БЕССМЕРТНОЕ ИСКУССТВО АЗАНБЕКА ДЖАНАЕВА Дзанайты Х.Г.

БЕССМЕРТНОЕ ИСКУССТВО АЗАНБЕКА ДЖАНАЕВА
Дзанайты Х.Г. профессор, директор Института национального развития
В сентябре 2009 года общественность Республики Северная ОсетияАлания отмечала примечательную дату – 90 лет со дня рождения народного
художника России, лауреата премии им. К.Л. Хетагурова Азанбека
Васильевича Джанаева. Эта дата наложилась на другую, не менее значимую
для народа Осетии круглую дату – 20 лет со дня смерти художника.
Недвусмысленное
прискорбной,
переплетение
явилось
этих
указующим
двух
знаком,
дат,
торжественной
раскрывающим
и
для
непосвященных одну из главных особенностей всего творчества художника,
буквально пронизанного дуальностью темного и светлого начала, жизни и
смерти как всеобщего закона мироздания. Это придало юбилейным
торжествам печально-символический окрас.
Визуальный, созерцательный анализ художественных работ А.В.
Джанаева позволяет выявить всю силу и общественно-политическую
значимость его магического искусства. Искусства, необъяснимым образом
выводящего на скрижалях человеческого сознания истину – бессмертными
не рождаются, бессмертными становятся. В этом, по-видимому, и
заключается вся притягательность и сложность задачи по осмыслению
творческого наследия художника.
Наиболее развернутую характеристику личностного и творческого
портрета Азанбека Васильевича Джанаева, дал замечательный искусствовед,
поэт Герман Гудиев в своем памятном эссе «Портрет без багета» [1]. Имея
возможность на протяжении многих лет непосредственно общаться с
Азанбеком, Герман Гудиев являлся свидетелем самого творческого процесса
рождения шедевральных произведений, только эскизы от которых, по его
меткому замечанию, могли украсить дворец шахиншаха. Именно это
обстоятельство позволило ему раскрыть во всей полноте неуловимые
нюансы его творческого дарования и, что очень важно, показать внутренний
-2-
психофизический мир художника. Созданный Г. Гудиевым философскоэстетический
портрет
художника,
в
основе
которого
лежит
антиконформистская моральная позиция, позволяет и нам, ныне живущим,
глубже понять его духовные, а, следовательно и социально-политические
устремления.
Вместе с тем, творческое наследие Азанбека Джанаева столь
многогранно и значимо, что оно и сегодня оказывает неизгладимое
впечатление на каждого, кто с ним соприкасается. Трудно остаться
равнодушным при созерцании его полотен, которые, во-многом, раскрывают
сущность сложнейших социально – политических процессов современности.
В этой связи, чрезвычайно актуальным является определение места Азанбека
Васильевича Джанаева в социокультурном пространстве Осетии и значения,
которое имеет его творчество для нациостроительства осетинского народа.
Если итальянский народ ассоциируется у нас в первую очередь с
титанами изобразительного искусства Леонардо да Винчи, Микеланджело,
Рафаэлем, испанцы – с именами Сальвадора Дали, Диего Веласкеса,
Мурильо, французы распрямляют плечи и гордо поднимают голову при
упоминании имен Клода Моне,
Ренуара, русский человек становится
возвышенней и значимей в собственных глазах при обращении к творчеству
Репина, Саврасова, Сурикова, Крамского, то применительно к Осетии можно
сказать, что Азанбек Джанаев – это наше все. Сложно найти другую фигуру в
изобразительном искусстве Осетии, которую можно было бы поставить
вровень с этим исполином, словно вышедшим из эпохи Античности. Эпохи,
где воспевание героев и героического являлось альфой и омегой духовной
жизни общества. Нет сомнения и в том, что и с великими воителями эпохи
Возрождения он тоже был бы на равных.
Его духовно – нравственные убеждения были простыми и крепкими и
вытекали они из всего того традиционного воспитания, которое он получил в
своей семье. Мастер смотрел на события прошлого и настоящего своего
народа глазами историка, философа и, что немаловажно, глазами патриота и
-3-
гражданина. Именно это обстоятельство придало его творческому наследию
необычайную цельность и востребованность. Запечатленные им величавотрагические образы и вехи, в истории осетинского народа, проникая в самые
потаенные уголки человеческого сознания, несут в себе радостный свет
душевного просветления и очищения. По-видимому, в этом и заключается
непреходящее значение его творческого наследия, будь то графика, живопись
или скульптура.
