ДАОССКОЕ УЧЕНИЕ И КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Нуржаева Алина Аннотация

ДАОССКОЕ УЧЕНИЕ И КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ассистент кафедры китаеведения,
факультета востоковедения,
КазНУ им.аль-Фараби
Нуржаева Алина
Аннотация
Человеческая цивилизация и, в особенности, ее духовная культура при своем
формировании и развитии испытывают сильнейшее влияние религиозных представлений
в обществе. По словам Энгельса, «идеи… имеют огромную силу и.., раз возникнув, они
затем на протяжении длительного времени могут воздействовать как фактически
самостоятельные факторы, оказывающие огромное влияние на развитие общества»
Хотя мы и живем в светском обществе, не стоит забывать, что религия продолжает
жить в сознании людей. Конечно, дает о себе знать развитие секуляризации
общественного сознания и религия уже не так сильно влияет на общество и индивидуума.
Однако, опыт XX в. показывает, что ситуация с религией в современном обществе
неоднозначна. При благоприятных условиях не исключена возможность усиления ее
позиций. На сегодня религия претерпевает глубокие изменения, и ясно одно: религия
играет важную роль в жизни общества.
В последние годы столь опасное явление как терроризм зачастую связывается с
религией. Недавно это страшное явление докатилось и до Казахстана: взрывы
происходили в Актобе, Астане, Атырау, Таразе.
Важнейшим инструментом для распространения и закрепления идей является
литература, которую широко использовали родоначальники и адепты различных религий
во всем мире, и которую продолжают использовать для пропаганды «духовные
наставники» современных террористических групп.
Не будем вдаваться в политическую подоплеку современных мировых реалий.
Очевидно, что изучение прошлого мирового опыта воздействия религии на сознание
индивида и общества крайне необходимо.
Нельзя забывать, что Казахстан и Китай являются сопредельными государствами.
Китай играет важную роль в региональных и глобальных процессах. За последние
тридцать лет он прошел путь от страны с неразвитой экономикой к процветанию,
обладает огромной армией и ядерным потенциалом. Для развития и безопасности мы
должны поддерживать с КНР добрососедские отношения, его опыт может пригодиться
Казахстану. Адекватность представлений о Китае необходима нашей стране в
преодолении трудностей на пути развития казахстанско-китайских экономических,
политических и культурных отношений.
Литература Китая представляет не только китайскую цивилизацию, но и является
частью мирового культурного наследия, а потому интересна с точки зрения развития
человеческой цивилизации вообще. Китайская литература, как достижение культуры,
оказывает влияние на развитие культуры и литературы других членов мирового
сообщества, одним из которых является наша страна.
Политическая нестабильность, к которой вели китайская экспансия и смуты внутри
страны, строгая регламентированность поведения в обществе и семье сильно
ограничивали личную свободу человека. Отсюда закономерность обращения мастеров
слова Поднебесной к красотам природы и идеалам отшельничества. Поэзия на даосские
религиозные и философские темы привела к возникновению «Поэзии гор и воды» - Шан
шуй ши. Уже в V в. пейзажная лирика выделилась в самостоятельное направление и
постепенно стала одной из главных тем поэтического творчества в Китае.
Простота, ясность образов поэзии в Тан соответствуют даосской традиции.
Настроения и чувства передаются посредством символов - образов природы,
иносказательность выражается в недосказанности. Во времена Мин и Цин не было новых
жанров, часто поэты подражали «древним». Достоинства их произведений - спонтанность
и безыскусность: поздняя классическая лирика выражала жизнь «как она есть», повинуясь
закону «естественности». Впрочем, в этом и заключается путь постижения истины в стиле
даосов.
Уже в раннем средневековье античная культура и религия сильно влияли на развитие
не только поэзии, но и прозы. Взгляды даосов, соединяясь с народными представлениями,
дали прозе цельное видение мира и места человека в нем, а в качестве героя - праведникадаоса. Персонажи (небожители, духи) и сюжетная линия во многом заимствованы у
даосов.
Наиболее сильно даосизм повлиял на прозу III-VI вв. В основном, это истории о
потустороннем мире («рассказы о духах») - небольшие были, в содержание которых
введены народные архаические и религиозные, часто даосского толка, представления.
