Пробуждение Италии (1924)
реклама
Луиджи Виллари ПРОБУЖДЕНИЕ ИТАЛИИ (Отрывок) <…> 29 Сентября [1922] в Удине состоялось важное собрание Фашистов, чтобы освятить знамёна многочисленных вновь созданных Фасций из Фриули, и Бенито Муссолини произнёс выдающуюся речь, раскрывающую Фашистскую Программу. Подробно остановившись на интервенционистской политике, породившей Фашистский Дух, он перешёл к иностранным делам, критикуя «политику уступок», проводимую правителями последних лет и с сожалением отозвался о результатах лондонского визита синьора Шанцера, где, по его словам, Итальянский Министр Иностранных Дел шёл на поводу у господина Ллойд-Джорджа, что даже представитель Сан-Марино счёл позорным. Он многозначительно упомянул о том, что наряду с Национальной Армией существует Фашистская Армия со своими славными традициями, - факт, который он считает для Италии счастливым. А затем сделал некоторые важные заявления о позиции Фашизма по отношению к Монархии. В предыдущем выступлении он провозглашал, что Фашизм носит определённо республиканский характер, и хотя позже смягчил это утверждение, объясняя, что имел в виду только теоретическое расположение Фашизма к Республиканизму, но в итальянском случае Монархизм сегодня имеет преимущества, - множество людей, симпатизирующих Фашистской политике, не решались её до конца одобрить из-за своей приверженности Монархическим принципам. В Удине Муссолини сказал: «С моей точки зрения, у Монархии нет никаких оснований ополчаться против того, что зовётся «Фашистской Революцией». Это не в её интересах. Если бы она это сделала и очутилась в рядах наших врагов, - мы не смогли бы пощадить её, ибо для нас это был бы вопрос жизни и смерти. Нашим сторонникам незачем скрываться. Мы должны иметь мужество быть Монархистами. Почему мы республиканцы? В известном смысле это происходит потому, что мы видим Монарха, который – недостаточно Монарх! Монархия олицетворяет собой историческую преемственность Нации и тем разрешает прекраснейшую, неоценимую историческую задачу. С другой стороны, нам следует избегать того, чтобы Фашистская Революция поставила всё на карту. Твёрдые основы должны быть оставлены нерушимыми». Его речь встретила самое широкое одобрение. Она удовлетворила тех, кто верил в Монархию, - а это большая часть Нации, - и, в частности, пришлась по сердцу Армии и Флоту, которых офицерство почувствовало, что их симпатии Фашистским целям не противоречат клятве, принесённой ими на верность Короне. Намёки Муссолини на Революцию, повторявшие сказанное им в Парламенте в прошлом Июле, всё ещё считались обычной риторикой. 1 Несколькими днями позже, выступая в Кремоне перед тысячами Чёрных Рубашек, он вопросил: «Что мы чувствуем при звуках “Canzone del Piave”? – Что это не конец. От Пиаве, от Виторио Венето, от тех славнейших побед, хоть и умаленных малодушною дипломатией, движутся наши стяги. Это с валов Пиаве начали мы свой поход, который не завершится, покуда мы не достигнем своей конечной цели – РИМА. И нет такого препятствия, ни человека нет, ни вещи, которые смогли бы нас остановить». 5 Октября, в Милане, Муссолини сделал новое предостережение. Похвалив Фашистов Милана, которые, со смертельным риском для себя, атаковали коммунистический штаб в конторе “Avanti”, он сказал: «Это насилие. – Насилие, которое я одобряю, которое превозношу. Это насилие Миланских Фаши должен бы принять Итальянский Фашизм. Не малый акт одиночки, а великое, прекрасное, безпощадное Насилие решающего часа… В военное время усвоим себе сократову формулу: следует превосходить друзей в делах добрых, а врагов – во зле». “Corriere della Sera”, - добавил он, - заявила, что у Италии два правительства и что Нация не может существовать при двух правительствах. – Точно так. Одно правительство лишнее, а из двух Фашистское гораздо лучше. В качестве доказательства он сослался на эпизод в Больцано и Сан-Теренцио, где, после ужасного взрыва в форте, Фашисты были первыми, кто пришёл на помощь: они переносили раненых в госпитали, хоронили мёртвых, расчищали руины, кормили голодных и охраняли брошенное имущество от воров, - задолго до того, как на сцене