Сегодня нет нужды идеализировать образ Азанбека Джанаева. Ему, как
любому живому человеку, были присущи определенные слабости. Однако
ретроспективный взгляд на его творческое наследие, анализ историкоэстетических основ его произведений [2], [3] позволяет констатировать – А.
Джанаев
является
выдающимся
выдающимся
портретистом,
рисовальщиком
выдающимся
современности,
историческим
живописцем,
выдающимся монументалистом, выдающимся графиком. Он снял на
собственные средства – уникальный случай в отечественном кинематографе
– первый осетинский национальный в прямом и переносном смысле этого
слова полнометражный художественный фильм. Данное обстоятельство
позволяет
говорить
о
нем,
как
о
выдающемся
киносценаристе
и
кинорежиссере.
Всерастущий интерес у нашего современника вызывают созданные
мастером духоносные образы знаменитых героев Нартиады. Эти образы
способствуют правильному прочтению и пониманию Нартовского эпоса в
философском, духовном смысле. Нисколько не умаляя роли и заслуг его
предшественников, следует сказать, что именно Азанбеку Джанаеву было
суждено адекватно передать своими методами духовный мир героев
Нартовского эпоса, а через него – мировоззренческие устои осетинского
общества.
Близость
трактовки
художником
внутреннего,
идейного
содержания Нартовского эпоса и его эпического изложения, тождество
чувственного и идейного восприятия его сюжетной линии предопределило
-4-
единство стиля. И в эпических сюжетах Нартовского эпоса, и в картинах А.
Джанаева нельзя оторвать идею от формы, логическое от чувственного.
Азанбек Джанаев был далек от механического воспроизведения
сюжетов Нартовского эпоса. Он воспринимал его, согласуясь с положением,
согласно которому в мифах, как и в поэзии, отражены глубинные
первоосновы бытия человека. Руководство этой сентенцией позволило ему
уйти от общепринятой в изобразительном искусстве гиперболизации форм в
изображении сюжетов и героев Нартиады. Тем самым художнику удалось
максимально сблизить персонажи Нартовского эпоса с народом, его
создавшим, наглядно показать их этноисторическую, этногенетическую
преемственность и тождество. Данное обстоятельство и сегодня оказывает
существенное влияние на рост национального самосознания осетинского
народа. По-существу, Азанбеком Джанаевым в первой половине ХХ столетия
художественными методами была решена задача, которую корифеи
отечественной и зарубежной науки смогли решить спустя десятилетия.
Такова была сила и мощь его всеохватывающего таланта, сочетавшегося с
глубоким
знанием
истории,
этнографического
материала.
Поэтому
художника с полным основанием можно считать и выдающимся нартоведом.
Все вышеперечисленные грани таланта А. Джанаева являются
выражением одной идеи – «Жить ради Подвига»! Подвига, олицетворяющего
победу светлого начала над тьмой.
Стоит ли говорить, на что обрекал себя художник, задавшись
благородной
просветительской
целью
в
условиях
господствующей
моноидеологии, не терпящей никакого инакомыслия. Идеологии, в рамки
которой
никак
не вписывались представления о
немногочисленном
осетинском народе как о носителе индоиранской культуры и традиции.
Однако выбор был сделан, и от этого осознанного выбора Азанбек Джанаев,
как тяжело ему порой не было, не отступил. Отсюда, надо полагать, и
проистекает его бескомпромиссность и неистовство, в широком духовном
смысле этого понятия, в отстаивании своего авторского видения того или
-5-
иного художественного образа, исторического события. Воистину прав был
Гегель, утверждавший, что без страсти нельзя создать ничего великого [4].
Именно запредельная страстность, пронизывающая все фибры его души, и
подвигла Азанбека на творческий подвиг. Есть много свидетельств, согласно
которым, по мере появления на холсте идеально типизированного образа из
легендарного прошлого осетинского народа, на глазах художника нередко
проступали молчаливые слезы. Слезы памяти по ушедшим героям и
героическим событиям. Перефразируя известное выражение классика, можно
утверждать, Азанбек Джанаев создавал свои полотна не потому, что он хотел
рисовать, а потому, что он не мог не рисовать.
