Николай Коляда МОРОЗКО Волшебная сказка в одном действии В деревенском доме у печи суетится, чугунки достает НАСТЕНЬКА. Не присядет: бегает, торопится, работает. Вот остановилась, подошла к окну, дышит в замерзшее оконное стекло, смотрит на улицу. НАСТЕНЬКА. Где же батюшка запропастился? Утром уехали с матушкой и сестрицей в город на ярмарку, уж вечер, а их всё нет. Хоть бы ничего в дороге не случилось. Батюшка обещал привезти мне с ярмарки из города леденцов, новый платок и белые валенки. Может, и привезет. Настенька полила цветы, вытерла пыль с подоконника, поправила кружевную скатерть на столе, смотрит в окно. Собачка от холода в дом залезла, за печкой поскуливает тихо. Холодно. Сколько снега в этом году. Добрый хозяин собаку на улицу не выгонит. Наша вот, в доме за печкой греется. И в лесу не пройти, не проехать. Звери попрятались в норы, трудно им зимой, бедным. Настенька снова что-то делает по дому. А лёд какой на реке толстый, рыба дышать совсем, наверное, не может… Об одном вздохнешь, а всех становится жалко. Да что же их всё нет и нет? Настенька снова и снова суетится, делает что-то по дому. Я блинов напекла, пирогов настряпала, борщ сварила, дом вымыла. Скоро батюшка приедет с ярмарки. Как там было весело, наверное. Карусели, шарманка, блины на улице пекут, все пляшут и радуются. Там коробейники веселые с товаром... А я вот дома, работаю. На дворе стучат, подъехали сани. Отец кричит во дворе: ОТЕЦ. Тпру! Приехали! Слезай! МАЧЕХА (кричит из-за дверей). Да открывай же ты быстрее двери, все бока пролежала, лентяйка! Акулинушку мою заморозили совсем, в сосульку превратили! Быстрее, говорю, лежебока ты такая-растакаяразэдакая! Ну, кукульдяй, кошашак, кумырдышка! Настенька всполошилась. Кинулась к двери, открывает её, кланяется. Входит разодетая Мачеха, с ней ее дочка, которую зовут АКУЛИНА. Запыхались. Настенька помогает сестре 1 снять шубу, валенки. Акулина сразу падает на кровать. В одной руке у нее яблоко, в другой леденец, на шее связка баранок, а во рту калач. Жует его, хохочет, кашляет. АКУЛИНА. Мамашка, давай быстрее мне блинов, в животе от голода всё свело, силы нету! МАЧЕХА. Не торопись, а то не в то горлышко еда попадет и кердык будет, Акулинушка! АКУЛИНА. Настька, на стол накрывай, что ты выпучила глаза? Всё, что есть в печи, на стол мечи! НАСТЕНЬКА. Сейчас, сестрица! Накрывает на стол. МАЧЕХА (дочери). Да ты мой кукульдяй, кошашак мой, прямо в ботиках полезла на кроваточку! Ну и правильно, солнышка, отдохни, всю ведь дорогу от города в санях спала, тряслась, бедная! (Настеньке.) Ну что, что ты встала, что стоишь, кулёма, давай, работай, снимай с меня шубу! Где обед? Где ужин? Где завтрак? Где полдник? А?! Валялась, спала весь день, лентяюга! Как вот ужварю покрепче тебя, кумырдышка! (Отцу.) Чего встал? Кони на дворе, иди распряги их... ОТЕЦ. Холодно, погреюсь вот, всю дорогу в зипунишке катил... МАЧЕХА. В зипунишке он катил! Вот ведь парочка – гусь да гагарочка! Баран да ярочка! Ты своей дочери стоишь: два таракана запечных, лишь бы ничего не делать, спать, прохлаждаться! АКУЛИНА. Мамашка, ну не кричи, голова у меня пухнет... (Села за стол, ест, обливается молоком, мясо уплетает.) МАЧЕХА. Постой, я с ними разберусь! (Отцу.) Что ты, что твоя дочечка, дочурочка! Одного поля ягода! Лентяюги! Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! Как бы прям ударила бы пяткой! Осточертели вы мне хуже горькой редьки! ОТЕЦ. Погреюсь минуточку, говорю... МАЧЕХА. Оглянись, коза, на свои рога! Я тебя сейчас разогрею! Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! Ходит и ходит, как саврас без узды. Так разогрею скалкой или ухватом, так тебе тепло станет - аж душа в пятки уйдет! Надоели мне оба до смертынушки! Иди, или я порву тебя, как наш собачошка косточку рвет! Коней распряги, корову напои, курам дай, иди, иди, иди с глаз моих... ОТЕЦ. Куда идти-то? МАЧЕХА. Куда, куда! Тащить кобылу из пруда! Ой, да что бы они без меня делали?! Им всё укажи, да покажи, да растолкуй, тупые! 