АВРИЕЛЬ
реклама
Жан Гросс-Толстиков “Лилия. Потерянный рай.” "An artist, he paints with lakes and wooded slopes; with lawns and banks and forest covered hills; with mountain sides and ocean views…" Daniel Burnham Болезненный с детства, с истерзанной насмешками родственников и знакомых душой, но тем не менее наделенный необычным видением окружающего мира и талантом ландшафтного архитектора, Фредерик Олмстед волей случая становится одним из создателей Центрального парка на Манхеттане в Нью-Йорке. Казалось бы, наконец-то удача повернулась к нему лицом, вознаградив за все страдания сполна: желанная работа, любимая женщина, семья и дети; но... Создав "Рай" на земле, Фредерик не успевает разделить и насладиться имеющимся счастьем, целиком и полностью отданный работе и обустройству блага семьи до конца своих дней. Все действующие лица и описываемые события, за исключением имен исторических пeрсoнaжей, – плод авторского воображения и не имеют никакого отношения к реальным людям. 28 Августа, 1903 год. Психиатрическая клиника МакЛин, Белмонт, Массачусетц, США. Проснувшись в просторной больничной палате древний седовласый старик с пышной бородой и густыми бакенбардами испуганно огляделся. - Где я? - еле слышно прошептали иссохшие растрескавшиеся губы, едва заметные за пышной седой бородой. - Кто я?! Задремавшая в кресле у окна молодая медсестра вздрогнула и проснулась. Она отложила раскрытую на ее коленях книжку на подоконник и торопливо подошла к пациенту. - Успокойтесь, пожалуйста, господин Олмстед. - Вы в больнице. - Олмстед? Меня зовут Олмстед? - снова промямлил беззубым истонченным ртом. - Фред... Фредерик. - Совершенно верно, господин Олмстед, - улыбнулась девушка. - Вот видите, вы помните свое имя... А меня зовут Мэрион. - Мэри? Моя дорогая Мэри? - переспросил тот, вопросительно заглядывая медсестре в глаза. - Нет, не Мэри. Мэрион... Мэрион Бор, - уточнила девушка с грустью в глазах глядя на пациента. Дверь палаты отворилась и внутрь вошел высокий добродушный на вид человек с пышными усами, одетый в белый больничный халат медработника. - Доброе утро, старина Фредерик! - врач задорно поприветстовал пациента. - Как вы себя сегодня чувствуете? - Мне показалось, что господин Олмстед не мог вспомнить кто он и где находиться, доктор, - полушепотом сказала медсестра. - Успокойтесь, старина, успокойтесь, - похлопал Олмстеда по плечу доктор Норман. - Вы снова начинаете нервничать, а так хорошо и связно рассказывали накануне о своих проектах, что я и вправду решил, будто у вас наступила стабильная ремиссия. Держитесь, будьте же молодцом! 0 Старик Олмстед хмыкнул и беззвучно рассмеялся беззубым ртом. Норман кивнул ему и вышел в коридор, поманив Мэрион вслед за собой. Девушка мельком взглянула на Фредерика и выпорхнула за врачом. - Вы здесь новенькая, Мэрион, - едва дверь палаты закрылась за девушкой, сказал доктор Норман. - А этот старик у нас старожил! Его провезли сюда осенью 1890 года, и находится Олмстед в этих стенах уже тринадцать лет... Изредка жена и дети забирают его домой, но потом возвращают к нам. У него тяжелое осложнение болезни Альцгеймера практически полная потеря памяти. Изредка ему удается что-то вспомнить, но, как правило нечно отрывистое и малозначительное. - Но вы сказали, что буквально накануне он рассказывал вам о... - Совершенно точно, - грустно улыбнулся врач. - Не далее, как вчера еще безнадежную амнезию Олмстеда буквально прорвало. Доктор Норман задумчиво разгладил свои усы, но тутже заметив вопросительный взгляд Мэрион, нехотя добавил: - Да, это бывает под воздействием сильного стресса и... перед концом. А вы знаете, кстати, что это Олмстед обустроил территорию нашей больницы, создал эту красоту вокруг?.. Да только за все эти годы он лишь пару раз сам захотел выйти на воздух. Вот так! Быстро кивнув медсестре на дверь в знак того, что ей пора возвращаться к своим прямым обязаностям, доктор Норман торопливо зашагал вдаль по коридору больницы. Его удаляющуюся фигуру будто волшебным свечением озарял падающий сквозь высокое и широкое окно солнечный свет. * * * 28 Августа, 1834 год. Провинциальный городок Хартфорд, Коннектикут США. Яркое полуденное солнце щедро одаривало своим светом искристо-зеленую лужайку, раскинувшуюся перед аккуратным красивым домом. Багряно-красные цветки герани в тяжелых глиняных горшочках улыбались солнцу, выглядывая из-за кружевных занавесок, развивающихся в узких продолговатых окошках. Идеально-ровной линией от миниатюрного заборчика к ступенькам крыльца лужайку пересекала вымощенная белоснежной плиткой дорожка. Справа от тропинки, на покрывале, расстеленном на душистом топорщемся ровным ежиком травяном лоне, сидела маленькая девочка лет четырех. Она мило улыбалась каким-то своим детским мыслям, старательно вырисовывая что-то в альбоме, то и дело поднимая крошечное чуть курносое личико к солнцу. В своем светлом платьице, белых носочках и таких