Самодуры

реклама
olesia.balabushcko@yandex.ru
Олеся Балабушко,
тел. 831-412-30-34
Фантастическая история
САМОДУРЫ
ЧЕРТ, 26 лет
ГОСУДАРЬ, 29 лет
РЯБОЙ, 50 лет
ГРЕШНИК, 37 лет
МУЗА, 20 лет
ДЕМОН, 35 лет
Место и время действия
МОСКВА, 1826, 1933, 1937, 1939 гг.
Чудовский дворец Кремля.
Рабочий кабинет в Сенатском дворце.
Съемная квартира в Москве, дешевая гостиница.
Сцена первая. Наследники
Чудовский дворец в Московском Кремле. Большой зал с камином. На стене высокое зеркало и
парадный портрет августейшей особы. По залу прохаживается высокий человек в мундире, белых
лосинах и высоких сапогах. Он подходит к шнурку с колокольчиком и дергает за него. На звон
открываются двери. Входит Демон, одетый в мундир надворного советника. У него в руке папка с
бумагами. Кланяется.
ГОСУДАРЬ. Признался?
ДЕМОН. Нет!
ГОСУДАРЬ. А тот? (Делает жест, обозначающий кого-то.)
ДЕМОН. Упорствует, ваше величество!
ГОСУДАРЬ (с досадой). Еще один допрос, и я сам стану республиканцем… (Подходит к портрету
царя.) Брат мой… излишне поощрял сумасбродные мечтания. Велел даже конституцию составить.
А мне теперь решать, кого казнить… и каким способом.
ДЕМОН. Следствие устанавливает… всех сочувствующих… Даже иностранных подданных
проверяем-с…
ГОСУДАРЬ. Плохо проверяете! Сто прапорщиков начитались французских книжек и… вздумали
изменить Россию! Не выйдет! Россия есть казарма, а все жители ее – солдаты. …Я еще понимаю
чернь! Гражданские! Молокососы! Но армия?! Как она посмела!
ДЕМОН. Осмелюсь заметить, Ваше Императорское Величество, по высочайшему повелению сенатская
комиссия инспектировала гвардейские казармы. Составлен рапорт на высочайшее имя. Дозвольте
огласить?
ГОСУДАРЬ. D’accord! [Согласен (фр.).]
ДЕМОН (раскрывает папку и зачитывает бумагу.) В Семеновском полку солдаты занимаются
ремеслом и торговлей, а вырученные деньги сдают ротному командиру. Офицеры пренебрегают
военной формой, ходят во фраках, даже на учениях, надев сверху шинель. Офицеры Смоленского
полка предпочитают жениться на полячках. Мамонтов набрал без дозволения кавалерийский
полк, которым сам же командует. Высказывал антимонархические взгляды и называл покойного
государя «скотиной». Адвокаты…
ГОСУДАРЬ. Хватит!.. Анархию немедленно искоренить! России не нужны адвокаты. Нечего на
Европу заглядываться! Адвокаты погубили Францию. Кто были эти мирабо, мараты, робеспьеры?
Это они гильотину придумали!.. Провидение сохранило Россию! Провидение было на стороне
нашего отечества и трона 14 декабря. Этот день стал днём очищения… (Крестится.) Слава Богу, у
нас есть жандармы! Мятеж – а не досмотрели! Отвечать!
ДЕМОН. Велено докладывать… О чем господа-офицеры говорят в подпитии. У девочек…
ГОСУДАРЬ. Кем велено?
ДЕМОН. Генерал-адъютантом графом Бенкендорфом!
ГОСУДАРЬ. Это низко! Но… иного не дано!
ДЕМОН. Осмелюсь заметить, что другая часть общества... гражданские… распространяют в салонах
фривольные сочинения…
ГОСУДАРЬ. Какие сочинения? Французские?
ДЕМОН. Да. К примеру, это! (Достает лист бумаги.) Прикажете зачитать?
ГОСУДАРЬ. Нет! После! Оставьте эти каракули! У меня в двух полках жеребцы не подкованы… Кем
писано?
ДЕМОН. Месье Пушкин. Псковский помещик.
ГОСУДАРЬ. ПУШКИН?
ДЕМОН. Да. Этих Пушкиных в Москве как собак нерезаных. Большие шутники-с. Особенно Василий
Львович.
ГОСУДАРЬ. «Опасного соседа» он сочинил?
ДЕМОН. Oui! Но это (трясет бумажкой) – сочинение его племянника. Александра Пушкина. Певец
Руслана и Людмилы.
ГОСУДАРЬ. Да. Да. Наслышан. Мне Жуковский показывал. Милая вещичка… Тоже якобинец?
ДЕМОН. Первый разгильдяй в России! Из царскосельских лицеистов.
НИКОЛАЙ. Даем недорослям образование… А они!.. И как ведет себя этот Пушкин?
1
ДЕМОН. Жандармский полковник Бибиков составил полный рапорт. (Достает и зачитывает
другую бумагу.) «Чиновник десятого класса Пушкин обедает во французской ресторации Яра.
Часто бывает у Вяземского. Улица Станкевича, дом 9. Даже был замечен в Большом театре… Его
разговоры вращаются, по большей части, вокруг литературы. Политикой интересуется больше от
скуки, чем злонамеренно.
ГОСУДАРЬ. Что? Что о нем известно помимо формальностей?
ДЕМОН. Есть еще донесение. Из Кишинева. От правительственных агентов. (Роется в папке.)
ГОСУДАРЬ. Читайте!
ДЕМОН. «О Пушкине сказать нечего, разве что он носит ногти длиннее китайских ученых.
Пробуждаясь от сна, сидит, пардон, голым в постели и стрелял из пистолета…
ГОСУДАРЬ. Куда? Стреляет?
ДЕМОН. Написано: «В стену»!
ГОСУДАРЬ. Попадает?!
ДЕМОН. Да!.. В муху!
ГОСУДАРЬ. А на стене есть портреты?
ДЕМОН. Покаместь не установлено… Будем стараться…
ГОСУДАРЬ. Где он сейчас? Этот... Пушкин!
ДЕМОН. В ссылке. Под надзором. По распоряжению нашего покойного государя.
ГОСУДАРЬ. Салонного болтуна в ссылку? Pourquoi? [Зачем? (фр.)]
ДЕМОН. Было перехвачено письмо, в котором месье Пушкин хвастался собственным безбожием.
Писал, что он, дескать, атеист.
ГОСУДАРЬ. Вздор! Пасквилянт! Дуэлянт! Мальчишка!
ДЕМОН. Но в салонах только о нем и говорят. Он пользуется благосклонностью. Особенно дам. Его
ветреные стишки дамы переписывают в тетрадки. Полгода назад, сразу после декабрьских
событий, Пушкин писал на высочайшее имя прошение…
ГОСУДАРЬ. О чем просит?
ДЕМОН. Просит разрешения приехать в Москву, Петербург или «в чужие края», чтобы вылечиться
от аневризмы.
ГОСУДАРЬ. Пошлите фельдъегеря! Пусть немедленно доставят ко мне месье Пушкина!
ДЕМОН. Будет исполнено.
ГОСУДАРЬ. Это всё?
ДЕМОН. Еще указ. Изволите подписать?
ГОСУДАРЬ. Какой указ?
ДЕМОН. Указ об учреждении новой должности шефа жандармов с назначением на нее генераладъютанта Бенкендорфа и подчинением ему всех жандармов, как состоящих при войсках, так и
числившихся по Корпусу внутренней стражи… Прикажете отложить?
ГОСУДАРЬ. Нет! Я подпишу… сейчас.
ДЕМОН (подносит перо и чернила). Здесь, Ваше Императорское Величество!
ГОСУДАРЬ. Перо! Чернила! Voilà [Вот! (фр.)] Аllez! [Идите! (фр.)]
Демон уходит с поклоном.
Que diable ce monsieur Pouchkine [Что за черт этот месье Пушкин (фр.).](Уходит.)
Сцена вторая. Письмо советскому правительству
Рабочий кабинет в Сенатском дворце. Большие дубовые двери. На стене висит портрет Ленина.
Под ним рабочий стол с массивной лампой и черным телефоном. Кожаное кресло. Шкафы с
книгами. Тяжелые шторы на окнах. Паркет и красная дорожка на полу.
Входит хозяин кабинета. Подходит к окну. Стоит, думает.
Подходит к столу и поднимает трубку телефона.
РЯБОЙ. Пусть войдет! (Садится в кресло.)
Входит человек, одетый в мундир полковника НКВД. У него в руках папки с бумагами.
щелкает каблуками.
2
Он
ДЕМОН. Разрешите доложить?
РЯБОЙ. Докладывай!
ДЕМОН. У него есть брат. Николай. За границей. Живет в Париже… (Смотрит вопросительно.)
РЯБОЙ. Дальше…
ДЕМОН. Надежда Константиновна устроила его в Главлитпросвет. Секретарем.
РЯБОЙ. Вечно эта базедова баба суется некстати..!
ДЕМОН. Она же помогла с московской пропиской… У нас есть копия его письма брату. Зачитать?
(Роется в папке.)
РЯБОЙ. Так скажи…
ДЕМОН. Жалуется на неблагоприятную литературно-театральную ситуацию и рассказывает о
своем тяжелом материальном положении.
РЯБОЙ. Нашим писателям грех жаловаться. Почему Демьян Бедный не жалуется?.. ( Встает, берет
со стола трубку и раскуривает.) Потому что он получил от советской власти особняк графа
Панина, у которого служил секретарем… сам Фонвизин… Крупный писатель – всегда беспокойство
для власти. Ленин это понимал. Он выслал Горького лечиться на Капри. Но я вернул Горького и
подарил ему… Автомобиль! …Поэтому мне все хотят понравиться. И Булгаков, и Бабель. Но у
Бабеля это не вышло… Булгаков в том виде, в котором он есть, представляет антисоветское
явление. Что скажете?
ДЕМОН. По-моему, он чистый белогвардеец!
РЯБОЙ. Я и сам знаю, что белогвардеец. «Дни Турбиных» четырнадцать раз смотрел. МХАТ хорошо
играет. Актеры молодцы. Старая школа.
ДЕМОН (достает еще бумагу). Сотрудники творческого объединения «Пролетарский
театр» жалуются, что Булгаков добился постановки четырех явно антисоветских пьес в трех
крупнейших театрах Москвы. «Дни Турбиных» – Художественный, «Зойкина квартира» –
Вахтангова, «Багровый остров» – Камерный, и еще «Бег» готовится к постановке
в Художественном. Они подчеркивают, что эти пьесы отнюдь не выдающиеся по своим
художественным качествам, а стоят, в лучшем случае, на среднем уровне.
