Иоскевич Марина Михайловна ГрГУ им. Я. Купалы, г. Гродно РАЗВЕРНУТАЯ МЕТАФОРА ЗАГЛАВИЯ РОМАНА И. МЕЛЕЖА «ЛЮДЗІ НА БАЛОЦЕ»: ГЛУБИНА МИФОЛОГИЧЕСКОГО КОНТЕКСТА Одним из новейших литературоведческих подходов, являющихся перспективными при рассмотрении классических белорусских произведений, является мифокритика. Данное направление возникло в рамках англоамериканского литературоведения в начале XX века, объявив миф решающим фактором для понимания художественного творчества. Основная цель этого подхода – показать несомненную связь произведения литературы с мифом в генетическом, интуитивном, семантико-символическом и структурном плане. В подобной интерпретации снижается степень исследовательского субъективизма, так как она дает возможность взглянуть на предмет с точки зрения «мифического субъекта» (А.Ф. Лосев). Интерпретация художественного произведения начинается с заглавия. Как известно, функция заглавия не ограничивается принадлежностью к рамочным компонентам художественного текста. Это, прежде всего, «полюс автора», который «то в ясной, конкретной форме, то в завуалированной» выражает «основную идею, концепт создателя текста» [1, с. 6]. В читательском восприятии заглавие играет важную роль: оно дает читателю первичную информацию о содержании текста, формируя его «предпонимание» [3, с. 107], которое послужит основой для дальнейшей интерпретации. Заглавие направлено на установление контакта с читателем, стимулируя читательское ожидание-прогноз: «вобрав в свой незначительный объем весь художественный мир, заглавие обладает колоссальной энергией туго свернутой пружины. Раскрытие этой свертки носит сугубо индивидуальный характер, и начинается оно с ожидания знакомства с текстом, с формирования установки на чтение данного произведения, с периода, который можно условно назвать предтекстовым» [2]. Особенно широко интерпретационный потенциал художественного произведения реализуют заглавия, которые являются развернутыми метафорами. Под определением «развернутая метафора» понимается такая метафора, которая теряет ситуативный характер (то есть границу распространения переносного смысла в пределах предложения, абзаца и т.д.). Ее переносное значение соотносится со значением всего текста, освещаясь особыми гранями на различных уровнях смысловых пластов художественного произведения. Цель данной статьи – исследовать интерпретационный потенциал заглавия романа И. Мележа «Людзі на балоце», выявить взаимосвязь и взаимообусловленность географического, культурно-исторического и социологического контекстов с контекстом мифологическим. Заглавие романа И. Мележа «Людзі на балоце» представляет собой метафору, разворачивающую свой смысл на протяжении всей трилогии. Автор вновь и вновь сталкивает читателя с мотивом болота, заставляя проникать в глубинный смысл романа. С первых страниц читатель без труда расшифровывает буквальный поверхностный смысл заглавия. Болото – это географические области белорусского Полесья. Люди, живущие на болоте, – жители деревни Курани. Подробно описывая место жительства героев романа, автор передает читателю очевидную мысль: болото – не подходящее место для жизни и ведения сельскохозяйственных работ. Это гиблое, «праклятае» место «з душным балотным смуродам» [4, с.43], хаотичная смесь земли и воды. Болото символизирует неустойчивое положение, перемены, колебания, находящие отражение в психологическом состоянии и судьбах героев. Развернутая метафора болота обладает в трилогии широким мифологическим подтекстом. Согласно фольклорным представлениям белорусов, земля была сотворена богом, а болото – чертом, который решил поспорить с богом за право творения. Жители деревни убеждены в том, что в болоте живет нечистая сила: «Недарма чэрці любяць яго» [4, c.359]. Жизнь в «чертовом