2 АКУЛИНА. Мамашка, да стукни ты его уже хорошенько, как вчерась, да пусть идет уже, на что он нам нужен... (Ржет.) ОТЕЦ (вздохнул). Артамоны едят лимоны, а мы, молодцы, едим огурцы... МАЧЕХА. Чего? Повтори-ка? ОТЕЦ. Говорю: аль моя плешь - наковальня, что всяк по ней бьёт? МАЧЕХА. Повтори-ка про огурцы и про наковальню, скоморох ты наш, сказочник, а? Чего это ты засобирал-то, а? Ну? ОТЕЦ. Молчу. Всё, всё, пошел уже... Отец вышел. Акулина смеется, лежит на кровати, ногами дрыгает в воздухе. Мачеха снимает с нее шубу, платок, валенки. Настенька у печи суетится, стол накрывает. МАЧЕХА. Как он мне надоел, а? Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! На мельницу его надо сдать, чтоб смололи из него муки гнилой курам на съедение! АКУЛИНА. Силы уже нету смотреть на его кислую рожу. Мамашка, тебе зять нужен, вот что думаю. Хороший такой зять. Потому что - эта ворона нам не оборона. Мы вдвоем только... МАЧЕХА. Да уж, дочка. Мы с тобой обе-две защита себе, оборона себе, на нас дом держится, только на нас... Давай, дитятко, поиграем, согреемся, а? (Сюсюкает, в ладоши хлопает.) «Акуля, Акуля, что ж ты шьешь не оттуля?» АКУЛИНА. «Ничего, мамашка, еще пороть буду!». Хохочут. Снова: МАЧЕХА. «Акуля, Акуля, что ж ты шьешь не оттуля?» АКУЛИНА. «Ничего, мамашка, еще пороть буду!». Хохочут. Снова: МАЧЕХА. «Акуля, Акуля, что ж ты шьешь не оттуля?» АКУЛИНА. «Ничего, мамашка, еще пороть буду!». МАЧЕХА. Акуля, Акуля... АКУЛИНА. Ну, всё, хватит, надоела. «Акуля, Акуля!» Какая я тебе «Акуля»? Акулина я, ясно?! Я уже не маленькая. Я говорю: зять тебе нужен, а ты меня не слышишь. Мне уже замуж, говорю, пора, а женихов всё нету. МАЧЕХА. А где их взять-то? Они от сырости-то не появляются... АКУЛИНА. А пусть вон Ванька на мне женится... МАЧЕХА. Ванька? Сосед наш? Да ты сдурела? Да он кукульдяй, 3 кошашак, кумырдышка! Он оборванец, только и ходит к нам – просит чего сделать во дворе, ведь у него в избе шаром покати! Да разве ж он тебе пара? Да тебе прынца надо, боярина иль дворянина, а не крестьянского сына! АКУЛИНА. Ну, он такой с лица гладенький... МАЧЕХА. Ой, гладенький! Да у него за душой ни гроша, как у оборвыша! АКУЛИНА. А у меня приданое богатое? МАЧЕХА. Есть кое-что, но не так уж чтоб сильно... АКУЛИНА. Вы, мамашка, чего тогда привередничаете? Что тогда разговоры разговариваете? Вы как хотите тогда? Вы хотите: чтоб и волки целы, и овцы сыты, так? МАЧЕХА. Ну, в общем-то - так. АКУЛИНА. А так не бывает! Настенька у порога сметает снег, который натащили Мачеха и Акулина с улицы. Потом ставит на стол чугунок с борщом, кланяется. НАСТЕНЬКА. Кушать подано. Матушка, поешьте, пока борщ-то не остыл... МАЧЕХА (передразнивает). «Кушать подано»! Ишь ты! Еле шевелится, замараха! Надоела как, кто бы знал! А ну, иди на двор, тащи сундук из саней, мы с Акулинушкой будем наши покупки разглядывать, приданое её! Там куча подарков большая, да, Акулинушка? НАСТЕНЬКА. И мне? МАЧЕХА. А как же, тебе в первую очередь! Ночь не спали, думали, что тебе купить. Ой, беда! Кукульдяй какой, кошашак, кумырдышка! Ну, иди, сказала, тащи сундук, мешки, кульки, чего встала? Иди! Настенька выскочила из избы. Мачеха смеются с Акулиной. Акулинушка, ты чего-то с лица опухла? Ты не простыла, дитятко, не болеешь? АКУЛИНА. Не, мамашка, это у меня конфета за щекой! Вкусная! МАЧЕХА (хохочет). А помнишь, медведь-то на ярманке как плясал, нет? Вот так, так, так! АКУЛИНА. Ага! Ой, какой он был смешной! На цепи! Вот так он ходил, вот так! А в носу у него было кольцо! Мужик за него ему дергал! Акулина вскочила, принялась по комнате скакать, все ронять, разбивать. Обе хохочут. Танцуют. 