От Европейского Союза — к Соединенным Штатам Европы?
реклама
Стр.430-462 Ю.Борко, О.Буторина От Европейского Союза — к Соединенным Штатам Европы? Интеграционный опыт ЕС: особенное и общее Прошло без малого пятьдесят лет с тех пор, как 18 апреля 1951 г. шесть стран: Франция, ФРГ, Бельгия, Нидерланды, Люксембург и Италия, подписали в Париже Договор об учреждении Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) — первый из договоров, на основе которых впоследствии вырос Европейский Союз (два других основополагающих договора — о Европейском экономическом сообществе и о Европейском сообществе по атомной энергии были подписаны 25 марта 1957 г. в Риме). Европейские сообщества, выглядевшие при их создании как обычный утилитарный инструмент межгосударственного сотрудничества (история Европы знала десятки, если не сотни различных союзов) превратились по истечении полувека в мощнейшую систему, определяющую судьбу региона и его лицо в современном мире. За многие годы у строителей единой Европы были внушительные успехи и серьезные неудачи, периоды расцвета и топтания на месте. Одно несомненно: объединение проявило удивительную жизнеспособность. Сейчас Евросоюз — самая крупная и развитая интеграционная группировка мира, по степени зрелости с ней не может сравниться ни один другой региональный блок. Даже наиболее сильные из них, такие как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА) и Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), не имеют столь мощной системы общих органов управления, тесных производственных и торговых связей между участниками, механизма единой политики в отношении третьих стран, не говоря уже о единой валюте. Успех ЕС воодушевил не только специалистов и исследователей международных отношений. Именно ему идея интеграции во многом обязана той привлекательностью, которую она имеет теперь в глазах политиков и рядовых граждан как в Западной Европе, так и далеко за ее пределами. Опыт ЕС неоднократно пытались перенимать, в течение последних десятилетий в каждой части света появлялись свои интеграционные объединения. Тем не менее, пример Евросоюза так и остается единственным в своем Oт Европейского Союза — к Соединенным Штатам Европы? роде. Закономерно возникает вопрос: является ли история ЕС чем-то особенным, что не может повториться в другое время и в других условиях, или же она — одно из проявлений, пусть и очень своеобразных, универсальных законов интеграции? Пройденный Сообществами путь достаточен для того, чтобы сделать некоторые выводы и обобщения. Не претендуя и в малой доле на то, чтобы высказывать истину в последней инстанции, авторы излагают здесь свое представление о законах, по которым функционирует интеграционный организм ЕС. Читатели вольны принять или оспорить предлагаемую точку зрения и на основе этого формировать собственный взгляд на обозначенную проблему. Сначала хотелось бы сделать одно замечание. Широко распространилось мнение, что интеграция — непреложная общемировая тенденция, закономерная форма современного взаимодействия государств-соседей, магистральный путь их развития. Действительно, повсеместная тяга к региональной консолидации не вызывает сомнений: существующие группировки то и дело объявляют о новых совместных программах, в полный голос заявляют о себе новые объединения, как, например, Меркосур. Однако в то же самое время, порой на тех же территориях идут и обратные — центробежные процессы. Об этом убедительно пишет один из крупнейших российских специалистов по проблемам интеграции профессор Ю. В. Шишков1). Так, за последнее время Европа стала свидетельницей распада СЭВ, фрагментации Советского Союза, разъединения Чехословакии, кровопролитного раздела Югославии. У дезинтеграции есть другие лики. Нередко созданные объединения существуют только на бумаге и в залах заседаний, в иных жизнь едва теплится. Очаги сепаратизма, как старые, так и новые — рядовое явление современности. И не только ее. Как тут не вспомнить развал грандиозной Британской империи (а заодно и зоны фунта), так же как крушение к середине XX века остальных колониальных империй. Аналогичными примерами изобилуют все предшествующие столетия. Создание объединений — такая же органичная черта истории, как и их распад. Предпосылки интеграции Европейская интеграция созревала и развивалась в особенных условиях. Не будь их, даже очень разумная коллективная политика едва ли позволила бы Сообществам настолько продвинуться вперед. Примечательно, что ни в одной из других группировок мира нельзя найти такой комбинации факторов, благоприятствующих интеграции, которыми располагает ЕС. Наиболее важными из них являются следующие: 1) высокоразвитая рыночная экономика;2) полицентрическая структура; 3) особая культурная и историческая общность. Высокоразвитая рыночная экономика. В западноевропейском контексте данная предпосылка имеет три составляющих, каждая из которых весьма значима. Первая — наличие высокоразвитого промышленного потенциала, без которого невозможны внутриотраслевая кооперация и торговля. Сообщества зародились в период, когда Европа только оправлялась от чудовищных последствий войны. Однако даже в условиях разрухи будущие члены ЕС представляли собой самую передовую в индустриальном плане часть континента и занимали по этому показателю второе место в мире. Интеграция нужна была для того, чтобы укрепить производственную мощь, а не создавать ее впервые. И это очень важно. Как показывает практика, возможности создать интеграционное объединение и последующие результаты интеграции напрямую связаны с уровнем промышленного развития государств-участников. Интеграция между слаборазвитыми бедными странами — дело и вовсе безнадежное. Так, в послевоенные годы в Азии, Африке и Латинской Америке интеграционные объединения росли, как грибы. И что же? Названия большинства из них знакомы только специалистам. Обширные программы остались благими пожеланиями по одной простой причине — из-за отсутствия между странами разделения труда в промышленности2). Как бы ни хотелось объединиться, обмен кокосов на бананы — не основа для интеграции. Достаточно рядового неурожая или падения мировых цен на один из товаров, чтобы подобный союз развалился. По этому поводу Ю. В. Шишков справедливо указывает: «история интеграционных усилий в Западной Европе и других регионах мира показала, что взаимное притяжение и сращивание национальных хозяйств рыночного типа возможно лишь по достижении ими достаточно высокого уровня технико-экономического развития, когда в структуре производства странпартнеров преобладает обрабатывающая промышленность... И наоборот, интеграция объективно противопоказана странам аграрно-сырьевого профиля, производящим не столько взаимодополняющие, сколько конкурирующие друг с другом продовольственные товары, топливо, сырье и т. п.» Страны, экспортирующие продукцию с невысокой степенью обработки, объективно не заинтересованы во взаимной торговле и, следовательно, интеграции. Будучи конкурентами по отношению друг к другу, они, по сути, не имеют мотивов для взаимного снижения таможенных барьеров и открытия рынков3*. Только специализация и, соответственно, кооперация в технически сложных производствах накрепко привязывает партнеров друг к другу. Если разные страны являются звеньями единой технологической цепи, отношения между ними могут выдержать самые жестокие политические штормы. Результатом такой взаимозависимости является интенсивное развитие не столько межотраслевой, сколько внутриотраслевой торговли. В период формирования ЕЭС у всех его членов доля внутриотраслевой торговли в общем товарообороте с партнерами уже составляла от 40 до 60 %, теперь она в большинстве стран колеблется от 60 до 80 %4). Способность государств-участников удовлетворить потребности других в высокотехнологичной продукции — важнейшее условие целостности группировки, залог того, что никто из них не отдаст предпочтения партнерам извне. Не случайно в Юго-Восточной Азии торговля и промышленное сотрудничество в основном идут через Японию и ориентируются на новые индустриальные центры: Гонконг, Южную Корею, Тайвань. Участники интеграционных объединений в Латинской Америке невольно сохраняют привязку к США. Эту тягу практически невозможно сдержать (если речь не идет об административных мерах) или адекватно компенсировать, поскольку в ее основе — хозяйственная целесообразность, естественное стремление к развитию. Нет ничего удивительного в том, что вслед за распадом СССР бывшие его республики стали переориентировать внешнюю торговлю на более развитых соседей. Если во времена СССР они были волей-неволей привязаны к поставщикам из самого Союза или из стран СЭВ, то сейчас выбор неизмеримо расширился. Импорт из промышленно развитых стран позволяет насытить потребительский спрос и, главное, открывает возможности для повышения технологического уровня производства. Вторая составляющая — рыночный тип хозяйства. На момент создания Европейских сообществ все участвовавшие в них государства уже имели за плечами несколько веков развития в условиях рыночной, капиталистической экономики. У рыночных традиций и правового государства были глубокие корни. К ним приспособилось и привыкло население, культура рыночных отношений давно стала неотъемлемой частью национальной культуры. Почему рыночная экономика важна для интеграции? Дело в том, что интеграция между регионами или странами с рыночной экономикой развивается за счет межфирменных связей, которые образуют длинные производственные цепи, простирающиеся по территории многих стран. Возникающая из них паутина кор-порационных отношений, по сути, не подвластна правительствам, которые не могут нарушить или переориентировать существующие торговые и финансовые потоки и способны оказывать на них лишь косвенное влияние И, наконец, третья составляющая рассматриваемой предпосылки — однородность институциональной структуры экономики западноевропейских стран. Еще в советскую эпоху исследователи интеграции пришли к важному заключению о том, что «интеграция возможна лишь в пределах группы государств с однородной социально-экономической системой, с единым способом производства»5). В самом деле, тип интеграции напрямую зависит от типа производственных отношений, поэтому едва ли можно представить, как смогут интегрироваться два государства, в одном из которых цены на товары формирует рынок, а в другом — правительство; в одном сырье и готовые изделия свободно продаются, а в другом — распределяются государством; в одном предприятия находятся в частной собственности, в другом — в государственной. Опыт АСЕАН и Меркосур, где в ряде стран сохраняются докапиталистические, феодальные формы хозяйствования, свидетельствует, что такая неоднородность представляет собой одно из серьезнейших препятствий на пути интеграции. Надо признать, что пока в мире