Баллада о докторе Владе Глава 1 Во второй половине двадцатого века в одном из городов нашей любимой необъятной Советской Родины жил-был обыкновенный мальчик, которого сначала все звали Вовка, а потом в старших классах Володя. Вованом никто не называл. Да и он был мелковат для Вована - без кулаков, мускулатуры, наглого взгляда и двоек. Шло время, Володька подрастал, окончил школу и должен был получить серебряную медаль (но какая засада - в тот год их отменили и он остался бессеребренником), затем медицинский, а потом, как и другие выпускники, добровольно - принудительно поехал по распределению в российскую деревню для отбытия трехлетнего срока. К тому времени его папаша уже умер, а маман не имела связей и покровителей для всяких возражений и отмазов. Володька учился хорошо, но…только он заикнулся на распределении о липецких Черноземах как ему прямо в лоб выпалили - или в тамбовщину или к марийцам. По марийски Володька не шпрехал и смутно представлял, где это вообще находится, поэтому на следующий день быстренько согласился на радость посмеявшейся ему в лицо деканатской комиссии. «А, отличник из первой десятки», ехидно сказал декан Шлыков и дал «подорожную» в Тамбовский областной отдел здравоохранения для прохождения интернатуры и трехлетней отработки (среди 400 выпускников. Прим. автора). На выпускном банкете в местном кафе «Полет» он по неопытности и с горя здорово набрался адского ерша, смешав портвейн с водкой, что никак не мог вспомнить между умывальником и унитазом, каким образом его бренное тело транспортировали домой на «Запорожце». После такого улета - полета ему было стыдно смотреть в глаза маман. Мучаясь от тяжелого похмелья и мук совести, он скоренько отбыл ростовским поездом в провинциальный Тамбов. Глянул он на карту в тамошнем областном отделе здравоохранения и вспомнил, каким был хорошим курсантом на военке в меде у подполковника Кукушкина. Тупоголовый подполковник Кукушкин, правда пару раз заставлял студента перебриваться и снимать правый сапог на военных сборах - проверял наличие портянок, которые Володька не умел наматывать и носил цивильные носки. И каким-то непостижимым образом всегда умудрялся при досмотре попасть в другую шеренгу. На его практических занятиях Володька отличился среди курсантов. По тактике быстро решил задачку и предложил двинуть наш танковый десант вдоль крупной дороги на карте, чтобы окружить противника. Кукушкин был счастлив и в пример поставил всей группе студентов за находчивость и умение работать с картой. Когда весь взвод послали идти с компасом по азимуту, то Володька быстро сообразил, что идет по прямоугольнику вокруг их палаточного лагеря и придет в исходную точку. Некоторые студенты умудрились забрести через лесок в соседнюю воинскую часть, где их быстренько изолировали и доставили назад в лагерь. Благодаря этому умению и сообразительности ему удалось не затеряться в тамбовских полях и лесах. Молодой специалист взглянул на карту незнакомой области и, не обнаружив поблизости от малюсенькой точки, богом забытой деревеньки, ни шоссе, ни железнодорожных путей, скоренько оценил суть происходящего, выдавил из себя, что не поедет в затерянную среди проселочной глухомани участковую больницу терапевтом, а желает поработать в районной больнице рядом со станцией между уездным городом и областным центром, т.к. у него есть давняя мечта – стать спецом по лечению заболеваний легких. Сам он в то время частенько прихварывал простудами, что внезапно и навело его на оригинальный ответ. Немного попыхтев на него за строптивость, злая тетка в кадрах нехотя согласилась, подписала направление и будущий «специалист» подхватив подорожную, покатил в сторону Мичуринска на видавшем виды Икарусе по шикарной бетонке, по краям которой не было телеграфных столбов. В автобусе он услышал страшно «секретную» для американцев и простых смертных военную тайну. Оказывается, в случае чего, на шоссе мог приземлиться и взлететь боевой самолет. А за окошком автобуса всё мелькали и мелькали бесконечные золотистые от горизонта до горизонта пшенично-ячменные поля, изредка маячили в отдалении бедные сельские домишки - однообразный сельский пейзаж. Потом Володька узнал, что в том совхозе, где он практиковал после интернатуры, собирали пшеницу аж по 13 Ц. с гектара. Свободного места в общаге не оказалось и пришлось ему уйти на квартиру постояльцем недалеко от диспансера, где годами лечились больные тубики. Чахотку их таблетки уже толком не брали, так как палочки туберкулезные не убивались, да и водочкой с бормотухой многие пациенты не брезговали. Но заслуженный главврач был врачом-орденоносцем, участником войны и умел показывать хорошую статистику в отчетах. Больных-хроников пытался лечить повышенными дозами тубазида, т.к. кто-то писал диссертацию в НИИ туберкулеза, а диспансер регулярно отсылал в Москву результаты этого безуспешного эксперимента. Больные развлекались как могли и скармливали местным бродячим собакам докторскую колбасу с вкрапленными в нее таблетками тубазида, а те от этого естественно дохли. Больные то были в основном с тюремным сроком за плечами и там некоторые заработали дырки в легких, которые не закрывались от лекарств. При этом печень и другие их органы трещали от массивной химии, а оперироваться они не хотели при их бомжовом образе жизни. Кто-то выбрасывал часть пилюль, а кто-то поначалу пытался их глотать горстями и все дружно пили чифирь и иногда что покрепче, выпрашивая у медсестер теофедрин с кодтерпином, получая легкий кайф. Дед с бабкой выделили квартиранту комнату в своем большом деревянном доме, а положенный от государства червонец на оплату жилья он регулярно приносил с каждой получки. У деда с бабкой была холостая младшая дочка, страшноватая на лицо, но дородная в грудях и добрая по характеру. Володька ходил на работу, читал книжки по легким и потихоньку стал обращать внимание на дочку, которой нравилось когда её тискали в полутемной комнате. Что тут с природой поделаешь - кровь то кипит у молодых! Но дальше этого дело не пошло и молодой вновь испеченный специалист по лечению легких через год покинул провинциальный Мичуринск. Проработав там целый год и сам вдоволь накашлившись в отделении с больными, у которых была устойчивая к медикаментам чахотка, он прикатил в областной тубдиспансер захолустного Тамбова для сдачи итогового экзамена. Замечу, что заведующей некогда было обучать врача-интерна, т.к. у неё голова пухла от работы на полторы ставки и преподавания в местном медицинском училище в свои рабочие часы и Володька был предоставлен самому себе и варился по обучению в собственном соку. Кроме того, в тоже рабочее время она писала контрольные работы за своего тупого мужа-студента заочника местного плодоовощного института!?! Володька же был отличником и, сделав визит в бывшую альма-матер, взял план прохождения интернатуры по туберкулезу, стал возить пачками учебники и монографии для самообразования. Читать рентгеновские снимки его так не научили в вузе на 2 недельном курсе рентгенологии, т.к. никому они особо не были нужны и поигрывали в карты в отсутствии преподавателя. Он выступил с деловым предложением и заключил сделку с детским фтизиатром! Мол буду возить из медицинской библиотеки книги по специальности, а доктор на приемах обучит чтению рентгеновских снимков. Дело пошло и Володька в конце года уже сам сидел за детского врача и консультировал деток с распухшими на руке туберкулиновыми пробами, а та в это время ходила вне пределов диспансера по своим делам. Потом один раз в неделю на клинических разборах снимков вновь поступивших больных главный врач Федор Алексеевич заметил молодого интерна и изрек: «Соображаете Вы в чтении снимков, сразу видать, что папка рентгенологом был - гены по наследству!» Кабинет главного был на первом этаже и когда он уезжал из диспансера, то врачи тоже «делали ноги». Поэтому для укрепления дисциплины главврач разворачивал авто и возвращался назад, дабы держать врачей в тонусе и под контролем. А поймает ли он или нет нарушителя трудовой дисциплины, это уже каждый выбирал себе сам. Молодой врач подружился с рентгенологами и для общего развития сделал сам пару рентгеноскопий больным, что в дальнейшем ему пригодилось разок в деревне – нашел очаговый туберкулез у больного. Оба рентгенолога были грамотными врачами, но каково было Володькино удивление, когда за занавеской в их кабинете случайно обнаружил целый склад - внушительную гору пустых водочных бутылок! Быстро пробежал год самообразования в интернатуре, и Володька поехал в Тамбов сдавать экзамен по