4 Пришла Настенька, принесла два мешка из саней, у печи поставила, смотрит, слушает. МАЧЕХА. А мужик-то его как хряснет палкой, чтоб слушался! Я прям со смеху чуть не лопнула! АКУЛИНА. И я тоже! А коробейники какие были румяные! Сколько у них пряников, ситца, цветных ленточек, сколько баранок, погремушекигрушек! МАЧЕХА. А леденцы какие, помнишь? АКУЛИНА. Нет, забыла! Вот еще, один остался! Сейчас съем его! А еще старуха там была смешная, грязная, нищенка, попрошайка, крестилась, просила денег, а мы с тобой не дали ей, посмеялись над ней! Помнишь? Скачет по комнате, показывает. Мачеха хохочет. МАЧЕХА. Ты ее так толканула! Хохочут. АКУЛИНА. Ага! МАЧЕХА. А она как в сугробину упадет! Как завоет, как заноет! Как собака больная! АКУЛИНА. Ага! Сразу полегчало нашей бабушке - пореже стала дышать! МАЧЕХА. Да как она закувырнулась, да как побежала, да аж шуба у нее заворачиваться стала! Хохочут. АКУЛИНА. Ага! НАСТЕНЬКА. Ей же больно было, бабушке-то... Пауза. АКУЛИНА. Мамашка, тут некоторые стали про меня говорить всякие пакости, так? Ну, всё. Сейчас как заплачу вся, вы меня до утра не остановите, вы тут все оглохнете! Опухну от ора, меня замуж никто не возьмет, вот тогда вам стыдно обоим станет, страхолюдины обе!!!! Зарыдала, упала на кровать. МАЧЕХА. Ты чего хочешь, дура? Ты чего мне сделала с ребёнком? Тихо, не плачь! Акуля, Акуля, тихо, тихо! Как раз пришел Отец, а с ним Иванушка – сосед. Они поставили на центр комнаты сундук. Смотри сюда! Давай наши покупки смотреть! Мачеха и Акулина принялись из сундука всё вынимать, наряжаться, танцевать, так весело им! 5 В сундуке чего только нет! Сарафаны, ленты, соболя... Мачеха с Акулиной всё на себя надели. Танцуют, хохочут, радуются. Акулина принялась глазки строить Иванушке. АКУЛИНА. Ой, кто к нам пришел, погляди-ка! Стоит у двери, скромняга. Сейчас я тебе покажу наши покупочки для невесточки, моё приданое! Гляди! ОТЕЦ. А нам с Настенькой ничего не куплено... АКУЛИНА (приложила к себе тряпку, говорит Иванушке кокетливо). Мне идет, красиво, нет? ОТЕЦ. Хвалят на девке шёлк, коли в девке толк. МАЧЕХА. Чего?! Ах ты Вавила! Не берись за вилы, не умывши рыла! Кому говоришь? Мне? Моей дочечечке? Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! Ходи - не шатайся, говори - не заикайся, ешь - не объедайся, стой - не качайся, понял? НАСТЕНЬКА. Батюшка, да не надо мне ничего, Господь с вами. Было нам с вами здоровье только. ОТЕЦ. Пастух рад лету, пчела - цвету, а сирота - привету. МАЧЕХА. Да не стони ты так и не смотри на меня больной собакой! Вот ведь навязались оба на мою шею! Акулина глазки строит Иванушке. А Иванушка безотрывно смотрит на Настеньку. Чего тебе, соседушко? Чего пришел, чего снегу с улицы нанес, стоишь тут, а? ИВАНУШКА. Помог вот покупки ваши занести. МАЧЕХА. Ну, принес. И иди. Мы ж тебя не держим. Мёдом тут тебе намазано, что ли? ИВАНУШКА. Не надо ли помощи, соседи? На любую работу согласен. В доме кусочка хлеба нету. А как говорят: хлеба ни куска – вот и в горнице тоска. Я снег могу с крыши смести, двор почистить, за конем присмотреть, скотину накормить, на водопой сводить. МАЧЕХА. Да есть у нас слуги. Аж двое. АКУЛИНА (шепчет, хихикает). Мамашка, пусть он останется. Смотри, какой баский, а? Эй, ты, иди сюда! ИВАНУШКА. Иванушкой меня зовут, а не «Эйты». АКУЛИНА. Ой, Иванушкой! А смотри-ка ты, Иванушка-дурачок, что у меня, какие платья у меня, а? Видал? Смотри, сколько у меня богатства? Смотри, завидуй! 6 ИВАНУШКА. Ну, кому-то самоцветы мелковаты, а кому и была бы картошка покрупнее. Акулина прыгает, пляшет перед Иваном. А тот всё так же глаз отвести не может от Настеньки. МАЧЕХА (усмехается). Что стоишь? Нравится тебе моя дочка? ИВАНУШКА. Нравится. МАЧЕХА. Красавица? ИВАНУШКА. Красавица. МАЧЕХА. Не поняла? Ты про которую? ИВАНУШКА. Вот про эту. МАЧЕХА. Ах вот про эту кикимору? ИВАНУШКА. Где ж вы кикимору увидели? Цветы тому не милы, у кого очи гнилы. АКУЛИНА. Я говорю: посмотри – какие у меня платья! ИВАНУШКА. Да вижу. Обули корову в лапти. АКУЛИНА. Мамашка, слыхала?! Эта замурдышка, кукульдяй, кошашак такие слова на меня! Гони его в шею! Сам такой! Ахал бы дядя, на себя глядя! Мамашка! Мне плохо! Он обзывается! МАЧЕХА. А ну вон пошел отсюда, негодник какой! ИВАНУШКА. Приду еще. Прощевайте. Иванушка поклонился Настеньке и вышел. Настя и отец следом ушли, во двор. Акулина села за стол, ест. Мачеха руки в боки. МАЧЕХА. От голь перекатная, а? Пришел тут глаза полоскать! АКУЛИНА. Он не в первый раз ходит, смотрит всё на эту дуру вот. Изза неё у меня всё не так! Всех женихов в округе отвадила! Меня из-за неё облупили, как липку, обобрали, как малинку! МАЧЕХА. Калинка-малинка ты моя?! Да как это, а? АКУЛИНА. Во-во! Всех женихов в округе отбила. Уж я ее сажей мазала, уж я самые старые платья на нее надевала, чего только не делала, а смотрят все только на неё и всё! МАЧЕХА. И что сделать? АКУЛИНА. А того и сделать. Пусть отвезет ее папаня в лес и оставит ее там. Зачем она нам нужна? Пироги я и сама могу стряпать. Смотри! Берет тесто, принимается стряпать. Все у неё падает, проливается. Акулина хнычет. 