же белых туфельках девочка походила на выросший на зеленой лужайке цветок. Длинная, тонкая шейка стебельком поддерживала изящную головку с заплетенными в косички розовыми ленточками. - Лилия, - полушепотом пробормотал прячащийся за живой изгородью соседский мальчишка. - Во истину, лилия… - Как же она прекрасна, - вторил ему внутренний голос. - Совсем крошечная, а уже такая красивая… Как цветок! - Как лилия, - снова тихо вздохнул мальчишка со сбивающимся от волнения дыханием. Испугавшись собственного шепота и пусть ему одному, но так отчетливо слышимому внутреннему голосу, повсеместно сопутствующий Фредерика все прожитые им двенадцать лет, мальчишка вжал голову в узкие плечики и испуганно огляделся по сторонам. Но никто, ни соседская девочка, ни вездесущий, препротивный, вечно насмехающийся над Фредериком младший брат Джон не услышал дрожащего, по-детски наивного и влюбленного голоса. Фредерик чуть глубже нырнул в плотную зеленую чащу кустов и снова со страстью впился в девочку ненасытным взглядом. К сожалению, выглянувшая в окошко миссис Перкинс нарушила волшебную идилию, громко окликнув дочь: - Мэри, дорогуша, иди в дом! - Хорошо, мамачка, - торопливо захлопнув альбом и собрав в охапку карандаши, отозвалась та. - Уже бегу. 1 Она легко поднялась на ножки и побежала к крыльцу. По-прежнему скрывающийся за живой изгородью Фредерик глубоко, с досадой вздохнул: - Словно лилия… - Аха! Шпионишь, бездарь!.. Вот я всем расскажу! - неожиданно послышалось за его спиной и в следующую же секунду Фредерик получил пинок под зад. Не удержавшись, рыхлое болезненно-слабое тельце завалилось в кусты и уже оттуда, из-за густых веток, больно оцарапавших голые руки, голени и лицо, Фредерик поднял на брата обиженный молчаливый взгляд. - Бездарь, бездарь, безда-а-арь, - нараспев заголосил Джон, бессовестно копируя слова отца и мачехи. Фредерик проводил убегающего к дому вредного младшего брата, любимца семьи и извечного своего соперника во всем, с чем бы мальчикам ни приходилось иметь дело, обиженным взглядом. Затем он неуклюже выбрался из кустов, отряхнулся, поднял валяющийся тутже на траве альбом для рисования и, обогнув дом, скрылся за густыми кустами на заднем дворе. Узкая лесная тропинка, извилистой змейкой то скрывающаяся в густой траве, то снова показывающая свою грязно-желтую песчаную спинку, бежала среди густой растительности, уводя мальчишку прочь от центральной улицы городка Хартфорд в тенистую прохладную чащу. Словно позабыв об обиде на брата, Фредерик неторопливо шагал вперед, издавно известным ему маршрутом. Затаив дыхание, с завороженым сердцем, он мог часами бродить по лесу, с неподдельным интересом наблюдая за цветами, травами, насекомыми и мельким лесным зверьем, буть то огненно-рыжие белки, остромордые опосумы, юркие бурундучки, или вольяжные толстопузы-еноты. Мальчишка преданно провожал глазами садящееся за лесом солнце или любовался красующейся в зеркале озера луной. Гам и визг играющих детей раздражали Фредерика, заставляя его глубже и острее осознавать, что он не похож на других. О том же постоянно напоминал ему и его собственный внутренний голос: - Ты другой, Фред… Не от мира сего!.. И в этом нет ничего предосудительного… Это же здорово, быть другим… Не таким, как все эти дети. - Другой, - тихо вздыхал Фредерик, углубляясь в лесную чащу. - Именно, другой! - срываясь на крик, ликовал внутренний голос, сильнее и сильнее будоража сознание мальчишки. - Смотри вокруг… Этот Мир создан для тебя… И никто не видит его также, каким видешь его ты!.. Здесь, в лесной чаще, Фредерик действительно чувствовал себя лучше, чем дома или где бы то ни было еще. Присаживаясь на камень или просто в траву, он старательно перерисовывал привлекшие его внимание цветок, дерево, или насекомое, хотя и совершенно не имел каких-либо особых художественных способностей. Не расставаясь с огромным альбомом для рисования, он тем не менее никому его не показывал, наученный горьким опытом насмешек младшего брата, как-то вырвавшего альбом из неловких рук Фредерика и потом долго издевающегося над ним, мол, ты даже дерева толком не можешь нарисовать. - Ну и что, - обиженно бубнил внутренний голос вместо своего молчащего хозяина. - Я же… Мы же… Мы же пробуем рисовать… Пусть не совсем похоже, но это наш взгляд. Наше видение… В общем, Фредерик и не отрицал своей бездарности к рисованию, да и в школе он учился плохо, без стремления и интереса. Ежедневно навешиваемые на него ярлыки он принимал с привычным ему бездушным молчанием: - Бездарь! Недотепа! Уволен! Мямля!.. В отличии от старшего брата, Джон еще в младших классах среднеобразовательной школы твердо решил для себя, что будет врачем. Дружный со спортом, обладающий привлекательностью отличник Джон эгоистично пользовался нераздельной любовью членов семьи Олмстедов. Фредерик же, лишенный должного внимания отца и мачехи, всегда оставался в тени. Выбравшись с извилистой