развивающегося под
влиянием процессов компьютеризации и информатизации производства. Высокая
инновативность, высокая скорость, бы-
287
строта протекания всех социально-экономических процессов специфическая черта
современного общества. Подвижными становятся все экономические и социальные
процессы. С неимоверной быстротой меняется спрос и предложение, мода, появляются
новые товары, для производства которых возникают новые предприятия и даже целые
отрасли, а компьютерная технология позволяет осуществлять эту перестройку
промышленности самым быстрым образом. Возникают не только новые отрасли, но и новые
профессии, требующие совершенно новой подготовки и квалификации. Это качество
современного общества делает структурную и информационную безработицу практически
неизбежной. Именно в этом смысле современные социологи говорят о систематической,
качественно новой безработице. Вытеснение труда из производственной сферы носит
закономерный и системный характер.
Существенным моментом <новой> безработицы является то, что изменяется не просто
структура занятости, но и сама профессиональная структура современного производства.
Труд не просто вытесняется, а рабочие места сокращаются - они исчезают, сходят с
исторической сцены как тип труда, как вид профессии. Во времена классических спадов или
депрессий фабрики и учреждения закрывались, и люди умирали с голоду до тех пор, пока не
открывались эти же самые старые фабрики и учреждения с теми же самыми рабочими
местами. Сейчас во многих случаях фабрики и учреждения никогда более не открываются
вновь, а если и открываются, то, вероятнее всего, они не имеют тех же самых рабочих мест.
Современные исследователи считают, что подобная участь ожидает большинство
современных рабочих профессий. В ближайшем будущем следует ожидать появления
совершенно новых рабочих профессий, возникших в новых типах производства,
непригодных для рутинизации и тейлоризации. Чтобы занять эти рабочие места, рабочим
старых традиционных производств необходимо переучиваться, что является процессом
непростым, требующим не просто создания новых трудовых навыков, но выработки новых
ориентаций и адаптации к новым социально-культурным и техническим условиям.
Молодежь в этом процессе трансформации
288
имеет определенные социально-психологические и культурные преимущества перед
рабочими старших возрастных групп, закономерный возрастной консерватизм последних
делает для них этот процесс небезболезненным. Сам процесс переучивания и
переподготовки, естественно, требует определенного времени, поэтому даже если
предположить, что все оставшиеся без работы вовремя получат информацию о новых
рабочих профессиях и оперативно сориентируются, то все равно в обществе будет
постоянно какое-то количество безработных, обусловленное процессом смены профессий.
В разряд безработных попадают в первую очередь те, кто в наименьшей степени могут
себя защищать. Как правило, это иностранные рабочие, женщины, пожилые люди. Особое
значение имеет то обстоятельство, что к категории безработных в некоторых странах
относятся многие представители академических профессий. Новые безработные не являются
потенциальной причиной революции, однако они образуют резервную армию протеста,
источник недовольства, несут известную угрозу социальной стабильности. Современный
рынок труда демонстрирует парадоксальное свойство: готовность переучиваться и менять
профессию проявляют преимущественно те наемные рабочие, положение которых на
рабочем месте и рынке труда стабильно; те же, над кем в наибольшей степени нависла
опасность безработицы, сопротивляются этому. Структурная безработица, ее рост приводят
к появлению различных субкультур среди безработных, зачастую враждебно настроенных к
ценностям и формальным правилам <общества труда> и формирующих <культуру
безработных> или так называемый <некласс нерабочих>.
Безработица ведет к массовым аномийным процессам. Сейчас невозможно подсчитать
те отрицательные последствия, которые в 70-е - 80-е годы принес населению, и особенно
молодежи, страх безработицы, страх, который нельзя свести только к боязни остаться без
средств к существованию. Многие безработные сравнивают себя с прокаженными, они
приведены в состояние психологического расстройства, среди них растет число
самоубийств. Все это говорит о том, что нельзя утверждать, будто труд окончательно
перестал быть социальной ценностью.
289
Ожесточение, с которым большая часть молодежи готовится к своей будущей
профессии, свидетельствует об обратном.
Вкупе с контркультурной критикой цивилизации анализ безработицы, которая в начале
70-х дала о себе знать во всех западных обществах, и сферы труда в самом широком смысле
слова лег в основание теорий <конца трудового общества>, которые как бы подвели итог
под длительным этапом развития обществ, в которых экономическая сфера определяла и
конструировала все остальные - сферу социальных отношений, политики, культуры, а в
области социальной мысли господствовали <экономические> модели объяснения.
Социологические теории <конца трудового общества>. Процессы, получившие
развитие в 70-х - 80-х годах показали, что занятость стала проблемой для современных
обществ. <Общество без работы> стало обществом, в котором каждый является
потенциально безработным, и как таковое это общество порождает конфликты, разрывы и
самые непредвиденные изменения. Социологи заговорили о <конце труда>, о конце
<трудового общества>.
Все предшествующие типы обществ были объединены в социологии под общим
названием <трудовое общество>. <Трудовое общество> - это такой порядок, при котором
все прочие измерения жизни более или менее непосредственно соотнесены с
производительной деятельностью; образование - это подготовка к профессии, свободное
время - отдых для возобновления труда, отставка - заслуженная награда за трудовую жизнь>
. Трудовое общество - это общество, в рамках которого производительный труд
является одновременно источником жизнеобеспечения, прочной основой для наделения
социальными правами, социальным статусом, а также основой самооценки и условием
самоуважения. Индустриальные общества, сделавшие ставку на экономический рост,
породили соответствующие образцы социальной практики, социальных ролей, институты,
ценности. Однако, события 70-х - 80-х годов показали устарелость этой практики.
Dahrendorf R. Fragmente eines neuen Liberalismus. - Stuttgart, 1987. S. 176.
290
Произошли изменения, которые дали право на утверждение о том, что роль труда в
современных обществах изменилась самым серьезным образом. Речь, конечно же, идет не о
конце труда в буквальном смысле слова, речь идет о том, что сфера производственной
деятельности перестала играть ту определяющую и доминантную роль, которую она играла
ранее. Соответственно, тема труда как такового не является более центральной, уже не
имеет того социологического и культурного значения, которое определяет все другие темы.
Экономический прогресс последних десятилетий резко поднял уровень жизни и качественно
изменил жизненные стандарты. Это привело к возрастанию автономности личности и
увеличению значимости далеких от труда измерений жизни. Во все большей степени
признается, что люди нуждаются в отдыхе и образовании не только для ведения
профессиональной деятельности, но и для того, чтобы соответствовать требованиям жизни
за пределами сферы труда.
При всей разнице подходов и теоретических установок, существующих у различных
исследователей в осмыслении ими трудового общества и специфики наблюдаемого
исторического перехода, все они выделяют в этом отношении несколько характерных
процессов и явлений. Совокупность этих явлений и составляет концепцию <конца трудового
общества>, оформившуюся в 80-х годах.
Конец трудового общества означает, что <труд и позиция работающих в сфере
производства не рассматриваются более как главный организующий принцип социальных
структур; динамика социального развития не рассматривается как возникающая из
конфликтов по поводу контроля в промышленном производстве; оптимизация техникоорганизационных отношений или экономических средств и целей посредством
индустриальной капиталистической рациональности не рассматривается более как форма
рациональности, которая приведет к дальнейшему социальному развитию>
.
Offe C. Disorganized Capitalism: Contemporary Transformation of Work and Politics. Cambridge. - London, 1985. P. 132.
291
Подчеркнем, что тезис, в соответствии с которым не сфера труда и производства
конституирует общество, а наоборот, сама эта сфера труда выступает как <извне
конституируемая>, фактически означал осознание того факта, что общества претерпевают
фундаментальную историческую трансформацию, цивилизационный сдвиг, который
порождает совершенно новую по своей природе социальную реальность. <Трудовая
природа> социальной реальности уходит в прошлое и на смену ей приходит
<информационная природа> социальной реальности.
Появление новых организационных форм и стратегий. Еще одним новым явлением,
которое можно было наблюдать уже в начале 70-х и которое также было во многом
обусловлено телекоммуникационной революцией, было изменение организационных
принципов, лежащих в основе управления трудовым и социальным процессом.
Трансформация сферы труда, порожденная телекоммуникационной революцией, с
одной стороны, потребовала изменения организационных и управленческих моделей,
перехода от гигантских, суперцентрализованных социально-экономических и политических
структур к малым децентрализованным предприятиям, к локальным структурам низового
уровня. С другой стороны, информационная технология оказалась принципиально новым и
очень значимым социальным и экономическим ресурсом, который и позволил отказаться от
организационных и управленческих моделей организованного капитализма, заменить
массовое
стандартизированное
производство
системой
информатизированного
производства. Конечным продуктом такого производства являются уже не миллионы
идентичных стандартизированных товаров, а индивидуализированные продукты
потребления и услуги, а наилучшим способом организации такого производства и труда
становится адхократия
временная, ситуативная организация, направленная на решение какой-то конкретной
задачи, реализацию конкретного проекта, в которой каждый организационный компонент
является свободным модулем и взаимодействует с другими компонентами
От латинского ad hoc - применительно к обстоятельствам.
292
организации не только по вертикали, но и по горизонтали. Решения, принимаемые
адхократией, так же как товары и услуги, дестандартизированы. Работа для большинства
людей становится вариативной, дестандартизированной, не повторяющейся и
ответственной, требующей от индивида способности к свободе действий, принятию
самостоятельного решения, оценке и суждению, постоянной готовности сменить сферу
занятости, профессию. Но такое качество труда порождает и психологическое напряжение,
стресс, страх оказаться безработным в силу того, что ты <устарел>, <отстал>, <не успел>. К
этому следует добавить, что высокий уровень инновативности, скорости изменений и
непредсказуемости, нестандартизированности социального контекста не позволяет индивиду
выработать устойчивую ориентацию в мире, не позволяет управлять течением жизни, не
указывает смысла жизни. Живущий во фрагментированном мире и постоянно
подвергающийся технологической агрессии человек не в состоянии интегрировать и
осмыслить свой опыт существования в мире. Одновременно с этим идет процесс сведения
труда до минимума, благодаря новым технологиям общества производят все большее
богатство, затрачивая на это все меньшее количество труда. Растет не просто число
<потенциально безработных>, растет число людей, не имеющих <постоянного места> в
обществе.
Речь идет, таким образом, не только о <конце труда>, не только об имеющей
системный характер <новой безработице>, сформировавшейся в 70-х - начале 80-х годов и
продолжающей существовать устойчивым образом, - речь идет о новом этапе в развитии
массового общества, о разрушении даже тех социальных структур, которые поддерживали и
формировали хотя бы остаточную классовую или корпоративную идентичность. Речь идет
об утрате последних опор социального порядка в виде системы классов, корпораций,
устойчивых профессиональных идентичностей, которые оформляли жизнь человека и
выступали в виде системы ориентаций. Речь идет о процессе становления <социального
беспорядка>.
Именно эти процессы, набравшие силу уже в 80-е годы, поро293
дили интенсивные попытки теоретического осмысления становящейся социальной
реальности и усилили чувство неудовлетворенности существующими социологическими
схемами и теориями общества и социального развития. Социологическая мысль
зафиксировала переломный характер эпохи и признала невозможность описать
происходящие социальные сдвиги и новую социальную реальность в рамках существующих
методологических подходов и разработанных теорий общества. Социология обратилась к
интенсивному поиску новых методологических подходов и созданию новых
социологических теорий общества.
При внимательном рассмотрении все указанные выше явления складывались в
достаточно целостный образ, не всегда внутри себя когерентный, но позволяющий говорить
о новом качестве общества, о новом этапе исторического существования. Этот новый этап,
это новое качество общества сразу же получило свое название - все заговорили сначала о
постиндустриальном, а затем об информационном обществе. Но не только об этом.
Дискуссионными стали проблемы труда в современных обществах, заговорили о <конце
труда>, <конце трудового общества>, развернулась полемика об адекватности классового
анализа для исследования современных обществ, начались новые исследования систем
социальной стратификации, стремящиеся выявить новый социальный порядок и типы
современных социальных иерархий, формировались новые теории <потребительского> и
<культурного капитализма>.
Целью всех этих исследований было создание теории общества, в рамках которой все
эти новые явления получили бы свое место и объяснение. Задача, при этом, оказалась
настолько масштабной, что потребовала также пересмотра базисных методологических
оснований социологического анализа и определения своего отношения к современному
социальному состоянию в терминах эпох и <цивилизационных сдвигов>. Были разработаны
теории постмодерна как радикально нового качественного состояния общества, эпохально
отличающегося от обществ периода с конца XVIII по конец XX веков.
Глава 7. Социологические теории постиндустриального общества
Для описания новой социальной действительности, оформившейся в 70-е годы,
появилось множество терминов, понятий и теорий. Первой по времени была теория
<постиндустриального> общества, классическим вариантом которой можно считать теорию
Д. Белла
. Сам термин <постиндустриальное> имел очень широкое хождение уже до теории Д.
Белла и признать его удачным невозможно, поскольку он не несет в себе никаких
положительных определений, указывающих на общую характеристику или какое-либо
сущностное качество этого общества. Одного указания на тот простой факт, что данное
общество приходит на смену промышленному капиталистическому обществу, недостаточно,
чтобы признать название удачным и плодотворным. Аналогичные критические замечания
можно выдвинуть и по отношению к терминам <супериндустриальное общество> или
<общество третьей волны> О. Тоффлера, а также по отношению к термину
<посткапиталистическое общество>.
Одновременно с этими терминами начал функционировать термин <сервисное
общество>. Данный термин является неудачным по другим причинам. Сервисность,
значимость сферы услуг, безусловно, характерна для общества, которое самым интенсивным
образом складывалось в 70 - 80-е годы, но эта характеристика не является специфической,
определяющей его природу и отличающей его от всех других типов общества.
Характеристика <сервисное> не в меньшей мере применима к обществу, становление
которого пришлось на середину XX в. и вошло, как мы отмечали выше, в качестве
характеристики в теории менеджериального общества, корпоративного общества и позднего
индустриального общества. И тем не менее, термин
Об истории понятия <постиндустриализм> см.: Иноземцев В.Л. Постиндустриальный
мир Д. Белла // Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999. С. VII - LXXXV.
295
<постиндустриализм> и термин <сервисное общество> прочно вошли в
социологическую понятийность и стали ассоциироваться с теорией общества, разработанной
Д. Беллом в его работе 1973 г. <Грядущее постиндустриальное общество>, а также с теорией
постиндустриализма Алена Турена. Д. Белл и А. Турен получили признание в
социологической литературе в качестве авторов двух фундаментальных теорий
постиндустриализма. Именно эти две теории будут рассмотрены в данном разделе - не
только в виду их академической респектабельности, но также и потому, что они в известной
мере дополняют друг друга, создавая вместе достаточно полную, пусть и не всегда
когерентную картину постиндустриального общества.
Теории постиндустриального общества сформировались в русле критики теорий
позднего индустриального общества и методологической позиции технологического
детерминизма. В них был осуществлен отказ от индустриализма, а также от идеи
экономического редукционизма, столь характерного для предшествующего этапа
социологической мысли в сфере теорий общества. В рамках теорий постиндустриализма
было заявлено о переходе общества на новую стадию развития - постиндустриальную.
Несколько базовых идей являются, на наш взгляд, специфическими для теорий
постиндустриального общества. Именно эти идеи и будут эксплицированы в дальнейшем
изложении.
7.1. Теория постиндустриального общества Дэниела Белла
Постиндустриальное общество - это сервисное общество. Его главным ресурсом
является знание.
Постиндустриальное общество - это общество, в котором сфера промышленного труда,
индустриальная сфера уже не имеют того значения и не играют той роли, которую
индустриализм в строгом смысле слова играл на предшествующих этапах развития
промышленного общества. В постиндустриальном обществе ключевую роль играет не
промышленный труд, а знание; не промышленный сектор, а сервисный сектор и сфера
обслуживания в широком смысле слова.
296
Поэтому постиндустриальное общество предстает как отрицание промышленного
общества и как совершенно новый этап в историческом развитии. Центральным моментом,
осью этого размежевания является промышленный труд. Д. Белл пишет по этому поводу
следующее: <Существенным фактом выступает то, что тема труда как такового не является
более центральной, она не имеет уже социологического и культурного значения,
поляризующего и определяющего все другие темы... Тема труда остается в экономике, но не
в социологии и культуре. В этом плане изменения, которые фиксируются термином
постиндустриальное общество, могут означать историческую метаморфозу западного
общества>
. Как представляется, Белл совершенно верно зафиксировал тенденцию и новизну
происходящего в сравнении с предшествующими состояниями общества, однако едва ли
правомерна полная и безоговорочная абсолютизация этого процесса <ужатия> роли
промышленного труда. Вместе с тем общая тенденция развития не вызывает сомнения.
Белл демонстрирует свою позицию, анализируя трансформации, которые претерпевает
труд и то, как изменяется его характер. Он указывает, что производство стало наукоемким,
наука превратилась в непосредственную производительную силу, живой труд на
автоматизированных производствах вытесняется, а работа превращается в роль, в функцию
в организационной системе обеспечения автоматизированного производственного процесса.
Особую роль в этом процессе играют телекоммуникационные технологии, воплощающие в
себе кодифицированное теоретическое знание, необходимое для осуществления
технологических инноваций. Эти новые <интеллектуальные технологии> превращаются в
ключевой инструмент системного анализа и теории принятия решений как в сфере
производства, так и в социальной сфере.
Телекоммуникационная технология играет ключевую роль в постиндустриальном
обществе, поскольку именно она становится инструментальным способом рационального
действия.
Bell D. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting. N. Y., 1973.
P. 164.
297
Белл называет ее <интеллектуальной технологией>, так как она дает возможность
поставить на место интуитивных суждений алгоритмы, т. е. четкие правила принятия
решений. Интеллектуальная технология становится основным инструментом управления
организациями и предприятиями, можно сказать, что она приобретает столь же важное
значение для постиндустриального общества, какое для общества индустриального имела
машинная технология. В этой связи кардинальное значение в его концепции приобретает
понятие информации - именно она, а не труд становится тем <фундаментальным
социальным фактом>, который лежит в основе социальной и экономической реальности. <Я
стою на том, - пишет Белл, - что информация и теоретическое знание суть стратегические
ресурсы постиндустриального общества. Кроме того, в своей новой роли они представляют
поворотные пункты современной истории. Первый поворотный пункт - изменение самого
характера науки. Наука как <всеобщее знание> стала основной производительной силой
современного общества. Второй поворотный пункт - освобождение технологии от ее
<императивного> характера, почти полное превращение ее в послушный инструмент>
.
Белл формулирует информационную теорию стоимости. <Когда знание в своей
систематической форме вовлекается в практическую переработку ресурсов (в виде
изобретения или организационного усовершенствования), можно сказать, что именно
знание, а не труд выступает источником стоимости>
. Экономисты, пишет Белл, до сих пор в своих концепциях, объясняющих
производство и обмен, в качестве основных переменных используют землю, капитал и труд.
Более проницательные из них (В. Зомбарт, И. Шумпетер) дополняют эту триаду деловой
инициативой, предприимчивостью, при всем том до сих пор продолжает доминировать
старая парадигма трудовой теории стоимости, в силу чего практически игнорируется роль
знания и инноваций в управлении. Однако с сокраще-
Bell D. The Social Framework of Information Society. // The Computer Age: A Twenty Year
View. - L., 1981. P. 206.
Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. - N.Y., 1973. P. 168.
298
нием рабочего времени и с уменьшением роли производственного рабочего становится
ясно, что знания и способы их практического применения замещают труд в качестве
источника прибавочной стоимости. В этом смысле подобно тому как труд и капитал были
центральными переменными в индустриальном обществе, так и информация и знания
становятся решающими переменными и стратегическими ресурсами постиндустриального
общества.
Еще более жестко и практически с тех же позиций формулирует свое отношение к
трудовой теории стоимости другой теоретик постиндустриализма - Т. Стоуньер. Стоуньер
пишет, что Адам Смит сделал гигантский шаг вперед, сформулировав трудовую теорию
стоимости, по которой стоимость любого продукта измеряется количеством труда,
заложенного в нем или обмениваемого на него. Капитал - это труд, овеществленный в
инструментах и машинах. То же самое, считает Т. Стоуньер, мы находим у К. Маркса.
<Идея, которая была бы новой для всех этих мыслителей, - продолжает он, - это то, что
инструменты и машины, будучи овеществленным трудом, суть в то же время
овеществленная информация. Эта идея справедлива по отношению к капиталу, земле и
любому другому фактору экономики, в котором овеществлен труд. Нет ни одного способа
производительного приложения труда, который в то же время не был бы приложением
информации. Более того, информацию, подобно капиталу, можно накапливать и хранить для
будущего использования. В постиндустриальном обществе национальные информационные
ресурсы суть его основная экономическая ценность, его самый большой потенциальный
источник богатства>
.
Производство информации является главной сферой экономической деятельности в
постиндустриальном обществе. Если в аграрном обществе экономическая деятельность была
направлена на производство достаточного количества продуктов питания, а
ограничивающим фактором было наличие обрабатываемой земли; индустриальное общество
имело дело с произ-
Stonier Т. The Wealth of Information: A Profile of Post-Industrial Economy. L., 1983. P. 5.
299
водством товаров, а ограничивающим фактором был капитал; то в
постиндустриальном обществе экономическая деятельность - это главным образом
производство и применение информации с целью сделать все другие формы производства
более эффективными и создать большее материальное богатство. Ограничивающим
фактором здесь является наличное знание. В постиндустриальной экономике знание
заменило собой традиционную триаду земля - труд - капитал и стало наиболее важной
основой современных производительных систем.
Постиндустриальная экономика - это экономика, в которой промышленность по
показателям занятости населения в ней и по своей доле в национальном продукте уступает
первое место сфере услуг, а сфера услуг есть преимущественно обработка информации.
Информация может создавать богатство прежде всего тогда, когда ее непосредственно
продают. Продажа информации чаще всего принимает форму продажи патента, авторского
права или лицензии. Сегодня, утверждает Стоуньер, иметь хороший патент выгоднее, чем
целую фабрику. Анализ задействованной в настоящее время модели занятости показывает,
что через три десятка лет для удовлетворения всех материальных потребностей общества
будет достаточно не более 10% рабочей силы, и даже эта группа занятых в промышленности
будет все в большей степени вовлекаться в обработку информации.
Сфера услуг в постиндустриальной экономике кардинально отличается от сферы услуг
в индустриальном и предшествующих типах обществ, где сервисный сектор состоял из
домашней прислуги и мелкой торговли. Сфера услуг постиндустриального общества - это,
прежде всего, сфера деловых и профессиональных услуг, это <индустрия знаний>.
Новая классовая структура и социальный конфликт в постиндустриальном обществе
Концепция классовой
структуры
и классового
конфликта в
теориях
постиндустриального общества складывается из двух блоков. Первый блок - это анализ
классовой структуры, который так или иначе соотносится с утверждениями теорий
индустри300
ального общества об особой роли рабочего класса и классового конфликта,
формирующегося в сфере производства. Такой вид анализа, соответственно, уделяет особое
внимание судьбам рабочего класса в современных условиях. Второй блок складывается из
исследований системы социальной стратификации постиндустриального общества и
попыток определения и формулирования постиндустриального социального конфликта.
Свои взгляды на рабочий класс или пролетариат Д. Белл возводит к концепции Ч. Р.
Миллса. По мнению Белла, рабочий класс исчезает с исторической сцены, перестает
существовать как значимая социологическая и культурная реальность. Два соображения
являются здесь существенными. Во-первых, налицо, как считает Белл, изменение в
структуре занятости: уменьшение производственного сектора и, соответственно, числа
рабочих профессий, с одной стороны, и увеличение сервисного сектора и профессий сферы
обслуживания - с другой. Второй аргумент - это изменение характера труда, обусловленное
внедрением новых технологий в сфере производства.
Сервисный сектор включает, согласно Беллу, транспорт, финансы, социальное
обеспечение, туризм, систему общественного питания, коммунальное хозяйство и т. д.
Различие между товарами и услугами состоит в том, что первые являются материальными
вещами, произведенными при помощи машин и затем продаваемыми населению, тогда как
вторые - это нетоварные возможности, которые потребляются в момент их предложения.
На первый взгляд, подобное утверждение трудно опровергнуть. Однако теория
<сервисного сдвига> нашла своих оппонентов. Например, Джонатан Гершуни, в общем
подтверждая структурный сдвиг, зафиксированный Беллом (в Великобритании, например,
по его данным, количество занятых в сервисном секторе с 1842 по 1971 г. возросло с 32 до
60%, в сельском же хозяйстве и добывающей промышленности оно упало с 25 до 4%)
, в то же время обращает внимание на то, что многие и даже большинство услуг
существуют как часть общего процесса
Gershuny J. After Industrial Society? - L., 1978. P. 60 - 61.
301
производства, даже если <сервисные рабочие> не являются пролетариями в строгом
смысле слова, т. е. не вовлечены в процесс непосредственного производства товаров. Для
доказательства этого Гершуни применяет метод классификации занятости, при котором все
рабочие места категоризировались в соответствии с конечным продуктом, в производство
которого они вовлечены. В результате получилось, что так или иначе в производство
товаров вовлечено более половины от общего числа занятых в сервисном секторе.
Рост третичного сектора, утверждает Гершуни, нельзя объяснить в терминах экспансии
сервиса. Этот рост связан с усложнением производства, ростом его наукоемкости, а также с
усложнением процесса доведения конечного продукта до потребителя. Говоря другими
словами, рост третичного сектора является результатом усложнения разделения труда.
Научная и техническая организация и координация современного производства,
географически разбросанного и включенного в международное разделение труда, требуют
большого количества занятых, не участвующих в непосредственном производстве благ, но
тем не менее интегрированных в общий процесс их производства.
Здесь, однако, возникает следующая проблема. Одно дело секторный анализ занятости,
а другое - изменения в характере и условиях труда. По мнению Белла, характер труда в
современном обществе меняется двояким образом. Во-первых, современное производство
требует <образованного> труда: изменилось само место работы - вместо тяжелейшего труда
на громадных фабриках, подчиненного ритму конвейера, современные рабочие трудятся в
небольших фирмах, в которых труд не имеет такого отчуждающего характера. Во-вторых,
современный труд, прежде всего труд в рамках сервисного сектора, - это труд, связанный с
человеческой коммуникацией, общением, договором, начиная с труда продавца авиабилетов
до труда университетских профессоров. <Тот факт, - пишет Д. Белл, что труд человека в
большей степени сейчас состоит из разговора с другим, чем из взаимодействия с машиной,
является фундаментальным фактом, характеризующим труд в постинду302
стриальном обществе>
.
К сказанному следует добавить еще одно, третье соображение. В течение многих
десятилетий тема классового конфликта доминировала в западном обществе. Конфликт
между рабочим и боссом (капиталистом или корпоративным управляющим) преобладал над
всеми другими конфликтами и был осью, вокруг которой вращались все остальные
социальные конфликты общества. В постиндустриальном обществе этот конфликт отошел в
прошлое. Конфликт между рабочим и менеджером на производстве относительно условий
труда,
заработной
платы
и
участия
в
управлении
производства
стал
институционализированным. Радикальные методы классовой борьбы отошли в прошлое.
Изменилась и сама психология политического поведения и принципа социального
взаимодействия между группами. Сферой социального конфликта в настоящее время
является сфера взаимодействия <закрытых статусных групп>, различающихся по расовым,
этническим, лингвистическим, религиозным и другим признакам. Отношения этих групп
друг к другу, их связи и эмоциональная идентичность более значимы в настоящее время, чем
классовая идентичность. Именно между этими группами, а не классами разворачиваются
основные социальные конфликты.
Изменения в характере труда позволяют, как считает Белл, говорить если не об
исчезновении, то по крайней мере об уменьшении старого рабочего класса. Основным
классом информационного общества является сервисный класс, а новую элиту составляют
специалисты, технократы и интеллектуалы. Собственность уже не является критерием
членства в высших классах, новые элиты формируются на основе знания и высокого уровня
образования. Обладание этим образованием является условием вхождения в элиту и ее
символом. Знание становится основным ресурсом власти. Власть переходит к группам и
индивидам, владеющим знанием.
Первоначально Белл распространил эту позицию на все сфе-
Bell D. The Coming Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting. N. Y., 1973. P.
163.
303
ры общества, включая и сферу политики. Но затем он скорректировал свою позицию.
Интеллектуальная элита обладает властью в пределах институтов, связанных с
интеллектуальной деятельностью, т. е. исследовательских организациях и университетах, но
в мире большой политики она обладает не более чем влиянием. Политические проблемы все
теснее переплетаются с техническими, в силу этого <элита знания> может ставить и
инициировать новые вопросы и предлагать техническое решение для принимаемых
решений, но она не обладает властью сказать <да> или <нет>. Последнее является
прерогативой политиков, а не ученых и экономистов, поэтому Белл считает идею о том, что
в будущем <элита знания> может стать новой <элитой власти>, крайне преувеличенной.
7. 2. Концепция постиндустриального общества Алена Турена
Как мы уже на то указывали, в рамках исследований постиндустриального общества не
менее значимой, чем теория Белла, была теория А. Турена. Его видение проблем
постиндустриализма отличается от тех разработок, которые мы находим в рамках
американской социологической мысли, в частности у Д. Белла.
Основными объектами интереса для Турена являются социальный конфликт, проблемы
эксплуатации, власти и доминирования. Более того, по мнению Турена, конфликт - это
вообще основной объект социологического интереса. <Центральным объектом социологии, заявляет он, - является исследование политики, то есть социальных договоренностей, из
которых проистекает институционализация конфликтов>
.
Именно с позиций исследования главного социального конфликта Турен подходит к
анализу постиндустриального общества. Он не разделяет точку зрения о конце рабочего
класса как социально-профессиональной категории и не согласен с выска-
Touraine A. The Post-Industrial Society: Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and
Culture in the Programmed Society. N.Y., 1971. P. 25.
304
зываниями о конце тредюнионизма. <Нет причин, - пишет он, говорить об
исчезновении рабочего класса или тредюнионизма. В этом вопросе среди социологов
существует всеобщее согласие. Сомнение выдвигается в качестве тезиса для полемики, но не
как утверждение>
. Нельзя всерьез заявлять, подчеркивает он, что рабочие становятся ненужной
социальной категорией. Экономический рост и сейчас зависит от развития производства.
Чистое консумистское общество, в котором сфера производства жестко ограничена, интерес
к труду утрачен, а вместо них на повестку дня встали проблемы из сферы досуга и
свободного времени, является социологической фикцией. На деле ситуация обратная. Более
индивидуализированное потребление предъявляет более серьезные требования к
производству. Тредюнионизм потерял свои позиции в некоторых отраслях промышленного
производства, однако широко внедрился в третичный, сервисный сектор.
В течение долгого времени в большинстве своем социологи были солидарны в том, что
<рабочий класс> - это не просто профессионально-классовая категория, а активный агент,
один из главных субъектов в социальной и политической истории индустриального
общества. Сейчас, когда эти общества переходят в новую стадию развития и количество
рабочих ручного труда в составе рабочего класса быстро уменьшается, многие думают, что
значимость, которая в течение долгого времени приписывалась рабочему классу, была
результатом скорее идеологической ориентации, чем точного социального и исторического
анализа. Однако подобная критическая позиция не находит подтверждения в работах
социологов и историков.
Турен задается вопросом: по каким причинам и при каких условиях определенные
социальные классы, являющиеся большими, но не составляющими большинство, становятся
центральной действующей силой общества, или, более фундаментально, как можно
определить, какой социальный конфликт является центральным для данного общества?
Вопрос об условиях появления и последующего исчезновения рабочего класса
Ibid. P. 16.
305
как центрального социального агента общества - сердцевина современной
социологической мысли. Позиции социологов по этому вопросу - не только результат
определенных исследований, но и их личный выбор перспективы рассмотрения социальной
жизни. <Подобно тому как исследование города было ядром анализа торговых обществ XVI
- XIX веков, взгляд на рабочий класс, на роль профсоюзов и рабочих партий является,
возможно, наилучшим индикатором общих позиций, которые противостояли и продолжают
противостоять друг другу в социологии>
, - считает Турен. Следует поэтому сначала рассмотреть причины, по которым рабочий
класс играл центральную роль в прошлом, а затем - причины, по которым он ускоренно
теряет свое центральное место в постиндустриальном обществе. Ведь именно этот процесс
трансформирует взгляд на общество в целом.
Термин <рабочий класс> подразумевает нечто большее, чем просто большую,
непривилегированную социально-профессиональную категорию. Рабочее движение - это не
ассоциация, аналогичная предпринимательским, и не профессиональное лобби. Интересы и
проблемы рабочего класса, рабочего движения были связаны с обществом, в котором
капиталистическое предприятие было ключевым моментом экономики, а рабочее движение ведущей силой классовой борьбы. Классовая борьба пролетариата составляла фокус
социального конфликта, главный конфликт индустриального общества. Главным объектом
атаки были и собственность, и власть. <Принципиальное отличие программируемого
общества от капиталистического индустриализированого общества состоит в том, что
социальный конфликт определяется уже не рамками фундаментального экономического
механизма, а совокупностью всех социальноэкономических отношений>
.
Вопрос, таким образом, ставится не о том, могут ли рабочее и профсоюзное движения
исчезнуть, а о том, является ли рабо-
Touraine A. The Rise and the Fall of the French Labour Movement. - Social Theory and
Social Criticism. L., 1987. P. 232.
Touraine A. The Post-Industrial Society. - N.Y., 1971. P. 25.
306
чее движение, как и раньше, одной из сторон центрального социального конфликта.
Ответ на него, как считает Турен, прост. В <программируемом обществе> рабочий класс
более не является привилегированным историческим агентом, но не потому, что рабочее
движение ослабело и оказалось подчинено стратегии какой-либо политической партии или
имеет плохих политических лидеров, а потому, что отдельное капиталистическое
предприятие не является более центром экономической системы и ее социальных
конфликтов, хотя борьба рабочих с системой менеджериального управления и контроля
выступает существенным элементом системы социальных конфликтов.
В программируемом обществе ни фирмы, ни профсоюзы не являются главными
действующими лицами социальной борьбы за власть. Их роль все еще важна, но их
конфликт не является борьбой за власть, а связан с проблемами организации производства и
принятия административного решения, он носит уже институционализированный характер.
Институционализация этого конфликта осуществляется постепенно и остается еще
неполной, но ход ее очевиден и неизбежен. Это не значит, конечно, что программируемое
общество движется к индустриальному миру. Это означает, что эти конфликты не
соотносятся с реальной социальной властью, которая уже не коренится в сфере
производства.
Профсоюзное движение также далеко от того, чтобы быть революционной силой или
социальным движением, активно вовлеченным в борьбу за власть. Социальное неравенство,
частый отказ государства или управленцев идти на уступки - все это делает важным и
необходимым рабочее сопротивление, однако не является достаточным для того, чтобы
считать рабочее или профсоюзное движение центральной силой в новых социальных
конфликтах. Основной социальный конфликт современного общества - это не конфликт по
поводу собственности, это конфликт индивида и общества в целом и формулируется он в
терминах организационного конфликта.
Суть позиции Турена состоит в том, что социальное доминирование в современном
мире имеет глобальный и нерасчлененный характер, экономическая, социальная, культурная
и
307
другие сферы здесь настолько взаимопереплетены, что понятие эксплуатации, лежащее
в основе Марксова анализа, представляется неадекватным для современной ситуации. <Мы
еще продолжаем говорить об <экономической эксплуатации>, - пишет Турен, - хотя все
труднее и труднее вычленить ее и изолировать от других форм доминирования. Термин
потерял свое объективное значение. Ситуация в современном мире скорее передается
термином <отчуждение>, чем <эксплуатация>>
. Эксплуатация обозначает экономическое, а отчуждение - социальное отношение.
Человек оказывается отчужденным, когда его связь с социальной и культурной жизнью
общества определяется единственно системой доминирующих отношений, навязываемых
господствующим классом. Отчуждение означает ликвидацию социального конфликта
посредством создания системы зависимого участия. Любая деятельность только тогда
обретает смысл, когда она осуществляется в соответствии с устремлениями доминирующих
групп. Современное общество, пишет Турен, является обществом отчуждения не потому что
оно повергает человека в нищету или навязывает политические ограничения, а потому, что
оно подкупает, манипулирует и навязывает конформизм.
Постиндустриальное общество демонстрирует совершенно новые социальные
конфликты. Эти новые конфликты уже не являются просто конфликтами между трудом и
капиталом, но конфликтами между структурами экономического и политического принятия
решения и теми, кто принужден к зависимому участию. Другими словами, это конфликт
между центральными и периферийными, или маргинальными, сегментами общества.
Будучи материально обеспеченными, члены современного общества не отрицают
технический прогресс и экономический рост, а выступают против подчинения
рациональной, но имперсональной силе, которая требует от них такого же имперсонального
участия в прогрессе. Турен выделяет три основные формы соци- ального доминирования в
постиндустриальном обществе.
Ibid. P. 7.
308
Социальная интеграция. Экономический прогресс навязывает его участникам свой
стиль жизни, свои цели и свою систему власти. Индивид просто принуждается к участию, не
только как трудящийся, но и как потребитель, как участвующий в системах социальной
организации и власти, которые определяют цели производства. Система производства, в
которой каждый имеет свое место и свою систему ролей в рамках регулируемого,
иерархизированного коллектива, интересующегося преимущественно проблемами
эффективности и сплоченности, образует нерасторжимое единство со всеми другими
социальными подсистемами, поддерживает и укрепляет их.
Культурное манипулирование заключается в контроле над потребностями и
культурными стереотипами потребления и стиля жизни прежде всего через школу и систему
образования, которая уже давно перестала быть семейным и стала общественным делом.
Навязывание
политического
поведения.
Постиндустриальное
общество
контролируется крупными политико-экономическими организациями, цель которых - не
просто власть и строгий политический контроль над собственным функционированием и
окружением. Наблюдение за функционированием этих организаций показывает их
тотальные империалистические претензии на контроль за всей социальной жизнью.
В этих условиях перед рабочим классом встает вопрос о том, как он вновь может
занять если не центральное, то безусловно значимое место в социальной и политической
жизни.