появились законные власти. Он также напомнил слушателям о всеобщем долге граждан перед Нацией: «Фашисты лили кровь не для того, чтобы защитить интересы отдельных индивидов, каст или классов. Они проливали её не ради материальных благ, но ради Идеи, ради Духа, ради всех наиболее величественных, прекрасных, благородных, замечательных качеств человеческой души». Так он ответил тем, кто обвинял Фашизм в работе на богатых против бедных, эксплуататоров против эксплуатируемых. Теперь вся страна с волнением ожидала какого-то решительного шага со стороны Фашистов, но никто не мог сказать, какого рода будет этот шаг. О Марше на Рим говорили часто и Муссолини в этой связи не скрывал своих намерений, однако большинство по-прежнему считали этот план либо фантастическим, либо просто символом. Забастовка 1 Августа, справиться с которой кабинет Факты не смог, и которую сломали Фашисты, была лучшим доказательством совершенной неспособности Правительства, в то время как при всеобщей подавляющей поддержке общественного мнения оправдание получил решительный акционизм. В конце Сентября директорат Фашистской Партии собрался в Риме, где вручил Муссолини мандат для проведения Фашизма к власти политическим и, если потребуется, военным путём. У Муссолини был готов план. Теперь, получив соответствующие полномочия, он сообщил его Микеле Бьянки, генеральному секретарю Партии и нескольким близким соратникам. Между тем, следующее большое собрание Фашистов намечалось на конец Октября, когда, под видом партийного съезда, должен был состояться генеральный смотр Фашистских сил. 24 Октября съезд открылся и 40 тысяч Фашистов военным строем, превосходно вымуштрованные, прошагали по улицам Неаполя среди восторженных проявлений народа, в том числе 20 тысяч рабочих. Вечером того дня Муссолини сказал великую речь в Театре Сан-Карло, 2 в которой повторил свои, ныне хорошо известные, взгляды на внешнюю, внутреннюю, финансовую политику и т.п.; прежде всего, он ещё раз настойчиво подтвердил Фашистскую преданность Монархии. Дилемма, поставленная им перед Парламентом, заключалась, по его словам, в следующем: «С Законом или против него? Завоевание Парламента или Восстание?» В Милане он потребовал проведения в кратчайшие сроки генеральных выборов и изменения закона о выборах. События в Больцано обнаружили государственный паралич; Фашисты настаивали на роспуске Правительства и отказе Государства от нелепого нейтралитета в противостоянии сил Национальных и антинациональных. «Мы потребовали ряда финансовых мер, отсрочки эвакуации Далматийской зоны, пять портфелей для Фашистов, включая Министерство Иностранных Дел, Военное, Морское, Труда, Общественных Работ и Комиссариат Авиации», - сам Муссолини предпочёл не входить в этот Кабинет. Требования Правительство оставило без ответа, или хуже: послало смехотворный ответ, предлагая Фашистам посты без портфелей. «Это не вопрос, - продолжал он, - установления Правительства какого-либо сорта, более или менее жизнеспособного. Что мы имеем в виду – это замена Либеральной Системы, которая выполнила свои функции, - выполнила блестяще и мы не забудем об этом, - силами нового поколения Итальянцев, вернувшихся с победой с войны. Это весьма важно не только для Государства, но и для Истории, и для Нации». Он повторил о своём расположении к Монархической Идее и верности Армии: «Пусть Армия знает и помнит, что мы – горсть храбрецов – защищали её, когда министры советовали офицерам ходить в штатском, чтоб избежать конфликтов». В другой речи, произнесённой в тот день на Фашистском смотре, он сказал: «Говорю вам со всей серьёзностью, какой требует данный момент, - это вопрос нескольких дней, а может часов, - либо управление будет передано нам, либо мы придём в Рим и сами его возьмём». Эти слова развеяли все сомнения; они были встречены громовыми аплодисментами и возгласами: «НА РИМ!» Тем же вечером в 22:00 был создан знаменитый Квадрумвират, состоявший из Микеле Бьянки; доктора Итало Бальбо, командира Фашистских отрядов, синьора Де Векки, награждённого Золотою Медалью «За Храбрость»; и генерала Де Боно, весьма отличившегося во время войны на посту командующего 