тропинки на излюбленную полянку, мальчишка осторожно опустился в высокую сочную траву, откинулся на спину и уставился в глубокое голубое небо, на томно плывущие в синеве пышные облака. Образ милой его детской душе 2 соседской девочки – Мэри Перкинс – снова всплыл в памяти. Она улыбалась Фредерику и радостно махала ему тонкой изящной ручкой. Ее малиновые губки шевелились, словно девочка о чем-то говорила, но слова тонули в шелесте пышных крон леса, не долетая до слуха мальчишки. В одно мгновение образ Мэри был четок, как наяву, в другой миг платьице превращалось в белоснежно-розовые лепестки, а тонкая нежная шейка походила на стебелек, увенчаный головкой с мило улыбающимся личиком девочки-цветка. - Лилия, - тихо шептал Фредерик, влюбленно сравнивая красивую Мэри с самым любимым своим цветком, некогда увиденным им в саду, а после еще и расцветшим в его сердце. - Моя лилия… В меру теплый, с ласковой прохладой, ветерок нежно трепал волосы лежащего на поляне мальчишки, закрадывался под рубашечку, скользил по телу и уносился прочь, чтобы тотчас же вернуться вновь. Фредерик улыбался и невольно ежился от этих щекотливых прикосновений. Постепенно приятное ощущение по-матерински нежных ласок Природы сменилось каким-то непонятным зудом, начало раздражать. Мальчишка словил себя на том, что почесывается чаще положенного. Мельком взглянув на свои руки и ноги, он с ужасом обнаружил страшные россыпи краснеющих буквально на глазах аллергических пятен. Зуд неконтролируемо наростал. Фредерик вскочил на ноги, шумно шмыгнул носом и, подхватив свой альбом, помчался обратно к дому. Вызванный отцом врач вывел страшное медицинское заключение: мальчик неосторожно дотронулся до ядовитого плюща – самого опасного расстения, обильно растущего в их краях. Случаи заражения неоднократно заканчивались летальным исходом и потому больной подвергался усиленному лечению. Видя, как Фредерик корчится от боли неумолимого зуда, Джон не высказывал старшему брату слов утешения и соболезнований, а даже наоборот, не мог удержаться от язвительных насмешек: - Ты же мужик! Чего так орешь? Тот факт, что Фредерик прикоснулся к ядовитому плющу не без помощи Джона во время своего падения в кусты разделяющей соседские дома живой изгороди естественным образом отрицался. - Что ты такое говоришь, Фред?! - рассерженно буркнул отец, Джон Олмстед старший. - Конечно, - возмущенно воскликнула мачеха, миссис Мэри Энн Булл-Олмстед. - Он тебе, Джон, еще не такое расскажет, лишь бы свою вину на других перебросить… Бедный Джони, лучезарный ребенок! Как же тебе, малыш, не повезло со старшим братцем… Женщина приобняла самого младшего представителя семьи Олмстед и увела мальчика прочь из детской, в которой ужом на сковородке извивался в постели Фредерик. Выходя с мачехой за дверь, Джон скорчил обидную гримассу и показал брату язык. Отец же еще несколько минут постоял в задумчивом молчании над постелью старшего сына, немногословно что-то пробубнил себе под нос и тоже вышел из комнаты. Обливаясь потом в терзающем тело жаре, словно его то ли бросали на раскаленные угли, то ли опускали в бурлящее, кипящее масло, Фредерик не заметил как наступила ночь. От прохлады врывающегося в детскую сквозняка стало заметно легче. Жар немного утих, но тело все еще ныло и зудело. Едва мальчик перевел сбившееся от предшествующих мучений духание, как его охватила новая болезненная волна. Свесившись вниз головой с постели, организм отрыгнул все, что Фредерик с наимоверным усилием впихнул в себя за ужином. Опустошив желудок, мальчик смочил иссохшее горло припасенной на случай жажды водой, но не прошло и двух минут, как выпитая вода фонтаном брызнула из него в таз на полу. Тело снова принялось гореть в невыносимом жаре, зуд возобновился с прежней силой, рвота не прекращалась до утра. Когда же через неделю кризис жестокого заболевания миновал и в одно хмурое пасмурное утро измученный болезнью Фредерик проснулся в своей постели и взглянул в окно, то сначала ему показалось, что он плохо видит из-за бегущих по стеклу струек дождя. Но затем, переведя взгляд от окна на предметы мебели в детской, мальчишка обнаружил, что и их видит не четко. Цепкие объятия страха перед фактом частичной потери зрения удушающе сжали горло и Фредерик лишь сдавленно прохрипел: 3 - Ма-ама… Не-ет!.. * * * - Привет, Фред. Как дела? - с милой улыбкой на прекрасном личике Мэри Перкинс поприветствовала соседа. - Привет, - криво улыбнувшись тонкими бледными губами, ответил Фредерик. Глаза невольно принялись часто моргать, желая рассмотреть изящную девушку лучше, но отчего-то помутневшие стекла очков в толстой роговой оправе искажали видение. Он хотел было подняться на ноги и подойти к давно переставшей казаться высокой живой изгороди, разделяющей соседствующие дома Олмстедов и Перкинс, но внутренний голос упрямо буркнул: - Сиди… И Фредерик остался сидеть на ступенях своего крыльца, издали, с любопытством