Загрузил Elena.kunigina

часть 1, пункт 1, 2

реклама
1 Теоретические и историко-культурные аспекты исследования
Изображение звука в истории культуры
1.1
Звук своими истоками уходит в магические ритуалы древних. Он обретает
глубокую трактовку в культуре романтизма, при этом сохраняя мифологическую
интерпретацию в народной культуре. Все эти грани феномена звука были
восприняты Лермонтовым и нашли поэтическое отражение в музыкальных
звукообразах, которые находятся в ряду основных элементов звуковой картины
мира поэта.
Искусство музыки, зародившееся еще в глубокой древности, было связано с
обрядами воплощения духов. Большинство из обрядов были рассчитаны не на
зрение,
а
на
слух.
Издаваемые
музыкальными
инструментами звуки
представлялись голосами предков, которые пришли на праздник, а сами
инструменты выступали как вместилища для сверхъестественных существ.
Древнейшими
духовными инструментами считаются
гуделки, флейты.
Разные народы имеют свои поверья, связанные с этими инструментами. В
древней
Греции,
например,
гуделки
использовали
сторонники
культов
плодородия; народы Евразии в свое время уподобляли звуки духовых
музыкальных инструментов голосам богов и предков. Стоит отметить, что
название «духовые» музыкальные инструменты однокоренное словам «дух»,
«дыхание», которые для мифологического сознания одинаковы.
В
некоторых
районах
засвидетельствованы
мифы
об
изобретении
музыкальных инструментов.
Культуре многих народов известен феномен обретения дара песнопения
человеком, которого облюбовали сверхъестественные силы.
Например, если обратиться к преданиям, ойратский певец героического
эпоса во время пения «делается точно одержимым, забывает все вокруг себя и
весь отдается процессу творчества... Разные сверхъестественные силы, духи
внушают певцу во время экстаза образы, картины, звучные строфы, даруют ему
силы выдержать страшное напряжение»1.
В античной поэзии бытовал миф о Музе и Аполлоне, которые вдохновляли
поэта. Дар творчества зачастую воплощался в звуках лиры, кифары и свирели.
Музыкальные инструменты в стихотворениях Лермонтова не всегда
вводятся для того, чтобы передать собственно музыкальное звучание, а являются
символами творческого вдохновения, зачастую клишированными в ранней
лирике.
Воплощение такого феномена встречается в стихотворениях поэта
«Молитва», «Отрывок», «Мой демон». В основе стихотворения «Жена Севера»
Лермонтовым положено древнее предание о таинственной женщине, которая
являлась предметом поклонения финнов. Ее взгляд считался смертельным,
поэтому смотреть на нее могли только поэты, посвящавшие женщине свои
песнопения.
В легендах народов Востока песнопение было сродни священнодействию.
Согласно одной армянской легенде, некогда жил бедный пастух по имени Чалаби,
лучше всех игравший на свирели, он полюбил дочь хозяина, и тот сказал ему:
«Богач никогда не отдаст свою дочь за простого пастуха, если только он не
обладает каким-либо большим дарованием. Вон видишь, едет всадница. Если ты
сумеешь сыграть так, чтобы она слезла с правой стороны коня, а затем снова села
на него с левой стороны, я выдам за тебя свою дочь». Чалаби согласился. Он
взошел на большую скалу и стал играть. Птицы и животные, все живое вокруг в
изумлении слушали игру Чалаби. И всадница остановилась, внимая свирели.
Затем она слезла с правой стороны коня и снова села на него с левой. Хозяин был
поражен. Он позвал слуг и за деньги приказал отрезать пальцы Чалаби, ночью они
это сделали. С тех пор гору стали называть Мат Чалаби (палец Чалаби) .
В этой легенде подчеркивается сверхъестественная сила звуков искусной
игры на свирели. В турецкой сказке «Ашик-Кериб», записанной Лермонтовым в
1837 г., воссоздан образ певца, своим искусством побеждающего различные
преграды на пути воссоединения с возлюбленной. Родство сказки и легенды
можно усмотреть в глубоком почитании музыкального дарования и вере в его
священную силу.
