Мираж в городе

1
В. Панков
МИРАЖ В ГОРОДЕ
комедия в двух актах
Действующие лица:
Гаврилин Максим Сергеевич
Нина, его жена
Таисия Дмитриевна, его тёща
Андрей, его сын
Хохлов, пожилой рабочий
Петренко, молодой рабочий
Шура, приезжий из Гороховки
Человек в черном
Человек в белом
Кордебалет
2
Акт 1.
Большая квартира Гаврилиных в многоквартирном доме. Слева — часть спальни,
через балконную дверь виднеется балкон. Справа — часть кухни с кухонным
столом, в коридоре видна приоткрытая дверь в совмещенный санузел. Посередине
гостиной комнаты в центре сцены стоит круглый стол, сверху свисает люстра
пятирожковая.
На заднем плане в полумраке вырисовывается вертикальная циркулярная пила с
огромным круглым диском. (На деле диск у такой пилы с полметра в диаметре, но
для «образности» он должен быть побольше). Прямо возле пилы — входная дверь
в квартиру, но она может быть и не видна.
Раннее утро. Таисия Дмитриевна собирает в школу своего внука, укладывая в
ранец на его плечах бутерброды в фольге.
АНДРЕЙ. Ну, баушка, ну зачем опять столько? Я же не успею твои бутерброды
слопать до конца уроков. Назад принесу.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Назад лучше не приноси — убью.
АНДРЕЙ. Не убьёшь, я знаю. Вы, взрослые, всегда говорите одно, а делаете
другое.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ладно, философ, беги, а то опоздаешь.
(Андрей бросается бежать, но в дверях сталкивается с входящими
рабочими.)
АНДРЕЙ. Здрасте, дядя Коля, здрасте, дядя Петренко.
ХОХЛОВ. Здорово, здорово, а чего так рано сегодня?
АНДРЕЙ. В раздевалке дежурим. (убегает)
ХОХЛОВ. Таисии Дмитриевне, почтение.
ПЕТРЕНКО. Здрасте, теть Тась.
ТАИ СИЯ ДМИТРИЕВНА. Уже пожаловали?.. Ну, здравствуйте... Сам-то вчера
лёг поздно, совещание было.
ПЕТРЕНКО (с концом шланга направляется в санузел). Что попишешь, теть Тась,
задание у нас.
(Хохлов приносит с лестничной клетки широкую доску, размечает её
складным метром и включает пилу. Пила надрывно воет, дребезжит и хрипит.
От воя пилы на постели в спальне заворочался Максим Сергеевич.
Но вот доска распилена, и слышится только звук работающего двигателя)
3
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (протирает глаза). Что, пора уже? Проспал, что ли?
(садится на постели, нащупывает будильник, определяет час и тут же
укладывается снова) Рано еще, можно подремать.
(Тем временем Хохлов приносит новую доску, прижимает её к пиле — снова
раздается душераздирающий вой)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (вскакивает сразу на ноги). У, чёрт... (как только доска
оказывается распиленной, и вой прекращается, обращается к Хохлову). Чего так
рано-то?
ХОХЛОВ. Так конец же.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Какой конец?
ПЕТРЕНКО. Конец света.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Но электричество, кажется, есть.
ХОХЛОВ. Но в месяце дней нет.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (догадывается). Ах конец месяца... (направляется к
туалету)
ПЕТРЕНКО. А туалет занят.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Кем занят?
ПЕТРЕНКО. Шлангом охлаждения, кем же еще.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (взрывается). Я что, уже и побриться в собственном
доме не могу? У меня же сегодня три совещания.
ХОХЛОВ (Петренко). Отключи. (хозяину) Три минуты хватит?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Только на бритьё три...
ПЕТРЕНКО. А еще-то на что?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну это же туалет, в конце концов. И между прочим,
совмещенный.
ХОХЛОВ. Хорошо, пять минут.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Десять.
ПЕТРЕНКО. Это что, базар или производство? Чего мы торгуемся?
ХОХЛОВ (Петренко). Ладно, десять так десять. Идем на перекур. (уходят)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну и дисциплинка... Только работу начали, а уже
перекур.
(скрывается в туалете, слышно жужжание электробритвы)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (ворчливо). Загудел... Как начнет с утра, так полный
день башка от него трещит...(кричит) Яичницу будешь, ирод?
4
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (отключает бритву, высовывается из двери). Что вы
сказали?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Я говорю, яичницу будешь, Максим Сергеевич?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Конечно, конечно... А то мне показалось: с пивом.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Пиво с утра?.. Крестись, Максимушка.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Чуть что — крестись, а я нехристь. (включает бритву)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Оно и видно.
(Появляются рабочие)
ПЕТРЕНКО. Пахнет хорошо.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты что, не завтракал, что ли?
ПЕТРЕНКО. Да у меня жинка в роддоме.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Обратно?
ПЕТРЕНКО. Не обратно, а опять, тетя Тася.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. На твою долю поджарить?
ПЕТРЕНКО (приложил палец к губам). Не сейчас. Хозяин уйдет... Вот организм у
меня по-дурацки устроен — всегда жрать хочет.
ХОХЛОВ. Кончай разговоры... (приносит доску — снова раздается кошмарный
вой. Тут же из санузла выходит Максим Сергеевич)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну и дисциплинка...Обещали десять минут, а дали от
силы пять.
ПЕТРЕНКО. Нынче все так. Обещают много, а делают в два раза меньше. (идет
подключать шланг)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. На что ты намекаешь?
ПЕТРЕНКО. Дак вот жинка у меня, Максим Сергеич, обещала двойню, ходила,
как дирижабель, а как рожать подошло — пожалте вам одного, да и то девочку.
МАКСИМ СЕРГЕЕИЧ. Ты, Петренко, всё норовишь в шутку обратить.
ПЕТРЕНКО. С детьми какие же шутки, Максим Сергеич? С огнем и с детьми
шутить нельзя.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Завтрак на столе.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Иду, иду.
(Хохлов принес еще доску — снова разговор прерывается воем пилы. В этот момент
вбегает Нина, что-то говорит, жестикулируя, но ничего не слышно.)
НИНА (как только вой прекратился). Ты меня понял?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Не понял, конечно.
5
НИНА. Господи, в каждой квартире приходится по два раза повторять... Ты что
расселся? Гаврил Петрович уже начал, а он сидит.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Как начал? Где начал?
НИНА. В семьдесят шестой квартире.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Разве не у себя?
НИНА. Нет, у него сегодня жена с юга приезжает.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (прыскает в кулак). Батюшки с юга. Поди, ничего не
ведает.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А чего ей ведать?
НИНА. Беги ты скорей... Еще разговаривает.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ ( на ходу одевает пиджак). В семьдесят шестой...
НИНА. Не забудь портфель.
(Максим Сергеевич хватает портфель и убегает, сталкиваясь при выходе с
доской, которую вносит Хохлов)
ХОХЛОВ. Посторонись, зашибу.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Неостроумно. (убегает)
НИНА (матери). Как Андрей? Не опоздал?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не опоздал. Но ел плохо.
НИНА. Значит, еще не проголодался.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Проголодается — будет поздно.
НИНА. Но ты же дала ему с собой?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Но он же опять есть не будет. Скормит кому-нибудь, а
нам скажет, что сам съел.
НИНА. Ну что ты, мам, Андрюша — правдивый мальчик. Он никогда не
врет...Ой, ну я побежала. Мне еще три квартиры обежать. Заболталась я тут.
(уходит.
Некоторое время все молча занимаются своими делами. Таисия Дмитриевна
убирает со стола посуду. Петренко размечает доски, а Хохлов стучит на
лестнице молотком. Во время этой рабочей «паузы» в дверях квартиры
возникает фигура Шуры.
Он с двумя большими чемоданами, в выгоревшем черно-рыжем пиджаке, в
сапогах)
ШУРА. Тетя Тася.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (близоруко щурится). Вам кого?
6
ШУРА. Тетя Тася, это же я, Шура.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Какой Шура?
ШУРА. Ну, Шурок-шнурок, помните? Из Гороховки.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (всплеснула руками). Из Гороховки!.. Шурка
Шнурков!.. Ах ты ж, злодей, дай я тебя поцелую-то... Каким это ветром к нам
задуло? Давно ты из Гороховки? Как там все? Как Ольга, как все Шнурковы?...Ой,
Шурочка, какой ты стал! Садись, рассказывай.
ШУРА. Да что рассказывать-то, тетя Тася?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну как что? Всё рассказывай. Кто жив, кто помер?
ШУРА. Ну вот сразу, кто помер...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А ты как думал, Шурочка? Для нас, старых бабок,
кто помер — это самое интересное. Жили вот, жили все вместе, дружили, в гости
ходили, а вдруг кто-то — раз — и отпал...И сразу начинаешь подсчитывать,
сколько тебе-то осталось...(утирает слезу фартуком) Ну, рассказывай.
ПЕТРЕНКО (влез в разговор). Ты, баб-Тась, ему слова вымолвить не даешь, а
говоришь, рассказывай.
ШУРА ( в недоумении оборачивается на голос Петренко). У вас ремонт, что ли?
Не вовремя я...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да нет, нет. Не обращай внимания, говори.
ШУРА. Ну кто жив, кто помер — сразу и не вспомнишь... Тётка Фёкла померла в
прошлом году.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Фёкла, батюшки мои... Она же младше меня на
десять годов...Что же у ней — рак, инфаркт?
