наду - Высшая школа экономики
реклама
Конференция «Власть на Востоке» в ВШЭ, апрель 2014 г Л.Б.Алаев Восточный деспотизм: индийский вариант Понятие «восточный деспотизм» прочно вошло в обиход всех размышлений и сочинений о Востоке. Сейчас, в пору политкоррекности и «пост-колониальных исследований», это понятие вызывает возражения, поскольку представляется грубым и оскорбительным. Оно воспринимается как обозначение жесткого и жестокого режима, безграничного своеволия и всеобщего рабства. Но восточные режимы по своей жестокости не отличались от средневековых европейских. В то же время их нельзя отождествить ни с европейскими эфемерными варварскими королевствами, ни с более поздними сословными монархиями, ни с так называемыми абсолютными монархиями. Для восточных режимов нужен некий особый термин. Может быть, можно или даже нужно выработать иное их обозначение. Однако суть дела не в термине, а в его содержании. Суть состоит в том, что в такого рода государствах верховная власть не ограничена законом, не существует теоретических границ проявлений этой власти. Деспот может оказаться как угодно жестоким, бесчеловечным, но может быть (и чаще всего является) доброжелательным и заботливым. Более того, легитимность деспота чаще всего опирается на провозглашаемую им цель заботы о подданных. Бёртон Стайн назвал даже восточные государства «опекунскими» (custodial) [Stein 1980]. Но строятся отношения власти и подданных не на законе, а на обычаях, на «понятиях». Разное отношение к закону, к писанному праву, – по-видимому, основное отличие западных и восточных обществ. Не были законодательно закреплены не только права и собственность частных лиц, но и государственная собственность на землю тоже не имела законодательной базы. Перенося европеоидные понимания на 1 Восток, мы называем «государственной собственностью на землю» совершенно неправовой институт: власть над территорией и населением. Однако отсутствие регулирующих законов не означало отсутствие всяческих ограничений власти. Довольно часто теоретики завораживаются словом «деспотизм» и пишут об «абсолютном преобладании государства над обществом»; о том, что государство «формирует общественные идеалы, вкусы и отношения», что оно на Востоке «творец общества», «призвано регулировать все многообразие человеческих отношений». Что горизонтальные связи – групповые, клановые, патронажные, отношения личной зависимости – были «частью политической системы». Что «Азиатская … государственная машина не допускала самостоятельной организации крупных, средних и мелких землевладельцев в любой форме и в любых масштабах». «На средневековом Востоке в условиях азиатской деспотии не могло быть независимых от монарха “частных войск” и отрядов» [Непомнин 2010: 88-89, 91, 92]. Может быть, некоторым китайским теоретикам древности и средневековья (и даже японским реформаторам XVII–начала XIX в.) мерещилось такое всесильное государство, но никому сделать это не удавалось. Общины, землячества, корпорации, кланы, касты, ремесленные объединения довольно продуктивно ограничивали проявления деспотизма, уходили от мелочного контроля. Конечно, большую роль играли также религиозные идеалы, которые диктовали нормы личной, общественной и государственной жизни, отражая некий надмирный порядок, которому должны были следовать все люди без исключения, в том числе и деспот. И это находило отражение даже в «официальной» (если можно так выразиться), во всяком случае, усиленно культивировавшейся политической мысли: кажется, во всех традиционных восточных политических концепциях имеется положение о возможности (и даже необходимости!) свергнуть правителя, который действует «неправильно» (потерял «мандат Неба», 2 нарушает дхарму и т.п.). При этом – повторю исходный тезис – законодательных рамок для власти предусмотрено не было. Этот тип «бесправного» государства возник не потому, что некие обстоятельства позволили создать всесильную организацию, которая потом подавила все попытки поставить ее в рамки закона. Во времена классиков марксизма модной была идея, что винить в этом следует искусственное орошение. Будто бы засушливые территории требовали для своего освоения искусственного орошения, которое могло быть обеспечено только центральной властью, которая в связи с этим и стала всемогущей. В новое время эта идея послужила обоснованием концепции «гидравлического общества» К.