АННОТАЦИЯ И.С. Вольская. "Неотправленные письма". Москва, 1997 г.

АННОТАЦИЯ
И.С. Вольская. "Неотправленные письма". Москва, 1997 г.
Текущая жизнь определила содержание повести "Неотправленные письма". Одинокий человек
стремился выразить смысл наблюдаемых событий, тенденции развития современного общества,
главную суть его проблем. Читатель здесь найдет материал для раздумий и собственной оценки
общественных явлений.
Книга читается легко, с живым интересом, предназначена для широкого круга читателей.
НЕОТПРАВЛЕННЫЕ ПИСЬМА
Говорили, что в соседнем доме умерла одинокая старуха. По пути домой из булочной упала в
обморок. В тот же день она умерла в районной больнице — инсульт. Это было в конце сентября
1995 года.
Одинокая клетушка с пятиметровой кухней и совмещенным санузлом. Бедное, неухоженное
жилье. Не осталось ни сберкнижки, ни денег, запрятанных в чулке.
После нее якобы остались дневники и неотправленные письма к каким-то писателям. Лет
десять она сочиняла эти послания, но почему-то не отправляла. Этот факт показался мне
любопытным.
Припоминаю одну старуху из соседнего дома. Вид благообразный, даже благородный.
Худощавая, в мешковатом пальто, с неизменной хозяйственной сумкой. Давно ее не видно. Может
быть, это она?
Я придумала повесть. Представила себе старуху, просмотрела кое-какие из имевшихся у меня
журналов и книг и сочинила старухины письма и дневники. Время от времени что-нибудь
добавляла. Изредка, между делом. Хотела на этой основе писать книгу. Но вдруг показалось, что
лучше оставить все как есть, и не надо ничего больше придумывать. Потом я все это сократила,
оставив меньше половины. Вот, что у меня получилось.
Посмертные записи О.В.Соболяновой
1
6 ноября 1984 г.
С утра сыпал дождь со снегом. Впервые в этом году снег. Еле различимые, белые, мгновенно
тающие крупинки в серой дождевой пыли.
Наконец, дождь перестал. На неровном асфальте остались наполненные водой впадины и,
аспидно блестя, отражают голые деревья, тонкую графику ветвей. Стынущими руками теснее
запахиваю воротник осеннего пальто.
Несколько облезлых рябин, теряющих мокрые листья, еще борются. На одной почти не
осталось листьев, как бедная родственница стоит она возле пары лучше сохранившихся, но тоже
обреченных сестер. На тех еще дрожат, осыпаясь, остатки багряного убора. На всех трех еще висят
рябиновые грозди, мокрые, пожухлые, сморщенные. Какая-то птица тоскливо кричит, словно
жалуется, не в силах понять, к чему это все. Увядание, гибель! Среди гниющей травы,
осыпавшихся багряных листьев, среди всяческого мусора упрямо сохранилось темно-зеленое,
какое-то низенькое растение. Но цена стойкости: на темно-зеленых листьях проступают
серебристой россыпью капли влаги, словно крупные слезы. Сколько тут незаметных трагедий,
кажущейся несправедливости!
Но "у природы нет плохой погоды". Осень смоет холодными ливнями все отжившее, все, что
отцвело, весь мусор. Земля станет затем промороженной, белоснежно чистой, звенящей. А потом
отогреется, проклюнутся чистые, нежно-зеленые ростки новой жизни, пышно расцветут... Говорят,
что красота земли отражает вечную гармонию Вселенной.
Птица все выкрикивает свою тоскливую жалобу, не в силах понять, к чему это все.
Странная вдруг однажды пришла мне в голову идея. Возможно, причина в отсутствии общения.
Человек я одинокий. Детей не было. Есть кое-какие старые приятельницы, но у них свои семейные
заботы, мы не так уж часто видимся. Я одна, все одна. И вот нашла выход: буду писать письма.
Кому-нибудь, например, авторам книг. Напишу все, что некому сказать устно. Обращаться буду к
живым, конечно. Мертвых классиков тревожить не стану.
Несколько лет назад, уйдя на пенсию, я по каталогам составила списки книг и стала непрерывно
читать — в Ленинской библиотеке, в разных читальнях и дома. День за днем, год за годом.
Постепенно тьма, окружавшая меня всю жизнь, рассеялась и я увидела звезды. Стали рождаться
неожиданные мысли и слова.
Нет, я, конечно, этих писем посылать не стану. Как-то неудобно. Скажут: "Глупая старуха!" К
тому же, письма ведь останутся все равно безответными: не могут авторы книг всем отвечать.
Пусть остаются неотправленными. Но все-таки разговор какой ни на есть состоится.
2
Как я выгляжу? Худощавая старуха в коричневом длинноватом пальто, видавшем виды, в
отечественных полуботинках на низком каблуке. На руке висит хозяйственная сумка. Руки я
согреваю в карманах, потому что забыла варежки. На голове зеленая вязаная шапка из мохера, изпод которой вылезает прядка рыжеватых крашеных волос. Лицо, как ни разглядывай, довольно
обыкновенное. Тонкая верхняя губа и чуть выпяченная нижняя придают ему вид своевольный.
Слегка вздернутый нос чуть широковат. Независимый взгляд, проницательный, и, пожалуй,
веселый; в глазах, окруженных морщинами, легкая усмешка и глубоко запрятанная скорбь. Да кто
все это замечает? Видят бедную, немодную одежду худощавой, одинокой старухи. Что еще?
Незлобивая старуха и, кажется, интеллигентная. Худая, бледная, но еще бодрая. В общем, ну ее.
Долго рассматривать тут нечего.
Недавно у меня был криз. Не гипертонический, а, как утверждал врач неотложки, — спазм
сосуда. Мозгового! Ничего себе. Я-то думала, что с уходом на пенсию сосудистые расстройства
прекратились и начался новый расцвет. В последний год на работе так прыгало давление! А с
уходом угомонилось, вроде бы.
Накануне криза вечером я долго сидела над очередным журналом. А наутро не могла поднять
голову с подушки. Слабость, дурнота. Еле дотянулась до телефона. Когда приехала неотложка,
пришлось ползти до двери. Назад в постель меня почти донесли две сестры и врач. От укола не
становилось лучше, а они уехали. В конце концов, нащупала под подушкой таблетку, проглотила и
— вдруг почувствовала, что могу подняться. Видимо, и укол сказался. Впрочем, не знаю.
Прошло несколько дней и опять выхожу, и опять читаю запоем. "Клин клином вышибают".
Тоскливо, если не читать. Зачем тогда сама жизнь?
10 октября 1985 г.
Вдруг, изредка пишу дневник. И надолго бросаю. По настроению. Уже почти год прошел. Опять
осень.
На улице тепло. Все больше желтеет зеленый убор деревьев. Дорожки покрыты желтыми
листьями. Сыро, мокро, тяжко.
Среди медленно желтеющей пышной зелени — островки багряной, оранжевой, как огонь.
Быстрей сгорают эти багряные деревья? Или не быстрей, а просто образ жизни у них другой —
интенсивный, пламенный?
Жаль, что не была моя жизнь горением. Ни сейчас, ни прежде.
Эх, впустую пролетела жизнь. Бедные мои родители, нищие интеллигенты... Они тоже мало
видели хорошего.
3
Мои предки — из мелких городских чиновников. Их порой сопровождала нужда,
неудовлетворенное стремление из нее выбраться. Получили все же кое-какое образование и
домашнее воспитание. Но родители потом скрывали, что они из дворян. Просто служащие,
"пролетарии умственного труда".
Мама — тихая, как голубица. Домохозяйка. Беззащитная, как ребенок. Доверчивое, миловидное
личико даже в старости. Отец мой скромный, тихий. Лицо открытое, честное. Рядовой инженер.
Счастье, что не репрессировали. Прозябал всю жизнь в захудалой конторе. Молчаливый,
недалекий, послушный советской власти.
Мама, при своей бедности, вечно что-то пекла на коммунальной кухне. Помню самовар на
старинной скатерти, абажур над столом. По вечерам долгие чаепития. Гоголевские персонажи,
"старосветские помещики" в суматошной беспощадной Москве. Они так были дружны, так
любили друг друга и меня. Умирали мучительно, долго...
Нашла профессора из института нейрохирургии. Сколько денег это стоило! Доставала (с
большой переплатой) нужные лекарства.
"Работать! Поскорей начать работать, зарабатывать!" Этот лейтмотив звучал во мне чуть ли не с
пеленок. И я спешила. Едва кончив семилетку, пошла ученицей в бухгалтерию. Доучивалась в
школе по вечерам. А потом учеба в техническом вузе на экономическом факультете, работа,
работа... Главные вехи на моем пути: покупка шерстяного платья цвета спелой малины (полжизни
я его носила), кое-какие мимолетные знакомства и, наконец, брак с человеком, который отнюдь не
был моим идеалом, но хотя бы, в отличие от других, имел "серьезные намерения". Его приняли
безоговорочно мои родители. Что еще? Вечно какие-то повседневные бытовые проблемы,
поглощавшие время и внимание. В общем, всю жизнь хождение по кругу, слепое, бездумное —
"работа — дом — работа". Оказавшись, наконец, на пенсии, став одинокой и свободной, я
пристрастилась к чтению, и тьма, окутывавшая меня всю жизнь, стала рассеиваться.
А теперь вот повеяло Возрождением. Удастся ли его осуществить? Внутри страны есть силы,
препятствующие новым веяниям. Инерция, застой, невежество... Предстоит подниматься на новую
ступень. Неужели сумеем?
Провозгласить перестройку — еще не значит действительно перестраивать. Но появилась
возможность. Сумеют ли творческие люди ею воспользоваться или им только дадут поговорить,
"выпустить пар", и опять все придавят демагоги и бюрократы?
Вступать в "умные" разговоры с пенсионерками, сидящими в теплые месяцы вокруг меня на
скамеечках, я обычно избегаю. Так, о том, о сем. Что купили, что варили, что делают соседи по
4
дому и т.д. Все поглощены внуками, бытом, собственными недугами.
Может быть, пойти на работу? Не могу сказать, что работа экономиста в захудалом НИИ — мое
призвание, любимая профессия. Иначе пошла бы. Когда-то все рвались в инженеры. Никогда не
было столько плохих инженеров, как в мое время.
Ну да ладно. Заработала свою пенсию, побуду пока "на заслуженном отдыхе". А если станет
очень тоскливо, можно ведь, как чеховский герой, "поговорить с лошадью". Выскажу кому-нибудь
из литераторов свои мысли на бумаге и — не отправлю. Им не до меня, все равно не ответят. Да и
смешно, зачем голову морочить.
Отчего я так одинока? У всех дети... Неудачный аборт еще в институте. Долго все в моей жизни
было подчинено работе, в сущности, нелюбимой. Боялась, что ребенок помешает учебе!
Инженерно-экономический вуз давался мне нелегко. Не хочу вспоминать!
Сейчас похолодало и сидение на скамейках вообще прекратилось. Похожу — и
в
возвращаюсь
свою однокомнатную берлогу.
В одной книге о Бунине я вычитала его мысль, по-моему, выдающуюся: "Мы почти ничего не
знаем про жизнь Пушкина. А сам он ничего о себе не говорил. А если бы он совершенно просто,
не думая ни о какой литературе, записывал то, что видел и что делал, какая это была бы книга!
Это, может, было бы самое ценное из того, что он написал. Записал бы, где гулял, что видел,
читал..."
Мне делать нечего. Составлю-ка я такую летопись жизни за пару лет. Конечно, я понимаю: одно
дело, когда обо всем увиденном, услышанном сообщает Пушкин, другое — восприятие мое или
моих приятельниц. Но ведь эти дневники тоже останутся неотправленными! Так чем же я рискую?
Почему бы не попробовать!
Осень... Тихая, золотая. И в моей жизни осень. Или уже зима?
Итак, что я вижу вокруг себя, о чем слышу?
Напротив нашего дома — винный магазин. В любую погоду толпа там, как на митинге. Не
хватает знамен и транспарантов. Многие недовольны борьбой с пьянством: утратили главное
лекарство от пустоты и скуки. Для многих это было вроде анестезии: снимает боль души, хотя бы
ненадолго.
Мне рассказывала соседка Тоня из нашего подъезда — миловидная, работящая и неглупая, —
что муж ее, квалифицированный рабочий, два раза принудительно лечился, но по-прежнему пьет.
Все свободное время выстаивает у магазина. Если очень некогда, берет у спекулянтов. Эти — в
очередях дежурят целыми днями, покупают запас, который втридорога затем реализуют.
А некоторые, совсем уже отпетые, перешли теперь на всякую отраву: шампуни, одеколон.
5
Нельзя вдруг запретить пьянство, тем более, продажу алкоголя. Но способствовать чистоте
нравов и внести новый смысл в жизнь людей — надо. Это главное.
"Если не выпью, то я не человек", — утверждает муж Тони.
Ей слегка за 40, но она совсем седая. Лицо изможденное. Несколько раз в пьяном состоянии
муж гонялся за ней с ножом. А одна ее приятельница спровадила своего супруга на
принудительное лечение, но оттуда супруг сбежал, явился домой и зарезал жену. Это, конечно,
крайность. В заурядных случаях просто скандалят, хамят, деньги проматывают.
Я родилась в Москве, всю жизнь здесь прожила. Мои родители так и не дожили до отдельной
квартиры. Жили мы с мужем и моими родителями в одной огромной комнате, разделенной
занавесками.
В сущности, если по справедливости, я ведь всю жизнь "вкалывала от и до". Бесполезным был
мой труд? Никого не осчастливил? Бесполезным было, вероятно, и все учреждение наше. А если
точней, вся система управления экономикой. Но моя ли в том вина?
Муж работал в конструкторском бюро. Получал, в сущности, гроши. Я с теплотой о нем
вспоминаю. Тихий интеллигентный человек. Не отличался инициативой, энергией. Тихо жил, както по инерции. Рано угас. Молчаливый, мнительный... У него был целый букет болезней. Камни в
печени, депрессия...
Я не была с ним счастлива. Скорее всего, он был просто удобным спутником в трудные, бедные
годы. Не мог он меня осчастливить. Я заботилась о нем, как умела.
Впрочем, я ведь хотела об окружающем... На улице темно, дождь. Нет, не буду писать никакой
летописи. Я не Пушкин. Да просто не хочется.
20 ноября 1986 г.
Давно не писала. Был тяжелый бронхит.
Сегодня весь день дождь. Сижу в моей однокомнатной норе. За весь день телефон зазвонил
только раз, да и то по ошибке.
Если выйти из дома, рано утром встречаешь поток людей, направляющихся на работу. Когда-то
и я так шла — до метро. Встречаешь и тех, кому на работу позже, они бегают или прогуливают
собак. Старухи, мои ровесницы, обычно с утра тащатся в магазины или обратно с тяжелыми
сумками. Их гонит любовь и воспитанное с юности чувство долга.
Утром в магазин привозят молоко в литровых пакетах. Беру один.
6
У прилавков толпится народ: в ящиках «выбросили» творожные сырки. Расхватали вмиг.
Рыба — страшноватая, размякшая, почерневшая. Названия какие-то неведомые: "сабля",
"спинка минтая" и еще что-то. Лежат горы консервов, которые никто не берет. Концентраты —
какие-то супы — тоже никто не берет. Я как-то соблазнилась быстротой приготовления и —
выбросила: несъедобно. Это даже при всей моей неприхотливости. Зачем переводить сырье? А
человеческий труд! Да, чего доброго, "ударный", с опережением графиков! Горы каких-то
безалкогольных напитков. Не берут. Болгарские соки раскупают. Наши гибнут на полках.
Если собрать все, что у нас производится и не находит сбыта, все, что гибнет на базах и
складах, — богатство неисчислимое.
Удастся теперь с разбазариванием покончить? Не знаю. Но тот, кто сэкономит средства на своем
участке работы, должен знать, что и на другом участке их тут же не разбазарят впустую. И не
прикарманят. Надо знать, ради чего стараешься.
Некоторые считают, что в последние годы нравственность упала. Мне кажется, это не совсем
так. Мы утратили просто былую наивность, перестали быть идеологическими попугаями. Беда в
том, что несколько дискредитировали мечту о светлом будущем, пытаясь воплощать ее немедленно
при низком уровне производства и сознания. А разуверившись, перестали видеть перспективу.
Надо искать идеал в извечных человеческих ценностях. Повсеместное разочарование,
опустошенность — преддверие дальнейшего возрождения.
Выхожу из магазина, отношу в целлофановой сумке домой хлеб, молоко и несколько творожных
сырков по 15 копеек штука. Это будет сегодня мой обед. А насчет ужина — видно будет.
Потом прогулялась до метро. Сегодня оттепель, снег растаял, тротуары мокрые, седые.
И денек такой же серый, промозглый. К вечеру обещают понижение температуры.
Перед болезнью вышла в осеннем пальто — сильно продрогла. В зимнем — тяжко. Оно у меня
не только мешковатое, но еще и неподъемное. Я его купила недавно. В магазине висят рядами
некрасивые неудобные вещи отечественного производства. Гонятся за импортом. Рублей 600 —
австрийское зимнее пальто (кое-где иногда "выбрасывают"). Даже обычное зимнее в магазине
рублей 300 с чем-то, сшить в хорошем ателье и того дороже — рублей 400. Моя пенсия — 100
рублей. Поэтому я шествую к метро в своем тяжелом и скучном балахоне. Скоро мне становится
жарко, я останавливаюсь, отдыхаю. Потом иду назад. Очень болит сердце. Достаю из сумки
валидол.
В поликлинику ходить избегаю. Замотают анализами, настоишься в очередях... Им для "птички"
нужно, чтобы все были "обследованы". Вот и гоняют. Во время бронхита вызвала из платной.
Пришел томный красавец, взял за визит десятку (хотя следовало по таксе меньше). Пытался взять
7
больше, но я не дала.
Все же я выздоровела.
Вот отдельные письма периода "застоя". В них отразилось время и мое тогдашнее отношение к
окружающей жизни. Они дают некоторое представление о сложившейся у нас обстановке.
Взгляд мой субъективен, пишу о том, что сильней задело какую-то болезненную точку в душе,
или о том, что особенно заинтересовало. Писатели самые разные, иногда малоизвестные.
Сейчас у меня вдруг возникла новая важнейшая задача. Но потом. Сначала эти письма.
Почему здесь только инициалы авторов? Сама не знаю. Так было. Остальные письма я
выбросила: слишком их много.
Письмо к А.М.
Уважаемый А.М.!
Прочла не так давно Вашу повесть в "Юности". Ваш главный! герой, вернее, антигерой,
Алексей Прошин, руководящий лабор рией в каком-то техническом НИИ, получился живым и
типичным. Современная личность, хорошо приспособленная к определенным условиям. Он весьма
неглуп, удачлив — потому что умеет организовать свои успехи. Научных талантов он лишен,
однако умело эксплуатирует чужой талант, защитил кандидатскую, готовит докторскую.
Исходя из собственных интересов, поддерживает далеко не лучший вариант прибора и вообще
подвизается в науке, хотя создан, по-видимому, для какой-то другой сферы. Это выразил его
главный противник Лукьянов таким образом: "Вы — человек не на своем месте. Вы наносите вред
делу".
Как возник Прошин, какие обстоятельства его выковали?
Обстановку, сложившуюся в науке, где успешно подвизается Прошин, так охарактеризовал в
частном разговоре видный деятель науки проф. Поляков, замдиректора одного из солидных
институтов. "У нас стало много "своих" людей, — и теперь, чтобы всласть жить, трудиться до
пота не обязательно, достаточно быть "своим" в каком-то тесном кругу".
Прошин и Поляков знакомятся в гостях у преуспевающего деятеля науки Андрея. Этот Андрей
организовал вечер и созвал гостей с определенной целью, которую сам в разговоре с Прошиным
охарактеризовал довольно откровенно: "Кому пирушка, кому работа. У меня, например, благодаря
этому вечеру и тем, кто на нем присутствует, должна вскоре появиться в трудовой книжке
новая строка... И вот, Леша, думаю... До чего все пошло! Накупил жратвы повкуснее, собрал
десяток морд с "полномочиями".
8
"Бутылка коньяка — это только бутылка коньяка, — замечает в свою очередь Прошин. —
Важно, с кем ее выпить и как..."
Знаете, т. А.М.! У нас во всех сферах то же самое. Со мной вместе работала некая Люся,
жена солиста Москонцерта. Не то, чтобы этот солист был широко известным, но все же он
стал заслуженным, а потом и народным РСФСР. Именно Люся добывала ему эти звания и
организовывала концерты в поте лица. Нет, конечно, пел он сам. Но Люся добывала редкие
продукты, устраивала после каждого концерта банкет у себя дома, приглашала "нужных" лиц,
вела соответствующие целенаправленные разговоры. Гости расходились, унося прелестные
сувениры...
Сама Люся только лаборантка, закончила какие-то курсы. Ей говорили на работе: "Отчего
ты, со своей энергией, не поступишь в заочный институт?"
"А кто будет мужу все организовывать? — возражала самоотверженная подруга артиста. —
У меня не останется времени..."
Но вернемся к Вашим персонажам. Отчего бы им, отлично понимающим всю неприглядность
обстановки, не попытаться ее изменить? Хотя бы в своем кругу, в своем родном НИИ.
"Бороться с этим хлопотно, — говорит Поляков. — Потом, стать своим проще, нежели лезть
во всякие драки и более того — побеждать в драках".
Если бы знал Поляков, что в такой борьбе гарантирован в конце концов успех, тогда другое
дело. Но жизнь, видимо, убедила в обратном. А терять ему есть что. Жизненные блага и
возможности, которых не видывали в детстве ни он, ни его работяги-родители.
Но что делать с оголтело разбуженными потребностями? Как заставить Прошина и
Полякова получать по труду, трудиться "на своем месте" и не лезть на чужое, более выгодное?
Как сделать, чтобы «от каждого по способностям» и «каждому по труду»? Как без "ремня"
тут навести порядок? Кто будет определять, где чье место? И только бы не оказался «ремень»
в руках Прошина или Полякова! Кто обуздает, пресечет замыслы Прошина, хитрого "супермена"
от науки?
Но затем оказывается, что беспокоиться, в сущности, было незачем. Прошин и ему подобные,
оказывается, наивно заблуждались относительно подлинной обстановки. Прошину вполне
успешно противостоит его зам. Лукьянов (персонаж вполне праведный) и в какой-то мере другие
сотрудники. К счастью для науки (но во вред накалу борьбы добра и зла в повести), директор
НИИ — честный человек и не склонен поддерживать некачественную докторскую Прошина.
9
Успокоенному читателю вскоре становится ясно, что бесцветный, но праведный Лукьянов
безусловно одержит верх, а Прошин, хитроумно и дерзко устраивающий свои дела, довольно
быстро оказывается в дураках. Так снижается значительность конфликта. Уменьшается
опасность Прошина и его единомышленников, а значит, и трудности, стоящие перед
Лукьяновым. (Увы, этот Лукьянов вообще какой-то придуманный, не живой). Непонятно только:
с чего бы это возникли у разумного Полякова, у хитрого Прошина, у расчетливого Андрея столь не
соответствующие действительности представления?
