СТЕПАН ЛОБОЗЕРОВ

СТЕПАН ЛОБОЗЕРОВ
СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ С
ПОСТОРОННИМ
КОМЕДИЯ
В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ
Действующие лица:
Тимофей – 50-55 лет.
Катерина – его жена.
Таня – их дочь.
Бабка – мать Тимофея.
Михаил – лет 30-ти.
Виктор – 25 лет.
1
Действие первое
Большая деревенская изба из трех комнат. В правой крайней
несколько коек, стульев и тумбочек. Это «гостиница». Посредине
главная жилая комната хозяев. Слева отделенная только занавеской
спаленка бабки и Тани.
На кровати в большой комнате лежит Тимофей. Рядом убирается
бабка, его мать.
Тимофей. Ну, если она еще в это воскресенье не съездит, я ей устрою.
Она у меня потом попляшет. Самой бы оторвать обе ноги да еще пить не
давать.
Бабка. Кто ж тебе пить-то не дает?
Тимофей. А я сам хочу, сам! Я вам не кукла, чтоб все с тарелочки.
Бабка. Врачиха же, чтоб лежал, сказала.
Тимофей. Сами полежите с мое.
С костылями я б уже на улицу
выбегал, а тут… Так ей и передай.
Бабка. Чего мне передавать, придет, сам и говори.
Тимофей. А ты передай. И чтоб именины мне сделали, пока ходить не
научился. А то я вам устрою!
Бабка. Какие-то еще ему именины.
Тимофей. Не какие-то, а мои. Пока лежу, все равно делать нечего, вот
и проведем. Так ей и передай.
Бабка.
Передам, передам.
А она меня же и отматерит за твои
именины.
Молчат.
Таньки опять где-то нету, опять не успеет на крышу слазить.
Тимофей.
Я же не прошу у вас ящик водки.
Так, посидели бы,
отметили.
Бабка. (не прерывая работу). У Нефедихи три кошки, а у нас восемь
будет.
Тимофей. Почему это именно восемь?
2
Бабка. Кто их там считал, может, все десять.
Тимофей. Пусть сама и лезет за ними.
Бабка. Сама… Что ж ей, двадцать годов – по крышам лазить? Еще
меня туда погоните.
В ограде стук ворот.
Вон идет вроде.
Входят Михаил, приземистый и угрюмый парень, и Виктор.
Михаил. Привет, дядя Тимофей! Здорово, бабка!
Виктор. Здравствуйте!
Тимофей. Здорово, здорово!
Михаил. Что, бабка, принимай постояльца?
Бабка. Пошто я? Теперь тут Танька оформленная.
Михаил. Ну и что, поселить-то ты его можешь? А Танька где?
Тимофей. В школе, пионервожатую заменяет. Опять сегодня вызвали.
Михаил. Галина все еще не родила, что ли?
Бабка. Что ж она, на другой день после родин должна бежать к твоим
пионерам?
Михаил. Хм…К моим!
Виктор (отвлекаясь от каких-то своих мыслей; Михаилу). Не так чтото?
Михаил.
Да нет, все так.
Это тут свое.
Тут же гостиница.
Не
настоящая, конечно, три кровати, но все равно.
Вбегает Таня. Увидев Виктора, замирает у двери.
Таня. Здрасте!
Виктор, как бы очнувшись от своей всегдашней озабоченности,
откровенно восхищенно смотрит на Таню, отчего та еще больше
смущается.
Бабка (Тане). «Здрасте» тебе. На крышу – так не загонишь, а тут
сразу: «здрасте».
Тимофей. Оформляй, Танька, постояльца.
3
Михаил (Виктору).
Вот, она и будет за хозяйку.
В институт не
поступила, теперь тут вроде уборщицы.
Таня. Почему это уборщицы?
Михаил. А кто ты, директор, что ли, над тремя койками?
Бабка (Тане). Ну-ка, «директор», давай переодевайся – да на крышу.
Таня. И так ничего не сделается.
Бабка. Еще чего, во всем новом полезешь?.
Тимофей. Это она постояльца застеснялась, что в телогрейке да в
кирзачах ее увидют.
Бабка. А в чем же еще? Не учительница пока, чтоб во всем новом по
крышам лазить.
Таня, покраснев до слез, убегает в маленькую комнату.
Вот и поговори с ней. (Виктору, не отрываясь от своей работы.)
Проходите. Там и постели чистые, и тараканы, наверно, поубегали с голоду.
Михаил. Пошли.
Заходят с Виктором в «гостиницу».
Во и радио, и телефон, спрашивал, имеется.
Виктор. Слушай, а она… Ей сколько лет-то?
Михаил (сразу напрягшись). Кому?
Виктор. Ясно – кому.
Михаил. Тебе зачем?
Виктор. Спрашиваешь! Такая девочка! А чего ты сразу, сам, что ли, с
ней? Ты ж для нее старый!
Михаил. Ты сюда оформлять приехал? Вот и оформляй. (Идет к
двери.)
Виктор. Да подожди, мы ж еще…
Михаил. Пошел я… (Выходит из «гостиницы» и молча садится у
кровати Тимофея.)
Тимофей. Устроил?
Михаил (не отрываясь от какой-то тревожной мысли). Устроил.
4
Бабка. Не пьет он хоть? А то как загуляет.
Михаил. Где он возьмет? Тань, в клуб пойдем?
Таня. (выходит из своей комнатки).
Что ты тут начал со своей
уборщицей?
Михаил. А что?
Бабка. Ишь, неохота уборщицей-то, вот и учись.
Таня. Это он специально.
Михаил. Да что здесь такого-то?
Таня. Ничего. И никто не просил тебя распространяться.
Тимофей. А ты постучись к нему, Танька, да доложи, что
пионервожатую заменяешь.
Таня. И постучусь.
Тимофей. Во-во! А то такой видный парень, а подумает… Женатый
он, Мишка, нет?
Михаил. Мне какое дело?
Тимофей. «Какое»… Поймешь потом какое, да поздновато будет.
Михаил. В клуб пойдем?
Таня. Мне и здесь неплохо.
Бабка (кивая на дверь). А с этим так пошла бы?
Таня. Пошла. И ни у кого б не спросила.
Бабка. Вишь оно как: этот свой, деревенский, а того и знать не знает,
и все равно бы побежала. А может, он пьяница какой?
Таня. Не пьяница.
Тимофей. Это почему, откуда узнала?
Таня. По глазам увидела.
Тимофей. Уже и глаза разглядеть успела.
Михаил. Пойдем, кино сегодня хорошее.
Таня. Вот и смотри его сам.
Михаил (еще больше помрачнев под сочувствующим взглядом
Тимофея). Ладно, пошел я. (Уходит.)
5
Бабка. А зачем же парня-то так забижать?
Таня. Ты же сама его не любишь.
Бабка. Так уж и правда – не люблю. У них вся родовина какая-то, как
все равно выспаться им не дают. (Спохватившись.) Ну-ка, счас же давай на
крышу, а то мать придет да опять… Счас же!
Таня. Темно уже.
Бабка. Фонарик возьмешь. Ведь сколько тянуть-то можно.
Входит Михаил. Отойдя в угол, манит бабку.
Михаил. Иди-ка сюда. (Тане.) И ты иди.
Бабка. (подходит). Чего опять такое?
Михаил. Не хотел вам говорить, да если чего случится, мне же потом и
отвечай.
Бабка. Так а что будто случится-то?
Михаил. Жилец этот ваш, ну… Не знаю как по врачебному, но, в
общем, ненормальный он.
Бабка. А где ты нынче нормальных найдешь? У нас вон возьми
кругом…
Михаил (перебивает).
Да это свои, что ты равняешь?
А он
настоящий, ну… из дома этого.
Бабка. Из какого дома?
Михаил. Из какого бывают? Из сумасшедшего, конечно. Из дурдома.
Бабка (отступая). Гляди-ка, Танюха, чего это он говорит-то?
Михаил. Не знаю, насовсем его выпустили или как, а только вы с ним
поосторожней. А то потом и мне не расхлебаешь!
Бабка. Так что ж ты его к нам привел?
Михаил. А куда? У вас же гостиница, куда я еще-то его поведу?
Бабка. Так пошто из дурдома-то?
Михаил.
Я откуда знаю?
Мне клуб надо оформить к празднику,
заехал в городе, а там говорят: нет никого нормальных, только этот, но с ним
осторожно. Пришлось брать. Оформлять-то все равно надо к празднику.
6
Таня. Да? Это ты сейчас, за дверью, придумал?
Все вопросительно смотрят на Михаила.
Михаил. Ладно, не верьте. Я предупредил. И теперь ни за что не
отвечаю. Думаете, это так сразу и заметно? Это у них временами находит.
Тогда, видно, нашло, ну и кого-то там… Вот и сидел за это. Если бы
нормальный – тюрьма, а если такой, психиатрический, - туда.
Бабка. Не гребуттвою! Так что же ты… Как же нам-то теперь тут
жить?
Михаил. А это вы у нее спросите. Она же не верит.
Таня. Конечно, не верю.
Бабка. Так пошто будто не веришь-то?
Таня. Вы же даже не посмотрели на него своими глазами, а ему сразу
верите. А я сама посмотрела – и почему ему верить должна?
Михаил. Это когда он нормальный, когда еще не началось, а ты потом
посмотри.
