КОРОТКАЯ НЕВЕСЕЛАЯ КОМЕДИЯ Алексей Черных Комедия для одного актера с хорошей памятью. 1 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Рассказчик - Мужчина сорока лет, пьющий. СЦЕНА 1 НОЧЬ Ближе к авансцене стоят несколько кроватей, бачок для воды на табурете, под ним таз, еще ближе к зрителям - голубой почтовый ящик на ножке. Посредине над сценой раскачивается на стропах оконная рама. За рамой, где ни будь вверху и сбоку плакат из серии «Все на выборы! Голосуй за …». На кроватях угадываются укрытые простынями фигуры людей. Возможно это постояльцы провинциальной гостиницы, или насельники больничной палаты, может быть, спящие гости местного вытрезвителя, или тела в мертвецкой. Понять этого пока не возможно. Вдруг один из них – РАССКАЗЧИК, стянув с взъерошенной головы покрывало, приподнимается на кровати. Одет он по-домашнему. РАССКАЗЧИК (Шепотом, кивая на транспарант.) Вы думаете, почему Лося не выбрали? Бог не велел! Я теперь это точно знаю. Он сам мне сказал. Не Лось конечно, - Бог сказал. Спустившись с кровати, Рассказчик ползет на четвереньках к баку. Открывает кран. Подставив раскрытый рот, ждет, когда из крана польется вода. Бак пуст. Рассказчик пробирается на четвереньках к чужой кровати. РАССКАЗЧИК Ох, и тяжело, однако, Андрею Ивановичу придется, когда с нами со всеми свидится. Тяжело. Я то на него зла не держу, просто насмотрелся, как тут люди маются. Да и сам не без греха, намучился здесь, не приведи Господи! Из крана с шумом падает в таз несколько капель воды. Рассказчик оглядывается, вскакивает, перепрыгивая через кровати, устремляется к баку. Подставив рот, ждет очередную каплю. 2 Безрезультатно, бак пуст. Схватив таз, пытается вытрясти из него хоть немного воды. Садится рядом с баком. РАССКАЗЧИК А недавно моя очередь подошла эпистолу отправлять. Я торопиться не стал, решил основательно обдумать, о чем написать, что бы для других поучительно было и за себя не стыдно. Долго думал, да так ни чего и не решил. (Долго смотрит на кран.) А потом когда и времени совсем не осталось, плюнул, да и написал первое, что на сердце лежало. Вот про Лося и вышло. Крутит кран, бьет по нему. Выжидающе смотрит. Воды нет. Махнув на кран рукой, Рассказчик подкрадывается к чужой кровати, аккуратно вытаскивает из-под подушки сигареты и спички, прячет их в свой карман. Озираясь, быстро отползает к раме. Садится на пол. Лезет в карман, извлекает оттуда мятый конверт. Покрутив в руках, бережно отряхивает и прячет конверт обратно в карман. Достает из другого кармана сигареты и спички. РАССКАЗЧИК Сначала я про другое хотел написать, да вовремя одумался: стыдно стало про такие дела перед людьми все без вранья выкладывать! А по-другому нельзя, тут на счёт неправды ой как строго. От того может, и весточек от нас мало получают. (Безуспешно пытается прикурить, чиркая по коробке последними негодными спичками.) Ведь согласись, каждому хочется жизнь свою попригляднее представить, поглаже, вот и привирают все: кто чуть-чуть, а кто и помногу. Честно говоря, по мне иной раз и солгать для дела не грех, а нельзя. По тому, что это пусть и полезная ложь, а все равно неправда. Вот писем и нет. Так что если вы моё посланьеце получили, то, значит, правда в нем написана, от начала и до конца. 