Воспоминания Сучкова Юрия Александровича 1926г.р(прадеда Черноиванова Тимофея ученика 6 «В»класса МБОУ СОШ№78). Город Ленина в кольце блокады. Наше VI ремесленное училище в составе 1200 человек тоже выполняет свой долг, свою задачу. Роем противотанковые рвы, окопы, блиндажи. На пороховых военных складах чистим от складской смазки оружие. Часть ребят работает в училище по 12 часов, выполняя военный заказ. Враг у стен города, несем патрульную службу вместе с милицией по улицам Малой Охты, дежурим на крышах училища в ночное время. Тушим зажигалки, засекаем откуда пускают ракетники ракеты, наводящие самолеты на объекты. Наступают холода. Каждый день обстрелы, бомбежки мельницы Ленина и Финляндского моста. Уже не страшно, с отцом в убежище не ходим. Приближается голод. Норма продуктов все меньше, и наконец 250 гр. рабочая и 125 гр. иждивенческая карточки. Мы медленно умираем, но не сдаемся - город борется. На улицах из под снега уже торчат, где рука, где нога, валяются трупы. Мы с отцом живем в коммунальной квартире на 3 семьи. В комнатах мороз, как на улице. Живем все на маленькой кухне, спим на кухонных столах. Отапливаемся маленькой железной печкой, труба выведена в форточку. На топливо ходим ломать в недостроенных домах паркет, двери, рамы, что горит. Умирает мой папочка ему 47 лет. А я пошел в столовую на завод «Лепсе», прихожу обратно, пульс у него уже не прощупывается, наступил конец. Положили его в холодной комнате. Через 25 дней предали земле на Киновеевском кладбище. Свой смертью отец спас меня, сначала месяца 9 II я пользовался его продуктовой карточкой. На кладбище, как на складе в ящиках, в матрасах, в мешках, маленькие дети в картонных коробках лежали не захороненные. Через несколько дней, придя из магазина, соседка кричит дурным матом: - Степушка, вытащили карточки! Он крепко выругался и сказал: - Ложусь помирать. Через 3 дня он умер. Отнесли его в их комнату, положили на пол, а соседка осталась с 1,5 годовалой девочкой. Есть им было нечего. Если мы на кухне пилили дрова она забирала опилки, жарила их на сковороде, а потом варила кашу. Соседка с другой парадной сжалилась и отдала им свою карточку на 125 гр. хлеба – за швейную машинку. Ибо сама она работала на хлебозаводе. Но как прожить двоим на 125 гр., притом плохого хлеба, не имея больше ничего кроме опилок. Через неделю умерла и соседка. Ее положили рядом с мужем в их комнате. В марте я уехал, а они так и остались там лежать. Что сталось с их дочкой я не знаю, говорят ее забрала их родственница. Но глаза девочки, глаза ребенка – запомнились на всю жизнь – глаза взрослого человека. Она никогда не плакала, а ей было 1 год 6 месяцев. Я ходил обедать на завод «Лепсе», кормили нас один раз в день. Съедали мы все за один раз это. Положено кусочек хлеба, ложка каши, пол-литра мутной воды. Иду раз по середине дороги и смотрю валяются шесть штук котлет из жмыха подсолнечника – вкусные. И впоследствии, когда шел на «Лепсе» все искал еще, а валяется примятый конями помет мороженный, так вот мне пришлось его попробовать за место котлет. Однажды роясь в стенном шкафу, нашел несколько плиток столярного клея. Какой чудесный студень я варил с лавровым листом и перчиком! В училище была похоронная бригада из 2 человек, они получали двойной паек, так как каждый день на санках они вывозили трупы наших ребят на «Пискаревку». Перед эвакуацией, в марте месяце нам устроили баню без пара, но вода была теплая. Какая была радость и как мы помолодели! Из старичков 15 летних выглядели намного моложе. Мы были ходячие скелеты, искусанные насекомыми до самых пяток. Пятки они не грызли, ибо кожа на них толстая. И наконец на большую землю, по льду Ладожского озера на Кобону, Тихвин выехала нас одна третья часть, остальные навечно остались в «Пискаревке». Трудно все передать. Воспоминания вызывают на глазах слезы. Если бы американский народ выпил бы такую же горькую чашу, как наш народ и другие народы Европы от ужасов фашизма, он бы непременно схватил бы президента Рейгана за руки.