Круглый стол 23 мая 2003 г
реклама
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЕВРОПЫ АНГЛИЯ НА ПОСТИМПЕРСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: УРОКИ ДЛЯ РОССИИ И ЕВРОПЫ МОСКВА 2003 5 Российская Академия наук Институт Европы АНГЛИЯ НА ПОСТИМПЕРСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: УРОКИ ДЛЯ РОССИИ И ЕВРОПЫ Материалы “круглого стола” (Москва, Институт Европы РАН, 23 мая 2003 г.) Доклады Института Европы № 126 Москва 2003 6 Р е д а к ц и о н н ы й с о в е т: Н.П.Шмелёв (председатель), Ю.А.Борко, Л.Н.Володин, В.В.Журкин, С.А.Караганов, В.П.Фёдоров, В.Н.Шенаев От ветственный редакт ор – к.п.н. Ал.А.Громыко В подготовке материалов к печати принимала участие Е.В.Дрожжина (компьютерный набор и вёрстка) © Институт Европы. Российская Академия наук ISBN 5-98163-014-0 7 Russian Academy of Sciences Institute of Europe BRITAIN IN THE POSTIMPERIAL SPACE: LESSONS FOR RUSSIA AND EUROPE Round Table Discussion, May 23, 2003 Reports of the Institute of Europe № 126 Moscow 2003 8 Аннотация 23 мая 2003 года в Институте Европы РАН состоялся круглый стол «Англия на постимперском пространстве: уроки для России и Европы», организованный Центром британских исследований. В дискуссии приняли участие англоведы ведущих московских научных центров, представители посольства Великобритании в РФ, ученые из российских регионов и стран СНГ. К собравшимся со вступительным словом обратился заместитель директора Института Европы РАН, профессор В.П. Федоров. В ходе дискуссии обсуждались вопросы распада Британской империи в сравнительном контексте, феномен Содружества наций, влияние имперского прошлого на современное мироощущение англичан и на деятельность британской дипломатии, анализировалась политика обороны и безопасности Соединённого Королевства на бывших подконтрольных территориях, положительный и отрицательный опыт действий Великобритании на постимперском пространстве с точки зрения современной российской внешней политики. Annotation On 23rd May, 2003, the Centre for British Studies of the Institute of Europe organized the Round Table «Britain in the Postimperial Space: Lessons for Russia and Europe». Researches from a number of Moscow, regional academic centres, as well as representatives of the British Embassy in RF, took part in the discussion. The discussion was opened by Deputy Director of the Institute of Europe, Professor V.P.Fedorov. The main subjects discussed were disintegration of the British Empire in the comparative context, phenomenon of the Commonwealth of nations, the impact of the Imperial past on the modern day mentality and the conduct of British foreign policy, defence and security policy of the UK in the former colonies and zones of influence, positive and negative experience of British activities in the post-Imperial space from the point of view of the contemporary Russian foreign policy. 9 СОДЕРЖАНИЕ В.П. Федоров. Приветственное слово Ал.А. Громыко. Вступительное слово Выступления А.Б. Давидсон. Уроки перехода от империи к Содружеству У. Меткаф. Эволюция оборонной политики Великобритании Г.С. Остапенко. Британская модель деколонизации В.Ю. Крушинский. Формирование позиции Великобритании по вопросу европейского военного сотрудничества В.В. Третьяков. Политика обороны и безопасности Британии на бывших подконтрольных территориях Е.В. Дмитрова. Россия и Англия в поисках своего места на постимперском пространстве Дискуссия Е.С. Хесин Ю.И. Рубинский Е.Ю. Полякова Е.А. Суслопарова О.В. Гаман-Голутвина Ю.И. Рубинский С.М. Маркедонов Н.К. Капитонова Г.С. Остапенко Е.С. Хесин С.П. Перегудов С.А. Соловьев Ал.А. Громыко Участники круглого стола 10 В.П. Федоров Приветственное слово Дорогие коллеги! Стало хорошей традицией приглашать в наш Институт ведущих англоведов и обсуждать животрепещущие темы. Мы раньше не уделяли Англии должного внимания, но сейчас проводим уже пятый круглый стол, опубликовано четыре выпуска предыдущих дискуссий. В скором времени Институт Европы приступит к созданию страновых монографий, и хорошие наработки по английской теме уже есть. Результативность работы Центра британских исследований приятно удивляет. Не отношу себя к знатокам Англии, мне ближе Германия, в которой я проработал шесть лет. Но, как заинтересованный наблюдатель, должен сказать, что методологически Россия может немало заимствовать из ее опыта. Англия четко осознает свои интересы и последовательно их отстаивает. С одной стороны, это европейская страна, с другой, – не вполне, поскольку не относится к континентальной части Европы. Когда нужно, она действует вопреки европейским интересам. Например, Англия изначально выступила против Общего рынка, создала свою организацию, позже с трудом изменила позицию. Теперь похожее происходит с вопросом о еврозоне. У Британии особые отношения с Соединенными Штатами, и она не стесняется их демонстрировать, как наглядно показал пример Ирака. Эти наблюдения контрастируют с высказываниями наших известных политиков, которые упрашивают: пустите нас в Европу, признайте нас европейцами. Выскажу спорную точку зрения: Европа маленькая, там чувствуешь себя как в коммунальной квартире. И это определенный недостаток, нет размаха, нет простора, моря и океаны и здесь и там. Но этот недостаток некоторые возводят в свое преимущество и определяют, кто будет европейцами, а кто нет. А Россия – евразийская страна, и нечего нам терять свою самобытность, стремиться за счет отказа от нее в Европу. 11 Сверху нам говорят: давайте вступать в Евросоюз. Но это значит не вполне адекватно оценивать те процессы, которые там происходят, это не выгодно ни европейцам, ни нам. Первым – потому что тогда они растратят на Россию весь свой ресурс, который накопили с 1958 года. Они поддерживают свое сельское хозяйство, а у нас оно намного слабее. Они поддерживают слабые регионы, а Россия почти вся таковым и является. Не выгодно это и нам. 60-70% всех экономических решений в ЕС принимаются уже не в национальных столицах, а в Брюсселе. Но разве мы может позволить в нашем нынешнем состоянии провести демонтаж государственного управления? Говорят: давайте вступать в НАТО. Зачем? Так ли необходимо разрушать свою военную промышленность? Кроме того, вступить-то можно, но только на равноправных условиях, чтобы действовала пятая статья Вашингтонского договора. Тогда нападение на Россию будет означать нападение на все страны НАТО. Пойдут ли они на это? Конечно, нет. Просто руки опускаются, когда видишь, что происходит на Дальнем Востоке. Будут ли страны НАТО рисковать военным столкновением, возможно атомным, с Китаем? Нам нужно рассчитывать только на самих себя. Как царь сказал – главные союзники России это армия и флот, теперь еще экономика добавилась. Между тем, перед Россией стоят острейшие проблемы. Первая, это этнический федерализм. Советский Союз распался, но выводов мы не сделали. Несколько этапов распада России уже прошла. Сепаратизм республик, может быть, приостановлен, но не укрощен, внутренние процессы работают на развал России. Второе, – экономическая слабость. Институт Европы не только ставит эти вопросы, но и пытается найти ответы. В свете сказанного исторический опыт распада Британской империи, то, как англичанам удалось минимизировать его последствия, крайне полезен. Ал.А. Громыко 12 Вступительное слово Хотел бы начать с некоторой исторической ретроспективы. Со времени окончания Второй мировой войны Великобритания в области международных отношений шла сложным путем. На четверть века растянулся болезненный процесс распада могущественной империи. Бывшая «владычица морей» оказалась на вторых ролях, в тени США. С большим трудом страна втягивалась в процессы европейской интеграции, где лидерство было уступлено Франции и Германии. С конца 60-х годов Британию экономически и социально лихорадило, за ней закрепилась репутация «больного человека Европы». В последние десятилетия Британия выбиралась из деморализованного состояния, когда, по словам государственного секретаря США Дина Ачесона, страна «потеряла империю, но не нашла новой для себя роли». Он был прав в том, что в 1950–60-х годах внешнеполитические силы Великобритании были перенапряжены. Несмотря на это, она по-прежнему стремилась играть роль империи в условиях, когда государство было обременено новыми масштабными социальными программами. Страна жила не по средствам. Побочные эффекты не заставили себя ждать – инфляция, забастовки, низкая производительность труда и ослабление национальной валюты. С начала 80-х годов положение стало меняться. Британия медленно, но успешно решала задачу по закреплению за собой образа средней по величине динамичной державы, сменившей репутацию европейского слабака на реноме законодателя мод в экономике и политике. Это дало возможность успешно проецировать свое влияние и «мягкую» силу посредством культурных и экономических связей. Преобладавшие ранее комплекс неполноценности, ощущение себя второразрядной страной, оказавшейся за бортом европейской интеграции, уступили место уверенности в том, что Британия может играть важную роль в европейских и мировых делах. Большую роль в деле восстановления постимперских позиций Британии сыграли ее 13 успехи в рамках Содружества наций. Последнее, опираясь на неформальные связи, уже несколько десятилетий является важным фактором, придающим немалый геополитический вес стране на международной арене. В Содружество входят не только бывшие британские подконтрольные территории. Оно оказалось достаточно привлекательным, чтобы к нему присоединился и ряд бывших колоний других стран, например, Португалии – Ангола и Мозамбик. Уверен, что положительный опыт Британии по развитию своих связей с бывшими зависимыми территориями заслуживает внимания с точки зрения отношений между Россией и другими странами СНГ. О некоторых аспектах «имперской» терминологии. Мы говорим о Британской, Российской империях, о феномене СССР. Часто возникает путаница в понятиях. Вот лишь один из примеров. Традиционно колониями принято считать земли, находящиеся под властью иностранного государства-метрополии, которые становятся рынками сбыта, источником сырья, территориями с аграрной специализацией, лишенными политической самостоятельности и управляющиеся на основе специального режима. В царском правительстве не было единства по поводу политики присоединения новых территорий. Например, существовало мнение о необходимости придать Кавказу статус колонии, против включения этого региона в систему российского управления. Но верх взяла точка зрения, что нельзя управлять российскими территориями как колониями. Признание получила политика России на «окраинах», которые рассматривались частью Российского государства с постепенным введением новых институтов управления и с сохранением местных нравов и обычаев, с дифференцированным отношением к территориям с христианским и мусульманским населением, проведением веротерпимой политики. Можно утверждать, что колониями, доминионами Россия, даже в своем царском варианте, не обладала. Соответственно к России не применимо и определение «метрополия». Мы говорим о «Российской империи», однако империи в ее классическом смысле на 14 российской земле не было. Если это и была империя, то очень своеобразная. Что касается выражения «Советская империя», которое нередко используется в западной политологии, то к такой дефиниции следует относиться как к публицистическому изыску. Российская империя, как и Советский Союз, не имела аналогов в мире и являлась уникальным многонациональным государственным образованием, составляющие которого были связаны общностью границ, исторических судеб, этнических и экономических связей. Несмотря на все различия между Британской и Российской империями, тем более таким феноменом как Советский Союз, современная Россия во многом находится в положении, похожем на положении Британии в период и сразу после распада ее империи. Обе страны по тем или иным причинам потеряли громадные территории, а с ними большой экономический, людской, военный потенциал. Перед обеими странами стоит задача, Британией успешно решаемая, по сохранению своего влияния в бывших подконтрольных территориях. Оба государства обладают богатейшим внешнеполитическим опытом. Перед обоими стоит проблема позиционирования по отношению к Европе и другим частям света. В 60-е годы в Соединенном Королевстве популярность приобрела идея «малой Англии», сторонники которой считали, что стране, крайне ослабленной после потери империи, надо уйти в себя как улитке в ракушку. Другие, подверженные имперской ностальгии, выступали за внешнеполитическую пассивность. Им казалось, что Англия должна быть выше региональной возни в континентальной Европе. Но так ли правы оказались те и другие, считая, что решение проблем внутреннего развития или поддержание видимости гордого и одинокого величия должны отодвинуть на второй план решение внешнеполитических задач государства? Не пожинает ли до сих пор Британия горькие плоды своей пассивности в вопросе интеграции с Европой? С другой стороны, не использует ли она до сих пор дивиденды от дальновидной политики в формате Содружества? 15 Сегодня в России популярна идея «сосредоточения», приоритетности решения внутренних проблем. Однако Англия справилась с проблемами внутреннего развития далеко не без помощи факторов внешних – «особых отношений» с США, льготных преференций в рамках Содружества и сохранения множества связей, в том числе военных, на просторах бывшей империи, благодаря втягиванию, хотя и запоздалому, в европейскую интеграцию. Если следовать этой логике, то решение внутренних задач социальноэкономического развития тесно увязано с активной внешней политикой, тем более что в глобализирующемся мире границы между внутренней и внешней политикой стираются. России должен быть далеко небезынтересен как положительный, так и отрицательный опыт Британии по сочетанию этих двух сторон своего развития. Например, если Англия использовала модель «особых отношений» с США как один из рычагов для сохранения статуса великой державы, то может ли Россия положиться на «особые отношения» с Францией, Германией или Англией? Обрела ли, в свою очередь, Англия постимперскую идентификацию, насколько ее нынешнее поведение определяется имперским прошлым? Насколько имперское прошлое сказалось на действиях страны во время Фолклендского кризиса 1982 года, во время военных кампаний в Ираке в 1991 и 2003 годах, в Косово в 1999 году и в Афганистане в 2001 году? Почему Англия и Россия так по-разному реагируют на проявление новых имперских тенденций в мире? Насколько Россия смирилась с потерей СССР, и почему наши сегодняшние чиновники восседают под двуглавым орлом? А.Б. Давидсон Уроки перехода от империи к Содружеству Один из центральных вопросов нашей дискуссии – тема Содружества. Если посмотреть нашу традиционную литературу о британской истории, то ее характеризует одно 16 и то же. Я бы назвал это зубоскальством в стиле: «Ах, как хорошо, у соседа дача сгорела!». В такой манере писали и достойные люди. Подчеркивалась слабость британской внешней политики, ее неподготовленность к новым процессам. Сейчас нужно совсем поиному подходить к истории. В наших традициях, пропаганде и, к сожалению, науке утвердилось положение о том, что мы абсолютно особенные. Наша страна, наш строй, наша история. Ничего подобного не было. Конечно, ортодоксальным патриотам слышать это приятно, но для науки, для будущего страны такие идеи мало плодотворны. Необходимо видеть не только то, что разделяет нас с другими странами, но и то, что объединяет, видеть не только их недостатки, над которыми можно посмеяться, но и стараться использовать их опыт. Для нашей современной науки это очень важная задача. Можно бесконечно спорить, была ли царская Российская и СССР империями, или нет. Это бесперспективные споры. Но подчеркну, что после распада Советского Союза общественность столкнулась с проблемами, известными по истории Португалии, Испании, Франции и, конечно, Англии. Непосредственно о Содружестве. Что это такое? 55 государств, 20% мировой торговли, 2 млрд. населения, из которого 70% – жители Юго-Восточной Азии. В Содружество за последнее десятилетие просились и Йемен, и Иретрея, и Бирма (Мьянма). Нельсон Мандела, который пользуется громадным авторитетом в мире, сказал: «Содружество дает возможность наводить мосты между Севером и Югом. Это одна из немногих организаций в мире, которая объединяет Север и Юг». Можно говорить о том, что эта международная организация слабая, без крепких связей, однако хотел бы подчеркнуть другое. Тех, кто в нее входит, это устраивает. Тринадцать американских, одиннадцать тихоокеанских, восемь азиатских, девятнадцать африканских, казалось бы, совершенно разных стран хорошо в нем уживаются. На чем держится Содружество? Меньше всего на государственных связях. В разговорах с сотрудниками нашего МИДа слышу: «Да ну что там Содружество». 17 Конечно, они привыкли к тому, что главное – государственные связи. Однако Содружество, в первую очередь, это не связи между правительствами, хотя проводятся и совещания министров, и саммиты и т.