и восхищением рассматривая тайно-возлюбленную девушку. Высокая, стройная, желанная и манящая, она больше не была маленькой девочкой с забавными косичками, но попрежнему олицетворяла собой прекрасный цветок – лилию. К своим восемьнадцати годам Мэри расцвела настолько, что ее чудная красота сводила с ума не только Фредерика, но и любого мужчину-горожанина от мальчишек до пожилых мужей. Не остался исключением и красавец Джон. Юноша, студент-отличник Йельского университета, играючи поступивший в один из лучших высших учебных заведений страны, принялся ухаживать за соседской девушкой и, словно насмехаясь над старшим братом, проводил с ней все свое свободное от учебы время. Но ни это обижало и злило Фредерика. Ему было страшно осознавать то, что Мэри отвечала Джону взаимностью, в то же время продолжая благоухать прелестным цветком в душе Фреда. - Она никогда не будет с тобой, - бубнил внутренний голос. - Но она так прекрасна, - настаивал на своем Фредерик. - Обычная… Как и все другие девушки ее возраста… - Нет, она другая, - влюбленно улыбаясь убегающей прочь Мэри, бормотал юноша. - Ну ну, - ехидно хмыкнуло сознание. - Смотри сам, она убегает от тебя… К кому! Видишь, к кому тянется твоя лилия?! - Джон, - с досадой скрипнул зубами Фредерик. - Все равно я люблю ее… - Ну и дурак, - буркнул внутренний голос и обиженно смолк. Мэри звонко рассмеялась, вздернула головку вверх и, махая кому-то тонкой рукой, легко сбежала с крыльца своего дома, в единый миг забыв о Фредерике. Юноша грустно вздохнул, провожая ее взглядом. Внутренний голос тихо, но злорадно хмыкнул. Выскочив за ограду низкого миниатюрного заборчика, девушка с разбегу повисла на шее статного холеного юноши, типичного столичного “Дэнди”. Джон крепко обнял ее и без стеснения запечатлел на румяной щечке звонкий поцелуй. Фредерик видел обоих со своего крыльца, не решаясь проронить ни слова. Он безаппеляционно чувствовал превосходство младшего брата, но не мог ничего с этим сделать. Из-за серьезно ухудшегося во время болезни в раннем детстве зрения ему пришлось раз и навсегда отказаться от учебы, хотя и особого стремления в Фредерике тоже не наблюдалось. Юноша просто завидовал везунчику Джону, завидовал молча, затаив обиду, злобу и ненависть. К тому же, все чаще его сознание сверлило излюбленное оскорбительное словечко брата. - Бездарь!.. - затягивалось удавкой на шее. - Ты просто другой, - утешал внутренний голос. - Бездарь!.. - хлестало плеткой по лицу юноши. - Не такой, как все, - слезно молило сознание. - Бездарь!.. - втыкалось острым ножом в сердце. - Не от мира сего, - всхлипывая, бормотал внутренний голос. - Бездарь!.. - наваливалось каменной глыбой на утонченную душу. - ?! - обиженно умолкало сознание. 4 Попытка устроится юнгой на корабль “Рональдсон” не увенчалась успехом. Монотонное однообразие безграничных морских просторов вызывало у Фредерика приступ тоски. Вместо того, чтобы драить палубу, ему постоянно хотелось забиться в какой-нибудь дальний темный угол и откровенно подвывать ветру. - Бездарь! Отказавшись от морской карьеры и вернувшись на берег не с чем, Фредерик устроился продавцом в бакалейную лавку, но и там его ждало как личное душевное разочарование, так и недовольство хозяина. - Бездарь! Найдя недолгий приют в типографии, разносчика утренних газет из Фредерика тоже не вышло. По своей обычной манере задерживать внимание на каком-нибудь цветке, листке, насекомом или зверюшке, юноша возмутительно опаздывал и вскоре был с позором уволен. - Бездарь! Устроившись на работу в маленьком ресторанчике, Фредерик чуть не лишился собственых ушей, жестоко накрученных поваром за рассеянность своего помощника. В яблочном соусе вместо сахара неизменно оказывалась соль. - Бездарь! Витая в облаках, Фредерик искалечил все свои пальцы и испортил множество рабочего материала, продержавшись подмастерьем жестянщика всего один день. - Бездарь! Подобно потерявшейся собаке, Фредерик скитался от одного рабочего места к другому, “принюхиваясь” к чужим подъездам и никак не находя своего “дома”. В конце концов Джону – главе семьи и отцу непутевого сына – все это осточертело и под предлогом понабраться ума-разума, мистер Олмстед отправил Фредерика в Англию к знакомым. На самом же деле уважаемому в городке Хартфорд мужчине просто хотелось избавиться от безуспешного недоросля, сохранив свое честное имя и предусмотрительно оберегая будущую карьеру врача своему младшему сыну. Оказавшись вдали от дома, в чужой стране, Фредерик ничуть не расстроился, а даже наоборот, воспрял духом. Красота искусно окультуренных английских пейзажей потрясла молодого человека, и он ни на секунду не расставался с альбомом, в котором попрежнему неумело и довольно коряво пытался зарисовать свои впечатления. Нигде у себя в стране ему не доводилось видеть ландшафта, созданного и выпестованного, словно живописное полотно – будто художник вместо красок рисовал