Большая Европа и западноевропейская интеграция

реклама
В. Шемятенков
Большая Европа и западноевропейская интеграция
(Европейский союз на пороге XXI века: выбор стратегии развития. Под ред.
Ю.Борко, О.Буториной. – М., 2000, сс.11-25)
В каждую эпоху история Европы писалась по-своему. В наше время многим европейцам,
особенно живущим на территории Европейского Союза, прошлое континента представляется
всего лишь предысторией европейской интеграции.
Сводить историю Европы к «евроистории» было бы, разумеется, ошибкой. Однако в
разумных историографических рамках самостоятельное исследование происхождения и
эволюции интегрированной Европы имеет глубокий смысл. Интеграция действительно
представляет собой венец предшествующего политического, экономического и социального
развития Западной Европы, одно из высших проявлений европейской цивилизации.
Европейскую историю невозможно высечь из камня или выбить раз и навсегда на медных
досках. Это — тончайшая материя, сотканная из противоречий и компромиссов, неуловимых
и вместе с тем неустранимых равновесий, это — история вечного беспокойства и обновления.
Каждое новое поколение европейцев как бы открывает и переписывает свою историю вновь.
Любые догмы здесь явно неуместны — они представляли бы собой надругательство над
бесконечно сложным историческим материалом. Поэтому, погружаясь в него, необходимо
быть заранее готовым к тому, что многие вопросы не имеют твердых ответов, поскольку
причины и следствия находятся в диалектической взаимосвязи. Не столько факты, сколько
тенденции составляют суть истории интеграционного процесса.
Начать хотя бы с географического определения Европы, имеющего, как известно,
существенный политический подтекст. В различные исторические эпохи представления на
этот счет менялись в необычайно широких пределах. Как указывает известный французский
историк Фернан Бродель, площадь «Европы» как составной части Римской империи, не
превышала 3 млн кв. км.
К XVIII веку «Европой» считались территории, простиравшиеся вплоть до Урала и
составлявшие 10 млн кв. км. Но и это не было пределом. В результате великих
географических открытий и последовавшей за ними колонизации новых земель за океанами
появились страны, по сути своей, европейские — Соединенные Штаты Америки, Канада,
Австралия, Новая Зеландия и Южно-Африканский Союз. В 1914 г. их территория составляла
50 млн кв. км. Кроме того, в эпоху империализма под контролем европейских держав
оказались еще колониальные империи площадью около 52 млн кв. км. «В 1914 г. Европа, ее
государства, ее империи и ее цивилизация, — пишет Ф. Бродель, — простирались на 112 млн
кв. км.... Таким образом, к началу XX века европейская вселенная охватывала 74% из 150 млн
кв. км земной суши... В собственно Европе жило 440 млн человек и еще 740 млн за ее
пределами (540 млн в колониальных империях и 200 млн в неколониальных странах
европейской цивилизации). Вне этого
европейского мира находилось всего 400 млн человек»1).
Разумеется, концепция Ф. Броделя, хотя она и не лишена исторического смысла,
расширительна до экстравагантности. Другой крайностью является взгляд некоторых из
наиболее ретивых «евроисториков», которые склонны ограничивать пределы «Европы»
границами государств-членов ЕС. Если следовать этой концепции, то конфигурация
континента меняется чуть ли не каждые пять-десять лет. До 1972 г. «Европа» ограничивалась
территорией шести западноевропейских государств, затем — девяти, двенадцати, а сейчас —
пятнадцати. Что дальше? Где же пройдет окончательная граница «Европы»? Очевидно, там,
где будет угодно руководящим органам Евросоюза. Комментарии, как говорится, излишни.
Научная истина, как всегда, лежит где-то посередине. Народы бывших колониальных
империй, завоевавшие свою,независимость, тем самым достаточно ясно выразили свое
отношение к Европе и идее своей принадлежности к ней. Народы бывших доминионов, не
забывая своего родства с европейской цивилизацией, тем не менее и не помышляют о том,
чтобы их страны относили к Европе. Собственно, проблема сводится к одному: являются ли
частью Европы страны Восточной Европы и бывшие республики Советского Союза?
