Публичные речевые стратегии российской власти в условиях

Публичные речевые стратегии российской власти в условиях кризиса
А.Н.Потсар, канд. филол. наук, доцент кафедры публичной политики НИУ ВШЭ
В
коммуникативном
аспекте
политика
предстает
как
относительно
упорядоченное множество воздействующих речевых актов. На протяжении XX в.
политическая коммуникация приобретает все более публичный характер, эта тенденция
сохраняется и в начале XXI в. в большинстве государств, пришедших к идее всеобщих
выборов. Кризисы той или иной природы требуют дополнительных коммуникативных
усилий от всех политических акторов: формирования общей повестки дня и развития
публичного
диалога,
направленного
на
выработку
совместных
действий.
Определяющая роль в этом процессе сглаживания противоречий принадлежит
государству. Настоящее исследование показывает, что в российской практике
кризисная коммуникация, исходящая от представителей власти, напротив, усиливает
социальную напряженность и конфликты между разными социальными группами.
Субъекты политики обращаются к массовой аудитории через СМИ, реализуя
различные коммуникативные намерения, но неизбежно адаптируя к специфике СМИ
содержание и форму политического высказывания. Строго говоря, тождества между
медийностью и публичностью политики нет, однако в современной России, как
отмечает ряд исследователей, медийность и публичность сближаются до полного
неразличения. Именно благодаря СМИ проявляется полифоническая структура
общественно-политического дискурса, множественность интересов, которые публично
декларируют представители различных социальных групп. Без непосредственного
участия СМИ кризис не приобретал бы ни самой этой определенной номинации, ни
смысловых границ, ни статуса в общественном сознании.
В работе рассматриваются два недавних кризиса, произошедших в России в
2008-2009 гг. и в 2011-2012 гг., и те стратегии публичной речи, которые в обоих
случаях были реализованы руководством страны. Анализируется сплошная выборка
публичных речевых действий первых лиц государства за периоды август 2008 – май
2009 г. и декабрь 2011 – июнь 2012 г. соответственно. Тема ранее не изучалась в
предложенном аспекте.
В 2008-2009 гг. на России существенно сказался мировой экономический
кризис, в 2011-2012 гг., во время президентских и парламентских выборов кризис
публичной коммуникации поставил страну на грань политического кризиса. Различная
природа обоих кризисов должна была сказаться на стратегиях коммуникативного
поведения. Сопоставление реализуемых государственными акторами механизмов
речевого воздействия предполагаемых отличий не выявило.
Первое, что следует отметить, говоря об экономическом кризисе 2008 г., – это
негласный запрет на использование слова «кризис» в публичной сфере, в том числе в
СМИ. В течение нескольких месяцев руководство России отрицало сам факт кризиса,
используя термины «ипотечный кризис в США», «мировой финансовый кризис»,
«мировой банковский кризис». Термин «кризис» стал открыто использоваться
экспертами и журналистами только после того, как Владимир Путин признал на съезде
партии «Единая Россия», что в стране развивается кризис. Наряду с отрицанием
кризиса представители государства активно использовали речевой жанр обещания (в
частности: «Девальвации не будет»). Перформативные высказывания такого рода не
требуют от говорящего обоснований, выражают уверенность в будущем и не
предполагают ответа и диалога.
Другой тип перформативных речевых актов, актуализируемый кризисом, –
принимаемые законы, направленные на реорганизацию экономических и финансовых
отношений в России. Рассматривая закон как сложно организованный перформативный
речевой акт, который одновременно с публикацией (высказыванием) вводит ту или
иную норму (осуществляет действие), следует констатировать, что и эта сторона
антикризисной активности государства не была направлена на поддержание
публичного диалога.
Таким образом, в период кризиса представители власти использовали
монологические формы коммуникации:
a) замалчивание финансовых проблем в
течение первых месяцев, b) перформативы (обещания) и директивы (законы), c)
эмоциональная аргументация, d) апелляция к вере, e) неясность высказываний, f)
речевая
агрессия.
Ни
одна
из
перечисленных
форм
не
подразумевает
коммуникативного равенства.
Кризис публичной коммуникации 2011-2012 гг. начался с протеста оппозиции в
ответ на публикацию результатов парламентских выборов, состоявшихся 4 декабря
2011 г. и принесших партии «Единая Россия» 49% мест в Государственной Думе.
Протестующие, собравшиеся на Болотной площади, объявили выборы нечестными, но
единственный ответ, который они получили, были силовые действия полиции.
Центральные телеканалы не упоминали в выпусках новостей об акции протеста. Только
пять дней спустя Владимир Путин в прямом эфире во время традиционного интервью
«Разговор с Владимиром Путиным» упомянул митинги протеста и их участников.
Протестующие политические силы получили общее наименование – идеологический
ярлык – «несистемная оппозиция», что имплицирует невозможность переговоров с
теми, кто исключен из легитимного политического поля. Дальнейшая коммуникация
между властью и несистемной оппозицией развивалась опосредованно, через митинги,
в частности митинги в поддержку Алексея Навального, и митинги сторонников
Владимира Путина, через обращенные к сторонникам выступления и обмен лозунгами
на плакатах. Митинг как речевой жанр также не предназначен для диалога, в
перспективе этот тип коммуникации может трансформироваться в физическую
агрессию.
Дальнейшие коммуникативные шаги, предпринятые государством после
парламентских
и
президентских
выборов,
заключались
в
принятии
законов,
реорганизующих публичную сферу: закон о свободе собраний, закон о защите детей от
негативной информации, препятствующей их здоровью и развитию, закон о запрете
нецензурной лексики в СМИ, закон об оскорблении чувств верующих, закон о запрете
пропаганды
нетрадиционных
сексуальных
отношений
и
т.д.
Этот
процесс
продолжается и в 2013 г., что косвенно свидетельствует о наличии общественных
проблем, которые осознаются властью как неразрешенные.
Подводя промежуточные итоги кризиса 2011-2012 гг., снова отметим отсутствие
публичного диалога. Стратегия государства включает следующие монологическое
формы:
a) замалчивание фактов и игнорирование оппонентов, b) перформативы
(митинги) и директивы (законы) c) эмоциональная аргументация, d) речевая агрессия,
e) неопределенность высказываний.
Сравнение речевого поведения представителей государства в двух различных
случаях показывает, что приемы воздействия на массовую аудиторию (аудиторию
СМИ) используются одни и те же, вне зависимости от природы кризиса: речевая
агрессия, манипулятивная аргументация (в частности – языковая ложь), игнорирование
оппонента и т.п.
– направлены не на развитие диалога, но на управление в
монологическом режиме. Понимание кризиса как сложного коммуникативного события
позволило бы скорректировать речевые стратегии публичных политиков.