Бесконечный тупик»

Некрасова О.В.
Рецепция философии Н. Бердяева в романе Д. Галковского
«Бесконечный тупик»
Николай Бердяев – экзистенциальный русский философ первой
половины XX века, исследовавший вопросы свободы, души и духа,
одиночества, смысла жизни, национальности и феномена «русских».
Дмитрий Галковский в постмодернистском романе «Бесконечный тупик»
рефлексирует над этими же проблемами, но в контексте современности.
Личность и творчество Бердяева Галковский подвергает деконструкции,
используя активный постмодернистский метод – рецепцию.
В «Литературоведческом словаре-справочнике» рецепция подается
как «заимствование писателем идей, мотивов, образов, сюжетов из
произведений других писателей или литератур с их дальнейшим
творческим осмыслением (трансформацией)» [5, c. 592]. С.Е. Трунин
выделяет два основных вида рецепции: культурфилософский и
художественный. В «Бесконечном тупике» используются оба вида, однако
относительно анализа текстов Бердяева мы имеем дело с
культурфилософской
рецепцией.
«Культурфилософская
рецепция
реализуется в паралитературном тексте, в котором объектом
деконструкции становятся не только художественные произведения, но
всё, вышедшее из-под пера писателя: письма, дневники, статьи, записные
книжки, научные и философские работы (если они есть), а также –
имеющиеся интерпретации творчества данного писателя либо
определенных его аспектов с целью выявления автором-реципиентом
собственной концепции мышления или же включения этого текста
(текстов) в более широкие контексты» [6, с. 17–18].
Дмитрий Галковский в своем паралитературном романе упоминает и
цитирует следующие тексты Бердяева: «Самопознание», «Русская идея»,
«Судьба России», «Смысл творчества», а также публицистику и письма
философа. Причем на книгу «Судьба России» отсылка практически не
ведется, однако определенные тезисы и идеи, анализируемые Галковским
(относительно национальности), берутся именно из нее.
Благодаря таким постмодернистским методам, как авторская маска,
фрагментарность и коллажность, ризома и метарассказ, Галковский
направляет наше восприятие философии русского мыслителя XX века в
определенное русло. Играя с частями произведений Бердяева, отрывая их
от родного контекста, автор создает свой собственный образ философа.
Так, в 51-м примечании «Бесконечного тупика» писатель-постмодернист
приводит неполную цитату из «Самопознания» Бердяева: «Я имел более
глубокий и обширный опыт жизни, чем многие, восклицающие о любви к
жизни… Но мне гораздо легче говорить об общении с моим любимым
котом Мури и с моими собаками, которых уже нет…» [3, с. 62].
Галковский выдергивает из главы «О самопознании и его пределах.
Заключение о себе» неполный фрагмент текста и добавляет свои
комментарии со знаком «минус»: «Ему бы сидеть в узорной ракушкедуршлаге бесчисленных хамелеонских «афоризмов», но он на старости лет
вылез на солнышко» [3, с. 62]. Автор намеренно выставляет Бердяева как
некомпетентного и абсурдного философа, основывающегося в своей
философии на опыте общения с животными. Однако, обратившись к
первоисточнику, фраза напитывается иным смыслом и, на примере с Гёте,
объясняется тем, что писать в философской работе об отношениях и
личных связях непрофессионально: «Говорить же о своих интимных
чувствах публично, в литературе, мне всегда казалось недостатком
стыдливости, нецеломудренным» [1, с. 387].
Затем следует еще один отрывок из «Самопознания», где на фоне
Второй мировой войны Бердяев скорбит об утрате все того же кота Мури.
Галковский упрекает философа в эгоизме и отвлеченности от мировых
проблем. Но автор не упоминает о многочисленной публицистике
философа о смысле (или бессмысленности) войны и книге «Судьба
России», где Николай Бердяев обширно описывает свои социальнополитические взгляды и отношение к войне. Таким образом, Дмитрий
Галковский деконструирует творчество Бердяева, подвергает его
тотальной иронии и отражает в «Бесконечном тупике» свое субъективное
видение его философии.
Автор не оставляет без внимания стиль письма Бердяева, акцентируя
внимание на эгоцентризме философа и «заклиненности» на себе даже в
самой форме изложения мыслей. Действительно, количество местоимений
«я», «мой», «мне» колоссально. Собственно, в предисловии к
«Самопознанию» об этом пишет и сам философ: «Книга эта откровенно и
сознательно эгоцентрическая. Но эгоцентризм, в котором всегда есть чтото отталкивающее, для меня искупается тем, что я самого себя и
жизненную судьбу делаю предметом философского познания» [1, с. 8].
