- LitStalker.ru

Непрощённый.
Леонид Сурженко.
У Гуги мы собирались после каждой «ходки». Пустой идёшь, либо «гружёный» уж Гугин-то бар обойти трудно. И не то, что других за периметром не было. А вот
сложилось так, что именно здесь собирались такие, как я или Шнур. По многим причинам.
А самая главная из них – Гуга знал, что такое бродяжничать по Зоне. Знал нашего брата –
сталкера не понаслышке и, соответственно, скромные и своеобразные запросы нашей
братии изучил досконально. Да и… Тут, браток, ещё одно: коли после Зоны ты уходишь
«туда», «в гражданку», тебе ж немного пообсохнуть надо. Совсем чуток. Мозги
проветрить, нервишки устаканить. Может, и «подлататься» немного. Мало ли… У
многих-то – семьи. Прямо «оттуда» домой не завалишь… Да и хабарок скинуть у Гуги –
самое то: деньгу даёт реальную, потому что «здесь», на этом «берегу»… Там ведь, в Зоне,
хабарчик не сдают… Там его ищут. А ежели и скупит кто – так разве что те, кто у
периметра самого «пасутся», да за гроши сущие…
- Чё уставился? – вполголоса прохрипел Шнур.
Я проследил за его взглядом. Обычный мужик. Невысокого роста, в драном
свитере. Из местных, вроде… Хотя не факт. Где-то я его видел… Где-то… Только вот
взгляд изменился совсем. Взгляд незнакомый, да какой-то…
А Шнур уже пробирается в угол, расталкивая посетителей. Ему не возражают –
народ здесь уставший, хоть и нервный, а Шнур… А Шнур здоров. И зол. И самое ему
теперь «то» - это заехать кому-то в лоб. Хотя бы этому мужичку… Погоди… Погоди,
Шнур…
- Ну - ка, стой… - опережая меня, перегораживает дорогу Шнуру Гуга. На широком
лице – приклеенная улыбка, но глаза – глаза не улыбаются. Шнур упёрся в дородное тело
Гуги, и стал, как вкопанный. Несмотря на искусственную ногу, оставленную Зоне на
долгую и недобрую память, Гуга был человеком крепким.
- Ты это… Вернись назад. Ты что, не узнаешь его? Долго тебя ж не было, сталк…
Это ж Саня. Санька-Отморозок. Пошли, пошли…
- Санька? Отморозок?– попытался припомнить Шнур, теснимый Гугой к нашему
столику.
- Ага… Только теперь кличут его по-другому. Мёртвый… Санька-Мёртвый…
Саньку-Отморозка я знал. Местный алкаш. Молодой, наглый и разбитной. Пил
Отморозок всё, что горит. Дрался со всеми, кто посмотрит не так. При этом был
чрезвычайно жизнерадостным человеком. Немногие знали Саньку с другой стороны. А
узнавшие его поближе утверждали: надёжней и добрей человека нет. Хотя со стороны в
эти верилось с трудом… Кормился Санёк, как и большинство местных мужиков, с Зоны.
Ходил за периметр – недалеко, правда. Бил иногда кой-каких уродцев, таская их
яйцеголовым. Проводил честной народ через «колючку» путями неизведанными. Дрянью
всякой, вроде артефактов да оружия, не увлекался. При себе таскал разве что старый
обрез, полученный кустарным способом из 66-й дедовской «тульчанки». Впрочем,
пользоваться этим «инструментом» Сенёк умел досконально. Особенной фишкой было
его уникальное умение с одной подачи всадить в ствол сразу два патрона. Поэтому
скорострельность Отморозка считалась феноменальной.
Так же феноменальным умением Сани была способность перепить любого
завсегдатая «Ротонды». Гуга всегда восхищался возможностями железной глотки
Отморозка. Для нас же, тех, кто знал Санька поближе, первым чувством была острая
жалость к этому парню. Сильный, решительный и душевный человек пропадал, спиваясь,
как обычный алконавт.
А потом случилось чудо. Отморозок бросил пить. В это не верил никто! Как?
Отмороженный Саня, которого в последнее время всё больше кликали «Конченным»,
вдруг да охладел к водке? А это оказалось истинной правдой. И причиной невиданного
перерождения была…
Её звали Настей. Не казалась она нам красавицей, но было в этой застенчивой,
неторопливой девчонке нечто, что сразу выделил Санька. Нашёл – и больше не смог
расстаться со своей суженой. И вот диво: случилась у них любовь взаимная, редкая по
своей тихой красоте. А Настёна расцвела – и превратилась из невзрачной полноватой
девочки в пригожую девушку, с цветущими тёплыми глазами…
Тотчас всякие грубые деревенские шуточки в её сторону прекратились, как по
волшебству. Весь посёлок знал: это Санькина дивчина. А Санька… А Санька Отморозок
за Настю любому бошку оторвёт. И не только бошку…
Санька «летал». Увидев его как-то после очередной ходки, я не мог поверить
глазам: Отморозок аж светился от счастья.
И вот я опять вижу иного Саньку. И опять у него другое прозвище. И прозвище это
мне совсем не нравится. Нехорошее это имя для живого человека – Мёртвый…
- Гуга, не тяни… Что с ним?
- Значит, и ты ни хрена не знаешь? Ну, слушай.
И Гуга начал свой рассказ.
Прибыли как-то в Хвою ребятки мутные. Здесь таких, впрочем, было навалом – но
эти были особенными. Местные сразу их оценили и, оценивши, держались подальше.
Вновь прибывшие вели себя уверенно и даже нагло. Оккупировали «Ротонду», и
Гуге ничего не оставалось, как подносить бокальчики этим далеко не милым его сердцу
ребятишкам. На обычных бродяг непрошенные гости похожи не были. На пену
околозоновскую – вроде разных там мародёров, бандюков да барыг – тоже. Слишком уж
серьёзные ребятки. И по снаряге видать – не «зелёные». Только и не сталкеры это вовсе. В
общем, Бог их разберёт… Но внушали они Гуге, человеку вовсе не боязливому,
некоторый страх.