Другой важный аспект армянской легенды связан с тем, что учиняется
расправа над музыкантом. А как подчеркивает Д. Зантария, убийство певца,
вольное или невольное, по кавказским законам - большой грех1. Исследователь,
говоря об этой ситуации, проводит параллель с судьбой Лермонтова,
талантливого поэта, «певца», убитого на дуэли во время службы на Кавказе.
Представление о музыке как о магической стихии, связанной с основами
мироздания, отразилось и в философских системах - в эстетико-космологическом
учении о «гармонии сфер», которое возникло в античной Греции.
Мироздание для романтиков « это звучащее музыкальное тело, и именно то,
что оно музыкальное, свидетельствует о бесконечном, содержащемся в
материи»1. Характерны для романтизма суждения И. Риттера: «Вращение Земли
вокруг своей оси, наверное, дает существенный тон - то есть колебания ее
внутренних соотношений, вызванные вращением; обращение Земли вокруг
Солнца дает второй такой тон, обращение Луны вокруг Земли - третий и т.д. Тут
получается представление о колоссальной музыке - наша малая музыка - это
наверняка лишь знаменательная аллегория той первой. Наверное, все мы,
животные, растения, вся жизнь, все обнимаемся теми звуками. Звук и жизнь тут
одно»2.
Романтикам была присуща «музыкализация» мира и бытия, а также души и
сознания. Музыка, будучи «праязыком», душой, «жизнью» природы, «изречением
бога», есть одновременно «праязык», душа, «жизнь», изречение человеческого
духа; в музыке сливаются душа мира и душа человека, через музыку все явления
мира заявляют о себе как бесконечное»3.
Это было свойственно и художественному сознанию Лермонтова. Его
представление о «музыке моего сердца», а также поэтически воплощенное
представление о «гармонии сфер» в стихотворении «Ангел» красноречиво
свидетельствуют об этом.
В системе романтической культуры звук и звучание оказываются
знаковыми. Главную роль играют музыкальные звуки, но даже немузыкальные по
своей природе звуки зачастую мыслятся как проявление своеобразной природной
музыки. Й. Геррес пишет: «Звук втягивает нас в глубины звучащей материи»;
«Лишь звучащая природа жива для нашей души, природа молчащая - лишь
мертвая, безвольная груда вещества. Вечный покой и немота страшат нас как
вечный черный мрак» [Музыкальная эстетика Германии XIX века. Т. 1. С. 321.] .
«Как и свет, - полагает И. Риттер, - так и тон есть сознание. Всякий звук есть
жизнь издающего звук тела, которая продолжается ровно столько, сколько тон...
Всякий тон - это изречение мира духов, а вместе с этим и изречение бога».
[Музыкальная эстетика Германии XIX века. Т. 1. С. 321.]
Звук мыслится романтиками взаимосвязанным с цветом, а зрение - со
слухом. При этом слух выдвигается многими на первый план. Например, согласно
И. Риттеру, «слышание - это видение изнутри, внутреннее сознание. Поэтому с
помощью слуха и можно добиться в тысячу раз большего, чем с помощью любого
другого органа чувства. Среди всех чувств универсума чувство слуха высочайшее, величайшее, всеобъемлющее и даже единственное всеобщее,
универсальное. Нет иного целостного и безусловного аспекта универсума, кроме
акустического». [Музыкальная эстетика Германии XIX века. Т. 1. С. 331-332.]
Музыка в системе романтической культуры считалась высшей формой
искусства. Для романтиков мыслить звуками - выше, чем мыслить понятиями.
Мыслители эпохи романтизма стремились подчеркнуть не просто первенство
музыки
среди
других
искусств
благодаря
ее
способности
выражать
«бесконечное», но и ее мощнейшую силу воздействия на душу, которое способно
«перенастроить» душу и обратить к «высшей» жизни.
