Мубаракшин Адель Субъект в традиционной и цифровой когнитивной среде Когда мы говорим о подобном делении, первое что приходит на ум это сфера образования как место концентрации различных методологий, при этом достаточно быстро реагирующее на появление новых технологий и исследований — особенно это стало заметно в последние годы на фоне пандемии COVID-19. Учёных можно разделить на два направления: тех, кто продвигают и сами активно используют цифровые технологии в образоывании, и тех, кто считает, что цифровизация несет больше минусов чем плюсов. Первых, однако, значительно больше. Необходимо обратится к работе Д. Джонсона и Л. Бакера «Оценка влияния технологий в преподавании и обучении», где они проводят линию демаркации между сторонниками такого подхода и противниками. В положительные качества цифровизации они относят: экономию средств, а, следовательно, больший порог вхождения для бедных семей, снижение вреда для природы из-за выбросов машин для транспортировки и экономию времени. Эти плюсы можно обобщить как смену способа опосредования получения знания с аналоговых, имеющих физический вес и объем носителей, до относительно компактных устройств. Это должно вести к увеличению эффективности образования, ведь никто не тратит время на поездку до учебного заведения и не имеет потребности в обновлении учебников, помещений. Отрицательными качествами признают: снижении когнитивных способностей, ведь ничего не надо запоминать, а можно быстро найти в свободном доступе; отсутствие полноценной социализации — с учителями и сверстниками в совместном обучении —, негативное влияние на здоровье из-за неестественной позы и общее снижение качества образования. Нас интересует последнее, т.к. это снижение регистрируется по социологическим анализам и общему ощущению участников, при этом ни внешняя социализации, ни физкульт-перерывы не аннулируют этот негативный эффект. Данный феномен объясняют распыленностью сознания и внимания во время цифрового обучения, поскольку строгой фигуры преподавателя больше нет, и даже ярое желание в получении знания не может отменить постоянные помехи в фокусе на обучение. Из этого можно сделать вывод, что способ опосредования обучения менее важен, чем сама форма образования. Мне кажется, что это связанно с эклектикой подобного подхода — когда мы виртуализируем традиционное образование и ждем большего эффекта. Навыки реального мира не могут быть получены в мире виртуальном. Это высказывание справедливо и наоборот — в реальном мире невозможно научится, например, цифровому дизайну или программированию. Очевидным является, что кинетическая депривация не снимается спортивными занятиями, сеносомоторные процессы активно участвуют в обучении. Наше тело «продлевает» мозг, обучение без вовлечения тела сходно с кошмарным сном, где человек падает в бездну. Я являюсь приверженцем традиционного метода образования, когда речь заходит о первичном образовании, причём социализация играет здесь главную роль. Поэтому лучшим видом обучения мне видятся школы-интернаты, где в детях воспитывается единый социальный корпус и настроение. Такие школы были популярны в прошлые века, и мы часто можем наблюдать, что ученики из одного потока становятся видными учёными. Другое дело, что это не совсем гуманно, потому очевиден вывод, что жизнь человека не есть сплошной процесс познания, иначе это было бы грубым функционализмом. Цифровое образование схоже с одиноким чтением в личной библиотеке. Все персоналии за экраном становиться виртуальными, превращаются в книги. Точно так же, как к книге можно задать вопрос и получить ответ, частично содержащий виденье самого читателя, так и цифровое образование даёт ответы, отвлеченные от социальной жизни. Так мы выводим два важнейших фактора успешного познания: социализация и принцип телесности. Тело — это минимальный агент опосредования знания, разум не может обойтись без него. Замена тела в данный момент на более идеальный конструкт невозможна, но и чистая телесность в познании это тоже идеальная модель, которой не бывает. Человек не зря зовётся умелым, а его отличительным качеством не зря выделяют изготовление орудий — нам нужен дополнительный инструмент опосредования, и для каждого объекта свой собственный. И цифровизация тоже работает по той же логике: она делает удобным познание виртуального и визуального, но не может быть применена для других видов познания. Повальная цифровизация всех сфер это лишь способ государства сэкономить на образовании. В какую же среду помещается когнитивный субъект? По-сути в когнитивное одиночество. Цифра (в руках государства) объявляет себя полноправной сферой и способом познания функционально заменяющим традиционное, неся светлое знамя независимости субъекта от внешних факторов. Цифра манифестирует себя как область чистого познания, независимого от лабораторий или