Таня. Может у тебя завтра тоже начнется. И что мы теперь, тебя
бояться должны?
Бабка. Да это-то свой, его-то чего бояться?
Таня. А если чужой, так сразу…
Тимофей. Зачем ему придумывать-то?
Таня. Зачем… Да чтобы я испугалась и не смотрела на него.
Все опять вопросительно смотрят на Михаила.
Михаил. Чего мне пугать – смотри. Мое дело предупредить, а там как
знаете.
Тимофей. Так если сидел, говоришь, так в буйном, что ли?
Михаил. Зачем ему в буйном? Буйного, конечно, сразу бы заметили.
А эти-то похуже. Молчит, молчит, даже лыбится тебе, а потом сразу… вот я
и хотел предупредить, да и расписку тогда давайте.
Бабка. Какую?
Михаил. Что предупредил вас. А то потом и меня по судам затаскают.
7
Таня. Да что вы ему верите, это он вас как дурачков. Распиской еще
пугает!
Михаил. Ты с ним хоть день прожила? Вот завтра и посмотрим, что
скажете. Для них же! И тебя же!... (Идет к двери – в «гостиницу»). Из-за
вас теперь за ним каждый час смотреть придется.
Заходит к Виктору.
Виктор. Что ты убежал сразу?
Михаил.
Сидишь?
Правильно.
Тут так и надо – сидеть и не
высовываться.
Виктор. А что?
Михаил. Да… Не хотел тебе говорить, да если что случится, мне же
потом и отвечай.
Виктор. Что случится?
Михаил. Откуда я знаю? Всего ждать можно. Домой бы тебя взял,
так там мать, батя, сеструха с мужиком да с короедами. Почему, скажут, не
в гостиницу?
Виктор. Слушай, ты говори нормально.
Михаил. Чего тут говорить – сиди, и все. Только дверь закрывай
покрепче. Тут вообще-то по одному не селят. Вдвоем, втроем еще можно,
чтоб спать попеременке. А одному…
Виктор. Да что – одному-то?
Михаил. А то, что больные они.
Виктор. Мужик, что ли? Видел, лежит, ну и что?
Михаил. Ага, просто так тебе лежит.
Виктор. А что?
Михаил.
А то, что бабка всю жизнь в этом, ну… в психической
просидела, его «лежит» сам видел, ну и хозяйку увидишь еще.
Виктор. Подожди, это что, серьезно?
Михаил. Ага, пошутить к тебе прибежал.
Виктор. А как мне тогда?
8
Михаил. Не выходи, не разговаривай и вообще молчи… Главное – с
дочкой не вздумай. А то они такой хай поднимут!...
Виктор.
Так подожди, они, выходит, все со справками:
голову
отвернут – и отвечать не будут?
Михаил. Давай тебе дадим, если так охота.
Виктор. Ты не юмори тут!
Привел в какую-то психушку, а теперь
шуточки. А если в клубе?
Михаил. Чего его, для тебя одного топить будут? Там и кино-то час
просидеть – две шубы надо. Сам бы тебя увел отсюда, а куда?
Виктор. Подожди, а почему они не там, ну, не в психушке?
Михаил. Если всех садить, кто тогда работать будет?
Виктор. А зачем они девочку эту на крышу гонят?
Михаил. На какую крышу?
Виктор. Ну, бабка кричала.
Михаил. А, это ни ихнею-то? Это лозунг вывешивать.
Виктор. Зачем?
Михаил. Ну… ясно зачем. К именинам. Сам, хозяин-то, любит, чтоб
ему каждую неделю именины устраивали. Речи чтоб говорили, прославляли.
Тут уж попробуй не сделай.
Виктор. Так если каждую неделю, сколько ему тогда лет?
Михаил. Кто его знает. Может, семьсот, а может, и тыща, я ж говорю,
такой народ, что…
Виктор. И что пишут?
Михаил. Где?
Виктор. На лозунге.
Михаил. Да пишут-то нормально: «Да здравствует день танкиста», и
все.
Виктор. Весело вы тут…
Михаил. Утопить-то сегодня никого не собираются, не слышал, не
кричали?
9
Виктор. Как – утопить?
Михаил. Как топят? В воде, конечно.
Виктор. А кого?
Михаил. Разных, бывает. Ладно, пошел я.
Виктор. Так подожди, а я?
Михаил. А что ты?
Виктор. Здесь и сидеть одному?
Михаил. Если все будешь делать как сказал, кто тебя тронет? Пошел
я. (Выходит).
В комнате Тимофей, бабка. Таня в своей комнате.
Бабка. Ну и что он там, Мишка?
Тимофей. Ножик сидит точит, чего ему еще делать?
Михаил. Сидит. Может еще ничего и не будет. Главное, чтобы
Танька ему на глаза не попадалась. А то они сидят-то там, ну… без женщин.
Раздражишь его, а потом… Пошел я.
Бабка. Так что ж ты… Его привел, сам уходишь, а нам?...
Михаил.
А вам…кричать теперь меньше, поняла?
трогайте его, и все.
Что вам?
Не
Не разговаривайте, не смотрите и вообще не
раздражайте, тогда, может, и ничего, может, и не тронет.
Бабка. Не разговаривайте… А если он… Тимоха, ты слышишь, чего он
говорит-то?
Михаил. Все – договорились. Танька там?
Бабка. Сидит читает.
Михаил (какое-то время раздумывает, зайти или нет к Татьяне).
Ладно, пусть сидит. Пошел я. (Уходит.)
Бабка. Гляди-ка, Тимоха, ушел.
Тимофей. Что он теперь, сутками около нас сидеть должен?
Бабка. Временами, дескать. А кто знает, когда у него эти времена
начинаются? Может, сегодня же и начнется.
10
Тимофей. Не начнется.
Если б сегодня, по нем бы сразу заметно
было.
Бабка. Ну так завтра.
Тимофей. Ладно, будешь теперь. Начнется так начнется, нет так нет.
Может, правду Танька сказала?...
Бабка. Про Мишку, что ли? Так зачем же ему придумывать-то, если
самому теперь бегать каждый час?
сообразила: что-то не то.
Нет, как только они зашли, я сразу
Стоял-стоял, а как Таньку увидел – весь аж
напружинился. И как теперь ее куда прятать?
Тимофей. Что он ей при нас сделает?
Бабка. «При нас»… А во дворе где поймает?
Тимофей. Пусть не выходит.
Входит Катерина.
Катерина. Танька дома? А крышу слазили?
Бабка. Тсс!
Катерина. Чего?
Бабка. Тише! Мы сами тут сидим только шепотом. А то ведь еще
раздражишь.
Катерина. Кого раздражишь?
Бабка. Кого, да его! Вон, за дверей сидит. Аж ходить пошто-то охота
на цыпочках.
Катерина. Кто сидит? (Тимофею.) Чего у вас тут?
Тимофей.
Ты сначала в город съезди, костыли купи, а потом
спрашивай. Ничего, вот выйдет, я без костылей и пальцем не шевельну,
пусть он вас тут…
Катерина. Да кто выйдет-то?
Тимофей. Увидишь еще – кто, да поздно будет. Ты понимаешь, что
мне уже давно ходить надо? Врач что говорила?
Катерина. Лежать – вот что! Ты мне объясни: чего она тут трясется?
11
Бабка. Да не трясусь я, Катька, а только сама-то посуди, вот он счас
сидит тихо, смирно, а к ночи что у него на уме будет?
Катерина. Да у кого – у него-то?
Бабка. Да у жильца, у кого ж еще-то?! Кто ж тут еще-то из дурдома?!
Катерина. Какого дурдома?
Бабка.
«Какого»… Казенного!
Мишка привел, оставил, да и сам
убежал.
Катерина.
Буйный какой или чего делает-то?
Зачем его сюда
привели-то?
Бабка. Так вот спроси! Мишка привел! К празднику, дескать. Ну
хошь бы и к празднику, а нормального-то нельзя, что ли?
Тимофей. И что именины мне сделали, иначе я вам устрою!
Бабка. Во, а этот с именинами какими-то!
Тимофей. Не «какими-то», а моими. Мне их хоть раз делали?
Катерина. А кому, мне, что ль, делали?
Бабка. Вот когда будет на пенсию, вроде б как юбилей, тогда и
проведем. Все же так делают.
Тимофей. Так все со сломанными ногами не лежат, как я.
Катерина.
А тебе, значит, за то, что по пьянке сломал, именины
устраивать?
Тимофей. Не за то, что сломал, а за то, что лежу. Все равно же делать
нечего в это время, вот и проведем.
Бабка. Может, правда? Катька? А потом бы уж не делали.
Катерина. Ага, «правда» вам!
Сначала кого-то за стекой посадили,
потом именины требуют, а дальше что скажете? Ну надо же, опять на крышу
не слазили! Это ж сколько можно терпеть-то?
Бабка. Так его боимся, Катька!
Катерина. А он вам что?
Бабка. Кто знает, что у него на уме?
12
Катерина. Ага, вы, значит, такие хорошие, а я, значит, такая плохая,
мне, значит, не жалко этих котенят. Так только если они вырастут – все
десять-то или сколько их там? – куда мы потом с ними? Если они все десятьто там затопочут, что мы потом?
Тимофей. Где это ты видела, чтоб кошки топотали?
Катерина. Затопочут, не беспокойся! А если еще эти десять да своих
по десять принесут, тогда совсем возрадуемся.