Главенствующее место музыкальных звукообразов в лирике Лермонтова
обусловлено его удивительной музыкальной одаренностью и его активным
участием в музыкальной жизни своей эпохи, восприятием поэтом народномифологических
представлений
о
музыке,
культом
музыки
в
западно-
европейском романтизме, но и ее культом в русской романтической литературе.
В России начало XIX в. отмечено и как период становления русской
философско-музыкальной мысли. Московские и Петербургские салоны и кружки
сыграли значительную роль в ее формировании. Герцен о кружке Станкевича
пишет: «Философия музыки была на первом плане... Разумеется, об России и не
говорили, к Моцарту были снисходительны... зато производили философские
следствия над каждым аккордом Бетховена и очень уважали Шуберта, не столько,
думаю, за его превосходные напевы, столько за то, что он брал философские темы
для них…»[ Герцен А.И. Былое и думы. Части 1-5. М., 1969. С. 343.].
Общая картина движения музыкальных вкусов и интересов того русского
общества показывает, что оно не только усердно изучало лучшие достижения
западно-европейской музыкальной мысли, но и
осознавало потребность в
развитии самобытной русской музыкальной культуры. Романтические тенденции
музыкальной эстетики ставили выразительность музыки во главу угла. Русские
писатели и мыслители 20-30-х гг. трактовали музыку как выразительницу чувств,
движений души человека.
Поскольку философия и эстетика романтического движения входила в круг
философской рефлексии Лермонтова, то поэтом было органично воспринято
понимание музыки как области мистического, таинственного и неопределенного,
как духовной первостихии бытия, что составило глубинный план содержания
музыкальных звукообразов лермонтовской лирики.
1.2
Мифологизм голоса
Провозглашение музыки как космической и эстетической первостихии, как
высшей формы искусства выразилось в выдвинутом романтической поэтикой
требовании особого качества звучания художественной речи, ее интонации:
«...слово должно звучать, как музыка» [Гуковский Г.А. Пушкин и р>сские
романтики. M., 1966. С. 35]
Музыкальность каждого слова и самой поэтической интонации, ощущается
в звучании стиха и прозаической фразы Лермонтова. Поэт необыкновенно тонко
вслушивался в звуки голоса и речи. Его строки из письма М.А. Лопухиной как
нельзя лучше свидетельствуют об этом: «О, как я желал бы опять вас увидеть,
говорить с вами: мне благотворны были самые звуки ваших слов. Право,
следовало бы в письмах ставить ноты над словами...» [Лермонтов М.Ю. Поли.
собр. соч.: В 5 т. М. - Л., 1937. Т. V. Проза и письма. С. 525.]
В звучании голоса он словно провидел музыку души, прошлое. В его поэзии
«сладкий», поющий «про любовь» голос, который слышит душа на своей
небесной родине, отзвуки которого лирическое «я» улавливает в своем земном
бытии и о котором грезит в своем посмертном бытии; голос, который может
представать и в ипостаси «неизреченного» свето-звука, метафизичен по своей
природе. Являясь важнейшей константой лермонтовского поэтического космоса,
этот голос «в минуту жизни трудную» обращает героя к первооснове бытия.
Как значимый феномен «невидимый голос» известен восточной культуре.
Он может являться ипостасью духа-покровителя в в ходе обряда «посвящения». В
дальнейшем шаман продолжает общение с духами, «невидимыми голосами» во
время
ритуалов
камлания,
приводящих
в
экстатическое
состояние
и
сопровождающихся пением и ударами в бубен. Звуки голоса в данных ритуалах
есть воплощение духов-покровителей.
В Римской мифологии хранится предание об Аии Локутии - голосе
неизвестного божества, который раздался ночью в Риме, тем самым предупредив
римлян о нашествии галлов. После победы над галлами ему был воздвигнут
храм.[ Мифология: Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 26.]
Важную роль голос играл в дохристианском похоронном обряде. По
представлениям того времени похороны являлись проводами умершего в иной
мир. Этот и иной миры соединялись с помощью голоса. Потому на похоронах
принято было голосить – громко, нараспев плакать и причитать.