В постиндустриальном обществе влияние рабочего класса ослабляется тем, что
политическое и профсоюзное рабочие движения все более отдаляются друг от друга. Более
того, Турен считает, что повышение роли профсоюзов приводит к уменьшению роли
политического рабочего движения. Профсоюзы играют значимую роль в борьбе с
безработицей, в разработке мер по поддержанию безработных, по переподготовке кадров и
т. п. Профсоюзное движение стало не столько социальным движением, сколько агентом
экономической политики. Этот тип действия, известный как <социальный контракт>,
обеспечил участие профсоюзов в советах компаний, занимаю309
щихся формированием экономической политики. Это приводит к ослаблению рабочего
класса как центрального исторического агента и одновременно с этим - к появлению такого
типа социальной демократии, которая не отличается по своему характеру от существующего
политического режима, но одновременно умножает каналы профсоюзного влияния. Рабочий
класс теряет свою автономию.
Состав современного рабочего класса сложен, в частности, большой процент в нем
составляют неквалифицированные рабочие-иммигранты, а также женщины, имеющие очень
ограниченный опыт индустриального труда. Комбинация этих факторов и объясняет очень
резкое падение политического влияния и сужение социального кругозора рабочих. <В этом
очень конкретном смысле слова индустриальные страны начиная с XIX в. движутся от
индустриального общества к новому типу общества, в котором новые группы наемных
работников - <белые воротнички>, техники и менеджеры среднего уровня - очень быстро
набирают в количестве и влиянии>
. Самые радикальные и продуктивные движения формируются в экономически
наиболее развитых и продвинутых областях и группах: исследовательских центрах, среди
профессионалов, обладающих знаниями и квалификацией, но не подключенных к системам
власти, в университетских сообществах.
Однако ни одно социально-политическое движение, сколь бы развито и сильно оно ни
было, не сможет добиться успеха, если не включит в себя рабочий класс. Завтрашняя борьба,
подчеркивает Турен, не будет ни повторением, ни модернизацией вчерашней. Она возможна
только на совершенно новой солидаристской основе для взаимодействия различных
социальных групп. Современное рабочее движение может задать свое понимание
современного социального конфликта только через объединение с другими социальными
группами на основе общезначимых культурных ценностей. Апелляция к общим культурным
ценностям придаст рабочему движению значимость,
Touraine A. The Rise and the Fall of the French Labour Movement. - Social Theory and
Social Criticism. - L., 1987. P. 241.
310
которая выйдет далеко за рамки простой защиты своих интересов. Формулируя
позицию А. Турена по поводу того, что такое система социального неравенства в целом и
каково место и роль рабочего класса в постиндустриальном обществе, следует указать на то,
что методологической основой его анализа является рассмотрение положения рабочего
класса не с точки зрения типа его труда, а с точки зрения его места в общей системе
распределения власти и доминирования, с точки зрения интерпретации главного
социального конфликта. Главный конфликт постиндустриального общества носит
организационный, а не классовый характер: это конфликт индивида и общества в целом.
Социальное доминирование носит целостный и нерасчлененный характер и описывается в
терминах отчуждения. В этих условиях перед рабочим классом стоит задача объединения с
другими социальными группами - <белыми воротничками>, техниками, менеджерами
среднего уровня, профессионалами и другими - на основе общедемократических ценностей.
Социальные движения как форма репрезентации групповых социальных интересов в
постиндустриальном обществе
В 70-х годах в социологии в рамках теорий постиндустриализма появилось
утверждение о том, что современный социальный конфликт локализуется в сфере
распределения, а не производства. Речь уже не может идти и не идет о борьбе за
капиталистическую собственность и за <командные высоты в экономике>, борьба идет за
потребление, его уровень, стиль жизни, за жизненные шансы в широком смысле слова, за
гражданские (право на образование, медицинское, пенсионное и другие виды
государственного социального страхования) и политические права. В силу этого следует
отказаться от концепции класса и классовой системы социальной дифференциации и
предложить другую, более адекватную для описания системы социальной дифференциации
и социальных интересов в постиндустриальном обществе.
Для характеристики классовой структуры постиндустриального общества, как считает
Турен, можно использовать несколько понятий. Во-первых, это понятие социального класса,
311
которое применяется при анализе отношений власти и доминирования в обществе в
целом. Во-вторых, это понятие заинтересованных групп, или групп социального интереса,
используемое при анализе отношений внутри организаций и коллективов. В-третьих, это
понятие группы давления, которое применяется при исследовании конфликтов в сфере
потребления и имеет слабое отношение к политическому действию.
Очевидно, что вычленение этих социальных групп и их стратификация соответствует
стратификации основных социальных интересов в обществе. Принятие подобной
социальной стратификации позволяет Турену утверждать, что <рабочий класс во все
большей степени замещается федерацией групп социального интереса, а группы,
организованные для защиты локальных или региональных интересов, - традиционные
примеры групп давления - становятся видом класса>
.
Социальный класс или классовое движение всегда старается задать свои цели или
оказать влияние на группы социального интереса и группы давления. Социальная политика
становится сложнее, поскольку объединения, которые являются инструментом
осуществления политики класса, групп специального интереса или групп давления, очень
часто приписывают себе какую-то особую роль, даже когда в действительности они только
направляются интересами этих классов и групп. В то же время они могут изменить процесс
взаимодействия с <базовой> социальной группой или классом и <стать провозвестниками
новых социальных сил>.
Если в 70-е годы под новыми социальными силами имелись в виду, прежде всего,
студенческое движение, различного рода потребительские ассоциации и группы, связанные
со <свободным временем и досугом>, то 80-е годы стали свидетелями небывалого прорыва к
равенству и демократии, различного рода гражданских инициатив и движений за
<социальное участие>. Добровольные ассоциации появляются как требование <участия>,
возникающее со стороны <культуры обездоленных> в государстве всеобщего
благоденствия, или как поиск <общи-
Touraine A. The Post-Industrial Society. - N.Y., 1971. PP. 67 - 68.
312
ны>, обеспечивающий человеку идентичность, принадлежность, единство, участие.
Добровольные ассоциации продемонстрировали, что хотя классические элементы классовой
борьбы и исчезают, однако социальный протест и напряжение, а также уровень
политического участия растут.
В связи с этим одной из основных форм социальной борьбы становятся городские
социальные движения, преследующие, как правило, три основные цели: обеспечение
коллективного потребления (материальные интересы); общность и поиск идентичности;
гражданское движение и борьба за локальную власть. Движение должно осознать свое место
как городского социального движения, оно должно быть связано политически с остальным
обществом посредством средств массовой коммуникации, профессионалов и политических
партий. Организационно и идеологически оно должно быть автономно по отношению к
любой политической партии, поскольку городские социальные движения функционируют
преимущественно на уровне социального, а не политического процесса, а это различные
уровни действия. При этом городские социальные движения являются не столько агентами
социального изменения, сколько реакциями на сложившуюся систему доминирования. Они,
как правило, оказываются не в состоянии реализовать свои проекты.
Как то показали исследования последнего времени в отличие от более ранних,
большинство ассоциаций взаимодействует с государством и его агентами. Такое
взаимодействие может основываться на консенсусе и на конфликте, чему соответствуют два
типа политической деятельности: лоббирование и конфликт. Представители средних классов
делают ставку на лоббирование, представители рабочего класса, лишенные возможности
неформально контактировать с представителями власти, вынуждены прибегать к протесту и
конфронтации.
Можно выделить три типа взаимодействия государства с добровольными
ассоциациями: инкорпорация - ассоциация интегрируется в аппарат государства, но может
продолжать функционировать как частично независимая; отвержение - ассоциация не
достигает своих целей и при том, что она продолжает отстаивать свои требования, само
отсутствие успеха ставит под
313
сомнение ее жизнеспособность; сосуществование - ассоциация утверждает свою
независимость, а ее частные успехи способствуют активизации деятельности ее членов.
В течение долгого времени политические партии левого крыла, как правило,
противостояли <коммуналистской> деятельности различного рода социальных движений,
считая, что она отвлекает силы от действительной классовой борьбы. Однако теперь они
поддерживают это действие, полагая, что добровольные ассоциации способствуют
поднятию гражданского сознания, дают политический опыт и знание структур власти в
обществе. Тем не менее в силу того, что добровольные ассоциации функционируют в сфере
конкурентных отношений, а не отношений солидарности и единства, городские движения
всегда фрагментарны, локальны, стратегически ограничены и изолированы.
Резюмируя предложенную общую реконструкцию теории постиндустриального
общества А. Турена, следует еще раз указать на то, что эта реконструкция была
осуществлена в совершенно определенной перспективе, имеющей целью выявить
оригинальность и специфику подхода Турена. Выработанный им подход позволяет
зафиксировать новое качество системы социальных взаимодействий в постиндустриальном
обществе, указать на основные тенденции переструктурирования общественной жизни,
изменение типов и уровней социального конфликта, подвижек в ценностных ориентирах.
Главным направлением социального развития становится фрагментирование социальной
структуры, следующее путем утверждения плюрализма социальных элементов.
Фрагментирование во всем - в нормах и ценностях, в стилях и образах жизни, в
экономических, социальных, личностных структурах. Фрагментирование социальных
интересов и целей соответствующим образом меняет систему социальной дифференциации,
но не ликвидирует сам социальный конфликт и его напряжение. Конфликт смещается в
сферу потребления в широком смысле слова и приобретает форму конфликта с
общественным устройством в целом.
314
Социологические теории постиндустриального общества явились теоретическими
разработками и описаниями фундаментального социального и экономического сдвига,
произошедшего в 70-х годах XX столетия. Они представляют собою рубеж в теоретическом
социологическом осмыслении общества и построении социологических теорий. Главной,
фундаментальной идеей, разработанной в этих теориях, является утверждение о том, что
постиндустриальное общество - это принципиально новое социальное состояние, понимание
и адекватная оценка которого возможна лишь на путях отказа от экономического
детерминизма, а также от рассмотрения всех социальных институтов исходя из приоритета
индустриальной сферы, индустриального труда и индустриальных конфликтов.
Постиндустриальное общество не укоренено в своей индустриальной сфере. Его главным
ресурсом является знание, превращенное в алгоритмы принятия решений во всех сферах
жизни; его конфликты и системы социальной дифференциации, политические процессы
укоренены в системах распределения благ, социальных, гражданских и политических прав и
возможностей, а не в системе индустриального производства.
Это новое состояние общества и новое качество социальных процессов требуют от
социологии совершенно нового типа социального объяснения и выявления совершенно
новых факторов, определяющих общественные явления. Теоретики постиндустриализма
осуществляют сдвиг в модели социологического объяснения от экономики сначала к
сервисным ресурсам и знанию, а затем к культуре в качестве главного объяснительного
фактора. Таким образом, социологическое объяснение резко трансформируется. Именно эта
трансформация и стала главным достижением теорий постиндустриализма.
Глава 8. Социологические теории информационного общества
Практически одновременно с теориями постиндустриального общества появились
теории информационного общества. Эти два типа теорий имеют очень много схожих
содержательных моментов, настолько много, что Д. Белл счел возможным заявить, что
информационное общество - это постиндустриальное общество, в котором разворачивается
информационная революция
.
Тем не менее, теории информационного общества - это отдельный блок теорий,
обладающих оригинальным содержанием и предлагающих оригинальную интерпретацию
обществ конца XX в. Сторонники теории информационного общества считают, что
появляется
совершенно
новое
общество,
характеризуемое
процессами,
противонаправленными тем, что имели место на предшествующих фазах развития обществ
даже XX в. Вместо централизации налицо регионализация, вместо иерархизации и
бюрократизации - демократизация, вместо концентрации - разукрупнение, вместо
стандартизации - индивидуализация. И все эти процессы обусловлены информационными
технологиями.
8.1. Теория общества <третьей волны> Олвина Тоффлера
Олвин Тоффлер, один из известнейших исследователей современного общества,
считает, что современность - конец XX столетия - это совершенно новый этап в развитии
общества, радикальным образом отличающийся от предшествующих. Это новое состояние
своим появлением обязано развитию информационных технологий. Именно они и их
использование придает всем процессам, протекающим в обществе, небывалый динамизм и
разнообразие. И хотя Тоффлер редко называет современное общество информационным,
предпочитая обозначать
См.: Bell D. The Social Framework of Information Society. // The Computer Age: A Twenty
Year View. / Ed. M. L. Dertonzos, L. Moses. L., 1981. P. 163.
316
его как <супериндустриальное> или как общество <третьей волны>, его теория
современного общества в полной мере может быть отнесена к теориям информационного
общества.
Основные
работы,
в
которых
Тоффлер
разрабатывает
свою теорию
супериндустриального общества, относятся к 80-м годам. Это - <Третья волна> (1980),
<Предпосылки и прогнозы> (1984), <Смещение власти> (1990). Следует, однако, отметить,
что принесшие ему известность работы 70-х годов <Футурошок> (1970) и <Экоспазм>
(1975), посвященные исследованию кризиса индустриальной цивилизации, также внесли
свой вклад в оформление его теории.
При разработке своей теории супериндустриального общества Тоффлер использует
достаточно оригинальную методологию, опирающуюся на социологическое воображение он строит теорию настоящего через призму будущего: <Всегда было принято исследовать
прошлое с тем, чтобы пролить свет на настоящее. Я перевернул зеркало времени, так как
считаю, что логически разработанная картина будущего поможет проникнуть в тайны
настоящего. Все сложнее становится понять как общественные, так и личные проблемы, не
опираясь на исследования будущего>
. Поэтому и сама теория супериндустриального общества предстает у него как некая
практопия - практическая утопия, в которой мир предстает как <не лучший и не худший из
возможных, но мир реализуемый и явно более привлекательный, чем тот, в котором мы
жили до сих пор>
.
Супериндустриальное общество - новый этап социального развития.
Супериндустриальное общество - это совершенно новый этап исторического развития,
наступающий вслед за индустриальным обществом. Олвин Тоффлер делит всю историю
человечества на три этапа: <первую волну> (доиндустриальные культуры), <вторую волну>
(индустриальные культуры) и <третью волну> (супериндустриальные культуры). При этом
он специ-
Toffler A. Future Shock. - L., 1971. P. 13.
Toffler A. The Third Wave. - N.Y., 1980. P. 360.
317
ально останавливается на проблеме периодизации и заостряет на ней внимание, особо
подчеркивая отличие своей позиции от других подходов. Тоффлер подчеркивает, что
супериндустриальное общество не является всего лишь высокоразвитой версией
традиционного индустриального массового общества. Ничего не может быть более
неверным. Современные быстрые и массовые изменения, которые он называет <третьей
волной>, создают совершенно новую цивилизацию, основывающуюся на высоком уровне
развития компьютерных технологий, информатизации и на новых способах организации.
Супериндустриальное общество приходит на смену терпящему крах индустриальному
обществу. Симптомы этого краха видны повсюду. Университеты затронуты финансовым
кризисом - традиционная система высшего образования не может уже более удовлетворять
всем предъявляемым ей требованиям. Банкротство или близкое к банкротству состояние
множества компаний свидетельствует о том, что существующая финансово-экономическая
система не в состоянии справляться с быстрыми и непредсказуемыми изменениями. В
очевидном кризисе находится транспортная система. Упадок переживает социальное и
коммунальное хозяйство городов, системы здравоохранения, санитарные и экологические
службы. Все это симптомы кризиса индустриального порядка и появления нового
супериндустриального порядка.
Супериндустриализм предполагает новую экономическую среду, которая, в свою
очередь, формирует корпорацию нового стиля, радикально отличающиеся от прежних
организационные стратегии, новые типы межличностных отношений, новые гендерные и
семейные ценности, новый тип восприятия реальности.
Тоффлер сравнивает индустриальное и супериндустриальное общества по семи
пунктам
.
См.: Toffler A. The Adaptive Corporation. - L., 1985. P. 107 - 108.
318
{Таблица расположена на
Супериндустриальное общество.
с.
317
-
319.}
Индустриальное
общество;
1. Большинство людей хотят одного и того же от жизни, и для большинства из них
экономический успех является главной целью. Поэтому мотивировать их следует
посредством экономического вознаграждения;
Основные базовые потребности людей удовлетворены, каждый хочет получить от
жизни свое, поэтому одно только экономическое вознаграждение не достаточно для
мотивации.
2. Считается, что чем больше компания, тем лучше, сильнее и более доходной она
будет;
Существуют ограничения в размерах как для корпорации, так и для правительственных
организаций.
3. Труд, сырье и капитал, а не земля (как в доиндустриальную эпоху) суть главные
факторы производства;
Информация столь же, а возможно, и более важна, чем земля, труд, капитал, сырье.
4. Производство стандартизированных товаров и услуг более эффективно, чем штучное
ручное производство, в котором каждая единица продукции является уникальной;
Массовое стандартизированное производство заменяется новой системой
индивидуального производства, в основе которой лежит не ручной, а умственный труд,
базирующийся на информатике и супертехнологии. Конечным продуктом такого
производства являются не миллионы идентичных стандартизированных товаров, а
индивидуальные продукты потребления и услуги.
5. Наиболее эффективна бюрократическая организация, в рамках которой каждая ее
часть имеет неизменную, ясно определенную роль в иерархии. В результате
организационная машина оптимально приспособлена для производства стандартных
решений;
Наилучший способ организации не бюрократия, а адхократия (ситуативная
организация, создаваемая для решения конкретных задач), в которой каждый
организационный компонент является свободным модулем, взаимодействует с другими
компонентами организации не только по вертикали, но и по горизонтали. Решения,
принимаемые адхократией, так же как и товары и услуги, дестандартизированы.
6. Технологическое движение направлено на стандартизацию производства и
способствует <прогрессу>;
Развитие технологии необязательно несет с собою <прогресс>, и более того, если это
развитие не поставлено под внимательный контроль, оно может разрушить уже достигнутое.
7. Работа для большинства людей должна быть рутинной, повторяющейся и
стандартизированной;
Работа для большинства людей должна быть вариативной, не повторяющейся и
ответственной, требующей от индивида способности к свободе в действиях, оценках и
суждениях.
319
Таким образом, по Тоффлеру, супериндустриальное, или информационное общество
характеризуют два главные процесса: а) демассификация и дестандартизация всех сторон
экономической и социальной жизни и б) высокая инновативность, быстрая скорость
происходящих в обществе изменений. Оба эти процесса возможны только в условиях
широко развернувшейся микроэлектронной революции.
Процесс дестандартизации, рост вариативности и демассификация были обусловлены
следующими моментами. Вопервых, это рост доходов населения, который наблюдался
начиная с конца 50-х годов XX в. Рост доходов необходимо привел к расширению желаний
и возможностей, различным сдвигам потребления в сторону более <духовных> товаров.
Вовторых, большой вклад в дестандартизацию потребностей внесло образование. Чем выше
уровень образования, тем большее различие наблюдается в ценностях, нормах, стилях
поведения, тем шире потребности и тем большую открытость демонстрируют люди к
другим культурам и к другим ценностям, тем чаще они путешествуют и взаимодействуют с
другими. Суммарный эффект воздействия образования, путешествий и коммуникаций в еще
большей степени повысил уровень и вариативность потребностей. К этому следует добавить
тот факт, что в 70-х - 80-х годах появилось первое поколение молодых людей, выросших в
совершенно новой коммуникационной среде, привыкших к быстрым изменениям и в этом
непохожих на своих родителей. Это
320
<нация в нации>, как назвал это новое поколение Тоффлер, сформировавшая свой
собственный <молодежный> рынок. В-третьих, значительную роль в процессе
дестандартизации сыграла новая информационная технология, ориентированная на создание
дестандартизированных товаров и производств. Процесс дестандартизации внутренне связан
со вторым процессом увеличением скорости внедрения всего нового. Он порождает
<дополнительную инновативность>, обусловленную быстрой фрагментаризацией рынка. Но
не только продукты производства, технология и организация характеризуются высоким
уровнем инновативности. Новыми становятся сами люди - и как производители, и как
потребители по отношению к системе, друг к другу, к своим задачам.
