Краткий вариант статьи опубликован в следующем издании: Скорик А.П., Панкова Т.В. «На реке Иордане, на острове Буяне…» // Донской временник. Год 2006-й. – Ростов н/Д., 2005. – С. 197-198. (Объем – 0,25 печ.л.). Более полный вариант статьи помещен в журнале: Скорик А.П., Панкова Т.В. Казачьи заговоры и гадания // Преподавание истории в школе (г. Москва). 2010. № 4. С.70-72. (Объем – 0,5 печ.л.). Скорик Александр Павлович – доктор исторических наук, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой теории государства и права и отечественной истории; директор НИИ истории казачества и развития казачьих регионов Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института), почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации; Панкова-Козочкина Татьяна Викторовна – кандидат исторических наук, доцент кафедры теории государства и права и отечественной истории; старший научный сотрудник НИИ истории казачества и развития казачьих регионов Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института). ИСКУССТВО КАЗАЧЬЕГО ЗАГОВОРА Переходные периоды истории всегда сопровождаются в культурной жизни народов возвратом к самым истокам, к изначальным традициям, которые в своё время, составляли основу бытия человека. Так произошло и в России в 90-е годы ХХ века. Разобраться во всём многообразии истинно народной жизни отнюдь не простая задача. Мы избрали для себя и для нашего уважаемого читателя лишь небольшой фрагмент социальной действительности, который, на наш взгляд, интересен именно как феномен искусства, неизменно излучаемый душой народа. Поговорим сегодня о заговорах, казачьих заговорах, вещи сакраментальной, кому-то кажущейся тёмной, не истинной, некоей «отжившей реальностью», откровенным анахронизмом. И всё же попытаемся разобраться, что в этом случае составляют миф, несбыточность, заблуждение, а с другой стороны, в чём заключается прелесть этого изначально народного отношения к жизни. Новый год для традиционного человека один из самых опасных моментов годового круга. Это период, чреватый активизацией тёмных, хаотических сил, это перерыв – своего рода «остановка времени», когда только согласованные ритуальные действия людей способ- 2 ны воздействовать на природу, обеспечивая незыблемость совершающихся в ней процессов. Основные циклы зимних обрядов донцы обычно приурочивали к святкам (зимнему солнцевороту), длившемуся от Рождества Христова до Крещения, включая Новый год (то есть ныне с 7 по 19 января). Зимнее солнцестояние знаменовал Спиридон-солнцеворот (12/25 декабря). Как говорили тогда, солнце на лето, зима – на мороз. Этот день считался праздничным. О нём сохранилось в народной памяти выражение: «Спиридона ходить» то есть плясать под песню «Спиря, Спиря, Спиридон». Однако, из-за отставания юлианского календаря (старого стиля) некогда приуроченные к этому периоду зимние карнавальные праздники – святки – постепенно сместились на более поздний период, после современного Нового года. К достойному празднованию Рождества верующие готовились в течение всего сорокадневного поста, известного под названием Рождественского или Филиппова. В народе его также называли четыредесятницей, или филипповки. Название Филиппова поста связано с тем, что в день его начала 14 ноября по старому стилю празднуется память апостола Филиппа. По правилам воздержания этот пост приближается к апостольскому посту. Строгость его соблюдения особенно усиливается с 20 декабря по старому стилю. То есть, в дни предпразднедства Рождества Христова и достигает высшей степени в последний день, так называемый сочевник (сочельник). Филиппов пост имел значение жертвы за собранные плоды. Казаки как бы очищались от грехов и своей жертвенностью благодарили высшие силы за посланные им земные плоды. Сочельником называется день 6 января, поскольку по церковному уставу в этот день полагается употреблять в пищу сочиво (пшеницу с медом). В сочельник наши прадеды не ели до «первой звезды». В «красном углу», под образами, на чистой скатерти, на пучке сена или соломы стояла чаша с отваренными зёрнами пшеницы (кутья постная), политыми мёдом или взваром (компот с мякотью). Это об- 3 рядовое блюдо – «вечерю» – обязательно ели после молитвы, с момента появления первой звёздочки на небе. Это делалось в память о той яркой Вифлеемской звезде, что возвестила в своё время волхвам о рождении Христа. В ознаменование этого события казачата носили «рождественскую звезду», изготовленную своими руками, по домам родственников, за что им вручали подарки. В святой вечер девушкиказачки собирались группами, ходили под окнами и распевали колядки – специальные песни. Эти празднично-ритуальные действия восславляли Христа и символизировали отношение казаков к высшим покровительственным силам. Наши прадеды искренне надеялись, что высшие силы обязательно помогут и возьмут их под свою защиту, как наиболее последовательных прозелитов. В праздник, с первым ударом колокола к заутрени (первой суточной церковной службе), вставала вся казачья семья. Хозяйки топили печь, и все спешили в храм на богослужение. Но ещё раньше уходили из дома дети (обычно мальчики от пяти до четырнадцати лет), чтобы первыми начать славить Христа. Они увлечённо пели обрядовые молитвы и песни. Не принять «христославщиков» считалось у казаков большим грехом. Казачат наделяли пряниками, пирогами, колбасой, салом, конфетами, деньгами. Однако, в донских куренях казачат принимали только лишь до восхода солнца. С появлением земного светила верующие возвращались с заутренней службы, и если ктото вдруг из детей подзадержался, то им говорили: «Скоро колядовать будут, а вы всё ещё христославите!» В донских станицах колядовали всего лишь один вечер. Только в первый день праздника распевали следующую песню: У Данилы во дворе На Сиянской горе, Да стояла древа, Древа купарева. Да радуйтесь земли, Веселитесь люди – Сын Божий народился! 4 Обходящие казачьи курени колядовщики воспринимались у донцов как опасные агенты «иного мира», которые способны осчастливить лишь в том случае, если их очень щедро одарить. Угрожающие благополучию казаков моменты нашли своё отражение в текстах песен-колядок. В них соседствовали одновременно и угрозы, и благодарения. Тем самым как бы хозяевам казачьего куреня от колядовщиков предлагался выбор: одарите от всех щедрот своих, получите от нас благословение, а если же вдруг не одарите – придёт к вам навсегда печаль, большие неприятности и иные неблагосклонности судьбы. Вот, например, один из таких текстов колядок: Ходил Илья на Василъя, Замочился, заросился, Идя в поле волочился. В поле, в поле плужок ходит, За тем плужком сам Бог ходит, Мать Божия обеды носила, Бога просила: зароди Боже Жито, пшеницу, горох, чечевицу И всякую пашницу. Колядовщиков от души донские казаки одаривали пирогами, конфетами, деньгами. Всё собранное во время праздника колядовщики постепенно сносили в заранее намеченный курень. На следующий день они вновь собирались и теперь устраивали в этом курене «сборки» (посиделки) с музыкой, играми, плясками. Эти ритуальные действия знаменовали собой возрождение, показывали стремление к жизнеутверждающей идее, к духовной высоте, вселенской радости, к новой будущности, которая была озарена рождественскими лучами. Здесь как бы смешивались два начала: христианское и языческое, причём христианское невольно одобряло языческое, считало уже его своим неотъемлемым компонентом. Тем самым казаки, в этом случае, как бы заговаривали своё счастливое будущее, отсчитывая благожелательные дни от Рождества Христова. Казачий заговор имел немаловажное значение для донцов. Они 5 пытались избежать ситуации, когда «нема що в коляду класти», что означало крайнюю степень бедности. Традиционно в литературе под колядой или колядками понимают обход домов с религиозной целью, исполнение обрядовых песен и не более того. Изучение донских этнографических материалов позволяет нам говорить о том, что коляда это и возможность для бедных слоёв казачьего населения собирать милостыню, то есть в праздник гордому казаку было не грех и поклониться. Ещё одно значение обряда коляды связанно с праздничным пиром, что было привычным для казаков занятием. Это был пир в складчину, где каждый из казачьего круга платил свою (установленную) часть. Об этом свидетельствует поговорка «коли сидишь в ряду, давай коляду». С колядой также связывали празднества самих колядовщиков. Сохранилось и ещё одно прикладное значение коляды. Речь идёт о поговорке «полно коляду томить». Это выражение означало задерживать всю кампанию, весь кружок и относилось к человеку, не соглашающемуся упорно на то, на что все согласны. Не менее интересны сведения о том, что Коляда – это языческое божество. Его считали божеством пиршества. Народные предания свидетельствуют о том, что обряд коляды, песни-колядки были постепенно инкорпорированы из народного творчества и стали частью христианского обряда. Для казаков это была возможность прославления удачи. И чем больше был казачий пир, тем более велика была вероятность удачи. Казаки как бы заговаривали масштабами своего пиршества новую удачу, отмечая при этом уже пришедший успех. Весёлый пир завершал их долгие трудные будни. Они как бы самим шумным празднеством