Загрузил Диана Аблёзгова

Понятие метафоры

реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 10 (225).
Филология. Искусствоведение. Вып. 52. С. 19–22.
М. М. Бент
ПОНЯТИЕ МЕТАФОРЫ
В ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ Т. С. ЭЛИОТА
В статье рассматривается использование термина ‘метафора’ в теоретических работах
Т. С. Элиота, посвященных творчеству Данте и английских поэтов-метафизиков. Метафора,
сравнение, концепт становятся опознавательными знаками метафизической поэзии. А в дантовской «Божественной комедии» Элиот допускает наличие тотальной метафоры, когда метафорой становится весь текст.
Ключевые слова: литературная критика, метафора, сравнение, концепт, аллегория, Данте,
Дж. Донн, поэты-метафизики.
Знакомство с литературно-критической теорией Т. С. Элиота (1888–1965), крупнейшего
поэта и теоретика эпохи модернизма, убеждает
в том, что поэт неохотно использует литературоведческую терминологию, избегает формализации текста. И в литературоведении термин
‘метафора’ означает не только отдельный прием, но и форму художественного мышления в
целом. Метафора – это весь текст с теми разнообразными смыслами, которые возникают
в связи с образами и целостным восприятием
поэзии.
Из всего корпуса литературно-критического
наследия Элиота можно назвать лишь несколько статей, в которых автор непосредственно
использует термин ‘метафора’. Это статьи
“Studies in Contemporary Criticism” («Очерки
по современной критике», 1918), “The Metaphysical Poets” («Поэты-метафизики», 1921),
“Andrew Marvell” («Эндрю Марвелл», 1921),
цикл лекций “The Varieties of Metaphysical Poetry” («Виды метафизической поэзии», – так
называемые Кларковские лекции, прочитанные
в Кембриджском университете в 1926 году, и
Турнбулльские лекции, прочитанные в Университете Джонса Хопкинса в 1933 году) и
статья “Dante” («Данте», 1929). С предельным
вниманием последовательно сосредоточимся
на них.
В своей ранней статье «Очерки по современной критике», опубликованной в журнале
«Эгоист» в 1918 году, Элиот говорит о метафоре: «Здоровая метафора умножает силу языка;
она делает доступной часть того физического
источника энергии, от которого зависит жизнь
языка. “In her strong toil of grace”1 – это сложная метафора, производящая такой эффект; и,
как в большинстве хороших метафор, сложно
сказать, где встречаются метафорическое и
буквальное» [3. C. 114; здесь и далее перевод
иноязычных источников мой. – М. Б.]. Здесь
Элиот цитирует трагедию Шекспира «Антоний и Клеопатра», рассматривая метафору, к
которой трудно подобрать русский эквивалент.
Буквальное значение слова ‘toil’ – ‘тяжелый,
изнурительный труд’, а слова ‘grace’ – ‘1. грация, изящество; добродетель 2. приличие; любезность 3. благосклонность’. Таким образом,
буквально данную фразу можно перевести как
‘в своем тяжком бремени красоты’. Для Элиота метафора есть суть языка, язык без метафоры слаб и невыразителен. При этом хорошая
метафора тем и хороша, что нельзя отделить
ее метафорическое значение от конкретного,
обыденного.
И в этой же статье: «Метафора – не что-то,
применяемое для украшения стиля, это жизнь
стиля, языка» [3. C. 114]. Это наиболее ранние
высказывания Элиота о метафоре, и они близки к академическому определению метафоры
как языкового изобразительного средства.
В 1921 году Элиот пишет две статьи о
поэтах-метафизиках: «Поэты-метафизики» и
«Эндрю Марвелл», в которых также использует понятие метафоры. Первая из этих статей
явилась рецензией на антологию “Metaphysical Lyrics and Poems of the Seventeenth century:
Donne to Butler” («Метафизическая лирика и
стихотворения семнадцатого века: от Донна к
Батлеру»), подготовленную к изданию известным литературоведом Г. Дж. К. Грирсоном в
1921 году. Элиот признает заслуги Грирсона,
а также составителя трехтомника “Minor Poets
of the Caroline Period” («Малые поэты каролинской эпохи»; первый том – 1903, второй –
1905, третий – 1921 год) Дж. Э. Б. Сейнтсбери.