На этот вопрос должен быть дан простой и однозначный ответ: да, безусловно являются. Идея
исключения всех или некоторых из этих стран из состава Европы похожа на грабли — они
неизменно бьют по лбу того, кто на них наступит. Невозможно представить себе историю,
культуру, экономику и политику Европы без Поль-щи и России, Албании и Белоруссии,
Сербии и Украины; без населяющих их народов, которые по своему этническому
происхождению, психологическому складу, религиозной принадлежности сродни жителям
Западной Европы. Особое значение имеет неуничтожимое, возрождающееся с каждым новым
поколением единство культуры. Как справедливо заметил уже цитировавшийся нами Ф.
Бродель, «культура — это общий язык Европы»2).
В то же время не менее очевидно, что между западной и восточной частями континента
имеются существенные различия, которые и служат питательной почвой для спекуляций
относительно чужеродности тех или иных народов Европе. «Более пяти столетий, — пишет
оксфордский профессор Норман Дэвис, — кардинальной проблемой в определении Европы
было включение или исключение России. Православная, самодержавная и экономически
отсталая Россия была явно плохой парой. Поэтому западные соседи России часто искали
предлог для того, чтобы исключить ее. Сами русские никогда не были уверены, хотят ли они
быть внутри или вне Европы»3).
Ни в коей мере не посягая на целостность исторического процесса в Европе, необходимо все
же со всей определенностью признать, что интеграция родилась в Западной, а не Восточной
Европе, и пока остается исключительным достоянием западноевропейских стран. Это, как мы
увидим в дальнейшем, далеко не случайно. Истоки интеграции следует искать на Западе, в
особенностях западноевропейской истории и западноевропейской разновидности европейской
цивилизации.
Интеграцию, как правило, выводят из интернационализации производства. Это —
действительно материальная предпосылка интеграционного строительства. Но между
интернационализацией и интеграцией нет однозначной каузальной зависимости. Во многих
других регионах мира достигнута высокая степень региональной экономической
взаимозависимости, но это в лучшем случае выливается в создание торгово-политических
группировок, но не интегрированных сообществ. В чем же состоит уникальность Западной
Европы, сделавшая ее родиной интеграции?
На этот счет существуют различные мнения. Уникальность Западной Европы часто связывают
с буржуазными революциями XVH-XVHI веков и их «продуктом» — государством-нацией и
капиталистическим способом производства. Некоторые исследователи идут дальше и ищут
истоки самобытности Западной Европы в протестантской этике, великих географических
открытиях или научных революциях XV-XVI веков, эпохе Возрождения или средневековых
европейских городах. Иногда генезис западноевропейской цивилизации выводят из
исторического размежевания христианства в XI веке. Все эти объяснения правильны: в них
«схвачены» важнейшие вехи становления западноевропейской цивилизации, без которых
феномен интеграции XX века был бы немыслим. Но и это не предел — есть немало веских
оснований для того, чтобы попытаться проследить зарождение уникальных черт Западной
Европы в еще более ранний период, относящийся к первым векам христианской эры. Причем
каждая из этих черт, как правило, соединена со своим антиподом. Их диалектическое
взаимодействие и создает неповторимость западноевропейского общества.
Главной чертой самобытности Западной Европы является упорядоченный индивидуализм. Его
наиболее существенными проявлениями являются римское право и протестантская этика,
определившие на различных стадиях истории основы социального взаимодействия
индивидуумов. Мир обособленных, соперничающих друг с другом, но, одновременно,
подчиняющихся общим законам и взаимодействующих в рамках рыночной экономики лиц и
составляет гражданское общество — основу основ западноевропейской цивилизации. В нем
изначально заложен принцип верховенства индивидуума над коллективом, окончательно
утверждавшийся на протяжении последних трех столетий в результате освобождения
западноевропейского общества от пережитков феодального и раннекапиталистического
угнетения личности. Безусловный триумф этого принципа в Западной Европе приходится на
послевоенное время. Не будет преувеличением сказать, что окончательное освобождение
индивидуума в Западной Европе стало главной предпосылкой успешной и прочной
интеграции. Именно свободные индивидуумы, наделенные достаточно высоким чувством
социальной ответственности и развитой социальной компетентностью, и составляют
основание пирамиды субсидиарности — системы разделения ответственности и власти внутри
Европейского сообщества.