9-м Корпусом в Монте-Граппа, создателя вооруженных сил Фашистов. К Квадрумвирату был прикреплён синьор Дино Гранди, - ещё один ветеран-орденоносец, избранный в 1921-м году в депутаты Парламента, но не допущенный в него, поскольку он не достиг ещё 30-летнего возраста. Он обладал всеми политическими полномочиями. К Конгрессу в Неаполе, к тому времени, все утратили интерес, ввиду назревающих более значительных, стремительно развивающихся событий. Муссолини отдал Фашистам приказ отправляться по своим домам и быть готовыми выступить по призыву. На следующий день Де Векки и Гранди встретились, чтобы сговориться о первых шагах: нужно было поставить в известность Короля о серьёзности положения и принудить Кабинет Факты к роспуску. Эта задача была возложена на двух ведущих либералов, всецело пользовавшихся Фашистским доверием – господ Саландру и Орландо. Первым обратиться к Факте с призывом уйти попросили Саландру. 26-го он сделал это, но Премьер колебался, т.к. считал, что уход в такой момент был бы нарушением долга, очень уж походившим на бегство. И потом, он изъявил 3 желание «спросить оракула» - Джиолитти, обитавшего на своей летней villeggiatura в Кавуре. Тогда Саландра предложил Факте просить Короля вернуться в Рим из Сан-Россоре близ Пизы. На это Факта согласился. Следующим вечером Король прибыл в столицу. В результате этих переговоров прочие члены Кабинета вручили Премьеру свои прошения об отставке, но сам он не уходил и Кабинет продолжал существовать. Гранди обратился к Орландо, только что вернувшемуся из Кавура, чтобы тот убедил Факту. Джиолитти сказал Орландо, что твёрдо уверен в неспособности существующего Кабинета удерживать сколько-нибудь долго власть при настоящих условиях и что новый Кабинет с ним (Джиолитти) или с одним из его сторонников в качестве Премьера, должен занять место прежнего. Но эта попытка, - не мытьём, так катаньем, - вернуть себе власть, провалилась, ибо дни джиолиттианства были сочтены. Так или иначе, Факта решил последовать совету бывшего шефа. Вечером 27 Февраля Кабинет перестал существовать. Тем временем, Де Векки, Гранди и Фашистский штаб обосновались в Перудже; был выпущен приказ о всеобщей Фашистской мобилизации. Значительные массы Чёрных Рубашек сконцентрировались во всех главных городах Италии, пока другие окружали Рим, чтобы по первой команде двинуться на столицу. Глубочайшую тревогу у вождей Движения вызывала опасность столкновения Фашистов с Армией, в которой отслужило их подавляющее большинство и которую все любили. Такой же страх закрадывался в сердца армейских офицеров, - страх перед приказом открыть огонь по тем людям, которые всегда вставали на сторону Армии против революционеров и их сообщников из Правительства, и которые были воодушевлены единственным желанием – спасти Италию от разгрома. Ещё один вопрос был поднят Святым Престолом. Ввиду возможного похода на Рим, Папа отправил Де Векки и Гранди письмо, в котором выяснял отношение Фашистов к Церкви. Ответ был всецело успокаивающим: Муссолини всегда демонстрировал величайшее почтение к Католической Церкви, воплощавшей религиозные пристрастия огромного большинства Итальянского Народа; ныне изданы строгие указания, предписывающие Фашистам воздерживаться от межконфессиональной розни, особенно от любого действия, нарушающего интересы Церкви или принижающего её достоинство. Это было частью политики Муссолини по отделению Церкви от Партии Народников. Прежде чем отправиться в Перуджу, Де Векки и Гранди через посредника известили Короля о намерениях Фашистов. Утром 28-го синьор Федерцони, лидер Национальной Партии, по телефону сообщил Де Векки, что Король желает его видеть, и тот, вместе с Гранди, вернулся в Рим. Во многих городах уже началось Фашистское выступление; отряды Чёрных Рубашек занимали префектуры, полицейские участки, помещения почты и телеграфа и т.