А.Виттфогеля. В настоящее время показано, что большинство стран Востока обходилось сравнительно мелкими ирригационными сооружениями, и даже знаменитая Месопотамская система каналов была в основном создана в догосударственный период. Другая распространенная точка зрения объясняет процесс установления государства восточного типа «естественным» процессом перерождения вождя племени или старосты общины в самодержца, а его вознаграждения – в дань, а затем и в налог. Так объясняет возникновение «власти-собственности» (ядра своей концепции) Л.С.Васильев [Васильев 2007: 137–141]. Однако ранние цивилизации, как хорошо известно, базировались не на мелких хозяйствах, обложенных «рентой-налогом», а на крупных хозяйствах или хозяйственных комплексах, принадлежавших храмам или казне, в которых работали зависимые люди, лишенные не только собственности на землю, но часто и вообще какого-либо имущества. Пришло время разобраться в разных моделях восточных социумов, а не скандировать «деспотизм, власть-собственность, рента-налог, замкнутая община» и т.п. Общее «неевропейское» содержание в разных политических традициях на Востоке получило различное воплощение, что не всегда учитывается при построении теорий исторического процесса. Например, при конструировании «азиатского способа производства» соединяют 3 – Месопотамское и Египетское искусственное орошение при помощи крупных ирригационных сооружений, – индийскую сельскую общину, – китайские бюрократизм и социальную мобильность, – государственное ремесло (существовавшее кое-где на Востоке в разные периоды), и получают модель некоего общества, которое никогда и нигде не существовало. Индийский вариант деспотизма характеризуется, как все знают, большой ролью сельских общин. Но это были не мелкие беззащитные автаркичные деревни, над которыми возвышался могучий административноналоговый аппарат, а целый мир локальных и межобластных профессиональных общин, коллективов, охватывавших своей деятельностью большие территории, готовых с оружием в руках отстаивать свой уклад жизни, основывающих и поддерживающих свои храмы, вершивших суд (или внесудебные расправы!), вступавших в переговоры с представителями власти по поводу размеров налогов. Экономика самодовлеющей. индийских Знаменитая локальных система общин не была джаджмани замкнутой, действительно ограничивала связи села с рынком, но не могла существовать без регулярных связей с тем же рынком. Во все периоды древности и средневековья деревня продавала зерно, хлопок и маслосемена и закупала металлы (железо, медь, золото, серебро), дерево, соль, ткани, растительное масло, листья бетеля, орехи арека, пряности. Это бесспорно доказывается как отсутствием в «штате» системы джаджмани ряда ремесленных специальностей, так и отраженной в надписях деятельностью торговых корпораций ткачей, маслоделов, продавцов листьев бетеля и других. Кастовая структура общества не позволяла деревне быть замкнутой и в социальном отношении. Члены касты поддерживали разнообразные связи между собой на пространстве в сотни километров, кастовые советы 4 (панчаяты) разбирали нарушения обычаев членами касты на этой территории в соответствии со своими «кодексами» чести. Как известно, главной отличительной чертой касты является эндогамия. Но она дополняется правилами экзогамии для родственных групп (готра, кутумба, тхамба, тхок, хандан). В Северной Индии установился обычай экзогамии жителей крупных общинных коллективов (чаураси) вне зависимости от их реальных родственных отношений. Таким образом, даже такая важная социальная функция, как поиски брачных партнеров обеспечивала постоянную связь однокастников далеко за пределами родной деревни. В Северной Индии общины, охватывавшие несколько десятков деревень, отмечены еще в Древней Индии. Чаще всего к ним применялся термин джанапада. В раннее средневековье они перестают упоминаться. Вайшьи-домохозяева, составлявшие в древности основную часть общинников, теряют свой статус, становятся обычными крестьянами и начинают восприниматься как шудры. Распространяется крупное землевладение. В первые века н.