Вторым важным истоком западноевропейской самобытности является своеобразный способ
хозяйствования, зародившийся еще в первые века нашей эры и ставший господствующим
примерно к XV веку. Индивидуализм в условиях высокой плотности населения и
обнаружившегося уже к XIII веку недостатка свободных земель сделали экономически
целесообразным, а вернее сказать, неизбежным, утверждение интенсивного типа хозяйствования и в сельском хозяйстве, и в городских промыслах. Его главными чертами были частная
собственность на средства производства, личная инициатива и непрерывное повышение
производительности факторов производства за счет внедрения технических
усовершенствований и открытий. Преимущества этого типа хозяйствования проявились
далеко не сразу. Однако, после того как накопилась определенная «критическая масса»
технических и организационных достижений, страны Западной Европы вырвались
вперед в экономическом соревновании с другими регионами Земли, в частности, с Восточной
Европой.
Наивысшего расцвета интенсивный тип хозяйствования достиг в средневековых городах. В
соединении с развитием торговли, денежного обращения, великими географическими
открытиями и колонизацией новых земель, созданием мирового рынка он органически
перерос в систему торгово-финансового, а затем и промышленного капитализма.
Становление интенсивного, а позднее капиталистического типа хозяйственной деятельности
на базе индивидуализма и частной собственности было отмечено глубочайшими
противоречиями. Парадокс заключался в том, что принцип частной собственности,
интенсивный характер хозяйственной деятельности, ставшие базой созидания современной
Западной Европы, одновременно порождали разрушительную рознь между различными
ячейками общества, замкнувшимися в своих узких и корыстных интересах. Чем более
прочным и более развитым становился институт частной собственности, тем глубже был
порождаемый им партикуляризм. Это противоречие достигло своего апогея в первой
половине XX века. Партикуляризм, воплотившись в нескольких мощнейших государствахнациях, создавших обширные колонии и находившихся в состоянии острейшего
соперничества в Европе, вылился в две' мировые войны, которые унесли десятки миллионов
человеческих жизней. Интеграция стала самым эффективным орудием преодоления этого
извечного разрушительного противоречия.
Тупик, в котором оказалась Западная Европа в результате Второй мировой войны, поддержка
объединительных начал в ее жизни со стороны Соединенных Штатов и страх перед «советской угрозой» создали благоприятные условия для практического осуществления так
называемой «европейской идеи», зародившейся еще в эпоху Возрождения.
Первые шаги интеграции были лишь частью объединительного процесса, охватившего во
второй половине 40-х гг. страны Западной Европы. Под эгидой США создается Европейский
платежный союз и Европейская организация экономического сотрудничества, впоследствии
преобразованная в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В 1948
г. на конгрессе западноевропейской общественности в Гааге возникает влиятельное Европейское движение. В 1949 г. создается Совет Европы, наделенный широкими, хотя и
несколько неопределенными полномочиями. В 1948 г. Франция, Великобритания и страны
Бенилюкса учреждают Западноевропейский союз, направленный преимущественно против
угрозы германского реваншизма. Годом позже, по инициативе Соединенных Штатов,
избирается принципиально иной путь – для решения проблемы безопасности .Западной
Европы создается Организация Северо-Атлантического договора (НАТО), в состав которой
включается и Западная Германия, только что оформившаяся в новое государство —
Федеративную Республику Германия. Таким образом, почти одновременно были созданы
общеевропейские организации в политической, экономической и оборонной областях.
На этом фоне выдвинутая французским политическим деятелем Жаном Монне и министром
иностранных дел Франции Робером Шуманом идея объединения угольной и сталелитейной
промышленности Германии и Франции под контролем наднационального органа выглядела
достаточно скромно, и многим европейцам представлялась сугубо техническим
мероприятием. Однако именно этой идее было суждено коренным образом трансформировать
Западную Европу и положить начало организации, которой принадлежит безусловное
верховенство в ряду других — Европейскому Союзу. Причина заключалась в том, что, в
отличие от всех прочих европейских организаций, в зарождающемся Европейском объединении угля и стали (ЕОУС) было впервые воплощено наднациональное начало, потенциал
которого превзошел все ожидания. Однако последующий путь европейской интеграции
оказался неровным.