РЯБОЙ. Правильно беспокоятся! (Прохаживается, покуривая.) Почему так часто ставили на сцене
пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватало. Году
эдак в двадцать четвертом тире двадцать шестом наш молодой театр испытывал репертуарный
голод… Но теперь у нас есть свои пролетарские писатели. Шолохов, Лавренев, Иванов… Да и
старые клячи Горький и Толстой борозды не портят. Поэтому всю эту скрытую белогвардейщину
мы и закрыли. Время булгаковых прошло! Окончательно прошло!
ДЕМОН. Заведующий отделом агитации, пропаганды и печати ЦК ВКП(б) составил докладную
записку по поводу разбора пьесы «Бег» для Политбюро… (Достает и отдает хозяину. Тот
просматривает и кладет на стол.)
РЯБОЙ. «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям
антисоветской эмигрантщины, – стало быть, попытка оправдать или полуоправдать
белогвардейское дело… Все эти по-своему «честные» Серафимы и всякие приват-доценты
оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее
у народа (несмотря на свою «честность»), что большевики, изгоняя вон этих «честных»
сторонников эксплуатации, осуществляли волю рабочих и крестьян и поступали поэтому
совершенно правильно. «Бег» – это уже закрытая тема… (Заканчивает курить, кладет трубку.)
ДЕМОН. «Дни Турбиных» тоже закрыть?
РЯБОЙ. Оставьте… Для товарища Сталина… Товарищ Горький советует смотреть Эрдмана. Но я
ему сказал: «Эрдман мелко берет, поверхностно берет. Вот Булгаков! Тот здорово берет! Против
шерсти берет!» (Показывает рукой и интонационно.) Это мне нравится!.. Пусть работает…
ДЕМОН. Булгаков обратился с письмом к Советскому правительству. Разрешите зачитать?
РЯБОЙ. Читай! (Садится в кресло.) Не быстро…
ДЕМОН (Достает из папки и читает). «Я обращаюсь к Правительству СССР со следующим
письмом. После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым
я известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет: сочинить
«коммунистическую пьесу», а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом,
содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных
произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать как преданный идее коммунизма
3
писатель-попутчик. Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале…». Далее
много написано про «Багровый остров»…
РЯБОЙ. Пропустите…
ДЕМОН. «Произведя анализ моих альбомов, вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет
моей литературной работы триста один отзыв обо мне. Из них: похвальных – было три,
враждебно-ругательных – двести девяносто восемь. … Обо мне писали как о «литературном
уборщике», подбирающем объедки после того, как «наблевала дюжина гостей». … Ныне я
уничтожен. 18 марта 1930 года я получил из Главреперткома бумагу, лаконически сообщающую,
что моя новая пьеса «Кабала святош» («Мольер»)
К ПРЕДСТАВЛЕНИЮ НЕ
РАЗРЕШЕНА. … Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна
погребению заживо. Я ПРОШУ ПРАВИТЕЛЬСТВО СССР ПРИКАЗАТЬ МНЕ В СРОЧНОМ ПОРЯДКЕ
ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ СССР В СОПРОВОЖДЕНИИ МОЕЙ ЖЕНЫ ЛЮБОВИ ЕВГЕНЬЕВНЫ
БУЛГАКОВОЙ… Если же и это невозможно, я прошу Советское Правительство поступить со мной,
как оно найдет нужным, но как-нибудь поступить, потому что у меня, драматурга, написавшего
пять пьес, известного в СССР и за границей, налицо, в данный момент, – нищета, улица и гибель.
Москва,
28 марта 1930 года».
РЯБОЙ. Зачем вы мне все это докладываете?
ДЕМОН. Как советскому правительству…
РЯБОЙ. В Правительстве есть и другие товарищи, а не только товарищ Сталин. Что они там
думают?
ДЕМОН. Где?
РЯБОЙ. В Доме писателей! Или товарищ Сталин должен за ними их писательское г… (на
грузинском) выгребать?!
ДЕМОН. Виноват, товарищ Сталин!
РЯБОЙ. Вы самого Булгакова видели?
ДЕМОН. Да! Он производит впечатление человека обреченного. Я даже не уверен, что он нервно
здоров. Положение его действительно безысходное. ОГПУ даже конфисковала у него дневники во
время обыска.
РЯБОЙ. Считаю действия ОГПУ неправильными. Надо предложить ОГПУ дневники вернуть…
В отношении Булгакова наша пресса заняла неправильную позицию. Вместо линии
на привлечение его и исправление – практиковалась только травля, а перетянуть его на нашу
сторону, судя по всему, возможно. Он хочет работать с нами, но ему не дают и не помогают в этом.
Что же касается просьбы Булгакова о разрешении ему выезда за границу, то я думаю, что ее надо
отклонить. Выпускать его за границу с такими настроениями – значит увеличивать число наших
врагов.
ДЕМОН. 5 мая он написал второе письмо. Лично вам. (Достает еще бумагу.)
РЯБОЙ. Слушаю!
ДЕМОН (зачитывает). «Многоуважаемый Иосиф Виссарионович! Я не позволил бы себе
беспокоить Вас письмом, если бы меня не заставляла сделать это бедность. Я прошу Вас, если это
возможно, принять меня в первой половине мая. Средств к спасению у меня не имеется.
Уважающий Вас Михаил Булгаков».
РЯБОЙ. Это хорошо, что он просит…
ДЕМОН. Прикажете доставить? В Кремль? На Лубянку?
РЯБОЙ. Нет!.. Передайте ему наш номер телефона. Пусть позвонит в конце мая. Идите…
Демон щелкает каблуками и уходит.
РЯБОЙ (подходит к краю сцены и говорит в зал). Надо шаг за шагом выживать со сцены старую
и новую непролетарскую макулатуру в порядке соревнования, путем создания могущих
ее заменить настоящих, интересных, художественных пьес советского характера. … (Залу.)
Аплодисменты, товарищи!
Уходит.
Сцена третья. Поэт
Небольшая комната в дешевой гостинице. Дверь, чердачное окошко, кушетка, столик с
канделябром, хаотично навалены связанные стопки книг. На столике – штоф и рюмка. Входит
4
Черт в белой сорочке, слегка распахнутой, и черных штанах. Он стелет посередине комнаты
небольшой коврик и делает гимнастику. Машет руками, приседает, делает «березку». Вдруг
начинает декламировать…
ЧЕРТ. Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный…
Твой колокольчик огласил…
Срывается. Ищет перо и бумагу.
ЧЕРТ. Чернила. Где чернила? Закончились чернила. Принесите чернила. Я сейчас всё забуду.
Россия потеряет гениальные строчки! Черт! Черт! В этой гостинице есть чернила, или только
тараканы в избытке? Кто-нибудь! Чернила! Скорей! Невмоготу!
В комнату входит девушка в белом прозрачном платье с баночкой чернил.
МУЗА. Уже несу! Ici! [Вот, здесь (фр.).] Voilà!
ЧЕРТ. Я посылал чертей за чернилами. Не за тобой! (Складывает руки на груди.)
МУЗА. Я должна тебя вдохновлять! (Ставит чернила на столик.)
ЧЕРТ. Великолепно! Снимай пеньюар!
МУЗА (протягивает Черту перо). Сначала запиши строчку.
ЧЕРТ (пишет). Довольна? Пора! (Протягивает руку.)
МУЗА. Нет! (Отводит руку в сторону.) Я чистое вдохновение. Я посещаю поэтов в минуту слабости.
ЧЕРТ. А Жуковскому показывала?.. В минуту слабости…
МУЗА. И Жуковскому, и Вяземскому, и Чаадаеву… Но я – муза! Я служу Аполлону. Я… ничья!
ЧЕРТ. А я?
МУЗА. Ты самый талантливый средь них.
ЧЕРТ. Значит, для меня можно сделать исключение!
МУЗА. Нельзя!
ЧЕРТ. Почему?
МУЗА. …Тебе письмо… (Достает из лифа письмо.)
ЧЕРТ. Письмо! Неужели!.. А я тут упражняюсь. (Снова приседает, держа письмо в руках.)
МУЗА. Обезьяна делает гимнастику. Хи-хи-хи!
ЧЕРТ. …Собираюсь покувыркаться на кушетке.
МУЗА. Сначала прочитай послание.
ЧЕРТ. Откуда?
МУЗА. Из Михайловского.
ЧЕРТ (берет пакет). Из Михайловского? Постой! Но я ж оттуда. Третьего дня явился ко мне
фельдъегерь. С пакетом. Требуют в старую столицу.
МУЗА. Должно быть, государь…
ЧЕРТ. Я направил на имя государя прошение. После несчастного декабря.
МУЗА. Каков был ответ?
ЧЕРТ. Ну, раз я здесь, значит, прошение рассмотрено. Может быть, Его Величеству угодно будет
переменить мою судьбу. Я просился в чужие края… (Декламирует.)
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!..
Каково?
МУЗА (присаживается на стул). Покувыркайся еще.
ЧЕРТ. Зачем?
МУЗА. Меня это очень смешит.
5
ЧЕРТ. Дура! Я болен! Я с дороги! Устал!.. Злой как черт! Голодный, как Гаргантюа!
МУЗА. Фу! Деревенщина! Заберу талант!
ЧЕРТ. Чего губы надула? Или у тебя новый mon cher ami? Офицер? Гвардеец? Супротив моего
красавец? (Садится на кушетку.)
МУЗА. Ты, Саша, хоть собою дурен, но уж больно выразителен.
ЧЕРТ. А ты прыгай ко мне на софу. Я с тобой дурно поступать стану.
МУЗА. Ты лучше пошли за девкой… Но сначала прочитай письмо.
ЧЕРТ. (Распечатывает и читает письмо.) Милостивый государь… Я должен вам сообщить… Je ne
sais pas… [Я не знаю (фр.).] (Бормочет на французском.)
МУЗА. Дурные вести?
ЧЕРТ (поднимает голову). Мальчик умер!
МУЗА. Павлуша?
ЧЕРТ. Да! Два месяца от роду.
МУЗА. Бог дал. Бог взял!
ЧЕРТ. Первый раз… Ей лет двенадцать было. Я подарил ей пряник и назвал бедной. А она
рассмеялась и говорит: «Отчего же бедная? Кое-что уже накопила.» Всё бегала в платочке, всё
веником обмахивала. Её младые лета не были опозорены молвою. В другой раз был в
Михайловском – ей уж четырнадцать. За сенную девку работала. А сама почти зрелая… В третий
мой приезд возраст приближался к двадцати. Тут уж нас черт венчал!
МУЗА (подходит и гладит Черта по головке). Бедненький!