Тимофей. Как это они принесут, если из них всегда половина котов
бывает?
Катерина. А коты что, цыплят помилуют? Да пошел ты с котами
своими! (Кричит.) Танька, ну-ка счас же лезь на крышу! Я их сама утоплю,
ты только достань.
Таня (из своей комнаты). Темно уже совсем.
Бабка. Катька, не о том разговор, кто хороший, а кто плохой, а только
она на крышу, а он ее там…
Катерина. Да где – там-то, если он, говоришь, здесь сидит?
Тимофей. Вот там-то он ее и прижучит.
Катерина. Да пошли вы… Сами хуже всякого дурдома.
Бабка. Катька, ты пошто не поймешь-то…
Катерина (перебивает). Ладно, хватит! Давайте ужинать. (Кричит
Тане.) И чтобы завтра на крышу как штык, безо всяких разговоров!
Бабка с Катериной собирают на стол. Виктор в своей комнате
подходит к телефону, набирает номер.
Виктор. Алло, девушка, город мне, да, город: три – семнадцать –
восемьдесят два. Да, по срочному. Соединяете? Да, жду, жду. (Ждет с
трубкой в руках).
В большой комнате бабка и Катерина за столом.
Тимофею еду
ставят на табуретку у его кровати.
Бабка. Кричит чего-то?
Тимофей. Не кричит, а звонит.
13
Катерина. Танька, иди ужинать.
Бабка. Может, он туда звонит?
Входит Таня, садится за стол.
Тимофей. Куда – туда?
Бабка. «Куда»… Да откуда вышел!
Тимофей. Чего ему туда звонить?
Бабка. Спрашивает, видно, чего-то.
Тимофей. Ага, совету спрашивает – как нас тут уничтожить.
Катерина. Да перестаньте вы!
Таня. Что ты, папка, бабка старая, а ты? Мам, может, позвать его, он
же не ужинал.
Тимофей. Бабка тогда первым же куском подавится.
Бабка. Позови-позови да еще ножик к нему рядом положи!
Катерина. Перестаньте! Ешьте да помалкивайте.
В комнате Виктора.
Виктор. Алло, девушка! Да, три – семнадцать – восемьдесят два. Да, я
жду. Мой? Минутку. (Смотрит номер на телефоне, но, видимо, его там
нет.)
Девушка, не бросайте трубку, я сейчас спрошу, не бросайте,
минутку…
Виктор выбегает в большую комнату.
Бабка в испуге отпрянула,
настороженно смотрят Тимофей и Катерина.
Какое-то время Виктор
тоже смотрит на них с недоумением, но, вспомнив информацию Михаила,
спохватившись, улыбаясь, пятится.
Виктор. А, да, да, понял, все понял.
Тимофей (показывает пальцем на свои губы.) Ужинаем вот.
Виктор. Да, конечно. Мне этот… (показывает, как подносят трубку
к уху) телефон, телефон.
Тимофей (осторожно показывая пальцем на дверь в «гостиницу». )
Там, там телефон.
14
Виктор. Я знаю. (Крутит пальцем, как бы набирая номер.) Номер
мне, номер.
За столом переглядываются.
Тимофей. Не знаем мы номера.
Виктор. Как – не знаете? Кто ж тогда знает? (Спохватившись, снова
улыбается.) Ну, понимаете, номер, номер… телефона номер.
Тимофей. А куда звонить номер-то? Может, где записали на бумажке
да обронили бумажку-то?
Виктор. Да нет, ваш, ваш номер, вашего телефона.
Тимофей. А, нашего! Та нашего: два – тринадцать. (Выводит цифры
пальцем в воздухе.) Сначала – два, а потом – тринадцать. Два и тринадцать.
Виктор. Как – всего три цифры? Может, еще забыли какие?
Тимофей. Так все, больше нету.
Виктор. Хм… Ну хорошо. Ясно. Понял.
Бежит к себе, берет трубку.
Девушка, два – тринадцать. Да нет, это мой, ну, ихний, ихний, они так
сказали. Да, по срочному, жду.
За столом.
Бабка. Вот и началось.
Таня. Ну и что, номер спросил.
Бабка.
«Номер» тебе!
А глаза какие – видела?
Уж теперь-то я
разглядела. А это… (Показывает, как Виктор крутил пальцем.)
Тимофей. Я тоже – чего это, думаю, он вертит? Думаю, может, чашку
какую или тарелку просит. Мол, кругленькая.
Бабка.
Тарелку…
Как он только начал вертеть, так я сразу и
подумала, что смерть моя пришла. Да мне-то ладно, а вот ее-то… (кивает на
Татьяну) теперь куда девать?
Катерина. Так Мишка-то привел, чего сказал?
15
Бабка. То и сказал. Вести, мол, больше некуда, раз у вас гостиница,
деньги получаете, то сами и разбирайтесь. Черт бы уж с ними, с деньгами
этими!
Таня. Да врет он все, мама. Напридумывал, а они теперь…
Катерина. Кто врет?
Бабка. Да как же тебе врет-то? Сама-то, что ль, не видела?
Катерина. Кто что придумывал-то?
Бабка. Да Мишка это упредил нас, чтоб знали-то, ну, про того. А она
никак не верит.
Таня.
Ну и тряситесь теперь, раз вам Мишку так слушать охота.
(Уходит к себе.)
Бабка. Гляди-ка, нисколько не боится.
Катерина. Так почему она не верит-то?
Бабка. Да что мы сразу, дескать, не поглядели на него. А когда тут
глядеть? Убираться надо было.
Тимофей. Да не глядеть… Парень-то он молодой и из себя ничего
вроде, вот ей и неохота, чтоб дурак был.
Катерина.
Объяснили!
Ладно, тут дел невпроворот.
(Начинает
убирать со стола.)
Бабка. Пойду ягненка погляжу. Фонарик-то там лежит?
Катерина. Там, там.
Бабка выходит.
В «гостинице». Виктор у телефона.
Виктор. Да, алло, да, соединяйте. Привет… Виктор это, Виктор. Ты
к моим не забегал? Ты смотри эти дни, а то ей даже в магазин выбежать –
оставить не с кем… А, зря связался… Дней на пять. Теперь что, раз уж
приехал, думал, долги хоть раздам, а тут…
Да еще поселили… Долго
рассказывать… Приеду расскажу, говорю.
Аленка приболела перед
отъездом, так что ты обязательно забеги. Меня пять дней
не
будет,
ей
16
передай.
У стариков был? Тогда нормально.
Все, забеги обязательно.
Давай! (Кладет трубку.)
В большой комнате Тимофей и Катерина.
Тимофей. (кивая на дверь в «гостиницу»). Интересно б послушать,
чего это он там передает?
Катерина. Про тебя, героя-именинника.
Тимофей. А при чем тут «герой»?
Катерина. Кто, я, что ли, пьяная на мотоцикл садилась?
Тимофей. А при чем тут «именинник»?
Катерина. А кто про именины кричит, чтоб устраивали?
Таня (входит). Мам, у него там, наверное, простыни сменить надо?
Катерина. Иди читай, а то я тебе сменю, забегала тут!
Тимофей. А что, может, правда сменить надо? Приезжий человек, а
она… Думает, если у него не хватает, так надо ним все вытворять можно?
Катерина. Как бы ни не хватало, а твоего-то все равно побольше,
наверно.
Тимофей. Танька, ну-ка смени!
Таня. Мам?
Катерина. Я тебе сказала – иди учи! (Тимофею.) А ты тут лежи да не
подначивай.
Тимофей. Еще и выгадать хочет за счет Богом обиженного!
Катерина. Я тебе счас выгадаю так выгадаю. Еще месяц назад, как
тот уехал, все чистое постелила, а он будет теперь тут…
Тимофей.
Ну и допустим, а чего кричишь?
Не лазь, Танька, на
крышу. Пусть они там расплодятся и хоть вообще потолок обвалят.
Катерина. Во, этому-то ты можешь научить. Чему-чему, а этому-то…
(Тане.) Ну чего ты тут вертишься, делать тебе нечего?
Таня молча уходит к себе.
Другой бы спасибо сказал: кормят, поят, ухаживают за ним, а он…
17
Тимофей. Ага, еще б ты не ухаживала! Да только мне не ухаживания
твои нужны, а костыли. И если в это воскресенье не привезешь – ползком на
улицу выползу! Весна скоро, а она… За тобой бы так поухаживать.
Катерина. Хоть бы три денечка полежать, ничего не делать. А тут и
минуты не выкроишь. Разлегся, еще и ворчит недовольный. Еще и именины
ему за это устраивай!
Тимофей. Разлегся, значит? Специально, значит, разлегся? Хорошо
мне, значит? Ну так счас еще лучше будет! (Переворачивается на руках и
падает с койки.)
Катерина (бросается к нему).
Да ты что? Ты что, одурел? Бабка!
Танька!
На стук и крики Таня выбегает из своей комнаты, Виктор – из своей.
Со двора вбегает бабка с палкой в руках и, размахивая ей, наступает на
Виктора. Тот растерявшись, отступает, не зная, то ли ему помогать, то
ли убегать.
Бабка.
Я тебе!
Подступись, только подступись! (Увидев, что
Тимофей на полу, заголосила.) Батюшки, люди, сбросил, безногого сбросил!
