Кризис огневой мощи черкесов в эпоху Кавказской войны (1817

реклама
Кризис огневой мощи черкесов в эпоху Кавказской
войны (1817 – 1864 гг.)
Противостояние Европы и Азии является одной из ключевых тенденций
мирового исторического процесса, которая берет начало с античных времен.
Наиболее острые формы и невиданные масштабы данная проблема
приобрела в эпоху Нового времени, когда основной исторической тенденцией
было бурное развитие капиталистических (рыночных) отношений,
породивших колониальную экспансию европейских держав. В ходе
многочисленных колониальных войн европейские армии победили воинство
азиатских стран, показав подавляющее превосходство европейской военной
системы. Одной из таких войн была Кавказская война (1817 – 1864), в ходе
которой, русская армия, одна из лучших в Европе и представлявшая
европейскую военную систему, столкнулась с лучшим воинством Азии –
северокавказскими горцами (черкесами, чеченцами, дагестанцами),
представлявшими азиатскую военную систему. Горцы были первоклассными
воинами, т.к. весь уклад жизни народов Кавказа был нацелен на войну и
воспитание воинов. В многочисленных войнах, наполнивших их
историческое пространство, они неоднократно отстаивали свою
независимость, однако в Кавказской войне им не удалось этого добиться.
Возникает вопрос: какова была главная причина поражения горцев в
Кавказской войне? По сей день данный вопрос вызывает множество споров и
неоднозначных ответов. На наш взгляд, главной причиной был кризис
тактической системы горцев в условиях противостояния европейской
военной системе. С этой проблемой столкнулись армии всех азиатских стран
и народов во время европейской колониальной экспансии; именно она
обусловила их поражение. Тактический кризис – это пространственное и
сложное явление, проявившееся в многообразных формах: кризис огневой
мощи, ударный кризис и кризис рукопашного боя. Среди всего
перечисленного особое внимание следует уделить кризису огневой мощи, т.к.
события Кавказской войны (1817 – 1864) разворачивались в эпоху
огнестрельного оружия. Рассмотрим данный вопрос на примере черкесов.
В эпоху огнестрельного оружия стержневым тактическим показателем,
характеризующим уровень боевой мощи вооруженных сил, был огонь. Он
играл немаловажную роль в тактике черкесов. Все авторы, касавшиеся
данного вопроса, высоко отзывались о системе ведения огня у черкесов,
однако их подход был весьма поверхностен. Данный вопрос требует более
пристального внимания и глубокого анализа, что позволит пролить свет на
многие другие вопросы.
Для начала необходимо обратиться к теоретическим моментам. В эпоху
холодного оружия основным средством уничтожения живой силы противника
был рукопашный бой, поэтому он был стержнем всей тактики, на который
нанизывались остальные ее компоненты. В эпоху огнестрельного оружия эту
функцию стал выполнять огонь, который постепенно стал центральным
тактическим элементом, вытеснившим рукопашный бой. Появился
совершенно новый параметр боевой мощи (боеспособности) армии – огневая
мощь; она характеризует возможную степень поражения противника с
помощью огня, которая определяется количеством и качеством (дальность
стрельбы, скорострельность, убойная сила боеприпасов) имеющегося
вооружения, а также количеством боеприпасов на единицу вооружения. В
поисках новых путей развития огневой мощи европейцы пришли к новому
параметру – плотность огня; она характеризует скорость расхода снарядов из
всех видов стрелкового оружия на единицу площади цели (количество пуль и
снарядов, выпускаемых в 1 мин. на 1 м. фронта) [1]. Высокая плотность огня
создавала огневой вал, сметавший все на своем пути. Другими словами
огневая мощь возрастала в разы за счет высокой плотности огня, поэтому
последняя превратилась в главный показатель уровня огневой мощи.
В европейских армиях, в т.ч. российской, плотность огня в значительной
степени повышалась за счет применения артиллерийских батарей, картечи и
боевого строя, позволявшего массировать огонь. Сначала пехотинцы
действовали в линейном строю, а затем в колонном (в сочетании с
рассыпным строем), используя залповый и беглый огонь. Последние, в
сочетании с картечным огнем, обеспечивали высокую плотность огневого
поражения (огневой шквал), при которой меткость стрельбы была не столь
важной.