д. Но в первую очередь, это связи между многочисленными, разнообразными неправительственными организациями. Институты частного инвестирования, бизнес-форумы, кооперация в самых разных сферах общественной жизни, в том числе между вооруженными силами. Когда речь идет о науке и образовании, кто в первую очередь получает гранты? Представители Содружества. Далее, фонды технической кооперации, представленные почти 80 НПО. В Англии каждый год проходят обучение несколько тысяч граждан стран Содружества. Проводятся спортивные соревнования, научные, культурные форумы. Верно, что распад Британской империи растянулся на много лет и проходил болезненно. Но этот же фактор помог стране подготовиться к жизни после империи. Повторюсь, что, говоря по традиции о слабостях другой стороны, мы недооцениваем ее положительный опыт, о котором стоит говорить больше всего. В конце 50-х, когда распад империи достиг своего апогея, английские ученые резко изменили характер подачи материалов об истории стран, входивших в Британскую империю. Они стали находить общий язык с представителями Индии, Танзании и других стран и в результате стали основателями исторических школ в этих странах. А что же мы? Не можем договориться с украинцами, не можем договориться с туркменами. Есть какое-то движение в отношении Прибалтики, и все. Причем, непонимание проявляется с обеих сторон. Когда в Москву приехали директора львовского Института истории и киевского Института истории, мы сумели найти общие точки соприкосновения. А по возвращении домой они были встречены демонстрациями протеста, что, мол, вы москалям отдаетесь. Британское Содружество отличается умением использовать разнообразные связи во всех сферах жизни, на этом оно держится. Конечно, у нас свои специфические трудно- 18 сти. Например, нет развитой системы неправительственных организаций, нет опыта договариваться. В британском парламенте бывали и стычки, но договариваться они всегда умели. Эти традиции были восприняты другими странами. Я много раз бывал в Кейптауне, в парламенте Южноафриканской республики. Представьте себе такую поразительную вещь. Нельсон Мандела уезжает с государственным визитом за рубеж, его вице-президент Тамо Мбеки также находится за границей. В течение десяти дней страной должен кто-то управлять. Исполняющим обязанности президента остается зулус Бутулези. Это примерно то же самое, как если бы в нашей стране и.о. остался бы Зюганов. Умение договариваться крайне важно. Не знаю, в чем наша проблема. Может быть, в том, что в православной религии нет Чистилища, у есть только Ад и Рай. Британская империя распадалась несколько десятилетий. У нас же все произошло внезапно. В странах Британского Содружества на первых порах доминировали резко антианглийские настроения, например, в Индии, где спрашивали, а зачем нам английский язык, обойдемся и без него. Однако со временем отношение изменилось. Возможно, и на постсоветском пространстве будет происходить что-то похожее, хотя русскому языку сложнее. У английского языка не было соперника на мировой арене, а у русского есть – английский. Но кое-что есть и в нашу пользу. Постсоветское пространство это не страны, находящиеся за океаном, они располагаются компактно, что определяет их большую взаимозависимость. Связи между ними более тесные, чем между странами Британского Содружества. Странам СНГ труднее отстраниться друг от друга. Кроме того, внешних центров притяжения для стран СНГ меньше, чем для разрозненных кусков бывшей Британской империи в Азии, Африке и Америке. Считаю, что изучать опыт Содружества чрезвычайно важно и в сфере бизнеса, и в науке, и в спорте, и в культуре. Совсем не уверен, что наше высшее руководство это осознает, ведь менталитет народа присущ и его правителям: «мы абсолютно особенные и чу- 19 жой опыт нам не нужен». Тем не менее, нам придется к этому опыту обратиться. Я не вижу другого пути. Даже наши отношения с Беларусью на протяжении последних лет показывают, как труден этот процесс. А ведь кроме Лукашенко есть Туркмения и другие совсем не похожие на нас страны. Надо готовиться к долгой работе. Активное участие в ней должны принять мы, англоведы. У. Меткаф Эволюция оборонной политики Великобритании Для меня большая честь выступать здесь сегодня. В качестве пилота Королевских военно-воздушных сил я двадцать лет из кабины самолета наблюдал за действиями боевых кораблей и подводных лодок стран Варшавского договора, которые находились в непосредственной близости от берегов Соединенного Королевства. В то время невозможно было представить, что мне когда-то доведется выступать перед такой аудиторией в Москве. В своем сообщении я постараюсь раскрыть военные аспекты оборонной политики Британии. Обратимся к истории. Раньше внешняя политика страны «управляла» оборонной политикой. Внешнеполитические цели заключались в развитии торговли и отстаивании коммерческих интересов. Великобритания – маленький остров. Для обеспечения экономического благополучия ему необходимы устойчивые торговые связи и сырье. Большую роль играло выгодное географическое расположение, мощный флот защищал нас от прямого военного нападения. Последний раз крупное вторжение на территорию Англии случилось в 1066 году. После этого только испанская «Непобедимая армада» в ХVI веке угрожала нам. Для расширения торговли и поиска новых источников сырья Британия создала им- 20 перию, раскинувшуюся по всему миру. Перед оборонной политикой стояла задача защитить торговые пути и обеспечить поставки сырья. Британские войска обычно размещались на подконтрольных территориях недалеко от океанского побережья, так как основные торговые пути пролегали через океаны. «Холодная война» в корне изменила положение дел. Оборонная политика стала вырабатываться с учетом новых угроз. Наши войска были оснащены и расположены так, чтобы совместно с войсками других стран-членов НАТО противостоять угрозе, исходящей от Советского Союза и стран Варшавского договора. Мы поддерживали на должном уровне собственные силы ядерного сдерживания. Наша армия и ВВС размещались в Германии для отражения реальной угрозы нападения, а военно-морской флот был готов прикрыть потенциальную переброску американской морской пехоты в Европу и поддержать ее последующие действия. Содержание войск и техники стоило очень дорого, и, в конце концов, Великобритания была вынуждена отказаться от большого количества военных баз за рубежом. Мы вывели войска с заморских территорий и разместили их в Европе. Были закрыты базы на Дальнем и Среднем Востоке. Одновременно мы даровали независимость странам, откуда выводили войска. Кроме того, наша армия была переведена на контрактную основу. Правительство полагало, что система призыва слишком затратна и неэффективна, ведь призывники не способны грамотно использовать современное высокотехничное оборудование и вооружение. В годы «холодной войны», в условиях противостояния с советским блоком, мы были втянуты в конфликт на Фолклендских островах, успешно действовали в рамках антитеррористической операции в Малайе, а также по сей день участвуем в затяжном конфликте внутри страны – в Северной Ирландии. Наши войска приобрели большой опыт ведения боевых действий в конфликтах низкой и высокой интенсивности. 21 Когда «холодная война» закончилась, Великобритания являлась постоянным членом Совета Безопасности ООН, была на ведущих ролях в НАТО, возглавляла Содружество наций. Мы имели сильные позиции в мировой торговле. Великобритания – демократическая страна, и ее граждане платят налоги. В новых условиях они потребовали снизить военные расходы, справедливо полагая, что угрозы, на противостояние которым был направлен оборонный бюджет, исчезли. Общество требовало «дивидендов от мира», что было вполне справедливо. Мир изменился, и правительство пошло на снижение численности вооруженных сил, баз и техники. Мы сократили личный состав наполовину, вывели большую часть наших войск из Германии. Военные должны уметь воевать, остальное – забота гражданских. Теперь военные должны быть готовы к переброске в любую точку и в любое время. Но перед тем как реформы стали приносить конкретные плоды, мы приняли участие в войне в Персидском заливе. Тогда использовались системы вооружений, разработанные еще в период биполярного мира, как и громоздкая система управления войсками. Последовал распад Югославии. Здесь британские войска сыграли одну из ключевых ролей в Боснии и в составе сил КФОР в Косово. Сокращение численности войск, которые участвуют в различных конфликтах по всему миру, продолжается. Лейбористское правительство, пришедшее к власти в 1997 году, разработало «Стратегический обзор оборонной политики Великобритании», определяющий основные задачи в этой сфере на будущее. Действующий генеральный секретарь НАТО лорд Робертсон занимал тогда пост министра обороны и разрабатывал этот документ. Положения стратегического обзора находились в русле задач внешней политики. В нем учитывалось положение страны как постоянного члена Совета Безопасности ООН, признавался тот факт, что Великобритания играет одну из ведущих ролей в НАТО, что вооруженными силами накоплен большой опыт урегулирования конфликтов в условиях растущей неста- 22 бильности. Являясь лидером Содружества наций, мы просто обязаны нести ответственность за развитие ситуации в различных регионах мира. Обзор давал характеристику будущих конфликтов, для ликвидации которых требуется быстрая переброска войск в проблемный регион, а также указывал на широкий спектр новых угроз в зоне британских интересов. Вооруженные силы Соединенного Королевства должны быть готовы к ведению коалиционных операций высокой интенсивности по установлению мира и миротворческих операций под эгидой ООН. Для решения этих задач мы закупили новые военнотранспортные самолеты и десантные корабли большей вместимости, способные действовать в любых регионах. В обзоре особо подчеркивалась роль «оборонной» дипломатии, цель которой – предотвратить назревающий конфликт, оказать реальную поддержку странам, с которыми мы сотрудничаем. Имею честь принимать участие в реализации этой внешнеполитической инициативы. События 11-го сентября 2001 года вынудили нас в кратчайшие сроки доработать стратегический обзор с учетом новых реалий. Но они подтвердили основной курс нашей военной доктрины – максимально эффективно и упреждающе отражать любые угрозы нашей безопасности. Суммирую сказанное. Наша оборонная политика вновь стала ведомой по отношению к внешней политике (а не к внешним угрозам, как это было в годы «холодной войны»). Великобритания по-прежнему сохраняет стратегические позиции в мире. НАТО остается краеугольным камнем нашей обороны. Помимо этого, мы выполняем обязательства по безопасности в рамках Европейского союза и намерены и дальше развивать наше сотрудничество с Европой. Для противостояния угрозам нестабильного мира мы располагаем хорошо оснащенными и высокомобильными силами. Они способны действовать 23 совместно с войсками других государств под руководством штабов, также созданных на многонациональной основе. Это настоящие профессионалы, готовые к быстрой и эффективной интеграции в любое многонациональное соединение. Мы должны применять военную силу только после всестороннего анализа обстановки и, что самое важное, расходование средств на военные цели в глазах налогоплательщика должно быть оправданным. Англия по-прежнему должна быть способна «ударить сильнее своих возможностей». М.В. Каргалова. Могли бы Вы сформулировать, руководствуясь какими интересами Великобритания участвует в иракском конфликте? Ее позиция в этом плане расходится с ведущими европейскими державами, в первую очередь с Францией и Германией. У. Меткаф. Британская позиция в отношении Ирака (я излагаю личную точку зрения) заключалась в следующем. Правительство было абсолютно убеждено, что Ирак обладает оружием массового поражения, которое могло попасть в руки террористическим организациям. Я уже говорил о том, что события 11-го сентября 2001 года подтвердили правоту выбранной нами доктрины – максимально эффективно и упреждающе отражать любые угрозы нашей безопасности. Исходя из данного положения, вы легко можете понять, почему Великобритания сочла необходимым принять участие в военной операции против Ирака. Конечно, мы понимаем, что другие европейские государства могут иметь иную точку зрения. Ю.И. Рубинский. Относительно военного сотрудничества Великобритании с Европейским союзом. В памяти возникает встреча в Сен-Мало. С тех пор прошло уже пять лет. Недавно состоялась встреча Тони Блэра и Жака Ширака в Туке. Линия Сен-Мало была подтверждена, несмотря на решительные расхождения между Францией и Великобрита- 24 нией по Ираку. Что конкретно планируется в этом направлении и с учетом этих разногласий? В частности, в коммюнике встречи упоминается о возможности совместных действий Англии и Парижа в Африке. У. Меткаф. И Великобритания, и Франция имеют высокомобильные силы и внешнеполитические интересы в различных регионах мира. Мы можем эффективно работать вместе, примером тому является наше сотрудничество в рамках миротворческих операций в бывшей Югославии. Наши совместные заявления о расширении сотрудничества в общеевропейском контексте предполагают сотрудничество Великобритании и Франции не в пику Соединенным Штатам, а в тех случаях, когда американские интересы и интересы неевропейских стран-членов НАТО не затрагиваются. Соединенное Королевство специально организовало структуру вооруженных сил так, чтобы они могли действовать в составе любых многонациональных формирований. В своем заявлении на встрече в Сен-Мало Тони Блэр подтвердил линию на создание именно такой структуры. Е.С. Хесин. Значительную часть вооруженных сил Великобритании составляет резерв. Что он собой представляет? У. Меткаф. Резерв – незначительная часть наших вооруженных сил. Регулярные сухопутные войска насчитывают 120 тыс. человек, военно-воздушные силы – 50 тыс., военно-морской флот – 30 тыс. Резерв в каждом из видов ВС насчитывает до 30 тыс. И регулярные силы, и резервисты несут военную службу только на контрактной основе. Различие в том, что резервисты в нужный момент дополняют регулярные части; из них формируются полевые госпитали и другие вспомогательные соединения, например, части радиационной, химической и биологической защиты. В иракской операции участвовали 5 тыс. 25 резервистов. Е.С. Хесин. Сейчас создаются новые подводные лодки. Что они собой представляют? У. Меткаф. В Королевском военно-морском флоте два типа подводных лодок. Это атомные субмарины. Первый тип – три лодки системы «Трайдент», которые оснащены баллистическими ракетами, второй – 12 подводных лодок для боевого патрулирования, вооруженные крылатыми ракетами «Томагавк» и торпедами. Две лодки второго типа использовались в операции против Ирака. С.М. Маркедонов. На Пражском саммите НАТО ваш соотечественник Крис Эггерт озвучил следующий тезис: «В Праге мы похоронили Ялту». Имеется в виду ЯлтинскоПотсдамская система международных отношений. Не кажется ли Вам, что здесь есть логическое противоречие? НАТО ведь возник как порождение этой системы, но вопрос не стоит, хоронить или не хоронить альянс. В каком направлении должна трансформироваться эта организация? У. Меткаф. В действительности НАТО не военная, а политическая организация, хотя ей присущи контроль и жесткое управление сверху, начиная с Политического комитета через Военный комитет и заканчивая армейскими штабами. Никакие нововведения в структуре блока, связанные с принятием новых членов на Пражском саммите, радикально не изменят положение дел. Мне дважды довелось работать в оперативных штабах НАТО. Считаю, что рост числа государств-членов блока усложняет процесс принятия решений. Одно дело было принимать решения в 60-е годы, когда в НАТО входило несколько стран, 26 и совсем другое вырабатывать общую позицию в 90-е годы. Теперь 26 участников должны приходить к консенсусу. НАТО все больше будет восприниматься как политическая организация. С.П. Перегудов. Хотел бы вернуться к вопросу, который для многих из нас до сих пор остается неясным. Почему Великобритания так активно участвовала в иракской операции, а другие европейские страны не приняли в ней участие? Отчасти Вы на этот вопрос ответили. Не проявилась ли здесь имперская традиция? Возможно, Великобритания видит свою роль в мире несколько иначе, чем Франция, Германия, другие европейские страны. У. Меткаф. Террористические акты, где бы они не происходили, наносят ущерб национальным интересам Англии. Наше правительство было твердо уверено в том, что террористические акты с использованием оружия массового поражения, спонсируемые такими режимами, как иракский, представляют реальную угрозу национальным интересам Великобритании. Другие европейские страны также осознавали эту угрозу. Позиция Британии в Совете Безопасности состояла в следующем. 