э. социальный строй здесь напоминает феодальную модель. Но в VIII–X вв. равнины Северной Индии захватывают племена раджпутов, разделившие земли между подразделениями кланов. Так возникает иерархия феодов, которая со временем превращается в иерархию общин во главе с высококастовыми привилегированными землевладельцами. Самой часто встречающейся крупной общинной единицей на Севере служит чаураси («восемьдесят четыре» деревни), которая может подразделяться на «48», «24», «12» и другие общности. В надписях Парамаров (948–сер. XII в., Центральна Индия) встречаются владения в 12, 17, 36, 42, 48, 64, 87 деревень [Jain 1972: 386]. В государстве Чаулукьев из Анхильвады (950-1297, Гуджарат) помимо административных единиц (мандала, патхака) существовали объединения в 12, 20, 42, 44, 84 деревни [Majumdar 1956: 208211]. Подобные же кластеры встречаются и в надписях других династий [Алаев 1981: 84-85; 2014: 103-104]. 5 Североиндийские надписи немногочисленны и не очень информативны в отношении сельских слоев, так что понять, насколько серьезными возможностями обладали эти объединения, не представляется возможным. Но, во всяком случае, в Могольской империи, которая была наиболее централизованной из индийских государств, низшая административная единица (паргана) на самом деле была не районом, введенным центральной властью, а владением того или иного клана, т.е. по существу крупной общиной. А глава этой общины (чаудхри), хотя и считался государственным служащим, на самом деле был наследственным вождем и получал вознаграждение не по «нормам», установленным из центра, а по обычаям соответствующей общины [Goswamy, Grewal 1969: 81; Fox 1971; Habib 1963: 160-161]. Землю контролировали общины (кланы) заминдаров из каст раджпутов, джатов, брахманов, бхуинхаров и др. Они обладали воинскими контингентами, которые на территории собственно Могольской державы периода Акбара в совокупности составляли 4,5 млн. чел., в то время как имперская армия насчитывала 250 тыс. чел. [Habib 1963: 164-165]. Имперская власть держалась только на том, что заминдары не могли объединиться в масштабах страны и выходили из повиновения не все сразу. На Декане территории крупных общин назывались таппа или деш. Их возглавляли дешмукхи, или десаи. Еще в правление Туглаков (в середине XIV в.) эти общины были переименованы в паргана, и затем сохранились при Бахманидах и в Биджапуре. Дешмукхи имели военные отряды, крепости, враждовали между собой и с центральной властью (султанами Биджапура и, позже, с Моголами). Шиваджи, основатель Маратхского государства, вышел из среды этих дешмукхов. Вернемся в Северную Индию. Несколько соседних окружных общин могли выступить сплоченно. В этом случае созывался совет нескольких общин (сарвкхап). Структура каждой из общин отличалась сложностью. Ее основой была территория, занятая кланом. Клан (родственная общность) подразделялся на тхамбы, последние – на тхоки (патронимии, линиджи, 6 субкланы), бара-ханданы, ханданы (большие семьи) и семьи в собственном смысле слова. Территориально же владения клана делились на ганванды (4–5 соседних деревень), а те – на деревни и патти (части деревни). Каждое из подразделений имело свой панчаят (совет). Некоторые чаураси во главе с наследственными чаудхри дожили до нашего времени, и из их документов ясно, что они пользовались значительной автономией и активно участвовали в политической жизни. Подробно исследована активность чаураси (или кхапа) Бальян, принадлежавшего джатскому клану Кашьяп [Pradhan 1966]. Сохранились фирманы XVI в., освобождавшие кхап от ряда налогов, в том числе джизии – налога на немусульман. Есть просьба центральных властей к кхапу от 1748 г. – подавить какое-то восстание. Аутентичность этих документов может быть поставлена под сомнение, но активность джатского клана в восстании 1857 г. сомнению не подлежит. Ополчение кхапа Бальян выступило одновременно с восстанием сипаев в Мератхе, известны имена вождей этого ополчения. После разгрома восстания деятельность панчаятов кхапа была запрещена. Но после достижения независимости кхапы возродились и действуют наряду с официальными панчаятами – современными органами местного самоуправления. Собрания кхапов занимаются сейчас главным образом вопросами межкастовых и межконфессиональных отношений, семьи и брака и «блюдут» кастовую и клановую замкнутость, порою, весьма варварскими способами [Юрлова 2011]. В Индии началась дискуссия по поводу того, является ли институт кхапа частью «индийской традиционной культуры», или это незаконное формирование, и с ним нужно бороться. Южноиндийские надписи VI–XIII вв. позволяют представить более объемно роль крупных общинных объединений в жизни государств [Алаев 2011]. Основой социальной структуры в Тамилнаду служила окружная община (наду), состоявшая из 15–20 населенных пунктов. В состав наду включались: 7 деревни веллалов, касты, которая брахманами считалась шудрянской. Во главе таких деревень стояли советы (ур, урар уравар); поселения брахманов (выделенные им либо центральной властью, либо местными магнатами, либо самими общинами). Их возглавляли советы под другим названием – сабха; самоуправляющиеся города (нагарам) во главе с нагараттарами. Совет наду (наттар) состоял из представителей доминировавшей в данной местности касты веллалов, которая была сплочена не только в пределах наду, но и в масштабах нескольких наду. Обращу особое внимание на то, что советы наду осуществляли верховенство над самоуправляющимися городами, находившихся на их территории, а также над брахманскими поселениями, имевшими ряд кастовых привилегий. Но ни те, ни другие не имели представительства среди наттаров. Брахманы занимали в кастовой иерархии более высокое место, чем веллалы, но, тем не менее, подчинялись решениям советов территориальных общин. Некоторые брахманские села выводились из под управления наттаров, объявлялись танийур («самостоятельными деревнями»). Но таких было немного. Всего в период Чолов известно почти 300 аграхар (брахманских сел), из них только 22 – танийур [Champakalakshmi 2001: 73-74]. Наду не являлись административными единицами, введенными неким указом. Они возникли снизу, как территории, занятые объединением землевладельцев. Специалисты полагают, что центральная власть стремилась к подчинению наду и превращению этого института в низшее звено государственного аппарата. Предполагают, что с этой целью в период наиболее сильных правителей династии Чолов (Раджараджи I и Раджендры I, 985–1044) была произведена административная реформа: несколько наду объединялись в валанаду («прекрасные наду»), которые, как предполагают, находились под более тесным контролем чиновников. Так это или не так, 8 судить сложно, поскольку во главе валанаду стояли тоже наттары и специфика их деятельности не акцентируется. К тому же, как бы эти валанаду ни понимать, они вскоре исчезли. А в XII–XIII вв. появляются совершенно иного типа крупные объединения лиц, связанных с земледелием. Они называют себя «великими наттарами прекрасного плуга» (читрамежи перия наттар), «сыновьями Земли» (бхумипуттирар), «рожденными в четвертой варне» (т.е. шудрами). Они поклоняются «Богине земли» (Бхуми Деви), в своих надписях не упоминают правящего царя и приписывают себе огромную мощь. Надписи освещают несколько сторон активности наду. Наиболее часто наттары выступают как дарители. Дарения храмам показывают, что наттары владели некоторой землей, которую могли отчуждать, скотом, денежными средствами. Они собирали с жителей наду, в том числе с храмов, определенные сборы (натту-винийогам, натту-саммадам) (ARE, 285 of 1923; SII, VIII, No. 251), а также пошлины (SII, XVII, no. 141, p. 37), которые также могли передавать храмам и брахманам. Они могли выделить земли, например, для постройки города (ARE, 150 of 1935/36) или присвоить поселению статус «торгового города» и в связи с этим его переименовать (ARE, 521 of 1912). Право на сбор пошлин они могли продавать частным лицам (IPS, No. 125). В другом случае они по каким-то причинам запрещают местным торговцам иметь дело с пришлыми торговцами (ARE, 151 of 1934/35) В надписях нет прямых указаний, что наттары собирали государственные налоги и отсылали их в казну. Однако встречаются их указы, в которых они фиксируют налоги с входящих в наду земель, т.