Невысокая
скорострельность
кремниевых
ружей
из-за
дульнозарядной системы компенсировалась штыковым боем. Особой славой
пользовался русский штыковой бой, который был намного эффективнее
европейского; его основы были заложены А.В. Суворовым [2].
Каков был уровень развития огневых мощи у черкесов и какова была роль
огня в их тактике? При детальном системном рассмотрении данного вопроса
вырисовывается интересная картина, несколько отличающаяся от
общепринятой.
Черкесские стрелки были широко известны своей меткостью. Так, например,
В.А. Потто упоминает случаи, когда адыгские пехотинцы, ориентируясь по
звуку в ночной темноте, меткими выстрелами поражали русских солдат, а
черкесские всадники, стреляя в русских бойцов на полном скаку, попадали в
их поясные сумки с пороховыми зарядами или отстреливали им пальцы [3].
По утверждению Т. Лапинского, столь высокая точность стрельбы
достигалась постоянным «упражнением, верной рукой и острым глазом
адыга», т.е. человеческим фактором, а не техническим [4].
Дальность стрельбы у горцев, по свидетельству Х. Ван-Галена, была в 1,5
раза больше, чем у русских бойцов, а Т. Лапинский приводил конкретные
цифры – 250-300 шагов. Другими словами у черкесов она составляла 250-300
м, тогда как у русских – 200-250 м. Это достигалось за счет удлиненных
ружейных стволов и облегченных пуль, калибр которых был меньше
европейских стандартов. Однако по мнению некоторых авторов, высокая
дальнобойность достигалась за счет нарезных стволов, что на наш взгляд
является заблуждением, т.к. по свидетельству Т. Лапинского последние были
редкостью у адыгов. Стоит еще отметить, что облегченные пули имели один
недостаток: они снижали убойную силу, из-за чего пули «прошивали» мягкие
ткани, не нанося тяжелых повреждений. Поэтому нередкими были случаи,
когда русские бойцы с простреленными руками и ногами не выбывали из
строя, а продолжали длительный переход [5].
Скорострельность
кремниевых
ружей
сильно
ограничивалась
дульнозарядной системой. Черкесы смогли сгладить данный недостаток с
помощью газырей и удобных пороховниц, позволявших повысить скорость
стрельбы. Многие авторы отмечали данный момент, но не приводили
количественных показателей скорострельности. Согласно воспоминаниям
Н.Муравьева, бывшего в составе русского посольства в Тегеране (1817 г.),
кабардинский всадник на полном скаку смог выстрелить из ружья 5 раз,
проскакав при этом полверсты. По утверждению А.А. Вельяминова адыгский
всадник мог проскакать 150 км за 10 ч, следовательно его скорость
составляла 15 км/ч. [6]. Из выше перечисленных данных следует, черкес
тратил на один выстрел 25 секунд, тогда как русский воин тратил 30 секунд; в
итоге первый за 5 минут совершал 12 выстрелов, а второй – 10 выстрелов.
Другими словами по показателям скорострельности черкесы не только не
уступали русским бойцам, но и превосходили их. Такого результата не смогла
достигнуть ни одна азиатская армия. Однако столь высокие показатели
скорострельности аннулировались, из-за острого дефицита пороха и металла
в Черкесии. Поэтому у адыгов каждый выстрел был на вес золота, что сильно
снижало темп стрельбы. В итоге, по сведениям Н. Дубровина, скорость
стрельбы у русских воинов была в 5 раз выше, чем у адыгов, несмотря на
более высокий уровень эргономичности техники стрельбы у последних [7].
Традиции героического индивидуализма у черкесов исключали ведение
дисциплинированных коллективных действий, необходимых для построения
правильных боевых порядков. Отсюда у них отсутствовал линейный боевой
строй и залповая система огня, что в свою очередь обусловило отсутствие
высокой плотности огня. Адыгские пехотинцы действовали в рассыпном
строю, используя систему рассеянного (рассыпного) огня. Соединив ее с
высокоразвитым искусством маневра и маскировки, они сформировали
тактический прием, известный под названием система «залогов». И.