специальности. Полюбовавшись на вытатуированный якорек на тыле кисти главного врача областного тубдиспансера г. Тамбова он играючи сдал ему экзамен и получил темно-бордовую корочку доктора по лечению туберкулеза с гербами аж от второго Московского мединститута, ни разу не встретив за прошедший год хотя бы одного визитерапреподавателя из Москвы. Главный врач по-отечески смотрел на молодого коллегу и любезно спросил: «Какой вопрос Вы бы хотели рассказать?» Но Володька уверенно ответил, «Спрашивайте любой!» Вот так несколько раз главный задавал этот вопрос и, в конце концов, молодой специалист решил ему рассказать про туберкулинодиагностику, коль ему дали свободу выбора! Теперь он имел полное право самостоятельно практиковать как доктор и начал обдумывать своё будущее житьё-бытиё. Наш герой мог, вероятно, остаться работать в Мичуринске и не поехать в деревню, но для этого ему надо было стать детским врачом. Зима пришла, а с ней и очередная эпидемия гриппа. Володьку из его противочахоточного диспансера бросили на подмогу, и он пошел топать по ДЕТСКИМ вызовам. Видать здорово у него получалось ставить всякие диагнозы деткам, а не только тупо лечить простуду и раздавать под копирку рецепты. Мужичок - заведующий в конце эпидемии пристал как репей, переманивая его к себе на постоянную работу участковым педиатром, кадров то хронически не хватало. Володька отмазался, по образованию он ведь лечебник. Но заведующий не отставал и даже готов был его отправить на специализацию по детским болезням. О жилье для молодого врача даже и речи не шло. И в дальнейшем он никогда потом не жалел о своём выборе, хотя в дальнейшем бывало, лечил деток от грудников в пеленках до прыщавых подростков. …Заматерелый, прокуренный, возрастом с полтинник, главный врач центральной районной больницы посмотрел через очки снизу вверх и отрубил, что доктор поедет за 23км от района в участковую больничку на 55 коек, где получит свои полторы ставки участкового врача, сельский дом и наставником Павла Федоровича-главного врачахирурга. Молодой доктор выдержал дипломатично длинную тираду начальника и уперся рогом - останусь в районной больнице. Володька не испугался, но спросил, почему его зарезервировали в эту районную больницу для лечения тубиков, а теперь выпирают в тьму таракань. Оказалось, что врач по лечению туберкулеза – районный фтизиатр досрочно вышла из декрета и молодого спеца просто некуда деть. В конце концов, главный предложил по Володькиному профилю в 5 км от райцентра до ближайшей деревни больничку для лечения тубиков. Постращав ещё немного, и видя бесплодность своих усилий определить в терапевты упертого врача, он смирился и выделил заработок на голую ставку в 115 рэ без предоставления отдельного жилья для молодого специалиста с пятерочным дипломом в отсутствии оного на балансе. Под аккомпанемент последней фразы «потом сам придешь проситься, а он, главврач района, подумает», Володька потопал пешком на место своей новой службы, благо из пожитков был всего один чемодан. Бодро шагая в райцентре по выщербленному асфальту, плавно перешедшему в извивающуюся между полей пыльную сельскую дорогу с грейдером, и перейдя мосток через мелкую речушку по берегам, которой росли кусты, он через час с небольшим притопал в замшелую больницу, построенную ещё до или после революции, где командовали два доктора под сорок лет-муж главврач и его жена врач. Потом за глаза Володька часто их называл «папа» и «мама». И что не замечал папа, всегда о Володьке докладывала мама. Эти местные интеллигенты работали тут десять лет, имели большой собственный кирпичный под железом дом и три чада, так и ни разу не пригласили его в гости за пару лет совместной работы попить чайку и покалякать о жизни. Молодого врача поселили к бабке на квартиру и как только от больницы завезли уголь для топки, Володьку выгнали, а уголь бабка оставила себе. В итоге его поселили в пустующий маленький домик, из которого от вечного холода сбежал местный фельдшер в соседний совхоз. Печка – пролетка не могла отопить домик, и в этом «холодильнике» наш приезжий врач спал зимой как полярник в тренировочном костюме, свитере и носках, накрываясь сверху казенных солдатских одеял искусственной шубой для согрева. Потом притащил спальник от мамочки, до которой приходилось добираться поездом и пешедрапом из деревни до станции в общей сложности где-то этак часов семь. Правда поезда, электрички и автобусы ездили по расписанию в конце семидесятых годов прошлого двадцатого века…. Больничные «папа и мама» жили обособленно в кирпичном доме с железной крышей, добро наживали трем своим детям, а в Рязани их ждала трехкомнатная квартира, которую охраняла бабушка. Человек - стадное животное и если нет общения, то в такой дыре начинают спиваться или чудить. Но к счастью у Володьки не было данного порока в генах, т.к.его родители и бабка с дедом были непьющие, а папка большую часть жизни прослужил военным врачом с партийной книжкой в кармане при товарищах Сталине и Хрущеве. Вот и стал он общаться со своими пациентами. Его объединило с ними то, что он отбывал свой трехгодичный срок по распределению после института, а они большей частью были высланы из Москвы после тюремной отсидки за 101 км на пять лет, и со своим туберкулезом отправлены на лечение в Тамбовский облздравотдел. Общество было гуманное и прямым ходом больных отсылали, минуя областной тубдиспансер, на лечение в эту забытую богом участковую туббольницу, где они иногда лечились и жили годами. Изредка выписывались за пьянку или драку, но сердобольно через недельку принимались обратно, ведь им некуда было податься. Володька был добрым доктором, водку с больными не пил и в карты не играл, был информирован, что его предшественник схлопотал перо в почку - видать слишком близко сблизился с пациентами. Не прошло и месяца с приезда Володьки, как папа и мама со своим выводком укатили в пансионат солнечного города Сочи нежиться под жарким августовским солнцем, слушать трели чаек в пальмовой прохладе и кайфовать в набегающей черноморской волне . 50 изгоев - тубиков продолжали свою тихую робинзоновую жизнь – делали наборные ручки из пластика, ножи, плели корзинки, продавая или обменивая свой товарец у местных селян на дензнаки или бутылки огненной воды. Молодой докторец периодически отбирал у них заточки, чтобы не порезали друг друга в его отсутствие, и проводил лечение не только чахотки, но и других хворей от макушки до пяток. Если надо - зуб вырвет у бывшего зека, а иногда и эту самую драгоценную жизнь спасет для общества. Не успел он пару недель отработать, как затосковал и поехал на выходные к своей маман в другую область, развеяться. Вернулся обратно в больничку, а там один родимый больной помирает, и тишина…хоть вой, некому помощь оказывать. Сестрички умеют только хорошо в вену или попу ширнуть. Тубик оказался не бывшим зеком, а местным колхозником из ближайшего села. Володька, бросив дома сумку с гремящими банками консервов, с ходу осмотрел еле дышащее тело в бессознательном состоянии с признаками жизни и температурой под 40, задумался, в панику не впал и…начал ударно откачивать пациента от острого менингита с отеком этих самых мозгов капельницами и уколами. Хотя он работал в такой захолустной дыре, всё-таки в меде поднакопил разные знания, но, а вечера пропускал - не умел танцевать и не было у него пары приличных джинсов перед девчонками пофорсить. Не вдаваясь более в подробности, заметим, что больной поправился, и никто не хвалил и не ругал доктора. Не было у него в то время комиссий и господ проверяющих, узких и широких специалистов, а была настоящая РАБОТА для настоящего мужика на данном поприще. Вот так Володька стартанул на своём пути лекаря, познавая альфу и омегу врачевания - брать всегда ответственность на себя и вытаскивать больных с того на этот свет, даже если сам хворый не всегда этого хотел. Дни-денёчки ползли здесь очень медленно и существенных перемен на просторах села Ярославка, пролетающие космические спутники не фиксировали. Володька водку не пил и убивал свободное после работы время, изучая ландшафт местных полей, прогуливаясь по накатанной тропе вдоль речушки под рулады местных лягушек и песни советских композиторов, несущихся из транзистора, купленного им ещё в институтские времена на первые повышенные степухи. Правда, в одну из его отлучек, кто-то стащил эту знаменитую ВЭФ-Спидолу, которая даже вражий голос «радио Тираны» легко ловила, несмотря на постоянные глушилки. Видать с фонариком шарили, хотя для непрошенных гостей он всегда оставлял крышку погреба открытой, а они