Андреев Д.А. Рецензия на: Киценко Н. Милостивый Святой: отец

Андреев Д.А.
Рецензия на:
Киценко Н. Милостивый Святой: отец Иоанн Кронштадтский и русский
народ. Издательство Пенсильванского университета, 2000. 376 с.
Отечественная история. № 3. 2003. С. 170-172
КИЦЕНКО Н. МИЛОСТИВЫЙ СВЯТОЙ: ОТЕЦ ИОАНН КРОНШТАДТСКИЙ И
РУССКИЙ НАРОД.
Kizenko N. A Prodigal Saint: Father John of Kronstadt and the Russian People. The Pennsylvania State University Press, 2000.
Книга Надежды Борисовны Киценко, профессора университета Олбани (штат Нью-Йорк,
США) посвящена яркой фигуре российской истории второй половины XIX - начала XX в. протоиерею Иоанну Ильичу Сергиеву, известному как Иоанн Кронштадтский.
Будущий пастырь родился в 1829 г. в Архангельской губ. в многодетной семье сельского
дьячка. Его родители происходили из духовного сословия, что во многом предопределило
жизненную стезю и самого отрока: он окончил Архангельскую семинарию, а в 1855 г. Петербургскую духовную академию. По окончании академии и хиротонии в сан иерея о. Иоанн
начал свое пастырское служение в кронштадтском Андреевском соборе. И вплоть до своей
кончины в 1908 г. он оставался священником этого прихода. Именно по месту служения в
соответствии с церковной традицией его и стали именовать Иоанном Кронштадтским. Под
таким именем он и был канонизирован: сначала в 1964 г. Русской православной церковью
заграницей, а в 1990 г. - Русской православной церковью Московского патриархата.
Иоанн Кронштадтский еще при жизни вызывал прямо противоположные отклики и
мнения - от поклонения секты «иоаннитов» (его исступленных почитателей) до
уничижительных пасквильных обвинений, распространявшихся революционными и
интеллигентскими кругами. Подобная предвзятость оценок перекочевала и в последующие
исторические исследования, где фигурировал о. Иоанн. И в советской, и в зарубежной
историографии личность пастыря преподносилась в одностороннем освещении как образец
крайнего монархиста и черносотенца. Потребность в обстоятельном научном историкобиографическом исследовании, посвященном о. Иоанну, уже давно была очевидной.
Именно такой работой и стала рецензируемая монография. Н.Б. Киценко родилась в
Америке. Ее родители оказались там в результате перипетий Второй мировой войны, и отец
стал священником Русской православной церкви заграницей. Несомненно, семейная обстановка
во многом предопределила обращение Киценко к истории Русской церкви. Она - автор
исследований о церковных таинствах и тендерном аспекте их восприятия во второй половине X
I X - начале XX в., о святой блаженной Ксении Петербургской, а также о конфессиональной
составляющей презентаций самодержавной власти. Книга об Иоанне Кронштадтском стала
результатом многолетних архивных поисков автора. Ею использованы хранящиеся в архивах
Москвы и Петербурга источники личного происхождения и делопроизводственная
документация государственных учреждений. Особый интерес представляют дневниковые записи
о. Иоанна за 1856 - 1904 гг. В свое время В.О. Ключевский очень точно и образно выразил ту
сложность, с которой неизменно сталкивается историк, пытающийся с научных позиций
изучать канонизированных святых. По его словам, житие и биография отличаются друг от
друга так же, как икона и портретi. Книга Киценко - это, безусловно, реалистический портрет,
написанный не просто со знанием дела, но и с ясным представлением о том, что существуют еще
икона и карикатура. Причем именно стремление понять мотивации как «иконописцев», так и
«карикатуристов» во многом и обусловило успех «портретиста».
Книга состоит из восьми глав. Первая посвящена начальному периоду пастырского
служения о. Иоанна, а также анализу практически неизвестной прежде его частной и семейной
жизни. Во второй главе рассматриваются осуществленные им литургические инновации: от
отдельных привнесенных в практику богослужения обрядовых особенностей до буквально
революционных и радикально менявших устоявшуюся церковную традицию частого причастия и
массовой исповеди. Третья глава выявляет мировоззрение о. Иоанна, его социальные взгляды и
отношение к интеллектуальным внецерковным ценноС. 170
стям. В четвертой главе речь идет о восприятии образа пастыря современниками. Этот
же сюжет развивается и в пятой главе, правда, под несколько иным углом зрения: автор
исследует механизм формирования в общественном мнении представлений об о. Иоанне как о
чудотворце. В шестой главе говорится о феномене «иоаннитов» и отношении к ним самого
пастыря. В седьмой подводится итог идейной эволюции о. Иоанна, рассматриваются его оценки
основных политических событий в России начала XX в., вскрываются истоки последующих
негативных и тенденциозных характеристик пастыря, господствовавших на протяжении многих
десятилетий. Наконец, в восьмой главе автор рассказывает об истории канонизации о. Иоанна.