открещивались от нищеты, ведь теперь у них появлялась возможность в своём кругу, в складчину обеспечить веселое празднество. В ряде донских станиц существовал весьма специфический рождественский обряд, получивший у казаков название «бабья каша». Это было гулянье в основном молодых казачек у повитухи, традиционно происходившее на второй день Рождества. К повитухе на чисто женский праздник собирались только те казачки, у которых она в своё 6 время принимала роды. Бабка-повитуха для собравшихся женщин варила обыкновенную кашу, накрывала праздничный стол и угощала своих подопечных казачек. Довольно скромное угощение сопровождалось со стороны приглашённых рожениц небольшими подарками. Это были, как правило, вещи, если говорить современным языком, из числа традиционных женских аксессуаров, например, головной платок. В этом старинном обряде проявлялось сакраментальное отношение казачек к таинству родства. Они совместно как бы совершали женский заговор против «тёмных сил», выказывая свою благодарность человеку, оказавшему неоценимую помощь в появлении на свет их желанных детей. С другой стороны, пользуясь таким вниманием, повитуха именно в этот праздничный день получала как бы общее прощение за мнимую греховность вмешательства в божественную сущность. Для казачек, говоря современным языком, это была довольно редкая в те времена «дружеская корпоративная вечеринка» с определёнными элементами доброжелательного заговора, на которой не было места мужчинам. Этот заговор можно назвать заговором благодарения за успешное прошлое и одновременно заговором надежды на будущее. Сохранилось немало свидетельств об отношении девушек к своему вероятностному будущему. Девичьи гадания – это своеобразный заговор на будущего спутника жизни. Эти экспектации выражались достаточно бесхитростно, и они отражали мировидение человека традиционного общества. Во-первых, во время своих гаданий девушки-казачки неизменно стремились как-то более определённо узнать, а далеко ли живут их суженные?! Расстояние, как делалось в те времена, они определяли в момент гадания по шуму людей или по лаю собак. Во-вторых, не менее важным для молодых казачек было потаённое желание угадать, какого именно избранника жизни уготовила им судьба. Для этого они ночью тёмной, страшась и крадучись, выходили во двор казачьего куреня и наугад выбирали в тыну (деревянном заборе, плетне) первый попавшийся кол и быстро перевязывали его приметной лентой. Утром 7 проверяли свою удачу. Если выбранный кол оказывался с корой, то тогда считалось, что будущий муж будет богатым. Если же, паче чаяния, попадался кол без коры, то в этом случае думали, что вероятностный муж будет бедным. Тем самым, молодые казачки искренне верили в приговор судьбы, которого никак не избежать. Но всем им хотелось счастливого будущего, удачного брака и только благоприятного предначертания судьбы. В некоторых станицах у молодых казачек было принято выбирать колья в тыну исключительно по счёту, например, девятый и двадцать седьмой. Значение же такого выбора было тем же, что и в изложенном выше варианте. Вера в заговор судьбы подвигала девушек на совершение и других ритуальных действий. В поисках желанного счастья они в рождественскую ночь ловили овец в закутках (помещениях для скота). Они свято верили в то, что если поймает красавица барана, то непременно в этом году удачно выйдет замуж. Если же вдруг казачка поймает овцу, то, увы, оставаться ей в новом году в девицах. На интерес также вырывали шерсть у овец, а потом на свету проверяли, какого цвета была эта шерсть. Если в руках у девушки оказывалась чёрная шерсть, то предполагалось, что её будущий жених будет чернявый. И наоборот, если в руках молодой казачки оказывалась белая шерсть, то её вероятностный суженный должен был быть блондином. Существовала и масса иных гаданий. Почему именно святочный период считался благоприятным для гаданий? Дело в том, что это один из самых критичных моментов года, когда наступал самый короткий день. Солнце на горизонте практически не грело, поэтому казакам становилось неуютно. Всё вокруг, земля, вода, небо было сковано морозами. Священное для казаков земное светило как бы застывало в раздумье: уйти совсем из мира или вернуться? За его возвращение и шла обрядовая борьба. Наступление Нового года вызывало у всех казаков вполне естественное желание каким-то образом предсказать своё будущее и как-то попытаться благожелательно воздействовать на него. В этих 8 целях мудрые донцы придумали и каждый год непременно осуществляли следующий заговор. В щедрый вечер домовитые казачки заранее приготавливали