7 МАЧЕХА. Дочечка, не егози ты так, остынь... АКУЛИНА. Ничего не получается, мамашка! Эта вот, наверно, наколдовала, наворожила, порчу на меня навела! Ыыыыы!!!! МАЧЕХА. Ну-ну, не плачь, дитятко! Сядь, замурдышка, кукульдяй, кошашак мой миленький, маленький! Видишь, нельзя нам ее в лес отправлять. АКУЛИНА. А я сказала – всё. Или тебе плохо станет. Гони её вон, пусть вот он вывозит её в лес, пусть её там волки съедят! Нахлебница, не нужна она нам! Акулина начинает орать, как резаная. Прибегают с улицы Настенька и Отец. НАСТЕНЬКА. Что случилось, сестрица? МАЧЕХА. Значит, вот что. Ты понял?! (Настеньке, злобно.) Ты у моей дочечки будешь женихов отбивать? Так, да? Запрягай лошадь в сани и увози эту вот отсюда в лес. Вези ее в лес, на трескучий мороз! И только попробуй ослушаться меня. ОТЕЦ. Окстись! Да как же это можно – родную дочь и в лес, на мороз, волкам на съеденье, Бабе-Яге, Кикиморе с Лешим на растерзание? Нельзя. Она без родной матери растет. Обиженного обижать - себе добра не желать. МАЧЕХА. Вези, пока и тебя не вытолкнула туда же, взашей! Отец почесал затылок. Сказал: ОТЕЦ. Ладно. Садись, мила дочь, в сани. Не в силе Бог, а в правде. Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится - не скоро уймется. Что тут сделаешь? Овцу стригут - баран дрожит. Не могу я ослушаться старую бабу, визгливую... МАЧЕХА. Давай, давай, быстро отсюда оба! Надоели! Мачеха и Акулина вытолкали Отца и Настеньку во двор, а сами в сундук снова залезли и опять подарками любуются – им всё трын-трава, наплевать на чужую беду. А отец с Настенькой едут в санях. Настенька плачет. НАСТЕНЬКА. Вот оно, как за мачехой жить: перевернешься - бита и недовернешься - бита. А родная дочь что ни сделает - за все гладят по головке: умница. Я и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела еще до свету... А всё не мила. Целовал ворон курку до последнего перышка. ОТЕЦ. Прости, доченька... На бедного Макара все шишки валятся - и с coceн, и с елок. Облаять есть кому, а погладить некому. Ничем старухе не угодишь - все не так, все худо. 8 Приехал он в глухой лес, оставил Настеньку в сугробе у большой ели и поехал назад, плача, приговаривая: Грехи мои тяжкие... Прости, Настенька... НАСТЕНЬКА. Прощай, батюшка... Настенька сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Страшно ей и холодно. Сумерки сгущаются, звезды высыпали на небо. Ничего, ничего. Терпеть надо. Обживешься - и в аду хорошо. А нечисть лесная тут как тут: из-за заснеженных кустов вышла избушка на курьих ножках, а в ней Баба-Яга, сидит у печи, от скуки песни поёт Лешему и Кикиморе. БАБА-ЯГА. Баба-Яга, Костяная нога... И опять сначала: Баба-Яга, Костяная нога... КИКИМОРА. Мороз какой месяц. И покушинькать нечего. Слышь, Леший, Баба-Яга поет и поет, вот уже третий месяц не унимается. Прям волком выть охота. И чего на нее нашло? ЛЕШИЙ. Не знаю, Кикимора. Да и не поет она, а воет. КИКИМОРА. С голоду да холоду и петух не поет, а от тепла да сыта и курица кукарекает. БАБА-ЯГА. Вот именно! Тут закукарекаешь с вами! Я от голоду и пою, чтоб забыть чувство это ненавистное в животе в моем! Охохонюшки! Скука, голод, холод – вот наши спутники! Мы такие несчастные! Русских людей рядом нету, поговорить по-русски не с кем! И никто мне не скажет: «Акось, выкуси-ка, небось да дескать, да чай, да поди ж ты, да исполать нам!», а? КИКИМОРА. Скажем, раз хочешь. На вот: «Акось, выкуси-ка, небось да дескать, да чай, да поди ж ты, да исполать нам!» ЛЕШИЙ. И я могу. «Акось, выкуси-ка, небось да дескать, да чай, да поди ж ты, да исполать нам!» БАБА-ЯГА. Да ну вас. Это всё не то и не так. Не по-русскому как-то! Выговор у вас не тот. Басурмане вы, да и всё! Ах! Скучно мне вами – сил нет. Давайте хоть поплачем, а? Рыдают все втроем. А теперь опять споем! Баба-Яга поет. А теперь поплачем! Рыдают еще страшнее. 