Таким образом, возникает новое общество, в котором старые продукты, производства,
методы, люди, организационные структуры, обычные рутинные ответы на вопросы все
менее и менее адекватны ситуации; наблюдается крушение отживших, устоявшихся
структур и создание совершенно нового, непредсказуемого, чрезвычайно подвижного
социального контекста.
Дестандартизация и
информационном обществе
трансформация
основных
социальных
институтов
в
Новый социальный контекст приводит к изменению и дестандартизации всех структур
общества. Самым существенным в этом отношении процессом является распад системы
ценностей, построенных вокруг материальных целей. Молодежный бунт, движение хиппи,
экологическое движение, возрастающий интерес к оккультизму, отказ молодежи из среднего
класса работать только ради денег и требования значимой, социально полезной и
приносящей удовлетворение работы - все это свидетельствовало об отходе от
<материалистской> системы ценностей индустриализма и появлении так называемой
<постэкономической> системы ценностей. Постэкономическая система ценностей
предусматривает новые стандарты поведения для корпораций и их служащих, ориентацию
не столько на экономические, сколько на психологические, этнические и субкультурные
движения, она должна стать <многоцелевой организа321
цией>, соответствующей своему социальному окружению. Наблюдается и
сопровождающая общий процесс дестандартизации фрагментация ценностей. Эти процессы,
происходящие в системе ценностей, самым существенным образом связаны с изменениями в
технологии. <Новая технология, - пишет Тоффлер, - ведет нас не по пути к
роботизированному, стандартизированному, монотонному обществу, предсказанному
Оруэллом, а к самым дифференцированным структурам, когда-либо наблюдавшимся в
истории, каждая из которых продуцирует свою собственную подсистему ценностей.
Корпорации становятся частью этих небольших, кратковременных субкультур, каждая из
которых занята самовыражением, пропагандой и одержима желанием сделать свою систему
ценностей социально влиятельной. Перекрещиваясь, вступая в конфликт, а иногда и
поддерживая друг друга, эти субкультуры создают громадные трудности выбора для
корпораций, оказывают большое давление на интеграцию личностной и корпорационной
идентичности и ролей>
.
Не менее серьезные трансформации претерпевают сферы труда, образования и формы
организации.
Супериндустриальный тип труда базируется на развитой технологии, умении и
квалификации, в основе которых лежит серьезное, систематическое обучение, получаемое
до начала трудовой деятельности, и умение манипулировать символами, которые требуются
для исследования, конструирования, программирования. Этот труд предполагает
трехуровневое образование: 1) формальное обучение (школа, колледж); 2)
профессиональное обучение; 3) культурное образование - это образование должно стать
базовым и научить человека адекватно функционировать в его социальном и культурном
окружении.
Обучение дает квалификацию, образование - метаквалификацию, т. е. систему знаний,
облегчающую поиск и усвоение новых знаний. Именно эта последняя дает знание того, к
кому и когда обратиться за советом, позволяет человеку найти нужную информацию,
усвоить ее, даже если она находится за предела-
Ibid. P. 101.
322
ми его личного опыта. Современному обществу необходима новая система
продолжающегося в течение всей жизни человека образования. При быстрых изменениях
информационной среды люди должны иметь возможность получать время от времени новое
образование. В будущем периоды трудовой деятельности человека должны будут
чередоваться с периодами его переподготовки.
В рамках супериндустриальной экономики существует потребность только в
высококвалифицированных интеллектуальных рабочих. Для того чтобы получить
удовольствие от труда, требуются не только изменения в организации производства, но и
изменения в образовании, а также в социализации как таковой. Существующая классовая
структура будет таким образом сжата, что почти каждый станет профессионалом или
управляющим в рамках полностью кооперированной структуры. Но для осуществления
этого проекта, кроме самого стремления, требуется широкое движение по направлению к
значительно большему равенству в знании и возможностях.
Супериндустриальное общество создает возможность для смягчения отчуждения
посредством изменения характера труда на автоматизированном производстве.
Автоматизация приводит к тому, что частичная, повторяющаяся, монотонная работа,
преобладающая на фазе индустриализации и массового производства, исчезает. Машины
сами по себе более не определяют ритм и интенсивность человеческого труда.
Ответственность за проверку, эксплуатацию и починку автоматизированных машинных
комплексов становится новой рабочей профессией, характеризующейся высокой
технической специализацией. Безусловно, здесь существуют трудности и барьеры, которые
необходимо преодолеть, но движение в этом направлении создает возможности
интеллектуального роста с соответствующим ростом профессионального и трудового
удовлетворения. Техническая специализация вновь определяет характер профессии
благодаря теоретическому знанию, которое образует необходимый компонент наряду с
личным мастерством и опытом. Соответственно, обучение вновь становится чем-то
аналогичным обучению ремесленника.
323
Рутинная, повторяющаяся, частичная работа не является более эффективной в
современных производственных областях. Профессии нового типа не пригодны для
рутинизации и тейлоризации, что было характерно для большинства профессий в прошлом.
При этих новых профессиях невозможно будет сохранить жестко иерархизированный труд,
современные иерархические отношения и частичную работу.
Главными ресурсами развитых разукрупненных отраслей супериндустриальной
экономики становятся информация и творчество, а это требует совершенно новых рабочих.
Рабочие <третьей волны> более независимы, изобретательны и уже не являются придатком
машины. <Новые рабочие> значительно больше похожи на независимых ремесленников,
чем на взаимозаменяемых рабочих конвейера. Они моложе, лучше образованы, ненавидят
рутину, предпочитают работать бесконтрольно, чтобы выполнять свою работу так, как они
это считают нужным. Они хотят иметь право слова, привыкли к изменению, открытости
ситуации, гибкой организации. Они представляют собою новую силу, и их число растет.
Движение к этому типу трудового стиля зависит не только от таких факторов, как
изменения в технологии и роли знания в производстве, но и от новых организационных
форм. <Вместо экономик, образуемых частными и государственными предприятиями или
даже их смешением, можно будет увидеть <электронные кооперации>, религиозные и
семейные производственные объединения, бесприбыльные рабочие объединения куда
больше форм, чем мы можем сейчас себе представить. Среди них, без всякого сомнения,
будут также и самоуправляющиеся предприятия. Следует отметить, что интеллектуальные
рабочие гораздо лучше подготовлены к тому, чтобы управлять самими собой, чем типичные
рабочие прошлого. Поэтому и могут появляться разнообразные формы самоуправления>
.
Кроме того, будет осуществляться переход от иерархии к сетевой организации,
децентрализация организационных струк-
Toffler A. Previews and Premises: An Interview with the Author of <Future Shock> and the
<Third Wave>. - Toronto, 1983. P. 40.
324
тур. Централизованная иерархическая структура задерживает поток информации,
неповоротлива, поэтому организация должна стать сетью ячеек, связь между которыми не
является субординационной, а решения принимаются на основе принципа коллегиальности
и широкого предварительного обсуждения. При такой структуре в управлении трудовой
деятельностью на производстве достигается максимум демократии. Решающим становится
человек, его способности, свободный график работы. Однако такая организация труда
возможна только при условии, что компьютеры контролируют производственный процесс,
так что делом людей становится управление и организация. Сетевая форма организации
способствует появлению у работающих корпорационной идентичности, ориентированной на
выявление творческих возможностей работников.
Эффективному функционированию корпораций, достижению ими своих целей и
повышению производительности труда способствует не столько формализация и
рационализация управления, сколько допущение неформальных структур и видов практики,
не предусмотренных и даже противоречащих формальной структуре. Более того, сами
организационные структуры становятся более демократичными и децентрализованными.
Существует три вида организационной структуры современных корпораций: 1)
децентрализованная структура, соответствующая задаче как можно более быстрого
завоевания рынка; 2) вертикальная структура, децентрализованная только в тенденции - в
случае если стагнационные условия диктуют необходимость срочной консолидации, а также
быстрой координации; 3) структура операциональных блоков, функционально автономных и
взаимодействующих, когда для сохранения дохода на должном уровне необходимо
разнообразить продукцию и работать со структурой, одновременно подвижной и
координированной. Контроль при такой организации осуществляется посредством
технологии, а не бюрократическими методами. Все это позволяет организации стать более
подвижной, более чувствительной к внешнему контексту, т. е. стать адаптивной
корпорацией.
Организационные процессы, характерные для современных
325
корпораций, создают возможность для подключения громадных масс работающих к
управлению на производстве, формируют условия базовой демократии. Участие
общественности в планировании становится ключевым с точки зрения его эффективности.
Общественность и корпорация <нуждаются друг в друге>. Совершенно необходимо
переосмыслить принципы корпоративного планирования, ранее бывшего прерогативой
администрации, и допустить в нем общественное участие.
Процесс дестандартизации и фрагментизации затрагивает также структуры
политической власти. Наблюдается два противоположных процесса - фрагментизация власти
в национальных границах и появление мультинациональных центров, преодолевающих
национальные границы.
Важнейшим элементом этого процесса является возникновение нового регионализма возрастает, например, роль локальной власти и уменьшается престиж федеральных властей.
Все это влияет на поведение в сфере политики. Ключевым моментом для понимания
процесса децентрализации политической власти является тот факт, что власть все менее
делегируется сверху, она осуществляется на уровне локального, регионального действия.
Общины и регионы претендуют на автономию. Эти <низовые> организации требуют права
участия в принятии решений по вопросам экологии, образования, наркомании, преступности
и т. п.
Высокоиерархизированные и централизованные институты испытывают кризис,
социальная жизнь строится на основе принципов низового уровня. Децентрализация
сопровождается созданием многих центров, и это означает рост возможностей и расширение
выбора для индивида. Децентрализация позволяет решать многие проблемы на локальном
уровне и в наибольшей степени способствует социальным изменениям.
Осуществляется переход от институциональной помощи к самопомощи.
Существовавшие в течение десятилетий различные институты - правительство, система
медицинского обслуживания, корпорации, образование - не оправдывают возлагаемых на
них надежд, по причине чего появляются многочисленные инициативы и группы
самопомощи в области медицины,
326
борьбы с преступностью, защиты окружающей среды и т. д. Макроэкономика в
государстве
всеобщего
благоденствия
трансформируется
в
микроэкономику
информационного общества самопомощи.
Общество движется от представительной демократии к демократии участия.
Демократия участия проявляется в беспрецедентном росте широких гражданских инициатив
и все большей заинтересованности граждан в социальной и законодательной политике.
Осуществляется постепенный переход власти от официальных выборных органов к местным
инициативам и референдумам.
В последней своей книге <Смещение власти> Тоффлер констатирует трансформацию
всех систем власти, распад властных структур на всех уровнях и зарождение принципиально
новых. <В ходе глубинного переструктурирования властных взаимодействий, подобного
смещению тектонических пластов во время землетрясения, зарождается один из наиболее
редких феноменов человеческой истории: кардинальное изменение самой природы власти>
. Это изменение природы власти совершается одновременно с возникновением нового
типа экономики, трансформацией природы социальных институтов и формированием
нового образа жизни.
И последнее, на что хотелось бы обратить внимание при рассмотрении теории О.
Тоффлера. Занимаясь исследованием современного общества и построением его теории, он
специальным образом подчеркивает тот факт, что методологическим основанием его теории
является совершенно новый принцип социологического объяснения. Он отказывается от
какого-либо варианта экономического или технологического редукционизма. По мнению О.
Тоффлера, экономика и технология - важные компоненты современного общества, но не его
<базис>, по отношению к которому все остальное лишь <надстройка>, как это было,
например, для марксизма.
Тоффлер считает, что все компоненты структуры современ-
Toffler A. Powershift: Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y., 1990. P. 4.
327
ного супериндустриального общества равноправны и разнозначны. Более того, он
предлагает свой собственный взгляд на формальную структуру общества, существенным
образом отличающийся от концепций классической социологии. В качестве компонентов
структуры общества Тоффлер выделяет, вопервых, техносферу, которая включает
энергетическую подсистему, систему производства и систему распределения. Все три
компонента внутренне взаимосвязаны и представляют единство. Во-вторых, социосферу различные социальные институты (семья, образование и др.). Техносфера и социосфера
внутренне взаимосвязаны. В-третьих, инфосфера - системы социальной коммуникации и
информации. Кроме того, каждое общество обладает своей биосферой, сферой власти
(формальные и неформальные институты политики), психосферой (сфера межличностных
отношений, субъективности). Взаимодействие всех этих сфер и образует общество.
Эти воззрения Тоффлера на формальную структуру общества необходимо учитывать
для понимания его теории супериндустриализма, представленной выше.
8.2. Теория современного общества Франко Ферраротти
Франко Ферраротти является одним из известнейших современных итальянских
социологов. Его научные интересы распространяются на фундаментальные проблемы
социологической теории, методологии, истории социологии и теории общества. Среди
наиболее значимых работ следует назвать следующие: <Трактат о социологии> (1968),
<Альтернативная социология> (1972), <Последний урок: Критика современной социологии>
(1999). Для понимания его теории современного общества наиболее значимыми являются
его работа <Миф о неизбежном прогрессе> (1985) и работа <Пять сценариев для 2000 года>
(1986).
Подход Ф. Ферраротти к современному информационному обществу во многом
определяется его критикой культуры, фактически осуществляемой в русле критической
социальной философии франкфуртской школы. Его теория информационного общества
состоит из двух частей: 1) теоретического описания
328
наличного социального состояния и 2) из проективных моделей общества,
возникновение которых возможно при условии возобладания какой-либо из наличных
тенденций развития.
Социальная информация: новые формы власти и доминирования
В соответствии с традицией веберовской методологии Ф. Ферраротти рассматривает
организационные отношения как первичные в информационном обществе. Это верно как
для отдельных социальных сфер, например, сферы труда, так и для общества в целом.
Основной формой социальной организации в информационном обществе для Ф.
Ферраротти выступает корпорация. Технократическая корпорация агрессивно устанавливает
свою власть, навязывает все более жесткое взаимодействие и интеграцию своим членам,
манипулирует каналами производства и потребления, создает новые формы неравенства и
привилегии. Основу такого функционирования составляет информация. Накопление знания
и информации необходимо для осуществления власти и принятия решения. Владеть
информацией значит обладать властью. Причем речь идет не просто об информации, как
подчеркивает Ферраротти, а о социальной информации.
Понятие <социальная информация> является ключевым понятием в теории
информационного общества Ф. Ферраротти. Социальную информацию нельзя путать с
коллективной информацией - миром коллективных знаков и сообщений средств массовых
коммуникаций и других знаков нашего повседневного опыта. <Социальная информация это такая информация, которая охватывает все политические и социально значимые темы,
относящиеся к взаимодействию граждан и институтов. В этом смысле вполне правомерно
утверждать, что социальная информация относится и входит в само понятие власти>
. Тот, кто контролирует систему социальных коммуникаций, тот осуществляет власть и
влияние. Поиск информации является вы-
Ferrarotti F. The Myth of Inevitable Progress. - Westport (Conn.); L., 1985. P. 157.
329
ражением активной социальной политики. Отсутствие информации означает неучастие
в системах принятия решения и организации, т. е. оборачивается отчуждением.
Прямым следствием такого процесса является возникновение новых форм
эксплуатации, а также манипулирование посредством внушения нереальных надежд и
потребностей, создание потребителя. Типология этой новой эксплуатации основана не на
анализе ежедневного труда, столь блестяще описанного К. Марксом в <Капитале>, а на
новых реальных и существенных фактах современной жизни, которыми являются изоляция,
сегрегация, одиночество, отрицание, исключение. <Быть эксплуатируемым в современном
мире, - пишет Ф. Ферраротти, значит быть на краю, быть оторванным от информации>
. Современная власть эксплуатирует и угнетает не посредством некоторых прямых
действий, которые могут быть объективно и логически оценены на основе предполагаемых
действий и реально полученных результатов, - она угнетает, игнорируя, отказываясь
вмешиваться, предпринимать действия.
Быть отчужденным для индивида или группы означает не только оказаться <на краю>,
быть подконтрольным или лишенным влияния. Быть отчужденным предполагает также
потерю личностной идентичности и сведение своей личности к набору ролей в системе
обмена и организации. Отчуждение включено также в потребительское поведение,
диктуемое не личными запросами и потребностями, но рекламой и интересами
производителя, поведение на производстве, при котором физические и умственные рабочие
затраты не сбалансированы их восстановлением вне работы и т. п. Главный социальный
конфликт информационного общества касается всего общества, а не какихто его сегментов.
Он формулируется как борьба за право самоопределения человека перед лицом глобальных
социальных структур, как самозащита, как защита своего я и своей идентичности.
Ферраротти выделяет типы и уровни социальной информации, на которых
осуществляется современная эксплуатация пу-
Ibid. P. 161.
330
тем лишения человека этой информации. 1) Информация, касающаяся служб
социального обеспечения и страхования. Роль этой информации чрезвычайно высока,
особенно в каждодневной жизни: она касается взаимодействия граждан и институтов,
предоставляющих соответствующие услуги. 2) Информация, касающаяся сферы
рационального социального действия, создания средств, необходимых в данном обществе
для реализации поставленных индивидом целей. 3) Информация, касающаяся рационального
планирования и социального изменения на надиндивидуальном уровне.
Политическая власть как таковая, утверждает Ферраротти, должна быть коллективной
функцией, а не исключительной прерогативой отдельных политиков, групп или классов.
Этот процесс постулирует новые ориентации в культуре и ценностной системе. Социальная
информация, связанная с процессом коллективного социального и политического
планирования и изменения, необходима для того, чтобы: 1) защитить общественные
инициативы от деструктивного влияния бюрократии; 2) гарантировать эффективность
<давления снизу> не путем декларации лозунгов или создания эмоционального кризиса, а
через создание локальных автономных общественных институтов, которые обеспечат
участие простых людей в процессе социальной трансформации, особенно повседневной
жизни; 3) обеспечить такие условия, чтобы политические решения и изменения были
согласованы с интересами граждан и последние могли контролировать время и ритм
социальных изменений, предохранять себя от влияния авторитарных или патерналистских
тенденций. Ферраротти считает, что модель социального изменения и программирования
должна быть такой, чтобы <конструктивная природа> технических и экономических
моментов существенным образом определялась социальными моментами, говоря иначе,
<участием народа>.
<Участие народа> в принятии социальных и политических решений является
необходимым императивом в рамках информационного общества. В теории Ферраротти этот
императив увязывается с его концепцией <конца автоматического прогресса> и критикой
технократической идеологии.
331
Конец автоматического прогресса и закат индивидуальности
Ферраротти разделяет то убеждение <франкфуртцев>, что социальный проект обществ
XIX и XX столетий был укоренен в идеологии Просвещения с её отношением к роли и
функциям знания и науки. Технократическая идеология и теория прогресса, причем
автоматически осуществляющегося, были прямым порождением Просвещения. Господство
этих идеационных образований в общественном сознании и в социальной практике
определяло лицо обществ модерна. Современные информационные общества
демонстрируют несовместимость информационной природы общества и основных
положений идеологии Просвещения. Налицо исчерпанность технократической идеологии,
<конец> автоматического прогресса и <конец индивида>.
