А. А. ГЕРАКЛИТОВ МОРДОВСКИЙ „БЕЛЯК". ) В документах XVII в., касающихся мордвы, при перечислении или наименовонии населенных пунктов в тех случаях, когда для ближайшего топографического обозначения мы ожидали бы указания на уезд, к которому этот пункт принадлежит, встречается термин „беляк", напр., дер. Старая Морга Кильдюшевского беляка и т. п. Почти полвека пому назад некто А. Б. в коротеньком1 „историческом очерке постепенного покорения Симбирского края" ), основанном в значительной степени на архивных материалах, первый обратил внимание на деление инородческого населения по белякам. Отмечая это явление он пытался дать и свое определение понятия „беляк", причем пришел к заключению, что, не имея административного значения, это слово указывает „на древнейшее деление местного инородческого народонаселения по родам мордовских и татарских мурз и князьков, которые при первом русском завоевании могли получить подтверждение своих старинных прав, или приобресть вновь какие либо льготы" Вопросу о беляке уделено некоторое внимание и в работе И. Н. Смирнова 2). Покойный исследователь высказал предположение, что так назывались участки отдельных князьков-мурз татарского происхождения, владевших мордовской территорией. В состав одних беляков входило по несколько деревень, в других упоминается только по одной деревне. Исходя из того, что в дерезнях известных ему беляков Алатырского у. впоследствии упоминаются станичные мордовские мурзы, И. Н. Смирнов высказывает предположение, что в XVII в. беляки уже утратили свое старое значение, а употребляются для обозначения территориальных участков и что во 2-й пол. XVII столетия термин этот выходит из употребления. В самое последнее время попытку об'яснить этот термин мы находим в работах двух краеведов. Один из них, известный знаток истории Тамбовского края П. Н. Черменский в главе о подчинении „старинных владельцев" мордвы—татарских князьков русской власти касается вопроса и о беляках. По его мнению „представителям знатных татарских родов принадлежали крупные земельные владения, населенные мордвою. Русские историки называют их „княжениями", а татарским обозначением их было слово „беляк". Это были те „феоды" в западно-европейской терминологии, или „боярщины" в их русском обозначении, которые московское самодержавие ликвидировало в центре в 60-х годах XVI2 в., но которые держались на нашей окраине до Смутного времени" ). 1 ) Сборник исторических и статистических материалов о Симбирской губернии. Симбирск 1868, стр. 105—109. Под инициалами А. Б. по всей вероятности следует подразумевать А. Ф. Белокрысенко. 2 ) См. „Мордва", стр. 319—320 в т. X Известий О-ва И. А. и Э. при Казанском ун-те за 1892 г. 3 ) См. Культурно-исторический очерк Тамбовской губ. Вып. 1. Тамбов 1926, стр. 16. Невидимому, вопрос о беляке разработан П. Н. Черменским в другой его статье „Феодализм на Мещере", подлежащей напечатанью во 2-м вып. Известий Тамбов. О-ва краеведения. На эту статью автор делает неоднократные ссылки в цитированной работе, но 2-го вып. „Известий" в Саратове не получено. - ,1 n\i . 104 - По мнению проф. А. Е. Любимова беляк является „более обширным административно-владельческим татарским районом", в состав которого входило несколько мордовских селений 1). Т. о., в сущности говоря, ни Смирнов, ни Черменский, ни проф. Любимов не прибавили, кроме более, б. м., современной исторической терминологии, ничего нового к тому, что по поводу беляка сказал 50 лет тому назад А. Белокрысенко: беляк—это владение отдельного татарского или мордовского князька--мурзы. В резком несоответствии с приведенным пониманием находится толкование этого термина, даваемое С. К. Кузнецовым. По мнению его „беляк" обозначает особую группу инородческой знати, сложившейся в Казанском царстве. „Нет сомнения, говорит он, что в эпоху независимости Казанского царства финским инородцам жилось лучше; из массы инородцев за это время успели выделиться лучшие, более влиятельные элементы и составить особый класс инородческой знати: тарханов, беляков, князей" 2 ). Но во втором выпуске своего труда, посвященном специально мордве, он возвращается к традиционному пониманию термина и утверждает, что беляками назывались клочки мордовской территории, получаемые в наследственное 3владенье мордовскими князьками от татарских мурз—завоевателей ). Документы, на основании которых А. Белокрысенко пытался построить свой очерк покорения Симбирского края, впоследствии поступили в Казанское О-во Археологии, Истории и Этнографии, где и были затем, использованы проф. Смирновым. Они, к сожалению, мне не известны *). На чём строил свое заключение П. Н. Черменский, за отсттствием указаний, неясно. Надо думать, что, кроме работы Смирнова, он имел ввиду материалы, опубликованные в многочисленных выпусках Известий Тамбовской архивной комиссии, а также результаты своих многолетних изысканий в столичных архивохранилищах. Что касается С. К. Кузнецова, то едва ли его мнение по данному вопросу является результатом самостоятельной работы над первоисточниками. Т. о., во всех, за исключением последнего, случаях мы имеем дело как будто с солидными выводами, на которые можно вполне положиться и которые, пока, следует считать окончательными. К сожалению, ни один из указанных выше исследовзтелей не привел для доказательства своих положений ни одной справки из использованных им источников, ограничившись простым утверждением, и мы, потому лишены возможности проверить правильность таких положений. Во время занятий в б. Московском архиве юстиции летом 1926 г. мне пришлось познакомиться с остатками делопроизводства Кадомской и Темниковской Приказных Изб и здесь встретилось несколько документов, позволяющих составить собственное, а не заимствованное из вторых рук, мнение о значении интересующего "нас термина. Главнейшим из этих документов является обширный и плохо сохранившийся столбец, содержащий подробное перечисление бортных ухожаев и других угодий, находившихся в пользовании Темниковской ') См. его статью „Исторический обзор административно-территориального устройства Пензенской губ." в сборнике „Материалы по районированию и организации Средне-Волжской области". Вып. П. Самара 1925. Стр. 19. 2 ) Русская Историческая География, вып. I. M. 1910, стр. 20. 3 ) Мордва. М. 1912, стр. 34. *) В мае 1927 г. мне пришлось побывать в Казани, но, несмотря на все усилия я не мог получить доступа к архиву О-ва. — 105 1 мордвы (и татар) ), причем в перечнях обротчиков при названиях деревень мы встречаем и наименование беляков, к которым деревни принадлежали. Если бы документ дошел до нас в исправном виде, то мы имели бы подробное распределение всех мордовских и татарских деревень старого Темниковского уезда по белякам в начале XVII в., к каковому времени следует относить заключающиеся в этом столбце сведения. Другие документы, относящиеся к Темниковскому у., менее полны по содержанию и принадлежат к более позднему времени. Для Кадомского уезда ценные указания о распределении селений по белякам содержатся в отписках мордовских целовальников конца XVII ст. о сборе оброчного меда -2). Рассмотрим, прежде всего, как располагались по отдельным белякам известные нам по этим документам мордовские селения Темниковского, Кадомского и, как увидим дальше, также и других уездов. И (Е) рехтинский беляк. В ряде столбцов, как входящие в состав этого беляка, упоминаются следующие деревни: (Столб. 32) д. Инзера (татары), д. Мортляй. д. Митина. д. Канкужи. . д. Вельмисенки. д. Дракина. д. Шуварлей. д. Потодеева. д. Черамодеева. д. Чотова (мордва и татары), д. Керетина. д. Кичатова. д Момонгина. д. Рясева. д. Ретина. д. Кулкав (?) Ржавец. д Иванкова. д. Олескова. (Столб. 193.) д. Голешова 3 (Столб. 125) д. Иванкова ). „Ирехтинского беляка мордва, что бывала за князем Акчурою": (Столб. 1251) д. Иванкова. д. Тезикова. „Того ж Ирехтинского беляка присуду Красной слободы". (Столб. 32) д. Кирдяшева. Керешинский беляк. (Столб. 1078) д. Одашева. д. Отюрева. д. Баймакова. 