Виталий БЕЛОУСОВ

Виталий БЕЛОУСОВ:
«НАША ЭКОНОМИКА НЕ ДАЕТ СКУЧАТЬ»
С заведующим кафедрой экономики и регионального менеджмента Института
переподготовки и повышения квалификации преподавателей социальногуманитарных дисциплин Южного федерального университета, доктором
экономических наук, профессором В.М. БЕЛОУСОВЫМ мы встретились накануне
его 70-летия. Виталий Михайлович из тех людей, чья жизнь, профессиональный род
деятельности, можно сказать, были предопределены судьбой.
– Пожалуй, так, – говорит профессор. – Хочется верить в жизненные закольцованности.
Я родился до войны. Мой дед, наладчик мельничного оборудования, то есть
«крупчатник», часто со мной, дошкольником, возился. Так сложилось, что я рос без
родителей: отец погиб в войну, мать была репрессирована и отбывала десятилетний срок в
Казахстане. Так вот, дед почему-то называл меня в шутку «профессором». И учил меня,
как ни парадоксально, политэкономии. Это слово я знал еще до учебы в школе.
Политэкономию помню с глубокого детства. Я не смог нормально закончить десять
классов и ушел в легкое, так сказать, путешествие по жизни: поступил в горнопромышленное училище, стал шахтером, работал около четырех лет на шахте. В 20 лет
попал на флот, служил там четыре года. Твердо знал, что, вернувшись с флота, поступлю
в вуз, на экономфак. Причем в дневнике записал: «экономический факультет – МГУ, ЛГУ,
РГУ, РИНХ». На выбор. Мама, которая к тому времени вернулась домой, сказала, что
силы у нее уже не те, лучше, чтобы я был поближе. И я выбрал РИНХ. После флота
вернулся на шахту, заработал на поступление, уволился. Неделями сидел в шахтинской
библиотеке – готовился. Сдал все экзамены успешно. Правда, едва не срезался на
математике. Слегка схитрив, на экзамен пришел в морской форме, чем подкупил добрую
математичку: в последний момент она подсказала верное решение задачи. И с большим
запасом баллов поступил в РИНХ. Мне тогда было 25 лет. Окончив вуз, поступил там же в
аспирантуру, потом перешел работать на экономфак РГУ, защитил докторскую без отрыва
от работы. С этой стороны жизнь удалась, поскольку я не вижу себя ни моряком, ни
шахтером, ни в какой другой профессии.
С началом перестройки многие мои приятели не выдержали: кто-то забросил конспекты
лекций, кто-то ушел в бизнес. А я, научившись самоорганизации, как мне кажется,
вписался в новую среду.
– Сейчас, с высоты опыта, вы можете оценить разные экономические направления.
Какой экономики вы сторонник?
– Еще аспирантом, дочитывая громадный третий том «Капитала», я, как мне показалось,
понял его основы. Пульс у меня был где-то под 120. Потому считал себя марксистом. Но с
течением времени, видя, что не наступает коммунизм, что Запад обгоняет нас по качеству
продукции, производительности труда – да по всем показателям, я подумал, что, наверное,
крах Советского Союза мог быть предотвращен, если бы не тяжелая 11-я пятилетка, когда
в стране сменились три генсека: Брежнев, Черненко, Андропов. Пришел Горбачев,
начались реформы, которые были ему не по плечу и не по уму. Неудачно сложившийся
«тандем» Ельцин-Горбачев также не принес ничего хорошего. Так что я, скорее,
разочаровавшийся марксист. Какие-то важные вещи мы пропустили. Когда в 70-80-е годы
начал преподавать историю экономических учений, познакомился с теориями западных
экономистов и понял, что там другая жизнь, другая экономика, методы управления,
поэтому мы и проиграли в соревновании двух систем. Мы говорили, что Маркс – гений,
многое предвидел. Но мы так и не увидели на Западе ни революций, ни резкого
обнищания. Практически все выводы Маркса, за исключением роли науки, не
оправдались. Жизнь многообразна, и я ни в какую партию не вступаю. Достаточно с меня
КПСС. Живу пониманием того, что наука – вещь великая, что Россия не пропадет, что
нашей нации уготовано достойное будущее, как минимум, региональной державы.