Считается, что придворные маги-фанши были первыми составителями этих сборников.
Возможно, это доклады правителю, показывающие бытие потустороннего мира - «восьми
разграничений», по даосской терминологии, а эти случаи «из жизни» - доказательства.
Разнообразие сюжетов не скрывает общей схемы, отражающей все еще
мифологическую картину мира. Даосские идеи и народная мифология переплелись и в
литературе появилась универсальная модель мира - носителем истинного знания в нем
выступает даос. Составители сборников внушали читателю собственные философские
понятия о мире. Тексты III-VI вв. убеждают его, что мир полуволшебных героев-даосов
создан на основе учения об инь и ян и пяти стихиях. К примеру, в «Записках о духах»
персонаж Чисун-цзы не обгорал в огне. Чисун означает «красная сосна», а это цвет огня.
Согласно даосским взглядам, естественно, что воплощающий стихию огня герой не горит.
Чисун-цзы передвигался по воздуху, поднимался с ветром и опускался с дождем, что
свойственно небожителям. Способность управлять огнем, ветром, дождем означало для
даоса повелевать силами самой природы.
Большое внимание в даосизме уделялось физическому самовоспитанию, диете. В
«рассказах о духах» встречаются самые экзотические диеты: питавшийся сосновыми
шишками персонаж мог с большой скоростью передвигаться по воздуху, отличался
небывалым долголетием.
В рассказах описывались реальные ученые, предсказатели, врачеватели, поэты, что не
меняло даосского характера повествования. Проза III-VI вв. пропагандировала
бессмертного или долгожителя-героя, умеющего управлять природой (вызывать и
останавливать дождь и ветер), принимать вид любого существа, быть неподвластным
стихиям (не гореть, не тонуть), обладать властью над животными и фантастическими
существами. С VIII в. изгнание нечисти и отвращение беды от беса - основной привилегия
даоса в литературе.
Стремление даосов получить золото из недрагоценного сырья, добыть эликсир
бессмертия, их «умение» вызывать души и оживлять мертвых привлекли средневекового
человека к их религии. Многие поколения китайцев занимались даосскими практиками,
используя диеты и гимнастики, искали талисманы и изготавливали так называемые
«пилюли». Постигший учение обретает долголетие, а умерший насильственной смертью
явится в ином облике, ведь даос принадлежит двум мирам и граница бытия и небытия для
него несущественна. Уверенность в этом поддерживалась «рассказами о духах».
В «рассказах» личность даоса воплощала идеи нравственного совершенства и знания он не желал богатства и власти, протестовал против насилия, достигал недостижимого, но
лично для себя. Даосские идеи, народное сознание и фольклор сильно переплелись между
собой и составителю сборника для утверждения мысли о преимуществе даосизма
достаточно было сделать небольшой акцент. В одном рассказе о поселившейся в доме
нечисти, которую не смогли изгнать заклинатели, она исчезла после того, как даос сорвал
и сжег обереги от злых чар, посидел на террасе и ушел. Из этого ясно: заклинатели шарлатаны и только следующий даосизму человек имеет «подлинное знание».
Сюжеты III-VI вв. (соединение народной мифологии с идеями даосов), позже часто
использовались в повествовательной прозе, став фундаментом формирования сюжетных и
стилистических схем, а также жанровых канонов китайской новеллы.
Но не все так просто, ведь даосизму приходилось вести идеологическую борьбу,
причем в замаскированной форме. По произведениям передовых авторов того времени
можно проследить развитие художественных достижений и эстетических категорий
древних философов и поэтов даосского направления, о принадлежности к которому
можно судить по ряду признаков. Один из них - борьба с конфуцианством, чаще в форме
намеков, иносказаний, вопросов-сомнений в догмах государственной религии; другой как и прежде, утверждение преобладающего значения естественных наук: естествознание,
пусть даже в форме алхимии и астрологии, накапливало материал для развития медицины,
фармакологии, астрономии, химии и техники. Было изобретено книгопечатание, начало
которому положили именно даосы. Третий признак - изучение окружающего Китай мира,
а четвертый - внимание к низам общества. Разбойник из «Чжуан-цзы» стал прообразом
героев городских повестей и народных книг о повстанцах. «Теория» для восстаний
черпалась из народных социально-утопических легенд в памятниках раннедаосской
мысли и продолжилась в раннесредневековой «утопии» Тао Юань-мина «Персиковый
источник». Эта мечта о далеких землях, где царит всеобщее благоденствие,
использовалась во многих даосских «ересях». Пятый признак - отказ от покорности власть
имущим и официальной службы для того, чтобы заняться познанием природы и человека,
как ее части. Подобное «отшельничество» в духе эпикурейства Ян Чжу было близко Тао
Юань-мину, Ли Бо и еще многим другим. В своем творчестве художники слова выступают
за внесословную ценность человека, углубляясь в его внутренний мир; протестуют против
деспотизма семьи и утверждают его право любовь.