д.; местами происходили стычки с войсками и полицией; в Кремоне и двух-трёх других местах дошло до кровопролития, совсем незначительного, впрочем. Когда Де Векки и Гранди добрались до Рима, они узнали грозную новость: Правительство объявило по всей Италии военное положение. Это означало столкновение Фашистов с Королевскими вооружёнными силами, которого так боялись. Власти пошли на эту меру, чтобы закрыть Фашистам путь к столице, и хотя выглядела она довольно несерьёзно и малоэффективно, - гражданская война казалась неизбежной. В Риме закрывались газеты, весь транспорт задерживался, а в Милане и некоторых других городах Фашисты устроили 4 цензуру, остановив публикацию настроенных оппозиционно газет. Даже “Corriere della Sera”, которая, несмотря на свой безспорный патриотизм и симпатию к Фашистским идеям, подвергла критике происходившее революционное движение, - была закрыта. Этот акт, один из совершённых Фашистами в Октябрьские дни, который, может быть, заслуживает осуждения. Де Векки и Гранди, однако, успокоил другой Фашистский руководитель, обладатель Золотой Медали, депутат Констанцо Чиано, служивший во время войны под началом Д’Аннунцио в Буккари, а после командовавший флотилией «Мас». Он рассказал им, что случилось на роковом свидании Короля и Факты утром 28-го числа. Премьер явился к Королю с намерением добиться Монаршей подписи для декрета, объявляющего военное положение. Но Его Величество, с тем политическим чутьём, которое он всегда проявлял в критических ситуациях, отказался подписывать, - он знал, что данное заявление неизбежно приведёт к гражданской войне, со всеми её ужасными последствиями. Синьор Факта сказал Королю, что отказываться поздно, поскольку декрет уже разослан префектам и опубликован в прессе. Король пришёл в сильное негодование от подобного неуважения к своей персоне и прерогативе Государя, заключённого в этой абсолютно незаконной процедуре; он резко возразил синьору Факте, откровенно игнорирующему Конституцию и приказал отозвать декрет. ПремьерМинистр вернулся в Палаццо-Виминале (новую резиденцию Министра Внутренних Дел), чтобы выполнить предписание Его Величества. Декрет о военном положении был изъят через несколько часов после обнародования, угроза гражданской войны предотвращена. Это решение, тут же сообщённое прессе, вся страна восприняла с сильным облегчением. Синьору Саландре, неоднократно встречавшемуся с Фашистскими вождями, теперь было поручено сформировать Кабинет. Он сознавал, что дело зашло слишком далеко, так что едва ли возможно существование Кабинета старого парламентского типа, когда по всей стране побеждают Фашисты. Однако, из уважения к Королю он принял это поручение. По просьбе Короля он сопроводил Де Векки в Квиринал, где тот был встречен Его Величеством со словами: «Пусть Итальянский Народ знает, что я отказался утвердить Закон о Военном Положении.» - И после короткой паузы: «Может быть, через неделю они забудут об этом.» - Нет, Ваше Величество, - ответил командир Фашистов, - не забудут. Мы напомним им! Позже Саландра собрал Де Векки, Гранди, Чиано и предложил им посты в своём Кабинете. Но они не могли дать определённый ответ, пока не свяжутся со своим Главой – Муссолини, остающимся в Милане. Следующим утром (29-го) они дозвонились до него по телефону и передали предложение Саландры. Ответ Муссолини краток, безкомпромиссен и решителен: «Я отказываюсь, потому-что не желаю для Фашистов ущербной победы.» Это было верное решение, ибо в коалиции отсутствуют единство и абсолютная власть, необходимые тогда. Саландра с радостью сложил свои полномочия, рекомендуя Королю послать за Муссолини. Де Векки и Гранди видели настоятельную необходимость быстрого решения: сто тысяч Фашистов сходились к Риму со всех концов Италии, и конфликт с войсками, готовый вспыхнуть от малейшей искры, следовало предотвратить любым путём. Муссолини нарочно не ехал в Рим, чтобы не быть вовлечённым в переговоры о формировании Кабинета. Де Векки и Гранди обратились к генералу Читтадини – приближённому к Королю – страстно упрашивая его теперь же призвать Муссолини. Король ответил согласием. Гранди и Полверелли (римский 5 корреспондент “Popolo d’Italia”), с великим трудом из-за дезорганизации телефонной службы, сумели связаться с Муссолини и сообщить ему о решении Короля. Тот заявил, что не сдвинется с места, пока не получит лично Монарший вызов, но пришла телеграмма от Короля и он тут же выехал. Фашисты