Именно они извлекли поэтов-метафизиков из
небытия. Элиот предлагает перечитать этих
20
поэтов с позиций XX века: «…эта поэзия и
этот век имеют некую особую близость с нашей собственной поэзией и нашим собственным веком» [4. C. 43]. Благодаря такому интересу английские поэты-метафизики обретают
свое законное место в истории развития европейской поэзии, и XVII век оказывается представлен не только испанской, но и английской
литературно-поэтической традицией.
В статье «Поэты-метафизики» Элиот
утверждает: «Трудно найти какой-то конкретный пример использования метафоры, сравнения или иного “концепта’ – причудливого
образа, общего для всех этих поэтов и в то же
время достаточно важного в качестве элемента стиля <…> Донн и Каули используют прием, считающийся <…> типично “метафизическим”: тщательную разработку, развертывание
<…> фигуры речи до максимального предела,
доступного искусству поэта. Так, Каули развертывает банальное сравнение мира с шахматной
доской в нескольких пространных строфах,
<…> а Донн с большим изяществом <…> сравнивает двух влюбленных с ножками циркуля».
Нередко мы наблюдаем разрастание сравнения
путем ассоциативного хода мысли [1. С. 549].
Метафора, сравнение, концепт трактуются
Элиотом как опознавательные знаки поэтовметафизиков. В приведенном отрывке мы находим и ставшие хрестоматийными примеры
метафоры и сравнения из Дж. Донна и Каули.
Язык метафизиков, утверждает Элиот, безупречен, «музыка стиха» возникает не только
на страницах Донна или Каули, но и вообще
свойственна поэзии XVII века.
По мнению Элиота, метафизики в своем
восприятии поэтического пространства более
адекватны, нежели их последователи. Сравнивая поэзию Дж. Донна и поэзию XIX века (Теннисон, Браунинг), он подчеркивает, несмотря
на объединяющую философичность, их различия: Дж. Донн – поэт «рефлексирующий», а
Теннисон и Браунинг – «интеллектуальные».
Сентиментализм, по мнению Элиота, – способ восстановить цельность мировосприятия,
утраченную в XVII веке. Поэты современной
цивилизации (Ж. Лафорг, Т. Корбьер) должны стать более сложными, в поэзии должно
появиться «нечто, напоминающее “концепт”,
эксцентричный, причудливый образ, построенный на неожиданном сочетании разнородных
явлений, и фактически, – метод, необычайно
сходный с методом “метафизических поэтов”»
[1. С. 555].
М. М. Бент
В статье о Марвелле Элиот подчеркивает
эмоциональное воздействие метафоры, которая вызывает не только эстетический, но и этический отклик у читателя: «Мы обнаруживаем,
что метафора внезапно захватывает нас, заставляя вообразить духовное очищение. Здесь есть
элемент неожиданности <…>» [1. С. 569].
«Вернуть поэта к жизни – великая, вечная
задача критики», – говорит Элиот в той же
статье [1. С. 560]. Так несколько парадоксально выглядит центральная тема поэтической
эволюции. Образ мыслей поэтов второй половины XVIII века оказывается исторически исчерпанным, в то время как поэты-метафизики
из своего века протягивают руку поэтам нового времени поверх романтических произвола
и поэтической безответственности. «Остроумие» – термин, который часто использует Элиот, – в его устах скорее недостаток, потому что
творчество малых поэтов предполагает «искусность», «сделанность», профессиональную
элегантность в ущерб подлинно поэтическому
преображению объекта.
Кларковские лекции, напечатанные в сборнике «Виды метафизической поэзии», были
озаглавлены Элиотом «О метафизической
поэзии семнадцатого века с отдельным упоминанием Донна, Крэшо и Каули». Они состоят из восьми лекций: первая – вступительная, об определении метафизической поэзии,
следующие четыре посвящены Дж. Донну, по
одной – о Крэшо и Каули и заключительная
восьмая. В лекциях о Дж. Донне Элиот ставит
его в различные временные и пространственные контексты – Донн и средние века, Донн и
«треченто». Основные рассуждения Элиота о
метафоре сосредоточены в лекции «Концепт
у Донна». Элиот подробно рассматривает стихотворение Донна «Мощи», в котором символом любви, способной преодолеть бренность
бытия, является браслет из волос возлюбленной, обвитый вокруг истлевшей плоти. С точки
зрения Элиота, только метафора создает идею,
пока нет метафоры, нет образа: «не троп (figure
of speech) делает мысль более ясной, поскольку мысли нет, пока нет метафоры, а метафора
создает идею» [4. C. 132].