А теперь хотелось бы попытаться ответить на вопрос, в чем причина ослабления главного
конфликта повести. "С одной стороны, — пишет драматург А.Гельман, — мы хотим, чтобы
отображение жизни в пьесе было усредненно-уравновешенным, а с другой стороны, мы хотим,
чтобы воздействие театра было потрясающим. Но этого не может быть потому, что быть не
может". И далее: "Шекспир всегда помнил о том, что герою драмы, для того, чтобы зритель ему
всей душой сопереживал, обязательно должно быть очень трудно. Не просто трудно, а очень
трудно. Поэтому из трех дочерей Лира только одна, Корделия, изображена безупречно
порядочной. Если бы Шекспир "пожалел" Лира и наградил совестливым сердцем не одну, а
скажем,
двух дочек, положение короля облегчилось бы и великой трагедии даже у великого гения
драматургии не вышло бы. А ведь если судить по усредненно-уравновешенным меркам, Шекспир
наверняка отступил от правды: никто ведь не станет утверждать, что показанное Шекспиром
соотношение злых и добрых детей было наиболее характерным в королевских семьях того
времени. Но эта "нетипичность" помогла Шекспиру создать трагедию, которая вот уже
несколько столетий с потрясающей силой взывает к совести человека".
У Вас в повести конфликт смазан, ослаблен вовсе не по Вашей вине. Если усилить конфликт, не
будет ли это невольной агитацией против существующей системы? Не явится ли это
подтверждением ее несостоятельности? Так ведь?
Ничего не поделаешь. Проживем пока без Шекспиров.
С приветом.
Письмо к А.В.
Уважаемый А.В.!
Прочитала вашу прозаическую повесть "О".
Я люблю многие Ваши стихи. Вот, к примеру:
... Минута молчанья.
10
Минута, как годы.
Себя промолчали!
Все ждали погоды.
А эта Ваша "О"... Дождались, называется, погоды. Новаторство? Экстравагантная
изысканность? Да неужто Вы не видите, что это одно кривляние? Умничающие осторожно,
чуточку вольнодумствующие псевдоинтеллигенты подхватят эту муру. Но им что, они, как
говорил один литературный персонаж, "свою образованность показать хочут". А Вам-то зачем?
Что касается повести, то полистав ее, я, вместо того, чтобы ее читать, лишь слегка
просмотрела и нечаянно сочинила пародию.
Может быть, я не вникла в достоинства повести "О"? Может быть. Но душа моя сразу
отвергла ее: все заумно и претенциозно.
Итак, пародия на прозаическую повесть "О" называется — "Не". Я использовала Ваши фразы и
старалась в точности имитировать Ваш стиль.
"НЕ"
Однажды в душный предгрозовой полдень я решил покрыть белый лист бумаги теменью моих
словес. Как вдруг в форточку ко мне залетела черная дыра. Я звал ее именем "О". Сенсационное
название для повести, не правда ли?
Что я хочу раскрыть, о чем поведать? Нечто! Интеллектуально модерновое, зарубежноавангардистское, фантастическое, супер оригинальное. Вы слышали, как ослепительный Лоуренс
Оливье читает "Параболическую балладу"? Хотя где вам, беднягам. Впрочем, не отчаивайтесь.
Даже если вы не спали в кровати Пикассо, не отчаивайтесь! Может быть, еще повезет.
Да, так что я хочу в своей повести раскрыть, о чем поведать? Сам не знаю. Ополоумевшая
память выбрасывает случайные сгустки, хотя местами и не лишенные всплесков таланта...
У меня есть стихи, глубоко пронзающие сердце читателя, чего не скажешь о моей прозе. Вот,
например, "О". Незаконченное отверстие в мироздании, через которое трудно что-нибудь
разглядеть. Дырка от бублика.
Я прощаюсь с тобой, моя темная повесть. Ты скоро разлетишься по свету. Осы, отроки, овцы,
окуни, оккультные озарения, Озирис, Оза...
Не греет, не холодит, не просветляет, не возвышает, не очищает, не вразумляет — не нужно.
Не?! О!! Увы.
(А может быть, Ваша "О" тоже пародия? Тогда у меня, дорогой А.В., пародия на пародию).
11
Письмо к Б.В.
Уважаемый Б.В.!
Ваш роман "Завтра была война" ("Юность № 6, 1984 г.) в полном соответствии с
пожеланиями одного из персонажей, Люберецкого, "идет к мысли через сердце" и содержит
достаточно вопросительных "крючков", норовящих "не навязывать указующим перстом ответы,
но извлекать их из читательской головы".
Какие же тут ощущаются главные вопросы и какие ответы может предложить на них
бедная моя голова?
Ну вопрос первый, самый простой. Почему так случилось, что в большинстве своем девочки и
мальчики, сфотографировавшиеся когда-то в 7-м "Б" и ожидавшие счастья, так и не смогли его
дождаться? И даже выковать "своею собственной рукой" не смогли. Тут долго думать не
приходится: война. Хотя теперь пишут, что войны могло не быть и Гитлер не пришел бы к
власти, если бы не определенная политика Сталина, этому предшествовавшая. Не знаю, вполне
возможно.
Вопрос второй, в который я хочу вникнуть поглубже. В чем состоит основной конфликт, кто с
кем противоборствует?
Сначала казалось, что назревает конфликт между отношением к жизни подлинно
"комиссарским" и другим, хищно-потребительским, лишь прикрывающимся партбилетом,
званиями, должностями. Первое воплощают Искра и ее мама. Олицетворением второй линии
поведения, казалось, должен стать Люберецкий, руководитель всей торговой сети города и его
дочь Вика. И уже предвидишь, что конфликт будет между "комчванством", хищным
должностным эгоизмом и тем идеалом, которому самоотверженно поклонялись Искра с ее
мамой. Но не тут-то было.
Все, казалось, располагало к такому конфликту. Вика в школу приезжала на служебной машине,
держалась всегда чуть особняком, чуть покровительственно. В бедные предвоенные годы на ней
было шелковое белье из Парижа, шубка из настоящей белки и, к тому же, она была красивой,
обаятельной, чуточку отстраненной. Существо из другого, чужого мира, к которому Искра с
детства питала ироническое сожаление. Для Искры же, как и для ее мамы, идеалом было
понятие "комиссар". "Комиссар" в их представлении -- это была не должность. Это было
призвание, долг, честь. Это личность — активная, беспокойная. Мать носила потертую
чоновскую кожанку, сапоги и широкий ремень. Резкая, крутая и — одинокая, поскольку Искрин
папа, наградив дочь необыкновенным именем, затем исчез.
Что бы вышло из столкновения хищного эгоизма новоявленных вельмож и комиссарского
12
самоотверженного аскетизма — трудно сказать. Потому что совсем неожиданно все
оказывается куда сложней, чем эта поверхностная схема. Отец Вики оказался при ближайшем
рассмотрении
благородным
интеллигентом.
Балует
дочь,
любит
комфорт,
держит
домработницу, даже читает крамольного Есенина, "упадочного" поэта, и при всем том —
честнейший и весьма неглупый человек. И Вика, вскоре выяснилось, вовсе не наглая выскочка. Она
прелестная, тонкая, с высокой душой и трагической смелостью. Неудивительно, что Искра и
Вика, столь разные, полюбили друг друга, что Искрина мать в опасный момент берет под защиту
арестованного "либерального интеллигента" Люберецкого. Честь и совесть, даже через все
сословные и прочие перегородки, находят и узнают друг друга, как все это ни сентиментально
для наших дней.
Союзником этих людей оказывается и новый директор школы. Этот новый директор носил
галифе с гимнастеркой, сапоги, любил громко хохотать и чихать на всю школу. Он демократичен
и прост до того, что смахивает на Макара Нагульного. Забавной наивностью, быть может.
Преподавая географию, он, например, учил не столько по программе, сколько по совести
большевика и бывшего конармейца.
Нового директора искренне любили. Все это союзники: Люберецкие, отец и дочь. Искра с
матерью, новый директор, их друзья. А кто же противник? С кем, собственно говоря, конфликт?
С Валентиной Андроновной, преподавательницей литературы?
В какой-то мере, да. Не столько даже лично с ней, сколько с той линией, которую она
старалась проводить. Если нового директора искренне любили, то Валентина Андроновна
добивалась лишь повиновения — "то была дисциплина отрицания, тишина полного отстранения".
Она заставляла учеников доносить друг на друга, выискивала "не наши" взгляды и поступки,
чтобы организовать травлю, а директор этого не терпел. Чего стоит осуществленное ею
железное распределение классов по этажам школы, при котором никого не пускали ни вниз, ни
вверх.
"Распоряжение гороно," — со значением сказала Валентина Андроновна.
Конечно, болезненно самолюбивая и вздорная женщина эта Валентина Андроновна. Но других
противников у наших положительных героев как-то не видно. Порой смутно ощущается за
событиями, "за кадром" некая невидимая сила, которая вершит судьбами, карает, милует,
бесцеремонно одергивает директора, после чего он, отважный герой Гражданской войны,
мгновенно становится смущенным, расстроенным. Валентина Андроновна лишь мелкий
проводник этой невидимой силы. Что это за сила? Отчего же она не раскрыта? Не может
глупая Валентина Андроновна быть главным и опасным противником отважных и честных
13
положительных героев. Кто же главный противник?
Дайте на него поглядеть! Это — новая
бюрократия? Сталин?
Или постойте... Может быть, это ограниченность, несовершенство, поверхностный
формализм? Этот противник в сознании, в душах. Он присущ не только таким людям, как
Валентина Андроновна, но даже и тем, кто исполнен высокой чести и совести. Посмотрите на
мать Искры. В какой-то мере и она этому подвержена. Она заимствует готовое, не вникая и не
разрешая вникать другим. "Чугунный абсолют", засевший в ее частной и самоотверженной душе,
повергает подчас в сомнение даже Искру, такую верную, такую безоглядно героическую.
Вот он, главный конфликт: не столько борьба людей, сколько борьба двух начал, двух подходов
к явлениям жизни: подход вдумчивый, самостоятельный, доброжелательный к людям и подход
беспощадный, самоуверенный, поверхностно-ограниченный, происходящий от невозможности
пока что подняться до необходимого уровня, чтобы видеть вглубь и вдаль. О, этот противник —
вездесущий, он проникает повсюду, где недостает глубины и тонкости. Поэтому он так опасен.
Только медленным измором, небывалым поднятием общего уровня его можно когда-нибудь
искоренить.
Так я пыталась ответить на "крючки-вопросы», дорогой мой т. Б.В. А в остальном ... Да что
говорить! Сюжет, характеры — все прекрасно. Даже я прослезилась, читая, а меня заставить
прослезиться мало кому из авторов удается.
Всего Вам самого доброго.
Письмо к И.Г.
Милая моя, дорогая!
Не хочется, прочитав эту книгу ("Вдовий пароход"), ни рассуждать, ни искать, в чем там
суть.
Боже мой! Из ничего, из какой-то вздорной коммунальной квартиры извлечь этот свет и эту
глубину! В нас, торопливых, недоверчивых, эгоистичных пробудить "чувства добрые", прощение,
сострадание... И заставить полюбить всей душой эту жуликоватую Капу, скандальную Паню,
пьяницу Федора, угрюмого черствого Вадима.
Нет, невозможно тут ничего анализировать! И этот великолепный юмор, исключающий
сентиментальность.
Это все от Бога. Книга озарена высшим светом.
Что же Вы за человек?! И как могли Вы с этим даром существовать, даже, кажется,
заниматься технической наукой!
14
Этот дар понимания, когда люди прозрачны и можно видеть изнутри этих людей, их глазами.
Помогает он различить самое главное, общее для всех?
А может быть, Вам есть смысл написать что-нибудь автобиографическое о самом главном,
что удалось различить в жизни, видя ее в разных ракурсах с помощью стольких глаз.
Любовь, сочувствие, терпимость. Это и есть главное? Об этом Ваши книги? Или я ошибаюсь?
Письмо к В.А.
Уважаемый В.А.!
Вот некоторые мысли по поводу "Печального детектива11.
Далекий Вейск... Что у меня с ним общего? "Гнилой угол России"... Однако подобные нравы
всюду встречаются. И у нас в Москве тоже. Тем более, что за последние 10-20 лет иные жители
Вейска или ему подобных углов стали москвичами. "Все смешалось в доме Облонских".
Сначала о местных вейских интеллектуалах, носителях духовной культуры, так сказать.
В одной из комнат издательства, "окутавшись сигаретным дымом, дергалось, елозило на
стуле, хваталось за телефон, сорило пеплом местное культурное светило — Сыроквасова
Октябрина Перфильевна".
Судя по некоторым замашкам и даже по имени, отчеству, это не обломок старой русской
интеллигенции, а скорее — более поздний продукт культурной революции. Нахватавшись по
верхам разнообразных познаний, Октябрина Перфильевна щеголяет интеллектуальностью и
презирает людей простых или кажущихся ей простыми. Я не проповедую тут сословный снобизм.
Отнюдь нет! Речь о том, что высокими нравственными критериями подлинной интеллигенции
Сыроквасова не обременена. Во всем — хамская небрежность, ироническое неуважение к своему
делу, к человеку вообще и даже к себе самой, несмотря на гонор и умничанье.
И результат ее деятельности налицо. С "радостным чувством обновления в сердце, жаждой
жить, творить, быть полезным людям" явился было к ней начинающий литератор Сошнин. А
через 5 лет редакционных мытарств — "праздничное настроение и светлость в сердце — где все
это? Вот главный результат деятельности подобной "интеллектуальной элиты".
К этой "элите" принадлежит и деятель правосудия Пестерев, на поверку оказавшийся просто
мерзавцем.
А жена его, дочь местного "туза", директора вейского льнокомбината, преподающая в
институте классическую русскую литературу! Почти гоголевский тип.
Этот их модный салон, где собирается по вечерам "высший свет" города Вейска (с тем же
15
успехом это могло происходить и в Москве). Тут напоказ выставлены и Ахмадулина, и Аполинер, и
Библия в дореволюционном издании... Эта их "Волга" с яркой надписью на заднем стекле:
"Эспанио — уэрто — командорос". Своего рода нелепое, вульгарное воплощение мечты о
"красивой жизни", о "Рио-де-Жанейро".
А сколько проблем, явлений мгновенно высветились за удивительно достоверным портретом
деревенской "целевички" филфака Паши Силаковой! Человек не на своем месте. Юмористический
гротеск и трагедия одновременно. Бедная добрая Паша, которой бы, с ее могучим здоровым
телом и мужицкой смекалкой, работать на ферме, стать многодетной матерью, почитаемым
человеком, — беспомощно тупеет на филфаке, заучивая чужие нелепые фразы.
Бедная мать Паши, изработавшая молодость, жизнь, красоту и силу на колхозной ферме,
жаждет сделать Пашу "ученой", чтобы ей жилось полегче. Все это сама жизнь с ее
противоречиями. Счастье, что нашлись добрые люди, которые спасли Пашу от классической
литературы, а литературу от Паши.
Окончив ПТУ и даже установив рекорды в метании диска, Паша в конце концов была
выдворена в родной колхоз, стала отличным механизатором, родила троих сыновей.
Сколько таких Паш, в свое время укоренившихся в науках, в столицах, повторяли устно и
письменно готовые громоздкие фразы, плохо понимая, зачем. Да еще потом брались заемными
фразами воспитывать "нового человека".
Лишь однажды, в связи со Спартакиадой, Паша съездила на короткий срок в столицу и то
успела там преобразиться до неузнаваемости: "Перекрашенная в золотой цвет, с шапкой
завитых, да и не завитых, а прямо-таки взвихренных волос, с засиненными веками, в джинсовом
костюме, в сапогах" а ля мушкетер Боярский" явилась Паша в родные края, бурная, все
сокрушающая, с цыгаркой в зубах.
"Знай наших! Поминай своих! Мы деревенские, можем вести себя похлеще лахудров с филфака!
"Э-э, — затосковал Сошнин, — этак дело пойдет — деревня лишится еще одного хорошего
работника, город приобретет зазвонистую хамку".
Как зримо, с юмором, живо! Какой неожиданно хлестнувший эпитет в словосочетании
"зазвонистая хамка"!
В книге каждая деталь так явственно ощущается!
Эта мокрая в декабрьскую оттепель, рыжая сыроквасовская шуба с оборванной вешалкой.
И гололедица в оттепель, когда "обнажился прикрытый было мусор: бумага, окурки,
раскисшие коробки, трепыхающийся на ветру целлофан".
"И обнаружилась, подступила вплотную житуха, будни ее, ах какие они, будни-то, у людей
16
будничные".
А достопримечательность Вейска — пьяная женщина по прозванию "Урна", опустившаяся
вконец, с полубезумной тягой к пьянству и безобразиям. За беззубый, черный и грязный рот
получила прозвище. Вот деталь, в которой вся ее сегодняшняя жизнь сконцентрировалась: Урна
— беззубый, черный и грязный рот.
А носовой платок светлого человека, тети Грани, обвязанный синей каемочкой, втоптанный в
грязь!
"Все так же текло, плыло, сочилось мозглой пустотой по земле, по небу, и не было конца
серому свету, серой земле, серой тоске".
Мозглое, серое, грязное... А сколько во всем души и поэзии оказывается! Это — превращение
серых будней в золотые россыпи искусства.
А этот старый, двухэтажный деревянный дом под номером семь. Компании из трех человек,
располагавшиеся под лестницей пить вино... "Свинячили под лестницей, блевали, дрались, иные
спали здесь, прижавшись к ржавой батарее..." Еще они издевались над мимо проходившими
жильцами дома. Да, порядочек! Трущоба. Самая настоящая! А мы ищем трущобы где-то в
Италии, в Америке!
Местные "интеллектуалы", да и "отцы города" слишком далеки от рядовых обитателей дома
номер семь и ему подобных.
Что за люди живут в этом Вейске! Жестоки не в меру и добры невпопад. И Сошнин, выросший
в этом "гнилом углу", сам диву дается: люди извечно жалостливы к арестантам и зачастую
равнодушны к соседу — инвалиду войны и труда. Могут пожалеть злостного хулигана и
ненавидеть, подвергать мстительным гонениям соквартиранта, забывшего выключить свет в
туалете.
«Зверь в человеческом облике, — размышляет герой повести, — рождается чаще всего
покорностью нашей». Хотя покорность-то эта, добавлю я от себя, не от хорошей жизни, а когда
силы слишком неравны.
А парень 22-х лет, заколовший мимоходом на улице трех человек!
— За что ты убил людей, змееныш? — в недоумении спрашивал его потом фронтовик, бывший
командир отделения морских пехотинцев.
— А хари не понравились, — тупо ответствовал "добрый молодец".
Вы один из первых сказали правду о "новом человеке", воспитанном при социализме. В более чем
скромном результате воспитания повинны и "активисты" вроде Евстолии, которые "проорали
деревню" (да и город "проорали" тоже), и "образованные интеллектуалы" вроде Сыроквасовой,
17
вроде мадам Пестеревой; и равнодушные ко всему, кроме собственных благ, ответственные
бюрократы. И, прежде всего то обстоятельство, что человек на пути своего совершенствования
— от первобытно-звериного уровня к высокой подлинной цивилизованности — просто еще не так
далеко ушел пока мы, зажмурив глаза, "орали", восхваляя наши достижения.
По всему чувствуется, автор знает грязноватый быт железнодорожного поселка не
понаслышке.
И вот истинное искусство: о каких бы мерзостях Вы ни писали, с какой бы грубой
откровенностью о них ни высказывались — у читателя остается чистая светлая радость, как
от встречи с прекрасным.
Письмо к Т.П.
Дорогая Т.П.!
Меня поразила Ваша повесть "Баба Гутя, Бурлов и другие".
Человек
высокой
души,
интеллекта,
оказавшийся
по
своим
личным
жизненным
обстоятельствам в комбинате по ремонту бытовой техники, сумел увидеть вокруг проблемы,
важные не только для этого комбината.
Каким ветром истории занесло его в маленький городок Сибири? Какие жизненные
обстоятельства загнали в цех ремонта стиральных машин? Чувствуется, автор этот цех знает
на основе собственного нелегкого опыта. В то же время — романтичное, радостное
мировосприятие.
Естественно, радостное восприятие окружающей красоты и реальный нелегкий опыт
человеческих отношений сталкиваются в жестком противоречии.
Новое 5-этажное здание ремонтного комплекса, где предстоит работать лирической героине.
Рекламный плакат, сулящий населению "несчитанное множество бытовых услуг". И сразу же
противоречие между словом и делом, видимостью и сущностью (повесть напечатана год назад, в
октябре 85-го года, но и сейчас актуальна, как никогда).
Чтобы воспользоваться обещанным "множеством услуг", надо еще настояться в очереди, а до
этой очереди добраться по крутому льду с опасностью для жизни.
И пошло — поехало... Воруют детали, запчасти. Отлынивают. Работают "налево". Важное
недоступное начальство — некий Баранов, радеющий лишь о собственном благополучии.
Развращающая подчиненных круговая порука. Утрата веры в справедливость. Работницы в цеху
ритуальных украшений, ставшие манекенами, превращенные в роботов.
Хамство, доводящее иных посетителей до обморочного состояния. "... Как она хамила, эта
18
диспетчерша... как она хамила... это... это... невыносимо..." Так реагирует чересчур, видимо,
ранимая местная учительница, для которой пришлось вызывать "скорую помощь". Другие, более
защищенные, скандалят. В общем, тут не соскучишься...
Лирическая героиня — удивительный человек. Ей всегда интересно жить. Ее душа непрерывно
трудится. Как она стремится понять каждого человека, даже самого неприятного. Вот, к
примеру, старший мастер Файзулина, до крайности несимпатичная особа.
Ожидаешь взаимной неприязни двух женщин. Дрязги какие-нибудь, выяснение отношений...
И вот они обе сидят рядом в кабинете начальника, стараясь не смотреть друг на друга. О чем
думает при этом Нина Григорьевна? Злоба ее мучает? Досада? Вовсе не это. Ей необходимо
понять Файзулину, что означает, как известно, простить (вовсе при этом не попустительствуя).
"Мне зачем-то важно было понять эту женщину. И знать, почему она стала такой".
Очень много выявилось причин равнодушия Файзулиной и ее озлобленности. В 40 лет больная,
некрасивая и одинокая. За долгие годы работы здесь — во всем разуверилась, опустилась. Да мало
ли причин...
Во времена «лакировочной литературы» молодой специалист комсомолец Владлен Яновский
стал бы положительным героем повести. Бригадир, семьянин, активист, видный парень и
умелый. Готовый образ передового рабочего. Но тут его наизнанку вывернул автор... И уловки
стали видны, и равнодушие к людям, и даже внутреннее оправдание своих поступков: абсолютное
неверие в справедливость.
В конце концов, попытки Нины Григорьевны и начальника цеха Гаврилова совершить
перестройку и оздоровить обстановку привели к увольнению обоих энтузиастов. Уволенный
Гаврилов уехал в Москву искать правду. Вряд ли он ее там найдет.
Героиня тоже уволена. Как она ужасно живет, положительная героиня! В каких условиях!