Караул! Танька, беги за мужиками! Караул!
Катерина (занятая Тимофеем, не поймет, на кого кричит бабка,
оборачивается к ней). Да ты что, очумела? Помогай давай! Танька, бери за
ноги.
Тимофей (сопротивляется). Каждый день теперь буду сбрасываться!
Через час буду! Пока весь гипс не рассыпется!
Я вам покажу, как мне
хорошо лежать!
Катерина (Тане). Да не гипсовую, за живую бери. (Виктору.) Чего
стоишь – помогай.
Втроем водворяют Тимофея на место.
Бабка все еще не может
понять, что происходит.
18
Тимофей. Если завтра же не сделаете костыли с именинами, я вам
весь пол своим гипсом проломлю! Что, думаете, опять не сброшусь? Мать,
ну-ка дай палку, я ей счас весь гипс раздолбаю.
Катерина. Да ты что, с цепи сорвался! (Бабке.) Успокаивай хоть ты
своего сыночка. Хоть бы при чужих людях постеснялся.
Бабка. Тимоха, да кто ж тебя сбросил? Катька, чего вышло, кто его
скинул-то?
Катерина. «Скинул»… Скинешь его, как же! Такой сам кого хочешь
скинет.
Тимофей (Виктору). Вот попомни, парень! Если только они мне не
сделают именины с костылями, я им… Попомни, свидетелем будешь.
Катерина. (Виктору). Ладно, чего вам тут на дураков глядеть. Там,
наверно, до тошноты насмотрелись да еще тут теперь, идите.
Виктор.
Угу,
если
чего
надо…
(Показывает
жестом:
«располагайте», мол. Уходит к себе.)
Бабка. Катька, так чего будто вышло-то?
Таня. Упал с кровати.
Бабка. Так пошто будто упал-то?
Входит Михаил.
Михаил. С работы иду. Ну и как?
Бабка. «Как» тебе! Привел, да и довольненький. Это ладно, я успела
забежать, а то б он его…
Катерина. Да при чем тут тот-то?
Бабка. А кто же тогда?
Катерина (кивая на Тимофея). Вон у кого спрашивай.
Михаил (кивая на дверь). А что он сделал?
Бабка.
«Что» тебе!
Сначала выскочил, когда ели, чуть всех не
перерезал…
Таня. Да что ты, бабка, «резал» - телефон спросил.
19
Бабка. «Спросил»… А это? (Вертит пальцем.) А глаза какие? А
теперь вон Тимоху чуть не убил.
Михаил. С чего это он?
Бабка. «С чего»… Будто не знает – с чего. (Понизив голос). И на ночь
надо на пробой замок повесить. А то заснем тут все, а он…
Катерина. А если он в уборную захочет?
Бабка. Ведро поставим.
Катерина. Как ты ему говорить-то будешь?
Бабка. Ну и скажем. У нас, мол, не ходят по ночам, сами кое-как.
Михаил (Бабке). Чего-то ты уж совсем. Ну и сидел, допустим. Счасто его выпустили.
Бабка. Ты же сам сказал: в любое время начаться может.
Михаил. Но не так же, чтоб в туалет не выпускать.
Таня (Михаилу). Натрепал тут, теперь вот расхлебывай. (Уходит к
себе.)
Михаил. Но я же просто сказал – «чуть-чуть». Ну, когда-то что-то
было, а так-то зачем?
Бабка. «Когда-то»… Он тут вот только что бегал.
Михаил. Да с чего ему бегать-то?
Бабка. Гляди-ка, Тимоха, сам же привел, ну, предупредил, правда, а
теперь нас же спрашивает.
Михаил. А, сам теперь не рад. (Заходит к Виктору.)
Виктор. Слушай, друг, так дело не пойдет. У меня дочке четыре
месяца. А если б она не с палкой, а с топором сзади?
Михаил. С чего ей с топором-то?
Виктор. Конечно, с чего бы ей это. Всего каких-то лет семьдесят в
психущке отсидела.
Михаил. Да не семьдесят.
Виктор. Ага, шестьдесят, можно спать спокойно. Давай поднимай
расценки.
20
Михаил. Зачем?
Виктор. Правильно – зачем? Работать в двух шубах надо, здесь…
Они же натуральные! Мужик сейчас чуть всю избу не разнес. Хотел помочь
и случайно только не схлопотал по голове, дубиной. Что, я должен здесь
сидеть ждать, когда черепок проломят по самым низким расценкам?
Михаил. Почему по самым-то?
Виктор. Знаю, не совсем темный. Их в три раза поднять можно, и все
по закону будет. У меня дочке четыре месяца, долгов вот так, а ты меня за
какие-то копейки под топор подвести хочешь!
Михаил. Да какой топор? Они, наоборот, говорят, что ты бегал.
Виктор. Куда?
Михаил. Не знаю куда. Ты хоть не пугай их.
Виктор. Я же еще и пугаю! Да они… Мне в дверь приходится
пятиться, спиной боюсь повернуться.
Я-то думал, они спокойные, раз на
воле, так, чуть-чуть, а они еще почище буйных. У вас вообще тут власть-то
есть какая-нибудь? Сумасшедшие с топорами спокойно бегают, а им главное
– клуб оформить к празднику.
Михаил. Да с какими топорами?
Виктор. С железными. И чтоб поднял в два раза. Раз – за работу,
раз… за вредность. У меня не три головы.
Михаил. Да я тебе просто сказал. Ну, сидела. Да она не сидела даже,
я же забыл тебе сказать, что она там была уборщицей, ну, нянечкой,
санитаркой. А Тимофей вообще со сломанной ногой лежит.
Виктор. Пой-пой. И вообще, они самые нормальные, это только по
четвергам с дубинами бегают да именины на костыле требуют.
Михаил. Да нормальные они. Это я просто сказал, чтоб ты на Таньку
не смотрел…
Виктор. Зачем мне своя Танька, при чем тут Танька, когда они в
любое время могут?... Ничего, пусть только сунутся, ножичишко у меня кое-
21
какой имеется. Но только чтоб по самым высоким расценкам, а то я тебе не
Змей Горыныч!
Михаил. Да ну вас! Одни кричат – замкнуть надо, другой – вообще с
нижиком.
Я же тебе не объясняю: из-за Таньки сказал, когда еще тебя
боялся, а бабка, вообще, даже кошек утопить не может.
Виктор вдруг притих и как-то странно смотрит на Михаила.
Чего ты?
Виктор. Ничего.
Михаил. А чего смотришь так?
Виктор. Нормально смотрю.
Виктор весь как-то напрягся. Михаил это заметил, и ему тоже стало
неуютно. Молчат.
Михаил. Недавно тут театр приезжал.
Виктор. Зачем?
Михаил. Выступать, зачем еще?
Молчат.
Михаил. Ладно, пошел я. Ты столько… (Взглянув на Виктора, осекся.
Осторожно выходит.)
В комнате бабка, Таня, Тимофей.
Бабка. Ну и как он там, Мишка?
Михаил. Чего он тут делал?
Бабка. Так чего… Сначала выскочил как полоумный. Потом номер с
нас стребовал. А потом… Тимоху-то не он, что ль, сбросил?
Таня. Сам он упал.
Бабка.
Ну все равно, тут рядом приготовился.
Я его еле палкой
отогнала. А чего он делает счас-то?
Михаил. Таблетки глотает, сонные видно. Так что можете спокойно
спать, до утра не встанет.
Таня. А вот хочете я покажу, как он вам врет? Хочете? (Подходит к
двери Виктора и, постучав, открывает.) Можно?
22
Бабка. Танька, ты куда. Танька?!
Таня,
не
дождавшись
приглашения,
входит
в
«гостиницу».
Останавливается у двери. Виктор поднимается навстречу.
Таня. Вы таблетки глотали?
Виктор. Таблетки?
Таня. Да, таблетки. Только что – глотали?
Бабка (кричит через дверь).
Танька, ты пошто человеку спать не
даешь? Человек уже таблеток наглотался, а ты его шевелишь. Ну-ка, счас же
выходи оттуда!
Таня.
Сейчас выйду, не стучи, никуда не денусь.
А что вы так
испугались?
Виктор. Я? Да нет. Чего мне бояться?
Бабка (снова кричит через дверь). Танька, если ты только сию же
минуту оттуда не выйдешь, я потом тебя не то что кошек топить заставлю, я
потом не знаю, что с тобой сделаю. Сейчас же выходи!
Таня. Выйду, выйду. Раскричалась. (Виктору.) Вы что, всегда такой?
Виктор. Какой?
Таня. Ладно, спи. (Выходит.)
Бабка. Что ж ты… Тут около двери стоять страшно, а она…
Таня. Да кого вы испугались, он сам какой-то пуганый.
Михаил. Ты лучше, правда, не заходи к нему.
Таня. Все еще ревнуешь, что ли?
Михаил. Да какое ревную – теперь не до того. Не заходи, и все.
Таня. А про таблеточки-то точно насвистел!
Бабка. Чего – таблетки?
Таня. А то, что он и не собирался их пить. И ничего не ел, наверно.
Ты ему хоть дай что-нибудь.
Михаил. Да не будет он есть, отравленное, подумает.
Бабка. Пошто какое отравленное? С чего?
Михаил. Ну он же думает, что вы… Ну… возьмет да подумает.
23
Бабка. Так, а с чего будто подумает-то?