1 ) Столбец этот, очевидно, еще до поступления в МАЮ был разорван на много частей, из которых не все сохранились, а сохранившиеся попали в опись В. В. Шереметевского под разными номерами. Ни начала ни конца документа мне не встретилось, но по признакам палеографическим написание документа должно быть отнесено к половине 30 г.г. XVII в. Представлял он собою, повидимому, справку, взятую иа оброчных книг для каких-то канцелярских надобностей. 2 ) В дальнейшем будут указываться №№ отдельных документов, под которыми они значатся в описи В. В. Шереметевского. 3 ) Того ж Ирехтинского беляка и сливу. I — 106 — д. Шайгова. д. Рузаева. д. Алешина. „Того ж. Кершинского беляка за мордвою, что была в присуде у Цненского князя Тенишева". д. Залесское Отюрево. Кафтежанский беляк. • «ft I (Столб. 902) д. Вяркуж. д. Пичи... (?) д. Ордашова. д. Лемдяй. д. Сурская. д. Коломасова. „Того ж Кафтежанского беляка Кадомского уезда". д. Серсядова. д. Иванкова, д. Кишал. д. Кораева. д. Подлясова. д. Коляева. д. Селищи. „да Шацкого уезда". д. Сава. д. Агламазова. „Того ж Кафтежанского беляка". д. Караушки. д. Пичиполонье. «Того ж Кафтежанского беляка Иванковской трети Бигильдеева ...сливу Куманина" д. Отюрева. Того ж Кафтежанского беляка. д. Кешалы. д. Кулдым. д. Иванкова. (Столб. 1467) д. Момонгина. (Столб. 32) д. Пичиморга. „Кафтежанского беляка Пичиполонского угла Витькиной трети'1 д. Отюрева. Тялдеминский беляк. (Столб. 1078) д. Ордашова. (Столб. 2446) д. Селище. „Ведовского стану Тялдемского беляка". (Столб. 2445) полсельцо Овдалово. (Столб. 1038) с. Покровское—Селищи. Белобородский беляк. (Столб. 2446) д. Анаева. (Стола. 1038). д. Новая Анаева. „Водовского стану". (Столб. 2446) д. Поромзина. - .. чи" 107 - Рассмотрение нашего списка прежде всего определенно дает право утверждать, что беляки, буде они являлись территориальным делением, в отношении своих границ не находятся ни в какой связи с границами старых русских уездов. Так, в состав Кафтежанского беляка входят не только мордовские деревни Темниковского уезда, но и Кадомского уезда. Мало того, к тому же Кафтежанскому беляку отнесены и некоторые деревни Шацкого уезда. В Ирехтинском беляке, охватывавшем значительную часть селений Темниковского уезда, встречаем д. Кирдяшеву, ведавшуюся в присуде Красной Слободы. Возможно, конечно, предполагать, что те древние областные деления, на основе которых, как их части, сложились беляки, существовали в более широких границах, чем позднейшие русские уезды, что и об'ясняет факт вхождения в один и тот же беляк деревень, ведавшихся впоследствии в разных уездах. Но перед нами и еще одно существенное подтверждение сделанного выше предположения: имеется ряд деревень, входивших одновременно в состав разных беляков. Если взять тот же Кафтежанский беляк, то окажется, что д. д. Иванкова и Мамонгина значатся кроме того и в Ирехтинском беляке; Ордашева и Селище — в Тялдемском, Отюрева — в Керетинском. Перед нами, к сожалению, лишь отрывок документа и вместо приведения дальнейших примеров вхождения одного селения в состав двух беляков, нам приходится ограничиться выражением уверенности, что, будь наши сведедия полнее, таких примеров было бы больше. Но и без того их слишком достаточно, чтобы можно было говорить о случайности и мы имеем право полагать, что в беляке перед нами не деление области на строго ограниченные более мелкие территориальные единицы, а нечто иное, исключающее необходимость строго определенных границ. Категоричность такого утверждения несколько ослабляется тем. что в тех же документах встречаются выражения: Иванковская треть, Витькина треть, Пичиполонский угол, которые, особенно последнее, как-бы указывают на то, что здесь возможно допущение и территориального принципа. Кажется, более определенный ответ дают наши документы по вопросу о том, действительно ли беляками назывались участки отдельных князьков-татар, владевших мордвой. Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что в числе „беляцких" (если позволительно такое выражение) деревень находятся и татарские деревни; а между тем мы знаем, что татары Темниковского у. сплошь принад-. лежали к служилому, а не к тяглому сословию. В полном соответствии с этим находится и констатированный Смирновым по отношению к Алатырскому уезду факт вхождения в состав беляков мурзинских деревень, населенных служилою мордвою. А затем, если основываться на известных нам примерах нач. XVII в., такие „владения" татарских князей далеко не охватывали беляков в целом их составе. Так, Ирехтинский беляк обнимал не меньше 20 деревенъ и только по отношению двух из них в документе сделана отметка, что они „бывали за князем Акчурою". Из семи известных нам селений Кершинского беляка, „в присуде,, у Цненского князя Бегилдея Тенишева состояло когда то лишь одно Залесское Отюрево. Наличие подобных отметок в перечне оброчников уже само по себе показывает, что мы имеем дело не с обыденным явлением, а исключительным, требующим особого внимания, что вообще нахождение мордовских деревень за татарски-. ми князьями встречалось не часто. Все изложенное ставит под сомнение утверждение проф. Смирнова, что беляк, потеряв свое прежнее значение удельного татарского владения, в XVII в. употреблялся для ': — 108 I V II 4 обозначения мелкого территориального деления. Не нужно забывать, что по отношению к XVII в. он не мог играть подобной роли уже по одному тому, что в эту эпоху значительная часть населения мордовской территории была русской, а русские, насколько известно, в состав беляков не входили. Между тем, это было бы неизбежным при делении уездов на беляки. Алатырские документы дали право проф. Смирнову сделать вывод, что данный термин выходит из употребления во 2-й пол. XVII века. Весьма вероятно, что подобный вывод обуславливается просто хронологией бывших в его распоряжении источников. Справка, приведенная выше, показывает, что термин был в ходу до самого конца столетия, во всяком случае до 90-х годов его, и нет никаких оснований предполагать, что мы не можем встретить его и в более поздних документах. Гораздо правдоподобнее предположение, что „беляк" наследован еще от татарских времен. В Мещерских писцовых книгах 72 года упоминается мордвин „Томниковского беляка из деревни из Аленгиной 1); „Кучуков" беляк известен из грамоты 1554 г. о пожаловании ясаком князей Кугушевых 2 ). За древнее 3происхождение термина говорит, как будто, и самая этимология его ). Т. о., мы видим, что пока домыслы о том, что в беляке перед нами татарский феод на мордовской территории, требуют дальнейшего документального подтверждается для того, чтобы стать для всех убедительными. Между тем, можно привести несколько соображений, позволяющих взглянуть на вопрос с другой стороны. Прежде всего, невольно обращает на себя внимание то обстоятельство, что беляк фигурирует лишь в документах определенного порядка. Это, или перечни бортных ухожаев и других аналогичных угодий, бывших в пользовании у мордвы (и татар), или документы, касающиеся платежей в казну за пользование этими угодьями. Но и в таких случаях это явление далеко не повсеместное. Из акта приема в мае 1673 г. мордовским головой Жмакиным подлежащих его ведению дел у Кадомского воеводы 4) видно, что мордовские целовальники для сбора медвяного оброка в Арзянском стану выбирались целым станом, а в Водовском были особые целовальники для каждого беляка (Тялдемского, Белобородского и Пошатовского слива). При взыскании же платежей других категорий мы пока не встречались с деленьем по белякам, а везде речь идет об обычном административном делении уезда—станах. Между тем, будь беляк пережитком более древнего территориального деления, мы вправе были бы ожидать встретить его и в других случаях, когда речь идет о таком делении. Затем, приведенная выше справка показывает, что на ряду с беляком, как его деление, или как самостоятельная единица, употребляется выражение „слив". Напр., д. Отюрева показана принадлежащей не только к Кафтежанскому беляку, но и „Иванковской трети Бегильдеева... сливу Куманина". По документу 193 г. в Водовском стане показаны два беляка: Тялдемский и Белобородский, а наряду с 1) См. столбец № 41. ) Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. 