Средневековый даосский материализм иногда уступал теологии. Его элементы
способствовали развитию естественных наук, распространяясь через ереси и фольклор и
наполняя творчество передовых писателей. Когда происходили открытые схватки
светского и религиозного, вольнодумцы заново открывали античное наследие даосов, но с
новым содержанием. Это эпоха Возрождения (VIII-XII) и эпоха Просвещения (XVI-XVIII)
Китая, время свободомыслия и подъема антифеодализма.
В тревожные времена междоусобиц появилось немало поэтов. Одному из «трех Цао» Цао Чжи (192-232 гг). - были близки даосские мысли о бессмертии: в одном сочинении он
писал о встрече с небожителями, даровавшими ему эликсир бессмертия (здесь образ
камня - символ вечной жизни):
Я стану подобен камню, я буду сильней металла Они никогда не стареют, не умирают вовеки. (пер. Л. Черкасского)
В следующем четверостишии мастера пейзажной лирики Цао Чжи заметна
«естественность» и «подлинность» жизни, ее движение:
Я вижу, как туча на солнечный диск набегает.
И ветер прохладный играет одежды полой.
Плывущие рыбы в зеленую воду ныряют,
И быстрые птицы свободно парят над землей… (пер. Черкасского)
Особое место философской лирики в творчестве Цао Чжи заметно в стихотворении
«Креветка и угорь» - автор, в духе притч Чжуан-цзы, развивает тему свободы: цикада не
понимает восторг парящего в небесах феникса. В стихотворении о жаворонке юноша
отпускает попавшую в сети птичку. Здесь - протест против сковывающих человека
конфуцианских правил поведения.
В выступлениях против конфуцианцев Цзи Кан (223-262 гг.) был самым смелым из
«семи мудрых из бамбуковой рощи». В его творчестве описан даосский идеал человека,
свободного в мышлении, живущего по законам природы и, в конце концов, приходящего к
слиянию с ней. Еще не остыли воспоминания о смутах Троецарствия и Цзи Кан осуждал
стремление к власти. Но он описал и положительный образ правителя, который управляет
без деяний, совершенно даосский, перекликающийся с созданным Лао-цзы, Ле-цзы,
Чжуан-цзы образом подлинного правителя. Защищая обвиненного в нарушении сяо друга,
Цзи Кан попал в тюрьму, где написал стихотворение «Гнев в заключении». Поэт рассказал,
почему учение Лао-цзы и Чжуан-цзы привлекает его, выразил презрение к внешнему и
убеждение в том, что истина - в простоте. Его мироощущение привлекало многих: в
тюрьму к поэту пришли три тысячи человек с целью назвать его своим учителем, что
говорит о популярности даосского отношения к жизни. Цзи Кан проповедовал
безмятежность, давал рецепты продления жизни (трактат «О долголетии»). Его творчество
всегда влекло передовых людей (Лу Синь собрал все его произведения для моральной
поддержки в трудные времена), ведь Цзи Кан всегда верил в торжество человека, твердо
отстаивал свои принципы и никогда не боялся обличать власть.
