ПРОБЛЕМА ПАМЯТИ И МЕМОРИАЛА В КНИГЕ Ж.-Ф. ЛИОТАРА «ХАЙДЕГГЕР И “ЕВРЕИ”» О. А. Кравченко и.о. заведующей кафедрой мировой и отечественной культуры Донецкого национального университета Жан-Франсуа Лиотар предстает исследователем, чье имя прочно ассоциируется с разработкой философской проблематики постмодерна. Однако и сегодня, спустя более трех десятилетий после выхода в свет его книги «Постмодерное состояние», оказываются справедливы слова одного из переводчиков Лиотара – В. Лапицкого – о том, что «за кадром осталась сама мысль, сложная и выстраданная мысль философа, лишь надводной частью которой является концепция постсовременности» [1, с.152]. Мы полагаем, что движение в глубины этой мысли актуализирует проблематику памяти и забвения – основной темы книги Лиотара «Хайдеггер и “евреи”». Фундамент идей Лиотара базируется на критике европейской рациональности, сформировавшей еще в XVIIIвеке мета- или макронарративы эпохи современности. Просвещенческие метанарративы легитимизировали нормы морали, способы мышления, общественные институты и социальнополитические практики. В своей совокупности они представляли некий устремленный в будущее «проект современности». Крушением этого проекта и определяется эпоха постсовременности (постмодерна). Для обозначения краха проекта модерна Лиотар использует слово «Освенцим», вслед за Теодором Адорно придавая катастрофе Освенцима смысл философемы, означающей дискредитацию рационально-дискурсивных оснований европейской культуры. «Освенцим» подрывает систему метанарративов и их легитимирующую роль в обществе, знаменует трагический конец эпохи современности. То, что за нею следует, и есть постмодерн, значение которого, по Лиотару, не следует понимать как игру с прошлым, как незаинтересованный «бриколаж», эклектически заимствующий элементы предшествующих стилей. Постмодерн не совпадает с «постмодернизмом»:это не стиль в искусстве, но философское «состояние», заданное коллапсом рациональности в печах концлагерей. Осмысляя утрату доверия к метанарративам, Лиотар обращается к «делу Хайдеггера», которое называет «французским делом», поскольку оно перенаправило французскую философскую мысль от экзистенциализма, феноменологии и марксизма к деструктивной и парадоксальной мысли о «внепамятном». В книге «Хайдеггер и “евреи”» вопрос о соотношении современности и постсовременности воссоздает «еврейскую» проблематику Забытого и его повторения. Противостояние Хайдеггера и «евреев» есть в основе своей противостояние новоевропейского разума и того, что им не ассимилировано. Заметим, что логика осмысления этого противостояния требует заключения в кавычки не только слова «евреи», но и имени Хайдеггера, поскольку его неотделимая от политики философия есть в определенном смысле реализация парадигмы Просвещения. Противостояние не личности и нации, а, в равной степени,универсальных смыслов следующим образом артикулировано в книге Лиотара: «Так или иначе, бог Гёльдерлина-Хайдеггера – это лишь языческохристианский бог, бог хлеба, вина, почвы и крови, это не бог нечитаемой книги, который требует единственно почтения и не позволяет освободиться от уважения и неуважения (от добра и зла) посредством жертвоприношения, старого нерва диалектики» [2, с. 42]. Для Лиотара важным аспектом проблемы является «еврейский» в своей основе взгляд на Освенцим как на постоянно присутствующую вне реального присутствия, постоянно длящуюся катастрофу. Философ видит современные последствия противостояния тоталитарного разума и его «Другого» в перспективе «мемориала»: искупительной жертвы разума, вводящей «внепамятное» и «вне-разумное» в собственную, рационально-гуманистическую парадигму. По Лиотару, память о преступлении не должна стать памятью только «исторической», ограничивающейся старательной фиксацией фактов. «Мемориал», задним числом вписывающий катастрофу в анналы истории, оборачивается предательством памяти о ее подлинной сути. Лиотар утверждает, что преодолеть забвение возможно не «исторически», но типологически: так, как сохраняется самими «евреями» память о Завете; как память о непредставимом, но вечно присутствующем, как