24 стр. 32. ) У Радлова (Опыт словаря тюркских наречий, т. IV) есть слово „бiлäк", имеющее общетурецкое значение „кисть руки", но в джагатайском наречии оно употребляется также в смысле „дара", „подарка". Заслуживает внимания высказанное ввиде предположения сопоставление беляка с „русифицированной формой татарско-мишарского слова буляк, что значит--подарок, подаренный, пожалованный предмет", которое мы находим в цитированной выше статье проф. Любимова (стр. 19). 4 ) См. отолбец № 2246. 2 3 й • -: - 109 — , ними, как самостоятельное деление, Пошатовский слив 1). К этому сливу принадлежала, м. пр., д. Анаева, по сведениям 181 г. числившаяся в Белобородском беляке, из чего можно заключать, что Пошатовский слив является частью этого именно беляка. Наряду со сливом в актах встречается термин, несомненно находящийся с ним в связи, „сливщик". В памяти мордовских целовальников Кадомского у., выбранных к сбору денежных доходов и медвяного оброка на 201 г. 2), упоминаются „Тялдемского беляка сливщики", „Белобородского беляка сливщики". Эти выражения указывают, что под сливщиками мы должны разуметь отдельных плательщиков, а под сливом такую группу их, которая в свою очередь составляла часть всех плательщиков данного беляка. Наводят, наконец, на некоторые соображения и названия беляков, дошедших до нас в значительном числе, хотя, к сожалению, этимология подавляющего большинства их остается не выясненной. Если бы беляк был феодом татарского, или отатарившегося, князька, то мы вправе были бы ожидать, что в названии его сохранится так или иначе имя сюзерена. Иногда, как будто, такие реминисценции отдаленного прошлого на лицо, напр., „Кучуков беляк" дает некоторое основание предполагать, что владетелем здесь был некогда какой то Кучук. Но подобное явление далеко не обычно и мордва Залесного Отюрева, бывшая в присуде у цненского князя Бегильдея Тенишева числилась в Кершинском, а не в Бегильдеевском или в Тенишевском беляке; Иванковская и Тезиковская мордва, „что бывала за князем Акчурою" вместе с рядом деревень входила не в Акчуринский. а в Ирехтинский беляк. Далее, раз мы имеем, как полагают некоторые, дело с территорией, то естественно наименование по населенному пункту, являющемуся центром ее, как мы видим в наименовании станов Пичиполонского, Аксельского, получивших название от селений того же имени. Действительно, в числе беляков мы имеем такие, как Томниковский или Тургаковский, которые можно произвести от соименных мордовских деревень, но которым, как увидим ниже, возможно дать и другое толкование. Происхождение территориальных названий не ограничивается, конечно, только приведенными двумя возможностями, оно может корениться в ряде других причин и, м п., в характеризующих территорию живых урочищах, напр. реках. Стоит вспомнить названия многих старинных станов нашего юго-востока: Хоперский, Узинский, Засурский и т. п. Повидимому, такого происхождения, напр., Кершинский и Тялдемский беляки. По отношению к последнему любопытно то обстоятельство, что на территории, занятой входившими в его состав деревнями, да и вообще во всем Водовском стину, мы напрасно стали бы искать какое либо селение или урочище с этим именем. Но далеко на востоке, в теперешнем Инсарском у., документы XVII века упоминают речку Тялдому, по которой промышляла и имела свои зимницы как раз Кадомская мордва 3 ). Т. е. перед нами факт наименования беляка по урочищу, находящемуся вне его „территории", что заставляет предполагать здесь уже не топографическую связь. Все изложенные соображения и сомнения, плохо укладывающиеся в рамки традиционного понимания-беляка, заставляют искать другого ) См. столбец № 697. ) См. столбец № 1038. 3 ) См. владенную выпись 145, хранящуюся в Наровчатском Музее. Выпись эта вместе с другими документами XVII в. для прочтения и определения их исторической ценности были доставлены в 1926 г. в Саратов, где я и имел случай с ними познакомиться. •• 1 1 2 . 