В христианской духовной культуре сакрализуется невидимый голос,
неизвестно откуда исходящий, который воплощает божественное откровение,
зачастую на невербальном уровне. Например, Библия рассказывает историю
Марии Египетской, раскаявшейся блудницы, которая удалилась в пустыню; она
услышала голос, повелевавший перейти Иордан, дабы обрести «блаженный
покой». После семнадцати лет покаянной жизни соблазны отступили и наступила
«великая тишина». В Библии говорится, что, не имея книг и не владея фамотой,
она приобретает чудесное знание священных текстов. [Мифология: Большой
энциклопедический словарь. М, 1998. С. 347.]
Звуки человеческой речи являются неотъемлемым атрибутом человеческой
культуры, так как именно речью человек выделился из окружавшего его
животного мира.
Вопрос о значимости звуков речи обращает нас к истокам возникновения
языка. М.О. Гершензон описывает процесс семиотизации звуковых и мимических
проявлений человека так: «Первоначально звук разрешал тягостное напряжение
чувства и одновременно, вынося наружу, ставил его перед человеком как объект,
в котором субъект видел себя зеркально отраженным. Звук возвращался через
слух внутрь человека радостью освобождения и самопознания, что и было первым
стимулом для сохранения звука. А постепенный навык учил произвольнее давать
исход и образ аффекту в звуках... Звук оказался наиболее удобным средством
общения»[ Гершензон М. Демоны глухонемые // Записки мечтателей. N 5. М.„
1922. С. 417-418.]
Помимо
основной
смыслоразличительной
функции,
звуки
речи
воспринимались мифологически. Способность говорить оценивалась как «Божий
дар».
В индийской мифологии знаменитой богиней речи и одновременно
персонификацией речи является Вач. Местом обитания богини являются небо,
земля, вода, море. Вач выше неба и шире земли». В «Ригведе» ее называют
«божественной», «царицей богов».
Образ Вач сложился «на основе древнеиндийских представлений о триаде
мысль-слово-дело и об особом значении звучащей речи».[ Мифология: Большой
энциклопедический словарь. М., 1998. С. 117.]
Древнеиндийской мифологии известно также имя Сдрасвати - им
называлась наиболее почитаемая река [р. Инд] и ее богиня. Примечательно, что
Сярасвати одновременно выступает и как богиня речи, покровительница поэзии.
Н. Б. Мечковская своей в работе, посвященной образам речи в картине
мира, говорит о том, что «Река - это, по-видимому, древнейший образ речи».
[Мечковская Н.Б. Метаязыковые глаголы в исторической перспективе: Образы
речи в наивной картине языка // Языко языке. М., 2000. С. 374].
Исследовательница говорит о том, что движение воды или движение по
воде стало «мотивирующим образом при обозначении речи», а также отмечает,
что «архетипическая связь речи и реки запечатлена в некоторых мифологических
традициях и языках». Например, в разных языках из значения слова «вода»
появилось значение «пустые, бессодержательные фразы, многословие при
бедности содержания»; и наоборот, слова со значением «течь, литься, капать»
могут по-разному характеризовать человеческую речь. [Там же. С. 375.].
«Убежденность в существовании изначальной связи между вещью и ее
наименованием» характерна для древних индийцев, а также убежденность в том,
что «в звуках слова заключена сущность вещи». [Воронин С. В. Основы
фоносемантики. Л., 1982. С. 9]
В восточной культуре немалое значение придавалось звукам речи. Коран, к
примеру, сакрализовал каждую букву и каждый звук арабской речи.
В иудаистической мифологии запечатлено напряженное «вслушивание»
древнего человека в само звучание имени. Так, в ветхозаветных текстах значимы
звуковые трансформации в именах персонажей: было имя Аврам - стало звучать
Авраам, имя Сара стало звучать Сарра.
Сакрализация звуков и букв также присуща христианским текстам
Священного писания. «В звуковом составе слова, в особенностях начертания...
искали отражения сущности вещей». [ Мечковская Н.Б. Язык и религия. М., 1998.
С. 70.].
Скачать