Насчет комфорта, удобств говорить не приходится. Городским транспортом, в частности,
далеко не избалована (для человека с больным сердцем это существенно). Спасает лишь юмор.
"Автобус на Индустриальную не ходил и мне, как обычно, пришлось прошагать километра
четыре. По городским понятиям — дорога неблизкая. А мы жители Александровска, люди не
деревенские и не городские, ни метро, ни троллейбусами не избалованы. Мы прирожденные
пешеходы".
Дочь, школьница, сообщает, что в доме осталось всего 20 копеек. (Мужа у героини, вовсе еще
не старой, нет и о нем вообще нет упоминания. Нет и речи об ее одежде: видимо, не до того).
— Мама, видишь денежку? — На ее ладони лежала монетка, 20 копеек.
— Вижу.
19
— Это все наши деньги.
— Как? — Я села рядом с ней.
— Да ты не пугайся. Есть еще немного картошки. И постное масло. Я потому говорю — нам
бы занять у кого. Через 2 месяца я получу паспорт и пойду работать. И ты отдохнешь спокойно.
(Куда она тут пойдет? В какой-нибудь цех ритуальных украшений, где людей превращают в
манекенов?).
— Ну что ты испугалась, тебе-то пришлось начинать еще раньше. Мы снова молчали.
Мне припомнился мой первый, самый первый рабочий день...
Господи, как долго я живу!
Потом новые неприятности. Врачи. Уколы. Добросовестность среди медиков та же, что и в
бытовом обслуживании. Медсестра, делающая укол, вместо того, чтобы место укола
протереть, лишь небрежно махнула тампоном, словно инфекций не существует.
"То ли задела руку, то ли это просто... ритуальное движение. И опять не подогрела камфару,
— замечает не теряющая чувства юмора Нина Григорьевна. "Молодой брюнет в белом колпаке
сидел, видел — и глазом не повел". Это о враче.
"Сейчас отлегло. Но потом вспухнет и онемеет левая рука. И я не буду знать от чего — то ли
от укола, то ли от болезни".
Вот что значит быть положительной героиней! Тут борьба на два фронта: с одной стороны,
жулики и демагоги, которые отлично умеют оболгать и оправдаться; с другой — ужасный быт,
безденежье, болезнь.
Да, необходима здесь перестройка, за которую так самоотверженно, от души взялась было
Нина Григорьевна, не дожидаясь указаний свыше, просто считая, что надо всем выбираться из
"болота".
Жалуются на нехватку в современной литературе положительных героев? А кто же тогда
Нина Григорьевна? Человек тонкий, высокого полета. И притом, вполне достоверный.
Не нравится, что в конце концов она изгнана из цеха, где вела свою незаметную борьбу, что
осталась без средств, больная? В нас еще сильны рецидивы "лакировочной литературы". Ведь
теперь уже ясно, что в то время, когда действовала Нина Григорьевна, в тех условиях, какие
тогда сложились, жулики, пользовавшиеся поддержкой местных властей, были непобедимы.
Сейчас почва под ними, вероятно, заколебалась, а тогда... Мы не смели признаться, что зло
частенько торжествовало и настоящий положительный герой мог запросто оказаться в
ситуации Нины Григорьевны, а то и похуже. Вы тогда еще все это поняли, сумели показать. И на
каком художественном уровне! Скромная дежурная по этажу иркутской гостиницы. Вы куда
20
талантливей и тоньше бесчисленного множества членов Союза писателей, по-хозяйски
окопавшихся на литературной ниве.
Все эти письма — о нашей недавней жизни. Попытка ее осмысления. Сейчас, кажется,
наступают новые времена.
С некоторых пор я понемножку читаю Библию, но это не дань моде, а стремление понять
главную нравственную истину. Лев Толстой прав: "Жизнь и деятельность человеческая имеют
единую цель: все большее уяснение, утверждение, упрощение и общедоступность нравственной
истины". Нельзя ли отобрать и представить в наиболее простых, современных формулировках
наиболее актуальные сейчас заповеди? Это и есть нравственная истина, которая должна стоять за
всеми нашими оценками. Попробую. Может быть, уяснение и упрощение мне по силам. Вот моя
задача! А утверждение и распространение — скорее задача властей.
25 ноября1986 г.
Стемнело. Пошел дождь.
Как-то прошлым летом обстоятельства забросили меня на другой конец Москвы. Там на улице я
встретила старушку. Она сидела возле магазина "Кулинария" и просила милостыню. Маленькая,
сухонькая, с трогательным, почти детским личиком. В облезлой залатанной кофте. Я дала ей рубль,
потом спросила, есть ли у нее родные. Старушка заторопилась уйти, на ходу пробормотала, что
живет одна.
Она была такая по-детски беспомощная, я решила ее проводить. Дом был рядом, поднялись на
2-й этаж. Тут выяснилось, что старушка забыла в комнате ключи. Я уж думала, не боится ли она
меня и хотела уйти. Но ее жалкий вид! Стоит у двери и так опасливо звонит. Словно ждет в ответ
удара. Наконец, соседка открыла. Нахрапистая, совсем не старая еще. По тому, как она встретила
бабусю, по тому подозрительному взгляду, который адресовала мне, чувствовалось: раздражена. Я
объяснила, что просто помогла старушке дойти. Но тут она стала громко кричать: что-то старушка
не так сделала. Не то свет где-то забыла выключить перед уходом, не то что-то залила. И такой
зычный нахальный тон, какой бывает только по отношению к человеку зависимому, слабому.
Бабуля и не пыталась отвечать... Вдобавок она не могла открыть свою комнату: уходя
захлопнула, а ключи остались внутри.
Оказывается, с ней частенько это случается: склероз, видимо. Соседкин сын, приходя с работы,
21
каким-то образом ее дверь открывает без ключа, но до его прихода было еще далеко. Слабенькой
старушке предстояло много часов сидеть на неудобной табуретке в коридоре. Опять посыпались
претензии, опять крик. Сколько ненависти, непонимания. Как она расплакалась безнадежно и
жалобно!
Чем ей помочь? Я увела соседку на кухню, пыталась воззвать к ее лучшим чувствам. Где там!
Или я не сумела, или ее лучшая часть души была надежно запрятана.
Посочувствовать ей, конечно, можно. Баба, как я заметила, еще в полной силе, и не имеет своего
угла. Живут вчетвером в одной комнате — она, сын, жена сына, внук родился. Состоят на учете в
райисполкоме, но пока ничего им не предлагают. Переезжать придется в какой-нибудь отдаленный
район, а этот дом рядом с метро. Старушка ни в какую не хочет в дом престарелых. Если бы ушла,
соседке бы досталась вся квартира. Это предмет мечтаний всей семьи. Отсюда и ненависть.
Вдобавок бабуся, которой уже под 90, действительно не подарок, вечно что-то забывает, роняет.
Я сказала, что теперь будет шефствовать общественность, что надо отнестись по-человечески, это
в общих интересах и т.п. Но "стороны к согласию не пришли".
Жаль, что я так далеко живу, мне не под силу сюда ездить.
Потом я пошла в опорный пункт милиции, попросила помочь старушке попасть в комнату. Но
как сделать, чтобы кто-нибудь взял над ней шефство? Уже из своего дома позвонила в ДЭЗ, мне
сказали телефон секретаря парторганизации. Дозвонилась до него лишь на следующий день,
обещал "принять меры". В конце недели выяснилось, что он "дал указание" партгрупоргу. В начале
следующей недели я познакомилась по телефону с партгрупоргом, дамой в прошлом
ответственной, где-то чем-то заведовавшей, а ныне пенсионеркой. Обещала "принять меры". В
конце недели выяснилось, что она "дала указание" еще кому-то. Наконец после моих настойчивых
звонков кто-то все же побывал у старушки. Таким образом, "ознакомились". При этом грозная
соседка рассказала проверяющим, что изредка маленькую старушку навещает племянница и якобы
потихоньку прикарманивает ее пенсию, а старушка спорила и утверждала, что пенсию отнимает
сама соседка и потом сваливает на племянницу. Поди разберись.
В условиях склероза все, конечно, может померещиться, но вдруг бабуля по чьей-то злой воле
вынуждена просить милостыню? А смерть все не приходит.
Я опять звонила партгрупоргу и даже директору близлежащей школы, который отнесся к
предложению "взять шефство" без энтузиазма.
Частной благотворительности нет, а государство не может вникать во все перипетии каждого
индивидуального случая. Что-то надо делать. Евангелие пропагандировать, что ли?
В другой раз неподалеку от своего дома я встретила такую же маленькую и высохшую, но более
22
серьезную и строгую с виду старуху. Первая была хорошенькая, трогательная, как обиженный,
беззащитный, мало что в жизни понимающий ребенок. Эта — как праведница, сознающая свою
праведность; еле живая, но крепкая духом. Опираясь на палку, она с трудом переставляла ноги
медленными шажками. В слабой руке несла узелок с пакетом молока и батоном. Ходить в магазин
— тяжелое путешествие. Жаль, что я не художник — обеих бы нарисовала.
Я ее проводила домой, поговорили. Какой у нее слабый, угасающий голос. Живет одна в
маленькой комнатенке в двухкомнатной квартире с соседями. И опять неладно: обижают.
— Соседка прямо хулиганка! В кухню нельзя войти! Ругается. Они торгаши! — сказала
старушка с чувством превосходства пролетарки тридцатых годов.
Мы остановились отдохнуть. На ней было потертое старенькое пальто, белый чистый платочек.
— А детей у вас нет?
— Нет, — покачала она головой равнодушно.
— И не было?
— Нет.
— А пенсия большая?
Мы все еще стояли, отдыхая. Несколько раз она делала попытку шагнуть и почти падала мне на
руки.
— 57 рублей.
— Мало!
— Это теперь прибавили! С прибавкой 57. Мы ведь как раньше работали... — сказала она не без
гордости, — сошьешь шинель —10 копеек.
— Это в войну?
— Нет, не только в войну. Просто фабрика шинелей. Шили военные шинели.
— Вы долго там работали?
— Как приехала в Москву в 29-ом году, так до самой пенсии и работала.
— А муж умер?
— Умер. — На ее лице ничего не отразилось. Мы снова двинулись в путь.
— Можно я вам чуточку помогу? Не обижайтесь, мне просто хочется вас чем-нибудь
порадовать. — Чувствуя себя ужасно неловко, я вытащила 5 рублей.
— Нет-нет! — отшатнулась старушка строго. Мне казалось, в ее взгляде мелькнуло подозрение:
"Чего гражданка вяжется? Что ей надо?" Но видя, что я не настаиваю, она успокоилась и уже
доверительно сказала:
23
— Мне пенсии хватает, я укладываюсь. Еще собираю немножко. Как пенсию получу, сразу
пятерку отложу, — пояснила она с достоинством, даже с гордостью. Тихая праведность была в ее
облике.
Надо ее потом навестить. Притащить что-нибудь из магазина. Есть уже несколько таких
подопечных. Ну хоть какая-то польза от меня. Навещаю их по очереди.
Если я доживу до глубокой старости, что со мной будет?
Письмо писателю-фантасту
Уважаемый товарищ!
Признаюсь Вам, я фантастику никогда не читаю: как-то не пришлось. Вероятно, как любой
жанр литературы, фантастика может быть художественной и нехудожественной, интересной
или скучной.
Итак, я современной фантастики не знаю. Почему же я именно Вам пишу?
Дело в том, что под воздействием некоторых житейских впечатлений я стала думать о
вещах для человека необходимых, но пока еще на практике, похоже, неосуществимых. А вдруг мои
мечтания могли бы послужить основой некоего фантастического, но весьма связанного с нашей
реальностью сюжета?
Покажите условия жизни, благодаря которым люди становятся лучше и счастливей.
Собственно, стремлением создавать в качестве поучительного образца этот улучшенный мир,
возможно и руководствовались честные литераторы в эпоху "лакировки действительности". Не
все были обязательно умышленно прохвостами и конъюнктурщиками. Иные охотно, с
готовностью поверили, что так лучше, полезней для всех. (Тем более, что не поверить было
весьма опасно). Беда в том, что приходилось выдавать фантастическую картину за реальность.
Если конкретно, то я предлагаю показать в жанре фантастики жизнь пенсионеров. Самая
уязвимая и беззащитная часть общества — после детей. Но у детей — будущее и они прелестны.
У стариков будущего нет или почти нет. И они зачастую — малопривлекательны. Тем более их
стоит пожалеть. А теперь к делу.
Как бы я организовала жизнь стариков, если бы что-нибудь от меня зависело? Как должно
быть в том будущем, о котором я бы хотела прочитать? Попробую вкратце рассказать.
Все желающим — санатории для ветеранов. Всех без исключения туда принимать, не
подвергая мучительному и порой унизительному отбору, не гоняя за бесконечными справками.
По возможности расселять стариков так, чтобы они находились в соответствующей им
24
профессиональной и социальной среде.
Да, но Вы спросите: "А на какие средства?"
Средства будут. Средства можно добыть. Было бы желание. В стране 200 миллионов человек.
Или уже больше? Можно по одному рублю в год, чтобы каждый уплатил? Вот — 200, на худой
конец, — 100 миллионов сразу. А если еще все работающие будут платить в фонд престарелых по
рублю в месяц или в квартал? Сколько это миллионов? Только пусть будет гласность: сколько
получено и как израсходовано. И пусть это будет на строительство санаториев, а не вообще на
престарелых, а то концов не найдешь, куда это уходит. Присосутся разные чиновники, львиная
доля уйдет на их зарплату. (Сами престарелые сколько лет платили налоги! Заслужили).
Итак, представим себе... Вы никогда не бывали в санатории "Архангельское" под Москвой? Я
там однажды провела день в гостях у сослуживицы, жены генерал-лейтенанта. Тогда только
что построили там новое здание, связанное теплым переходом с лечебным корпусом. Вот бы
нечто похожее, с такими же просторными балконами, на таком же ухоженном лесопарковом
зеленом участке с удобными скамьями... С таким же предупредительным, улыбчивым
обслуживающим персоналом.
Для тяготеющих к сельскохозяйственному труду могут быть специальные дома-коттеджи с
участками садов, огородов, парниками. Это уже детали, частности. Что касается городских
стариков... Мне представляется современный дом или несколько соединенных между собой
корпусов с однокомнатными квартирами, выходящими в коридор. Номера со всеми удобствами, в
большинстве однокомнатные, но есть и двухкомнатные — для семейных пар или близких друзей,
желающих поселиться вместе. В каждом номере телефон у кровати, кнопка для вызова
дежурной медсестры.
Вы видите, товарищ фантаст, я не мечтаю об индивидуальном компьютере и персональном
ракетоходе, мои мечты — в пределах сегодняшних технических возможностей.
Конечно, главное при любой организации жизни людей — сами люди.
Когда подавляющее большинство станет подлинно интеллигентным, тогда и наступит рай
земной. Один в поле не воин. В санатории один Александр Блок или академик Лихачев не сделают
погоды. Любую высокую идею осуществляют конкретные люди и низводят до своего уровня.
Очень медленно мы растем духовно, очень медленно — вслед за развитием производительных сил,
экономической базы.
Вообразила сказочный дворец, куда свозят в конце жизни всякое старье вроде меня!
Санаторий "Божий одуванчик", санаторий "Несбыточная мечта"... Этот бред не стоило
писать. Впрочем... Наряду с этим приведу письмо, полученное мною от бывшей соседки. Мы
25
иногда сидели рядом на скамеечке возле дома. Уезжая к сыну (весьма рядовому инженеру), она
собиралась мне написать. И вот неожиданно пришел продолговатый конверт с американским
адресом. Сын, видимо, определил ее в дом престарелых.
Учтите, я отнюдь не склонна идеализировать капитализм — его торгашество, пошлый
ажиотаж вокруг мнимых "знаменитостей", вульгарную погоню за материальными благами.
К сожалению, мы все больше именно это заимствуем вместо лучшего, что там есть. На
приехавшую туда не слишком грамотную старушку впечатление произвели совсем иные стороны
их жизни. Привожу лишь отрывок из этого письма, ничего не меняя. Быть может, некоторые
подробности пригодятся Вам для фантастической повести? Не всегда так было в Америке и
неизвестно, всегда ли так будет, но пока что...
Орфографию и пунктуацию сохраняю, как своего рода выразительные средства.
"Здравствуйте, дорогая Ольга Васильевна!
Спешу написать вам. Постараюсь по подробней. США это богатейшая страна, которая
помогает и кормит пребывших со всех стран. Все равны национальности черные, желтые,
русские, китайцы. Работают и никто никого не притесняют. Устраивают продажу вещей за
дешего, чтоб все было не дорого. Природа хороша. Не большой лес сосна. Воздух араматный
столько кислорода. Температура 40° но терпимо т.к. у каждого есть кандишен который
вытягивает тепло и впускает чистый прохладный воздух. Мое здоровье было неважное
приступы. Мы пользуемся медикейтом на бесплатное лечение. Много проглотила аэрозолей. А
теперь только один раз утром откашливаюсь и ничего не принимаю. Насчет продуктов изобилие.
Нигде никаких очередей.
Кушаем много фруктов, кур мясо. Вообщем прекрасно.
Я ничего не потеряла. Заботу проявляют о нас помогают особенно пристарелым очень хорошо
живется. Сто с лишком лет пристарелые в большой чистоте. Все привычки выполняются
прихоти. Постель ее одежду меняют каждый день. Если она ходит под себя то ее хорошо моют
и специально чтоб она не испачкала постель одевают как маленьким детям чтоб оставалось все
при ней. Снимают каждые полтора часа и меняют. Старушки чистенькие приятные
завиваются. При них каждый день парикмахер.
Мне будет еще лучше когда я попаду в больницу на пожизненное обеспечение т.к. не чувствует
старенький что ему что-то не так. Гуляют каждый день в коляске.
Пристарелые не живут с детьми только отдельно пока они могут сами питаться и сами за
собой ходить. Каждую неделю подъезжает машина и берут в магазин и помогают им с грузом.
Трудиться молодым нужно очень хорошо. Работы нет. Здесь выбрасывают хорошие вещи и
26
мебель богатые люди. Теперь такой наплыв людей, что было раньше теперь хуже. Страна не
может охватить столько нуждающих. Все же устраиваются. Никто не ропчет.
Полицейские смотрят если переходная дорога то самый большой транспорт полицейские
останавливают и пристарелая переходит спокойно дорогу. Если идет пристарелая то любая
машина ее пропускает и так останавливает машину водитель. Этот почтет мне как то не ловко
но это так. Здесь уже знаешь что если будет тебе плохо то больница будет тебя содержать в
одной чистоте. Из родных навещают но приносить ничего не приносят. Это не положено. Что у
вас слышно. Какой ваш настрой?..."
Дорогой т. фантаст! Я из этого письма случайно узнала, что хотя бы отдельные элементы
фантастики кое-где содержатся в реальной жизни. Отразите их в нашей повести. Желаю Вам
успеха.
С уважением,
О.Соболянова
Вдруг позвонил недавно по телефону бывший сослуживец, тоже теперь старенький пенсионер.
Совсем уже доходяга. Рассказал, что во время тяжких приступов боли ночью он вызывал "скорую".
Но ему не помогают обычные обезболивающие средства, лишь одно единственное снимало
невыносимую боль. Много раз ему делали бесполезные иньекции, пока кто-то не объяснил, что
для введения того единственного средства требуется специальное разрешение. Человек, недавно
перенесший операцию по удалению раковой опухоли, тащился по инстанциям, писал заявления,
добивался. Наконец, разрешили.
Очередная "скорая" приехала в разгар боли. Сделали укол. Врач, похожий на оборотистого
дельца, поспешно собрал обломки ампулы и увез с собой. После укола моментально уехали.
Никакого облегчения не наступило. Между тем всегда — и до того случая и после — облегчение
обязательно приходило после этого лекарства, содержащего, по-видимому, наркотик. Что же это
был тогда за укол? Неужели врач "скорой" украл лекарство? Неужели подменил? Представьте себе
положение больного. Кстати, он фронтовик. Никогда мы друг другу особенно не симпатизировали
и вдруг позвонил. В отчаянии, видимо.
Что же они влили в его многострадальные вены? Я слышала, что иногда вливают просто воду
вместо дефицитных лекарств.
Добиваюсь, чтобы его взяли в специальную больницу. Пока что, по моей просьбе, соседка Тоня
ездит за ним ухаживать за 6 рублей в день. Я проявила железное упорство, дошла до замминистра.
Это целая эпопея, рассказывать долго. Теперь, видимо, положат. Но надолго ли? В больницах
долго не держат, стараются избавляться от умирающих. Одинокого человека везут домой и
27
выгружают, как бревно. Подыхай сам, не порть статистику: в больнице число смертельных случаев
должно неуклонно снижаться.
Вот еще характерный случай.
У моей знакомой мать находилась в больнице. В той же палате лежала старушка, совершенно
одинокая. У старушки были ужасные боли, но почему-то обезболить не могли: не хватало
соответствующих лекарств. Она весь день плакала навзрыд и молилась. Теперь, в связи с этим, —
небольшое отступление. Моя другая знакомая достала для своей матери с большим трудом редкое
импортное лекарство. Каким образом? Купила за баснословные деньги у главного врача другой
больницы. Значит кто-то из тяжело больных — пациентов той другой больницы — недополучит
предназначенное для него лекарство. Может быть, то же и с обезболивающими средствами? Кто-то
их перепродает, а одинокая старушка плачет навзрыд от немыслимой боли.
А в соседнем доме умерла одинокая старуха — в однокомнатной квартире. Экспертиза показала,
что труп лежал 17 дней. Лишь когда на лестничной площадке появился запах тления, жители,
почуяв неладное, обратились в ДЭЗ. Дверь вскрыли.
А вдруг умерла не сразу? Неужели была в сознании, но не в силах позвать на помощь, встать?
Кончается 1986-й год. Природа впадает в зимнюю спячку. А вокруг странное пробуждение.
Энтузиасты, скептики... Наряду с инерцией равнодушия появились надежды. Все ждут перемен.
5 января 1987 г.
Новый год я встречала одна. Приготовила вареную морковь (поскольку "год зайца"), а на стол
поставить забыла. Склероз мой! Спохватилась уже после 12-ти.
Не успела оглянуться, пролетела почти неделя нового, 87-го. Мороз сильнейший. Дома 15°, жгу
рефлектор. Экономят топливо, получают премию за экономию, а жильцы пережигают
электроэнергии вдвое больше. Государству невыгодно вдвойне: затраты на премии плюс затраты
на лишнюю электроэнергию.
Скоро до этих ДЭЗов по-настоящему доберутся. Меня в этом убеждает то обстоятельство, что
улицы в этом году более или менее убраны. Прежде у нас были такие торосы, что к автобусу не
подобраться. Новый, 1987 год. Стоят сильные морозы.
Что кругом творится!
Сняли многих ответственных работников. Да что говорить!...
Только что министра здравоохранения сняли. Начальников будут якобы вообще выбирать всем
28
коллективом. Тайным голосованием!
Разрешили индивидуальную трудовую деятельность. Предстоит создание новых объединений,
фирм — совместно советских и зарубежных. На предприятиях — независимая от администрации
госприемка продукции. Все переходит на самоокупаемость.