месте» накладывает особый отпечаток как на повседневную жизнь, так и на менталитет жителей деревни. Словами одного из своих героев автор сравнивает болото с душегубкой, которая немало загубила и людей, и скота. Болото, эта «зяленая пагібель» [5, с. 173], превращает деревню в тюрьму, а людей в арестантов, которые буквально «привязаны» к одному месту. Недоступным для жителей Кураней является не только образование, но и медицинская помощь. Государственные решения доносятся в этот глухой уголок Полесья в виде слухов и сплетен. Так, Василь на свидании говорит Ганне: «Кажуць, землю нанава перарэзваць будуць. – Аге ж, і я чула. Жанкі на выгане гаварылі…. Мабуць, праўду кажуць» [4, с. 42]. Болото символизирует смерть как в прямом, так и в переносном смысле. Так, «узболатак і балота – не якія небудзь далекія, а зараснікі алешніку і лазы, можа, за сто крокаў ад Ганнінага агарода – кішэлі гадаўем» [4, c. 43]. Ядовитые змеи, которые нередко заползают на огороды, символизируют куда более страшную опасность, скрывающуюся в болоте: «Гаду ўсякаму ў балоце – рай!» [4, c. 139]. Это банда Маслака, которую из-за непроходимости болот не удается немедленно обезвредить: «балота – райскі прытулак для бандытаў» [6, с. 67]. Связь с бандой Маслака, метафорическим порождением болота, тайно поддерживает Евхим Глушак. Желая сорвать намеченный передел земли, он указывает бандитам на место встречи Василя и Ганны. Таким образом, Евхим является реальным воплощением той проползающей между влюбленными Василем и Ганной гадюки, что пророчит их разрыв. К слову, отец Евхима также характеризуется через сравнение с гадюкой. После разговора со старым Глушаком Миканора не покидает ощущение, что он словно «даткнуўся да чагосьці слізкага, халоднага» [4, c. 201]. Змея – это одна из ипостасей нечистого, ветхозаветный символ искушения. Семья Глушаков-кулаков предстает как метафорическое воплощение болота, которое населяют болотные твари. Богатство Глушаков является тем «болотным» искушением, которое соблазняет души бедняков. Покорившись воле родителей, Ганна выходит замуж за Евхима, попадая в семью Глушаков как в «зманліва зяленае, з буйнаю травою» [5, c. 173] болото. Обманчивая поверхность болота символизирует мнимое благополучие, которое надеется обрести героиня. На самом деле годы замужества, проведенные в «болоте», становятся для нее состоянием метафорической «смерти», сказочным «потусторонним светом». Именно этим, на наш взгляд, объясняется временная лакуна между событиями первой и второй книг трилогии. Смертоносность болота видится «спасением» для Ганны и Хадоськи. Каждая из них подумывает о самоубийстве, не видя иного выхода из создавшейся жизеннной ситуации: «Чортава вока на глінішчанскім возеры супакоіць ураз!» [5, c. 252]. Согласно народным поверьям, именно черт подбивает людей на грех, на самоубийство, желая заполучить его душу. Болото в трилогии символизирует также некую природную губительную силу, которая заставляет людей продолжать жить так, как жили их деды и прадеды. Автор демонстрирует читателю крестьянский быт через восприятие вернувшегося из армии Миканора Дятла. Ему, человеку, уже отвыкшему от деревенского уклада, «звычаі даўнія, адвечныя бачыліся нібы тая горкая, ні на што добрае няздатная балотная расліннасць» [4, с. 170]. Миканор уверен, что просто необходимо «варушыць соннае, гіблае гэта балота» [4, с. 168]. Однако несмотря на все очевидные отрицательные стороны такой жизни, большинство кураневцев воспринимает ее как само собой разумеющуюся: «такое становішча тут не палохала, людзям на востраве яно здавалася зусім звычайным. З усіх бакоў, блізка і далека, ведалі яны, – такія ж самыя выспы сярод бясконцых багнаў, дзікіх зараснікаў, што разлегліся на сотні верст з поўначы на поўдзень і з захаду на