12 лет мы наблюдали за тем, как правительство Ирака нарушает резолюции ООН. Наш опыт подсказал, что быстрые и решительные меры по противодействию терроризму приносят результаты. Поэтому британское правительство решило поддержать Соединенные Штаты в операции против Ирака. В противном случае нам пришлось бы еще 12 лет говорить о том, что резолюции ООН не соблюдаются. Конечно, не может быть и речи о возрождении каких-то имперских амбиций. Угроза международного терроризма – это новая угроза. Для того, чтобы ей противостоять, необходимо тесное сотрудничество между всеми странами, некоторые из которых, следуя логике, готовы предпринимать жесткие шаги. 27 Г.С. Остапенко Британская модель деколонизации Продолжу тему Содружества, но в историческом аспекте, а также поставлю вопрос, почему же Англии, в отличие от других колониальных держав Европы, удалось преобразовать империю в ассоциацию свободных государств, народы которых относятся к разным расам и исповедуют разные религии. Эта ассоциация отличается от других наднациональных организаций, как например ООН, НАТО или Европейский Союз, тем, что ее члены не связаны конкретным договором. Современное Содружество наций – продукт исторического развития. Его создание не обозначено какой-либо датой, оно не имеет формальной конституции и устава. Фактически мы имеем дело с уникальным историческим явлением. Одно из объяснений этого феномена заключается в том, что к началу ХХ в. Британская империя представляла собой двухъярусное сооружение. Его первый более привилегированный ярус составляли Канада, Австралия, Новая Зеландия и часть Южной Африки, базирующиеся на британских переселенческих общинах, а второй – туземные колонии, присоединенные к империи, как правило, путем завоевания. Переселенческие общины испанцев в Южной Америке, французов в Канаде, голландцев в Южной Африке значительно уступали британцам по территории, численности и сплоченности. Однако этих элементов было бы недостаточно, если бы британские переселенцы не пытались реализовать либеральную модель государственного устройства, сложившуюся во второй половине ХIХ в. на их родине и включающую такие демократические структуры как представительный парламент, ответственное перед ним правительство и политические партии. Характерно, что на Британских островах при общем расцвете либерализма требования соотечественников, проживающих за морями, о большей независимости от Лондона 28 воспринимались с пониманием. Усилиями двух сторон осуществлялся экспорт либеральных институтов в другие части света. Подобного не наблюдалось в континентальных империях. Там не было либеральных структур, и переселенцы не воспроизводили их на осваиваемых заморских территориях. Что же касается британских переселенческих колоний, то их прогресс в направлении к собственной государственности был очевидным. К 1914 г. Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка, уже известные как доминионы, практически пользовались полным самоуправлением во внутренних делах. За имперским парламентом в Вестминстере сохранялся контроль над внешней политикой. Британская декларация об объявлении войны Германии в 1914 г. автоматически была декларацией о войне со стороны имперских территорий, включая доминионы. Первая мировая война значительно ускорила центробежные тенденции среди переселенцев. Впервые термин «Содружество наций» употребил в 1884 г. будущий премьерминистр либерал лорд Розбери в своей речи перед австралийскими националистами. Тогда он назвал всю империю Содружеством наций. На Имперской конференции 1917 г. Содружество уже характеризовалось «как часть империи, объединяющая доминионы на основе признания их как автономных наций». Содружество наций появилось как новая форма постимперских отношений между бывшей метрополией и переселенческими территориями. В межвоенный период возросла самостоятельность доминионов и в международных делах. В 1919 г. их представители входили в британскую имперскую делегацию на Парижской мирной конференции и наряду с Индией стали членами-основателями Лиги наций с отдельным представительством в Женеве. С другой стороны, доминионы не участвовали в Лозаннском договоре, подписанном с Турцией в 1923 г., и отказались взять на себя обязательства, принятые Великобританией по договору 1925 г. в Локарно. Явной 29 стала политическая ориентация Канады на Соединенные Штаты. В 1920 г. эти страны обменялись послами. Отношения между самоуправляющимися территориями империи официально были определены на Имперской конференции 1926 г. Старейший деятель консервативной партии лорд Бальфур выдвинул формулу новой ассоциации, которая в дальнейшем стала называться формулой Бальфура. В соответствии с ней провозглашалось, что самоуправляющиеся доминионы являются автономными общинами в пределах империи, равными по статусу, не в коей мере не подчиненными один другому ни во внутренних, ни в международных делах, а объединенными общей преданностью короне и свободно ассоциированными как члены Британского Содружества Наций. Эта формула нашла отражение в преамбуле Вестминстерского статута 1931 г., признавшим законодательную независимость парламентов стран Содружества. В будущем имперский парламент мог принимать законы в отношении доминионов лишь с их согласия. Таким образом, члены Британского Содружества Наций были объединены общей преданностью короне, но функции короны в доминионах осуществлялись не персонально сувереном, а генерал-губернатором, назначаемым сувереном. До 1930 г. назначение этого лица официально происходило с санкции суверена, но практически делалось по совету британского правительства, и губернатор выполнял двойную функцию. Во-первых, он являлся главой исполнительной власти доминиона и действовал по совету местных министров, во-вторых, представлял имперское правительство в Лондоне, и защищал интересы империи в целом, когда они вступали в конфликт с интересами доминионов. С ростом автономии доминионов генерал-губернатор, подобно британскому монарху, все больше руководствовался советами местного правительства. К тому же этот пост все чаще занимали не британцы, а граждане доминионов. Роль бывшей метрополии становилась номинальной. Корона оставалась единственной официальной связью между 30 Британией и самоуправляющимися доминионами, которая подкреплялась историческим наследием, общими традициями в политике, культуре, быту, и, конечно, английским языком. Считается, что это единственная международная организация, которая не нуждается в переводчиках. Формула Бальфура оставила без ответа один существенный вопрос – как трактовать положение о преданности короне, если в период войны одна часть членов Содружества примет в ней участие, а другая останется нейтральной. Так и случилось в годы Второй мировой войны, когда Ирландия, получившая независимость в 1921 г. и ставшая доминионом, объявила о своем нейтралитете1. После войны возникла новая проблема. Необходимо было найти способ включения новых независимых государств Азии и Африки в структуру Содружества. Прежде это объединение неофициально именовалось «клубом белого человека», хотя в его состав входила Южная Африка с большинством небелого населения, находящегося в подчиненном положении. Вопрос встал в полный рост, когда самая большая британская колония – Индия достигла независимости в 1947 г. Тогда лидеры Индийского Национального конгресса заявили, что готовится республиканская конституция, но, тем не менее они предпочитают, чтобы страна осталась в Содружестве. Очевидной была несовместимость республиканского устройства государства и преданности короне. Выход был найден в новой концепции Содружества, предложенной индийской стороной. В 1949 г. в Лондоне на конференции стран Содружества была принята декларация. В ней провозглашалось, что король принимается как символ свободной ассоциации независимых государств-членов и в качестве главы Содружества. Индия создала прецедент, за которым последовали азиатские и африканские страны. В будущем для вступающих в В 1937 г. Ирландия стала президентской республикой, а в1949 г. вышла из Содружества. В 1948 г. ирландский премьер-министр Дж.Костелло объяснил, почему он хочет ликвидировать последнюю связь между ирландским государством и монархией. Для этого он обратился к истории продолжительного господства британцев в его стране. «В течение долгого времени, – сказал премьер-министр, – корона была символом политического и религиозного угнетения и стала анафемой для огромного большинства ирландского народа». 1 31 объединение достаточно было заявить о согласии с новым принципом. По своей значимости Лондонская декларация приравнивалась к формуле Бальфура, а ее принятие оценивалось английскими историками как важный этап в развитии Содружества и величайшее достижение британской цивилизации. Ко времени принятия декларации объединение утратило термин «британское» и стало именоваться Содружеством наций. К началу третьего тысячелетия в Содружество входило 54 страны (около одной трети независимых государств мира). Их численность составляла около 1,5 млрд. человек (одна четверть населения земного шара). «Небелое население» превосходило «белое» в шесть раз. В целом эта ассоциация стала одной из немногих международных организаций, преодолевших расовые и религиозные противоречия и объединивших страны, находящиеся на разных ступенях экономического развития. Принципы объединения, отсутствие общих целей и конкретных обязательств сделали Содружество привлекательным для многих стран. Все решения принимаются на основе единогласия, но за государствами остается право следовать им или нет. На конференции премьер-министров Содружества, состоявшейся в декабре 1952 г., британская королева Елизавета II вслед за Георгом VI была провозглашена главой ассоциации не по праву наследования, а на основе общего согласия государств-членов. Как и ее предшественник, Елизавета II не обладает конституционными функциями и не является официальным участником конференций, хотя и присутствует на них. Утвердились две даты, когда суверен обращается к населению объединения – это день Содружества и Рождество. К началу 1950-х годов реальностью стала «делимость» короны. В 1936 г. Георг VI был провозглашен королем Великобритании, Ирландии и доминионов за морями, т.е. в 32 теории предполагалось существование одной короны, которая действовала независимо на каждой из этих территорий. На конференции премьер-министров Содружества 1952 г. было решено, что каждая из монархий свободна в принятии своего титула суверена в соответствии с местными традициями. В Великобритании новая конституционная позиция суверена нашла отражение в билле британского парламента, принятом в 1953 г. под названием «Акт о королевском титуле». В нем констатировалось, что титул королевы в Великобритании должен звучать следующим образом: «Елизавета II, милостью Бога королева Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и ее других Королевств и Территорий, Глава Содружества, защитница Веры». Бывший секретарь Содружества Гордон Уолкер утверждал 3 марта 1953 г.: «Мы в нашей стране должны отказаться от особого чувства собственности на корону. Королева в соответствии с ее титулом в равной степени принадлежит Содружеству в целом и его королевствам». Помимо Британии в Содружестве 15 монархий, которые включают Канаду, Австралию, Новую Зеландию и номинально управляются Елизаветой II через ее представителей – генерал-губернаторов. Последние выполняют функции конституционного суверена, но в отличие от Англии не имеют статуса главы государства. Кроме того, в Содружестве шесть монархий с их собственными царствующими правителями, остальные – республики. С точки зрения британских конституционных историков вопрос, что делает Содружество и каковы его цели, не имеет смысла. Это объединение – не функциональная международная организация. Ее члены связаны между собой общим наследием, а их руководители предпочитают совещаться между собой для выработки общей линии по тому или иному вопросу и в некоторых случаях сотрудничать. Нельзя сказать, что Елизавета II является исключительно церемониальным и пас- 33 сивным элементом в деятельности Содружества. Она обладает уникальной информацией, поступающей к ней из всех стран ассоциации и почерпнутой в ходе конфиденциальных аудиенций с премьер-министрами этих государств. По мнению некоторых историков, подобными сведениями не располагает даже глава британского кабинета. Опираясь на эту информацию и свой многолетний опыт, королева может действовать как лоббист. В частности, считается, что это имело место в период Суэцкого кризиса и в годы правления М. Тэтчер при обсуждении вопроса о введении экономических санкций против режима апартеида в ЮАР. Я уделила внимание одному из главных факторов, смягчивших ход деколонизации и обеспечивших трансформацию империи в качественно новое объединение. С консолидацией Содружества в период между двумя мировыми войнами у британских политиков, работавших над имперской стратегией, появилась база для отступления. В политическом плане впервые об этом заговорили лейбористы, намного позже – консерваторы. Необходимо упомянуть о гибкости колониальной политики в отношении зависимых территорий с туземным населением. Это выражалось в принятии двумя правящими партиями в 40-х годах ХХ века формулы «о ведении колоний к независимости» и в изменении направлений и методов колониальной политики. Так, например, «политика колониального развития» предусматривала частичное финансирование метрополией имперских программ развития и переход от прежнего компромисса с племенной знатью к союзу с новой туземной элитой, воспитанной на западных ценностях. Новый подход закреплялся в попытках административных реформ, действующих в том же направлении. Некоторую роль в предотвращении кризисов в ходе деколонизации сыграло Англиканское содружество, формируемое британскими миссионерами, и включившее все существующие церкви этого исповедания, в первую очередь церкви имперских территорий. 34 Самый критический период деколонизации приходится на вторую половину 40-х – первую половину 60-х годов. Предшествующее формирование Содружества смягчило трудности деколонизации и послужило основой для трансформации империи в свободную ассоциацию. В.Ю. Крушинский Формирование позиции Великобритании по вопросу европейского военного сотрудничества Колониальный фактор не мог не оказать воздействие на выработку внешнеполитической стратегии и тактики Великобритании после Второй мировой войны. Лорд Стренч, который в 1949-1953 гг. входил в руководство министерства иностранных дел Великобритании, не отрицал, что предоставление независимости и самостоятельности было вынужденным шагом, однако утверждал, что трансформация империи была «осуществлена по доброму согласию и без насилия».2 Сохранение позиций Великобритании в бывших колониях стало возможным благодаря отказу от насилия и политического господства. В процессе обретения независимости британские колонии вступали в Содружество наций. Решающее значение для освободившихся стран Британской империи в этом вопросе имели объективные предпосылки, прежде всего экономического характера. Но важной составной частью политики Великобритании являлись ее отношения со странами Содружества в военной сфере. Правящие круги Англии вынуждены были заменить открытое военное присутствие в бывших колониях и зависимых территориях новыми формами военно-политического сотрудничества. Если в 1950-х – начале 1960-х годов при министерстве по делам Содружества существовал военный орган, который координировал предоставление военной помощи но2 Strang W. Britain in world affairs. L. 1961.P. 388. 35 вым освободившимся странам в Азии и Африке, то образование Секретариата в 1965 году практически завершило организационную деятельность в области военного сотрудничества. Лишь отдел Секретариата, занимающийся конституционными вопросами, в незначительной мере связан с военной проблематикой. Важное место занимали поставки военного снаряжения, от которого в значительной степени зависели вооруженные силы многих стран Содружества. 3 Индия покупала у Британии боевые самолеты, Кения – танки «Викерс МК ІІІ» и бронетранспортеры, Замбия – ракеты «Раннер» и «Тайгер Кэт», Танзания – патрульные катера, Нигерия – корветы.4 Было подписано значительное количество соглашений, касающихся подготовки национальных военных кадров, проведения совместных учений и испытаний и стандартизации военного оборудования и боеприпасов. Концепция обороны Содружества строилась на возможности одного сильного участника прийти на помощь остальным. Однако если Британия и оставалась достаточно сильной державой, то ее способность оказывать помощь другим странам с чисто военной точки зрения были незначительны. Отсутствие реальных возможностей для образования как единого оборонительного союза Содружества, так и региональных военных группировок в его рамках, обусловило пересмотр Великобританией общей стратегии в этом вопросе. Это в конечном итоге означало конец общей обороны Содружества. Со времени своего вступления в ЕЭС Великобритания выступала против развития военного сотрудничества в рамках европейских интеграционных структур, отдавая предпочтение трансатлантическому сотрудничеству как на многосторонней основе в рамках НАТО, так и в форме двусторонних отношений с Соединенными Штатами. Однозначного одобрения независимого от трансатлантических структур военного сотрудничества в рам- 3 Claton A. The military relations between Great Britain and Commonwealth countries // Decolonisation and after. L. 1981. P. 134. 