В раннее средневековье возникает интерес к теории поэзии. Цао Пи в «Рассуждении о
литературе» заимствует у даосов меру - подтверждаемую опытом объективную
эстетическую категорию («Ле-цзы»). У Цао Пи смешиваются конфуцианские и даосские
положения. Лу Цзи последовательнее в переосмыслении древнего даосизма с точки
зрения эстетики. Посвященная поэтическому дару ода Лу Цзи, в отличие от работы Цао
Пи, не содержит норм оценки таланта поэта. Лу Цзи говорит о необходимости меры как
пропорциональности, как и ранние даосы, прибегая к отрицанию «излишних длиннот»;
сопоставляя творчество и природу, трактует меру как объективность; отрицает
«красивость» в словах. Красота – объективное свойство природы и художественного
произведения. Именно природа вещи - образец для творчества и поэты не должны
оставлять «без внимания правду вещей». Это и есть эстетическое переосмысление
даосской теории познания: изучения природы как ее отражения, а создания вещей - как
подражания ей. Лу Цзи, как и Чжуан-цзы, исключает из «подражания» «древние образцы».
Лу Цзи разделяет стремление Чжуан-цзы открывать новое: «познание начинается лишь
после того, как…познают непознанное», «речи всегда новые, как (вино) из чарки». Поэт у
Лу Цзи - не создатель слова, а творец вселенной, но не исключение - творческое начало
свойственно всем мастерам. Лу Цзи соединяет художественное познание с
представлением о безграничных возможностях человеческого разума, как при научном
познании у даосов.
Лю Се в трактате по проблемам природы художественного творчества и его истории
представляет образ как свойство самой природы, а отсюда и человека, как ее части. Таким
образом, творчество - это подражание образам естественного мира. Понятие вэнь Лю Се
связывает с преставлением даосских философов о мироздании. По его мнению, «лучшее»,
что образовалось из пяти первоэлементов - одаренный разумом человек, поэтому с
появлением мысли у него «естественно» устанавливается слово, что «естественно» ведет к
появлению письменности. Краски и формы животного и растительного мира - от природы
и совершенно «естественно» способствуют рождению «слова».
Лю Се соединяет развитие творчества с развитием письменности, начиная от
чудесного явления героям мифов «знаков на драконе» или «черепахе» и заканчивая
легендой о Конфуции, «отлившем» все в «Шести канонах». Концепция Лю Се основана на
даосских идеях, а обращение к Конфуцию, скорее, «освящение» его именем своей работы.
Эстетика автора строится на положениях материализма. Он признает «естественность»
всех процессов, акцентируя внимание на природе и подражании человека природе. Он
считает восприятие познавательной деятельностью, обратной созидательной. У поэта
появляется чувство, а затем слово, а у читателя - наоборот. Умение проникнуть в замысел
автора - редкость. Идеи Лю Се близки даосскому пониманию мира - стихосложение он
рассматривает с музыкальной стороны: рифма определяется как созвучие - гармония
звуков. Он вносит в изучение даосскую концепцию развития явлений на протяжении
истории и рассматривает жанры и формы художественного слова по схеме от источника к
расцвету и упадку. Под влиянием этих работ появились две крупные антологии,
созданные под патронажем царевичей-меценатов Сяо Туна (501-531гг.) - покровителя Лю
Се и составителя «Изборника литературы», и Сяо Гана (503-551гг.), комментатора
«Чжуан-цзы», поручившего поэту Сюй Лину составить сборник под названием «Новые
песни на Нефритовой террасе», куда вошли стихотворения авторов и народные песни. В
«Изборник литературы» вошли только глубокомысленные и утонченные авторские
произведения, т.к. критерием отбора было единство формы и содержания. Для этих
антологий характерна даосская эстетика.
Основной мотив даосской житийной литературы - отречение от мира и равнодушие к
мирскому (конфуцианской - укрепление государственности). Чтобы достичь вечного
блаженства, нужно уединиться от соблазнов в горах, а сосредоточить в себе силу духа и
приготовиться к восприятию дао поможет чтение даосских священных книг. Тогда явится
учитель, и вместе с ним -откровение. И достигший совершенства даос, наконец,
вознесется на небо.
И конфуцианцы, и даосы искали своих праведников в древности. Таким образом
появились легенды о Пэн-цзу; о Гуан Чэн-цзы, которому был открыт простор вселенной:
он парил между звезд и был вечен, как небеса и земля. Всемогущества Гуан Чэн-цзы
основано на следовании по пути Великого Дао: забыв о суете, он воспитывал волю и
хранил свой дух в чистоте и спокойствии.