Исчерпанность идеологии технократизма в настоящее время становится главным
фактором риска. Опирающаяся на классический европейский рационализм технократическая
идеология всегда представляла себя в качестве рациональной систематической теории.
Претендуя на самоочевидность и самообоснованность, она отказывается от какого-либо
исторического или демократического обновления и порождает весьма опасную версию
<автоматически> наступающего будущего. Согласно технократам, машины могут решать
все проблемы, так что задача состоит лишь в том, чтобы создавать все более и более
совершенные стандартизированные и специализированные машины, выпускающие все
больше продукции, и делать это все быстрее.
В области социальной теории технократы всегда использовали радикальную версию
структурного функционализма. При этом следует подчеркнуть, что в среде технократически
ориентированных социологов и политологов имеет хождение его ослабленная версия,
которая игнорирует социальные и психологические компоненты и делает упор на
формальные характеристики. Само понятие <общество> сводится к структурированному и
<манипулируемому> понятию государственной организации тоталитарного типа, а будущее
предстает как <правление автоматов среди людей, которые сами похожи на автоматы>.
Совершенно очевидна упрощенность технократической
332
идеологии. Техника не может решить проблемы современной эпохи в целом и
становящегося общества. Она является всего лишь символом западной цивилизации.
Ферраротти пишет: <Расщепление атома и высадка на Луну не являются наиболее важными
фактами нашего столетия, хотя их техническая и научная важность несомненны. Они
глубоко воздействуют на общественное сознание и служат для различных политических
режимов знаками их качественного превосходства. Поэтому все великие открытия XIX в. и
современные достижения ядерной и космической физики являются показателями типично
<современной> или <западной> тенденции развития, сводящей все ценности к
калькулируемым показателям, которые можно измерить, т. е., говоря современным языком,
к технико-производственному потенциалу>
.
В сжатом виде ситуация выглядит следующим образом. С одной стороны, очевидно,
что технология увеличивает экономическую продуктивность и убыстряет развитие, но она
не является инструментом для решения соответствующих проблем социального развития.
Она может предложить средства, но не может выработать цели. Она может многое, но то, на
решение каких проблем ее направить, является делом социальных политиков. Технократы не
принимают в расчет этой двойной природы современных проблем. С другой стороны,
технократической идеологии в современной культуре противостоит другая, восходящая к
греческой дихотомии практики и теории и альтернативная технократической идеология
<цельного человека>, избежавшего разрушительного воздействия технологии и
сохранившего свое человеческое достоинство. Эта идеология так же бессмысленна (в
качестве основы социальной политики) для общества, стремящегося к бездефицитной
экономике, массовому потреблению и высокому качеству жизни, как и технократическая
идеология.
Проблемы сегодняшнего дня предполагают совершенно новый способ экономического,
социального и культурного развития. Прогресс производительной техники возможен только
вку-
Ibid. P. 158.
333
пе с перестройкой социальных отношений, направленной на усиление единства и
солидарности и осуществляемой посредством изменения отношений между властью и
соответствующими политическими институтами. Только в этом случае он открывает
историческую возможность гармонического воссоединения человеческих способностей.
Наряду с проектами <человекмашина> и <цельный человек> должна существовать иная
возможность исторического развития, свободная от формулирования себя в качестве
альтернативы сугубо человеческому или сугубо машинному миру. <Tertium datur (третье
дано), - утверждает Ферраротти, - и результат здесь не может не зависеть от выбора
социальных классов и различных социальных групп, сделанного независимо от
технологического эвдемонизма или антимашинных сетований>
.
Развитие информационного общества в направлении демократического планирования
и участия народа лежит на этом третьем пути, но он не является неизбежным. История не
обладает автономными, организующими ее силами. Прогресс и цивилизация не
осуществляются автоматически, но являются человеческим предприятием, которое открыто
для отступления, не имеет гарантий от повторений, неудач, страха и неопределенности.
<Сегодняшний реакционер - это не тот, кто цепляется за старое и приветствует цензуру, а
тот, кто препятствует действию, тот, кто уговаривает людей довериться спонтанной,
автоматической эволюции. Историческая ситуация является открытой, и все зависит от
выбора, который сделают социальные группы и классы в рамках общего политического
процесса>
.
При этом следует особо подчеркнуть, что социальный и политический выбор
возможного будущего является групповым процессом. Информационное общество
демонстрирует не только исчерпанность технократической идеологии, его приход
сопровождается отмиранием индивидуальности. Господство корпораций, приоритет
организационных отношений не просто стандартизируют индивида, они делают излишним и
неумест-
Ibid. P. 75.
Ibid. P. 11.
334
ным индивидуальное социальное действие веберианского толка, вовсе не оставляя ему
пространства. Действие возможно только как типическое (не по форме, а по содержанию), т.
е. как коллективное, групповое.
Ферраротти рассматривает пять возможных сценариев будущего развития.
1. Общество-муравейник. Этот тип общества характеризуется чрезмерно высоким
уровнем урбанизации и демографическим взрывом. Подобные образования мы уже сейчас
можем наблюдать от Бостона до Нью-Йорка, от Балтимора до Вашингтона, от Турина до
Милана, от Токио до Осаки. Обществомуравейник - это постурбанистическое общество, в
нем отсутствуют города с присущими им концентрической структурой, делающей город
коммуной, общностью, преодолена противоположность, а вместе с ней и экономический
обмен между городом и деревней. Сельские районы более не обеспечивают воспроизводство
города, городские субструктуры (транспортная, энергетическая, продовольственная)
приходят в упадок, растет их стоимость. Растет чувство одиночества и заброшенности, а как
результат - преступность, агрессивность, клаустрофобия. Деколонизация трансформирует
международные экономические отношения и разрушает прежнее социальное и
экономическое равновесие между бывшими метрополиями и колониями. Традиционные
сельскохозяйственные культуры ждет кризис и как следствие - голод.
2. Полицентрическое общество. Оно характеризуется (в негативном аспекте) <смертью
большого индустриального города> и появлением множества мелких центров,
выполняющих основную функцию города - предоставление услуг. Процесс децентрализации
разовьется в процесс деагломеризации - разукрупнения промышленности на базе новых
<чистых> технологий и сосредоточения ее в различных мелких центрах, аналогичных
Силиконовой Долине
. Этот новый процесс необходимо предполагает сотрудничество между различными
предприятиями и организациями, которые сегодня еще игнорируют
Центр компьютерной промышленности США.
335
друг друга. Они будут связаны таким образом, чтобы сделать возможным постоянную
связь между производством, университетскими исследованиями и местной администрацией.
Такое постиндустриальное будущее не должно, однако, представать в розовом свете.
Хотя современные здания фирм с большими окнами и устланными коврами полами и
заменили старые, грязные и прокопченные фабрики индустриальной эпохи, сами они не
стали менее отчуждающими. <Конкурентные отношения между рабочими достигают
труднопереносимого уровня. Большинство ищет утешение в алкоголе или других
компенсационных средствах. Результат всего этого общеизвестен: разрушение семьи,
алкоголизм, рост наркомании, падение уровня жизни>
. Децентрализация, таким образом, не является автоматическим или безболезненным
процессом.
3. Дифференцированный гигантизм. Это тот тип будущего, который Маршалл
Маклюэн назвал <глобальной деревней>. Применение электроники и СМИ делают
возможным создание социальной среды с противоречивыми на первый взгляд
характеристиками: децентрализацией и рассредоточением, с одной стороны, и плотной
коммуникацией и солидарностью - с друГой. Это деревня, но лишившаяся своего
<идиотизма> и открытая космополитическим влияниям коммуникаций планетарного уровня,
обладающая одновременно приватностью, интимностью, солидарностью. Благодаря
телекоммуникации возникает новый тип солидаристских связей - <весь мир в твоем доме>.
Это - механическая солидарность, и люди должны быть готовы к критическому осмыслению
получаемой ими информации, поскольку возникает реальная опасность социального
конформизма.
Дифференцированный гигантизм возникает в результате некоординированных
технократических решений. Общество, возникшее вследствие этого, будет результатом
спонтанной экспансии превалирующих технических и экономических сил, монопольного
владения знанием, техническими и финансовыми возможностями, формальной демократии и
бюрократического
Ferrarotti F. Five Scenarios for the Year 2000. - N.Y., etc., 1986. P. 60.
336
коллективизма. Общество дифференцированного гигантизма это победа техники,
которая из средства стала целью, ее значимость стала тотальной и неконтролируемой.
Последствия этого громадны, они заденут сферу труда, классовой структуры, семьи,
воспитания и не будут столь уж радужными.
4. Корпоративное общество. Это - двучленное общество, плоская пирамида с узкой
усеченной вершиной и очень широким основанием. Вершину его составляют
<династические> группы, проникновение в которые практически невозможно, взаимно
переплетающиеся, но не обладающие властью над теми, кто составляет основание. Они как
фаланстеры или монастыри, чьи обитатели утратили свою веру или забыли ее. Это
маленькие группировки или конгломераты, технически очень продвинутые, плавающие в
недифференцированном и враждебном социальном море. Они политически неграмотны и с
социальной точки зрения зашорены в жесткие рамки неоконсерватизма. Они почти
феодально замкнуты. Их политическая безграмотность является результатом того, что новые
технологии, модифицируя средства производства, продуцируют низовую дислокацию
власти и порождают непричастность к ней старых элит. Новые же элиты оказываются не в
состоянии выработать легитимирующую идеологию. <Диалектическая игра внутреннего
взаимодействия между социальными силами, трудом и политикой блокируется>
.
В то же время старый механизм политического представительства, от политических
партий до профсоюзов, превращается в формальную схему, лишенную субстанции и
животворной силы, - он не в состоянии управлять, поскольку не в состоянии предвидеть,
занимает скорее оборонительную позицию, одержим страхом и недоверием. В обществе
продолжают функционировать старые ценности, которые уже ничему не учат и утратили
гармоническую связь с технологией.
Корпоративное общество будет сверхнаселенным, будет испытывать кризис и его
трудовая сфера. Корпоративное общество - это общество, в котором его технологическая
составляю-
Ibid. P. 82.
337
щая богаче, чем структура, призванная обосновать использование и распространение
технологии. Высокий уровень технологии может породить в рамках корпоративного
общества такие типы организационных и политических связей, которые приведут к
мультивалентному, многомерному обществу. Оно будет одновременно децентрализованным
и интегрированным, а благодаря технологии - гомогенным, обладающим общей культурной
ориентацией, но не вялым и конформистским, а, скорее, таким, в котором естественная
социальность индивида раскрывается и наиболее полно реализуется. Для понимания этого
общества, подчеркивает Ферраротти, необходимо обратиться к изучению молодого
поколения, его жизненного опыта и идеалов новой культуры, в которую мы сейчас вступаем.
5. Общество <новой оральности>, или <новой устной культуры>. Это общество
спонтанной экспрессивности. Она выражается не только в студенческих демонстрациях или
молодежных движениях протеста. Это значительно более широкий феномен - от больших
рок-фестивалей до массовых манифестаций по самым различным поводам.
Индивидуалистическая культура умирает, ей на смену приходит культура групповая.
Групповым, интерсубъективным становится мышление, творчество, чувство. Сама истина
становится интерсубъективным процессом. Культуротворческий процесс перестает быть
результатом деятельности великих личностей, он становится интерсубъективным групповым
процессом. При этом следует отметить, что это общество поджидают многие сложности.
Главная из них та, что новое общество может стать обществом инфантилов, людей
безответственных, привыкших к групповой, неперсональной ответственности.
От информационного общества к постмодерну
Реконструированная теория современного общества Франко Ферраротти является
фундаментальной теоретической разработкой, которая выходит за рамки социологической
теории общества в строгом смысле слова. Ферраротти обращается к анализу философских,
культурных и идеологических оснований современности и указывает, что социальноинституциональные
338
трансформации являются следствием глубочайших изменений, которые претерпевает
<сам дух времени>. <Дух времени> конца XX в. выражается, по мнению Ферраротти, в
следующих тенденциях:
- Мы живем и наблюдаем кризис индивида, сформированного идеями и принципами
Просвещения со всеми присущими ему предрассудками. Индивид охвачен чувством, что
живет в зависимости от решений и событий, не находящихся под его контролем, не
зависящих от него, часто ему не ведомых.
- Вместо того, чтобы быть фиксированным качеством или субстанцией,
рациональность становится блуждающим явлением. Рациональность оказывается нужна
индивиду только для того, чтобы стать частью больших формальных, бюрократических
организаций. Эти организации, созданные для выполнения специфических социальных
задач, в действительности ориентируются только на самовоспроизводство, надевая при этом
маску представителя общественного интереса.
- Генерализованные технические процессы становятся безличными и анонимными.
Налицо кризис ответственности. Человек, попавший в затруднительное положение, не знает,
к кому обратиться за помощью, состраданием, участием. Специфический жизненный опыт
растворяется в общей стандартизированной практике, наблюдается процесс обезличения.
- Технические средства и инструментальная рациональность достигают такого уровня
совершенства и самообоснования, что выходят из-под эффективного социального контроля
и лишают демократического содержания политическую жизнь.
- Большинство из известных ныне идеологий, выработанных еще в XIX в., находится в
кризисе. Их кризис означает кризис социальной функции утопии, потерю ориентации.
- Общество находится в стагнации. Институты защищают себя в инстинктивной
реакции самозащиты, и их авторитетность перерастает в авторитаризм. Государство,
например, как единственный монопольный обладатель права на насилие, уравнивает
легальность и легитимность. Оно считает себя единственным, кто вправе решать проблемы
растущей социальной сложности.
339
Современное общество есть внутренне противоречивая реальность. Внутренняя
напряженность и несбалансированность его подсистем выступает объективным основанием
того, что общество не может постигаться в рамках единой логики. Один сектор или одна
подсистема не дает ключ к пониманию другой. Их внутренние ритмы находятся в
дисгармонии, наряду с быстроизменяющимися, революционными подсистемами
существуют подсистемы, в которых еще большую роль играет традиция. Конфликты между
подсистемами смягчаются и не разрастаются только благодаря рутине повседневности.
Исторический процесс изменил свой характер, он уже не может рассматриваться как
европоцентричный, диахронный процесс, ориентированный в соответствии с
идеологической системой взглядов. - Он предстает как открытый процесс планетарного
взаимодействия.
Базисный тезис для понимания современности, по Ферраротти, состоит в том, что
<антропоцентризм
прекратил
свое
существование.
Ограниченность
схем
рационалистического прогрессизма очевидна для всех. Все большую значимость
приобретает новый социально ориентированный индивидуализм>
. Этот тезис вкупе с основными характеристиками <духа времени>, так же как и сама
постановка вопроса о <духе времени> оформляет новую перспективу на современные
общества - сопоставление модерна и постмодерна.
ibidem.
Глава 9. Социологические теории общества <эпохи постмодерна>
9.1. Постмодернистская социология
В 80 - 90-х годах XX в. в социологии оформилась проблематика <постмодерна>. Она
была связана с осознанием того факта, что все многообразные изменения, развернувшиеся в
последней четверти XX в., имеют столь радикальный и новаторский характер, что для
понимания их природы и их нового качества требуется создание совершенно новой
социологической понятийности.
Пример теорий постиндустриального и информационного общества показывает, что
создатели этих теорий, описывая социальные трансформации и указывая на новые явления и
процессы, вынуждены были для их объяснения обращаться к факторам и областям,
выходящим за рамки социологии - к психологии, философии, к <духу времени>, как
Ферраротти, к исторической жизни в ее целостности. Кроме того, большинству
исследователей была очевидна эмерджентность основных социальных процессов и нового
социального состояния, очевиден разрыв в исторической преемственности. Разрыв носил
столь фундаментальный и глобальный характер, что описывать его в терминах
трансформации только социальной и хозяйственной систем оказалось недостаточным.
Предметом рассмотрения стала историческая жизнь в ее целостности, а точками соотнесения
стали начало (конец XVII в.) и конец (конец XX в.) уходящей исторической эпохи,
получившей в социологической науке название <модерн>. Новое, становящееся социальное
состояние, иное по своему содержанию, получило название <постмодерн>
.
При этом под <модерном> в современной социологии стали понимать социальные
характеристики обществ, сформировав-
О теориях постмодерна в современной социологии более подробно см.: Кимелев Ю. А.,
Полякова Н. Л. <Социологические теории модерна, радикализированного модерна и
постмодерна>. - М., 1996.
341
шихся в последней трети XVIII в. как обществ промышленных, капиталистических,
демократических, классовых (а затем массовых) и оформленных в качестве национальных
государств. Культура модерна - это культура Просвещения, включающая и его теорию
социальной роли науки, и теорию прогресса, и концепцию человека, которая и составляла
основу агентности в обществах модерна.
В соотнесении с этими характеристиками, через сравнение с ними и в качестве
антитезы им разрабатывалась и оформлялась теория постмодерна как теория общества и
культуры конца XX столетия. Сравнение или противопоставление современности
начальным характеристикам модерна выразилось в формулировании нескольких типичных
тезисов (по поводу которых никогда не было согласия между различными авторами). Эти
тезисы, как правило, пересматривали и отрицали основные положения модерна. Их можно
свести к нескольким основным, каждый из которых нашел свое наиболее полное выражение
у различных теоретиков постмодерна.
Тезис первый. Изменение природы и функций научного знания
Изменение природы и функций научного знания - это тезис, с которого можно
начинать историю постмодернистской социологии. Одной из первых книг, в которой
прозвучала эта тема, была книга Жана-Франсуа Лиотара <Состояние постмодерна>.
Концепцию Ж.-Ф. Лиотара можно свести к нескольким позициям. Во-первых, по его
мнению, <по мере вхождения общества в эпоху, называемую постиндустриальной, а
культуры - в эпоху постмодерна, изменяется статус знания>
. Знание - главный компонент культуры, оно - вид дискурса. В информационную эпоху
знание также принимает форму информации, переводимой на язык компьютеров, оно
операционализируется и коммерциализируется. Старый принцип, считает Лиотар, по
которому получение знания неотделимо от формирования разума и даже от самой личности,
устаревает и будет выходить из употребления. Такое отношение поставщиков и пользовате-
Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. - Санкт-Петербург, 1998. С. 14.
342
лей знания к самому знанию стремится и будет стремиться перенять форму отношения,
которое производители и потребители товаров имеют с этими последними, т. е.
стоимостную форму. Знание производится и будет производиться для того, чтобы быть
проданным, оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом
продукте, и чтобы быть обмененным. Оно перестает быть самоцелью и теряет свою
<потребительскую стоимость>.
В форме информационного товара знание необходимо для усиления производительной
мощи, оно является самой значительной ставкой в мировом соперничестве за власть, оно
создает новое поле для индустриальных и коммерческих стратегий, а также для стратегий
военных и политических.
Вопрос о статусе научного знания жестко связан с вопросом о легитимации процессом, по которому законодателю оказывается позволенным провозглашать данный
закон нормой. В современных условиях речь идет о <двойной легитимации>, поскольку
налицо процесс, по которому <законодателю> разрешено и трактовать научный дискурс, и
предписывать условия его истинности для того, чтобы некоторое высказывание могло быть
принято к вниманию. Вопрос о двойной легитимации предстает как <реверсия>, которая
делает очевидным, что знание и власть есть две стороны одного вопроса: кто решает, что
есть знание, и кто знает, что нужно решать? <В эпоху информатики вопрос о знании более,
чем когда-либо становится вопросом об управлении>
.