нет примеров успешной интеграции стран с непохожими хозяйственными укладами. Полицентрическая структура. У ЕС есть еще одна крайне полезная для интеграции черта — наличие в группировке нескольких сильных стран примерно одного калибра. Вначале это были Франция, Германия и Италия. Потом к ним добавилась Великобритания и, отчасти, Испания. Именно это дало возможность создать полицентрическое объединение. Данная особенность Евросоюза уникальна. Аналогичной ситуации нет пока ни в одной другой интеграционной группировке мира. Например, в НАФТА Мексика и Канада несравнимо больше ориентированы на США, чем друг на друга. В СНГ на Россию приходится половина населения и 2/3 совокупного ВВП всех 12 стран-членов. В Меркосур Бразилия дает 60 % общего ВВП. В АСЕАН ВВП распределяется более равномерно6), однако разница в благосостоянии там огромна: например, в Малайзии ВВП на душу населения в 10 раз меньше, чем в Сингапуре, и в 5 раз больше, чем в Индонезии. Полицентрическая структура является необходимой для создания в группировке наднациональных структур. В противном случае никак не получается сколько-нибудь справедливо распределить голоса в законодательном органе. Если соотнести их с численностью населения и экономическим весом, это приведет к фактическому диктату государства-лидера, тогда как мелкие страны, не имея рычагов влияния на ситуацию, потеряют всякий интерес к интеграции. Если распределить голоса по принципу «одна страна - один голос», то крупнейшее государство не сможет адекватно представлять интересы своего населения на уровне объединения. Это относится и к общему бюджету. Но и в Евросоюзе проблема разнокалиберности является одной из самых взрывоопасных. Малые страны протестуют против засилья крупных, а те, в свою очередь, недовольны тем, что в руководящих органах квоты малых стран завышены. Так, один депутат Европарламента избирается от 820 тыс. немцев и от 320 тыс. датчан. В Совете за одним голосом Германии стоит 8 млн человек, а за голосом Ирландии — 1 млн. Как Евросоюз будет принимать решения после присоединения новых стран — большой вопрос. Вместе с тем, наличие надгосударственных органов — не обязательное условие интеграции. Сотрудничество между странами вполне может развиваться на основе двусторонних и многосторонних контактов. Так, НАФТА и АСЕАН обходятся без наднациональной структуры. Решения принимаются не централизованно, а на межгосударственном уровне. Это, конечно, исключает общий темп интеграции и дисциплину, зато дает простор для маневра, избавляет малые страны от диктата, лидеров — от экономического бремени, а всех вместе — от громоздкой бюрократии. Правда, в таком случае, интеграция имеет заметные ограничения. Без обязательных для всех решений трудно представить себе общую экономическую и тем более денежнокредитную политику, равно как и коммунитаризацию других направлений сотрудничества. Страны АСЕАН, объединившиеся в 1967 г., только в 1992 г., то есть спустя четверть века, приняли решение о формировании в течение 15 лет зоны свободной торговли. НАФТА существует в виде соглашения о свободной торговле, ни о каком таможенном или экономическом союзе речи не идет. Аналогичную форму организации имела и действовавшая до недавнего времени Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), внутри которой Великобритания значительно превосходила остальных участников по экономической мощи и численности населения. Особая культурная и историческая общность. Европа — единственная часть света, где в условиях чрезвычайно высокой плотности населения испокон веков соседствовали десятки национальностей, народов и государств. История Европы — это не только бесконечные опустошительные войны, но и многовековое совместное существование. Многонациональная густонаселенная Европа, ограниченная в землях и сырьевых ресурсах, гораздо раньше других регионов мира столкнулась с необходимостью освоить приемы межгосударственного коллективизма. Недаром первые коллективные деньги (общие монеты Ганзы) были отчеканены здесь в 1392 г. — за полвека до появления печатного станка. Идея объединения Европы имеет глубокие исторические корни. 21 августа 1849 г., выступая на третьем конгрессе мира в Париже, Виктор Гюго говорил: «Настанет день, когда мы воочию увидим два гигантских союза — Соединенные Штаты Америки и Соединенные Штаты Европы, которые... ради всеобщего благоденствия сочетают две необъятные силы — братство людей и могущество бога!»7). Однако именно в Европе традиционная система национального государства начала в XX веке приносить плоды, напоенные ядом крайнего национализма и агрессии; оборотной стороной национального суверенитета стали фашизм и подавление прав человека. Вторая мировая война показала, что региону нужна такая система международных отношений, которая перенесла бы на межгосударственный уровень уже укоренившиеся во многих странах правила демократии, принципы разделения властей и противовесов, свойственные правовому государству. Настало время ограничить национальный суверенитет международными рамками, другого способа перекрыть дорогу тоталитаризму и злоупотреблениям государственной власти не оставалось. Один из руководителей сопротивления Леон Блюм писал в 1941 г.: «эта война должна, наконец, породить сильные международные учреждения и привести к созданию долговременных и эффективных международных органов власти, в противном случае обязательно последуют другие войны»8). Первым шагом к реализации идеи стал договор о ЕОУС. По замыслу создателей, его главной задачей было положить конец вековому противостоянию Франции и Германии и установить контроль над стратегическими тогда отраслями — угольной и сталелитейной.., Одним из вдохновителей плана был Робер Шуман — министр иностранных дел Франции, уроженец Лотарингии, воевавший в Первую мировую войну в частях германской армии. Таким образом, в основу интеграции были положены такие накопленные к тому времени «активы» западноевропейского общества, как сформировавшееся правовое государство, многовековой опыт совместного существования народов, культурная и во многом религиозная общность, давние традиции европейской идеи и, наконец, горькие уроки Первой и Второй мировой войн. Из этих «кирпичиков» строился специфический западноевропейский менталитет послевоенного периода, который в значительной степени способствовал поиску взаимоприемлемых решений и преодолению. конфликтов, неизбежных на интеграционном пути. Завершая обзор предпосылок интеграции в ЕС, нельзя не вспомнить, что к объединению Западную Европу толкали и хозяйственные беды. За годы войны она растеряла былой экономический потенциал. Колонии в Африке и Азии начали требовать независимости. Тем временем США, всю войну поставлявшие продукцию антигитлеровской коалиции, превратились в бесспорного мирового лидера. Оборотной стороной плана Маршалла вполне могла стать глубокая экономическая и политическая зависимость западноевропейских стран. Невольным стимулом для их интеграции явился также раскол континента на два враждующих лагеря, появление НАТО, СЭВ и Варшавского Договора. Однако эти факторы были дополнительными, сами по себе они не смогли бы привести к созданию Сообществ и обеспечить их выживание в дальнейшем. Интеграционные технологии Нынешние достижения Евросоюза — результат многотрудной разработки философии и стратегии интеграции, их последовательной, подчас буквоедской реализации при помощи практических механизмов, которые развивались вместе с объединением, а также результат уроков, извлеченных из многочисленных ошибок и конфликтов. Концепция и практика интеграционного строительства ЕС держатся на трех основополагающих принципах: 1) интеграция — средство, а не цель; 2) интеграция требует постепенности; 3) интеграции нужен адекватный механизм. Интеграция не цель, а средство. Данный тезис имеет два аспекта. Первый — интеграция предполагает взаимную выгоду. Создавать интеграционное объединение имеет смысл только в том случае, когда у стран-членов (помимо объективных предпосылок для интеграции) имеются потребности, которые легче удовлетворить вместе, и когда эти потребности во многом совпадают. В условиях рыночной экономики основой интеграции становятся рыночные силы и мощная хозяйственная необходимость. Чтобы представлять для участников устойчивый интерес, интеграция должна нести элемент технологической новизны. В Западной Европе начали с объединения стратегических тогда отраслей — угольной и сталелитейной, перед ЕОУС ставилась задача ускорить их модернизацию, так как от этого зависел подъем машиностроения. Будучи коллективным инструментом, интеграция предполагает коллективные методы управления. В рамках объединения одна страна или группа стран не может постоянно навязывать свою волю другим членам (в данном аспекте речь не идет о коллективной дисциплине, которой государства-участники подчиняются по собственной воле, и также из соображений целесообразности). На опыте ЕС видно, что принцип «кто платит, тот заказывает музыку» в интеграции не проходит. Германия, например, не может провести в Совете выгодное ей решение, не вступив в коалицию, по крайней мере, с еще четырьмя государствами, хотя ее нетто-взнос в бюджет ЕС неизмеримо больше, чем вклады других участников. В интеграции нет места как диктату, так и иждивенчеству. Более слабым странам, конечно, может выделяться помощь из коллективных фондов, что соответствует принципам международной солидарности, однако эти средства должны идти на четко оговоренные цели, а не на рутинное латание прорех в бюджете. В целом объем такой помощи ограничен не финансовыми возможностями благополучных участников группировки, а их готовностью израсходовать средства на реализацию своих собственных (очевидно, средне- и долгосрочных) целей, связанных с социальным и экономическим сплочением интеграционной группировки. Другими словами, они будут платить за развитие более слабых партнеров, если считают, что это способствует консолидации объединения и что они выигрывают от этой консолидации (в частности, за счет улучшения инвестиционного климата, углубления рынков сбыта, социальной и политической стабильности). Если благополучные государства не видят выгод от подобной солидарности, то принуждать их к таким выплатам и аморально и бесполезно. Второй аспект: интеграция — не панацея, не волшебное средство для решения всех экономических проблем. Она — лишь дополнительный инструмент для достижения экономических, социальных и политических целей. Участие в региональной группировке может стимулировать хозяйственный рост в стране, и задача национальных правительств — извлечь максимальную выгоду от использования такого катализатора, хотя это далеко не всегда достижимо. Показателен пример Греции: после 19 лет пребывания в Сообществе она попрежнему остается наименее развитой (в хозяйственном плане) его