Тимофей. Да на вас посмотрит, да и подумает.
Месяц костыли
привезти не могут.
Бабка. Так мы кого травили разве?
Тимофей. Не травили, так утопить неделю собираетесь.
Бабка. Так неделю… Если эта никак на крышу не лезет, я, что ль,
полезу за ними?
Таня. Сказала, поесть человеку дайте, а вы опять – как бы утопить
побыстрей.
Бабка. Так это он – две недели, дескать. Я же будто и виноватая.
Входит Катерина.
Катерина. Что притихли? Тот-то не выбегал больше?
Бабка. Так мы думали – таблетки, а он их и не глотал вовсе.
Катерина. Ну, тогда спать давайте, завтра снова чуть свет.
Тимофей. А я?
Все вопросительно смотрят на Тимофея.
Со мной как?
Забегали тут: таблетки, таблетки, только б от меня
отвязаться. Когда делать будем? Именины-то?
Бабка. Тимоха, да ты разве не видишь, что тут творится? Ну вот как
увезут этого, тогда и будем думать.
Тимофей. Что, снова начать сбрасываться? За любого полоумного
готовы уцепиться, только б именины не делать, так, что ли?
Все смотрят на Катерину.
Бабка. Катька?
Катерина. Только запомни: ты потом у меня за эти именины полгода
грамма в рот не возьмешь.
Тимофей. А зачем… потом-то мне незачем? Потом я бегать буду,
работа, потом-то другое дело! Мне главное сейчас, перетерпеть чтоб.
Бабка. А когда делать?
Тимофей. Да завтра же и сделаем. Все равно же только свои будут.
24
Бабка. (кивая на дверь «гостиницы»). А этот?
Тимофей. А он что, он в клубе будет или у себя, в гостинице.
Бабка. Верно, так и скажем ему: там, мол, территория казенная, что
хочешь, то и делай, а у нас именины.
Таня. Ну все, папочка, настал твой день.
Бабка. А Мишка-то, Мишка, с баяном чтоб.
Таня. А он свой, что ли? (Идет к себе.)
Бабка. Ну так а как? Раз спасает нас тут.
Катерина. Он, может, из-за этого и привел, чтоб спасать.
Михаил. Сам теперь не рад, тетка Катя.
Катерина. Ну все, договорились, теперь спать давайте.
Михаил (встает). Когда завтра прийти-то?
Бабка. Так после работы уж, раньше-то как?
Михаил. Ладно, пошел я. Вы только не трогайте больше его.
Бабка. Погоди, Мишка, правда, что ль, он таблеток-то так ни одной и
не проглотил?
Михаил.
Да он без таблеток уж давно спит, наверно.
Пошел я.
(Уходит).
Бабка. Как же, заснешь тут без таблеток!
Катерина. Будто сама их глотала когда.
Бабка. Так мне-то зачем? Это Мишка сказал, что проглотил, я будто б
и успокоилась, а теперь опять…
Тимофей. Сама тогда проглоти чего-нибудь, чтоб хоть один из вас
заснул.
Бабка. Я их и молодой-то сроду не глотала, а теперь буду вам…
(Идет в спальню.)
Катерина. Ой, ну ладно, спать. А то ведь завтра еще и перед тобой
придется ходить на цыпочках.
Тимофей. Ты думаешь, я это тебе потом не вспомню?
25
Катерина. Вспомнишь, вспомнишь. А как ногу сломаю, так и мне
будешь именины устраивать. Спи.
В спальне бабка, Таня. Таня уже в постели, с книгой, но не читает,
бабка расправляет свою.
Таня. И почему все такие: то как кладовщик, а то как мешком по
голове…
Бабка. Каким мешком?
Таня. Пыльным. Это говорят так.
Бабка. Что говорят?
Таня. Спи, бабка, я про свое.
Бабка. Так вот я тоже про свое: если только он эти таблетки не
глотал, то нам никак нельзя всем спать.
Таня. Да перестань ты, спит, и пусть спит.
Бабка. Так если б. А как проверишь? Хоть бы щелочка какая была.
Обязательно бы нам надо ее сделать. Хоть и этот уедет, а назавтра другой
такой явится – как подсмотришь?
Таня. Баб, а как ты с дедом познакомилась?
Бабка. Чего мне было знакомиться, когда он вот с таких тут же бегал.
Таня. Сопливый?
Бабка. Так а кто тогда не сопливые были да маленькие-то.
Таня. Ну уж нет, сначала его таким смотреть, а потом…
Бабка. Ищи себе не сопливого. Хоть и сопливый был, зато вино не
глотал, как нонешние. Да и не был он сопливым сроду, чего ты брешешь-то?
Он вон какой был! Если б не контузия эта, так сколько б еще прожил. Один
раз потопа эвон какая была – бревно несло, а он не испужался, прыгнул да
чужого ребятенка вытащил. Сопливый тебе… Это на родного-то деда?
Таня. Значит, ты с ним на завалинке познакомилась?
Бабка. Пошто на завалинке? Спи давай.
Таня. Сама спи.
Бабка. Уснешь тут. Дверь-то к нему настежь, считай.
26
Таня. Да что он тебе сделает, вы почему такие запуганные-то? Если
кто-то чужой, сразу его бояться – обманет, ограбит! А в городе, если все
незнакомые, ты что, зайдешь в трамвай или в автобус и будешь сразу про
всех так думать?
Бабка. Ну так и как же?
Таня. Да что они тебе сделали?
Бабка. Не сделали, так сделают.
Таня. Что сделают?
Бабка. Что… Да все ноги обтопчут.
Таня. Но они же еще не оттоптали, а ты уже думаешь.
Бабка. Ну так я же знаю, что все равно обтопчут.
Таня. Вот если б Мишка сказал, что он хороший-прехороший, так вы
бы не поверили. А здесь – так сразу.
Бабка.
Где ты его нынче увидишь, хорошего-то?
Как только
поселится в гостинице, так и давай пить. Спи давай, ты пошто никак не
засыпаешь-то?
Таня. Успею. Вот уеду летом, одна тут останешься, так вспомнишь
еще.
Бабка. Чего я тут одна? Как уедешь – помирать надо будет.
Таня. Зачем?
Бабка. Ну так а что? Ты уедешь, Тимоха с Катькой сами большие, а
чего мне делать-то?
Таня. Ну и что мне теперь, совсем не уезжать?
Бабка. Пошто ж не уезжать-то? Учиться все равно надо. Да и кого ты
тут найдешь, окромя Мишки? А мне помирать все равно надо когда-то.
Уедешь, а на похоронки приедешь потом.
Таня. «Приедешь»… Будто за картошкой…
Бабка. Какой картошкой?
Таня. Да ну тебя, спи давай.
27
Бабка.
Счас лягу.
И ты спи.
В молодые-то годочки только
отоспаться, а то потом под старость-то попробуй-ка усни.
Таня. Все, я уже во сне.
Бабка. Ну и слава Богу.
Свет гаснет, но через какое-то время высвечивается бабка, она
тихонько идет в большую комнату, находит там замок и подходит к двери
«гостиницы». Железное звяканье замка, который она в темноте пытается
вставить в пробой, услышал Виктор, чутко дремавший на своей койке
одетым. Он вскакивает, тихонько подходит к двери, слушает возню за ней.
Виктор (стараясь громко и грозно). Кто там? У меня тут ножичек
имеется!
Бабка, так и не вставив замок в пробой, бежит к себе и быстро
ложится.
Разбуженные криком, поднимаются на койке Тимофей и
Катерина. Бабку они не увидели.
Тимофей (тихо, Катерине). Кто это?
Катерина. Этот кричал.
Тимофей. Чего кричал?
Катерина. Про ножик. (По бабьей привычке просыпаться мгновенно,
вдруг осознав слова Виктора.) Правду бабка говорила – замок бы на пробой
надо.
Тимофей. Где его сейчас найдешь, да и он услышит.
Катерина. Ну тогда крикни чего-нибудь.
Тимофей. Зачем?
Катерина. Чтоб услышал, что не спим. Про топор лучше.
Тимофей (кричит).
А ну-ка, принесите-ка мне топор, который
повострее!
Ждут реакции.
Молчит.
Катерина. Однако я, правда, принесу топор, раз замок не навесили.
(Идет за топором.)
28
Виктор, приоткрыв дверь, видит это в щелочку.
(Возвращается, отдает топор Тимофею.)
Так и будем, что ли, сидеть теперь?
Тимофей.
Дверью скрипит, подглядывает. Ты спи, а я все равно
выспался, посижу. (Громко). Я кому-то там поскриплю-ю!
Виктор быстро закрывает дверь и садится около нее с ножом.
Тимофей сидит в кровати с топором в руках.
29
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Там же назавтра. Время к вечеру. Тимофей на кровати, бабка идет к
нему из спальни.
Бабка. Тимоха, еще-то я тебе чего забыла рассказать: как только он
вышел утром…
Тимофей (перебивает). Да перестань ты про это. Все я сам знаю,
слышал, видел. Ночь пережили, живые – и слава Богу. А если он с сумкой
утром убежал, значит, не вернется. Мишка его куда-нибудь пристроит – он
же тебе сказал. Чего еще-то? Сами – праздник сделать, а сами – каждую
минуту только про него да про него. Дай-ка френчик.
Бабка. Зачем? Не собрались же еще.