начали с мирного завоевания Перуджи – штаба Движения. Здесь приказ на арест Фашистских лидеров был принят по телефону как раз людьми, подлежащими аресту. Те ответили подобающе. Вся Италия была поделена на зоны с Фашистскими командирами во главе, и в то время как часть сил выделялась для захвата на местах, Марш на Рим вобрал в себя 70 тысяч, к которым позже присоединились 20 тысяч из Фолиньо. Ещё один резерв под командованием апулийского депутата Карадонны и капитана Падовани был создан в Южной Италии, но так и не получил приказа действовать. Во избежание всех возможных столкновений с войсками, Муссолини специально принял меры, чтобы с каждой из колонн, идущих на Рим, шёл выдающийся генерал, вставший на сторону Фашистов: де Боно, о котором уже говорилось; Фара, герой африканских кампаний, Изонцо и Бензицы, награждённый Золотой Медалью; доблестный Санте Чечерини, про которого говорили, что у него наград больше всех в Италии; Замбони, добывший свою Золотую Медаль в Асиаго, командуя Лигурийской Бригадой, и др. Одна колонна сконцентрировалась в Санта-Маринелла, близ Чивитавечиа, под командой маркиза Дино Перроне Компаньи из Флоренции; другая – в Монтеротондо, во главе с генералом Фарой и Улиссом Иглиори (обладателем Золотой Медали и четырёх ранений); третья, с римским депутатом Боттаи, между Тиволи и Вальмонтоне. Де Векки и Гранди, которые вернулись в Перуджу, отправились в Рим утром 30го. Доехав до Понто-Номентано, они узнали, что колонна из Монтеротондо уже вошла в Рим среди неистовых приветствий народа. Днём раньше эти отряды прибыли в Ортэ на поезде; там выяснилось, что за станцией власти повредили железнодорожное полотно. Передовые дозоры выдвинулись вперёд от места повреждения и, поездом, к Монтеротондо. Путь тем временем был отремонтирован и готов к перемещению остальных составов с людьми и провизией. 30-го первые колонны Иглиори и Фары вступили в Рим через Порта-Пиа – те самые ворота, через которые генерал Рафаэле Кадорна шёл во главе своих войск 20 Сентября 1870 года. Отряды из Абруццы перешли от Авеццано в Тиволи, где они могли отчасти контролировать электрическое и водное снабжение столицы. Значительное количество людей нашли приют в Вилла д’Эсте, а специальный отряд был отобран для охраны её знаменитых строений и парков, которые фактически не пострадали. Население снабжало Чернорубашечников горячей пищей. Единственный прискорбный инцидент произошёл в Вальмонтоне, где коммунисты убили Фашиста Лулли, однако командир колонны Боттаи запретил ответные репрессии. 30-го числа около 10 тысяч из этой группы отправились в Рим на поезде из Тиволи (железнодорожники этой линии были поголовно Фашистами), остальные продвигались пешим порядком. У Тор-Сапиенца, живописной крепости в Кампаньи, поезда не смогли двигаться дальше, и 10 тысяч продолжили марш по обычной дороге. В Понте-Маммоло генерал Пиола-Каселли от Римского гарнизона предложил Боттаи войти в город окружным путём, чтобы обойти квартал Сан-Лоренцо – известное гнездо анархо-коммунистов. Но Боттаи отверг этот совет: он повёл своих людей через Порта-Тибуртина и Сан-Лоренцо. Здесь в 6 Фашистов пару раз стреляли; те ответили, прикончив нескольких коммунистов, включая тех, кого подозревали в причастности к убийству местных Фашистов в Июне-месяце. Колонна Перроне прибыла из Тосканы в Санта-Маринелла по железной дороге. Она расположилась лагерем под открытым небом, не имея укрытия от дождя, к тому же без еды. И эта группа вошла в столицу 30-го числа. Рим оказался наводнён Фашистами, поведение которых, за исключением нескольких отдельных инцидентов, было исключительно примерным. Муссолини прибыл из Милана утром того дня. По пути, на многих станциях его приветствовали восторженные демонстрации, а в Риме встречал 15-й Пехотный полк. Муссолини подошёл к командиру полка и пожал ему руку со словами: - Ступая на священную землю Рима, первой я приветствую славную Армию Виторио Венето. Я был бы весьма благодарен, если бы вы передали это послание своему командованию и своим подчинённым. Не теряя ни секунды, он поспешил в Квиринал с представлением Королю, всё ещё в своей чёрной рубахе. Он