3 Рассказчик встает. Открывает створки окна, выбрасывает «на улицу» пустой коробок. Садится на подоконник. Раскачивается как на качелях. РАССКАЗЧИК Для начала я вам про один клуб рассказать должен – джентльменский называется. Клуб этот как раз для таких простачков как я был придуман. Сколько лет я на телевидении работал, столько я членом в этом клубе и состоял. Двадцать лет почитай без малого! Все правила соблюдал. Все молчком. Как же можно, если и сам, какой ни какой, а член. Гордился даже. Оценивающе осматривает зажатую между пальцев маленькую сигаретку. Разочарованно вздыхает. Кладет сигарету в пачку. РАССКАЗЧИК А видеть и снимать пришлось много такого, о чем простым людям знать не положено. Но мне доверяли. Однако кассеты, отснятые, у меня забирали тут же. Ну и я со временем умнее стал. Если на важную съемку еду, так я вместе с большой камерой еще и маленькую цифровушку с собою беру. Замаскирую малюточку, будто бы это у меня аккумулятор запасной на поясе висит, проводок от нее в Сонечку воткну и запишу всё на две кассеты разом. Одну заказчик заберет, а другую я в свой архив прячу. Спрыгивает с окна, идет к своей кровати, прячет сигареты под подушку. Возвращается к окну. Садится на подоконник. Раскачивается. РАССКАЗЧИК Пленочки эти я ни кому не показывал, они у меня в секретном месте лежали, под ключ закрытые. Один раз, правда, по пьянке не выдержал, - посмотрели мы с другом моим Андрюшкою съемку про начальника одного. Сильно уж потешный конфуз у него с девчонками в сауне вышел. Посмеялись мы тогда 4 от души да и забыли. А больше честное слово ни чего, ни кому, и ни когда не показывал. Только, вы, плохого про Андрюшку не думайте. Андрюшка он парень свой всегда был. Друг. С детства. Верил я ему как себе, может, из-за этого всё и получилось. Не удержав равновесия, Рассказчик вываливается через окно на «улицу». ЗТМ. СЦЕНА 2 ДЕНЬ Кровати, бак, и т.д, в общем почти все, что мы видели в 1 сцене на переднем плане, находится теперь «за окном». Сама оконная рама, впрочем, как и неизменный атрибут нашего времени, кумачовый призыв «Все на выборы!», по-прежнему на своих местах. У края авансцены, голубой почтовый ящик на ножке. Под окном, на пучке соломы лежит Рассказчик. На нем что-то из того, в чем ходят операторы видеозаписи: штаны с множеством карманчиков и карманов, разгрузочный жилет, куртка, и еще много всякой одежды, которую можно будет снять в процессе представления. РАССКАЗЧИК В марте дело было. То ли пятого числа, то ли седьмого. Взяли мы бутылочку с другом моим Андрюшкой, и пошли на мероприятие, женскому дню посвященное. Рассказчик извлекает из карманов газету, закупоренную бутылку водки и несколько стаканов. Накрывает на газетной скатерти импровизированный столик. РАССКАЗЧИК (Продолжая) Идти нам из магазина как раз мимо театра. За угол завернули, глядим, вся обочина машинами уставлена, у входа народ толпится. Нам интересно стало, что там происходит. Тем более что люди мы с ним искусству не посторонние, на театре всех артистов и режиссёров знаем. Да не понаслышке, выпивали вместе не раз, и по работе много потрудиться пришлось. Глядь, у подъезда служебного Гарик стоит, артист наш заслужоный, курит. При параде весь: 5 костюмчик, галстук, рубашка белая, туфли блестящие. Мы уже изрядно выпившие были, его увидели, обрадовались, давай Гарика с собой звать. А он заявляет: - Не до вас мне, ребятки, я сегодня на кандидата работаю. Буду за Лося народ агитировать. Сначала спектакль наши играют, а потом встреча с известными людьми, с теми, кого народ уважает. Пальцем себе в грудь тычет и смеётся. Нет, мы-то его с Андрюхой сильно уважаем, он нам, как папа. Все детство нас за искусство агитировал, что и как объяснял. Антониони там разные, Феллини. Можно сказать, дорогу нам в жизни указал. Мы ему за это сильно благодарны. Ну, мы в один голос с Андрюшкою и говорим: - Петрович, пойдём с нами. Пока спектакль играют, ты хоть с нами посидишь, молодость вспомнишь, там девчонок полно, а мужиков нет ни кого. Он отказываться начал, ответственность и всё такое, но Андрюха на уговоры всегда мастером был, а сейчас на свадьбах тамадой работает. Ему человека уломать раз плюнуть. Рассказчик откупоривает