4 Commonwealth in the 1980th. L. 1984. P. 120. 36 ках ЕЭС избегали даже британские евроэнтузиасты.5 Во-первых, Великобритания оберегала свою роль моста между США и Западной Европой в вопросах безопасности и стремилась к повышению своего статуса в структуре обеспечения безопасности в Европе. Вовторых, британские политики осознавали значительное отставание европейской военной промышленности и скромный уровень обороноспособности европейских государств в потенциальном конфликте с СССР. Поэтому Британия не поддержала инициативы по углублению военного сотрудничества ЕЭС, которые выдвигались на рубеже 1980-90-х годов. Исходя из ведущей роли НАТО как военного инструмента совместных действий европейских государств в оборонной сфере, Великобритания настаивала на необходимости привлекать к общим оборонным инициативам тех членов НАТО, которые не являлись членами ЕС6. Относительно ЗЕС позиция Великобритании в последние годы смягчилась. Британское правительство рассматривало три варианта его реформирования – сохранение ЗЕС в качестве независимой структуры, его полную интеграцию в структуры ЕС (такой сценарий больше не отметался с порога, хотя министр обороны Робертсон и указывал, что этот путь является самым нежелательным для Англии7) и слияние политических структур ЗЕС и ЕС, а его военных структур – с НАТО. Новая позиция Великобритании открывала путь к компромиссу при формировании общей оборонной политики ЕС. Потенциал компромисса был использован в решениях, принятых во время франкобританской встречи на высшем уровне в Сен-Мало 3-4 декабря 1998 года. Знаменательно то, что инициатива ее проведения принадлежала Великобритании. В совместной декларации Франция и Великобритания заявляли, что ЕС должен играть на международной арене самостоятельную роль, а Амстердамский договор необходимо реализовать быстро и в 5 Keohane, Dan. The approach of British Political Parties to a defense role for the European Community // Government and opposition. 1992. Vol. 27. # 3 .P. 299. 6 Pond, Elizabeth.. Kosovo: Catalyst for Europe // Washington Quarterly. Autumn 1999. Vol. 22. Iss. 4. Р. 29-40. 7 Boston Globe, 21 December 1999. 37 полном объеме, в том числе и его положение об Общей внешней политике и политике в области безопасности (ОВППБ). Великобритания фактически поддержала инициативу Франции относительно «европейского оборонного потенциала». Тони Блэр заявил о пересмотре традиционной позиции отрицания французской идеи автономной обороны в рамках НАТО, хотя и подтвердил, что сохранение привилегированных отношений с Соединенными Штатами остается стратегической целью Великобритании.8 В Сен-Мало Великобритания не отказалась от традиционной приоритетности своих трансатлантических связей и не вышла за рамки риторики об упрочении европейской составляющей НАТО. Британский министр иностранных дел Робин Кук заявил, что основная задача европейских стран в сфере обороны заключается в обеспечении высокой боеспособности объединенных сил НАТО.9 Усиление европейской составляющей НАТО, по мнению британского руководства, должно сопровождаться более справедливым распределением расходов на содержание оборонных структур между Европой и США. Одновременно лейбористский кабинет проводил идею о необходимости упрочить европейский потенциал НАТО, что было с энтузиазмом воспринято французской стороной. Убежденность Франции в том, что отныне созданы предпосылки для развития самостоятельных оборонных инструментов ЕС, озвучил министр обороны Ален Ришар, который сказал: «Отныне ЕС повышает уровень своих обязательств в сфере безопасности и в следующие несколько лет займет на глобальной арене подобающее место среди ведущих игроков»10. Опасения Британии, что европейцы не смогут самостоятельно управлять военной силой, подтвердились во время косовского кризиса. Блэр был «потрясен, когда представители британского Генерального штаба накануне начала воздушной операции доложили, что европейские члены НАТО не только не способны провести подобную операцию без 8 International Herald Tribune. 7 December 1998. Kosovo: An Account of the Crisis. The UK Ministry of Defence. http://www.mod.uk/news/kosovo/account/lessons.html. 10 Hulsman, John C. The Guns of Brussels // Policy Review Iss.101 June – July 2000. P. 43. 9 38 своего североамериканского союзника, но вынуждены полагаться на США в вопросах материально-технического обеспечения, разведки и связи». Блэр считал, что надлежащие выводы необходимо сделать в рамках ОВППБ.11 Закрепить инициативу Сен-Мало страны-члены ЕС постарались на саммите в Хельсинки 10-11 декабря 1999 года. Принимается два основных документа, определяющих цели ЕС в области управления региональными кризисами. Во-первых, до 2003 года предусмотрено завершить формирование европейского корпуса в количестве до 15 бригад (50-60 тыс. военнослужащих), который должен обеспечить быстрое и эффективное развертывание военных мощностей ЕС в случае необходимости. Идея создания европейских вооруженных сил вне границ НАТО всегда вызывала возражение Великобритании. В Хельсинки британская делегация высказалась решительно против создания постоянного центра командования Еврокорпусом, предпочитая систему координации национальными военными формированиями.12 Блэр отметил в этой связи: «Речь не идет о создании единой европейской армии под общим командованием; …этот шаг нельзя рассматривать, как попытку конкурировать со структурами НАТО».13 Однако Великобритания согласилась с созданием надлежащей инфраструктуры, средств разведки, связи и управления общими силами, а также с возможностью предоставления Еврокорпусу военно-воздушных и военно-морских подразделений. Согласилась она и с мобилизационным планом, согласно которому страны ЕС должны обеспечить полное развертывание сил Еврокорпуса в течение 60 дней. Второй документ, утвержденный в Хельсинки, касается кризисного управления в рамках ОВППБ. Было предусмотрено, что ЕС будет своевременно реагировать на кризисные ситуации и выделять необходимые ресурсы для урегулирования кризиса невоенными средствами. Применение силы признавалось крайним шагом, когда иные средства исчерGordon, Philip H. Their Own Army? // Foreign Affairs. July – August 2000. Vol. 79. Iss. 4. Washington Times, 14 May 2000. 13 Los Angeles Times, 6 December 1999. 11 12 39 паны. Великобритания с энтузиазмом поддержала немецкие предложения о совершенствовании инструментов кризисного урегулирования ЕС, обнародованные на саммите ЕС в Кельне 3-4 июня 1999 года. Необходимость усиления возможностей ЕС в отношении анализа, планирования и реализации мероприятий по управлению региональными конфликтами вытекала из опыта урегулирования конфликтов в Европе в 1990-е годы, в том числе в Косово. Предложение предусматривало проведение регулярных встреч на уровне министров обороны стран-членов ЕС для координации деятельности Евросоюза в кризисных ситуациях.14 Великобритания, которая сама высказывала эту идею ранее, отнеслась к этой инициативе одобрительно.15 Свидетельством закрепления двух подходов к перестройке общей обороны Европы стало выдвижение франко-немецкого и британского планов по развитию ОВППБ. Для Франции и Германии процесс, начатый в Сен-Мало, должен превратить ЕС в полноценного мирового игрока, способного при необходимости прибегать к силовым действиям. Великобритания же рассматривала оборонное измерение ЕС как вспомогательную опору НАТО. Для британского руководства желание Франции устранить США от руководства операциями на территории Европы было неприемлемо, а на Еврокорпус возлагались функции рабочей структуры под эгидой Еврогруппы. Не поддержала Великобритания и идею о самостоятельных военных действиях ЕС вне рамок НАТО, а также предложение о принятии решений о применении военной силы квалифицированным большинством голосов. В последнем случае англичане считали принцип консенсуса неприкосновенным. Балканы оказались своеобразной лабораторией по испытанию новых механизмов сотрудничества. Общие действия НАТО и ЕС в обеспечении безопасности в Македонии, Боснии и Герцеговине, по мнению Блэра, призваны стать важным и необходимым этапом 14 Declaration of the European Council on strengthening the common European policy on security and defense. European Council. Cologne, 4 June 1999. Art. 2. 15 Han, Peter. A new Europe. Speech at the Franco-British Council Seminar, 31 October 2001. 40 в налаживании совместных действий стран-членов ЕС в сфере безопасности.16 Важный аспект военного сотрудничества ЕС в обеспечении общей оборонной политики связан с финансированием оборонных расходов. Этот вопрос стал одним из центральных на заседании ЕС в июне 2000 года (Санта Мария де Фейра, Португалия), на котором участники определяли принципы распределения финансового бремени между друг другом. Окончательное решение принималось во время межгосударственной конференции в ноябре 2000 года в Брюсселе. Расходы Великобритании на оборону составляли около 2,8% от ВВП. В 1999/2000 финансовом году страна израсходовала 22,3 млрд. ф.ст., в 2000/2001 – 22,8 млрд., а в 2001/2002 году – 23 млрд. на военные цели. Соответствующий показатель Франции составлял 2,6%, а Германии – 1,4%.17 Британская программа модернизации национальной обороны ориентировалась на развитие сил быстрого реагирования как фундамента общих европейских сил18. Британия согласилась участвовать в разработке и создании современного вооружения: противовоздушной обороны, разведки, ракетных комплексов, систем наведения и др. Общее одобрение получило британское предложение по привлечению к оборонным инициативам стран, не входящих в ЕС. Создание «ЕС+6» (члены НАТО за рамками ЕС) и «ЕС+15» (страны-кандидаты на вступление в ЕС) стало логичным воплощением британской идеи коллективной безопасности на основе ОВППБ. Что касается других политических сил в стране, то консерваторы отстаивали приоритетность опоры на трансатлантические структуры вкупе с реформированием НАТО и с подозрением относились к необходимости создания новых оборонительных структур.19 Их интересовало, насколько европейская оборона сможет дополнить и усилить структуры НАТО, увеличить удельный вес расходов и повысить уровень влияния европейских чле- 16 PM statement on EU Summit in Brussels. 28 October 2002. Pfaff, William. 2001. The End of NATO // Commonwealth. Vol. 128. Iss. 4, 23 February 2001. 18 Focieri, Giovanni. 2000. The Defence Capabilities Initiative and NATO’s Strategic Concept. Report of the Sub-Committee on Future Security and Defense Capabilities. November. 2000. 19 Ancram Michael. A Safer Britain – A Safer World. Speech to Conservative Party Conference, 9 October 2002. 17 41 нов Североатлантического альянса. Исключением были консерваторы-евроскептики, которые выступают за выход Великобритании из ЕС. С точки зрения либеральных демократов, европейские инициативы в сфере обороны не будут для НАТО угрозой, если действия в этом направлении будут соотноситься с имеющимися обязательствами отдельных стран. Могущество НАТО, с их точки зрения, будет зависеть также от могущества ее европейской составляющей, а европейская политика безопасности и обороны приведет к росту общего потенциала альянса. Великобритания должна принять активное участие в перестройке европейского оборонного потенциала как вторая по военной мощности страна в Европе. Либеральные демократы считают, что только общими усилиями можно решить задачи по созданию мощной общеевропейской транспортной авиации, системы разведки и т.п.20 Европейскую армию либеральные демократы воспринимают как совокупность национальных вооруженных формирований, которые могут быть мобилизованы, но не требуют постоянного руководящего центра. Негативное отношение к континентальным оборонным инициативам вытекает из британской оценки оптимального уровня средств, необходимых для обеспечения безопасности в Европе. Лондон считает, что ее основой являются американские гарантии безопасности. Сама Великобритания больше всех выигрывает от этого. Американобританские отношения охватывают сотрудничество по широкому кругу военных вопросов, в том числе ядерные военные программы и обмен разведывательной информацией. Специальный статус ближайшего союзника США позволяет Англии действовать в роли посредника между американской и европейской частями НАТО. Кроме того, британское руководство считает маловероятным, что европейские страны смогут развить оборонные возможности на уровне альянса. Наконец, в военной области присутствует влияние фактора самоидентификации, связанного для Великобритании с ее «особостью», ведь оборона – одна из немногих сфер, которые все еще принадлежат к исключительной компетенции 20 Keetch, Paul. The future of British defence: The liberal democrat view // RUSI Journal. 2002. Vol. 147. № 2. P. 25. 42 государства. Тесное сотрудничество с США позволяет Британии поддерживать статус великой державы, который будет понижен, если она встроится в европейскую систему безопасности. Со времен Фолклендского кризиса признание глобальной роли Англии на фоне событий на Балканах и на Ближнем Востоке еще больше укрепилось как в политических кругах, так и в обществе в целом. А.В. Третьяков Политика обороны и безопасности Британии на бывших подконтрольных территориях Распад Британской колониальной империи в середине ХХ века поставил перед руководством страны вопрос о пересмотре основных положений оборонной политики. Не имея возможности поддерживать постоянное военное присутствие на бывших подконтрольных территориях, Великобритания решила вывести оттуда войска. Базы остались только в ключевых районах, таких как Средиземное море (Гибралтар, Кипр, Мальта), Индийский океан (архипелаг Чагос), Тихий океан (Бруней), южная часть Атлантики (Фолклендские острова). Уход британской армии из колоний в большинстве случаев был подготовленной акцией. Условия вывода войск оговаривались заранее в ходе двусторонних переговоров и оформлялись необходимым образом. Часть оборонных задач, таких как сохранение сети пунктов материальнотехнического обеспечения Королевского военно-морского флота, было предложено решать в рамках Содружества наций. В случае если интересы обороны и безопасности Великобритании должным образом не обеспечивались напрямую, использовались подконтрольные Лондону территории, находящиеся поблизости. Англичане подчеркивают, что Содружество не является военным союзом, однако соглашения по сотрудничеству в сфере 43 обороны и вооружений существуют. Чтобы обезопасить национальные интересы там, где больше не осталось британских войск, Соединенному Королевству требовалось искать новые рычаги влияния. В Лондоне быстро поняли, что бесперспективно принуждать бывшие колонии к невыгодному для них формату сотрудничества, оказывать давление и демонстрировать военнотехническое превосходство. Необходимо было заинтересовать их в развитии экономических связей с Британией. Правительство считало, что, используя фундамент экономического сотрудничества, гораздо проще влиять на Содружество в плане выбора нужной политической линии. В 1973 году после вступления в ЕЭС Великобритания потребовала распространить льготные таможенные тарифы, действовавшие в ЕЭС, на страны Содружества и добилась этого. Такой шаг был встречен с благодарностью в бывших колониях. Кроме того, 38 стран Содружества, расположенные в Африке и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, подписали специальную конвенцию с Евросоюзом, гарантирующую торговые преференции экспортным товарам из этих стран. Конвенция предусматривала компенсационные выплаты в случае резких колебаний цен на энергоносители и сырьевые товары. Также Лондон поддержал усилия малых государств Содружества с населением менее 2 млн. человек, направленные на получение статуса полноправных участников международных торговых переговоров. Параллельно с экономическими контактами расширялись культурные и спортивные связи, что облегчалось в большинстве случаев отсутствием языкового барьера. Всемирную известность приобрели Игры Содружества, проходящие раз в четыре года в одном из государств-членов. В результате Британия получила эффективно работающее международное объединение, насчитывающее в настоящее время 54 государства. Лондону удалось создать при- 44 влекательный образ Содружества в мире. Ряд государств, бывших британских колоний или подмандатных территорий, таких, как Камерун и Фиджи, подали заявку на вступление и были приняты в Содружество в 90-е годы. В некоторых бывших колониях британцам удалось сохранить воинские контингенты. В этой связи показателен пример Кипра, который более 80 лет находился под британским владычеством. Под влиянием национально-освободительного движения Англия пошла на значительные уступки. В 1960 году была провозглашена независимость