ШУРА. Да нет. На свадьбе чуток лишнего погуляла, плясала много...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Господи, от чего люди в деревне помирают —
слышать приятно. А у нас тут в городе? Тьфу. Сердечно-сосудистые, кишечнополостные... Нет, поеду помирать только в деревню... Как там Гороховка-то?
ШУРА. Стоит Гороховка, чего ей станет.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты-то как сам, не женился?
ШУРА (грустно). Почему не женился? Женился.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (с интересом). На ком же?
ШУРА. Будто не знаете...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (испуганно-восторженно). На Полине?!
ШУРА. На ней.
7
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Совладал всё-таки...
ШУРА. Ну почему сразу «совладал»?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну как же почему? Первая красавица! Кровь с
молоком!
ШУРА. Ну, насчет красавицы — это вы чересчур... Вот детей у нас, конечно, уже
трое.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Раздобрела поди?
ШУРА. Трое, тетя Тася...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А внешность?
ШУРА. Это лицо, что ли?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну.
ШУРА. Лицо, конечно... Что с ним станет?...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Темнишь что-то, Александр... Хоть любишь?
ШУРА. О чем вы говорите? Трое детей как-никак.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Я не о детях, Шура.
ШУРА. А о чем? О сексе? Тетя Тася, с годами любовь перерастает в семью. Как
это объяснить, я не знаю, а врать не умею. Не люблю.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Кто же любит, Шурочка? Вранья никто не любит.
(неожиданно заныла пила)
ШУРА (тоже подпрыгнул от неожиданности). Что это у вас?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не обращай внимания. Пилят они тут.
ШУРА. А чего здесь?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Чего-чего... Доски пилят, не видишь.
ШУРА. Но почему именно у вас?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Потому что пилорама.
(снова завыла пила. Шура не выдержал, встал, пошел к рабочим. Когда вой
прекратился, Шура заговорил с Петренко)
ШУРА. Крышу крыть собираетесь?
ПЕТРЕНКО. Какую крышу?
ШУРА. Ну какую... Которая наверху.
ПЕТРЕНКО. Здрасте. Та, которая наверху, давно покрыта.
ШУРА. А для чего тогда пилите?
ПЕТРЕНКО. Для тары. А вы кто будете?
ШУРА. Я так.
8
ПЕТРЕНКО. Как вас вахтер-то пропустил?
ШУРА. Какой вахтер?
ПЕТРЕНКО. Ну, у лифта внизу старушку видели?
ШУРА. Не видел. Я пешком шел.
ПЕТРЕНКО. На седьмой этаж пешком? С эдакими чемоданами? А случаем не
заливаете?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да он из деревни, Петренко.
ПЕТРЕНКО. А что, в деревне не врут, что ли?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да нет, просто там лифтов нет. Не приучены на
лифтах...
ШУРА. Тетя Тася, а почему это у вас вахтер внизу? Словно у вас тут учреждение
какое...
(Таисия Дмитриевна и Петренко с тревогой переглядываются)
ПЕТРЕНКО. Ты, парень, хоть и из деревни, а допрашиваешь, будто ты из
народного контроля или из налоговых органов.
ШУРА. Да нет, я не из органов, я из Гороховки.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это точно, он из Гороховки.
ПЕТРЕНКО. А это легко установить. Документ у вас какой-никакой найдется?
ШУРА. Это конечно, только я не понимаю...
ПЕТРЕНКО. Сейчас многие ничего не понимают.
ШУРА. Что вы имеете в виду?
ПЕТРЕНКО. Дак вот жинка у меня. Сама светлая, я тоже блондин, считай даже
рыжий, а она приносит мне девочку — черным черну.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (в ужасе). Негритянку?
ПЕТРЕНКО. Если бы! Я имею в виду глаза черные, волосы — воронье крыло.
Можно такое понять?
ШУРА. А ваша жена случайно не крашенная?
ПЕТРЕНКО. Крашенная!.. Ах, как это я сразу не догадался!.. Вот человек, сразу
чувствуется, образованный... Вы же образованный, не так ли?
ШУРА. Сейчас все образованные.
ПЕТРЕНКО. Вот и покажите нам документы, подтверждающие ваше
образование.
ШУРА (Таисии Дмитриевне). Что, правда, надо показать?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (уклончиво). Ну, я-то тебя знаю, Шура, мне можешь не
9
показывать.
ШУРА. У меня только паспорт. Диплом я с собой не вожу.
ПЕТРЕНКО (рассматривает паспорт). Шнурков Александр Прокопьевич. Из
Гороховки. Всё совпадает.
ШУРА. Ну, теперь-то вы можете объяснить мне, что тут у вас происходит?
(неожиданно со стороны балкона раздается крик)
ГОЛОС. Хохлов, Петренко! Тара готова?
ХОХЛОВ. Готова.
ГОЛОС. Даю кран.
(Петренко бежит к балкону, открывает его. Через окно виднеется крюк
подъемного крана, который опускает на балкон платформу для тары. Хохлов и
Петренко начинают носить с лестницы ящики и укладывать их на платформе.
Шура бросается помогать им, но Таисия Дмитриевна останавливает его)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты куда?
ШУРА. Помочь, тетя Тася.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Господи, техники безопасности не знает, а туда же...
ШУРА. Да какая тут техника безопасности? Я что, ящиков не таскал?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Еще с балкона свалишься...
ШУРА. Да вы что, тетя Тася?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Всё равно, не имею права.
ШУРА. Самое большое — могу палец занозить.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ой, ну что с тобой делать? (крестит его) Ладно,
можешь приступать. С богом.
(Шура хватает ящик, несет его к балкону. Но в этот момент Петренко,
убирая с пути
длинную доску, неловко разворачивается и задним концом
ударяет Шуру по затылку.
Шура падает. Таисия Дмитриевна бросается к нему)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну вот, благословила на свою шею. Теперь еще
депремируют.
ПЕТРЕНКО. Да он же у нас не числится.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не числится — значит, его можно по затылку бить?
(Петренко помогает перенести Шуру на постель. Таисия Дмитриевна
хлопочет над ним, перевязывает ему голову бинтами)
ХОХЛОВ. Не отвлекайся. Ящики давай.
10
(Продолжают носить ящики)
ГОЛОС. Готово у вас?
ХОХЛОВ. Готово.
ГОЛОС. Что-то маловато...Продукции знаете сколько?
ХОХЛОВ. Сейчас еще наделаем.
(кран уносит ящики из поля зрения, рабочие уходят на лестницу
сколачивать ящики)
ШУРА (приходит в себя). Тетя Тася, что же это, а?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Техники безопасности не знаешь, сынок. Без каски
полез, с одним моим благословением.
ШУРА. Я не про это.
(появляется Максим Сергеевич)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Таисия Дмитриевна, я что-то заблудился. Пошел на
совещание в семьдесят шестую, а там цех глубокого травления. Хотя по моим
данным глубокое травление у нас в шестьдесят пятой, но там оказались очистные
сооружения. И я совершенно запутался.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Травление — это в том подъезде будет.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. В каком в том? В третьем или в пятом? (показывает
налево и направо)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. В пятом, Максимушка, аккурат на седьмом этаже, как
у нас. Да по запаху найдешь — там у них гашеной известью очень шибко несет...
А лучше, спросить квартиру Анны Петровны.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Анны Петровны... (заметил постороннего человека)
Простите, вы не от смежников?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Холодно, Максим Сергеевич.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (с тяжелым вздохом). От заказчиков...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Совсем холодно... Он от Шнурковых. Шурка это,
Шурка-шнурок.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (силясь вспомнить). Ах, Шура?.. Какими судьбами?..
Лечиться приехали?
ШУРА. С чего вы так решили?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Так голова же... В аварию попали?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (делает знаки Шуре, чтобы молчал). В аварию, в
аварию... С трактора свалился.
11
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (строго). В нетрезвом, что ли, виде?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. В каком еще нетрезвом? Ночью ехал, заблудился.
Прямо как ты сегодня... Ну и в овраг...
ШУРА. Тетя Тася, ну зачем вы?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Думаешь, Шура, раз он у нас большой начальник, то
и шуток не понимает?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Шутки... С трактора...Ничего не понимаю.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты лучше, Шура, расскажи Максиму Сергеевичу, как
там у нас в Гороховке. Кто жив, кто помер... Тетка Фёкла померла.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Какая тетка Фёкла?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да ты её всё равно не знаешь. Но от чего померла,
послушай! Думаешь, от сердечно-сосудистых? Ха, как бы не так! На свадьбе
переплясала — во как!.. Ох, живут, ох, живут же люди!
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (ошеломлен). Но ведь, кажется, всё-таки померла...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Всё равно завидно!.. Это почти что как у вас,
мужиков, на поле боя.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Никогда не думал, что теща у меня такая
романтичная... (к Шуре) Значит, вы к нам не по делу...
ШУРА. Ну почему не по делу? Сейчас все по делу. Вон даже у вас: дом вроде
жилой, а дело идет, верно?
(пауза)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Что вы имеете в виду?
ШУРА. Ну как же: краны, вахтеры, пилорама...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (явно уводя разговор в сторону). Ой, о чем ты, Шура?
Краны, вахтеры...Ты лучше о себе расскажи.
ШУРА. Я вам уже рассказывал.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А ты Максиму Сергеевичу расскажи...Максим
Сергеевич, а у Шурки-то, оказывается, уже трое детей.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (с преувеличенным интересом). Что вы говорите?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А жена, думаешь, кто? Полина!