Договор, учреждающий ЕОУС, был подписан в Париже 18 апреля 1951 г. и вступил в силу 10
августа 1952 г. В него первоначально вошли Франция, ФРГ, Бельгия, Голландия, Люксембург
и Италия. Примерно треть всех статей Договора была посвящена практическим проблемам
коллективного управления сталелитейной и угольной промышленностью — финансам,
инвестициям, производству, ценам, внутриотраслевым соглашениям и концентрации, регулированию условий конкуренции, заработной плате и мобильности рабочей силы, транспорту,
торговой политике. Значительная часть статей и преамбула содержали изложение
политических целей ЕОУС, явно превосходивших его ограниченные реальные возможности
(содействие экономическому развитию, росту занятости и повышению жизненного уровня,
вклад в поддержание мирных отношений, создание экономического сообщества, которому
надлежало стать основой для все более широкого и глубокого сообщества народов, долгое
время разделенных кровавыми конфликтами, и т.д.), и подробное описание его
конституционного устройства.
ЕОУС было наделено статусом самостоятельного юридического лица, обладающего
правоспособностью в международных отношениях. Для управления объединением
создавалась система институтов, основная схема которой была впоследствии воспринята
Европейским экономическим сообществом (ЕЭС). Она включала Высший руководящий
орган, Общую ассамблею (или Европейский парламент), Специальный Совет министров (или
просто Совет) и Суд. В Договоре подчеркивались ключевая роль Высшего руководящего
органа, на который и была возложена обязанность обеспечить достижение целей,
поставленных в Парижском договоре, и его наднациональный характер. Девять его членов,
назначаемых на шесть лет по признаку профессиональной компетентности, должны были
быть полностью независимыми. Им было запрещено запрашивать или получать инструкции
от национальных правительств. Парламент был наделен лишь одним, но достаточно весомым
правом — большинством в две трети голосов он мог отправить всех членов Верховного
органа в отставку. Он состоял из парламентариев стран-членов ЕОУС, делегированных
национальными законодательными органами. Совет был призван обеспечить гармонизацию
действий Верховного органа и правительств национальных государств. Его полномочия были
весьма ограниченными: он мог лишь просить Высший руководящий орган рассмотреть
предложения или меры, которые он считал соответствующими или необходимыми для
достижения общих целей. Таким образом, баланс власти в ЕОУС был явно смещен в сторону
наднационального Высшего руководящего органа.
Контраст целей Договора и средств их осуществления имел вполне определенную
стратегическую направленность: заложенный в него интеграционный наднациональный
принцип мог и должен был быть распространен на другие сферы межгосударственных
отношений. Однако первая попытка такого рода, предпринятая в 1952-1954 гг., закончилась
неудачей. Воодушевленное успехом ЕОУС, правительство Франции выступило с инициативой
создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС), с тем чтобы неизбежное
перевооружение Германии осуществлялось в более узких рамках «европейской армии», в
которой, как надеялись в Париже, Франции принадлежала бы более видная роль, чем в рамках
НАТО. Более того, по мнению инициаторов проекта, создание европейской армии должно
было открыть прямой путь к политическому объединению Западной Европы и быстрому
завершению интеграционного процесса.
Жизнь достаточно быстро развеяла эти иллюзии. 10 августа 1954 г. договор о создании ЕОС,
уже ратифицированный пятью партнерами Франции (теми же, что входили в ЕОУС), был
отвергнут французским Национальным собранием. Неудача проекта послужила серьезным
уроком для архитекторов западноевропейской интеграции. На много лет вперед главными
правилами их деятельности стала постепенность, строгое соблюдение первоочередности
экономической интеграции как основы интеграции политической.
3 Зак, 391
В июне 1955 г. на встрече представителей «шестерки» в Мессине (Италия) по инициативе
представителей Бенилюкса была принята резолюция о создании «Общего рынка».
Параллельно прорабатывался вопрос об интеграции западноевропейской атомной
промышленности. Созданная в Мессине группа экспертов представила весной 1956 г. свой
доклад, который в мае 1956 г. был одобрен шестью министрами иностранных дел на
совещании в Венеции. Через год, 25 марта 1957 г. в Риме были подписаны Договоры о создании Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом) и Европейского
экономического сообщества (ЕЭС).