Главного называли Шваном. Кличка это или какое-то не совсем славянское имя,
Гуга не знал. Да и знать не хотел… Ему и так хватало острых впечатлений. Не большое
удовольствие - каждодневно наблюдать жуткую бычью шею главного, исполосанную,
словно синим пламенем, какой-то непонятной татуировкой.
Двое одинаково угрюмых ребят возле Швана – вроде его телохранители. Близнецы.
Различить их трудно, но можно: Рэкс – тот с лица чуток потоньше, да и фигура у него
посуше. Жилистая. Сила чувствуется в нём немалая, да только нехорошая. А Майдан – тот
чуть поплотнее, да вроде бы поулыбчивей. Только от улыбок этих чего-то прям в дрожь
кидает… Сразу видно – ребятки то ли из спорта какого явились, либо со службы
откинулись. Движения, повадки, даже разговор – вся выверено, от всего прям сквозит
опасностью. С Майданом, правда, хоть заговорить можно было, а вот Рэкс… Трогать его
Гуга не решался.
Самым видным был Блондин. Волосы – и вправду белые, глаза – голубые, как лёд.
Бабам такое нравится. А вот сам Гуга такой глаз не любил: чувствовался в нём холод.
Блондин вёл себя пораскованней, однако эта раскованность Гуге не нравилось вовсе.
Цеплял на улице местных девчонок, заглядывал на его Миленку… Гуга даже дочери
приказал – в «Ротонде» больше не появляться. От греха подальше…
Буйвол своей кличке соответствовал. Полностью. Даже глазки у него наливались
кровью точно так же, как у дикого сородича, когда тот начинал злиться. Но был Буйвол
большим молчуном, внимание на себя обращать не любил и, в общем, хлопот Гуге не
доставлял. В отличие от его дружка - Жжёного. Правда, звали его ещё и Африкой. Было
за что: кожа у Жжёного была практически чёрной, губы – действительно африканскими:
толстыми да мясистыми, и даже глаза – тёмно-карие, практически чёрные,
ассоциировались с пустынями да джунглями, но никак ни со средней полосой. Тем не
менее, Гуга был уверен, что Жжёный – представитель белой расы.
О виде деятельности Длинного Гуге и догадываться было нечего. С первого
взгляда Гуга распознал в нём киллера. Да, разные они бывают – эти наёмные убийцы.
Только взгляд у них всегда одинаковый. Выцветший, несмотря на цвет глаз. Пустой и
оценивающий. Взгляд человека, потерявшего душу.
Всё бы ничего, да только засобирались, наконец, ребятки в поход. Гугу ничем
особым не напрягали – видать, всё нужное собрали загодя. Но как-то вечерком подошёл к
нему Шван, и задушевно спросил, не знает ли он какого-нибудь проводника из местных.
За хорошие деньги. И – надёжного.
Гуга попросил время. Шван кивнул – полчаса. Удалившись в свою каморку, Гуга
принялся вызванивать всем, кто засветился ходками за периметр. Но, заслышав, кого
придётся вести, народ дружно отказывался. Открестилась от «заработка» даже молодёжь,
несемейная и расторможенная. Не было доверия Швану и его бригаде. Не было. Оставался
только Саня… Гуга набрал номер. Сбросил. Откинулся на спинку деревянного стула.
Опять набрал. Нажал «вызов». «Саня?».
В общем, пришёл Саня. Пообщался со Шваном. Покалякали они душевно, расписал
Шван красиво – что и почём, деньгу напророчил немалую. И наблюдал Гуга из своего
угла, как пойдёт беседа. Очень уж скользкий народ с обеих сторон: Шван и его компания
– как жбан с кобрами, а Санька… Вот то-то и оно, что не зря Саньку Отморозком кликали.
А деньги ему были нужны, ох как нужны… Перед свадьбой-то.
Но, видать, и Шван дураком не был. Понял, что за птица – Санька. Посему говорил
красиво, грамотно. Своих отослал сразу – что б не вякнули чего лишнего. Ох, и нужен был
им проводник, видать, позарез нужен… Видать, и ждали тут именно его – проводника. А
не явился… Что – почему – можно было только догадываться. Но в тёмных делишках
всяко может случится. Не его, Гуги, дело это. Но если пляшется у них с Отморозком - так
пусть тому и быть. Хоть уберутся они из Хвои. А то ведь стервенеют потихоньку… Не к
добру.
Весь извёлся Гуга, каждую минуту ожидая кипиша. Однако, по всему видать,
сговорились Шван с Саней. Уходя, Санёк весело попрощался с Гугой. Да и Шван стал
приветливей. Заплатил хорошо за пивко да закусочку, «на чай» оставил… И всё пытал
Гугу: что за человек такой – Санька – Отморозок… Гуга рассказывал, что знал. Он тоже
был доволен. Ребятки засобирались, засуетились. Видать по всему, совсем скоро уж
освободят они «Ротонду» и двинут за периметр. А там, глядишь, и сгинут вовсе… Зонаона ведь не различает, кто ты: серьёзный человек либо так, мелочь. Она любого
прищучить может. Только бы тихо всё вышло…
А тихо не получилось. Получился полный «швах». Наутро узнал Гуга: поцапались
Блондин с Саней. Серьёзно поцапались… Сам он того не видел, но рассказывали про дело
это так.
Блондин, чувствуя, видать, что на воле-то гулять ему недолго, стал на девчонок
местных заглядываться. Кто поосторожнее-то был, те попрятались. Кой-какие дурочки,
правда, сами на него прыгали: ещё бы! Кавалер – видный, да ещё и при деньгах… Только
Блондину, по всему видать, хотелось чего-то посвежее.