11 об'яснения его и мне думается, что возможно попытаться дать такое об'яснение, отнюдь не навязывая его как обязательное и для всех приемлемое Мне кажется, есть основания рассматривать беляк не как феод, находящийся по соизволению или пожалованию сюзерена в держании татарского князька, со всеми вытекеюшими отсюда последствиями, а как податное об единение, базирующееся на общности владения угодьями или их использования. Мне представляется, что этимология упоминаемых выше терминов „слив" и „сливщики", насколько об этом может судить профан, не искушенный в тонкостях лингвистики, находится в прямой связи с глаголом „сливать". Если это так, то отсюда мы вправе делать заключение, что оба эти слова имеют отношение к какому-то продукту, который можно лить и который для получения необходимого количества нужно сливать, а не собирать иным каким либо способом. Мы знаем, что оброк с бортных ухожаев, (а также многих других угодий) взимался, главным образом, медом и что до самого конца XVII в. это был один из немногих продуктов, по отношению к которому сохранилось взимание натурой без перевода стоимости его на денежное исчисление 1). При этом оброк взимался свежим „добрым улазным" медом, а не от „упалых пчел", как говорится в одном из документов, устанавливающих норму медвяного оброка с бортника. Помимо качества оброчного меда необходимо иметь ввиду и количество его, сдаваемое в казну отдельным плательщиком. 2 Как свидетельствуют документы по Кадому, Темникову и Касимову ), а также и Нижегородские платежницы XVII века оно для отдельного пользователя бортным ухожаем не превышает нескольких фунтов. Оброк, исчисляемый пудами, фигурирует обычно в тех случаях, когда ухожай находится в общем пользовании целой деревни или товарищества. При этом условии не было ни смысла ни даже возможности каждому плательщику в отдельности сдавать свой оброк непосредственно в государеву казну, а удобнее и выгоднее во всех отношениях собирать „сливать'" мед для образования более значительных 3партий. Документы по Кадому, Темникову и Терюшевской волости ) показывают, что мед и на самом деле сдавался именно подобными партиями. Естественно, что при таком порядке бортники, ходившие один и тот же ухожай, образовывали артель сливщиков, плативших свой оброк сообща; могли соединяться для той же цели сливщики одной и той же деревни и если платимый ими сообща оброк достигал значительного размера, то они могли образовывать отдельный „слив"'. Таково, по моему, происхождение Пошатовского слива, об'единившего в себе бортников деревни Пошатова. С другой стороны—одно и тоже лицо могло входить членом в несколько сливов, поскольку слив об'единял бортников ч 14; Г-а - : • • ! 1 ) Повидимому, в этом случае решающую роль играла колоссальная потребность правительства в меде—сырце для равных надобностей и находившаяся в зависимости (IT этого высокая рыночная стоимость его. Я уже имел случай указывать в другом месте, что дворцовое ведомство, не довольствуясь огромным количеством меда, поступавшего ввиде оброка с дворцовых волостей, производило еще и массовые закупки его в том же Темниковском у. (См. напр. столбец № 121 за 1659 г.). 2 ) Об оброках касимовских бортников мы можем судить но списку с писцовой книги Касимовского уезда 135 года, опубликованной В. В. Вельяминовым-Зерновым. (Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. III, стр. 83—151). Напр., в с. Ерахтуре было 19 бортников, плативших в общей сложности Касимовскому царевичу медвяного оброка 15 пудов и т. д. Незначительность оброка отдельных плательщиков по Шацкому уезду засвидетельствована теми выдержками из писцовых книг 131 г. Федора Чеботова, которые до настоящего времени опубликованы (напр., у Пертятковича, в Известиях Тамбовской архивной к-и). 3 ) Опубликованы в т. XXI Русской Исторической Библиотеки. — 1ll — одного и того же ухожая. Примеров такого вхождения мне не встречалось, но возможность его есть логическое следствие тех разнообразных комбинаций, в каких использовались ухожаи; примеров этому и приводить нет надобности: настолько они многочисленны и общеизвестны. Выше мы видели, что по крайней мере по отношению к Кадомскому и Темниковскому у.