Кипра, однако в рамках соглашений, подписанных в Цюрихе и Лондоне, британские дипломаты смогли договориться о сохранении на острове военных баз с суверенным статусом, на которых были размещены немалые военно-воздушные и военно-морские силы, а также мощная станция электронной разведки. Великобритания получила опорный пункт для осуществления мониторинга всего Восточного Средиземноморья, который также служит перевалочной базой для британских войск. Во время операции «Шок и трепет» против Ирака британские самолеты во время перелета к театру военных действий использовали кипрские авиабазы. Несколько слов о подконтрольных территориях, которые в Англии называют «заморскими». Небольшие по площади, но исключительно важные с геостратегической точки зрения, они стали передовыми плацдармами для британских войск и их союзников по НАТО. Базы с развитой инфраструктурой, размещенные на архипелагах и отдельных островах, позволяют в кратчайшие сроки наращивать военное присутствие в проблемном регионе. С помощью заморских территорий контролируется обстановка в зонах традиционного британского влияния (вне зоны ответственности НАТО). Конечно, у Британии нет такой разветвленной сети военных баз, как у Соединенных Штатов. Но существующие военные объекты позволяют вооруженным силам Великобритании поддерживать высокую боеготовность и мобильность, а также эффективно противодействовать возникающим 45 в разных точках мира угрозам национальной безопасности. Кроме того, в условиях развернувшейся глобальной борьбы с терроризмом базы оказались важным инструментом, помогающим спецслужбам Великобритании в их работе. Умение защитить интересы государства на подконтрольных территориях, какими бы малыми по площади или населению они ни были, – отличительная черта британской внешней политики. В апреле 1982 года разразился вооруженный конфликт между Великобританией и Аргентиной из-за Фолклендских (Мальвинских) островов. На фоне крупных британских колоний в Африке и Азии, оставленных в предыдущие десятилетия, Фолклендские острова с населением 1800 человек, выглядели крошечными. Воевать из-за них с Аргентиной было нелогично. Однако Лондон проявил решительность. Во-первых, геостратегическое положение архипелага на пересечении важных морских путей. Вовторых, на карту был поставлен престиж страны. Сможет ли Великобритания, утратившая статус империи, но сохранившая ранг морской державы, отстоять часть своей территории? Сильным было и желание оставить в прошлом синдром 1956 года. Наконец, незадолго до конфликта в районе Фолклендов были обнаружены крупные запасы нефти. 10 апреля британская военная флотилия вышла в Южную Атлантику. В качестве промежуточного пункта развертывания использовалась одна из подконтрольных территорий – остров Южная Джорджия. 12 апреля Лондон устанавливает морской карантин: аргентинским судам запрещено входить в 200-мильную зону вокруг архипелага. Фаза активных боевых действий длится с 18 апреля по 14 июня, а 15 числа подписывается соглашение о прекращении боевых действий. Великобритания потеряла 5 боевых кораблей, одно вспомогательное судно, 15 самолетов, 20 вертолетов и 255 человек. Финансовые затраты составили около 2,5 млрд. ф.ст. Аргентинские потери были в трое выше. Лондон одержал не только военную победу, но и морально-психологическую. На Фолклендах и по сей день развернута британская группировка, в которую входят 1650 военнослужащих, четыре 46 корабля, авиационное прикрытие и зенитно-ракетная батарея. Ее задача – в случае необходимости удержать острова под своим контролем до прихода главных сил. В постимперский период Великобритания умело использовала имеющийся стратегический ресурс и создала эффективный механизм военного присутствия в странах Содружества и на «заморских» территориях. Британское правительство сделало своевременные выводы из ситуации, сложившейся после распада империи. Принятые тогда решения служат стране до сих пор. Был ли учтен опыт Великобритании в постсоветской России? По всей видимости, нет. На фоне организованного вывода британских войск из Африки и Индии уход, больше похожий на исход, российских войск из Германии, стран Восточной Европы и Прибалтики выглядел крайне поспешным и неподготовленным. Более свежий пример – ликвидация радиоэлектронного центра в Лурдесе, пригороде кубинской столицы. Он находился в ведении Главного разведывательного управления Генштаба и собирал информацию по соблюдению американской стороной соглашений о контроле над вооружениями, в том числе мог перехватывать телефонные разговоры и электронные сообщения на большей части территории США. Кроме того, «Лурдес» отслеживал американские подлодки и обеспечивал круглосуточную связь российских военных и гражданских объектов (надводных и подводных кораблей, посольств, консульств) во всем Западном полушарии. По мнению высшего руководства России, эксплуатация радиоэлектронного центра перестала отвечать национальным интересам страны, а затраты на его содержание не окупались. Трудно представить, чтобы подобное решение приняло оборонное ведомство Великобритании, и американо-британский разведывательный центр и база дальней связи на острове Вознесения в Атлантическом океане (британская подконтрольная территория) продолжает активно использоваться. Правительство выделяет средства на его эксплуатацию, независимо от экономической конъюнктуру. 47 Закрытие базы во вьетнамском Камране – последнего пункта передового базирования российского ВМФ – еще один пример внешнеполитического решения без учета опыта других стран. Сторонники закрытия базы утверждали, что после значительного сокращения за последнее десятилетие флот прекратил дальние походы и необходимость в пункте материально-технического обеспечения отпала сама собой. Второй аргумент – расходы на содержание базы ложатся тяжелой ношей на и без того скудный оборонный бюджет. Действительно, в настоящее время боевая служба нашего флота в удаленных районах мирового океана свернута. Но надолго ли? Все ли измеряется деньгами в вопросах геостратегии? Военные базы не бывают прибыльными по определению. Выгода заключается в оперативно-стратегическом и политическом значении. Почему бы временно не сократить до минимума эксплуатационные расходы, законсервировать часть оборудования, оставить небольшой гарнизон? Именно так поступили Британцы в Белизе и на Южной Джорджии. Эти примеры свидетельствуют об упущенных возможностях для России в стратегическом плане. Шанс закрепиться в этих регионах после вывода основных войск и в военном, и в экономическом плане существовал, но использован не был. В результате Россия создала себе дополнительные трудности, которым в полную силу еще предстоит заявить о себе. Е.В. Дмитрова Россия и Великобритания в поисках своего места на постимперском пространстве В начале XXI века мир переживает глубокую трансформацию, которая качественно меняет весь уклад жизни человечества. На смену старым вызовам пришли новые угрозы, обострился целый ряд проблем. В этом сложном и противоречивом процессе Россия старается найти свое место. Развал Советского Союза положил начало широким дебатам. Яв- 48 ляется ли Россия национальным государством, основу которого составляют русские, или она нечто большее (как Великобритания больше, чем Англия)? Двоякость русского сознания многим кажется некой российской спецификой, отличающей ее от западных стран. Но если посмотреть на Европу, то окажется, что проблема идентичности затрагивает государство, которое принято считать эталоном стабильности, – Великобританию. Во второй половине XX века она испытала шок от потери своей империи. Однако если Британия оправилась от такого удара, то Россия – в начале длинного пути. Чем полезен для нас опыт Великобритании по применению опыта имперского прошлого в настоящем и будущем? Великобритания, по мнению З. Бжезинского, этот ушедший на покой геостратегический игрок, в значительной степени устранился от авантюры «великой Европы», в которой Франция и Германия – основные действующие лица.21 Можно добавить, что в своих действиях Великобритания больше не руководствуется амбициозными притязаниями. После окончания Второй мировой войны У.Черчилль проповедовал идею создания единой Европы, однако предполагал, что это произойдет под крылом США. Существует мнение, что недооценка европейского потенциала проистекала из того, что британские правящие круги сделали ставку на «особые отношения» с США. Но почему же Британия до сих пор с подозрением относится к европейской интеграции, ведь иллюзии «особых отношений» во многом рассеялись? Возможно, дело в нежелании Великобритании идентифицировать свою судьбу с Европой. Об этом говорит многое: Великобритания отвергает цель политического объединения, отдает предпочтение модели экономической интеграции на основе свободной торговли, предпочитает не замыкать координацию внешней политики, безопасности и обороны на структуры ЕС.22 Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и её геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 1999, с. 58. 22 Robert Skidelsky. Great Britain and the New Europe//From the Atlantic to the Urals/Ed. David P. Calleo and Philip H. Gordon. – Arlington, 1992. – P. 145. 21 49 Так в чем же дело? Может быть, ответ заключается в мессианской идее, которая не чужда британскому сознанию, так же как и русскому. Длительный период в своей истории обе страны были великими державами, господствовали на большом географическом пространстве, и не собираются отказываться от своего прошлого. Несмотря на ослабление государственности и затяжной экономический кризис, Россия остается крупным действующим лицом на международной арене. Она оказывает ощутимое влияние на развитие новых независимых государств. Около 20 млн. россиян, проживающих в странах СНГ, ратуют за сближение с Россией, экономическую и политическую интеграцию. Представляется, что для России единственным геостратегическим выбором с точки зрения ее претензий на видную международную роль является трансатлантическая интегрирующаяся Европа, которая будет по-прежнему тесно связана с Америкой. Однако на кого делать ставку в самой Европе? Традиционно, несмотря на две мировые войны, нам близка Германия, особенно в экономическом плане. Отношения с Францией обладают огромным историческим и культурным потенциалом. С Соединенным Королевством отношения складывались непросто, но в периоды наиболее серьезных кризисов обе державы объединялись в союзы, создавали коалиции с другими государствами и обеспечивали себе победу. Затем, как правило, союзнические отношения расстраивались и сменялись конфронтацией. Сегодня происходит очевидное сближение Англии и России, что неслучайно. Путин и Блэр принадлежат к молодому поколению мировых лидеров, свободных от догм и предрассудков прошлого. Закладываются основы для прочного союза между нашими странами. Соединенным Штатам выгодно, чтобы Россия отказалась от геополитических, имперских амбиций. Ведь и неимперская Россия остается великой евразийской державой.23 Но нельзя забывать, что «сокращение» как для Великобритании, так и для России означа- Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и её геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 1999, с. 145. 23 50 ет не просто утрату национального могущества. На карту поставлена их самоидентификация. Не существует одной национальной общности под названием «Британия». «Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии» включает такие исторические нации, как Англия, Уэльс и Шотландия. Кроме этого имеется шесть северовосточных ирландских графств, которые до 1922 года находились под контролем Лондона. Вместе эти регионы имеют свое представительство в парламенте. В то же время единство Королевства – не застывшая на века данность. Движение за самоуправление заявило о себе еще в конце XIX века. Оно переросло в войну за независимость Ирландии, а в 1970х годах активизировалось в Уэльсе и Шотландии. Ирландский вопрос заявил о себе с новой силой в конце 1960-х годах, превратившись в сложнейшую проблему для британских властей. Приспособление Англии к новым реалиям не завершено. Страна, как и ее европейские партнеры, приспосабливается к новым глобальным процессам, когда изменяется сама природа национального суверенитета и представления о могуществе. Для России крайне важна нацеленность на будущее. Ей необходимо партнерство с Западом. В то же время и Запад нуждается в демократической и дружественной России, которая в обозримом будущем может стать восточным полюсом западной цивилизации при сохранении исторической и культурной самобытности. В этом союз с Британией и изучение ее исторического опыта могут сыграть только положительную роль. ДИСКУССИЯ Е.С. Хесин. Как экономист, не могу согласиться с утверждением Алексея Анатольевича, что сегодняшняя Россия находится в положении, близком к тому, в котором находилась Великобритания в 1950–60-е годы. Для того чтобы убедиться в этом, совершим не- 51 большой экскурс в экономическую историю Великобритании межвоенных лет и первых послевоенных десятилетий. Во-первых, распад Британской империи в экономическом смысле начался задолго до процесса деколонизации. Распад системы имперских преференций, стерлинговые зоны – это феномены предвоенных лет и первого послевоенного десятилетия, когда о распаде Британской империи мало кто говорил. В Советском Союзе разрыв отношений произошел резко и быстро. Второе обстоятельство. В Советском Союзе, что бы ни говорили, существовал единый народнохозяйственный комплекс, хотя он и базировался не на рыночных, а на командно-административных основах. А Великобритания и ее колонии, зависимые территории, доминионы никогда не представляли из себя единый организм. Узы между Великобританией и ее владениями, как и отношения в Содружестве, основывались на примитивном уровне экономического разделения труда. Во внешней торговле господствовало межотраслевое разделение труда, при котором колонии поставляли Великобритании сырье, а импортировали оборудование. Эта модель совершенно бесперспективна. Независимо от политических процессов, объективное развитие в сфере экономики, в сфере международных экономических отношений неизбежно вело к распаду таких связей (несколько иной была ситуация с переселенческими доминионами). В условиях, когда на ведущую роль вышло внутриотраслевое разделение труда, т.е. 80% всей мировой торговли, экономические связи Великобритании и ее зависимых территорий были обречены. Политика не имеет к этому прямого отношения. Должен сказать, что перемещение экономических позиций Англии за рамки империи произошло до ее распада. Вступление государства в Европейский Союз лишь подстегнуло этот процесс, сделало его необратимым. Сегодня примерно 80% британского экспорта-импорта приходится на Западную Европу, США и Японию. На страны Содружества остается очень мало. В десятке крупнейших экспортеров и импортеров Великобрита- 52 нии нет ни одной страны Содружества. Мы придем к тому же выводу, если обратимся к географической структуре капиталовложений. Здесь также доминируют Соединенные Штаты и Европа. Мне бы не хотелось недооценивать значение Содружества для экономических связей Великобритании, но факт остается фактом – их значение действительно мало. Сегодня широко обсуждается тема Калининграда. Одной из пятнадцати зависимых территорий Англии является Гибралтар, который теснейшим образом связан с Испанией. Однако это не мешает осколку Британской империи оставаться под контролем Лондона. Этот опыт для нас очень интересен, ведь экономически Калининград может встроится в отношения с ЕС, оставаясь при этом в составе Российской Федерации. Ничего страшного в этом нет. Ю.И. Рубинский. Хотел бы привести некоторые примеры из опыта Франции. Но перед этим отмечу свое несогласие с точкой зрения Алексея Анатольевича, что Россия и Советский Союз не являлись империями в классическом смысле. Напомню, что АвстроВенгрия, бесспорно, была империей, однако это не мешало ей сильно отличаться от Британской и Французской империй, в первую очередь потому, что она была территориально единая. Характер экономических отношений внутри нее был совершенно не похож на ситуацию в морских империях. В какой-то степени Российскую империю можно сравнить с Оттоманской империей, ее функциональные структуры были не так уж далеки от российских, в азиатском варианте, конечно. Французская деколонизация, по сравнению с британской, прошла катастрофично по целому ряду и объективных, и субъективных причин. Характер отношений между метрополией и заморскими владениями отличался от английского варианта чрезвычайно жесткой административной централизованной структурой, воспроизводящей администра- 53 тивную структуру метрополии. Результаты были сугубо отрицательными. Ставка делалась на обучение туземного населения французской культуре, языку, черным африканцам растолковывали, что их предки галлы. Такое отношение было свойственно Франции, которая никогда не принимала мультикультурализм. Косвенное управление применялось только в единичных случаях, например, в Марокко и Тунисе. Второй момент. Французское присутствие было больше военно- административным, а не экономическим. Третье, во французских заморских колониях пристанище себе нашли те элементы французских элит, которые были недовольны положением на родине, например, представители католической церкви. Политическая борьба часто переносилась из метрополии в колонии. Когда Франция потерпела серию поражений в начале Второй мировой войны, империя посыпалась сразу. Поражение империи было не только моральным, но рассыпалась вся структура, на которой она держалась. Сразу после окончания Второй мировой войны начались военные действия в Индокитае. Англия после 1945 г. тоже вела колониальные войны, например, в Малайе и Кении, где операция была довольно кровавой. Но в обоих случаях англичане выиграли, а французы обе колониальные войны – в Индокитае и Алжире проиграли. Самое скверное было то, что эти войны велись руками наемников, в частности иностранным легионом. Контрактниками были французы, призывниками – алжирцы и т.