Настю он встретил не случайно. Караулил девок возле деревянной баньки, ибо
суббота же. А тут… Да, сегодня Настя была действительно пригожа – распаренная,
цветущая, да светилась вся прям – Санька-то, наконец, решился, открыл сердце-то своё…
Не шла: летела. Прямо в лапы к Блондину. Говорят, сперва-то он и руки-то не распускал:
дорожку только заградил собой, да давай комплименты разные сыпать… Настя – вмиг
улыбка с губок слетела. Не отвечая, не разговаривая – в сторону. Блондин – за ней…
Потом – за руки хватать. К себе прижал… Настя – вырываться. А кричать-то стесняется…
Молчит, и только вырывается. Да куда ж ты вырвешься? А Блондин к амбару отступает, и
тащит Настеньку за собой. Весело тащит, со стороны даже не скажешь, что силой…
Шуткой вроде. Да понятно уже, что не до шуток здесь.
Подружка Настина выскочила – Нинка. Увидела – и тихо так, виду не подав – в
обратную сторону. К хатам… А как скрылась за заборами, так и к Саньке бегом.
Блондин в амбар Настю затащил уж, прижал крепко, голову рукой обхватил – она у
него крепкая, рука-то, и…
Развернуло его на месте, и только чудом ушёл от кулака Саниного. Тренированный
оказался. Взвыл от ярости, кинулся на Отморозка. Саня-то раньше в драках мастак был, но
тут… Сбил его Блондин на землю, добавил ботинком тяжёлым. Другой бы уже и не
поднялся, но не тут-то было. Схватился Отморозок мигом, вцепился в Блондина и… И
пошло. Растерялся Блондин. Дрался он верно, профессионально, но как тут драться –
когда пацан-то этот сумасшедший ударов не замечает, будто и боли-то не чувствует?
Когда ему молотишь в голову, пробиваешь в печень, сечёшь по почкам – а он, знай, рвётся
к горлу, как зверь дикий… Впервые перепугался Блондин, давай орать благим матом, на
помощь дружков звать…
Прибежали. Буйвол с Африкой Саню от Блондина отдирают, следом – близнецы со
Шваном несутся… Тут бы Сане и конец, да Шван разогнал своих по углам. К Блондину
сам подошёл, шепнул на ухо слово. Тот притих, хотя на Саньку посматривал косо,
взглядом змейским.
Говорили, Шван пытался уладить дело. Подходил к Саньку, хлопал по плечу, чтото говорил… Послал их всех Отморозок подальше. Вообще, был он как бешенный –
казалось, разорвёт всех, кто только дёрнется. Шван отступился. На прощанье бросил:
«Смотри, не пожалей, пацан».
Вернулся в «Ротонду» чернее тучи. Гуге тут же наказал искать проводника нового.
Сейчас же. Гуга, белый, как мел, схватился за мобильный… Да кому звонить? Но повезло
ему. Скинул ему сообщение товарищ один, из сталков. В Зону возвращался. Ходка у него
была не первой, за колючку проходил сам. К деньгам был неравнодушен, соответственно,
к способам их добычи разборчивости не проявлял. Посему была надежда, что возьмётся
он за дело…
И действительно, оценив размер обещанной суммы, Сытый согласился. Дело-то,
поди, для опытного человека плёвое: проход в «нейтралке» указать, где мины обойти
можно. Кто ходил – сможет.
Сытый появился к вечеру, когда солнце ещё освещало Хвою. Шван тут же взял его
в оборот. Увидев своих «пассажиров», Сытый немного растерялся, но отступать было
поздно. Да и свежие хрустящие пачечки около самого носа сталкера сделали своё дело.
Сытый согласился.
С места снялись быстро. Без прощаний и послесловий. Были – и нет. Гуга вдохнул
свободнее: пронесло, кажись. Пронесло… Нужно было опять налаживать бизнес.
«Весёлые ребята» основательно распугали клиентов. Ну, ничего, это дело наживное.
А наутро Гуга узнал, что Настя пропала. Вышла вечером во двор, покормить
Трезора, и не вернулась в хату. Думали – у подруг или соседей засиделась… Обзвонили,
обошли – нету нигде. Подняли Сашку. Облазил он весь посёлок, окрестности, в лесу всю
ночь шастал – ни Насти, ни пса…
В «Ротонду» Сашок ввалился с открытием. Сразу же кинулся к Гуге: не слыхал ли,
не видел ли, не… Нет, Гуга не видел. И не слыхал. «Весёлые» ушли ещё вчера. Нет,
никого с ними не было. Наверное… В общем, Гуга не проверял. Может, Сытый чего
знает? Связаться? Можно…
Но Сытый не отвечал. Это могло означать что угодно – в конце концов, где там в
Зоне языком трепать… А может, и бросил где свою ПДА-шку. Впрочем, любое могло
случиться…
Гуга вдруг ухмыльнулся: невесело, криво и страшно.
- Нашёл он свою Настю… «Там» нашёл. В Марево Чёртово она попала, вот какие
дела… На руках её всю дорогу тащил… Представляешь, Кир? Всю дорогу… Тут до
посёлка-то – километров-то семь, не меньше… А ещё «там»? Ты смог бы? Шнур, а ты –
смог бы?
Я отвернулся. Шнур вообще старался не смотреть в лицо Гуги. Ибо теперь сам Гуга
стал похож на мертвеца.
- С фельдшером я разговаривал. Видел он всё. И что руки у Насти в синяках, и
что… В общем, попользовались ею, как могли… Она ж… «девочкой» она была. Была…
Так вот: Санька-то не знал, куда её увезут-то. Дома таких держать нельзя, сам знаешь…
Прислали бригаду – Игнат и повёз. Но, видать, сердце Саньке подсказало… За Игнатом
увязался. Ты ж Саньку знаешь… Его ж волк не учует, если он спрячется… Проследил он
Игната с дочкой до самого условленного места. А уж там… Там приехала бригада.