ЧЕРТ. Оля по-французски вовсе не понимала. Я купил ей шелковое малиновое платье. А она все
смеялась: «Ну, какая же я барыня. Все равно как медведя наряжать ямщиком». Девки из веселого
дома и не такое носят. А как груди-то колыхались. Чисто ромовая баба. А я всё обнимал и шептал
ей премилые слова…
МУЗА. Ты виноват перед ней.
ЧЕРТ. Вина! ВИНА!.. Подайте мне вина! (Встает, наливает из штофа бокал.) Помянем!
(Выпивает.) Вчерась у Вяземского читал «Бориса Годунова». Девицы плакали. А сегодня с
Войновичем иду в баню. В Москве бани хорошие. Не то что в столице… Лежишь на полке чистый и
неторопливо беседуешь…
МУЗА. Голышом-то не стыдно..?
ЧЕРТ. Мое пристрастие к баням и купанию до глубокой осени всем известно.
МУЗА. На тебя скоро будут билеты продавать. Как на дикобраза в царском саду.
ЧЕРТ (смотрится в зеркальце). Арап, одетый как барин. Вылитый Навуходоносор! Видишь, какие
когти отрастил?
МУЗА. И зачем это?
ЧЕРТ. Так! Достопримечательность моя!
За окном раздается колокольный звон. Муза подходит к окну и закрывает его.
МУЗА. Сюда летит демон. Мне пора!
ЧЕРТ. А поцеловать?
МУЗА. Как тебе не стыдно!
ЧЕРТ. Под юбкой спрятан ключ от Орлеана… Стыдно должно быть Вольтеру.
МУЗА. Спроси Вольтера, хорошо ли ему там… (показывает наверх). Но мне пора.
ЧЕРТ (хватает за руку). Останься! Уже поздно!
МУЗА. Жуковский еще не спит…
ЧЕРТ. Он же старик?!
МУЗА. Я должна ему помочь. Он сочиняет новую поэму.
ЧЕРТ. И как она?
МУЗА. Недурна собой. «Ужель та самая Светлана...» Хи-хи-хи.
ЧЕРТ. Почеши ему за меня пятки. Гусиным пером. (Протягивает ей перо.)
МУЗА. Непременно… (Берет перо и вертит им.)
ЧЕРТ. Да ты кокетка!
МУЗА. Для всех поэтов – общая кузина. (Кланяется и уходит.)
ЧЕРТ. Кузина – Зина. Как Волконская. У нее нынче кружок соберется. Все меня послушать спешат…
(Декламирует.)
Москва премилая старушка.
6
Разнообразной и живой
Она пленяет пестротой,
Старинной роскошью, пирами,
Невестами, колоколами,
Забавной, легкой суетой.
Подбегает к столику, хватает бумагу, пишет. Поворачивает лист. Черкает.
ЧЕРТ. Опять закончилась бумага. Бумаги! Принесите мне бумаги!.. (Убегает.)
Сцена четвертая. Звонок
Московская писательская квартира. Грешник сидит за столом и пишет, потом зачитывает.
ГРЕШНИК. «Дорогой Евгений Александрович, пройдите мимо нашего счастья…» (Рвет бумагу.)
Это невыносимо!
Раздается входной звонок. Грешник открывает дверь и пятится назад.
Демон в мундире полковника НКВД.
Входит
ДЕМОН. Товарищ Булгаков?
ГРЕШНИК. Да. (Кивает.)
ДЕМОН. Михаил Афанасьевич?
ГРЕШНИК. Д-а.
ДЕМОН (смотрит в бумагу). …1892 года рождения, беспартийный, проживающий в городе
Москве...
ГРЕШНИК (совсем тихо). Да.
ДЕМОН. Собирайтесь!
ГРЕШНИК. С вещами?
ДЕМОН. Пока нет. Вам необходимо позвонить по этому номеру. (Протягивает бумагу.)
ГРЕШНИК. Но у меня нет телефона…
ДЕМОН. Ближайший автомат на улице. Вас проводят.
ГРЕШНИК. Когда позвонить?
ДЕМОН. Немедленно!
ГРЕШНИК. Хорошо… Я минутку… Обуюсь… Извините… Кому позвонить?
ДЕМОН. Там ответят. На выход!
ГРЕШНИК (обувшись). Да-да…
Выходят. Улица. Телефон-автомат. Грешник набирает номер. Нервничает. Ошибается. Мнет в руке
бумажку с номером, роняет, поднимает. Снова набирает. Слышны долгие гудки. Грешник
озирается и ждет.
ГОЛОС. У аппарата!
ГРЕШНИК. Моя фамилия… Булгаков. Мне передали, чтобы я позвонил…
ГОЛОС. Кому?
ГРЕШНИК. С-С-СТАЛИНУ!
ГОЛОС. Ожидайте!
Грешник нервно ждет. Вдруг в телефоне раздаются помехи… Кто-то говорит, но ничего не
разобрать.
ГРЕШНИК. Алло! Алло! Плохо слышно!
К телефону подходит Демон, одетый в длинное пальто.
ГОЛОС. Говорите!
ГРЕШНИК. Это товарищ Булгаков. Я должен говорить с товарищем Сталиным!
В трубке опять слышны помехи. Демон стучит в стекло автомата.
ДЕМОН. Гражданин! Почему так долго? Это общественный телефон. У нас все равны!
ГРЕШНИК (высовывается). Да-да. Извините. Но это очень важный звонок.
ДЕМОН. Вы нас задерживаете! Подумаешь, какая важность!
7
ГРЕШНИК. Еще минутку, товарищ! Я… я разговариваю… с товарищем Сталиным…
ДЕМОН. Хорошо, что товарищ Сталин не слышит ваше вранье!
ГРЕШНИК. Но поймите же вы..!
ДЕМОН. Кончай издеваться! Не ври! Повесь трубку!
ГРЕШНИК. От этого зависит моя жизнь…
ДЕМОН. Повесьте трубку! Освободите телефон!
ГРЕШНИК. Но я ничего не успел сказать…
ГОЛОС. Идите домой – вам позвонят.
В трубке раздаются короткие гудки. Грешник вешает трубку и отходит.
ДЕМОН. Позвоните лучше Калинину. У меня сосед всегда так делает.
Демон звонит. Грешник уходит домой. В квартире медленно снимает ботинки.
Входит Муза. На пеньюар накинут халат. Она расставляет по столу тарелки.
МУЗА. Зачем выходил на улицу?
Грешник молчит.
МУЗА. Ты виделся с ней?
ГРЕШНИК. Нет!
МУЗА. Что сказала Елена Сергеевна?.. Ты обещал.
ГРЕШНИК. Это сейчас не важно!
МУЗА. Для меня важно!
ГРЕШНИК. Я написал Шиловскому, что между нами всё кончено!
МУЗА. Это неправда! Я думаю, это неправда! Ты продолжаешь меня обманывать. Ты неисправим!
ГРЕШНИК. Прости!.. Мне сейчас очень трудно. Мне приходится работать урывками. В таких
условиях не работал даже Достоевский.
МУЗА. Но ты же не Достоевский!
Муза уходит. Входит Демон в мундире НКВД.
ГРЕШНИК. Вы за мной!
ДЕМОН. Нет!
ГРЕШНИК. А…?
ДЕМОН. Велено установить телефон.
Уходит и приносит телефонный аппарат. Устанавливает.
ГРЕШНИК. Что я должен сделать?
ДЕМОН. Вам позвонят.
Демон уходит. Грешник долго смотрит на аппарат. Ходит вокруг него. Протирает трубку
салфеткой. Имитирует разговор. Телефон всё не звонит. Входит Муза.
МУЗА. Ты ничего не ел? Прошло уже два часа… Откуда у нас телефонный аппарат?
ГРЕШНИК. Мне должны позвонить.
МУЗА. Кто?
ГРЕШНИК. Он!
МУЗА. Сам?
ГРЕШНИК. Да! Сам!
МУЗА. Что с тобой?
ГРЕШНИК. От этого зависит моя судьба… Даже жизнь…
МУЗА. А вдруг он не позвонит?.. Я принесу еще сухарей…
Муза уходит. Звонит телефон. Грешник долго не может снять трубку. Наконец снимает.
ГРЕШНИК. Я!
РЯБОЙ. Товарищ Булгаков?.. Как вы живете?
ГРЕШНИК. Спасибо, товарищ Сталин!
РЯБОЙ. Вы нам писали?
ГРЕШНИК. Да, товарищ Сталин, писал… Понимаете, меня не печатают… Меня не принимают…
8
РЯБОЙ. И вы решили уехать… за границу?
ГРЕШНИК. Нет, товарищ Сталин. Я много думал и решил: как бы ни было трудно, я не уеду, даже
если мне суждено на Родине умереть от голода. Место русского писателя в России.
РЯБОЙ. Вы… правильно… решили… товарищ… Булгаков… Не следует… писателю… покидать
Родину…
ГРЕШНИК. Да, я остаюсь. Но у меня большие трудности.
РЯБОЙ. Сегодня литература как никогда нуждается в заботе со стороны партийных и
хозяйственных органов.
ГРЕШНИК. Да, да, товарищ Сталин! Нуждается…
РЯБОЙ. Это хорошо, что вы со мной согласны.
ГРЕШНИК. Меня никуда не принимают. На работу.
РЯБОЙ. А вы… попробуйте…
ГРЕШНИК. Пробовал – не берут!
РЯБОЙ. А вы попробуйте обратиться… во МХАТ… Почему бы вам не стать заведующим
литературной частью МХАТа?.. Разве это плохая работа?..
ГРЕШНИК. Товарищ Сталин, да меня и в дворники туда не возьмут, не то что в заведующие
литературной частью.
РЯБОЙ. А вы попробуйте… Очень вам советую… попробовать.
ГРЕШНИК. Я попробую, но не уверен в успехе.
РЯБОЙ. Ничего. Мы вам… немножко поможем… в этом деле. Кое-какое влияние у нас есть.
ГРЕШНИК. Спасибо, товарищ Сталин.
РЯБОЙ. Какие еще у вас проблемы?
ГРЕШНИК. Не печатают. Цензура не пропускает.
РЯБОЙ. Теперь я буду вашим цензором. Присылайте мне все ваши произведения…
ГРЕШНИК. Спа…
В трубке раздаются гудки. Грешник кладет трубку, садится на стул и долго сидит.
Муза.
МУЗА. Ты даже не притронулся… Суп давно остыл. Придется снова греть.
9
Входит
Сцена пятая. Аудиенция
Дворцовая зала. Огромный камин в центре. Ярко горят дрова. Государь греет руки.