частью, и это, несмотря на массированную помощь из бюджета ЕС. В течение последнего десятилетия ВВП на душу населения увеличился в Греции на 5 тыс. евро, тогда как в среднем по ЕС он вырос на 7 тыс. евро; иначе говоря, абсолютный разрыв между Грецией и другими членами Сообщества стал больше. Интеграция требует постепенности. В течение первых шести лет (с 1951 по 1957 гг.) европейцы занимались одним единственным направлением — угольной и сталелитейной промышленностью. На нем обкатывались механизмы интеграции, выяснялось, смогут ли вообще коллективные интересы взять верх над индивидуальными. Когда процесс дал результаты — пошли дальше. Чтобы создать таможенный союз, участники ЕЭС «притирались» друг к другу 11 (!) лет — он появился лишь в 1968 г. Координировать валютную политику начали в 1972 г. — через 15 лет после подписания Римских договоров. Практика ЕС (более, чем практика других интеграционных группировок мира) свидетельствует, что в интеграции, как в любом деле, есть свои законы развития, которые невозможно обойти. Простейшая форма интеграции — зона свободной торговли, при которой страны-участники отменяют торговые барьеры между собой, но сохраняют собственную политику в отношении третьих стран. Если к этому добавить единый внешний таможенный тариф, получится таможенный союз. Следующий шаг — общий рынок, или единое экономическое пространство. В нем свобода передвижения товаров (таможенный союз) дополняется свободой передвижения услуг, капиталов и лиц. В ЕС он появился только в 1992 г. — 35 лет спустя после образования экономического сообщества. Высшая стадия интеграции — валютный союз с единой денежной единицей, общей экономической, денежно-кредитной и валютной политикой. Путь к ней занял у ЕЭС более 40 лет. Об этой закономерности интеграционного строительства в российской научной литературе писалось уже многократно. И все-таки хочется повторить: «Региональная интеграция, сколь ни была бы она необходима, не терпит поспешности. Любые попытки нарушить последовательность задач или действий, перепрыгнуть через этап и т. п., как правило, оборачиваются неудачей и зачастую дискредитацией самой идеи интеграции. Такие примеры есть и в истории ЕС. Но в целом оно придерживалось принципа, который звучит просто и даже банально — продвигаться "шаг за шагом"»9). Действительно, страны ЕС не раз поддавались соблазну подхлестнуть интеграцию. Первый проект валютного союза — так называемый «план Вернера» — был выдвинут еще в 1970 г. В соответствии с ним, государства-члены должны были твердо зафиксировать курсы национальных валют и, возможно, перейти к единой валюте уже в 1980 г. План провалился не только из-за разразившихся мировых финансового и энергетического кризисов, но и из-за того, что страны ЕЭС попросту не дозрели для подобного шага. В Сообществе не было никаких механизмов координации важнейших макроэкономических показателей: темпы инфляции, процентные ставки, цели и инструменты экономической политики существенно отличались от страны к стране. Интеграции нужен адекватный механизм. Нынешний успех Европейского Союза — результат мучительного согласования позиций, поиска компромиссов и непрерывного лавирования. Без этого успех объединения наверняка был бы невозможен. Не случайно в 60-е и даже в 70-е гг. многие, как в самом ЕЭС, так и за рубежом, не воспринимали Сообщество всерьез — идея Соединенных Штатов Европы издавна считалась безнадежной утопией. Органы ЕС — Комиссию, Совет и Европарламент — часто называют бюрократическими и неповоротливыми; случаются, как это было в 1998 г., и обвинения в коррупции. Однако надо признать, что Евросоюз не смог бы функционировать без системы институтов, специальной нормативной базы, практических методов и процедур, которые создавались и совершенствовались десятилетиями. Несмотря на громоздкость, институциональная система ЕС в целом выполняет свои главные цели. Первая — не дать существующим противоречиям заглушить коллективные интересы, рассматривать их не как тупик, а как вызов и источник развития. Вторая — принимать решения, в которых были бы сбалансированно представлеOт Европейского Союза — к Соединенным Штатам Европы? 431 роде. Закономерно возникает вопрос: является ли история ЕС чем-то особенным, что не может повториться в другое время и в других условиях, или же она — одно из проявлений, пусть и очень своеобразных, универсальных законов интеграции? Пройденный Сообществами путь достаточен для того, чтобы сделать некоторые выводы и обобщения. Не претендуя и в малой доле на то, чтобы высказывать истину в последней инстанции, авторы излагают здесь свое представление о законах, по которым функционирует интеграционный организм ЕС. Читатели вольны принять или оспорить предлагаемую точку зрения и на основе этого формировать собственный взгляд на обозначенную проблему. Сначала хотелось бы сделать одно замечание. Широко распространилось мнение, что интеграция — непреложная общемировая тенденция, закономерная форма современного взаимодействия государств-соседей, магистральный путь их развития. Действительно, повсеместная тяга к региональной консолидации не вызывает сомнений: существующие группировки то и дело объявляют о новых совместных программах, в полный голос заявляют о себе новые объединения, как, например, Меркосур. Однако в то же самое время, порой на тех же территориях идут и обратные — центробежные процессы. Об этом убедительно пишет один из крупнейших российских специалистов по проблемам интеграции профессор Ю. В. Шишков1). Так, за последнее время Европа стала свидетельницей распада СЭВ, фрагментации Советского Союза, разъединения Чехословакии, кровопролитного раздела Югославии. У дезинтеграции есть другие лики. Нередко созданные объединения существуют только на бумаге и в залах заседаний, в иных жизнь едва теплится. Очаги сепаратизма, как старые, так и новые — рядовое явление современности. И не только ее. Как тут не вспомнить развал грандиозной Британской империи (а заодно и зоны фунта), так же как крушение к середине XX века остальных колониальных империй. Аналогичными примерами изобилуют все предшествующие столетия. Создание объединений — такая же органичная черта истории, как и их распад. Предпосылки интеграции Европейская интеграция созревала и развивалась в особенных условиях. Не будь их, даже очень разумная коллективная политика едва ли позволила бы Сообществам настолько продвинуться вперед. Примечательно, что ни в одной из других группировок мира нельзя найти такой комбинации факторов, благоприятствующих интеграции, которыми располагает ЕС. Наиболее важными из них являются следующие: 1) высокоразвитая рыночная экономика; ны интересы различных сторон, и доводить их до исполнения. Система институтов ЕС основывается на пяти главных принципах. 1. Сочетание институтов двух типов — межгосударственных и наднациональных. Лица, входящие в органы первого типа, действуют от имени и по поручению государств-членов, в органах второго типа их члены действуют независимо, хотя и выдвигаются государствамичленами. Такой двойной принцип помогает сохранять баланс сил между интересами отдельных государств и интересами Союза в целом. 2. Гибкое разделение компетенций между институтами ЕС и национальными правительствами. В одних направлениях интеграции все определяют наднациональные органы (сельскохозяйственная, торговая, денежно-кредитная политика); другие относятся к сфере смешанной компетенции: часть вопросов решается на уровне ЕС, часть — на уровне национальных правительств (региональная, научно-техническая, социальная политика); в третьих (экологическая, культурная политика) — Сообщество лишь координирует действия государствчленов. В 90-е гг. был сделан новый шаг к более четкому и юридически оформленному разделению функций между различными уровнями принятия решений. В Маастрихтский договор был включен принцип субсидиарности; в соответствии с ним, на более высокий уровень передается решение тех вопросов, которые не могут быть эффективно решены на более низком уровне. Конкретно были выделены четыре уровня — местный, региональный, национальный и наднациональный, т.е. в масштабе всего Союза. 3. Многообразие типов принимаемых нормативных актов. Так, регламенты имеют прямое действие и вступают в силу сразу на всей территории ЕС; директивы также обязательны для исполнения на всей территории ЕС, но средства их реализации выбираются государствами-членами; решения как тип нормативного документа касаются только поименованных адресатов; заключения носят рекомендательный характер. 4. Примат права ЕС над национальным правом государств-членов в пределах, определяемых основополагающими договорами. Главным источником права ЕС являются три Договора, учредившие Европейские сообщества: Единый европейский акт, Договор о Европейском Союзе (Маастрихтский), Амстердамский договор, а также договоры о присоединении к ЕС новых государств-членов10). 5. Обеспечение участия общества и его поддержки курса на развитие европейской интеграции. В рамках институционной структуры ЕС эту задачу решают такие органы как Европейский парламент, Экономический и социальный комитет, Комитет регионов. В сущности, такую же роль играют Конфедерация европейских профсоюзов, объединения политических партий, а также предпринимателей и фермеров государств-членов ЕС. Индикатором уровня поддержки населением планов и деятельности институтов ЕС служат регулярные опросы, проводимые специальной службой «Евробарометр». Опыт создания институциональной системы и правовой базы интеграции в ЕС, конечно, не следует возводить в абсолют. Другие интеграционные группировки могут что-то заимствовать из него, а что-то делать совсем иначе, тем более что на стадиях, предшествующих таможенному союзу (как в НАФТА или АСЕАН), мощная наднациональная надстройка не требуется. Важно следующее: механизм интеграции должен соответствовать этапу интеграции, специфике объединяющихся государств и быть в состоянии разрешать те противоречия, которые неизбежно возникают в процессе интеграции. Противоречия интеграции На протяжении всех лет своего существования Сообществу приходилось маневрировать между опасностями, которые подстерегают любую интеграционную группировку. Их нельзя обойти раз и навсегда, они возникают снова и снова. Опыт ЕС дает хорошее представление о том, какие проблемы несет в себе интеграция. Кроме хорошо известных разногласий между отдельными странами, секторами экономики и частями общества, возникает четыре узла постоянных противоречий: 1) общие (коммунитарные) и национальные интересы, 2) федерализм и национальный суверенитет, 3) единство и разные скорости, 4) общественное мнение. Несовпадение общих и национальных интересов проявилось еще в ходе переговоров о создании ЕОУС. Будущие участники были согласны, что для успешного развития угольной и сталелитейной