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Надо же! А кто это?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. У нас в Гороховке была только одна Полина, о
которой стоило вести речь.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Это такая красивая, кажется, с косой...
12
ШУРА. Сейчас уже без косы.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, конечно, трое детей — не до косы. Успевай
только горшки в печь совать... Но коса была — толстая, белая, до такой степени
русская, что глаз не отвести.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (похвалил официально). Вы молодцом, Шура... Никогда
и не предполагал, что у меня такой племянник...
(пауза)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А он нам и не племянник вовсе.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А кто? Деверь, шурин, золовка? Всегда в этих
родственных ветвях путался.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А путался — так помалкивай. Мы как-нибудь
вечерком посидим и посчитаем, кто он нам приходится.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Так значит, до вечера? Ну, я пошел. Мне надо в пятый
подъезд на седьмой этаж. (уходит)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (вслед). Спросишь Анну Петровну.
ШУРА. Ничего, по запаху найдет.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (с подозрением смотрит на него). Ты чего это?
ШУРА. Ничего. Вы же сами объясняли... Гашеной известью там должно нести,
верно?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Верно-то верно, только тебе-то зачем это запоминать?
ШУРА. Слушайте, тетя Тася, ну что вы все тут со мной в жмурки играете?
(Появляется Петренко и включает пилу. Некоторое время Хохлов и
Петренко молча пилят, Шура следит за их движениями, Таисия Дмитриевна
уходит на кухню)
ШУРА. Опять засуетились...
ХОХЛОВ. А сегодня какое число?
ШУРА. Тридцать первое. Ну и что?
ХОХЛОВ. Ты что, парень, с луны свалился? Последний день месяца, а ему хоть
бы что.
ПЕТРЕНКО. Так он из деревни.
ШУРА. Ну и что, из деревни?
ПЕТРЕНКО. Там же у вас, поди, каждый день работают...
ШУРА. А у вас что, только в последний день?
ПЕТРЕНКО. У нас этих последних дней — море. И месяца, и квартала, и года.
13
ШУРА. А остальное время?
ХОХЛОВ. А остальное время то досок нет, то гвоздей, то транспорта...
ПЕТРЕНКО. Сейчас везде так. Всюду чего-нибудь да нет.
ШУРА. Что вы имеете в виду?
ПЕТРЕНКО. Дак вот жинка у меня... Рожает и рожает, но кого, спрашивается?
Девочек да девочек. А я, может, мальчика хочу...
ШУРА. И много у вас девочек?
ПЕТРЕНКО. Ну, одна... А при чем тут девочки?
ШУРА. А при чем тут конец месяца?.. Это ведь жилой дом.
(Петренко и Хохлов молча переглядываются. Петренко быстро включает
пилу.
Шура пытается что-то говорить, но его не слышно. Хохлов выключает
пилу и поворачивается к Шуре)
ХОХЛОВ. Не ваше дело. (снимает рукавицы и бросает их на пол)
ПЕТРЕНКО. Ты чего, Николай?
ХОХЛОВ. Обеденный перерыв.
(Торопливо уходят, не оборачиваясь. Шура пожимает плечами, подходит к
пилораме, рассматривает её.
Появляется Нина. Шуру она не замечает и проходит сразу на кухню)
НИНА. Мамочка, я еды принесла. В заводской кулинарии сегодня кур выбросили.
(выкладывает покупки из сумки) Масло, сахар, консервы... Ой, мама, а что сегодня
было у Гаврил Петровича!.. Сима вернулась!
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ага, с югов пожаловала...
НИНА. Нет, ты послушай... Приезжает она, входит домой, а там её благоверный
Гаврюша с секретаршей Верочкой...(покатывается от смеха) Ему директор
поручил написать доклад с юмором.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А юмор-то зачем?
НИНА. Ну как же... Чтобы смягчить остроту положения. Вроде, мол, знаем свои
трудности, но тем не менее улыбаемся, ничего, мол, нам не страшно. Никакой
кризис.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну и дальше-то что?
НИНА. Как что? Она входит, а они хихикают... А он-то Симочке ничего не сказал,
не подготовил, берег её спокойствие.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да уж, лучше бы всю правду... Тогда бы она ему и
14
Верочку простила.
НИНА. Ты что, мама? Да если такой сказать всю правду, она же сразу уйдет.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. При такой цене на квартиры, как сейчас, не уйдет.
При такой цене и обман можно простить.
НИНА. Разве это обман? Если бы роман, тогда обман, а тут ради чести родного
завода.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (вспомнив о присутствии в квартире Шуры,
прикладывает палец к губам). А ты знаешь, кто у нас в гостях? (идет к пилораме,
Нина за ней)
НИНА (увидев Шуру). Ой, Шурка...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Шурка-шнурок.
ШУРА. Здравствуй, Нина. (делает шаг навстречу)
НИНА (не двигается). Здравствуй...Возмужал-то как...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Женился.
НИНА. На ком?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Тебе лучше не говорить — расстроишься.
НИНА. На Полине.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Гляди, догадалась... Хотя в Гороховке больше не по
ком расстраиваться.
НИНА. А я бы никогда не подумала...(после паузы) Дети есть?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Трое... Давайте-ка к столу, чего зря стоять?
(садятся за стол, но разговор не клеится)
НИНА. Ну, рассказывай, как там наша Гороховка? Каждый год собираюсь
навестить да всё что-нибудь мешает.
ШУРА. Что мешает-то?
НИНА. То за границу пошлют с делегацией, то конгресс какой, то лагеря
туристические.
ШУРА. Ты кем же работаешь?
НИНА. Связь с общественностью...Работа суетливая, кручусь от зари до зари.
ШУРА. Подробней расскажи. Мне интересно.
НИНА. Лучше ты расскажи. Ты-то кем сейчас? С головой у тебя что?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (приносит тарелки). С трактора упал...
НИНА. Боже мой, с трактора... Так ты тракторист?
ШУРА. Тетя Тася, с какого трактора, о чем вы говорите? Опять шутки, что ли? Не
15
падал я ни с какого трактора.
НИНА. Мама у нас за технику безопасности отвечает, вот ей и мерещится всюду
производственный травматизм.
ШУРА. Как это отвечает? Перед кем?
НИНА (поняв, что проговорилась). В частности, передо мной... М-м, за сына
Андрея.
ШУРА. За сына? А почему этот травматизм производственный?
НИНА (выкручивается). Ну, я же еще и профсоюз... Она знает, как я переживаю
из-за каждой травмы. Нам за них премию снижают.
ШУРА. За них снижают, а за что дают?
НИНА. Как за что? За успехи, за производственные показатели.
ШУРА. Но почему эти производственные показатели и производственные травмы
у вас в жилом доме? Вы что, кустари-надомники?
НИНА (посмотрела на Шуру с опаской, переглянулась с матерью). Мам, ну я не
знаю... Понимаешь, Александр, это временная мера. Мы были вынуждены... Как
тебе это объяснить? Ну вот, допустим, твой трактор остался без кабины, а пахать
надо...
ШУРА. Ну, пахать можно и без кабины.
НИНА. Я не совсем удачно выразилась...(посмотрела на часы, заторопилась) Ну
вот, обед закончился, а я пообедать так и не успела. Надо бежать. Сегодня
квартиры в новом доме распределяем, а с очередниками заводскими много
проблем...(идет к выходу)
ШУРА. Смотри, с запахом гашеной извести не возьми...
НИНА (не находит, что ответить, толчется у выхода). Пока. Я побежала.
(уходит)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (обиженно). Ты бы, Шура, не совал свой нос в чужие
дела.
ШУРА. А почему вы не хотите сказать мне правду?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А потому что мы не знаем, что ты за птица.
ШУРА. Боитесь, выведаю какие-нибудь секреты?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не боимся, что выведаешь... Противно, что
пытаешься выведать...Вот чего ты всё время женой Петренко интересуешься?
ШУРА. Я? Женой Петренко?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да, ты. Это очень бросается в глаза. То тебе хочется
16
знать, сколько у них девочек, то откуда-то тебе известны интимные подробности...
ШУРА. Какие интимные?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, что жена у Петренко волосы красит.
ШУРА. Да неизвестно мне ничего. Это я так, в порядке предположения сказал.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А Петренко — человек ревнивый и горячий, как ты
сумел, наверно, заметить.
ШУРА. Да я...Тетя Тася...Я не нахожу слов. Как вы могли такое подумать обо мне?
Я с ней даже не знаком.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Все мужчины так говорят, когда их припрешь к стене.
(слышно, как входят Хохлов и Петренко)
ШУРА. Я о ней вообще первый раз услышал...
ПЕТРЕНКО (появляясь, весело). Дак вот жинка у меня...
(Хохлов включает пилу, которая всё заглушает. Шура, поняв, что дальнейший
разговор невозможен, ставит на стол чемодан, раскрывает его и начинает
доставать оттуда банки с соленьями и вареньями, вязки сушеных грибов и
чеснока.
С вязкой грибов идет на кухню к тете Тасе и вешает ей на шею.
Тем временем пила снова отключена, а рабочие уходят стучать молотками
в коридоре)
ШУРА. Это вам, тетя Тася. Мама просила передать.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (всплеснула руками). Ой, Шурочка, богатство-то
какое!.. Ты уж прости меня, старую.