аккуратненько сбоку в терраске стеклышко вынули и избежали ловушки. Другим развлечением было прослушивание песен на магнитофоне МАЯК, made in USSR– вот это была машина! Тяжелый двухкатушечный маг с мощным динамиком, надежный в работе и более менее неплохим звуком, как раз для соответствующих компетентных органов… Не раз Володьку просили его продать, но он был непреклонен и очень гордился своим сокровищем. И потанцевать самому можно и всё не один в хате. Весь музыкальный репертуар давно был выучен на зубок и крутился часами для поднятия настроения. Весной он посадил рядом с домом пару грядок всякой витаминной зеленухи, не имея достаточного экспиреинса, как сугубо городской житель. Новоявленный мичуринец умудрился получить жиденький урожай натурподукта, добавляя его к консервным банкам и палкам полукопченой колбасы, полученных от маман при редких набегах в родной город. Подсчитав несметное число этих банок, можно смело сказать, что этого пайка вполне хватило бы для дальней дороги при полете на Марс и обратно. На обед ему доставалась перловая каша, которая содержала отдаленный намек на присутствие мяса и больничные жиденькие щи с салом породистого матерого хряка. За это питание больница высчитывала 25 рублей ежемесячно. По утрам и вечерам он был для себя и коком, и официантом. Прошел ЦЕЛЫЙ год и надо было что-то решать с отоплением «пещеры», как любовно называл свой домишко Володька. Пасмурным осенним днем хорошие люди привели местного печника – аса в своём деле, но имевшего один большой грешок – постоянно быть пьяным. К тому же его не так просто было выловить в деревне как очень занятого человека: то он кому-то перекладывал печку, то беспробудно пил. Ударили по рукам и доктор поставил ШЕСТЬ бутылок красного, согласно предварительной договоренности… В изрядном подпитии, этак к одиннадцати часам вечера, еле держась на ногах, наконец, пришел печник переложить печку. Но руки у него, как ни странно, работали и он ещё чтото соображал. Володька под его комментарии начал сам топором крушить задний щит печки, а печник, хлебнув из припасенной доктором для него заветной бутылочки, одобрительно наблюдал за работой под громкие звуки летящих кирпичей. Расправившись за 5 минут с задней стенкой печки и образовав груду кирпичей, доктор с экспрессией выпалил тираду, что если к утру печка не загорится и будет дымить, то закинет печника в погреб вместе со всем его инструментом. Работа закипела…Володька подавал кирпичи, таскал песок и воду, наконец, о фортуна! Около четырех утра печку растопили и легкий дымок радостно понесся ввысь! А рядом на полу уже выросла батарея порожних бутылок из-под огняков, и печник, выделывая при ходьбе замысловатые вензеля, потащился по спящей деревне... Молодой специалист через пару дней начал самостоятельно штукатурить печку, так как у аса – печника наступил очередной запой. Худо-бедно он справился с этим новым для него делом. Не имея навыков забелить серую штукатурку на задней стенке печки, он изобразил краской подобие бригантины. И как-то теплее становилось на душе у романтика Володьки, если он смотрел на эту аляпистую бригантину в ободранной комнате, включая свой любимы маг. Местная комсомолия избрала человечьего доктора своим вожаком в колхозе Победа и он с улыбкой вспоминал этот девятимесячный период своей шальной жизни. Володька был находчивым парнем и в замши взял местную замужнюю девчонку для проведения спецоперации по сбору полугодовой задолженности этих самых комсомольских взносов. Девчонка ходила по деревенской грязюке и вытрясала по домам эти несчастные копейки у владельцев комсомольских книжек, а молодой специалист писал по вечерам для неё контрольные по истории и химии за какой-то курс заушного сельхозтехникума, зарабатывая очередной трояк. В райкоме комсомола он выбил ей грамоту за выдающиеся успехи в проведении политики партии среди сельской молодежи. Райкомовские на радостях поручили ему выступить с докладом на ближайшей конференции деревенской комсомолии тамбовщины. Володька прикрутил красный институтский поплавок к пиджаку и прикатил в Тамбов, где поселился вместе такими же сельскими гонцами в гостинице обкома этой самой единой и нерушимой КПСС. Первым делом все сбросились по десятке на культурную программу - закупили пару ящиков портвейна, а закуска была казенная. Из окон гостиницы просматривался интригующий пейзаж - памятник Зое Космодемьянской со связанными руками и сжатыми губами…Конференция длилась целых ТРИ дня… Утром после «культурной программы» во время первого заседания один из делегатов начал дергаться в конвульсиях на своем кресле. Володька оказался единственным человечьим дохтуром среди лошадиных врачей. Засунул между зубов бедолаги ложку для обуви, чтобы язык страдалец не прикусил и придержал, пока не обмякло тело и прекратился эпиприпадок. На второй день уже сам выступал с высокой трибуны так, что народ обалдел от его речуги, пересыпаемой комсомольскими призывами и прочей шелухой. Молодой секретарь сразил скептиков тем, что рассказал о ликвидации денежных долгов по взносам и скатился с трибуны под рокот аплодисментов. Вечером был очередной «мини банкет» в каждой комнате. Один делегат начал наезжать на Володьку, видимо не рассчитал свои силы по потреблению портвейна. Его задело наличие высшего образования у нашего докторца и заумная речь Володьки на правильном русском языке, словно как у штатного третьего секретаря обкома комсомола. Этой наглости молодой врач просто не мог простить. Он отказался чекаться за одним столом с данным субъектом и молча выплеснул полстакана портвейна в открытую форточку! «Смотри-ка, не промахнулся, точно в цель», прокомментировал кто-то невнятно, тыкая вилкой в початую банку с килькой. Инцидент был исчерпан и уважаемое общество продолжило гулянку. На следующий день около рукомойника в туалете тот пацан смиренно просил о прощении, видать умные товарищи напомнили ему о недремлющем оке ГБ. Да и разве можно было в то время произносить такую «крамолу»?! Володька смотрел на унижение этого парня и объяснял, что не надо завидовать, а надо учиться. Парень рассказал, что без поплавка у него не идет карьера в райкоме комсомола. Как уже ранее упоминалось, Володька был добрым малым, но пациенты его прошли по жизни Москву, Рым и Крым, многочисленные этапы, зоны и любили «пошалить». Один раз двое больных, назовем их Петров и Иванов, взяли и побили Сидорова - на бутылку им не хватало, а тот «жмот» зажал рубль. Папа, главврач, под молчаливое одобрение мамы, повелел выписать драчунов из больнички на все четыре стороны. Но драчуны прознали и решили перед уходом начистить физиомордию доктору, чтобы неповадно ему было впредь, хотя докторец мирно попросил пьяных очистить казенные апартаменты. Физически крепкий Петров, лет 35, в больницу поступил неделю назад и имел в кармане справку об освобождении и только что вернулся с лесоповала. Иванову было 55 лет, типичная развалина, которую беспощадно доканывал запущенный туберкулез c кавернами (дырками) в легких, разлагающаяся печень и швах в почках. Оба вместе прижали в углу Володьку и приготовились навешать ему тумаков. Тут сработал фактор неожиданности, и врач внезапным резким толчком в грудь послал молодого в полет метра на 2 и тот рухнул у стоявшего напротив трехстворчатого шкафа. А пожилой буян был «послан» в другую сторону – на пузе пополз в сторону ширмы, где стоял ингалятор. Бросившись на доктора вновь, немедленно вернулся в исходное положение на полу в той же точке. Сидевшие за его спиной больные на черном кожаном диване сталинских времён не вмешивались в происходящее и с молчаливым интересом наблюдали этот спектакль трех актеров. Потом рассказали врачу, что вернувшийся с лесоповала тубик, не ожидал такого отпора от этого очкастого докторишки. Вместо того чтобы помочь скрутить обоих агрессоров, усатый и очкастый папа приказал уйти с глаз долой и не злить бедолаг. Володька пошел в свой кабинет и немедленно накатал заяву на пьяных хулиганов, которые разукрасили фейс большим фингалом Сидорову и угрожали врачу физической расправой. В конце концов, не мог же наш Володька приехать на побывку к любимой маман с разбитой физиономией, дело то было под выходной. Пришлось доктору последовать мудрому принципу: «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!». Позвонил в район и знакомый пожарник, «вечный» капитан для своих сорока, плотного телосложения в мешковато сидящей шинели, по совместительству начальник КПЗ в райцентре, скрутил буянов. Капитан основательно вломил по почкам молодому и вместе с больничным сантехником забросил главного «террориста» в кузов грузовика, а старого Володька пожалел, простил и его отпустили с миром. Уходя, старый тубик громко сказал одному пациенту: «Коля, береги доктора»! Больше он их никогда не встречал на своём жизненном пути. С той поры молодой спец для самообороны держал в ящике своего стола шланг из толстой резины с тяжелой гайкой на конце – кусок от тракторного насоса, которым разжился во время проверки палат на наличие заточек и др. средств нападения у своих подопечных пациентов. В ближайшее время этот Коля,48 лет, утром стал «невменяемым» и по узким зрачкам можно было понять, что он наглотался большой дозы таблеток теофедрина и кодтерпина. Володька взял с собой постовую медсестру, и они повели больного под душ, а потом ввели в вену много ампул кофеина, чтобы привести психику больного в норму. Коля пришел в чувство, но стоило через час проверить его состояние и стало ясно, что он опять чего-то наглотался из таблеток. Доктор его оставил в покое. Жизнь продолжалась…Другая история произошла с больным по имени Вася. Этот больной жил до «посадки» в нашей столице. Когда-то был на фронте, за наших воевал, а потом стал экспедитором и спер машину апельсинов (вот это размах), правда, не сказал за какую по счету его повязали наши доблестные органы и влепили пятерку. Так вот, один раз, Володька попросил печку истопить к своему приезду и строго предупредил не трогать бутылочку армянского, так как пригласил гостей из района. Вася взял себе в помощники своего больничного другана и когда врач приехал, обнаружилось, что исчез огуречный лосьон, но коньячок уцелел, печка кое-как топила. Cердце у Володьки дрогнуло, не стал он Васю наказывать и ругать, простил и всё тут. Вот этот самый добродушный Вася решил проведать своих «корешей» по работе в качестве санитара в бюро Тамбовской областной судебной экспертизы, где он обосновался после высылки из Москвы и там же у него нашли очажки в легких. Улыбчивый Вася рассказывал, что вместе с сожительницей-санитаркой получал за выдачу покойников родственникам, случалось, до СЕМНАДЦАТИ бутылок красного в день на двоих. Хотя врач предупредил его явится к сроку, но прошло пару дней и Вася не возвратился. Под выходные молодой специалист поехал в Тамбов на розыски пропавшего пациента. Володька сразу же посетил там главврача этой судебной экспертизы и узнал от коллеги историю, в которую вляпался Вася. Пришел он к знакомым в кочегарку, похвастался имеющейся при нём десяткой и внезапно получил со спины удар бутылкой по куполу. Переночевав в кабинете судебной экспертизы, где ноги с топчана упирались в гинекологическое кресло, а голова примыкала к раковине, Володька утром помчался в городскую больницу, где лечился бедный Вася. Вася встретил лечащего доктора с повязкой на голове и очень был рад гостинцам - пачке Беломора, полбатону колбасы и чаю. Володька не стал журить несчастного больного и читать мораль, так как был человечным, да и всё ему и так было понятно. Через неделю Вася вернулся в больницу, и никто уже и не вспоминал о произошедшем. Перед своим двадцатипятилетием молодого спеца по команде из райцентра направили в командировку за 10 км в соседнюю деревню поработать терапевтом, так как единственный врач дал оттуда дёру и больничка осталась не у дел. Володьку, не обремененного ни женой, ни детьми, заслали туда на целый месяц, а семейных посылали на две недели. Стоял снежный февраль 1977… Разместили его в крошечном кабинете, где раньше сидел сбежавший врач, там он и ночевал на узком больничном диванчике. Не успел он осмотреться по сторонам, как вечером пожаловали незваные гости - два местных наркомана и стали трясти с врача круглую больничную печать, чтобы шлепнуть её на рецепт с наркотиком. Видать наш докторец был рожден под счастливой звездой. Далее события разворачивались как в детективном сюжете. Он сумел убедить наркоманов, что печати у него нет, а она у фельдшерицы. В дальнейшем его способность убеждать людей и внушать доверие здорово пригодилась Володьке, особенно при его будущей жизни на ПМЖ в Штатах, но за окном пробегали семидесятые годы и вряд ли он мог ожидать такой превратности судьбы. Наркоманы не грохнули его и растворились в ночи. И действительно, печати больничной у него не было – хранилась у фельдшерицы, у которой дома ранее побывали эти визитеры, но она хитрая душа, перенаправила их к командированному врачу, спасая свою особу. На следующий день к порогу больнички кто-то притащил полутруп с алкогольным отравлением и бросил за пару метров от входной двери прямо на снег. Реанимировав бренное тело, удалось выяснить, что оно впало в это интересное состояние после употребления спиртосодержащей жидкости для чистки примусов за 78 копеек с нарисованным черепом и скрещенными костями. Обычно кинув в эту отраву немного марганцовки все собутыльники после возлияния умудрялись получить кайф и остаться в живых. А в этот раз система очистки не помогла и два его собутыльника, которые не обратились за медпомощью, отдали богу душу. Как только оживший алкаш смог посчитать правильно количество пальцев на руке у Володьки, он потопал домой. Работы тут, мягко говоря, хватало с лихвой - прием пришлых и осмотр 35 душ стационарных. Как то поступила бабка с температурой под 40 и созревшим абсцессом на том месте, откуда у всех людей ноги растут. Используя безвластие в больничке, водила пьянствовал и снял резину с колес зачуханной машины, и поэтому Володька не смог отправить эту бабку к районному хирургу. На счастье он прихватил с собой умную книгу для амбулаторного хирурга и, полистав её, вынужден был впервые в жизни совершить авантюру - самостоятельно прооперировать бабку не имея ни специализации по хирургии, ни опыта. В наше время Володька получил бы по полной от начальства за такое самоуправство. В этой больнице сбежавший врач занимался различными махинациями и инструмент в операционной был частично растащен. Вечером он разрезал бабке попу, как было нарисовано в книжке. Пролазил по всем гнойным карманам рукой в перчатке, промыл антисептиком, а медсестра под его командой забила полость тампонами с мазью. Бабка пошла на поправку и потом рана стала неплохо заживать . Приближался его юбилейный день рождения -25 лет и он гостей пригласил к себе в пещеру отметить этот незабываемый день. Не на чем было ехать до райцентра 10 км, но звезды сошлись и в который раз Боженька помог ему. Пришел мужчина проведать больную жену. Его супруга попросила посмотреть мужа, т.к. он ей пожаловался на острые боли в животе. Володька глянул и нашел острый аппендицит у мужика, а потом выбил в сельсовете« Козел» и повез страдальца прямо на стол к хирургам в район. Мужика сразу прооперировали, а Володька с другом и подругами тот час потопали в его село отмечать юбилей. Когда пришли к нему, то обнаружили, что всё в хате заледенело, так как долго не топилось. Но что молодым такие мелочи - печку растопили и вечную мерзлоту ликвидировали, водку согрели, и бутылки за здоровье именинника попили. Душевно погуляли, а утром потопали всем обществом в район по прочищенной только что трактором свежей колее среди глубоких, но ещё не сибирских снегов. Со своим приятелем из района он как-то посетил местные танцульки в райцентре. Володька вырядился в малиновый пиджак и темно-синие штаны, пошитые в местном ателье и эти аксессуары дополняли туфли на платформе с расписными носами - прямо первый парень на деревне! Но оказалось, что туда ходит одна мелкота и они быстренько ретировались. Доктор познакомился с девицей - молодым специалистом на ниве просвещения, отпустил густые усы для солидности по её просьбе. Но когда она попыталась убедить его курить трубку, то Володька понял, что должен стать чьим – то фантомом без своей изюминки. Он не любил девушек, которые напрашивались замуж и допускали к себе только после окольцевания, поэтому вскоре оба разбежались. Иногда с доктором случались и комические истории. Один раз жарким летом он постригся почти под ноль, надел простенький костюмчик под джинсу в серую и черную полосочку – куртка и брюки, и поехал из деревни в Мичуринск. Володька купил на электричку билет и прогуливался по местному железнодорожному вокзальчику с большим чемоданом в руке, ожидая прибытие электрички и от скуки разглядывая проходящих пассажиров. Внезапно к нему подошел милицейский патруль и потребовал показать документы. А документы он с собой никогда не носил, но легко убедил обоих молодых сержантов ментов, что служит молодым специалистом в деревне и едет на выходные проведать любимую мамочку. И они ему поверили на слово и в кутузку не забрали. В другой раз произошла трагикомическая история. Не успел доктор отъехать на той же электричке, как к нему в полупустом вагоне подсел пьяный на соседнюю лавку и начал придираться к Володьке и внезапно укусил его за подбородок зубами. Побегали они трошки друг за другом по электричке пока докторец не исхитрился, с разлета захлопывая дверь между вагонами, треснул его прямо по морде и вырубил. Выкинуть нападавшего за шкирку из мчавшейся электрички он не решился, т.