память о внеобразном и вневременном. Мемориал же вытесняет дух события, будучи лишь его внешней и несоизмеримой репрезентацией. «“Политика забвения”, – пишет Лиотар – как раз и состоит <…>в возведении мемориала»[2, с. 12]. Подобное понимание проблемы сопрягает этическую проблематику со сферой эстетки, а именно закрепляет за сферой памяти характеристики, конститутивные для категории возвышенного. Возвышенное направляет сознание на нечто абсолютное, следовательно, отрицает саму возможность представлять, связывать и соотносить. Возвышенное, представляющее дух, не репрезентативно, не дано как некое наличествующее «вот». Потенциальная репрезентация одного обессмысливает другое: «Когда возвышенное «вот» (где?), духа тут нет. Как только он есть, нет возвышенного» [2, с.55]. Возвышенное «бесформенно» не в силу его природности, необработанности, какой-то недостаточности или ущербности, но в силу изначальной несовместимости с процессом оформления, это «чувство, несовместимое со временем, как и смерть» [2, с.55]. О возвышенно-непредставимом и ведет разговор Лиотар, уклоняясь от политических разбирательств и обличений. Возвышенное предстает той смысловой призмой, в которой в равной мере преломлены этика и эстетика, и в которой ценности искусства оказываются ответственны перед катастрофическим опытом жизни. Искусство, по мысли Лиотара, в лучшем случае способно лишь приблизиться к тому непредставимому, что несет в себе возвышенное, а в худшем – произвести возвышенное как то самое, покинутое духом «вот». «Искусство искусственно, – пишет Лиотар, – оно строит свое представление. Искусство не может быть возвышенным, оно может “производить” возвышенное, каковое ничем не лучше, нежели прекрасное, а разве что смешнее» [2, с.74].Эта горькая ирония в адрес прекрасного – наследие отрицательного пафоса Адорно, который, как признает Лиотар, «отлично понимает, что если сегодня искусство производит прекрасное, то оно производит китч» [2, с.72].Подобным же образом искусственен и мемориал, не способный удержать память в каком бы то ни было конкретно-чувственном облике. Лиотаровское сопряжение эстетики и этики может показаться нивелированием последней, сведением этической напряженности к разговору о стилистике художественных тенденций. Об этом, в частности, пишет Э. П. Юровскаяв статье с полемичным заглавием «Возвышенное как характеристика современного искусства?». Анализируя статью Лиотара «Возвышенное и авангард», развивающую во многих своих положениях идеи книги «Хайдеггер и “евреи”», исследовательница отмечает, что «произведенный перевод категории из аксиологического в темпоральный план явно сужает ее эвристические возможности»[3, с. 171]. «Пересадка почтенной категории в гущу современной художественной практики» оказалась, по мнению, исследовательницы, непродуктивной. Мы же полагаем, что аксиология сохранена Лиотаром в самой специфике его темпоральности как концепции времени вне времени, восходящей к традиции иудаизма. Более того, можно утверждать, что лиотаровская теория возвышенного лежит в основе современных культурных стратегий «демемориализации». К числу таковых можно отнести приуроченную к 70-летию Великой Победы акцию-шествие «Бессмертный полк». Представленные фотографии дедов и отцов не просто воссоздают живой облик конкретных людей. Важнее то, что фотографии символизируют неизменность ценностных ориентиров поколений, объединённых живым током вневременного духовного импульса СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 3. Лапицкий В. Е. Так говорил Лиотар. (Вместо комментария) // Лиотар ЖанФрансуа. Хайдеггер и «евреи» / Пер.с франц., послесл. и прим. В.Е.Лапицкого. – СПб.: Аксиома, 2001. – С. 151-187. Лиотар Жан-Франсуа. Хайдеггер и «евреи» [пер.с франц., послесл. и прим. В.Е.Лапицкого]. – СПб.: Аксиома, 2001. – 187с. (ХХ век. Критическая библиотека). Юровская Э.П. Возвышенное как характеристика современного искусства? // Эстетическое и этическое: 40 лет спустя. Материалы научной конференции. 26-27 сентября 2000г. Тезисы докладов и выступлений. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. – С. 169-171.