В первые века нашей эры появляются «биографии» Лао-цзы, Ле-цзы и Чжуан-цзы,
которые представлены как Первоучителя даосской религии. Эти истории содержат
выдержки из произведений ранних даосов. Первоучителя довольствуются малым,
отказываются служить правителям, живут замкнуто, ведя практически отшельнический
образ жизни. К IV-VI вв. появляются развитые сказания со всеми признаками жития.
Например, рассказ о жизни патриарха I в. Чжан Дао-линя, где повествуется о том, как
учитель Чжан разошелся с конфуцианской религией и обратился к поискам бессмертия.
Другая разновидность - жития исторических деятелей. Они следуют созданной
историографами схеме жизнеописания, но авторы утверждают свой идеал героя и, когда
нужно, идут против фактов, соединяя народную и летописную традиции и наделяя
историческое лицо чертами фольклорного героя.
Китайская эпоха Возрождения (VIII-XII вв.) совпадает с периодом расцвета при
династиях Тан (618-906гг.) и Сун (960-1279 гг.). Даосская философия со своим
критическим отношением к официальной идеологии продолжает притягивать к себе
передовых литераторов. Ван Вэй утверждает первенство естественных знаний, Ли Бо
выражает презрение к власть имущим, а Ду Фу обличает войны и стремление к богатству
и славе. Многие призывают к наслаждениям и беспечности. Появляются попытки
возродить учение Ян Чжу, прославлявшее радость бытия и протестующее против любых
оков. Такие идеи были созвучны со временем пробуждения личности и осознания
самоценности человека. Философский даосизм перешел от идеала ухода от мира к
активным действиям. С конца VIIIв. в творчестве писателей наблюдаются черты,
способствовавшие подъему духовной жизни. Еще в VIII в. эти черты можно было найти в
творчестве Ван Вэя, Ли Бо и Ду Фу - провозвестников новой эпохи. Ван Вэй много сделал
для пейзажа в китайской поэзии и живописи, Ли Бо воспел романтическое вольнолюбие, а
Ду Фу ввел в поэзию элементы реализма. Под влиянием этих новаторов целые группы
авторов создавали новую по форме и содержанию литературу. Поэты, вслед за Ван Вэем,
воспевали красоту природы, но основным мотивом для них стали обличение и сатира. Они
отвергали пустую красоту придворной поэзии, аппелируя к даосской древности. Бо Цзюйи
(772-846 гг.) пользуется приемом контраста для раскрытия несправедливости
социального неравенства (вспомним Тайпиндао), а возрождавший даосский атеизм
вольнодумец Юань Чжэнь (779-831 гг.) воспевает человеческие дела вместо старого
даосского ухода от жизни. Такое переосмысление даосских идей зовет на борьбу за
достоинство человека.
С подъемом философской мысли в XVI-XVII вв. возрождается борьба против
религиозно-догматического образования и даосизм выступает как оружие борьбы с
конфуцианскими догмами. Фундаментом отрицания конфуцианства стал сменивший
идеал отшельничества на активность философский даосизм. В этом направлении развивал
даосский материализм Ли Чжи (1527-1602 гг.), внесший наибольший вклад в литературу.
Он утверждал непрерывность развития и внесословность художественного творчества,
перенося понятия философского даосизма на творческий процесс.
Список использованной литературы
1. Васильев Л.С., Культы, религии, традиции в Китае, М., Восточная литература, 2001.
2. Литература и культура Китая. Сборник статей к 90-летию со дня рождения
академика Алексеева В. М., М., ГРВЛ, 1972.
3. Алексеев В.М. Китайская литература. Избранные труды, М., Наука, 1978.
4. Ли Бо, Дух старины, М., Восточная литература, 2004.
5. Алексеев В.М., Наука о Востоке. Статьи и документы, М., 1982.
6. Воскресенский Д.Н., Литературный мир средневекового Китая. Китайская
классическая проза на байхуа. Собрание трудов, М., Восточная литература, 2006.
7. Алексеев В.М., Труды по китайской литературе, 2 т., составитель Баньковская М.В.,
М., Восточная литература, 2002.
8. Малявин В. В., Даосизм как философия и поэзия в раннесредневековом Китае // В
кн.: Общество и государство в Китае, М., 1978.
9. Фицджеральд С. П., Китай: Краткая история культуры, пер. с англ., СПб, Евразия,
1998.