начал так: - Прошу прощения у Вашего Величества за свою чёрную рубаху. Я только что вернулся из боя, по счастью безкровного, который мы вынуждены были вести. Я принёс Вам Италию Виторио Венето, освящённую новой победой, и объявляю себя преданным слугой Вашего Величества. Ссылки на Виторио Венето, которые часто встречаются в официальных высказываниях Муссолини, не случайны: для Фашистов и, поистине, для всех Итальянских Патриотов Виторио Венето, - великая битва, повергшая в прах извечного врага Италии, - есть символ её военных усилий и Национального Возрождения. Память об этой победе давала противоядие от отравляющих антипатриотических паров большевизма, которым позволили распространиться правители после Перемирия. Муссолини представил Королю список Кабинета, составленный им до отъезда из Милана, и тот сказал, что это «превосходный, разумный состав, удачнее которого не придумаешь». Список был тут же утверждён со всеми кандидатами, внесёнными в него. Первой задачей нового Премьера было обезпечить немедленное выдворение Чёрных Рубашек, чьё присутствие не являлось больше необходимым и могло привести к неприятностям. Огромное шествие совершило сначала марш к Могиле Неизвестному Солдату у памятника Виктору-Эммануилу, а затем прошагало по улицам Национальной и Двадцать Четвёртого Мая к Квириналу, чтобы отдать почести Королю. Прекрасная площадь была заполнена народом; во всех окнах, на всех крышах было черно от зрителей. Король появился на балконе в сопровождении новоиспечённого Военного Министра генерала Диаза и его коллеги – адмирала Таона ди Ревеля, Морского Министра. Сто тысяч Чернорубашечников, отбор Итальянской Молодёжи, размеренно промаршировали перед Королём, снова и снова приветствуя его по-Римски – вскинутыми правыми руками – и не было доселе демонстрации Монархической лояльности, величием подобной этому параду армии «революционеров». От Квиринала Фашисты отправились на Вилла-Боргезе, где им давал смотр Муссолини. Тем же вечером они ушли из столицы и разъехались по домам. Повсюду они демонстрировали превосходную дисциплину: едва ли имел место хоть один акт насилия, ни одного случая вандализма, грабежа или буйного поведения (исключая вышеуказанные инциденты в Сан-Лоренцо, да ещё 7 убийства явных коммунистов, бежавших из провинций в Рим и прибитых здесь своими же городскими дружками). Фашистское «интендантство» по мере сил снабжало едой эту огромную армию, население восполняло недостаток там, где не доходили его руки, если же и этого не хватало, - люди шли голодными и не роптали. [За всю провизию Интендантство выдавало расписки. Со временем, по ним был произведён полный расчёт, благодаря взносам, собранным с Фашистов и их симпатизантов. Премьер решил, что Марш на Рим не должен стоить Государству ни гроша.] Состав нового Кабинета имел следующий вид: - Бенито Муссолини, разумеется, стал Премьер-Министром, и, согласно итальянской политической традиции, принял портфель Министра Внутренних Дел, и к тому же – Иностранных Дел. Поначалу казалось, что он намерен сохранять эту последнюю должность лишь временно, однако на деле до сих пор удерживает оба поста. Ему было придано три помощника: Ачербо – в председательстве Совета, Альдо Финци – в Министерстве Внутренних Дел, и Эрнесто Вассалло – в Министерстве Иностранных Дел. Первые двое – выдающиеся Фашисты, последний – Народник. - Генерал Диаз стал Военным Министром, оживив работу Министерства присутствием настоящего генерала, после не очень удачных итогов работы штатских; Социал-демократ Бонарди – его помощник. - Адмирал Таон ди Ревель – Морской Министр; Фашист Чиано – его помощник по делам Торгового Флота. - Министерство Финансов принял профессор-Фашист де Стефани, наверное, единственный известный специалист в целом Кабинете; Помощник – социал-демократ Лиссиа. - Государственным Казначеем стал профессор Тангорра, Народник; Помощник Казначея – профессор Альфредо Рокко, Националист. - Герцог Колонна ди Чезаро, социал-демократ и племянник барона Соннино, стал Министром Почты; Фашист Карадонна – помощником. - Фашист Луиджи Федерцони – Министр Колоний; Либерал Марки – помощник. - Чезаре Де Векки – Секретарь в Пенсионном Министерстве. - Либерал (?) профессор Джованни Джентиле – Министр Просвещения; Фашист Дарио Лупи и Националист Луиджи Сичилиани – помощники. - Либерал де Капитани д’Арцаго – Министр Сельского Хозяйства; Коргини, Фашист – помощник. - Социал-демократ Карнацца – Министр Общественных Работ; Фашист Сарди – помощник. - Демократ-джиолиттианец Теофилио Росси – Министр Промышленности и Предпринимательства; Народник Гранки – помощник. - Народник Стефано Саваццони – Министр Труда; Фашист Гаи – помощник. - Генерал Дуэт – Комиссар Военной Авиации. - Мерканти – Комиссар Гражданской Авиации. Таким образом, Муссолини сформировал Кабинет, который хоть и был по преимуществу Фашистским, - включал в себя членов всех ведущих парламентских групп, кроме антинациональных социал-коммунистических. 8 Теофилио Росси и Карнацца представляли демократическую группу, к которой принадлежали Джиолитти и Орландо; Росси был фактически министром и в последнем Кабинете, и при Джиолитти. Может показаться странным присутствие здесь Народников, но следует помнить, что в их партии были как «левые», так и «правые», и Муссолини отбирал «правых». Выбор генерала Диаза и адмирала Таона ди Ревеля, с его точки зрения, имел особое значение, ибо их имена близко связывали с Итальянской Победой: первый был Главнокомандующим на заключительном этапе войны, второй руководил Штабом Флота. Причина столь разношёрстного состава Кабинета Муссолини заключалась в том, что, придя к власти, он стремился придерживаться, по возможности, конституционных методов. Конечно, способы, которыми он пользовался на пути к власти, были нестандартны, но тот факт, что Король поручил формирование Кабинета деятелю, имеющему весьма мало сторонников среди парламентариев, отнюдь не противоречит Конституции. Статья 65 Статута гласит, что «Король назначает и удаляет министров». Эта его свобода выбора не ограничена ничем. Лишь практика самого парламентаризма предполагает, что Кабинет обязан формироваться из людей, выдвигаемых парламентским большинством или, во всяком случае, по его рассмотрению. Одной из главных целей Фашизма стала борьба и ниспровержение того искусственного построения, которое выродившийся парламентаризм навязал стране к вящему её вреду. Муссолини справедливо утверждает, что если в Парламенте количество его сторонников мало, то по стране оно неисчислимо. Это противоречие создаёт нетерпимое положение, поскольку Палата более не представляет общественное мнение. Всего лишь один пример: Социалистическая Партия представлена более 120 депутатами (включая коммунистов) из общего числа 535 членов Парламента, т.е. свыше четверти от целого, тогда как во время своего последнего съезда они имели 62 тысячи приверженцев. Следовательно, необходим, даже и в соответствии с конституционными правилами, Фашистский Кабинет, где Фашисты стали бы преобладающим элементом. Но раз это было достигнуто, - Муссолини желал сохранить поддержку всех Национальных партий. Впоследствии ситуацию можно будет регулировать с помощью всеобщих выборов. Однако выборам не время, покуда реформа не обезпечит действенную защиту представительству, отражающему общественное мнение, и большую стабильность Правительству. Эта проблема до сих пор ожидает своего решения. То, что поразило иностранных наблюдателей в Октябрьском Фашистском Движении и вызвало у многих друзей Италии серьёзные опасения – это «неправильный» характер прихода к власти Муссолини. В самой Италии определённый сектор общественного мнения, включая то, которое представляет “Corriere della Sera” и классическая либеральная школа (??), сочувствуя целям Фашизма, отвергало его методы. Несомненно, их акция была революционной, и, как таковые революции нежелательны. Но следует принять во внимание, что страна находилась в столь отчаянном, - вызванном некомпетентностью, неспособностью, ничтожеством правящего класса, безчестием множества ведущих политиков и крахом всей государственной машины, положении, что только революционное преобразование могло его реально улучшить. Нити открыто покровительствовал социал-большевицким элементам; его преемники, на словах исповедуя