Тимофей. Я что, при всех буду одеваться?
Бабка (подает). На, да лежи уж тогда, как именинник заправдашний.
Тимофей. А я что тебе, занарошный?
Бабка. Ладно, ладно, я и говорю, заправдашний.
Тимофей. Какие, к черту, именины, так, посидеть, раз все равно лежу.
Там на юбилей всю родню созывают, а тут так…
Бабка. Ладно, не нервничай. (Показывает на бутылку водки.) Вот,
стоит уже. Ну и ушлая у тебя баба! Утром подзывает, да и говорит: иди в
амбар и возьми там в старом сапоге. Да ему, говорит, покажи, а то будет
нервничать, что не достанем. Вишь, как она у тебя – в магазине хоть шаром
покати, а у ней в каждом сапоге припрятано. Чего ни хватись – все у ней
припрятано!
Тимофей. Кто выбирал? Знал, кого брать, наверно.
Бабка. Ну ладно, лежи, а я счас тебе и френчик новый, и рубаху
найду. (Роется в шифоньере.)
Тимофей. И придет твой смертный час.
Бабка. Ты чего это?
30
Тимофей. Да так, тут про все передумаешь. Слова-то какие важные –
смертный час. Не минута, а именно час. За минуту-то человек, видно, не
успевает отойти, тут час нужен, дело нешуточное.
Бабка. Ты зачем про это-то? Да еще на именинах.
Тимофей. Потому и думаю: как это люди по одному живут – ужасть.
Случись что, вот как со мной теперь, и не то что тебе именины, а и воды
подать некому.
Бабка (приносит одежду). Во, одейвайся, чтоб как молодой был… А
как вернется?
Тимофей. Опять ты про свое!
Бабка. Ладно, не буду, не буду. Раньше про эти именины и знать не
знали, а теперь он еще вот такой, а ты уж ему устраивай. Ничего, вот как уж
совсем распусто в магазинах станет, так шибко не поустраиваешь.
Входит Катерина.
Катерина. Вот как я! Чуть не на полдня раньше с работы убежала.
Ну и как тут именинник наш?
Бабка. Так вон, во всем новом уже.
Катерина. (кивая на «гостиницу»). Не приходил?
Бабка.
Как убежал утром с сумкой, так и не было.
Мишка же
посулился его пристроить куда-нибудь. Уж уведет, наверно. А то что же,
опять ночь сидеть?
Входит Таня.
Таня. Папка-то какой нарядный сегодня.
Катерина. А ты думала, папка у тебя хуже всех? Давай, пока мы тут
собираем, быстрей переоденься – и на крышу.
Таня. Ну, мам, почему счас-то?
Катерина. А когда? Пока светло и слазишь.
Таня. Так сегодня же… У папки же день рождения сегодня?
Катерина. Ну и что? Слазишь – да и сиди отмечай.
Таня. Ничего себе: сначала топить, а потом…
31
Катерина. Да я сама утоплю, сказала же – сама. Ты только слазь.
Таня. Ты-то скажи, папка!
Катерина. А чего – папка? При чем тут тебе папка?
Тимофей.
Погоди, Катька… Правду она говорит, не так как-то
выходит.
Катерина. Чего тебе опять не так?
Тимофей. «Чего»… Мы тут сядем, а им…
Катерина. Ну, сядем и сядем! А им… Докуда же это тянуться-то
будет? Вырастут, кому они нужны? У всех своих девать некуда. А топить
потом, когда они глаза-то откроют, еще в сто раз жальчей будет. И что мы
потом с ними? Вчера же договорились, чтоб сегодня как штык на крышу,
договорились?
Тимофей. Все равно не так как-то.
Таня. Правильно, папка.
Катерина. Чего тебе «правильно»? ждешь, когда я сама туда полезу
да не хуже этого пьяницы руки-ноги переломаю, - это тебе правильно?
Тимофей. А кто это тут пьяница?
Катерина. Да ладно, снова да ладом начнем.
Бабка. Катька, может, уж правда бы…сегодня-то…
Катерина. Все! Все! И не сегодня, и не завтра, и вообще замолчите!
И если только она счас не слазит – никаких вам ни именин, ни хренин –
ничего не будет. И вот это я вам говорю!
Тимофей. А где это ты тут пьяницу увидела, интересно разобраться?
Катерина. Все для них, все как есть делаешь, а тебе за это… Они там
где-то по пьянке ноги суют куда попало, а ты им за это именины устраивай с
пятнадцатью кошками над головой.
Они тут по полдня причесываются,
лежат да через час рубахи переодевают, а ты перед ними бегай на цыпочках,
и они же еще и недовольные!... Ну уж нет, чтоб я им еще…
Тимофей. Это она специально на мой праздник их топить назначила!
32
Катерина. Посмотрите-ка вы на них! Если она чистую рубаху надели,
то, выходит, по-ихнему, в этот день уже и утопить никого нельзя?!
Тимофей. Да, выходит! (Показывая куда-то вверх.) Даже эти, сидят
там, да по праздникам амнистию делают, а ты…
Катерина. Да гори оно все! Разводите тут кошатник, собачник, чего
хотите делайте, а я больше…
Бабка. И верно, Катька. Пусть уж поживут сегодня. А потом от
какого-нибудь Кошкина бога, может, этот день нам и зачтется.
Катерина. Зачтется, все нам зачтется! Собирайте давайте, а я пока
переоденусь пойду.
Уходит в маленькую комнату. Бабка с Таней собирают на стол.
Бабка. Слава тебе, Господи. Я уж думала, разладилось все.
Входит Михаил с баяном.
Тимофей. О, и музыка пришла! Проходи, Михаил. Садись.
Бабка. Ну что, пристроил его?
Михаил. Так… Улаживается. Все уладится, бабка!
Бабка. Ну, так ты определил его?
Михаил. Решается. Вопрос решается, говорю же тебе.
Бабка. Так «решается»… Пока вы там «решать» будете, а он уже тут
объявится вот с таким ножиком.
Тимофей. Сказал же тебе – решили, чего еще надо-то?
Михаил. Все будет нормально. Я что тебе, божиться должен?
Бабка. Ну да так бы и сказал. А то «решается»…
Входит нарядная Катерина.
Катерина. Вот и я, супруга именинницкая! Садимся, что ли, все тут?
Бабка. Так все не все, а больше не звали. Танька, иди, начинается.
Входит Таня, все рассаживаются.
Тимофей. Разливай, Михаил, а то мне с кровати неловко.
Михаил молча разливает.
33
Катерина (встает). Ну вот, Тимофей, хоть ты сейчас и без ноги, а
дожил до светлого праздника. Вот мы тут сидим, все свои, и никто про тебя
сегодня худого слова не скажет. Может, там и было чего, но тогда ты нас
прости. Дочку вот мы с тобой вырастили, сына женили по-человечески, и
главное – бабка вот, мать твоя, еще живая. А она нам много доброго сделала
– всю жизнь, и худого я про нее тоже ничего не скажу. А уж какая я вам
невестка – сами судите, тут уж как я вам угодила.
Бабка. Хорошая, хорошая невестка, лучше и не придумаешь.
Катерина. Ну а раз неплохая я вам невестка, тогда прошу выпить за
моего мужа, Тимофея Ивановича, и за всю его семью. Давайте.
Тимофей. Спасибо, Катька. Спасибо, Катерина.
Бабка. Да пей уж, пей, чего «спасибо». А она потом еще скажет.
Видишь, как она браво говорить-то умеет. Это Иван, батька твой, бывало,
как встанет, да как расправит бороду, да так строго на всех посмотрит, да как
скажет… Все, бывало, его просили. Танька, ты-то скажи как дочка.
Катерина. Еще одну не успели выпить, а ты уж…
Бабка. Ну, ешьте, ешьте тогда, закусывайте. Мишка, ешь да на баяне
потом сыграешь.
Тимофей. Давайте теперь я скажу. Налей, Михаил.
Бабка. Как ты говорить-то будешь, с кровати, что ль?
Катерина. А откуда он должен, со стола?
Бабка. Ну так, говорят-то встамши чтоб… Как Иван-то, батька-то его,
я же только что рассказывала.
Катерина. Батька… Как он без ноги встанет-то?
Бабка. Так с кровати-то разве говорят?
Катерина. А как он должен теперь? От привяжется же! Говори…
Тимофей.
Бабка. Ну так пусть бы хоть…
Катерина. Что?
34
Бабка. Пусть уж тогда Мишка с Танькой приподнимут его как-то, а он
тогда нам и скажет.
Тимофей. Чего меня поднимать?
Катерина.
Да заступники вы наши великомученики, чего ж ты к
безногому привязалась-то? Ну пусть с кровати, главное-то, чтоб слышно
было.
Бабка. Так «слышно»… Охота, чтоб он как Иван.
Катерина. Ну и что теперь?
Бабка. Так что… Путь уж говорит.
Катерина. Давай, Тимофей.
Бабка. Ты, Тимоха, хоть построже тогда.
Тимофей, с рюмкой в руке, приподнимается, откашливается, молчит.
Ну чего ты, пошто не скажешь-то?
Тимофей. (еще какое-то время пытается найти слово, но вдруг
быстро выпивает один). «Бороду расправь, бороду…». Откуда я возьму,
какую бороду? Он когда жил? Тогда хорошо говорить было.