– А начиналось-то у вас все гораздо интереснее.
– Я и сейчас чувствую себя нормально. Я вижу изобилие товаров, лекарств, которые мне
иногда требуются, возможность поехать за рубеж, колоссальное финансирование ЮФУ,
мощнейшую механизацию умственного труда через компьютеры, информационные
технологии. Есть подрастающее поколение, жизнерадостное, ищущее, требующее своих
прав под солнцем. Я же живу в молодежной среде, которая меня подпитывает энергией.
Поэтому не пессимист.
– Как оптимист профессор Белоусов может оценить нынешнее состояние
экономики нашего региона и в целом страны?
– За семнадцать лет капиталистической трансформации произошло колоссальное число
событий. По сути дела, живу в другой стране, с совершенно другой экономикой.
Незавершенность, неопределенность, непредсказуемость стали доминирующей чертой
нашей общей судьбы. Процессы настолько сложны, трудно прогнозируемы, что единой
оценки нет, и состояние экономики оценивается совершенно по-разному, скажем,
«Единой Россией» или КПРФ, независимыми политологами, экспертами-экономистами.
Основываясь на анализе доступных данных, могу сказать, что мы пережили 8-летний
трансформационный спад, разрушение всего советского, появление безработных, резкое
разделение на богатых и бедных. С конца 90-х, начался так называемый
восстановительный рост. К концу 2007 года по доходам и по объему валового продукта и
некоторым другим показателям подошли к уровню 91-го. Казалось бы, на базе
инновационных технологий должна начаться волна модернизации. Но вошли в полосу
рецессии – спада производства, кризиса. Есть уже первые грозные признаки: начавшиеся
увольнения, в том числе и «белых воротничков», рост предкризисных ожиданий,
напряженность в обществе. Впереди суровая зима, проблемы с падением цен на нефть. По
некоторым оценкам, грядет рост цен на продукты питания вдвое, неопределенность в
судьбе реформ в виде национальных проектов. Экономика (в рамках все того же
восстановительного роста) тормозится, откатывается назад. Все это сопрягается с этапом
спада производства и взаимно усиливает друг друга. У меня предчувствия не очень
хорошие. Что касается роста доходов – они будут сокращаться, начинаются проблемы с
кредитованием. Очень многие почувствовали вкус к потребительскому кредиту на жилье,
машины, мебель... Им тоже придется туго. Те, кто имеет сбережения, резонно опасаются
девальвации рубля. Судя по предпринимаемым мерам, разорения банков не предвидится,
но все это тоже чрезвычайно неопределенно. Так что в целом тревожная атмосфера
ощущается.
– Вы сказали о спаде производства. Но что мы производим? В основном
импортируем.
– С точки зрения обывательской, так и есть. Но, с другой стороны, наша экономика по
валовому продукту восьмая в мире. Как-никак 142 миллиона населения, 70 миллионов
работающих. Продавая сырье, мы должны его добывать, поэтому добывающие отрасли
промышленности, транспорт, жилищное строительство, сельское хозяйство, производство
автомобилей, в том числе грузовых, выплавка металлов, производство станков – 400
отраслей работают. Другое дело, что все это на старой, лет двадцать не обновлявшейся
технической основе. И в валовом продукте значительная доля импортных товаров,
особенно народного потребления: питание, лекарства, автомобили, и мебель, и одежда.