Специальная. С охраной. Настеньку под руки – и… Не получилось у них ничего. Её – к
«воронку», а там у двери железной – Санёк уж стоит: к дверце прислонился, отдыхает
будто, а в руке – обрез «на взводе». Охрана, ясное дело, то же с «табельным», однако жить
обоим охота – даже не дёрнулись… Уехали. Четверо мужиков здоровых да ко всему
привычных – уехали. Видать, почуяли в Отморозке силу. Большую силу… Страшную… А
Игнат божился – сам видел, глазами своими, как Настя вдруг легонько, совсем слабенько
приобняла вдруг Отморозка… А когда Санёк обернулся чуть, чтобы Настю-то половчее
попридержать, то…
Гуга опять остановился. Отвернулся от стойки, и я видел, что он провёл ладонью
по щеке. Не оборачиваясь, Гуга продолжил дрогнувшим голосом:
- Божится Игнат, что слёзы увидел. Отморозка слёзы…
Чёртово Марево – штука страшная. Одна из самых страшных в Зоне. Впрочем, это
местные называют его Маревом. По «науке» выходит – пси-поле. Вот ведь дрянь, так
дрянь… Встречается, слава Богу, нечасто. Но вот попасть туда… Что такое пси-поле? Это,
друг мой, не объяснишь. Это побывать там нужно, чтобы на всю жизнь запомнить, до
дрожи в копчике: это смерть. Хуже, чем смерть. Мозги начисто отшибает. Ноги сами
бегут, куда – неизвестно. Повезёт – вынесут на «чистое» место. Нет – залетишь в самую
муть, где Марево в полную силу бьёт… Тогда – всё. Коли на месте не сдохнешь, домой уж
не вернёшься. Будешь тварью безмозглой бродить, пока Зона не прихлопнет
окончательно… А ведь вылезти-то почти нельзя. Поля-то эти – не поодиночке, а целыми
десятками насеяны. Рядышком. А меж ними – как лабиринт… И не видны совсем.
Вообще… Да ещё вот беда: пси-поле - оно на месте не стоит. Оно положение меняет…
Говорят, что поля эти – кружатся вокруг центра, как тучи в циклоне. Может, и так. Может,
и просто движутся. Только от этого выбраться из Чёртова Марева не легче…
Нет, никак по сей день, в мою голову мысль не укладывалась: Настя, Саня,
Марево… Не совмещалось это. Может, врут местные? Не было никакого Марева?
Заплутала девчонка в Зоне, попалась бродягам бесстыдным, воспользовались… И
бросили. Тут у любого «крыша» съедет. По Зоне-то в одиночку, да несколько суток…
- Спрашиваешь, откуда про Марево известно? – повернулся Гуга к Шнуру.
- Так это не секрет… Сашка мне всё сам рассказал. Он же ко мне после каждой
ходки, когда Настя-то пропала, заходил… В каморке сядем, налью… А он пьёт её, как
воду, даже не морщится… И молчит. Почти всегда молчит. И только два раза заговорил.
За всё время. Так вот я про Настю и узнал…
Вот это я слышал от Гуги. А продолжение истории пришлось собирать по
крупицам, ибо пришёл наш бусик, быстро закинули мы со Шнуром свои пожитки в
тёмный салон и скоренько так покинули Хвою.
Только история эта стала больше похожа не на историю, а на легенду. И верить ей
либо нет – дело ваше. Излагать буду, как слышал, как понял, как поверил. Зная Саню
Отморозка – могло быть. Вполне. Не тот это был человек, чтобы прогибаться. И не тот,
что подлость и унижение с рук спустит. Вот это знаю точно. А остальное – это уж на ваш
суд.
Оживала Настя. Натурально оживала. Первый раз это Саня понял ещё тогда, когда
у санитаров её отбил. Хотя – какие это санитары… Зондер-команда. Узнала она его. Это
факт. И оживала, как цветок оживает после зимы. Медленно, постепенно, но – неуклонно.
И впервые в Санином сердце поселился страх – щемящий, тонкий, ранее ему неведомый.
Не за себя. За себя Санёк не боялся никогда. За Настю. За самое дорогое, что делало его
жизнь – жизнью.
Даже ходки Отморозок бросил. Чем кормился и где деньги брал – неведомо. Но от
Настеньки своей не отходил ни на шаг. Как чувствовал…
Казалось, отошла беда. Уж и соседи стали к Саньке заглядывать, и взгляды косые
поумерились…
А потом появился в Хвое мужчинка. Серый да неприметный. Высокий только. И
сразу стало понятно – не к добру. Заглянул он в Ротонду, с Гугой побеседовал. И вновь
настали неспокойные времена для Гуги. Потому что узнал он мужичка. Узнал, хотя видел
его меньше остальных. Слишком уж неприметный тип был этот Длинный.
Невыразительный, серый, как будто без лица вовсе. Но сомнений не оставалось – он это,
киллер Швановский.
Длинный тихонечко закусил у Гуги, дежурно поинтересовался новостями,
плотненько набил рюкзачок хавчиком и так же тихонечко и незаметно мыльнул за дверь.
В общем, делать больше в Хвое Длинному, по всей видимости, было уже нечего, и он,
стараясь особенно не попадаться на глаза, направился к окраине.
Вечерние сумерки только занимались, идти было легко. Длинный не торопился,
зная обратную дорогу, по всей видимости, неплохо. Рюкзак мерно поскрипывал в
предвечерней тишине, и вообще казалось, что всё вокруг укутано покоем и миром.
Однако настроение у Длинного не заклеилось. Всё вроде бы ничего, всё правильно,
да какой-то червячок в душе завёлся. Не выходил у него из головы разговорчик,
подслушанный в местной забегаловке. Нехороший разговор. С осторожными, но
неодобрительными кивками в его сторону. И ещё промелькнуло там упоминание – нет, не
упоминание, а так, намёк на какую-то историю с девушкой… Всё в сумме очень уж
Длинному не нравилось. Никак, выжила их беглянка. Ох, плохо это. Плохо… Проверить
бы. История и вправду нехорошая, а как узнает женишок её… Этот, «отмороженный».
