«Заметки на полях» «Взрослость - это такой узел событий , завязанный, чаще всего, не тобой и не по твоей вине. Но так крепко, так тяжко завязанный, что надеяться не на кого, кроме как на себя, и ты должен, должен, должен, разрывая в кровь руки и душу, во что бы то ни стало развязать его» (А. Лиханов «Непрощённая») И правда, взрослеть- это очень тяжкое испытание, и мало того, невинный, ещё только зреющий ребёнок даже не задумывается, не догадывается о том. Что ждёт его, каким переломом откроется его личная взрослость. Возможно, это к лучшему. Ведь таким и должно быть детство- беспечным, беззаботным, лёгким, с голубым небом и ярким солнцем в мыслях, а не с тяжёлыми думами о завтрашнем дне в юной голове. И это так всегда: детство- исключительно лёгкие мысли о свежем воздухе и нескончаемой сочно- зелёной траве. А потом, резко потом, резко переламывая осознание реальности, приходит взрослость. Я тогда начала пятый класс, это было в начале сентября. Стояла прекрасная погода: дождей не было и грязи тоже, а солнце пригревало , раздаривая остатки летних деньков. Внешне я была рада началу школьной поры, но внутри меня, как и у всех других детей, было чувство обиды от несправедливого деления года на учёбу и каникулы. Но с этим ничего не поделаешь, мне приходилось послушно исполнять свои обязанности, такое уж у меня воспитание: должна- значит делай. Помимо математик, химий и физик, я ходила в музыкальную школу, неправедно считавшуюся кружком. Там я преуспевала, даже участвовала на республиканском конкурсе, вследствие чего была увидена, и что послужило, как окажется, моему взрослению. А случилось следующее. За десятые числа сентября мою маму известили из музыкальной школы, что меня приглашают продолжить карьеру музыканта в школе- интернатв другом городе, находящемся в восемнадцати часах машинной езды от моей родной провинции. Это было честью, предметом гордости, ведь эта школа- самое элитное музыкальное учебное заведение республики. Мама была «за». Её только смущала моя неуверенность в выборе. Из меня выдавили, да- да ,именно , выдавили моё согласие. Наверняка, ссылаясь на моё непонимание сложившейся перспективы. Меня пугало лишь одно. Одно, но неизмеримо большое, глубокое , тёмное, как колодец- неизвестность. Я не помню, каким было моё согласие. Однозначно, невнятным, прибитым, и сквозь слёзы. Через два дня мы, вместе с мамой, вышли их машины перед аккуратным тёмно- бардовым забором, ограждавшем рисуночно- маленькие домики. Этот период, с минуты моего согласия до момента появления новой школы, скомкан, задымлён, смутен. Всё происходило очень быстро и мелькало, сливаясь, меж тяжёлых, вызывавших слёзы, томно-серых мыслей. И вот она передо мной. Первый день, день основания, можно отнести к тем же смутным дням после согласия. Но вечер его стал кульминацией сего периода, стал тем самым переломом, после котороговзрослость. Нас поселили на ночь в отдельный коттедж, и когда мы остались одни, из меня вырвалось всё то, что сжимало сущность мою, затягивая разум в свою вязкую пучину; я разрыдалась. Плач был безвременн; длился он час, или два, может три… Кто скажет? Мне казалось тогда. Что он бесконечен. На силу я успокоилась и легла, в обнимку с матерью, спать, уснув, к удивлению, быстро. Мама уехала утром. Было больно смотреть на удаляющуюся машину, увозившую родительницу мою. С того момента я повзрослела. Теперь завтрашний мой день, моё будущее. Моя жизнь , теперь всё зависит только от меня, и я тоже завишу только от себя. Если я скажу, что мне далось легко повзрослеть, то жестоко обману вас. Для меня, в прошлом робкой и неуверенной, было трудно меняться, но приходилось. Мир, он ведь такой, бросит в воду, и делай , что хочешь. Мол, спасение утопающего дело рук самого утопающего.