промышленности необходимо устранить таможенные барьеры в торговле продукцией этих отраслей. Когда дело дошло до практических шагов, Франция и Бельгия упорно не хотели открывать свои рынки для экспортеров из соседних стран, опасаясь, что национальные производители не выдержат конкуренции. Эта ситуация повторилась в еще большем масштабе при учреждении ЕЭС и Евратома. Предметом постоянных разногласий становятся взносы в общие фонды ЕС, хотя никто не вступает против принципа финансовой солидарности. Дело в том, что ряд стран постоянно являются нетто-получателями средств, тогда как другие остаются чистыми донорами. В 1980 г. в ЕЭС разыгрался настоящий финансовый кризис: Великобритания отказалась выплачивать свой взнос в бюджет Сообщества, считая его неоправданно большим. Несколько месяцев органы ЕЭС буквально лихорадило, пока, в конце концов, они не согласились уменьшить финансовое бремя Великобритании в обмен на уступки с ее стороны. В 1997-1998 гг. Испания почти на год затянула принятие Пятой рамочной программы научно-технического развития ЕС. Она настаивала, чтобы расходы на рамочную программу были согласованы только после утверждения сметы структурных фондов ЕС. Являясь главным получателем помощи из этих фондов, Испания опасалась, что ее интересы будут ущемлены после приема новых членов из Центральной и Восточной Европы, и поставила подпись под решением Совета, только получив искомые гарантии. В 1999-2000 гг. Великобритания блокирует решение о налогообложении евробондов, усматривая в нем угрозу для оборотов Сити. Перечень аналогичных примеров продолжить. Противоречие между национальным суверенитетом и федерализмом также является неотъемлемой чертой интеграции. По мере развития ЕС круг вопросов, которые решаются наднациональными органами, неминуемо расширяется. Это значит, что национальные правительства все чаще должны подчиняться коллективной воле, в том числе интересам других стран-членов. Одновременно органы ЕС вынуждены отходить от практики единогласных решений и заменять ее принципом простого или квалифицированного большинства. Иначе интеграционное объединение станет малоуправляемым и потеряет мобильность. Между тем, передача на наднациональный уровень функций, традиционно связываемых в общественном мнении с понятиями государственности и суверенитета, всегда проходит очень болезненно. В 1965-1966 г. в ЕЭС с этим был связан тяжелейший кризис: Франция не соглашалась с решением других стран внедрить в Совете принцип голосования большинством. В течение семи месяцев ее представители не являлись на заседания руководящих органов Сообщества. В результате так называемого Люксембургского компромисса единогласное голосование все-таки было сохранено. Дилемма «европейская идея — национальная идентичность» проявилась уже в ЕОУС. Великобритания отказалась вступить в объединение, посчитав, что его акты слишком связывали действия британского правительства. Ратификация Договора вызвала в парламентах повсеместные споры 6 целесообразности приносить в жертву суверенитет ради идеи, последствия которой тогда виделись весьма смутно. Позже это повторилось в период подготовки Римских договоров. В 90-е гг. дискуссия о соотношении наднациональности полномочий и национального суверенитета возобновилась в связи с планами создания экономического и валютного союза. В ряде стран — Дании, Франции, Великобритании — дебаты носили острый характер. Идея федерализации Европейского Союза и сейчас вызывает в обществе различную реакцию — от безусловного одобрения до самой резкой критики. Проблема единства и нескольких скоростей возникла в ЕС в свя- зи с созданием валютного союза: Маастрихтский договор впервые предусмотрел возможность интеграции на разных скоростях, оговорив право Великобритании и Дании сохранить национальную валюту. До того времени все участники ЕС продвигались вперед в едином темпе, новым членам полагалось в течение переходного периода подтянуться до уровня остального состава группировки. Как будет решаться эта проблема после грядущего расширения ЕС на восток — сказать трудно. Вероятное разделение Евросоюза на «элитную» и «второсортную» части может радикальным образом изменить лицо интеграции. В других региональных группировках данная проблема способна остро проявиться на гораздо более ранних стадиях, потому что большинство из них объединяет страны с существенными различиями в уровнях благосостояния. Из-за этого стремление наиболее развитых стран перейти к следующим ступеням интеграции может вступить в противоречие с возможностями и интересами сравнительно бедных государств. На примере ЕС хорошо видно, какую значительную роль может сыграть в интеграции общественное мнение. Не раз уже сверстанные * планы Брюсселя и национальных правительств блокировались или оказывались под угрозой срыва из-за недооценки мнения «человека с улицы». Такие проявления интеграции как открытие внутреннего рынка, сужение национального суверенитета, приток иммигрантов из соседних стран группировки — все это вызывает болезненную реакцию населения. Проявляется она в разных формах: от бурных уличных протестов до вежливого «нет» на референдуме. Например, в Дании для присоединения страны к Договору о Европейском Союзе потребовался повторный референдум, а во Франции голоса сторонников и противников Договора распределились почти поровну. Норвегия дважды доводила до благополучного конца переговоры с ЕС о вступлении, и дважды уже готовые договоры были отвергнуты населением. Отсюда следует, что руководство регионального объединения и национальные власти должны поддерживать постоянную связь с гражданами. В противном случае это будет означать пренебрежение принципами демократии, из-за чего интеграция рискует лишиться общественной поддержки. Суммируя предшествующий анализ, попытаемся сделать выводы относительно общих черт, проявившихся в западноевропейской интеграции и свойственных интеграционному процессу вообще. Вывод первый: для создания и развития интеграции нужны соответствующие предпосылки. Судя по имеющемуся мировому опыOт Европейского Союза — к Соединенным Штатам Европы? 431 роде. Закономерно возникает вопрос: является ли история ЕС чем-то особенным, что не может повториться в другое время и в других условиях, или же она — одно из проявлений, пусть и очень своеобразных, универсальных законов интеграции? Пройденный Сообществами путь достаточен для того, чтобы сделать некоторые выводы и обобщения. Не претендуя и в малой доле на то, чтобы высказывать истину в последней инстанции, авторы излагают здесь свое представление о законах, по которым функционирует интеграционный организм ЕС. Читатели вольны принять или оспорить предлагаемую точку зрения и на основе этого формировать собственный взгляд на обозначенную проблему. Сначала хотелось бы сделать одно замечание. Широко распространилось мнение, что интеграция — непреложная общемировая тенденция, закономерная форма современного взаимодействия государств-соседей, магистральный путь их развития. Действительно, повсеместная тяга к региональной консолидации не вызывает сомнений: существующие группировки то и дело объявляют о новых совместных программах, в полный голос заявляют о себе новые объединения, как, например, Меркосур. Однако в то же самое время, порой на тех же территориях идут и обратные — центробежные процессы. Об этом убедительно пишет один из крупнейших российских специалистов по проблемам интеграции профессор Ю. В. Шишков1). Так, за последнее время Европа стала свидетельницей распада СЭВ, фрагментации Советского Союза, разъединения Чехословакии, кровопролитного раздела Югославии. У дезинтеграции есть другие лики. Нередко созданные объединения существуют только на бумаге и в залах заседаний, в иных жизнь едва теплится. Очаги сепаратизма, как старые, так и новые — рядовое явление современности. И не только ее. Как тут не вспомнить развал грандиозной Британской империи (а заодно и зоны фунта), так же как крушение к середине XX века остальных колониальных империй. Аналогичными примерами изобилуют все предшествующие столетия. Создание объединений — такая же органичная черта истории, как и их распад. Предпосылки интеграции Европейская интеграция созревала и развивалась в особенных условиях. Не будь их, даже очень разумная коллективная политика едва ли позволила бы Сообществам настолько продвинуться вперед. Примечательно, что ни в одной из других группировок мира нельзя найти такой комбинации факторов, благоприятствующих интеграции, которыми располагает ЕС. Наиболее важными из них являются следующие: 1) высокоразвитая рыночная экономика; ту, можно выделить три обязательных условия: 1) основу экономики стран-участниц должна составлять обрабатывающая промышленность; интеграция аграрно-сырьевых стран нецелесообразна и мало реальна в практическом плане; 2) участники формируемой группировки должны иметь однородное социально-экономическое устройство; многоукладность экономики — сильнейший тормоз интеграции; 3) нужна сильная политическая воля всех объединяющихся государств. Назовем еще три фактора, которые оказывают существенное влияние на ход интеграции, определяют естественные пределы ее ,«, потенциального роста. 1) Наличие высокоразвитого промышленного производства открывает двери для внутриотраслевого разделения труда и задает центростремительную направленность экономическому сотрудничеству. 2) Развитая рыночная экономика позволяет создать прочную сеть межфирменных связей, не зависящих от экономического курса правительств и политических перемен. 