е. как бы объявляют, сколько они согласны платить (ARE, 598 of 1908; 526 of 1921; SII, VI, No. 48, 50, 58; 188 of 1973/74). В некоторых случаях подобный документ, выданный самим себе, снабжен фразой: «А произвольных приказов царских чиновников мы исполнять не будем» (ARE, 282 of 1943/44). Свое решение о снижении налогов или о передаче их храму царь 9 сообщает не налоговому чиновнику и не местному магнату, а окружному собранию (ARE, 593 of 1916). Налоговые реестры хранились не в некоем государственном офисе, а в соответствующей деревне (85 of 1931/32). Вопрос о том, кому платить налоги – царю или храму, решался иногда и на уровне отдельной деревни (ARE, 593 of 1916). В 1256 г. жители одной из деревень торжественно заявляют, что они «не будут платить дополнительные налоги, кроме сборов в пользу храма или царя. Если кто-нибудь заплатит эти налоги, он будет изгнан и будет считаться ниже собак и свиней» [ARE, 282 of 1943/44; см. также ARE, 8 of 1946/47]. Есть основания считать, что общинники – и брахманы, и веллалы, и «горожане» – не обрабатывали земли собственными усилиями, а сдавали землю в аренду более низким по статусу земледельцам. В брахмадеях некоторые земли находились в совместном владении сабхи и шудрянского ура, и они делили между собой арендную плату с таких земель [ARE, 129 of 1927]. Наттары единолично или в сотрудничестве с брахманским советом (сабхой) или городской общиной (нагараттарами) вершили суд, в том числе и по делам об убийстве и изнасиловании (ARE, 179 of 1904; 64 of 1900; 77 of 1906; SIE, XXVIII: 97). Интересно, что в случае, если общинный суд накладывал штраф, его нужно было платить не государству, а в казну храма, Богу. Т.е. смысл заключался не столько в наказании за преступление, сколько в искуплении совершенного греха, нарушения дхармы. Наттары участвовали в инспекции храмовых бюджетов, разрешали имущественные споры между храмами. За кражу храмовых драгоценностей собрание наду могло приговорить виновного к смертной казни [ARE, 372 of 1906]. Деревенские собрания также могли разбирать уголовные дела [ARE, 91 of 1906]. В брахманских общинах встречается некий судебный орган (ньяям), его члены (ньяяттар) выступают в качестве дарителей [ARE, 66, 67, 72, 74, 75 of 1947/48; 256 of 1909]. 10 Торгово-ремесленные слои городов также обладали местным самоуправлением. Кроме того, они объединялись в «корпорации», тоже пользовавшиеся значительной свободой в отстаивании своих интересов. Они имели собственные вооруженные силы для охраны караванов и осуществляли правосудие. В частности, сохранились надписи (на медных табличках), в которых купеческая корпорация признается, что казнила одного из своих членов по ошибке и в качестве компенсации разрешает его семье и потомкам торговать беспошлинно, а также вознаграждает другого своего члена за то, что он убил двух нечестных сборщиков пошлин [ARE, A 10, 11 of 1919]. Представления о должном были иногда экзотическими. Некий человек в 1287 г. пробрался в брахманскую деревню и попытался чтото украсть, но при этом был убит. Сельчане грабителя решили за него отомстить и осадили селение брахманов. Те храбро оборонялись, но один из жителей брахмадейи пал в сражении как герой. Брахманы выдали его вдове в качестве возмещения большой паланкин и балдахин [EC, VI, p. 39, no. 44]. Государственный аппарат выглядел очень слабым. Б.Стайн даже предположил, что его не было. Он назвал государство Чолов «сегментным», а затем отнес такую характеристику ко всем индийским государствам средневековья. Имелось в виду, что царская власть была реальной лишь на территории собственного «домена» династии, а на периферии своего государства царь осуществлял лишь «ритуальный сюзеренитет». Эта точка зрения не получила поддержки. Но даже критики концепции Стайна фактически доказали, что у нас нет убедительных свидетельств о существовании разветвленного аппарата управления, что налоговая система не была упорядочена, бессистемна и в значительной мере виртуальной. В то же время надписи не позволяют говорить о заметных ограничениях царской воли. Подавляющее большинство надписей фиксирует царский указ и реакцию на него со стороны наду. Но среди тысяч надписей есть несколько, как бы специально изготовленных для создания впечатления о 