9 ЛЕШИЙ. Тише, Яга! Слышишь, Яга? БАБА-ЯГА. Дай мне слезами умыться-то, а?! Над судьбой моей несчастной, женской долей моей подколодной змеиной, ненавистной, никуда не годной, аяяшеньки, уююшеньки, охонюшки! ЛЕШИЙ. Ну что ты несешь? Ты слышишь, нет? КИКИМОРА. Кто-то песенки поет под елкой. БАБА-ЯГА. Мерещится тебе. Мерещится вам обоим от голода. Тут дороги нету с осени. Кто запоет? Только я одна, горемычная. Пою да пою, а что толку. А потом плачу да плачу. А что, зачем, почему, кто виноват, что делать, куда несешься, Русь-Тройка... Не понять. Ай, да ну вас! Ты сидишь, смотришь на меня пень пнем, Кикимора тоже вот в носу в зеленом ковыряет. Какой от вас толк? Зачем я вас расплодила? КИКИМОРА. Не любишь ты меня, Леший. Нет, не любишь. ЛЕШИЙ. Ты к чему это? БАБА-ЯГА. Да от скуки привязываться стала – кто ее любит, кто ее не любит! Развлечений никаких! Да любят тебя все! КИКИМОРА. Нет. Меня никто не любит. Я знаю. БАБА-ЯГА. Замолчите все! ЛЕШИЙ. На что вороне большие разговоры? Знай ворона своё кра! На что вороне большие хоромы? Знай ворона своё гнездо! КИКИМОРА. Ворона, ворона... Только бы обижать... ЛЕШИЙ. Да тише ты, тише! Девушки, слушайте, нюхайте! Русским духом запахло! БАБА-ЯГА. Ай ли? Да подь ты! Не басурманским, русским? Тут они быстро вышли из избушки на курьих ножках. Стоят, глаза у них от радости в темноте блестят, что пришла им добыча, что появилось в лесу зимнем развлечение. КИКИМОРА. Ну, что я говорила? БАБА-ЯГА. Вот так так. Ну и ну. Акось, выкуси-ка, а? Небось да дескать, да чай, да поди ж ты, да исполать нам, а? ЛЕШИЙ. Чего ты зазаикалася, Баба-Яга? БАБА-ЯГА. Все русские слова забыла сразу же, вот чего! КИКИМОРА. Ну, говори по-французски. БАБА-ЯГА. И по-французски забыла, милок... КИКИМОРА. Не лезь ты к старым тётям, обрати свои болотные очи на 10 меня, на Кикиморку. Леший, слышишь меня, нет? БАБА-ЯГА. Да помолчите, труха вы оба. Я с человеком поговорить хочу. Сидит себе в сугробе, смотри-ка, а? ЛЕШИЙ. Она уж посинела вся, горемышная. Она, поди, ни по-русски, ни по-басурмански ничего не говорит. БАБА-ЯГА. Понимаешь по-русскому, нет? «Акось, выкуси-ка, а? Небось да дескать, да чай, да поди ж ты, да исполать нам, а?» А ты чего там шепчешь? КИКИМОРА. Да превращаю вот ее в жабу болотную. Ну, развлечение такое у меня. БАБА-ЯГА. Так гни, чтобы гнулось, а не так, чтобы лопнуло. Кто разрешил?! Это моя добыча. Ой, что я подумала! А вдруг у нее чего покушинькать есть? Эй, девчонка! Дай кусочек хлебца несчастным лесным жителям! НАСТЕНЬКА. Совсем холодно стало. Ничего не чувствую – ни рук, ни ног. Какие-то лица мерещатся. Здравствуйте, бабушка... Нет у меня ничего. Только вот один петушок-леденец да один пряничек остался. Мне их папенька дал. Он петушка и пряничек украдкой на ярмарке для меня купил. Возьмите, съешьте. Мне уж не надо ничего, замерзаю совсем.... ЛЕШИЙ. Бери, пока дают. Мы люди не гордые: нету хлеба, подавай пироги. КИКИМОРА. Я петушков-леденцов не видела триста четыре года... НАСТЕНЬКА. Берите, берите... Баба-Яга, Леший и Кикимора стоят, смотрят на Настеньку, в носу ковыряют. Замерзаю я, люди добрые... И слышу как будто голос матушки, когда он мне пела колыбельную... И правда: по темному, морозному лесу как будто женский голос колыбельную запел. БАБА-ЯГА. Ой, опять он! Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает! ЛЕШИЙ. Ой, мама, я боюсь! КИКИМОРА. Хватай леденец, да бежим! Из-за кустов выходит Морозко. МОРОЗКО. А ну - стоять. Вы что тут снова затеяли, нечисть? БАБА-ЯГА. Да вот, тут девочка, мы с ней беседуем. Леденцов ей даем, 11 пряничек. МОРОЗКО. Ах вы, негодные. Да когда же вы успокоитесь. Знаем мы про ваши леденцы. Уже и морозу на вас напустил лютого, а вы все не залезете в болото. И ты, бабушка, с молодежью – ай-яй-яй! БАБА-ЯГА. Дак молодым везде у нас дорога. А старикам-то везде у нас почет. МОРОЗКО. Быстро отсюда! Баба-Яга, Леший и Кикимора убежали. А Морозко вокруг Настеньки ходит, покрякивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает: МОРОЗКО. Тепло ли тебе, девица? НАСТЕНЬКА. Тепло, Морозушко, тепло, батюшка! Хилый теленок и середь лета зябнет... А я привычная к морозу. МОРОЗКО. Вот как? Ну, отгадай тогда три моих загадки, я тебя награжу. Отгадаешь? НАСТЕНЬКА. Отгадаю, батюшка... МОРОЗКО. Ну, слушай... «Не княжеской породы, А ходит с короной; Не ратный ездок, А с ремнем на ноге; Не сторожем стоит, А всех рано будит». НАСТЕНЬКА. Дак это же Петя-петушок, золотой гребешок! Это наш Петушок, он живет во дворе, я его зернышками кормлю всегда с руки... МОРОЗКО. Правильно, угадала. Петух. Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает: МОРОЗКО. Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Она чуть дух переводит: НАСТЕНЬКА. Тепло, Морозушко, тепло, батюшка. МОРОЗКО. Ну, слушай еще загадку... «Среди двора Стоит копна, 12 Спереди вилы, Сзади метла». НАСТЕНЬКА. Дак это же Буренка, коровушка наша! Как там она ... Она молоко давала для всей семьи, я ее доила... МОРОЗКО. Правильно, угадала. Коровка, Буренушка ... Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал: МОРОЗКО. Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит: НАСТЕНЬКА. Ой, тепло, голубчик Морозушко... МОРОЗКО. Ну, слушай последнюю мою загадку... «Четыре ноги, два уха, Один нос да брюхо». НАСТЕНЬКА. Дак это же самовар! Тепленький, теплый-претеплый самовар... МОРОЗКО. Ну и умница, девица красная... За то, что не испугалась ты меня, вот тебе от меня, от Морозко, награда! Тут Морозко сжалился над девицей, стукнул посохом, и тут же окутала Настеньку расшитая шуба, платок яркий, а у ног ее появился сундучок с несметными богатствами – с серебром и золотом! Настенька и глазам своим не поверила. НАСТЕНЬКА. Дедушка, миленький... Неужели всё это мне? Не поверю глазам своим... Мерещится мне это... МОРОЗКО. Да нет, милая. Добрым людям всегда за их послушание, ласку, терпение приходит счастье. Вот и к тебе оно пришло. Слышишь, поет кто-то в лесу? НАСТЕНЬКА. Слышу, дедушка. Да только кто это может быть? Кто тут в темном лесу ходит, в сугробы проваливаясь, бредя по бездорожью? МОРОЗКО. А это жених твой идет. Чур! – обо мне ничего не рассказывай! Договорились? Морозко вокруг себя повернулся и исчез – будто инеем лег на высокую ель, нет его, не стало. А по лесу и вправду, проваливаясь в снег, шел Иванушка, шел, песню пел, искал свою Настеньку. ИВАНУШКА. Ау, Настенька! Где ты?! НАСТЕНЬКА. Я тут, Иванушка, тут! 13 Кинулся Иванушка к своей любимой, взял ее в руки, а тут, откуда ни возьмись, и кони явились. Это всё Морозко, его проказы! Подхватил Иванушка Настеньку, усадил в сани и покатили с бубенцами они назад, в село. А старуха с дочерью сидят в продымленном доме, маются. Блины не пекутся, бардак в доме, дым коромыслом. АКУЛИНА. Ну вот. А всё ты. Отвези да отвези ее в лес. Я блинов хочу! А они сами не пекутся. Я платье хочу, а оно не выглажено! Я спать хочу, а постель не взбита! МАЧЕХА. Помолчи! Ты вытолкала ее на мороз! За печкой залаяла собачонка, давай приговаривать: СОБАЧКА. Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут! Старуха бросила ей блин. МАЧЕХА. Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! На тебе блин, собака ты такая, и тявкай не так, а иначе! Не так ты тявкаешь! Надо говорить: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут», поняла? Собака съела блин и опять: СОБАЧКА. Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут! МАЧЕХА. Да замолчи ты, поганая! Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! На тебе еще вот блины, ешь, да говори иначе! Кому сказала?! Вот ведь, оглоеды, навязались на мою шею! Старуха блины ей кидала и била ее, собачка - все свое... И тут открылись двери, а там и впрямь – Настенька с Иванушкой, в злате и в серебре, а Отец за ними, внес в избу сундук с драгоценностями. ИВАНУШКА. Мы с Настенькой у меня в доме будем жить. А то с вами как-то негоже. Живого человека на мороз выкинули – эх, вы! Прощевайте! Пойдем, Настенька! Повернулся Иванушка с Настенькой, да и на порог. Зарыдала Акулина. Тут и Мачеха давай рыдать, посуду колотить от злости. АКУЛИНА. Мамашка! А ну давай, снаряжай меня, да потеплее! Пусть отвезет меня он под ту же ёлку! Окорок положи, хлеба, блинов побольше, чтоб я могла там посидеть подольше да побольше высидеть добра и серебра! И самовар поставь! Давай быстрее! Закружились по избе и давай собираться в дорогу. 