3) Полицентрическая структура необходима для формирования полномочных наднациональных институтов и продвижения к развитым "& формам интеграции. Вывод второй: интеграция ведет к возникновению противоречий, которые свойственны самой ее природе. Эти противоречия никогда не исчезают насовсем и возникают на разных стадиях во все новых и новых формах. Чтобы они не привели к распаду объединения, ему необходимо иметь адекватный механизм разрешения споров и текущего согласования позиций сторон. Кроме того, интеграция должна быть взаимовыгодной и постепенной, отступление от первого принципа грозит развалом группировки, а искусственное «подстегивание» процесса не приносит реальных плодов, кроме разочарования и впустую потраченных средств. И последнее: успех интеграционного объединения напрямую зависит от того, соответствуют ли его цели возможностям и интересам сторон, и может ли оно дать каждому из участников столько выгод и преимуществ, чтобы компенсировать связанные с интеграцией издержки. Итоги 90-х годов и перспективы развития ЕС Будущая объединенная Европа, весьма вероятно, так и не примет наименования «Соединенные Штаты Европы», предложенного европейскими демократами более полутора столетий назад и на всем протяжении последующей истории служившего путеводной звездой сторонникам мирного содружества европейских народов. Но суть вопроса от этого не меняется. А состоит она в том, сумеет ли Европейский Союз превратиться в подлинно интегрированную (т. е. вполне сложившуюся) экономическую и политическую систему, которая была бы своего рода аналогом современного национального государства. Повторим, речь идет о сути, а не о форме объединения, которое, если оно преуспеет в достижении поставленных целей, скорее всего, будет чем-то вроде федерации европейских государств. То, что на рубеже 80-х и 90-х гг. минувшего века начался новый этап европейской интеграции, сказано и растолковано уже не однажды. Однако, пожалуй, только теперь, с учетом почти десятилетнего опыта осуществления новых стратегических программ Евросоюза, становится более или менее очевидным, что ему предстоит пройти путь, сравнимый с тем расстоянием, которое пройдено с начала 50-х и до конца 80-х гг. Понятно, что сравнить предлагается не длительность двух этапов интеграции, а качество и масштаб перемен — тех, что произошли до начала 90-х гг., и тех, что ожидаются на новом этапе. Осмыслить в полной мере цели нынешнего этапа интеграции, а равно и масштабы того, что предстоит сделать для их достижения, можно только в контексте мирового развития и глобальных вызовов человечеству. После Второй мировой войны Западная Европа осознала, что предотвратить закат европейской цивилизации и вернуть себе роль одного из экономических и политических центров современного мира она сможет только путем объединения (интеграции). Успех превзошел все ожидания. Но к концу XX века ставки значительно выросли. Фундаментальные геополитические сдвиги, вызванные крахом коммунизма, завершение «холодной войны», процессы глобализации экономики и политики, технологические, экологические и демографические вызовы — эти факторы оказали влияние на все континенты и регионы, на все народы и государства. По причинам, не требующим объяснения, Европу они затронули в первую очередь. На кон поставлено не только сохранение, а тем более укрепление, позиций Евросоюза в мировой экономике и политике, но — в перспективе — и само выживание европейской цивилизации. Ответом на это стала новая стратегия углубления и расширения европейской интеграции, переведенная на язык политико-правовых обязательств в Договоре о Европейском Союзе, подписанном в Маастрихте и, в обновленном варианте, в Амстердаме, а также в целом ряде документов Европейского совета и Совета ЕС, касающихся расширения ЕС. В этих документах был зафиксирован ряд конкретных целей, которые поставили перед собой государства-члены Союза на новом этапе движения к интегрированной Европе, а именно: — создание в рамках ЕС экономического и валютного союза и замена национальных валют единой валютой, получившей позже наименование — евро; — введение общей внешней политики и политики безопасности, а в перспективе — и общей политики в области обороны; — учреждение системы межгосударственного сотрудничества в области внутренних дел и юстиции, при организующей роли 1 и прямом участии институтов ЕС; — создание «Европы граждан», предусматривающее принятие общего свода прав и свобод личности, действующего на всей территории ЕС; — осуществление фундаментальной реформы институтов ЕС, и прежде всего механизма принятия решений; — прием в ЕС большой группы государств Центральной и Восточной Европы; — обновление и расширение системы соглашений ЕС с государствами и их объединениями в различных регионах современного мира. Западноевропейский интеграционный блок никогда еще не ставил перед собой таких масштабных задач, которые он намеревался решать параллельно и, как предполагалось, не жертвуя ни одной из них. В чем выражается новое качество постмаастрихтского периода европейской интеграции? Во-первых, лишь с созданием нормально функционирующего экономического и валютного союза, включая устойчивую и завоевавшую прочные международные позиции единую валюту, будет завершен процесс трансформации системы взаимопереплетенных национальных хозяйств в сформировавшуюся, вполне интегрированную региональную экономическую систему. Во-вторых, если на предшествующих этапах развития Европейского сообщества процессы политической интеграции развивались в той мере, в какой это было обусловлено задачами экономической интеграции, то на нынешнем этапе политическая интеграция приобрела самостоятельное значение и вошла в число основных целей Европейского Союза. Произошел, как говорят специалисты, «перелив» интеграции в сферы внешней и внутренней политики; расширение функций и полномочий институтов ЕС также усиливает политический характер их деятельности. В-третьих, хотя интеграция с самого начала именовалась европейской, на деле она была западноевропейской. И лишь на нынешнем этапе, когда начался процесс подготовки 10 государств Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) к вступлению в ЕС, интеграция постепенно приобретает европейское измерение с перспективой ее перерастания в общеевропейскую. В-четвертых, впервые в перечень стратегических задач своей интеграционной политики ЕС включил формирование зон стабильности, безопасности и сотрудничества в прилегающих к нему регионах Средиземноморья, Балкан, Ближнего Востока и европейской части СНГ. За минувшее десятилетие Европейский Союз продвинулся, хотя и не в одинаковой мере, к каждой из вышеназванных целей. Помимо традиционных направлений, например, таких как внешнеторговая, сельскохозяйственная, региональная, научно-техническая политика и др., где Сообщества удерживали достигнутые рубежи и проводили те или иныереформы, в 90-е гг. интеграция дала ростки в новых, исключительно ажных с точки зрения ее перспектив, областях. Можно выделить три наиболее крупные зоны прорыва: 1) экономический и валютный союз; 2) существенное приращение и коммунитаризация второй и третьей опор; 3) подготовка к расширению ЕС на восток. Создав ЭВС, страны Евросоюза впервые в мировой истории перешли к высшей стадии интеграции, которая до сих пор рассматривалась лишь как теоретическая возможность. Ни одна другая региональная интеграционная группировка, в том числе НАФТА и АСЕАН, пока не имеют реальных предпосылок и, соответственно, разработанных стратегий валютного союза11). Самое яркое проявление ЭВС — единая валюта. Введение с 1 января 1999 г. евро стало одним из самых выдающихся событий в послевоенной истории Западной Европы. Евро — первая в мире денежная единица, интернациональная уже по своему происхождению, а не только по географии обращения, поскольку с самого начала она является национальной сразу для одиннадцати государств. Прошедшее с момент появления евро время показывает, что новая валюта состоялась и имеет, несмотря на снижение курса, достаточный запас прочности. С первых дней 1999 г. бесперебойно работают Европейская система центральных банков и система скоростных расчетов ТАРГЕТ, в их механизме не обнаружено никаких сколько-нибудь заметных дефектов. Несмотря на внешнее сходство ЭКЮ и евро, их экономическая природа различна. ЭКЮ была коллективной денежной единицей, тогда как евро — единая валюта с полным набором функций. Действительно, ЭКЮ существовала одновременно с национальными деньгами, а единая валюта вводится взамен их. С 1 января 1999 г. национальные валюты стран ЭВС потеряли самостоятельное значение: ни одна из них больше не имеет независимых котировок и, соответственно, курсовой динамики — они определяются только через евро. Юридически национальные валюты стали не чем иным, как выражением евро, его недесятичными номинациями. С ЭКЮ было все наоборот: ее курс определялся на основе входящих в корзину валют и менялся в зависимости от их колебаний. Созданная для нужд Европейской валютной системы, ЭКЮ в основном использовалась в межгосударственных расчетах, ее частное применение все же оставалось ограниченным, и она никогда не была всеобщим эквивалентом. Евро уже сейчас активно участвует в коммерческом обороте как средство накопления и платежа, мера стоимости и всеобщий эквивалент. С 1 января 2002 г. единая валюта поступит в наличное обращение и с 1 марта того же года в полном объеме возьмет на себя все пять функций денег. С января 1999 г. 11 стран валютного союза перешли к общей экономической и валютной политике. Ныне они не просто согласовывают или координируют национальные курсы в данной области, что уже давно практиковалось в ЕС, а изначально формируют единый курс. В ходе первого и второго этапа ЭВС все страны Евросоюза провели кардинальное оздоровление государственных финансов. Совет ЕС и Европейская комиссия теперь отслеживают и контролируют состояние государственных бюджетов, другие важнейшие макроэкономические показатели, а также динамику структурных сдвигов всех стран Евросоюза, каждая из которых в установленные сроки представляет им на утверждение среднесрочную программу экономического развития. Денежно-кредитную политику всецело определяет Европейский центральный банк, именно он, а не национальные центральные банки, обеспечивает стабильность цен, устанавливает ставку рефинансирования, объем денежной массы в обращении и осуществляет эмиссию. Положение евро на внешних рынках и его курсовая динамика находится в компетенции Совета ЕС, он же представляет зону евро в международных организациях. Таким образом, страны-члены валютного союза добровольно передали наднациональным органам функции, неразрывно связывавшиеся ранее с понятием национального суверенитета. Новым словом в европейской интеграции стала и созданная в соответствии с Маастрихтским договором система Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ), заменившая действовавший с начала 70-х гг. механизм Европейского политического сотрудничества (ЕПС). Сохранив межгосударственный характер сотрудничества ЕПС, она существенно расширила его рамки. ОВПБ теперь распространяется на всю сферу международных отношений, за исключением вопросов обороны и военной политики. Она предполагает не только взаимные консультации, как это было в ЕПС, но и выработку «общих позиций» государствчленов, которые потом реализуется через «совместные действия», а также Коллективных стратегий ЕС в отношении третьих стран и регионов. Договор положил начало включению военно-политической интеграции в рамки нормативных документов (acquis commu-nautaire), а также официально объявил о будущей интеграции ЗЕС в ЕС и формировании в перспективе системы совместной обороны. После ратификации Амстердамского договора в 1999 г. в Евросоюзе впервые создана правовая база для построения собственного военного измерения. Так, Европейскому совету дано право вырабатывать «общую стратегию» в области ОВПБ, а Совету — принимать решение об учреждении системы совместной обороны, причем решения о «совместных действиях» и «общих позициях» принимаются квалифицированным большинством. Введен пост Высокого представителя по