Нет, конечно, опасности для их группы Отморозок не представляет. Практически
никакой… Но Длинный знал, что никаких зацепок быть не должно. Даже теоретически.
- Мать, чего-то я сбился… Санькина хата где? – слегка пошатываясь, нетрезвым
голосом обратился к проходящей старушке Длинный.
- А тебе почто Сашка? – подозрительно взглянула бабка: - к нему уж давно дружки
не заглядывали…
- Чего ж так? – разыграл удивление Длинный.
- «Чего», «чего»… - пробурчала бабка: - с девкой он своей. Что, взаправду не
слыхал?
Через несколько минут Длинный знал все последние новости, связанные с
Отморозком и его Настей. Словоохотливая старушка, польщённая нечастым вниманием к
своей персоне, рассказала всё, что знала. И рассказ этот встревожил Длинного не на
шутку. По всему выходило, что девчонка приходит в себя. А значит, рано или поздно,
выходка Блондина выйдёт наружу. Ничего хорошего… Длинный достал переговорное.
- Блондин? Шван где? Швана дай! В чём проблема? Будет проблема. Тёлка твоя
здесь. Живёхонька. Она, факт.
- Ты куда? – Саня приподнялся со скрипящей постели.
- Воды принесу… - голос Насти вновь приобрёл былую певучесть и звучал хоть
немного неуверенно, но вполне знакомо.
- Не ходи… Вечер. Сам схожу.
- Не надо… Ты устал. Я хочу пройтись.
Настя набросила на плечи бежевый плащик, подаренный ей Саней полгода назад,
как раз перед Рождеством, подхватила пустое цинковое ведро и вдруг обернулась – на
самом пороге хаты. В эту секунду вдруг Санька увидел ту, знакомую, любимую Настю,
Настю до Зоны, Настю до Марева – милую, улыбчивую, с искристыми, самыми
прекрасными в мире глазами…
- Погоди… Сейчас обуюсь… - рывком поднялся с кровати Санька, но Настя уже
как-то неожиданно легко выпорхнула за дверь, и только лёгкое позвякивание ведра
напоминало, что она не просто растворилась в воздухе.
Саня натянул бутсы, быстро затянул шнуровку и… Уже у самой двери сердце
сдавила тревога. Тревога непонятная, но… Саня бросился за дверь.
- Погоди, красавица! Водички-то дай!
Настя не могла разглядеть говорящего – было уже темновато, и после хорошо
освещённой хаты глаза ещё не привыкли к сумеркам.
- Сейчас наберу… - быстро ответила она, опуская ведро в колодец.
Тёмная высокая фигура приблизилась. Невыразительное серое лицо. Какие-то
неживые, неприятные глаза. Где-то она это видела… Почему-то от этого человека
хотелось уйти, оказаться подальше.
- Что, красавица? На знакомого похож? – улыбнулся подошедший.
- Н-нет… - нерешительно промолвила девушка, заглядывая в колодец, где ведро
достигло воды.
Смотреть в лицо пришельцу было почему-то страшнее, чем в холодную прорву, где
теперь плескалось ведро.
- Ну да… Ну да. Не похож, говоришь… - как-то странно проговорил высокий,
опуская руку в карман тёмного комбинезона.
И комбинезон этот она видела… Где-то. Где-то, в месте нехорошем… В страшном
месте. Там… Там… Это же…
Рыбьи глаза долговязого вдруг ожили – на секунду, не более. Он понял. Понял, что
Настя его узнала. Что она помнит всё…
- Саша… - отступив назад, прошептала Настя, и серо-голубые глаза её стали
огромными, как озёра.
- Тише, тише, красавица… - высокий быстро шагнул вперёд, навис над ней чёрной
тенью.
Сзади скрипнула дверь.
- Са…- слабый вскрик прервался на полуслове.
Холодная молния нырнула под сердце, перехватила дыхание, лишила тело силы.
- Тише, девочка, тише… - отступил в сторону высокий, рывком выдернув из тела
влажное лезвие.
Мёртвый выскочил во двор. Сердце колотилось, уже не тревога – нет – вполне
осязаемый ужас заливал грудь. Настя… Настенька…
Слава Богу! Фигурка у колодца – это она. Это она, чувствовало сердце, опережая не
успевший отвыкнуть от света глаз. Она…
Хрупкая фигурка в светлом плащике медленно развернулась, тонкая рука на
секунду повисла в воздухе, как бы пытаясь дотянутся до любимого…
Саня едва успел подхватить падающее тело.
- Настя… Настенька…
- Саш-ка… Не отпускай… Не отпускай меня…. Саш-ка…
Мёртвый пытается поймать ускользающий взгляд, задержать его, отчаянно, до
звериного крика держит затихающее в агонии тело…
- Настя! Настя! Настенька! Не уходи, Настя! Настя, как я без тебя?! Настя!
Два тихих, подленьких хлопка вклиниваются в звериный рёв Мёртвого. Саня вдруг
отскакивает назад, пытается встать на ноги – и тут же, отброшенный невидимым ударом,
сползает по деревянной стене.
Длинный быстренько свернул глушитель, распихал стальные детальки по карманам
и досадливо оглянулся. Много шуму наделал этот «отмороженный». Местные уж хай
подняли… Нехорошо. Ладно, возможно, «контрольный» не понадобится. Мишень была
хорошая – статичная. Так что две пули по «центру» - достаточно. А теперь – смываться.
Пока не запалили. Тут Зона – рукой подать. Туда не сунутся.