Болит душа, что моя жизнь прошла в другие времена.
В газетах, по телевидению, по радио звучит непривычная, поначалу пугающая правда.
Интересно, что это: новая кратковременная "оттепель" или —весна, половодье. Возрождение?!
5 июля 1989 г.
Ничего давным давно не писала. День и ночь занята. Читаю, смотрю телевизор. Сна почти
лишилась: то Съезд, то "Взгляд", то "Пятое колесо".
Что-то рушится, трещит. Какие-то страшные явления выползли на свет: преступность, мафии,
кровавые национальные распри, финансовый дефицит. Говорят, мы на грани катастрофы. Во
многих умах смута. В чем тут дело, пока только пробую понять.
Неужели в том, что убрали палку, нависавшую над каждой головой?
Но палка всегда может попасть в грязные руки... Надо увеличить количество порядочных людей
в мире. В этом суть. Иначе все усилия, жертвы бесплодны.
3 августа 1990 г.
Велики были наши надежды... Я так все это время была увлечена съездами, телепередачами,
всей хлынувшей на страницы периодики, небывало хлесткой и, казалось, убийственно правдивой
информацией, что на письма времени не оставалось.
Что же в сущности произошло? Да ничего особенного. Была попытка оживить людей, стряхнуть
с них апатию видимостью свободы и новой справедливости. А главное — оживить экономику,
затратную, убыточную, медленно сползавшую к всеобщему краху. В этом и состояла перестройка.
Но стихия вырывается из-под контроля, едва ослабили гайки.
В чем суть противостояния "демократов" и "партократов?" О цели вторых я уже упомянула:
сохранить все, как было, несколько оживив застойную обстановку. Ослабив гайки, дать немного
сводобы, "выпустить пар", чтобы избежать более опасных эксцессов.
Демократы
хотят
заменить
"административно-командную"
систему
буржуазно29
демократической. Так-то оно так. Но зарубежные демократии развивались веками. (И еще ох как
далеки от совершенства). Быстрая замена одной системы другой может вызвать страшные
потрясения.
Мне кажется, жизнь в обществе — это пока еще компромисс между прекрасным идеалом и куда
менее прекрасной действительностью на пути к идеалу. Мы стремимся в меру своих сил и
понимания максимально продвинуться к идеалу в пределах тех возможностей, которые дает на
данном этапе реальная жизнь. Одни находятся на крайнем, высшем пределе этих возможностей,
другие на нижнем. Я — как и большинство — где-то посредине, в равновесии доброты,
сострадания, эгоизма, безоглядной мечты и трезвого расчета. Я — продукт своего времени. Меня
нельзя сильно любить, меня не за что слишком ненавидеть.
Завтра еду на день в "Архангельское". Пригласила меня туда бывшая сослуживица Тамара. Не
знаю, чем я так ее пленила, но звонит иногда, приглашает в гости и вот, даже за город. Ее муж,
отставной генерал, останется на день в Москве, у него там какие-то дела, а я вместо него побуду
этот день в "Архангельском". Вроде экскурсии. Поеду. Хотя у меня есть смутное подозрение, что
не совсем бескорыстно приглашают меня к себе и, тем более в Архангельское (я и в прошлом году
там у них побывала).
Тамара — добродушная толстуха, без всякого чванства и ужимок. И генерал ее такой же. Но я
избегаю слишком частых контактов. Слишком разный социальный статус. Да и общего у нас мало.
Она поглощена бытом, а мой быт до неприличия упрощен, примитивен. Она сравнительно богата.
Я бедна, как церковная мышь.
Она откровенно как-то упомянула свою деревенскую племянницу, которую хотела бы ко мне
прописать: заботится, "чтобы я не была такой одинокой" (а потом племянница найдет кавалера или
жениха, и я стану помехой их счастью?) Ну, там видно будет. Когда буду совсем плоха, тогда уж все
равно... А пока хоть отвлекусь от повседневности, подышу чистым воздухом. Я ведь никого не
стесню, за город можно и без Тамары поехать, хотя бы в то же Архангельское.
5 августа 1990 г.
Вчера я вернулась из Архангельского поздно.
Мы с Тамарой встретились утром на остановке санаторного автобуса (возле метро). Стояли,
ждали. Там было уже несколько человек, подошел еще один. На голове белая фуражка, в руке
небольшой чемоданчик. Я вдруг его узнала! Чуть не вскрикнула. Господи! Это он. Я всю жизнь его
помнила и где-то в душе ждала.
Дальнейшее помню смутно. С ним заговорил ожидавший автобуса толстый дядька, по виду
30
бывший военный, отставник (санаторий Министерства обороны). Я уловила, что оба они были в
"Архангельском" в прошлом году. Мой "кумир" сказал, что только сюда ездит: недалеко хороший
госпиталь, а у него уже было четыре инфаркта. Корпус, где живет дядька, он не одобрил:
"напоминает казарму". Предпочитает 1-й корпус, построенный в стиле старинного дворца. Но это
все как-то отдаленно, мимо меня скользило.
"Та же удаль, тот же блеск в его очах!" Тот ли? Не знаю.
Он прошел в конец автобуса, мы расположились впереди, во втором ряду. Я нарочно ни разу не
оглянулась. О, я могла бы в свое время стать кокеткой.
Эти мои старушечьи стоптанные туфли... Угораздило меня надеть столетней давности платье —
мятое, штапельное, с какими-то блеклыми цветочками на грязно-сером фоне. Выцветшая синяя
шерстяная кофта (единственная), зашитая в нескольких местах... Я даже не постриглась перед
поездкой. Вдобавок старая краска сходит с волос, кругом вылезла седина. Краситься теперь не по
карману. Сама, без парикмахера не умею и вдобавок, говорят, нигде нет краски. Да ладно. Какая
мне разница, что подумает обо мне этот четырежды инфарктник. Он, конечно, забыл ту случайную
попутчицу, которой (наверное в шутку) когда-то предложил поехать вместе на Крайний Север —
на край света! Он меня вообще не узнал. И черт с ним! Ему в связи со мной и вспомнить-то нечего.
А я...
Давным-давно мне дали однажды путевку в захудалый дом отдыха на юге. По сравнению с
"Архангельским" это — убожество. Не хватало даже мест в палатах, дали койку где-то на террасе!
Суп ставили на стол и каждый выхватывал свою долю из общего котла. Второе, малосъедобное,
кое-как раздавали. Не говорю уже про то, какой там был туалет, общий на всех, и т.д.
Отбыв положенный срок, я возвращалась домой в поезде. С билетами были трудности, нашелся
один — в мягкий вагон, пришлось взять на последние деньги. Оставался рубль, который я
уплатила за постель. Почему-то вагон был пуст, хотя в кассах, как всегда летом, творилось что-то
невообразимое.
Вдруг открылась дверь, вошел новый пассажир, поздоровался, закинул наверх тяжелый
чемодан. С минуту посидел, глядя в окно... Мы ехали до следующей станции вдвоем, обменялись
несколькими фразами — кто, откуда, куда. Он москвич, был на юге в командировке, теперь ехал к
родителям в Бердянск, предстояла пересадка. Еще были какие-то разговоры. Обо всем.
Его жена и сын погибли несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Говоря об этом, он
резко рванулся, загрустил.
Он собирался на Крайний Север начальником военного строительства — широкая душа рвалась
куда-то.
31
Вырос в Ростове, отец был каким-то начальником из пролетарских выдвиженцев и отдал
паренька на завод, чтобы "не расслабился", получил "рабочую закалку". "Я приходил с завода
грязный,
а
мама
плакала".
Потом
участвовал
в
каком-то
самодеятельном
или
полупрофессиональном театре, которым тогда руководил будущий знаменитый актер МХАТа.
Затем Политехнический институт, заводы, стройки.
Не знаю, что в нем такое было. Сила? Уверен в себе? Ну и что? Рост высокий, спортивная
фигура... Не в этом же дело! Не знаю. Ничего не было в нем особенного. Теперь бы сослались на
биополе, на совместимость астрологических знаков и т.п. Понятия не имею. Но в его присутствии
меня охватило такое состояние покоя, радости, полноты жизни, какого сроду не было, ни до этого,
ни после.
На ближайшей станции сели пожилые муж с женой. Мы потом стояли в пустом коридоре,
глядели во тьму. Мир летел кувырком мимо нашего окна. Я, дура — первая притянула к себе его
голову, поцеловала. Он при этом сообщил, не без юмора: "Меня зовут Виктор Николаевич".
Ощущение необыкновенного родства, счастья меня захлестнуло.
Он стоял рядом, обняв меня одной рукой. Глядел в темное окно. Все же, видимо, почувствовал
необычность ситуации, удивленно сказал: "Какая близкая!" В раздумье добавил грубовато: "Вот
будет смех, если мы с тобой вместе поедем на Крайний Север".
Все казалось возможным тогда.
Он с усмешкой провел рукой по своей голове. "Как раз перед отпуском побрил". ("Боится стать
лысым? Все равно красавец"). "Вот я в нормальном виде". Он раскрыл передо мной какое-то
удостоверение. Я взглянула на фотографию, почти не видя. На фамилию и прочее умышленно
смотреть не стала. Зачем? Словно проверяю, кто такой.
Пили чай вместе с соседями. Он мне только сказал перед станцией: "Давай вместе выйдем!
Заедем куда-нибудь. На несколько дней... На Каспийское побережье"...
Куда-нибудь... На несколько дней... Если бы он предложил на всю жизнь, я бы еще подумала. Но
что я буду делать через несколько дней, если в моей сумке ни рубля, одна мелочь? Не на что
купить обратный билет. Просить у него? Словно плату за эти несколько дней?!
Вдобавок, опоздать из отпуска на работу, совершить прогул. Еще недалеки были от нас времена,
когда опоздание на работу каралось лагерным заключением.
И чувство долга, без любви, увы.
Короче говоря, ответом было решительное "нет". Меня сковало сознание того, что все
происходящее нереально. Так быстро летело время, так я была счастлива. Никогда я больше не
была счастлива, ни до того, ни после! Ну, что говорить. Растерялась.
32
Он не блистал интеллектом, не отличался интеллигентностью. Но вот покорил меня сразу и
полностью. Удивительно и непонятно. Так никогда не было.
Странно. В его лице какая-то едва уловимая черточка. Мне кажется в ней-то и заключено все его
обаяние. Что-то суровое, решительное. И сдержанное достоинство. И при этом глупая гордыня во
мне. Даже сейчас не могу понять себя тогдашнюю. Не поеду и все! Прощай! Хотя, когда
стремительно надвигалась наутро его станция, он получил все же листок, вырванный из блокнота
— почтовое отделение, куда можно писать до востребования, моя фамилия, имя, отчество.
Да глупости все! Когда я приехала, заболел муж. Грипп, воспаление легких. Я заботилась о нем,
как же иначе. Потом был грипп у родителей и, наконец, у меня. Пока выбралась на почту... Да
наверное, письма никогда и не было, я это чувствовала. Искать его? Но ведь я, дура восторженная,
не посмотрела на фамилию в удостоверении.
Была вчера мысль подойти. Сразу или позже. Напомнить ему о себе. Да, была, мелькнула.
Зачем! Он ужаснется, увидев обшарпанную старуху. (Хорошо, что на остановке не узнал, не
заметил). Наверняка нынешняя его жена выглядит иначе. Да какая мне разница! Не все ли равно?
А он! Знал мою фамилию и не нашел меня, даже не написал!
Или написал, к примеру, через три месяца, когда я уже перестала ходить на почту? Кто знает. А
вдруг это вообще не он. Скорее всего —не он. В общем, сущие пустяки... Но если верно, что когдато кто-то разделил каждого на две половинки и половинки разбросал по свету, я свою половину
однажды в молодости встретила. И не смогла сохранить. Потеряла.
Теперь я издали проводила его взглядом, когда он, высоченный, суровый, чуть вразвалку
направился к приемному отделению. Мы с Тамарой пошли в корпус, похожий, оказывается, на
казарму, но представлявшийся мне верхом великолепия.
И все. И гром не грянул. И земля не остановилась в своем вращении. Тогда, много лет назад, не
остановилась. А теперь что! Может быть, это и не он. Здорово изменился: лицо изможденное,
постарел, седой совсем, его трудно узнать. Я теперь отчего-то почти равнодушно глядела на него.
Конечно, не он. (Я бы почувствовала!).
Он как-то слишком отдаленно, смутно напоминал того, в поезде... Мало ли кто кого смутно
напоминает.
Разыскать его, пока он там в Архангельском? Зачем? Он чей-то муж. Дедушка, может быть...
Специально идти стричься, краситься... Выгладить единственное приличное платье —
крепдешиновое, черное, с белыми крапинками (не ахти что, и не такое уж новое). И ведь не знаю
фамилии… Как найти? Ждать у столовой? Потом добираться автобусом до Москвы. Как говорил
один персонаж после несостоявшегося свидания, кажется, чеховский Ионыч: "Сколько хлопот,
33
однако!"
Тема такая избитая: "поздняя встреча", "в мире новом друг друга они не узнали",
"несостоявшаяся любовь". Чепуха! Чушь какая-то. Вдруг померещилось!
Бисмарк вроде бы утверждал, что мимо каждого когда-нибудь в жизни проносится богиня удачи
Фортуна. И удачливый от неудачника отличается тем, что успевает вовремя ухватиться за ее
развевающиеся одежды.
Я начисто лишена была в юности кокетства. Серьезная, строгая. Любят более очаровательных,
умеющих завлекать, или тех эгоистичных, своенравных, которые никем не дорожат.
За окном все ярко залито солнцем, свежесть, прохлада — и тепло, тепло. Вчера трепетала слегка
листва деревьев, а сегодня не шелохнется. Я лежала все утро на своем жестком, облезлом
диванчике и меня вдруг охватила... ненависть.
Я вдруг почувствовала, как обездолена была всю жизнь. Вечно — скудная нужда, однообразное
прозябание. А где-то в мире дворцы, прелестные наряды... А курорты, морское побережье,
природа разных широт. Путешествия, города, разные языки, народы. Сокровища искусства. А
великолепные врачи, с которыми в тысячу раз проще, легче преодолевать любые болячки. Я вот
зубы не могут вставить, на нижней челюсти осталось два зуба, из которых один шатается. В
районной поликлинике очередь на пять лет. Это для пенсионеров!
Как я жую?! Сама не знаю. Ем только то, что могу разжевать, а могу разжевать немногое.
Соседка с трудом пробилась в клинику научно-исследовательского института, ей сделали какую-то
коронку, внесли инфекцию — страшное дело. До сих пор болеет, зуб пришлось удалить, десна в
таком состоянии, что нельзя протезировать и, может быть, вообще, нельзя будет. Нет, я лучше буду
питаться манной кашей, чем идти к этим беспомощным и равнодушным дебилам-врачам. И
вообще, я сегодня в гневе, меня охватывает ужас — куда ушла жизнь, силы, может быть и
способности, данные мне природой! Где любовь? Где умные, близкие друзья? Где все радости
жизни? Дети, наконец. Шелковистые, беспомощные, крохотные. Потом они вырастают. Любили
бы меня... Впрочем, что я могла им дать? Видеть их страдания хуже, чем быть одной. Водить их к
этим врачам, в эти жуткие школы...
"Вы просите песен? Их нет у меня".
Я так понимаю всех этих обездоленных, униженных и оскорбленных, что выплеснули свою
ненависть во время Революции 1917-го. "Бить, крушить, уничтожать!" Эти толпы, эти
красногвардейские отряды — молодые парни с рабочих окраин, беглые солдаты, удравшие с
каторги уголовники... И с ними все, кто чем-то не удовлетворен или мечтает о будущей
справедливости, когда наконец уничтожат баловней судьбы. "Весь мир насилья мы разрушим... До
34
основанья... А затем..." Что затем — там будет видно. А пока — бить, убивать, крушить! Всю
накопившуюся ненависть излить. Я сейчас их понимаю! Ненавижу сейчас, в этот миг, счастливцев,
кто поглощал, брал все от жизни (в том числе, может быть, и то, что мне предназначалось!).
Поглощали беспрепятственно, ловко, прикрываясь всяческой демагогией. Мне понятны все эти
толпы, заряженные ненавистью, одержимые диким стремлением: "Бить! Убивать!" (Только
скажите, кого! Киньте только клич!)
Я их понимаю! Меня тоже на миг охватывает слепая злоба.
Несчастливая, обездоленная!... В таком настроении люди впадают в запой или еще как-нибудь
куролесят. Особенно те, кто помоложе, покрепче здоровьем. Человек я далеко не праведный,
обыкновенный, эгоистичный, как почти все..!
В окно глядят озаренные солнцем деревья, тихо трепещет густая зелень листвы. Божий мир
велик, прекрасен. Мы устроили мерзкую, несправедливую жизнь, рвем друг у друга блага, которых
не хватает на всех. А когда наступает кризис, взрыв, зачастую он обрушивается в первую очередь
не на главных виновников — на статистов. А главные преступники ловко переводят стрелку,
направляя гнев масс по другому пути. О, несется бешеный паровоз, неистово громыхают пьяные
тачанки... Вопли... кровь...
И в момент беспредельной ненависти и злобы я обуздываю завладевшие мной темные силы,
дьявольское наваждение. Меня никогда не учили Закону Божьему. Знаю заповедь: не делай другим
того, чего себе не желаешь.
Если сделала я в этом мире хоть каплю добра, быть может ждет меня в ином мире прощение.
14 августа 1991 г.
Все новые акты человеческой комедии... Каковы ее сверхзадача и сквозное действие? Как
трудно их разглядеть в калейдоскопе действующих лиц и сменяющихся декораций!
Идет ломка мнимого "социализма" с его убыточной затратной экономикой, который не может
сохраниться
без
террора,
неспособен
к
саморазвитию.
Горбачев
искренне
пытался
модернизировать этот "социализм", сделать его демократичным, жизнеспособным и — ослабил
узду. Стихия вырвалась из-под контроля, вся система зашаталась. Он отчаянно маневрирует между
новым и старым, а его обвиняют в половинчатости. Ельцин с теми, кто видит необходимость
коренных перемен. В этом суть разыгравшейся ныне драмы. В ходе ломки — назревающий распад
Союза, нынешняя неразбериха с противоречащими друг другу решениями союзного центра и
35
республик. Это очень опасно!
"Грядет великий передел власти и собственности".
Ельцин сейчас кумир наших сбитых с толку народных масс. Ему и его единомышленникам
еще верят. Горбачеву и его окружению — уже нет. За этими фигурами — смена одного строя
другим.
Крушение искусственного сталинского "социализма" и возвращение на "общечеловеческий
путь" внешне выразилось в борьбе "партийной номенклатуры" и "демократов", а в более
концентрированном виде в борьбе личностей, олицетворяющих современную историю. Символом
радикальных перемен стал Ельцин.
Когда-нибудь новый Шекспир создаст новую драму о нашем времени. Среди многих ее
эпизодов будут выборы Председателя Верховного Совета РСФСР.
Бушевали толпы, требуя Ельцина. Такой сильный, большой, такой честный, решительный,
непреклонный... И теперь он, как вол, тянет главную тяжесть всех заседаний и решений съезда
РСФСР. Что впереди? "Строительство капитализма" и буржуазно-демократической республики?
Не оказаться бы на стадии раннего, хищнического капитализма. Ведь во всем мире капитализм с
его частной собственностью уже постепенно видоизменяется. Я вычитала, что в США, например,
11 миллионов человек заняты "абсолютно на социалистических предприятиях, которые не имеют
хозяина, управляются коллективом. Это собственность рабочих". Это уже элемент социализма.
(Наряду с этим существуют всевозможные другие виды частной собственности). А их уровень
социальной защиты! Тоже элемент социализма. За долгие века они более или мене упорядочили
свою жизнь.
Мучительно шли выборы в местные Советы. Сколько извели бумаги на обращения к
избирателям! Обклеивали воззваниями входные двери в домах, бросали в почтовые ящики.
Оглядываюсь на прошедший год. Митинги, порой грандиозные. Вот на моем столе старая
"Вечерка" от 16 июля 1990 года. Людское море. "Собравшиеся на площади кричали: "Долой
КПСС!", а в "Огоньке" в мае того же года — фотография: митинг протеста у здания киевского
обкома партии. Толпа с лаконичным лозунгом: "Партмафii - hi".
Люди стали во множестве выходить из партии, приостанавливать членство и, прежде всего,
уплату взносов.
Что-то будет? Господи, дай нам разум и взаимопонимание. Толпы, наэлектризованные
противоречивыми лозунгами, а в головах смута. И уже стали назревать распри. Темно, страшно.
Озверели, возненавидели друг друга.
Мы жили этот год в условиях надвигающейся катастрофы. Кое-где она уже произошла — в
36
Сумгаите, Баку, Оше и др.
Совершенно опустевшие продовольственные магазины. Ни молока, ни картошки, ни моркови,
ни крупы. Толпы все мгновенно сметают. Я думала тогда: "Слава Богу, хлеб еще есть. Если
начнутся перебои с хлебом, тогда конец! "
Числа 30-го марта исчез хлеб. Возле булочной — дикая толпа. (Соседи заблаговременно сушили
сухари). Я лелеяла смутную надежду, что когда 2-го апреля цены подскочат (либерализация цен),
продукты в магазинах появятся, хотя бы на время. Будет и хлеб. А потом что, еще через несколько
месяцев? Не хотелось думать.
В последний день марта я смотрела по телевизору очередное заседание почти до трех ночи. Как
выдержать? По временам слабеют руки и ноги, ломит затылок.
Наконец, 5-го апреля съезд закончился. На следующий день я пошла в магазин, а там кефир,
молоко! Масло свободно (по 10 р. килограмм). Сколько еще недавно надо было выстоять, чтобы
купить кусочек!
Соседи рассказывали, что где-то в "кулинарии появилась мороженая треска". Чудо! Цена,
правда, в 10 раз выше, чем прежде. Но все же! Где-то видели мясо. Плохое, страшно дорогое, но
оно свободно лежало! Продукты по новым ценам покупали уже совсем иначе — мало, неохотно, с
ворчанием, недовольством. (У многих запасы минимум на полгода).
Я в своей "конурке" в сущности оторвана от жизни. До меня доходят лишь детали, отзвуки. Но
по ним я пытаюсь восстановить целое и представить себе его суть.
Например, как-то возле детской площадки, на скамейке под навесом — две мамаши "в фирме".
Одна рассказывает:
"Я была в доме, где все — супер. Мебель — супер, коньяк — супер, сигареты-супер".
У всех, кто слушает, сразу вопрос (не вслух, а мысленно): "Кто эти люди? Отчего у них суперконьяк, а у других проблема — купить обыкновенного молока детям?"
Когда ушли с детьми эти мамаши, явно гордые своей (хотя бы отдаленной, быть может)
причастностью к миру "высших ценностей", две другие, сидевшие на той же скамейке, долго
оставались под впечатлением услышанного.
"У меня все не — супер, значит я ниже! — сказала одна, хорошенькая, одетая не модно. — Я
никто, полное ничтожество!"
Размышляю о несовершенстве жизни. Да только ли нашей? Ну, построим капитализм или
посадим на трон царя... И что? Жизнь от этого станет более справедливой, люди — лучше? Да
ничего подобного.