ОВП Б/Генерального секретаря Совета, который представляет внешнеполитические интересы ЕС в мире и уполномочен вести переговоры с третьими странами. Все это свидетельствует о дальнейшей коммунитаризации «второй опоры», хотя, как и в случае с ЭВС, оборонные и внешнеполитические функции государства составляют суть национального суверенитета, и потому их передача на меж- и наднациональный уровень представляет собой крупную политическую и психологическую проблему. Исключительно важно и то, что создание собственного оперативного потенциала ЗЕС/ЕС переместилось из разряда потенциальных возможностей в плоскость практических решений. Теперь речь идет о наделении Евросоюза действенным потенциалом для решения всего спектра «петерсбергских задач»: от выполнения гуманитарных миссий до операций по принуждению к миру. Таким образом, в 90-е гг. Евросоюз приступил к формированию европейской «идентичности в сфере безопасности и обороны». Его основными слагаемыми явились три перечисленные выше фактора: расширение сферы внешнеполитического сотрудничества, создание основ для военного измерения ЕС и существенная ком-мунитаризация второй опоры. Поиски подобной идентичности в сфере внутренних дел и правосудия привели Евросоюз к концу 90-х гг. к масштабному проекту «европейского пространства свободы, безопасности и правопорядка», который признан третьей по счету — после Единого внутреннего рынка и Экономического и валютного союза — крупнейшей программой ЕС за последние десятилетия. По сути, она является попыткой подвести под единую крышу целую серию новаций и сдвигов (не всегда связанных друг с другом), происходивших со второй половины 80-х гг. В целом же метаморфоза третьей опоры происходила по тем же основным направлениям, что и развитие второй опоры: укрепление юридической базы и легитимизация соответствующих положений в Договоре, усиление коллективной составляющей, расширение сферы действия, возникновение новых форм и институтов сотрудничества. В Маастрихте положения о сотрудничестве в сфере внутренних дел и правосудия впервые были включены в структуру Договора и стали неотъемлемой частью права ЕС. Договор выделил девять областей, в которых государства-члены обязались сотрудничать на постоянной основе. Это явилось крупным шагом вперед, по сравнению с практиковавшимися до сих пор необязательными межправительственными контактами. И, хотя «третья опора», по сути, оказалась на полпути от межгосударственных к коммуни-тарным формам интеграции, ее наднациональная составляющая, безусловно, усилилась. Данный сдвиг был юридически закреплен Амстердамским договором, который включил Шенгенские правила в текст Договора, распространив тем самым на «третью опору» принцип «углубленного сотрудничества», и предусмотрел перейти в течение пяти лет от принципа единогласия к принципу квалифицированного большинства при решении вопросов внутренних дел и правосудия. К бесспорным достижениям 90-х гг. следует отнести «Шен-генское пространство» (формировавшееся первоначально вне юридических рамок ЕС), а также введение института европейского гражданства. Последний позволил гражданам всех стран Евросоюза беспрепятственно передвигаться по территории Сообщества с правом проживания, работы и участия в выборах в местные органы власти и Европарламент в любой из них. К середине десятилетия оформилась и укоренилась идея коммунитаризации политики иммиграции и предоставления убежища; начала действовать Специальная группа по проблемам иммиграции, была обнародована программа формирования иммиграционной политики ЕС и подготовлена Европейская хартия по иммиграции. Значительно активизировалась роль Евросоюза в решении таких проблем как борьба с терроризмом, преступностью, отмыванием нелегальных доходов и распространением наркотиков. С 1 июля 1999 г. вступила в силу Конвенция о Европоле. Процесс территориального расширения европейской интеграции не принес пока таких очевидных результатов, как процессы ее углубления. В сущности, можно говорить о достижениях подготовительного периода, которые, тем не менее, следует расценить оценить как весьма значительные. Первым шагом в этом направлении стала программа ФАРЕ, введенная в действие с июля 1989 г. Специально для поддержки рыночных реформ в странах Центральной и Восточной Европы в 1991 г. был создан Европейский банк реконструкции и развития. Очень скоро основной формой диалога ЕС с государствами ЦВЕ стали двусторонние соглашения об ассоциации, или Европейские соглашения, пришедшие на смену соглашениям о торговле и сотрудничестве. В июне 1993 г. на сессии Европейского совета Копенгагене, было принято политическое решение о том, что ассоциированные страны ЦВЕ могут при желании стать полноправными членами ЕС. Для этого они должны выполнить предъявляемые к кандидатам политические и экономические требования, касающиеся, в первую очередь, соблюдения прав человека, демократических свобод и построения рыночной экономики — так называемые копенгагенские критерии. В декабре 1994 г. Евросовет одобрил программу подготовки этих стран к вступлению в ЕС и определил направления гармонизации законодательства стран-кандидатов с законодательством Союза. В течение 1994-1996 гг. заявки о приеме в ЕС подали 10 государств ЦВЕ; весной 1998 г. начались переговоры с первой группой, а в начале 2000 г. — с остальными претендентами (кроме Турции). Суммируя результаты деятельности ЕС за последнее десятилетие XX века, можно с полным основанием заключить, что его достижения очень значительны. Пройдена часть пути к долгосрочным целям, сформулированным в начале 90-х гг. Позиции Евросоюза в мире существенно изменились, он сумел использовать новые возможности, для того чтобы усилить свой голос в мировой политике, экономике и финансах. Если 10-15 лет назад Сообщество воспринималось на международной арене главным образом как торгово-экономический блок, то теперь у ЕС есть достаточные аргументы в пользу того, чтобы претендовать на роль второй геополитической и экономической силы. Тем не менее, Европейский Союз находится на полпути. Ни на одном из основных направлений своей стратегии он не подошел вплотную к поставленной цели. Напротив, как показал тот же анализ результатов, на каждом направлении предстоит еще пройти достаточно долгий путь. Оценить его продолжительность можно лишь с учетом всего комплекса факторов, действующих в пользу или, напротив, в ущерб дальнейшему развитию ЕС и европейской интеграции в целом. Дело весьма трудное: очень уж велик, разнороден и неустойчив их набор. Начнем с позитивных факторов. Первый и главный из них — высокая степень интегрированное™ государств-членов ЕС. Речь идет, прежде всего об экономической интеграции, одним из показателей которой является отношение межстранового экспорта в ЕС15 к совокупному ВВП этих стран: в 1970 г. оно равнялось 10,0%, в 1990 г. - 14,5%, в 1999 г. - 15,7 %12). В малых странах, составляющих большинство в Союзе, этот показатель находится в пределах от 15,4% в Дании до 45,7% в Бельгии—Люксембурге. Еще важнее сущностные признаки интегрированности национальных хозяйств, такие как единый внутренний рынок с его четырьмя «свободами», плотная паутина транснациональных компаний, конвергенция макроэкономической политики государств-членов и ее ключевых показателей, наконец, единая валюта и валютная политика. Однако на рубеже столетий степень европейской интеграции может быть «измерена» не только в экономических категориях. В сущности, «единая Европа» никогда не рассматривалась как экономический феномен. Напротив, в ее основе лежали идеи единства христианских народов, единства европейской цивилизации, идеи мира, солидарности, сотрудничества и прогресса. Именно благодаря этой культурной и цивилизационной основе европейская интеграция обладает уникальными чертами, которые отсутствуют у других интеграционных союзов, и продвинулась значительно дальше, чем они. Осознание единства базовых ценностных установок, неразрывности исторических судеб и необходимости жить вместе — таковы, надо полагать, причины того, что, начиная с 1952 г, когда был проведен первый опрос, и до конца XX века от 70 % до 80 % опрошенных граждан в целом по ЕС поддерживали курс на объединение Европы 13). Теперь, по прошествии 50 лет, Европа воспринимается как нечто целое и нераздельное не только политическими и интеллектуальными «верхами», но и значительной частью населения. Опросы общественного мнения, проведенные службой «Евробарометр» в середине 90-х гг., показали, что в среднем по 15 государствам-членам ЕС 45 % респондентов высказывались в пользу создания федеративного Европейского Союза, тогда как не соглашались с этой идеей — 15 %; лишь в одном государстве, Дании, противников федерации оказалось больше, чем ее сторонников14). Пройдя столь большое расстояние по пути интеграции, Европа не может повернуть вспять или даже надолго «расслабиться». Распад единого рынка в ЕС и возвращение к тем или ины м формам национально-государственного протекционизма породили бы экономический кризис, намного превосходящий «Великую депрессию» 30-х гг. XIX века. Распад ЕС вызвал бы всеобъемлющий кризис — не только экономический, но и политический, социальный, духовный. Это был бы крах путеводной идеи, родившейся много столетий назад, наконец-то ставшей реальностью во второй половине минувшего века благодаря усилиям нескольких поколений западных европейцев и вовлекшей теперь в движение почти всю Европу. Трудно даже представить себе, каков мог бы быть масштаб идейной катастрофы, но, несомненно, западноевропейский истеблишмент сделает все, чтобы отвести такую опасность, если она возникнет. Важнейшим благоприятным фактором является накопленный за полвека опыт интеграции — опыт межгосударственного сотрудничества, преодоления разногласий и конфликтов, поиска взаимоприемлемых компромиссов. Этот опыт отложился не только в головах политиков; он закреплен в интеграционных институтах, нормах, правилах, процедурах. В этом смысле, сделанная с самого начала ставка на правовое и организационное обеспечение интеграционной политики, проводившейся государствами-членами Европейских сообществ и Евросоюза, полностью оправдала себя. Интеграция развивалась на прочном фундаменте развитой рыночной экономики и развитой демократии. Это особенно относится к первым десятилетиям, когда участниками Европейских сообществ были шесть, а затем девять западноевропейских государств. Правда, две страны, ФРГ и Италия, только что пережили двойную трагедию — фашизма и военного поражения. Однако вследствие редкого сочетания благоприятных внешних и внутренних обстоятельств они быстро прошли период восстановления экономических и политических структур западного образца и вместе с остальными развитыми странами Западной Европы встали на путь совершенствования всего комплекса механизмов «саморегулирующегося» общества. К концу минувшего столетия в западноевропейском обществе вновь накопились серьезные проблемы. Часть из них относится к числу новых, но в большинстве своем это старые проблемы, в той или иной мере решенные или утратившие актуальность на предшествующем этапе развития, но теперь ожившие и, как правило, видоизменившиеся, а потому требующие иного подхода, иных решений. К консолидации Евросоюз будут толкать и внешние факторы, геополитические и экономические. Только как единое целое он будет в состоянии выдержать конкуренцию на мировом рынке со стороны США, Японии, Китая, целой группы новых индустриальных государств (НИС). Только как единое целое он сможет обеспечить себе безопасность в прилегающих регионах, вести эффективную борьбу против международной преступности, терроризма, наркобизнеса и т.