ГОСУДАРЬ. В Петербурге погода скверная. Сырая. Но и в Москве не лучше. Холодно. Слишком
холодно. Как они тут зимой не околеют.
Входит Демон. Объявляет.
ДЕМОН. Доставили месье Пушкина.
ГОСУДАРЬ. Как доставили? С жандармами?
ДЕМОН. Нет. Свободно. Под надзором фельдъегеря. Не в виде арестанта.
ГОСУДАРЬ. Зовите!
Демон уходит. Входит Черт. Демон объявляет.
ДЕМОН. Чиновник 10-го класса месье Пушкин!
ЧЕРТ. Ваше Величество! (Слегка кашляет.) Прошу прощения. Я болен! В дороге растрясло.
ГОСУДАРЬ. Вставайте у камина. Здесь теплее.
ЧЕРТ. Покорнейше благодарю!
Встает рядом с государем у камина. Оба греют руки.
ГОСУДАРЬ. Я читал… Я читал ваше прошение... Вы обещали ни к каким тайным обществам не
примыкать.
ЧЕРТ. Чистая правда, государь! Никогда и не за что!..
ГОСУДАРЬ. А раньше, значит, примыкали? Или имели намерение примкнуть? Или знали о чем-то
тайном, но не сообщили?
ЧЕРТ. И ранее не примыкал… Меня только «les jupes et les robes» [юбки и платья (фр.)]
интересовали…
ГОСУДАРЬ. Неужели?
ЧЕРТ. Ей-Богу! В cтолице про меня такое говорили... Даже список составили.
ГОСУДАРЬ. Что за список?
ЧЕРТ. Тайный…
ГОСУДАРЬ. Вольнодумцев?
ЧЕРТ. Нет! Список моих любовных похождений.
ГОСУДАРЬ. И только-то?
ЧЕРТ. Очень уж длинный. От Москвы до самого Кишинёва… Я и сам составлял, но мог
запамятовать…
ГОСУДАРЬ. Но можно ли вам верить, месье Пушкин?.. Вы – черный, с длинными когтями, но…
ЧЕРТ. ...без хвоста.
ГОСУДАРЬ. Хвост за вами тянется от Москвы до самого Петербурга… Нехорошо-с…
ЧЕРТ. Я дальше Кишинёва не ездил. Дозволения не было. У вашего венценосного брата я никогда
в чести не был. Однажды он прямо сказал: «Ты мне даешь советы, как управлять Россией; но ты
еще очень молод и совсем не знаешь России, а потому я пошлю тебя изучать её...» Послал меня в…
Кишинёв.
ГОСУДАРЬ. И как там?
ЧЕРТ. Все говорят по-французски. Даже греки. Всё тащат из Европы. Шампанское. Женщин.
Культуру.
ГОСУДАРЬ. Il n'est pas interdit par la loi. [Это не запрещено законом (фр.).] Что еще вы делали в
Кишинёве?
ЧЕРТ. Искал могилу Овидия…
ГОСУДАРЬ. Я тоже бывал в Кишинёве. Город велик, но выстроен нехорошо. Улицы тесны,
переулков тьма, домов каменных очень мало.
ЧЕРТ. Истинная правда, государь!
ГОСУДАРЬ. Но вы и там отличились?! У меня есть письменные доказательства.
Звенит колокольчик. Входит Демон с бумагой и передает её государю.
Вот строчки… «Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу...» (Смотрит на демона.)
Как там дальше?
10
ДЕМОН. «...Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу»…
ГОСУДАРЬ. Вот-вот! Сам писал?
ЧЕРТ. Погорячился… По молодости. Да и вообще это про Наполеона! (Принимает позу Наполеона.)
ГОСУДАРЬ. Наполеона?.. (Смотрит удивленно на Демона.)
ДЕМОН (пожимает плечами). А что? Похож!
ГОСУДАРЬ. Допустим…
ЧЕРТ. Буонапарти – супостат. Пошел на Россию! Сжег Москву! Тиран, да и только!
ГОСУДАРЬ. Значит, по молодости?
ЧЕРТ. Мне ж только двадцать шесть. (По-французски повторяет.) Je suis seulement vingt-six ans.
ГОСУДАРЬ. Да и мне двадцать девять. Но КАКАЯ ответственность! А тут еще эти вольтерьянцы,
мятежники, цареубийцы. Отвечайте мне прямо! Тогда, 14 декабря, доведись быть на Сенатской
площади… ЧТО?!
ЧЕРТ. Встал бы в ряды мятежников, Ваше Императорское Величество!
ГОСУДАРЬ. Зачем?
ЧЕРТ. Друзей покрываю!
ГОСУДАРЬ. Ваши друзья хотели лишить МЕНЯ престола… Даже жизни! А это как?!
ЧЕРТ. Образ мыслей моих известен. …Я монархист! Никогда я не проповедовал ни возмущения, ни
революции. Хотя все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные – под
именем Баркова. Даже Вяземскому писал: «Бунт и революция мне никогда не нравились, это
правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков». Ваши
жандармы не могли этого не читать…
ГОСУДАРЬ (Демону). Читали?
ДЕМОН. Так точно! Читали-с! Сейчас найдем-с! (Выходит.)
ГОСУДАРЬ. Ну, раз так, то… ПРОСТИМ басурмана!
ЧЕРТ. Арапчонка, Ваше Императорское Величество!
ГОСУДАРЬ. Довольно ты подурачился. Надеюсь, теперь будешь рассудителен. Мы более ссориться
не будем. Сочинений твоих отныне никто рассматривать не будет. На них нет никакой цензуры.
Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь. Отныне я сам буду твоим цензором.
ЧЕРТ. Вы хотите сделать меня счастливым? Я потерял столько друзей, но приобрел лучшего
читателя на свете. Я готов писать во славу России!
ГОСУДАРЬ. И какая же роль будет уготована мне в твоих сочинениях?
ЧЕРТ. Продолжателя дела Петра Великого. Ваш прапрадед...
ГОСУДАРЬ. Хорошо! Я лишь начинаю царствовать, а дел предстоит, как у Петра Великого. Сдюжим
ли?
ЧЕРТ. Извольте! (Декламирует.)
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дел Петра
Мрачили мятежи и казни.
Семейным сходством будь же горд,
Во всем будь пращуру подобен!
Как он – неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
ГОСУДАРЬ. Это что было? «Пращуру подобен»?
ЧЕРТ. Так, безделица пролилась. Но сходство налицо!
ГОСУДАРЬ. Льстец!
ЧЕРТ. А как же!
ГОСУДАРЬ. Прощайте! Бенкендорфа я поставлю в известность. Пишите на его имя. Он будет
нашим почтовым голубем. … И рекомендую остепениться. Найти жену…
ЧЕРТ. Тогда вышлите меня за границу. Хоть под конвоем.
ГОСУДАРЬ. Зачем?
ЧЕРТ. Для поиска той единственной… Хочу в Баден-Баден…
ГОСУДАРЬ. Особо не увлекайтесь… Есть женщины в русских селеньях… Идите!
ЧЕРТ. Как скажете, государь!
11
Черт кланяется и уходит. Государь звонит в колокольчик. Входит Демон с бумагами.
ГОСУДАРЬ. Он ушел?
ДЕМОН. Кто?
ГОСУДАРЬ. Умнейший человек в России.
ДЕМОН. Месье Пушкин. Убыли-с… Наблюдение продолжить? Вот его переписка. (Кладет на стол
бумаги.)
ГОСУДАРЬ. Это лишнее… Теперь он наш… (Ворошит бумаги на столе.) Необходимость реформ уже
достаточно созрела во мне. Вызовите Блудова, Кочубея и Сперанского. Я намерен составить из них
секретный комитет для разработки широкого плана реформ государственного порядка.
ДЕМОН. Слушаю-с! Рад стараться!
ГОСУДАРЬ. Да. Еще. Найдите мне нового цирюльника, который отличает уши от висков, не читает
Пушкина. Да и вообще не читает.
Уходят.
Сцена шестая. Другая женщина
Квартира Грешника. Входит Грешник. На нем светлое модное пальто с мехом и шляпа. Он в
хорошем настроении. Снимает шляпу и картинно роняет на стол.
ГРЕШНИК. (Цитирует «Кабалу святош».) Попрошу со сцены не пялить глаз на короля… Кому вы
это говорите, мэтр? Я тоже воспитан, потому что француз по происхождению… Что еще я должен
сделать, чтобы доказать, что я червь? Но…, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, я
протестую…
Из соседней комнаты, кутаясь в шаль, выходит заспанная Муза.
МУЗА. Почему так поздно?
ГРЕШНИК. Худсовет! … Гениальный Старик (Станиславский) опять меня ругал. А Владимир
Иванович (Данченко) снова защищал.
МУЗА. Почему так поздно?
ГРЕШНИК. Играл на бильярде… с Эрдманом.
МУЗА. Опять проигрался…
ГРЕШНИК. Нет! Нет! Нет! Платил он. Его напечатали. А скоро и меня. Они приняли «Кабалу
святош». Даже начали уже репетировать…
МУЗА. Как дела в театре?
ГРЕШНИК. Я же сказал… Меня репетируют!.. (Хватает за руки и кружит Музу.)
МУЗА. Не верю!
ГРЕШНИК. Не ворчи, как Станиславский!
МУЗА. Ты снова виделся с ней?!
ГРЕШНИК. Мы не виделись уже пятнадцать месяцев. Честное слово!
МУЗА. Ты снова виделся с ней!
ГРЕШНИК. Почему ты так решила?
МУЗА. Я встретила Михальского. Он сознался. Просил прощения за свое посредничество.
Правильнее сказать, сводничество. Ты видел ее в ресторане «Метрополя».
ГРЕШНИК. Да!.. (Цитата из «Кабалы святош».) «Великий монарх, видимо, королевство без
доносов существовать не может?»
МУЗА. Больше не обманывай меня. Я всё понимаю.
ГРЕШНИК. Да. Мы любим друг друга. Так же, как любили раньше.
МУЗА. И что вы решили?
ГРЕШНИК. Я был у Шиловского.
МУЗА. Зачем?
ГРЕШНИК. Просил отпустить ее.
МУЗА. Она тоже там была?
ГРЕШНИК. Нет. Елене Сергеевне не было позволено присутствовать. Так захотел сам Евгений
Александрович.
МУЗА. И что он? Отпустил?
12
ГРЕШНИК. Сначала схватился за пистолет.
МУЗА. А ты?
ГРЕШНИК. (Картинно берет со стола вилку и целится.) Я сказал: «Не будете же вы стрелять в
безоружного? Дуэль – пожалуйста…»
МУЗА. Это всё?