11 существовании разветвленного административного аппарата. В них упоминаются множество должностных лиц, среди которых должен пройти документ, прежде чем он станет законом. В «Книгу рекордов Гиннеса» следует занести одну из них, от 1253 г., относящуюся к правлению Раджадхираджи I. В ней рассказывается, как устное приказание царя оформляется в документ, проходя через руки 70-ти носителей разнообразных титулов в течение 52 дней [SIE, XII: 89-105]. Большинство из этих титулов больше нигде в надписях не встречаются, другие встречаются крайне редко. Мы видим яркий пример создания административного мифа, пропагандистского раздувания значимости царя и его двора. Таким же мифическим выглядит налоговая система. Казалось бы, мы о ней знаем почти все, поскольку имеем сотни надписей, в которых перечисляются налоги, отменяемые с подаренной земли. Но общей картины системы налогов получить нельзя. В надписях Чолов (IX–XII вв.) упомянуты 420 наименований налогов, из них 80% упомянуты единожды или дважды. Налоговая терминология ряда областей, которые составляли ядро Чольской державы, не совпадает, т.е. в этих областях существовали разные наборы налогов. Семь терминов для налогов упоминаются более 10 раз, но они тоже не обязательно присутствуют в списке отменяемых налогов [Karashima, Sitaraman 1976]. В государстве Пандьев (XIII–началоXIV вв.), сменивших Чолов в Тамилнаду, упомянуто 198 терминов для налогов, среди них 85% – термины, в период Чолов не упоминавшиеся. Более 10 раз встречается 31 термин, из них 6 появляются впервые и явно не относятся к числу основных. И тоже наблюдается разный набор налогов в разных частях государства [Karashima, Subbarayalu, Shanmugam 1980]. Различного характера общины и ассоциации перекрещивались, создавая социальную ткань, сущностно независимую от какой бы то ни было «государственной политики». В то же время они участвовали в политике и своим участием в какой-то мере формировали ее. Общины – локальные и супралокальные – не были антагонистами государства, но не были и 12 инструментами государственной власти, они вписывались в тогдашнюю политию. Двор, местные магнаты и коллективы общинников «проникали» друг в друга, образовывали симбиоз. При этом взаимоотношения между участниками социально-политической жизни не были регламентированы. Власть царя, как и мелкого князя, не ограничивалась законом, но не были ограничены также и права общин. Царские воины могли применять пытки даже к брахманам [SII, V, No. 723; VIII, No. 77; ARE, 27 of 1906]. Иногда эта многофакторность южноиндийской политии осознается составителями надписей и формулируется прямо. Например, в надписи 959 г. из Южной Канары утверждается, что есть три силы, стоящие на страже дхармы, которые могут защитить дарение: царь, окружная община и городская община (дхарммаванну арасу наду накхара палиси-бахару) [ARE, 124 of 1901]. В другой надписи, от 980 г., предписывается защищать дар трем институтам: деревенское собрание (ур) и настоятели храма (стханачарьи) должны совместно защищать дарение от вмешательства «царей»; стханачарьи должны защищать храмовую собственность от ура; ур должен беречь храмовую собственность от расхищения стханачарьями [EI, XVI, No. 1, p. 9]. В других этно-культурных регионах Южной Индии (Карнатаке, Андхре, Керале) складывалась примерно такая же картина, но со своими особенностями. В Карнатаке общины разного уровня возглавлялись не только коллективными органами, но и старостами или вождями. Их иногда трудно отличить от чиновников. Территории с числовыми индексами (от 12 до многих тысяч) фигурируют и как общины во главе с коллективными органами, и как наместничества-кормления. Государства Андхры тоже опирались на крупные общины, но об их активности мы имеем значительно меньше сведений. В Керале не сложилось государство даже с той степенью централизации, которая наблюдалась в Тамилнаду. Каста брахмановнамбудири, поставив себе на службу воинственную касту наяров, подчинила 13 всю жизнь Малабарского берега ритуальному обслуживанию богов в своих храмах. Оригинальный общественный уклад Кералы дожил до Нового времени, до прихода португальцев, но в остальной Южной Индии крупные общины после XIV в., после мусульманского завоевания и образования империи Виджаянагар, исчезают. Военно-административный аппарат подчиняет себе естественно выросшие общности. Это позволило британцам в конце XVIII – начале XIX вв. ввести на Юге земельно-налоговую систему раятвари (наделение землей и возложение обязанностей по уплате налога на индивидуальных землевладельцев), в то время как на Севере земля была закреплена за «деревнями», т.