"Вы, жадною толпой стоящие у трона, свободы, гения и славы палачи..." — писал великий поэт.
37
У любого трона вскоре образуется эта жадная толпа. А прогонишь ее, посадишь на трон генсека
вместо царя и — новая толпа из вчерашних работяг, уж никак не менее жадная и наглая, чем во
времена Лермонтова.
Надо каждому дать какие-то иные ориентиры, научить — каких принципов придерживаться, к
чему превыше всего стремиться.
Исчезнут, забудутся подробности нашего быта. Очевидно, со сменой очередных декораций все
это изменится.
В середине апреля 1991 года. я встретила на улице знакомую. Она парикмахер. Не преминула
сообщить, что услуги подорожали на 55%. Самое удивительное, что зарплата парикмахера притом
не возросла, но уменьшилась. Государство стало больше забирать. Моя дама в таком гневе, что,
видимо, ситуация в их парикмахерской взрывоопасная, почти как в шахтах Кузбасса. Вот ее
отношение к союзным властям, которые пока все финансы держат в своих руках: "Гады!" И совсем
угрожающе: "Народ еще не очухался!"...
Я подумала: если народ "очухается", будет хаос, кровь, катастрофа. ОМОН всех работать не
заставит. А союзный центр ситуацией не владеет.
Газеты тогда сообщали, что если срочно не будут приняты меры, уже в начале или середине
лета произойдет социальный взрыв. Даже я в своей одинокой конурке это чувствовала. Страшное
предгрозовое время. Бастуют, митингуют... Все катилось в пропасть. В нашей аптеке исчез
валидол, редкостью стал анальгин.
12-го июня были выборы Президента России. Потом августовский путч — и рухнула империя.
Быстрей, чем ожидалось.
Говорят некоторые, что "Гайдар вскочил на ходу в поезд, несущийся в пропасть". Да, он взял на
себя неблагодарную миссию — вести дальше этот злополучный поезд.
Не назад к дореволюционным порядкам, а вперед — вот что нужно. Что бы ни говорили
нынешние апологеты старой России, ее сроду не видавшие (в том числе те, чьих предков, быть
может, пороли на конюшне в старинных имениях "поручика Голицына" и "корнета Оболенского"),
я больше верю таким знатокам, как Бунин, Чехов, Достоевский. Они отнюдь не лгали, рисуя все
вопиющее несовершенство тогдашней жизни.
Мне ленинский идеал представляется так. Захватить власть, воспользовавшись беспорядками в
стране, и с помощью террора немедленно строить социализм — более совершенный строй,
который Маркс и Энгельс предвидели в будущем (вероятно, весьма отдаленном, они ведь сроков
не указывали). Отобрать частную собственность, поубивать ее владельцев, если будут
сопротивляться, и всем поровну выдавать какой-то минимум по возможности. Увы, террор в
38
дальнейшем ведет к неограниченной власти и ее жутким злоупотреблениям.
Социализма еще не было никогда. "Строить" его — все равно что "строить" капитализм в
пещерном веке. Нужны совсем иные материально-техническая база и уровень сознания.
Я бы решилась вот на что: обратить в акции почти всю государственную собственность и
выдать их всем поровну с ежемесячной выплатой каждому реальных денег — процентов от всей
государственной прибыли. На такой основе у людей будут новые отношения. А сверх того,
конечно (пока!), — различная зарплата у работающих, всевозможные доходы (облагаемые налогом
в пользу государства), пенсии и т.п.
Даже никаких бумаг не выдавать, никаких акций. Просто всем (кто имеет паспорт и место
жительства) ежемесячно выплачивать равные доли.
Мне кажется, наломав дров, намаявшись, к этому в конце концов мы придем вместо всей
нынешней путаницы. Вся история — длинная цепочка проб и ошибок.
Это хотя бы скромнейшее обеспечение плюс нравственная истина (общедоступная, доведенная
до каждого), и люди постепенно становились бы лучше. И как утверждал Лев Толстой: "... Будут
люди лучше, и сама собою устроится та жизнь, какая должна быть среди хороших людей".
Но сейчас... Моментально кое-кто ухитрится иметь не одно, а три места жительства и всюду
пропишется, зарегистрируется. Как быть? Не знаю. Все опять упирается в нравственное развитие.
За долгую и довольно однообразную жизнь я все же, кажется, приобрела надежду, что мир
движется к улучшению через промежуточные зигзаги и противоречия. А потому: "Неси свой крест
и веруй". Несла. Работа не по призванию, замужество не по любви. Так долго, мучительно болели
родители, муж, я за всеми ухаживала. Сколько я вынесла при этом! Разрывалась между
служебными и домашними обязанностями. Все недостатки, нелепости нашего быта, нашего
сервиса, торговли, медицинского обслуживания прошлись по мне.
За какими-то пустяковыми справками я всю жизнь бегала, ездила, выстаивала в изнурительных
очередях. Мы вчетвером жили в одной комнате. Потом родителей по очереди парализовало...
В одиноком седеньком существе, копошащемся вокруг скудных бытовых дел, невозможно
узнать светловолосую (миловидную, кажется), девчонку (из "интеллигентной", но нищей семьи) —
с легкой усмешкой во взгляде, с вздернутым широковатым носиком, серьезную, с чувством меры,
достоинством и вкусом, неведомо каким образом передавшимися от замотанных родителей.
Я из тех, что всю жизнь в общем потоке теснились в часы пик на общественном транспорте,
стояли после работы в очередях, варили немудреную еду на захламленных коммунальных кухнях.
Меня терзали жизнь, нужда.
39
Страх поутру, что все сначала...
Я терпела хамство приемщиц, ранодушие продавщиц. Я полжизни провела в очередях за
продовольственными и промышленными товарами.
Я в своей "шарашке" составляла бумаги. Отчеты, сметы... Вычисляла, считала, заново
пересчитывала, наверное, за жизнь извела какой-нибудь небольшой лесок, переработанный на
бумагу.
Теперь я пытаюсь уловить и осмыслить то, что носится в воздухе, смутно ощущается. Хочу
сделать смутное ясным, сложное — простым. Зачем это мне? Понятия не имею!
***
Отобрала основные заповеди из Нагорной проповеди
и
снабдила их краткими
комментариями. Отобрала также некоторые притчи Иисуса Христа, сформулировав
по-
современному их краткое содержание. Жизнь показалась вдруг ясней и светлей!
15 января 1992 г.
Мы еще не умеем не мучить друг друга. У нас бесчисленные законы, инструкции, указы, где все
длинно, запутанно и невнятно.
Решая очередную проблему, мы постоянно создаем две новых, тонем в путанице частностей.
Вот, скажем, пример из области социального обеспечения.
В связи с неоднократным пересчетом пенсий мне как-то пришлось поехать в собес. Дозвониться
не могла: занято или не отвечают. Говорят, что там не отвечают специально: у сотрудников
небывало прибавилось работы. Если вдруг ответят, ничего выяснить нельзя: выслушать не хотят,
очень торопятся, туда-сюда отфутболивают.
Боже мой! Какая толпа в тесных коридорчиках собеса! Я почти семь часов там провела. В
результате выяснилось, что еще недостает пары бумажек, из-за них я что-то еще, мне положенное,
недополучаю...
Вначале все шли к женщине, сидевшей за столом в коридоре. Она оказалась очень любезной,
записала на листочке номера кабинетов, куда надо сначала пойти: к начальнице отдела или к ее
заместителю. Я пошла на второй этаж к начальнице.
— Можно к вам? Здравствуйте!
Крохотный кабинетик, горы папок, бумаг. Молодая шустрая особа, не слишком приветливая,
40
разговаривала по телефону долго и, кажется, без особой надобности — о том, о сем. Я войдя,
остановилась у двери, ждала приглашения сесть. Начальница продолжала болтать, а я не садилась,
— мне было интересно, сколько времени она меня продержит на ногах. Наконец (весьма нескоро),
вдоволь поболтав, она с неохотой произнесла:
— Садитесь. — И ни слова о том, что я уже давно стою. Я объяснила свой вопрос и в ответ
услышала: "Идите к инспектору!"
Легко сказать: "Идите!" На подступах к двери, за которой священнодействовал инспектор (и у
других таких же дверей), стояли мощной стеной двужильные пенсионеры и пенсионерки. Они еще
в пять часов утра явились записываться и затем, получив талоны, дожидались приема. Без талона
стоять бесполезно.
Я все же почерпнула информацию: в 19-м кабинете "живая очередь", т.е. можно попасть к
другому инспектору без талона. Я опять поднялась на второй этаж, стала в хвост. Пришлось стоять
в узеньком проходе, меня со всех сторон толкали.
Чувствуя, что становится дурно, я вышла на улицу, стояла там долго, напрасно ища взглядом
скамейку. Рядом сберкасса. Можно там посидеть?
В одном зале толпились взмыленные клиенты, в другом было тихо, просторно, пусто. Черные
кожаные диваны, кресла, полумягкие стулья с красной обивкой. Сверху надпись на двух языках:
"отдел внешнеэкономических операций" или что-то в этом роде. Сбоку отгорожена служебная
часть. Многочисленные, сидевшие за стеклом девицы, посмотрели на меня с недоумением. Чтобы
избежать расспросов, я ушла в тесный, обшарпанный собес, где душно, как в аду, и на медленном
огне поджариваются пенсионеры.
Как терпеливо стояли в жаркой тесноте эти старики! У многих выучка еще сталинских времен.
Тут были и совсем "доходяги" с трясущимися руками, и всевозможные инвалиды. У меня
застучало в голове от поднявшегося давления.
Говорят, что в дальнейшем введут еще какие-то коэффициенты к пенсиям. Снова ринутся сюда
толпы.
Бесконечное количество частностей, будоражащих души нищих стариков. Ну зачем все размеры
пенсий сломали, все перепутали! Коэффициенты, надбавки, индексации, компенсации, субсидии, а
по сути — ерунда. Увеличили бы прежние пенсии, к примеру, в 10 раз, было бы то же самое. А
затем, с ростом цен добавили бы всем какую-нибудь одинаковую сумму — и все. Никакой беготни,
пересчетов, мучений.
А так. Сколько обиженных, недополучивших то, что им сейчас якобы положено, сколько
стрессов, беготни за справками, споров. Старые, больные люди. При нашей безалаберности даже
41
доброе дело оборачивается новыми мытарствами. Что за несчастное общество. Слопало наши
жизни! Я готова любую цену платить за нынешнюю свободу слова. Но кто придумал эту сложную
чехарду с пенсиями? Дайте на него хоть поглядеть!
Столько разных указов, льгот, статей. Всем кажется, что они чего-то недополучают. И зачастую
это так и есть. Тут сам черт ногу сломит. Собес далеко не все учитывает и выплачивает. Сколько
стрессов для нищих стариков!
Опять вспоминаются слова Платона из его книги "Республика": "Никакая организация не может
быть лучше, чем качество людей, составляющих ее".
Но собес — лишь одна мелкая деталь общей картины.
У молодежи голова идет кругом. Иные так поняли, что теперь не надо учиться, производить,
создавать — только делать деньги.
Встретила возле дома соседку, школьную учительницу. Говорит: "Дети на головах ходят".
Несколько примеров. На уроке девочка спит. Получив замечание, оправдывается: "У меня была
бурная ночь!" Потом добавляет с пренебрежением: "Вам этого не понять". В другом классе на
уроке девчонка сидит на коленях у парня, они целуются. Учительница им строго указывает: "Что
вы на первой парте расселись! Идите хотя бы на пятую!" Преподает она математику. Поставила
двойку восьмикласснику, чей папа какой-то начальник в сфере ритуальных услуг. Мальчишка с ней
пытается договориться: "Если вы поставите мне тройку, мой папа обеспечит вам место на
кладбище". (Это место теперь дорого стоит).
Я недавно звонила своей приятельнице Лидочке. Мы никогда не встречаемся, ей вечно некогда,
семья. Она мне поведала, что 12-летняя внучка занималась проституцией, "бегала по Арбату", не
приходила домой ночевать. Когда ее дома просили ходить в школу, она отвечала: "А мне до фига".
Сейчас внучка в психиатрической лечебнице. Может быть приобщилась к наркотикам?
Литература, искусство, средства массовой информации, общественные науки, политика и т.д.,
по возможности, должны стремиться к максимальному внедрению в сознание всех людей
нравственных принципов. (Не столь важны религиозные обряды, форма, сколько суть и смысл.
Божьих заповедей — ясно, по-современному изложенных).
Главное не государственная религия — православие, к примеру, или ислам, а общие для всех
религий принципы добра, заставляющие совершенствоваться каждого человека — христианина,
мусульманина и др. Путь усиления национализма — людей разделяет (не меньше, чем классовый
подход). При нем неизбежны конфликты —между республиками, внутри республик. В каждой —
коренная нация, национальные меньшинства. Ведь многие миллионы проживают за пределами
своих национально-территориальных образований. Сколько спорных вопросов, обид, самолюбий.
42
Это — десятилетия мучений, кровопролитий, взаимной ненависти. И это — отгораживание других
наций от более высокой русской культуры, способной их несравненно обогатить! Это —
заклинивание их только на "своей" национальной культуре — иногда подчеркнутое, нарочитое, с
неким вызовом. Не самосознание, а национальное самодовольство (с обеих сторон).
Националистический и классовый подходы сходны. Оба — от нехватки, с целью добыть
материальные и прочие выгоды "своим".
Для меня Россия — не место проживания. Она — во мне. Но противопоставлять ее другим не
следует, надо по возможности уберечь ее от войн, бедствий, кровавых разборок.
Пока сделайте хотя бы шаг вперед на пути всеобщего духовного совершенствования и
взаимопонимания вместо того, чтобы демонстрировать по телевидению роскошные приемы,
фестивали, ночные клубы для богатых, наглость и хамство, примитивный "секс" и бесконечные
мордобития вместо искусства.
Главная беда — у нас доход не зависит от количества и качества общественно полезного труда.
А как это преломляется в сознании окружающих? Потому-то и нужны "элементы социализма"
(не
мнимого,
но
подлинного),
сочетание
капитализма
(единственно
возможной
пока
экономической системы) с "элементами социализма", уже возможными на современном этапе.
И нельзя, мне кажется, пренебрегать уроками истории. Как я себе представляю, к примеру
политику "нового курса", начатого Рузвельтом в 1933 году?
Американский Белый дом взял на себя ответственность за процветание нации. Рузвельт ввел
некоторые элементы централизованного планирования. А увеличив налог на сверхприбыли
трестов, он добивался более равномерного распределения доходов среди американского населения.
Во всем нужна мера, конечно. Ведь нарушив ее, можно добиться противоположных результатов.
Рузвельт внес в капиталистическую экономику "элементы социализма", и это дало плоды. Так
давайте и мы внесем некоторые элементы, чтобы устранить хаос и развал.
Мы в силах внести свет в свой разум. И в момент озарения увидеть долгую дорогу, по которой,
толкаясь и мешая друг другу, кто впереди, кто далеко сзади, движется человечество к
совершенству — не прямо и неуклонно вперед и ввысь, а путем зигзагов, наступлений и
отступлений, сквозь густые заросли заблуждений и предрассудков, то теряя ориентиры, то вновь
их обретая.
14 апреля 1992 г.
43
Болею, обычная простуда. Но самочувствие отвратительное. Голова болит, глаза слезятся, горло
воспалено. Я все-таки вышла в магазин. Свободно взяла два пакета молока — стерилизованного
(другого не было) по 13 р. и хлеб по 3 р. 60 к. батон.
Поглядев издали с некоторым сожалением на масло (183 рубля килограмм), я ушла восвояси. Ни
одной банки топленого не подготовила на зиму, в отличие от всех моих соседей и знакомых.
Глупая старуха: вместо этого размышляла о судьбах человечества.
Эх, ну чего нам не хватало? Свободы высказываться? Зато теперь, чуть что — бегут на площадь
митинговать. Соседка Аня (в прошлом бухгалтер, ныне уборщица) в феврале участвовала в
"марше голодных очередей". У нее дома запасена тонна картофеля, 19 литров подсолнечного
масла, ведра с топленым маслом, мешки с сахаром. Сухарей насушила столько, что хватит до
пришествия коммунизма. До отпуска цен часами стояла в очередях. Встречая кого-нибудь из
нерадивых соседок, она говорила укоризненно: "Что ты тут стоишь! Иди в очередь!
Я не хочу сказать, что все участники "марша голодных очередей" обеспечили себя такими
запасами. Это просто курьезный случай. Но, может быть, не единственный? Впрочем, оснований
для беспокойства предостаточно. Впереди ожидается рост цен на энергоносители и за этим взлетят
все остальные цены. Возрастут, видимо, недовольство, смута.
Ладно, сварю овсяную кашу и буду болеть. Имеется хлеб, чай, сахар. Пакет картошки — 3 кг,
молоко. Ленинградцы блокаду пережили, а тут грех жаловаться. Несмотря на дикие цены, все же
есть продукты.
*Цены апреля 1992 г.
А раньше все мгновенно сметали. Что творилось так недавно! "Еще живут воспоминанья..."
Полгода не прошло с тех пор, как я в ноябре 91-го, вопреки своему обыкновению, все же встала
в очередь за творогом. Часа полтора отстояла до перерыва, потом составили список. Написали на
моей руке номер 37. Это ерунда — 37-й. Бывали номера трехзначные. Сколько угодно. После
перерыва я снова пришла, отыскала свое место. Сзади меня стояли парализованный инвалид с
палочкой (лезть к прилавку без очереди не решился: все озлоблены, растерзают). Вдруг в соседней
очереди (за сметаной) вспыхнула яростная ссора между очкастым пожилым дядькой и каким-то
приблудным "хмырем", пытавшимся влезть поближе. Были крик, ругань, угрозы. К счастью,
обошлось без драки.
Долго этот несчастный творог не отпускали, потому что продавщица его расфасовывала,
взвешивала, вкладывала в каждый целлофановый мешочек бумажку с ценой. Подготовив
некоторое количество, объявляла по очереди подходившим к ней людям, сколько платить, и они
бежали в кассу, где рядом в сторонке уже выстроилась бесконечная очередь в ожидании молока.
44
Мы стояли, как на иголках: с минуты на минуту привезут молоко и возле кассы возникнет свалка.
Так всегда. И тут нам удивительно повезло! Это счастье, что молока так и не привезли, а то
пришлось бы становиться в хвост молочной очереди!
Сколько волнений. В магазине духота. Стоят женщины с детьми на руках, старики, больные. А
цены без всякой "либерализации" уже тогда взлетели. Еще недавно творог стоил 2 р. 50 к., а тут
вдруг 4 р. за 1 кг. Ругали Горбачева: "Его это не колышет, ему бы только подольше поплавать!"
Какая-то дикая старуха требовала: "За язык повесить!" Всюду полное неверие в "центр". А у
средств массовой информации две главные темы: 1) будет ли голод? 2) будет ли новый путч и
когда? Без конца выясняли, поддержит ли голодный народ этот путч или не поддержит.
Кому тогда в голову могло придти, что скоро — Беловежская встреча трех президентов, что
остальные республики их поддержат, а Горбачев, мирно, без кровопролитий, уйдет на пенсию?
(Это был ноябрь 1991 года). А теперь, в апреле 1992, уже и Ельцина вовсю ругают в очередях. Я
сама слышала.
В той нашей ноябрьской 1991 года очереди за творогом лишь одна гражданка была настроена
оптимистически: "С января отпустят цены, все появится, будем брать всего понемножку — одну
морковку, 200 грамм творога вместо килограмма... Проживем!
Я разделяю ее оптимизм. Стало все-таки легче. Таких, как прежде страшных очередей уже нет.
По Москве ходят слухи о каких-то мафиозных структурах: они якобы все скупают под
прикрытием общего хаоса. Потом будут продавать втридорога.
Может быть, я вообще ошибаюсь и нет вовсе поступательного движения истории? Может быть,
одно только существует — коротенькая, как у мотылька, и безвозвратная жизнь? И безумная,
дикая, отвратительная борьба за власть и неограниченные жизненные блага. И все — ценой чьейто чужой жизни. Господи! Ты есть? Ты нас видишь?
Как-то в марте я встретила по-настоящему несчастного человека. Ночью перед этим выпал снег,
серые мокрые тротуары побелели. Я вышла днем пройтись. За нашим домом снежные полянки,
одна тропинка ведет мимо мусорных баков к детскому парку — небольшому участку,
огражденному низким заборчиком. Там неизменные качели, горка, деревянные фигуры: зайца,
лошади, еще каких-то зверей. Не успев дойти до этой детской площадки, замечаю еще одну
гуляющую старуху. В очень старой, очень потертой желтой шубе, вроде цигейковой, в грязносером шлеме из искусственного меха. Я потом уже разглядела: высокая, царственная фигура, лицо
интеллигентное, смуглое, космы седых волос, выбившихся из-под шапки. Встречаю здесь часто
одиноких старух, вышедших, как и я, подышать воздухом. Иногда мы знакомимся, обмениваемся
45
впечатлениями и, походив, навсегда расстаемся. В рощице гуляет в основном одна и та же публика,
а здесь между пустыми полянками, — отчего-то всегда разная. Или, может быть, мне так кажется,
оттого что я редко здесь бываю.
Поравнявшись с высокой старухой в грязно-сером шлеме и желтом пальто, я ей чуть-чуть
улыбнулась, как "товарищу по оружию" или, вернее, "по несчастью". И вдруг она, как-то странно в
меня вглядываясь, как будто старалась и не могла узнать, подошла поближе и тихо сказала: "Не
могу найти свой дом". Вот тебе и раз! Как теперь с ней быть? Я ведь уже собиралась домой: много
ходить не могу, стоит остудить ноги, начинаются судороги. Вдобавок, сапоги холодные, на сгибах
порванные. Пробовала ее "разговорить", чтобы вспомнила... Она лишь беспомощно улыбалась.
Мы обошли все дома, окружающие полянку, — балочные пятиэтажки и девятиэтажки,
действительно похожие друг на друга. Я устала, ноги озябли. Нет, узнать свой она не могла. По
пути наткнулись на вывеску РЭУ — Ремонтно-эксплуатационное управление. Увы, в субботу и
воскресенье они не работают. Была как раз суббота.
— Вы должны всегда иметь при себе записку с адресом! — поучала я бедную старуху и при
этом подумала, что и мне такая записка не помешает. Если вдруг забуду свой адрес, никто
разыскивать меня не станет, придется блуждать нескончаемо долго.
На запертой двери нашего РЭУ висело расписание, ниже — телефон ближайшего отделения
милиции. Вот куда надо позвонить! (Добираться туда очень далеко, нет сил). Записать телефон
было нечем. Я его заучила и сказала старухе: "Давайти позвоним в милицию"! Но она испуганно
отшатнулась: "Не надо!"
Говорят, на улицах по вечерам перестрелки. Якобы какие-то банды выясняют между собой
отношения. Как быстро изменились нравы! Пьют, дерутся, торгуют девочками. Убийства,
похищение людей, грабежи. Уголовный террор! И растут, растут цены. Каждый магазин смело
назначает, какую хочет. А поскольку изобилия товаров нет как нет, люди платят. Деньги быстро
вылетают. Ужас, паника. Никто не хочет работать. А вдобавок массовое сокращение, увольнения.