к. не хотел связываться с ментами и портить автобиографию как работник гуманной профессии. Когда этот каннибал разжал свои бульдожьи челюсти, то Володьки в запале и боли абсолютно никакой не почувствовал. Кто-то протянул ему носовой платок и он остановил небольшое кровотечение из раны. Приехав в родной город, он с вокзала вначале потопал в травмпункт, где ему наложили на рану несколько швов и забинтовали эту бандитскую отметину. И надо же было там ляпнуть врачам, что эта рана от укуса гомосапиенсом. В травмпункте запомнили, что это укушенная рана, пропустив мимо ушей, что от человекообразного. Через недельку стали доставать звонками маман, что надо бы Володьке приехать и сделать пачку уколов от бешенства, а та давай названивать ему. Еле убедил маман, что взбеситься он не собирается, так как это был не собачий, а человечий укус. Рана не нагноилась и Володька через неделю решил снять швы на работе у себя. Он попросил медсестру снять швы, но она испугалась и пришлось ему самому глядя в зеркало разрезать стежки ниток и вытаскивать их пинцетом. Володька имел замечательный талант создавать себе разные трудности по жизни, но больше всё-таки любил их преодолевать. Такой уж у него был характерец и ничего с этим он не мог поделать. Жизни не знал, лез на рожон, ну и получал нередко за это. Вот и решил он покачать свои права о нормальном жилье и зарплате на полторы ставки, но его мышиная возня достала маму (жену главного) и она категорически отрезала, что в ординатуру не даст характеристику и папа согнёт его в бараний рог. Самая заветная мечта была у докторца с юности (нельзя же молодцу без мечты) – поступить в эту самую ординатуру, чтобы потом знаний стало побольше, да и самому в будущем покомандовать. А перспектива бегать с ридикюлем на длинные дистанции по вызовам как его родная мамаша и десятки тысяч врачих на бескрайних просторах Родины от Калининграда до Кушки и от Архангельска до Амура его явно не вдохновляла. Членом этой самой руководящей КПСС он не был, а пятерочный диплом при умной голове без нужных связей и мохнатой руки никакой роли не играл, следовательно, только из деревни оставался единственный шанс попасть на учебу в ординатуру при какомнибудь меде. Никакие возможные «репрессии» мамы не пугали молодого специалиста. Да, он и не боялся уже ни её, ни черта, не своих зеков-пациентов. А вот отказ дать направление на учебу круто перевернул жизнь Володьки. Просто невозможно было лишить его великой мечты. Молодой докторец был фаталистом по жизни и поэтому решил начать всё сначала, искренне веря в свою удачу. Он немедленно позвонил главному в ту деревню, куда его толкал главврач районной больницы, быстро собрал свои немногочисленные пожитки - кухонный стол, радиолу Сириус, магнитофон, чемодан и стал дожидаться «Уазика», который послал к нему новый главный, Павел Федорович, из села Юрловка, лежащего в 30 км от туберкулезной больницы. Впереди радужно замаячили новые горизонты… Уважаемый всеми Павел Федорович был типичным сельским интеллигентом. Носил хорошую дубленку, но вот незадача - на ногах красовались резиновые сапоги, без которых нельзя было преодолеть непролазную грязь. Единственный не член партии из главных в районе, депутат местного совета, любитель женщин - перетрахал всех подходящих молодух в больнице и деревне, был настоящим работягой в этой глубинке. Славился на весь Никифоровский район как специалист по производству абортов и умением делать операции под местным обезболиванием. Павел Федорович был хорошим человеком и выделил молодому специалисту финский дом из трех комнат с ванной и туалетом. Водитель «Уазика» хитро посмотрел на Володьку при вселении в коттедж и сказал, что весной он узнает, что у него за дом. Он стал работать терапевтом и по совместительству детским врачом. Купил в райцентре справочник педиатр и начал пользовать деток от грудников и старше как в поликлинике, так и в стационаре. А куда деваться? Павел Федорович был хирургом и гинекологом, а болезни уха, горла, носа, глаза каждый из них лечил тоже. Володька штудировал медкниги и лечил, лечил, лечил. Первую неделю на прием приходили единичные пациенты в поле зрения, но фельдшер Мария Ивановна успокоила, что народ должен присмотреться вначале, а потом обязательно пойдут лечиться. И этот «великий» день вскоре наступил после прихода одного деда. На вопрос, что беспокоит, тот выдал: «Ты дохтур, ты и определи!». Володька махом ошарашил деда: «Да у тебя эмфизема, хронический бронхит, пневмосклероз – легкие больные! » Народ повалил, и на приеме частенько от мала до велика человек по 30 принимал. Кого в больничку направлял и сам лечил, а кто в поликлинику на прием к нему ходил. Полюбили Володьку больные за то, что лечить умел, хотя за дисциплину радел. Без его разрешения никто домой не бегал и водку в больнице не потреблял и любовь не крутил. Финский дом отапливался больничной кочегаркой по проложенной поверху теплотрассе. И в Новогоднюю ночь кочегар вдоволь напраздновшись, уснул мертвецким сном праведника, разморозив всю систему водяного отопления Володькиного коттеджа. Из этого повествования не надо думать, что молодого специалиста постоянно преследовали такие коллизии. Это была глубинка самой матушки России, где постоянно шли зримые и незримые процессы. Многочисленные битвы за выживание и урожай являлись смыслом жизни многих поколений простых сельских тружеников. Здесь без бутылки нельзя было решить ни одного вопроса – уехать на тракторе или бортовой машине в район при отсутствии асфальта, начать рабочий процесс и т.д. Павел Федорович всегда имел солидный запас чистенького ректификата, которым его щедро одаривали работяги с местного спиртового завода. Эти «несуны - фокусники» умудрялись выносить питьевой спирт в резиновых грелках, прикрепленных на пузе, проходя с невинным видом мимо вечно скучающих вохровцев. Спиртяга был отменный, да и выгоняли его из натурподукта - местной картошки, которую колхозники со своих подворий осенью мешками сдавали на завод за сущие копейки. Но Володька предпочитал по праздникам употреблять напитки всё-таки промышленного производства. В райцентре всегда на полках пылились бутылки с сухим вином и коньяком – не ходовой товар для деревенских. Врач переселился на первый этаж больницы и выбрал своей новой обителью кабинет бухгалтера. Местечко было что надо – телефон на столе, а под полом кочегарка и Володька по утрам, простите за не светскую деталь, отплевывал слизь вперемешку с брикетовой пылью, словно стахановец с ударной шахты. Звуки работающего отопительного насоса в чреве этого подземного монстра напоминали ему машинное отделение военного корабля. По утрам Володька в зимнее время для здоровья бегал по коридору для разминки мышц. Немногочисленные шмотки он хранил в коттедже, а в больнице ночевал в холодное время года. Весной он вкусил все прелести финского домика, в который вселился по приезду. Отдыхая в одной из комнат на раскладушке, Володька увидел, как внезапно обрушился потолок и обнажился квадратный метр обитого дранкой потолка. «Сеня, береги голову», пронеслась мысль в сознании, когда он собрал с ведро крупные обломки в метре от своего ложа. Теперь он вспомнил, что имел в виду водитель Уазика. Открытое слуховое окно на чердаке в отсутствии лестницы привело к этой катастрофе с потолком. Молодая супружница главного врача Люба как-то попыталась пригласить доктора в гости в период отсутствия мужа и покормить обедом. В это время сам Павел Федорович находился в санатории на Кавказе и попивал ихнюю лечебную водичку. Но Володька помнил табу и не захотел наставлять рога своему боссу, а тем более ему очень хотелось заполучить бумагу с характеристикой в эту самую ординатуру. Поэтому он сослался на какие-то неотложные дела и отошел от соседского забора в дом, тем самым сильно разочаровав молодую фигуристую соседку. Один раз на прием к нему пришла 53 летняя заведующая местным садиком. Доктор осмотрел пациентку, назначил лечение и выдал больничный лист. Вдруг больная попросила его посмотреть, почему у телевизора пропало изображение и пригласила в гости. Стоял январь месяц и Володька днем провел рекогносцировку местности и определил местоположение дома, а вечером пошел к ней в гости, т.