д. Четырнадцать лет колониальных войн о многом говорят. В результате экономическое развитие, политическая жизнь Франции сильно пострадали. Англия вышла из Второй мировой войны хотя и ослабленной, но победительницей. Национальной гордостью стало одинокое противостояние гитлеровской Германии в 1940 году. Франция же тогда оказалась поверженной. Так вот для нее последующие колониальные войны были своего рода попыткой моральной компенсации. И вновь поражение. Надо отдать должное Де Голлю. Националист, по-нашему – великодержавник, он 54 на первых порах выступал против деколонизации. Но именно он завершил войну в Алжире, превратив зло в добродетель, и создал франкофонию. В его планы входила организация подобия британского Содружества, однако им не суждено было сбыться. Все же система постколониального сотрудничества возникла под управлением Министерства по делам сотрудничества, которое существует и поныне. Механизм достаточно эффективный, но в нем с самого начала проявилась тенденция к саморазрушению. Это выражается не только в том, что быстро падает удельный вес бывших владений Франции в ее внешней торговле и по товарам, и по капиталам. Основной урок в том, что даже в постимперской системе отношений сохраняются коррупционные связи с прогнившей местной верхушкой. Не хочу проводить параллели с СНГ, что в ряде случаев было бы вполне уместно. Чем это заканчивается? Например, сын покойного президента Миттерана, его советник по африканской политике, попадает под суд за махинации, связанные с торговлей нефтью и оружием в Анголе. А эта страна, кстати, входила в франкофонию одновременно с британским Содружеством. Перед нами яркий пример того, что французы, кое-как справившись с задачей деколонизации, не смогли создать жизнеспособную, перспективную систему взаимодействия со своими бывшими владениями. Однако франкофония все же играет определенную роль в поддержке образа Франции как великой державы. В основном это касается языка и культуры. Эту сторону французы используют очень хорошо. А вот экономический, не говоря уже о военном, компонент французской постколониальной системы исчезает. Смертным часом для постколониальной экономической политики Франции было решение премьер-министра Баладюра в 1993 году девальвировать африканский франк на 50%. Зона франка в настоящее время не может работать на Францию, потому что франка нет. Все, что могут еще французы, это подкармливать коррумпированные элиты на местах, но и здесь ограничения налицо. В военной сфере похоронный звон раздался не- 55 сколько месяцев назад, в момент тяжелейшего кризиса в Кот-ди-Вуаре, Берег Слоновой Кости, который наряду с Сенегалом был для Франции ключевой заморской позицией после утраты Индокитая. Когда эти две опоры стали рушиться под давлением внутренних межэтнических, трайболистских и конфессиональных конфликтов, то французские войска, которые формально стояли на страже демократических режимов (а на практике – местных правителей), оказались бессильны. Тогда каждый из местных царьков сказал себе: французы меня больше не могут и не хотят кормить и защищать. С этого момента их заинтересованность в серьезном сотрудничестве с Францией пропала и свелась к тому, что если не окажется лучшего выбора, то мы возьмем у французов. Поэтому в отличии от постимперского опыта Британии, у французов нам учиться нечему. А стартовые позиции у них были неплохими. Здесь говорили насчет торговых преференций как о британской заслуге. Но ведь больше всех в этом плане старались французы, они авторы этой идеи, давшей путь соглашениям в Яунде и Ломе. Однако в итоге получилось так, что Франция, несмотря на довольно щедрую политику помощи, оказалась неспособной вдохнуть жизнь в систему своих постимперских отношений. Е.Ю. Полякова. В отличие от предыдущих ораторов хотела бы поддержать Алексея Анатольевича в том, что нам нужно разбираться с терминологией. Нельзя механически сравнивать Российскую империю с другими. Это были абсолютно разные, своеобразные структуры. В качестве примера приведу Ирландию. Можем ли мы называть Ирландию колонией до обретения независимости? Наша традиционная историография писала, что Ирландия – первая британская колония, которая первой же освободилась от британского господства. Но сейчас даже в ирландской историографии происходит пересмотр некоторых позиций. 56 Не далее как вчера, я встречалась с ученым из Ирландии, который подтвердил, что такая дискуссия имеет место. Считаю, что ситуацию в Ирландии под властью Англии можно сравнить с Венгрией, Чехией, Польшей, Финляндией. Для России в последних двух случаях это были окраины, то есть составные части империи. Не случайно, один из виднейших идеологов ирландского национального движения Артур Гриффитс в начале прошлого века видел будущее Ирландии в составе англо-британской дуалистической монархии. Ирландия занимала уникальное положение. Она находилась в составе Британской империи, но колонией как таковой не являлась. При этом при ее управлении использовались колониальные методы. Когда мы пытаемся проводить параллели, главное – избегать кальки и механических сравнений. Мы любим бросаться из одной крайности в другую. Аполлон Борисович уже сказал о том, как мы критиковали и злопыхали по поводу Содружества. А теперь мы стараемся видеть только положительные стороны. На самом деле действительность была намного сложнее. Мы говорим о Содружестве, о расширении прав входивших в него доминионов. Это был медленный, постепенный процесс, он происходил относительно мирно, использовались различные механизмы, в частности имперские конференции. Но какая задача стояла перед британскими политиками? Она состояла в том, чтобы трансформировать империю и не допустить ее распада. С этой задачей они не справились, империя распалась. Обретение независимости бывшими колониями происходило далеко не мирным путем, как часто сейчас можно услышать. Ирландия не была колонией, но как часть империи она боролась за независимость, за выход из состава Соединенного Королевства. Эта борьба сопровождалась кровавыми событиями, многочисленными жертвами с обеих сторон. Великобритания, крупнейшая империя и мировая держава, так и не смогла одолеть Ирландию. Военные действия между Великобританией и Ирландией имели весьма специфиче- 57 ский характер. Обычно говорят, что это была англо-ирландская война. Но эта война не была объявлена, поскольку Ирландия являлась составной частью Соединенного Королевства. Употребляя современный термин, в Ирландии Англия вела контртеррористическую операцию, которая была направлена против Ирландской республиканской армии (ИРА), главной ударной силы молодого государства. Опять же, по современной терминологии, это было самопровозглашенное государство, созданное парламентом, который никем не был признан. ИРА создавалась как регулярная армия Ирландской республики, но, конечно, не могла открыто противостоять высокопрофессиональным и превосходящим британским силам. Поэтому использовались иные методы, в том числе террористические, или, если хотите, партизанские, которые имели глубокие корни в ирландской истории. Эти методы получили развитие в 1921 году, когда и разгорелась англо-ирландская война. Сегодня проблема терроризма крайне актуально, она носит международный, глобальный характер. Для Британии она имеет особое значение. Меня удивил ответ уважаемого военного атташе Посольства на вопрос по Ираку, когда он говорил о терроризме. Англичане имеют терроризм в течение многих десятилетий у себя под боком и точка зрения, что они борются с терроризмом в Ираке спорна. Мне кажется, что события в Северной Ирландии и борьба с «терроризмом» в Ираке несут в себе отголосок имперского прошлого, перенесенного в постимперское настоящее. Другой пример, связывающий прошлое с настоящим. Это проблема деволюции, то есть передача властных полномочий из центра на места. Сейчас этот термин на слуху в связи с конституционными реформами в Шотландии и Уэльсе, но не надо забывать, что он возник в связи с событиями в Ирландии в 1920-е годы, когда впервые возник автономный парламент. Принятый тогда закон предусматривал аналогичный статус для всей Ирландии, но в этой части так и не был претворен в жизнь. Почему? Потому что опоздал. За время войны в Ирландии произошли такие радикальные изменения, что его положения 58 перестали устраивать народ, который выступил за республику. И это тоже урок истории. Последний момент – поиск мирного урегулирования. Ирландия, провозгласив независимость, попыталась добиться международного признания на Парижской мирной конференции, но была обречена на провал. Английские политики, в первую очередь Ллойд Джордж, считали этот вопрос внутренним делом Британии и не желали обсуждать его на международных встречах. При этом активная поддержка такой позиции была оказана президентом США Вудро Вильсоном. Несмотря на то, что в США уже тогда существовало мощное ирландское лобби, а президент шел на переизбрание, интересы Англии оказались для него важнее. В результате Ирландия международного признания не получила, и был открыт путь для военного решения проблемы. Однако, после того как обе стороны не смогли одолеть друг друга силой оружия, вопрос о статусе доминиона был решен путем переговоров и взаимных уступок. Е.А.Суслопарова. Рассуждая о проблемах постимперского развития, необходимо выделить два важнейших аспекта. Первый это социально-экономический, включая нарушение функционирования системы хозяйственных связей. Несмотря на первоначальный шок, экономическое сотрудничество в ином качестве, под другим флагом реанимировать можно, если это выгодно обеим сторонам. Многие здравомысляще политики пришли к такому выводу давно. В конечном счете деколонизация не явилась непоправимой катастрофой ни для метрополии, ни для большинства бывших колоний. На смену колониализму пришел неоколониализм. Второй аспект – психологический. Здесь просматривается много параллелей между Великобританией и Россией. Ощущение огромной, необъятной территории, над которой «никогда не заходит солнце», либо, как в одной из советских песен, – простирающейся «с южных гор до северных морей». Утрата этой сопричастности с великим – большой удар, 59 вернуть это чувство практически невозможно. Англия болезненно расставалась с империей. Потеря Индии, Бирмы, Цейлона, затем Египета, утрата колониальных оплотов в Африке. Англия капитулирует к востоку от Суэца – колоссальный по размаху процесс. Было необходимо время, чтобы психологически адаптироваться к новой реальности. Менталитет метрополии, складывавшийся в течение веков, не мог исчезнуть в одночасье. Психологический настрой, который сопровождал в свое время Фолклендскую эпопею, явился ярким подтверждением того, что ностальгия по имперскому прошлому сидит в английской душе гораздо глубже, чем можно было предположить. Великобритания расставалась с империей и имперскими амбициями на фоне аналогичных послевоенных процессов в других странах-метрополиях. А Россия прощалась со своей прежней территорией и прежними амбициями напротив, на фоне укрепления центростремительных тенденций, набиравшей силу европейской интеграции. И это придавало процессу дополнительный драматизм. В связи с этим затрону, вслед за Алексеем Анатольевичем, другую сторону проблемы. Насколько оправдано сопоставление европейских империй с Советским Союзом? Вправе ли мы поднимать вопрос о постимперском пространстве, обращаясь к опыту России и Британии, подразумевая, что Советский Союз был империей? Советский Союз играл двойственную роль, однако необходимо подчеркнуть, что Советский Союз действительно не был империей в классическом смысле слова. Подавляющее большинство людей, живших в нем, не воспринимали себя в качестве жителей империи. Если обратиться к истории возникновения советской России, то изначально серьезнейший акцент был сделан на антиимпериалистическую, антиколониальную политику. Возникновение Советской России способствовало расшатыванию мировой имперской системы, создавалась качественно иная историческая обстановка для последующего подъема антиколониальной борьбы. Внешнеполитические заявления молодой Советской Рос- 60 сии говорят сами за себя. Достаточно вспомнить декларацию прав народов России, обращение ко всем трудящимся-мусульманам России и Востока, декларацию 1919 года об угнетенных нациях, одобренную 7-м Всероссийским съездом Советов и так далее. Я не говорю уже о публикациях в Советской России тайных международных договоров с целью разоблачения политики передела колоний и раздела мира. Советский Союз оказывал активную дипломатическую, политическую, финансовую поддержку национальноосвободительному движению на разных этапах его развития. В то же время параллельно происходила консолидация тоталитарного строя и создание своего рода империи. Необходимо понимать всю противоречивость и сложность этого процесса. В связи с проблемой постимперского пространства встает еще один вопрос. Россия и Третий мир сегодня. Советский Союз вел упорную наступательную политику в странах Третьего мира, вел активную борьбу на чужом постимперском пространстве. С распадом СССР разносторонние отношения с развивающимися странами стали сворачиваться. Россия быстро утрачивала геополитическое влияние не только на постсоветской территории, но и повсюду. Как будут дальше развиваться события, сказать трудно, но тема «Россия на чужом постимперском пространств» заслуживает серьезного внимания. О.В. Гаман-Голутвина. Постимперская история Англии весьма поучительна для России. В чем принципиальное отличие постимперской России от постимперской Англии? Англия, перестав быть империей, осталась в мировой политике в качестве влиятельного субъекта, хотя и существенно снизила свой «политический вес». Россия, прекратив имперское существование, исчезла в качестве субъекта мировой политики и утратила субъектность в целом. В данном контексте весьма симптоматично меткое замечание одного из влиятельных американских политиков Дж. Сестановича: «Путин – это Арафат, но без знания арабского языка». Трудно представить подобное высказывание в адрес Тони 61 Блэра. Полагаю, что различия политического влияния постимперской России и постимперской Англии не есть случайный «побочный» продукт, а представляют собой отражение качественных отличий процессов трансформации Британской империи и Российской (в данном случае в качестве СССР). Эти трансформации по форме были схожи, по существу различны. Для того чтобы выявить разницу процессов, предпримем небольшой исторический экскурс. С чего начинается империя? Любая империя основана на трех «китах»: «большая идея»; избыточная энергетика населения (пассионарность – как витальная, так и метафизическая); эффективные технологии рекрутирования имперской элиты, обладающей мессианским имперским сознанием. Именно совокупность перечисленных факторов составляет метафизическое пространство имперской души, без которой невозможно физическое пространство империи. Применительно к России первым собственным значимым историософским проектом стал проект «Москва – Третий Рим». Впоследствии этот проект обретал различные трактовки, одной из которых – «Третий Интернационал». Важным компонентом историософской доктрины Российской империи, трансформировавшейся после 1917 г. в СССР, был патернализм центра к вовлекаемым в орбиту империи территориям. Тип Российской империи – СССР – исследователи обоснованно выражают формулой «Империя минус империализм». Это означает, что «метрополия» выступала донором по отношению к вовлекаемым в орбиту империи окраинам (прототип «колоний в «классической империи»), а жители последних зачастую имели более высокий уровень жизни, нежели население центра. Так, например, даже в период тяжелейшего кризиса сельского хозяйства СССР в конце 1940-х годов разница в оплате сельскохозяйственного труда в Закавказье и 62 в Нечерноземной полосе доходила до десятикратного размера24, а расходы на образование в советских республиках Прибалтики и Средней Азии составляли самый высокий показатель в СССР. Что касается энергетики населения, то она на протяжении веков выступала неиссякаемым ресурсом, призванным восполнить недостаток иных ресурсов (финансовых, временных и др.), играющих роль «горючего материала» в любом историческом движении. Однако, безжалостный к России ХХ век истощил доселе бездонный ресурс национальной психологии: несколько революций, форсированная модернизация страны, победа в самой кровавой войне в истории – Второй мировой – в совокупности потребовали таких усилий, что поставили население страны на грань психологического и физического выживания. Об особенностях рекрутирования российской элиты и ее роли в постимперской истории России следует сказать особо (в данном контексте понятие «элита» определяет сообщество лиц, принимающих стратегические решения). Эффективной технологией рекрутирования элиты в процессе формирования Российской империи стал служилый принцип. Можно с определенностью сказать, что имперская элита в России началась с отказа от принципов местничества, землевладения и иных в пользу «служилого принципа», основанного на идее «привилегии – за службу». Предполагалось наделение управленческого класса государства (его политической элиты) временными, условными, жестко увязанными с несением службы государству материальными благами (привилегиями)25. Почему в качестве механизма элитного рекрутирования в Российской империи выступал принцип «привилегии – за службу»? Дело в том, что привилегии были «пряником», необходимым для привлечения на службу, так как функции правящего слоя в условиях России – реализация задач обороны и развития государства в условиях дефицита ресурсов – в своем исходном варианте были далеки от представления о положении праздно- 24 25 Боффа Дж. История Советского Союза. М., 1995. Т.2. С. 314. Подробнее см.: Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М., 1998. 