2. МХК - sch4.org.ru

Тема: П.И. Чайковский.
Прочитать и записать о симфонии № 4 Чайковского.
Всегда тепло относясь к этому сочинению, он называл его одним из
любимейших детищ, созданных «под наитием настоящего вдохновения, с
любовью и искренним увлечением» (сочинял 1876 – 77г.).
Это было время, когда композитором все больше овладевали душевные
противоречия, неудовлетворенность, происходившие в основном из-за
невозможности заниматься только своим «прямым делом» — сочинением
музыки; приходилось тратить много времёни на педагогическую работу,
обеспечивавшую его существование. Но были и другие причины, отразившие
трагическую пору общественно-политических событий.
Называя себя «гражданином Москвы», чувствуя себя истинным патриотом,
Чайковский не мог оставаться равнодушным к событиям, происходящим в
России. Считая войны величайшим злом, не мог не откликнуться на русскотурецкую войну 1877 года, не поделиться своими думами с родными,
друзьями. С интересом читал газеты, следил за ходом борьбы. И свои личные
невзгоды отходили на второй план, не казались столь глобальны, как прежде,
а, наоборот,— прибавляли «бодрости и готовности побороть злую долю».
Петру Ильичу казалось, что, когда «будущность целой страны стоит на карте
и каждый день сиротеет и обращается в нищенство множество семейств»,
«совестно погружаться по горло в свои частные, мелкие делишки. Совестно
проливать слезы о себе, когда текут в стороны потоки крови ради общего
дела». Спустя полгода, когда появилась опасность новой войны, откликаясь
на прошедшие события, он писал: «Я сегодня в самом мрачном состоянии
духа. Я не могу даже работать, до того всецело поглощен грустными,
безнадежно грозными политическими известиями... Не ужасно ли это? Опять
потекут кровавые реки; опять интересы искусства отойдут на последний
план; опять убийственная мысль, что родина в опасности, будет парализовать
все те проявления общественной жизни, которые не имеют прямого
отношения к войне; опять Россия будет разоряться на военные издержки,
тратить свои лучшие силы ради поддержания своего достоинства».
Чайковский писал о своих сомнениях и недоумениях родным и друзьям:
«Мы переживаем ужасное время, и когда начинаешь вдумываться в
происходящее, то страшно делается. С одной стороны, совершенно
оторопевшее правительство, до того потерявшееся, что Аксаков ссылается на
смелое, правдивое слово; с другой стороны, несчастная, сумасшедшая
молодежь, целыми тысячами без суда ссылаемая туда, куда ворон костей не
заносил,— а среди этих двух крайностей равнодушная ко всему, погрязшая в
эгоистические интересы масса, без всякого протеста смотрящая на то и на
другое».
Видя цель существования в творческом труде, которому сознательно
посвящена вся жизнь, Петр Ильич был убежден в том, что может «служить
для блага своего ближнего», создавая свои сочинения. В них средствами
музыки выскажет о волнующих его самого и его современников проблемах
— о надеждах и чаяниях, горечи потерь и страданиях, радости и любви.
Только так мог он бороться за светлое и прекрасное в жизни. Композитор
был уверен в том, что искусство — «необходимая потребность для
человечества». Не случайно поэтому и в содержании Четвертой симфонии,
имеющей, как он подчеркивал, чисто психологический характер, он
языком музыки выразил и собственные переживания (думы о смысле
жизни, об отношении к народу), и размышления современников.
В этом произведении — своей первой инструментальной драме —
Чайковский воплотил еще более определенно мысль о единении
художника с народом, который может дать силу, вернуть к жизни после
страданий и потерь.
1 часть. Пересказывать содержание симфонического произведения
композитор считал невозможным, так как видел «свойство инструментальной
музыки» именно в том, «что она не поддается подробному анализу», и
помнил слова Генриха Гейне: «Где кончаются слова, там начинается
музыка». Но тем не менее по просьбе Надежды Филаретовны он попытался
описать программу сочинения в целом и его отдельных частей хотя бы в
общих чертах: «Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно, главная
мысль... Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью
дойти до цели, которая ревниво стережет, чтобы благополучие и покой не
были полны и безоблачны, которая, как дамоклов меч, висит над головой и
неуклонно, постоянно отравляет душу. Она непобедима, и ее никогда не
осилишь. Остается смириться и бесплодно тосковать... Вся жизнь есть
непрерывное чередование тяжелой действительности с скоропреходящими
сновидениями и грезами о счастии... Вот приблизительно программа
первой части.
Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то
меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь один, от
работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем
воспоминания. И грустно, что так много уж было да прошло, и приятно
вспоминать молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь
сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось
многое! Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь
удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уж
где-то далеко. И грустно, и как-то сладко погружаться в прошлое...
Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные
арабески, неуловимые образы, которые проносятся в воображении, когда
выпьешь немножко вина и испытываешь первый фазис опьянения. На душе
не весело, но и не грустно. Ни о чем не думаешь; даешь волю воображению,
и оно почему-то пустилось рисовать странные рисунки... Среди вдруг
вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом
где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные
образы, которые проносятся в голове, когда засыпаешь. Они не имеют ничего
ничего общего с действительностью: они странны, дики и несвязны.
Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей,
смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться,
отдаваясь безраздельно радостным чувствам. Картина праздничного
народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих
радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но
другим до тебя нет дела. Они даже не обернулись, не взглянули на тебя и не
заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело! Как они счастливы, что
в них все чувства непосредственны и просты. Пеняй на себя и не говори, что
все на свете грустно. Есть простые, но сильные, радости. Веселись чужим
весельем. Жить все-таки можно».
В письме к Танееву Чайковский указывает, что по общему содержанию
Четвертая симфония близка Пятой Бетховена . Тема «фатума» (приговор,
вещее слово, рок, судьба, предвещание) в симфонии Чайковского — носитель
зла, олицетворение всего жестокого, разрушающего, что стоит на
жизненном пути героя и с чем невозможно бороться в одиночку. Но когда
герой вместе с народом, настигший его фатум бессилен.
Воплощая свой замысел, композитор переосмыслил традиционную
трактовку частей в симфоническом цикле. Первая часть симфонии
разрослась до грандиозных размеров, почти равных трем последующим
частям. Две средние части (медленная лирическая и быстрая скерцозная)
подводят к кульминации сочинения — финалу, где драматические образы
получают оптимистическое решение. Положив в основу последней части
симфонии мелодию русской народной песни «Во поле береза стояла»,
композитор развил этот музыкальный образ иначе, чем в трех первых
симфониях (там финалы имеют также народно-массовый характер). Он
придает драме, которая была определена в центральной (первой) части
симфонии, психологическую направленность. Поэтому жизнерадостный
плясовый мотив в итоге разработки после столкновения лирического образа с
образом фатума приобретает черты героические, мужественные. Четвертая
симфония — сочинение ярко национальное, тесно связанное со всем, что
было так дорого композитору: русской природой, бытом, характерами,
песнями своего народа. Он говорил, что страстно любит не только русскую
природу и народные песни, но и русского человека, русскую речь, русский
склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи. Любовь эту выразил он и в
музыке Четвертой симфонии.
Петр Ильич не мог присутствовать на премьерах нового произведения,
состоявшихся в Москве 10 февраля 1878 года (под управлением Н. Г.
Рубинштейна) и в Петербурге — 25 ноября того же года. Находясь во
Флоренции, он ждал сообщений... Наконец от Модеста Ильича пришло
письмо: «Если возможен фурор после исполнения симфонических вещей,
то твоя симфония произвела его. После первой части аплодисменты
были умеренные... После второй части уже значительно более
аплодисментов, так что Направник должен был даже поклониться:
после Скерцо — fff криков, топания и bis'ов. Направник кланяется один
раз... другой... Шум только усиливается, до тех пор пока не подымается
дирижерский жезл; тогда все затихает и дает место твоим пиццикато.
После этого опять крики, вызовы, поклоны Направника и проч. Final
оканчивает свои заключительные аккорды вместе с хлопаньем,
криками и топаньем ног».