Во-вторых, в современных обществах функции управления и регулирования, как
пишет Лиотар, все более отчуждаются от управляющих и передаются технике.
Распоряжение информацией уже входит и будет входить в обязанности экспертов всех
видов. Правящий класс есть и будет классом, который принимает решения, но будет уже не
традиционным политическим классом, а <разнородным слоем, сформированным из
руководителей
предприятий,
крупных
функционеров,
руководителей больших
профессиональных организаций, профсоюзов, поли-
Там же. С. 28.
343
тических партий и религиозных конфессий>
. Процесс управления существенно демократизируется и деиерархизируется, и при
этом основу его составляет структура коммуникативной сети, по которой осуществляется
передача операциональных блоков информации.
В-третьих, в силу указанных факторов - усиления роли знания в системе
экономического производства и социального управления, его коммерциализации и
превращения в информационный товар, который может функционировать в системах
коммуникативных связей подобно другим символическим средствам обмена, например,
деньгам, - наиболее адекватной методологией анализа общества становится, как считает
Лиотар, теория языковых игр.
Представление об обществе как о некотором <органическом> единстве он считает
глубоко устаревшим, так же как и выдвижение в центр анализа общества феномена
субъекта, или <самости>. <Самость> только встраивается в сложную и как никогда
мобильную систему отношений, создавая <узлы> коммуникаций, пункты, через которые
проходят сообщения различного характера. Конечно, будучи помещенным в эти узлы или
создавая их, человек получает власть над потоком сообщений: от него зависит - принимать,
отправлять или просто транслировать поток информации далее по системе коммуникаций.
Языковый аспект функционирования системы, таким образом, приобретает особое значение.
Теорию языковых игр, которая выполняет в исследовании общества роль
коммуникативной теории, Лиотар дополняет теорией игр, а также исследованием
<институций> - нормативных установлений, которые накладывают ограничения на игры. В
этом плане речь идет, прежде всего, об исследовании современных институтов знания.
В результате общество начинает представать как тотальный гипертекст, структура
которого (если таковая имеется) определяется ограничениями, которые полагаются теорией
игр и совокупностью <институций>. Содержание этого гипертекста со-
Там же. С. 43.
344
ставляют содержания, разработанные в рамках культуры на протяжении всей ее
истории - повествования, или нарративы, как их называет Лиотар.
Главным моментом, поразительной чертой постмодернистского научного знания, а
также общества, рассматриваемого как гипертекст, является имманентность самому себе
дискурса о правилах, которые узаконивают как науку, так и повествования и культуру в
целом. Утрата легитимности в смысле утраты связи с реальностью - как преимущественным
объектом соотнесения - порождает высокий уровень нестабильности и знания, и общества.
Нестабильность и утрата легитимности как характеристики знания, социальной
реальности, общества - это общий тезис постмодернистской социологии. Каждый из тезисов
мы попытаемся проиллюстрировать на примере концепции, в которой он, на наш взгляд,
нашел наиболее четкое воплощение.
Тезис второй. Конец индивида и приход <молчаливого большинства>
Масса, а не индивид, по мнению Жана Бодрийяра, ведущего французского социолога
постмодернистской ориентации, предстает как основная характеристика современности.
Масса явление в высшей степени имманентное, обращенное внутрь себя, не осваиваемое
никакой практикой и никакой теорией. Масса - это <черная дыра, куда проваливается
социальное... полная противоположность тому, что обозначается как социологическое>
. Масса - ни субъект, ни объект. Она не в состоянии быть носителем автономного
сознания, так же как она не поддается ни обработке, ни пониманию в терминах элементов,
отношений, структур, совокупностей. Масса с полным безразличием пропускает сквозь себя
и воздействия, и информацию, и нормативные требования.
Масса не состоит ни из субъектов, ни из объектов. Массу, пишет Бодрийяр, составляют
лишь те, кто свободен от своих
Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социального. - Екатеринбург,
2000. С. 8.
345
символических обязанностей, <отсечен>, <пойман в бесконечные сети> и кому
предназначено быть лишь <многоликим результатом функционирования тех самых моделей,
которым не удается их интегрировать и которые в конце концов предъявляют их лишь в
качестве статистических остатков>
. У массы нет ничего общего с каким-либо реальным населением, корпорацией,
специфической социальной совокупностью. Любая попытка ее квалифицировать является
попыткой отдать ее <в руки социологии> и оторвать от ее внутренней неразличимости. В
массе, пишет Бодрийяр, невозможно даже отчуждение - в ней не существует ни <один>, ни
<другой>.
Масса поглощает и уничтожает все: индивида, смысл, социальное, культуру, знание,
власть, политику. У масс нет имени. Массы - это анонимность, это <молчаливое
большинство>, которое не может иметь какой-либо репрезентации. Они не выражают себя их зондируют. Они не рефлектируют - их подвергают тестированию. Политический
референт уступил место референдуму. Однако зондирования, тесты, референдумы (СМИ
постоянно действующий референдум) - механизмы, выступающие в качестве симуляции, а
не репрезентации.
Погруженные в свое молчание массы больше не субъект (прежде всего не субъект
истории), они не входят в сферу артикуляции и представления. Масса - сфера поглощения, а
не взрыва, она избегает схем освобождения, революции и историчности. Так массы
защищаются от Я, от индивидуальности.
Сегодня, как считает Бодрийяр, представления смещаются. Мы начинаем подозревать,
что повседневное, будничное существование людей - это не малозначащая изнанка истории,
и что уход масс в область частной жизни - это вызов политическому, форма сопротивления
политической манипуляции. <Роли меняются: полюсом силы оказывается уже не
историческое и политическое с их абстрактной событийностью, а как раз их обыденная,
текущая жизнь, все (включая сюда и сексуальность), что заклеймили как мелкобуржуазное,
отвратительное и аполи-
Там же. С. 10.
346
тичное>
. Существо современности, подчеркивает Бодрийяр, не заключено ни в борьбе классов,
ни в неупорядоченном броуновском движении. Оно состоит в глухом, но неизбежном
противостоянии <молчаливого большинства> навязываемой ему социальности.
Тезис третий. Постмодерн как <конец прогресса>, <прекращение событий>, <конец
истории>
Концепция постмодерна как <конца прогресса>, <прекращения событий>, или <конца
истории> также наиболее полно представлена Ж. Бодрийяром. Бодрийяр выделяет ряд
различных гипотез относительно постмодерна как конца истории или прекращения событий.
Мы воспроизведем их здесь, поскольку в них достаточно полно резюмированы имеющие
широкое хождение воззрения, провозглашающие <конец истории>.
В соответствии с одной из них, постмодерн есть результат ускорения движения
модерна во всех планах - техническом, событийном, коммуникационном, в плане ускорения
экономических, политических и прочих обменов, вследствие которого <мы перестаем
соотноситься со сферой реального и истории>. Мы в такой мере <освободились>, что вышли
за пределы определенного горизонта, в котором <возможно реальное>, за которым уже не
действует сила притяжения по отношению к вещам и событиям.
Вторая гипотеза относительно конца истории, в противоположность первой, связана не
с ускорением, а с изменением социальных процессов. В нынешних обществах господствуют
массовые
процессы.
Возникает
инерция
социального,
которая
порождается
множественностью и насыщенностью социальных обменов, сверхплотностью городов,
рынков, информационных сетей. В нее как в вату проваливаются все события. <Инертная
материя социального представляет собой холодную звезду, вокруг массы которой замерзает
история. События чередуются и исчезают в индифферентности. Массы, нейтрализованные
информацией, выработавшие невосприимчивость к ней, нейтрали-
Тамже. С. 47 - 48.
347
зуют историю и служат своеобразным поглощающим экраном. Они не имеют истории,
не имеют чувства, сознания, не имеют желаний>
. История, смысл, прогресс уже не ускоряют движение к освобождению. Масса в своей
<молчаливой имманентности> глушит всякую социальную, историческую, временную
трансценденцию. История заканчивается не вследствие отсутствия актеров, отсутствия
насилия или событий, а вследствие замедления, индифферентности и оцепенения масс.
Третья гипотеза относительно конца истории связана с преодолением того предела, за
которым вследствие все большей информационной наполненности история перестает
существовать как таковая. Мы уже никогда не обретем историю, какой она была до эпохи
информатизации и средств массовой информации. Мы уже не сможем изолировать историю
от <модели ее совершенствования>, которая в то же время есть <модель ее симуляции>,
<модель вынужденного поглощения гиперреальностью>, создаваемой СМИ. Мы никогда
уже не узнаем, какой была социальность до входа в <техническое совершенство
информатизации>.
В настоящее время, считает Бодрийяр, утрачена <слава события>. В течение столетий
история развертывалась под знаком значимости событийности, наследуемой от предков и
влияющей на грядущее. Ныне история сузилась до <вероятной сферы> причин и следствий.
Смысл событий стал ожидаемым смыслом, события программируются. Бодрийяр называет
это <остановкой событий>. <Речь идет о подлинном конце истории, конце исторического
Разума>
.
Но дело не обстоит таким образом, что мы покончили с историей. Нам требуется
<питать конец истории>. Мы как бы продолжаем производить историю, нагромождая
<знаки> социальности, политики, знаки прогресса и изменения, а в действительности лишь
<питаем> ее конец в том плане, что немного отодвигаем его. Стремление вперед
подменяется обращением к
Baudrillard J. L'illusion de la fin ou la greve des evenements. - P.: Galilee, 1992. P. 14.
Ibid. P. 40.
348
прошлому, подменяется бесконечным процессом ревизии всех значимых исторических
явлений. Ревизия зачастую принимает форму оправдания исторических преступлений,
<переосмысления> всего и вся.
Вместе с тем обращение в прошлое, бесконечная ретроспектива всего, что
предшествовало нам, ставит проблему <отбросов>. Что делать с остатками угасших
идеологий, революционных утопий, мертвых концепций, продолжающих засорять наше
<ментальное пространство>. По существу, вся история представляет собой живые отбросы.
<Экологический императив> требует, чтобы отбросы были вновь пущены в дело, были
рециклированы. Мы стоим перед дилеммой: либо останки и отбросы истории погребут нас,
либо мы используем их в какойто <причудливой истории>, какую мы в действительности
создаем сегодня.
У истории не будет конца, все остатки истории - церкви, демократия, коммунизм,
этносы, конфликты, идеология и т. п. могут подвергаться бесконечному новому
использованию. Ведь все, что считалось преодоленным историей, в действительности не
исчезло, все архаичные и анахроничные формы сохранились и всегда готовы выйти на
поверхность. <История вырывается из циклического времени лишь для того, чтобы перейти
в порядок рециклирования>
. Рециклирование форм прошлого, их превознесение и усиленное внимание к явлениям
прошлого, реабилитация прошлого через имитацию, - все это, по Бодрияру, признаки
постмодерна.
Саму историю следует рассматривать как хаотическое образование, где ускорение
кладет конец линеарности событий. Следствия приобретают определенную автономию,
делающую возможным обратное воздействие на причины. Нужно говорить также об
обратном воздействии информации на реальность. Подобная обратимость означает
нарушение порядка, или <хаотический порядок>.
Ibid. P. 47.
349
Тезис четвертый. Конец интеллектуалов
По мнению Зигмунда Баумана, понятие <постмодерн> имеет ценность постольку,
поскольку охватывает и артикулирует новый опыт только одной, но очень значимой
социальной группы современного общества: интеллектуалов. Их новый опыт состоит в
переоценке их позиции в обществе, <переориентации их коллективно осуществляемой
функции и их новой стратегии>
.
Концепцию постмодерна породило беспокойное чувство, что та важная роль, которую
интеллектуалы играли в эпоху модерна, исчерпала себя и уже практически не нужна. Это
тревожное сознание породило <статусный кризис> интеллектуалов, потребность в
переосмыслении своего положения и переориентации привычной практики.
Переосмыслению подверглось все: вопросы когнитивной истины, моральных суждений и
эстетических вкусов.
Статусный кризис интеллектуалов сложился, по мнению Баумана, из трех
составляющих. Прежде всего, он был обусловлен серьезной эрозией глобальной структуры
доминирования, центром которой был Запад. Со времени своего появления именно
интеллектуалы обеспечивали <очевидность> превосходства Запада над остальным миром. В
течение трех последних столетий Запад задавал для всего мира концепцию прогресса,
определял направления, развитие и основные культурные стандарты, пропагандировал
западный стиль жизни. И делали это именно интеллектуалы в рамках своих социальных,
философских, эстетических и других теорий.
Второй составляющей статусного кризиса интеллектуалов был уход из социальной
жизни рационально обоснованных утопий и идеологий, создаваемых интеллектуалами в
качестве средства легитимации политического доминирования. Современное государство и
политическая власть не нуждается, по мнению Баумана, в <легально-рациональной
легитимации>. Оружие легитимации заменено двумя дополняющими друг дру-
Bauman S. Postmodernism as Social Theory: Some Challenges and Problems. // Theory,
Culture & Society. - Cliweland, 1988, vol. 5, #2-3. P. 217 - 218.
350
га средствами - соблазном и репрессией. Оба средства требуют интеллектуально
тренированных экспертов и они появляются. Для этих целей накапливается и создается
образованная элита. <Но уже нет нужды в <твердокаменных> интеллектуалах, чьей задачей
является легитимация, т. е. рациональное доказательство того, что то, что делается,
универсально верно и абсолютно истинно, морально и прекрасно>
. Соблазн и репрессия являются двумя главными средствами социальной интеграции и
воспроизводства системы доминирования в обществе потребления и массовой информации.
Они делают ненужной легитимацию, поскольку структура доминирования с помощью этих
средств может воспроизводиться еще более эффективно. <Кризис легитимации> становится
<кризисом статуса> интеллектуалов.
И, наконец, последняя третья составляющая статусного кризиса интеллектуалов.
<Интеллектуалы эпохи модерна всегда рассматривали культуру как свою частную
собственность: они ее создавали, в ней жили и даже давали ей имя>
. Экспроприация культуры ранит интеллектуалов наиболее сильно. Сфера образования,
которую интеллектуалы ранее считали своей, становится сферой государства. Сферой
<массовой культуры> распоряжаются владельцы галерей, издатели, собственники ТВ и т. д.
Роль интеллектуалов сводится к роли потребителей, силы рынка экспроприируют их
собственность. Интеллектуалы более не являются силой, которая призвана выполнять
гигантскую работу по <окультуриванию> и трансформации автономно возникающих форм
жизни, стандартов и вкусов. Природные, аборигенные, народные стили жизни вновь, как в
домодерновых культурах, получают автономное воспроизводство. И реализуется это
воспроизводство уже не через интеллектуалов, а через других персонажей - агентов рынка и
массовой культуры. Будущее, по Бауману, не обещает улучшения, силы рынка будут расти,
и поэтому выход для интеллектуалов только один - присоединиться к образованной элите
экспертов.
Историческое падение интеллектуалов с их критериями еди-
Ibid. P. 221.
Ibid. P. 224.
351
ного прогрессивного знания, истины и морали и означает приход постмодерна с его
плюрализмом культур, местных традиций, идеологий, форм жизни или языковых игр, а
также осознанием этого плюрализма.
Тезис пятый. Фрагментация модерна, мультикультурализация
Плюральность культуры, культурных стандартов, кризис <легитимации> - все это
признаки постмодерна, которыми характеризуется не только культура, но и социальный
порядок в целом. В этом плане интерес представляет концептуализация постмодерна,
предложенная американским социологом Джонатаном Фридманом, очень схожая в
содержательном отношении с алармистско-критическими тезисами Ф. Ферраротти.
По Фридману, постмодерн связан и является оборотной стороной кризиса модерна,.
Это фрагментация модерна, утрата им формы единого исторического процесса,
мультикультурализация, утрата порядка. Беспорядок предстает как системная фрагментация
ряда параллельных процессов, характеризующих, с одной стороны, уходящий модерн, а с
другой - постмодерн. Фридман предлагает следующие оппозиции модерна и постмодерна:
Модерн; Постмодерн
Научное познание; Несопоставимые между собой культурные образования.
Универсальная идентичность; Мультикультурная идентичность.
Политическая и экономическая гегемония Запада; Центробежная политика.
Целостное <эго> модерна; Нарцисстическое разложение.
Господствующей культурной формой постмодерна является постмодернизм. Он
противостоит научному знанию и господству рациональности. Постмодернизм - главным
образом интеллектуальная идентичность, которая определяет себя как про-
См.: Friedmann J. Order and Disorder in Global Systems: A Sketch // Social research. - N.
Y., 1993. - Vol. 60, N 2. P. 205 - 234.
352
тивоположность рационально-научному корню модернизма и ищет новый смысл в
либидо и традиционных культурах. В постмодернизме отсутствует критерий различения и
оценки, присущий модернизму, классифицирующий утверждения с точки зрения истины.
Постмодерн как эпоха предстает у Фридмана как <эра усиливающегося беспорядка>,
который имеет глобальную природу, но вместе с тем обладает систематическим, т. е.
специфическим и предсказуемым характером. Этот беспорядок связан с разложением
универсалистских, основывающихся на разуме структур модерна, в результате чего
усиливается интеграция объединений более низкого порядка, возникают новые структуры и
политические союзы, и, соответственно, - новые конфликты.
Центробежные
тенденции
современного
социального
мира
увязываются
постмодернистской социологией с кризисом идеала всеобщего прогресса, имеющего
глобальный и необходимый характер, и отходом от соответствующей политики. Этот кризис
выразился в распаде единства господствующей социальной формы, иерархии
идентичностей. Произошел поворот от политики, направленной на формирование
национально-государственной идентичности, к политике культурной идентичности,
связанной
с
процессом
размножения
<новых>
идентичностей,
процессом
мультикультурализации. Центральным моментом указанного процесса, по мнению Дж.
Фридмана, является этнификация идентичности. Речь идет о возникновении социальной
идентичности, которая основывается на специфической конфигурации сознания,
базирующейся на истории, языке, расе. Все это - социально-конструируемые реальности,
однако признание их конструируемого характера не означает, по мнению Фридмана, что они
ложны или идеологичны. Более того, он считает, что опасно и неразумно отрицать
аутентичность этнокультурной идентичности как значимого социального феномена.
Нации распались на множество этнических и культурных образований. Дж. Фридман
выделяет следующие типы новых идентичностей, являющихся новой основой
группообразования: этнический тип, националистический, религиознофундаменталистский
и локальный. Этот процесс имеет
353
местный, глобальный характер. Субнационализм; этнические и локальные движения;
конфликты и локальные войны; образование общин, основанных на локальных
характеристиках, обладающих собственным культурным самосознанием и стремящихся к
автономии от национально-государственных центров; резкое усиление фундаменталистских
религиозных движений и как результат - ослабление и трансформация
национальногосударственного принципа, составляющего один из компонентов проекта
модерна и мирового социального и политического порядка, основанного на нем. Эта
трансформация глобального порядка ведет к возникновению глобальных экономических и
политических классов и широкому обнищанию и миграции больших групп населения.