Вообще, отношение автора «Бесконечного тупика» к Бердяеву и его
философии неоднозначное: с одной стороны, Галковский признает его
значимость, талант и вес в истории русской философии и России, но с
другой – не скупится на критику и провокационные высказывания в его
адрес («белибердяевщина»; «…Бердяев – недоразумение русской
философии» [2, с. 859]; «Отнюдь не философ, а философствующий
публицист…» [2, с. 962]; «Многие произведения Бердяева очень наивны…
Но эта наивность и даже глупость позволяет ему выбалтывать
сокровенное» [1, с. 33], «Это глупый, пустой русский, который начинает
оправдываться из ничего, на пустом месте» [1, с. 263]).
Парадоксально, но это неоднозначное отношение к персоне Бердяева
доводит Галковского до противоречий самому себе. В одном примечании
он может упрекать философа в незнании русской души и чуждости
русским (в отличие от Розанова), но уже в следующем примечании автор
пишет о нем как о характерном представителе русской философии: «Это
типичный, «типовой» русский философ, точно так же как Франция –
типичная европейская страна.… В Бердяеве наиболее выпукло видны
основные тенденции русской души…» [2, с. 1127]; «Именно в
«Самопознании» я увидел «русскую идею»» [1, с. 33]. Такой авторский
плюрализм мнений не только оставляет право за читателем создать образ
своего Бердяева, но и срабатывает как метод подражания стилю мышления
философа. В 23-м примечании Галковский делает акцент на
двойственности его мышления: «Бердяев дал определение характера
русского народа. Да, страна крайностей… Потом подумал, подумал и
дописал: русские крайние и в своей срединности» [1, с. 33].
Субъективность восприятия Галковским философии Бердяева
хорошо заметна в философском тандеме Бердяев / Розанов в «Бесконечном
тупике». Относительно теорий Розанова автор пишет, что его гениальность
– не в интеллектуальном превосходстве, а в чутье, музыкальности души, на
чувственном уровне, который Розанов не всегда может объяснить
рационально, логически: «…он не мог доказывать. А ведь его оппонентам
были нужны не предсказания и порицания, а «научные прогнозы»» [4, с.
1085]. Но то, чем у Розанова Галковский восхищается, у Бердяева он
порицает. По его мнению, Бердяев «русской идеи» не знал и не видел, а
всего лишь чувствовал. «Бердяев как-то сказал: “Мое мышление
интуитивное и афористическое…. Я ничего не могу толком развить и
доказать”… Но как же может философ так вот признаваться в том, что он,
в сущности, просто некомпетентен, так как не то что мысль какую-то
развить, а два предложения вместе связать не может?» [4, с. 1103-1104].
Писатель заведомо игнорирует позиционирование Бердяевым
собственных взглядов для выстраивания необходимого ему образа
философа. Галковский относительно Бердяева пишет, что «…склонность к
идеалистической философии есть симптом психического расстройства» [3,
с. 4]. Однако философ в работе «Самопознание» пишет о том, что не
считает себя идеалистом по причине отрыва этой философии от
реальности.
Галковский причисляет его к космополитам, когда и от их идей
Бердяев открещивается и пишет о том, что его интересует не человечество
в целом, а отдельно взятые личности: «Личность человеческая более
таинственна, чем мир. Она и есть целый мир. Человек – микрокосм и
заключат в себе все» [1, с. 14]; «Нация, государство, семья, внешняя
церковность, общественность, социальный коллектив, космос – все
представляется мне второстепенным, даже призрачным и злым по
сравнению с неповторимой индивидуальной судьбой человеческой
личности» [1, с. 378].
Не оставил без внимания автор «Бесконечного тупика» религиозный
аспект философии Бердяева, утверждая, что Бердяев и Соловьев, в отличие
от Розанова, чтят церковь как главную обитель Бога на земле. Но в
«Самопознании» философ пишет, что церковь он воспринимает только как
символ и отрицает как социальный институт и место единения с Богом.
Несмотря на активную критику и отрицание личности Бердяева как
знакового философа русской истории, мировоззрения Галковского и
Бердяева имеют множество точек соприкосновения и зачастую идентичны,
просто выражены другим языком.