В этой же лекции Элиот сопоставляет зрительные образы, создаваемые Данте в «Божественной комедии» во второй песне «Рая»
(описание облака как образ драгоценного камня) и Донном в стихотворении «Экстаз», делая
выводы в пользу первого. Элиоту кажется совершенно излишним повторение у Донна обра-
Понятие метафоры в литературно-критической теории Т. С. Элиота
за фиалки, цветущей на берегу реки, для описания встречи влюбленных. Однако пройдет немного лет, и в Турнбулльских лекциях Элиот,
находясь под обаянием поэтических образов
Малларме, переоценит «Экстаз» Донна. Он
увидит в поэзии не только элемент функциональности, но и неясности, неопределенности
(vagueness). Только с ее помощью можно передать эмоцию. Рассматривая сонет Малларме
«Буря и рубины на ступице колеса», Элиот заметит: «Не следует думать, что сравнение или
метафора должны обязательно быть зрительно
представлены» [4. C. 271].
Статья про Данте весьма обширна, она разбита на три части и снабжена подзаголовками, как в «Божественной комедии». Именно в
первой части «Ад», сопоставляя Данте и Шекспира, говоря о языке и стиле Данте, Элиот
использует понятия аллегории и метафоры,
противопоставляя их друг другу: «аллегория
с метафорой не в ладу» [1. С. 301]. Интересен
сам терминологический ряд, который использует Элиот для анализа поэзии. Составим «цитатный план».
«Стиль Данте особенно светел. Мысль его
бывает темна, слово – светло или хотя бы прозрачно. У английских поэтов слова темноваты,
и в этом – часть их прелести. Я не хочу сказать,
что английские стихи хороши лишь “словесными красотами”. Дело в другом: каждое слово
влечет за собой ассоциации, а слова самих ассоциаций уводят нас еще дальше» [1. С. 298].
Это излюбленное Элиотом сопоставление других поэтов с Данте. Данте для него всегда образец, а для остальных Данте должен стать мерой
поэтического мастерства.
Далее Элиот будет говорить о понятии аллегории у Данте: «В этой статье я не стану обсуждать, правильно или нет толкуются его аллегории. Мне важно лишь одно: аллегория употреблялась тогда повсеместно и потому, как это ни
странно, способствовала понятности и простоте.
Для нас она чаще всего сложна и утомительна,
словно головоломка. Мы связываем ее со скучными поэмами (в лучшем случае – с “Романом о
розе”), а в поэмах прекрасных ее не замечаем…
Тому, кто читает впервые первую песнь
“Ада”, совсем не нужно гадать, что означает
лев, леопард и волчица. Для начала лучше об
этом не знать и не думать. Подумаем не о том,
что скрыто за данным образом, а о другом, противоположном: почему вообще идея эта выражена аллегорией. Представим себе мышление,
которое и хочет, и привыкло выражать себя в
21
аллегории, а для искусного стихотворца аллегория – это ясный зрительный образ… Аллегория – лишь один из поэтических приемов, но
прием этот приносит поэту много выгод. <…>
Аллегория была не местным, а всеевропейским
приемом письма» [1. С. 300].
Данте для Элиота – Великий европейский
поэт, поэтому аллегория, по Элиоту, – всеевропейский прием письма. А теперь проявим
особое внимание. Вслед за подробной характеристикой аллегории у Данте Элиот сопоставит
аллегорию с метафорой, а затем тут же употребит термин ‘сравнение’. Как известно, в современной науке метафора и сравнение находятся
в одном ряду, однако метафора избегает прямого сравнения.
«Данте хочет, чтобы мы видели то, что видел он. Поэтому язык его очень прост, метафор
у него очень мало, ибо аллегория с метафорой
не в ладу [выделено мной. – М. Б.]. Его сравнения отличает одна особенность, о которой
стоит поговорить.
В замечательной XV песне “Ада” есть знаменитое сравнение… Оно покажет нам, как
использует Данте эту стилистическую фигуру.
Он говорит, что толпа погибших душ смотрела
на него и на Вергилия сквозь полумглу:
i si ver noi aguzzeva le ciglia,
come vecchio sartor fa nella cruna
И каждый бровью пристально повел,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.
Такое сравнение просто помогает нам четче
увидеть все, что сообщил нам Данте в предыдущих строчках.
… А Клеопатра
Как будто спит, и красотой ее
Второй Антоний мог бы опьяняться (перевод Мих. Донского).