Бларамберг подробно описал его: «Перед тем, как выстрелить, <…> они
тщательно выбирают небольшое убежище, используя его как укрытие. <…>
Обычно они прячутся в кустарниках, скалах, каждый выбирает
определенную цель и берет на прицел именно этого человека. <…> Когда их
много, они никогда не стреляют одновременно, чтобы иметь возможность
перезарядить ружье. Чтобы обороняться, они располагаются в нескольких
шагах друг от друга, и когда отступают, тот, кто впереди, производит выстрел
и прячется за последнего, чтобы спокойно перезарядить ружье. Располагаясь
таким образом, они используют все преимущества рельефа» [8].
Данный прием обладал рядом достоинств, дававших черкесской пехоте
большие преимущества в бою. Во-первых, использование залогов – укрытий,
заранее выбранных бойцами для защиты от вражеского огня – позволяло
черкесам избегать потерь во время перестрелки и параллельно наносить
противнику урон. Во-вторых, возможность постоянной смены позиций
позволяла горцам осуществлять широкий огневой маневр – переносить огонь
с одного направления на другое, сосредотачивая его на слабых местах
вражеских боевых порядков. В-третьих, система «залогов» позволяла
одновременно вести по противнику несколько видов огня – фронтальный,
фланговый, перекрестный и даже тыловой. Данный момент подметил Д.
Лонгворт: «…другие (черкесы – А.О.), собравшись со всех сторон по первому
выстрелу из ружья, кружили вокруг них летучими отрядами и поражали их
(русских – А.О.) спереди, с тыла, с флангов, когда позволяли местность и
случай. Против такого способа раздражения, особенно в ущельях, лекарства
не было» [9]. Стоит отметить, что европейская система рассыпного огня не
обладала такими возможностями. В-четвертых, «залоговая» система
позволяла черкесам малыми силами эффективно вести бой против
многочисленного неприятеля. Так, например, известен случай на Кубанской
линии (1805 г.), когда два черкеса, засевших в лесу за колодой,
отстреливались от целой роты донских казаков на протяжении 12 часов.
Стреляя поочередно, они убили многих казаков, пытавшихся приблизиться к
их позиции. Пришедшие на помощь линейцы хитростью вынудили черкесов
выстрелить одновременно и, бросившись в шашки, зарубили их в момент
перезарядки ружей [10].
За счет выше перечисленных моментов черкесы довели систему ружейного
огня до высокого уровня, удивлявшего европейцев. Так, например, Т.
Лапинский писал: «…в перестрелке они почти всегда превосходят русскую
линейную пехоту» [11]. Большой интерес представляет мнение Х. ВанГалена: «Огонь их отрядов, ведущийся всегда из укрытия, удивительно
меткий и непрерывный, причиняет значительные потери, каких в Европе не
знают…» [12].
Однако при всех своих достоинствах, система рассыпного огня у черкесов
обладала ограниченным ресурсом. Во-первых, «залоговая» система была
рассчитана на пехоту, применявшую ее только в условиях гористой или
лесистой местности. Реализовать ее на равнине было невозможно. Поэтому
она могла использоваться только в оборонительных боях на пересеченной
местности. Во-вторых, рассыпной огонь был весьма ограничен по степени
поражения вражеских сил – это был огонь на изнурение или в лучшем случае
на подавление, но не на уничтожение. Он мог измотать или сильно ослабить
противника, но не лишить его боеспособности. Даже в самом лучшем случае
черкесам удавалось уничтожить только 1/4 – 1/3 личного состава русских
отрядов, что не могло привести к полной утрате боеспособности. При этом
перестрелку необходимо была значительно растянуть во времени. Такой же
результат демонстрировали чеченцы и дагестанцы, которые в отличие от
черкесов не испытывали дефицита в порохе и пулях [13]. Это дополнительно
подтверждает тот факт, что причина невысокого поражающего эффекта
рассыпного огня крылась не в скорострельности, а в низкой плотности огня,
обусловленной отсутствием артиллерии и линейного строя. Именно поэтому
в европейских армиях рассыпной строй играл второстепенную роль, уступив
главенство колонному строю [14].