к. надоело проживать в кабинете. Пока хозяйка сервировала стол и готовила ужин, докторец подошел к старенькому Рекорду, вытащил лампы и поставил их на место - телевизор заработал. Cтол ломился от еды и стояла бутылка армянского коньяка. Выпили коньяк и вдруг старая мессалина начала настаивать, чтобы открыть бутылку водки. На это Володька резонно заметил, что он не мешает алкоголь и плохо будет думать о хозяйке, а на предложение заночевать ответил, что он всегда ночует у себя дома. Поблагодарив хозяйку за угощение, отправился в свою конуру в поликлинику и уснул. Через некоторое время эта дама пришла в поликлинику и пожаловалась на боли в горле. Доктор осмотрел горло и понял, что пациентка здорова и симулирует, пытаясь получить больничный лист. В селе знали, что она часто ездит в Москву по своим личным делам и об этом доброжелатели информировали Володьку. Докторец шепнул медсестре, чтобы позвонила ему в кабинет и вызвала в стационар. Раздался звонок и доктор ушел в стационар, оставив с открытым ртом мнимую пациентку. Больничный не выдал и назад в поликлинику не вернулся. Вечером завсадиком позвонила и предъявила претензию, почему доктор от неё сбежал? Володька резонно ответил, что не сбежал, а его вызвали к пациенту в стационар. Более эта особа не просила выдать бюллетень и на прием не приходила. Буквально через пару месяцев к нему в коттедж заявилась студентка, которая обучалась на юрфаке и искала себе мужа. Володька тогда не знал, что она единственная дочь заведующей детсадом. Вдруг девица бесцеремонно разделась до купальника и легла на Володькину постель. «Доктор! Как моя фигура?», спросила девушка. Доктор ответил, что ничего выдающаяся и студентка с обидой оделась и быстро ретировалась к себе домой, шлепая по грязи в любезно предоставленных им ботинках. Как-то поехали Павел Федорович и молодой врач на Уазике на профсоюзную конференцию в районную больницу. После доклада хозяева и приглашенные из участковых больниц гости пошли в столовую. Накрытая «поляна» ломилась там от местных яств и огромного количества бутылок водки. За столом напротив Володьки оказался главный врач ЦРБ и тетки из бухгалтерии. Пили бухгалтерши стаканами как лошади. Худенький докторец, не привычный к алкоголю и к таким дозам, быстренько придумал, как в конце трапезы не упасть мордой в салат. Он незаметно, перед четвертым тостом, перелил свою водку главврачу ЦРБ в его стакан, а в порожний граненый налил обычной воды. Лишний стакан с водкой рядом с собой засунул под стол... После грандиозного банкета все попрощались с хлебосольным хозяином и разъехались по своим больницам. Упрятанная от райцентра добротными черноземами Юрловка, до которой в распутицу разве что на БТРе или тракторе можно было добраться, поглотила с головой обычными больничными хлопотами. Подвигов особых на ниве здравоохранения в этой деревне Володька не имел. Работал себе потихонечку, а пару раз в месяц откочевывал на выходные развеяться в городе у маман. Для этого всего то и надо было совершить семикилометровый марш-бросок по чавкающей грязи вдоль раскинувшихся полей по разбитой грунтовке до трассы Тамбов-Орел, не потеряв в непролазном месиве резиновые сапоги. На шоссе поймать попутку или рейсовый автобус, проезжающие в паре километров от Грязей, ну а там немного на электричке до родимого гнезда. Время шло, и приближался конец этой трехлетней ссылки. Многое по жизни он перенял у своего главного. Во-первых, как научиться ладить с людьми и самому оставаться Человеком в любых обстоятельствах, а во-вторых, всегда упорно добиваться по жизни поставленной цели. Пришла директива из района, где местная власть потребовала навести порядок на участке земли, принадлежащей больнице, иначе наложат штраф на главного. Вот Павел Федорович и научил молодого специалиста пользоваться косой. Вдвоем с ним на пару они выкосили весь бурьян вокруг больницы под ободрительные реплики постовых медсестер-старушек, ретиво сгребавших граблями покос. Докторец, впервые махая косой как саблей, долбил эти кочки с разнотравьем под рекомендации шефа и наконец осилил эту науку. А около своего домика Володька победил густые заросли чертополоха в человеческий рост, которые где топориком вырубил, а где и руками выдернул. С перепугу вся живность разбежалась из этого бурьяна, и даже еж перестал захаживать под крыльцо докторских апартаментов. Володька и Павел Федорович были большими любителями читать книги, а для этого в больнице был книжный шкаф с медицинскими книгами и классиками – Флобер, Стендаль, Фейхтвангер и прочими, купленными на казенные деньги. Умел шеф поговорить с какойнибудь молодухой о том, как Наполеон относился к женщинам и умные мысли высказывал о сексе. Молодой специалист раскопал все эти афоризмы и истории в книгах французских классиков, отдельные места из них Павел Федорович часто цитировал сельским дояркам, ошарашивая и смущая их своей эрудицией в любовных делах. В общем, Павел Федорович был большой оригинал. В каждом его движении и походке чувствовалась хорошая порода и умение влиять на толпу. Статный, с небольшими баками, он орлиным взглядом осматривал толпу коллег на совещаниях в районе. Нравилось ему на людях говорить, что он корнями привязан к этой земле и кузнецом начинал (вернее, помогал кузнецу, а потом через полгода сбежал в город учиться на врача). Так что эти штучки великолепно прокатывали, когда он умело заговаривал зубы начальству, много раз пытавшемуся его журить за недочеты в больнице. И никто не мог оспорить и наказать представителя этой самой соли земли русской в глубинке. Володька усвоил и эту науку. Уже через десять лет, будучи сам в начальниках, умело манипулировал проверяющими разнокалиберных комиссий, которые как назойливые мухи постоянно отрывали от дел. Праздники молодой лекарь любил отмечать накануне календарной даты, и как невинная девушка берег свою репутацию трезвенника и естественно спиртное в деревне не покупал. Перед очередным 8 Марта пригласил местную подругу (везло ему на учительниц), дочку больничного зубного врача, чтобы отметить праздник. Только разлили водку в граненые стаканы, так 2 раза подряд вызвали в больницу, поэтому никак не получалось тост поднять. Опрокинули по полстакана, едва закусили и на тебе, опять зовут - просто невезуха какая-то. Но долг врачебный зовёт и быстренько потопал на работу. Не успел войти в кабинет как медсестра нацепила ему на лоб зеркало, и пришлось из носа трехлетнего карапуза извлекать инороднее тело - запихнул несмышленыш большой кусок яблока очень глубоко в носик. Родители и медицинская сестра держали извивающегося и вопящего на все голоса от страха малыша за голову, ноги и туловище, а Володька, потихонечку дыша в сторону, быстренько вытащил этот кусок и помчался догуливать женский праздник. Одним словом, он был всегда готов, в любом состоянии тела и души, выполнять эту самую клятву Гиппо-кратную. После возлияния вернувшись назад в коттедж вдруг услышал падение тела и обнаружил, что его гостья вырвала и не может подняться! Володька усадил ее и быстренько убрал всё с пола. Буквально следом пришлось снова проделать ему тоже. «Ну, говорил же я тебе, что давай закусывать жареной картошечкой с печенью трески, а не апельсинами! Да и пить ты не умеешь! Вот пей чай, снимай свою интоксикацию», сказал Володька, поняв, что лямура нынче не предвидится. В один из заснеженных дней молодой врач решил погулять по деревне и шел по колее расчищенной трактором. Вдруг в сумерках он увидел, как что-то приземистое бежит на него и что-то буробит. Володька отскочил в сторону, и кто-то со всего разбега плюхнулся в сугроб. Заливший глаза местный колхозник собрав остатки разума извинился, что не узнал доктора. Кроме фильмов в местном клубе развлечений не было и Володька пошел посмотреть кино. Вдруг рядом села высокая девица и начала с ним флиртовать. Володька думал, что ей за двадцать, а оказалось десятиклассница. Павел Федорович прояснил ситуацию и поучал: «Ох, смотри, не связывайся с несовершеннолетними, а то статью припишут. Народ тут языкастый, наговорят всего. Лучше к какой-нибудь тетке иди». Ни монахом, ни пьяницей Володьке так и не пришлось стать за время службы у Павла Федоровича…Заканчивался его трехлетний срок деревенского жития-бытия и в один из дней позвонили из районной больницы, затребовав его персону. Доктор предстал перед очами жены главного врача района, заведующей там лабораторией. И как всегда очередная «мама» выдвинула 2 условия. Предложила пост