Но я отвлеклась, кажется.
Ни одного целого телефона-автомата. Все искалеченные, искореженные, с оторванными
трубками. Словно полчища бандитов рыщут по району, разбивая вдребезги стекла на остановках,
ломая скамьи, лифты в подъездах, исписывая стены мерзкими ругательствами. Жители в страхе не
отвечают на звонки, боятся открыть дверь, не выходят по вечерам.
Что делать? Мне уж стало казаться: вдруг это западня? Вдруг эту старуху нарочно выпустили,
чтобы проникнуть куда-нибудь в дом. А ведь я уже собиралась повести ее к себе, накормить,
обогреть. Не попасть бы с ней в беду... Или скажут потом, что я отобрала у нее деньги. Никакой
46
сумки в руках у старухи не было, карманов тоже. Вышла без ключей?
И вдруг меня осенило: районная поликлиника — рукой подать. Там в субботу открыто до
какого-то часа, есть дежурный врач. Мы найдем ее медицинскую карточку. Если надо, позвоним
оттуда и в милицию.
Свою фамилию старуха помнила: "Пронина". Имя, отчество — Елена Дмитриевна. Живет с
племянницей.
— А племяница хорошая?
Мне как-то показали в роще старуху, которая прописала к себе внучку, приехавшую из
провинции. Эта внучка потом била свою благодетельницу, не давала есть, выгоняла, как собаку, на
улицу. Старуха часами ходила по роще, грязная, голодная, постоянно спрашивая у всех, который
час.
— Племянница хорошая, — сказала моя новая подопечная.
— Она молодая?
— 30 лет (все же помнит!).
— Замужем?
Она отрицательно покачала головой.
— И не была?
— Нет.
— А где вы живете? (Я надеялась, что в ходе отвлеченной беседы, успокоившись, она все же
вспомнит, где ее дом). — С той стороны?
— Кажется, нет...
— С этой?
Она озиралась растерянно. Тоже, видимо, устала и озябла.
— Дай Бог вам здоровья, — сказала вдруг старуха. Мне хотелось ее успокоить, я бодро
объявила:
— Все в порядке. Я знаю, что надо делать. Идем в поликлинику. Это близко, там в медицинской
карте найдем адрес!
— Я много нервничала в последнее время... Уже несколько раз так — выйду, а назад не знаю,
куда идти, — виновато пояснила старуха.
О каких пустяках я пишу! Что делать, нет в моей жизни событий ярких. Все какие-то пустяки.
... У нее благообразное, измученное лицо. Она, видно, из служащих, "пролетарий умственного
труда".
— Курчатов, — произнесла вдруг она неуверенно, улыбаясь чему то своему.
47
— Улица Курчатова? — подхватила я.
— Нет, дом... Я там работала.
— Институт Курчатова?
— Да-да! — она радостно кивнула.
— А какая у вас профессия?
— Экономист. (Коллега значит).
Ведь помнит кое-что. Я назвала улицу, где этот институт расположен.
— Да-да! — радовалась старуха.
— А ваша улица, где вы живете? Такая-то? (Я назвала свою улицу).
— Да, — подтвердила она с меньшей уверенностью.
— Ну вот, видите! Улицу вспомнили. Давайте вспоминать номер дома. Один?
— Нет, — замотала она головой. У нее тяжелые опухшие веки на усталом лице.
"Как у летучей мыши, — почему-то подумала я. — И все лицо одутловатое и желтое. Высокая
царственная старуха с одутловатым, желтым лицом".
—
Два?
— Нет.
Мы дошли до цифры "30", когда старуха неуверенно сказала: — Кажется... 30.
— А квартира?
— Не помню.
Мы уже подошли к зданию поликлиники. Тихо в этом богоугодном заведении в субботу и
совсем пусто. В регистратуре сидела дежурная. Посадив мою подопечную в вестибюле, я
объяснила все дежурной.
—
А
что
мы
можем
сделать?
—
равнодушно
сказала
она.
—
Таких
старушек знаете сколько!
Оказывается, карточки у них разложены по адресам. По фамилии не найти. — Ей кажется, что
дом 30, улица такая-то... Давайте поищем!
— Так там 180 квартир! И вдобавок 4 корпуса, — обескуражила меня дежурная.
Получив разрешение, я позвонила в отделение милиции: номер телефона был в списке,
висевшем над окошком регистратуры. (Очень кстати! Я успела его позабыть).
Объяснив милицейскому дежурному, в чем дело, я просила принять меры побыстрей (старушка
волнуется, устала), но он, с неохотой меня выслушав, сказал в ответ на мою просьбу поторопиться:
— Скоро не смогу.
48
Мы долго ждали. Старуха вконец пала духом, тихо плакала.
Я сказала регистраторше:
— Может быть ее показать дежурному врачу? Вдруг память заклинило от высокого давления?
Какое-нибудь лекарство, укол — и станет лучше.
— Да у всех стариков давление высокое, — равнодушно сказала регистраторша.
Я стала ее упрашивать.
— Ну идите, если хотите, кабинет номер такой-то.
Мы взошли на 3-й этаж, отыскали врача. Оставив старуху в пустом коридоре, чтобы ее не
травмировать своим рассказом, я вошла в кабинет, объяснив все врачу. Тетка средних лет, худая,
сердитая, на вид совершенно некультурная, недовольно отмахнулась от меня, как от назойливой
мухи.
— Я ничего не могу сделать. Путь ищет. Зачем же она ходит, если ничего не помнит? Ей надо
сидеть дома.
Она была права, но что с того. Хоть бы давление согласилась измерить... Нет, она не хотела зря
утруждаться.
Мы поплелись вниз. Долго сидели в вестибюле, ожидая милицию. (Так мы досидимся, пока
поликлинику закроют!)
Меня опять осенило! Оставив старуху в вестибюле, я снова пошла к регистраторше и, когда
отозвался на мой звонок милицейский дежурный, сообщила ему, что какая-то старуха заблудилась,
не помнит адреса, я ее привела в поликлинику и должна уйти, сторожить некому... "Она снова
потеряется и сколько будет канители: розыск, потом с ней что-нибудь может случиться. А сейчас
она здесь". Я опять перечислила данные, какие знала: фамилия, имя, отчество, адрес
поликлиники... Дежурный оживился, когда я заговорила о розыске и прочей нежелательной для
них канители, обещал кого-нибудь прислать и на этот раз, словно ангел с небес, вдруг явился,
необыкновенно быстро, молодой, решительный милиционер и вручил мне записку с готовым
адресом. Дом, корпус, квартира, улица! Это было чудо.
Милиционер спешил и тут же исчез. Но теперь мы нашли ее медицинскую карточку! Там был
телефон! (А старуха говорила, что у них телефона нет). Позвонили. К счастью, племянница была
дома. Вскоре появилась взволнованная пигалица, с криком накинулась на старуху: зачем уходит, а
не гуляет возле дома. Так злая, кусачая собачонка с заливистым лаем кидается на крупного,
ослабевшего от болезней и старости пса. Одинокое, озлобленное существо. Но человек она,
видимо, все же порядочный, неравнодушный. По глазам чувствовалось, по тому как она поправила
на старухе шубу. Она, оказывается, полтора часа бегала, искала, потом, отчаявшись, вернулась
49
домой. А старуха, как побитая собака, пробормотала сквозь слезы: "Хоть бы умереть!"
Они ушли. Я, наконец, была свободна и отправилась домой, не без самодовольства вспоминая,
что не бросила старуху на полпути.
А ведь, скорей всего, просто боялась бросить. Кто-то есть над нами за пределами материального
мира и его законов. Страшно быть старой.
Господи! Спаси меня от потери памяти, от беспомощности, зависимости. Какое это счастье —
читать книги, самостоятельно приходить домой, думать, наблюдать! Я пришла домой, охваченная
глубокой благодарностью за все блага, которыми пользуюсь.
Потом я, конечно, об этом позабыла. Попадая в магазин, стервенею, становлюсь вздорной, ищу
виноватых. Масса поводов на каждом шагу.
Моя защита от окружающего безумия в том, что я сократила до минимума потребление. Мало
хожу в магазины, редко стою в очередях. Как-то перебиваюсь.
Смотрю 6-й съезд. Очень устаю.
В первые дни съезд был похож на партийное собрание 30-х годов, громившее "врагов народа".
"Врагом" № 1 стал нынешний главный реформатор Егор Гайдар, внук известного детского
писателя. Дедушка "рубал контру", а внук начисто лишен воинственности. Небольшой,
коренастый, толстенький научный сотрудник. Но смелости, видимо, у него не меньше, чем у деда.
Прав он по-существу?
Мне как-то не хватает четкой ясности, что конкретно он думает сделать и в какие сроки. Ведь не
биржи спасут экономику, не случайные миллионеры.
За окном дождь стучит по карнизу. Темнеет. На экране знакомые лица, я с ними неодинока.
Еще зимой в нашем доме украли усилитель к телевизионной антенне. Он якобы стоит 59000 р.
Ничего себе, сумма! Виновников, естественно, не нашли. Мы все звонили, то в ДЭЗ, то в РЭУ.
Начальница ДЭЗа всех "облаяла" и ничего делать не стала. Главный инженер РЭУ тоже не имеет
терпения выслушать и вразумительно объяснить, что она собирается делать. Рявкнет, что "на
следующей неделе" исправят и бросает трубку. На следующей неделе все сначала. И так - два
месяца. Райисполкома, куда можно было жаловаться (чаще всего безуспешно), теперь нет. Новый
муниципалитет? По идее, чудесное заведение на расстоянии нескольких автобусных остановок,
ведающее нуждами совсем небольшого микрорайона. Увы, даму, ведающую там нашим РЭУ, так и
не удалось никому найти. То у нее "совещание", то уехала "на места". Боюсь, что попросту бегала
по магазинам. Жаловаться выше — в префектуру? Пробовали, но без толку. Ведь, как ни называй
учреждение, люди всюду те же. Никто не отвечает за двери подвалов и чердаков. Безвластие, хаос.
Вступившие впервые во власть наши демократические руководители создавая вместо
50
исполкомов префектуры и муниципалитеты (и прочие инстанции), вероятно, думали, что заодно
устранят бюрократизм, хамство, равнодушие к людям, взятки. Увы, все это пока что еще осталось.
А поскольку исчез страх, взятки, прежде скрытые, замаскированные в форме подарков и услуг,
стали более откровенными. Стали взиматься более нагло. "Никакая организация не может быть
лучше, чем качества людей, составляющих ее! "
У соседки с пятого этажа, одинокой матери, из крана хлещет горячая вода. Пришел слесарь:
— Нужно ставить смеситель, давайте 700 р.
— Нет у меня столько!
— Ладно, попробую разобрать, Давайте 150!
В конце концов у нас назревало что-то вроде митинга (к этому времени усилители украли еще в
нескольких домах). Нашлись шустрые организаторы-общественники и что-то, наконец,
сдвинулось. Купили новый усилитель, установили. Все у всех наладилось. А мой старенький
черно-белый телевизор барахлит. Как чинить? Наверное, заломят цену. Вдобавок, воруют якобы
детали. Впрочем, что у меня воровать. И детали наверное изношенные. Получу пенсию — вызову
мастера. Главное, вторая программа работает — смотрю съезд.
19 марта 1994 г.
Давно, почти два года не писала. Устала от политики, от жизни. Люди разочарованы, даже
многие недавние энтузиасты. Еще в 1991 году я была уверена, что у нас переход к "дикому"
капитализму сопровождался бы поляризацией богатства и бедности, потребительским бумом,
беспорядочной погоней за сиюминутной выгодой. И страшной ломкой сознания! Все так и
случилось.
Столько было событий... Борьба, противостояние парламента и президента, стрельба на улицах.
Но я пишу не летопись, а заметки.
А что же интеллигенция? У нее долгая история самоотверженных усилий, надежд,
разочарований, утрат. Именно об этом короткое четверостишие современного сатирика. Где-то я
его читала, кажется, в "Литературной газете".
Душа утомилась, погасла.
Запуталась, влезла в халат.
И до сих пор ей неясно:
51
"Что делать?" и "Кто виноват?"
Спорят между собой, переходят в оппозицию к властям...
Газет и журналов больше не выписываю: дорого. Ездить в крупные библиотеки не могу:
транспорт надо ждать часами. Хожу иногда поблизости в захудалую районную библиотеку, беру,
что есть.
Иногда я в читальном зале совсем одна. Люди перестали читать.
Нашу мещанско-буржуазную действительность захлестнуло поверхностно-занимательное
чтиво, "развлекаловка". "Пир во время чумы".
И я вдруг стала писать письмо. Кому адресовать? Там видно будет.
В моей комнате дверь в коридор отсырела и не закрывается. С потолка свисает абажур,
сплетенный из коричневых узких дощечек. Стоит зажечь электричество и на стенах возникают,
отражаются косые полоски из света и тени. Маленький праздник. Но лампочка перегорела, я не
могут встать на стул, чтобы вкрутить новую. Хоть настольная горит пока. Голова что-то по
временам кружится, это самое неприятное.
Письмо без адреса.
Актуальный вопрос — о литературе высокой и невысокой
1) Обывательское потребительство.
Сейчас, когда рухнула попытка быстро создать более высокую и справедливую общественную
систему (а именно первую стадию коммунизма — социализм), нравы и вкус временно снизились.
Чтобы выжить, издательства приспосабливаются к этому (временному!) массовому снижению. В
ходу "макулатура", книжный "ширпотреб", "развлекательное чтиво".
Нам катастрофически не хватает массового этического и эстетического воспитания.
Интересную статью опубликовала в 1989 году газета "Советская культура". Явления, о которых
там рассказано, теперь усилились.
Преподаватели курса "эстетическое воспитание" системы профтехобразования пишут в газету:
"На уроках эстетического воспитания мы пытаемся учить подростков добру, а в ответ слышим
мораль такого рода: "Не будь добрым — и никто не причинит тебе зла!" Мы говорим о морали, а в
ответ слышим: "Да вы что? Сейчас мораль не нужна, это не модно, с ней не проживешь!" Откуда
этот цинизм в 15-17 лет? А вот откуда: "Все свое свободное время подростки тратят на то, чтобы
впитать в себя прежде всего то, что преподносят им Центральное телевидение, кино и эстрада".
А затем идет речь о конкурсах красоты. Чаще всего, на вопрос о том, что привлекает в этих
конкурсах, молодежь отвечает: "Какие у них платья! Фирма!" "И такая откровенная зависть
52
слышна в их голосах, мы бы добавили — злоба, ведь подростки еще не умеют маскировать свои
чувства. Зато они быстро научились разбираться: что дороже — норковое манто или песцовое,
сколько стоит бриллиантовая диадема, за кого может выйти замуж "королева", сколько она будет
зарабатывать и т.д. Где же праздник? Осталось только обывательское потребительство!"
2) Преобразующая сила.
Сколько всей человеческой массе еще
предстоит расти вслед за развивающимися
производительными силами! "У меня ощущение, мы пока в самом начале пути к человеку" , —
признается на страницах журнала один из ведущих драматургов — с полным на то основанием.
Что собой представляет довольно массовый персонаж, взятый из жизни? Как писал критик
Л.Аннинский, в душе этого "сфинкса" — шаткое коромысло, способное качнуться в любую
сторону. Смотря куда толкнут его, умышленно или невольно. Как сложатся обстоятельства. Может
лечь под танки, а может человека растоптать и унизить ни за что. При духовном вакууме, при
отсутствии четкой грани в понимании добра и зла современный герой многих пьес,
"раскрестьяненный", устремившийся к поглощению благ современной цивилизации, еще может
задать загадки.
Потенциальные возможности человека безграничны. И не только в положительном, но и в
отрицательном смысле. "... Человек есть все: все возможности..." (Л.Толстой). Как научить добру,
стремлению к совершенству?
"Чтение Пушкина должно сильно действовать на воспитание, развитие и образование изящногуманного чувства в человеке", — писал Белинский.
Бедные наши "элитарные" выкрутасы... Да если бы у всех нас (почти поголовно) воспиталось и
развилось подлинное изящно-гуманное чувство — общество наше, отношения в нем стали бы
совсем
иными!
Путь
массового
совершенствования
мучительно
долог.
От
недавнего
принудительного единообразия мы ринулись к "непривычности", многих шокирующей, но
ломающей стереотипы. И затем, вероятно, пойдем — к новой, более высокой и умудренной
простоте.
3) О том, как иногда воспринимается высокая литература современниками.
Нелегкий это хлеб, писательский. По поводу гениальной пьесы гениального автора на
следующий день после премьеры газеты писали: "Такого головокружительного падения пьесы мы
не запомним..." А в другой: "Давно не приходилось присутствовать при таком полном провале".
Ну, тут ясно, что речь идет о чеховской "Чайке". А вот о ком следующий уничтожающий отзыв?
Догадаться, пожалуй, трудней. "Ветреная и легкомысленная пародия на жизнь". Это Надеждин
писал об "Евгении Онегине" Пушкина в 1830 году! Вот так. Не то чтобы великий шедевр,
53
"энциклопедия русской жизни", высокий взлет человеческого духа, а всего только легкомысленная
чепуха.
Вот, к примеру, еще отзыв о Пушкине. Булгарин писал о нем: "Ни одной мысли, ни одного
чувствования, ни одной картины, достойной воззрения".
Хотите о Гоголе? Пожалуйста. Н.А.Полевой о "Мертвых душах": "Начнем с содержания —
какая бедность". Вот и "Северная пчела": "От Гоголя многого ждали. Но он разрешился
ничтожными "Мертвыми душами".
Так что, не стоит авторам чересчур обольщаться похвалами окружающих или приходить в
отчаяние от их беспощадности. Все так относительно!
Писатель должен взять на вооружение некоторые поучительные примеры, чтобы обрести
независимость, облагораживать читателя, а не подыгрывать во всех случаях.
"Какой в ней живет высокий дух, — писала об Анне Ахматовой Л.Чуковская, — с каким
могуществом она превращает в чистое золото битые черепки, подсовываемые ей жизнью! (...) В
стихах это уже не помойная яма коммунальной квартиры, а торжественный и трогательный час
похорон".
Ахматова вспоминала: "Меня в жизни очень много хвалили и очень много ругали, но я никогда
всерьез не печалилась".
Не только "помойная яма коммунальной квартиры..." Есть еще и слабости, недостатки самого
поэта. Но лишь коснется "божественный глагол", как пробуждается высокий дух, способный
превратить в чистое золото битые черепки.
Причем житейская суета иногда одолевает человека не только в коммуналке, но и во дворце. К
примеру, знаменитый французский драматург Расин умер оттого, что король ему не ответил на
поклон. Ахматова рассказывала: "Он был в силе, а потом кто-то оттер его. Чтобы проверить свои
акции, он пошел к мессе и стал на положенное ему место. Дождался выхода короля. Поклонился
ему, а тот не ответил. Тогда Расин пошел домой, лег в кровать и к вечеру скончался. Весьма
поучительное предостережение: не быть "среди детей ничтожных мира" всех ничтожней.
4) Несколько слов о путях создания высокой литературы.
Станиславский писал, что произведение вырастает из отдельной мысли и чувства писателя,
подобно тому как из зерна вырастает растение.
А откуда возникает сама эта мысль? Из жизни. Да, конечно, мысль, концепция произведения
уже существуют в жизни. Напряженное внимание позволяет извлечь ее и прояснить. Каждая такая
мысль — зерно соответствующего произведения. Они самые разные, самые порой неожиданные.
Но так или иначе, отражают основные коллизии времени.
54
Вот, например, несколько характерных "зерен", из которых выросли яркие произведения.
Недоумение перед бессмысленностью чьей-то жизни. Или: "Зачем, за что погублен прекрасный
человек? Неужели так и должно быть?" Или, например, душевная тьма и ее власть. Или:
ограниченность понимания и попытка навязывать свое понимание другим. Или, как писал
Станиславский: "Свобода — во что бы то ни стало!" — духовная сущность пьесы "На дне". Или
тема первой постановки "Трех сестер", по словам А.Толстого: "Хрупкость человеческой красоты в
столкновении с грубой, животной мещанской действительностью".
Конечно же, мы знаем от классиков о краткости фразы; о единственном, в муках избранном
слове; об алмазном, очищенном от лишних слов языке. И о зримых картинах, вызывающих у
читателя глубинные ассоциации. О неповторимых приемах, высекающих несколькими штрихами
зримую картину. Кому не хотелось, чтобы фразы пружинили, чтобы в них таилось некое "вдруг",
— неожиданно озаряющая ясность, взлет... Но зачем все это?
Задача искусства — передавать чувства, вытекающие из высшего современного понимания
жизни, те высшие и лучшие чувства, до которых дожили современные люди.
"Хорошая книга — это книга, служащая истине и справедливости", — утверждал книговед
Рубакин.
Претенциозные выкрутасы многих "высокопрофессиональных" современных авторов. Куда и к
чему они зовут? В никуда. Люди это не читают. И правильно делают. К сожалению, вакуум
заполняет всевозможная бульварщина.
В чем состоит главное отличие литературы высокой от невысокой? Надо учесть, что в каждом
сочетаются в сущности два человека — животный и духовный. И тот, и другой существуют во
всех людях в единстве противоположностей. У одних духовный человек — лишь в зачаточном
состоянии, почти вытеснен животным (здесь животные инстинкты преобладают над человеческим
разумом); у других духовный достаточно развит и, по возможности (не без внутренней борьбы),
управляет животным.
Высокая литература обращена главным образом к духовному человеку, невысокая — главным
образом к животному, началу в человеке.
Нельзя пренебречь животным человеком. Ведь это — биологические законы, психика, нервная
система. Но главная цель человеческой жизни — духовное совершенствование.
Духовность — это, прежде всего, нравственность, а не только интеллект. Подлинно
художественная литература будит нравственное начало в человеке.
В сущности, каждый автор так или иначе воплощает свое понимание главных принципов
человеческого поведения и отношений. Он показывает условия, способствующие (или
55
препятствующие) исполнению этих основ. Короче говоря, цель каждого автора: воплощать свое
понимание заповедей и способствующих (или препятствующих) их исполнению условий.
5) Как низвести человека до уровня животного.
А. Платонов писал: "Нет ничего легче, как низвести человека до уровня, до механики
животного. Нет ничего необходимее, как вывести человека из его низшего состояния, в этом все
усилия культуры, истории..."
Все зло, все преступления творит животный человек. Его животные потребности мучительны,
неотступны. Его терзает физическая боль. А духовный ищет истину, стремится реализовать свои
способности, творить добро, благо. Он свободен, счастлив, окрылен.
Может быть, когда-нибудь в отдаленном будущем достижения науки, медицины, разума
приведут к тому, что земной человек сумеет преодолеть в себе страшное и несчастное животное,
сведет до минимума телесные страдания, даст простор духовности. Это будут новые, высшие
существа. Кажется, Циолковский писал, что Земля — один из немногих во Вселенной центров, где
выводятся, создаются в муках высшие существа.
Да, возможно, мы к этому идем, если раньше не уничтожим друг друга в атомной войне.
