Испуганное сердце

Испуганное сердце
В июне 1941 года Надежда Леонидовна, тогда еще маленькая девочка,
была как раз в Киеве. Она и сейчас, десятки лет спустя, помнит, как
проснулась от грохота и воя, стоявших за окном квартиры, как испугалась и,
не отрывая глаз, следила за матерью, метавшейся по комнате,
всхлипывавшей и что-то бормотавшей себе под нос, верно мо-литву.
Запомнилась одна только фраза: «Всего полгода здесь прожили...»
Детство Наденьки Ледневой спокойно текло в деревне с мирным и
хлебосольным названием Оладиха Ветлужского района. В конце 1940 года
отец, Леонид Михайлович, проходивший действительную службу в Киеве,
сообщил, что остается на сверхсрочную, а вскоре приехал и забрал с собой
молодую жену, Евдокию Михайловну, и пятилетнюю дочурку Надю. В Киеве
получили квартиру, обустроились в ней, и все шло хорошо, только через
полгода началась война. Бомбили часто. Каждый раз, заслышав звук сирены,
мать хватала Надю за руку и бегом спускалась в подвал. Вряд ли он был
надежным убежищем, но так велел им отец. Иногда сигнал тревоги
запаздывал, и девочка, спускаясь с этажа на этаж, успевала заметить через
дребезжащие стекла окон в подъезде, как совсем неподалеку взлетают в
воздух черно-огненные клубы дыма от взорвавшихся снарядов, вспыхивают
дома.
Отец домой приходил редко. Спал, как и они, не раздеваясь, свесив с
кровати ноги в сапогах на подставленную табуретку. На другой табуретке
лежала наготове фуражка. Мать плакала и укоряла, зачем он привез их сюда.
Но отец был уверен, что прогонят немцев. Примечательно, что мнение это
было общим. Особо рьяно обсуждали его старшие ребятишки, когда всем
подъездом скрывались в подвале. Глядя на них, Надя забывала свой страх.
В один из дней к дому подъехала машина. Женщин с детьми и
немудреными пожитками погрузили в кузов в срочном порядке и отвезли на
вокзал. Прямо из машины чьи-то сильные руки перенесли девочку в вагон, в
считанные минуты набитый до отказа. Надя была прижата со всех сторон к
маминым ногам, которые крепко обхватила ручонками, чтобы не потеряться.
За минуту до отправления к составу подлетела машина, из нее
выпрыгнул отец и бросился к вагону. Вскарабкавшись на платформу, крепко
обнял мать, благо она стояла рядом с распахнутой створкой вагона. Он
просил беречь Надю и себя (мать была тогда в положении вторым). Состав
тронулся, отец соскочил с подножки, фуражка слетела с его головы и
покатилась по земле... Тогда они еще не знали, что это были последние
объятия, последние слова, последний взгляд. Дорогу Надя помнит смутно,
скорее всего по рассказам матери. Но одно припоминает точно: духоту, голод
и жажду переносили стоически. Верили: скоро все затихнет, выгонят
фашистов, и вернутся все домой.
Известие о том, что отец пропал без вести обогнало их. Когда добрались
до дома бабушки, матери отца, застали ее тяжело больной, под-кошенной
потерей сына. Мать пошла работать в колхоз, а Надя помогала по дому и
ежедневно ходила в лес за дровами. Первое время просыпалась каждое утро в
страхе от резкого гудка, доносившегося со стороны Ветлуги. Мама
объяснила, что он сзывает рабочих на завод, но девочке этот звук напоминал
вой сирены перед бомбежкой, от которого сердце начинало учащенно биться.
Часто и от обиды сжималось сердце за мать, которой отказывали от
пайка хлеба, выдаваемого на трудодни в первые послевоенные годы.
Бригадир объяснил: «Вы за Леонидка получаете», - имея в виду пенсию за
погибшего отца, Леонида Михайловича.
В Шахунье Надежда Леонидовна живет с 1955 года. Вместе с мужем
воспитали двух сыновей, дочь. Старший сын Сергей, отслужив на флоте два
года, поступил в Высшее военное училище в Киеве. Там, в архивах, нашел
Он краткую справку, что дед погиб 19 августа.