ГРЕШНИК. Нет. Шиловский мне сказал: «Михаил Афанасьевич! То, что я делаю, я делаю не для вас,
а для Елены Сергеевны».
МУЗА. И что они решили?
ГРЕШНИК. Старший сын Евгений остается с отцом. А Сережа будет жить с нами.
МУЗА. Когда на тебя свалилась слава, ты бросил Тасю. Ради тебя я бросила в Германии свою
любовь. На квартире Уборевича ты всем рассказывал, как поехал кататься на лыжах, а я на
лошади… Я это всё терпела... а Елена Сергеевна смеялась. Не понимаю! Что она в тебе нашла?
Шиловский генерал, а ты всего лишь… Франт в пальто.
ГРЕШНИК. Шиловский подавляет её скукой. Он был для нее удобным пеналом, в котором тепло,
но очень тесно… Прости меня, Любаша… Лена будет жить в нашей квартире.
МУЗА. Хочешь, чтобы мы жили троицей?
ГРЕШНИК. Да. А-ля Маяковский.
МУЗА. Скоро из Маньчжурии приедет мой любовник – красный комдив. И заберет меня к себе.
ГРЕШНИК. Когда же ты успела?
МУЗА. Ты согласен?
ГРЕШНИК. Я согласен!
МУЗА. Тогда я могу уйти. Надо уложить вещи.
Муза уходит.
ГРЕШНИК (потирает руки и садится за рукописи). Теперь можно заняться театром. Театр как
любимая женщина (смотрит на дверь), которая от тебя ушла.
Сцена седьмая. Черт знает что
Черт лежит на софе с думой, в руках перо. На нем полосатый халат и ермолка с кисточкой. Рядом
столик с бумагами, штофом и кружкой. Он нетерпеливо грызет перо и, насупя брови, надувши
губы, с огненным взором читает про себя написанное. Входит Демон.
ДЕМОН. Вам пакет!
ЧЕРТ (встрепенулся). От Бенкендорфа? Снова зовет в жандармы?
ДЕМОН. Рукопись «Пугачева». Государь дозволяет печатать.
ЧЕРТ. Дай-ка гляну… (Берет пакет, достает листки.) Да тут пометки… (Пробегает глазами.)
Весьма дельно… Дай Бог каждому такого цензора!
ДЕМОН. Разрешите откланяться… (Уходит через окно.)
ЧЕРТ. Куда же ты? Постой… Есть свежие стихи… (Хватает бумаги и рассыпает по полу.)
Демон уходит.
ЧЕРТ. Всё как тогда. Ругали «Годунова». Конечно, из зависти. А Бенкендорф их живо поставил на
место. Ведь мной писано в согласии с Карамзиным. О времена! О нравы! Строчки нельзя написать,
чтобы ее не ославили. Для «скалозубов» что ни слово, то «навет на власть», а для Государя нашего
– «ряд интересных мыслей». Напишу-ка я «К друзьям». (Пишет и зачитывает.)
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный;
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит…
Появляется Муза, заглядывает через плечо...
13
МУЗА. Это о ком?
ЧЕРТ. О молодом государе…
МУЗА. Он отправил на каторгу твоих друзей…
ЧЕРТ. А они хотели его убить!
МУЗА. А ты? Разве ты не был певцом свободы?
ЧЕРТ. Но я всегда оставался монархистом… (Снова ложится на софу и размахивает пером.)
Обманет! Не придет она!..
МУЗА. Но я уж здесь… Вуаля!
ЧЕРТ. А где поцелуй?
МУЗА. Проказник! Опять за старое!
ЧЕРТ. Одну безэшку – и адью!
МУЗА. Лови!
Наклоняется и целует Черта.
ЧЕРТ. Что за губы! Как хороши! Как у мадмуазель. Я помню ее запах, пудры и духов. И тело белое.
И как они надо мной болтались…
МУЗА. Груши?
ЧЕРТ. Нет!.. Люстра венецианского стекла.
МУЗА. Ты что? Не выспался?
ЧЕРТ. Зуд и нетерпение работы уже проснулись во мне. А сам я еще не совсем. (Садится на софе.)
Знаешь ли, что обо мне говорят на балах? Как Пушкин стихи пишет? Перед ним стоит штоф
славнейшей настойки (берет в руки штоф) – он хлоп стакан, другой, третий – и уж начинает
писать! – Это слава.
МУЗА (гладит по головке Черта). Бедненький!
ЧЕРТ. Так бы прямо и сказала – УРОДЕЦ! «Скверно, гадко; да как же кончить?» Ненавижу Ошень!
МУЗА. А это что?
ЧЕРТ. Я сказал: «Ненавижу Осень!»
МУЗА. Отчего так? У тебя много милых строчек.
ЧЕРТ. Дожди, слякоть, туманы, свинцовое небо поверх крыш. Сижу как под домашним арестом.
(Встает и кутается в халат.) Давно прилетела?
МУЗА. Аполлон на меня сердится.
ЧЕРТ. Опять ему не дала?
МУЗА (присаживается на спинку софы). У людей и богов одни похоти на уме.
ЧЕРТ. Отчего ты не приходишь ко мне, когда я изнываю в постели?
МУЗА. Разве я похожу на сенную девку с Невского проспекта?
ЧЕРТ. Зимой так можно сберечь немного дров.
МУЗА. Я зажгу огонь! (Зажигает свечу.)
ЧЕРТ. Подай мне трубку… На камине.
МУЗА (приносит). Недурственный у тебя аксессуар.
ЧЕРТ. Славно дымит. Как турчанин. Моей трубке огоньку не хватает.
Муза подает свечу, и Черт раскуривает трубку.
ЧЕРТ. Что скажешь об этой вещице? (Протягивает рукопись.)
МУЗА (читает). ...Тебе все завидуют.
ЧЕРТ. Таланту?
МУЗА. Нет, цензору. Даже Вяземский!
ЧЕРТ. Когда же он успел?
МУЗА. Когда пытался ущипнуть меня за грудь.
ЧЕРТ. Вот старый проказник!
МУЗА. Его душит цензура. В Петербурге повсюду держиморды.
ЧЕРТ. «Государь не виноват в свинстве его окружающих.»
МУЗА. Не стоит так открыто полагаться на государя. Он не вечен. У него много хлопот. Кавказ.
Османы. Поляки.
ЧЕРТ. Я тут и про поляков сочинил. «Клеветникам России». Одобришь? (Протягивает бумагу.)
МУЗА (читает вслух).
Так высылайте ж к нам, витии,
14
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов…
Прогрессисты тебя проклянут… Лучше сочиняй про амурные дела…
ЧЕРТ. Не хочу сочинять! Хочу жениться!
МУЗА. На девице Гончаровой?
ЧЕРТ. Ревнуешь? Как тебе?
МУЗА. Натали будет тебе хорошей женой... Но ты всё равно изведешься.
ЧЕРТ. Ее мать не дала согласие.
МУЗА. Отчего так?
ЧЕРТ. Думают, что я не благонадежен. Высший свет на меня косо смотрит. Анчутка для ее
красавицы…
МУЗА. Я всё улажу! Шепну на балу, что Государь к тебе благоволит.
ЧЕРТ. Сводничаешь? Подруга моя!
МУЗА. А ты хотел сэкономить дровишек?.. Прощай. Займи фрак для свадьбы. (Улетая в окно.) Au
revoir, mon cher! [До свидания, мой дорогой! (фр.)]
ЧЕРТ (закрывает окно). Сенные девки по-французски не глаголят… Зато… большая экономия! И
спереди, и сзади.
Сцена восьмая. Автограф
Квартира Грешника в Москве. На стене висит портрет Пушкина. Большой шкаф с книгами. Стол и
стул. Напольные часы с маятником. Грешник ходит с листком бумаги. Читает.
ГРЕШНИК. «Анкета»… (Комкает и бросает на стол.) Черт, черт! Что же делать? Вся Москва уже
знает.
Появляется Черт.
ЧЕРТ. Я здесь! Ты звал меня?
ГРЕШНИК. О Боже! Что я наделал! Ты кто?
ЧЕРТ. Я?! Черт!
ГРЕШНИК. А похож…
ЧЕРТ. На кого похож?
ГРЕШНИК. На него! (Показывает на портрет Пушкина на стенке.)
ЧЕРТ. На Пушкина?
ГРЕШНИК. Да, да. На Пушкина.
ЧЕРТ. Да он и сам, братец, на черта похож был. Ногтища во какие отращивал. Глянь! У тебя
пилочки для ногтей не найдется? Со вчерашнего дня не ухожено. (Барабанит ногтями по
столешнице.) Ужас! Ужас, коли ногти не глажены!
ГРЕШНИК. Сейчас у Любаши посмотрю… (Идет к зеркалу. Ищет в косметичке пилку.)
ЧЕРТ (осматривается). Эх, куда меня занесло. Из Москвы-то!
ГРЕШНИК. Но здесь тоже Москва… Вот, держите, Александр Сергеевич.
ЧЕРТ. Да? Мы представлены?
ГРЕШНИК. Нет! Но я вас хорошо знаю. Много читал.
ЧЕРТ. С кем имею честь?
ГРЕШНИК. Михаил Афанасьевич. Служу в театре.
ЧЕРТ. Вы актер?
ГРЕШНИК. Драматург. Пишу пьесы для придворного театра.
ЧЕРТ. Как там ваш царь?
ГРЕШНИК. Он теперь грузин.
ЧЕРТ. Как генерал Багратион?
ГРЕШНИК. Да. Только намного хуже…
ЧЕРТ. Тогда держитесь от него подальше.
ГРЕШНИК. Советуете?
ЧЕРТ. «Волю первую твою я исполню, как свою».
ГРЕШНИК. Да-да, Золотой петушок, Дадон, Шамаханская царица…
15
ЧЕРТ. Дружите лучше с царицами. Как я. Немки хороши и много рожают. У нас теперь полно
чистокровных царей. Сашки да Николашки. Любят шпицрутены и маршировать. А Шарлотта
Прусская очень мила. Особенно с Натали. (Видит скомканный листок. Поднимает.) Что за
бумажка?
ГРЕШНИК. Коля Эрдман анкету подарил. Для желающих сочетаться браком… Намекает. Моя
конспирация провалена.
ЧЕРТ. А мне враги диплом прислали. Рогоносца. Злословили на мою косую богиню. Но я им не
поверил. (Садится в кресло.)
ГРЕШНИК. А как же дуэль?
ЧЕРТ. Стрелялся! На Черной речке. С одним танцором.
ГРЕШНИК. Удачно?
ЧЕРТ. Очень!.. Меня убили!.. Кажется, вовремя! Ей-богу, не знал, что еще написать.
ГРЕШНИК. Вот вам пилочка. (Подает.)