усход» [4, с. 16]. К дельному и выгодному предложению о создании гребли крестьяне прислушиваются настороженно и неохотно, оно вызывает массу негативных эмоций. Автор разъясняет читателю причины такого отношения людей к важному и нужному для всех дело. Это не что иное как настороженность по отношению ко всему новому, нарушающему установленный лад жизни и покой: «Жылі, тым часам, і так! І нічого! Бацькі і дзяды звекавалі! І мы – не горай» [4, с. 152]. Эта особенность менталитета полешуков имеет мифологическую основу. Как известно, черт – олицетворение болота – призван мешать людям в их благих начинаниях. Черт соперничает с богом, который наказывает ударами молний. Мифологические удары молний соотносятся с метафорическим заглавием второго романа трилогии «Подых навальніцы». Советская власть, метафорически заменяя собой прежних богов, твердо намерена искоренить пережитки старого, выстроить новый менталитет гражданина. Именно здесь автор подводит читателя к следующему смысловому пласту истолкования мотива болота. Болото с его стоячей мутной водой – это сами люди, их извечный вековой лад жизни, которому кладет конец советская власть. Покой, который так дорог крестьянам, автором назван «затхлым»: «той, хто век жыве на балоце, не мог не прывыкнуць да ядавіта-зяленага хараства раскі» [4, с. 153]. Нежелание перемен отравляет мозг, как яд. Здесь очевидно противопоставление формировавшегося веками крестьянского мировосприятия и политики новой власти. Отказ от устоявшегося уклада единоличных хозяйств предстает в сознании людей как утрата истинного, привычного пути: «Звярнула тым часам з езджанай дарогі. Па балоту просто, па купінах…» [5, c. 137]. Метафорическая езда по болоту в представлении крестьян грозит опасностью и может привести к гибели. Новая государственная аграрная политика нарушила традиционные представления крестьян о способах ведения хозяйства. В мотиве «болото» отображены раздумья, неуверенность и даже страх крестьян перед грядущими переменами. Они боятся «пропасть» в колхозе, как в болоте. Таков метафорический смысл обрушивающихся перемен в истолковании крестьян. Эта позиция односельчан, их настороженность, открытое нежелание создавать колхоз злит напористого Миканора: «Горш за сляпых! Сляпому дай руку – пойдзе! А тут – вазьму руку – вырве! У другі бок пойдзе! Бы ў багну завядуць яго!» [4, c. 91]. Таким образом, мотив болота по-разному истолковывается самими персонажами романа. Однако этим интерпретационный потенциал мотива «болото» не ограничивается. Следующий глубинный смысловой срез раскрывает его как зыбкое неустойчивое положение, символ страха перед грядущим, необходимостью выбора. Неверный выбор может привести к разорению, гибели, беде, утрате доброй доли. Так, Халимон Глушак, размышляя над предстоящими переменами, ощущает собственную беспомощность: «Зямля пад нагамі была – як дрыгва, вагалася, гатова была кожны момант прарвацца, праглынуць яго разам з усім дабром» [5, c. 302]. Его богатство оказывается под угрозой из-за политики новой власти. Потерять богатство означает потерять власть, социальный статус «хозяина», уважение односельчан. Все его попытки каким-то образом контролировать ситуацию, избежать нововведений являются тщетными. Глушака все глубже затягивает болото неизбежности: «Хочаш не хочаш, а трэба трывожыцца. Думаць трэба. Балота пад нагамі зараз прарвецца» [5, c. 140]. Отец Ганны признает, что «балота як возьме ногу, зассе, зацягне ўсяго. Душу зацягне…» [4, c. 220]. Он имеет в виду свой несчастливый второй брак, в котором не хватает лада и уважения. В то же время Чернушка как бы предсказывает неудавшееся замужество собственной дочери, которая в чем-то повторит судьбу отца. Наиболее остро важность выбора, от которого зависит дальнейшая судьба человека, раскрывается