Культурная этнификация представляет собой глобальный процесс, создаваемый
множеством культурных идеологий, которые быстро распространяются по всему миру и
способствуют активной политизации культурных идентичностей среди иммигрантских
меньшинств, субнациональных регионов и местного населения. Речь идет об утрате
гегемонии, дезинтеграции предлагаемой универсалистской модели идентичности модерна и
глобальном размножении локальных идентичностей. Закат гегемонии центра принимает
форму усиливающегося мультинационализма, а этническая консолидация влечет за собой
формирование новых элит. Возникает новый социальный порядок глобального уровня.
Постмодерн чреват возможными анархическими тенденциями, и в рамках глобальной
системы они вполне предсказуемы. Эта предсказуемость, как считает Фридман, и позволяет
говорить о <новом порядке>, именуемом постмодерном.
Общие характеристики постмодернистского дискурса в социологии
Подводя итог анализу постмодернистской социологии, попытаемся выделить те ее
черты, которые позволяют говорить о ней как об определенном целостном и своеобразном
явлении в рамках социологических теорий общества XX в.
Постмодернистская социология определяет постмодерн как
354
<конец познания>, <индивида>, <этики>, как конец <социального>, конец <истории>.
Она рассматривает современные социально-исторические изменения преимущественно в
эпистемологических терминах, указывает на контекстуальность требований к истине и
воспринимает их как <локальные> и <исторические>, как утратившие универсализм.
Постмодернизм рассматривает структуру самости как нечто размытое и расчлененное:
с одной стороны - как фрагментированное опытом, а с другой - беспомощностью, которую
индивиды испытывают перед лицом глобализирующих тенденций социальной и культурной
жизни. Ежедневная жизнь формируется как результат вторжения символических систем,
массовой культуры, конституирующих мир в моделях и символах, которые делают его
абсолютно искусственным. Уже никто не апеллирует к <реальному> объекту, поскольку не
делается различия между представлениями об объектах и самими объектами, в мире
доминируют искусственные модели. Отношение с миром трансформируется
фундаментальным образом, и именно потеря связи с реальным миром вызывает ощущение
<пустоты> и <бессмысленности> жизни.
Постмодернистская социология делает упор на анализ центробежных тенденций в
актуальных
социальных
трансформациях
и
подчеркивает
их
повсеместную
распространенность. Контекстуальность и распыленность современной социальной жизни
постмодернизм рассматривает в качестве препятствия на пути к координированному
политическому действию и социальному единству.
Необходимо указать на одно очень важное в социологотеоретическом плане
обстоятельство. Рассмотренные концепции постмодерна не дают ответа на ключевой, на наш
взгляд, теоретический вопрос о том, существует ли постмодерн как принципиально новое
состояние общества. Анализ предлагаемых концептуализаций свидетельствует о том, что
практически никаких новаций ни в рамках ценностно-нормативной и идеологической
подсистем, ни в рамках социального порядка постмодернистскими социологами не
выявлено. Все эти явления уже были описаны в рамках критических теорий массового об355
щества, зафиксированы контркультурной критикой.
По нашему убеждению, плюрализм ценностей, культур, релятивизация критериев
истинности в социальной и культурной сферах есть результат последовательной реализации
принципов свободы, равенства и прав человека. В этом отношении следует, скорее, говорить
о расцвете либеральной идеологии модерна, который естественным образом сопровождается
упадком и ликвидацией любых претендующих на исключительность или тотализирующих
культурных образований и социальных позиций, чем об ослаблении или исчезновении самих
принципов модерна.
Так, можно говорить, что этот либеральный принцип равенства, провозглашенный
модерном, работает и тогда, когда речь идет о разрушении старых национальногосударственных территориальных образований и основанной на них старой
геополитической системе. Испытывающая давление со стороны этнических и культурных
образований система национальных государств испытывала это давление на протяжении
всего XX в. Этнизация глобального мирового порядка может быть представлена как борьба
за свободу и равенство в сфере этнополитических отношений, как борьба против системы
государственно-политического доминирования определенных наций.
В силу этого нам представляется более правомерным подход, в соответствии с
которым современность следует рассматривать не как наступление эпохи постмодерна, как
это представляется постмодернистской социологии, а как особую стадию модерна,
характеризующуюся дальнейшим углублением и реализацией либеральных принципов
модерна. Верно зафиксировав целый ряд весьма существенных изменений в глобальном
социальном порядке, в ценностно-нормативной и культурноэстетических сферах,
постмодернистская социология сделала неправомерно широкое обобщение относительно
современного состояния в целом.
Новые явления в некоторых сферах социальной жизни и в сфере культуры могут
квалифицироваться, скорее, как смелое экспериментирование с принципами модерна. И
только в этом смысле можно говорить о постмодернистских поисках и об
356
элементах постмодерна в нынешней социальной реальности.
Постмодернистские теории во всех своих вариантах существуют как новый вариант
социально-критической или шире философской рефлексии современности. Едва ли можно
сказать, что они преуспели в социологических описаниях современности и попытках
вскрыть <природу постмодерна>: ведь даже в наиболее удачных, ярких, броских
постмодернистских вариантах социального теоретизирования или эссеистики вариации на
тему алармизма и критики превышают аналитическую составляющую.
9.2. Современность как поздний модерн: Теория радикализированного модерна Энтони
Гидденса
Осмысление современности, обществ конца XX - начала XXI века в терминах
постмодерна, в тех тезисах, которые были рассмотрены выше, было подвергнуто серьезной
критике в рамках академической социологии. Более того, в рамках академической
социологии были созданы теории современного общества, включающие их внутреннюю
соотнесенность как с модерном, так и с разработанными в рамках постмодернистской
социологии тезисами постмодерна. Результатом соответствующих разработок стал
совершенно определенный диагноз - современность следует характеризовать как поздний,
радикализированный модерн.
Рассмотрение современных теорий позднего модерна или радикализированного
модерна мы построим на основе изложения и анализа идей Энтони Гидденса, чья теория
достаточно полно представляет соответствующий сегмент современной теоретической
социологии.
Концепция Э. Гидденса, которую он сам называет концепцией радикализированного
модерна, создается им по существу в противовес концепциям постмодерна. Это весьма
разработанная и практически законченная теория. Особое внимание в рамках своей теории
Гидденс уделяет, во-первых, институциональным измерениям модерна; во-вторых, природе
и характеру современных, или позднемодерновых, социальных институтов;
357
в-третьих, изменениям, претерпеваемым личностью, и, наконец, в-четвертых, тому, что
из себя представляет возможное постмодерновое состояние.
Институциональные измерения модерна
Гидденс указывает, что большинство социологических подходов стремились выявить
какое-то одно доминирующее институциональное звено в обществах модерна. Социальные
институты этих обществ рассматриваются как капиталистические или как индустриальные, а
капитализм - как тип индустриализма или наоборот. В отличие от подобной,
редуционистской точки зрения, Гидденс рассматривает капитализм и индустриализм как два
различных <организационных сочленения>, или институциональных измерения, модерна
.
<Капитализм является системой производства товаров, основанной на отношении
между частной капиталистической собственностью и не имеющей собственности рабочей
силой. Это отношение формирует главную ось классовой системы. Капиталистическое
предприятие зависит от конкурирующих рынков, цены являются сигналами для инвесторов,
производителей и потребителей>
. <Главной характеристикой индустриализма является использование неживых
источников материальной энергии в производстве благ, связанное с центральной ролью
машинной технологии в производственном процессе>
. Индустриализм предполагает регулируемую социальную организацию производства в
целях координации человеческой деятельности, машин, потребления и выпуска сырых
материалов и товаров. Индустриализм является характеристикой не только производства
эпохи <индустриальной революции>, но и производства эпохи электронного
машиностроения. Индустриализм определяет не только место работы, но и способы
передвиже-
То же самое фактически делает Мануэль Кастельс в своей концепции, представленной
в работе <Информационная эпоха: экономика, общество и культура> (русский перевод 2000
г.).
Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford, 1990. P. 55.
Ibid. P. 56.
358
ния, коммуникации и домашнюю жизнь.
Индустриальные капиталистические общества рассматриваются Э. Гидденсом как
представляющие один из типов модерновых обществ. Индустриальное капиталистическое
качество общества определяют его специфические институциональные черты. Во-первых,
как указывалось выше, экономический порядок предстает таким, каким он был
охарактеризован выше, т. е. капиталистическим и индустриальным. Конкурентная и
экспансионистская природа капиталистического предприятия предполагает, что
технологическая инновация имеет тенденцию к постоянству и всеобщности. Во-вторых,
экономика явно отлична, или <отделена>, от других социальных сфер, особенно от
политических институтов. В-третьих, разделение государства и экономики (имеющее много
различных форм) основывается на безусловном признании частной собственности на
средства производства. В системе классовых отношений последняя непосредственно
определяет процесс товаризации наемного труда. В-четвертых, автономия государства
обусловлена его опорой на процесс накопления капитала, над которым оно, однако, не имеет
контроля.
Но почему капиталистическое общество вообще является обществом? Только потому,
подчеркивает Гидденс, что оно является национальным государством. Административная
система капиталистического государства и вообще всех современных государств должна
интерпретироваться в терминах координированного контроля над территорией. Ни одно из
домодерновых обществ не достигало такого уровня административной координации,
который развили национальные государства. Такая административная концентрация зависит
в свою очередь от развития функций надзора, существенно усилившихся в сравнении с
аналогичными функциями в домодерновых обществах. Развитый аппарат надзора составляет
третье институциональное измерение модерна вслед за капитализмом и индустриализмом.
Он возникает только вместе с появлением модерна. Надзор относится к контролю за
деятельностью населения прежде всего в политической сфере. Он может быть прямым (в
тюрьмах, школах и т. д.), но чаще осуществляется опосредованно 359
через контроль над информацией.
Четвертое институциональное измерение модерна - контроль над средствами насилия.
Военная сила всегда была центральной чертой домодерновых цивилизаций. Однако в них
политический лидер никогда не мог сколько-нибудь продолжительно удерживать
монопольный контроль над средствами насилия на данной территории, локальные
конфликты и войны постоянно нарушали эту монополию. Успешная и устойчивая
монополия над средствами насилия присуща только государствам модерна.
Эти четыре институциональных измерения - капитализм, индустриализм, развитый
административный аппарат надзора и контроль над средствами насилия - обусловливают
распространение модерновых институтов по всему миру. Национальные государства
концентрируют административную власть куда более эффективно, чем традиционные
государства, и благодаря этому даже самые малые государства могут мобилизовать
значительные социальные и экономические ресурсы. Капиталистическое производство,
особенно связанное с индустриализмом, обеспечивает массовый рывок, экономическое
благосостояние и военную мощь. Комбинация всех этих факторов делает невозможным
сопротивление экспансии Запада. Возникает феномен глобализации модерна.
Рассматривая феномен глобализации модерна, Гидденс указывает на то, что идея
<общества>, означающего связанную систему, должна быть заменена в рассуждениях
социологов другим отправным пунктом - анализом того, как организована социальная жизнь
во времени и пространстве. В этом суть современности и суть современного
социологического подхода.
Предлагаемая Гидденсом концептуальная схема направляет наше внимание на
комплекс отношений между локальной вовлеченностью (обстоятельствами соприсутствия) и
взаимодействием на расстоянии (связями присутствия и отсутствия). В современную эпоху
уровень пространственно-временного дистанцирования значительно выше, чем в любой
предшествующий период, и отношения между местной и отдаленной социальными формами
и событиями становятся <растянутыми>.
360
Глобализация относится к этому процессу <растягивания>. Она может быть
определена как интенсификация повсеместных социальных отношений, которые связывают
отдаленные районы таким образом, что локальные феномены формируются под влиянием
событий, происходящих на громадном расстоянии от них, и наоборот. Это диалектический
процесс.
Глобализация имеет четыре составляющих: мировая капиталистическая экономика,
система национальных государств, мировой военный порядок и международное разделение
труда. Именно эти явления в своей взаимосвязи позволяют говорить об определенном
едином для всего мира качественном состоянии.
Природа и характер современных, или позднемодерновых, социальных институтов
Гидденс выявляет три основные черты, которые определяют характер общества
модерна и особенно его новейшей фазы современного общества конца XX в. Первая - это
неимоверно возросшая скорость изменения и протекания всех процессов, развертывающихся
в обществе, несопоставимая с динамикой изменения во всех домодерновых и даже
классических модерновых обществах. Особенно это касается технологии. Вторая черта сфера изменения. Различные районы мира социально и информационно втянуты в самое
тесное взаимодействие друг с другом. Третья - это символическая и экспертная природа
современных институтов. Все три черты внутренне взаимосвязаны.
Гидденс указывает три основных источника динамизма модерна, особенно позднего,
тесно связанные со своеобразием его социальных институтов. 1. В домодерновых обществах
время и место были жестко увязаны, поскольку пространственные параметры социальной
жизни для большинства людей являлись доминирующими, социальная жизнь всегда
осуществлялась как жизнь локального сообщества. <Приход модерна разорвал пространство
и время, установив отношения с отсутствующими <другими>, удаленными от любого
взаимодействия лицом к лицу>
. Понятие локального становится в условиях модерна
Ibid. P. 18.
361
фантасмагорическим, оно пронизано и оформлено в терминах социального влияния и
социальных отношений, не связанных с ним своей природой. <Пространство <независимо>
от любого определенного места или региона>
. С этим процессом жестко связан второй источник динамизма модерна.
2. Развитие механизма <высвобождения>. Речь идет о процессе <высвобождения>
социальной деятельности из ее привязанности к локализированным контекстам, об
организации социальных отношений по всему объему пространства и времени. Гидденс
вычленяет два типа механизмов высвобождения. Оба они существенным образом вовлечены
в развитие модерновых социальных институтов. Первый связан с созданием символических
знаковых систем, второй - с утверждением экспертных систем.
Под символическими знаковыми системами подразумеваются средства обмена,
которые могут функционировать безотносительно к специфическим характеристикам
индивидов или групп, использующих их в любых контактах. Примерами символических
знаковых систем служат различные средства политической легитимизации, деньги и т. д.
<Денежная собственность> является интегральной составляющей социальной жизни
модерна и его специфическим символом.
Под экспертными системами подразумеваются системы технического исполнения или
профессиональной экспертизы, организующие наше материальное и социальное окружение.
Большинство из нас пользуется консультациями профессионалов - юристов, архитекторов,
врачей и т. д. - нерегулярно, но системы, в которые включено экспертное знание,
определяют нашу жизнь постоянно. Экспертные системы вместе с символическими
знаковыми системами <вырывают> социальные отношения из их непосредственности. Они
предполагают
разделение
пространства
и
времени
в
качестве
условия
пространственновременного дистанцирования, средством которого они являются.
3. Третий источник динамизма модерна - рефлексивное усвоение знания. Речь идет об
использовании элементов эксперт-
Ibid. P. 19.
362
ного социального знания социальными агентами. Производство систематического
знания социальной жизни становится интегральной частью системы воспроизводства всех
аспектов социальной реальности.
Личность и трансформации идентичности в условиях позднего модерна
Процесс глобализации модерна трансформирует <внутреннюю жизнь> человека и его
идентичность
. Трансформация идентичности в современных условиях может быть понятной только
в терминах конструирования Я, самости, в качестве рефлексивного проекта. Этот
рефлексивный проект Я состоит в том, что индивид должен выбирать свою идентичность
среди стратегий и выборов, предлагаемых абстрактными системами.
Рефлексивно
усвоенное
знание
приводит
к
качественному изменению
внутриличностных психологических процессов, созидающих индивидуальное Я в качестве
рефлексивного проекта. Если в традиционном обществе личностная самоидентичность
складывалась из набора последовательно сменяющих друг друга психовозрастных
характеристик, обладавших четкими социальными <метками> (типа инициации), то
современный индивид вынужден использовать все прежние образы своего Я как
конституирующие элементы самоидентичности в изменчивом, <контрфактическом>
социальном контексте. В процесс личностной саморефлексии оказываются вовлеченными
системы экспертного знания, которые предлагают постоянно расширяющийся набор
педагогических,
психотерапевтических,
медицинских
и
социопсихологических
рекомендаций, заменяющих однозначную определенность традиции. Я как рефлексивный
проект - это <осуществление целостного, постоянно корректируемого биографического
повествования в поливариантном контексте выбора, пропущенного через фильтры абст-
Реконструкция этого компонента теории Э.Гидденса осуществлена на основе его
работ: Modernity and Self-Identity. Stanford (Cal.), 1981; Giddens A. The Transformation of
Intimacy: Sexuality Love & Eroticism in Modern Societies. - Stanford (Cal.), 1992.
363
рактных систем>. В таком случае осуществление тождества своей личности, или
<разработка траектории Я>, становится одной из главнейших жизненных задач индивида.
В условиях позднего модерна Я как самоидентичность обладает набором качественных
характеристик, которые позволяют говорить о специфическом стиле Я позднего модерна.
Гидденс выделяет следующие его характеристики: - Я есть рефлексивный проект, за
который отвечает сам индивид; <мы являемся тем, что мы сами из себя создаем>, поэтому
понимание себя подчинено более фундаментальной задаче построения и реконструкции
целостного чувства идентичности; - Я разрабатывает траекторию своего развития,
возвращаясь к прошлому и прогнозируя будущее; путешествие в прошлое дает
эмоциональную свободу для предвидения и созидания грядущего; построение траектории Я
базируется на идее многоэтапного жизненного цикла; именно жизненный цикл (а не события
внешнего мира) выступает доминантой траектории Я; - рефлексивность Я всеохватна и
непрерывна, она обладает той же природой, что и историческая рефлексивность позднего
модерна как эпохи; целостность самоидентичности опирается на непрерывность связного
автобиографического повествования (будь оно артикулировано или нет); - самоактуализация
Я предполагает <диалог со временем> или вычленение зон личного времени, лишь
отдаленно связанных с внешним фиксированным временным порядком; - рефлексивность Я
охватывает и сферу телесности индивида, так как тело - это часть индивидуальной системы
действий, а не ее пассивный объект; - самоактуализация индивида требует <равновесия
возможностей и рисков>, которое достигается благодаря эмоциональному преодолению
прошлого и осмысленному прогнозированию будущего; - нравственная задача
самоактуализации - это достижение аутентичности Я, т. е. <верности самому себе>; этот
процесс требует интерпретации прежнего опыта и дифференциации истинного и ложного Я;
- жизненный цикл личности воплощен в последовательной смене этапов, периодов или
эпизодов, которые, в отличие от ситуации в традиционном обществе, почти не имеют
ритуальных меток или внешней обусловленности. Движение от эпизода
364
к эпизоду, воплощающее в себе возможности и риски, осуществляется благодаря
рефлексивной мобилизации траектории Я; развитие Я, т. е. его жизненная траектория,
обладает внутренней референтностью; единственно значимой <путеводной нитью>
жизненной траектории выступает она сама. Таким образом, внутренняя целостность Я, т. е.
его аутентичность, достигается посредством рефлексивной интеграции жизненного опыта в
контексте биографического повествования о саморазвитии.
Постмодерн и его черты по Гидденсу
Все рассмотренные явления и процессы современности позволяют, по мнению
Гидденса, характеризовать современную эпоху как радикализированный модерн, главной
чертой которого является рефлексивность.
