Бородина Н.А., Воронеж, ЛЕКСИЧЕСКИЕ МАРКЕРЫ РЕАЛЬНОЙ

Бородина Н.А.
Воронежский государственный
педагогический университет
Россия, Воронеж
Лексические маркеры реальной исторической повседневности в
художественном тексте (на материале романа Т. Устиновой «Мой
личный враг»)
В художественном тексте главным средством выражения является
слово. Именно словами автор создает свой художественный мир, который в
той или иной мере может отражать реальную жизнь, в том числе такой ее
пласт, как повседневность.
Яркий
пример
художественном
тексте
воссоздания
с
помощью
исторической
лексических
повседневности
языковых
в
средств
представлен в романе Т.Устиновой «Мой личный враг». В данном
произведении описывается повседневная жизнь российского общества 90-х
годов XX века – первых лет XXI века. Автор не дает прямого указания на
изображаемое в романе время, но использует целую серию лексических
маркеров темпоральности, благодаря которым читатель может безошибочно
определить, что речь идет именно о названной эпохе.
Лексическим маркерами реальной российской повседневности конца
90-х годов XX века – первых лет XX века в тексте анализируемого романа
выступают прежде всего слова, обозначающие типичные для названного
времени бытовые и технические реалии, а также известные торговые марки
тех или иных товаров. Ср., например:
С некоторых пор он употреблял воду исключительно в стеклянных
бутылках, пластиковые презирал, как умеют презирать только те, кто
еще вчера даже не подозревал о том, что вода бывает не только в
водопроводном кране. [1, 35-36]
Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой. Он подсел,
пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе и достал «Житан».
Почему-то в этом сезоне все корреспонденты и редакторы курили
исключительно «Житан». [1, 39]
– Пойду поищу кассету. Вдруг правда Вовка ее куда-то засунул, –
сказала она своей лучшей подруге Ладе Ильиной.[1, 28] Кассета, ы, ж. 1.
Плоский футляр с магнитной лентой для магнитофона и т. п.; такой футляр с
записанной на магнитную ленту информацией для ее хранения и
воспроизведения [2, 332]
Дискета была нема и черна – никаких надписей. На кассете –
профессиональной, не общеупотребительной – почерком Вешнепольского
было написано: «Алексею Глебову», – и больше ни слова.[1, 234] Дискета, ы,
ж. [англ. diskette]. Информ. Сменный магнитный диск, используемый в
компьютере в качестве внешней памяти; гибкий магнитный диск, флоппидиск.[2, 226]
К числу лексических маркеров российской повседневности 90-х годов
XX века – первых лет XXI века в исследуемом романе относятся также
словесные единицы из актуализированного в 90-е годы уголовного жаргона и
формирующегося жаргона «новых русских», популярные среди молодежи
того времени. Ср., например:
Говорит, понаедут толпы «новых русских», будут по поселку
носиться как полоумные [1, 185] Новый русский (новые русские) — клише,
обозначающее
представителей социального
класса России,
сделавших
большое состояние в 1990-е годы, после распада Советского Союза,
предпринимателей нового типа.[http://ru.wikipedia.org]
– Еще я выучил слово «братва», «сто пудов» и… как его… А, вот еще:
«мимо рыла» и «это совсем не канает», – похвастался Филипп.[1, 167-168]
Братва, ы, ж. Собир. Жарг. Члены преступной группировки. [2, 91]
Указывают на повседневность 90-х годов XX века – первых лет XXI
века
в
романе
Т.Устиновой
и
лексические
единицы,
именующие
политические реалии названного времени. К числу таких реалий относится,
прежде всего, вторая чеченская война, начало которой датируется августом
1999 г. Анализ языковой ткани романа позволяет утверждать, что
описываемые в нем события относятся к самому концу 90-х годов XX века –
первых лет XX века. Это, предположительно, 1999-2003 гг. Ср., например:
На следующий день в горном кишлаке Иван Вешнепольский вместе
со своим оператором попадет в плен к какому-то очередному полевому
командиру,
творящему
на
земле
волю
Аллаха.[1,
62]
Иван, в ночь улетевший на Кавказ, ни подтвердить, ни опровергнуть
ничего не мог.[1, 70]
Она уже знала, что Вешнепольский и Серега Быстров, всегдашний
оператор Ивана, попали в засаду в горах и были увезены в неизвестном
направлении. Об этом с утра до ночи твердили в «Новостях», которые
Александра смотрела теперь только по телевизору. Выдвигались версии,
предлагались деньги за информацию, похитителей призывали освободить
заложников,
горы
прочесывал
спецназ,
ситуацию
контролировал
президент…[1, 73]
Одних тридцатиминутных кассет было штук двенадцать, и на всех
одно и то же: война, огонь, трупы… Совещались какие-то военные – то в
самолетах, то в землянках, то в низеньких, устланных коврами, очень
нерусских комнатах. Тяжелые грузовики лезли в горы. Ооновские машины
с
сине-желтой
эмблемой
полукругом
стояли
около
каких-то
полуразвалившихся зданий. [1, 157]
В
тексте
анализируемого
романа
встречаются
также
реалии,
описывающие общественно-политическую жизнь России 90-х XX века в
целом (обстановка гласности, общественно-политические программы на
телевидении, встречи руководителей страны с представителями других
государств и т.п.). Ср., например:
Они поженились, еще ничего не зная о своем будущем, и он стал
стремительно набирать обороты, догоняя и перегоняя давно устроенных
рафинированных московских мальчиков из «Взгляда» и разных прочих
программ, возникших из неожиданно свалившейся на журналистов
гласности.[1, 29-30] «Взгляд»— популярная телепрограмма Центрального
телевидения
(ЦТ)
и
Первого
канала (ОРТ).