Лёгкие разрывал кашель, но Мёртвый не обращал на него внимания. Он опёрся на
стену, рывком поднял на ноги непослушное тело и бросил его вперёд – туда, где светлым
пятном на земле распласталась его Настя…
Он добрался. Упал на колени, поднял её голову. Заглянул в глаза, стараясь
разглядеть там надежду… Она умирала. Умирала… Мысль эта не помещалась в Саниной
голове, она наступала постепенно, как близкий уже ураган, как неизбежность… Но пока
она была здесь, с ним…
- Настенька… Настенька!
- Са-ш-ша… Прости их… Не надо… Их… Саш…
Широко открытые глаза остановились. Голова безвольно откинулась в руках
Мёртвого, и только в этот страшный миг он ощутил, что остался один в этом мире. Настя
покинула его…
- А-а-а… А-а-а… Настя! Прости, Настя! Твари! Не жить вам, не жать… Прости,
Настя, я их зубами… Настя! Прости меня… Не уберёг… Твари, сволочи… Не жить вам…
Мёртвый возвращался в Зону. В Зону, которая кормила и берегла его. В Зону,
которая не раз пыталась его убить, искалечить или оставить насовсем в своих объятиях. В
Зону, которая отняла у него Настю.
Мёртвый догадывался, кто украл его Настю и что с ней сотворили. Он нашёл её в
Зоне, возле Бисова Яра – а именно туда нанимал провести его Шван. Он сцепился с
Блондином, сцепился из-за Насти – а Блондин был человеком Шванна. И сегодня… Он не
разглядел лицо человека, который убил Настю. Но он был уверен, что уже видел его
раньше. Высокая сутулая фигура, какие-то вкрадчивые движения, от которых веяло
опасностью… Такой человек был в группе Швана. И он его не упустит. Ни за что…
Дышать было тяжело. Кровь неприятно затекала под одежду, ныла пробитая пулей
грудина – но теперь всё это было мелочью. О себе Мёртвый не думал. Он уже умер.
Тогда, когда убили его Настю. Он не собирался жить. Он пришёл умереть. Не один.
Вместе с теми, кто разрушил его жизнь. Кто отнял жизнь Насти…
Убийца не скроется. Здешние места он вряд изучил – на это нужны годы.
Возможно, ему подсказали одну - две тропки. А Мёртвый знает таких тропок сотни… Он
перейдёт периметр, где захочет, несмотря на колючку, мины и патрули. А киллер… Что
он мог знать? 5-й километр и Суглинку. Здесь может пройти любой. По темноте – скорее
Суглинка. Под ней есть хорошая тропка, надёжная. Сворачивать с тропы ночью не станет
никто, даже отморозки из бригады Шванна. Это Зона. Она импровизаций не прощает.
Особенно от тех, кто приходит сюда так, как пришли эти… До Суглинки он доберётся
быстро. Здесь болотце, швановский будет его обходить. Минут двадцать – форы. Так
что…
Длинный перемахнул через поваленное деревце, оглянулся. Всё вроде бы тихо…
Пока всё нормально. Задача выполнена: уложил обоих голубков. Нужно будет сторговать
у Швана премию… Тревожило одно: что не успел «проконтролировать», двух пуль на
фраера и ножика в сердце его подруге должно хватить с лихвой. Так… Здесь две сосёнки,
и десять шагов по подсохшему болотцу – где мин не будет. А там – дело техники…
Чёрт!
Чутьё у Длинного было прямо звериным, но тут подвело и оно. Обернулся резко,
быстро – но поздно: серая фигура отлепилась от толстого соснового ствола, и тут же ногу
Длинного прошил заряд дроби.
- Мля… твою мать… - попытался уползти в укрытие Длинный.
Боль была невыносимой, но поддаваться ей было нельзя – иначе…
Второй выстрел убил все надежды. Правая рука, прошитая сотней свинцовых
шариков, повисла плетью, так и не успев выхватить пистолет.
- Тварь… - голос Отморозка прозвучал, как гром среди ясного неба: - ты сдохнешь.
Теперь… Но не сразу… Не сразу, тварь… Слышишь?
Длинный никогда не считал себя трусом. Но теперь он испугался. Да неприличия,
до волос на заднице… Впервые он видел саму смерть…
Мёртвый входил в Зону. В свою Зону… Он знал, куда идти. Длинный сказал всё.
Надеялся, придурок, что останется в живых… Не остался. Прости, Настя. Не оставлю я их.
Не прощу. Никогда.
Ночная Зона была прекрасной. Мистические мерцания, цветные сказочные огоньки
вспыхивали то тут, то там, светящиеся кончики пожухлых листьев… Рождественская
сказка. Не фальшивая. Живая. Притягательная и страшная. Видели вы, как пузырится в
чистом ночном воздухе Ведьмин студень? Слышали вы тоскливое, непередаваемое
мяуканье одинокой дикарки – чернобыльской кошки? Слышали ли вы вообще своим ухом
звуки, которые больше не услышать нигде – только здесь, в этой закрытой, дикой
территории, где человек – не хозяин, и даже не гость…
Мёртвый шёл автоматом. Он не думал, куда ступает, и не старался разглядеть
ловушки. Зона вела его сама, помогая обходить аномалии, отвлекая своих невиданных
зверей на другие тропы… Мёртвый пришёл к ней – пришёл навсегда. И Она не собиралась
его убивать. Зона не воюет с мертвецами.
Вот он, Бисов яр. За ним – хуторок. Одна хата. Подойти к ней можно с севера – да
только там наверняка ждут непрошенных гостей. Не с добром ждут. И обрез его
короткобойный там не поможет. Может быть, он и доберётся до одного из них. Может
быть… Но ему нужны все. Все. Длинный рассказал всё. Блондин, Жжёный, Буйвол… Эти
первые. Остальные… Как получится.
Значит, с севера он не пойдёт. А пойдёт прямо отсюда. Где не будет охраны. Где
никто не ждёт нападения. Потому что отсюда подойти нельзя. Здесь – Чёртово Марево.