И писатель-постмодернист, и философ занимаются исследованием
феномена национальности. Бердяев понимает ее как «…индивидуальное
бытие, вне которого невозможно существование человечества, она
заложена в самих глубинах жизни…» [2, с. 135]; «Человек входит в
человечество через национальную индивидуальность, как национальный
человек, а не отвлеченный человек, как русский, француз, немец или
англичанин» [2, с. 137]. Галковский ретранслирует переработанную под
призмой времени и собственного мироощущения идею национальности:
«Национальность есть нечто индивидуальное» [4, с. 800]; «Мы, как сказал
сам Розанов, не можем вырваться из-под власти национального рока.
Национальность – это и есть «бесконечный тупик»» [3, с. 1];
«Национальная идея – это то общее, что объединяет всех представителей
данной нации, тот, по выражению самого Бердяева «мистический осадок»,
который остается в судьбе человека после исключения всех социальных,
политических и классовых факторов» [3, с. 278].
Схожи взгляды Галковского и Бердяева относительно элиты
общества. Разница лишь в том, что автор «Бесконечного тупика»
рассуждает на тему интеллигенции, русских писателей и философов, а
философ – на тему аристократии: «В аристократическом обществе я не
видел настоящего аристократизма и видел чванство, презрение к низшим,
замкнутость. В России не было настоящих аристократических традиций»
[1, с. 34].
Галковский называет ум Николая Бердяева слабеньким, женским, но
в то же время образ Одинокова характеризует такими же эпитетами: «Мой
разум слабый, женственный, слишком легко перескакивает нахальным
галчонком с одного на другое» [3, с. 147]. Однако о «женственности»
русского мышления писал еще Бердяев, посвятив этой теме главу «О
«вечно-бабьем» в русской душе» в книге «Судьба России».
Рассматривая особенности русского менталитета, оба мыслителя
выделяют двойственность как важный критерий «русскости». Бердяев
пишет о единении противоположных начал в русской душе: «Бездонная
глубь и необъятная высь сочетаются с какой-то низостью,
неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь
к
людям,
поистине
Христова
любовь,
сочетается
с
человеконенавистничеством и жестокостью» [2, с. 14], а Дмитрий
Галковский рассматривает двоемыслие как всеобщую данность русского
бытия: «Для русского двоемыслие – естественное состояние, и мир,
естественно двоемыслимый, светел, сладок» [3, с. 78].
С определенной точки зрения сам «Бесконечный тупик» можно
охарактеризовать как самопознание автора через огромный пласт русской
истории, литературы, культуры и философии, выражающееся через
собирательный образ Одинокова. В его основе можно увидеть отражение
некоторых мыслей Бердяева, касающихся создания своего «я»: «…я
начинаю творить свой образ, возвеличенный или приниженный,
объективированный вовне. Я начинаю себя стилизовать, и мне самому
начинает нравиться мой стилизованный образ. Я создаю миф о себе» [1, с.
373].
Галковский приходит к выводу, что жить по философии Бердяева
смешно. Но сам текст «Бесконечного тупика» - пример того, что, если не
жить, то рефлексировать над идеями русского мыслителя первой половины
ХХ века можно и нужно, а многие тезисы экзистенциальной философии
Николая Бердяева остаются актуальными по сей день.
Список использованной литературы
1.
Бердяев,
Н.А.,
Самопознание:
Опыт
философской
автобиографии / Н. А. Бердяев. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. –
416 с.
2.
Бердяев, Н.А., Судьба России / Н. А. Бердяев. – М.: АСТ:
Астрель: Полиграфиздат, 2010. – 333 с. – (Философия. Психология).
3.
Галковский, Д.Е., Бесконечный тупик: В 2 кн. Кн. 1 / Издание
3-е, исправленное и дополненное. – М.: Издательство Дмитрия
Галковского, 2008. – 632 с.
4.
Галковский, Д.Е., Бесконечный тупик: В 2 кн. Кн. 2 / Издание
3-е, исправленное и дополненное. – М.: Издательство Дмитрия
Галковского, 2008. – 608 с.
5.
Літературознавчий словник-довідник / Под ред. Р.Т. Гром’як,
Ю.І. Ковалів. – Киів: ВЦ «Академія», 1997.
6.
Трунин, С.Е., Рецепция Достоевского в русской прозе конца
XX – начала XXI века: монография / С.Е. Трунин. – Минск: Логвинов,
2006. – 156 с.