Эти документы были и остаются верхом «евродипломатии» — искусства достижения того,
что возможно сегодня, и переноса на более позднее время тех вопросов, по которым имеются
расхождения. С учетом выявившихся за время существования ЕОУС пределов
наднационального начала и обострившейся чувствительности национальных государств к его
практическому применению, архитекторы Римских договоров сделали полшага назад и, не меняя наднациональной сущности западноевропейской интеграции, позаботились о том, чтобы
не выпячивать ее на первый план, гарантировав права национальных государств. Все намеки
на политическую интеграцию и перспективную цель создания европейской федерации были
устранены. В Римском договоре подчеркивались его сугубо экономические цели. В
политическом плане в преамбуле говорилось лишь о решимости государств-членов заложить
основы для все более тесного союза европейских народов. Это положение оставалось
неизменным на протяжении 30 последующих лет.
Вместе с тем, Римский договор существенно расширил сферу интеграционного строительства.
Концептуально он представлял собой последовательную программу экономической
интеграции. Первым, основополагающим шагом на этом пути должно было стать создание
таможенного союза. Само по себе это мероприятие обеспечивало качественный прорыв в
экономических и политических отношениях западноевропейских стран, вело к полной либерализации их взаимной торговли. Сопроводив соответствующие положения Договора
множеством оговорок, отражавших их опасения и колебания, государства-члены ЕЭС
договорились о постепенной отмене таможенных пошлин и количественных ограничений во
взаимной торговле, установлении общего внешнего таможенного тарифа и передаче
Сообществу полномочий на осуществление общей торговой политики ЕЭС.
Либерализация международного обмена должна была быть дополнена интеграцией на более
глубоких «горизонтах» экономической системы, строительством Общего рынка стран
«шестерки», который позволил бы осуществить свободу движения не только товаров, но и
лиц, услуг и капиталов. С этой целью в Договор были включены принципиальные положения
о совместном антимонополистическом регулировании и поощрении конкуренции,
соблюдении согласованных правил при оказании предприятиям государственной помощи,
гармонизации фискальных систем и экономического законодательства в целом.
Специфическим аспектом строительства Общего рынка было сельское хозяйство. В этой
сфере простая либерализация торговли была бы совершенно недостаточной: с учетом
хронической нерентабельности западноевропейского аграрного сектора и существования во
всех странах «шестерки» национальных систем его субсидирования дело упиралось прежде
всего в унификацию национальных правил в этой области, в создание равных возможностей
для фермеров различных стран и ограждение их от разрушительной международной
конкуренции. С этой целью в Римский договор были включены три основных принципа
аграрной интеграции: совместный рынок, преференции фермерам стран «шестерки» и
солидарная финансовая ответственность государств-членов.
Для осуществления мероприятий, предусмотренных Римским договором, был установлен
переходный период, рассчитанный на 12-15 лет.
В Риме была существенно уточнена и расширена институциональная структура ЕЭС.
Руководящими институтами Сообщества стали Европейский парламент, Совет, Комиссия и
Суд. Кроме того, в рамках Сообщества были созданы Экономический и социальный комитет,
Европейский инвестиционный банк, к которым на более позднем этапе прибавили Счетную
палату.
Хотя члены Парламента, согласно Римскому договору, должны были по-прежнему
делегироваться национальными законодательными собраниями, в Договоре была
зафиксирована перспектива перехода к прямым выборам депутатов. Общая численность
Парламента была увеличена, число депутатов от отдельных стран приведено в соответствие с
численностью населения.
Был изменен баланс полномочий между Комиссией и Советом: Совет стал главным
«законодателем» Сообщества, а Комиссия, сохранившая право законодательной инициативы,
— главным исполнительным органом. Согласно статье 155, Комиссия
— гарантирует применение положений Договора и мер, принимаемых институтами для этого;
— выносит рекомендации или заключения по вопросам, связанным с Договором, если
последний предусматривает это или если Комиссия посчитает это необходимым;
— располагает собственными полномочиями принимать решения и участвовать в разработке
мер, предпринимаемых Советом и Европейским парламентом, теми способами, которые
предусмотрены в Договоре;
— осуществляет полномочия, которые Совет передает ей для
выполнения принятых им постановлений.
Таким образом, Римский договор существенно продвинул Сообщество по пути
сбалансированного разделения властей (хотя и в форме, разительно отличавшейся от
конституционного устройства национальных государств). В дальнейшем в схему, установленную Договором, вносились изменения, главным образом, в сторону расширения полномочий
Парламента в связи с так называемым «демократическим дефицитом», то есть слабой связью
интеграционных институтов с рядовыми гражданами. Но в целом эта схема не претерпела
радикальных изменений, доказав свою жизнеспособность и эффективность. В более гибких и
опосредованных формах, по сравнению с Парижским договором о создании ЕОУС, Комиссия
сохранила свою роль центрального звена интеграционного процесса — без нее в ЕЭС не
могло быть принято ни одно принципиальное решение. Более того, такие решения могли быть
поставлены на обсуждение лишь по представлению Комиссии, в руках которой осталась, тем
самым, исключительная прерогатива инициировать и направлять дальнейшее развитие
интеграции.
