Американский опыт башкирского живописца: Ян Крыжевский вернулся в Россию 29 января в 15.00 в здании музея в историческом «Особняке Лаптева»– открытие долгожданной выставки. В конце года ушедшего в Башкортостане произошло весьма значимое событие – на Родину после 23 лет разлуки вернулся из Америки наш художник Ян Крыжевский. Художественная общественность восприняла ситуацию с «блудным сыном» неоднозначно: многополярно – от радости до равнодушия и даже издевки. Масла в огонь подлила скандальная передача Гордона, вдоволь поиздевавшегося над человеком, чья судьба заслуживала более мудрой оценки и известной доли человеколюбия. Словом, возобладала позиция «старшего брата», нежели «отца» из известной притчи. Но возвращение художника в Уфу всё же состоялось, почти по ситуации «брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк.15:11-32). И первым делом Ян Юльевич Крыжевский встретился со своими верными друзьями и в сопровождении известного художника Евгения Винокурова пришел в Художественный музей им. М.В. Нестерова, повидаться со своими ранними картинами, экспонировавшимися на выставке, давал нам интервью и позировал, светясь от счастья обретения Родины и обновления себя. Напомним, что Ян Юльевич родился в Уфе в 1948 году. Его дед – литовский рабочий – был сослан в Башкирию за участие в революции 1905 года. Корни рода Крыжевских – польские, литовские и русские. Детство прошло почти рядом с Художественным музеем им. Нестерова – будущий художник, чьи полотна музей впоследствии будет выставлять, в доме на Пушкина, 72 (этому будет посвящена картина «с ключом»). В 1965-1969 годах Ян учился в Уфимском Училище искусств. Мечтал о создании живописного образа-символа, который бы смог отразить его мировидение. Трудности возникли уже при сдаче дипломного проекта – было яркое желание бросить вызов официозу, повторить «бунт 14-ти» (известный случай с будущими «передвижниками»). Первая учительница – Ирина Федоровна Кибаник – продвигала талантливого юношу в Москве, рассказывая о нем в Министерстве культуры, предлагая приглашать на выставки, помогая с первыми заказами. Потом были три года обучения в Рижской Академии художеств. Полтора из них Ян Юльевич помнит очень хорошо (картина 1971 года «Латышка»), но сокрушается, что в Академии учили технике, ремеслу, а души и творчества не было. Не каждый выпускник Академии становится художником, - сказал Крыжевский. С 1973 по 1977 годы он работал в Уфе. Гулял по своим любимым местам – Нижегородке, Архиерейке, Сутолоке. В этот период были созданы весьма значимые картины - «Новый день», «Мир над землей», «Край нефти», «Вертикаль в завтра», «К северным берегам», «Архиерейка зимой», «Российские просторы» и «Уфимские горизонты» (на фоне последней работы художник позировал нам по возвращении): Уфа дала немало сил в те годы – мастер вспоминал, как за год (1974) он написал 12 интересных пейзажей. Уже тогда его работы обращали на себя внимание интересными конструкциями, железобетонными балками. Крыжевский бродил близ строительства Чайной фабрики в Уфе, нашел монтажницу-башкирку (на картине «Новый день» она мечтательно смотрит на веточки вербы) и придумал подсознательно необычный ракурс – героиня словно плыла над землей. Он стал выставляться, в 1976 году его приняли в Союз художников СССР, награждали комсомольскими и всероссийскими премиями. Но функционеры выжили его из республики (возможно, сказался бескомпромиссный отзыв о «Пентагоне» в пору, когда далеко не каждый осмеливался критиковать советскую обкомовскую архитектуру). Глава республики Рустэм Хамитов вспоминал, как по возвращении из Бауманки в Уфу в 1977 году он услышал, как покидает из-за идеологических разногласий башкирскую столицу талантливый художник, не нашедший понимания среди руководства в художественных кругах. И в 1977 году начался десятилетний период деятельности в Вологде. 55 полотен осталось в Областной картинной галерее с тех пор. Вологда показалась отдушиной. Писал как в стиле реализма, так и «полуабстракции» (выражение самого художника). На полотнах фигурировала земля с приметами человеческой деятельности, природными и геометрическими формами. Был создан клуб молодых художников, устраивавший выставки по городам и весям Советского Союза. Сложилась концепция трансреализма, передающая полет души художника, ее особое состояние полетности, легкости, беззаботности, чистоты вкупе с синтезом пластических структур. Художник объясняет свой метод выходом в иное состояние сознания, когда формы трансформируются. Состояние транса во время работы сопровождается организацией хаоса на полотне в нечто структурированное, в космос, полет над ним в тот момент, когда в душе начинает звучать мелодия, ведущая воображение в Вечность. Эта музыка еще долго звучит в душе художника, закончившего картину. Друг