ЧЕРТ. Мерси! Непременно воспользуюсь… А вы, сударь, много уже изволили нагрешить?
(Показывает на библиотеку.)
ГРЕШНИК. Изрядно! Тася, Любаша… Теперь вот Елена Сергеевна. Она ведь замужем. И двое детей.
ЧЕРТ. Однако! (Чистит ногти пилочкой.) Ловелас! Ричардсона на вас нет!
ГРЕШНИК (берет стул и садится рядом). Моя первая – саратовская гимназистка. Спасла от
морфия, спасла от тифа, спасла от голода. Во Владикавказе продала даже обручальные кольца. А от
советской цензуры спасти не смогла. Сама без детей осталась… Училась на швею, работала
машинисткой, потом в поликлинике. Я ей иногда помогаю. Деньгами.
ЧЕРТ. Я тоже Оленьке денег дал. Две тыщи рублей. И за дворянина сосватал. Правда, он ее
поколачивал, отставной пьяница. Да хоть из крепостных выписал.
ГРЕШНИК. Граф Толстой мне говорил, что я «должен жениться три раза!». Чтобы в литературе
преуспеть. Всем молодым литераторам он это советует.
ЧЕРТ. Знаю этих Толстых! Уж больно они плодовитые! Одним словом, графья!
ГРЕШНИК. Теперь все они бывшие. С большевиками дружбу водят.
ЧЕРТ. А вы?
ГРЕШНИК. Я монархист. Но на работу требуются только большевики. Сильно хочу уехать. На
Кавказ!
ЧЕРТ. В Тифлис? Бывал! Там тоже жандармы водятся. И я, братец, просился в чужие края. Не
выпустили! …И правильно сделали. Я бы на свободе черт-те что писать начал. Всю желчь на
венценосные головы. А за это могли и с жандармами сопроводить.
ГРЕШНИК. А мне в театре совершенно не дают свободы. Мелкими придирками замучили. По сто
раз переписываю.
ЧЕРТ. Пишите лучше поэзию.
ГРЕШНИК. Почему лучше?
ЧЕРТ. Дамам она сильно нравится. Да и те, кто поэзию пишут, тоже. (Встает и декламирует.)
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен...
ГРЕШНИК. (Тоже встает.) Это безответственно и недостойно гения!
ЧЕРТ. Зато очень приятно. А вы поезжайте, мой друг, к ВОСПИТАННИЦАМ! Развеетесь…
ГРЕШНИК. Не понял?
ЧЕРТ. Да в бордель! К девкам! Откуда такое удивление? Неужто в Москве больше нет борделей?
Поймаешь, бывало, охтенку за юбку и кричишь в ухо: «Деву рыжу ненавижу!» Хорошая рифма.
ГРЕШНИК. Наверно, есть... Хотя в основном комиссариаты и совнархозы. К тому же я же доктор.
Хоть и бывший. Стараюсь избегать заразных мест.
ЧЕРТ. Да?.. А скажите мне, дохтор. Разве нонче французскую болезнь холодным шампанским не
лечат?
ГРЕШНИК. Нет. Не лечат! Мышьяком лечат.
ЧЕРТ. Вот так диво! А в наши времена мышьяком травили. Моцарта или Гамлета… Да ну их.
Скукота! Я вчерась в вист выиграл десять рублей! Ей-богу, не вру. Могу за зеленым сукном сидеть
16
целые сутки. Хотя играю я дурно и вечно в проигрыше. Продувался в пух не единожды! Глупая
страсть!
Однажды проехал на бал сотню верст, чтобы увидеть предмет своей тогдашней страсти. Приехал в
город на бал, но сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все
деньги свои, и бал, и любовь…
ГРЕШНИК. Советский писатель должен вести жизнь правильную и рассудительную.
ЧЕРТ. Это вы про что?.. Карты, девки, лошади, шампанское… А иначе писать не о чем будет. Мой
дядя «самых честных правил» Василий Львович… такое непотребство сочинял. Весь Петербург
смеялся…
ГРЕШНИК. Сейчас за такое ссылают.
ЧЕРТ. В наше время тоже ссылали… Батюшкам «Гаврилиада» поперек горла вставала. Они в пост
мясом лечились… Вам непременно нужно написать роман.
ГРЕШНИК. Роман?
ЧЕРТ. Конечно. В этом нет сомнений. Вы не поверите, как мне самому хочется написать роман. Но
нет, не могу. У меня начато их три, – начну прекрасно, а там недостает терпения, не слажу.
ГРЕШНИК. Может, театральный роман?
ЧЕРТ. Это уж как вам будет угодно.
Часы бьют шесть раз.
ГРЕШНИК. Боже! Я совсем с вами заговорился! У меня же свидание.
ЧЕРТ. С кем?
ГРЕШНИК. С Еленой Сергеевной. Я ее боготворю, а её муж не разрешает нам видеться…
ЧЕРТ. «Имел другой мою Аглаю»...
ГРЕШНИК. Вам смешно?
ЧЕРТ. Ничуть! Мне всегда с Наташками везло… Наталья Кочубей и та актриса. Из лицея. Моя
Натали у меня 113-я… Итак, месье! Кто наш соперник?
ГРЕШНИК. Военный. Генерал.
ЧЕРТ. Тогда дуэль! Мне это дело по душе. Я вспыльчив. Но когда дело дошло до барьера, я холоден,
как лед без шампанского.
ГРЕШНИК. Она ждет меня. В «Метрополе».
ЧЕРТ. Тогда не забудь «Вдову Клико».
ГРЕШНИК. На «Вдову» у меня нет денег. В театре задержали гонорар.
ЧЕРТ. Автограф продайте!
ГРЕШНИК. Чей?
ЧЕРТ. Да хотя бы мой!
ГРЕШНИК. Но у меня нет!
ЧЕРТ. Сейчас будет! Давайте перо!
ГРЕШНИК (находит и подает). Сойдет?
ЧЕРТ. И книгу!
Грешник бросается к шкафу. Перебирает и роняет книги.
ГРЕШНИК. Толстой, Лермонтов, Гоголь… Вот! Пушкин.
ЧЕРТ. Отлично! (Пишет.) Пара каракуль, и готово! Снесите букинисту! Поможет добраться вам до
папильоток! Adieu, mon cher! [Прощайте, мой дорогой! (фр.)]
Черт исчезает. Грешник стоит с книгой. Потом её захлопывает.
ГРЕШНИК. Не может быть! (Смотрит на каракули.) А почерк его!
Уходит.
Сцена девятая. Чертовщина
Кабинет в Кремле. Входит Рябой. Подходит к столу. На столе стоит чернильница, бутылка вина и
стакан.
РЯБОЙ. Кто?.. Кто поставил сюда чернильницу? (Звонит в колокольчик.)
17
Входит Демон с папкой.
Кто поставил это сюда?
ДЕМОН. Виноват! Уберем…
РЯБОЙ. Не надо. Чернильница должна стоять здесь… (Передвигает.) Вам всё понятно?
ДЕМОН. Да, Иосиф Виссарионович!
РЯБОЙ. Кажется, я поручал вам узнать, чем сейчас занимается товарищ Булгаков?
ДЕМОН. Так точно. Пишет «коммунистическую пьесу», «Батум». Про товарища Сталина. Хочет на
Кавказ ехать. Материалы собирать.
РЯБОЙ. Сам пишет?
ДЕМОН. Сам… Где ставить будем?
РЯБОЙ. … Не будем ставить!.. У Булгакова не та репутация, чтобы про товарища Сталина сочинять
пьесу. Даже роман.
ДЕМОН. А если хорошо напишет?
РЯБОЙ. Если хорошо напишет, товарищ Сталин… обязательно прочитает… Пусть пишет… Талант
должен писать… иначе он с ума сойдет. А на Кавказ не надо. Пусть не едет. Так и передайте.
ДЕМОН. Слушаюсь! ...Есть документы на подпись. (Достает бумагу.)
РЯБОЙ. Что это?
ДЕМОН. Приговор.
РЯБОЙ. А члены Политбюро?
ДЕМОН. Завизировали.
РЯБОЙ. Положите на стол. (Пишет.) Нет человека, нет проблемы! Что там у вас еще?
ДЕМОН. Вы просили доложить, как празднуется юбилей.
РЯБОЙ. Чей юбилей?
ДЕМОН. Поэта Пушкина.
РЯБОЙ. Да помню… (Садится в кресло.) Мероприятие в Большом театре?
ДЕМОН. Прошло отлично. На заседании Пушкинского комитета 10 февраля 1937 года
председатель Всесоюзного Пушкинского комитета А.С. Бубнов сказал: «Только великая страна
победившего социализма по достоинству может оценить великого поэта Пушкина... Пушкин
принадлежит тем, кто борется, работает, строит и побеждает под великим знаменем Маркса –
Энгельса – Ленина – Сталина»…
РЯБОЙ. Хорошо сказал. Правильно сказал. Поживет еще этот Бубнов.
ДЕМОН. Разрешите продолжать?
РЯБОЙ. Продолжайте…
ДЕМОН. Нам Пушкин строить и жить помогает. Например, «Скупой рыцарь»… Помогает отбирать
валюту у несознательных граждан. Вот статья. Отпечатано в типографии «Московский рабочий».
(Протягивает газету.)
РЯБОЙ (бегло смотрит). Хорошо придумано. С фантазией! (Встает из-за стола.) Про этого
рыцаря я и сам знаю. Этот рыцарь надеялся, что резвые нимфы сбегутся к нему и произойдет еще
многое приятное в том же духе. Но ничего этого не случилось, а, наоборот, кончил он очень
скверно, помер к чертовой матери от удара на своем сундуке с валютой и камнями. Партия и
правительство строго-настрого предупреждает советских граждан, что и с ними случится чтонибудь в этом роде, если они не сдадут валюту!
Продолжайте в том же духе, товарищ!
(Возвращает бумагу.)
ДЕМОН. ЦК ВКПБ постановил переименовать улицу Большую Дмитровку в Москве в Пушкинскую
улицу, Нескучную набережную в Пушкинскую набережную, город Детское село в город Пушкин, а
также Государственному Ленинградскому академическому театру драмы присвоить имя
А. С. Пушкина. Дальше читать? Список длинный: бюсты в школах, собрания сочинений в
одиннадцати томах…
РЯБОЙ. Хватит… Портреты напечатали?
ДЕМОН. Да. Вот. Сто тысяч копий. (Достает из папки, но роняет на пол пачку листов.)
Появляется Черт.
ЧЕРТ (подбирая листок). Художник Кипренский рисовал в одна тысяча восемьсот двадцать
седьмом году…
РЯБОЙ. А вы кто ж такой будете? (Демону.) На еврейчика похож.