Импортозависимость чувствуется. Но не надо думать, что мы вообще не работаем. В
международном разделении труда определенное место у нас есть. Мы вступили бы в ВТО,
то есть в семью цивилизованных экономик, если бы не ситуация с Южной Осетией Но,
конечно, конкурентоспособность, экономическая эффективность, фондоотдача,
производительность труда, материалоемкость труда нашей экономики значительно хуже и
ниже западных показателей. Отчасти сказывается климат, холодные зимы, огромные
пространства, необходимость перевозить товары на десятки тысяч километров. Но я бы не
стал утверждать, что мы ничего не делаем. Другое дело, что непроизводительно,
неэкономично, неэффективно, некачественно. Но этап модернизации, инновационного
развития, намеченный на рубеж 2020 года, как раз и подразумевал преодоление «родимых
пятен», уход в новые сферы экономики.
– И как справиться с нынешней ситуацией?
– Если удастся наладить управление экономикой, справиться с финансовыми
проблемами, повысить производительность труда, тогда отрасли, поддерживая друг друга,
создадут так называемый синергетический эффект, взаимное подталкивание к
улучшению. Но насколько это будет возможно, сказать пока трудно. Говорить, что все
обрушится и мы пропадем, было бы неумно. Мы стоим на развилке, можем развиваться в
плюс или в минус. И тут даже незначительные силы могут подтолкнуть к усилению
напряженности. Поэтому мы сейчас в неопределенном, неравновесном состоянии. Куда
поведет нас российская доля, сказать достаточно трудно. Все может быть.
– То есть нельзя рассчитывать на то, что в ближайшее время положение
улучшится?
– Надеюсь, мы выстоим. Но, по мнению экспертов, зима и весна будут тяжелыми. Опять
же, если будут приняты гениальные решения и с ситуацией удастся справиться. Вывел же
Рузвельт Америку из великой депрессии, вытащили же из кризиса Аденауэр и Эрхард –
Германию, а Дэнсяо-Пин – Китай, так что, может быть, и у нас случится нечто подобное.
В мировой экономике кризисы случались, но мир от этого не рухнул. Будем надеяться, по
крайней мере, на очистительную роль кризиса.
– Что вас поддерживает, что вселяет уверенность?
– Работа. В XX веке, когда в стране была массовость, монотонность, однообразие,
советская школа с ее технологическим уклоном, базовой естественнонаучной основой
работала нормально. С XXI века началась эпоха непредсказуемости, бесконечных рисков,
неопределенности в прогнозировании. Учить по-старому уже невозможно. Нельзя за пять
лет влить, как в сосуд, какие-то знания в студентов, закупорить и отправить в жизнь.
Модернизация обучения на инновационных основах именно в преподавании, а не в
экономике, очень злободневная вещь. И сейчас наступил такой интересный момент, когда
мы задумываемся, как учить по-новому, как вложить в мозг студента знания наиболее
эффективно, как научить учиться, сделать так, чтобы выпускник самостоятельно шел по
жизни. Инновационность в обучении дает свежую струю. В то же время с переходом на
Болонскую систему входим в новые правила организации обучения – бакалавриат,
магистратуру, образовательные кредиты, стандарты обучения и тому подобное. Я с
некоторой опаской смотрю на наших студентов: закончат они вуз – и куда? Вот она
капиталистическая реальность: сам устраивайся в жизни, сам ищи работу, покупай
квартиру, плати за лечение. Эта новая конкурентная среда тяжела, непривычна. Но судьба
послала мне ИППК, где даже если бы и хотел покрыться мхом – не покроешься, потому
что регулярно приходят очередные слушатели, совершаются поездки в другие вузы,
обмен опытом. Есть и студенты-регионоведы, изучающие совершенно новый
пространственный аспект в экономике: как она структурирована, какие идут
информационные и инфраструктурные перемещения: транспортные, миграционные... В
моей жизни это новая полоса, как и в жизни страны и современной экономической науки,
поэтому скучать не приходится. Говоря высоким штилем, я испытываю радость
творчества, а это влияет на жизненный тонус. Не выпускаю книги из рук, слежу за
новостями в интернете, надо быть, как говорится, в теме. Быть хотя бы на полшага
впереди.
Беседовала Ирина СОБОЛЕВА