патриотизм, обыкновенно давали дорогу красному насилию, и когда народная реакция, воплощённая в Фашизме, усвоила насильственные методы по принципу «око за око», они также 9 покорились этой форме насилия, неспособные предотвратить столкновения, происходившие ежедневно между Фашистами, коммунистами, социалистами и народниками. Для значительной части итальянского общества, иллегализм Фашистского действия был более чем оправдан бездействием Государства. Когда Красные и даже Народники постоянно нарушали закон, Государство не сумело их покарать, никто не сделал этого, пока не появились Фашисты и, хоть не по правилам, не призвали преступников к ответу. Районы, где коммунисты в течение трёх лет тиранили рабочий люд, принуждая его выдвигать непомерные требования и нарушать закон, - озарил свет истинной свободы с приходом Фашистов, свернувших красную власть, кое-где с головами этих господ, заливая им в глотки касторку, сжигая клубы и общественные дома, в которых Красные устраивали притоны. Другим аспектом деятельности Фашистов, позволившим им сохранить свою популярность, стали условия, при которых они подняли знамя Патриотизма: преступления Красных, оскорбления их в адрес войны, Армии, Триколора, инвалидов и павших воинов, та ненависть, которую они выказывали к Италии, их раболепное подобострастие к большевицкой России, и это после четырёх лет напряжённой борьбы, - всё это породило незамедлительно Реакцию. Народ понял духовное значение войны и итальянского в ней участия. Италия не воевала с 1866-го года, не считая гибельной Адуанской кампании, почти сокрушившей Национальный дух. И если кампания в Триполи смогла до некоторой степени его восстановить, то политики циничной джиолиттианской эпохи свели на нет её результаты. Мiровая война, завершившаяся победой, дала, наконец, Итальянскому Народу право для настоящей Национальной гордости и чувство Расового достоинства. Эти чувства социал-коммунистические бандиты пытались уничтожить и поставить на их место вырожденческий, деморализующий материализм. Фашисты провозгласили Реакцию, появление которой положило конец этому позорному явлению. Таким образом лучшая часть общественного мнения Италии видела в Фашистском насилии необходимое героическое средство. Фашизм также сумел Патриотической идеей увлечь рабочие массы. Следует далее помнить, что насилие, допускаемое с обеих сторон, в значительной степени являлось результатом буйного характера Итальянцев, усугубленного четырьмя годами войны, самой страшной за всю историю. Во всякой стране после войны насилие становится обычным делом, однако в Италии брошенное семя нередко прорастает в настоящее революционное действие. Множество событий, случившихся в Италии в это смутное время, воспринимались зарубежными, не всегда дружественными критиками, как знаки близкой катастрофы. Не раз британские, американские и французские редакторы спешно отправляли своих лучших специальных корреспондентов в Италию, чтобы получить во всех красках картину надвигающегося взрыва, но эти нетерпеливые журналисты по приезде находили здесь всё в явном спокойствии; им приходилось искать потрясений в другом месте и не находили они их нигде, как в России. Настоящая опасность для Италии исходит не столько от большевизма, который, возможно, вообще бы никогда не стал опасным без подкормки и поддержки со стороны Нити, сколько от последовательно насаждаемой деморализующей социал-коммунистической демагогии. 10 Фашистское Движение для большинства иностранцев совершенно непонятно и невообразимо ни в какой другой стране: - Революция, презиравшая государственную власть, пренебрегавшая ею, но широко приветствовавшая Короля и Армию; - Революционеры, требовавшие только восстановления закона и порядка, уважения к жизни и собственности, равного правосудия для всех без различия классов, сокращения и экономии в административной области, большей и упорной работы для всех, жертвенной и аскетической жизни ради всеобщего блага; - и рождённое этой Революцией Правительство, которое воздерживается от мести своим поверженным врагам, - это воистину достойное удивления, феноменальное явление. <…> Лондон, 1924 год 11