Поэтому огонь у черкесов был вспомогательным тактическим элементом,
уступая приоритет рукопашному бою, который играл главную роль в
уничтожении неприятеля. Тогда как в русской армии огонь был главным
средством поражения противника, поэтому она широко использовала
артиллерийские батареи и линейные построения, дополненные рассыпным
строем, что позволяло добиться высокой плотности огня. Благодаря этому
она значительно превосходила горцев по огневой мощи.
В наступательном бою, который разворачивался на равнине, черкесы
действовали исключительно кавалерией, поэтому огонь вообще переставал
играть значимую роль. Европейский боевой опыт четко обозначил один
важный момент, озвученный Д. Денисоном: «…конница при атаке не может
извлечь никакой пользы из самой усовершенствованной винтовки» [15].
Ружейная стрельба требовала тщательного прицеливания и спокойной
стрельбы. Добиться этого в условиях конной скачки было невозможно,
поэтому обстрел всадниками неприятеля не наносил ему большого урона.
Наряду с этим, крайне сложной задачей для всадника была перезарядка
дульнозарядного кремниевого оружия на полном скаку в условиях
скоротечного кавалерийского боя. Другими словами огонь был крайне
неэффективным средством в руках кавалерии. Первым эту истину в Европе
осознал Густав II Адольф, запрещавший своим кавалеристам использовать в
бою пистолеты и требовавший от них ведения только рукопашного боя. Его
практики придерживались Карл XII и Фридрих Великий [16]. Адыгские
всадники, следуя аналогичному опыту, также преимущественно полагались
на рукопашный бой, как наиболее эффективный в условиях конной схватки.
Однако в силу своей функциональной универсальности они вынуждены были
приспособить огонь к своему тактическому арсеналу, совместив европейские
и азиатские традиции конного обстрела.
Из европейских традиций у черкесской кавалерии имелся прием,
использовавшийся немецкими рейтарами. Адыгская кавалерия, разбившись
на группы, окружала неприятеля со всех сторон. Каждая конная группа
выстраивалась в две шеренги и галопом неслась к неприятелю. На
расстоянии в 100-150 шагов всадники первой шеренги выхватывали ружья и
стреляли по неприятелю. Затем, повернув направо и налево, они уходили
назад, оставляя место второй шеренге, действовавшей таким же образом.
Между тем первая шеренга выстраивалась за второй и перезаряжала ружья.
Далее конная партия поворачивала назад и, удалившись на безопасную
дистанцию, снова повторяла маневр. Адыгские всадники могли многократно
повторять его в течение нескольких часов; как только вражеские ряды
расстраивались из-за урона, горцы наносили удар в шашки [17].
Однако у черкесов данный прием имел ряд преимуществ по сравнению с
рейтарами. Во-первых, рейтары не окружали противника, а атаковали в
одном направлении, что позволяло противнику сконцентрировать силы для
контратаки. Тогда как черкесы атаковали со всех стороны, не давая врагу
такой возможности. Во-вторых, рейтары атаковали глубоким строем из
нескольких шеренг, что сильно снижало их маневренность и не позволяло
уклониться от вражеской контратаки. Черкесы атаковали неглубоким
(двухшереножным) строем, позволявшим легко ускользнуть от вражеского
удара. В-третьих, рейтары вели огонь из пистолетов, которые из-за низкой
дальнобойности не позволяли вести меткий обстрел с дальних дистанций;
поэтому всадники вынуждены были приближаться к противнику на опасные
дистанции. Черкесы вели огонь из ружей, позволявших вести меткий обстрел
с безопасных средних дистанций. В силу перечисленных недостатков тактика
рейтаров вскорости исчезла в Европе, тогда как система конного обстрела
черкесов не вышла из употребления даже после окончания Кавказской войны.
К азиатским тактическим традициям черкесской кавалерии относился прием
«мельница». Рассыпавшиеся всадники вытягивались в цепочку и кружили
вокруг неприятеля, обступив его со всех сторон. Со средней дистанции они
обстреливали его из ружей, при этом каждый всадник после выстрела
удалялся из цепи для перезарядки, после чего возвращался обратно в круг.
Сами адыги были в безопасности от вражеского огня за счет постоянных
круговых движений [18].