Катерина. Так и правда – откуда ж ему взять, «как батька-то»? у него
свой ум, свой разговор, а тут «как батька», да и только. Ничего, Тимофей,
после второй скажешь.
Бабка. Так я ничего, чего я? Пусть уж говорит как сумеет.
Таня. Ничего, папка, мы и так все понимаем.
Тимофей. Хотел сказать, так… Как я скажу по-батькиному, когда
почти не помню его?
Катерина.
Да еще всю ночь просидел.
Как именинник сидел, с
топором правда.
Входит Виктор. Заметно, что он сильно замерз. Увидев застолье,
остановился у двери. Михаил вскакивает из-за стола и бежит к нему.
Михаил. Пришел? Вот и правильно. А я хотел забежать за тобой, да
вот видишь, тут… Счас уже совсем собрался, а ты сам приходишь. Пошли.
35
(Всем.) Это вот Виктор, замерз в клубе. Ему переночевать надо. Ну да вы
же его знаете. (Виктору.) А это вот все хозяева.
Таня. И, между прочим, у нас день рождения.
Виктор. Да, я знаю, каждую неделю. Поздравляю!
Михаил. Во, и поздравил даже, а вы говорили… Ну, пошли.
Заходят в «гостиницу».
Виктор.
Слушай, друг, за это и схлопотать можно. Ты что мне
сказал?
Михаил. Ну не нашел нигде места. К трем бабкам одиноким бегал, а
кто-то уже пустил слух, что ты…
Ну, с ножиком тут. И ни одна даже
говорить не хочет. Дома заикнулся, так меня самого в шею. Куда мне еще
тебя?
Виктор. А зайти сказать не мог? Я там ждал-ждал, чуть дуба не дал.
Устроил мне санаторий! Снова ночью не спать? Да если еще выпьют…
Михаил. Да нормальные они, как тебе еще говорить, ты почему мне
не веришь-то?
Вон сидят.
Если б дураки были, что б они именины
справляли?
Виктор.
Естественно, это только самые умные каждую неделю
справляют.
Михаил. Да придумал я все, сколько тебе говорить, а ты им зачем-то
про эту неделю. Ладно, отдыхай давай, завтра что-нибудь придумаем. А то
ждут же.
Виктор. Почему тут крючка на двери нет?
Михаил. А зачем – все свои. Ладно, пошел я, отдыхай.
Михаил выходит к столу.
Бабка. Что же ты нам говорил…
Михаил. Куда, куда я его дену? Сами же кто-то слух пустили про
него, а кто теперь возьмет?
Катерина. Какой слух?
Михаил. Да что сумасшедший.
36
Бабка. Ничего я… Я только про ножик сказала. Дак а что ж? Трясись
тут сиди да еще ничего и не скажи?
Михаил. А теперь вот попробуй его устрой.
Катерина. Зачем будто кому говорить?
Бабка (Михаилу). А что ж ты сразу не сказал?
Пристроил,
пристроил… Мы б хоть как-то приготовились, а теперь…
Михаил. Да расстраивать не хотел. Забегали б тут, ничего бы не
посидели.
Бабка. А теперь как?
Михаил. Да он уж спит давно, намерзся там. Все, зашел, и забыли про
него.
Бабка. Забудешь тут… Вчера тоже говорили – спит…
Молчат.
Каждую неделю, дескать… Чего это будто «каждую неделю-то»
обозначает?
Михаил. Ну, это.. Ну когда он еще сидел, давно совсем, ну, им там
делать нечего, вот и справляют каждую неделю. Он и подумал, наверно, что
вы тоже…
Бабка. Что – тоже?
Михаил. Ну, тоже … справляете.
Бабка. Так, а мы-то каждую неделю разве?
Катерина. Да он не про нас, он про своих сказал. Ну, вроде бы нас за
своих принял.
Бабка. А пошто за своих, мы-то такие, что ли?
Катерина. Да кто тебе говорит? Он про своих вспомнил, ну, когда на
нас поглядел.
Бабка. А пошто вспомнил, походим, что ль, да на тех-то?
Катерина.
Да кто тебе «походим-то»? Просто поглядел, да и
вспомнил.
Михаил. Заодно.
37
Катерина. Чего?
Михаил. Заодно, говорю, и вспомнил.
Катерина. С чем заодно?
Бабка. А пошто будто вспомнил, когда поглядел?
Катерина. От привяжется же! Что ж, по-твоему, если человек на тебя
поглядел, то ему уже и про дурдом нельзя вспомнить?
Бабка. Так я ничего не говорю, пусть вспоминает, только…
Катерина. Чего тебе опять «только»?
Бабка. Так пошто будто каждую неделю?
Таня. Хватит вам. Про папку вон совсем забыли!
Все смотрят на Тимофея.
Тимофей. А где они берут, если каждую неделю?
Катерина. Кого?
Тимофей. Да водку?
Михаил. Так они с водой, кто им там даст? И вообще, не знаю я
ничего. Нормальный парень, чего он вам?
Виктор изнутри стучит в дверь.
Виктор. Михаил, на минутку, можно?
Бабка. Пойдешь, что ль, Мишка?
Михаил. (Виктору). Счас! (Всем.) Давайте справляйте тут. Чего вы
обращаете? Сели гулять, а сами… Счас я.
Заходит к Виктору.
Виктор. Принеси молоток и гвозди.
Михаил. Зачем?
Виктор. Я тут снова на стуле ночь сидеть должен? Не жрал сутки,
замерз как собака и крючка не могут сделать.
Михаил. Верно, ты ж говорил, а я забыл тебе поесть принести. Бегал
тут весь день, искал, куда пристроить, а потом еще в сельсовет вызывали.
Давай счас принесу чего-нибудь.
38
Виктор. Не надо мне ничего, сам там… сиди. Молоток давай и
гвозди.
Михаил. Да зачем тебе молоток? Начнешь стучать, а они подумают…
Ну спи, ложись и спи! Или давай принесу чего-нибудь.
Виктор.
Слушай, друг, если ты только мне сейчас не принесешь
самый большой молоток, я вам тут такое устрою! Мне теперь терять нечего:
все равно тут или замерзать, или подыхать с голоду, так что я вам… Даже
хлеба в магазине не имеют! Неси молоток!
Михаил. Ну, если ты так боишься, давай они оттуда замок повесят.
Они уже сами предлагали.
Виктор. Это чтобы я тут без свидетелей околел?
Михаил. Да ключ-то, ключ-то будет.
Виктор. У кого?
Михаил. Да хоть у кого. Ну, у кого? Да хоть тебе отдать. Только
через дверь как?
Виктор.
Ты мне мозги не пудри своим ключиком, ты мне неси
молоток. И еще проволоку какую-нибудь.
Михаил. Слушай, пошли, пойдем. А то еще правда пропадешь с
голоду, а нам потом отвечай. Кого тебе бояться – я же рядом буду. А они
так еще вчера сами удивлялись, что не ешь ничего, даже принести тебе
хотели. Посмотришь, сам убедишься, что люди нормальные, и – спокойно
спать. Горячего, горячего тебе надо. Да там же и стопарик есть – сразу
согреешься. Пошли, они уже там все приготовили.
Виктор больше не в силах сопротивляться чувству голода и дает
вывести себя к столу.
Вот, это Виктор, голодный, ну не ел ничего. Я ему принести чегонибудь собирался утром, да с квартирой забегался. Давай сядем.
Таня. Сейчас я.
Готовит место для Виктора, тот садится.
39
Михаил (наливает Виктору).
Во, счас мигом согреешься за
именинника.
Бабка (жестами пытается привлечь внимание Михаила). Так ведь…
Мишка… а вам потом как? Тимоха, Катька, вы чего молчите-то, ведь им же
совсем нельзя.
Михаил. Тише, бабка, тише, все можно. (Виктору.) Давай.
Виктор (видимо, решил ни на что не обращать внимания, только бы
поесть; поднимает рюмку). С днем танкиста вас!
Все переглядываются.
Тимофей. И тебя тоже!
Михаил (Виктору). Забудь ты про этих танкистов, лозунги, вообще
про все забудь, пей.
Виктор выпивает.
Тимофей. И тебя тоже.
Михаил. Закусывай теперь.
Виктор начинает есть, все смотрят.
Закусочка что надо – фирменное блюдо, счас согреешься.
Бабка. А сам говорил – отравленная. Когда ж мы кого травили-то?
У Виктора непроизвольный порыв к рвоте.
Он перестает есть и
потихонечку кладет вилку на стол.
Михаил. Чего ты под руку говоришь? Где ты тут какое отравленное
увидела?
Бабка. Сам же ты говорил: отравленное, дескать, он есть не станет.
Михаил. Да почему, с чего отравленное-то? (Виктору.) Ешь, чего ты
испугался? Нашел кого слушать!
Виктор. Спасибо, я все. (Оглядывается, как бы уйти.)
Михаил. Да какой «все» - ложки не съел после суток. Ну, бабка, надо
было тебе! Нашла когда про отраву рассказывать. Теперь он вообще есть не
станет.
Катерина. С чего будто какая отрава-то?
40
Михаил (кивая на бабку). Да она все.
Бабка. Да сам он. Танька сказала унести ему, а Мишка – он, дескать,
отравленное есть не станет.
Михаил. Я сказал: подумает, что отравленное.