14 МАЧЕХА. Запрягай, старик, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место... Кукульдяй, кошашак, кумырдышка! И вот снова в лесу. Сидит Акулина, ест калач за калачом, закуталась в шубу, не холодно ей совсем. Баба-Яга и Леший тут как тут. ЛЕШИЙ. В прошлый раз нам дали по пряничку да петушка-леденца. Может, и сейчас чего отвалится, а? БАБА-ЯГА. Здравствуй, деточка. Страшно тебе, нет? Я вот - Баба-Яга, а это - Леший, а это моя подруганька Кикимора... ЛЕШИЙ. Дай нам полизать петушка-леденца, а? АКУЛИНА (рявкнула). С каких сторон налетело ворон? Я вот как дам вам полизать, так, что вы поперек хряснете! Всякую грязь на себя, всю помойку навздевают, да ходят, позорятся! Откуда тряпья такого позорного понабрали? А ну, пошли отсюда! Быстро! Я вас сейчас накормлю так, что не встанете вы! Поперек себя шире станете! А-а-а-а! Как взвыла Акулина, так исчезли Леший, Баба-Яга и Кикимора - будто ветром их сдуло. Акулина прислушалась, села, хохочет. О, топочут по лесу, как кони! Так-то вам. Ходила лиса курят красть, да попала в пасть. (Хохочет.) Как рыкнула на них – сразу отвязались. Попрошайки! Вот развелось их, не пройти – и в лесу, и на ярманке: на каждом углу! Как дала бы больно, чтоб не встали! Сидит, ест, самовар даже раскочегарила, чай пьет, мед ест. Тут снова идет издалека Морозко. Идет он, по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает да и говорит: МОРОЗКО. Тепло ли тебе, девица? А Акулина ему в ответ с ходу: АКУЛИНА. Да что ж такое, поесть спокойно не дадут! Еще один! Толпами попрошайки ходят! Чего тебе надо? МОРОЗКО. Ась? АКУЛИНА. Я говорю: отвали, старый! Не скрипи, не трещи, не пахни ... Не видишь, я сижу, кушинькаю, жениха вот сижу жду-дожидаюся! МОРОЗКО. Дак я к вам, так сказать, как раз по этому поводу и явился... АКУЛИНА. То есть? У тебя тут где-то в загашнике женихи, что ли? Ну дак подавай мне его поскорее, да сундук большой с золотом и серебром! МОРОЗКО. Дак вообще-то всё заработать еще надо... АКУЛИНА. Еще чего! Заработать! Ты посмотри на эти ручки белые, на 15 эти щечки красные, на эти зубки, на это на всё! Как такая красота может работать, красоту свою губить? Я самая-пресамая лучшая на свете, ты понял это или нет?! МОРОЗКО. Вона как! Здорово. АКУЛИНА. Говорю: я самая-пресамая раскрасавица, и жениха мне такого подавай! МОРОЗКО. Хвастливое слово гнило. АКУЛИНА. Чего? Чего-то я не поняла? МОРОЗКО. Хвались, да не поперхнись. АКУЛИНА. Чего сказал, спрашиваю? МОРОЗКО. Говорю: с дуб ты выросла, а ума на грош не вынесла. АКУЛИНА. Дед, ты доскребесся, а? Ну, уйди, а? Мне женихов из-за тебя не видно, свет застил. МОРОЗКО. Женихов ей... Терпение и труд всё перетрут... АКУЛИНА. Да что ж такое, привязался? Чего тебе надо? Явился тут сказочник с бородой, с прибаутками, присказками, а?! Иди вон! Или подавай мне жениха, злата, серебра подавай! МОРОЗКО. Дам. Уговорила. Только отгадай мои загадки... АКУЛИНА. Да что это такое – отгадай да работай! Отгадалку нашел! Я с чего тебе должна отгадывать? Сам ответов не знаешь, что ли? А так-то просто нельзя, что ли, женихов и всякое такое разное? МОРОЗКО. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. АКУЛИНА. Ну как мне надоели эти русские народные поговоркиприсказки! МОРОЗКО. Да как хочешь, красавица. Пошел я. АКУЛИНА. Стой. Да ладно, ладно. Давай свою загадку. (Жрет калач.) МОРОЗКО. Ну, слушай. «Стоит лепешка На одной ножке, Кто мимо пройдет, Всяк поклонится». АКУЛИНА. Лепешка да на ножке? Ерунда какая-то. Старый, ну где ты видел, чтоб лепешка на ножке была? Лепешка на столе лежит, в тарелочке, с маслицем! 