Однако данные приемы, при всей слаженности их механизмов, могли только
измотать противника и ослабить его моральный дух, но не лишить его
боеспособности. Именно поэтому, на наш взгляд, черкесы привносили в их
состав немало театрально-героических моментов с целью деморализации
противника. Так, например, нередко адыгские всадники поодиночке дерзко
подскакивали к неприятелю на самые близкие дистанции, стреляя из
пистолетов и исполняя различные трюки джигитовки. Другие вызывающе
гарцевали под батальным огнем русской пехоты и даже артиллерии,
нисколько не прикрываясь. Самые отчаянные всадники, произведя выстрел,
врубались во вражескую массу и быстро отступали обратно. Для усиления
психологического эффекта перечисленных действий, черкесы сопровождали
их своим диким боевым кличем. Стоит отметить, что именно эти моменты
оставляли неизгладимое впечатление у русских воинов, уделявших им
большое внимание в своих мемуарах [19]. Конница в силу ограниченности
своего огневого ресурса физически не могла достичь высокой плотности
поражения, отсюда конный обстрел не мог нанести большого урона
противнику. Поэтому он не играл особой роли в наступательном бою у
черкесов, который начинался с внезапной конной атаки, а не с обстрела.
Только в случае ее провала они использовали конный обстрел, но для того
чтобы оправиться от неудачи и собрать силы для новой атаки. Данный
момент подтверждает адыгский фольклор, в котором при описании сражений,
особенно с участием конницы, основное внимание уделено рукопашному
бою, тогда как стрелковый упоминается вскользь.
Более значимую роль конный обстрел приобретал во время преследования,
проявляясь у горцев в форме древнего азиатского приема «скифский
выстрел». При отступлении черкесские всадники, не меняя своего положения
в седле, разворачивали корпус своего тела на 1800 и отстреливались от
неприятеля. В лучшем случае данный прием помогал им оторваться от
наседавшей погони, в худшем – обезопасить себя от преследователей, не
позволяя им приближаться на дистанции допустимые для ведения
прицельного огня или навязывания рукопашного боя [20]. С появлением
огнестрельного оружия указанный прием трансформировался: вместо лука и
стрел адыгские всадники стали использовать кремниевые ружья, что
позволило увеличить дальность стрельбы. Однако принцип приема остался
прежним. Стоит отметить, что адыгам, как и европейцам, не удалось
приспособить неудобные фитильные ружья к конному бою. Этим, на наш
взгляд, объясняется следующий факт, описанный Э. Челеби: адыгские
всадники XVII в. не использовали ружей, тогда как пехотинцы широко
применяли их в бою [21]. Из всех приемов конного обстрела по-настоящему
важную роль у черкесов играл «скифский выстрел», поэтому он так часто
встречается в иллюстрациях сцен конного боя.
В заключение отметим, главной причиной поражения черкесов и других
горцев в Кавказской войне был тактический кризис, одной из форм которого
являлся кризис огневой мощи. Огневая мощь черкесов, при всех ее
достоинствах и недостатках, обладала низкой поражающей силой, не
способной к уничтожению отрядов противника или лишению их
боеспособности. Причиной этого было отсутствие у адыгов высокой
плотности огня, обусловленной в свою очередь отсутствием артиллерии и
линейного строя. Данный недостаток сводил на нет превосходство черкесов
над русскими пехотинцами в ружейной перестрелке, которое было
обеспечено системой рассыпного огня и отличными тактико-техническими
характеристиками адыгских ружей. Огневая мощь черкесов органично
дополняла их маневренную тактику, весьма эффективную против азиатского
воинства, но не способную победить армию европейского образца.
Примечания
1. Советская военная энциклопедия. – М.: Воениздат, 1976. – т.6. – С.358.
2. Советская военная энциклопедия. – М.: Воениздат, 1976. – т.7. – С.358; Энгельс Ф. Штык // К. Маркс и Ф.
Энгельс. Сочинения. – 2-е издание. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. –
т.14. – С.90.
3. Потто В.А. Кавказская война. – Москва: Центрполиграф, 2006. – т.1. – С.455.
4. Лапинский Т. (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. – Нальчик: ЭльФа, 1995. – С.139.