главного терапевта района (видать дошла молва о Володьке как спеце, да ещё и не пьющем) и однокомнатную хрущебу. Главный терапевт отбыла в город на постоянное место жительства и должность оставалась вакантной. Ну, а если он откажется, то не получит из района характеристику в ординатуру. Вот вам прянико-кнуточная политика! Володька рассмеялся и весело отпарировал, что маман-старушка держит ему трехкомнатную хрущевку и ждет - не дождется его возвращения в родной город. Павел Федорович настойчиво уговаривал остаться работать с ним и сулился построить глубокий погреб у Володькиного дома. У него самого внешне был такой же казенный коттедж с множеством пристроек, сараев и гаражом. Но Володька догадывался, какая «начинка» была внутри домика главного, и прекрасно видел существенную разницу. Он поблагодарил своего благодетеля-патрона и отказался. И как в сказке, с третьей попытки, всё же получил от него заветную характеристику - направление в ординатуру с описанием его способностей и талантов в работе и учебе. В это время район с проверкой посетила большая комиссия с самим заведующим областным отделом здравоохранения. Это событие обычно происходило один раз в четыре года подобно Олимпийским Играм, и главный врач района как всегда ожидал, что Павел Федорович будет плестись в хвосте и получит нагоняй. Но не так-то было. Когда высокое начальство увидело в травматологическом отделении ЦРБ лежащего ЧЕТЫРЕ дня молодого мужичка с переломом бедренной костяшки без гипса, а вторая нога у него с детства была частично парализована, то большой бенц произошел на итоговом совещании. Областные начальники пришли в ярость и никуда больше не поехали. Они по отчетным бумажкам признали работу участковой больницы Павла Федоровича удовлетворительной, бросая громы и молнии на районную за множество и других упущений. Володька подошел к садившемуся в черную Волгу начальнику всего здравоохранения Тамбовщины и заявил о себе. И тот со своего барского плеча разрешил приехать к нему на прием в Тамбов и потолковать о целевом направлении на учебу с последующей пятилетней отработкой в Тамбовской области. Для полной весомости молодой доктор заехал в райком комсомола и вял характеристику о своих деяниях на общественной ниве. В кадрах здрава потребовали ещё бумагу, что он военнообязанный, но запрос не написали в военкомат Никифоровки и там бюрократы не дали бумагу. До Тамбова надо было добираться километров 70,а у Володьки не было своей машины. Володька махал своим военным билетом, что он лейтенант запаса, перед носом у офицера в канцелярии. Бесполезно, без бумажки-запроса он оставался маленькой букашкой! Тогда опять доктор проявил находчивость – заказал прямо из военкомата срочный телефонный разговор с отделом кадров в здраве Тамбова и фортуна ему улыбнулась - получил-то свою «бумажку», подтверждающую его военнообязанный статус. Теперь можно было смело отбывать в родные пенаты, а потом и в ординатуру. Собрав свои немногочисленные пожитки, Володька, не обремененный семьей, детьми, деньгами и венерическими заболеваниями, незамедлительно это сделал. Глава 2 Пять часов он трясся в Икарусе и наконец, предстал перед очами начальницы отдела кадров одного из медов России. Прикрепили его в ранге ординатора на кафедру общей терапии вновь испеченного профессора Громыхало из бывших бендеровских мест, аж самого Львива. И как всегда общаги ему не дали. Володька не расстроился и в местном басе в первый же день познакомился с дедом, который сдал ему малюсенькую комнатенку, где с трудом втискивалась койка. Это было только начало его новых похождений по жизни. На первом же институтском вечере посвященном празднику 7 ноября он вырядился в блейзер с блестящими пуговицами, озадачив местных аборигенов кафедры тем, что попал сюда из деревни. После первого же танца Володька увел у профессора молодую партнершу. Одни вороные усы у него чего стоили! Проф сразу ушел с вечера, хлопнув громко дверью. Громыхало, как пятидесятилетний мужчина, не смог простить такую обиду от ординатора первого года обучения и начал его просто задалбливать разными придирками. При очередной разборке Володька хотел его даже послать вместе с этой ординатурой, однако сдержался и продолжил учение. Учеба шла своей стороной, а личная жизнь своей. Володька грыз гранит науки и сдал первый зачет с третьего раза у доцента, которого ординаторы метко прозвали Гиппократом за внушительную лысину и мастерство прослушивания пороков сердца. Причем при общении в третий раз, доцент вообще ничего не спрашивал у Володьки, поняв, что тот вызубрил материал от корки до корки. Доцент поучал молодых врачей, что у терапевта главная рабочая часть тела - это УШИ. И «ежели не научитесь слушать шумы в сердце, то вообще ничему не научитесь в этой специальности», вещал Гиппократ. Профессор возненавидел Володьку и всякий раз нагружал его разными заданиями, что в дальнейшем ему здорово пригодилось в работе. Как-то в первый раз послал он Володьку срочно принести электрокардиограф из отделения реанимации. Ординатор доехал на лифте до восьмого этажа, вошел в зал, где суетились все врачи вокруг стола с больным, обвешанным разными трубками и вообще не обратили внимание на просьбу дать аппарат ЭКГ. Короче, доктора его «послали», так как реанимировали пациента. Володька пришел к профессору без электрокардиографа и тот просто «взбесился». Тогда ординатор вновь сходил в реанимацию и уже без деликатности просто схватил первый попавшийся электрокардиограф и потащил к своему профессору Громыхало. Тот завопил как подстреленный олень и в наказание заставил Володьку записать 60 электрокардиограмм у больных для экзамена интернов. Сроку дал 5 дней. Володька, будучи ещё «зелёным» во многих вопросах умудрился изучить, как это делается и справился с заданием. В дальнейшем это умение здорово пригодилось ему как в больнице, когда он сам стал заведующим, так и в Штатах в частном медицинском офисе, работая на хозяина. По жизни оказалось, что многие врачи были безрукими и безголовыми, те не умели ни записать ЭКГ, а самое главное - не могли расшифровывать пленки, протирая штаны в институте и на многочисленных курсах повышения квалификации. Поэтому Володька придумал им прозвище – «торопелки-терапелки» (торопливо выпихивать пациентов из кабинета подальше от себя). В ординатуре Володьку назначили старостой ординаторов первого и второго года обучения за его обязательность и организаторские способности, хотя он сам не стремился тут командовать и категорически отказывался. Профессор писал статью и поручил ординаторам просмотреть все больничные листы в архиве работников одного из завода, чтобы доказать как лечение в профилактории снижает заболеваемость по ОРЗ. Володька пообещал, что будет сделано в срок, но за это попросил для ординаторов три дня дополнительных выходных - дело было под ноябрьские. Он организовал выполнение задания так, что всё закончили досрочно и анализ динамика заболеваемости подтвердил выводы профессора. Учеба шла помаленьку, ну а личная жизнь была отложена на неопределенное потом. В розовых мечтах представлялась грядущая перспектива, полная забот и стремлений. Но вместо блестящей безоблачной карьеры пришлось долго выкарабкиваться от свалившейся, как снег на голову, тяжелой болячки. Трагедия состояла в том, что Володька потерял самого себя и никак не мог победить остатки болячек. Немало дней ему пришлось передумать, пережить и возродиться вновь, словно птица Феникс, после 11 месяцев больничного листа. Володькина жизненная энергия спасла его и дала толчок к дальнейшему совершенству. Начав с нуля, он постепенно начал собирать себя по кирпичикам и в городской больнице из доходяги-ординатора вдруг предстал в облике начальника-зава отделением, чем несказанно удивил окружающих. Каждый последующий день своей жизни он наверстывал за упущенное время и стремительно бежал по жизни. Сотрудники так и прозвали его электровеником. Приходил он на работу очень рано до пятиминутки, так как кроме должности освобожденного зава отделения имел еще подработку как ординатор и всегда был занят, планируя свою работу, чтобы успеть на электричку. Да и дома помочь жене, родившей двойню. Спать приходилось часов по шесть, так как уезжал на работу в пригород ранней электричкой. Напряженная работа плюс физкультура, когда по новой учился снова бегать и прочее, помогли быстрее восстановить здоровье! Володька просто не имел права ныть про свои болячки и на пределе сил работал и помогал по дому. Не имея ни опыта в руководстве женским коллективом, ни заслуженного уважения, он вдруг своим сердцем уловил, что