Представляется целесообразным подробнее изложить здесь авторскую интерпретацию
именно тех аспектов биографии кронштадтского пастыря, которые прежде более всего
подвергались тенденциозному освещению, а именно эволюции его идейных представлений,
взаимоотношений с властью и политических взглядов.
Удивительная цельность натуры, самодостаточность, исключавшая любые интересы,
выходившие за рамки, установленные православной верой, - вот те черты личности о. Иоанна,
которые предопределили его социально-политическую позицию. Все, что не вписывалось в эти
строгие рамки, неумолимо отвергалось им как «языческое». По словам автора, «оппозиция
между христианским и языческим» стала фундаментом мировоззрения пастыря (с. 83). Отсюда
вполне закономерным и естественным представляется абсолютное неприятие светской
нецерковной культуры. Именно здесь и коренятся, по мнению Киценко, истоки крайне
негативного отношения пастыря к людям образованным, не желавшим подчинять свою жизнь
требованиям Церкви. Правда, и «нерелигиозная "народная" или "низкая" культура» также
осуждалась им как греховная (с. 84). Однако вина интеллектуалов представлялась о. Иоанну
неизмеримо более тяжкой, поскольку они «даже формально не желали признавать верховенство
православия» (с. 86).
Столь жесткая и бескомпромиссная позиция, «подогреваемая» к тому же
противоречиями пореформенной эпохи, разумеется, не могла ограничиваться лишь сферой
пастырского служения. В книге детально описывается, как кронштадтский пастырь
превращался в яркого и самобытного политического деятеля. В ходе этого процесса стойкое
неприятие интеллигентской культуры стало принимать у о. Иоанна все более политический
оттенок. В этом смысле представляется весьма показательной оценка им восстания декабристов
как своеобразного поворотного момента: именно тогда, по его мнению, «образованная
общественность и интеллигенция порвали с Церковью». Восстание явилось «первым шагом»,
сделанным этими людьми в направлении «от старого порядка», ассоциируемого с
самодержавием и Православием. Автор рассматривает данное утверждение пастыря как один из
наиболее ранних примеров пока еще «непроизвольного», интуитивного «уравнивания
православия и самодержавия». С новой силой эта позиция проявится уже позже, после убийства
Александра II. Но уже в первые пореформенные годы идея о «пропасти», разделившей
образованную общественность и Церковь, становится «постоянным лейтмотивом его
сочинений» (с. 87).
1 марта 1881 г. стало знаковым событием в идейной эволюции о. Иоанна. Прежде,
несмотря на все инвективы в адрес интеллигенции, он все-таки оставался в основе своей
аполитичным, не склонным к какой-то особой, выходившей за указанные Церковью рамки
сакрализации верховной власти. Он до конца самореализовывался в священническом служении,
которое в принципе находится вне политики. Весьма примечательной в этом смысле выглядит
отмеченная Н . Б . Киценко деталь: о. Иоанн критически относился к славянофильской идее об
особой роли России как православной державы. Именно в силу цельности своего христианского
мировоззрения он отвергал саму идею об «избранности» какой бы то ни было страны (с. 234).
Гибель Александра П, воспринятая именно как «мученическая смерть», изменила в его глазах
сам «символический статус правителя». Если прежде царь являлся для пастыря
«преимущественно абстракцией», то теперь начал постепенно становиться своеобразным
воплощением «религиозных аспектов старого порядка и позитивных качеств традиции и
стабильности», противопоставляемых революционным переменам (с. 237). Кульминацией столь
значимой мировоззренческой эволюции явилось приглашение пастыря к смертному одру
Александра Ш. Автор подробно останавливается на этом сюжете, подчеркивая его двоякую
роль в жизни о. Иоанна. Во-первых, невероятно усилился и без того уже большой авторитет
пастыря в глазах народа, воспринимавшего его как заступника за Россию перед Богом (с. 238).
Во-вторых, «визит в Ливадию выкристаллизовал его отношение к монархии как к
политическому идеалу» (с. 241).
