Артем Трофимов, 11 класс, "Гуманитарий", сентябрь 2014

Артем Трофимов, литературный лицей, 11 класс
Гуманитарий
…Тригонометрия, «любимая» страстно большинством школьников, медленно
выворачивала голову наизнанку. Кругляшки тут, понимаешь, какие-то, циферки,
градусики, дробки — ух! Хоть и говорил Ломоносов, дескать «математику хотя бы за то
любить нужно, что она мозги в порядок приводит», но... как же она порой расшатывает
обыкновенное, здоровое человеческое сознание! Выйдешь с экзамена, моргнёшь — в
темноте плюсы с минусами перед глазами вертятся; идёшь потом домой, пошатываясь и
людей пугая.
Захлопнул я учебник. Правое и левое полушария мозга заскрежетали, как столкнувшиеся куски
арматуры. Сижу, зачумлённый, посреди холодного, грязно-зелёного школьного коридора. Урока
у меня нет, на следующем будет контрольная, так что прерывать напряжённую умственную
работу не следовало бы. Тем не менее, разговор на соседней лавочке всё-таки вызывает моё
любопытство. Оборачиваюсь — и ба! Классный руководитель физико-математического класса,
высокая коротковолосая женщина, облачённая во взъерошенную шаль и футлярную юбку,
отчитывает никого иного, как самого Забубенько, которого грех не знать, если проводишь
большую часть жизни в школе. В роли ученика товарищ Забубенько, прямо скажем, не ахти
какой. Вот и сейчас укутанная классная руководительница сурово сжимает губы, листая
размалёванный журнал.
– Тамара Фёдоровна, ну я ж Вам ещё полгода назад, после контрольной по функциям, сказал, что
я гуманитарий, - говорит ученик.
– Оно и видно, - в зрачках классного руководителя свернул сарказм.
– На физмат пошёл случайно, просто вот... родители... да, батя хотел, чтобы я хоть немного
подтянул точные науки.
– «Батины» желания, Забубенько, конечно, веская причина... Ты вот скажи мне лучше,
гуманитарий, - Тамара Фёдоровна тычет длинным пальцем в журнал, - по истории-то у тебя
отчего три шара стоит?
Школьник всплёскивает руками:
– Ну очевидно же, Тамара Фёдоровна! В ней, в истории-то, одни же цифры, цифры, цифры...
Даты сражений, периоды правления царей-королей — это же всё цифры! А я ведь гуманитарий,
не дружу я с цифрами. Да и где их все запомнить? Вы вот помните годы жизни царя... царя...
Владимира Мономаха?
– Мономах не был царём.
Забубенько радостно откидывается на стуле.
– Ну вот видите, как там всё сложно! А императоры, начиная с Рюрика — они тоже ведь все
«пронумерованы»: Василий Первый, Василий Второй, Василий Третий... А Василий Десятый
чего стоит! А? Ух, какой правитель был!.. Да там сам чёрт с ними голову сломит! А я ж
гуманитарий.
Где-то в глубине коридора нервно хлопают двери.
– Ну хорошо. А с обществознанием у нас что?
– А что там?
– Три, с натяжкой...
– А, так там, там экономика у нас сейчас идёт, представляете?
– Нет, не представляю.
– Ну, там цифры всякие: графики рыночных цен, которые то повышаются, то понижаются;
законы спроса и предложения... Мрак одним словом!.. А я ж гуманитарий.
– Смотри-ка, Забубенько, какое открытие, - учительница указывает на тройку по русскому языку.
– Оправданно, Тамара Фёдоровна. Вы вот видели, чего от нас требуют на этом русском? Учим,
дескать, правила и применяем их на практике — и никакого произвола! И каждый раз, как не
поставишь где-нибудь запятую, Анна Степановна утверждает, что «лингвистическая логика
требует выделять с двух сторон обособленные обстоятельства, выраженные деепричастными
оборотами». Вот, слыхали слово — «логика»! Да ещё и лингвистическая... А я ж гуманитарий.
– А английский чего?
– У-у-у... А там вообще, Тамара Фёдоровна, тёмный лес для меня. Английский, в Интернете
написано, язык аналитический, а куда уж мне до анализов-то? Я ж гуманитарий.
Стул, ворчливо поскрипывающий под натиском вертлявого тела Забубенько, так и норовил
вот-вот сломаться. Смотря в одну точку, где-то между журналом и своим внутренним сознанием,
Тамара Фёдоровна нервно теребила уголок странички.
–Эх, Забубенько-Забубенько, горе ты моё луковое. Скажи мне хоть, - взяв школьника за
подбородок, она поворачивает его лицо к себе, - но по литературе-то у тебя троечка почему?
–Это же очевидно! - Забубенько изобразил наивно-непонимающие глаза.
- Вы хотя бы, нет, ну Вы знаете, да, Вы видели, Вы, конечно, видели... – перебирал горе-ученик,
думая, что б ему ещё такого ляпнуть. - Вы видели, как дети... дети... стихи наизусть читают!
Растянулось мгновение молчания.
– И что в этом такого?
– Что такого? Так это ж, это ж надо, это надо, чтобы, чтобы прям... Когда вот ты стишок, значит,
рассказываешь, нужно так уметь... так уметь... встать возле доски, чтоб весь диапазон класса был,
как на ладони. Тут нужно, чтоб каждый видел тебя, чтобы и ты мог уловить малейшее движение
со стороны присутствующих. Оптика тут нужна, требуется измерить ширину и длину класса. А
потом, для лучшей акустики, нужно подобрать силу собственного голоса, чтобы сочеталось всё с
акустическими параметрами помещения. Да ещё и чтоб учителю было видно и слышно лучше
всех...
Внезапно, взглянув на висевшие рядом настенные часы, я обнаружил, что осталось пять минут до
конца свободного урока, и, нырнув в учебник, оставил товарища Забубенько с Тамарой
Фёдоровной наедине. Куда уж мне до них? Как-никак, я ж гуманитарий...