холмами, реками, лужайками. - Господи, какая красота! - со сбивающимся от волнения дыханием, бормотал Фредерик, путешествуя по маленьким сельским городкам старой Англии. - А эти кривые улочки? А островерхие крыши? А причудливые дома, похожие на разноцветные пряники? - вторил не менее восхищающийся новой для себя архитектурой внутренний голос. Именно там, в Англии, Фредерик впервые инстинктивно осознал свою нелюбовь к прямой линии, недаром он всегда чувствовал, насколько его давит геометричный пейзаж. Из-за того, что он не восхищался Нью-Йорком, над Фредериком откровенно с обидным ехидством смеялись. - Но ведь этот ужасный город в самом деле словно вычерчен по линейке.., обиженно сопротивлялся внутренний голос Фредерика. - Как в нем можно жить?! Возвращение на Родину оказалось мучительным, но не столько из-за отличной от Англии американской серой будничной жизни, а сколько из-за внезапного известия, жгучей плетью хлестнувшее по сознанию молодого человека. Октябрьский день, по-осеннему раскинувший по городу золотое убранство, острым комком застрял в горле Фредерика. Юноша словно во сне пришел к знакомой с детства церкви родного Хартфорда, звон колоколов которой будил Фредерика с самого его рождения. Ни счасливого лица новоиспеченного жениха Джона, ни радостно всхлипывающих женщин, ни тайком утерающих слезы мужчин – юноша не видел никого. Единственным человеком, с каким-то волшебным свечением затмившим все вокруг и цепко удерживающим на себе понурый взгляд Фредерика – была Мэри. В раскошном 5 белоснежном платье, с длинной фатой и, словно в насмешку над несчастным тайным обожателем, со свадебным букетиком лилий девушка светилась лучезарной улыбкой безграничного счастья. Опираясь на локоть Джона, Мэри принимала поздравления родных и близких. Не подойти к молодоженам не мог и Фредерик. Протискиваясь сквозь толпу на подкашивающихся ватных ногах, он нервно тряс головой, стараясь избавиться от орущего внутреннего голоса, хотя не согласиться с ним не мог. - Джон украл у тебя Мэри… Твою Мэри… Сорвал и украл твою лилию, Фред!.. Будь он проклят!.. Пусть он провалится сквозь землю, исчезнет, пропадет …навсегда! Неловко, засунув руки в карманы брюк, Фредерик наконец подошел к Джону и Мэри. Язык онемел и отказывался повиноваться ему. Юноша криво улыбнулся, скорчив на потускневшем сером лице гримассу поддельной радости и нечленораздельно промычал: - М-ммм, всего наилучшего, …я не знаю, что еще сказать... В следующую минуту он резко развернулся на каблуках, сорвался с места и растворился в толпе. Впрочем никто не обратил на полоумного какого-либо внимания. Примчавшись к родному дому, Фредерик схватил валяющийся в кустах велосипед и выскочил со двора. Слезы застилали его глаза, тело горело огнем, сердце грохотало о грудную клетку, а ноги безостановочно вращали велосипедные педали. Выскочив на песчаный отшлифованный прибоем берег, Фредерик спрыгнул с велосипеда, сложил руки рупором и с отчанием закричал в даль, в неведомую бесконечность Атлантического океана, отделенную он неба четкой линией горизонта, словно завесой, прячущей будущее. Юноша яростно топал ногами, словно впечатывая свои проклятья во влажный песок. - Пусть он провалится ко всем чертям! Провалится! Пусть провалится! Сквозь застилающие глаза слезы, Фредерику привиделось нечеткое видение, чуть подрагивающее в небесной синеве. - Мама? - пробормотал юноша, опускаясь на песок. - Фреди, - ласково улыбнулось видение женщины. - Как ты, сынок? - Плохо, - глубоко вздохнул он. - Очень плохо… Джон… Этот чертов Джон… Он отобрал у меня счастье, отобрал мою жизнь… А сегодня украл и мою Мэри. - Не плачь, Фреди, - призрак миссис Олмстед протянул к нему свои руки, шагнул навстречу и плавно опустился рядом с юношей на песчаный берег. - У тебя все еще будет хорошо. Я верю в тебя, сынок. - Пока он будет жив, у меня ничего не будет хорошо! - грубо обрубил Фредерик. - Не говори так, Фреди, - с легкой мимолетной суровостью в нежном материнском взгляде, Шарлотта нахмурила тонкие дуги бровей. - Ведь он твой брат… Джон такой же мой сын, как и ты. И я люблю вас обоих… - Но он отнял у меня и тебя, мама, - снова совсем по-детски всхлипнул двадцативосьмилетний юноша. - Я подарила жизнь тебе и ему, - словно не слыша сына, спокойно, с искренней любовью в голосе сказала миссис Олмстед. - И ему.., - пробормотал Фредерик. - Ценой своей жизни… Шарлотта Олмстед умерла от заражения крови сразу после того, как на свет появился крошечный орущий комочек по имени Джон. И это на долгие годы жестким комком самой злостной претензии застряло в душе Фредерика. Видение приобняло юношу за плечи, склонило его голову себе на грудь и нежно поцеловало Фредерика в макушку. Затем миссис Олмстед также плавно, как и присаживалась, поднялась на ноги и шагнула к океану. Легкий морской бриз подхватил ее в тот самый момент когда прибрежная волна вот-вот намеревалась прикоснуться к ступням