Впрочем, какой-нибудь Ной и тогда спасется и пойдет снова развитие, родятся новые поколения, и
в страданиях постепенно станут совершенствоваться.
6) Как возвысить хоть на миг душу читателя?
Животный человек с его физическими страданиями, радостями, болезнями в конце концов
умирает. Может быть, духовный остается в какой-то невидимой для нас форме? "Смерть — только
второе рождение для более свободного бытия, — утверждал С.Булгаков ("Свет невечерний"), —
причем душа покидает тело, как бабочка куколку". Может быть, смерть животного человека есть
одновременно освобождение духовного?
Именно к духовному человеку обращена литература высокая. В сущности, главное ее
предназначение — хоть на миг приблизить к Богу душу читателя. По словам Блока: "Поэт должен
писать так, как будто на него смотрит Бог".
7) Немножко о литературе поверхностно-занимательной.
Однажды в день 8 марта газета "Московские новости" подарила женщинам специальный
выпуск. Среди прочих знаменитостей там представлена и английская писательница Барбара
Картленд. Она прелестна. В белом длинном платье, с цветами. Улыбка такая счастливая,
беззаботная. Красиво уложенная светлая прическа... И вокруг все красиво и нарядно.
"Быть в активной форме в мои 90 с лишним лет мне удается по многим причинам... — сообщает
прелестная дама. — Такое занудство, когда вокруг только и слышишь: "Я этого не ем, я того не
56
ем!" Я слишком занята, чтобы интересоваться разными диетами. Гораздо важнее, по-моему,
шевелить мозгами. У меня есть две знакомые герцогини — ну совершенно чокнутые. А все
почему? Потому что они в жизни не прочли ни одной книги и ни о чем не думали, они просто
сидели, уставившись в телевизор. Нужно знать, что ты можешь делать. И делай это. Иногда мне
говорят: "Вы должны отдохнуть". "А зачем? — я отвечаю".
Барбара Картленд побила все мировые рекорды. Она написала 596 романов, которые разошлись
по всему миру в 600 миллионах экземпляров. Она родилась 9 июля 1901 года.
Корреспондентка "Московских новостей" встретилась с неутомимой романисткой в ее доме в
Хатфилде (недалеко от Лондона).
Свой первый роман Барбара Картленд опубликовала в 22 года. В момент прихода
корреспондентки она заканчивала диктовать свои 7000 слов — ежедневную норму. Нечаянно
возникает неловкий вопрос. А как же те "тысячи тонн словесной руды", которые вроде бы следует
изводить "единого слова ради"? В прозе меньше изводится руды, чем в поэзии? Намного ли
меньше? А напряженная динамичность каждой строки? С этим как? Паустовский рассказывал о
22-х вариантах "Любки Казак", полностью переписанных Бабелем от руки. Тот же сюжет, но в
каждом варианте появились какие-то новые слова, менялся ритм некоторых фраз...
Британская и мировая пресса величает леди Картленд "королевой английского романтического
романа". В ее книгах действуют хорошо воспитанные юноши и девушки, преимущественно
аристократы. (Это так приятно! Любовь хорошо воспитанных юношей и девушек! Тем более, в
море современной вульгарности). Да и как иначе можно писать в роскошном старинном особняке,
где потолки с орнаментом, портреты в бронзовых рамах, позолоченная мебель, а на столах и на
полу — вазы с цветами.
Одна из московских читательниц, успевающая поглотить роман Барбары Картленд о любви за
время, которое занимает дорога на работу от метро станции "Савеловская" до "Нагатинской",
вполне резонно утверждает: "Честное слово, это — не худший образец..."
Красноречивы названия: "Пышная свадьба", "Храм любви", "Призрак в Монте-Карло",
"Запертое сердце", "Черная пантера", "Искательница приключений", "Нищий лорд", "Похититель
любви", "Луна над Эдемом", "Огонь любви", "Опасный Денди", "Влюбленный дьявол", "Огонь
желаний", "Змея Сатаны". Какой букет!
Вопрос о массовом чтиве исключительно сейчас актуален!
Да, безусловно, поток романов Барбары Картленд зла не причиняет, если их писал человек
благородный, хорошо воспитанный и весьма, по-видимому, неглупый, если, наконец, они комунибудь скрасят поездку от "Савеловской" до "Нагатинской".
57
Но великая русская литература (да и вся великая мировая литература) предполагает иную цель и
заронила в своих читателях иное отношение к печатному слову, а в пишущих — иные надежды,
муки и радости.
Иногда литература поверхностная, развлекательная может все-таки содержать элементы
литературы высокой. Нет четкой грани, она колеблется, одно переходит в другое и волны бушуют.
Порой в сумраке едва уловим спасительный свет маяка. Но в подлинном искусстве он не гаснет и
ведет за собой.
13 августа 1995 г.
Похолодало. За окном серая тьма. Дождь. Может быть, тепло еще вернется?
В Чечне мирные переговоры и одновременно льется кровь. Искалеченные, убитые... Смотреть
невозможно.
Все вокруг заняты добыванием денег. Банки, биржи, спекуляция... Соседка Тоня у каких-то
иногородних торговцев ("челноков") скупает вещи, затем где-то продает втридорога и якобы
зарабатывает миллион в месяц. А другая, врач, бедствует.
Звонила мне Лидочка. Плачет. Ее сын, инженер — безработный. Внучка вернулась из
психиатрической и опять "бегает по Арбату". Сейчас есть "структуры", которые торгуют
девочками. Хорошенько выпороть девчонку нельзя: угрожает, что уйдет из дома. Невестка
угрожает самоубийством.
Когда будут очередные выборы, Лидочка собирается голосовать за коммунистов. Не потому, что
ей нравятся репрессии и очереди за колбасой, а потому что не нравится нынешний беспредел.
Сейчас
некоторые
журналисты
воспевают
имущественное
неравенство
и
частную
собственность — якобы залог свободы. Полвека назад их собратья глумились над буржуазией,
воспевали пролетариат.
"И новые песни придумала жизнь..."
В свое время под влиянием нашей страны Запад кое-что у себя изменил — социальное
обеспечение, условия труда и т.п. Иначе ему бы тоже угрожала революция. А мы теперь доверчиво
ринулись в "дикий капитализм", давно преодоленный Западом.
Все жаждут денег. И легких развлечений, чтобы забыться.
Появились миллиардеры. Одни люди покупают не просто квартиры — целые этажи, а также
58
дома за рубежом. (и крупные предприятия). Другие — без своего угла.
Я как-то встретила в роще знакомую старуху. Рассказывает, что у нее внук "миллиардер". Поди
проверь. Но все-таки — "нет дыма без огня". Я спросила: "А как он заработал миллиарды? Что он
делает?" (Ведь, казалось бы, сколько надо сделать полезного для общества!).
— Руководит.
— Но чем? Что они производят?
— У них акции, сделки, — туманно ответила старуха, сама, видимо, не понимает, что к чему. —
Он купил трехэтажный особняк для своего офиса. Любовницам дарит кольца с бриллиантами.
Старуха все это рассказывала не без гордости за своего потомка. Но я хотела бы понять, в чем
его вклад в жизнь страны, за что такие доходы.
Не будет улучшения нашей жизни, пока труд на производстве не станет почетным и выгодным!
Сейчас работники многих государственных предприятий на обед и дорогу в оба конца вынуждены
тратить 90% дневного заработка. А невыплаты зарплаты по нескольку месяцев! Кто-то эти
огромные суммы прокручивает в банках, прикарманивая проценты.
Деятельность старухиного внука для меня — любопытная тайна. Молодой человек. Окончил
советский вуз. Ему 24 года. Быть может, скупает акции и перепродает на бирже? А где он взял
первоначальный капитал?
— Он прежде торговал недвижимостью...
Я рассказала старухе про Лидочкиного сына. Может быть, внук-миллиардер поможет? Какуюнибудь работу... Пусть не по специальности... Хоть что-то...
Старуха отшатнулась. "Он сейчас никому про себя не говорит. В него и так уже четыре раза
стреляли".
Нет, я не способна понять новые условия, даже понять их неспособна!
Появились таинственные бизнесмены. Скрывают свои доходы, скрывают свою зарплату,
скрывают, чем занимаются. Вся их жизнь окружена тайной. Ночные клубы "для богатых",
зарубежные путешествия, роскошь. И вечный страх стать жертвой "заказного убийства".
Какие-то невероятные богачи подвизаются в сфере производства, импорта, экспорта...
Государственные чиновники за огромные взятки предоставляют им льготы. И повсюду в стране,
сверху донизу, воцарился культ наживы.
И вдруг кощунственная мысль. Ни с того, ни с сего. Может быть, благодаря беспределу, многие
из тех, кто и раньше был у пирога, обрели капиталы, предприятия, должности, передел власти, и
собственности их не особенно ущемил. А иначе могла быть кровавая гражданская война!
Так что, может быть, все, что происходит, не бессмысленно? Я запуталась! Хватит. Хочу
59
вернуться к бытовой повседневности.
Все чаще, по мере того как старею, вспоминаю моих бедных родителей. Тихие служащие. Вечно
измотанные бытом. Незаметно прошла и моя жизнь...
Вышла замуж за скромного инженера, который потом долго болел. Родители тоже долго болели.
Все они умерли. Я одна.
Как я выгляжу? Худощавая старуха в мешковатом коричневом пальто и в отечественных
полуботинках. Зимой надеваю топорные сапоги и тяжелое зимнее пальто с кусочком рыжей норки.
Ношу его десятый год. На руке висит хозяйственная сумка.
Что-то в облике моем сухое, решительное, но иногда проглядывает нереализованная мягкая
женственность, вернее, отдаленная ее возможность, которая так и не сбылась. Взгляд
проницательный, спокойный, выражает, по-моему, внутреннее примирение с миром и своей в нем
незаметной ролью. Что-то все же я, наверное, могла. Да вот, не сумела.
Говорят, в больнице, чтобы сделать операцию, надо хорошо заплатить хирургу, платить
анестезиологу. Сестры и санитарки не отстают. За всякий укол, в том числе обезболивающий, —
платить, платить, платить. Довести до туалета — две тысячи, переменить простыню — три
тысячи. И страшное, ледяное равнодушие ко всем и всему, кроме денег.
Об одном я теперь мечтаю: поскорей умереть, если вдруг окажусь в больнице.
Я когда-то читала у М.Твена, что каждый человек, встречаясь с другими в течение дня,
оказывает на них незаметное влияние. Точно не помню, расскажу своими словами.
Недобросовестный, грубый работник оказал отрицательное влияние на десяток человек,
пострадавших от его недобросовестности, с которыми он столкнулся, допустим, за день.
Добросовестный работник или просто добрый человек, наоборот, оказывает положительное
влияние. Из тысячи таких воздействий формируется наше отношение к миру и людям.
Сейчас экономический кризис небывало снизил уровень и качество нашей жизни. А война в
Чечне, все новые дикие жертвы и расходы! А преступность и коррупция, почти безнаказанные!
Появилось, правда, больше товаров, почти не стало очередей. Но нет денег, чтобы эти товары
покупать. А свобода... Свобода слова, она, как воздух. Ее не ценишь, когда она есть.
Мы в преддверии новых выборов. Будем выбирать в Государственную Думу, затем Президента.
Предвыборная борьба, фракции, бесчисленные партии — все шумят, мечутся, друг друга
осуждают. Впереди смутное, нелегкое время. А война в Чечне все идет. Каждый день мальчиков
убивают, калечат.
За кого голосовать? Кто сможет навести порядок? Кто, не мучая и не преследуя, не ломая и не
разрушая, сумеет построить и наладить? И всех убедить без обмана. Все друг друга разоблачают,
60
обвиняют. Где истина?
Может быть, перестать вообще думать? Смотреть развлекательные телесериалы, голосовать, за
кого придется, кто покажется более симпатичным...
Убивают банкиров, предпринимателей. Это все "заказные" убийства, за них платят валютой.
Виновников никогда не находят. К сожалению, грабят и убивают не только банкиров. Пенсионерку,
получившую жалкую пенсию в сберкассе, выследили, стукнули в подъезде по голове, отобрали
сумку. Так мы живем.
Сказано в Библии в книге Екклезиаста: "Не скоро совершается суд над худыми делами, от этого
и не страшится сердце сынов человеческих делать зло".
Почти все в нашем подъезде установили в своих квартирах стальные двери с замысловатыми
замками. Такая дверь стоит один миллион триста тысяч рублей. Моя пенсия — сто семьдесят
тысяч.
Возле ванной у меня три электровыключателя (от ванной, кухни, туалета). Кажется, это
называется "хозяйственный блок". Сломался выключатель от ванной. Еще несколько месяцев назад
трудно было включить и выключить свет, блок был плохо прикреплен, но еще держался. Потом
совсем отломался и нельзя было выключить в ванной свет. Позвала из ЖЭКа в электрика.
Молодой, в кожаной куртке, симпатичный парень сказал: "Купите блок, я поставлю. Работа будет
стоить пятьдесят тысяч" (это при том, что у нас теперь гигантская квартплата и прочие
коммунальные платежи!).
— А где его можно купить?
— Поищите по хозяйственным магазинам... Он редко бывает, — припугнул меня парень, —
надо покупать с рук.
— Не можете ли вы достать? Мне трудно ходить по магазинам.
— Я могу вам помочь и дать свой блок, — снизошел симпатичный электрик, — но он будет
стоить пятьдесят тысяч. И плюс работа пятьдесят тысяч. Все в целом — сто тысяч.
Я была вынуждена согласиться. Он ушел и сразу принес этот блок, ловко установил. Получив
сто тысяч, сказал: "Запишите мой телефон, я вам с удовольствием помогу, если что будет нужно".
Заодно еще он встал на табуретку и поменял перегоревшую лампочку в комнате.
Я на днях получила пенсию, заплатила за квартиру. Как я буду жить месяц на оставшиеся
гроши?
У метро мальчишки продают газеты. Дешевле, чем в киоске. Я иногда покупаю, что-то узнаю о
нашей жизни. Оказывается, в стране сейчас около трех процентов богатых или "новых русских".
Это те, у кого месячный доход более 60 миллионов на одного человека. Большинство из них — в
61
Москве. Кроме богатых есть еще "состоятельные", доход которых — от 5 до 50 миллионов в месяц
на одного человека.
Старуха, у которой внук миллиардер, говорила, что до торговли недвижимостью внук хотел
стать священником. В другие времена он бы ринулся поступать в партию большевиков. Молодые и
старые навесили на грудь кресты: модно. И возникла бесчисленная армия церковников... Кого тут
только нет! И великие праведники, и новоявленные вельможи, и доверчивые догматики, ревностно
повторяющие установленные штампы, и ловкие мошенники, скромные, милосердные подвижники,
и непререкаемые властолюбцы.
Сформулировать
бы
в
общедоступной
форме
современную идеологию, включающую
религиозную этику. Но как?
20 сентября 1995 г.
Дождь. Снова осень. Дома страшно холодно. Передел собственности. Хаос и беспредел. Трудно,
смутно... Что дальше?
Сейчас, после повсеместной приватизации, уже невозможен возврат
к полностью
централизованной, плановой системе. Если отобрать всю собственность волевым решением, это
грозит не только гражданской войной, но заодно и полным развалом экономики. А сочетание плана
и рынка возможно. Чтобы государство могло направлять и контролировать, оно должно иметь
экономическую
мощь,
государственную
собственность;
владеть,
к
примеру,
всей
электроэнергетикой, транспортом, нефтегазовым комплексом или большей их частью. Тогда
государство легче сможет преодолеть нынешний хаос и беспредел.
Сегодня читала газету "Правда", старую за 29 августа. Купила ее недавно у мальчишки возле
метро. Интересная статья о взглядах американского психоаналитика Эриха Фромма. У автора
статьи получилась как бы своеобразная "беседа" с ученым, умершим еще в 1980 году.
"Господин Фромм, — спрашивает автор статьи, — наша официальная пропаганда утверждает,
что частная собственность освобождает человека. Так ли это?" Нет, при капитализме, по мнению
Фромма, царят отчужденность и враждебность между людьми. Человек "одинок", изолирован, ему
угрожают со всех сторон" (в какой-то мере это было и при нашем "социализме", должна я
отметить. Но сейчас это резко усилилось).
"При капитализме, — говорит Фромм, — экономическая деятельность, успех, материальная
выгода стали самоцелью".
Не знаю, верно ли цитируют здесь Фромма и что он вообще кроме этого говорил. Но эта его
62
мысль вполне разумна и "беседа" показалась убедительной.
"Является ли стремление к богатству истинным и естественным состоянием человека?" —
допытывается автор. Фромм утверждает: "Всепоглощающая страсть к богатству характерна лишь
для определенных культур, а другие условия могут создать характеры, питающие равнодушие к
материальному богатству или отвращение к нему".
"Сегодня все признают, что общество не имеет идеала, — продолжает автор свое интервью. —
В чем, на ваш взгляд, состоит идеал человека?"
"Все подлинные идеалы, — отвечает Фромм, — имеют одну общую черту: они выражают
стремление к чему-то такому, что еще не достигнуто, но необходимо для развития и счастья
индивида".
"Что же это такое, еще не достигнутое, но необходимое для развития и счастья?" — спрашиваю
я. Фромм говорит: "Частную собственность приходится терпеть лишь как уступку человеческой
слабости... Идеал — если бы только человеческая натура могла до него подняться — это
коммунизм".
Другие условия могут в будущем создать другие характеры.
Да, коммунизм — отдаленное будущее человеческого общества, но в то же время уже сегодня
— ориентир.
Религиозный идеал — проповедь любви к ближнему. Коммунизм —равенство, братство,
человеческая солидарность (не равная зарплата при разном труде, а одинаковая социальная
защищенность людей и действительно равные жизненные возможности себя реализовать). Очень
много общего между религией и коммунизмом, если иметь в виду подлинную религию и
подлинный коммунизм, а не их фальсификацию. Ведь можно ревностно бить поклоны в церкви и
одновременно преследовать, мучить людей. Далеко инквизиции до Иисуса Христа. А к примеру,
кровавые разборки между протестантами и католиками (христиане и те, и другие!)... Религиозные
распри, подавление людей, террористические секты — это все не от Бога.
Итак, с идеалом ясно.
Многие путаники думают, что борются с коммунизмом, а на деле — с подделкой под него.
В ходе "проб и ошибок" мы шарахаемся туда — сюда. Большая часть собственности перешла у
нас в частные руки. Установился капиталистический строй. Вначале естественно "дикий"
капитализм.
Лучше уж цивилизованный, это значит — с элементами социализма. С какими конкретно
элементами?
Если бы меня выбрали в Думу, я бы именно об этом думала. Может быть, заняться этим? И на
63
этот раз письмо отправить? Лучше всего, будущим кандидатам в Президенты, когда их выдвинут?..
***
С учетом заповедей составила что-то вроде"Современной идеологии".
Приложу к письму.
Письмо нашим будущим кандидатам в Президенты
Я как избиратель хочу высказать Вам свои пожелания — несколько слов о нынешней ситуации
и о том, что мне кажется, сейчас возможно.
На смену псевдосоциализму пришел "дикий" капитализм.
Социализм — первая стадия коммунизма, справедливого общества для всех. При данном уровне
производства и сознания он возможен лишь в извращенном виде и неизбежно сопровождается
нерентабельной, затратной экономикой, замаскированными привилегиями, террором. Но какието проблески реального социализма все же были: бесплатные образование и здравоохранение (при
всех нарушениях, привилегиях и недостатках); низкая квартплата; попытка (даже в условиях
страха, лицемерия, подавления мыслей) все-таки воспитывать людей, обуздать их жадность,
преступные наклонности, животные инстинкты.
Возвращаемся на общечеловеческий (отнюдь не безоблачный!) путь развития. Преодолеваются
прежние извращения псевдосоциализма! Но у "дикого", первоначального капитализма свои
особенности: беспредел, коррупция, преступность; поляризация богатства и бедности; наряду с
крушением прежних идеалов — отсутствие новых идеалов и целей, ясно сформулированных, всех
объединяющих.
И в прежней системе, и в нынешней есть свои плюсы и минусы, но разные. Мне кажется, ключ
в том, чтобы позаимствовать плюсы из обеих в той оптимальной мере, в какой это на данном
этапе возможно. Для этого надо проанализировать плюсы и минусы обеих систем (очень кратко
и ясно), а также выявить среди них реальные, возможные в данное время плюсы. Определить
условия их внедрения, их оптимальное сочетание.
Ближайшая задача — преобразовать первоначальный, "дикий" капитализм в цивилизованный, с
"элементами социализма", уже возможными на данном этапе развития общества.
Можно ведь разработать конкретные способы их внедрения. (Ну, конечно, эти элементы
можно как-нибудь иначе называть: не дразнить людей напоминанием о несбывшемся коммунизме.
Слишком дискредитировали хорошую идею. Теперь назовите: "Реформы, их социальная
ориентированность…" Суть одна).
В ходе развития общества надо внедрять все больше этих "элементов" — постепенно с
64
появлением возможности. Но этого мало. Нужен всем нравственный идеал.
Этот идеал — ясно, по-современному изложенные Божьи заповеди. Взращивать их в душах —
первейшее дело: "Царство Божье не придет приметным образом, оно внутри нас" (покажите,
какие заповеди и в какой мере уже теперь исполнимы, для каких еще надо создавать условия).
На долгом пути к этому ''Царству" мы будем учиться развивать свои способности в
направлении, "угодном Богу" — на пользу людям. Постепенно каждый сможет удовлетворять
элементарные человеческие потребности. По правде говоря, почти то же самое —
коммунистический идеал: "от каждого — по способностям, каждому — по потребностям".
(Потребности тоже ведь воспитываются — из чисто животных, наряду с ними, становятся все
более духовными).
Нужна система, приемлемая для всех. Она означает постепенное изменение реальных
нынешних условий и затем изменения в будущем, на следующих этапах в том же направлении.
Это постоянное, вечное движение к общественному идеалу, выработанному всем человечеством
— к идеалу добра, справедливости, реального равенства возможностей себя реализовать.
Все наши партии придут к единому знаменателю. Сейчас они вроде "тупоконечников" и
"остроконечников", которые у Свифта в "Путешествии Гулливера" непримиримо спорили, с
какого конца, тупого или острого, следует разбивать яйцо.
Сейчас многие сделали из коммунизма пугало, подразумевая вовсе не коммунизм, а его
извращения (ленинская беспощадная утопия, сталинские репрессии, хрущевский "волюнтаризм",
брежневский "застой" и т.д.).
С другой стороны, и "демократия" для многих стала пугалом, а в сущности, беспредел,
вызванный попытками ее сразу установить в стране, привыкшей к диктатуре. Неограниченная
свобода нам еще не под силу. Но террор делает нас еще хуже. Поищите "золотую середину",
приемлемую для нашего нынешнего уровня. И в дальнейшем постепенно ослабляйте узду (по мере
нашего роста). Речь идет не о горстке образованной интеллигенции, а обо всем населении — его
подлинный нравственный уровень придется постоянно учитывать, а для этого по возможности
определять. И всеми силами поднимать.