ШУРА (протягивает банку). Соленые грибки. Грузди.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ох, любимые... Ой, спасибо Ольге, ой спасибо.
ШУРА (демонстрирует подарки). Черника, брусника, клюква, малина...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Как говорит мой внук: обалдеть можно... Батюшки,
чеснок... Надо соседке головку отдать, неделю назад в долг брала, а тут конец
месяца — в квартире кавардак, сам видишь...(уносит всё на кухню.
Шура возится с чемоданом, появляется Андрей)
АНДРЕЙ. Здрасте. (снимает ранец) Вы отца ждете или мать?
ШУРА. Здравствуй. Ты, Андрей?
АНДРЕЙ. Андрей. А вы из какого цеха?
ШУРА. Я из Гороховки.
АНДРЕЙ. Горох, что ли, производите?
17
ШУРА. И горох тоже.
АНДРЕЙ. Наверно, поставщик... Или заказчик?
ШУРА. Да нет, я по личному вопросу.
АНДРЕЙ. Значит, всё-таки к маме... Жильё, личные вопросы — это больше к
маме...Есть хотите? (достает из ранца бутерброды, кладет их на стол) Ешьте,
только побыстрей... Петренко куда-то подевался, обычно он меня с завтраками
выручает. Всё время лопать хочет... Вам гайки для рыбалки не нужны? (достает
пригоршню гаек)
ШУРА. Откуда это у тебя?
АНДРЕЙ. У Семеновых из 16-ой квартиры набрал. Там у них склад метизов... А
вот это я сам выточил на токарном станке у Тимофеича в двадцать пятой квартире.
ШУРА. А что это у вас станки по квартирам стоят?
АНДРЕЙ. А что, плохо, что ли? Поработал, поработал, потом пошел чайку попил
с пирожным, газетку почитал... Юрка-сверловщик даже ванну принимает, когда
заказов и хозяев нет.
ШУРА. Нет, это, конечно, приятно — ванну, чайку... Но ведь шумно очень. Вот у
вас — то пилят, то гвозди заколачивают.
АНДРЕЙ (махнул рукой). А, привыкли уже. Так даже интересней. Мы с ребятами
по всем цехам ходим. Я уже научился напильником заусенцы снимать заподлицо, а
в литейке у Поликарповых такие пули отливаю!..
ШУРА. Мне покажешь, как отливаешь?
АНДРЕЙ. А у вас пропуск есть? Без пропуска не пустят.
ШУРА. Тебя же пускают.
АНДРЕЙ. Так я свой. Своим всё можно, а чужим строгий запрет.
ШУРА. А почему запрет?
АНДРЕЙ. Запрет и всё. Отец не велел.
(входит Таисия Дмитриевна)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты уже пришел? Что так рано?
АНДРЕЙ. Матемачиха заболела.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (заметила бутерброды на столе). Не съел, ирод... Ну
что мне с ним делать?
ШУРА. Может, это не он, а его организм во всем виноват? Не хочет — и баста.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Что ты понимаешь в детях?.. Организм его дурацкий
важнее, понимаешь?.. А воспитание моё, значит, коту под хвост?.. Я тут по
18
телевизору слышала: воспитать — это значит, привить ему необходимые условные
рефлексы.
ШУРА. Кому необходимые?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Нам необходимые. Родителям, обществу...
ШУРА. На всю жизнь рефлексов не настачишь. Бывают случаи, где голова нужна,
а не рефлексы.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это потом, в самостоятельной жизни, а пока —
хватит с них и рефлексов: чистить зубы, вовремя есть, уважать старших... Раньше
ремнем воспитывали, а теперь на ремень мораторий, одна надежда на рефлексы.
(кричит) Андрюха, сейчас же обедать!
АНДРЕЙ (появляясь, лениво). Я в школе обедал. Котлеты, макароны и компот.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, где, ирод, научился так врать?
ШУРА. Почему вы считаете, что он врет?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Так у них обед аккурат в эту минуту только
начинается. Специально интересовалась на родительском собрании.
АНДРЕЙ. Ну, хорошо, ну, пожалуйста. Если мне здесь уже не верят, я съем
тарелку супа, но пусть она останется на вашей совести.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты с кем это на вы?
АНДРЕЙ. Я вообще... Вы все, взрослые, одинаковые. Только бы лопать с утра до
вечера да деньги зарабатывать. Про другое и не думаете. Лучше бы у нас этой
машины и не было никогда.
ШУРА. Это он про пилораму, что ли?
АНДРЕЙ. Какую пилораму? Они же автомобиль хотят купить, чтоб на дачу в
Гороховку ездить. Вот все и надрываются. Даже бабушку техникой безопасности
сделали.
(пауза)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ладно, иди руки мой. (Андрей уходит в ванную
комнату)
ШУРА. Тетя Тася, я не любопытный вовсе... Никакого касательства до ваших дел
не имею и не хочу...Просто обидно болван-болваном...Скажите вы мне, буду, как
могила.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Чего сказать-то?.. Ну ладно, скажу, что знаю. Только
смотри, Максиму и Нине ни-ни...
ШУРА. Могила.
19
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Всего я и сама не знаю. История эта давно тянется,
да и не моего ума дело...
ШУРА. И всё-таки... Чего циркулярку-то к вам поставили? За провинность, что
ли, какую?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Какую провинность, ты что? Никто не заставлял.
Даже наоборот, можно сказать.
ШУРА. Что наоборот?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну как же, денег больше платят.
ШУРА. За аренду, что ли?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Нет, аренда здесь ни при чем. За это не плятят. Но
зато мы все как будто в гостинице живем!
ШУРА (хохотнул неожиданно). Да, очень похоже. Особенно, когда пила
включается.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Я же говорю «как будто»... Нам деньги за
проживание в гостинице выплачивают. Ну, словно бы мы в командировке,
понимаешь?
ШУРА. Командировка в собственную квартиру?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну... Андрей же говорил: машину хотим купить.
ШУРА. И что, отчёты по командировке пишете?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А как же! Иначе же бухгалтерия суточные не будет
платить.
ШУРА. Как? Вам еще и суточные идут?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Стали бы мы эту бандуру за бесплатно терпеть!
(кивнула в сторону пилы)
ШУРА. Выходит, у вас материальная заинтересованность, да?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (вздохнула). Именно материальная... С одной стороны
хочется поскорее пожить по-человечески...
ШУРА. А с другой стороны, на машину еще не хватает, и хочется продлить это
удовольствие, так?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Всё-таки на одной-то пенсии...
ШУРА. А тут еще и за технику безопасности приплачивают, верно?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, теперь-то ты всё понял, наконец?
ШУРА. Наоборот, теперь мне вообще ничего неясно.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, тут я тебе уже ничем помочь не могу.
20
ШУРА (неожиданно). Может заявить, куда надо?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (испуганно). Чего заявить?
ШУРА. А чего вы испугались? Боитесь, платить перестанут?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это еще не самое страшное... А вот Максим Сергеича
под монастырь подвести можешь.
ШУРА. Каким макаром?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Нет, придется, видно, тебе всё рассказать, а то ты
своими гороховскими мозгами таких дров наломаешь... Больше вреда
будет...Погоди, только Андрея гулять отправлю.
ШУРА. А есть как же?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Потом поест...Он и так слишком много лишнего
слышит, ирод... (зовет) Андрюшечка!
АНДРЕЙ (выходит из ванной комнаты). Да я, бабушка, недолго вовсе, я по пояс
умывался.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Вот брешет!
ШУРА. Почему брешет?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Там же шланг для циркулярки! Умываться-то
нечем... Тебе поручение, Андрей. Сбегай в третий подъезд к Никифоровне — это
отдел наладки манометров — и отнеси ей головку чеснока.
АНДРЕЙ. Прямо сейчас?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да, срочно. Я потом отцу скажу, чтобы тебя курьером
оформил.
(Андрей быстро уходит)
ШУРА. Чеснок-то вы забыли ему дать.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ничего, он у нас умный мальчик. Понимает, что
чеснок тут ни при чем.
ШУРА. Что-то у вас условностей всяких много. Не живете будто, а играете в
какие-то жмурки.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Я всегда чувствовала, что постороннему человеку
наше положение подозрительно.
ШУРА. Не то, что подозрительно, а нелепо как-то, тетя Тася. Человеку, который
живет нормальной жизнью, всё это кажется ерундистикой.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это потому, что ты не знаешь, как оно всё это вышло.
ШУРА. Так расскажите же! Что вы всё недоговариваете, зачем темните? С самого
21
начала расскажите.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, так и быть, возьму грех на душу... Вишь ли,
строили они...
ШУРА. Кто они?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, завод, кто же еще... Начали строить новое здание
завода... Я, ежели что напутаю, ты не серчай. Я знаю, конечно, далеко не всё.
Только то, что все знают. А тонкостей многих не знаю.
ШУРА. Ну-ну.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, начали, стало быть, новое здание... Точнее говоря,
деньги на строительство выбили...Так выражаются.
ШУРА. У кого выбили?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. У государственных органов, у кого же еще... Может, у
министерства, может, у банка — я туточки не ориентируюсь, но намекали, мол,
обновление производства, мол, расширение, мол, автоматизация...Ну, деньжат и
дали.
ШУРА. Ну, а вы?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это уже не мы. Я же говорила тебе, что история
длинная... Прежний директор, который денежки получил, решил на них себе
особнячок отгрохать. Его заместитель по науке на машину отщипнул, а главный
бухгалтер со всем, что осталось, за границу смылся.