женщины. Шарлотта скользнула над гладью воды и, как по невидимым глазу ступеням поднялась вверх. Обернувшись, она ласково улыбнулась и помахала оставшемуся сидеть на песчаном берегу сыну. - У тебя все еще будет хорошо, Фреди, - снова повторила мать, медленно растворяясь в небесной синеве. - Я люблю тебя… * * 6 * Какими бы жесткими и крепкими ни были проклятья Фредерика, Джон и не думал никуда проваливаться. Он был счастлив со своей Мэри, которая прилежно рожала ему детей; медицинская практика брата процветала, ему почтительно кланялись горожане. При виде процветающего брата и излучающей неподдельную радость семейной жизни Мэри, в душе Фредерика крепко-накрепко поселилось сознание его собственной бездарности. Молодой человек впал в глубокую душевную депрессию. Он целыми днями бесцельно скитался по лесам или просиживал на крыльце дома, скучающим взглядом провожая протекающее мимо время. Как бы был неудовлетворен Фредериком мистер Олмстед, отец всеже сжалился над непутевым сыном и отправил того жить на преобретенную им ферму, на южный берег острова Стэтен Айланд. Окружающая ферму “Тосомок Олмстеда” обильная растительность широко распахнула свои нежные, ласкающие глаз объятия, приняв изможденную жизненными неурядицами душу молодого человека и разбудив в нем несколько поугасшие в связи с последними событиями впечатления от поездки в Европу. Англия настолько воодушевила Фредерика, что он отбросил свою всегдашнюю нерешительность и написал несколько восторженных статей об английской парковой и городской архитектуре, тайком от родных отослав их в редакцию журнала “Садовод”. Ясным солнечным днем по каменистой дороге близ Арденского леса прогрохотал тяжелый делижанс, нарушив тем самым девственную тишину бульвара Хилан редким для тех мест стуком колес и лошадиных подков. Делижанс остановился около дома Фредерика Олмстеда и из него выпрыгнул высокий статный господин. Идеально-сидящий на нем черный сюртук, с выглядывающей из-за широких лацканов белоснежной сорочкой с высоким топорщащимся вверх воротничком и черным галстучным бантом говорили о достатке преуспевающего в делах мужчины. Аккуратные чуть завивающиеся локоны и густые бакенбарды обрамляли волевое лицо. Тем не менее веселый игривый взгляд внимательных добрых глаз притягивал к себе внимание и располагал к беседе. Широким шагом мужчина пересек раскинувшуюся перед домом лужайку, легко взбежал по ступеням крыльца и громко постучал в дверь. Последняя открылась незамедлительно, так как хозяин дома давно наблюдал за незванным гостем из-за кружевной занавески. - Добрый день, - господин поздоровался первым, протягивая раскрытую ладонью вверх руку. - Позвольте представится, господин Олмстед… Меня зовут Даунинг, Эндрю Даунинг. Красивое лицо мужчины озарила такая неподдельная улыбка, что Фредерику показалось, будто он только и ждал этого господина всю свою жизнь. Тем временем мистер Даунинг протянул молодому человеку свою визитную карточку, с едва заметной нервозностью переминаясь на пороге с ноги на ногу. - Добрый день, мистер Даунинг, - неуверенно буркнул Фредерик, принимая карточку. Поправив очки, он внимательно вчитался в изложенный на ней красивым калиграфическим почерком текст. - “Эндрю Джексон Даунинг. Архитектор. Главный редактор журнала ‘Садовод’.” В следующее мгновение Фредерика словно окатили холодной водой. Он нервно затряс головой, торопливо распахнул дверь и непереставая сжимать в руке кисть внезапного гостя, воскликнул: - Ой, простите, мистер Даунинг… Проходите, пожалуйста! Я неожидал этой встречи… Даже не мог себе и представить… Проходите же, проходите… Хотите чаю? Кофе? Архитектор переступил порог дома и со свойственным ему профессиональным интересом огляделся. Схватив гостя под локоть, Фредерик провел его в гостинную и усадил в огромное кресло с высокой спинкой. Сам же скромно пристроился на краю диванчика, вонзив в мистера Даунинга восхищенный взгляд. - Мистер Олмстед, - выдержав некоторую паузу и не дождавшись, что хозяин дома заговорит первым, начал архитектор. - Я думаю мой визит вам понятен… Если нет, то я сейчас же все разъясню. 7 Фредерик молча замотал головой, не отрывая глаз от желанного собеседника. - Ваши статьи об английской парковой и городской архитектуре восхитили меня. Да, и конечно же они были немедленно опубликованны в журнале, главным редактором которого вот уже почти шесть лет я имею честь служить… - Угу, - буркнул в ответ Фредерик, все еще не в силах совладать с онемевшим языком. - Смею заметить, что мысли о необходимости ландшафтного дизайна в нашей стране приходили в мою голову и ранее, до ваших, мистер Олмстед статей… - Фредерик.., - тихо промямлил тот. - Что, простите? - приподняв брови, удивленно переспросил мистер Даунинг. - Фредерик, - снова повторил молодой человек. - Меня зовут Фредерик… И вы, мистер Даунинг, можете называть меня Фредерик… - Как вам будет угодно, - чуть смущенно улыбнувшись, ответил