Владимир Владимирович Маяковский

Поэма «Облако в штанах»
тетраптих
(1914-1915)
Поэма, рожденная
фактом
биографии поэта,
представляет
собой сложное
переплетение
многочисленных
тем и образов,
личной трагедии
автора и
непринятия им
общественных
устоев.
ПОЭМА ОТКРЫВАЕТСЯ ПРОЛОГОМ:
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном
мозгу,
как выжиревший лакей на
засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный
сердца лоскут;
досыта изъиздеваюсь,
нахальный и едкий,
У меня в душе ни одного седого
волоса,
и старческой нежности нет в
ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду - красивый,
двадцатидвухлетний.
Следующие за прологом четыре части
поэмы формально не имеют названия,
но сам Маяковский называл их «четыре
крика четырех частей»:
«Долой вашу любовь!»
«Долой ваше искусство!»
«Долой ваш строй!»
«Долой вашу религию!»
Тема трагизма любви
начинается с ожидания
возлюбленной.
Вы думаете, это
бредит малярия?
Это было,
было в
Одессе.
"Приду в
четыре", - сказала
Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Ожидание и нетерпение приносят
лирическому герою почти физические
страдания:
Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой
глыбе?
А глыбе многое хочется!
Но приход Марии
приносит ещё
большие
страдания
лирическому
герою:
Вошла ты,
резкая, как
"нате!",
муча
перчатки замш,
сказала;
"Знаете, я
выхожу замуж".
Что ж, выходите,
Ничего.
Покреплюсь.
Видите спокоен как!
Как пульс
покойника.
Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен, а самое
страшное
видели лицо мое,
когда
я
абсолютно
спокоен?
И чувствую - «я» для меня мало
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo!
Кто
говорит?
Мама?
Мама!
Ваш
сын прекрасно
болен!
Мама!
У него
пожар сердца.
Драма неразделенной любви лирического
героя завершается образом-метафорой «стоном в столетия» - о великом чувстве
поэта услышат через века…
Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с
пристани.
Крик последний, ты хоть
о том, что горю, в столетия
выстони!
Максимальной точки накала тема трагизма
личной любви достигает в завершающей
четвертой
части.
Она
открывается
обращением-криком к возлюбленной:
Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Мария!
Тело твое
беречь и
любить,
солдат,
я буду
как
обрубленный
войною,
ненужный,
ничей,
бережет
свою
единственную
ногу.
Мария не хочешь?
Не хочешь!
Значит - опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.
• Разрыв с любимой женщиной
поэт воспринимает не как личное
поражение, а как событие,
связанное
с
неправильным
устройством бытия.
Всемогущий, ты
выдумал пару
рук,
сделал, что у
каждого есть
голова, отчего
ты не выдумал,
чтоб
было без мук
целовать,
целовать,
целовать?!
В завершении четвертой части
поэмы звучит вызов Богу и
одновременно – последний крик
несостоявшейся любви:
Я думал - ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Пустите!
Меня не остановите.
Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!
Но Высшей Силе нет дела до маленького
человека, даже бросающего Ей вызов.
Лирически-бунтарская поэма завершается
философской картиной бытия:
Глухо.
Вселенная спит,
положив на лапу
с клещами звезд огромное ухо.