д. Весьма вероятно, что сплочению Европы будет способствовать растущая угроза со стороны воинствующего мусульманского фундаментализма. Такой же эффект даст усиление националистических тенденций в российской внешней политике, если таковое произойдет. Однако достигнет ли ЕС той степени единства, которая позволит ему выдержать растущую конкуренцию в мире XX века, остается пока вопросом. Этот вопрос относится и ко всей совокупности целей, остающихся в повестке дня Евросоюза. Их достижение не гарантировано. Все зависит от того, насколько он будет способен преодолеть или нейтрализовать действие неблагоприятных факторов. Каковы эти факторы? Начнем с того, что по мере своего расширения Евросоюз становится все более разнородным. В шестерке государств, образовавших Европейские сообщества, лишь Италия заметно уступала другим участникам по уровню экономического развития 15). В результате трех расширений (1973, 1981 и 1986 гг.) членами Сообществ стали Ирландия, Греция, Испания и Португалия, отстававшие от остальных государств-членов гораздо больше, чем когда-то Италия, заметно сократившая к этому времени первоначальный разрыв16). И хотя страны «сплочения» в целом выиграли от участия в интеграции, в том числе благодаря субсидиям из бюджета ЕС, по множеству экономических и социальных показателей они все еще очень далеки от других стран ЕС. Предстоящее расширение увеличит эти диспропорции в несколько раз — до размеров, прежде не виданных Евросоюзом. Это серьезно осложнит процесс реальной конвергенции, а также крайне обострит проблему взносов и расходования средств из общего бюджета ЕС, создаст почву для усилении напряженности в отношениях между нетто-вкладчиками и нетто-получателями, а среди последних — между нынешними реципиентами и новичками. Неоднородность Евросоюза будет выражаться и в том, что на протяжении ближайших 10-15 лет какая-то часть его членов (нынешних или новых) будет находиться за пределами валютного союза. Вступление новых членов, кроме всего прочего, увеличит культурное и языковое разнообразие ЕС. В таких условиях, чтобы сохранить целостность объединения, официальному Брюсселю придется все шире опираться на принцип «Европы разных скоростей». А это потребует новой философии интеграции и разработки многочисленных практических механизмов (в том числе и механизма принятия решений), притом что результат подобной модификации едва ли можно предсказать заранее. Неблагоприятное демографическое развитие грозит Европе стремительным ростом социальных расходов, оплатить которые можно лишь за счет занятого населения, доля которого в общей численности населения будет сокращаться. Так или иначе, почти все нынешние страны ЕС должны провести болезненные и очень непопулярные реформы систем социального обеспечения. В ближайшие десятилетия ЕС будет и дальше сталкиваться с рецидивами национализма и ксенофобии, правого и левого радикализма. Их питают два источника, внешний и внутренний, соответственно: дальнейший рост иммиграции из третьих стран (Восточной Европы, Турции, Южного Средиземноморья), а также прогрессирующая централизация управления в ЕС и связанная с ней бюрократизация. Рост национализма отдельных стран будет, как и сейчас, сочетаться с оживлением этнического и регионального сепаратизма внутри самих государств. Возрастет угроза отрыва руководства ЕС от рядовых граждан: тому способствует, во-первых, коммунитаризация многих направлений политики, ранее традиционно находившихся в руках национальных властей, а, во-вторых, значительное усложнение самой интеграции. Неспециалистам все труднее будет понять мотивы того или иного шага, оценить баланс его выгод и издержек, особенно в средне- и долгосрочном плане. Это даст населению повод для явного или скрытого недовольства руководящими органами Союза, и заставит последних тратить все больше сил на обеспечение прозрачности принимаемых решений, ведение беспрестанной информационно-разъяснительной работы и целенаправленное формирование общественного мнения. Следует также принять во внимание неблагоприятные внешние и глобальные факторы, такие как: обострение экономической конкуренции в мире; расширение легальной и нелегальной миграции из-за пределов ЕС и Европы; ускоренный рост затрат на поддержание окружающей среды; увеличивающееся бремя расходов на помощь бедным и беднейшим странам. Исходя из различного сочетания позитивных и негативных факторов, можно предположить различные сценарии развития европейской интеграции в ближайшие 15-20 лет. Выберем из них пять наиболее характерных и назовем их так: 1) непрерывная ускоренная динамика, 2) положительная динамика с элементами неустойчивости, 3) умеренная и неустойчивая динамика, 4) убывающая динамика с угрозой перехода в стагнацию, 5) полная стагнация и системный кризис. Сценарий непрерывной ускоренной динамики в наибольшей мере отвечал бы интересам ЕС. В соответствии со своим названием, он характеризуется поступательным и интенсивным продвижением Евросоюза к тем целям, которые были определены в 90-е гг. Этот сценарий может состояться при совпадении по крайней мере 13 позитивных обстоятельств (факторов). По силе своего воздействия их можно разделить на несколько групп. Группа ключевых факторов: 1. Мировая хозяйственная конъюнктура будет в течение нескольких ближайших лет устойчиво благоприятной, что выразится в ежегодном росте ВВП в целом по миру, и, прежде всего в «Клубе 7» и в странах ОЭСР, в росте мировой торговли и финансовых потоков, при устойчивости международной валютной системы и отсутствии сколько-нибудь значительных финансовых кризисов, подобных тем, что произошли в 1997-1998 гг. 2. Переход к евро и единой валютной политике завершится гладко. В течение двух-трех лет курс евро стабилизируется. Состав ЭВС, возможно, расширится за счет Швеции и Дании. Одновременно начнется расширение валютной зоны, в которой доминирует евро: помимо 12-13 стран-кандидатов на вступление в ЕС, в нее могут войти балканские страны, страны Северной Африки, Украина, Молдавия и отчасти Россия. 3. Произойдет укрепление второй составляющей ЭВС — экономического союза. Получит развитие и даст результаты политика реальной конвергенции. ЕС выработает, наконец, концепцию и программу институциональной реформы и проведет на ее основе реорганизацию всего механизма принятия решения и контроля над их исполнением. Неудача в этой области может заблокировать весь процесс развития Евросоюза, и в первую очередь сорвать программу его расширения. Группа существенных факторов: 5. В ЕС благоприятная хозяйственная конъюнктура приведет, помимо всего прочего, к значительному сокращению безработицы, которая является самой острой социальной проблемой для большинства государств-членов и Союза в целом. Решение этой задачи будет способствовать укреплению социально-политической базы европейской интеграции. 6. Страны ЕС смогут значительно продвинуться вперед в сфере высоких технологий, закрепить за собой роль лидера в ряде ключевых направлений НИОКР, благодаря чему обозначится тенденция к повышению конкурентоспособности западноевро-пейских товаров на мировых рынках. 7. Будет обеспечено стабильное функционирование механизма общей внешней политики и политики безопасности ЕС и начнет обретать реальные черты его общая политика безопасности и обороны, составной частью которой является структура ЗЕС. Активные действия ЕС как субъекта международных отношений станут нормой. 8. Будет достигнут значительный прогресс в развитии сотрудничества государств-членов ЕС в области внутренних дел и юстиции. Это относится и к функционированию Шенгенской визовой системы, и к деятельности Европола, и к другим компонентам третьей опоры. Дополнительные факторы: 9. Позитивные результаты процесса углубления интеграции прервут наметившуюся в 90-е гг. тенденцию к снижению уровня поддержки европейской интеграции общественным мнением в странах ЕС; рейтинг Евросоюза в глазах населения вновь несколько возрастет. 10. Хотя процесс расширения ЕС будет происходить медленнее, чем предполагалось несколько лет назад, в 2003-2005 гг. будут приняты от трех до пяти государств ЦВЕ так называемой «первой волны», а также Мальта. Переговоры с большинством остальных признанных кандидатов значительно продвинутся, а в некоторых случаях будут близки к финишу. 11. ЕС значительно расширит и укрепит систему своих между народных договорных отношений — в рамках Евро-среди- земноморской ассоциации, с государствами АКТ, с НАФТА, Меркосур и другими объединениями в Западном полушарии, с АСЕАН и АТЭС. 12. ЕС будет играть более важную и независимую роль в миротворчестве на Балканах и экономическом восстановлении стран, пострадавших во время военных действий в 90-е гг. 13. Будет конструктивно развиваться, хотя и сопровождаясь раз личными трудностями, сотрудничество ЕС с Россией и Украиной, что сыграет заметную роль в укреплении стабильности и безопасности в европейской регионе. Предложенная разбивка факторов по группам требует дополнительных комментариев. К ключевым причислены факторы, в отсутствие которых реализация нынешней стратегии развития ЕС станет невозможной. Неблагоприятные тенденции или крупные неудачи во второй группе факторов могут существенно замедлить процесс углубления европейской интеграции, осложнить положение ЕС в мировой экономике и политике, но вряд ли они поставят под сомнение стратегию Маастрихта—Амстердама. Наименьшей силой воздействия на общий ход развития ЕС обладают факторы третьей группы; именно поэтому они квалифицируются как дополнительные. Может вызвать возражение то, что к этой группе отнесено расширение ЕС, которое официально считается стратегическим направлением развития ЕС. Дело в том, что взаимодействие между углублением и расширением интеграции может проявиться различным образом. При позитивном варианте, из которого исходят авторы двойной стратегии, курс на расширение должен способствовать углублению интеграции, т. е. укреплению ядра интеграционного блока, что, в свою очередь, позволит увеличить финансовую и иную поддержку