особые вареники. Наряду, с обычными варениками, имевшими традиционную начинку с творогом, картофелем, в кастрюлю с кипящей водой они бросали абсолютно такие же по форме вареники, но с совершенно иной начинкой. Внутрь заговорённых вареников хозяйки тайно насыпали муку, начиняли их солью, клали небольшие монеты или же оставляли просто пустыми. Для праздничного стола все вареники тщательно перемешивали и загадочно подавали в одной общей большой миске. Вокруг стола степенно рассаживалось всё казачье семейство с гостями, и все чинно приступали к трапезе. В этом священном действе самым примечательным был выбор заговорённого вареника. Тот, кому во время еды доставался вареник, начинённый только мукой, получал тем самым особое предзнаменование о том, что его грядущая жизнь будет богатой, но очень тяжёлой. Если же кому-то во время трапезы нечаянно доставался вареник с солью, то, как считалось у казаков, такой заговорённый вареник знаменовал для едока в будущем горькую жизнь. Если вдруг попадался пустой вареник, то для его обладателя это означало пустую жизнь. Для того казака, который по счастливой случайности находил чудесный вареник с вложенной в него монеткой, однозначно нарекалась счастливая и долгая жизнь. Для казаков очень важным было проникнуть в потаённый образ, понять его внутреннюю сущность, предугадать возможное негативное влияние. Сделать это они стремились как раз в новогоднюю ночь. Для осуществления задуманного собирались кампании молодых людей по казачьим станицам и хуторам. Они наряжались в очень символичные для традиционного человека костюмы и маски. Ритуальные действия совершались в процессе посещения весёлой кампанией молодых казаков домов станичников. Заходя в казачий курень, молодые люди исполняли специальные песни-щедровки. Эти песни представляли собой заговор-пожелание всех благ в Новом году. Чтобы такой заговор был действенным, они переодевались в весьма не- 9 презентабельные костюмы и представляли чужие образы. Молодые казаки стремились как бы отречься от всего «нечистого», преподнося в его образе станичникам добрые пожелания. Излюбленными образами казаков являлись «чёрт», «солдат», «старуха», «цыганка». Примечательно, что девушки и парни в этом случае нередко менялись ролями. Девушки лихо разыгрывали преимущественно мужские персонажи, а парни, с традиционной казачьей удалью представляли женские персонажи. Причем, «чёрт» и «солдат» как бы символизировали борьбу смекалистого служивого с незадачливым и полным гнусностей представителем сил ада. В образе старухи они старались отречься от не очень удачного прошлого, от немощи, от колдовства и других напастей. А для того, чтобы правильно предугадать своё будущее, надо было обмануть образ цыганки, уйти от её вероятных наветов, дурного глаза и скрытого обмана. В этих же целях на Дону был распространён обычай в крещенский вечер рисовать мелом или копотью свечей кресты на окнах и дверях, чтобы черти не поселились в доме. Это был специфический способ борьбы казаков с активизацией всяческой нечисти. С целью рождения сына – продолжателя рода, будущего воина и владельца земельного пая над кроватью у изголовья роженицы донцы вешали ружьё и шашку. Кроме того, нередко вместо подушки ей клали седло боевого коня казака, или под подушку подкладывали счастливую пулю. Казачки стойко претерпевали эти неудобства ради появления наследника. Чтобы этому не помешали никакие нечистые силы, в момент родов в казачьем курене отворяли все двери. От рождения до первой годовщины соблюдались обряды, символизирующие принятие ребёнка в казачью общину. Интересен обряд посвящения в казаки. Едва дождавшись первого зуба, отец сажал сына на коня, привязывал к поясу шашку и впервые подрезал чуб. Мотив волоса в мифологии – это мотив женщины, поэтому подрезание чуба подчёркивало мужскую сущность мальчика, его символический отрыв от материнской природы, его будущий статус воина-казака. Донцы стремились к тому, чтобы их жилище охраняли добрые 10 силы. Сам курень и верхи (чердак) закреплялись за Домовым, а двор и низы (печка, фундамент) – за Змеёй. Отличие этих домашних покровителей заключалось в том, что змея навечно как бы была прикреплена к конкретному дому и двору и оставалась в нём даже тогда, когда хозяева покидали своё жилище. Домового при помощи особого ритуала переносили на новое место жительства. Казаки считали, что домовой покровительствует семье и поэтому вместе с ней он должен перебираться на новое место. Напротив, змея обеспечивает благо семьи в данном месте. Её основные функции реализуются в следующих попечительских действиях: наделять