ШУРА. Куда?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Заграница, она велика. Составляет пять шестых
суши. Да и адреса Валентина Семеновна не оставила.
ШУРА. Смылась, значит...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Да, а время подошло...
ШУРА. Какое время?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Дык, кроме деньжат, дали еще и сроки. Мол, за год
построите новый корпус и переезжайте... Ну вот, год-то прошел, и подошло время
нам перебираться в новый корпус.
ШУРА. Ах, вот что...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А тут еще и приказ из министерства параллельный —
освободить срочно старое здание для размещения другой организации.
ШУРА. А новое здание?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А там, как говорится, и конь не валялся. Ни стен, ни
22
крыши.
ШУРА. Ага, переезжать, выходит, некуда...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Вот тогда и удумали: пока новый корпус второпях
будет строиться, расселить заводские цеха по жилым домам, принадлежащих
заводу.
ШУРА. С ума сойти.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты пойми, Шур. Как бы скоро новый корпус ни
строй, а продукцию выдавать надо, словно бы завод на новое место перебрался
уже... Ну, теперь-то тебе всё понятно?
(входит Нина. Останавливается незамеченной, слушает)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ой, вначале-то все жильцы забунтовали. Никто не
хотел к себе на постой станки пускать. Но когда изыскали средства на суточные и
гостиничные, многие согласились. Временно, мол, ненадолго, потерпим, и не
такое терпеть приходилось.
ШУРА. Выходит, всех вас купили. За суточные...
НИНА. Злой ты, Шура.
ШУРА (растерянно). Нина? Я и не знал, что ты здесь.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (старается перед Ниной). Да, правдолюбец
выискался! «Купили за суточные»... Слова-то какие! Мы, значит, тут продажные
шкуры, а он один чистенький, за правду стоит. Да чего она стоит, твоя правда?
Гроша ломаного за неё не дадут, не то что суточных.
ШУРА (ошеломлен таким напором). Да вы что, тетя Тася?
НИНА. А ты бы видел, как люди за честь завода поднялись! Сердцем поняли, что
совершена ошибка, и всем миром поднялись, чтобы эту ошибку исправить...
Знаешь, сколько субботников на стройке нового корпуса проведено! А какой
энтузиазм!.. И представь себе, всё это бесплатно.
ШУРА (тупо). А суточные?
НИНА. Суточные — это только аренда того жилья, которое было предоставлено
под цеха, да и то это руководство завода решило поощрить коллектив за общее
настроение подъема... А ты — суточные...
(появляются Хохлов и Петренко)
Конечно, на некоторые неудобства мы вынуждены пока закрывать глаза.
ПЕТРЕНКО. Но мы привыкли...
НИНА (сбилась). Что?
23
ПЕТРЕНКО. Дак вот жинка у меня... Наловил я рыбы, она утром нажарила.
Прихожу вечером — нет рыбы! А сама она, надо заметить, рыбу терпеть не
может... На кого я могу подумать? На кого угодно, кто рыбу любит. Но ради
сохранения ячейки общества, я закрываю на эту рыбу глаза.
ШУРА. При чем тут рыба?
ПЕТРЕНКО. А при чем тут неудобства?
ШУРА. Слушайте, что вы вмешиваетесь? Пришли работать, так работайте.
ПЕТРЕНКО. Значит, разрешаете?
ХОХЛОВ. В самом деле, Петренко, у нас работы полно.
(включает пилу)
НИНА (пытается перекричать пилу). Мама, я прибежала спросить, Андрей из
школы не приходил?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Давно пришел.
НИНА. Ну хорошо, а то я волновалась. (убегает)
(некоторое время пила шумит, но всё-таки замолкает. Появляется Андрей)
АНДРЕЙ. Здрасте, дядя Коль! Здорово, Петренко!
ХОХЛОВ. А, подрастающее... Утром здоровались.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (Андрею). Ты где это шатался?
АНДРЕЙ. Сама же к Никифоровне послала. За чесноком. На(кладет на стол
головку чеснока).
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Я же тебя просила отдать, а не взять. Бестолковый!
ШУРА. Ничего он не бестолковый, всё правильно.
АНДРЕЙ. Ну вот, дядя Шура подтверждает.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Дядя Шура твой сегодня, кажется, заработает.
АНДРЕЙ. Вы его тоже на наш завод пристроить хотите? Вон у лифта объявления:
требуются, требуются...
ШУРА. А ты хваткий, Андрей. На ходу подмётки режешь. Кем станешь, когда
вырастешь?
АНДРЕЙ. Кем я стану, Петренко?
ПЕТРЕНКО. Ты же гадал.
ШУРА. Как это «гадал»?
ПЕТРЕНКО. Дак наше заводское начальство придумало для молодёжи «Компас в
мире профессий». Хочешь узнать своё будущее, иди в комитет, и там тебе с
удовольствием погадают... Кому цех холодного литья, кому цех тонкой
24
очистки...Современный гороскоп на службе научной организации труда.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну и кого же тебе нагадали?
АНДРЕЙ. Слесарь-инструментальщик.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Слесарь? Никогда! Андрей у нас будет учёным.
ШУРА (смеется). Будет слесарем — от судьбы не уйдешь... А таких профессий,
как тракторист, доярка у вас там нет?
ПЕТРЕНКО. Доярка? Да ты что, парень? Зачем это нашему заводу доярки?
ШУРА. Очень хитрый этот ваш компас. Только в одном направлении показывает
— на ваш завод. А что если Андрей скрипачом захотел стать или, скажем,
нейрохирургом?
ПЕТРЕНКО. Ладно, ладно. Что это, выходит, наш «компас» неправильно
показывает, так?
ШУРА. Нет, показывает правильно, только это не компас.
(вой пилы снова прерывает спор. Петренко уходит за досками, Андрей — на
болкон, откуда следит за работой крана. В комнате остаются только Шура и
Таисия Дмитриевна.
Как только стихает вой пилы, разговор возобновляется)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Слушай, Шур, а чего это у тебя характер такой
противный? Ты что, может, неудачник? Помню, стремился в институт попасть, а
стал трактористом...
ШУРА. Кто тракторист?.. Тетя Тася, с чего вы взяли, что я тракторист? Да еще
всем рассказываете, как я с трактора пьяный...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А разве не тракторист?
ШУРА. По сапогам судите?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А кто же ты тогда, если не секрет?
ШУРА. Не секрет... Учитель я.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Значит, всё-таки неудачник. Учитель да еще в
деревне.
ШУРА. Непрестижная профессия?.. Словно слышу голос моей красавицы
Полины...С утра до ночи долбит. Ничего, мол, в жизни не добился. Лучше бы уж
завскладом работал — всё что-нибудь в дом тянул, а тут — одни тетрадки.
Рассчитывала, говорит, на другое, когда замуж выходила. Красавица, мол,
полагала, что через меня в столицу выберется, а я...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А ты?
25
ШУРА. А я дал себе слово — после института в деревню вернусь
учительствовать.
ПЕТРЕНКО (стоя возле пилы). Сеять разумное, что ли?
ШУРА (ожесточенно). Да, сеять... На детей вся надежда. Только с их помощью
можно изменить мир. Только дети стремятся к идеалу, к максимуму. Взрослый, к
сожалению, обходится тем, что есть. Душевных усилий не тратит. А надо учить
умению тратить душу.
ПЕТРЕНКО. Души же вроде нет...
ШУРА. У кого нет, а у кого есть.
ПЕТРЕНКО. А игде ж она?
ШУРА. А совесть — это вам ни о чем не говорит?
ПЕТРЕНКО. Ага, уже приступили к воспитанию... Только ничего не выйдет,
уважаемый учитель. Я уже ученый. Меня жизнь выучила. Жизнь, как говорят в
народе — самый лучший учитель. Посильнее всех учителей учит. Ты учишь меня
не пить, а она рюмочку подносит. Ты учишь честным быть, а она деньгу в лапу
суёт. Попробуй устоять.
ШУРА. Если ребенку с детства стержень прямой поставить, то потом никакие
превратности жизни этот стержень не согнут. Ни деньги, ни рюмки.
ХОХЛОВ (неожиданно оставляет свои доски). Правильно, парень. Со стержня
надо начинать. С главного — с совести.
ПЕТРЕНКО. Ну, ты-то, дядя Коль, у нас известный романтик. С юного возраста
за свои идеалы держишься, как за поводья. Только лошадью-то ты не управляешь,
дядя Коль. Куда она тебя везет, туда ты и поводья поворачиваешь. Уж сколько на
твоей честной жизни поворотов-то влево-вправо было, а?
ХОХЛОВ. Ты про какую это лошадь-то?
ПЕТРЕНКО. А про жизнь, дядя Коль, про общую нашу лошадку — жизнь. Несёт
она нас, не слышит наших «ни тпру, ни ну»...
ШУРА. Можете соскочить с телеги.
ПЕТРЕНКО. А потом отстать? Уж лучше вместе со всеми трястись.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Чего-то я ничего не поняла, Петренко, про что это
ты?
ПЕТРЕНКО (валяет дурака). Дык про жинку обратно же... Я ей говорю, давай
переедем в другой город к матке моей, а она упирается: нам тут квартиру дали, а
там неизвестно как жить придется. Лучше, говорит, ничего не менять, как бы хуже
26
не стало.
ХОХЛОВ. Ладно брехать, Петренко. Что ты всё языком своим раствор месишь? У
тебя же никакой жинки нет.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Как нет? А дети?