бутылку, наливает в стакан. Не найдя чем закусить занюхивает выпитое клочком соломы. Бросает солому на пол. Задумавшись на секунду, поднимает вместе понюшкой большой пучок соломы с пола, встает и начинает рассовывать солому по карманам. Дальнейшие действия Рассказчика на усмотрение режиссера. Впрочем, как и все предыдущие. РАССКАЗЧИК Короче, Петрович через десять минут с нами за столом сидел, догонялся. Быстро нас догнал. А мы отстали. Рассчитали то мы на двоих, а Гарик, он не то, что третьим, он в этом деле всегда первым был: почитай, в одного эти пол-литра и выпил. Нам, конечно, не жалко, ещё б сбегали, магазин рядом. Только денег- то мы с трудом на одну наскребли. Сами виноваты, пустили козла в огород. Ни копейки в 6 кармане нет, все вокруг танцуют, веселятся, а нам чуть-чуть, самую малость не хватило до праздника. Сидим, как женихи на свадьбе, - и невесты есть, и закусить пожалуйста, ешь, сколько хочешь, а выпить не дают. Плохо. Гарик Петрович и говорит: - Ну что, ребятки, если пить больше нечего, тогда я в театр пошел. Засобирался, пора говорит на подмостки, народ моего слова веского ждет, да и депутат хорошо заплатить обещал. Тут Андрюшка, будь он неладен, и выдал: - А спорим, он тебе не заплатит, как Славке не заплатил? Тебя, говорит, каждая собака в нашем краю знает, что ты артист. Тебе ни за что люди не поверят, что Гарик и вправду за Лося голосовать будет. Как не пыжься. Все знают – большие артисты, только за большие деньги работают. Или того хуже посмеются над тобой, скажут, Гарик под старость лет на кандидатские посулы купился. А Лось еще тот ухарь, прочует, что народ фокус твой раскусил, ни каких денег тебе не даст. Еще должен останешься. Даже знаю, что он тебе потом скажет, сам от таких не раз слышал: - Плоха работал – скажет любезный, только вред нам нанёс. Мы зал арендовали, деньги потратили, а ты, за наши же деньги против нас народ настроил, так что ты нам теперь должен, а не мы тебе. И давай ему Андрюшка расписывать, как Лось его распекать будет, да на «бобы» выставлять. Чуть догола не раздел заслужоного. Так красиво тему развил что, мне самому жутко стало. Музыка вокруг орет, а все кто рядом с нами за столом были, сидят Андрюшку слушают, каждое слово на лету ловят. Там тыща децибел музыки, танцы как раз шли. А у нас за столом тишина гробовая слышно, как слова от стаканов отскакивают. Гарик слушал, слушал и говорит: 7 - Херня это всё, я сам кого хочешь на бобы выставлю. И ко мне обращается: - Ты лучше Славик расскажи, как это он тебе не заплатил, за что? Я такой лажи не люблю, когда моих друзей кидают. Колись быстро. Я и рассказал про случай, который у меня на прошлых выборах с Лосем получился. Как раз четыре года назад было. Лосю на телевидении как кандидату прямой эфир полагался. Он впрямую выступать, наверное, ссыкнул, вдруг сболтнет, что не то, или того хуже, понты какие ни будь, пролезут. Привык все вопросы по-братски решать. А слово-то не воробей, вылетит, не отмоешься. Решил Лось заранее выступление на кассету записать, и на студию готовое отнести. Пусть крутят сколько положено. Пригласил меня и гримершу нашу студийную к нему в офис. Светик по нему кисточкой с пудрой немного прошлась и домой побежала. Настроились мы. Пишем. Пропел он там чего-то, раз другой и говорит: - Давай брат посмотрим, что я там наколбасил. Я ему: - Так не делается Андрей Иванович. Мне потом опять Вас усаживать надо будет. Настраиваться. Время только потеряем. А он начал на меня наезжать. Тогда я монитор к нему развернул. - Смотрите. Он посмотрел и говорит: - Ты брат, щас домой пойдёшь. Тебя отвезут. А я сяду вот так, мне себя видно. Люська кнопку нажмет, какую надо. Да и снимем всё сами. Как на фотку раньше делали. Завел, сел со