ЧЕРТ. На арапчонка. (Барабанит ногтями по столешнице.) И волосы как у мерлушки.
18
РЯБОЙ. Это хорошо. Самоирония. Я тоже не русский. Человек грузинской национальности. А
почему ногти не стрижены? Может, и копыта есть?
ЧЕРТ (садится на стол и болтает ножками). У меня много чего есть. Африканского. В детстве я
был белокурым ангелочком. Как мой брат Лев. Он и сейчас светленький. А я «потомок негров
безобразный.» Даже сюртук с чужого плеча. Ростом с конторку. Гулял однажды с офицерами
Нижегородского драгунского полка в непотребном доме. Так они меня принимали за полкового
священника и звали драгунским батюшкой.
РЯБОЙ. Я тоже в семинарии учился…
ДЕМОН. …Так это же! Я его узнал!
РЯБОЙ. Узнал?
ДЕМОН. Это сам Александр Сергеевич. (Черту.) Вы живы?
ЧЕРТ. Живее всех живых!
РЯБОЙ. Так можно говорить только про моего учителя. Ленина.
ДЕМОН. Да как же это? Не может быть!
РЯБОЙ (Демону). Вот что, Фома неверующий, сила коммунистического духа делает. Портреты
оживают. Я это еще в семинарии понял.
ЧЕРТ. Куда я попал? В царство гномов? (Спрыгивает со стола.)
РЯБОЙ. Нет! (Подходит вплотную к Черту и тычет в него трубкой.) В царство коммунистического
Интернационала! У нас царей больше нет. Да и вы их всегда не любили, товарищ Черт.
ЧЕРТ. Отнюдь! Я с Николаем Александровичем отлично ладил. А его жена Шарлотка была гораздо
вкуснее и симпатичнее.
РЯБОЙ. Вы всегда были против царя. За свободу! Так во всех советских учебниках написано.
(Показывает на книжный шкаф.) Цари угнетали Россию! Особенно Кавказ. На свой шкуре знаю!
ЧЕРТ. Я не согласен! (Встает в позу.)
РЯБОЙ. Если царь прощал вам ваши безобразия, то мы сделаем из вас революционера и
цареубийцу.
ЧЕРТ. Это как же?
РЯБОЙ (Демону). Доложите товарищу Черту, как у нас обстоят дела с юбилеями.
ДЕМОН. У нас запланированы юбилеи Салтыкова-Щедрина, Лескова, Гоголя, Чехова…
ЧЕРТ. Я только Гоголя знавал. Он галушки любил кушать…
РЯБОЙ. Галушки – это несерьезно. Грузинское вино – это другое дело! (Наливает себе бокал вина.)
Вы теперь стали нашим товарищем по борьбе за коммунизм. Так сказать, лучший герой – это
мертвый герой. (Пьет.)
ЧЕРТ. Но я согласия не давал.
РЯБОЙ. Нам и не надо! Мы идем правильной дорогой.
ДЕМОН (Черту). У нас еще торжественный ужин в Кремле в честь вашего столетия.
РЯБОЙ. Грузинские вина употребляете? Ничего! Мы вас научим... Как вы думаете, чем еще можно
украсить собрание?
ЧЕРТ. Позвать балерин! Ножки у них замечательные…
РЯБОЙ (ставит стакан на стол). Нет, товарищ Черт. Мы лучше пригласим за стол старых
большевиков. Тех, кого расстрелять не успели.
ЧЕРТ. А они кто? Масоны?
РЯБОЙ. Они хуже масонов. Можно сказать, орден. Меченосцев!
ЧЕРТ. Орден – это хорошо. (Подходит к Демону, снимает с кителя орден и вешает себе.) Помню, раз
собрались с масонами, и…
ДЕМОН. …И решили царя убить..?
ЧЕРТ. Нет! Поехали к балеринам…
РЯБОЙ. Это было политически незрелое решение.
ЧЕРТ. Гонял одну по паркету… На диван свалилась. (Перепрыгивает на диван.)
РЯБОЙ (Подходит к шкафу и достает томик Пушкина.) Вы, товарищ Черт, думаете, что вам всё
можно. Напрасно думаете. У нас на вас тоже информация имеется. Показания задокументированы.
Современниками. Про все ваши сто тринадцать подвигов. Отвечать придется. Не передо мной.
Перед Богом. Вы бедным женщинам записки слали, о любви говорили, а эти дурнушки принимали
всё за чистую монету.
ЧЕРТ. На дурах весь мир держится!
19
РЯБОЙ. Нехорошо говорите. Мы вам такой юбилей организовали. Пионеры стихи выучили,
джигиты лезгинку танцевали, самолеты цветы бросали. Сувенирные кинжалы выпустили. Даже
памятник поставили. В центре Москвы.
ЧЕРТ. Он мне не понравился. Копыт не видать.
РЯБОЙ. Архитектор старался. Скульптор ночами не спал. Я Сталинскую премию подписывал.
ЧЕРТ. Ногти короткие. И похож на мартышку.
РЯБОЙ. Зачем вам ногти?
ЧЕРТ. Чтобы вцепиться в одну рябую рожу! Она мне по ночам спать не дает.
РЯБОЙ. Я вот сейчас прикажу, и вас расстреляют.
ЧЕРТ. За что?
РЯБОЙ. За что найдется. Вы сами будете в этом виноваты.
ДЕМОН. Может, десять лет без права переписки? Все-таки классик!
ЧЕРТ. Не выйдет!
РЯБОЙ. Почему же не выйдет?
ЧЕРТ. Я уже умер! (Делает кувырок.)
РЯБОЙ. Разве вы меня не боитесь?
ЧЕРТ. А надо?
РЯБОЙ. Необходимо!
ЧЕРТ. Кому необходимо?
РЯБОЙ. Мне необходимо!
ЧЕРТ. Не получится. (Делает еще кувырок.)
РЯБОЙ. Отчего вы такой вертлявый? С этими дешевыми ужимками. Я бы мог назначить вас
председателем Союза писателей. Вместо Толстого.
ЧЕРТ. Графа Толстого?
РЯБОЙ. Мы всех графов отменили. У меня хорошие писатели. Горький, Шолохов. Даже один
белогвардеец имеется. Булгаков... Все с руки кушают…
ЧЕРТ. Все писатели – дрянь! Ими нельзя командовать, как драгунским полком. Их надо в ссылку.
Кишинев, Тифлис…
ДЕМОН. Лучше в Сибирь!
ЧЕРТ. Не хочу я с писателями. Они все выпивохи. А я ходок. Меня рогоносцы не любят.
РЯБОЙ. Тогда… Мы вам кинжал подарим. Для самозащиты. От рогоносцев. С гравировкой. Покажи!
Демон приносит Кинжал и отдает Черту.
ЧЕРТ (вертит). Острый! Что написано на этом кинжале?
РЯБОЙ. «Лучший друг советских писателей» написано. Это по-грузински. Нравится?
ЧЕРТ. Да. Но иногда хочется немного пошутить.
Втыкает кинжал в стол. Гаснет свет, и Черт пропадает. Свет зажигается.
РЯБОЙ. Что это было?
ДЕМОН. Троцкисты свет отключили?!
РЯБОЙ. Пора уже окончательно разобраться с троцкистами, с бухаринцами и белогвардейцами. 37
год уж на дворе. (Наливает еще.) За это можно еще выпить! (Пьет.) Позовите ко мне старых
большевиков. Я подумаю. Кого еще расстрелять можно.
ДЕМОН. Слушаюсь, Иосиф Виссарионович!
Уходят.
Сцена десятая. Последний звонок
Квартира Грешника. Посередине стоят чемоданы. Грешник и Муза собираются в дорогу.
МУЗА. Миша, тетрадку зеленую положил?
ГРЕШНИК. Думаю, положил.
МУЗА. А ты не думай. Ты проверь.
ГРЕШНИК. Положил…
20
МУЗА. Папку кожаную не видел?
ГРЕШНИК. Лена! Ты опять? Опоздаем на вокзал.
МУЗА. Не опоздаем! Еще два часа.
ГРЕШНИК. А где моя шуба?
МУЗА. Ты хочешь ее взять?
ГРЕШНИК. На Кавказе может быть холодно.
МУЗА. Сейчас не зима!
ГРЕШНИК. Я всегда ношу ее с собой. Иначе упрут.
МУЗА. Миша! Не надо фрондерствовать. Твои старорежимные привычки раздражают товарищей.
Грешник приносит шубу и кладет на чемодан.
Утром звонили из Театра. Просили тебя.
ГРЕШНИК. Пошли к черту! Они погубили моего «Мольера». Я им теперь запятой не переставлю.
Работать в Художественном театре сейчас невозможно. Меня угнетает атмосфера. Эти два старика!
МУЗА. СТАНИСЛАВСКИЙ и ДАНЧЕНКО?
ГРЕШНИК. Они уже юродствуют. От старости. Презирают всё, чему не двести лет. Теперь пьесы
Горького насаждаются вместо моих.
МУЗА. Его любит Сталин.
ГРЕШНИК. Меня он тоже любил. Особенно «Дни Турбиных». Вот съездим в Батум, дай Бог, всё
вернется.
МУЗА. Что сказали в театре? Про твой отъезд.
ГРЕШНИК. Думаю, от зависти у них животы сводит.
МУЗА. Чуть не забыла. Я сбегаю в булочную. Куплю что-нибудь в дорогу.
ГРЕШНИК. Только побыстрее... Я практически собрался…
Муза уходит. Грешник перебирает бумаги. Находит одну. Вертит в руках.
на чемодан и зачитывает.
Садится
ГРЕШНИК. «11 июня 1934 года. Многоуважаемый Иосиф Виссарионович! В конце апреля этого
года мною было направлено Председателю Правительственной Комиссии, управляющей
Художественным Театром, заявление, в котором я испрашивал разрешение на двухмесячную
поездку за границу, в сопровождении моей жены Елены Сергеевны Булгаковой, а также
разрешение обменять советскую валюту на иностранную в количестве, которое будет найдено
нужным для поездки… (Читает про себя.) Обида, нанесенная мне… тем серьезнее, что моя
четырехлетняя служба в МХАТ для нее никаких оснований не дает, почему я и прошу Вас
о заступничестве…»
Раздается телефонный звонок. Грешник вскакивает. Подбегает, роняя чемодан.
трубку.
Снимает
ГРЕШНИК. Алло!
В трубке звучит голос Демона.
ГОЛОС. Михаил Афанасьевич?
ГРЕШНИК. Да!
ГОЛОС. Принято решение, чтобы вы никуда не ехали.