автором через мысли Ганны. Вспоминая собственное согласие на замужество с Евхимом, Ганна не в силах сдержать отчаяния: «як багата бяды выпадае чалавеку за іншы адзін крок. І як чалавек робіць гэты крок пакорліва, нібы сляпы – не бачачы ўсяго, што будзе яму з гэтым крокам. Ступае на купіну і не чакае, не гадае, што яна не утрымае, дрыгва разарвецца і чалавека праглыне багна…» [4, c. 251]. Даже свое появление в доме мужа Ганна сравнивает с кладкой, «якую невядома як прайсці» [4, c. 387]. За этими словами видится образ автора, который как будто обращается непосредствено к читателю, предлагая поразмышлять над превратностями судьбы героини. Болото в трилогии является границей не только географической, отделяющей деревню от остального мира, но и символом ментальной преграды, препятствующей преобразованиям. Болото победить непросто, но можно. Слухи про осушение болот, про возможную мелиорацию тревожат крестьян: «у другіх селах унь ужэ даўно за балоты ўзяліся, асушаць пачалі» [4, c. 155]. Так же непросто победить крестьянское (да и вообще людское) недоверие ко всему новому: «не за дзень, не за год урасла ў людскія душы гэта падазронасць – не за дзень і не за год выкараніш яе» [4, c. 153]. Миканор сокрушается: «Вось дзе яно, балота другое, шчэ мабуць, горшае за тое. Тут меліярацыю сваю рабіць, можа, шчэ цяжэй!» [4, c. 192]. Автор же уверен – хоть и не за один день, но победить «людское» болото можно, что несомненно позволит одолеть и болото «природное». Проблема осушения болота помимо своего прямого значения метафорически преобразуется в проблему изменения векового менталитета крестьянства. Анализ развернутой метафоры заглавия романа И. Мележа «Людзі на балоце» показывает, что метафора данного типа способна «вскрыть» различные виды контекстов художественного произведения, заставить читателя осмыслить целостность художественного произведения. В романе все иерархические уровни смыслов, начиная с самого открытого, поверхностного – географического и заканчивая культурно-историческим и социологическим, обнаруживают свое прямое отражение в глубинном мифологическом контексте. Как мы полагаем, именно это условие, условие отражения в мифологическом контексте, является обязательным для подтверждения высокой степени адекватности интерпретации художественного произведения. Если интерпретация художественного произведения, сосредоточенная на раскрытии вторичных смыслов (культурно-исторических, социологических, психологических, гендерных и т.п.), выявляет противоречия при сопоставлении с первичным мифологическим контекстом произведения, то, следовательно, невысока степень ее адекватности – основной фактор, к которому должен стремиться каждый исследователь литературы. Таким образом, мифологический подход, помимо своего основного предназначения, должен быть избран литературоведами в качестве средства, призванного осуществлять контроль интерпретации смысла. Список литературы 1. Арнольд, И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста / И.В. Арнольд // Иностранные языки в школе. – 1978.– № 4. – С. 6 – 13. 2. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста. Реферат [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:// www.forstudents.ru/parts/referats/preview/152/167/167/163/168/page/0. – Дата доступа: 23.05.07. 3. Ламзина, А.В. Рама / А.В. Ламзина // Введение в литературоведение: учеб. пособие / Л.В. Чернец, В.Е. Хализев и др.; Под ред. Л.В. Чернец. – М.: Высш. шк. 2006. – 680 с. 4. Мележ, І. Людзі на балоце: Раман з «Палес. хронікі»/ І. Мележ. – Мн.: Маст. літ., 1999. – 399 с. 5. Мележ, І. Подых навальніцы: Раман з «Палес. хронікі»/ І. Мележ. – Мн.: Маст. літ., 1999. – 510 с. 6. Мележ, І. Завеі. Снежань: Раман з «Палес. хронікі»/ І. Мележ. – Мн.: Маст. літ., 1999. – 238 с.