Говоря о том, что Азанбек Васильевич Джанаев является предельной
точкой осетинского изобразительного искусства, возникает ряд безответных
вопросов. Чей гений последует за его творчеством? Кто разовьет его
искусство? Наступит ли подлинный ренессанс в изобразительном искусстве
Осетии, в основе которого лежало бы героическое начало, а не жалкая
повседневность
общества,
реализующего
модель
так
называемого
догоняющего развития? Суждено ли Осетии и осетинам по «настоящему», в
первую очередь для самих себя, открыть Азанбека Джанаева?
Данные вопросы, как показали исследования Института национального
развития, отнюдь не являются риторическими. Экспертами института в
преддверии 90-летнего юбилея художника (сентябрь 2009 г.) был проведен
социологический опрос. Всего было опрошено 100 респондентов в возрасте
от 19 до 25 лет. Респондентам был задан следующий вопрос: «Что Вы знаете
о Азанбеке Васильевиче Джанаеве?». Результаты опроса оказались просто
удручающими. Ни один из опрошенных не смог идентифицировать личность
Азанбека Джанаева.
Отсюда становится очевидно, что народ Осетии, как это ни
прискорбно, и сегодня, спустя 20 лет со дня смерти художника продолжает,
по образному выражению Германа Гудиева, отвернувшись от вулкана,
любоваться тщедушным костром. Фигура Азанбека Джанаева, являющаяся
-6-
равновеликой по отношению к классикам изобразительного искусства
просвещенной Европы, его творческое наследие остаются в забвении. Между
тем, рвутся на волю, к свету, к людям многочисленные образы из
героического
прошлого
осетинского
народа,
запечатленные
в
высокохудожественной форме десницей мастера. Надо полагать, причина
столь парадоксального отношения к наиболее значимым личностям,
определяющим лицо осетинского народа, его место в содружестве наций,
кроется в торжестве идеологии конформизма и в формировании общества
потребителей. Все то, против чего выступали и высмеивали герои Нартиады
– стяжательство, непотребные наклонности, алчность, неумеренность в питье
и еде, незнание этики во многом определяет лицо нашего современника.
Вместе с тем, героическое начало, а не жалкая повседневность лежит в
основе патриотизма любого народа. Без патриотизма невозможно само
существование
полноценной
нации.
Именно
воспевание
героев
и
героического позволяет народу подняться на новую, более высокую ступень
своего культурного, общественно-политического развития. По-видимому,
поэтому руководство России поставило во главу угла всей текущей
внутренней политики в стране патриотическое воспитание подрастающих
поколений. В этих конкретно-исторических, политических условиях во всей
своей неизбежности многократно возрастает значимость творческого
наследия Азанбека Джанаева, в основе которого – героика осетинского
народа во всем ее многообразии.
Уже 20 лет с нами нет Азанбека Джанаева. Начертав своей кистью
одну из самых блистательных страниц на небосводе изобразительного
искусства Осетии, сам он ушел в страну мертвых. Значительно опередивший
своих современников, отверженный обществом, ради которого он нещадно
эксплуатировал свой талант, Азанбек и сегодня взывает к сознанию
осетинского
практическое
народа
своими
осмысление
бессмертными
данного
произведениями.
феномена
приобретает
Научноособую
актуальность в условиях становления новой государственности осетинского
-7-
народа. И если Герман Гудиев называл Азанбека …Великим Учителем…, то
его творчество должно служить делу просвещения, а не храниться на
пыльных полках музейных запасников. Вышеизложенное позволяет сделать
вывод о том, что есть большой общественно-политический, этический смысл
в увековечивании имени А.В. Джанаева через широкую популяризацию его
творческого наследия.
Литература
1. Гудиев Г.Г. Портрет без багета //www.darial – online.ru /2004 – 5/
gudiev. shtml.
2. Дзанайты Х.Г. Национальная доктрина Алании – XXI век. – М.:
Наука, 2005.- С. 63 – 92.
3. Азанбек Джанаев: живопись, графика, скульптура. /Сост. Э.Д.
Дарчиева. Орджоникидзе, 1958.
4. Гегель Г.В. Соч., т. 7.М., 1935.