16 МОРОЗКО. Дак это ж гриб, Акулинушка! Это ж тебе каждый ребятеночек скажет, нет? АКУЛИНА. Да сам ты гриб старый, дедок! Чушь какую-то собирает... МОРОЗКО. Ну, слушай другую. «Не куст, а с листочками, Не рубашка, а сшита, Не человек, а разговаривает». АКУЛИНА. Слушай, ну что привязался? Какие-то кусты разговаривающие? Чего тебе надо, старче? Отвечай, где мои женихи? МОРОЗКО. Не знаешь отгадки? Это книга! АКУЛИНА. Ой, беда с тобой, дедок. Я в жизни книг в руках не держала. Зачем? Ложку держать в руках уметь надо! Зачем книги-то? Смотришь в книгу, а видишь фигу, да? Отстань! Золота давай! МОРОЗКО. Слушай третью. «Что на сковороду наливают Да вчетверо сгибают»? АКУЛИНА. Отстань, сказала! Какую-то небывальщину собирает и собирает. МОРОЗКО. Это блин, деточка. АКУЛИНА. Я вот сейчас как встану, как возьму дрын, да как покажу тебе блин. Где мои женихи? МОРОЗКО. С тобой не поговоришь, гляжу. АКУЛИНА. Нечего со мной разговаривать! Женихов мне и быстро, к ноге моей! Понял? МОРОЗКО. Ну, быть посему. Вот они! Из кустов вышел Леший, в носу ковыряется, Акулине улыбается, а у ног Акулины появился сундук. АКУЛИНА. Это всё? А побаще у тебя ничего нету? МОРОЗКО. Нету, милая, нету! И за это спасибо скажи! Да запомни: с глупою речью сиди за печью. АКУЛИНА. Ну нет. Такого добра нам не надо. Одна домой поеду! (Зарыдала.) МОРОЗКО. Дак хоть приданое возьми, сундучок вот этот, а? АКУЛИНА. А что в нем? 17 МОРОЗКО. Как что? Полный сундук мха да гнилушек, сухих веточек да еловых шишек! АКУЛИНА. Ах ты, старый! Смеёшься надо мной?! Засмеялся Морозко и исчез. А Акулина зарыдала. Стала за Лешим бегать, лупить его. Баба-Яга вокруг нее носится тоже, задирают её, хохочут. БАБА-ЯГА. Приезжай к нам снова - на будущую осень, годов через восемь! Погуляем, попляшем! ЛЕШИЙ. Нынче гуляшки да завтра гуляшки - находишься без рубашки! Села Акулина в сани, бьет вожжами коней, поехала домой назад, слезы по лицу растирает, рыдает. А Мачеха сидит дома у окна, в нетопленой избе, без муки, без блинов-пирогов, сидит, в окно смотрит, дочку свою дожидается. А собачка снова тявкает: СОБАЧКА. Тяф, тяф! Ходила лиса курят красть, да попала в пасть. МАЧЕХА. Чего? СОБАЧКА. Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухину дочь с гнилушками везут! Старуха кинула ей пирог: МАЧЕХА. Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате, в серебре везут!» А собачка - все свое: СОБАЧКА. Тяф, тяф! Ходила лиса курят красть, да попала в пасть! Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухину дочь с гнилушками везут! МАЧЕХА. Да замолчи ты, поганая, вышвырну вот на мороз! Выглянула в окошко, а и впрямь – въезжают сани, сидит на них Акулина, рыдает. Старуха к ней. МАЧЕХА. Навязалась на мою шею, дурища! Жениха себе найти не может подходящего! Что ты в сундуке-то привезла?! АКУЛИНА. Гнилушки! МАЧЕХА. А мне их куда прикажешь? АКУЛИНА. Печь будем топить! МАЧЕХА. Ой, вот ведь наказание мне, вот ведь дурищу вырастила я, а? Иди сюда, поиграем! Давай, дитятко, поиграем, согреемся, а? (Сюсюкает, плачет, в ладоши хлопает.) «Акуля, Акуля, что ж ты шьешь-то не оттуля?» 18 АКУЛИНА. «Ничего, мамашка, еще пороть буду!». Плачут обе. Снова: МАЧЕХА. «Акуля, Акуля, что шьешь не оттуля?» АКУЛИНА. «Ничего мамашка, еще пороть буду!». Плачут обе. Снова: МАЧЕХА. «Акуля, Акуля, что шьешь не оттуля?» АКУЛИНА. «Ничего мамашка, еще пороть буду!». МАЧЕХА. Акуля, Акуля... Бедная ты моя, неразумная... Пришли со своего двора Настенька и Иванушку. Помогли выбраться из саней Акулине, успокоили. НАСТЕНЬКА. Не плачь, Акулинушка. Авось, будет и тебе счастье. ОТЕЦ. Надо только трудиться. Жить по совести, никого не обижать, и придет счастье! АКУЛИНА. Вы меня теперь из дому выгоните... МАЧЕХА. И меня... ИВАНУШКА. Да как же это можно? Будем жить вместе, трудиться, пахать, сеять, урожай собирать, кормиться, жить-поживать да добра наживать! Ненависть в сердце надо переломить, ведь выстроить, доброе сделать может только любовь! А тогда и жить станет веселее! НАСТЕНЬКА. А там, глядишь, и уйдут морозы, весна-лето наступят! А там и тебе жениха, глядишь, найдем! Обнялись они, заплакали. ИВАНУШКА. Конечно! Будем жить-поживать да добра наживать! Ведь то золото не золото, что не было под молотом. Вышел Морозко, улыбнулся в белую бороду, стукнул посохом, сказал: МОРОЗКО. Тут и сказке - конец! А кто слушал – молодец! Тут и вправду конец нашей сказке. Молодцы все, кто слушал и что-то понял. Темнота Занавес Конец Екатеринбург 208 год 19