коллег. Цифра видит себя чистым полем экспериментов и модуляций. Но потеря прежних авторитетов не создаёт новые. Чтобы уверенно плавать в цифре нужен опыт живого общения. Живое общение словно понятие «естественной установки», от которой мы можем «отпрыгивать» в любые формы виртуальности. Виртуальность была в традиционной среде, но такие науки как математика и физика не мыслились без внешнего мира. Те же книги тоже являют собой форму виртуальности — к ним нельзя подходить без опыта телесности. Наоборот в реальности. Все аспекты традиционного познания в итоге складываются в развитие субъекта. Начиная от игровой среды в детстве, до простого «праздного» интереса — всё это как кирпичики выстраивают в нем стержень опыта и практики. Изначально тело как необработанный камень — затачивается об острые углы активной оптики и тактильности, шершавости предметов. Общество формирует не только сознание, но и тело, оно становится острым и изящным инструментом познания в определенном историческом контексте. Цифра, как объявившая себя независимой форма виртуализации, формирует свой уникальный опыт, который часто недосягаем в телесной жизни. И это скорее хорошо, и даёт индивиду развиваться и в другом направлении. Но цифра деформирует то, что делает социализация. Цифра действительно может быть аналогом традиционной когнитивной среды, но она провоцирует полное социальное одиночество и депривацию телесности. Это противоречит самой природе человека. Цифра провоцирует субъектность. Традиционное слово сменяется образом, которое не может передаваться «дословно», а видоизменяется в процессе передачи. Работа с текстами сменятся на работу с визуалом. Это увеличивает когнитивную нагрузку в целом, создает дополнительный этап интерпретации и усваивания информации. Теперь к информации стоит относится с большей степенью фильтрации, ведь кроме обмана органов чувств появляется обман информационный. Такой негативный опыт цифры вызванный быстрым перемещением информации в легко усвояемом виде, ученые называют «клиповым мышлением». И если подобное адаптивное мышление в жизни часто помигает в плане эволюции, то о «выживании» в цифре говорить не приходиться. Тут форма опыта, полезная в телесности, превращается в виртуальности в негативное — и наоборот. Такой тотальной и вовлеченной виртуалиации история ещё не видела, и предсказать её исход очень трудно. Кроме того цифра задает второй уровень зависимости от себя. Мы имеем первый уровень наших естественных потребностей, с которыми мы ничего не можем предпринять, но это те свойства, которые нас формируют. Без голода не было бы кухни и т.п.. Но цифра так же нуждается в подпитке себя энергией, гигантской инфраструктурой программистов, серверов, фабрик процессоров и «железа», не говоря уже электрических станциях. И это феномен, поскольку даже книгопечатание не имело такого тотального искривления производства. Но человек нуждается в цифре и не может от неё отказаться. Если бы не цифровизация, то третья мировая война давно бы случилась — а так она проходит холодным способом в сфере виртуализации. Если бы не цифра, то огромное количество человек были бы безработными. Убрав все оговорки, стоит сказать, что цифра имеет ярко выраженные благие цели. Она способствует вируализции рутинного аспекта познания: поиска и обмена информации. Она формирует новый опыт, который можно перенять на жизненный мир, как минимум, она заставляет активно работать мозг. Цифра снимает многие опостылевшие проблемы, но, как обычно это бывает, создаёт новые. Стоит, как мне кажется, говорить о новой «гигиене вируализации». Необходимо держаться того, что действительный мир является для нас «нексусом» всех реальностей (связующим элементом), и местом окончательной смерти. Тотальность цифры рождает почти идеальную форму эскапизма при её злоупотреблении. Во время романтиков 19 века, многие жаловались, что публика зачитывается романами, потом, что засматривается фильмами. Возможно, что стоит говорить о эскапизме как естественной человеческой потребности в сфере социального. Подобная гигиена мне видится концептуальным синтезом цифры, социализации и сенсомоторной активности — когда продукты, полученные в виртуальности, выводится на уровень живых дискуссий и обсуждений. Мы видим этот процесс сейчас. Поэтому гигиена должна волновать государство, поскольку все проблемы цифры выражают проблемы государства. Оно пытается ими прикрыться, использовать их как «план Б». Народные волнения и социальные проблемы оттесняются в единственный свободный сектор, в Интернет. Без репрессивной фигуры государства цифра и мир нашли бы равновесие сами по себе. Поэтому я начал эту работу с проблемы цифровизации образования — места «перегиба» и «перекоса». Цифровая среда рождает новый опыт социального взаимодействия, который должен быть созвучен с традиционной природной установкой.