ХОХЛОВ. И детей нет. Ни мальчиков, ни девочек.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Вот так так...Выходит, ты, Петренко, всё врал тут? А
я-то, старая, жалела тебя. Вот, мол, страдает парень, жена у него вертихвостка,
дитёнка без него нагуляла, а ты — тьфу, брехун первой марки оказывается.
ПЕТРЕНКО. Дык это... Была у меня жена. Развелся. Вертихвостка, как вы точно
выразились, Таисия Дмитриевна, в неверности я её уличил и развёлся.
ХОХЛОВ. Не в чем тебе её было уличать, потому что никогда её у тебя и не было.
ПЕТРЕНКО (не смущаясь). Дык невеста была. А как уличил, так и жениться
раздумал.
ХОХЛОВ. Пустой ты человек, Петренко, пустомеля.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Господи, как же народ врать научился! Уж даже
совсем не по делу, а всё равно врут. Куда же это мы катимся? Где правда?
(Петренко с напускной независимостью подходит к пиле и запускает её.
Таисия Дмитриевна продолжает что-то горячо говорить, жестикулируя, но
визг пилы заглушает всё)
27
АКТ 2.
Всё та же квартира Гаврилиных. Хохлов и Петренко работают у пилы. Шура
крутит мясорубку под руководством Таисии Дмитриевны. С балкона выходит
Андрей.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты чего это шатаешься? А уроки кто делать будет?
(Андрей вздыхает и садится за стол, доставая из ранца учебники и
тетради)
ШУРА. Задают много?
АНДРЕЙ. Много. Только для меня всё это семечки. На уроки от силы час трачу. Я
способный, только у меня ветер в голове.
ШУРА. Я вот тоже думал, что способный, а оказалось, брат, неудачник.
АНДРЕЙ. А что такое неудачник?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (настойчиво). Делай уроки!.. А ты, Александр
Прокопьевич, с чем приехал, всё не спрошу...Так или по делу какому?
ШУРА. Что я так-то буду ездить?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Часом не старое ли вспомнил?
ШУРА (покраснел). Что старое-то?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Покраснел... Стало быть, намеки еще понимаешь.
АНДРЕЙ. Баушка, давай яснее, а то мы что-то не понимаем.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты-то куда? Не понимаешь и не надо. Приехал бы
Александр Прокопьевич пораньше, может, тебя бы вообще не было.
АНДРЕЙ. Значит, я мнимая величина. (обиженный уходит к пиле)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты, Шурок, немало людям крови попортил.
ШУРА. Не может этого быть, тетя Тася. Я же...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Теперь-то оно конечно... Время-то, оно лучший
санаторий. А раньше что было?
ШУРА. Неужели было?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Сохли по тебе некоторые, ох, сохли...
ШУРА. Перебарщиваете, Таисия Дмитриевна. Как можно сохнуть по простому
деревенскому парнишке недосягаемым городским дачницам?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты молодой-то был женской мечтой. Есениным,
Лелем златокудрым...
28
ШУРА. Да не был я никаким Лелем. А о Нине даже мечтать не смел.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не смел, а сам, как дикарь на яркую побрякушку, на
Полину глядел.
ШУРА. Неправда. Полина — это уже после... Когда вы уехали...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Уехали-то мы из-за тебя, ирода... А уж когда Максим
подвернулся и предложение сделал, Нинка согласие дала, только чтоб тебя
забыть...Ты нынче-то часом не за старым приехал?
ШУРА. Нет, нет, я по делам.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, значит, не изменился...(подходит Андрей) Какие
же у тебя дела в городе?
ШУРА. Есть дела, есть... Мельницу у нас в Гороховке помните?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ветряк, что ли?
ШУРА. Ветряк. На пригорке, возле школы.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Так этот же ветряк сгорел...
ШУРА. А мы его заново поставили.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Зачем? Вам же муку из райцентра возят.
ШУРА. Возят-то оно возят. Сейчас всё из райцентра в деревню возят. И мясо, и
молоко... Тут не в муке дело. Стоит ветряк хорошо. Красиво стоит. На самом
высоком месте, да еще сам четырнадцать метров высотой. Откуда ни пойдешь в
Гороховку, отовсюду видно. На душе хорошо. Меня теперь в Гороховку, как
магнитом тянет.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты что, один её ставил?
ШУРА. Зачем один? Всей школой. И учительниц подбил, и учеников... Мы еще
журавель с колодцем поставили, сейчас кузню доделываем.
АНДРЕЙ. Ой, баушк, а можно я в школу к дяде Шуре перейду?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Здрасте, в деревню-то?
АНДРЕЙ. Интересно же! Кузница, журавель, мельница... А у нас тут одни
воздушные замки.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Какие замки? Что ты мелешь?
АНДРЕЙ. А я про папкино новое здание.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Та-ак, даже дитёнок докопался... Ну, Максим
Сергеич, зятюшка дорогой, не сносить тебе головы. (кричит на Андрея) А ну
отнеси быстро две головки чеснока!
(Андрей, фыркнув, берет чеснок и уходит)
29
ШУРА. А почему именно Максим Сергеич, зятюшка дорогой?
ТАИСИЯ ДМИТИЕВНА. Да потому что воздушный замок — его рук дело. И
новый директор наш, если ему козел отпущения понадобится, раздумывать не
станет.
ШУРА. А старый директор...(вспоминает) это который особняк на заводские
деньги, помню, помню...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Он и особняк-то, подлюка, на имя жены оформил, а
сам с ней развёлся — ни особняк вернуть, ни деньги... Но главный тресколюб
Максим Сергеич, ох, умеет он дым с треском пускать про перспективу, про
будущее, про Россию...
(появляется Максим Сергеевич)
А, Максимушка!..(приветливо) Обедать будешь?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Всё, рабочий день на сегодня закончился. Буду
завтракать, обедать и ужинать одновременно. Мам, всё, что есть в печи, всё на
стол мечи...(подумал и добавил ради уважительности)...те.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Мечу, Максимушка, мечу. (убегает на кухню)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну как, Александр, разобрались тут? Устроились?
ШУРА. Отчасти разобрался...Настоечки, самолично настоенной в Гороховке, не
желаете попробовать?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Гороховской? О! Вы еще спрашиваете.
(Шура достает из чемодана бутылку)
ШУРА. Кустарный промысел, конечно, но валит с ног любого.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Так, может, на пару свалимся? За знакомство, а?
ШУРА. К сожалению, я непьющий.
(наливает, Максим Сергеевич быстро выпивает и начинает хватать ртом
воздух)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. О! О! О! Это случайно не на муравьином спирту
настойка? Или, может, с беленой что-нибудь?
ШУРА (успокаивая). С беленой, с беленой...
(Таисия Дмитриевна приносит еду)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А вот и закуска... Таисия Дмитриевна, а вы
гороховской настоечки не желаете?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Хотите, чтоб я как Фёкла? Сначала в пляс, потом в
одночас?
30
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что вы, Таисия Дмитриевна, вы еще нам нужны.
ШУРА. Как же без вас техника безопасности?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (застыл с рюмкой). Та-ак, разговор, значит, уже был.
ШУРА. Первая помощь — на голове. (показывает бинт)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (выпивает). Зверская настойка! А ты почему не пьешь?
Не уважаешь?
ШУРА. Уважение и выпивку стараюсь не смешивать.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (уже опьянел, стал балагурить). Смешивать не надо —
это я помню. Ёрш — самый опасный для органа мышления напиток. А вот
уважение на спирту! Кто бы придумал такое! Вместо красного перчика или
белены класть в водку уважение. (смеется)
ШУРА. Вы закусывайте, Максим Сергеевич.
МАКСИМ СЕРГЕЕИЧ. Думаешь, развезёт? Ты не бойся, Шура... Ничего, что я с
тобой на ты? Не обижаешься? А то можем и на брудершафт.
ШУРА. Какие обиды, Максим Сергеич, какие обиды. Вы лучше закусывайте.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Я лучше еще выпью. Рабочий день кончился, вечерних
совещаний не предвидится. Устал зверски. Хочется выпить.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Не пей больше, Максим Сергеевич. (уносит на кухню
посуду)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Мне необходимо расслабиться. Я так устал от такой
жизни... Я живу двойной жизнью. Нет, я не в смысле, что завел кого-то на стороне.
Я живу двойной заводской жизнью. Больше того, двойной жизнью живет весь
завод. Вот ты, Шура, всё пытаешься понять, что тут у нас происходит, а это
никому не понять. Это абсурд. Это нелепая жизнь. А попробуй отними у наших
заводчан эту нелепую жизнь, так они поднимутся за неё бороться. Все на борьбу
за нелепую жизнь...А последняя капля, которая переполнила бочку с порохом —
это то, что мы не успели построить новый корпус в срок. Рапортовали, что к
майским на 36 процентов, значит, к Новому году надо уже рапортовать на 74...
ШУРА. А почему не 75?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. 75 — круглая цифра, попахивает приписками. А 36 и
74 — это реальные цифры, которым верят... Мы так и дошли до реальных 99
процентов, и нам верили. А когда уж совсем поверили, сказали: переезжайте в
новый корпус... Мы туда, а там ноль.
Вот и пришлось обращаться к заводчанам — пустите производство к себе домой...
31
А новый корпус? Надо же строить! А работать кто будет? Ё-моё... Сейчас мы
сняли с работы инженеров. Сейчас они строят.