У Шекспира образ гораздо сложнее, чем у
Данте, и сложнее, чем нам кажется. Грамматически это сравнение, но, конечно, ‘спит’ – метафора. Сравнение Данте помогает нам яснее
увидеть, какими были люди, оно объясняет;
сравнение, употребленное Шекспиром, действует не вглубь, а вширь… Когда поэты делают такие открытия, незачем спорить, кто из
них выше. Но если хотите, вся поэма Данте –
огромная метафора, и в ее стихах отдельным
метафорам места нет» [1. С. 301]. Здесь мы
вновь встречаем трактовку Элиотом сложной
метафоры в шекспировском «Антонии и Клеопатре», уже рассмотренной нами выше.
Позволив себе столь пространное цитирование Элиота, еще раз подчеркнем: термином
М. М. Бент
22
‘метафора’ Элиот фактически не пользуется.
Как показывает приведенный материал, в этой
статье слово ‘метафора’ используется не более
трех раз. И как поэтический прием, метафора
у Элиота оказывается на периферии понятий
аллегории и сравнения. Однако важнее другое:
Элиот допускает наличие тотальной метафоры,
когда метафорой становится весь текст. Говоря
о роли метафоры и аллегории, Элиот замечает, что аллегория употреблялась повсеместно,
тогда как метафора в качестве приема практически отсутствовала.
По мнению одного из современных исследователей творчества Элиота К. Бидиента, сходство Данте и Элиота в том и состоит, что оба
поэта используют простую лексику и достигают эффекта «намеренной концентрации» (‘purposeful concentration’) именно за счет четкости
и ясности получаемых образов [2. C. 61].
В литературно-критическом наследии Элиота мы можем обнаружить терминологический
ряд, который носит у Элиота формальный характер: ‘зрительный образ’, ‘тонкий смысл
строки’, ‘тонкое соответствие поэтического
ритма душевному состоянию’, ‘совершенный
слух’, ‘совершенное мастерство’, ‘совершенство поэтической техники’, ‘одна совершенная
фраза’, ‘поэтический материал’, ‘очень красивые лирические фрагменты’ и т. п.
Для англоязычной культуры эссеистическая манера типична. Она делает читателя
соучастником открытия поэтического мира
Данте. Здесь отсутствуют строгие определения
и терминологическая однозначность, которые
характерны для научной речи, зато открывается богатый мир чувств, в который вовлекается
читатель. Автор делает приглашающий жест,
он берет читателя с собой в волнующее путешествие в мир поэзии: «Однако такое исследование будет совершенно бесполезным, пока мы
сознательно не предпримем попытку, столь же
сложную и трудную, как новое рождение, пройти сквозь зеркало в мир, который столь же рационален, как наш собственный. Сделавши это,
мы поразимся, насколько мир Данте больше и
прочнее нашего. А когда повторим строку
Tutti li miei penser parlan d’Amore…
Все помыслы мне о любви твердят… (перевод А. Эфроса),
мы остановимся, чтобы подумать над значением слова ‘amore’, отличающемся и от оригинального латинского, и от его французского
эквивалента, и от его определения в словаре
современного итальянского языка» [1. C. 333].
Этот эмоциональный стиль Элиота-критика
оттеняет редкое присутствие в приведенных
выше статьях термина ‘метафора’. Однако у
Элиота-поэта метафора является центральным
художественным приемом.
Примечание
<…> but she looks like sleep,
As she would catch another Antony
In her strong toil of grace.
(W. Shakespeare. Antony and Cleopatra. Act V.)
1
<…> А Клеопатра
Как будто спит, и красотой ее
Второй Антоний мог бы опьяниться
(У. Шекспир. Антоний и Клеопатра. Акт V.
Перевод М. Донского)
Список литературы
1. Элиот, Т. С. Избранное. Т. I–II. Религия,
культура и литература / пер. с англ. под ред.
А. Н. Дорошевича ; сост., послесл. и коммент.
Т. Н. Красавченко. М. : РОСПЭН, 2004. 752 с.
2. Bedient, Calvin. He do the Police in Different
Voices. The Waste Land and Its Protagonist. Chicago ; L. : Univ. of Chicago Press, 1986. 225 p.
3. Eliot, T. S. Studies in Contemporary Criticism // The Egoist. 1918. Vol. V, № 9. P. 113–
114.
4. Eliot, T. S. The Varieties of Metaphysical
Poetry : the Clark Lectures at Trinity College,
Cambridge, 1926, and the Turnbull Lectures at the
Johns Hopkins University, 1933 / ed., introd. by
R. Schuchard. N. Y., 1993. 342 p.
Скачать