е. крупными коллективными владениями (система маузавар, или махалвари). Индия может быть исключением среди иных стран Востока с ее неповторимой кастовой системой и особой склонностью к общинности. Но мне кажется, что принципиально такую же роль общин можно обнаружить и в других странах, если удастся расширить круг используемых источников. Большей частью мы судим о восточных обществах по текстам, выходившим из дворца или столицы, рассказывающих о деятельности властей и их намерениях. Реальная же жизнь масс в таких источниках не отражается. В Индии тоже о роли общины в средние века практически ничего не было известно, пока историки ограничивались изучением персоязычных хроник и не были введены в оборот надписи. Литература Алаев 1981 – Л.Б.Алаев. Сельская община в Северной Индии. Основные этапы эволюции. М.: ГРВЛ. Алаев 2011 – Л.Б.Алаев. Южная Индия. Общинно-политический строй VI– XIII вв. М.: ИВ РАН. Алаев 2014 – Л.Б.Алаев. Сельская община в Северной Индии. Основные этапы эволюции. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: ЛЕНАНД. Васильев 2007 – Васильев Л.С. Всеобщая история. Т.1. Древний Восток и Античность. М.: Высшая школа Непомнин 2010 – О.Е.Непомнин, Н.А.Иванов. Типология азиатских обществ. М.: Вост. лит. 14 Юрлова 2011 – Е.С. Юрлова. Индия: кастовое насилие над женщинами // Азия и Африка сегодня. № 6. ARE – Annual Progress Report of the Assistant Archaeological Superintendent for the Epigraphy, Sothern Circle, for the years 1906/07, 1907/08, 1909/10, 1911/12 – 1915/16. Madras, 1907–1916. – Annual Report on Epigraphy for the years 1919/20, 1921/22. Madras, 1920–1923. – Annual Repot on South-Indian Epigraphy for the years 1923/24 – 1933/34. Madras, 1925–1937. – Annual Report on Indian Epigraphy for 1945/46 – 1960/61. Delhi, 1951– 1964. Champakalakshmi 2001 – R.Champakalakshmi. Reappraisal of a Brahmanical Institution: the Brahmadeya and its Ramifications in Early Medieval South India // Structure and Society in Early South India: Essays in Honour of Noboru Karashima. Ed. by K.R.Hall. Oxford: Oxford Univ. Press. EC – Epigraphiya Carnatica.Vols I–XII. Bangalore, 18989–1905. Vols XXIV– XVI. Mysore, 1943–1968 EI – Epigraphia Indica. Vols. I–XXXVIII. Calcutta, Delhi, 1892–1970. Fox 1971 – R.G.Fox. Kin, Clan, Raja and Rule. State. Hinterland Relations in Preindustrial India. Berkeley. Goswamy, Grewal 1969 – B.N.Goswamy and J.S.Grewal. The Mughals and Sikhs Rulers and Vaishnavas of Pindory. A Historical Interpretation of 52 Persian Documents. Simla. Habib 1963 – I.Habib. The Agrarian System of Mughal India (1556–1707). Bombay: Asia Publishing House. Jain 1972 – K.Ch. Jain. Malwa through the Ages (From the Earliest Time to 1305 A.D.). Delhi. Karashima, Sitaraman 1972 – N. Karashima and B.Sitaraman. Revenue Terms in Chola Inscriptions // Journal of Asian and African Studies. Vol. 5 Karashima, Subbarayalu, Shanmugam 1980 – N.Karashima, Y.Subbarayalu, P.Shanmugam. The Pandyan Revenue Terms of Tiruchirapalli District and the Former Pudukkottai State // Studies in Socio-Cultural Change in Rural Villages in Tiruchirapalli District, Tamilnadu, India. No. 1. Tokyo: Institute for the Study of Languages and Cultures of Asia and Africa, Tokyo University of Foreign Studies. P. 51-88 Majumdar 1956 – A.K.Majumdar. Chaukukyas of Gujarat. Bombay. Pradhan 1966 – M.C.Pradhan. The Political System of the Jats of Northern India. Bombay: Oxford Univ. Press. SIE – Studies in Indian Epigraphy (Bharatiya Purabhilekha Patrika). Journal of the Epigraphical Society of India/ Vols III–XXXI. Dharwar, 1974-2005 SII – South-Indian Inscriptions. Vols. I–XXIII. Madras, 1890–1953; Delhi, 1962– 1979. Stein 1980 – B.Stein. Peasant State and Society in Medieval South India. Delhi: Oxford Univercity Press. 15