Несмотря на приглашение к умирающему государю, подчеркивает автор, о. Иоанн не
был близок ни ко двору, ни к самой царской семье. Ярким тому подтверждением служит
приводимый Н.Б. Киценко любопытный разговор Александра Ш с графиней А.А. Толстой.
Император попросил ее назвать наиболее выдающихся людей России. Графиня указала на Л.
Толстого и о. Иоанна. Царь признался, что ожидал услышать фамилию писателя, а вот о
пастыре он запамятовал. Тем не менее самодержец разделил мнение графини относительно
кронштадтского священника (с. 238).
Проблема взаимоотношений о. Иоанна с престолом вообще заслуживает самого
пристального внимания. Именно здесь коренятся истоки многих мифов, связанных с его
именем. Действительно, в расхожих суждениях пастырь довольно часто предС. 171
ставляется чрезвычайно близкой к царскому дому переюной и даже чуть ли не тайным
духовником последнего императора. Имеющиеся факты (например, письма от Николая П,
Александры Федоровны и Марии Федоровны, а также участие о. Иоанна в обрядах венчания и
коронации последнего самодержца и крещении его детей) дают основание для таких
заключений. Однако книга Н.Б. Киценко позволяет взглянуть на эту проблему в несколько
ином ракурсе. Автор обращает внимание на весьма странное обстоятельство, которое серьезно
подрывает сложившийся стереотип о близости о. Иоанна к верховной власти. Пастыря, о
чудодейственных молитвах которого знала вся Россия, ни разу не просили о предстательстве за
страдавшего от гемофилии наследника Алексея. Заступничеству «всероссийского батюшки»
предпочитали целительство одиозного Распутина. Однако в работах целого ряда зарубежных
исследователей утверждается обратное: что именно сам о. Иоанн нашел Распутина и ввел его в
царскую семью. Киценко называет подобные версии безосновательными хотя бы уже потому,
что пастырь не был настолько близок к Николаю П и Александре Федоровне, чтобы
познакомить их с якобы «отысканным» им «старцем». Кроме того, дневник о. Иоанна не
содержит сведений, позволяющих говорить о каких-то его особых отношениях с императорской
четой (с. 114-115).
Отвергая версию о «протекции» о. Иоанна Распутину, автор вместе с тем задается
вопросом о причине ее появления. По мнению Киценко, пастырь был «достаточно
официальным и достаточно оригинальным, чтобы сыграть такую гипотетическую роль». Кроме
того, его часто путают с царским духовником о. Иоанном Янышевым: из этого смешения двух
разных священников также, возможно, проистекает убежденность в близости кронштадтского
пастыря к престолу. А нежелание прибегнуть к его молитвенной помощи в болезни царевича
Алексея вполне может быть объяснено как раз тем, что в 1894 г. в Ливадии молитвы о. Иоанна
не помогли его деду (с. 116).
По мере усиления политической напряженности в стране все более непримиримым к
своим идейным оппонентам становился и кронштадтский пастырь. Если прежде он еще
допускал возможность примирения мирских ценностей с религиозными, то с 1890-х гг. его
отношение к мирской переросло в откровенно оппозиционное (с. 89). По-новому он стал
воспринимать и свою пастырскую миссию, утверждаясь во мнении, что священник должен
быть не только «исполнителем таинств или утешителем», но и «борцом, стремящимся к
изменению мира вокруг себя». Подобная позиция роднила его гораздо больше «с такими
радикальными социалистическими мыслителями, как Добролюбов и Чернышевский», нежели
«с подавляющим большинством современных ему православных священнослужителей» (с. 90).
Однако непосредственного участия в политической деятельности о. Иоанн, в отличие от
других священнослужителей, например о. Иоанна Восторгова, не принимал, хотя его имя
активно эксплуатировалось консервативными политиками в собственных интересах. По
свидетельству Киценко, Петербургское и Казанское отделения «Русского собрания»,
Харьковское отделение «Союза русских людей», Русский народный союз имени Михаила
Архангела включили пастыря в число своих почетных членов. Его репутация воспринималась
многими правыми политиками как надежное средство их собственной легитимации (с. 244).
Книга Н.Б. Киценко - очередной успех американской русистики. Вдвойне приятно, что
ее автор - наша соотечественница. Хочется надеяться, что в скором времени исследование
будет переведено на русский язык и станет доступным для широкой аудитории историков и
просто интересующихся читателей.
Д.А. Андреев, кандидат исторических наук,
(Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова),
Ф.А. Ильяшенко
(Православный Свято-Тихоновский богословский институт)
i
Цит. по: Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества. М., 1974. С. 138.
С. 172