художника – Ю. Шевчук – определял метод Крыжевского как структуралистский взгляд на мир-карту с разных точек. В Вологде были написаны такие работы, как «Монастырь», «Уходящим летом», «Свет осени прощальный», «Ожидание в Никольске», «Марина просится в полет», «Весна над Вологдой», «Белые ночи Вологды», «Красное-белое», «Портрет В. Шаламова», «Убиение последнего дракона в Вологде»… Скоро стали поступать приглашения из выставочных залов и музеев Монголии, Болгарии, Венгрии, Румынии, Финляндии, Франции, Германии, Италии… Через Ярославль Ян Крыжевский направился в Ленинград (1987-1991) ради общения с авангардистами, участия на выставках, организации творческого объединения «Черный ящик». Там его ценили, звали в столицу, работы покупала Третьяковская галерея, предложения поступали из Франции. Манил Нью-Йорк…В Ленинграде его и обокрали – исчезло немало полотен. Где они «всплывут» - неведомо пока. Ян Крыжевский решает посмотреть мир, принять активное участие в выставочной деятельности. Он ясно чувствовал свое несогласие с политикой функционеров от искусства, равнодушие к канонам соцреализма. Художнику очень важно ощущать себя творчески свободным и независимым, полным реформаторского, бунтарского духа и стремления к новым горизонтам в пору всеобщего застоя. В США тогда было больше свободы, бытового комфорта. И с 1991 по 2014 годы он живет и работает в Америке, не принимая американского гражданства. Его картины просят на свои аукционы «Кристи» и «Сотби». В 1994 году мастер открывает антикварную галерею с реставрационной мастерской в Нью-Йорке. Состоятельные ценители искусства приносят туда своих «Репиных» и «Айвазовских». Становление происходило очень трудно. Это был период еще советской эмиграции. Не было ни пенсии, ни гарантированной работы, ни субсидий, которые, к примеру, получали члены еврейской общины от своих единокровных земляков. Русская община не помогала, русских никто не поддерживал, выживать приходилось в одиночку. Нужно было как-то зарабатывать на жизнь – и неизвестно чем. Погубил Интернет – многие переставали покупать в салонах – пользовались электронным видом торгов. Была надежда на сотрудничество с Арт-центром в Калифорнии (она так и осталась утопией). В это время экономика Америки переживала рецессию. Известный коллекционер, знакомый по Уфе и «бульдозерной выставке» А. Глезер, вновь переехал в Париж, свернув свои дела. Было около сотни антикварных центров в городе – они стали закрываться. Наступил кризис 2008 года – люди перестали вкладывать деньги в искусство. Америка казалась замечательной страной, но все нужно было начинать сначала, с нуля – устраивать выставки, продавать. А там волна кризисов – один за другим. Трагедия 11 сентября разогнала людей из Нью-Йорка, в последние 6 лет – новая рецессия… Художнику пришлось оставить свои работы, он попал в трудную ситуацию, оказался в больнице, долго лечился… Домашние (уфимские дочь, племянник и сестра) созванивались раз в год, на бесплатный День Благодарения. От чужих неравнодушных людей узнали о несчастье. После «кругов ада» у художника было огромное желание вернуться в Россию. Не оказалось ни дома, ни мастерской, ни денег, ни документов. Посторонние люди приютили у себя в Америке после выписки из больницы, стали писать в Россию просьбы о содействии – главе республики Рустэму Хамитову, министру иностранных дел Сергею Лаврову. Тем временем в России о художнике не забывали – директор Шаламовского дома М. Вороно в 2008 году устроила персональную выставку. В 2014 году Художественный музей им. Нестерова в Уфе экспонировал полотна Крыжевского… Общие знакомые по цепочке передавали в Россию сообщения о художнике, некогда известном в стране – он спит в метро, питается при церкви, не имеет визы, не продлил приглашение, ибо лишился документов… Среди неравнодушных были Марк и Ирина Богуславские, Галина Щекина, Светлана Истомина и многие другие – несть им числа… Возвращение не было триумфальным, но для Я. Крыжевского оно было желанным. Накануне выставки с говорящим названием «USA-UFA» художник признался: «Я люблю эту страну, я люблю Уфу, Нижегородку, Арихиерейку…Счастлив безмерно, свободно себя чувствую…Мне 66 лет, все замечательно, хочется творить на все 100 %». На ней помимо музейных работ представлено и 16 полотен из Вологды, часть американской серии и новые картины, созданные в январе 2015 года – виды Покровской церкви, летящей сороки над Нижегородкой с «ключами счастья»… - все работы возникли как «память детства» и как ощущение прикосновения к животворному роднику своего любимого края. На прощание Ян Крыжевский позирует на фоне «Автопортрета» - значимый ракурс, символизирующий связь прошлого с настоящим. От прошлого не скроешься, от его плодов не откажешься. С настоящим можно жить дальше, обретя твердую почву под ногами.