Досрочное (к середине 1968 г.) завершение формирования таможенного союза и
либерализация взаимного торгового обмена стран «шестерки» оказали глубокое воздействие
на развитие их внешнеэкономических связей и положение в мировой торгово-политической
системе. В 1958-1994 гг. доля взаимного экспорта в ВВП «двенадцати», свидетельствующая о
глубине межстрановой специализации внутри Сообщества, выросла на 57 %4).
Договоренности о проведении общей сельскохозяйственной политики (ОСХП) также упали на
благоприятную почву. Общий рынок сельскохозяйственных продуктов стал реальностью.
Сразу после начала практического осуществления ОСХП в 1962 г. интеграционное
регулирование распространилось на половину всех сельскохозяйственных рынков (к 1970 г.
эта цифра достигла 87 %). «Зеленая Европа», предоставившая преимущества стабильных цен
и субсидирования сотням тысяч западноевропейских фермерских хозяйств, до сих пор служит
своего рода визитной карточкой интеграции. Эта дорогостоящая система, поглощавшая в 60-е
и 70-е гг. свыше 70 % бюджета ЕЭС, не имевшая рационального экономического обоснования
и являвшаяся предметом острых разногласий с США, а также другими странами-членами
ГАТТ, сыграла тем не менее важную роль в поддержании социального мира в странах
ЕЭС, сохранении такого традиционного устоя западноевропейского культурного наследия как
крестьянское хозяйство, в укреплении общественной поддержки интеграции.
Более сложной была судьба тех положений Римского договора, которые касались создания
Общего рынка. Оказалось, что в данном разделе творцы Договора опередили свое время. В то
время как большинство наиболее существенных барьеров на пути внутри-региональной
торговли были постепенно сняты, свобода движения физических лиц, услуг и капиталов,
вплоть до конца 80-х гг., оставалась недостижимым идеалом. Положения Договора о политике
Сообщества в отношении конкуренции не получили сколько-нибудь широкого практического
применения. Чисто декларативной была и та часть Договора, которая касалась общей
транспортной политики.
Определенное воздействие на судьбы ЕЭС и Евратома оказал приход к власти во Франции
генерала де Голля в конце 50-х гг. Если идея создания Общего рынка встретила с его стороны
понимание и поддержку, то деятельность Евратома, по его мнению, находилась в
противоречии с коммерческими и оборонными интересами Франции. Не способствовал
развитию интеграции и открытый конфликт между де Голлем и честолюбивым председателем
Комиссии Вальтером Хальштейном, пытавшимся превратить новый наднациональный орган в
своего рода «европейское правительство». Острый кризис внутри ЕС вызвала оппозиция де
Голля присоединению Великобритании. Ситуация была во многих отношениях парадоксальной. Голлистская идея «Европа отечеств» и упор на развитие Общего рынка, при
сохранении в неприкосновенности суверенных прав национальных государств, по существу,
совпадали с британской концепцией ЕС как зоны свободной торговли. Возражения де Голля
против вступления Великобритании в ЕС объяснялись лишь вполне обоснованными
опасениями того, что «особые отношения» Великобритании с США сделают ее американским
«троянским конем» в интегрированной Европе. Теми же мотивами было продиктовано
отрицательное отношение де Голля к плану политической интеграции и перехода к общей
внешней и оборонной политике, который был известен под названием «плана Фуше».
Экономический подъем в странах Западной Европы, достижение «полной занятости», рост
конкурентоспособности ЕЭС в мировой экономике не смогли предотвратить острый
политический кризис внутри сообществ. Голлистский взгляд на дальнейшее развитие
интеграции резко разошелся с позицией Европейской комиссии и большинства других членов
«шестерки». В результате летом 1965 г. возник так называемый «кризис пустого кресла»:
категорически возражая против введения голосования квалифицированным большинством и
предоставления сообществам собственных финансовых средств, французское
правительство отозвало своих представителей из Совета.