архитектор. - Тогда вы тоже можете называть меня просто Эндрю… Я вижу, мы с вами приблизительно одного возраста. - Угу, - утвердительно кивнул Фредерик, не сводя с гостя внимательного взгляда. - Так вот, мист… Фредерик. Восхитившись вашими рассуждениями и взглядами на ландшафтный дизайн, я не мог отказать себе в личном знакомстве с вами. Думаю, оно будет полезно как мне, так и вам. - ?! - молодой человек молча пожал плечами, все еще словно не веря собственным глазам и ушам. - Я намерен познакомить вас с моим давнишним приятелем, мистером Воксом, продолжал говорить мистер Даунинг. - Калверт Вокс – успешный, подающий большие надежды архитектор… Которого я, не постесняюсь заметить, в свое время уговорил перебраться в США из Англии. Внезапно умолкнув, архитектор потянул за золотую цепочку и достал из бокового кармана часы. Отщелкнув крышку и взглянув на циферблат, он с явной досадой глубоко вздохнул и пожал плечами. - К моему сожалению, я должен откланяться, - пояснил мистер Даунинг. - Но я уверяю вас, Фредерик, наши встречи станут частыми… Давайте поступим так… Он поднялся на ноги и сверкнул ослепительной широкой улыбкой. Фредерик тотчас же вскочил вслед за гостем. - Давайте поступим так, - повторил архитектор, словно размышляя о чем-то вслух. Будьте любезны польстит мой дом своим визитом в будущее на этой неделе воскресение. Адрес на визитке… Там я вас, Фредерик, и познакомлю с Калвертом. Мужчина галантно кивнул головой и торопливо направился к выходу. Молодой человек просеменил вслед за ним, все еще дрожа всем телом от охватившего его волнения. - Да и еще, - резко остановившись на пороге и обернувшись лицом к хозяину дома, воскликнул мистер Даунинг. - Это вам… Он достал из-за левого лацкана сюртука сложенный вдвое журнал и толстый почтовый конверт, а затем протянул оба предмета Фредерику. Последний бережно принял подарки, на подсознании догадываясь о целесообразности последних. - Ваши статьи, - подтвердил догадку архитектор-редактор. - И небольшой ганарар за восхитительную работу. До свидания, мистер Олмстед. - Досвидания, мистер Даунинг, - пробормотал Фредерик, прижимая журнал к груди. * * * Сидя в широком плетенном кресле на заднем дворике дома мистера Даунинга, Фредерик медленно переводил восторженный взгляд то на мистера Даунинга, то на сидящего тутже за столиком мистера Вокса. Оба архитектора наперебой задавали те или иные вопросы, с интересом слушая рассуждения молодого человека, нигде и никогда неучившемуся ландшафтному дизайну. С неподдельным наслаждением Фредерик отвечал мужчинам, мысленно признаваясь себе в том, что безгранично счастлив. Счастлив так, как никогда не был 8 счастлив за все свои прожитые годы. Впервые в жизни Фредерик встретил людей, которые не смеялись над ним, а серьезно и что не маловажно с интересом прислушивались к его рассуждениям. - Я совершенно согласен с вами, Фредерик, - воскликнул Калверт, дружески прихлопнув того по плечу. - И об этом, смею заметить, я уже неоднократно говорил и вам, мой дорогой друг Эндрю… Прямая линия в ландшафте является насилием над человеческой психикой! - Если вы позволите, господа, - внезапно пробормотал Фредерик. - Я бы мог показать вам свои зарисовки… Они правда не очень это… Как бы сказать, не очень профессиональные… Ну, в общем, даже совсем не… - Конечно! Показывайте, не стесняйтесь, - хором воскликнули оба архитектора. Фредерик еще некоторое время мялся в раздумьи не будут ли его детские картинки осмеянны уважаемыми мужчинами, как некогда были осмеянны зловредным младшим братом. Но в конце концов он достал альбом и водрузил его на столик, рядом с чайным сервизом. Мужчины склонились над альбомом, бережно перелистывая страницы одну за другой. - Гениально! Восхитительно! - бормотали они. - У меня дома есть еще пять альбомов, - неожиданно для себя самого смелея на глазах, сказал Фредерик. - И это только те, что я привез из поездки в Англию… - Почему же вы не взяли их с собой?! - как показалось молодому человеку, расстроенно спросил Эндрю. - Я теперь не смогу спать, пока не увижу все ваши зарисовки, Фредерик. - Да у вас талантище, мой друг! - восхищенно воскликнул Калверт, перелистывая страницы. - Вы в самом деле нигде не учились ландшафтной архитектуре? Фредерик смущенно опустил глаза, пожал плечами и отрицательно замотал головой. Внутри же него все ликовало. - “О, слышал бы Калверта и Эндрю твой братец Джон!..” - кричал внутренний голос. - “Жаль, что в тот момент он находился в Хартфорде – за много десятков миль!..” - Господа, послушайте, что я хочу вам предложить! - неожиданно сказал Калверт Вокс. Фредерик и Эндрю подняли на него вопросительные взгляды. - Возможно эта идея покажется вам безумной, но я думал об этом последние пару месяцев и теперь... когда Всевышний низпослал нам такое талантище, каким являетесь вы, Фредерик, я просто уверен, мы можем это осуществить. - Не тяните же, Калверт, - воскликнул мистер