5. Хуан Ван-Гален. Два года в России // Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. – СПб.: Звезда,
2002. – С.445; Лапинский Т. Указ. соч. – С.139; Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII–XIX вв.
– СПб.: Европейский дом, 2008. – С.80; Советская военная энциклопедия. – М.: Воениздат, 1976. – т.3 – С.88;
Советская военная энциклопедия. – М.: Воениздат, 1976. – т.7. – С.159; Энгельс Ф. Пехота… – т.14. – С.352379; Маль К.М. Гражданская война в США, 1861-1865. Развитие военного искусства и военной техники. –
М.-Минск: АСТ, Харвест, 2002. – С.98.
6. Замечания командующего войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанта А.А. Вельяминова на
письмо главнокомандующего Действующей армией к военному министру, 27 июля 1832 г., №67 // Кавказ и
Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX вв. – СПб.: Звезда,
2005. – С.64; Марзей А.С. Черкесское наездничество «ЗекIуэ». Из истории военного быта черкесов в XVIII –
первой половине XIX в. – Нальчик: Эль-Фа, 2004. – С.183.
7. Дубровин Н. Черкесы (адыге) // Документы и материалы по истории адыгов. – Нальчик:
Полиграфкомбинат им. Революции 1905 года, 1991. – Вып.1. – С.228.
8. Бларамберг И. Кавказская рукопись. – Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 1992. – С.39.
9. Лонгворт Дж. Год среди черкесов. – Нальчик: Эль-Фа, 2002. – С.91.
10. Потто В.А. Указ. соч. – т.1 – С.477-478.
11. Лапинский Т. Указ. соч. – С.139.
12. Хуан Ван-Гален. Указ. соч. – С.445.
13. Хуан Ван-Гален. Указ. соч. – С.443; Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму.
Завоевание Чечни и Дагестана. – М.: Крон-пресс, 1998. – С.144-158, 218-225.
14. Энгельс Ф. Армия… – т.14. – С.37-38; Энгельс Ф. Пехота… – т.14. – С.376.
15. Денисон Дж. История конницы. – М.: ACT, 2001. – С.449.
16. Денисон Дж. Указ. соч. – С. 270,285; Энгельс Ф. Кавалерия… – т.14. – С.306-308.
17. Вилинбахов В.Б. Из истории русско-кабардинского боевого содружества. – Нальчик: Эльбрус, 1982. –
С.137; Денисон Дж. Указ. соч. – С.216.
18. Потто В.А. Указ. соч. – т.1 – С.455.
19. Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны: Ист. очерк Кавказ.-гор. войны в
Закубан. Крае и Черномор.побережье // Романовский Д. Кавказ и Кавказская война: Публ. лекции, прочит. В
зале Пассажа в 1860 г. Ген. штаба полковником Романовским. Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и
окончание Кавказской войны: Ист. очерк Кавказ.-гор. войны в Закубан. Крае и Черномор.побережье /
Дмитрий Романовский; Семен Эсадзе; – М.: Гос. публ. ист. б-ка России, 2004. – С.309-310; Потто В.А. Указ.
соч. – т.1. – С.133; Бестужев-Марлинский А.А. Аммалат-бек // Бестужев-Марлинский А.А. Аммалат-бек.
Мулла-нур. – Махачкала: Дагкнигоиздат, 1968. – С.118-119; Воспоминания В.А. Полторацкого //
Исторический вестник. – №1. – 1893. – С.78.
20. Ф.Л. де Сегюр. Воспоминания // Северный Кавказ в европейской литературе XIII – XVIII веков /
Составитель В.М. Аталиков. – Нальчик, 2006. – С.278; Худяков Ю.С. Сабля Багыра: Вооружение и военное
искусство средневековых кыргызов. – СПб.: Петербургское Востоковедение, 2003. – С.76.
21. Челеби Э. Книга путешествия. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья / Составитель и
ответственный редактор А.Д. Желтяков. – М.: Наука, 1979. – С.59.
Источник: Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа – III. Материалы
региональной научно-практической конференции. Пятигорск, 26-28 ноября 2010. – Пятигорск: ПГЛУ, 2010.
– С.235-244.
Скачать