63 го класса. Более того, В.О. Ключевский констатировал, что в России на высшие служилые классы обязательные государственные повинности давили с наибольшей тяжестью26, а Р. Пайпс писал, что, по крайней мере, в одном отношении московские служилые люди находились в худшем положении, чем их крепостные, – в отличие от них, слуги государевы не могли жить круглый год дома, в кругу семьи27. Тяжесть государственной службы на протяжении значительных периодов российской истории была столь значительной, что, например, в ХVII в. массовый характер приобрело явление закладничества, т.е. уклонение от обязанностей перед государством, в том числе от государственной службы путем перехода в холопы, другими словами, ценой потери личной независимости. Причем закладничество приобрело столь массовый характер, что правительство вынуждено было принять законодательные меры по борьбе с этим явлением, вплоть до угрозы смертной казни для уклоняющихся от государственных обязанностей. Так, в XVII в. запрет на выход из служилого состояния стал одним из доминирующих мотивов московского законодательства, а указ от 8 февраля 1658 г. категорически запретил вступление в холопство под угрозой смертной казни. Известный итальянский исследователь Дж. Боффа отмечал, что в 1930–50-е года в СССР принадлежность к номенклатуре означала тяжкую изнурительную работу, скромно оплачиваемую и не ограниченную временем, чреватую физическим и психологическим переутомлением.28 Высокую степень переутомления высшего управленческого эшелона советской номенклатуры в 1930-е годы отмечал и Л. Фейхтвангер: «Почти все москвичи, занимающие ответственные посты, выглядят старше своих лет... на этих людях сказываются вредные последствия переутомления, работа совершенно выматывает их».29 Ан.А. Громыко в книге воспоминаний и размышлений «Андрей Громыко. В лаби- Ключевский В.О. История сословий в России. Петроград, 1918. С. 188. Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 142. 28 Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. С. 245. 29 Фейхтвангер Л. 1937 год. М., 1990. С.186—187. 26 27 64 ринтах Кремля» отмечал, что работников ЦК КПСС легко было узнать в толпе по серому цвету лица, вызванному длительным пребыванием в закрытых помещениях, а Н.К. Байбаков вспоминал, что номенклатурная колода «тасовалась так же, как некогда помещик помыкал своими крепостными». Это отступление помогает обозначить контекст существования имперской российской элиты. По существу, российский имперский, а впоследствии советский правящий класс существовали в формате служилого класса, положение которого было весьма далеко от положения подлинной элиты. Поэтому интенцией этого класса было перманентное подспудное стремление сбросить оковы государевой опеки и вериги государевой службы и обрести положение и статус подлинной элиты. Это предполагало превращение временных привилегий в постоянные, не увязанные с несением службы государству. Эта интенция усугублялась в связи с особенностями исторического движения России. Известно, что наиглавнейшим вызовом любой империи – вызов пространства, необходимость освоения и консолидации огромной территории, «собирание земель», обеспечение независимости и развития государства. Динамика освоения территории в процессе создания Российской империи была беспрецедентной. Так, в начальный период формирования Московского государства его территория выросла более чем в шесть раз; чуть позже – со времени вступления Ивана Грозного на престол в 1533 г. и до конца XVI в. Московское царство еще удвоилось в размере. К середине XVII в. российское государство было самым большим в мире; его территория увеличивалась темпами, не имевшими себе равных в истории. Только в период между серединой XVI в. и концом XVII в. Москва приобретала в среднем по 35 тыс. кв. км. (площадь современной Голландии) в год в течение 150 лет подряд. К началу XVII в. Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе, а освоенная в пер- 65 вой половине XVII в. Сибирь по масштабу вдвое превышала площадь Европы.30 К середине XVIII в. территория России по сравнению с Московским княжеством начáла правления Ивана III увеличилась более чем в 50 раз, составив шестую часть обитаемой суши. Тем самым Российская империя вышла по масштабу территории на второе место после Британской империи. Однако это беспрецедентное историческое движение осуществлялось в крайне неблагоприятных природно-климатических, демографических (низкая плотность населения) и внешнеполитических (постоянные внешние агрессии) условиях, что обусловило дефицит значимых для развития ресурсов (прежде всего финансовых). Не случайно для описания этого исторического движения С.М. Соловьев употреблял характеристики «бедный народ», «бедная страна», «бедное государство», а И.Л. Солоневич констатировал: «Если Российская империя была беднее, чем другие, то это не вследствие политики, а вследствие географии: трудно разбогатеть в стране, половина которой находится в полосе вечной мерзлоты, а другая половина – в полосе вечных нашествий извне. История России есть преодоление географии России». Расширение в столь значительных масштабах требовало колоссального напряжения сил. Не случайно В.О. Ключевский, оценивая результаты петровских преобразований, констатировал, что истощение физических, психологических сил населения в ходе этих реформ не окупилось, если бы даже Петр завоевал не только Ингрию и Ливонию, но даже всю Швецию, даже пять Швеций. Не случайно именно с петровских времен берет начало многовековой спор сторонников расширения территории страны и приверженцев разумной достаточности в расширении империи. Подобные параметры исторического движения предопределили формирование мобилизационного типа развития в качестве инструмента разрешения противоречия между задачами государства и его возможностями в условиях нашей страны. Субъектом разре- 30 Пайпс Р. Указ.соч. С. 113–114. 66 шения этого противоречия была призвана стать соответствующая потребностям мобилизационного развития модель элитообразования. Способом обеспечения эффективности правящего класса в условиях мобилизационного развития стал служебный принцип элитного рекрутирования. На основании этого принципа формировалось боярство в Московском государстве; дворянство и имперская бюрократия в Российской империи, советскопартийно-хозяйственная номенклатура в СССР. Этот «сквозной» исторический принцип формирования российской элиты определял перманентность интенции российского служилого класса превратиться в подлинную элиту, обладающую настоящими (постоянными, передающимися по наследству) привилегиями (а не временными). На исходе ХХ в. применительно к советскому правящему классу особую актуальность приобрела фраза Троцкого: «Привилегии имеют половину цены, если их нельзя оставить в наследство детям». Но за все в этом мире приходится платить. Платой за обретение статуса элиты и сопутствующие этому статусу подлинные (постоянные, передающиеся по наследству) материальные блага стал отказ российского политического класса на исходе ХХ в. от статуса империи и от разработки эффективных технологий встраивания в новый международный контекст в новом постимперском качестве; тотальный «сброс» субъектности государства и практическое исчезновение последнего из перечня субъектов мировой политики. Отказ от значительной части территории империи по существу был инициирован самой российской элитой, рассматривавшей территории в качестве разменной монеты в торге с влиятельными субъектами мировой политики за возможность вхождения в круг мировой элиты на условиях последней. Трансформацию СССР в постимперское качество политический класс страны осуществил по формуле «статус в обмен на территории». Между тем, утрата Англией статуса империи и переход в новое, постимперское качество был осуществлен в режиме эффективного встраивания (хотя и небезупречного, как, 67 например, довольствование статусом младшего партнера США в Европе) в новый международный расклад сил. Процесс утраты части территорий Британской империи был вынужденным по характеру (под нажимом извне, а не изнутри) и относительным по своим результатам: Англия сохранила значительное влияние как на части территорий бывшей империи (в рамках Содружества Наций), так в мировой политике в целом. Влияние же России, как в СНГ, так и в мировой политике, носит номинальный характер, несмотря на сохранение значительного потенциала влияния. Ю.И. Рубинский. Одно замечание к Вашему очень интересному выступлению. Дело в том, что завоевание основного массива территорий Государства Российского происходило не по велению и не по мановению посоха Ивана Грозного, а потому что бежали казаки без всякого указания царя. Существует стереотип, что наши бояре были какими-то кровопийцами. Нет, кровопийцами были служилые дворяне. Их владения были ничтожны, да и получали они их условно. Поэтому и выжимали все соки. Крестьяне дворянские находились всегда в неизмеримо худшем положении, чем царские и боярские. И дворяне бежали куда глаза глядят. Каким способом? Они шли в казаки и завоевывали земли «явочным порядком». Здесь и не пахло сознательной политикой центральной власти. Но то была внутренняя динамика общества, негативная динамика. В Англии тоже не от хорошей жизни ехали за океан, там действовала система майората, когда старший сын получал все, а остальные уезжали. Но в России не было и этого. В результате Россия разливалась как полноводная река, заполняя все свободное пространство. Что касается XIX века, то тут имперский мотив в политике Горчакова, безусловно, присутствовал. Теперь государству надо было активно действовать, «крутить на педали», чтобы «велосипед не упал». И удерживать не только то, что уже было под контролем, но и саму систему самодержавную. Напрашиваются параллели и с Советским Союзом. 68 С.М. Маркедонов. Хотел бы остановиться на ключевом для меня слове «казачество», которое здесь прозвучало. Действительно, Ключевский говорил, что Россия это страна, которая сама колонизируется, а казачество это вольная энергия. Но и Российское правительство умело управляло процессом. Посылками жалования, воинских контингентов оно поддерживало эту вольную энергию в своих интересах, что, между прочим, обусловило провал казачьего проекта. Почему, скажем, реализовался североамериканский проект, а казачий проект создания альтернативы московскому единодержавию не сработал. Потому что правительство умело этот процесс направляло, способствовало инкорпорированию этих вольных казачьих сообществ, которые изначально были настроены антигосударственно, антимосковски, использованию их энергии для защиты своих интересов. Мне кажется, что сегодня мы чрезмерно упираем на исторический детерминизм, говорим о причинах деколонизации, о том, как это было. Но мало внимания уделяем тому, что нас ожидает, не строим прогнозов. Делать это не просто, однако необходимо. Слишком рано звучит погребальный плач по империализму и колониализму. К этим понятием нельзя подходить с ценностной точки зрения. Сложные исторические явления не оцениваются в черно-белых тонах. Имели место и позитивные, и негативные моменты. Чем была бы Индия без английского присутствия? Достаточно почитать описания Киплингом Делийского вокзала, когда в России железнодорожное строительство только делало первые шаги. Парламент в Индии во многом копирует английский образец, и еще много других примеров. Сегодня мы мало отдаем себе отчет в том, что живем в эпоху глобального, мирового постмодерна. Ялтинско-Потсдамская система прекратила свое существование. Англичане на Пражском саммите НАТО провозгласили: в Праге мы похоронили Ялту. После иракской операции можно продолжить – похоронена и ООН. Эта организация больше ни- 69 чего не представляет и не решает. Мы живем в постооновском, постялтинском мире. По этому поводу можно плакать, можно сожалеть. Однако продуктивнее руководствоваться призывом Спинозы: не плакать, не смеяться, а понимать процесс. В самой конструкции Ялтинско-Потсдамского мира были заложены фундаментальные противоречия. С одной стороны, провозглашался принцип территориальной целостности и единства государства, с другой, – право наций на самоопределение, причем в этническом, а не гражданском понимании слова «нация». Это противоречие открывало двери для использования двойных стандартов. Западный блок говорил о нарушении прав человека, а Советский Союз поддерживал национально-освободительную борьбу. Одни и те же вещи оценивались с диаметральных точек зрения. Национально-патриотическая борьба превращалась в терроризм и наоборот. Это логическое противоречие в конце концов разрушило биполярный мир. Сегодня необходима критическая, а не критиканская, оценка прежних идеологических конструкций, на которых держался послевоенный мир. Например, идея равного суверенитета или сугубо позитивная оценка национально-освободительной борьбы и национального самоопределения. После Второй мировой войны всплеск национального самосознания, особенно в Азии и Африке, не привел к однозначным результатам. То, что происходит на постсоветском пространстве, говорит о том же. Когда принцип родства становится определяющим при создании государственных структур, выстраивании кадровой политики, структура государства становится неэффективной. Расцветают коррупция, трайбализм, происходит всплеск архаики. Всю эту прелесть мы наблюдали после 1945 г. в Азии и Африке, а после 1991 г. – на постсоветском пространстве. Вероятно, необходимо серьезно пересмотреть концепции госстроительства, возможности определенных государств пребывать в таком состоянии. Строительство государства это столь же большое искусство, как живопись, ведение войны, пение, танцы и т.д. Например, гру- 70 зины замечательно поют и танцуют, но государство получается рыхлое и слабое. Американцы уже придумали термин – «failing states», несостоятельные государства. Что с ними делать? В силу моей специализации мне близок Кавказ. Будь-то советский или постсоветский, – это единый организм. Решение большевиков разделить его на Северный в составе России и южные национальные образования было волюнтаристским и не учитывало ни социокультурных, ни экономических, ни политических реалий. Очевидно, что любой конфликт, который начинается на южном Кавказе, обязательно распространяется на Северный. Возьмем армяно-азербайджанский конфликт. Одно из последствий – массовая эмиграция армян-азербайджанцев в южные регионы России. Вот вам и антиармянские эскапады Ткачева, антиармянская мобилизация в Ставропольском крае, «стихийные» требования выселить «чужаков». Или грузино-абхазский конфликт, вследствие чего происходит мобилизация адыгских национальных движений на Северном Кавказе. Грузинские политики любят говорить об участии чеченских формирований в грузино-абхазской войне, однако решающую роль сыграли решения Конфедерации народов Кавказа, в первую очередь действия кабардинцев и осетин, а совсем не чеченцев. Далее, грузино-осетинский конфликт. Около девяноста тысяч беженцев из Южной Осетии приходят в Северную. Как решается проблема их размещения? За счет выдворения семидесяти тысяч ингушей. Без решения проблемы Грузии, как проблемы «несостоятельного государства», Россия не сможет решить проблему собственной безопасности, стабильности на Северном Кавказе. Можно хоть сколько быть сторонними наблюдателями, ставить крест на своем имперском прошлом, но без решения грузинского вопроса Северный Кавказ будет и дальше лихорадить. Или проще уйти за Кубань и «умыть руки»? Когда разваливалась Папуа Новая Гвинея, Австралия потребовала навести там элементарный порядок, установить некие правила игры, и все восприняли это нормально. 