любовь сильная штука. Вот с этой самой любовью Володька решил заставить почувствовать своих подчиненных медсестер и санитарок не быдлом,а людьми и первым делом создал им маломальские условия для работы – выделил им приличную бытовку, а также обеспечил неплохим заработком. Став завом твердо усвоил: «Живешь сам - дай жить другим». Если уважаешь своих подчиненных, защищаешь от несправедливости, но требуешь работу, то они пойдут за тобой в огонь и воду. Жизнь набирала обороты и его за глаза звали умницей, врачом от Бога и любовно по отчеству Данилычем. Больничка была на отшибе с жуткими бытовыми условиями как для пациентов, так и сотрудников, без горячей воды, с отвратительным отоплением из допотопной котельной на угле. В трехэтажном здании строители забыли построить шахту для лифта и Володька (единственный мужчина в отделении) вместе с санитарками иногда таскал на носилках лежачих бабок в рентгеновский кабинет. Сюда нередко по плановым талонам направляли лежачих больных из БСМП на долечивание и одиноких. Дни бежали от праздника к празднику и скрашивались застольями по поводу дней рождений и знаменательных дат. Обычно в отделение Володька приглашал главного врача – любителя выпить, а коллектив дружно участвовал в этих производственных праздниках с купленными вскладчину бутылками и принесенной из дома закуской, танцами и близким общением, которое помогало в решении многих производственных дел. Понятие субординации никогда не выпячивалось и люди чувствовали себя свободно, но никогда не переступали правила приличия! Это было золотое время… Умел Володька и весело отдыхать в компании и зажечь коллектив к ударной работе. И сотрудники ценили Володьку за профессионализм и никогда не подводили перед начальством, выполняя свои обязанности в таких отвратительных бытовых больничных условиях, да ещё в перестроечное время. Первые несколько лет больные перепроверяли все его диагнозы в диагностическом центре и в областной больнице. Ни разу он не сел в лужу как профессионал. Вскоре сотрудники и члены их семей просились на лечение в те две палаты, которые он курировал как ординатор. Опять как в деревне пришлось Володьке как врачу вариться в собственном соку, так как сюда не приезжали консультанты и были примитивные методы обследования, но и в общую терапию сваливали больных с разной патологией. Поэтому шло постоянное самообразование, и Володька поднаторел в диагностике и лечении сопутствующих болезней, так как перевести больного в другую больницу с профильной патологией представляло неразрешимую проблему. Как-то главный врач Груздёв положил на лечение в больницу мнимого больного, чтобы он отдохнул от своей «химии», где сидел за какие-то махинации и вкалывал на стройке народного хозяйства. Мужичок вёл себя тихо и каждый день уходил из больницы ночевать домой и утром возвращался к Володькиному обходу. Как уже было упомянуто, больница располагалась в пригороде, поэтому кроме электрички большой удачей считалось доехать на попутной легковушке домой. Пациент предложил на своей машине отвезти молодого заведующего после трудового дня домой. Ничего не подозревая, доктор с радостью согласился, и они поехали, но,…ни в сторону города, а в родное гнездо бывшего больного. В доме за обеденным столом сидели два друга больного и сытая девица лет 35. Предложили доктору выпить, налили тарелку густых щей, где куски мяса плавали целыми айсбергами. После того как Володька заморил червячка, но отказался от ста граммов, в разговор вступила девица. Она смотрела на молодого доктора как кот на сало и сразу без обиняков выпалила: «Будешь ходить только ко мне и не вздумай спать с другими девками!» Володька даже присвистнул про себя. Вот это баба! Он был поражен такой широтой натуры химика-зека, который не стал предлагать денег, а постарался от души и в силу своего интеллекта отблагодарить мирским…В больнице все знали, что заведующий взяток не берет и за воротник не закладывает. Как часто сам выпивающий человек главный врач иногда направлял на лечение больных, которых приходилось откапывать после запоя. Один раз вызвав Володьку, он сказал госпитализировать очередного алкаша. У госпитализированного больного оказался совсем другой диагноз: флегмона бедра и хроническая наркомания. Володька взорвался и выдал главному: «Вы что делаете? Кладете больного с гнойной инфекцией в общую терапию, да еще и наркомана, у которого не осталось ни одной вены для капельницы! Или ВЫ ставите ему подключичку или я его выписываю». Главный был по образованию реаниматолог и сам поставил подключичный катетер больному, а доктор вылечил антибиотиками и капельницами флегмону у данного больного. Главный принимал на должности ординаторов пару раз алкоголиков и один раз нарколога-наркомана, которых выгнали из многих лечебных учреждений. Чтобы избавиться от наркомана-нарколога Володька направил того на повышение квалификации по терапии и более его не увидел. Во всяком случае, у заведующего был единственный аргумент, чтобы посылать ординаторов на учебу. Иногда в его жизни случались и комические ситуации. Племянники привезли лежачую старушку, предполагая, что она скоро отдаст богу душу. Старушку успешно подлечили и она стала ходить, но никто ее не забирал домой месяца полтора. В один из дней Володька подошел к окну в отделении и заметил похоронный катафалк с гробом и венками, который подъезжал к больнице. Вдруг в его кабинет ворвались разъяренные племянники этой бабушки и начали кричать, что им позвонили и сказали, что старушка скончалась. Володька спокойно объяснил, что сотрудники отделения и он не звонили, и какие мол претензии? Старушка со своей родней дошла до авто и села в катафалк и он укатил по направлению к ее дому. Другой раз ранним утром в его кабинет зашли мужчина и женщина, представившись работниками профкома мехзавода и обвинили заведующего, что их сотруднику здесь выдали липовый больничный лист. Володька потребовал их предъявить документы удостоверяющие личность, чем поразил женщину. Мол какой молодой, но опытный заведующий! При них проверил списки больных и доказал, что такой пациент к ним не поступал и быстро их разогнал. Много было и других историй, но Володька запомнил эти. Жизнь Володьке хронически отравляла бывшая заведующая, которую горздрав снял за развал работы этого отделения, любившая на любое замечание по работе выпаливать тираду: «Перестаньте меня терроризировать» и систематически подкармливала главврача Груздёва бутербродами с чаем. Но главный был моложе по возрасту и, хотя очень любил женщин, на тетку бальзаковского возраста ну никак ни западал, предпочитая молоденьких поликлинических докторш и медсестёр. Его кредом по жизни было: немного девочек, выпить и брать всё от жизни, а работа не волк! При каждом походе в кабинет главного Володька примерно догадывался, чего от него хочет начальник, который практически не вмешивался в его дела. Он недолюбливал Володьку, так как вместе они не пили. Но Володька был «золотым» завом: проблем не доставлял, в дела начальника не лез, с проверяющими из комиссий не конфликтовал и планы по поголовью больных в отделении регулярно перевыполнял на эти замечательные 102 процента. Все сотрудники отделения всегда были довольны, так как получали дополнительно за перевыполнения плана по бригадному подряду. Продолжение и исправления с дополнениями следуют….. . *** Чтобы найти первую работу в Штатах надо использовать хоть какую-нибудь часть своего тела. Голову - если присутствуют мозги и хорошее владение языком. Можно и нужно использовать руки - разнорабочим на стройке (хелпером) или собирать мебель у русских бизнесменов за 5 баксов в час в Бруклине. На худой конец полы можно помыть у состоятельных эмигрантов или тутошних американцев. Если нет ни знаний, ни языка, но есть водительские права и навыки в вождении берут в русский карсервис. Ну, а если нет ни головы, ни рук, ни водительских прав, но внешние данные фейса смахивают на бывшего интеллигента и присутствуют зачаточные знания разговорного американского, то остается прямая дорога идти в секьюрити. В самом негативном случае, когда выше перечисленные части тела и способности отсутствуют, можно попробовать спрятаться за свои явные или мнимые болячки. Лучший вариант - это впасть в депресняк, чтобы получить пособие SSI и не работать. *** Тупой Джон никак не мог произнести имя Владимир. И впервые он назвался новым именем Боб. Ну а потом америкосы перекрестили его во Влада. Влад так Влад! Пристало это имя намертво и уже никак он не мог от него уйти ни в Америке, ни в Раше. *** Продолжение и исправления следуют…..