Власть нужна строгая и справедливая. Лживая, коварная, жесткая толкает назад, к дикости.
Чересчур либеральная, не соответствующая уровню большинства, — почти так же опасна.
А для всех руководителей, сверху донизу, установить нечто вроде ленинского "партмаксимума"
(Ленин не был глуп и умел завоевывать симпатии масс). На данном этапе благосостояния
общества пусть это будет скромный, средний предел материальных благ (без льгот и
привилегий). Только не напоказ скромный, а на деле. Тогда многие, наиболее корыстные,
65
агрессивные, сами не захотят идти во власть, а для благородных и талантливых высокие посты
станут доступней. Иначе руководителей не будут уважать и ценить (как бы перед ними ни
угодничали).
И когда тратятся колоссальные государственные деньги — на аппарат, на поездки (в том
числе зарубежные, с огромной свитой), на встречи, награды, приемы, всевозможные
дорогостоящие постройки и т.д. — остановитесь! И угомоните (налогами) новых богачей.
Путь будет строжайшая экономия, пока в стране хоть один человек — за чертой бедности.
Желаю Вам добра и глубокого, ясного понимания жизни.
О.Соболянова, избиратель
*
*
Приложение к письму
Уважаемые товарищи кандидаты!
Я, как сумела, составила "Современную идеологию" — очень просто, для массового читателя.
О.Соболянова.
Современная идеология
1). Что такое идеология?
Идеология — система взглядов, идей, с помощью которых люди осознают, определяют свое
отношение к жизни, свои цели, задачи, основы поведения.
2). Путь развития человечества. На каком участке пути мы находимся?
От первобытного человеческого стада к совершенному нравственному, интеллектуальному и
экономическому уровню развития. Таков путь человечества. На этом пути мы проходим разные
этапы.
Сначала человеческое стадо, потом первобытнообщинный строй. Племена воевали за пищу и
территорию. Потом рабовладение. Побежденных в основном превращали в рабов, то есть в свою
полную собственность которую можно, как угодно, убивать и калечить. (Это допускалось законом,
было в порядке вещей). Потом, с развитием цивилизации, наступил, как известно, феодализм.
Феодалы владели землей и крепостными, которых в отличие от рабов нельзя было убивать. Можно
было их только продавать, пороть и как угодно эксплуатировать. Как сказал Пушкин: "Здесь
тягостный ярем до гроба все несут, надежд и склонностей в душе питать не смея". Подошли
наконец к долгожданному капитализму. Человека по закону уже нельзя ни убить, ни продать.
Можно только эксплуатировать. Таким образом, нравы в целом постепенно улучшались, несмотря
на отдельные рецидивы, вспышки прежней дикости.
Люди, техника прошли долгий путь развития, но еще слишком несовершенны. Построить на
66
этой основе социализм (первую стадию коммунизма), царство всеобщего равенства, братства,
справедливости, "загнать в рай бичами", как надеялись многие большевики, — не удалось.
Экономика "социализма" оказалась неэффективной, люди в массе своей, в подавляющем
большинстве не соответствовали новым требованиям. Чтобы такое нежизнеспособное устройство
не развалилось, понадобилась административно-карательная система, жестокой сетью охватившая
все общество. Но один урок люди извлекли: при данном уровне развития материального
производства и сознания бесполезно пытаться установить Царство счастья, правды и
справедливости. (К тому же, это "Царство" строили "в одной, отдельно взятой стране", в изоляции
от всего мира, во враждебном окружении).
Итак, была сделана в 17-м году преждевременная попытка, сломав экономическую и
политическую, буржуазную системы, шагнуть в следующую стадию развития общества и
немедленно строить новую систему, не дожидаясь, пока для нее созреют условия (материальнотехническая база и нравы). Несвоевременность этой попытки привела к неизбежным искажениям,
к разочарованию в самой идее "светлого будущего".
Теперь кинулись быстро ломать установившуюся за 70 лет систему, чтобы приобщиться к
буржуазным благам. Не так-то это все легко и просто. Любая система складывается постепенно, в
результате поисков, борьбы противоречий.
Но как бы то ни было, "социализм как первая стадия коммунизма" потерпел поражение. Рухнула
вся система управления экономикой и обществом. Вот какой трудный переходный период
мы переживаем.
3). Наши нынешние задачи и отдаленные перспективы
Ближайшая цель — укрепление и развитие своей страны, то есть сильная, процветающая
Россия, где царит справедливость и порядок.
При всех отступлениях, зигзагах, рывках человеческое общество медленно, непрерывно
развивается. Отдаленная цель человечества и России в том числе: могущественное, оснащенное
прежде невиданными достижениями науки и техники, процветающее бесклассовое общество
всемирного равенства и братства. Мечта о таком обществе возникла давно, его называли то
Царством Божьим на Земле, то коммунизмом. Несостоятельными оказались попытки его
установить немедленно, при данном уровне техники и сознания, но отдельные его элементы,
ростки все же были.
И в прежней системе, и в нынешней есть свои плюсы и минусы, но разные. Ключ в том, чтобы
позаимствовать плюсы из обеих в той оптимальной мере, в какой это на данном этапе возможно.
Для этого надо проанализировать плюсы и минусы обеих систем (очень кратко и ясно), а также
67
выявить среди них реальные, возможные в данное время плюсы. Определить условия их
внедрения, их оптимальное сочетание.
Возможно ли внедрение "элементов" будущего общества уже теперь? Да. Они уже появляются,
зреют в мире. В некоторых странах — развитое социальное обеспечение, сравнительно высокий
уровень пособий, пенсий, медицинского обслуживания, условий труда. Кое-где существуют
(например, в США) предприятия, которыми полностью владеют сами работники.
Еще пример. В 1933 году в связи с "Великой депрессией" в США Президент Рузвельт ввел
некоторые элементы централизованного планирования. А увеличив налог на сверхприбыли
трестов, он добился более равномерного распределения доходов среди американского населения. В
общем сочетал меры по усилению государственного регулирования с некоторыми реформами в
социальной области. Он фактически внес в капиталистическую экономику "элементы социализма"
и это дало плоды. Во всем нужна мера, конечно. Ведь нарушив ее, можно добиться
противоположных результатов.
Какие же элементы социализма способны уже сейчас преобразовать наш первоначальный,
"дикий" капитализм в цивилизованный? Это ограничение поляризации богатства и бедности (в
противном случае нас ждут новые революции, потрясения, классовая борьба); при соблюдении
прав человека — повсеместный контроль, устранение преступности (подлинное!) и народный
контроль над контролерами; социальное обеспечение — достойное и всем понятное, простое
(всего несколько видов пенсий и пособий), с учреждениями, щадящими нервы и силы стариков;
всеобщие бесплатные образование и здравоохранение, при наличии также платных (под контролем
государства); наряду с беспрепятственной возможностью выражать свои мнения и критиковать
недостатки, целенаправленное воспитание всего народа с помощью четко сформулированных
идеалов и целей — через средства массовой информации, литературу, искусство.
Надо
ввести
также
"контроль
нравов"
с
контролерами
соответствующего
уровня
(интеллектуального и эстетического), чтобы прекратить нынешние неприличие и распущенность.
Для всех руководителей сверху донизу установить скромный средний предел материальных
благ. Только не напоказ скромный, а на деле.
Нужна система, приемлемая для всех. Она означает изменение реальных нынешних условий и
затем изменения в будущем в том же направлении. В ходе развития общества надо внедрять все
больше "элементов социализма" — постепенно, с появлением реальных возможностей. Это —
постоянное, вечное движение к общественному идеалу, выработанному всем человечеством; к
идеалу добра, справедливости и равенства возможностей себя реализовать.
4) Реальны ли перспективы?
68
Каковы предпосылки будущего безлюдного, автоматизированного производства и управления —
основы более совершенного общества? Предпосылки его уже есть; не в сказке — наяву.
Уже есть в мире завод-автомат, где автоматизирован весь производственный цикл. Завод
круглосуточно дает продукцию. В течение дня там находится всего несколько человек, а ночью —
лишь один дежурный оператор. Уже есть роботы с так называемой системой очувствления и
средствами технической имитации интеллектуальных функций (планирования, поиска, принятия
решений).
И ведь это уже не сказка, а реальные предшественники будущей автоматизированной системы
безлюдного производства и управления. Лишь на основе такой техники, внедренной повсеместно в
мире (на это уйдут, быть может, века), мы избавимся от необходимости продавать свою рабочую
силу, от эксплуатации. Материальные блага станут доступными для всех, как сейчас, к примеру,
воздух, которым мы дышим. Вот тогда только возникнет полная возможность каждому реализовать
себя наилучшим образом. Хотим мы того или нет, мы к этому, поколение за поколением,
подвигаемся — медленно, в ходе проб и ошибок, через все страдания.
Мечта о коммунизме и мечта о Царстве Божьем на Земле (пока еще!) волшебная сказка: новая
жизнь человеческой души — в совершенно иных материально-технических условиях.
5). Необходимость веры.
Наряду с техникой, дающей могущество, людям требуются нравственные принципы (усвоенные
подавляющим большинством), не позволяющие использовать эту технику для войны и вражды.
С крушением прежней общественной системы показалось многим, что рухнули прежние
представления о добре и зле.
В чем же может состоять всеобщая вера? Какова руководящая идея, которая может всех спасти
от вражды, зависти, разочарований, от ужасов и жестокостей переходного периода?
Она есть. Надо только ее по-современному просто и ясно сформулировать. Истина всегда
проста и должна быть общедоступной, как воздух.
Для современной идеологии главное — не религиозные различия, особенности, обряды, а
нравственная суть
человеческого
поведения и
отношений. Человеческая мораль
была
первоначально создана религией, но вышла за ее рамки. Она объединяет, а не разъединяет людей
(верующих и атеистов), способствует миру, а не войне, сотрудничеству и взаимопомощи, а не
вражде, ненависти, взаимному уничтожению. В главных мировых религиях, в их подлинных
первоисточниках можно выявить благородные гуманные основы, которые их роднят. Поэтому, взяв
за основу, к примеру, христианскую этику, изложив ее главные принципы в форме простой,
современной, доступной и приемлемой для всех, мы отнюдь не вступаем в противоречие с этикой
69
других мировых религий, с нравственностью общечеловеческой.
6). Суть веры.
Есть ли Бог?
Есть Неведомая Сила за пределами материального мира. Люди об этом издавна догадываются,
обращаются к Неведомому Богу на разных языках, сопровождая это обращение разными
обрядами.
Обряды люди разных народов отчасти придумали, отчасти заимствовали друг у друга.
Некоторые объяснения явлений, связанных с Высшей Неведомой Силой, люди также
выработали. Есть много предположений, легенд, утверждений, порой содержащих гениальные
догадки.
Наряду с легендами, обрядами, предположениями, догадками люди постепенно выработали
нравственные принципы взаимоотношений и поведения.
7). Основы человеческого поведения и отношений.
Перед нами Библия, где сосредоточены эти основы. Попробуем отобрать главное, представить в
наиболее простых, современных формулировках и снабдить очень краткими пояснениями.
Постараемся не исказить первоначальную суть этих основ.
Письмо от 22 сентября 1995 г.
О БОЖЬИХ ЗАПОВЕДЯХ
ДЕСЯТЬ БОЖЬИХ ЗАПОВЕДЕЙ
1). Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим.
(Речь, видимо, идет об отказе от язычества, от многообразия во имя единого Бога. Видимо, Бог
один для всего человечества и разными бывают лишь религии).
2). Не создавай себе кумира.
(Здесь речь о самодельных языческих божках, но для современного человека «создание кумира»
— это также поклонение земным идолам, сотворенным самими людьми и затем обожествляемым.
70
Это могут быть не только изваяния из металла или камня, но и полководцы, вожди, знаменитости и
т. д.)
3) Не произноси имени Господа твоего напрасно.
Имя Бога — высокая святыня, которую не надо смешивать с бытовой повседневностью.
4). Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой -Господу Богу твоему.
"День седьмой" у христиан — воскресенье, у мусульман — пятница, у иудеев — суббота. (В
Библии речь шла о субботе. Но посещение храма, обращенная к Богу молитва, чтение Библии,
перечитывание заповедей и, главное, помощь страдающим, вероятно, угодны Богу в любой день и
час).
5). Чти отца и мать.
(Отдельные ограничения еще возможны. Пока еще не все родители заслуживают почитания, а
тем более, подражания. Но постарайтесь все-таки прощать и не судить. Постарайтесь понять
родителей, их уровень развития, обстоятельства).
6). Не убивай.
(Есть определенные противоречия между идеалом — принципами отношений среди
совершенных людей в совершенном обществе — и возможной на данном этапе мерой
осуществления этих принципов.)
7). Не прелюбодействуй.
Проявляй
скромность
и
постоянство.
Постарайся
выбрать
для
себя
единственную
(единственного). Это вряд ли будет идеал. Но это должен быть человек для вас милый, близкий .
8). Не кради.
9). Не лги.
10). Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего... т.е. не завидуй и не
стремись присвоить чужое.
(Зависть сеет ненависть, вражду. Вполне можно создать новую "моду" — на аскетизм, хороший
вкус. Хотя бы на некоторое самоограничение).
II. ЗАПОВЕДИ БЛАЖЕНСТВА
(из Нагорной проповеди Иисуса Христа)
Блаженны кроткие, смиренные.
Блаженны милостивые.
Блаженны чистые сердцем.
Блаженны миротворцы.
71
Блаженны жаждущие правды.
Блаженны гонимые за правду.
Да светит свет ваш пред людьми. (Постарайтесь сделать жизнь окружающих светлей).
III. НЕКОТОРЫЕ ЗАПОВЕДИ ИЗ НАГОРНОЙ ПРОПОВЕДИ ИИСУСА ХРИСТА
1. Не гневайся на ближнего. По возможности мирись с врагом.
Постарайтесь научиться понимать людей, их достоинства и недостатки, а также причины того и
другого.
2. Не разводись с женой (или мужем).
(Не всегда это исполнимо: люди, общество пока еще слишком несовершенны. Постарайтесь все
же выбрать для себя единственную, единственного).
3. Не давай неисполнимых обещаний.
(Не давай обещаний, выполнение которых может затем оказаться невозможным, ненужным или
даже безнравственным).
4. Возлюби ближнего своего, как себя самого.
Эта заповедь будет вполне исполнима, когда люди больше очеловечатся и усовершенствуются,
— то есть в обществе людей, не знающих нынешней лютой борьбы за блага, не знающих многих
мучительных современных болезней и унижений. Помогай, постарайся приносить пользу людям.
5. Не судите, да не судимы будете.
(Стремитесь понять каждого, не злословьте и напрасно не осуждайте. Виноваты обычно не
столько сами люди, сколько обстоятельства их жизни, рождения, воспитания, наследственности.
Мы еще, в сущности, все несовершенны. Строгий порядок необходим. Средний уровень
духовности, нравственного здоровья людей должен определять меру строгости государственной
власти.
Защитите, оградите людей от преступников. Но изолируя преступника, помогите ему).
6. Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними.
7. Пусть будет слово ваше: да — да, нет — нет, а что сверх этого, то от лукавого.
(Говори прямо, просто и по существу, без пустословия и демагогии).
8. Твори милостыню втайне.
9. Не собирай себе сокровищ на земле, но собирай себе сокровища на Небе.
(Духовные сокровища дороже материальных. Постарайтесь при этом научиться отличать
духовные сокровища подлинные от мнимых, ложных).
10. Не бросайте жемчуга перед свиньями.
72
(При всей кротости будьте сдержанней. Не открывайте душу перед каждым. Не отдавайте
святыню на поругание недостойным).
11. Просите и дано будет, ищите и найдете, стучите и отворят вам.
Искренняя, неотступная молитва доходит до Бога, исполняется.
12. Берегитесь лжепророков, которые приходят в овечьей шкуре, а внутри — волки хищные: по
плодам узнаете их.
(Оценивайте людей не по их обещаниям, а по результатам их действий).
IV. НЕКОТОРЫЕ ПРИТЧИ ИИСУСА ХРИСТА (Краткое содержание)
1. "Слово" дойдет до того, кто не только слушает, но слышит и разумеет, старается вникнуть в
его суть.
2. Добрым и злым дается время вполне проявить себя до той поры, когда подводятся
окончательные итоги.
3. Незаметное, но главное дело человека — заслужить Царство Небесное (готовясь к нему
заблаговременно). Постепенно приучай себя к выполнению заповедей.
4. Развивай и применяй свои способности в направлении, угодном Богу, не зарывай в землю
талант.
5. Помощь страдающим — это помощь самому Богу.
6. Суть веры важнее внешней формы. ("Суббота для человека, а не человек для субботы").
7. Делись благами с ближним. Величина милостыни определяется тем, какую часть имущества
она составляет, каких усилий требует.
8. Кому много вверено, с того "больше взыщут".
9. Всякий, возвышающий себя сам, унижен будет.
10. Важен и дорог каждый, искренно раскаявшийся грешник.
11. Необходимо взвешивать свои силы.
12. Царство Божье "не придет приметным образом". Оно внутри нас.
Это всеобщая идеология, она охватывает не одну страну, а весь мир. Но она вполне отвечает
идеалам и устремлениям России, ее современным и будущим интересам, величию и доброте ее
подлинной культуры.
В 3-м тысячелетии предстоит постепенно внедрять современную идеологию в массовое
73
сознание и в повседневную жизнь. В культуре, экономике, политике все, что способствует этому,
— правильно. Предстоит невиданное еще совершенствование материальной цивилизации и
одновременно формирование высокой духовности, без которой человечеству не выжить при
новом, невиданном уровне вооружений.
Миллионы индивидуальных незаметных усилий ведут к цели высшей. Выполняя в трудах и
страданиях свою нынешнюю задачу, стремясь по возможности облегчить жизнь окружающим,
человек
одновременно
способствует
высшей
цели
—
постепенному,
постоянному
совершенствованию людей, их жизни. А верующий стремится еще заслужить Царство Небесное.
Для всех, верующих в Бога и неверующих, современная идеология — ориентир на трудном земном
пути.
Итак, цель общества — духовное совершенствование каждого человека и по возможности
создание максимально благоприятных для этого условий, в том числе материальных. Экономика —
вспомогательное, хотя и необходимое средство.
Вот и еще одна свечка незаметно погасла. Неотправленные письма, неуслышанные мысли,
несостоявшаяся жизнь.
Москва, 1995 г.
22 сентября 1995 г.
На днях мне снился волшебный сон. Я опять была юной. Светловолосая, миловидная девчонка с
вздернутым широковатым носиком. Очень серьезная и строгая. Своевольный вид лицу придавали
тонкая верхняя губа и чуть выпяченная нижняя. Прежняя Оля Соболянова, еще не прожившая
свою долгую скучную жизнь.
Мой путь преградила гигантская крутая гора, через которую надо было перейти. Каким-то
образом я оказалась на отвесном склоне далеко от земли. Что делать? Подниматься дальше
невозможно: вершина где-то неимоверно далеко, все равно что идти по гладкой стене высотного
дома. И вернуться назад по отвесному склону страшно.
Склон горы оказался мягким. Стоя неподвижно, выпрямившись, я вдруг легко опустилась,
просто съехала стоя. Был вечер. Я сошла на мягкую сырую землю какого-то сада, слышала песню,
и чувствовала себя необыкновенно счастливой. А когда я оглянулась, то увидела, что почти
отвесная гора, уходившая ввысь к звездам, вовсе не была непреодолимой. Оказалось, можно сбоку
ее обогнуть, а за ней почти ровная дорога. Боже, какое счастье! Совсем не нужно карабкаться, надо
74
было только внимательно оглядеться. Дорога вела как раз в ту сторону, куда я хотела добраться,
перевалив через немыслимую гору.
"Сад... весенними ливнями...! — звучала во мне песня. "Гроздья душистые..." Какие-то
недостающие слова я во сне вспомнить не могла. "Сад весь омыт был весенними ливнями. В
темных аллеях стояла вода... Боже, какими мы были наивными! Как же мы молоды были тогда!" И
опять с мелодией пробивались обрывки слов: "Гроздья душистые... С новою силою чувствую я...
Как юность моя..." "Белой акации гроздья душистые неистребимы, как юность моя", — вспомнила
я,
окончательно
проснувшись.
"Неистребимы?"
Или
как-то
иначе?
"Неповторимы?"
"Невозвратимы?"
Эх, сбылась бы моя мечта: выдавать всем гражданам поровну (без бюрократической канители)
ежемесячно реальные деньги — определенный процент от всей годовой государственной прибыли.
А сверх того, конечно, различная зарплата у работающих, доходы, пособия, пенсии. Мы бы хоть в
какой-то мере приблизились к справедливому распределению общественных богатств, братству и
солидарности людей на земле.
Страна богата. Мы страдаем не от ее бедности, а от разворовывания и разгильдяйства. Пока что
все расхватывают хищники. Но со временем сказки становятся былью, а утопии — реальностью.
Только путь к этому долгий, проб и ошибок не счесть.
Мечтаю о справедливом распределении, а сама всем обделена. Может быть, потому и мечтаю,
что лишена очень многого.
Взаимная ненависть, зависть, при непрерывно растущем уровне техники, угрожают
человечеству гибелью. Люди будут просто вынуждены перейти к иному образу жизни, к более
справедливому распределению. Постепенно установятся иные отношения.
Может быть, во сне громоздились передо мной гора непонимания, неумения находить пути? А
решение всех наших проблем общественных и заодно личных — где-то рядом? Увидеть бы. Нет,
карабкаемся по отвесному склону, застряли на полпути.
Нам обычно дается какой-нибудь выбор. Мы учимся выбирать. Приобретаем опыт, пробуем его
осмысливать.
Так идет жизнь. Может быть, мы не исчезаем после смерти, а переходим в иные миры? Если
заслужим, то — в более совершенные? Хорошо бы.
Как быстро летит сегодняшний день. Составила черновик письма будущим кандидатам в
президенты. Приложение подготовила еще раньше. Когда будут кандидаты, может быть комунибудь из них отправлю. Но зачем? Они, вероятно, без меня знают, что делать. Или думают, что
знают.
75
Я с такой радостью составляла свои предложения. Вдруг все это очередная утопия? Тут нет
главного — каким образом все это осуществить. Очередная серия указов? Законов? А кто будет их
исполнять. Я весь день потратила. Дура... Лучше бы суп какой-нибудь приготовила. В доме шаром
покати... Холодно, темнеет, за окном дождь.
В окне пышные заросли. Днем — зеленые, местами с желтизной. Сейчас в сумерки —
потемневшие. Мокнут, мерзнут. Под налетающими порывами ветра деревца отчаянно, судорожно
машут ветвями, отбиваются. Но холодный ветер их терзает. Скоро подойдет срок... Ненастье, мрак.
Всему свое время. Может, и лучше? Устала я...
Ну вот, я, наконец, лягу. Ломит меня, знобит. Нехорошо как-то. Чаю бы, да уж нет сил этим
заниматься. Отлежусь, тогда буду пить чай. Надо еще в магазин за хлебом. Слава Богу, я сама себя
обслуживаю. А то ведь есть совсем беспомощные старики...
СОДЕРЖАНИЕ
Неотправленные письма
Божьи заповеди
3
70
76