Бабка. Ну так правильно, так и сказал: подумает, дескать, да не станет.
Михаил. Поспорь с ней!
Катерина. Да когда вы его травить-то собирались?
Бабка. Так тогда, это вчера еще, однако, было.
Михаил. Да кто кого травил? Специально привел человека, чтоб он
все сам убедился, а они скорей ему отраву рассказывать.
Виктор, видимо, решил не предпринимать каких-то резких действий,
так как они могут усугубить его положение, поэтому, вполне осознавая
опасность, остается за столом.
Не слушай ты никого и ешь, ешь. Ну вот давай, давай, сам с твоей
тарелки чуть-чуть попробую. (Берет и ест.) Вот, съел, ну и что, пропал,
думаешь? Ешь! Какой толк нам сейчас тебя травить, если ты еще клуб не
доделал, сам-то подумай!
Виктор.
Но я серьезно – наелся, я вообще мало ем.
Спасибо!
(Потихоньку хочет встать из-за стола.)
Михаил (удерживая его). Подожди, ну подожди. Ну расскажи им
тогда что-нибудь, чтоб они поняли да не боялись. А то вон бабка боится
кого-то. Ну расскажи. Или спроси их про что-нибудь, спроси, они ответят, и
сам тогда увидишь. Вы же трех слов друг с другом не сказали, а сразу в
топоры. Ну давай скажи, а то они правда думают…
Виктор. Я, вообще, отношусь к этому нормально.
Михаил. К чему?
Виктор. Ну… к этому. У меня даже друг был в психушке. Ну, в
больнице этой… нервной. Такие же люди. Я, вообще, не знаю, почему, если
кто-то там сидел, то к нему сразу… Ну, посидел и вышел.
(Пытается
улыбнуться.) И вообще – чего нам делить?
41
Михаил. Так, а ты сам-то сидел, что ли, там?
Виктор. Я не знаю… как вам лучше… Но у меня даже друзей много
таких. Не знаю, почему на меня так сразу… Я, вообще, отношусь к этому
совершенно спокойно и даже не думал никогда.
Бабка. Так, а мы что, мы тоже. Это Мишка придумал про отраву, а
мы-то сами что – сидим вот, именины справляем.
Таня. Я уже тоже ничего не могу понять.
Виктор (поднимается). Спасибо!
Катерина. Не за что.
Михаил.
Подожди… (Идет к Виктору, но, встретившись с его
взглядом, останавливается). Пошел? Ну давай, ладно. Есть не стал, так
теперь хоть засыпай поскорей.
Виктор, стараясь не поворачиваться спиной, идет к себе и быстро
закрывает дверь.
А на меня-то он чего так смотрел?
Бабка. Так он на всех.
Михаил. Я-то вообще не знал, что он сидел.
Бабка. Не знал он…
Михаил. Так это я вам говорил, а сам-то не знал. То-то я смотрю:
нет-нет да и проскочит. Заикаться начал зачем-то. Все допытывался, не
родня ли я вам.
Катерина. При чем тут «родня»?
Михаил. Так причем.. Если родня, значит, тоже, думает.
Катерина. Что – тоже?
Михаил. Ну, тоже сидел, думает. Ну, если сидел, то я же тогда для
него вроде как родня бы приходился, они же друг друга-то уважают, вот и
выпытывал. Расценки даже поднять требовал.
Бабка. Ну и сказал бы, что родня. Может, сговорились бы тогда не
трогать друг дружку, да и спали бы сейчас спокойно.
42
Михаил. Сговоришься с вами! Не успел сказать, забегали, и меня же
никто не слушает.
Катерина. Что, Тимофей, испортили тебе все?
Михаил. Так давайте, дядя Тимофей, выпить-то осталось? Кто нам
мешает? (Разливает.)
Бабка. Давайте хоть шепотом, а все равно досидим. А то Тимоха-то
как же, зря, что ль, наряжался?
Михаил. Все, налито, давайте!
Катерина. (взяв рюмку, встает). Да ну вас всех! Раз собрались и то
чтоб им шепотом. За тебя, Тимофей! Будь таким, какой ты есть, а я за тобой
до гроба! Ничего мы с тобой не понимаем в этой жизни, а раз не понимаем –
будем жить как умеем, по-своему.
А праздник тебе… (пытается
остановить слезы) праздник тебе… Может, и праздник будет когда-нибудь.
(Садится и закрывает лицо руками.)
Таня. Мам, ты что, мама.
Бабка. Ты чего, Катька?
Катерина. Перенервничала, видно.
Бабка. Ну да так-то зачем?
Катерина. Да обидно пошто-то стало. Все кого-то бегают, кричат,
ревут, травить кого-то собираются, не поймешь, кто тут теперь дурак, кто
умный, а он лежит, как сирота забытая. Ждал-ждал, хоть один день, думал, а
и тут не до него оказалось. Привели какого-то – кто оформлять, к чему
оформлять, а тут всю жизнь работал как конь, надорвался, ждал, что хоть раз
на него обратят внимание – и дождался! Видно, только кошек топить нам и
доверяется.
Таня.
Мама, ну зачем ты так, мам?
Мы же все… (Михаилу, с
ненавистью.) Этот все начал, из-за него все, кладовщик проклятый.
Михаил. Да ты что, Тань, я-то при чем? Я же к дяде Тимофею… Даже
вон баян принес. (Хватает баян.) Ну давайте, давайте, дядя Тимофей, за
всю жизнь отгуляем!
43
Бабка. Что ж ты плясовую-то для безногого?
Таня. Да он с самого начала над нами издевается.
Михаил. Да ты что, Таня! Какой мне издеваться, ты же знаешь, как я
к тебе! Я же все для тебя!
Таня. Не надо мне ничего от тебя, уходи отсюда!
Михаил. Таня, я же все для тебя, ты же знаешь, как я к тебе…
Катерина. Танька, разве ж он виноватый, что ты отсюда не уехала?
Таня. Он, это он все начал, и папке теперь из-за него…
Михаил. Таня, но ты же просто сейчас… Ты же знаешь, как я к тебе…
Ты же просто сейчас… Ну скажите ей! Таня, ты же видишь, что кругом, нам
же надо вместе. Вот родители твои, видишь, как они друг с другом. И нам
так надо.
Таня. Пусть он уйдет, мама, бабка, ну, выгоните его, я же не могу его
видеть. Уходи!
Михаил. Да ты что, Таня! (Пытается каждому заглянуть в глаза, но
все их отводят.) Тетка Катька? Дядя Тимофей? Бабка, скажите ей!
Таня. Уходи!
Михаил. (еще какое-то время ищет у всех сочувствия, потом
кидается к «гостиничной» двери и колотит в нее кулаками). А, гад, это изза тебя все! Это ты все здесь подстроил! Специально приехал сюда, гад,
чтоб мне жизнь поломать! Убью гада!
Стучит кулаками в дверь. Виктор с другой стороны двери сооружает
стенку из тумбочек. Михаил затихает, и из-за входной двери раздается
мяуканье и писк. Все притихли и слушают. Виктор же воспринимает это
как подготовку штурма.
Виктор. Только суньтесь! Я вас тут, психов, встречу! Вы у меня на
три ножа напоретесь!
Бабка. Мишка, замок давай, замок скорей навешивай!
Михаил. Где?
Бабка. (бежит за замком). Вот, вот, закрывай скорей.
44
Михаил навешивает замок.
Мяуканье и писк не стихают.
Бабка
открывает дверь, выглядывает.
Катерина. Принесла?
Бабка. (закрывает дверь). А то как же!
Не гребуттвою только –
досидели до пришествия!
Катерина. Я вам говорила? Я вам еще когда говорила? Вот теперь
берите и топите их сами! Что хочете делайте, а я теперь и пальцем к ним не
притронусь.
У Михаила появляется надежда восстановить отношения, и он,
суетясь, кидается всем услужить. Дальнейшая сцена – один сплошной крик.
Михаил. Теть Катька, да я сам, сам утоплю.
Зачем им, они же
женщины, а я счас мигом утоплю. Ведро, где ведро?
Виктор.
Я тебя сам утоплю, псих несчастный!
Я вас тут всех
перетоплю – только суньтесь! Я вам здесь устрою день танкиста!
Бабка. (Виктору). Ты чего там бушуешь? Думаешь, если танкист, так
бушевать можно? У тебя есть таблетки, вот и глотай их да не нервничай!
Михаил. Счас я, моментом! Таня, ты даже смотреть не будешь. Дядя
Тимоха, ведро, где ведро, чтобы Таня не видела?
Виктор. Милиция! Выпустите меня! Депутата! Требую депутата!
Приведите сюда депутата!
Михаил. (пробегая мимо двери). Чего орешь? Утопим и с тобой
разберемся. Вода, где вода?
Таня. Не трогай, я их в школу снесу.
Михаил.
Таня, да это совсем не больно.
Они за одну минуту
захлебываются. Тань, это одна минута – и все, и ничего.
Виктор. Выпустите меня! Я тоже псих! Я тоже сидел! Я такой же,
как все, сумасшедший, выпустите меня!...
Всеми забытый Тимофей вдруг начинает петь. Все с недоумением
смотрят на него. Таня первая понимает его и присоединяется к пению. К
45
кровати подходят Катерина, бабка, Михаил, и вскоре – назло всему – звучит
старая, полузабытая песня.
ЗАНАВЕС
46