Тем не менее, за нынешними чертами современного общества высокого, или
радикализированного, модерна уже угадываются черты нового, постмодернового состояния,
характер которого сложно предугадать. Гидденс указывает на четыре возможные черты
постмодерна. Во-первых, речь идет о постдефицитной экономике, которая обусловлена
такими факторами, как: а) скоординированный глобальный порядок, б) ликвидация угрозы
войны, в) создание системы планетарной экологической службы и г) социализированной
экономической
организации.
Во-вторых,
политическое
участие
множества
непрофессионалов в управлении обществом через движение за мир, различного рода
экологические, демократические, трудовые движения. В-третьих, демилитаризация мира. Вчетвертых, гуманизация технологии.
Однако, по Гидденсу, будущее открыто и не детерминировано. В равной мере
постмодерн может быть и обществом очень высокого риска, связанного с прямо
противоположными тенденциями, - возможным коллапсом механизма экономического
роста, ростом тоталитарной власти, возможными ядерными и другими конфликтами,
ухудшением экологической ситуации или просто с бездействием со стороны всех
социальных сил. <И никакие силы Провидения не вмешаются, чтобы спасти нас, и
365
никакая историческая телеология не гарантирует того, что эта вторая версия
постмодерна не вытеснит первую, - констатирует Гидденс. - Апокалипсис стал
банальностью, как контрфактичность нашей повседневной жизни. Тем не менее, подобно
всем параметрам риска, он может стать реальностью>
.
Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford (Call.), 1990. P. 173.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. Глобализация и понятие <общество> в новейших
социологических дискуссиях
Конец XX века и начало XXI века в социологии как науке - и шире - в
социологическом анализе исторической жизни - предстает в довольно запутанном и даже
парадоксальном виде. Эта парадоксальность и запутанность обсуждения проблем рубежа
XX - XXI веков проистекает из внутренней противоречивости двух базовых интерпретаций
тезиса глобализма, который выдвинут в качестве главного тезиса для описания
фундаментальных процессов современности. Тезис глобализма существует в двух
вариантах: в теориях современности как позднего модерна, развиваемых <нормальной> (в
смысле Т. Куна) социологией, с одной стороны, и в теориях постмодерна - с другой. Для
теорий позднего модерна глобализм - это повсеместная реализация социальных принципов,
заложенных в обществах модерна, в культуре эпохи Просвещения; это процесс унификации
территорий и взаимодействий. Благодаря этому современность предстает как зрелый
модерн, не лишенный, однако, фрагментирующих его тенденций. Для постмодернистских
теорий современность - это конец модерна, конец эпистемологии и социального порядка
модерна, это оформление сетевых коммуникативных систем, на основе которых
оформляются глобальные системы взаимодействия. И именно они становятся предметом
социологического анализа.
Теории глобализации <нормальной> социологии - это теории, которые во всех своих
вариантах и при всех различиях внутри себя, рассматривают современность как этап общей
эпохи модерна. И это не удивительно. Становление обществ модерна и процесс
глобализации изначально были связаны друг с другом. Начиная с эпохи Великих
географических открытий, колонизация и включение заокеанских территорий в орбиту
европейских экономик и политической системы отношений стали фундаментальным
условием становления самих этих экономик и национальных государств. Начало XX века
было со367
пряжено с новым этапом в развитии процесса глобализации - с империализмом.
Империализм означал уже не просто использование колоний в интересах становящихся
обществ модерна, он означал экспорт организационных, экономических и политических
принципов в колонии, он означал территориальное, людское, ресурсное расширение
метрополий, востребованное принципами организованного капитализма.
Современный этап процесса глобализации самым теснейшим образом связан с
микроэлектронной революцией, внедрением компьютерных систем производства, новых
систем транспорта и связи, а также с обусловленным этими факторами изменением
отношения к пространству и объективному протеканию социального времени. Глобализация
означает сжатие как пространства, так и времени.
Глобализация означает усиление связанности, уплотнение территорий, ослабление
границ, исторически сложившихся между различными территориями. Усиление
связанности, взаимозависимости, уплотнение взаимодействия осуществляется на всех
социальных уровнях и в различных сферах - экономике, политике, культуре, науке,
образовании.
Процесс глобализации осуществляется через создание глобальной сети культурных
кодов и сообщений. Мода, кинематограф, политические события, природные катастрофы,
террористические акты, курсы валют, прорывные научные технологии все эти события,
знаки и сообщения существуют одновременно, сразу для всех, будучи всем одинаково
понятны. Благодаря глобальным средствам массовой информации, глобальному сетевому
обществу все живут в одной системе событий и единой системе смыслов.
Глобализация осуществляется как процесс универсализации, гомогенизации и
унификации социальных, политических и экономических институтов и процессов.
Создаются формально схожие системы государственного управления, политических партий;
системы права; финансового контроля и управления; социального и пенсионного
обеспечения; аналогичные системы здравоохранения, образования, поддержки науки и
культуры, спорта и т. д. Возникают общие формы социального протеста,
368
социальных чувств и представлений. Типизируются социальные позиции, рабочие
места и функции, системы социальной стратификации и потребления, оформляются
транснациональные элиты.
Глобализация сопряжена с оформлением наднациональногосударственных, в полном
смысле слова глобальных, социальных институтов, обладающих авторитетом и даже
определенной властью, таких как, например, ООН, ВТО, МОТ, ВОЗ, спортивные
организации и союзы, различного рода региональные экономические, политические,
культурные союзы и организации. Речь идет не просто о соглашениях, основу которых
составляют интересы или взаимное признание принципов, норм и систем международного
права. Речь идет о институтах и организациях, обладающих своим регламентом, штатом
международных чиновников и полномочиями, включающими возможность принуждения и
наказания участников в случае нарушения ими соглашений и обязательств.
Оформление наднациональных организаций бросает вызов национальным
государствам, ставит вопрос о полноте их полномочий и прерогативах. Но не только
наднациональные организации оказывают давление и сужают сферу полномочий
национального государства. Не менее значимой оказывается вторая сторона общего
процесса глобализации. Речь идет о процессе регионализации и мультикультурализации,
который <размывает> сложившуюся систему национальных государств <снизу>.
Секуляризированная культура модерна, демократическая система ценностей,
политическая толерантность, с одной стороны, и возможность физического перемещения
для громадного количества людей, связи территорий в on-line режиме, предоставляемые
современными техническими средствами, с другой стороны, создают совершенно новую
картину культурнотерриториального деления. Опираясь на прокламируемые модерном
ценности толерантности и созданные им технические возможности, различные культурные,
религиозные, этнические группы и меньшинства требуют пересмотра сложившегося
глобального национально-государственного порядка и заявляют о
369
своем непосредственном участии в глобальных процессах, институтах и организациях.
Фактически эти требования направлены на <расконсервацию> национальногосударственных образований, на <перекрой> политического пространства.
Процесс мультикультурализации оказывается опасным для национального государства
и еще в двух моментах. Опираясь на права человека, прежде всего, на право свободы
передвижения, различные национальные группы требуют установления прозрачных границ
и права присутствовать и жить в рамках любых национально-государственных образований.
Кроме того, мультикультурализм и как принцип, и как практика чреват своими
последствиями для универсального и гомогенного социально-культурного пространства
национального государства. Иммигрантские религиозные и этнические меньшинства,
сохраняя групповую организацию, сохраняют и соответствующую религиозную и
этническую идентичность, что не позволяет им до конца проходить процессы ассимиляции.
Более того, как свидетельствует социологическая теория, иммигрантские меньшинства
осуществляют активное сопротивление процессу ассимиляции и <растворения> в большом
обществе. Их взаимодействие с большим обществом носит сложный характер.
Иммигрантские группы, взаимодействуя с большим обществом, принимают его
<сообщения>, но оказываются не склонными к его адекватному, соответствующему
установленным нормам и правилам, прочтению. Они интерпретируют это <послание>
посвоему. Культурно-нормативной системе большого общества они противопоставляют
свою нормативно-культурную систему и свои способы прочтения культурных норм и кодов
и заставляют каждое нормативно-культурное послание большого общества циркулировать в
их собственной системе норм и кодов. В результате универсальное культурно-нормативное
пространство национально-государственной территории разрывается, в нем образуются
инокультурные лакуны, разрывается единая система смысловых коммуникаций. Все это
напрямую <врывается> в политический процесс, порождая новые противоречия и
конфликты, ставя под вопрос единство национальногосударственного образования.
370
Сказанное позволяет указать на фундаментальную проблему, которую порождает
процесс глобализации. Этой проблемой является колоссальное давление, которое
испытывает современный национально-государственный порядок как <сверху>, со стороны
<надгосударственных> структур и процессов, так и <снизу>, со стороны процессов
регионализации и мультикультурализации.
Возникает вопрос - что же происходит с обществом? Ведь общества модерна
сложились и существовали в форме национальных государств. Некоторые современные
исследователи глобализма - Дж. Урри, И. Валлерстайн и др. - заговорили в связи с этим о
<конце <общества>>. Наблюдаемая, якобы, неадекватность базовых социологических
категорий современным социальным реалиям позволяет поставить вопрос и об адекватности
самой социологии как науки и предложить ей замену в виде дисциплины под именем
<историческая социальная наука> (И. Валлерстайн)
.
По мнению, например, Джона Урри, современность, характеризуемая как
<возникающий глобальный порядок - это порядок постоянного беспорядка и нарушения
равновесия>
. Развитие различных <сетей и потоков>, различных <перемещений размывает
эндогенные социальные структуры> общества. Задачей социологии в связи с этим должно
стать изучение различных мобильностей - народов, предметов, образов, информации и
отходов, а также сложнейших взаимодействий между этими различными мобильностями и
их социальными последствиями. Речь, фактически, идет о новой <повестке дня> для
социологии как <науки> и, главным образом, о характере и природе ее предмета.
Социология должна стать, по мнению Урри, <дисциплиной, организованной вокруг сетей,
мобильностей и горизонтальных потоков>. <Социология мобильностей> должна заместить
<социологию социального как общества>.
См.: Wallerstein I. From Society to Historical Social Science: Prospects and Obstacles. // The
British Journal of sociology. - 2000, v. 51, #1. P. 25 - 36.
Urry J. Sociology beyond Societies. Mobilities for the XXIst Century. - L., N. Y., 2000. P.
203.
371
Таким образом тезис <конца социального> постмодернистской социологии 80-х - 90-х
годов трансформируется в теорию <сетевого общества> у М. Кастельса и в <социологию
мобильностей> у Дж. Урри. Новое видение <социального>, как утверждает Урри, может
быть реализовано только посредством нового метода, состоящего в использовании метафор,
на которых базируется и в которых находит отражение наше понимание социальной жизни.
Более того, Урри считает, что <социологическая мысль, равно как и любая другая форма
мышления, не может реализовываться <не-метафорически>
. Такие метафоры как <сеть>, <поток>, <мобильность> и призваны способствовать
разработке теорий <глобализации> и <глобального>. Именно эти метафоры призваны
создать новую социальную топологию и метафорику <территорий>, вокруг которых, якобы,
было организовано понятие <общество>.
Большинство современных сообществ не предполагает <географической близости>
образующих их людей. Речь идет о <группах самопомощи>, организациях <прямого>
действия, коммунитаристских группах, этнических, экологических, досуговых и других
группах, образующихся на основе общего интереса в политике, спорте, культуре, любви к
животным, пище, к альтернативной медицине и т. д. Такие образования складываются на
основе свободного выбора. Люди быстро присоединяются к ним и быстро их покидают.
<Каждая такая группа являет своеобразное сочетание принципов принадлежности и
подвижности. Многие представляют собой своего рода культуры сопротивления,
горизонтальное продолжение сетей гражданского общества, располагаясь как внутри, так и
за пределами национальных государств>
.
Новым видением <социального>, предлагаемым М. Кастельсом, Дж. Урри и другими,
фактически утверждается утрата социологией своей предметности, утрата понятием
<общество> своего содержания как некоего упорядоченного или структурированного
целого. В этой связи возникает вопрос - о чем
Urry J. Op. cit. P. 21.
Urry J. Op. cit. P. 142.
372
идет речь: о неадекватности современных социологических понятий и теорий или о
реальных процессах разрушения старых обществ?
Очевидность развертывания глобализационного процесса не вызывает никаких
сомнений. Однако не вызывает сомнений и то, что национально-государственный порядок
не ушел в прошлое и присутствует как на уровне международного порядка, так и на уровне
внутригосударственной политики.
Нет сомнений и в том, что современные общества утратили классическую классовую
структуру, которая репрезентировала себя в политическом действии классов, и являются
прежде всего массовыми обществами. Безусловно, массовость - это главная социологическая
характеристика современных обществ, характеризующая как природу социальных
институтов и социального порядка, так и особенности систем социальной стратификации,
тип социального характера и т. д. Более того, очевидно, что и современные социологические
теории информационного общества, и постмодернистская социология в качестве базовой
социологической модели соотносятся именно с моделью массового общества или имеют ее в
качестве основы. Например, Жан Бодрийяр, один из главных авторов тезисов <конца
социального>, <конца порядка>, <конца истории> в основу анализа современности и
обоснования своих тезисов полагает именно критическую теорию массового общества,
концепцию <массы> как <молчаливого большинства>. Все остальные характеристики, такие
как <информационное> или <сетевое>, характеризуют это массовое общество с точки
зрения уровня его научно-технического развития, фиксируют используемые им
технологические ресурсы и средства коммуникации. Они скорее являются метафорами, чем
аналитическими социологическими характеристиками, что, кстати, и признается авторами
этих концепций.
Ситуация выглядит следующим образом. Современные общества обладают целым
рядом устойчивых, типических характеристик, приобретенных ими в процессе исторической
трансформации. Эти характеристики имеют кумулятивный характер, каждая из них
появлялась на каком-то определенном этапе ис373
торического развития, но не вытесняла уже наличествующие характеристики, а скорее
модифицировала их и отодвигала на задний план исторического или теоретического анализа.
Например, развитие третичного сектора в экономике и формирование соответствующих
групп профессий, типов деятельности, ценностных ориентаций и систем организации не
означало, что общества перестали быть промышленными, капиталистическими, массовыми
и т. д. Это просто было проявлением еще одного качества, получившего название
<постиндустриального> (неологизма скорее затемняющего, чем объясняющего суть
процесса), которое модифицировало уже наличествующие качества, но не отменило их и
даже не преодолело их (хотя как компонент <пост> предполагает именно преодоление).
Кроме того, анализ различных социологических теорий общества позволяет сделать
вывод о том, что зачастую социология, фиксируя новые социальные процессы, оказывающие
трансформирующее влияние на установившийся социальный порядок, идет по пути
использования метафорики, не укорененной в социологической понятийности, по пути
броской журналистской фразы. Результатом является нагромождение новых слов и
терминов, создающих видимость появления новой теории и принципиально нового
социального состояния, тогда как речь идет только о проявлении нового процесса,
требующего своего осмысления и вписания в существующую социологическую традицию.
Метафора может выполнять роль интеллектуальной провокации, но не более того.
Типичным примером в этом отношении представляется метафорика <информационного>
или <сетевого> общества.
Современные общества не утратили своего <капиталистического> или
<промышленного> характера, когда начали использовать информационные технологии.
Информационные технологии потребовали изменения организационных форм, управления,
новых профессий и т. д., но промышленное качество общества не ушло в прошлое, так же
как и капиталистическая система отношений, в рамках которой развиваются новые
информационные технологии и коммуникативные возможности. Сравнение и анализ
различных теоретических построений на
374
тему <современное общество> убеждает в том, что современные общества
представляют собою капиталистические, высокотехнологические, развитые промышленные
общества, социальная система которых описывается в терминах массового общества.
Особый интерес современной социологии к комплексному исследованию проблем культуры,
потребления, социальной стратификации и конфликту, реализующийся в различного рода
теориях, таких, например, как <культурный капитализм>, лишь подтверждает сказанное.
Кроме того, современные общества являются массовыми обществами, не утратившими
при этом своей национальногосударственной специфики. И не похоже, что они утратят эту
специфику в будущем. Более того, как показывает опыт существования обществ XX в.,
прежде всего тоталитарных, массовые общества порождают проблему регулирования
социальной жизни, в связи с чем на передний план выступает государство в качестве
главной регулирующей инстанции. Уже Карл Мангейм указал на две возможные стратегии
социального управления в массовом обществе - стратегию тоталитаризма и стратегию
демократического управления, опирающегося на демократические социальные институты,
развитие принципов народовластия, а главное - на разработанную стратегию в области
культуры, образования и воспитания. Центральным моментом в разработке принципов
демократического управления обществом являлось, по мнению К. Мангейма, формирование
соответствующей системы демократических ценностей, их утверждение в обществе и
реализация в сформированном социальном порядке не без опоры на государство.
Социальный порядок современных обществ фундаментальным образом зависит от
государства и опирается на него. Современное государство - это социальное государство.
Любое социальное государство выполняет активную регулирующую и даже формирующую
общество функцию. В руках государства находится право, его отправление, системы
правового контроля и принуждения - прокуратура, полиция, пенитенциарная система.
Государство обладает возможностями контроля за экономическими процессами, стимулируя
одни и ограничивая дру375
гие. Государство контролирует основные социальные процессы конфликты между
социальными группами, осуществляет процесс перераспределения богатства, поддерживает
низшие классы, гарантирует равенство жизненных шансов и гражданских прав всему
населению. Государство осуществляет контроль над национально-государственной
территорией. В руках государства сосредоточен важнейший для современного общества
источник власти, контроля и влияния - армия.
Перечень этого, далеко не полного, списка государственных полномочий позволяет
говорить о фундаментальной, конституирующей роли государства для современного
общества. Государство - инстанция конституирующая и контролирующая, в особенности
таковой является социальное государство. Без поддержки социального государства не может
существовать массовое общество.
Глобализация, мультикультурализация, появление сетевого качества у большинства
социальных институтов и процессов лишь порождают дополнительные проблемы и задачи,
должные быть решаемыми современным социальным государством. Эти проблемы может
решить только социальное государство, являющееся и национальным государством, т. е.
обществом российским, американским, французским, итальянским и т. д.
Выводы, как представляется, очевидны. Общество как упорядоченное единство, как
национально-территориальное образование существует и будет в обозримом будущем
существовать в реальности, а значит общество как социологическая категория является
необходимым средством теоретического анализа. Более того, совершенно очевидно, что
современность требует серьезного социологического осмысления и создания
социологической теории современных обществ, максимально освобожденной от броской
несоциологической метафорики. Аналитическая ревизия социологической понятийности
очевидно необходима, Но ее следует начинать не с понятия <общество>.
Если же, пытаясь подвести некоторый итог, перечислить основные качества
современных обществ, опираясь на рассмотренные теории и процессы, то перечень будет
выглядеть следующим образом.
376
1) Современное общество - это общество, экономическая, хозяйственная подсистема
которого описывается современными теориями информационного общества.
2) Его социальная подсистема наиболее адекватно отражена теориями массового
общества.
3) Соответствующая культурная подсистема может описываться классическими
теориями массового общества и современными теориями постмодерна.
4) Что касается политической подсистемы, сферы государства, - то речь здесь идет о
национальном государстве, являющемся с точки зрения своих внутренних функций
социальным государством.
5) Процесс глобализации, который является главным фундаментальным процессом,
характеризующим современность, означает повсеместное распространение этих
характеристик на все современные общества, что, однако, не означает, что развертывание
глобализации носит бесконфликтный характер.