Даунинг, эмоционально всплеснув руками. - Да, да, пожалуйста, мистер Вокс, - попросил Фредерик привычным ему тихим и застенчивым голосом. - Дело в том, господа, - заговорщецки прищурив глаза, улыбнулся Калверт. - Что я смею предложить вам участие в разработке совместного проекта будущего Центрального парка на Манхеттане! - Во истину безумие! - отрицательно замотал головой Эндрю. - Я не менее вашего восторжен зарисовками Фредерика, но не сходить же при этом с ума. - Я говорю об этом в здравом уме и трезвой памяти, дорогой друг, - парировал Калверт. - Мы подадим заявку на объявленный муниципалитетом тендер и неприменно выиграем его. - Так уж сразу и выиграем? - недоверчиво усмехнулся мистер Даунинг и дружески прихлопнул Олмстеда по плечу. - Дорогой Фредерик, простите нашего друга, но верно он перегрелся на солнце... - Фредерик, - дернув того за рукав в свою сторону, воскликнул мистер Вокс. - Вы-то мне верите? Как вам эта мысль? По-моему этот проект стоит внимания таких замечательных архитекторов, какими мы с вами являемся, вы не находите? Обескураженный комплиментом Фредерик смущенно опустил глаза и пожал плечами. Калверт же продолжал уговаривать, заглядывая в лицо Олмстеда чаще, чем бросал кроткие косые взгляды на отрицательно качающего головой мистера Даунинга. - Вы только представьте себе какие перспективы! - едва ли не кричал Вокс. Власти Нью-Йорка уже выкупили под будущий парк огромную территорию между Пятой и 9 Восьмой авеню и Пятьдесят девятой и Сто десятой улицами... общей площадью в триста сорок гектаров! Будет где развернуться, Фредерик! Два года чиновники отчаянно ссорились, стоит ли вкладывать пять миллионов долларов в строительство парка, и всетаки решились. - Сколько? - взвигнул Эндрю Даунинг. - Да, да, дорогой друг. Вы не ослышались, - закивал головой Калверт, не отводя пристального взгляда от Фредерика. - Пять миллионов американских долларов... А почему, спросите вы... Спросите! Ну же... - Почему? - Эндрю спросил за смущенного беднягу Олмстеда. - Почему? - тихо промямлил Фредерик. - А потому, отвечу я вам, господа! Потому, что в городе до сего дня не было и нет ни единого общественного парка, а население растет в геометрической прогрессии. Фредерик заволновался: - Но позвольте, Калверт, - взволнованно, но тихо произнес Олмстед. - Смогу ли я справится с этой задачей, дабы не осквернить ваше честное имя архитектора? Кто я такой? И кто вы, мистер Вокс!.. Я же... неуч... Я опозорюсь сам и опозорю вас. - Бросте, дорогой друг! Я искренне верю в вас! - улыбнулся мистер Вокс, демонстративно постукивая пальцами по обложке художественного альбома Фредерика. А вдвоем мы свернем горы! - Я право не знаю, - пожал плечами Фредерик. - Ну, же соглашайтесь! А то Эндрю действительно решит, что я сошел с ума. - Так и есть, - засмеялся мистер Даунинг, принявший игру и теперь подливающий масла в огонь. - Ну... можно попробовать... Я бы посчитал за честь работать с вами... - Да здравствует справедливость! - восторженно закричал Калверт и, вскочив на ноги, бросился обнимать вжавшегося в спинку кресла Олмстеда. - Удачи! - утвердительно кивнув и прихлопнув Фредерика по плечу, искренне пожелал Эндрю Даунинг. - Она вам пригодиться, господа. Фредерик ни секунды не сомневался, что их проект провалится, однако с увлечением ползал вместе с Воксом среди разложенных чертежей и сочинял будущий парк. Пусть даже их с Воксом детище навсегда останется только на бумаге Фредерик внутренним взором до мельчайших подробностей видел созданный ими парк и заранее восхищался им. - Вы не находите, Фредерик, что название "Центральный парк" звучит крайне сухо? - с прищуром глаз, спросил Калверт. - Возможно, - согласился тот, едва приподняв голову и косо взглянув на стоящего посреди рабочего кабинета мистера Вокса. - Я понимаю, что муниципалитет города врядли позволит нам переименовать проект по собственному желанию, но... - Но, что, Калверт? - разогнув спину и выпрямившись в полный рост, спросил Фредерик. Искорка разгорающегося интереса сверкнула в его подслеповатых глазах, ярко отразившись о толстые стекла очков. - Давайте хотя бы между собой, для, так сказать, поднятия творческого духа, назовем проект как-то иначе... У вас есть какие-нибудь предложения на этот счет? Фредерик вожделенно закусил губу и задумчиво уставился в окно. Калверт терпеливо ждал, всем своим нутром чувствуя, что его предложение сейчас же найдет свое подтверждение. - Если позволите, - тихо пробубнил Олмстед. - Я бы хотел назвать этот проект... раем. - Рай! - восторженно вскрикнул Вокс. - В яблочко, Фредерик! - Рай, - наслаждаясь звук произнесенного им названия, улыбнулся Фредерик. Разделив обязанности поровну и из предпочтения к определенным творческим навыкам, в этом "раю" Вокс принял на себя организацию всех мостов и прочих построек, в то время, как Фредерик - обустройство ландшафта. 10 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ 11