всеми камера сама и сфотала. Я от такого поворота обалдел. Говорю, не сможете Вы, делу нашему не один год учится надо, да и камера дорогая, оставить не могу, вдруг сломаете мне, потом в жизнь не рассчитаться на студии. А он отвечает: 8 - Ты Богу брат молись, что бы я её сломал, если сломаю, я тогда тебе дурачку новую подарю. Понял. А щас настрой все как надо, да и иди, мы тут, может, до утра с Люсей работать будем. Я возражать не стал, себе дороже выйдет. Объяснил Люське что бы ни чего зря не крутила, показал как кнопку «Rec» нажимать, как камеру потом выключить. Настроил всё как следует, и домой поехал. На утро пришёл на студию, гляжу в операторской мой кофр стоит, штатив рядом, приборы навалены как попало, а микрофона нет. Я сразу почуял неладное, как только кофр увидел вздувшийся, понял, что-то они начудили. Сам про себя пошутил ещё: - «наверное, расщедрился Лось, сильно много денег в кофр напихал, аж не входят» Открываю чемодан, а там всё навалом, да ещё микрофон со стойкою сверху лежит. Кто в японскую машину под капот заглядывал, знает: там всё плотненько уложено внутри, железки, проволочки, пластмасски всякие, ни куда не подлезть. Так и в кофре, даже рисунок под крышкой есть – что и куда раскладывать. Что положено, то легло и всё. Места больше нету. Даже бутылка не входит. Камера то японская. А они, гады, умудрились и микрофон, и стойку от него в кофр втиснуть. Крышка на камере погнута да поцарапана, у стойки микрофонной одна нога хромая, решётку на микрофоне погнули, в общем полная лажа. Я Лосю на работу звонить, говорят, отъехал, будет вечером. А я то знаю, что он гад ни куда не отъехал, дома спит. Мне конечно телефон его домашний ни кто не дал. Отработал я смену. Потом с ребятами в баре посидели. Домой поздно вернулся. На работу Лосю позвонил, там одна охрана. С утра соскочил, опять Лосю звоню, говорю, кто такой, Люська секретарша отвечает, подождите, и соединяет с ним. Я ему на счет камеры историю излагаю, 9 микрофон, стойка сломана, крышка, ущерб оплатить надо, а то высчитают с меня. Он мне на это и заявляет: - А ты чё голубь, сразу не позвонил. Сам, поди, всё попортил, а на меня списать хочешь да я за такие дела тебе… И понеслась. Я помолчал, говорю: - Извините, но вы же сами говорили, Богу молись… Не успел я договорить, он опять орать начал. В общем, послал он меня под конец и сказал, что денег он мне не даст, а если я ещё заикнусь ему про это, …ну вы сами понимаете, что тогда со мною будет. Гарик меня выслушал и говорит: - Сейчас пойдёте оба со мной, проучим Лося по полной программе. Я сам за всё отвечу, вы меня только слушайте, и не бойтесь ни чего. Мы бы ни когда не согласились, да выпившие уже были, а пьяному как говорится море по колено. Зря оказывается, мы с Андрюшкой боялись, что нас не пустят. Охрана как Гарика увидела, про все дела забыла, бросилась бумажки и ручки разыскивать, что бы у Петровича автограф взять, а он им: - Я на ваших квачах расписываться не собираюсь. Пропустить моих друзей на сцену. Все брысь. Охрана расступилась. Выползли мы на сцену. Гляжу, за столом Лось со свитою сидит, улыбается. Нас увидел, шепнул, чтото своим, ко мне охранник направился, тут Гарик меня в грудь толкнул, я от неожиданности равновесие потерял и прямиком в инвалидное кресло уселся. Откуда оно за кулисами взялось до сих пор в толк взять не могу? А Петрович коляску немного подтолкнул, и через секунду мы с ним на самой середине сцены очутились. Зал как Петровича увидел, ударился в аплодисменты без удержу. Хлопают, кричат. Гарик, меня по-отечески по плечу пару раз хлопнул, что бы я встать не смог, руку вверх поднял и показывает, тише мол, тише. Зал утих, а он на 10 меня поглядел и начал без предисловий всяких. - Ответьте