Первым шагом к разрешению кризиса был так называемый люксембургский компромисс
(январь 1966 г.), который, подтверждая процедуру голосования квалифицированным
большинством в принципе, вместе с тем давал каждому государству-члену ЕС право
заблокировать голосование и потребовать единогласного решения, если при этом
оказывались затронутыми его жизненно важные интересы.
Люксембургский компромисс и возвращение Франции в Совет, последовавшие вскоре за
этими событиями уходы сначала Халь-штейна, а затем де Голля не смогли расчистить те
политические завалы, которые оставили после себя острые противоречия второй
половины 60-х гг. Отрицательно повлияли на процесс западноевропейской интеграции
социальные потрясения 1968 г. и перелом в развитии мирохозяйственной конъюнктуры в
начале следующего десятилетия. Поэтому предпринятые в этот период амбициозные
попытки вывести процесс интеграции на новый, более высокий уровень натолкнулись на
два препятствия: существенные противоречия между государствами-членами и отсутствие
объективных предпосылок, формирование которых, успешно начатое в конце 50-х —
начале 60-х гг., к тому времени еще не продвинулось достаточно далеко.
Так, в 1970 г. был предложен и одобрен широкомасштабный проект создания
экономического и валютного союза («план Вер-нера»). Однако он был почти сразу же
торпедирован мировым валютным кризисом и прекращением обмена доллара на золото в
августе 1971 г. Западной Европе пришлось в срочном порядке создавать механизм
согласованной курсовой политики в отношении доллара, который получил название
«валютной змеи». Этот опыт валютной интеграции оказался неудачным: 70-е гг. стали
периодом валютной нестабильности, оказывавшей ощутимое отрицательное воздействие
и на процесс экономического развития, и на дальнейшее развертывание интеграции.
В начале 70-х гг. в Западной Европе сложилось парадоксальное положение.
С одной стороны, неоспоримые успехи начального этапа интеграции резко увеличили
притягательность интеграционных идеалов в глазах европейского общественного мнения
и правительств третьих стран. Отражением этого было первое расширение ЕС: с 1 января
1973 г. новыми членами сообществ стали Великобритания, Дания и Ирландия: «шестерка»
тем самым превратилась в «девятку».
С другой стороны, сам интеграционный процесс явно застопорился, наступил период «малых
шагов» и острых противоречий между участниками интеграции.
Тем не менее была начата подготовка ко второму расширению ЕС, которое должно было
распространиться на относительно менее развитые страны Южной Европы. Предпринятые
сообществами меры в сочетании с глубокими экономическими и политическими
преобразованиями в странах-кандидатах позволили успешно завершить процесс подготовки в
первой половине восьмидесятых годов: 1 января 1981 г. к сообществам присоединилась
Греция, 1 января 1986 г, — Испания и Португалия.
В начале 70-х гг. удалось, наконец, решить проблему создания собственных финансовых
средств ЕС за счет перечисления в бюджет сообществ таможенных поступлений, включая
компенсационные сборы от ввоза иностранной сельскохозяйственной продукции, а также
части налога на добавленную стоимость. Европейский парламент получил право контроля над
бюджетом ЕС.
Интеграционное строительство несколько оживилось с приходом к власти в 1974 г. Валери
Жискар д'Эстена во Франции и Гельмута Шмидта в ФРГ, не обремененных «демонами
национализма». Им удалось продвинуть целый ряд важных согласованных решений.
Эпизодические встречи в «верхах» были заменены регулярными заседаниями Европейского
совета на уровне глав государств и правительств, который сразу же стал важнейшей «несущей
конструкцией» интеграционных институтов. Одновременно было решено ввести, наконец,
прямые всеобщие выборы в Европейский парламент, что существенно укрепило
демократическую базу ЕС. Однако попытка возродить идею политического союза («доклад
Тиндеманса» 1975 г.) вновь осталась без каких-либо последствий.