Раскинулось полукругом по Бисову яру. Не перебежать зверем, не перелететь птицей. А
он не будет лететь. Он – пойдёт сквозь. Он был в Мареве. Он вынес оттуда Настю. Не
взяло его Марево, не сломало. Теперь – пусть берёт. Пусть делает, что угодно, но он
сохранит каплю памяти, грамм, молекулу рассудка – и доберётся до них. Непременно…
- С Длинным что-то не то... По ходу, должен уже вернуться, - в голосе Блондина
звучала несвойственная ему тревога: - по «спикеру» не отвечает.
Майдан обернулся к говорящему:
- Связывался с ним?
- Час назад. Сказал, через полчаса будет.
Майдан задумался. Шван и Рэкс бродили по Зоне – дело нужное, тёмное и
посторонних глаз и ушей не терпящее. Майдан это знал и никоим образом не осуждал
начальство, решавшее многие вопросы в узком кругу. Меньше знаешь – крепче спишь. Но
в данной ситуации лучше бы Шван был здесь. Майдан потянулся за переговорным.
- Погоди… - остановил его Блондин: - чего кипишь поднимать. Швана лишний раз
напрягать – пошлёт. На кой ему такие помощники. Давай сами выруливать.
Майдан неохотно опустил руку.
- Пробей ещё раз Длинного.
Блондин достал «спикер», набрал вызов. Ответа не было… Едва заметный фон
показывал, что «спикер» включён, но… И вдруг Блондин прижал «спикер» к уху:
- Тихо… Тема какая-то… - сейчас «громкую врублю»…
Блондин нажал кнопочку, и «спикер» запел тихим, едва различимым голосом: «и
если ты давно хотела что-то мне сказать, то – говори…»
- Мать твою, так это ж темка Длинного… Он её в своей ПДА-шке держал…
Длинный, приём! Ответь, Длинный!
И, перебивая тихую мелодию, в комнату вдруг ворвался хриплый, задавленный
голос:
- Мне… нужен… Блондин… Буйвол… Жжёный… остальные…. живите…
В комнате повисла мёртвая тишина. Первым опомнился Майдан:
- Что за хрень? Кто это?
Блондин, белее снега, подошёл к окну:
- Здаётся мне, «приятель» это наш. Отмороженный…
- Что ж с Длинным? По ходу…
- Ага… Длинный свою ПДА-шку с переговорным не сдал бы. Просто так…
- Мля, народ, Длинного замочить – это не слепую собаку грохнуть…
- Значит так… Блондин – останешься здесь. Буйвол – возьми пушку, потрёшься
возле дома. Мало ли что… Я – к Африке на вход. Шванна пока не тревожить – сами
справимся… Появится в поле видимости – подстрелить, не убивать. Разузнаем про
Длинного… По местам.
Буйвол сбросил с плеча карабин, прошёлся вдоль южной стены хаты – по ходу,
здесь некого было ждать. Овраг, опоясанный мерцающей мерзостью – пси-полем. Сюда
никто не сунется… Дурак Майдан. Нужно к северному входу людей, там пройти можно…
Впрочем, Африки с Майданом должно хватить. Если только этот придурок не добыл
«оптику». При Длинном вроде ничего такого не было…
- Буйвол…
Буйвол обернулся мгновенно. И всё же… Всё же он не ожидал. Это был тот –
придурок из деревни. Он вынырнул из Поля внезапно, и такого вовсе не должно было
быть – он уже должен быть трупом… Ходячим трупом! Карабин взлетел на плечо, но миг
был упущен: Буйвола отбросило на стену, и только потом он расслышал негромкий
хлопок выстрела. Пуля… Мать его. Пуля в шею… Сука… Буйвол попробовал подняться,
но ноги не держали его. А Отморозок был уже здесь, совсем рядом… Непослушная рука
попыталась поднять карабин, но карабин, казалось, стал свинцовым.
- Настю помнишь? – лицо Отморозка казалось спокойным, но глаза… Таких
страшных глаз Буйвол не видел никогда в жизни: - где Блондин?
- Пошёл на… - прошептал Буйвол, и тут чёрная пелена накрыла его с головой…
Блондин двигался бесшумно. Выстрел пришёл с неожиданной стороны – с юга. Что
же, он чувствовал, что от этого парня можно ожидать чего угодно. Они знатно
позабавились с его подружкой – пустили на хор, потом… Потом она вырвалась. Её не
стали гнать – попала в Поле, дурочка… Значит, выжила. Ничего, Длинный, видимо, это
исправил. Раз этот здесь… Окно разлетелось вдребезги. Дробь, мать её. Крупная дробь…
С «обрезком» со своим притащился, идиот. Против «Рагера»… Давай, давай сюда,
придурок… Давай… И всё-таки – давно он так не волновался. Ничего… Сейчас Майдан с
Буйволом подтянутся… Он им уже маякнул.
Блондин присел за старой, полуразвалившейся печкой так, чтобы просматривалось
южное окно и выход. Западное окошко было забито, а восточную сторону он видел
отсюда. Пусть только сунется… «Спикер» заговорил голосом Майдана: «Что у тебя?
Слышали выстрелы, Буйвол не отвечает». Блондин тихонько проговорил: «Здесь
«отмороженный». Буйвола, по ходу, подстрелили. Пришёл с юга». После недолгого
молчания Майдан ответил: «Идём. Держи оборону. По двери не пали».
«Любой обманчив звук, страшнее – тишина»… Мёртвый вогнал новый заряд,
тихонько подобрался к двери. Двое готовы. Сколько их ещё? Он не помнил. Ещё двое –
точно. Белый… И чёрный. И можно подыхать окончательно. Мелодия крутилась в голове
непрерывно, и слова казались почему-то необходимыми и очень близкими. Как будто они
не давали его сознанию исчезнуть окончательно. «И чёрный кабинет… И ждёт в стволе
патрон…». Дверь. Если распахнуть внезапно, он должен успеть. Он там. Белый там.