мне люди добрые, сможет сын, глядя в глаза отцу, неправду сказать? В зале ещё тише стало. А он снова: -Что молчите? Я вас спрашиваю. Сможет сын при всём честном народе своему отцу солгать? В ответ молчание. Он опять. Только и успел сказать: - Последний раз спрашиваю. Сможет мне... Тут зал как с цепи сорвался: - Нет, кричат, не сможет, не сможет. А Гарик продолжает: - Вот и я говорю, не сможет. Вот Славка. Он мне как сын, ну так ты и расскажи сынку про то, что между тобой и Андреем Ивановичем в жизни этой приключилось. Да правду говори, все, как было, ни чего от народа не таи. Думаю, к тому времени Лось меня признал по тому, что когда я на него глянул, то чуть сквозь сцену со страха не провалился. Сидит он красный как рак, глаза на выкате, водит ими туда сюда, наверняка и меня и историю с камерой вспомнил, подумал, наверное, что Гарик с конкурентами снюхался и щас его, с моей помощью, опускать будет. Я и сам не пойму, куда старик клонит, сижу не живой не мёртвый. А Гарик говорит: - Правду сказывай сынок, только правду. Слышу, уже и из зала кричат: -Давай сынок, правду говори, как было. Я думаю, да и хер с ним, будь что будет! Решил все рассказать, как по жизни было. Только рот открыл, как Гарик меня по плечу со всей силы хлопнет, у меня от неожиданности слова в горле застряли, слезы потекли, закашлялся я. А Гарик говорит мне на ухо: 11 - Ты сиди дружек тихо, поддакивай только, а я сам все, что надо за тебя и за себя скажу. В зал посмотрел и говорит: - Ладно сынок я сам расскажу как было. Вы же мне верите? Из зала гул пошел: - Верим, верим! А рассказал им Петрович, вот что: будто бы я, после армии охранником к одному богатею устроился. Работал у него до тех пор, пока от бандитской пули дочку хозяйскую не заслонил. Дочка-то жива, здорова, осталась, а меня в ногу ранило. С тех пор я дескать на коляске и ездию. Операцию можно было бы сделать, но денег, мол, ни у меня, ни у хозяина моего, не нашлось. Много лет с того случая прошло, как вдруг, про беду мою Андрей Иванович проведал и решил мне помочь. С врачами договорился, денег кому надо дал, в лучшую больницу на операцию уложил. Операцию мне сделали, а вот буду я ножками по белу свету ходить или мне жизнь свою в коляске досиживать, про то, мол, наш Андрей Иванович покамест не знает. Глянул я на Лося, вижу, он уже взорваться готов, а поделать ни чего не может, сидит как каменный, видно в ступор вошёл. А Петрович и говорит: - Ну, сынок, наступило время тебе показать, какой ты нынче казак стал. Встань, пройдись, ногой топни. Покажи, как тебе Андрей Иванович помог, и какие ножки тебе наши врачи справили! В голове у меня вдруг что-то щелкнуло, показалось мне, будто и взаправду я пол жизни своей в инвалидной коляске просидел, и будто Лось мне по доброте душевной денег на операцию отвалил и на ноги поставил. Давай я по сцене прыгать да бегать словно молодой. Порхаю как бабочка. Не даром говорю себе в детстве мама в меня в балетную студию водила, пригодилось. Люди из зала на меня смотрят, в ладоши хлопают, смеются. Не понять только, или они над вымыслом нашим, 12 да над Лосем смеются, или вправду Гарику поверили и за меня радуются. А Гарик не останавливается: - Вот так-то ребятки, могут, оказывается наши кандидаты слово своё держать. Сынок мой слову крепкому кандидатскому проверил и не обманулся. Ни на подачках грошовых авторитет наш Андрей Иванович себе зарабатывает, а если надо готов за интересы людские грудью встать и при надобности свои кровные на общее дело положить. А знаете, вы ребятушки, сколько операция та денег стоила: Из зала говорят: -Нет. Он ко мне обращается -Ну, скажи сынок, не стесняйся. Я ногой топнул и говорю: -10 тысяч. А из зала: - Чего? Я как заору: - Долларов!!! Тут зал сразу зашумел, зашумел. Люди в ладоши стали хлопать. Лось со стула вскочил ко мне подбежал, на колени встал ноги трогает. Поднялся, обнял, расцеловал меня три раза как у русских положено. Я гляжу на него, и понять не могу, играет или сам в эту сказку поверил, а из глаз у него слезы катятся. А Гарик дальше тему ведёт: - Ну, вот ребятки, мы вам всё по честному рассказали, а теперь уж ваше дело кому из кандидатов верить и за кого голос свой отдать. Подумайте хорошенько, а мы со Славою свой выбор уже сделали. Тут в зале стали кричать: - Уважаем, уважаем, да мы за тебя в огонь и в воду Андрей ты наш Иванович! За тебя голосовать будем. За тебя! Мы с Гариком со сцены спустились в буфет, и давай её родную чуть ли не стаканами лопать. Да всё молча без слов. Выпьем, помолчим. Выпьем, помолчим, и Андрюшка, друг мой, тоже сидит, помалкивает. 13 После третьей ко мне дар речи вернулся. Только я хотел рот раскрыть, а Гарик и говорит: - Молчи сынок, однако беду мы с тобою накликали, чует моё сердце, не простит он нам, не простит. А я: - Да нет Гарик Петрович, всё же нормально прошло, я видел. Лось доволен остался. У Гарика слезы из глаз катятся, он их руками прикрыл: - Прости меня дурака старого, мне то всё равно в скорости помирать, а я из гордости и гонору проклятого тебя молодого под монастырь подвел. Сказал это, встал, подошел к стойке, Валюше буфетчице пошептал чего-то на ухо и говорит мне: - Ты посиди выпей еще, сколько хочешь, а потом Валюха тебя к себе заберёт, за глупость мою, прощение у тебя просить будет. А мы с Андрюшей пойдём. У меня от последних слов чуть челюсть не выпала. Валюха эта, девка шибко красивая, и такому как я, даже мечтать о ней, сметь, нельзя было. Про её красоту легенды по городу ходили. И любовь крутила она только с тем, кто ей самой по нраву был. А так, что бы по слову чьему, никогда. До сих пор в толк взять не могу, что ей Гарик тогда шепнул, только получилось, все почти как Петрович пообещал. Будто во сне досидел я в буфете до закрытия. Как только разошлись все, подходит ко мне Валюша и говорит: - Пойдём сладкий, я тебя спать уложу, у меня поживёшь, пока всё успокоится. Как в тумане вышли на улицу, идём с ней, она молчит, и я молчу. До подъезда дошли у крыльца машина стоит. Выходит из неё наш кандидат, Лосев Андрей Иванович и говорит: - Валюша ты иди домой, а я Славу на время у тебя заберу. Отблагодарить его хочу, за то, что народ за меня сегодня хорошо агитировал, а через часок я тебе его в целости и сохранности верну. 14 Валюша домой пошла, мы с Андреем Ивановичем на заднее сидение уселись и поехали куда-то. Минут через тридцать машина остановилась, дверцу снаружи открыли. Кругом лес. Выходи, говорят. Я вышел, на ногах еле стою, думаю, наверное, убивать сейчас будут. А страха, почему-то нет. Подходит ко мне Андрей Иванович, постоял с минуту на меня посмотрел, потом, как будто вспышка у меня в голове случилась, искры из глаз посыпались и дальше не помню ни чего. Очнулся уже у Валюши дома толи на вторые сутки толи на третьи. Она мне рассказала, что привезли меня без сознания избитого, врач пришел, швы наложил, уколы поставил, потом еще два раза приходил, следил, чтоб я не помер. Я, конечно, болел сильно больше месяца лежал, не вставал. Ну а как меня Валюша всё это время лечила я вам рассказать не смогу по тому, что слов таких не знаю, что бы все её лекарства правильно описать. В общем, хоть на мне и места живого не осталось, я бы за Валюшины лекарства снова под любые кулаки полез. Однако как только болячки мои зажили, Валюша меня собрала, и домой отправила. Я к тому времени влюбился в неё по уши. Домой вернулся, тоска меня взяла я и запил на неделю. В жизни до этого в одного не пил, видно не