ШУРА. Но это же дороже будет.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Кто тебе сказал? Как строители, они, наоборот, больше
зарабатывают. Не все, конечно. Ведущие инженеры в качестве строителей
несколько теряют в заработке, но мы для них что-нибудь еще придумаем.
ШУРА. А что придумаете?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Премии, надбавки, да мало ли что... Слушай, что мы с
тобой всё о деле да о деле? Давай лучше споём...(начинает горланить) Когда б
имел златые горы да реки полные вина...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (из кухни). Вы что там, белены объелись?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Во, чутьё!.. Не объелись, а обпились. Нам необходимо
расслабиться. Сегодня конец месяца, продукция отправлена...(продолжает петь)
Всё отдал бы за ласки, взоры, и ты б владела мной одна...
ШУРА (восхищенно). Ну, вы даёте.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А чего она учит? Не пей, не ешь... Не учи учёного,
съешь чего-нибудь печёного. Мы этические нормы знаем не хуже тебя. Я
соглашусь, что мы увязли по самые уши, но таковы
обсссс...обссс...обстоятельства. Объективные обстоятельства... Я тебе как на духу
признаюсь, что строить новый корпус мы и не собирались. Но тут оказалось, что у
департамента не использованы фонды на капитальное строительство... Они — к
нам, а мы — было бы глупо отказаться от денег... Будем строить! Хотя и не
собирались.
ШУРА. Так он что, вам не нужен?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (пьяно). Нэ нужэн...
ШУРА. Так, может быть, вам остаться в старом корпусе?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Фигушки... Мы уже отрапортовали, что новый корпус
готов, и в старый уже заселился новый владелец.
ШУРА. Сказка про белого бычка.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Но это еще не вся сказка... Нам теперь надо выпускать
только дорогую продукцию, чтобы с кредитами расквитаться.
ШУРА. Ну и выпускайте.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А инженеры, которые должны разрабатывать новые
модификации — на стройке.
32
ШУРА. Да, заколдованный круг.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Нас бы пожалеть надо, а не терзать... Давай еще по
рюмахе, а?
ШУРА. Но как вас жалеть, когда вы сами эту кашу заварили?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (сразу погрустнел). Я знаю, многие считают, что
виноват во всем я. Лично я. Поскольку, мол, именно я отвечал за строительство...
Но ты поверишь: я только исполнял предписания.
ШУРА. Звучит, как оправдания военных преступников: я только исполнял
приказы... Нет, я не хочу сравнивать ваши действия...Но чьи это были
предписания?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А вот сразу и не ответишь... Это не звонки сверху, это
не устные распоряжения даже. Это такой порядок вещей... Нет, точнее, это
неписанные законы общества...Это — как взятки, которые брать никто не
заставляет, но все берут, потому что такой порядок вещей.
ШУРА. А что рабочие?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А что рабочие...
ШУРА. Им всё это нравится или как?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Допускаю, что не всё нравится, но чувство долга,
сознательность... Разбудить такие прекрасные качества в людях дорогого стоит. Я,
знаешь, горжусь своим коллективом. Я бы его взял с собой в разведку.
ШУРА. Представляю себе, что бы это была за разведка... Тысячи человек — и все
ползком.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Почему ползком?
ШУРА. Потому что пьяные.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Не придирайся к словам. Ты ведь всё понимаешь, я по
глазам вижу. Сейчас все всё понимают. Производственная необходимость,
национальные интересы, мировой кризис, отдельные ошибки планирования... Все
всё знаем, но исправить сразу всё невозможно. Объективные причины...
ШУРА. Ну, какие же они объективные?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (недовольно). Опять, значит, у попа была собака... Мне
казалось, ты уже всё понял...Ну, не хочешь понимать — не надо.
ШУРА. Хочу понимать, именно хочу всё понять.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, не хочешь... Понять — значит простить, а ты
понять хочешь, а прощать не желаешь.
33
(входит Таисия Дмитриевна)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Максим Сергеевич, шел бы ты лучше, проспался.
Нина не любит, когда ты на взводе.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Да, Нина не любит. (поднялся, пошел в спальню, где
повалился в постель, не раздеваясь)
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (Шуре). Чем это ты его раскочегарил?.. Он-то у нас
последнее время молчун был, великий немой, язык всё за зубами держал, а тут,
гляжу, точнее сказать, слышу, развязал язычище свой, балабол чёртов...(в спальню)
Максимушка, ты спишь? (в ответ слышится храп) Захрапел змей подколодный.
(появляется Нина с Андреем)
НИНА. Мама, почему Андрей не за уроками?
АНДРЕЙ. Меня бабушка послала за чесноком.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Андрюха, идем заниматься. (уводит его на кухню.
Нина и Шура остаются одни. Некоторое время молчат)
НИНА. Ну, как ты там, Шура? (Шура пожимает плечами) Есенин ты наш.
ШУРА. Нет, я стихов больше не пишу. Не до них.
НИНА. Напрасно не пишешь. Стихи у тебя были проникновенными, нежными,
щемящими. Я до сих пор храню.
ШУРА. Это просто ты была такой, что не посвящать тебе стихов было
невозможно.
НИНА. Хочешь сказать, что изменилась? Нет, Шура, я осталась такой же, разве
что на другом витке спирали развития.
ШУРА (удивляется таким словам). Всё та же подвижница...Коня на скаку
остановишь, в горящую избу войдешь...
НИНА. А что? И войду!.. Есть еще порох в пороховницах.
ШУРА (улыбается). С порохом в горящую избу вообще-то лучше не входить.
НИНА. А вот ты изменился. Стал циничным.
ШУРА. Упаси бог. К сожалению, остался столь же доверчивым...
НИНА. Почему «к сожалению»?
ШУРА. Мне кажется, что я отстал от жизни. Все вокруг меня изменились, а я
задержался на юношеском уровне.
НИНА. Значит, по прежнему живешь придуманной жизнью?
ШУРА (долго смотрит на неё). Сама-то как?
НИНА (быстро). У меня всё хорошо. Непьющий муж, правдивый сын, работой
34
довольна.
ШУРА (похвалил). Профессионал.
НИНА (не поняла). Что-то не так?
ШУРА. Нет, придумала быстро, округло.
НИНА. Почему придумала? Ты что, мне не веришь?.. Мы, кажется, не понимаем
друг друга. (обиженно) Меня вообще никто не понимает. Я должна всех понимать,
входить в положение, устраивать, заботиться, а я? Кто-нибудь вошел в моё
положение? Господи, ну почему так? Я всегда хочу людям добра, счастья, а меня
подозревают, что я желаю чего-то другого...
ШУРА. Осчастливить насильно, хм...
НИНА. Ты зачем приехал?
ШУРА. Честно?
НИНА. Честно.
ШУРА. Взглянуть на тебя.
НИНА (бросила быстрый взгляд по сторонам). Зачем?
ШУРА. В общем, ты для меня, как ветряная мельница...
НИНА. Ну, спасибо за сравнение.
ШУРА. Ветряная мельница возле нашей школы... Красивая, беленькая,
чистая...Тоже вот придумал себе...
(входит Таисия Дмитриевна)
НИНА (заметив её, переходит на официальный тон). А ты, собственно говоря,
зачем к нам пожаловал?
ШУРА (не заметив еще Таисию Дмитриевну). Я же тебе только что...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Он из-за ветряной мельницы своей... Ветряк он в
Гороховке восстановил. Теперь ему или жернова понадобились, или дёготь для
смазки, или еще чего...
ШУРА (еще не отошёл от разговора с Ниной). Да, дёготь, дёготь...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. А твой-то Андрей уже к нему в школу запросился.
НИНА. В школу?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Оказалось, что он с трактора не падал, а преподает в
школе... Вот Андрей и запросился в Гороховку.
НИНА. Глупости.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Кузница, говорит, там настоящая...
НИНА. Мало ему тут кузниц?.. Пусть вон идет в сто шестую квартиру к
35
Пташкиным...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ну, в Гороховке совсем другое дело...(мечтательно)
Воздух, грибы, закаты, ветряк издаля, как подходишь...
НИНА. Ты что это, мам?
(Таисия Дмитриевна только вздохнула в ответ.
Появились Хохлов и Петренко. Хохлов решительно подошел к пиле и включил
её.
Раздался душераздирающий вой. Тут же с кухни примчался Андрей с
линейкой в руках, а с постели поднялся ошарашенный Максим Сергеевич)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Что там такое? Что произошло?
ХОХЛОВ. У нас сверхурочные.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, ребята, ну, не надо, ну, я договорюсь... Дайте хоть
ночью-то поспать.
ХОХЛОВ. Заводу нехватает тары. Все квартиры забиты продукцией до потолка —
спать негде. Нельзя думать только о себе. Придется ночку потерпеть.
НИНА. Вы что, собираетесь всю ночь гудеть?
ХОХЛОВ. А как же! Всю ночь! Напролёт! Нам себя не жалко!
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Себя, ироды, не жалко, так хоть нас пожалели бы.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (поднимается). Судя по количеству продукции, это не
на одну ночь.
(все останавливаются, осознавая услышанное)
ПЕТРЕНКО (Максиму Сергеевичу, с оглядкой на Хохлова). Я так думаю, Максим
Сергеевич, что это провокация. Нас никто не заставляет работать в ночь...
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Но он прав, от продукции — не продохнуть!.. А в чем
провокация?