у. слив представлял собою лишь часть беляка. Исходя из этого, мы вправе предполагать, что и беляк в свою очередь есть об'единение плательщиков, а не территория. Приводимое об'яснение названия одного из беляков, а именно Тялдемского, при таком допущении становится легко понятным: в состав его входили бортники, ходившие Тялдемский ухожай, хотя они и проживали в разных деревнях вдали от оброчимого ими угодья. Совместное пользование угодьем и общей оброк за него образуют беляк. С этой точки зрения безупречно об'ясняются и многие другие названия. Напр., Томниковский беляк гораздо вероятнее получил свое название не от села Томникова, а от Томниковского ухожая, которым пользовались не одни томниковцы, но и жители многих других деревень, как свидетельствуют выдержки из писцовых книг Ф. Чеботова. При этом понимании легко об'ясняются такие факты, как вхождение одного селения в несколько беляков и разбросанность последних по разным уездам, что трудно допустимо при предположении о территориальном значение беляка. Если правильно производство этого термина от турецкого слова бiлäк—в смысле дара, пожалования, а оно, как будто, бесспорно, то и с этой стороны возможность выдвигаемого мною толкования стоит вполне прочно. При традиционном понимании мы имеем дело с пожалованием сюзерена своему вассалу прав на владение определенной территорией. При моем—грамотчиком является не татарский князек, в сама мордва, получавшая за определенный оброк право на эксплоатацию той или иной территории, на которую и перенесено наименование самого акта пожалования. Я не закрываю глаз на то, что в вопросе о беляке мы находимся пока в области догадок, но мне представляется, что моя версия не менее, если не более вероподобна, чем и бывшая до сих пор в ходу. В самом деле, разве не странно. что, будь беляки феодами, на их развалинах, после ликвидации феодальнего строя нигде на мордовский территории не возникло крупного татарско-мордовского помещичьего землевладения, и все деревни, входившие в беляки, оказались или служилыми или за государем, а не помещичьими, как бы следовало ожидать. Имей татарская или отатарившаяся знать право на обширные территории по пожалованьям Казанских царей или Золотоордынских ханов—она, несомненно, в той или иной форме отстаивала бы эти пожалования перед новой Московской властью, далеко не всегда ими пренебрегавшей. Но ни одного такого случая не сохранили нам многочисленные документы XVI—XVII в.в. и вся масса мордовских угодий без всякого протеста со стороны своих мнимых владельцев вошла в состав государевых земель потому, что и до того она была не частной, а государственной собственностью. Между тем те же документы сохранили нам следы старых до-русских пожалований на право эксплоатации ухожаев в пользу рядовой мордвы. Так напр.- в конце XVII в. мордва д. Урени Казанского уезда основывала свое право на ухожаи по реке Соку в Самарском уезде на жалованной грамоте „Казанского хана Сафая", подтвержденной оброчной грамотой царя Бориса Федоровича 1). 1 ) См. М. А. Ю Вотчинной архив кн. 159 л. 345 и 350. | - 112 - Весьма возможно, что беляк, собственно доход с него получаемый, мог передаваться государем своему служилому человеку и одновременно с правом собирания дохода в свою пользу, такой служилый человек получал некоторые права, или вернее власть, над плательщиками оброка. Подобный пример мы видим по отношению к ясаку, собиравшемуся с Тялдемской мордвы. Он в начале XVI в. был пожалован за службу князьку Бедишеву, но его потомки своими вымогательствами вызвали жалобы мордвы и хотя ясак был оставлен за Бедишевыми, но мордва была из'ята1 из их подсудности и передана в ведение дворецкого великого князя ). Но подобное право на оброки еще далеко от права на владение территорией и ее населением. А. Гераклитов. : i ] ) См. Известия Тамб. арх. к-и, вып. 25, стр. 14—15 И стр. 81—82.