богатством, удачей, защищать от болезней, стихий, оказывать покровительство в хозяйстве. Этнографический колорит донского заговора передают сохранившиеся тексты, которые мы приводим в оригинальной транскрипции, отражающей особенности донского говора. В станице Вёшенской Ростовской области существовали в казачьей среде следующие заговоры «от крови»: «На рике Иардане, на остраве Буаяни стаяла бярёза кверху карен'йями, на йетай бярёзи сидела дева Анна, дяржала иглу буловую, зас'тягала нитку шалко'вую, зашывала рану крававую. Игла вырывалас'– кроф' унималас'». «Хто ф пятницу и васкрисен'йю хлеп пячёт', у таво алая кроф' тячёт. А у рабы божьей (имя) няхай ня тячёт». У казаков существовали свои так называемые заговорённые места, реальные и вымышленные, где они могли «излечиться» от недугов. Среди таких мест были море-океан и остров Буян. В хуторе Вяжа Кашарского района Ростовской области существовал такой заговор: «На мори-акияни, на острави Буяни – там стаит' владычица дева, держыт' ф свайих руках острый меч, штобы атсеч' сибирку и камчух, балючую, вадяную, глазную...» Донские заговоры позволяют реконструировать представления казаков о магии числа. В них используется приём счёта от большего к одному. Причём, счёт идёт от сакрально отмеченных чисел: «ад дивя- 11 ти восимь, ат васьми семь..., ат однаво – ни асталась ни аднаво». «Грысь-грызище, у тебе есть зубище, у табе шесть – у мяне семь, я не табе съем, съем, съем» – «от грыжи». «Один девять, два десять ... восемь девять, десять, помоги...» – от грудницы». «У грыжи один зуб – у меня два, у грыжи два зуба – у меня три, у грыжи три зуба – у меня четыре, ..., у грыжи восемь зубов – у меня девять. Сгрызь, сгрызу тебя, грыжа, а ты не отрыгайся». Главной христианской помощницей на Дону является Богородица, имеющая в текстах донских заговоров множество вариантов имени: «Пресвятая Матушка Богородица, мать Божья Пресвятая Богородица, царица Небесная, Пречистая Христова Божья Матерь, Матушка Божья, Матерь Мария, Всепятая мати и др. Возьмём, к примеру, заговор, сохранившийся у казаков в хуторе Сетраки Чертковского района Ростовской области: «На море-океане, на высоком кургане стояла хатка. В этой хатке стояла золотая стульца, на этой стульце сидела Матушка Божия, сидела, читала и вычитывала рабе божьей [имя] от дневного, от ночного глаза. Сохрани, Господи, и укрой от лихого человека. Во веки веков, аминь, аминь, аминь! Не сама я лечу, Матерь Пресвятую Богородицу прошу. Аминь, аминь, аминь!» В станице Вёшенской казаки пользовались вот таким заговором: «...Пресвятая Богородица, исцели раба божьего [имя] от всяких скорбен, от всяких болезней, от испуга, от тоски, от причинки, от фитинки, от зубных, от головных, от взрывных, от кивных, от чёрных, от колдунов, колдуниц, от вертунов-вертуниц, от девки-простоволоски, от чародеев, от злостных злодеев, от земли и до неба. Аминь, аминь, аминь!». У казаков было принято в трудные минуты жизни обращаться к волшебной силе воды донских рек, которые они почитали с особой тщательностью. Например, в заговоре хутора Золотарёвка Семикаракорского района Ростовской области приводится обращение к донским рекам: «Во имя отца и сына. Дон Иванович, Бузулук Сарафонтович, Медведица Карловна. Все реки столбовые, наполненные, бегут 12 они сверху донизу, обмывают ветви, коренья, крутые берега, жёлтые песка. Обмойте печаль-тоску с его рук, с ног, с буйной головушки, с его ретивого сердца. Во имя отца и сына. Аминь!». Таким образом, как показывает наше изучение донских казачьих заговоров, языческое начало и сейчас живёт в современном человеке, поскольку многое из того, что описано как элементы традиционно народной культуры, до сих пор является неприменной частью нынешнего миробытия. Языческое приходит с осознанием народной традиции, оно является не явной, но неотъемлемой частью современной культуры. Его нельзя воспринимать исключительно как ритуальное действие. Это часть нашего мироощущения. В нём живут и тайна, и явь. Но, главное, как мы убедились, это великое искусство слова, слова проникновенного, слова обращённого к душе человека, слова веры и верующего и одновременно взывающего к высшей духовной силе. Традиционному человеку нужно было уметь искусно сказать это слово, талантливо представить это обращение, для того, чтобы оно непременно достигло своего адресата, а если следовать М.М. Бахтину, «нададресата». Это неповторимое искусство. Это искусство принадлежало всем и каждому. Нынешнее обращение к его духовным азам позволяет современному человеку прикоснуться к неповторимой странице народного духа, к истокам российской ментальности.