ГРЕШНИК. Но мой поезд… через два часа.
ГОЛОС. Никуда ехать не надо!
ГРЕШНИК. Как не надо? Мне же разрешили. Мне обещали! Мне нужно собрать материал. Там. На
месте. В Батуме... Нужна полная достоверность. Я не должен ошибиться…
ГОЛОС. Велели передать: командировки не будет.
ГРЕШНИК. Кто велел?
ДЕМОН. Компетентные инстанции.
ГРЕШНИК. А Он?
ГОЛОС. Он знает!
ГРЕШНИК. Но я должен написать пьесу о товарище Сталине.
ГОЛОС. У товарища Сталина другое мнение. Не надо никакой пьесы.
ГРЕШНИК. Но она нужна всей стране, народу. Мне, в конце концов.
21
ГОЛОС. Сдайте билет!
ГРЕШНИК. А как же я? Что же мне теперь делать?
ГОЛОС. На это у меня никаких инструкций нет. Прощайте!
В трубке раздаются гудки. Входит Муза с булкой.
МУЗА. Миша! Что с тобою?
ГРЕШНИК. Мы не едем.
МУЗА. Как не едем?
ГРЕШНИК. Он решил, что пьесы не будет!
МУЗА. Не будет? … Может, это к лучшему…
ГРЕШНИК. Я больше не смогу работать…
МУЗА. Миша! Что с тобой?
ГРЕШНИК. Мне плохо… Я должен лечь… Он меня обманул… Он меня уничтожил… Я чувствую, что
скоро умру. (Ложится на диван.)
МУЗА. Не говори так… (Садится рядом с ним.)
ГРЕШНИК. Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави... И вот все-таки
раздавил... Но почему?
МУЗА. У тебя, Миша, не та репутация!
ГРЕШНИК. Я, Лена, пожалуй, оставлю тебе доверенность…
МУЗА. Какую доверенность?
ГРЕШНИК. На заключение договоров с издательствами и театрами по поводу своих произведений.
Для получения авторских гонораров.
МУЗА. Ты что, Миша?
ГРЕШНИК. Плохо мне, Лена. Совсем плохо… За свою недолгую жизнь я только два раза находил
сокровище. Первый раз – кошелек с пятью рублями золотом. Нашел на Крещатике, еще
гимназистом. А второй раз – тебя. Я уйду, а ты останешься.
МУЗА. Не говори так, Миша. Может, мы еще уедем. В Париж. К Коле.
ГРЕШНИК. Меня не выпустят. Никуда не выпустят. Даже Батум отменили.
МУЗА. Но тебя же приняли в Союз писателей.
ГРЕШНИК. Если бы Союз писателей мог за меня дописать «Мастера и Маргариту». Не допишет…
МУЗА. Еще есть «Минин и Пожарский», «Пётр I». Много другой работы…
ГРЕШНИК. Лена!..
Вдруг гаснет свет. Освещен только телефон. Раздается звонок.
подходит и берет трубку.
Муза
РЯБОЙ. Правда ли, что писатель Булгаков умер?
МУЗА. ДА!
РЯБОЙ. Я…
Муза кладет трубку.
МУЗА. Лицедей.
Сцена одиннадцатая. Правители
Государь входит в зал. Здесь висит пустая рама от картины. Перед ним семенит Демон
мундире надворного советника.
в
ГОСУДАРЬ. «Царь мог быть и получше!» Это ж надо было сказать! Мерзкая старушонка!
ДЕМОН. Как прикажете реагировать?
ГОСУДАРЬ (гневно). Следить за той мерзкой старушонкой! Это ж надо было сказать другой
старушонке, что «Царь какой-то не очень поджарый. Мог быть и лучше…»! (Демону.) Сообщите
Бенкендорфу! Применить меры пресечения. Желательно с конфискацией!
ДЕМОН. Будем стараться! … Ваше Величество! Вас ожидают-с.
ГОСУДАРЬ. КТО?
ДЕМОН. Турецкий посланник…
22
ГОСУДАРЬ. Пусть убирается восвояси!.. Пока турки не закроют проливы! А султану напишите от
моего имени так: «Отдавай же нам, мерзавец, Румынию, Болгарию и вообще все Балканы, а если
что – мы, император Николай I, тебе войну объявим и не посмотрим на то, что и ты, и твоя
империя уже старые и выжили из ума!»
ДЕМОН. Разрешите заметить, государь, сие не дипломатично…
ГОСУДАРЬ. Опять тыща восемьсот двадцать пять! Сами сочините, дипломаты эдакие!
Государь останавливается перед багетом.
ГОСУДАРЬ. Почему?
ДЕМОН. Што-с?
ГОСУДАРЬ. Почему?.. Картина пустая?
ДЕМОН. Для присутственных мест требуется заменить августейшее лицо…
ГОСУДАРЬ. Меняйте! Живее.
ДЕМОН. Живописцы не успевают. Империя-с большая. От Варшавы до Владивостока.
ГОСУДАРЬ. Построить в шеренгу. Живописцев… Я построю!
ДЕМОН. Разрешите исполнять?
ГОСУДАРЬ. Пошел вон, дурак!
ДЕМОН. Будем стараться… Пардон!
Демон уходит. Государь встает сзади рамы и принимает различные позы.
Поправляет на груди орденскую ленту.
ГОСУДАРЬ. Мой убиенный отец говорил генералу Ламздорфу: «Не делай из моих сыновей повес,
как немецкие принцы.» … Да и мой венценосный брат Александр, несмотря на весь бабушкин
либерализм, был тоже приверженцем вахт-парадов.
Входит Рябой с дымящейся трубкой. Подходит к картине, держа руку за спиной.
РЯБОЙ (указывая трубкой на портрет). Деспот! Крепостник! Декабристов в Сибирь… А как живой!
ГОСУДАРЬ. Что за форма?.. В каком полку служили?
РЯБОЙ. Руководил обороной Царицына!
ГОСУДАРЬ (выходит из-за багета). Царицын? Далеко в тылу?
РЯБОЙ. Мы и там всех врагов победили. Это нам доказали еще декабристы!
ГОСУДАРЬ. Я пятерых приказал повесить!
РЯБОЙ. Мало! Очень мало! По-европейски мало.
ГОСУДАРЬ. Заточение в крепость. Разжалование. Передача под надзор полиции. Ходить под
конвоем в отхожее место. Перевод в действующую армию. На Кавказ…
РЯБОЙ. Кто же ссылает на Кавказ? Там горы, воздух целебный. Вино замечательное…
ГОСУДАРЬ. А куда надо?
РЯБОЙ. В Сибирь! Дороги строить!
ГОСУДАРЬ. Зачем в Сибири дороги?
РЯБОЙ. На случай войны. С Гитлером.
ГОСУДАРЬ. Не знаю такого.
РЯБОЙ. Бастард кайзера. Ничтожный человечишка. Тараканище.
Рябой звонит, входит Демон.
РЯБОЙ. Принеси нам с уважаемым (показывает на Государя) самого лучшего вина. Из Тифлиса!
ДЕМОН. Слушаюсь!
РЯБОЙ. Мы живем в России – стране царей. Русский народ любит, когда во главе стоит какой-то
определенный человек… Конечно, он должен выполнять волю коллектива.
Входит Демон с подносом и вином.
РЯБОЙ. Где соратники?
ДЕМОН. Ждут приказа! (Уходит строевым шагом.)
РЯБОЙ. Надоели их рожи!.. (Подает бокал Государю.) Выпьем! За Россию!
ГОСУДАРЬ (берет бокал). «Россия не есть держава земледельческая, промышленная или торговая.
Россия есть держава военная, и назначение ее – быть грозой остальному миру. Где раз поднят
русский флаг, там он уже спускаться не должен..! (Пьет.)
23
РЯБОЙ. Красиво сказано. За такое у нас Сталинскую премию дают. По политологии. Россия должна
быть жандармом Европы. Предлагаю еще выпить! (Выпивают.) Хорошее вино. Вкус. Выдержка.
Благородное.
ГОСУДАРЬ. Ну, хорошо. (Ставит бокал.) А как бы вы поступили?
РЯБОЙ. По последним статистическим данным в России все хорошо! Некоторые территории мы
потеряли. Но с поляками мы еще разберемся… с помощью товарища Гитлера. Это временное
недоразумение. А в остальном... Жить стало лучше, жить стало веселее!
ГОСУДАРЬ. А Герцен там, в Лондоне, пишет, что в России пропадают люди. Разночинцы,
петрашевцы, националисты…
РЯБОЙ. Не пропадают. Они дороги строят. В Сибири. И все довольны!
ГОСУДАРЬ. Неужели недовольных нет?
РЯБОЙ. Недовольных нет! Есть враги народа!
ГОСУДАРЬ. Все-таки есть? У нас за это триста плетей.
РЯБОЙ. Это варварство! Вы лучше расстреливайте. Пуля – дура, штык –молодец. Так еще Суворов
говорил.
ГОСУДАРЬ. А! Помню сего старичка. Еще мальчонкой. Хорошо воевал. С Буонапартом.
РЯБОЙ. Мне вчера Арапчонок приснился. Поэт Пушкин. Всю ночь безобразничал.
ГОСУДАРЬ. Это я его из ссылки выпустил…
РЯБОЙ. Зря. Вот у меня сам граф Толстой с руки кушает. И не безобразничает. Я его главным
писателем страны сделал. После Горького. Обществу это понравилось.
ГОСУДАРЬ. Самодержец должен править без участия общества одними правительственными
средствами. На то он и самодержец!
РЯБОЙ. Верное замечание. Но я вас не узнаю. Вы… кто?
ГОСУДАРЬ. Хозяин России! (Ставит бокал на поднос и уходит.)
РЯБОЙ (пуская дым). А я тогда кто?
Входит Демон в мундире НКВД. Берет поднос с бокалами.
РЯБОЙ. Кто тут раньше висел?
ДЕМОН. Николай Первый. Император Всероссийский.
РЯБОЙ. Знаю. Он умер. От обиды. На Европу. За то, что интервенты напали на Крым. Я же через эту
обиду всех на Беломорканал отправлю.
ДЕМОН. Подготовить списки?..
РЯБОЙ. Да… Хороший багет. Дорогой. Для меня оставьте.
ДЕМОН. Иосиф Виссарионович! Живописцы построены! Разрешите начинать?
РЯБОЙ. Начинайте! (Встает сзади рамы, принимает позу.) Хозяин России! Это правильная точка
зрения. Без хозяина нет России. Есть хозяин – есть Россия. Россия и хозяин – близнецы-братья.
Должен остаться только один... В этом и есть сила самодержавия!
КОНЕЦ
24
Скачать