71 Сегодня феномен «несостоятельного государства» – это факт, и невозможно сидеть, сложа руки, когда у вас на глазах люди убивают друг друга. Очевидно, что в этих условиях несколько мировых центров силы будут по-прежнему играть доминирующую роль. Реальность такова, что суверенитет Германии и Камеруна, или Соединенных Штатов, это несколько разные вещи. Иметь равноценный голос в ООН для Британии и африканской страны просто смешно. Опыт государственного строительства на волне национально-освободительной борьбы показал, что не существует гарантий государственной состоятельности. Поэтому говорить о том, что колониализм или неоколониализм надо сдавать в архив, рано. Уже говорилось о том, что опыт может быть удачным и нет. Но очевидно, что французская, британская элиты как-то готовились к тому, что имперские дела расстроятся. Конечно, существовали разные точки зрения на то, как удержать зависимые территории. Но результатом дискуссий была разработка сценариев, как это сделать, как оптимизировать процесс, направить его в нужное русло, минимизировать потери. Никакого обсуждения и осмысления постимперского вопроса у нас не было. На самом деле у России есть выбор: либо 25 миллионов русскоязычных, которые оказались после распада СССР за границами России, а вместе с ними и мы, говорим: да, эти люди возвращаются, мы их устраиваем, это наши граждане. Либо мы говорим: нет, мы не готовы их принять. Но даже в последнем случае необходимо лоббировать их экономические, политические интересы. А что происходит в реальности? Посмотрите на ситуацию в Туркменистане с вопросом о двойном гражданстве, это беспредел, а с нашей стороны, по сути, – предательство. Если мы провозглашаем преемственность с Советским Союзом, то надо защищать этих людей. А осмысленной политики нет. Вернемся к Кавказу. Вначале Россия помогала Шеварднадзе сесть на престол в Тбилиси, потом помогала принять Грузию в ОБСЕ и ООН, в апреле 1992 года подписала соглашение о разделе военного 72 имущества, по которому тяжелая техника отошла Грузии, тем самым поставив Абхазию под удар. А потом стала ту же Абхазию поддерживать. Где же логика? Либо мы говорим, что сепаратизм это плохо, в том числе на постсоветском пространстве, включая Приднестровье и Абхазию, либо действуем по принципу «реалполитик», когда сепаратизм сепаратизму рознь. Н.К. Капитонова. Обращаю ваше внимание на то, что Великобритания, в отличие от нас, не боится обвинений в возрождении имперских традиций. Лондон хорошо использует пропагандистское обеспечение. Смотрите, какая благородная задача: защита прав человека за рубежом. Вот вам война в Югославии, а вот – в Ираке. А мы не можем защитить права русских, или, как сейчас принято называть, русскоязычных на постсоветском пространстве. Более того, и не хотим этого делать. Вопрос о базах. Сегодня уже говорили о том, как мы передавали свои базы. А что показывает опыт Великобритании? Лондон выводил войска из региона к востоку от Суэца в конце 60-х годов. Этот процесс растянулся на несколько лет. Причем базы передавались «туземцам» только там, где их нельзя было сохранить. В других случаях базы передавались военно-политическим блокам, которые сама Британия и создавала, в частности АНЗЮК в 1971 году в Юго-Восточной Азии. Наконец, базы передавались США. И это был очень продуманный шаг. Во-первых, Англия сохраняла право использовать эти базы, во-вторых, она сохраняла влияние в этих регионах. А что же делаем мы? Да буквально то же. Отдаем свои базы «туземцам», которые затем передают их НАТО, а по сути – США. Можно спорить о том, кто сегодня наш друг и враг, но при чем же здесь стратегическая безопасность страны? К сожалению, в этой области наш опыт прямо противоположен британскому и со знаком минус. 73 Г.С. Остапенко. Еще несколько слов о роли служилого класса. Британская администрация была интереснейшим феноменом, она держала в своих руках всю империю. Ее представители выходили из одних учебных заведений, из одних и тех же колледжей, там действовала масса имперских обществ. Империя покоилась на плечах этих людей. У российского и британского опыта здесь есть общие черты, в том числе в не столь выраженном стремлении к ассимиляции местного населения, как в латиноамериканском или французском примерах. Да, происходила культурная ассимиляция, в первую очередь посредством распространения языка метрополии, на котором обучались местные элиты, но вряд ли этот процесс можно назвать искусственно насажденным. В отношении русско- и англоязычных общин. Англичане более умело использовали свои общины на имперской территории. Во времена Ельцина русскоязычные общины и вовсе были брошены. Бóльше сходства в религиозной политике. Англичане в этом отношении были осторожны – язычество, как и многоконфессиональность, их не пугала, что не скажешь, например, о жесткой политике французских католиков. Видимо, идеология, господствующая внутри самой метрополии, невольно переносится на всю империю. В Англии правили либеральные институты, и в большинстве случаев это сказывалось и на заморских территориях. Но в этом была и отрицательная сторона. Для Востока характерна сильная власть, господство совершенно иной идеологии и философии. В результате столкновения культур во многих бывших колониях получились убогие институты. Это хорошо видно на примере Африки. И все же. Британцы не трогали ислам. Мне приходилось работать в английском архиве, связанном с конфессиональной проблематикой. Там имеются указания от миссионерских обществ, в которых призывалось проявлять большую осторожность с исламом. Например, в Нигерии так и было, столкновения на религиозной почве не допускались. 74 Схожая политика проводилась и в России. Ленин выступал за терпимость к исламу. Е.С. Хесин. Еще два слова об экономических последствиях распада Британской империи и Советского Союза. Долгое время в нашей литературе существовал миф о том, что Великобритания живет за счет эксплуатации колоний. Я как-то посчитал, и получилось, что за счет колоний ВВП Великобритании формировался лишь на 10%. Все остальное – это труд самой Великобритании. Распад империи мало что изменил в этом отношении. А что произошло в Советском Союзе? В результате его распада ВВП сократился вдвое. Г.С. Остапенко. Но в конце XIX – начале XX века цены на продукты питания в Великобритании были низкими за счет их привоза из колоний. И британскими политиками, в том числе Родсом, это признавалось, как и в работах о британском колониализме. Не хочу сказать, что англичане жили за счет колоний, но все же их выгода была значительной. Е.С. Хесин. Да, но если говорить о создании валового внутреннего продукта, то здесь влияние небольшое, а если оценивать количественно, то вклад, конечно, существенный. С.П. Перегудов. Вернусь к выступлению г-на Меткафа. Он все-таки не ответил на вопрос, почему Британия выступила на стороне Соединенных Штатов, в то время как большинство других крупных европейских стран не пошли за ними. Ничего нового помимо официальной аргументации сказано не было. Однако в нашей дискуссии, в докладе Андрея Третьякова, в других выступлениях ответ содержался. Конечно, имперские традиции сыграли свою роль. В 1982 году мне удалось при- 75 сутствовать на так называемом параде Победы, когда Тэтчер восседала в Сити, хотя королевской семьи там вообще не было. Парад сам по себе был зрелищем великолепным. Низко пролетали самолеты над центром города, красивая военная форма и атрибутика. Но главное – это реакция народа. Из окон люди почти выпадали. Они пребывали в таком энтузиазме, такой эйфории! Да, частица имперского духа в британцах остается, и это со счетов списывать нельзя. Поэтому необходимо учитывать целую сумму факторов, а не только то, что говорил господин бригадный генерал, в том числе и обладание ядерным оружием. Ценность нашей сегодняшней дискуссии в том, что мы продвинулись в понимании этого вопроса. Сегодня мы сосредоточились на военно-политической сфере, имперской проблематике. Но существует и внутриполитический аспект, точнее вопрос государственного управления, только теперь применительно не к колониям, а к территории самой бывшей метрополии. Посмотрите, что произошло в Шотландии после местных выборов? Опять сформировано коалиционное правительство в составе лейбористов и либерал-демократов. Но поскольку либерал-демократы на этот раз добились лучших результатов, они поставили условие, чтобы на местных выборах в Шотландии была введена система пропорционального представительства. Когда же эта система будет введена в Шотландии, ее распространение на всю Британию, по крайней мере, на местном уровне, станет неизбежным. Это уже вопросы, связанные с конституционной реформой, и они заслуживают нашего обсуждения в будущем. С.А.Соловьев. Самое интересное, что я сегодня услышал, было выступление Ефима Самуиловича о принципиальной разнице между двумя империями. Можно сколько угодно дискутировать о понятии «империя», но принципиальное различие в том, что в Советском Союзе единый народно-хозяйственный комплекс существовал, а в Британской империи 76 такого комплекса не было. Мне кажется это принципиально важным. Эволюция британской империи, ее распад были тесно увязаны с развитием мировой экономики, в том числе британской. Достаточно вспомнить о Вестминстерском статуте 1931 года, об Оттавской конференции 1932 года. Тогда создавалась имперская партия, идеи свободы торговли в империи были у всех на слуху. Но ничего не вышло. Канада привязалась к американскому рынку, а Австралия с Новой Зеландией – к азиатскому. Лишь Южная Африка, расположенная на Гринвичском меридиане, оказалась твердым и надежным союзником Англии. Пришли к системе имперских преференций, да и то не в рамках общего соглашения, а на двусторонней основе. Очевидно, что есть некий естественный процесс развития экономики, к которому адаптируются те, кто имеет мудрость за ним следовать. Другой пример роли экономики – в изменении иерархии трех сфер, когда на рубеже 1950–60-х годов на второе место после «особых отношений» с Соединенными Штатами, и вытесняя Содружество на третье, выходит Европа. Англия с большим трудом вступает в ЕС, и ее заставляет это сделать экономика. К этому времени ее основные хозяйственные связи сосредотачиваются в Европе. Что касается процесса, который происходил в связи с распадом Советского Союза, то он не представляется таким естественным. Конечно, неоднозначен вопрос о том, была ли историческая перспектива у единого народно-хозяйственного комплекса, или его возможности были исчерпаны. Например, китайский опыт показывает, что варианты были. Но история не знает сослагательного наклонения. Все же считаю, что все ломалось вопреки естественному развитию экономики, ломалось через колено. Для меня это очевидно. Сегодня говорили о правящей элите. Вспоминаются знаменитые чтения о Петре Первом моего великого однофамильца Сергея Михайловича Соловьева, где буквально в одной фразе показана разница между Западом и Востоком: «Запад это кафтан, у которого 77 легко засучить рукава для работы. Восток это халат, в котором приятно лежать на диване». В первый раз, когда России надо было снять халат и переодеться в кафтан, брили бороды и ломали через колено, создавали ради этого империю. Во втором случае ломали через колено уже саму империю, вопреки историческому естеству. Во фразе Соловьева о халате и кафтане, если задуматься, – весь Макс Вебер. У нас приняты термины – Британское содружество наций и Содружество Независимых Государств, казалось бы очень близкие. На самом деле, если вспомнить реальный английский термин, это не так. В русском переводе мы говорим «Содружество наций», однако в английском языке «Commonwealth» означает метаэтническую общность, а также общее благополучие, общее благо; у нас же в первую очередь вкладывается смысл «независимость», общности там мало. Этим тоже много объясняется. Ю.И. Рубинский. Алексей Анатольевич, хочу Вас спросить как организатора нашей встречи, как Вы поняли президента Путина в его послании к Федеральному собранию, когда, с одной стороны, он говорит, что наш главный приоритет – СНГ, а, с другой, о нашем включении в мировую экономику. Есть тут противоречие или нет? Ал.А. Громыко. Формально противоречия здесь нет, но на практике оно имеется. Одно дело – декларативные заявления нашего руководства, другое, – реальная политика. Был бы рад, чтобы приоритеты, о которых Вы говорите, реально отражали российскую внешнюю политику. Но сомневаюсь, что на деле это так. Черчилль считал, что для Великобритании приоритетны три «великие сферы», «концентрические круги», зоны, где позиции страны наиболее сильны. Россия во многих отношениях следует за Британией с большим опозданием, но то, что Черчилль подразумевал под «первой сферой» в случае России должно стать СНГ, постсоветское пространство. 78 В качестве краткого заключительного слова ряд соображений. Мы отметили видную роль Содружества в современном мире. Более пятидесяти стран, более двух миллиардов человек. Не раз подчеркивалось, что главная сила Содружества – не в экономических контактах, а в культурных, языковых связях, в сотрудничестве в сфере образования. Перефразируя высказывание Нельсона Манделы о том, что Содружество это уникальная международная организация, в рамках которой ведется регулярный диалог между Севером и Югом, скажем, что СНГ, по крайней мере, потенциально, – площадка для диалога между Европой и Азией. Принципиальная разница между роспуском СССР и распадом Британской империи заключается в том, что Советский Союз прекратил существование быстро и неожиданно, а Британия располагала несколькими десятилетиями для того, чтобы подготовить варианты для отступления. Было подчеркнуто, что Содружество это продукт исторического развития, но мнения разошлись в отношении того, можно ли то же самое сказать об СНГ. Дискуссия не дает основания говорить о том, что Британия стала постимперской страной; ее прошлое до сих пор оказывает значительное влияние на внешнюю и оборонную политику. Это касается и отношения страны к процессам европейской интеграции. Можно ли считать Фолкленды последней имперской войной Британии в XX веке? Без имперского багажа пошла бы Англия на участие в югославской, афганской, иракской кампаниях? Трудности возникли с уточнением понятийного аппарата, в частности в отношении термина «империя». Думаю, что если и считать СССР некой империей, то империей очень специфической, имевшей качественные отличия от классических примеров. Где же вы видите метрополию, а где колонии? Кто развивался за счет кого? Прозвучала цитата из Тойнби, что присоединение Сибири стоило России цивилизации. А могла ли Россия не присоединить Сибирь? Вспомним высказывание Михаила Васильевича Ломоносова, что мощь 79 России прирастает Сибирью. Поэтому не будем спешить с выводами. 80 Участники круглого стола Гаман-Голутвина Оксана Викторовна, д.п.н., профессор, Российская академия государственной службы при Президенте РФ. Громыко Алексей Анатольевич, к.п.н., руководитель Центра Британских исследований, Институт Европы РАН. Давидсон Аполлон Борисович, д.и.н., профессор, зав. отделом, Институт всеобщей истории РАН. Дмитрова Елена, аспирантка Томского государственного университета, Исторический факультет. Каргалова Марина Викторовна, д.и.н., зав. Центром проблем социального развития Европы, Институт Европы РАН. Крушинский Вадим Юрьевич, к.и.н., доцент кафедры международных отношений и внешней политики Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Маркедонов Сергей Мирославович, к.и.н., заведующий отделом проблем межнациональных отношений, Институт политического и военного анализа. Меткаф Уилсон, бригадный генерал ВВС, атташе по вопросам обороны и военновоздушный атташе посольства Великобритании в РФ. Остапенко Галина Сергеевна, д.и.н., профессор, ведущий научный сотрудник, Институт Всеобщей истории РАН. Перегудов Сергей Петрович, д.и.н., профессор, главный научный сотрудник, ИМЭМО РАН. Полякова Елена Юрьевна, к.и.н., зав. Отделом политической истории Европы ХХ века, Институт всеобщей истории РАН. Рубинский Юрий Ильич, д.и.н., профессор, руководитель Центра французских ис- 81 следований, Институт Европы РАН. Соловьев Сергей Александрович, к.и.н., доцент, зав. Кафедрой новой и новейшей истории стран Европы и Америки, Исторический факультет, МГУ им. М.В.Ломоносова. Суслопарова Елена Алексеевна, к.и.н., Исторический факультет, МГУ им. М.В.Ломоносова. Третьяков Андрей Викторович, сотрудник Центра британских исследований, Институт Европы РАН. Федоров Валентин Петрович, д.э.н., профессор, заместитель директора Института Европы РАН. Хесин Ефим Самуилович, д.э.н., профессор, главный научный сотрудник, ИМЭМО РАН. 82