Наиболее крупным достижением этого периода было создание по инициативе Жискар
д'Эстена и Шмидта Европейской валютной системы (ЕВС), которая начала действовать 13
марта 1979 г. Хотя формально ЕВС находилась вне рамок институциональной структуры ЕС,
по своей сути она была одной из важных опор интеграционного строительства. Достигнутая в
ее рамках длительная валютная стабильность оказала благотворное воздействие не только на
экономику западноевропейских стран, но и содействовала постепенному преодолению
центробежных тенденций внутри ЕС. Условия для нового подъема западноевропейской
интеграции созрели лишь к середине 80-х гг. Его начало и весь последующий ход неразрывно
связаны с именем выдающегося политического деятеля Франции Жака Делора, который
возглавил Комиссию Европейских сообществ в июле 1984 г. Из всего многообразия возможных путей ускорения интеграции он избрал проект, который смог сплотить правительства
всех 12-ти государств-членов ЕС, начиная от испанских социалистов и кончая британскими
ультра-консерваторами. Это был проект «Европа-1992», вольно или невольно приуроченный к
пятисотлетию открытия Америки. Он предусматривал завершение создания единого
внутреннего рынка, предусмотренного еще Римским договором 1957 г.
Для осуществления проекта потребовалось изменить и дополнить договорно-правовую базу
интеграционного строительства. 15 июня 1985 г. Комиссия опубликовала «Белую книгу», в
которой содержался конкретный план действий в целях создания единого внутреннего рынка.
Заслуга Комиссии, возглавляемой Делором, состояла прежде всего в том, что ей удалось
переломить скептическое отношение к интеграции, воцарившееся в западноевропейском
общественном мнении в конце 70-х - начале 80-х гг. — период, который журналисты
окрестили эпохой «евросклероза». На смену пессимистическим настроениям пришел
настоящий ренессанс интеграционной идеологии, который не замедлил принести осязаемые
результаты и в политической сфере.
Предложения Комиссии о создании единого внутреннего рынка были одобрены Европейским
советом и составили органическую часть Единого европейского акта (ЕЕА), принятого в 1986
г. и вступившего в силу в 1987 г. Значение этого документа состояло, по-первых, в том, что в
нем была недвусмысленно выражена политическая воля государств-членов ЕС к дальнейшему
углублению и развитию интеграции. Во-вторых, ЕЕА положил начало существенному
расширению законодательной базы интеграции, проложив путь к разработке и принятию в
дальнейшем Маастрихтского и Амстердамского договоров. В-третьих, ЕЕА раздвинул рамки
интеграционного процесса, в который были законодательно включены такие новые области
как валютная политика, оказание помощи менее развитым странам и регионам ЕС, научнотехнический прогресс и охрана окружающей среды, а также координация внешней политики
государств-членов при помощи Секретариата политического сотрудничества, неофициально
действовавшего в аппарате Комиссии ЕС с 1970 г. Единый европейский акт существенно
усовершенствовал механизм принятия решений, раздвинув рамки применения принципа
квалифицированного большинства. Были также расширены права Парламента.
Задачи и цели, выдвинутые в Едином европейском акте и «Белой книге» 1985 г., были вскоре
трансформированы в конкретные законодательные предложения. Комиссия и государствачлены приступили к разработке почти 300 новых решений, касавшихся всех сторон
экономической деятельности. Реализация проекта «Европа-1992» оказала огромное
психологическое и политическое воздействие на все страны мира. Пожалуй, впервые за всю
свою историю ЕС смогли претендовать на роль лидирующего полюса мировой политики и
экономики и были признаны в этом качестве. Одним из важнейших элементов усиления
морального авторитета и политического влияния интегрированной Европы было установление
официальных отношений между ЕС и Советом Экономической Взаимопомощи, открывшее
дорогу к налаживанию непосредственных связей между ЕС и отдельными социалистическими
странами.
Крах социалистических режимов в Центральной и Восточной Европе, падение берлинской
стены и начало воссоединения Германии явились полной неожиданностью для руководства
ЕС и государств-членов. Геополитическая среда, в которой сообщества успешно развивались
более 30 лет, радикально изменилась. Руководящие круги Западной Европы были поставлены
перед необходимостью дать адекватный ответ на вызовы и возможности, рожденные новой
обстановкой в мире. Попыткой выполнить эту задачу стала межправительственная
конференция, разработавшая проект будущего Маастрихтского договора.
Примечания
1. Braudel F, L'Europe. P., 1987. P. 9-10.
2. Цит. no: L'esprit de 1'Europe. P., 1993. T. 1. P. 10.
3. Davies N. Europe. A History. Oxford-N.Y., 1996. P. 15.
4. European Economy. Luxembourg, 1997. №64. P. 152.
Скачать