Главная
передача
телекомпании ВИD. Официально выходит в эфир со 2 октября 1987
года.[http://ru.wikipedia.org] Гласность, и, ж. Одна из отличительных черт
процесса демократизации общества середины 80-х годов – открытая и полная
информация о деятельности государственных и др. структур и возможность
ее свободного обсуждения. [2, 175]
Когда Александра уходила из лечебного корпуса, бабулька-дежурная
как раз смотрела по телевизору девятичасовые «Новости». Показывали его
пресс-конференцию в Париже, где он встречался с Шираком.[1, 279] Жак
Ширак
–
22-й
президент
Франции
(с
1995
по
2007
год)
[http://ru.wikipedia.org]
В анализируемом романе Т. Устинова неоднократно делает отсылки к
реалиям советского времени и показывает их восприятие языковым
сознанием россиян в 90-е годы XX века – первые годы XXI века. Данные
реалии могут иметь как положительную, так и отрицательную коннотацию.
Ср., например:
Просто бесклассовое общество существовало только в воспаленном
мозгу вождя мирового пролетариата, да и то недолго, насколько я помню
историю.[1, 43]
Но красотка почему-то взглянула на него как на заразного, и вся
тусовка потом пялилась на него, будто он вырядился в пиджак из магазина
«Весна».[1, 118]
Ничего-то он не видел, про социализм, должно быть, только читал,
очереди за мылом и колбасой обошли Париж стороной, идеологию
марксизма в Сорбонне вряд ли преподавали, да и бабушка едва ли читала ему
на ночь трогательные рассказы о детстве Володи Ульянова.[1, 258]
Маркерами жизни российского общества в 90-е гг.XX века – первые
годы XXI века является и использование «советизмов» в ироническом
значении. Ср., например:
Обычно все три девицы свободно обсуждали свои личные дела «на
партсобрании», как назывались их коллективные разговоры по душам.[1,
146]
Яркую характеристику жизни российского общества в 90-е гг. XX века
– первые годы XXI века создают и лексемы, именующие принципиально
новые реалии, только что пришедшие в российскую жизнь в связи с научнотехническим прогрессом: мобильный телефон, ноутбук и т.п.
В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он
ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и
говорил, говорил… Александре страшно было представить, сколько денег у
него уходит на эти разговоры.[1, 165]
Алекс, я оставлю тебе мобильный. Если вдруг что-то произойдет,
даже самое безобидное – пробки вылетят или телефон отключат,
немедленно звони в эту свою милицию и мне. Ты умеешь им пользоваться?
[1, 174]
Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал
закрытый.[1, 165 - 166] Лаптоп, лэптоп, а, м. [англ. laptop] Информ.
Портативный персональный компьютер с плоским дисплеем на жидких
кристаллах и сравнительно небольшим объемом памяти, умещающийся на
коленях пользователя.
Как видно из приведенного материала, среди маркеров исторической
повседневности, используемых в романе Т. Устиновой «Мой личный враг»,
значительную часть составляют так называемые «новые историзмы», т.е.
словесные единицы, перешедшие в состав устаревшей лексики в новейший
период развития русского языка в связи с тем, что в названный период
устарели сами обозначаемые ими реалии (кассеты, видиомагнитафон,
дискеты и т.п.).
Очевидно, что полноценное восприятие текста романа Т.Устиновой
«Мой личный враг», как и восприятие многих произведений современной
российской прозы, предполагает хорошее знание читателями не только
исторических реалий прошлых десятилетий, но и лексических единиц,
обозначающих данные реалии, в том числе и тех, которые относятся к
разряду «новых историзмов».
Литература:
1. Устинова Т. В. Мой личный враг/ Т. В. Устинова – М.: Эксмо, 2003. –
412 с.
2. Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения
конца XX столетия / под ред. Г. Н. Скляревской – М.: Астрель АСТ,
2001. – 894 с.
3. http://ru.wikipedia.org