Мёртвый чувствовал это.
- Выходи, падла…
Белый слышал голос. Он, точно он… Сука. Майдан должен быть с минуты на
минуту. Жжёный тоже… «Рагер» уставился вороным дулом прямо в дверь.
- Выходи… Тварь… Помнишь Настю?
Блондин сменил позицию. Судя по звуку, отмороженный чуть левее косяка… Вот
так…
Короткая очередь прошила дерево насквозь. Блондин тут же перебежал за стену и
прислушался. Должен был попасть… Должен был! Что-то тяжёлое опёрлось на дверь.
Ручка пошла вниз, створка резко распахнулась… Реакция у Блондина была отменной.
«Рагер» выплюнул свинец, и громкий вскрик не оставил сомнений, что теперь-то пули
попали в цель.
- Мля-а…
Блондин вполголоса выругался. Майдан… Твою мать! Он же предупреждал… Как
же он не заметил отмороженного!
Майдан был ранен. Он извивался на полу, пытаясь отползти назад, за дверь. Но,
судя по всему, ранение было тяжёлым. Слишком тяжёлым… Блондин не зря обучался у
лучших… Впервые это сработала не в «плюс». «Спикер» взорвался возмущением:
«Блондин! Что за лажа! Кто стрелял?!» Это Африка. Вот чёрт, это и вправду лажа.
Конкретная.
Жжёный быстро осмотрел местность. Отморозка не было видно. Думать было
некогда – Майдан был серьёзно ранен, нужно было его оттащить от двери. Кто был там, в
хате – Отморозок или Блондин – он не знал. Стреляли оттуда. Значит, нужно быть начеку.
Африка быстро подобрался к стонущему Майдану, захватил тяжёлое тело одной рукой, не
опуская, впрочем, свой Сиг, и потащил раненого к разрушенному хлеву. Вроде бы за
углом хаты кто-то показался, и Африка направил ствол туда. Быстрее бы… Находится на
открытом пространстве с раненым совсем неуютно… Вроде бы, добрались. Вот и
сорванные ворота хлева… Тут, за толстыми брёвнами, можно и спрятать Майдана. И –
связаться со Шванном. Африка уложил Майдана, достал «спикер»…
- Привет, Жжёный… Помнишь Настю?
Африка медленно поднял руки. Выстрелить он не успеет – голос за спиной.
- Слушай… Какая Настя? Давай поговорим…
Главное – обернутся, увидеть, где враг и оценить расстояние. Он должен успеть…
Он – профессионал, а этот – простой деревенщина.
- Привет… Мы будем счастливы теперь… - непослушными губами прошептал
вдруг Отморозок.
- Чего? – не понял Африка, оборачиваясь.
Он успел маякнуть «спикером» Блондину. Оставалось надеяться, что тот поймёт
сигнал.
- И навсегда… - оба ствола громыхнули одновременно.
Африку подбросило, оба его лёгкого вырвало из груди… Последним его
воспоминанием была эта дурацкая фраза – «навсегда».
Блондин понял правильно. Выстрел в хлеву дал понять, что Африка тоже попался.
Но он… Он не попадётся. Он сам охотник, он не будет жертвой. Выскочив во двор через
окно, Блондин кинулся прямо в хлев. Дуплет. Два выстрела сразу. У него не будет
времени зарядить… «Сиг» Африки валялся на виду, значит, другого оружия у Отморозка
нет… Полторы секунды – он успеет. Блондин влетел в хлев, широким веером разряжая на
ходу рожок «Рагера». Фигурку Отморозка он заметил позже – тот прижался к столбу под
обвалившейся крышей. Две или три пули по горизонтали вошли в тело Отморозка.
- На, сука… - заорал Блондин.
Отморозок осел, пытаясь совладать с обрезом, который так и не выпустил из рук.
Что же, боец! Мёртвый боец… Блондин подошёл ближе, резко выбил обрез из слабеющих
рук. Достал крепкий десантный нож.
- Приплыл, паря… Это я твою тёлку трахнул. Я! И Буйвол, и Африка. Хорошо ей
было, как думаешь? А ты и не воспользовался, придурок… Подыхай.
Нож вошёл в тело легко, как в масло. Провернулся внутри. Вошёл ещё раз. И ещё…
Блондин шагнул назад, позволил безвольному телу упасть на землю. Ему нравилось так
убивать. В такие минуты он чувствовал, что живёт. Он обернулся, вытер окровавленное
лезвие полой комбинезона и направился к выходу – туда, где в провал крыши заглянуло
редкое здесь осеннее солнышко.
- По-го-ди…
Блондин вздрогнул. Такого не бывает. Этого не может быть… За его спиной в
полный рост стоял Отморозок. Он заметно покачивался, но не падал. В правой руке – всё
тот же обрез.
- Мы… Будем… Счастливы…
Курки щёлкнули неестественно громко. Тело порывалось что-то сделать, но мозг…
Мозг заклинило. Такого не может быть… Блондин сделал шаг назад, ухватился за цевье
«Рагера»…
- И навсегда…
Курки синхронно упали. Блондин, насквозь прошитый свинцом, упал на спину,
попробовал подняться, вцепился холодеющими пальцами в гнилые доски перегородки, с
ужасом понимая, что сейчас, совсем скоро, смерть вырвет его из этого мира, что холодная,
мёртвая тишина забирается в уши, глаза, заполняет мозг…
- Прости, Настя… Мы… Теперь… И всегда…
Холодные губы едва выговаривали слова. Память уходила, сознание тоже. Он
умирал. Умирал, как умирают люди. Всё было правильно. Он уходит туда, где они вновь
пойдут по весенней Хвое, где тёплые Настины руки смогут обнять его, где… Он умирал.
Он благодарил за это Небо. Всё было верно. Он пришёл сюда, чтобы вернуться к ней. Он
пришёл – умереть.