ПЕТРЕНКО. Вывести вас из вас.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Из себя, что ли?
ПЕТРЕНКО. Всю ночь вот так — тут и святой загнется.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Я не загнусь.
(Петренко подходит к пиле и выключает её)
ХОХЛОВ. Удивляюсь, как это ты, Петренко, первый рвач и хапок завода, от
калыма отказываешься?.. Для тебя же любой аврал — это мёд.
ПЕТРЕНКО (чересчур честно). Не надо мне такого мёда... В таком мёде я
ощущаю ложку дёгтя...А за слова «рвач» и «хапок», Максим Сергеич, Нина, вы
36
свидетели...
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. В самом деле, Хохлов, ну что это вы себе позволяете?
ХОХЛОВ. Это не я, это он себе позволяет. Нарочно в начале месяца сачкует,
чтобы в конце начальство встало перед ним на колени и умолило его поработать
сверхурочно.
ПЕТРЕНКО. Но что тут такого? Да, я люблю работать только за деньги, а не за
идею. За башли, как сейчас говорят. Хочу, чтобы в моем доме всё было по
высшему классу. Чтобы выглядеть! Телевизор жидкокристаллический, мебель
икейская, машина... А дадут квартиру — не стану и на кооператив собирать...А вы,
дядь Коль, со своей честностью — какого хрена попёрлись к директору за
выяснением, откуда берутся деньги, которые платят вам, жильцам, за аренду
ваших квартир под заводское производство?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ (обеспокоенно). И что? Узнал?
ПЕТРЕНКО. Директор послал его к вам.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Почему ко мне?
ПЕТРЕНКО. К Нине, она же профсоюз.
НИНА. Ночную работу надо отменить. Ночная работа чревата травматизмом.
Если что случится — заводские врачи сейчас не работают, придется со стороны
приглашать. Начнут докапываться, почему в квартире пила?
(Хохлов включает пилу. Сначала слышен только характерный вой пилы,
потом - неожиданный вскрик Хохлова. Все бросаются к нему. Петренко
выключает пилу)
НИНА. Так я и знала, рука... Мама, скорей чем-нибудь перевязать.
ПЕТРЕНКО. Я знаю, это он нарочно сунул руку... Всё продумал. И ночь, и врачей
нет... Всех хочет погубить, честный... Сейчас скорая нагрянет, а за ней —
милиция, а за ней — общественность!
(из темного проема, ведущего на лестницу, появляется человек в черном.
Но не человек в черном, как «черный человек», а одетый аристократически
при бабочке, в карманчике пиджака белый платочек...Натыкается на пилу)
ЧЁРНЫЙ. А почему тут пила?
НИНА. Так я и знала...
ЧЁРНЫЙ. Мне Максима Сергеевича.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Я М-Максим Се-сергеевич.
37
ЧЁРНЫЙ. Что у вас здесь?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А вы что ищете?
ЧЁРНЫЙ (повторяет настойчиво). Что у вас здесь?
НИНА. У нас здесь цех тары.
ЧЁРНЫЙ. А почему кровати? Вы что, во время смены спите? Или чтоб домой не
ходить?
ШУРА (острит). Для них производство — это дом родной.
ЧЁРНЫЙ (заглянул на кухню). И поэтому при цехе столовая?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Это не столовая, это кухня.
ЧЁРНЫЙ (приоткрывает дверь санузла). А это? Ванная? В цехе?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Вы кто? Вы ревизия или ау-ау-аудиторская проверка?
ЧЁРНЫЙ. Я от новых владельцев. Пришел помещения осмотреть.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА (всплеснула руками). От новых владельцев? Максим,
ты что? Квартиру продал?
ЧЁРНЫЙ. Какую квартиру, ха... Он нам целый завод посулил продать. Но по
фотографиям всё было несколько иначе. Тут тесновато — раз... Придется
перестраиваться, а это - время, а время — деньги...По договору мы должны уже
сегодня вселяться в новые помещения.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Но сейчас же ночь...
ЧЁРНЫЙ. Думаете, только у вас обстоятельства? У нас они еще погорячее будут.
ШУРА. А вы — это кто?
ЧЁРНЫЙ. Мы «Мираж».
НИНА. Это тот самый дом моды?
ЧЁРНЫЙ. Дом высокой моды! И нам надо срочно определиться, где
дизайнерскую устроить, где пошивочную, куда усадить мастеров парфюма, но
главное — где зал дефиле...(кричит) Девочки!
(выбегают помощницы с рулонами материи, забегают по ящикам тары на
некие возвышения и пускают оттуда рулоны вниз. Рулоны яркие — красный,
желтый, голубой, зеленый... Квартира в один миг превращается во что-то
яркое.
Следом за девочками под музыку выбегают мальчики. И начинают бурно
танцевать.
Первой не выдерживает Нина. Она подходит к пиле и включает её, заглушая
38
музыку.
Все останавливаются.)
НИНА. Но почему среди ночи?
ЧЁРНЫЙ. Обстоятельства!
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Какие на хрен обстоятельства?
ЧЁРНЫЙ. Нам нужно срочно снять рекламный клип нашего дома высокой моды
«Мираж».
НИНА. Но откуда срочность?
ЧЁРНЫЙ. Мы приглашены в Париж. А что такое Париж? Это сказка высокой
моды. Это великая иллюзия.
(и снова грянула музыка, и снова все включились в танец.
Но неожиданно за стеклом балкона появился кран с платформой, на которой
стоял человек в белом. Сказать, весь в белом — ничего не сказать. У него были
даже белые волосы, белые руки, белые пальцы, даже грязь под ногтями была
белой.
Белый человек остановился на краю балкона. Крикнул через мегафон)
БЕЛЫЙ. Мы ошиблись.
(музыка сразу стихла. Все остановились)
Меня свозили в их старое здание. Боже, это рухлядь. Это каменный век. Там
работать нельзя. А вот их новое здание, которое строят только инженеры высокой
квалификации — это то, что нам надо. Берём.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Но позвольте... Как это вы берёте? Наш новый корпус?
А как же тогда мы?
ЧЁРНЫЙ. Вы же как-то работаете, вот и работайте. В своем виртуальном мире.
БЕЛЫЙ. Реальны только мы. Вы только послушайте, как это звучит?
(все девушки и мальчики клипа выдыхают одновременно)
ВСЕ. Мираж...Мираж...Мираж...
(всё ярко освещается, а потом погружается в темноту. Музыка звучит,
отвлекая зрителей от перестановок на сцене.
А когда свет появляется, то есть рассветает, мы видим уже нормальную
большую квартиру Гаврилиных, но уже без всяких ящиков и пилы на заднем плане.
Звенит будильник, все начинают потягиваться. Первым привычно встает
39
Андрей и сразу приступает к утренней зарядке.
АНДРЕЙ (глаз заметил что-то непривычное). А где пила?
НИНА (зевая). Какая пила?
АНДРЕЙ. Ну, еще Хохлов пилил... И Хохлов где? А, вспомнил, он же в больнице.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Почему в больнице?
АНДРЕЙ. Мама хотела его в санаторий, но была ночь, а путевку в санаторий
ночью не оформишь.
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Хватит болтать. В школу свою опоздаешь.
АНДРЕЙ. А я хочу в Гороховку, в ту школу, где дядя Шура со своей ветряной
мельницей... Дядя Шура, ты спишь?
(Шура, спавший на полу, зашевелился)
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А, может, уговорим дядю Шуру бросить свою
Гороховку и переехать к нам сюда, в город? С женой, с детьми, а? Я бы вас
устроил. Вы подумайте: городская прописка, горячая вода...
ШУРА. Соблазняете?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А если тяга к земле — устроим дачный участок, шесть
соток, а если устанете — профилакторий... У нас на заводе много льгот.
ШУРА. Я к вашей жизни неприспособлен... Да и обманывать не умею.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. В том-то и состоит наш интерес. От вас, Шура, веет
первозданной неиспорченностью — нам такие люди сегодня во как нужны. Вы —
наша надежда. От вас, Александр, исходит какое-то биополе честности. Я,
наверно, со следователем не буду так откровенен, как с вами.
НИНА (обеспокоенно). Со следователем?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. Видишь ли, Нина... Я уже просил у директора, чтобы
меня по собственному желанию...
НИНА. Ты мне ничего не говорил.
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А директор был в министерстве и тоже просил, но уже
за себя...
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Что, тоже по собственному же?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А министр в свою очередь тоже просил...
ШУРА. Вот это да! И чем же всё это закончилось?
МАКСИМ СЕРГЕЕВИЧ. А тем, что министру сказали, пусть расхлёбывает... И
директор пусть расхлёбывает, и я тоже пусть...Сами заварили кашу, сами, мол,
пусть и выпутываются...А снять, мол, всегда успеют. Но не раньше, чем всё
40
наладим...Но у нас с директором родилась одна спасительная, даже
беспроигрышная версия. Ведь это у нас реконструкция. Первый опыт
реконструкции. Правда, не совсем удачный. Но мы же никогда не проводили
обновления производства. Могли мы ошибиться? За что же нас бить, увольнять?
ТАИСИЯ ДМИТРИЕВНА. Ты гляди, как враньё нынче совершенствуется!
(Андрей тем временем что-то ищет на заднем плане)
АНДРЕЙ. Не, баб, мам, а где наша пила? Она что, мне приснилась? Или это всё
было на самом деле?
8-499-146-96-87 info-pan@rambler.ru