Однажды к нам, в 3 «Д» нагрянула беда

Колобова Ксения Анатольевна
Первая кровь.
Однажды к нам в 3 «Д» нагрянула беда. Активизировался зубной кабинет. Нас по двое
вызывали прямо с уроков и уводили в неизвестность. В вивисекторский белый кабинет на третьем
этаже. Оставшиеся в классе провожали уходивших взглядом, полным тоски и ожидания: «когда же
я?» Некоторым везло – их зубы были в порядке, и они к всеобщей зависти, возвращались почти сразу,
вспотевшие от пережитого ужаса и неожиданно обрушившегося счастья. У остальных – сверлили и
выдергивали. Они возвращались через урок-другой, помятые и заплаканные, пропахшие этим
ужасным зубнокабинетным запахом. Их сразу отправляли домой, как раненых бойцов с фронта.
О, тогдашние зубные кабинеты! Никакой анестезии, никакого сочувствия, все долго и
мучительно. В классе веяло предобморочной жутью. Один мальчик просто перестал ходить в школу.
Собирал портфель, уходил из дому и четыре-пять часов гулял по морозу. Бедный, бедный (потом,
когда обман открылся, его тоже отвели наверх, и что-то с ним сделали).
За день успевали пропустить двух-трех человек. Наконец, очередь дошла до меня. На уроке
чтения к нам в класс заглянула медсестра и назвала мою фамилию. Я встала и поплелась за ней. На
месте, в ужасном кресле под светом лампы, направленной в лицо выяснилось, что мне нужно удалять
какой-то дальний зуб. И что сейчас это делать не представляется возможным, и прийти нужно завтра
утром, и от уроков меня освободят. Мы, малыши, учились тогда во вторую смену, а старшие классы –
в первую, утреннюю.
На следующее утро я снова сидела в ужасном кресле. Оно было клеёнчатым, скользким, и я все
время съезжала вниз.
Помню, что было не очень больно. Ужаснее было само чувство выворачиваемого с корнем зуба
и омерзительный хруст, который он при этом издавал. Все закончилось довольно быстро, мне в рот
засунули тампон и отправили домой.
И вот пока я дошла до первого этажа и оделась, обнаружилось, что мой рот очень быстро
наполняется кровью. «Выйду из школы и выплюну», - подумала я и двинула на улицу. Было уже
довольно светло, как раз закончился урок, и весь школьный двор был заполнен оголтелыми
старшеклассниками. Они носились по ступенькам школы, орали и швыряли друг в друга снегом.
Плевать при них кровью не хотелось, проглотить ее хотелось еще меньше, поэтому я решила, что
доберусь до арки, и уж там, пока никто не видит, избавлюсь от накопившегося. Поскольку рот уже
почти не вмещал того, что в нем было, я поднажала и изо всех сил посеменила к заветной цели. Когда
до арки осталось полсотни шажков, мне в спину ударил ледяной комок. Я как раз проходила сквозь
ворота, где всегда было очень скользко. Комок ощутимо толкнул меня вперед, я поскользнулась на
ледяной дорожке и бухнулась на четвереньки. Все бы ничего, но при падении я подавилась тем, что
было у меня во рту. Я стояла на четвереньках и кашляла. Кровь вылетала у меня изо рта, текла,
пузырясь, из носа. Она капала на снег, образовав порядочных размеров дымящуюся красную лужу.
Терпеть до арки теперь не имело смысла, так что осталось утереться, подняться, поправить сползшую
на глаза шапку и отправиться домой. Тут я услышала топот, и перед моими глазами оказались две
ноги, обутые почему-то в кеды. Рассмотреть их я не успела, потому как меня подхватили подмышки
и рывком поставили на ноги. Передо мной на снегу стоял мальчик, одетый в синюю школьную
форму. Старшеклассник, лет пятнадцати. Видимо, он-то в меня и попал. Он смотрел на меня, и в
глазах его был УЖАС. Когда потом, несколько лет спустя появились первые фильмы ужасов, их
герои точно таким же взглядом смотрели на восставших из ада зловещих мертвецов. Я же утиралась
рукавичкой и совершенно не могла взять в толк, к чему он здесь, зачем? В голове была лишь
приносящая облегчение даже не мысль, а, скорее ощущение того, что проблема решилась сама собой
и мне больше не нужно бежать до проклятой арки. Мальчик, тем временем, присел на корточки и, не
выпуская из рук, все с тем же ужасом смотрел на меня. А я - на него. Теперь мы были примерно
одного роста. Он был очень бледен и тяжело дышал. Его белый лоб косо перечеркивала мокрая
прядка прилипших волос. Потом он у меня что-то спросил. Я не помню, что именно. И даже не
представляю, что бы он мог у меня спросить. Но я вдруг поняла, что если я, например, прикажу ему
залезть на школьную крышу и спрыгнуть вниз – он спрыгнет. Это ощущение длилось ровно одно
мгновение, но я помню его до сих пор. Оно пронзило меня насквозь. Ощущение полной власти над
человеком. Мне было тогда 9 лет, и больше я никогда ничего подобного в жизни своей не
испытывала. Потом наваждение прошло. Я объяснила ему, что была у зубного врача, и что мне
вырвали зуб, и что я иду домой. Тогда он молча отряхнул меня от снега, взял за руку и проводил до
той самой арки. Как был – в кедах и школьной форме. А потом повернулся и побежал обратно в
школу. Больше я никогда его не видела.