любил раньше ни кого так крепко как ее. Ни кого не хотел видеть. А через неделю деньги кончились, позвонил я Андрюшке. Он прибежал бутылку принёс. Расспрашивать меня стал обо всем. Я конечно сопли сразу распустил, рассказал, что любовь у меня. За разговором выпили мы бутылочку. Он за второй сходил и закуски принёс. Налили ещё по одной. Выпили, закусили, вдруг мне с сердцем плохо сделалось, я аж на стену полез, да так высоко забрался, что всю комнату зараз изпод потолка и увидел. Смотрю на себя как со стороны. Сразу истории вспомнил про трубу и свет в конце 15 туннеля. Всё понял. Переживать стал, что давно в церкви не был и причащался только раз, когда крестили меня. Да и других грехов много, не простят меня, в ад отправят. Однако сам всё это думаю, а комнате жизнь без меня своим чередом пошла. Гляжу, как сидел на диване за грудь схватился, потом руку отпустил, весь как-то на бок склонился, голову на плечо свесил, сижу не шевелюсь. Андрюшка встал с кресла, к шкафчику подошёл, ключик из тайничка достал, из кармана пакет вынул, кассетки мои тайные в него сложил. Видик проверил, камеру, всё спокойно так не торопясь. Потом подошел к телефону, позвонил и говорит: - Все на месте, забирайте. Не прошло и минуты, в дверь поскребся кто-то. Он замок открыл, пакет в щель сунул и закрыл тут же. Стал опять по телефону звонить. Теперь уже в скорую. Не говорит, а кричит в трубку, артист одно слово. - Человеку с сердцем плохо, губы посинели, приезжайте поскорей, лет столько то, адрес, как будто если мне сто лет было, так они бы сказали что не приедут. ЗТМ. СЦЕНА 3 НОЧЬ Ближе к авансцене стоят несколько кроватей, бачок для воды на табурете, под ним таз, еще ближе к зрителям - голубой почтовый ящик на ножке. Посредине над сценой раскачивается на стропах оконная рама. На подоконнике сидит Рассказчик. Одет он по-домашнему. За рамой, где ни будь вверху и сбоку висит плакат из серии «Все на выборы! Голосуй за …». На кроватях угадываются укрытые простынями фигуры людей. Рассказчик спрыгивает на пол. Останавливает раму. Закрывает створки. 16 РАССКАЗЧИК Что дальше произошло, я вам рассказывать не стану потому, что со всеми одинаково бывает, да и написано про это в книжках уже много раз. А когда по Душам разговор был, и про всё справиться можно, я, почему-то про Лося спросил. Сказали - не пройдёт он. Вскоре, так думаю через день или два, Андрюшка появился. Я к тому времени уже догадался про все, а злиться на него не могу, не получается, здесь у всех всё как-то само собой прощается. Я даже обрадовался ему. Странно да? А потом как стукнуло, чего радоваться то, если здесь значит, помер уже. Расспрашивать стал, как так случилось, он говорит: - В метро народу полно было, толкаются на перроне все, я равновесие не удержал, да и под вагон залетел. Пьяный я был в стельку, аккурат после поминок твоих на сорок дней домой шёл. Все из-за пьянки этой проклятой. Я говорю, ладно не расстраивайся, сначала посмотришь здесь всё, на экскурсию тебя поведут, страшно очень будет, но нельзя без этого это для всех так. Тут по блату не пролезешь. Потом поговорят по Душам, и опять сюда к нам. Ждать то всё равно всем вместе. Так что свидимся, ещё не горюй. Теперь я уже многих здесь встретил. Хоть вроде и приличные люди при жизни были, а всё равно переживают сильно, что мало верили, да на Бога плохо говорили. А Лося пока здесь не видел ни кто. Видно много нагрешил, так ему и времени наверно больше дали, чтоб поправил всё. Может, и поправит. Посмотрим. Рассказчик достает из кармана измятый конверт, разгладив, опускает в почтовый ящик. Ложится на кровать, накрывшись с головой простынею, замирает. Наступает ночь. На авансцене, в луче прожектора, стоит голубой почтовый ящик. ЗТМ. 17