странам-кандидатам. Но есть и другая точка зрения, согласно которой переход к Экономическому и валютному союзу сопряжен с такими трудностями, требует таких усилий и расходов, что как раз на этом переходном этапе расширение становится, если не препятствием, то, по меньшей мере, тормозом. Это и есть вариант негативного взаимодействия углубления и расширения. Имеются серьезные основания полагать, что в течение всего первого десятилетия XXI века, Евросоюзу придется концентрировать силы на внутренних рубежах интеграции, и, посему, выбор между углублением и расширением будет сделан не в пользу последнего. Прием новых членов будет идти гораздо медленнее, чем это виделось раньше, и займет 10 -15 лет. В таком случае пострадает международный престиж ЕС, особенно в государствах-кандидатах, в то время как политика углубления европейской интеграции, наоборот, выиграет. Это лишь один из примеров того, как те или иные факторы, даже дополнительные, могут корректировать сценарий непрерывной динамики. В целом же более чем очевидно, что идеальное совпадение 13 благоприятных факторов — случай крайне редкий, и в реальной жизни какие-то факторы будут позитивными, тогда как другие — негативными или нейтральными. Противоположный сценарий, когда все 13 обозначенных факторов заключали бы в себе отрицательные тенденции (действие с приставками «не» или «анти»), — сценарий полной стагнации и системного кризиса — еще менее вероятен, чем первый. Точнее, он просто невероятен, однако его следует учесть в теоретическом анализе, так как он позволяет определить рамки коридора, в котором расположены возможные и вероятные сценарии. Распределение факторов на позитивные и негативные может быть различным, а, следовательно, общее число их комбинаций, если рассчитать его по математической формуле, — огромным. Но к определению вероятных сценариев такой расчет не имеет никакого отношения. По существу же, успех или неудача всего нынешнего этапа европейской интеграции зависит от группы ключевых факторов, от их знака (плюс или минус). Наиболее неопределенным из них представляется первый фактор _ динамика мирохозяйственной конъюнктуры. Прогнозы на ближайшие два-три года благоприятны: ежегодный рост глобального ВВП ожидается в пределах 3-4 %. Но мировая хозяйственная система содержит в себе множество элементов нестабильности, в том числе в экономике лидера — Соединенных Штатов. Нестабильность воспроизводится, как и прежде, неравномерностью развития отдельных стран и регионов, а также структурными диспропорциями. Теперь к этому прибавился деструктивный эффект стремительных и малоуправляемых перемещений финансового капитала. В том же направлении действует возросшая глобализация хозяйственных связей: экономические и финансовые кризисы, происходящие в каком-либо регионе или крупном национальном хозяйстве, вызывают эффект расходящейся концентрической волны, подобно брошенному в воду камню. Два следующих ключевых фактора связаны с функционированием ЭВС. Что касается становления евро как международной валюты, то реального расширения сферы ее обращения можно ожидать только после 2002 г., когда появится банкноты евро. Однако и после этого евро еще ряд лет будет иметь меньшую ликвидность, чем доллар США. Особенно большую сложность представляет реальная экономическая конвергенция стран ЕС. Здесь возникает множество непредвиденных проблем и препятствий. Так, авторитетный английский экономист проф. Майкл Эмерсон указывает, что в зоне евро возник новый квартет важнейших направлений экономической политики — валютной, бюджетной, социальной и региональной, и «опасность, что этот квартет будет несогласованным, весьма значительна»17). О последнем ключевом факторе, реформе институциональной системы ЕС следует сказать, что реформа, бесспорно, будет проведена. Сомнение возникает лишь в том, насколько она будет последовательной. Скорее всего, это окажется каким-то новым вариантом компромисса между сторонниками централизации функций управления и контроля на уровне ЕС и их противниками, отстаивающими суверенные права государств. В конце концов, консенсус, как всегда, будет достигнут, а выигрыш в эффективности вряд ли окажется значительным. Таким образом, действие первой группы факторов не будет оптимальным. Это же можно сказать и о следующей группе факторов. Более высокий уровень безработицы в Западной Европе по сравнению с Соединенными Штатами и Японией не случаен и не связан всецело с конъюнктурой; здесь сложная демографическая ситуация, есть своя специфика в мотивациях к труду, характерных для коренного европейского населения. Поэтому дальнейшее снижение уровня безработицы, обозначившееся в 1998-1999 гг., будет происходить с трудом и медленно. В научно-техническом соревновании со своими основными конкурентами, США и Японией, у Западной Европы имеются и преимущества и слабости. Скорее всего, ЕС сумеет укрепить свои позиции в одних отраслях высокой технологии и не преуспеет — в других. Интеграция научнотехнических потенциалов государств-членов даст позитивные результаты, но коренного изменения баланса сил в данной сфере ожидать не приходится. В этой группе факторов, пожалуй, наиболее благоприятно выглядят перспективы проведения общей внешней политики и политики безопасности. Не оказывая прямого влияния на динамику экономической интеграции, она способствуют внутренней консолидации ЕС и укреплению его позиций на международной арене. Сотрудничество в сфере внутренних дел и юстиции, вероятнее всего, будет развиваться умеренным темпом с временными остановками. Итак, если суммировать сказанное, положительная ускоренная динамика с элементами неустойчивости будет иметь место в том случае, если в действии факторов ключевой группы, имеющих критическое значение для развития ЕС, будут преобладать четко выраженные позитивные тенденции, а факторы других групп также в основном будут благоприятными или нейтральными, а некоторые — даже негативными. При слабо выраженных позитивных тенденциях или нейтральных характеристиках в группе ключевых факторов и благоприятном сочетании существенных и дополнительных обстоятельств возможен сценарий умеренной и неустойчивой динамики, а при растущей концентрации негативных факторов — сценарий убывающей динамики с угрозой перехода в стагнацию. На основе всего предшествующего анализа можно сделать вывод, что траектория развития Евросоюза в ближайшее десятилетие будет пролегать между сценариями положительной динамики с элементами неустойчивости и умеренно-неустойчивой динамики, с весьма вероятными отклонениями в ту или иную сторону на конкретных временных интервалах. Такой прогноз предполагает, что Евросоюз в значительной мере справится с поставленными перед собой задачами. В результате он все более будет превращаться в главный центр притяжения для других государств Европы и активно способствовать общеевропейской консолидации. Благодаря этому регион в ближайшие два десятилетия получит шанс стать вторым полюсом современного мира, заменив собой в той или иной степени утраченный полюс социалистического блока. Для того, чтобы подобная трансформация материализовалась, Евросоюз, кроме всего прочего, должен будет научиться брать на себя все новые международные обязательства, что потребует железной политической воли, тщательно разработанной стратегии, последовательного ее исполнения и крупных финансовых затрат. Если же интеграция начнет пробуксовывать, то Евросоюзу, как и его союзникам и соседям по региону, предстоит маневрировать в условиях однополярного мира, пытаясь удержать наиболее сильные позиции и частично или полностью отдав на откуп другие. Примечания 1. См., например: Интеграция и дезинтеграция: корректировка концепции // Мировая экономика и международные отношения. М., 1993. № 10. С. 50-68; Шишков Ю. Судьба Британского содружества наций: воспоминание о будущем СНГ // Общественные науки и современность. М., 1996. №2. С. 73-85. 2. Так, Экономическое сообщество государств Западной Африки — ЭКОВАС было учреждено в 1975 г. пятнадцатью странами с целью создать к 1980 г. общий рынок и валютный союз. В конце 80-х гг. доля взаимного оборота в общем внешнеторговом обороте этих стран составила в среднем 4 %. Экономическое сообщество стран Великих озер — СЕПГЛ (Бурунди, Заир, Руанда) провозгласило в 1976 г. цель создать полный экономический союз. На рубеже 80-х гг. доля взаимного оборота в общем внешнеторговом обороте этих стран составляла 0,1-2,2%. См.: Шмелев В. В. Экономические группировки развивающихся стран // Экономико-статистический справочник. М., 1984. 3. Шишков Ю. В. Европейская интеграция и СНГ: западный образец и его отражение в восточном зеркале // Развитие интефрационных процессов в Европе и России. М., 1997. С. 176. 4. Molle W. The Economics of Europran Integration: Theory, Practice, Policy. Dartmouth: Idershot, 1994. P. 130. 5у Максимова М. Экономическая интеграция: некоторые вопросы методологии // Мировая экономика и международные отношения. М., 1969. № 5. С. 21. Цит. по: Шишков Ю. Интеграция и дезинтеграция... С. 56. 6. На Индонезию и Таиланд приходится примерно по 30 %, Малайзию и Сингапур — по 14 %, Филиппины — 11 % и Вьетнам — 4 %. 7. Борко Ю.А., Загорский А. В., Караганов С. А. Общий Европейский дом: что мы о нем думаем? М., 1991. С. 43. 8. Цит. по: Лот В. Планы военного времени и обсуждение условий Евро пейского Союза // История европейской интеграции (1945-1944). М., 1995. С. 5-6. 9. Борко Ю. Что такое Европейский Союз? Некоторые основные сведения 1950-1995 / Рабочие документы, июнь 1995. М., 1995. С. 5. 10. См.: Борко Ю. Цит. соч. С. 6. 11. В АСЕАН обсуждается возможность создания общей валюты, однако, в обозримом будущем речь там может идти только о коллективной расчетной единице, наподобие ЭКЮ, а не единой валюте, для которой пока нет объективных экономических предпосылок. 12. European Economy. Luxembourg, 1999. № 69. P. 325. 13. Europe as Seen by Europeans. European Polling, 1973-86. Eurobarometer. Luxembourg, 1986; № 50. 1999. March. 14. Eurobarometer. 1996. № 44. April. P. 90. 15. В 1960 г. в Италии ВВП на душу населения составлял 59,4% от уровня Франции, в 1970 г. — 65,6 % от уровня ФРГ (в обоих случаях самый высокий уровень был в Люксембурге, но для сравнительной характеристики межстрановых различий в ЕС эта страна не показательна) см: European Economy. 1998. № 66. P. 78-79. Этот источник относится и к остальным расчетам соотношений производства ВВП на душу населения в отдельных странах и в целом по ЕС. 16. В год вступления в ЕС ВВП на душу населения составляло по отношению к среднему показателю по ЕС (не высшему, как в случае с Италией!): в Ирландии (1973 г.) — 57,4%, в Греции (1981 г.) — 55,5%, в Испании (1986 г.) — 54,0 %, в Португалии (1986 г.) — 30,7 %. 17. Emerson M. Redrawing the Map of Europe. London: MacMillan Press Ltd., 1998. P. 90.
